ли его подвезти менЯ, когда человек сам крикнул:
     - Џрисаживайтесь, товарищ командир!
     џ  упал на  солому. Ѓуграстые  загривки  волов прикрыли менЯ  от ветра,
только ноги  продолжали  стыть, а  рук Я вовсе не  чувствовал.  џ  предложил
вознице вытащить из моего кармана табачок и скрутить по одной.
     - Џонимаешь, пальцы у менЯ совсем обмерли.
     - ’пру! - крикнул человек, повернулсЯ и как-то неловко стал вытаскивать
у  менЯ из кармана  кисет.- ‚от  потеха-то,  товарищ командир,- говорил  он,
улыбаЯсь.- “ вас пальцы не гнутсЯ, а Я вовсе без руки!
     ’ут только  Я заметил, что у него  из рукава торчит  гладкаЯ чурка. Њне
стало стыдно. џ достал кисет и, просыпаЯ, скрутил две папиросы. Њы закурили.
‹ицо человека принЯло детски счастливое выражение.
     - •орошо! ‘лабоват только малость. “ нас в  части, бывало, тоже "Љафли"
выдавали. Ђ только мы больше махорочку почитаем.
     Ћн  причмокнул  на  волов, и  те  послушно-тЯжело  зашагали, встрЯхиваЯ
заиндевевшими загривками.  „ым  приЯтно согревал рот. Њы  молча  курили,  но
человек  то и  дело радостно и многозначительно мне  подмигивал, словно мы с
ним тайком украли какое-то запретное наслаждение.
     ‘ани  спустились под бугор, и вот  уж стелютсЯ под полозьЯ голубые тени
сосен. „орога шла совершенно прЯмо и лишь в одном месте делала едва заметный
поворот.  ‚озница  отвлексЯ,   занЯтый  папиросой  и  тем  сложным  глубоким
удовольствием, которое  получал от  нее, и,  воспользовавшись  этим, волы  и
поперли прЯмо по целине.
     Ћни выбивались из сил, но с  каким-то  тупым упорством не желали видеть
дороги, котораЯ пролегала рЯдом.
     - Ѓатюшки! - воскликнул  человек, вываливаЯсь из саней.  Ћн заковылЯл к
мордам волов и повис  на  оглобле. Џо  первому же его движению Я  понЯл, что
вместо  правой ноги у него  протез:  живаЯ  нога не проваливаетсЯ в снег так
глубоко.  Љакое-то  сложное  и  недоброе  чувство мешало мне прийти  ему  на
помощь.  џ внимательно  и  безучастно  следил за  всеми  его  беспомощными и
смешными движениЯми.  Ќаконец, он как-то  изловчилсЯ и вывернул морду одного
из волов в сторону дороги. ‚олы с той же спокойной тупостью круто повернули,
едва не опрокинув розвальни.
     - € упрЯмый же народ эти вoлики! -  сказал человек, не упав, а рухнув в
сани, как дерево. „а он и был наполовину деревом...
     "Ќе волики, а гнусные скоты, которые мучают  тебЯ, сукин ты сын! ‘хвати
свою деревЯшку здоровой рукой и  лупи их по  мордам, бей их под живот, туда,
где у них опалено серым. Ђ потом бей менЯ, бей всех, кто тебе попадетсЯ  под
руку. •оть на это пригодЯтсЯ твои деревЯшки!.."
     ђазумеетсЯ, Я ничего этого не сказал, Я как-то оцепенел вдруг.
     -  ‡наете,  товарищ командир,- заговорил  вдруг ездовой,- неспособный Я
человек. ‘ полгода, поди, прошло, как из госпиталЯ выписалсЯ, и все никак  к
деревЯшкам  не  приобыкну.  —удно, ей-Ѓогу! Ќаполовину  из  живого  тела,  а
наполовину из дерева.  „аже  к жене  вот ехать  совестно,  мы-то не здешние,
с-под  ‚ышнего ‚олочка,  чего ей с чуркой  спать  -  срамотно! -  €,  совсем
развеселившись от  разговора с хорошим  человеком - похоже,  возница  считал
менЯ хорошим  человеком,- он с отчаЯнным  жестом, словно  решаЯсь на великую
нескромность, даже не сказал, а радостно и  любовно всхлипнул: - ќх, товарищ
командир, свернем еще по одной!..
     ќтот  смиренник  совсем  доконал  менЯ. џ  вылез  из  саней  еще  более
деревЯнным, чем он сам...
     ‚ госпитале Я нехорошо растерЯлсЯ. џ представлЯл  себе строгую,  чинную
больничную  тишину, куда Я внесу решительный  диссонанс. Ќо  здесь  все были
сами  какие-то  сумасшедшие. ‡десь  было людно, шумно  и  бестолково, как на
рынке. ђаненые  мотались  по лестницам и коридорам среди намазанных  девок в
белых  халатах.  џ  присел   около   "титана",  чтобы  немного  освоитьсЯ  с
обстановкой.
     ђаненые то и дело снимали с гвоздЯ огромный тЯжелый ключ,  словно бы от
монастырских  дверей,  и  ковылЯли  в   уборную.  Ќа   лестнице  к   раненым
присоединЯлась  сестра.  Љлюч  визжал в замке,  и  высокаЯ готическаЯ  дверь
скрывала парочку. Љазалось, весь  госпиталь страдает  недержанием мочи: ключ
ни минуты не висел спокойно на гвозде. Ќу и сестры в этом  госпитале! ‘тоило
посмотреть, что можно сделать из простого полотнЯного халата и пары кирзовых
сапог длЯ приданиЯ себе соблазнительного вида.
     џ охотно верю,  что это не мешало сестрам дежурить по трое суток крЯду,
не спать ночей, до  полного изнеможениЯ возитьсЯ  с градусниками и уточками.
Ћт усталости глаза у  них были красные,  как у  кроликов.  Ќичуть не мешало,
напротив:  не  будь  уборной с  ее  кратким  счастьем,  немногие  смогли  бы
выдержать такую жизнь...
     ђешив,  что  мне   не  освоитьсЯ  в  этом  монастыре,  не  свершив  его
сокровенного  обрЯда,  Я снЯл со  стены ключ, тЯжело наполнивший  ладонь. Ќа
лестнице Я уловил робкую мольбу чьих-то голубых и  печальных глаз, но у менЯ
не хватило смелости  ответить  на  их  молчаливый призыв. џ исполнил  обрЯд,
вытравив из него содержание веры, и потoму осталсЯ столь же чужд этому миру,
как и  прежде.  ЊенЯ  хватило лишь  на то, чтобы  узнать дни приема главного
психиатра фронта.
     џ  медленно  брел  по  дороге, слабо  освещенной луной.  ‚о мне  что-то
шевелилось,  складывалось, распадалось и  соединЯлось вновь.  Њозг оставалсЯ
безучастен к этой смутной, тревожной и властнрй работе  подсознаниЯ. ‚друг Я
с  острой  болью  шарахнулсЯ  от  какого-то  черного предмета. ќто был  куст
можжевельника.  Ќе то чтобы Я укололсЯ о его иглы, он рос обочь дороги. Ќет,
это  был  первый предмет,  который Я  обнаружил, выйдЯ  из странного  своего
состоЯниЯ,  и он причинил мне боль. ќто была боль от  ненужности. ‡ачем  мне
этот куст, эта дорога, зачем  мне все, что наполнЯет этот чуждый, враждебный
мир?
     ‘мутнаЯ работа подсознаниЯ завершилась сломом, смысл которого Я осознал
лишь на другой день.
     џ достиг своей цели. ’еперь все причинЯло мне непереносимую,  удушающую
боль. џ готов был  кричать  при виде серебрЯной, в голубом ореоле, луны; Я в
ужасе шарахалсЯ  от  телеграфного столба; звук человеческого  голоса вызывал
гримасу  страданиЯ  на моем лице. € все это было непроизвольно,  без всЯкого
участиЯ  воли.  џ  достиг  последнего  краЯ  отчужденности от мира,  Я  даже
перестал  обращать  внимание  на  вшей.  џ  думаю,  что  подобное  состоЯние
охватывает  души  великих  практиков накануне  их  главного  свершениЯ:  уже
знаешь, что не  можешь  не сделать того,  что начертал  себе.  ’олько сейчас
понЯл Я, до чего несобранны, легкомысленны и слабы окружающие менЯ люди. ЊоЯ
душа   испытывала  давление  в   сто   тысЯч  атмосфер  -   что   же   могли
противопоставить они человеку, сжавшему  в себе  такую силу боли?  ќти люди,
длЯ которых ночь -  это просто тьма, а не кромешный бред; луна - это луна, а
не нежный и тоскующий лик матери, склонившейсЯ над больным сыном; печь - это
просто тепло, а не тоска по утраченному теплу семьи. ‹юди не спотыкающиесЯ о
тени, как о  железные брусьЯ, а спокойно ступающие по ним; длЯ которых сон и
Явь четко разделены, а не перемешаны болью до той степени, что уж не знаешь,
что  приснилось  тебе, а  что  свершилось  наЯву.  ђассеЯнные,  нищие  люди,
наделенные ничтожным дневным сознанием!..
     Ѓольной, несчастный, сильный, уверенный в себе,  шел Я на другой день в
госпиталь.  џ  верил, что это последний мой шаг в сторону от прЯмого  пути к
дому, к семье...

        †…ЌЂ Ѓђ€ѓ‚ђЂ—Ђ

     -  ‘адитесь,-  сказал  главный психиатр-невропатолог фронта,  полковник
медицинской службы,  крупный, глыбистый  человек  с  дореволюционным земским
лицом.-  Ќу-с, на что вы жалуетесь? - спросил он с уютной, тепло-иронической
интонацией.
     џ посмотрел в добрые, голубые, чуть насмешливые глаза, на седоватые усы
щеточкой, на  большие, склерозированные, располагающие  к  доверию щеки,  но
подсказки не получил.
     - џ ни на что не жалуюсь.
     “лыбка исчезла на  миг краткой оторопи и  снова затеплилась  на умном и
слишком понимающем лице врача.  Ћн пошевелил какие-то бумаги на столе,  одну
из них поднес к глазам и сразу отбросил.
     - ’ак что же мы будем делать?
     - Ќе знаю. ЊенЯ послали...
     “лыбка сползла с его губ, на этот раз окончательно.
     - ђазденьтесь  до  поЯса  и снимите сапоги,-  сказал  он,  хватаЯсь  за
докторский  молоточек -  бессильное оружие ученых слепцов,  претендующих  на
знание тайного тайн человека.
     Џоследовал рЯд ритуальных действий: удары под коленку, кресты - пальцем
-  на  груди, полоски бумаги  на вытЯнутых  вперед руках и прочаЯ бессильнаЯ
чепуха. € глубокомысленное:
     - Њы должны вас комиссовать.
     - —то это значит?
     - ђешить - годитесь ли вы к продолжению службы в армии.
     - ‘ какой стати? џ здоров.
     - ќто и решит комиссиЯ.
     ЏризнатьсЯ, Я ждал от него большего. „лЯ такого примитивного решениЯ не
нужна была столь прекраснаЯ стариннаЯ внешность. €ли Я так  заигралсЯ в свои
придурочные игры, что  потерЯл над собой контроль и  ввел в заблуждение даже
этого старого, опытного врача?
     - Ќо Я-то себЯ знаю. ‘о мной все в порЯдке.
     - Џочему вас послали сюда?
     Ћн запутывал менЯ, Я не знал, что  ему ответить, как себЯ вести. ‚от не
ждал, что  он  так  круто возьмет быка за  рога.  Њне  казалось,  он  должен
постаратьсЯ понЯть сидЯщего  перед ним человека.  Ћн сбил менЯ с толку. џ не
хочу и  не могу быть  запечным сверчком в Њельхиоровом царстве, не хочу быть
изгоем, третьим лишним, от которого надо любым способом избавитьсЯ, но лучше
вернутьсЯ  туда, чем идти на комиссию. Ђ чего мне, собственно, боЯтьсЯ, Я-то
за себЯ спокоен! Ќо  Я боЯлсЯ и  ничего  не  мог поделать с  собой. џ  вдруг
почувствовал,  что мое притворство,  как  бы сказать,  не  совсем зависит от
менЯ.  Џохоже, менЯ  доконали.  Ќо  как  сказать ему,  что  мне  нужна  лишь
маленькаЯ  передышка,  а не  демобилизациЯ? џ  рассчитывал  на  человеческое
общение, а столкнулсЯ с канцелЯрией. Ћн ждал ответа.
     - Ђ вы их спросите,-  сказал Я грубо.  Џлевать  Я хотел  на его  четыре
шпалы. …сли ты врач, то и будь врачом, а не занимайсЯ допросом.
     -   Џочему  вы  не  хотите  быть  искренним?  -  сказал  он  совсем  не
начальственным  и  даже  не   докторским  голосом,   а  каким-то   огорченно
человеческим.
     џ промолчал.
     - “ вас был инцидент на передовой,- это было утверждение, а не вопрос.
     ѓосподи, какой Я дурак! ‚едь ему  все известно из письма Њельхиора. Љем
же он менЯ все-таки считает? Џсихом?  Ќо он врач и понимает, что Я нормален.
‘имулЯнтом, как  моЯ поезднаЯ подруга?  Ќо чего  Я  добиваюсь, если  не хочу
комиссоватьсЯ? Ќе  могу же  Я ему сказать, что хочу в Њоскву, домой, к маме.
ќто было бы  той  единственной  правдой, какой он от менЯ не услышит. Џочему
простые и естественные мотивы  человеческого поведениЯ должны быть скрыты, а
взамен   их  выдвинуты  искусственные,   опирающиесЯ   на   какие-то   Якобы
обЯзательные  длЯ  всех  нормы?  Ђ  Я  хочу  к  маме. „а, взрослый  человек,
писатель,  муж, уже  оставленный женой, автор книги, офицер, участвовавший в
бою и выходивший из окружениЯ, и вовсе не слабак, не соплЯ на заборе, Я хочу
к маме. Ќо вместо всего этого Я сказал:
     - “ менЯ не сложились  отношениЯ в  отделе. ќто долгаЯ историЯ. Ћт менЯ
не прочь избавитьсЯ. ‚от почему Я у вас.
     - ќто не ответ на мой вопрос.
     Ћн  вышел  из-за  стола,  взЯл  мою  голову  в  большие  теплые ладони,
пошевелил  ее и вдруг сжал. Ѓыл острый укол  боли, Я сумел не вскрикнуть, но
вздрогнул.
     - Ћсколок, пулЯ? - спросил он.
     Љонечно, в самое  непродолжительное времЯ  он все из менЯ вытЯнул, даже
то,  что Я  нарочно придурЯюсь, чтобы менЯ не принЯли  за симулЯнта. Ћб этом
лучше было бы умолчать.
     -  ‚ы  знаете,  что  в  психиатрии  вместо  "симулЯциЯ"  принЯт  термин
"агровациЯ" -  сознательное усиление болезненных симптомов. ќто тоже признак
болезни.
     - Ќо Я...
     - ‚ы  не в  форме,- перебил он менЯ.-  „авайте возьмем это  за  основу.
ЏсихиатриЯ  - не точнаЯ  наука.  џ вполне допускаю, что вы можете продолжать
службу,  и это  полезнее  длЯ вас,  чем вакуум  покоЯ.  Ќо мы с вами люди  в
шинелЯх. џ не могу ни отослать вас назад, ни  оставить здесь.  џ должен, вас
комиссовать. ‚озможно, вас не демобилизуют.
     - ѓде эта комиссиЯ?
     - ‚ ‘аратове.
     -  џ туда не поеду. Ќаправьте менЯ в Њоскву. “ менЯ хорошие отношениЯ в
Џ“ђе. џ уверен, обойдетсЯ без всЯкой комиссии.
     - ‚  Њоскву мы не имеем права  посылать.- Ћн долго и пристально смотрел
на менЯ.- Ќо Я нарушу инструкцию. „альше фронта не  пошлют,- он усмехнулсЯ.-
“ вас интересный случай. џ уверен, что перегрузки, в том числе душевные, длЯ
вас  благо.  Ќо  сейчас тележка  слишком  перегружена.  џ  не  знаю, как  вы
справитесь, но уверен - справитесь. •отелось бы в этом убедитьсЯ.
     - џ напишу вам.
     - ‚ы  писатель - молодой, начинающий. џ вас не читал, не  слышал вашего
имени.  …сли когда-нибудь  услышу, значит,  не совершил  ни должностной,  ни
врачебной ошибки.
     Ћн достал из Ящика письменного стола госпитальный бланк  и стал  что-то
писать...
     џ не мог  обнЯть и поцеловать этого доброго, умного, совестливого земца
с четырьмЯ  шпалами,  не  мог  ничем  выразить своей  слезной благодарности.
“ходЯ, Я  козырнул,  приложив  руку  к  пустой  голове  (армейский  ум,  как
известно, находитсЯ в шапке), затем еще раз козырнул и, как последний дурак,
в третий раз вскинул руку к виску. Ќо уверен, что он все понЯл.
     ...Џолучив  ключи  от  Њосквы  в  запечатанном  конверте,  Я  вышел  из
госпиталЯ.
     Ќе  знаю,  чем  объЯснить, но  короткаЯ эйфориЯ  погасла, едва за  мной
захлопнулась госпитальнаЯ дверь. Њне вдруг стало жаль терЯть здешнюю  жизнь,
в  которой мне ничего не светило, и  людей, чьи пути пересеклись с моим. ќто
было  бы  понЯтно, если б речь шла о враче-психиатре, о женщине  в поезде, о
бойцах,  вытащивших менЯ из воронки,  о стройбатовцах, извлекших из землЯной
могилы,  о полудеревЯнном  ездовом,  о  хозЯйке избы, кормившей  и терпевшей
менЯ, даже о глупенькой Ќаденьке, даже о черкесе ђубинчике, но в сознании на
равных с  ними скользили  тени работЯги  Ѓровина,  Ќабойкова,  толстой  Ђси,
сонного дневального  и даже Њельхиора. Ћни все чем-то нужны  мне, хотЯ  Я им
совсем не  нужен, а вдруг  тоже нужен и тоже  промелькиваю видением сна  или
Яви?..
     „ень  был  еще Ясен, но  все предметы резко очертились  в пространстве,
налились  тенЯми,  недоверчиво ушли  в самих себЯ, как это бывает под  уклон
днЯ. Ќад горизонтом легла фиолетоваЯ тень земли.  џ, конечно, не успею домой
дотемна. „орога лишь казалась короткой:  до леса рукой подать, за  ним сразу
околица с  колокольней, от колокольни видна моЯ изба, а в ней теплаЯ лежанка
и кусок сала, который Я вчера предусмотрительно не доел. „орога  обманывала,
она  была волнистой: горбина - провал, вверх -  вниз. Љогда смотришь отсюда,
провалов не видно,  горбины  же складываютсЯ в  короткую  линию.  џ попаду в
ночь, а с некоторых пор Я не доверЯл ночи. ђешено: Я заночую здесь.
     •имическаЯ  грелка, которую  Я налил  водой  перед  тем,  как  покинуть
госпиталь, жгла руку сквозь  варежку, но тепло не передавалось телу. џ сунул
грелку за пазуху. Ћна  тут же прорвалась, из  нее посыпалсЯ  какой-то черный
порошок.  Њаленький  участок  груди  под  грелкой  быстро   погорЯчел,  и  Я
почувствовал, как, ожившаЯ, по нему просеменила вошь.
     ‚етер, шатавший скворечни,  спустилсЯ  вниз, стригнул,  словно  птичьим
крылом, по  снегу и  студью полыхнул под шинель.  џ  прижал одежду  там, где
ударил холод, и не дал ему обнЯть менЯ всего,  но ветер загудел и  накинулсЯ
на менЯ, ожесточенно, без передышки...
     ‚ первой избе,  куда Я сунулсЯ в поисках ночлега, мне отказал военный в
синем галифе и матросском тельнике. Ќа мой стук он приоткрыл дверь, заполнив
щель  своим большим сытым телом, и стал молча проверЯть засов и ход задвижки
в  петлЯх, словно Я  стучал специально длЯ  того,  чтобы  указать ему на  их
ненадежность. Ќе спеша и основательно притворил дверь и наложил запоры.
     ‚ другой избе мне даже не открыли двери. •риплый мужской голос спросил:
     - Љто таков?
     - €з госпиталЯ... Џустите переночевать.
     - ђаненый, что ли?
     - Љонтуженый. Ќа комиссии был...
     - Њеста нет,- сказал человек и равнодушно зашлепал прочь от двери.
     џ подождал зачем-то  и  пошел к  следующей  избе.  ЊенЯ сразу впустили.
‡десь были  одни женщины: старуха, молодаЯ  солдатка с младенцем  у  груди и
уродливаЯ бабенка с вытЯнутой конусом и приплюснутой сверху головой.
     - ђанетый? - с состраданием спросила старуха.
     џ объЯснил что и как.
     -  ђаздевайтесь,  товарищ командир,- сказала  старуха.- џ вам валеночки
дам.- Ћна достала с печки пару разношенных драных чесанок.- Ќехорошие, а все
тепше будет.
     џ с наслаждением сунул ноги в их  колючее сухое тепло. ђаспотрошившийсЯ
вконец  химобогреватель  бросил  в  поганое  ведро.  Ќо  тепло,  наполнЯвшее
комнату, не  пронимало тело, по-прежнему холод  мозжил  кости, и всего  менЯ
трЯсло от озноба. ‘таруха заметила это.
     - ‚от пройдите туда, товарищ командир, там печка топитсЯ,- сказала она,
распахнув дверь в другую комнату. Љоричневый, грациозный, как цирковой конь,
доберман-пинчер  выскочил из комнаты и  забегал, вскидываЯ  плоскую, змеиную
голову с длинной острой мордой.
     Ћткуда такой  красавец в  крестьЯнской избе? ќто был аристократ  высшей
марки: дрожь волнами пробегала по его узкому нервному телу.  Љогда Я захотел
погладить  его,  он  брезгливо   фыркнул,  обнажив  мелкие  острые  зубы,  и
уклонилсЯ.
     …ще более менЯ  поразил вид  комнаты. Џолка с  книгами, коврик, широкаЯ
тахта,  письменный стол,  заваленный бумагами, фотографии в  рамках... џ  не
решалсЯ войти.
     - Џроходите, проходите,- сказала старуха, заметив  мое замешательство.-
€х нет...
     џ понЯл, что  "их" значит хозЯев, и осторожно прошел к белой печурке. ‚
комнате действительно было очень тепло. Џлотный ласковый жар обкладывал тело
со всех сторон, словно закутывал в нагретый мех.
     Ћколо печки лежал штабелек сухих березовых дров. ‘таруха открыла дверцу
и, растревожив  угли, сунула  сухое  полено,  мгновенно  занЯвшеесЯ  веселым
треским пламенем.
     - ‡десь... у нас...- говорила она, шевелЯ  огонь  в  печке,- бригврач с
женой живут... ’ут все ихние вещи...
     Ќичего  себе - попал! ѓлавное медицинское начальство фронта! џ не знал,
в  чем  состоит  опасность,  но  было  Ясно,  добром  это  не  кончитсЯ.   џ
почувствовал,  что  не имею  права попирать ногами этот  пол,  гретьсЯ  этим
теплом, дышать тем же воздухом, каким дышал бригврач. џ  не  был подхалимом,
но Я  стал осторожен  и не любил  фамильЯрничать с судьбой. џ уже придумывал
благовидный предлог длЯ ухода, когда старуха сказала:
     - Ћн сейчас в отъезде. ‡а детьми своими в ’оржок полетел. Ћн второй раз
женившись, на молоденькой, вот и хочет деток ей привезть...
     “ менЯ отлегло от сердца, но все же Я сразу поскромнел в этой избе.
     ‘таруха рассказывала:
     - Ћн строгий человек, справедливый. “ них ни крику, ни ругани, ни-ни...
Ђ как она что  не по  его  сделает, он  ей объЯснЯет. ‘покойно так, чтоб она
понЯла. ’ерпеливый человек. €ной раз слышно,  он ей объЯснЯет и час и два, а
голоса  никогда не повысит. Ћна, правда,  иной  раз заплачет, а  он  обратно
объЯснит,  что  плакать  не  надо.  €  так  все  ровно  у  него  получаетсЯ.
‡аслушаешьсЯ.
     - Ѓывало, он ей всю  ночь  объЯснЯет,- вмешалась  баба с конусообразной
головой.- ЏрЯмки удивление, сколько человек слов знает...
     - „а, милаЯ, образование-то у  него какое! —то  она перед  ним есть!  -
вмешалась солдатка, котораЯ с  ребенком на руках подошла и встала в дверЯх.-
’ьфу,  и только! Џриехала сюда с  медицины своей и  ничего не может. Љабы не
он, ее бы на фронт послали. џ слышала разговор промеж них. Ћн ей объЯснЯл...
     - Ђ уж живут богато...- вздохнула старуха.
     Џес, проскочив мимо солдатки, беспокойно заметалсЯ по комнате и жалобно
заскулил. Њое присутствие доставлЯло  ему  почти  физическое  страдание. …го
длинный  нос, верно, остро чувствовал тревожный запах дорог, идущий от моего
тела и одежды, запах, столь противный и чуждый духу этой комнаты. Љо мне  он
не приближалсЯ, словно запах  в своем средоточии  был длЯ него смертелен. Ћн
только скашивал  на  менЯ  круглый  Янтарный глазок, горевший  ненавистью  и
отвращением. џ, наконец, не выдержал.
     - ”у, отогрелсЯ,- сказал Я, перевел дыхание, словно мне душно, поднЯлсЯ
и  неторопливой походкой  направилсЯ к  двери. Џо дороге Я задержалсЯ у двух
фотографий,  на одной  из висевших на стене был изображен сам бригврач. ‹ицо
его  показалось мне знакомым.  ‚  мгновенье  сотни виденных лиц мелькнули  в
воображении, но были отвергнуты. ‡атем пронеслись мутные блики  каких-то лиц
из  раннего  детства,   вскользь  замеченные  из   окна  вагона,  на  улице,
мелькнувшие на страницах книжек, лица начали путатьсЯ, обмениватьсЯ чертами.
€  вдруг  Я понЯл. Ѓригврач был копией  своего пса, или  наоборот.  Џодобное
сходство не редкость, но здесь оно было поразительным. ’а же плоскаЯ голова,
вытЯнутое вперед тонкое  сухое лицо, едва проложенное мЯсом под кожей, с той
лишь разницей, что в тонкости черт бригврача не было породы.
     „ругое лицо было  женское. Џо эмблемам на петлицах Я догадалсЯ, что это
жена  бригврача.  ‘овсем  юнаЯ,   года  двадцать  два,  двадцать  три.  —уть
вздернутый нос, густые волосы, чем-то очень милаЯ.
     џ был в дверЯх,  когда мне  неудержимо захотелось еще раз  взглЯнуть на
карточку жены бригврача. џ помедлил, затем неуклюже повернулсЯ всем корпусом
и шагнул к стене.
     ‘транное  лицо. Љазалось, его не вмещает рамка. Ћно выходило из рамки и
наполнЯло  комнату  огромной, доброй  и  беззащитной улыбкой.  ЃольшеротаЯ и
большеглазаЯ, она была скорее некрасива, но,  быть  может, это и  есть самаЯ
лучшаЯ и настоЯщаЯ красота, когда в каждой черточке светитсЯ хорошаЯ душа. џ
стоЯл, смотрел и уже не знал, как выйти из  этого  положениЯ, когда  старуха
позвала менЯ: "Џрисаживайтесь кушать, товарищ командир".  џ быстро  прошел в
первую комнату.
     ’етка с головой конусом подала на стол дымЯщийсЯ борщ. Њы стали хлебать
из  одной  чашки.  •отЯ  борщ  был   жидкий  и,   загребаЯ  тощий  приварок,
сотрапезники, в знак ли того, что не брезгуют  мной, заводили ложки  к моему
краю, мне показалось, что Я никогда не ел такого вкусного борща. Џотом бабка
вытащила из-под стола кусок лепешки, помазанной чем-то розовым.
     - Џопробуйте нашего сладкого пирога, товарищ командир,- сказала бабка,-
это из шелухи свекольной. “ нас собачке свекольник варЯт...
     џ  быстро умЯл  кусок,  после  чего  менЯ  потЯнуло в сон.  џ  с трудом
удерживал потЯжелевшую голову, чтобы  она  не упала на  грудь. ‚ этот период
жизни  все  человеческие  потребности возникали  во  мне  в порЯдке  строгой
очереди. €нтенсивность, с какой каждаЯ из них приходила, поглощала все силы,
исключала возможность сочетаниЯ.
     •озЯйка  заметила, что  Я клюю носом, и принЯлась  стелить постель. Ћна
накидала  соломы, уложила  сверху  два тулупа,  а  на  укрытие дала  толстое
стеганое  одеЯло. џ  натЯнул его на  голову и сразу  перешел  в то состоЯние
полудремы, полуЯви, которое  со времени моего завшивлениЯ заменЯло  мне сон.
…два Я лег, как все животное хозЯйство на моем теле разом пришло  в движение
и  тысЯчи  буравчиков  впились  в  кожу. ‚  то  времЯ,  как  часть  сознаниЯ
погрузилась в  трепетный мир сновидений,  которым  беспрерывный зуд  сообщал
печальный и томительный  оттенок, другаЯ  часть отчетливо фиксировала  очаги
поражениЯ,  направлЯЯ туда  длЯ  утишениЯ  руки. џ  грезил и  чесалсЯ, и чем
печальнее и трепетнее сиЯл мой сон, тем больше приходилось  работать руками.
џ очнулсЯ от бьющего  в  глаза  света. Џодобно некоторым животным, которые в
момент опасности притворЯютсЯ  мертвыми,  Я не  подал виду, что проснулсЯ. џ
хотел выЯснить  сперва, что  угрожает мне.  џ  слышал  немного встревоженный
голос старухи:
     -  ‚ошли... попросились  на  ночь. ѓоворЯт,  на комиссии были...  Ќу, Я
пустила, человек больной всежки...
     -     Ќадо    было    документы     спросить,-     произнес     женский
хриповато-разнузданный голос.
     -  Ђ чего ж спрашивать? - отвечала старуха.-  Џопросились на одну ночь,
сказывают, больные...
     - Ћпусти фонарь,- произнес чей-то тихий голос. ЏЯтно света качнулось на
моем лице и отошло в сторону.
     -   Ќадо  его   растолкать   и   выЯснить...-   сказала  обладательница
разнузданного голоса.
     џ  не  стал  дожидатьсЯ  толчков и открыл глаза. Ќадо  мной  стоЯли две
молодые  женщины. ‚ позе женщины,  склоненной над спЯщим, есть всегда  нечто
материнское, на менЯ  пахнуло двойным обаЯнием  молодости и материнства. ќто
длилось  не долее секунды. џ быстро сообразил, что  их молодости нет до менЯ
никакого  дела,  о  материнстве  и говорить не  приходитсЯ.  Џолуослепленный
фонарем, снова уставленным мне в лицо, Я все же мгновенно уловил различие их
черт:   одна  была  полнаЯ,   некрасиваЯ   женщина   с  красноватой   кожей,
серо-зелеными  глазами навыкате - пристальные и недовольные, они не выражали
никакой души, зато коричневые с  голубыми белками огромные глаза второй были
прекрасны.  …динственно  в расчете на эти глаза,  в которых с  поразительной
быстротой  в  момент  встречи  наших   взглЯдов   промелькнуло  любопытство,
смущение, удивление,  брезгливость,  сострадание, решил Я  боротьсЯ  за свое
место в избе.  џ, конечно, сразу узнал тонкое, нежное,  дерзкое, доброе лицо
жены  бригврача.  ђешив  заговорить, Я прекратил  чесатьсЯ.  ‚се  времЯ, что
длилось  наше взаимное разглЯдывание, Я не переставаЯ скребсЯ.  џ  делал это
бессознательно,  и,  чтобы  прекратить постыдные  движениЯ, мне  нужно  было
специально  подумать  об  этом.  Џобеда над  психикой,  которую  Я  научилсЯ
включать  и выключать  по  своему усмотрению, далась  мне  ценой потери рЯда
простейших рефлексов, не существенных длЯ тогдашней моей борьбы.
     ‘ейчас мне непонЯтно,  как не умер Я  в тот момент от стыда. Ќо тогда у
менЯ с удивительной точностью работал инстинкт самосохранениЯ.  Ћн давал мне
ту хорошую грубость, которой мне так не хватало всю жизнь,  она словно корка
грЯзи на моем  теле  облегала защитным слоем все чувства. џ дочесал какое-то
место, вынул руки из-под одеЯла и, приподнЯвшись на  локте, объЯснил им, кто
Я и как сюда попал. џ сказал им о своей болезни,  не скрыл, что Я писатель и
вообще  не  простой побродЯжка-инвалид, а нечто более сложное и трагическое.
ЉраснолицаЯ подруга хотела  потребовать документы, подтверждающие истинность
моих слов, но жена бригврача сказала:
     - Ћставь, не надо.
     ‚орча, краснолицаЯ  опустила фонарь, и обе молодые женщины ушли в  свою
комнату. џ слышал,  как  они  там раздевались, смеЯлись,  пили чай. •отЯ все
сошло благополучно, Я решил закрепить успех. џ встал и, постучавшись, слегка
приоткрыл дверь. †енщины были в халатах.
     -  Џростите,  у вас не найдетсЯ  немножко  табаку? Ќе могу заснуть,  не
покурив. Џривычка к отраве...
     - Њы не курим,- грубо сказала краснолицаЯ.
     -  Џостойте,- сказала жена бригврача. Џоискала в столе и вытащила пачку
"Љафли".  џ  было  шагнул  вперед,  чтобы  принЯть  дар,  но  она  испуганно
закричала: - Ќет, нет, не подходите! џ вам сама дам!
     €здали, вытЯнув руку  с наголубевшими жилками  на локтевом  сгибе,  она
протЯнула мне  табак. Ѓудь это сказано иначе,  Я бы оскорбилсЯ. Ќо у нее это
вышло так искренне - естественное отвращение чистого человека к грЯзи, что Я
не почувствовал  обиды. Ћна в  самом деле была такаЯ  чистаЯ, прЯмо сиЯла. џ
взЯл табак, вернулсЯ на свое ложе и закурил, немного взволнованный близостью
молодых женщин.
     “тром, в полусне,  Я видел, как толстаЯ краснощекаЯ  подруга мылась над
ведром. Ћна  мылась удивительно тщательно, лицо,  уши, подмышки, шею, грудь,
запускала мочалку во все извивы тела, скреблась с ненасытной жадностью. ЊенЯ
слегка  замутило.  Љазалось,  она  никак не  может  смыть какую-то застойную
нечистоту. ‡атем она прошла через горницу совсем одетаЯ, в треухе и ватнике,
и  хлопнула входной  дверью. ’еперь дверь стала  хлопать  непрестанно,  дыша
морозным воздухом. •озЯева готовили горЯчее  пойло длЯ коровы, выносили корм
птице. ‚ просвет мелькнул кусочек  голубого морозного утра, петух с поджатой
ногой,  парок, идущий  от  чего-то  теплого,  выплеснутого во  двор.  ЋдеЯло
защищало  менЯ от  студи, привыкнув  к хлопанью  двери,  Я  снова  ненадолго
заснул.
     Џроснувшись окончательно, Я сел на своем  ложе, и когда кровь отлила от
головы, на краткий миг притушив и снова  вернув сознание,  Я понЯл,  что мне
трудно продолжать жить. Љак будто кончилось горючее...
     ЋттЯгиваЯ времЯ, Я  сворачивал папиросы  одну  за другой, но самокрутки
выкуривались   страшно  быстро,  и  Я  отчетливо   представлЯл  себе,  сколь
быстротечны будут все  остальные оттЯжки:  одевание, наворачивание портЯнок,
выход  на  двор,  где все  хрустело  от стужи, и  еще  одна папироса,  самаЯ
последнЯЯ... € тут Я заметил, что жена бригврача, лежа  в постели, следит за
мной сквозь неплотно притворенную дверь. ‘ледит -  нехорошее слово: смотрит,
внимательно и  задумчиво, и лицо  у нее совсем не такое,  как  на  карточке,
невеселое, усталое лицо.
     Џес  с   неодобрением  наблюдал  этот   пристальный   взглЯд   хозЯйки.
—еловеческое боролось в нем с животным: он то и  дело прерывал свое занЯтие,
чтобы уничтожить  какую-то  нечисть  на своем теле. ‹ЯзгаЯ зубами, зарывалсЯ
длинной мордой  между  лЯжкой и  брюхом.  € снова, словно вспомнив, вперЯл в
хозЯйку недобрый осуждающий взглЯд. ЉоричневаЯ его шкура золотилась...
     Њожет  быть,  менЯ  повело   безотчетное  чувство,  стремившеесЯ  найти
оттЯжку,  большую, как  жизнь. € когда Я  думаю  о  своей  смелости, не  той
смелости, что  пришла потом,- потом было мгновенное острое  чувство  тоски и
довериЯ, догадка, порожденнаЯ огромной
     искренностью,-  но  о  той  первой  смелости,  заставившей менЯ сделать
первый шаг,  Я вижу, что источником ее была все та же утрата воли к действию
жизни.
     Џес отскакнул, когда Я вошел. Ћн заскулил с тоской и злобой, словно ему
разом отдавили все  лапы.  Џодошел  к изголовью и, раздвоив  взглЯд Янтарных
глаз, уставилсЯ со злобой и страхом на менЯ, с жесткой угрозой - на хозЯйку.
     ‘олнце  лежало  золотыми  квадратами  на  сверкающей   упругой  белизне
подушек, пододеЯльник искрилсЯ  серебристой  крупитчатостью крахмала. Ћт  ее
головы на подушке  лежала легкаЯ тень.  ‚черашние  хлопьЯ  морозного румЯнца
растекались по всей коже нежной теплой розоватостью. Ћна не удивилась, когда
Я  вошел. Њне казалось,  что глаза  ее отделились  и  поплыли мне навстречу,
таким близким стало ее лицо.
     џ долго думал не так, как  нужно,  об этой встрече.  „аже понЯв кое-что
сразу,  Я не хотел  принЯть этот  редкий, грустный дар жизни  в его чистоте,
дерзости, печали. џ находил только в себе  причину всего случившегосЯ, и это
было смесью из униженности, трусливого цинизма  и хитрой  игры.  ’ак хочетсЯ
хоть изредка чувствовать себЯ хозЯином происходЯщего...
     ‚се,  что ни говорил Я ей о своей  болезни, потерЯнности, отчаЯнии, что
ни делал, Якобы в хитром расчете и всплесках настоЯщей искренности,  было не
нужно или нужно в той мере, чтобы не разрушить создавшегосЯ у нее образа. Ћт
менЯ повеЯло на нее духом простора, утерЯнного  ею, непримиренности,  хотЯ и
сказавшейсЯ в бегстве. џ  все-таки был в ее глазах если не бунтарем, то хотЯ
бы  человеком, не принЯвшим чужой игры, пусть жалким, несчастным,  но оттого
лишь более понЯтным и близким.
     ‘мутно  чувствуЯ, что все не так просто,  Я готов был удовольствоватьсЯ
поцелуЯми. џ целовал ее волосы, щеки, глаза, лоб, грудь.  џ подымал голову и
глЯдел на  нее сверху вниз. ЌежнаЯ, сиЯющаЯ,  неразвернутаЯ улыбка лежала на
ее лице, словно тень другой огромной улыбки. Ѓессознательно  угадываЯ во мне
большую  грубость, чем она  чувствовала  сердцем, она сама захотела, чтобы Я
получил  все. ќто была благодарность,  доставлЯвшаЯ  ей едва  ли не  бoльшую
радость,  чем  мне. Ћна  прижималась лицом  к  моей  груди  и  вдыхала запах
вагонов, вокзалов,  тЯжелый, душный и тревожный  запах дорог, где  холодно и
неуютно,  где огромные ночи, где страшно и пустынно,  грЯзно и  многолюдно и
где   можно   так  хорошо  потерЯть  доброго   справедливого  мужа   и   всю
благополучно-насильственную жизнь...
     Џес тоже  получил  по  заслугам.  Ћн совсем  изошел  тоской и  злобой у
постели,  когда  она,  выбросив  тонкую  обнаженную   руку,  не  больно,  но
ласково-пренебрежительно сжала его уши  на плоском  затылке.  Ћн заскулил  и
отполз,  дрожа.  Ћна  засмеЯлась,  и  лицо  у  нее  стало  такое  же, как на
фотографии.
     Ђ потом, усталый и благодарный, Я говорил  жалкие слова о том, что надо
бы записать адреса, не следует утрачивать свЯзь.
     - Ќе надо, дорогой,-  сказала  она.- Ќи ты, ни Я  не напишем. ’ы же сам
знаешь, что мы не увидимсЯ...
     Ћна обнЯла рукой мою шею и поцеловала  менЯ в рот так  долго-долго, что
мне прихватило дыхание.
     Ћна дала мне две пачки табаку, хотела дать денег. Ћна ходила по комнате
растрепаннаЯ, теплаЯ и бесконечно милаЯ. џ глупо заторопилсЯ, уходЯ...
     ‚етер охватил  менЯ колюче,  жестко  и  нехолодно. џ  расстегнул  ворот
шинели  и  шел незастегнутый  до  самого  дома. „орога  бежала вверх и вниз,
накатаннаЯ до синевы, в желтых выбоинах лошадиной мочи. џ дал табаку хромому
бойцу, притулившемусЯ со своей котомкой и палкой у перил мостка. џ подсел на
розвальни  и сунул тридцатку вознице и почти сразу  соскочил,  потому что не
хотел  покоЯ.  џ купил  у  бабы  тыквенных семечек и  отдал их мальчишкам. €
только у  леса,  в  низине, прикрытой тенЯми  сосен,  Я  остановилсЯ,  вдруг
схваченный невыносимой печалью. ‘ловно  кто-то больно сжал  сердце в горсти.
ќто был миг острой физической боли,  когда отчетливо, хоть не  в словах, а в
ощущении, мне открылось, что самый тЯжелый и грЯзный период моей жизни, быть
может, окажетсЯ самым лучшим, ценным и чистым на все годы...
     ‚     Њоскве     все     произошло     идиллически     просто.     ЊенЯ
внимательно-сочувственно выслушали в Џ“ђе и послали на комиссию. Џоразило не
столько  их  решение,  сколько  предательство  фронтового психиатра  - моего
ангела-хранителЯ.  Ќо по  зрелому  размышлению Я понЯл, что  он не  виноват.
‚озможно,  он  и не  писал  ни о какой комиссии, но ведь  как-то должен  был
объЯснить причину откомандированиЯ с  фронта. Ђ в Џ“ђе поступили  простейшим
способом, возможно, у них тоже не было иного выхода. Љ тому же нигде не было
сказано, что комиссиЯ менЯ забракует. Џоначалу и Я думал, что все обойдетсЯ,
тем  более моЯ  статьЯ  8-а по нынешним нетребовательным  временам  означала
всего лишь  ограниченную  годность. Ќо  Я  нагулЯл себе другую, куда  худшую
статью  -  9-а,  по   которой  полагалась  инвалидность.  ‘лишком  хорошо  Я
притворилсЯ, как выЯснилось,- на всю жизнь.
     ЊенЯ отправили в  больницу имени  Љащенко. „аже  сейчас, по  прошествии
жизни, мне  не хочетсЯ  об  этом писать. Ќе те нервы.  џ  сбежал  оттуда  на
следующий день, менЯ не искали, не пытались вернуть, психов и так хватало. џ
лечилсЯ дома у двух московских светил. ‘лово "лечилсЯ" едва ли применимо длЯ
подобных случаев,  вылечитьсЯ от этого  нельзЯ, да  Я и не вылечилсЯ, тем не
менее прожил жизнь нормального  человека и даже вернулсЯ на фронт,  пусть  в
качестве военного корреспондента.
     џ обЯзан  этим матери, ее не менее ценному совету, чем  в начале войны.
Љогда Я совсем захирел в  руках  двух  медицинских  корифеев,  она  сказала:
знаешь что, притворись здоровым.
     € Я притворилсЯ. “ нас  был близкий друг,  видный журналист, он устроил
менЯ военным корреспондентом в газету "’руд", где не  требовалось Џ“ђовского
утверждениЯ. ‚оенкоры профсоюзной газеты не имели воинских  званий и  ездили
на  фронт  в штатской  одежде,  но  почему-то  подпоЯсанные армейским ремнем
поверх драпового пальто  или прорезиненного плаща. €х постоЯнно арестовывали
как немецких шпионов. •орошее было представление о  вражеском коварстве!.. џ
имел перед ними то преимущество, что ездил в военной форме и даже с наганом,
который не сдал.
     ‘нова Я попал на фронт по блату. Ђ через два года после окончаниЯ войны
Я сел  за руль собственной машины,  хотЯ  людЯм с моей статьей категорически
отказано в шоферских правах. џ получил их по блату. Џришло  времЯ, и  Я стал
ездить  за  границу,  хотЯ состоЯл на учете  в  районном  психдиспансере.  џ
получал там справки о своей годности  к зарубежному туризму - по  блату. ‹ет
через тридцать менЯ снЯли с учета - по блату, как всегда. Ђ вот инвалидность
Я не стал оформлЯть, как, впрочем, и пенсию. џ не верю в привилегии, которые
государство дает добровольно. „ругое дело, если бы по блату...
     џ  до  сих  пор  храню  благодарность  главному  психиатру ‚оронежского
фронта,  полковнику медицинской службы за подтверждение того, о  чем Я  лишь
смутно догадывалсЯ: мне надо жить с перегрузками, где-то  возле  допустимого
предела. џ именно так  прожил свою жизнь, невзираЯ ни на какие трудности, да
и  сейчас живу, уже  перешагнув за семьдесЯт. •очетсЯ верить, что он получил
подтверждение своей правоты, длЯ этого Я достаточно известен.
     Ђ моЯ воронежскаЯ тетрадь с затесЯми рассказов неожиданно выручила менЯ
много лет спустЯ.
     Џервым  заморозком  в сопливой  хрущевской оттепели был разгром второго
номера  "‹итературной Њосквы" в 1957 году и закрытие этого хорошо заЯвившего
о себе альманаха. ’о было приметное, печальное  и  многозначительное событие
не только в литературе, но и во всей нашей жизни, поманившей веЯми свободы и
что-то  уж  слишком быстро  обманувшей.  ‘обытием  куда  более  важным,  чем
нашумевший скандал с детищем ‚асилиЯ Ђксенова "Њетрополем". ‚  этой  истории
каждый знал свою  цель: Ђксенову нужен был громкий отъезд (говорю об этом не
с осуждением,  боже  упаси,  а  с полным  пониманием), кому-то  хотелось его
поддержать,  кому-то  -  напечататьсЯ  в  престижной  компании,   кому-то  -
усложнить свой образ безопасным фрондерством, кому-то - просто повеселитьсЯ.
"Њетрополь"   с   самого   начала  задумывалсЯ  как   альманах  одноразового
пользованиЯ. “силиЯми  двух его молодых участников, людей громадной энергии,
честолюбиЯ,  литературной жадности, неистовых борцов  за писательский билет,
провинциальное событие разгорелось в неистовый вселенский пожар.
     Ђльманах "‹итературнаЯ  Њосква" не преследовал никаких  побочных целей,
он   хотел   лишь  конденсировать  все   здоровые  писательские   силы,  еще
остававшиесЯ в  стране. € добилсЯ этого уже в  первом номере.  “спех его при
благожелательном молчании начальства  вселил  надежду  на  создание воистину
независимого  печатного  органа. Ќо уже на  втором  номере разразилась гроза
сокрушающей  мощи.  Ђльманах  уничтожили  в  лучших  традициЯх  тоталитарной
беспощадности. € странно, что сейчас, когда так охотно роютсЯ  в окаменевшем
г... прошлого, никто  не вспомнил о судьбе смелого предприЯтиЯ ќм.Љазакевича
и  его  сподвижников. Ђ ведь  и сейчас живы люди, создавшие этот  альманах и
мужественно бившиесЯ  за него, но, тихие,  щепетильные интеллигенты,  они не
хотЯт ни лавров мученичества, ни запоздалой гражданской славы. †ив и кое-кто
из участников, Я  например.  €  коли  менЯ  вывело  на эту  тему обращение к
далеким воронежским днЯм, Я решил нарушить невесть когда, кому,  кем и зачем
данный  обет  молчаниЯ. џ имею на  это  право: в  центре (сейчас  непременно
сказали бы в "эпицентре") разноса были рассказ Ђ.џшина "ђычаги" и ћ.Ќагибина
"‘вет  в  окне".  “же  в  ходе  проработки  тринитарное  мышление  заставило
присоединить  к нам ЌиколаЯ  †данова с милым рассказом "Џоездка  на родину".
Ѓольшой хуле подверглись театральные заметки Ђ. Љрона.  ђугали €.ќренбурга и
других, но несравненно тише.
     Љо всем  моим делам неизменно примешиваетсЯ какое-нибудь недоразумение,
тот  вздор, до которого так охоч  был фельдмаршал ‘уворов. Ћн и зЯтЯ своего,
бездарного  •востова, привечал лишь за  то, что тот  неведомо каким  образом
носил титул графа €талийского. Ћчень это веселило мудреного старика. ђазгром
альманаха  началсЯ  с истошно  ругательной  статьи €.ђЯбова в "Џравде",  где
основной  удар пришелсЯ  по Яшинским  "ђычагам"  и нагибинскому  "•азарскому
орнаменту". ‚се  понимали, что долбать менЯ  надо за "‘вет в окне" - о бунте
маленького человека, "винтика", восставшего против системы, и на двухдневном
шабаше  в –„‹  и во всех  органах печати,  кроме "Џравды", так  и делали.  Ђ
"Џравда" назвала невинный  рассказ "•азарский орнамент"- о том, как в Њещеру
приезжает новый хороший секретарь райкома.
     ‚ чем тут дело? ќто до сих пор остаетсЯ длЯ менЯ загадкой, одной из тех
нелепиц,   которыми   так   богата  моЯ   литературнаЯ  жизнь.   …динственно
правдоподобное  объЯснение  такое:  бывший секретарь  писательской партийной
организации  ‚ладыкин  некоторое   времЯ  работал  в  "Џравде"   то  ли  зав
литературным  отделом,  то  ли редактором  по этому  отделу  (возможно,  его
должность  называлась  как-то иначе,  Я не  силен в партийно-бюрократическом
жаргоне). Ћн попросил у менЯ рассказ. џ дал ему "‘вет  в окне", полагаЯ, что
публикациЯ в газете  не  помешает его  альманашной судьбе.  ђассказ