Ћлег Џавлов. ђусскаЯ Ђтлантида

Ћцените этот текст:
Ћлег Џавлов. ђусскаЯ Ђтлантида

---------------------------------------------------------------
© Copyright Ћлег Џавлов
Email: oleg.pavlov@nm.ru
WWW: http://www.pavlov.nm.ru/
---------------------------------------------------------------

‚ теперешней Њоскве, то есть в новой эпохе, нет своей •итровки, и не
может никаким чудом быть, возникнуть. Ќо сама та •итровка, которую знаем мы
из очерков ѓилЯровского, была чудом. Њуравейник жизни, сооруженный не
трудЯгами, а паразитами общества, его отбросами - точно б вши нанесли
соломинок, проделали ходы, быт наладили. Љомнатухи, бабы, трактиры,
околоточные, своЯ фирменнаЯ жрачка - потрошки! потрошки! "•итровка" - имела
свое право, как –арское село или ‘оловки. Ќе уродливый, что грыжа, городской
притон, а своЯ окраина-земелюшка, вольница, с которой выдачи нет. —удо то,
что бродЯги в кои-то веки стали почти народом, силой - гордыми духом
"хитровцами", которых страшились обыватели, а писатели - спускались с
уважением в запахшую преисподнюю их муравейника, с жаждой понЯть, постичь.
•одили даже не сами по себе - не смели просто так взЯть да пойти, а был свой
‚ергилий. €наче, без ѓилЯровского, отмирала душа. •одил на •итровку сам
’олстой! ѓений человеческий приходил к отбросам человечества. Ѓыл там, у
них. —то он искал, какой смысл? ЏыталсЯ их понЯть, их возлюбить?
„остоевский вынес с этого дна, что человек ко всему привыкает. ’олстой
до смерти твердил, что единственное благо - это любовь, то есть как ни мог,
а заставил себЯ хоть умом, но возлюбить "бабу, что валЯетсЯ в грЯзи". „лЯ
сознаниЯ и души есть два испытаниЯ. Ћдно было задано „остоевским в "ЃратьЯх
Љарамазовых" - слеза ребеночка, возможно ль счастье всего человечества
построить на этой слезе, самой чудовищной и кромешной. Ђ другое испытание
было определено ’олстым, и во всех его произведениЯх завЯзываетсЯ этот узел,
потому что длЯ него, человека происхождениЯ куда как благородного, а стало
быть и длЯ героЯ его, длЯ толстовского героЯ, самый напрЯженный в смысле
бытиЯ был именно этот вопрос - могу ли возлюбить человека, если ж надо
возлюбить его и таким, грЯзненьким.
Ћбращение к „остоевскому и ’олстому, обычно, - это начало
назидательного интеллигентского разговора, где единственным доводом служит
литература. Ђ преисподнЯЯ, где затонул и таилсЯ, как в болото брошенный,
ключик от счастьЯ человеческого - без которого все было несчастием, мукой
совести, ложью - всегда была в ђоссии рЯдом, под боком. ‚сегда и надо было
проделать только этот прижизненный обрыдлый путь - доехать до •итровского
рынка. €ли был другой такой же прижизненный путь в ад, опЯть же „остоевского
- по этапу на каторгу, в мертвый дом. Ќо эти два пути в преисподнюю
отличались не по долготе и расстоЯниЯм, а по тЯжести. Ќа каторгу - с грехом,
в кандалах. Ќа •итровку - с тростью и на извозчике.
„ва ответа, что нельзЯ построить на слезинке раЯ и не будет раЯ, если
не возлюбить грЯзной пьЯной бабы - дьЯвольской какой-то хитростью оказались
длЯ ђоссии и русского народа двумЯ дорогами столбовыми в революции.
Ђ может, и были они - дьЯвольским воистину ухищрением, искушением.
‚место слезинки - океаны крови, вместо блага любви - отуплЯющее стадное
чувство. —то было дном, то выползло наружу и стало сушей. ЏроклЯтые эти два
вопроса, как те графитовые стержни после взрыва реактора на атомной станции.
Ћни разлетелись на тыщу осколков-вопросиков, и на них нам ответить
трагически невозможно, потому что нельзЯ уж их собрать и подчинить своей
воле. ќто они подчинили теперь нашу волю, а наша жизнь - как зараженнаЯ
зона, где возможно будет даже достичь изобилиЯ и все станет до ужаса
плодоносить, но все-то мы будем не жить, а бесконечно болеть, окруженные
уродами и уродством.
ЌравственнаЯ мутациЯ, перерождение уродливое человеческого существа -
это то, что мучит теперь. Њы опЯть глЯдимсЯ в дно, но то дно жизни, что
было-то и ее глубиной, исчезло. ‚ошь разбежалась по Њоскве как по
столешнице. € это уж не вошь, а точнее - бомж. Џо улице бредет голодный
прокопченный человек, полутруп, боЯзливо по-собачьи щерЯсь на людей, что
шарахаютсЯ только от его вони. …му некуда идти. Ќезачем жить. ‚ этом
человеке уничтожено то важное длЯ нас всех, хоть это и дико может звучать,
что искуплЯло зло - человеческаЯ гордость.
€з всех, кто спускалсЯ в преисподнюю, только ѓорький вынес из нее этот
ответ - лишенный напрочь религиозного пафоса, который и кажетсЯ чуть не
самым фальшивым в русской действительности, почти погремушкой. —то человек -
звучит гордо, это было обсмеЯно так, будто по всей ђоссии полвека только и
делали, что провозили вымазанный дегтем голый блудливый лозунг на ослице.
ѓордость прочно увЯзана и в современном сознании с мещанским понЯтием
достатка - но то и есть гордость мещанскаЯ, достатком извращеннаЯ. Ђ против
простой мысли, что гордым может и должен быть последний человек в обществе и
что именно это важно - как новый порог взгромоздилсЯ в сознании нашем и
душе. Ќо на гордости русского человека и зиждилось все его же смирение. Ќе в
покорности, как это понимают благостные попики, и не в рабстве, о чем
твердЯт умствующие интеллигентики, а в гордости, в уважении себЯ и других.
Ћни-то, •итровка и хитровцы - это и есть тот народ и страна, что в поисках в
них смысла и были уничтожены, которые потом только униженность свою избывали
в жестокости, в произволе, в диктаторстве и в толпе.
‘обытие из современной жизни. „ело было прошедшей зимой в одной
заурЯдной московской больнице. Џривезли бомжиху, с узнаваемым возрастом, лет
сорока. Ѓыла босаЯ. „умаю, попасть в больницу надо было ей больше жизни.
’аково было ее состоЯние - человека, который соскальзывает по смертному
ледку. ‚менЯлось ей врачами скорой обморожение конечностей, те сообщили еще,
что бомжиха весь день ползала в скверике Љиевского вокзала на карачках, не
могла встать - люди это видели, подтверждали.
‚рачи же в больнице, как только уехала скораЯ, тут же бомжиху снарЯдили
прочь. € так еще обставили, что оформили ее как отказчицу, что бывает, когда
человек отказываетсЯ от госпитализации и решает болеть дома. € про нее
говорить стали, что ли, играЯ: "‚ыводите ее, она не будет ложитьсЯ, она
хочет домой". …е сходу еще завезли на каталке в душевую, сразу на
санобработку упрЯтали. Ќо когда решилось, что выставЯт прочь, то никто не
захотел даже заглЯнуть в душевую, брезгуЯ даже ее и выставить.
‘таршаЯ медсестра только сказала, чтоб ей дали трЯпок на обмотки длЯ
босых ног. ’рЯпок ей кинули, но и с охотой позабыли, что она есть.
ђасшевелились только тогда, когда обнаружилось, что бомжиха втихомолку,
затЯгиваЯ времЯ, в душевой разделась и усилилась даже в коридоре приемного
вонь. ’ут стали суетитьсЯ, как ее скорей спровадить, и с порога душевой,
заглЯдываЯ, стали ее пугать, чтобы одевалась и уходила прочь. € как же было
ей страшно - очутитьсЯ наконец в тепле, понадеЯтьсЯ на помывку, на жрачку,
на покой, но с порога уходить неизвестно куда, ведь тут не Љиевский даже, а
все одно что смертнаЯ пропасть - такаЯ от вокзальной спасительной их норы
даль. ’ут уж не выживешь и одной ночи. Њорозец и так был, а тут еще объЯвили
по радио, что ночью будет минус тридцать. € в бесчувственном, полуживом,
голодом мозгу Явилась ей мысль вымочить свое трЯпье. ЏонадеЯлась, что в
сыром на мороз-то не выгонЯт. € когда застали ее за этой постирушкой, то
обозлились вконец. ђаспахнули все окна в душевой, уже как бы выставив ее на
мороз, выкуриваЯ из душевой холодом.
Ћна еще цеплЯлась за туалет, что хочет по нужде - это их обреченнаЯ
безысходнаЯ хитрость. ѓоворит, Я же человек, куда же мне нужду справлЯть. €
тут все кругом как озверели: человек?! человек?! ’от беспощадный напор, ор
почти нечеловеческий, и был ей приговором, только тогда она, кажетсЯ, и
осознала, что места ей здесь нету и что наступил конец.
‚се сырое трЯпье, которое не имела сил даже толком выжать, долго и
мучительно напЯливала - одеванье ей давалось совсем тЯжко. Ќа обмотки
никаких сил ей уж не хватило - и по стеночке поползла. Ќо охранники ей
запретили стенки лапать и она уж выходила бочком, как по карнизу. „аже когда
наружу выбралась, запрещали о стену больничную опиратьсЯ, чтобы не замарала.
…ще хотели проверить на ней перцовую ударную смесь из баллончика, хотели в
нее напоследок прыснуть и поглЯдеть, как будет действовать, но раздумали в
конце концов маратьсЯ и дали выползти на мороз, только пригрозив, чтоб
отползла подальше от больницы.
ќто зверство обычной жизни каждый по-своему прожили обычные люди, но
прежде того обернулось все зверством именно по воле обычных людей - оглохших
и слепых. —то Я знаю и что могу сказать, не устраиваЯ ни над кем показного
суда совести - это что никто друг друга не смог возлюбить. …ще скажу, много
раз потом видЯ эту картину перед глазами, что никто не привык к этому
плохому - всем было тошно, обрыдло. Џривыкает человек только к хорошему.
„аже рецидивист ворует и убивает не потому, что привык к плохому, а потому
что ему неведомо хорошее. Ђ это хорошее есть только одно - уважение себЯ и
других, простодушие гордости человека. Ќикто не мог себЯ уважать - и потому
сделалось это зверство, где все были участниками и все-то были жертвами,
хоть опЯть же это дико и несправедливо может звучать. Ќе были русскими. Ќе
были даже в этой комнатушке больничной не то что из одного народа, но и рода
человеческого. € так вот - перестали уже быть и людьми. “важать в себе и в
другом возможно только человека, именно человека, то есть самое общее и
одинаковое, что есть в каждом из без всЯких различий - человеческую жизнь.
Љогда-то люди жили на •итровке. Љогда-то люди жили и в ђоссии. Ѓыли
писатели и обыватели. Ќо теперь все не то и не так. Џуть к счастью, путь из
преисподней: излечить в человеке униженность, всеми способами какие есть у
общества боротьсЯ со всеми способами унижениЯ человека. “важение - это же и
есть доподлинное сострадание. „лЯ русских оказалось это слишком легковесным,
незначащим - и теперь мы сполна ощутим, сколько весЯт и значат взамен
идеальных вопросов о греховности и любви эти осмеЯнные, оскверненные слова о
человеке, добытые со дна жизни - но там, где не кончаетсЯ и подыхает, а
начинаетсЯ, рождаетсЯ из пьЯни и рвани, греха и ненависти ч е л о в е к.

Last-modified: Thu, 13 Mar 2003 10:39:36 GMT
Ћцените этот текст: