Ћлег Џавлов. џблочки от ’олстого

Ћцените этот текст:
Ћлег Џавлов. џблочки от ’олстого

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Ћлег Џавлов, 1998
     Ћлег Џавлов: полное собрание ссылок
---------------------------------------------------------------

     ‚ольный рассказ

     „ождь билсЯ о крышу кузова, хлестал по стеклам, как по глазам. …хали мы
без света  и уже без разговорцев. ‚ темноте стремительно  убывающих  суток и
этого   одичавшего  проливного  дождЯ   трасса   заплыла  болотно   и  точно
растворилась.  Ќавстречу  попадались  разбитые  и  раскуроченные  машины  --
пустые,  потухшие,  без  людей.  Џару  раз движение  вдруг  запруживалось  и
объезжали свежую аварию,  где слепили  огни, где  бегали и кричали,  кого-то
спасали. Њогло почудитьсЯ, что мы едем в џсную ЏолЯну  за миг от гибели. ’ак
блуждали мы  в дороге  долгие  часы сквозь  водЯнистые  безбрежные  полЯ, от
которых делалось еще черней. Ђ перед самой ’улой проехали по мосту над рекой
-- это была Ћка,  и с  выси увиделсЯ стоЯщий под небом вровень с мостом холм
могучий берега с безмолвной  церковью, похожей  на крепостную башню. ‚ черту
города въехали мы уже в сонливой, голодноватой тиши. „альше дороги Ѓасинский
не знал, и мы плутали, не ведаЯ, куда надо сворачивать, отыскиваЯ следы дома
отдыха,  который называлсЯ, как и усадьба, "џснаЯ ЏолЯна".  €льЯ ’олстой ему
разъЯснЯл по телефону,  что  сворачивать  надо сразу  после  ’улы у каких-то
столбов,  точной  копии  знаменитых  ЯснополЯнских,  однако  ж  доехали   до
неизвестной деревни, а столбов -- ни тех, ни других -- видно не было.
     —ерез  двести  метров,  когда  свернули мы наконец  в первый попавшийсЯ
темный  лес, машина  уперлась в чугунные копьЯ с наконечниками,  на  которых
висела глухаЯ цепь, --  и похоже не было, чтоб здесь  кого-то ждали.  ‘толбы
осветились от фар, и  в упор были видны сидЯщие на них рЯдком буквы, похожие
на  прЯчущихсЯ от  дождЯ  птиц.  Ѓуквы эти большие  не складывались никак  в
название дома  отдыха, а казались именно  живыми, одинокими существами,  так
что их  становилось  жалко.  Ѓасинский  оставил  нас с  ‚арламовым  у  ворот
сторожить  машину,  а сам с  прозаиком ‘ашей  џковлевым исчез  искать людей.
‚оротились  они здоровые  и бодрые, похожие на  физкультурников. “знали, что
никого в доме  отдыха сейчас  нет  и  нас-то лично  никто не  встречает,  но
литераторы здесь есть, водЯтсЯ  и давно, с вечера еще, уехали праздновать на
картонажную  фабрику,  откуда  до  сих  пор  не  возвращались.  ‘лышать  про
праздничный  банкет на  картонажной  фабрике, то есть на фабрике, натурально
выпускающей  картон и  изделиЯ  из картона, было дико и весело.  Ђ мне  ведь
пригрезилось на миг, что  никого они не отыщут, никакого этого писательского
форума, и мы поедем домой, в Њоскву.
     „ом  отдыха был ухоженней, чем обычнаЯ провинциальнаЯ  гостиница, но  и
тоскливей, безлюдней.  Њы прозевали, как поЯвились братьЯ в зашумленном нами
холле,  и  какое-то  времЯ  их  никто  не видел.  “ братьев,  €льи  €льича и
‚ладимира €льича, был самый усталый вид. Ћни были трезвые. Џохожи со стороны
на англоманов -- в глазах светитсЯ любовь непорочнаЯ  к прогрессу, ко  всему
правильному  и разумному. Ђ  пьЯненькие  литераторы  московские  походили  в
сумерках на иностранную делегацию, однако через минуту-другую Я осознал, что
они говорЯт  все  же  по-русски, а  других два молодых  человека --  дама  и
пожилой мужчина, одетые чуть вальЯжней и будто б неживые, -- были настоЯщими
иностранцами. Ћ братьЯх ’олстых знал Я понаслышке, что есть такие интересные
живые  люди, ставшие  хозЯевами  в музейной усадьбе своего великого прадеда.
‚ладимира ’олстого  увидел однажды по  телевизору;  молодой  человек стоит в
разгар   лета  на  пыльной  пустынной  деревенской   улице,   будто   только
приземлилсЯ, парЯсь в легкомысленном костюмчике, и одиноко глЯдит куда-то не
в камеру,  рассказывает, улыбаЯсь, как ему тут живетсЯ, в  этой  деревне,  в
џсной ЏолЯне. Ђ в деревне, видно, самаЯ жара -- и ни души ему навстречу.
     “тром  дождЯ уже  не было  --  простыл на  асфальте его  след. Ђвтобус,
тарахтелка  из незатейливого музейного хозЯйства,  оказалсЯ  и  чем-то вроде
будильника: он  подкатил  и гудел под окнами, покуда все  не проснулись и не
собрались ехать на завтрак. ‘тало  понЯтно,  отчего ж так усталы братьЯ; они
опекали  приехавших  на годовщину  рождениЯ  ‹ьва Ќиколаевича  итальЯнских и
французских   потомков,  а  просто  сказать,  своих  родственников.  Ђвтобус
доставил к угрюмому километровому  в обхват цементному гробу  -- к той самой
картонажной фабрике --  и встал на приколе у вделанного в ее бетонную  стену
строениЯ, похожего на фабричную проходную. Ќи  одного рабочего, хоть бы тень
мелькнула, ни одного живого звука,  глушь. ‚ладимир сам  рассказывал про то,
куда мы заходили: это  бывшаЯ  столоваЯ,  которую он выкупил у  разорившейсЯ
фабрики и хочет  благоустраивать, а в замыслах у него  чуть не ресторан  длЯ
туристов,  которые со всего мира будут съезжатьсЯ в џсную ЏолЯну. Ћказалось,
что  и половину дома отдыха,  где  нас  поселили, ‚ладимир тоже выкупил  длЯ
культурного этого  туризма. ‚нутри витает незримо кухонный чад, пахнет тепло
едой,  хоть  и  не  понЯть,  чего готовитсЯ.  ‚бегает и убегает из помещениЯ
пролетарской  наружности дворнЯга -- верно, фабричнаЯ -- и забегает на душок
съестной по  старой  памЯти.  Ћбносила с  тарелками столы светлаЯ  добротнаЯ
женщина.  …й  кто-то вздумал из  литературных гостей  дать  чаевые, она чуть
потускнела и отошла вежливо от их стола. ”ранцузы поедали творожок и  масло,
насчет которых их уверили,  что они натуральные -- из близлежащей прекрасной
деревни, от доброй коровы, котораЯ живет у этой вот доброй русской женщины.
     ’ульские  эти  места  начали неотвратимо  напоминать ђоссию,  какаЯ она
есть, --  где не  работают,  стоЯт  без  дела фабрики,  а народ  поживает  и
блуждает без новостей в этой лесной почти, гробовой тиши.
     €з этой тиши, уж не натощак, стремительно быстро достигли џсной ЏолЯны.
‹етаешь  в просторах  здешних  на  автобусе,  точно на  аэробусе, так  что и
тошненько  в голове.  ‘толбы  знаменитые  при  воротах растут что  два белых
гриба. ЂсфальтоваЯ неживаЯ лента тЯнет на взгорок,  колеблЯсь меж двух  пру-
дов  --  к  одному,  гладководному  большому,  будто  к  блюдцу   с  чайком,
прикусываетсЯ  домами  и  огородами  на  том,   колхозном  краю  жадноватаЯ,
поощетинившаЯсЯ  заборами  деревенька,  и на табличке  подле  --  отрывок из
’олстого, как  он любил купатьсЯ в  том пруду  и глЯдеть на воду;  а  другой
пруд, сливной, виднеетсЯ из ивовой гущи  болотистой ложбиной и свежим срубом
мостков -- в этот пруд  бегала топитьсЯ ‘офьЯ Ђндреевна  и  ее спасли, но об
этом таблички нету, это Я узнал тут же, глЯдЯ в музейный пруд,  из приватной
чьей-то беседы.
     Ћт  большого  пруда к  усадьбе  вздымалсЯ  Яблоневый сад,  ухоженный  и
огороженный рабицей, эдакаЯ ЯблоневаЯ плантациЯ. ‚се удивились  как бы вовсе
не музейным Яблокам.  ‚ладимир €льич  сказал, что эти Яблоки  выращивают  на
продажу, натурально  возЯт  продавать  в  ’улу,  но  все  равно казались они
золотыми рыбками декоративными,  красно-золотистыми гупиЯми,  выращенными  в
аквариуме ЯснополЯнском не длЯ продажи, а длЯ красоты. ЏоднЯлись к особнЯку,
не  музейному "флигельку", а  второму,  дому ‚олконских,  где администрациЯ.
Ќапротив    администрации    жила   своей   жизнью   конюшнЯ.   “    конюшни
сфотографировались на памЯть. Њежду тем вывели  скакуна, любимого ‚ладимиром
€льичом, и  тот  не  удержалсЯ,  вскочил залихватски на  этого  Ђракса, даже
пиджака не снЯл и погарцевал с детской радостью, а после спрыгнул  на землю.
‹ошадей в усадьбе  держат длЯ  работ  и  катаниЯ туристов --  можно за плату
проехатьсЯ по  усадьбе.  Џриносит она музею  миллион рублей дохода то  ли  в
неделю,  то ли в день. ’о  ли по знаку ‚ладимира €льича,  то ли по зову  его
откуда-то из-за  кустов  вышли  четыре  похожие, как  подобранные,  красивые
молодые девушки в расклешенных брюках -- оказалось, экскурсоводы, и мне чуть
было не почудилось, что их тоже в усадьбе длЯ красоты растЯт.
     ‘фотографировались на фоне дома ‚олконских. Џотом, четверо, пошли мы со
своей девушкой  ходить-бродить. Ћна спросила, что мы  хотим посмотреть, и мы
пошли на  могилу ’олстого. “ могилы  постоЯли,  поговорили. Њогила одинокаЯ,
без надгробьЯ, только  поросший травой холм. ‡имой, если  не расчищать,  это
место завалило б снегом, все б исчезло в сугробах. ‘фотографировались, пошли
к пруду. Ћдиноко сидЯ у музейного пруда,  добывал  рыбу или отдыхал  местный
житель.  ’ак как музей  под  охраной, выходило, что он браконьер.  ‘просили,
много ли наловил рыбы. Ћн задрал голову и угрюмо  поглЯдел, верно, не давали
ему покоЯ и спрашивали его  насчет рыбки раз  в двадцатый.  ‚ыловил леску  с
крючком, злой,  и  пошагал подальше,  отсел  на самый  край  пруда, ближе  к
деревне.
     Џо дороге от пруда  вдалеке на ЯснополЯнских  дорожках мелькала краснаЯ
атласнаЯ рубаха. ‘еденький старик с бородой  расхаживал в  рубахе и сапогах,
рЯженный под  мужика.  Њне подумалось после Яблок, девушек и брички, что это
не иначе как музейный работник. € Я  спросил  без всЯкой другой мысли:  "—то
это дедок у вас,  тоже длЯ красоты?" Ћднако ж выЯснилось, что  это  писатель
„митрий Њихайлович Ѓалашов, автор  исторических  романов, приехавший  в этот
день получать  присужденную ему премию ‹. Ќ.  ’олстого, а в  одежде такой он
ходит даже по Њоскве. ’еперь Я стал внимательней,  понимаЯ, что в усадьбе не
одни мы,  да  и стал действительно  примечать  то и  дело  новых людей.  Џро
одного, в  черном керенском френче,  со значком царского орла  в петлицах, Я
подумал, что это почитатель исторических романов. Џотом еще человека увидел,
коротко стриженного,  бритого, боксерского  сложениЯ, но с лицом отрешенным,
бетонным, так что  уже и  странно было думать, чтобы  он  что-то  читал.  Ћн
рыскал  глазами  и  глЯдел  подозрительно. Ћбнаружилось,  что  этот  был  не
читатель  или   писатель,  а  телохранитель  ѓаничева,   председателЯ  ‘оюза
писателей  ђоссии,  ежегоднаЯ   премиЯ  этого  союза  и   вручалась  „митрию
Њихайловичу. ‘коро узнали, что в усадьбе есть какаЯ-то пресса, говорили, что
приехало и телевидение. ‚ воздухе носилась нервозность, взглЯды и позы стали
самые  натЯнутые.  џ  сам насчитал  тройку  видеокамер и, не знаЯ, кто  менЯ
снимает и длЯ чего, глЯдел дурачком в объектив одной из них.
     ‚идеокамера личнаЯ была  у Ђнтона  “ткина,  чей роман "•оровод" --  это
было уже всем известно -- "Ќовый  мир" печатает, начинаЯ  с  сентЯбрЯ в трех
номерах. “ткин блуждал по  џсной  ЏолЯне,  привлекаЯ внимание своей камерой,
очень  большой,  важной,  черной.  Џохожей  на  пулемет. Њногим  казалсЯ  он
телевизионщиком,  и  поневоле  исполнил эту роль как уготованную: взЯл вдруг
интервью  у  Ѓалашова под  видом того,  что  с  –ентрального телевидениЯ,  а
„митрий Њихайлович и наговорил от души,  за все годы молчаниЯ. "Ћн  наш ‘оюз
еврейским назвал, и Я это на  пленку заснЯл, можно  отдать сюжет в программу
"‚ремечко", они покажут".  Њы никто  не удивлЯемсЯ, не сомневаемсЯ, скучаем:
ну, назвал, ну, еврейский, ну, покажут -- ну и что?
     ‚  дом повели на экскурсию группу одних  писателей, и  тут нагрЯнул сам
„митрий Њихайлович, которого Я увидал наконец вблизи,  со свитой из  пожилых
напомаженных дам. €х просили обождать,  чтобы не  толпитьсЯ всем в комнатах,
но  одна  из  дам вдруг взвилась и стала кричать  на девушку-смотрительницу:
"Џеред вами великий писатель земли русской, как вы смеете указывать,  дорогу
„митрию Ѓалашову!" Ќо притом дама уже обула войлочные музейные и сам „митрий
Њихайлович  обул  тапочки  на  мужицкие  сапоги.  ‚ид  его  в  тапочках  был
фантастический,  однако он и в тапочках не утерЯл  староверского осуждающего
выражениЯ лица.
     ‚  доме „митрий Њихайлович  разглЯдывал под стеклом каждую картинку или
предмет,  опускаЯ и поднимаЯ голову, будто б клал поклоны. џ же помню чей-то
вопрос: "Џочему  на кресле рабочем  ’олстого подушка, зачем он подкладывал?"
--  и ответ будничный экскурсовода: "„ело в том, что у  ‹ьва Ќиколаевича был
геморрой..." Џомню, как глЯдел на картинки, предметы, старалсЯ их запомнить,
но уже думал, знал, что почему-то они позабудутсЯ, а втемЯшиваетсЯ-то всегда
в голову  сама  собой всЯкаЯ  глупость,  мелочь, только и мелькнувшаЯ в уме.
‡апомнились старухи,  что сидели в  каждой  комнате в  уголке  и хранили  их
покой. Ћни тоже были в тапочках, в домашних, взЯтых на сменку из дома; и эти
обычные  поношенные  тапочки производили  все  то  же  впечатление  музейных
предметов,  чуть  закостенелых,  отчужденных  от   жизни,   которые  нельзЯ,
запрещаетсЯ трогать руками.
     €з  окошка  дома,  куда Я поглЯдел, изнываЯ  от  хождениЯ  по  музейным
комнатам, увидел вдруг двоих и вовсе подозрительных  людей, рыскавших что-то
на  задках дома. Ћни были в  черных смокингах, затЯнутые в них, что устрицы,
смуглые, скуластые, а  один курил сквозь зубы. Џодумать,  что в џсную ЏолЯну
съехались поразвлечьсЯ, возможно,  тульские уголовные авторитеты, было дико,
но потому  только,  что  здесь  уж  им было не  место.  Њы  вышли  из  дома.
‘фотографировались  на  крыльце. Ђ два  этих человека  вдруг вынырнули из-за
угла,  но  уже  без  смокингов,  а  в  белых  шелковых  рубахах  и  деловито
распорЯжались горсткой  людей,  которые строили что-то  на веранде  дома  из
дощатых щитов. Ћдин из них  крикнул на строителей: "Ђ  где шампанское?" -- и
мимо про- несли на подносе серебрЯном натуральную бутылку шампанского. ‚друг
вырос у  веранды,  как из-под земли, настоЯщий, живой ‹ев Ќиколаевич ’олстой
--  было даже видно,  как  слезЯтсЯ  старчески  его глаза.  Ћн  потопталсЯ у
крыльца, глЯдЯ на  столпившихсЯ людей с удивлением, как на дикарей, и,  не в
силах  больше  терпеть посторонних  любопытных  взглЯдов  из  толпы, скрылсЯ
тЯжеловато за угол дома.
     ‘пектакль  значилсЯ в программке праздника, но легко  ли было подумать,
что будет это  такой спектакль, как наЯву.  џ думал, что  покажут отрывок из
толстовской пьесы,  а  оказалось  -- и  в том была всЯ соль -- в  интерьерах
усадьбы разыграетсЯ  актерами его, ‹ьва  Ќиколаевича, личнаЯ драма. ‘тарик в
толстовском одеЯнии был пожилой седенький актер, с приклеенной бородой. € те
двое в смокингах,  деловые,  оказалось, играли  роли в спектакле  и  по ходу
действиЯ выскочили  они  разок  унимать  отца, играли эти  двое сыновей ‹ьва
Ќиколаевича.
     ‘ама пьеса  называлась  длинно,  с  интеллигентским  пафосом: "‚изит  к
больному   палаты  номер  шестнадцать",  действующие  лица  --  —ехов  Ђнтон
Џавлович,  ’олстой  ‹ев Ќиколаевич,  доктор,  фельдшер,  сестра  милосердиЯ,
сыновьЯ  ‹ьва ’олстого, ‘офьЯ  Ђндреевна и  "лакей  с шампанским". ‚  первой
части приболевшего —ехова  навещает  с  гостинцем  ‹ев  Ќиколаевич,  в части
второй  --  серьезно уж  больного ’олстого навещает Ђнтон Џавлович,  а потом
звонит ему в финале из Њосквы в  џлту по телефону. Џисана таковаЯ пьеса была
Њарленом   •уциевым   с   сыном,   а   поставлена  ‹ипецким  государственным
академическим театром имени  ‹. Ќ. ’олстого и игралась  в џсной ЏолЯне почти
как премьера:  сами •уциевы, как сказали, смотрели ее  впервые. —то-то  было
сказано про дружбу ‚ладимира €льича с этим театром, про  их, музеЯ и театра,
какое-то сотрудничество.
     ‚се, кому хватило места, расселись на веранде кругом помоста,  чуть  не
ставЯ  на  его приступок ноги  от  тесноты. ’есно  было  и актерам.  ’ак как
спектакль игралсЯ все  же  в  џсной ЏолЯне, то помимо  бутафории в  действие
стало  возможным  ввести  даже  взаправдашние  предметы  из   обихода   ‹ьва
Ќиколаевича -- жестЯные  коробочки,  как  из-под  монпансье,  старую  сохлую
книжку,  кожаное кресло-каталку.  •оть  актеры старались,  но  предметы  эти
привлекали  внимание  куда  сильней, попадаЯ  в  их  руки,  начинаЯ  как  бы
двигатьсЯ. Ћчень  туго  было с —еховым -- ролька  куцеватаЯ, так  что актеру
приходилось строить невероЯтные страдальческие  гримасы и кашлЯть чуть ли не
каждую минуту запоем в платок, чтобы хоть как-то оживить образ, не застыть в
виде рЯженного в долгополое пальто чучела.
     Ћднако   старик,  игравший  ‹ьва   Ќиколаевича,  по  фамилии   Ђнтипов,
неожиданно  стал  захватывать; в  его  душе,  в душе провинциального актера,
разбушевалсЯ  на глазах  трагик. „ошло  до того,  что —ехова-то  он запросто
запугал, накидываЯсь с бурей чувств на каждый его  кашлЯшок, и актер молодой
то краснел, то белел, начинаЯ заикатьсЯ, прЯтать лицо поглубже в платок, так
что  чахотка  уж  походила  на  хронический  насморк. Ќо и публику, поневоле
близкую  к  помосту, трагик пробирал что  мороз по коже, взглЯдываЯ вдруг на
кого-то в упор глазами  убиенными,  полными неподдельного горЯ  и слез. Ћдин
раз старик взглЯнул так на менЯ, и Я почувствовал себЯ в тот миг подлецом --
и это было странно, тошно, как встать с ног на голову.
     Ђнтипов  плакал  уж  и  оставшись  без  роли,  держа  в руках  бокал  с
шампанским,  которым только  что, в  финале, обнес их с —еховым лакей, и  он
провозглашал устами  ‹ьва  Ќиколаевича  тост  за  вечную жизнь.  ампанского
налили режиссеру Џахомову и •уциевым, что вышли  под аплодисменты на помост.
Џили шампанское за  актеров и  удачный  спектакль. ‚се, кто был  на помосте,
целовались и  радовались.  Њладший •уциев  норовил  разбить фужер, но бывший
лакей аккуратно вынул из его рук хрустальный этот фужер, реквизит,  а потому
гусарства  не  учинилось.  Њарлен  •уциев  обмолвилсЯ о  претензии  своей  к
режиссеру, что тот сделал многое не так, как сделал бы он, и покривил важным
содержанием пьесы. ђежиссер, пойманный, высказал намеком претензии к  сцене,
то  есть веранде, где игралсЯ  в тесноте спектакль и потому-то  терЯл толику
жизненности; вот нельзЯ было организовать  телефонного  разговора  —ехова  с
’олстым,  не было колонок, а  потому  актеры, которых  разделЯли, по замыслу
режиссера, сотни километров, говорили  по телефону, глЯдЯ друг другу в лицо,
будто  встретились  на  том   свете.  ‚ыходило  ж  про  ‘офью  Ђндреевну  из
увиденного, что была она женщиной  самовластной, а сыновьЯ и вовсе  походили
на бесчувственных  санитаров; и ‚ладимир  €льич все же  высказалсЯ публично,
что "бабушка"  -- а в  семье ’олстых  называют ‘офью Ђндреевну не иначе  как
бабушкой и чтЯт наравне со ‹ьвом Ќиколаевичем -- была лучше в жизни, чем это
показано  в пьесе,  не говорЯ уж  о сыновьЯх -- людЯх благородных, каждый из
которых  по-своему любил отца. Ђнтипова за речами да здравицами подзабыли, и
он  тихонько,  одиноко топталсЯ  где-то  за спинами,  позади.  Љогда  с  ним
захотели многие сфотографироватьсЯ, он  и вовсе исчез, как испарилсЯ. Ђндрей
Ѓитов грустно обронил в никуда: "…му бы играть Ђлександра €саича..."
     Џосле спектаклЯ было вручение премии в доме ‚олконских.  Џосле вручениЯ
--  первый  день докладов и выступлений, говорил Њаканин, который сегоднЯ же
улетал еще и в вейцарию  на конференцию  по творчеству Џлатонова; а когда Я
узнал,  что  Њаканин  улетает, то показалось чуть не буквально,  что  где-то
рЯдом с џсной ЏолЯной  есть  аэропорт, до того сам ‚ладимир ‘еменович никуда
не спешил и  не боЯлсЯ опоздать. џ заглЯнул внутрь, но в зальчике не хватало
мест; а  в  первых  рЯдах  сидел одинокий и  подзабытый в  новой этой  суете
„митрий  Њихайлович.  Њраморный  пол, ракушки  светильников,  что  разливают
повсюду нежный перламутровый свет, -- похоже, должно быть, на римскую  баню.
‚ладимир €льич  плавал в своем  офисе,  рассаживаЯ гостей,  похожий и сам на
золотую рыбку. Ћбед же превратилсЯ  в банкет; борщ и  котлеты под водку, что
стоЯла  на  столах  от  издателЯ Џетра  Ђлешкина,  в  честь  премии. „митрий
Њихайлович черпал ложицей борщ так чинно, что Я поневоле  теперь залюбовалсЯ
им,  так давно никто не  ест,  будто ложка была деревЯнной;  за  одним с ним
столом сидели,  конечно,  дамы напомаженные,  издатель тот  славный Ђлешкин,
‚алерий  Џавлович  ѓаничев, с телохранителем по  одну руку, с супругой -- по
другую,  похожие все  вместе на большую  крестьЯнскую семью. Џро  Ѓалашова Я
впервые узнал, что он то ли  жил, то существует до  сих  в Ќовгороде и очень
нуждаетсЯ, чуть ли не бедствует. Ѓыло слышно, как  он говорил, что не боитсЯ
смерти, что  Ѓог  даст ему смерть, когда уж все должное напишет до  конца, а
этого  должного  еще  много  у него  длЯ  жизни  осталось.  Ќо  ложку  вдруг
откладывает по-детски -- в сторонку  от тарел- ки -- и, спохватываЯсь, пугаЯ
Ђлешкина  с  ѓаничевым, начинает вспоминать, перечислЯть: вот про то  должно
написать! и про это должно! и еще про то!
     ‚ечером, когда сплыла после банкета в  Њоскву перваЯ волна литераторов,
бродили мы из номера в  номер,  ходили по гостЯм. Ѓыли у Љиреева, то есть  у
Љиреевых,  приехал  ђуслан   ’имофеевич  в  џсную  с  женой,   угощали   нас
по-семейному конфетами. Ќа первом этаже, видимо в "люксе" по здешним меркам,
то  есть  в  двухкомнатном  номере  с  мЯгкой  мебелью,  арабской  кроватью,
самоваром и телевизором, селилсЯ Ђндрей  ѓеоргиевич Ѓитов, который осталсЯ в
џсной  еще на  день  и  разрешал  заходить, поглЯдеть на  себЯ, поговорить с
собой, у него же  не переводилась отчего-то и копченаЯ колбаса. ‚се сообщали
с  каким-то  почтением,   когда   высказывали  желание  собратьсЯ  у  ЂндреЯ
ѓеоргиевича  в номере,  что хотели бы послушать,  как Ѓитов  будет говорить,
будто он и не говорил, а творил чудеса. Њы просидели у Ѓитова до двенадцати,
караулЯ его рассказы, что-то  подкараулили, поели колбасы, а потом разошлись
по номерам спать.
     ‡аныл зуб.  џ  поднЯлсЯ  и вышел  покурить на балкон.  Џодумал,  что  с
похмельЯ вместо головной боли поЯвилась боль зубнаЯ, но зуб ныл все сильней,
не  даваЯ сомкнуть  глаз; верно,  застудил.  “тром  мне  посоветовал  кто-то
прополоскать  зуб водкой -- и  Я перед завтраком  прополоскал. •мельной Я не
был, но  чувствовал  себЯ  парЯщим, ничего не весЯщим после бессонной  ночи,
точно б  призраком. ‚ небе одна серЯтина.  ‚оздух  тЯжек, душен от  влаги, а
ветерка, чтобы посвежело, нет как нет.
     „евЯтое  сентЯбрЯ  --  день  рождениЯ  ’олстого. Њы  четверо пасемсЯ  у
бесхозного  автобуса.  ‘обрались  наконец  все,   не  было  одного   Ѓитова.
Џокричали.  Ђндрей  ѓеоргиевич  ведь  должен   был  произносить  речь  перед
возложением цветов на могилу. Ћн всплыл сбоку от главного входа, на балконе,
уподоблЯЯ  здание  пансионата  какой-то  громадной облупившейсЯ  фреске,  и,
отсеченный лентой балкона по поЯс, донес до нашего слуха, что отлежитсЯ и на
завтрак не  поедет, а нагонит нас уже в усадьбе. € потом это  роилось, уже в
автобусе, Я слышал обрывки разговоров:  "Ѓитов приедет сразу  на могилу...",
"Ѓитов сказал, что это будет лучшаЯ речь в его жизни..."
     ‚от мы в џсной  ЏолЯне.  ЏоднимаемсЯ по  асфальту. Ќа  кругу у дома,  у
"флигелька", толпЯтсЯ  люди, но  ощущениЯ толпы нет --  и все больше женские
незнакомые  лица:  cтарухи в обношенном,  какие  бывают  сейчас пенсионерки,
толстые  и худощавые  обычные женщины,  похоже, что  с дочерьми. € маленький
полненький  старик с  волнообразным  томным  голосом,  все  его  почтительно
слушаютсЯ, даже ‚ладимир €льич.  ’от попал как раз в их, женщин, руки -- все
стараютсЯ  обнЯть  его и  поцеловать,  а он  обходит их по  очереди,  отчего
невольно  и  они  выстраиваютсЯ  в  рЯдок.  џ  понимаю, что  это  собрались,
съехались на  день рождениЯ потомки, кто смог. ‘лышно по разговору, ехали из
Њосквы, садились, верно, чуть не на первую электричку, чтобы успеть. ‚ыносЯт
ведро с цветами,  с астрами, кажетсЯ, ‚ладимир  и выносит его, будто пышущий
жаром  самовар. Љто победней  и без  своих  цветов приехал,  старушки,  чуть
похожие  на  пичужек,  радуютсЯ  и толпЯтсЯ  подле ведра взЯть цветочков,  а
поклевали  -- то ведро осталось  стоЯть  перед домом  уже  никому не нужное,
пустое. ‚сем  полагаетсЯ быть с  цветами.  “ менЯ  тоже  два  цветка, но  из
последних  оставшихсЯ,  чахлые. ‚ладимир  беспокоитсЯ,  что нет  еще Ѓитова,
потому  что люди уже, женщины с астрами, начинают поневоле покорно томитьсЯ,
не знаЯ, кого и чего  ждут. "Ќу что ж, пойдемте на могилу, Ђндрей ѓеоргиевич
подъедет, догонит нас..."
     ли по парку к могиле, куда мы уже ходили вчера, да начинал накрапывать
дождь, опускалсЯ неслышно на  голову,  на  плечи. ‘тало  от дождЯ, от самого
ощущениЯ этого, живее. ‚се повторЯлось, второй день подрЯд ходим на моги- лу
-- и  это рождает чувство,  что могила  не чужаЯ, а нами, что ли, открытаЯ в
лесу, знакомаЯ до обычности. €з всех людей взглЯд мой застревал на девушке с
красными  розочками, лет  шестнадцати.  Ћна  волновалась, а  никто вокруг не
волновалсЯ. …сли замечала она взглЯды, то краснела, смущалась. ‘ ней об руку
шла  девчушка, наверное, младшенькаЯ,  котораЯ ничего  не  чувствовала  и не
понимала,  вертЯсь и  приставаЯ  с  напором  к  сестре,  до  самой могилы не
замолкаЯ, на  все у нее хватало сил с излишком,  а такой тихости бессилиЯ  и
терпениЯ,  вольных  и ровных, что гладь плывущего пред глазами  парка, она в
душе  не ведала. џ  шагал и понимал, что ничего не чувствую  в этой минуте и
она длЯ менЯ  уже прошлое, которое  Я, сам  не заметив  когда, успел прожить
наперед.
     „ойдЯ до  круга,  вытоптанного  у  могилы, столпились и ждали  с минуту
Ѓитова. ‚ерно, стеснЯлсЯ ‚ладимир или ему хотелось, чтобы этот день оказалсЯ
значительным  и  теми   словами,   что  произнесут  у  могилы;  "‘олженицына
приглашали, говорЯт, а  он не приехал!", "—то вы говорите?!", "Cолженицын?",
"Cолженицын не приехал!" ќта пустаЯ стеклЯннаЯ минутка видной была насквозь,
оказываЯсь своего рода  картинкой к  моим мыслЯм. ‚от  ждут Ѓитова целую эту
минуту, точно и  вправду возможно ЯвитьсЯ человеку через минуту там, где его
минуту  до  того  не  было,  быстрей  времени  самого;  cлова,  что  "Ђндрей
ѓеоргиевич нас догонит"  полны были смысла,  но уже и пусты, потому что если
человек  пропадает из времени, то никого  он уже не догонит и в минутку эту,
одну-единственную, место его заговоренное будет пусто, а другой минуты ждать
невозможно,  да  и  ничего  она  уже не  значит.  €  вот  Ђндрей  ѓеоргиевич
опаздывает,  а  после  минуты спохватываетсЯ  ‚ладимир.  –веты возложили под
засеки из живых елочек, и он сам говорит коротенько, просит минуту помолчать
в памЯть о ‹ьве Ќиколаевиче, а потом благодарит "всех, кто приехал".
     ‹юди возвращались с могилы и снова собирались в том маленьком зальчике,
больше  похожем просто  на просторную  комнату,  уже  в доме ‚олконских, где
администрациЯ. џ сразу с  облегчением решил, что начинаетсЯ работа, -- мысль
о работе за  двое этих суток стала даже  выстраданной,  а после сегоднЯшнего
неприкаЯнного утра  так  и вовсе  жаждалось работы, хоть  бы  дрова  послали
колоть. ’олько приводил  в  растерЯнность  этот  зальчик,  в  котором сидели
женщины с дочками и те же, кто приехал выступать. €, куда ни глЯнешь, Яблоки
поставлены, даже на столе заседаниЯ, вместо графина с водой.  Ћднако то, что
воротились только-только из зыбкого серого  парка и будто  кого-то покинули,
хранило и в зальчике торжественную высоту.
     Џервым  досталось  говорить  Ѓитову  --  точно  в  штрафную.  Ћн  зашел
откуда-то издалека и  завершил на том, что ’олстой все предсказал и без нас,
а мы только блуждаем в этой правде.
     Џосле его выступлениЯ многим стало некого слушать -- и зал поредел. ’ак
редел он после  каждого выступающего,  по убывающей, покуда  не остались те,
кому  не длЯ чего,  не с кем или вовсе некуда было уходить. Љогда настал мой
черед, то Я зацепилсЯ  за  речь Ѓитова и сказал о  своем  понимании правды у
’олстого,  но косноЯзычно, потому что пугалсЯ горстки застывших  слушателей,
глЯдЯщих на менЯ метров с двух. ќто в крестильне бывает так, что происходит,
со  стороны  глЯдЯ,  что-то  нелепое  -- разных  возрастов люди,  подростки,
младенцы на руках,  даже  пожилые  женщины, ходЯт  в  пустоте  холодных стен
вокруг  свЯщенника, а  совершаетсЯ  таинство.  ’о,  что  называлось "первыми
ЯснополЯнскими чтениЯми",  завершилось  часа через три.  Ќо  с  задних рЯдов
вдруг  встал  и попросилсЯ произнести  речь неизвестный человек  лет сорока,
ЯвившийсЯ здесь сам собой одиночка --  один из тех безмолвных истуканов, что
слушали, когда выступали унылой чередой литераторы.
     ќто  родило  на  мгновение замешательство,  все  стали оборачиватьсЯ  и
разглЯдывать  искоса топорного склада мужчину. ‚ышел он кособоко  и встал  с
краешка стола, стоЯл же,  а не садилсЯ от сильного неестественного волнениЯ,
так что весь дрожал. "’ут выступали товарищи  писатели, сказали много верных
и точных  слов, и  Я тоже хочу сказать..." --  начал он говорить по-военному
строго и грубо  --  верно, он и был  из военнослужащих,  но уж обносившийсЯ,
отставной.  "€мЯ ‹ьва  Ќиколаевича ’олстого длЯ менЯ свЯтынЯ. џ прочитал все
его труды и не могу говорить о нем без слез... ‹ев Ќиколаевич -- это... -- и
тут  он не выдерживает, глаза его блестЯт от  слез.  -- ќто,  товарищи... --
мужчина делаетсЯ махоньким  и  горько плачет.  --  ќто...  ќто...  Џростите,
товарищи, менЯ душат  слезы, Я  не могу  говорить!" Ћн срываетсЯ и отбегает,
усаживаЯсь  в последнем рЯду, где потихоньку успокаиваетсЯ, каменеет в своей
человеческой скорби.
     ‘ледом, в порыве того  же  обожаниЯ,  выходит  на  середину  загадочнаЯ
молодЯщаЯсЯ женщина. џ пишу, что она была загадочной, вот по  какой причине.
Љогда  мы сидели  прошлым вечером  у  Ѓитова и подкармливал он нас  копченой
колбасой, то и эта женщина присутствовала в нашем кружке едоков, хоть никто,
казалось, и сам Ђндрей ѓеоргиевич, не знал, кто она такаЯ  и откуда взЯлась.
Ќо выглЯдела она  даже значительней  Ѓитова,  которому  задавала то  и  дело
вопросы: "ђасскажите о своем творчестве", "Љакие у вас дальнейшие творческие
планы?", принуждаЯ, точно б  учительница, отвечать,  и  называла  сама  себЯ
поэтом. ’еперь же голос ее звучал надтреснуто и просительно. Ћна рассказала,
что впервые  приехала  в  џсную  ЏолЯну в семнадцать  лет  и дала  на могиле
’олстого клЯтву, что будет каждый год приезжать в день его рождениЯ, сколько
хватит  жизни.  ‘ама  ж  она  проживает  в  Љиеве,  и как ни было ей  трудно
добиратьсЯ с “краины, сдержала свою клЯтву и попросила разрешениЯ "прочитать
вслух стихи", которые  написала  здесь,  в џсной ЏолЯне,  у могилы ’олстого.
‘тало  понЯтно, что  она  просто жила в доме отдыха  на  свои деньги, а  всЯ
странность ее  поведениЯ, как бы самозванства, должно быть, объЯснение имела
такое  простое:  она  хитрила,  чтобы подольше оказатьсЯ вблизи литературных
гостей, это присутствие имело  длЯ нее какой-то свой смысл, а потом она  еще
собирала автографы, как у киноартистов. Ѓыло нестерпимо понимать, что важней
этой минуты  и нет в ее-то  жизни времени. Џрочла же  задушевную  напыщенную
здравицу ’олстому, из тех, что шлют в газеты с просьбой опубликовать.
     ‚друг комната озарилась  громким, звонким  голоском. “  входа,  так что
пришлось   оглЯдыватьсЯ   да   выворачивать   шеи,  топталась  запыхавшаЯсЯ,
счастливаЯ женщина в  платочке,  похожаЯ на попадью,  с  двумЯ  авоськами  в
руках. "„орогие братьЯ и  сестры, Я  послана к вам из ‚инницы, мы толстовцы,
приверженцы  духовного  учениЯ, Я приехала  вам  сказать о нашем  учении,  о
вегетарианстве!" ‹юдей было и  вовсе  жиденько, но женщину это  нисколько не
смущало.  Ћна сложила дорожную свою поклажу  и  пошагала радостно  говорить,
встреченнаЯ  подрастерЯвшимсЯ ‚ладимиром €льичом,  который было поднЯлсЯ, но
тут же и беззвучно сел, вернулсЯ на место.
     ѓлаза   ее  искрились,  лучились  самым   Ясным  светом.  Ћказавшись  в
незнакомой  обстановке,  она все  же  краснела, щечки ее будто  прихватывало
морозцем. "џ приехала вам сказать правду о вегетарианстве, что правду  о нем
‹ев Ќиколаевич узнал не сам, а ему открыл эту правду пришедший с небес, чтоб
спасти нас, €ван Ѓолидуша. …сть его житие, у нас в  ‚иннице,  оно хранитсЯ в
пещере,  где дословно описываетсЯ, как они встречались с ‹ьвом ’олстым. €ван
Ѓолидуша  пришел к ’олстому, к вам в џсную ЏолЯну, и поведал ему ту правду о
вегетарианстве,  которой  ‹ев ’олстой тогда не был  сторонником,  что нельзЯ
есть мЯсо убиенных человеком зверей и птиц,  что вечнаЯ жизнь наша -- в пище
постной,  в вегетарианстве".  †енщина сама  радуетсЯ своим словам,  набирает
душевных сил, расцветает, рассказываЯ  еще  живей  и  спешней... ЊенЯ мучили
страхи,  что  ей не дадут  больше говорить и кончитсЯ  сценой  с выводом  из
помещениЯ и  криками. ’о есть сам-то Я ни  минуты не сомневалсЯ, что женщина
эта не иначе как по-своему сумасшедшаЯ, а  как же возможно  слушать  всерьез
или даже делать вид, что слушаешь,  вытерпливаЯ неизвестно что  и неизвестно
ради чего.
     џ  поглЯдывал на  ‚ладимира, но тот сидел спокойно, расслабленно,  даже
показатьсЯ могло, что и с  интересом слушаЯ о вегетарианстве. †енщину, и это
было чудом, никто не окрикивал и не прогонЯл. Ћна уже рассказывала с задором
о  каких-то  электронах  мЯса,  которые  нашли  у  ней   "в  одной  киевской
лаборатории", делавших в организме ее черную дыру, куда точились темные силы
космоса.  "Ђ на “краине нас за учение притеснЯют  власти и милициЯ. ѓоворЯт,
что мы вредим обществу. ‚от и ‹ев  ’олстой был за вегетарианство, а говорили
власть и церковь, что он людЯм вредит".
     € вдруг Ђнатолий Љим берет два Яблочка из вазы, подносит ей на  ладонЯх
и, кланЯЯсь, как  восточные люди, не сутулЯ спины,  произносит: "‚ам спасибо
за ваше интересное выступление. Ђ вот вам, пожалуйста, Яблочки..."
     ’ерЯетсЯ, светитсЯ всЯ: "Ћй, Яблочки! Ћй, у вас Яблочки здесЯ, а Я и не
заметила! ‚от,  товарищи, это  самаЯ  здороваЯ  пища!"  --  и  она  вздымает
торжествующе два солнечных живых шара над головой.
     ‚ тот же миг угрюмость и тЯгота прошедшего времени улетучиваютсЯ.
     ‚се  радуютсЯ и разбирают Яблочки в вазах, пошли они нарасхват. џ глЯжу
и вижу,  что  "попадью"  уже  без  страха  и с  живым  интересом  обступают,
расспрашивают,  знакомЯтсЯ  с  ней, а в  ее тетрадку  записываютсЯ  уже  два
добровольца в вегетарианцы: деловито, чтобы успеть, хохлушка поэтическаЯ,  а
за  ней  в  очередь тот военный  пенсионер, что  не мог  говорить и  плакал,
серьезно  и  торжественно  просит  "внести  менЯ  в  список".  Ђ  всем,  кто
участвовал  --  литераторам,  приглашенным,  потомкам  ‹ьва  Ќиколаевича  --
музейщики  начинают  официально  выносить  и дарить...  сумки  килограммовые
ЯснополЯнских  Яблок.  ѓлЯжу  -- и вот  уж  сам  Љим принимает  в подарок от
музейщиков  увесистую сумку; удивленными  глазами  взирает на пупырчатую  от
Яблок сумку Ѓитов, только собравшийсЯ садитьсЯ в машину и уезжать.
     ‡а двое этих суток ‚ладимир успел дать несколько обещаний. †урналисткам
обещал устроить перед отъездом прогулку на лошадЯх; а еще пообещал свозить в
родовую церковь ’олстых,  где семейное их захоронение  -- туда на прощанье и
повезли.  Ѓитов уехал в  Њоскву,  хоть  чуть  не уговорили его, удивленного,
побыть в џсной последний этот вечер. ‘ами по себе, похожие  теперь больше не
на экскурсантов, а  на автостопщиков, добираемсЯ  до церкви и выходим наружу
из автобуса.
     Ќа рыхлом,  уезженном перед церковью дворике светло и  пусто.  Џодворье
крепкостоЯщего дома, амбарного на вид, где живет батюшка,  будто  мельник, а
по двору  возлежит и сушитсЯ, что  пуховаЯ перина,  густаЯ  мучнистаЯ  пыль.
Џробежала  через двор  послушница --  соскочила с  крыльца поповского дома и
молчком  юркнула в храм,  озираЯсь  на автобус и  приехавших  людей,  верно,
узнаваЯ молодых ’олстых, братьев.
     •рам  красуетсЯ  как  новехонький.  Љругом зеленеет,  шерститсЯ  ровнаЯ
густаЯ трава, а  на траве стоит до свечениЯ  белый храм; а на белом покоЯтсЯ
опЯть же густо-зеленые  холмы  куполов, где  светЯтсЯ  золотом на солнце два
креста.  Џопадаешь за ограду, в особую тишину намоленного местечка,  и долго
обходишь  кругом церковь, что  глЯдит зарешеченными оконцами  на  теснЯщиесЯ
метрах  в трех от ее стен могилы, состроившиесЯ за  двести лет в  такой рЯд,
что  лежит  плита к  плите,  оградка теснитсЯ  к  оградке, а  воздух залатан
крестами. „а мы  и ходили по  солнцу, как  в крестный  ход, и вышли на то же
место перед  церковью. ћркнула послушница, сказала, что батюшка о нас знает,
и нам открыли. Џусто в церкви. Ћна встала за свечной столик, спрЯталась там,
а Я и подумал  с надеждой  о зубе, подошел  как  раз и  купил на  оставшиесЯ
четыре тысЯчи две свечки. ‘прашивал у ‚арламова, какому свЯтому надо ставить
за зуб, отыскал икону, и замерцали мои две свечки.
     Џосле церкви воротились на картонажную фабрику --  заключительный давал
‚ладимир €льич  банкет.  ‘толы  были сдвинуты.  Џротив менЯ сидел похожий на
подрЯдчика  крепкий безмолвный  мужчина, пивший водку сам по себе,  будто  у
себЯ  в дому.  џ видел мельком его в  џсной ЏолЯне,  где он  ходил  тенью за
‚ладимиром и всегда стоЯл  в  сторонке, не  влезаЯ  ни  в  какие  разговоры.
‡аговорил же он со  мной охотно, но и с усмешкой,  чуть уважаЯ  во мне  того
другого  человека, которым сам он не был. Џо  этой  усмешке Я и почуЯл очень
знакомое, даже книжное -- это сидел работник госбезопасности. „а,  он служил
в органах, получил  Я довольный ответ, здесь же,  в тульском управлении, был
майором, но это уже длЯ него далекое прошлое, теперь иначе -- "теперь ничего
нету". "Њогу в  бизнес в любую минуту уйти,  но  за  державу,  так  сказать,
обидно. ‚ладимир €льич, он молодой, честный, да  только здесь  бы его заживо
съели,  честного.  ‡десь как на войне у нас, ну, опЯть же,  криминал, ну как
везде. •оды надо знать. “меть противодействовать".
     Ћказалось,   он  был  заместитель  ‚ладимира  по  хозЯйственной  части.
Џо-старому -- как управлЯющий имением, или, по-иному,  ЯснополЯнский завхоз,
и  рассуждал-то без  конца,  что  не  хотЯт мужички  работать. ‚от  уехал  в
командировку на неделю, так приезжает, а бричка доходнаЯ никого уж неделю не
катает,  доходов  не  приносит.   Њужички,   рабочие,  сидЯт  в  конюшне  да
покуривают, поломка у них. ђассказывал, с усмешкой, что приходит в ремонтку,
а там все разбросано, мастеровые не следЯт. џ тогда ему говорю, напиши, мол,
на них докладную, пусть штрафанут или уволЯт, сразу мужички за ум возьмутсЯ.
Ћднако он и осадил: так c людьми нельзЯ, словом он их вразумлЯет.  Ђ как  же
это словом,  говорю, глотки не хватит орать. Ђ он опЯть же  всерьез, что это
как орать, он-то на них поорал, поорал --  и понЯли.  Ќо  что еще  в  смысле
хозЯйства --  долго добивались и добились,  чтобы  "‹ев  ’олстой" и барельеф
зарегистрировать  как  товарный знак.  џ  приумолк от  неожиданности,  когда
услышал  это:  если  где-то  в  веции или  в  ѓермании запустЯт водку  "‹ев
’олстой", то вот и надо будет свои отстоЯть права.
     …ще диковинку узнал: ‚ладимир €льич ’олстой, чтобы поставили директором
музеЯ,  в  тульской  думе  городской  перед  депутатами  выступал,  они его,
депутаты,  утвердили. Ђ  сын у  него родилсЯ -- так не хочет  местнаЯ власть
новорожденного ’олстого в џсной ЏолЯне прописывать!
     ђазговор оборвал цыганский  хор -- запели  и заплЯсали  цыгане.  ’олько
были это не  цыгане,  а энтузиасты,  однако ж в  глазах от них  засверкало и
закружило.  ‚ладимир €льич расправилсЯ со своей  стопкой  и сорвалсЯ с  ними
плЯсать.  Џотом  стали им  заказывать,  что  петь, и  они  отказались  вдруг
исполнЯть "песни московские", будто натуральные тульские цыгане из гордости;
"про Њоскву  не заказывайте". Џотом  с гитарой один провозгласил: "Ђ  теперь
выходит  ‚арЯ...",  имЯ  могу  Я  спутать,  но   вышла  худаЯ   и  чернЯваЯ,
потомственнаЯ  -- ну  и  затЯнула, так  что воздуху захотелось  глотнуть. Ќа
крыльце, куда Я  вывалилсЯ, оказываЯсь  в  черном космосе фабричной окраины,
одиноко прЯталсЯ от шума и тоже терзалсЯ тоской Ђнтон  “ткин. Џошел разговор
у нас, что надо артистам этим цветов -- и всем цветов надо!
     Њысль  эта  родилась  у него в  голове,  и  он цеплЯлсЯ  за  нее, точно
обреченный  человек, а  уже на крыльце выЯснилось,  что  сдружилсЯ он здесь,
покуда  тосковал, с водителем автобуса. ќтот  автобус уж  третий час банкета
нашего  стоЯл  на  приколе  у  столовой.  Ќиколай,  водитель,  был  здоровый
деревенский  детина, но с простодушием музейного работника. Ћн так любил все
относЯщеесЯ к музею, и ‚ладимира €льича, и музейных цыган, что и  стал душой
этой  затеи -- ехать  ночью за цветами длЯ  артистов.  Њы еще  не  купили  с
“ткиным цветов, а  чуть уж не  рыдали, какие ж  здесь все "прекрасные люди".
‚сЯкий раз, когда “ткин произносил "прекрасные люди", а Ќиколай, стоЯвший за
его спиной, безъЯзыко одобрительно гудел и гыкал, все рвалось у менЯ внутри,
и мы никуда не ехали,  оттого  что уж необходимо было пережить минутку этого
торжества. џ же тут узнал от “ткина еще одну правду, которую он в свой черед
узнал от ЌиколаЯ, --  что женщина, разносившаЯ  три этих днЯ  тарелки,  была
вовсе не кухаркой и прочее, а завотделом кадров музеЯ.
     Ћна же бывший прокурор --  была большой начальницей  в Љиргизии, но вот
стала беженкой, скиталась долго без работы и жильЯ. “ткина это потрЯсло, эта
"прекраснаЯ женщина", а мне вспомнилось в тот же миг, как ей здесь всучивали
чаевые.
     Ѓыло  близко  к  полуночи.  ‘то  тысЯч  денег  сохранил  “ткин  и  пЯть
оставалось  долларов у менЯ. Ќиколай  бралсЯ свезти  до  какой-то  Љлавы,  у
которой можно купить цветов,  котораЯ выращивает их  и торгует  в ’уле. € мы
едем  в  совершенной темноте, только он  знает куда.  …два проступают уступы
домов, вспыхивает  по окошку, где  не  спЯт, а  потом  меркнет, сливаЯсь  со
звездочками  одинокими  и  мглой  неба.  ‚друг  он  оборачиваетсЯ и сообщает
криком: "‚от  она тут, ЉлавдиЯ, приехали!" ђаспахиваютсЯ  дверки автобуса --
будто выпорхнуло что-то в ночь -- и мы шагаем по земле за Ќиколаем.
     Љалитка  вовсе не  заперта,  и мы  уже взбираемсЯ вверх к дому по узкой
тропке,  окруженные  цветочной  благоухающей  тишью.  Ћкошко  чуть  теплитсЯ
голубоватым  светом  --   смотрЯт  телевизор.   Ќиколай  подкрадываетсЯ   по
скользкому уступчику и  стучит,  тотчас  скатываЯсь,  соскальзываЯ и вставаЯ
безмолвно  с нами,  будто  б дожидаЯсь  теперь с интересом, что  ж мы станем
говорить.  ‚ оконце  сунулсЯ  старик,  приставил  руку,  как под  козырек, и
выглЯдывает, верно,  не  без  расстройства  углЯдываЯ  троих дюжих  мужиков.
‘лышно сердитое: "—его надо?" “ткин где-то еще блуждает в своем уме. Џонимаю
так, что  надо  докрикиватьсЯ,  а как  верней --  вот  Я  опЯть  надрываюсь:
"‡драсте,  мы  писатели,  нам  цветов у  вас  купить, цветов!" „ед крЯхтит с
пониманием:  "Ђаа, писатели..." € слышно уж, как они  в дому  ожили:  "Љлав,
писатели за цветами приехали!"
     ѓромыхает  в  предбаннике, отпирают  нам  дверь,  стоЯт  мать  и  дочь,
старушка крепенькаЯ, а при ней, на подхвате,  молодуха. "‡драсте, здрасте...
–веточков  потребовалось, это верно, это  к нам  --  слыхали,  слыхали,  что
писатели, очень рады. Ђ сколько  цветочков  будете брать?" -- выспрашивает с
личным интересом, чего ради нагрЯнули посреди ночи  и стоит ли хлопот. “ткин
начинает вдумыватьсЯ, обретаЯ в потемках самый  серьезный и  бережливый вид,
хоть бабке-то  лица его не видно, слышны только навстречу голоса. "Ђ сколько
стоЯт ваши цветы и какие у вас есть цветы?" -- "ђозы есть с астрами. Ќо цена
такаЯ, сколько смотрЯ возьмете", -- задираетсЯ с недоверием бабка. "Њы много
возьмем, бабушка, вы не волнуйтесь". -- "Ќу, Я как в ’уле цветы отдаю, то по
три тыщи штука, ну вам, так как  вы сами приехали, Я по две отдам!"  -- "Њы,
бабушка, берем сорок штук".
     Ќиколай важно  пыхтит --  гордитсЯ  собой,  что  таких  им  покупателей
сосватал,  да  заводит уж нас  обождать в дом. „ом  из  одной  комнаты,  где
полированнаЯ  мебель  стараЯ,   койки  да  телевизор:  у  телевизора  жметсЯ
мальчонка, ну  а отца, мужика  тут и следа  нет.  ѓлЯжу  в телевизор  -- там
варценеггера оковалок. ‘прашиваю, что смотришь, варценеггера? Ћн кивает, а
головы и не повернет, даже  не удивлЯетсЯ, что пришли  к  ним  в  дом. Ѓабка
поспевает, с  кувшином:  "‚от  попейте,  угощайтесь, молочко козье..." “ткин
спрашивает: "ќто козье молоко? ‘вое?" џ чувствую, что если он спрашивает, то
потому, что ему очень хочетсЯ, чтобы  эта прекраснаЯ женщина ответила, а мне
тоже  этого  хотелось,  потому как  щемило теперь сердце  от говорков  слаще
молока.  ‚ыпили молоко, похмелились,  а потом пошли  на огород, где цветы, и
там  уж Я был  обузой;  а  “ткин  бродил  за женщинами,  выискиваЯ стебли  с
распустившимисЯ  бутонами при свете фонарей, выбираЯ  тщательно по цветочку,
так что и они его зауважали, ждали,  на какой  покажет, а если срывали сами,
то  советовались, будто  в  цветах он больше ихнего понимал. „ом они  делили
по-родственному или иначе,  но  в другой его половине жила другаЯ семьЯ.  Ќа
шум, устроенный нами, выглЯнула соседка,  бабка, и  послышалсЯ  ее жалобный,
просительный голос: "ЉлавдиЯ, писатели приехали, слыхала, за цветочками, это
что  -- на  могилку,  что ль, ко ‹ьву  Ќиколаевичу?  Ђ может, и  у  менЯ  на
десЯточку-то подберут?" -- "Џодберут,  подберут,  …горовна,  у нас  тай штук
тридцать распустившихсЯ, добавишь  на десЯточку". -- "’ридцать-то!  Ћй!  ’ак
они у вас тридцать берут!"  -- дитем обмирает. "Њы у всех возьмем, бабушки",
-- cлышу Я “ткина,  на  которого они чуть не молЯтсЯ. €  та, соседка, скорее
собираетсЯ, выбегает с  фонарем,  видно уж, как шарит  по замершим  красным,
желтым,  белым головкам  цветов  и окликивает:  "џ вам  лучших нарежу, самых
лучших! ЉлавдиЯ, а почем они берут?" -- не может угомонитьсЯ. "„а по две, по
две, умолкни ты..." --  "Љак по две? ќто ж как?" -- "„а за штуку по две!" --
"Ћй!  ’ак Я им  десЯточек, ЉлавдиЯ, а можно Я  им розочек  своих, ты вон  на
шестьдесЯт торгуешь, ну маленько-тосЯ поделись!"
     –веты  в  ночи казались живыми -- о них и  говорили, будто  о  живых. џ
чувствовал себЯ ребенком, когда бывает, что  человек счастлив без всЯкой  на
то корысти, оттого просто, что есть у него жизнь. –веты, отобранные “ткиным,
толпились в жестЯном, блестЯщем при свете фонариков ведре, а потом их  стало
так густо, что сбились  со счета. Џотом, уже в ведре, после всех хлопот, еще
минут  с пЯть пересчитывали их по штуке, и мне чудилось, будто б, сосчитываЯ
каждый цветок, давали ему свою жизнь, чуть не имЯ.
     џ взЯлсЯ нести  ведро.  "ЉолЯ,  а ведро завези назад".  --  "„а  завезу
завтра. Ќичего с  твоим ведром  не  сделаетсЯ". -- "‘пасибо  тебе, ЉолЯ,  ну
удружил,  на  целую пенсию".  -- "Ђ то! џ чего,  деньгам, что  ль,  счета не
знаю". Ѓабка не пошла в темень провожать, даже  до  калитки, только поохала,
чтоб  глЯдели  под  ноги,  а  то  крыс  у  ней  развелось  полно,  чтобы  не
поскользнулсЯ,  кто с ведром,  на крысе. Њы  пошагали гуськом по тропинке, в
середке Я с ведром, только и думаЯ о крысах, хоть под ногами было видно одну
черноту.  „оехали  -- и  наспех  собрали  астры  по  букетам.  ‚ошли, начали
одаривать --  женщину прекрасную, розы были длЯ  нее,  да прекрасных  людей,
цыганок, которые сами  теперь оробели и жались друг к дружке, пугаЯсь такого
нашего размаха чувств.
     Џод  конец  у  нас было  братание  с  музейщиками.  €  Я  побраталсЯ  с
менеджером  по туризму, молодым  пареньком, жителем Џетербурга,  отчего он и
почудилсЯ мне чуть не  землЯком. …го сманили из турфирмы, где зарабатывал он
какие-то  деньжищи,  но  стало  и  ему  обидно  за  державу,  и  приехал  он
энтузиастом,  будто  на  целину,  устраивать  в џсной культурный  туризм  на
европейский лад; и тоже жаловалсЯ на мужичков, что не хотЯт  работать, но  Я
удивлЯтьсЯ уж про себЯ стал  --  за три  днЯ не видел Я в џсной и  близко ни
одного мужика, ну разве ЌиколаЯ, и  еще того браконьера у пруда, а  все  про
мужичков этих загадочных только и говорили. „оканчивали же мы вечер в номере
уехавшего Ѓитова,  от  которого,  от  "люкса", он  оставил,  почти  подарил,
ненужные ему  больше  ключи. ‚  "люксе", помню,  заплакал у  нас  на  глазах
пожилой  итальЯнец, потомок: заговорил он вдруг  по-русски,  будто сабелькой
воздух кромсал, а  потом расплакалсЯ, что осталсЯ на земле  один-одинешенек,
что ни "папы" у него нет, ни "мамы" и только здесь, в џсной ЏолЯне, обретает
смысл свой, семью свою, становитсЯ кому-то родным человеком.
     “тром  вскочил  Я  от грохочущих стуков в дверь --  это пришел за  мной
Ѓасинский.  Ћн  стоЯл  бодрый с ног  до  головы  и громко  голосил, не даваЯ
опомнитьсЯ: "Џодъем! Џодъем!"; теперь  началась, как всегда, новаЯ жизнь,  и
это есть род похмельЯ,  вскакивать солдатиком в седьмом часу утра, бежать  в
сортир, потом бежать  обливатьсЯ  холодной  водой  и  всех на свете  будить.
Ћказывалось, что он уж  завел машину и все в ней сидЯт, чуть  не сейчас  же,
без  завтраков,  уезжаЯ в Њоскву.  џ начал метатьсЯ  по так  и  не  обжитому
номеру, одеваЯсь, хватаЯ вещи.  ’ут выскочила на шум  кастелЯнша, сообразив,
что кто-то из номеров съезжает, начинаЯ тоже с  менЯ  требовать, чтоб Я сдал
белье, да проверЯть, чего не хватает в номере, который должен Я был сдать ей
весь в сохранности. Ќе хватало двух стаканов, и Я бросилсЯ их искать в номер
к џковлеву.  ’от был пуст и не заперт -- верно, џковлев  номер свой уж  сдал
кастелЯнше,  а на  столике полированном стоЯли  два  стакана.  џ схватил эти
стаканы и побежал  в свой номер; так, Я думаю, по очереди все  и  сдали этой
замороченной  женщине  одну  и ту  же  пару стаканов. Ћна еще  с  минуту  не
отпускала  менЯ  из номера,  рыскаЯ  стремительно  глазами  и все  на  скаку
сосчитываЯ. Ќаконец обреченно-боЯзливо произнесла: "Ќу, ехайте, что ль..." Ђ
в машине, уже по дороге в Њоскву, обнаружилось, что утащил-таки Я в кармане,
не сдал ключи от номера.
     Ћт бега этого кромешного очнулсЯ только в своей квартире, где встречали
менЯ, ошалевшего  да невесомого  от  выпитой  прошлой ночью водки, родные --
родные жена  и  дочь. ‘ледующую неделю, куда  бы  ни пошел,  брал Я  с собой
десЯточек  ЯснополЯнских  Яблок  и  раздаривал  знакомым  литераторам  да  в
редакциЯх,  рассказываЯ,  что это  Яблоки  из самой  џсной  ЏолЯны,  где  их
выращивают и везут на продажу "во ”ранцию".  Џрисочинил Я про ”ранцию как-то
поневоле; хотелось подчеркнуть их редкость, но и въелись в менЯ все эти идеи
про культурный туризм, свЯзь с …вропой и прочее, отчего так само вот взЯлось
и сочинилось. џблоки брали бережно, точно б фарфоровые, и боЯлись есть после
"французских" моих рассказов.  Ђ один  человек не удивилсЯ и не испугалсЯ, а
очень  разумно  рассудил,  радуЯсь  такому  подарку:  "…ще  бы  французы  не
расхватали! …сли б из сада ”лобера Яблоки привезли, и то бы  расхватали. €ли
из сада Ѓальзака... Ђ тут -- и подумать страшно -- сам ’олстой!"

     ”евраль 1997 г.

Last-modified: Thu, 06 Apr 2000 08:28:28 GMT
Ћцените этот текст: