ђаспутин ‚алентин. †иви и помни

Ћцените этот текст:
ђаспутин ‚алентин. †иви и помни

----------------------------------------------------------------------------
ђаспутин ‚алентин. Џовести. - ѓорький: ‚олго-‚Ятское кн. изд-во, 1985.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------
1

‡има на сорок пЯтый, последний военный год в этих краЯх простоЯла
сиротской, но крещенские морозы свое взЯли, отстучали, как им полагаетсЯ, за
сорок. Џрокалившись за неделю, отстал с деревьев куржак, и лес совсем
помертвел, снег по земле заскрип и покрошилсЯ, в жестком и ломком воздухе по
утрам было трудно продохнуть. Џотом снова отпустило, после этого отпустило
еще раз, и на открытых местах рано затвердел наст.
‚ морозы в бане ѓуськовых, стоЯщей на нижнем огороде у Ђнгары, поближе
к воде, случилась пропажа: исчез хороший, старой работы, плотницкий топор
Њихеича. ‘роду, когда надо было что-то убрать от чужих глаз, толкали под
непришитую половицу сбоку от каменки, и старик ѓуськов, крошивший накануне
табак, хорошо помнил, что он сунул топор туда же. Ќа другой день хватилсЯ -
нет топора. Ћбыскал все - нет, поминай как звали. ‡ато, облазив вдоль и
поперек баню, обнаружил Њихеич, что топор - не единственнаЯ его потерЯ:
кто-то, хозЯйничавший здесь, прихватил заодно с полки добрую половину
листового табаку-самосаду и позарилсЯ в предбаннике на старые охотничьи
лыжи. ’огда-то и понЯл старик ѓуськов, что вор был дальний и топора ему
больше не видать, потому что свои, деревенские, лыжи не взЯли бы.
Ќастена узнала о пропаже вечером, после работы. Њихеич за день не
успокоилсЯ: где теперь, в войну, возьмешь такой топор? Ќикакого не возьмешь,
а этот был словно игрушечка - легкий, бриткий, как раз под руку. Ќастена
слушала, как разорЯетсЯ свекор, и устало думала: чего уж так убиватьсЯ по
какой-то железЯке, если давно все идет вверх тормашками. € лишь в постели,
когда перед забытьем легонько занывает в покое тело, вдруг екнуло у Ќастены
сердце: кому чужому придет в голову заглЯдывать под половицу? Ћна чуть не
задохнулась от этой нечаЯнно
подвернувшейсЯ мысли, сон сразу пропал, и Ќастена долго лежала в
темноте с открытыми глазами, боЯсь пошевельнутьсЯ, чтобы не выдать кому-то
свою страшную догадку, то отгонЯЯ ее от себЯ, то снова подбираЯ ближе ее
тонкие, обрывающиесЯ концы.
‚ эту ночь Ќастена не выспалась, а утром чуть свет решила сама
заглЯнуть в баню. Ћна не пошла по телЯтнику, где в снегу была вытоптана
дорожка, а по общему заулку спустилась к Ђнгаре и повернула вправо, откуда
над высоким Яром виднелась за городьбой крыша бани. ЏостоЯв внизу, Ќастена
осторожно поднЯлась по обледенелым ступенькам вверх, перелезла, чтобы не
скрипнуть калиткой, через заплот, потопталась возле бани, боЯсь войти сразу,
и лишь тогда тихонько потЯнула на себЯ низенькую дверку. Ќо дверка пристыла,
и Ќастене пришлось дергать ее изо всех сил. Ќет, значит, никого тут нет, да
и не может быть. ‚ бане было темно, маленькое окошечко, выходЯщее на Ђнгару,
на запад, только-только начинало заниматьсЯ блеклым полумертвым светом.
Ќастена села на лавку у окошечка и чутко, по-звериному стала внюхиватьсЯ в
банный воздух, пытаЯсь найти новые и непривычные, знакомые когда-то давно
запахи, но ничего, кроме резкого и горьковатого духа подмерзшей прели,
отыскать не смогла. "‚ыдумала, дура, чего-то", - упрекнула она себЯ и
поднЯлась, не понимаЯ толком, зачем она сюда приходила и что тут хотела
найти.
„нем Ќастена возила с гумна солому на колхозный двор и всЯкий раз,
спускаЯсь с горы, как завороженнаЯ посматривала на баню. Ћдергивала себЯ,
злилась, но пЯлилась на темное и угловатое пЯтно бани снова и снова. ‘олому
приходилось выколупывать из-под снега железными вилами, набрасываЯ на сани
по жвачке, и за три ездки терпеливаЯ к любой работе Ќастена умаЯлась так,
что хоть веди под руки. ‘казалась, видно, к тому же бессоннаЯ ночь. ‚ечером,
едва поев, Ќастена упала в постель как убитаЯ. ’о ли ей что ночью
приснилось, да она заспала и забыла, то ли на свежую голову пало само, но
только, проснувшись, она уже точно знала, что делать дальше. ‚ыбрала в
амбаре самую большую ковригу хлеба, завернула ее в чистую холстину и тайком
отнесла в баню, оставив хлеб на лавке в переднем углу. Џосидела еще,
подумала, размышлЯЯ, в своем она уме или нет, и ушла, притворив за собой
дверку с тайным, заклинающим вздохом.
„ва утра после этого проверЯла Ќастена - ковригу никто не тронул. ’огда
она обменЯла ее на другую, свежей выпечки, и положила туда же, на видное
место. Ћна уже ни на что не надеЯлась, но какаЯ-то неспокойнаЯ, упрЯмаЯ жуть
в сердце заставлЯла ее искать продолжениЯ истории с топором. Ќе мог чужой
догадатьсЯ, что под плахой тайник, - вот она, плаха, намертво лежит рЯдом с
другими, не шевельнетсЯ, не дрогнет, хоть плЯши на ней. €ли кто подглЯдел?
•леб, хлеб должен указать, кто это был, против хлеба устоЯть трудно.
…ще через два днЯ коврига исчезла! Ќе найдЯ ее на месте, Ќастена
испугалась. Ѓессильно, со стоном опустилась она на лавку и покачала головой:
нет, не может быть. Ќе может этого быть! Ќаверно, зашел свекор или свекровь,
увидели тут ковригу и прибрали домой. ‚от и все объЯснение. Ќастена кинулась
на колени - на полу валЯлись хлебные крошки. Ќет, не свекор и не свекровь,
кто-то другой. ‚ каменке, в холодной золе, Ќастена разворошила окурок.
‘ этого часа она словно бы выглЯдывала из себЯ: что же будет дальше?
‘правлЯла домашнюю работу, ходила на работу колхозную, оставаЯсь на людЯх
такой же, какой была всегда, а сама все времЯ озиралась, пугаЯсь каждого
стороннего звука. Ќо ждать, когда не знаешь как следует, чего ждешь, было
больше невмоготу, и на субботу Ќастена затеЯла баню. ‘еменовна отговаривала,
ссылаЯсь на морозы, но Ќастена настоЯла на своем: она сама натаскает воды,
сама протопит, им останетсЯ только помытьсЯ.
Ћна могла бы спроворить баню быстро, дело нехитрое, но нарочно не стала
торопитьсЯ. Ќаколола пополам с сосновыми негарких березовых дров, позже
обычного растопила каменку. „ень был холодный - морозы только еще начинали
сдавать, - но спокойный и Ясный. ЏоднимаЯсь от Ђнгары с водой, Ќастена
невольно всЯкий раз посматривала на дым из трубы: его черный от березы,
прЯмой столб уходил без ветра высоко и был виден издалека. Ћна нагрела
полный, сверх надобности, чан воды, помыла пол и полок, прикрыла трубу и уже
в сумерках пошла звать стариков, не забыв сказать им, чтобы они прихватили с
собой керосину длЯ лампы.
Ћна была как во сне, двигаЯсь почти ощупью и не чувствуЯ ни напрЯжениЯ,
ни усталости за день, но делала все точно так, как и задумала. „ождалась
стариков, собрала белье и на вопрос ‘еменовны, с кем пойдет мытьсЯ, соврала,
что пойдет с Ќадькой. Ћбычно Ќастена звала с собой в баню кого-нибудь из
соседок; смотреть на свое голое закисающее тело было больно и горько, на
глаза наворачивались слезы. Ќо сегоднЯ ей предстоЯло обойтись без подружки.
‚ темноте, когда ночь еще не выстоЯлась и не посветлела, Ќастена добралась
до бани, занавесила изнутри трЯпкой окошечко и разделась, решив похлюпатьсЯ
наскоро, потому что ее загаданный час, по всей видимости, должен был
наступить позже.
Џомывшись, Ќастена вернулась домой, прибрала при лампе перед зеркалом
волосы и сказала старикам, что пойдет посидеть
к Ќадьке, с которой будто бы ходила в баню. Љ Ќадьке Ќастена и правда
заскочила, но ненадолго и без всЯкого дела, лишь бы показатьсЯ на глаза. Ћна
торопилась обратно в баню. ’ихонько, по-воровски, подкралась к двери,
опасаЯсь, что опоздала, и прислушалась, нет ли кого внутри, потом осторожно
вошла. ЃанЯ еще не выстыла, и, чтобы не взопреть, Ќастена пристроилась на
порожке. …сли кто и поЯвитсЯ, она успеет поднЯтьсЯ и посторонитьсЯ, а пока
оставалось только ждать.
€з деревни доносились последние слабые голоса, лай собак, затем все
стихло. Ќа Ђнгаре изредка с тугим бегущим звоном покалывало лед, да
вздыхала, остываЯ, банЯ. Ќастена сидела в полной темноте, едва различаЯ
окошко, и чувствовала себЯ в оцепенении маленькой несчастной зверюшкой. —то
бы человеку здесь среди ночи делать? Ћна попыталась о чем-нибудь думать,
что-нибудь вспомнить и не смогла: то, что просто было среди людей, здесь
оказалось невозможным.
Џозже, когда от двери стало сильно поддувать, она перешла на лавку.
‚идно, она все-таки задремала, потому что не слышала шагов. „верь вдруг
открылась, и что-то, задеваЯ ее, шебурша, полезло в баню. Ќастена вскочила.
- ѓосподи! Љто это, кто? - крикнула она, обмираЯ от страха. ЃольшаЯ
чернаЯ фигура на мгновение застыла у двери, потом кинулась к Ќастене.
- Њолчи, Ќастена. ќто Я. Њолчи.
‚ деревне взнЯлись и затихли собаки.

Ђтамановка лежала на правом берегу Ђнгары и была всего на тридцать
дворов - не деревнЯ, а деревушка. ЌесмотрЯ на свое звучное название, лежала
она одиноко и потихоньку да помаленьку, еще с довоенных лет, хирела: уже
пЯть изб - и избы крепкие, не какие-нибудь развалюхи, - стоЯли мертво, с
заколоченными окнами. Џочему мелели деревни в войну, и объЯснЯть нечего, тут
причина на всех одна, но из Ђтамановки люди начали сниматьсЯ еще раньше,
особенно молодые, из тех, кто не успел зарасти своим хозЯйством. €х
сманивали к себе поселениЯ побольше да пошумней, с видом на будущее, а у
Ђтамановки его не было. Ћна построилась когда-то на отшибе, до самой ближней
деревни по своей стороне, до Љарды, где располагалсЯ сельсовет, к которому
была приписана Ђтамановка, насчитывалось больше двадцати верст. Џравда, до
ђыбной на другом берегу Ђнгары было ближе, но ђыбнаЯ всегда держалась своих
нижних соседей:
там сельсовет, магазины, начальство, в ту сторону район, туда и шли со
всЯкой нуждой, а в Ђтамановку заплывали редко. Њимо Ђтамановки шлепали
пароходы, провозили новости - многое проходило мимо нее, маЯчившей на берегу
тускло и сиротливо. „аже о войне здесь узнали только на другой день.
‘удьба ее, надо сказать, не вечно была такой незаметной. ‘вое название
Ђтамановка получила от другого, еще более громкого и пугающего - от
ђазбойниково. Љогда-то в старые годы здешние мужички не брезговали одним
тихим и прибыльным промыслом: проверЯли идущих с ‹ены золотишников. „еревнЯ
длЯ этого стоит куда как удобно: хребет здесь подходит почти вплотную к
Ђнгаре, и миновать деревню стороной никак нельзЯ, хочешь не хочешь, а надо
выходить на дорогу. ‚ самом узком месте возле речки отчаЯнные головы и
караулили ленских старателей - слава такаЯ о деревне держалась прочно. Ћт
устной молвы название "ђазбойниково" перекочевало в бумаги, но еще до
‘оветской власти кому-то в волости оно показалось неприличным, и его
заменили "Ђтамановкой" - и смысл вроде остаетсЯ, и уши не коробит. Њестный
народ, кстати, с этим переименованием почему-то не согласилсЯ. …ще и теперь,
спустЯ много лет, старики из Љарды, из ђыбной, из других деревень, как
сговорившись, повторЯли одно и то же:
- ‚сЯ деревнЯ занималась разбоем, а захотели на какого-то атамана
свалить. Ќет уж, не выйдет.
Ќастену в Ђтамановку судьба занесла с верхней Ђнгары. ‚ голодном
тридцать третьем году, похоронив в родной деревне близ €ркутска мать и
спасаЯсь от смерти сама, шестнадцатилетнЯЯ Ќастена собрала свою малую, на
восьмом году, сестренку Љатьку и стала спускатьсЯ с ней вниз по реке, где,
по слухам, люди бедствовали меньше. Ћтца у них убили еще раньше, в первый
смутный колхозный год, и убили, говорЯт, случайно, целЯ в другого, а кто
целил - не нашли. ’ак девчонки остались одни. ‚се лето Ќастена и Љатька шли
от деревни к деревне, где подрабатываЯ на ужин, где обходЯсь подаЯнием,
которое давали ради маленькой и хорошенькой Љатьки. Ѓез нее Ќастена,
наверно, пропала бы. ‘ама она походила на тень: длиннаЯ, тощаЯ, с несуразно
торчащими руками, ногами и головой, с застывшей болью на лице. ’олько
Љатька, длЯ которой Ќастена осталась вместо матери, заставлЯла ее
шевелитьсЯ, предлагать себЯ в работницы, просить кусок хлеба.
Љ осени сестры кое-как добрались до деревни ђютина, где, Ќастена
помнила, жила тетка по отцу. ’а поворчала, поворчала, но девчонок принЯла.
Ќастена, отдышавшись, пошла в колхоз, Љатьку отправила в школу. Љ этому
времени стало полегче: принесли свое огороды, поспели хлеба. ѓолод, когда
есть чем лечить его, лечить нетрудно, и уже к зиме Ќастена мало-помалу
взЯлась поправлЯтьсЯ. Ђ на следующий год ухнул такой урожай, что не
отъестьсЯ было бы стыдно. Џостепенно у Ќастены разгладились ранние морщины
на лице, налилось тело, на щеках заиграл румЯнец, осмелели глаза. €з
недавнего чучела вышла невеста хоть куда. ’ам, в ђютиной, и встретил ее
спустЯ два года Ђндрей ѓуськов, чужой, но расторопный и бравый парень,
сплавлЯвший на плотах горючее, которое брали в цистернах неподалеку от этой
деревни. ‘говорились они быстро: Ќастену подстегнуло еще и то, что надоело
ей жить у тетки в работницах, гнуть спину на чужую семью. „оставив в Њ’‘
бочки с горючим, Ђндрей тут же, не мешкаЯ, прикатил на пароходе обратно и
увез Ќастену в свою Ђтамановку.
Ќастена кинулась в замужество, как в воду, - без лишних раздумий: все
равно придетсЯ выходить, без этого мало кто обходитсЯ - чего ж тЯнуть? € что
ждет ее в новой семье и в чужой деревне, она представлЯла плохо. Ђ
получилось так, что из работниц она попала в работницы, только двор другой,
хозЯйство покрупней да спрос построже. ѓуськовы держали двух коров, овец,
свиней, птицу, жили в большом доме втроем, Ќастена пришла четвертой. € всЯ
эта тЯгость сразу свалилась на ее плечи. ‘еменовна давно уже ждала невестку,
чтобы сделать себе наконец послабление, и, дождавшись, расхворалась, у нее
стали сильно отекать ноги, ходила она тЯжело, переваливаЯсь с боку на бок,
как утка. Ќо хозЯйкой оставалась она, всю жизнь ‘еменовна крутила это
колесо, и сейчас другие руки, взЯвшиесЯ за него, казались ей и неловкими и
ленивыми потому лишь, что это были не ее руки.
•арактер у нее выказалсЯ не сладкий: то она принималась ворчать, не
терпЯ ни возражений, ни оправданий, то в злости надувалась и не хотела
сказать ни слова - надо было иметь каменное, как у Ќастены, терпение, чтобы
не схватитьсЯ с ней и не разругатьсЯ. Ќастена обычно отмалчивалась, она
научилась этому еще в то кусочное лето, когда обходила с Љатькой ангарские
деревни и когда каждый, кому не лень, мог ни за что ни про что ее облаЯть.
Љонечно, будь она из местных, из атамановских, живи тут же ее роднЯ, котораЯ
при случае могла заступитьсЯ, не дать в обиду, то и отношение к ней было бы
другое, но она, сирота казанскаЯ, неизвестно откуда взЯлась, принесла с
собой приданого одно платьишко на плечах, так что и справу ей, чтобы
показатьсЯ на люди, пришлось гоношить здесь же - вот как осело на душе у
‘еменовны, вот что в ненастную пору подливало ей масла в огонь.
‚прочем, с годами ‘еменовна свыклась с Ќастеной и ворчала все меньше и
меньше, признав, что невестка ей попалась и покладистаЯ, и работЯщаЯ.
Ќастена успевала ходить в колхоз и почти одна везла на себе хозЯйство.
Њужики знали только заготовить дров и припасти сена. Ќу и если бы крыша над
головой упала, тоже поднЯли бы, а скажем, принести с Ђнгары воды или
почистить в стайке считалось неприличным длЯ мужика, зазорным занЯтием.
‘еменовна на своих ходулЯх далеко достать не могла, всюду вертелась Ќастена,
без которой уже нельзЯ было обойтись, и это поневоле смирЯло свекровь. Ћдно
она не хотела ей простить - то, что у Ќастены не было ребЯтишек. Џопрекать
не попрекала, помнЯ, что длЯ любой бабы это самое больное место, но на
сердце держала, тем более что и Ђндрей у них с Њихеичем осталсЯ
единственным, за первого, второго и третьего, потому что две девчонки до
него не выжили.
Ѓездетность-то и заставлЯла Ќастену терпеть все. ‘ детства слышала она,
что полаЯ, без ребЯтишек, баба - уже и не баба, а только полбабы. Ќастена и
не подозревала в себе этой порчи и пошла замуж легко, заранее знаЯ бабью
судьбу, радуЯсь самой большой перемене в своей жизни и немножко, задним
числом, как это обычно бывает, жалеЯ, что походила в девках мало. Ђндрей был
с ней ласковым, называл кровиночкой, они на первых порах и не думали о
ребЯтишках, просто жили друг возле друга, наслаждаЯсь своей близостью, и
только. ђебенок мог бы этому счастью даже помешать. Ќо затем как-то
исподволь, исподтишка, оттого лишь, что поЯвилась опасность нарушениЯ
извечного порЯдка семейной маеты, возникла откуда-то тревога] то, чего
вначале избегали и боЯлись, теперь начали караулить - будет или не будет?
ли месЯцы, ничего не менЯлось, и тогда ожидание переросло в нетерпение,
потом - в страх. ‡а какой-то год Ђндрей полностью переменилсЯ к Ќастене,
стал занозистым, грубым, ни с того ни с сего мог обругать, а еще позже
научилсЯ хвататьсЯ за кулаки.
Ќастена терпела: в обычае русской бабы устраивать свою жизнь лишь
однажды и терпеть все, что ей выпадет. Љ тому же виноватой в своей доле
Ќастена считала себЯ. ‹ишь однажды, когда Ђндрей, попрекаЯ ее, сказал что-то
совсем уж невыносимое, она с обиды ответила, что неизвестно еще, кто из них
причина - она или он, других мужиков она не пробовала. Ћн избил ее до
полусмерти.
Џравда, последний год перед войной они прожили легче, как бы начинаЯ
заново свыкатьсЯ друг с другом, хорошо теперь уже знаЯ, что друг от друга
можно ждать, и прибиваЯсь к старинному правилу: сошлись - надо жить.
‹аски от ЂндреЯ Ќастена по-прежнему видела немного, но и дурить он стал
заметно меньше. Ќастена и этому была рада: они еще молодые, со временем все
наладитсЯ. € если бы не война, может, так бы оно и вышло, да началась война,
покорежила и не такие надежды.
ЂндреЯ взЯли в первые же дни. Ќастена поголосила, поголосила и
смирилась. Ќе она одна, у других, оставшихсЯ ‘ ребЯтишками, беда похлеще.
ЉажетсЯ, впервые за все годы замужества ее успокоила и обнадежила своЯ
бездетность. ‡рЯ она обижалась на судьбу, судьба ей выпала разумнаЯ, далеко
вперед разглЯдевшаЯ лихо, которое сейчас свалилось на людей, и заранее
устроившаЯ так, чтобы перемочь ей это лихо одной. Џотом, в добрую пору,
пойдут и дети, еще не поздно. ‹ишь бы вернулсЯ Ђндрей. ќтим она и жила, пока
тЯнулась война, этим и дышала в то страшное времЯ, когда никто не знал, что
будет завтра.
Ђндрей долго воевал удачно, но летом сорок четвертого года вдруг
пропал. ‹ишь через два месЯца пришло от него из Ќовосибирска, из госпиталЯ,
письмо, в котором он сообщал, что ранен и что после поправки на несколько
дней должны отпустить домой. ќто обещание и удержало Ќастену от поездки в
Ќовосибирск, хоть поначалу она и собралась к мужику. …сли отпустЯт, лучше
увидетьсЯ дома - так они и рассчитывали. Ќо Ђндрей ошибсЯ: поздней осенью он
коротко и обиженно написал, что нет, ничего не выйдет, из госпиталЯ его
выписывают, но отправлЯют обратно на фронт.
€ снова пропал.
Џеред рождеством в Ђтамановку нагрЯнули председатель сельсовета из
Љарды Љоновалов и конопатый участковый милиционер по фамилии Ѓурдак,
которого за глаза звали Ѓардаком. Ћт Ђнгары они повернули жеребца прЯмо к
избе ѓуськовых. Ќастены дома не было.
- Љакие имеете известиЯ от сына? - строго, как на допросе, спросил
Ѓурдак у Њихеича.
…му показали последние письма ЂндреЯ. Ѓурдак прочитал их, дал прочитать
Љоновалову и спрЯтал к себе в карман.
- Ѓольше он о себе ничего не сообщал?
- Ќет. - ђастерЯвшийсЯ Њихеич наконец пришел в себЯ. - Ђ че такое с им?
ѓде он?
- ‚от это мы и хотим выЯснить - где он? ЏотерЯлсЯ где-то ваш Ђндрей
ѓуськов. „аст о себе знать - сообщите нам. ЏонЯтно?
- ЏонЯтно.
Ќичего не было понЯтно Њихеичу. Ќи ему, ни ‘еменовне, ни Ќастене.
Ђ в крещенские морозы из тайника под половицей в гуськовской бане исчез
топор.

- Њолчи, Ќастена. ќто Я. Њолчи.
‘ильные, жесткие руки схватили ее за плечи и прижали к лавке. Ћт боли и
страха Ќастена застонала. ѓолос был хриплый, ржавый, но нутро в нем осталось
прежнее, и Ќастена узнала его.
- ’ы, Ђндрей?! ѓосподи! Ћткуда ты взЯлсЯ?!
- Ћттуда. Њолчи. ’ы кому говорила, что Я здесь?
- Ќикому. џ сама не знала.
‹ица его в темноте она не могла рассмотреть, лишь что-то большое и
лохматое смутно чернело перед ней в слабом мерцании, которое источало в
углах задернутое оконце. „ышал он шумно и часто, натЯгиваЯ грудь, словно
после тЯжелого бега. Ќастена почувствовала, что и она тоже задыхаетсЯ, -
настолько неожиданно, как Ќастена ни подозревала ее, свалилась эта встреча,
настолько воровской и жуткой с первых же минут и с первых же слов она
оказалась.
Ћн убрал наконец руки и чуть отступил назад. ‚се еще неверным,
срывающимсЯ голосом спросил:
- €скали менЯ?
- Њилиционер недавно приезжал и с ним Љоновалов из Љарды. ‘ отцом
разговаривали.
- Ћтец, мать догадываютсЯ про менЯ?
- Ќет. Ћтец думал, топор кто чужой взЯл.
- Ђ ты, значит, догадалась? Ћна не успела ответить.
- •леб ты приносила?
- џ.
Ћн помолчал.
- Ќу вот, встретились, Ќастена. ‚стретились, говорю, - с вызовом
повторил он, будто ждал и не дождалсЯ, что она скажет. - Ќе веритсЯ, что
рЯдом с родной бабой нахожусь. Ќе надо бы мне ни перед кем тут показыватьсЯ,
да одному не перезимовать. •лебушком ты менЯ заманила. - Ћн опЯть больно
сдавил ее плечо. - ’ы хоть понимаешь, с чем Я сюда заЯвилсЯ? Џонимаешь или
нет?
- Џонимаю.
- Ќу и что?
- Ќе знаю. - Ќастена бессильно покачала головой. - Ќе знаю, Ђндрей, не
спрашивай.
- Ќе спрашивай... - „ыхание у него опЯть поднЯлось и запрыгало. - ‚от
что Я тебе сразу скажу, Ќастена. Ќи одна собака не должна знать, что Я
здесь. ‘кажешь кому - убью. “бью - мне терЯть нечего. ’ак и запомни. Ћткуда
хошь достану. “ менЯ теперь рука на это твердаЯ, не сорветсЯ.
- ѓосподи! Ћ чем ты говоришь?!
- џ тебЯ не хочу пугать, но запомни, что сказал. ЏовторЯть не буду. Њне
сейчас податьсЯ больше некуда, придетсЯ околачиватьсЯ здесь, возле тебЯ. џ к
тебе и шел. Ќе к отцу, не к матери - к тебе. € никто: ни мать, ни отец - не
должен обо мне знать. Ќе было менЯ и нету. Џропал без вести. “били где по
дороге, сожгли, выбросили. џ теперь в твоих руках, больше ни в чьих! Ќо если
ты не хочешь этим делом руки марать - скажи сразу!
- —то ты менЯ пытаешь?! - простонала она. - —ужаЯ тебе, что ли? Ќе
жена, что ли?
Ќастена с трудом помнила себЯ. ‚се, что она сейчас говорила, все, что
видела и слышала, происходило в каком-то глубокому и глухом оцепенении,
когда обмирают и немеют все чувства! и когда человек существует словно бы не
своей, словно бы подключенной со стороны, аварийной жизнью. ‚ таких случаЯх
страх, боль, удивление, озарение наступают позже, а до тех пор, пока?
человек придет в себЯ, в нем несет охранную службу трезвый, прочный и почти
бесчувственный механизм. Ќастена отвечала и слабой, отстранившейсЯ своей
памЯтью сама же не понимала, как может она обходитьсЯ этими случайными и
пресными, ничего не выражающими словами, - после трех с половиной лет
разлуки, когда любой день грозил быть последним, и после того, что, оборвав
этот срок, свалилось на них теперь?! Ћна не понимала почему сидит без
движениЯ, когда надо было бы, наверно, что-то делать - хоть обнЯть на первый
раз и приветить мужа, встречу с которым голубила чуть не каждую ночь. Ќадо
бы... но она продолжала сидеть как во сне, когда видишь себЯ лишь со стороны
и не можешь собой распорЯдитьсЯ, а только ждешь, что будет дальше. „а и всЯ
эта встреча - в бане среди ночи, отчаЯнной украдкой, не имеЯ возможности
взглЯнуть друг другу в лицо а только, как слепым, угадывать друг друга, с
горьким и почтЯ бессознательным шепотом, с настороженностью и страхом, - всЯ
эта встреча выходила чересчур неправдашней, бессильной пригрезившейсЯ в
дурном забытьи, которое канет прочь с первым же светом. Ќе может быть, чтобы
она осталась на завтра, послезавтра, навсегда, потЯнула за собой и другие,
столь же мучительные и несчастные встречи.
’Яжелой, подрагивающей рукой он погладил Ќастену по голове. ќто было
первое, похожее на ласку, прикосновение. Ќастена вздрогнула и сжалась,
по-прежнему не знаЯ, что делать и что говорить. Ћн убрал руку, спросил:
- Љак вы тут хоть жили?
- ’ебЯ ждали, - сказала она.
- „ождались. „ождали-ись. ѓерой с войны пришел, принимай, жена,
хвастай, зови гостей.
Џродолжать этот разговор было ни к чему. ’ак много всего свалилось на
них одним махом, такой клубок неЯсного, нерешенного, запутанного громоздилсЯ
перед ними, что подступатьсЯ к нему, откуда ни возьми, было страшно. Ћни
долго молчали, потом Ќастена, вспомнив, предложила:
- Њожет, помоешьсЯ?
- Ќадо помытьсЯ, - торопливо и даже как будто обрадован-но согласилсЯ
он. - ’ы же длЯ менЯ баню топила, Я знаю. ‘кажи, длЯ менЯ?
- „лЯ тебЯ.
- џ уж и не помню, когда мылсЯ.
Ћн отошел к каменке, булькнул там в чане водой.
- Ћстыла, поди, совсем? - зачем-то спросила она.
- ‘ойдет.
Ќастена слышала, как он нашарил по памЯти деревЯнный костыль у двери и
повесил на него полушубок, как стЯнул у порожка валенки и стал раздеватьсЯ.
—уть различимаЯ корЯваЯ фигура приблизилась к Ќастене.
- Ќу что, Ќастена, один Я не справлюсь. ЏодымайсЯ, спину потереть надо.
Ћн повалил ее на пол. Ћт бороды его, которой он тыкалсЯ Ќастене в лицо,
почему-то пахло овчиной, и она все времЯ невольно отворачивала лицо на
сторону. ‚се произошло так быстро, что Ќастена не успела опомнитьсЯ, как,
взъерошеннаЯ и очумелаЯ, снова сидела на лавке у занавешенного оконца, а на
другой лавке, осторожно пофыркиваЯ, плескалсЯ этот полузнакомый человек,
ставший опЯть ее мужем. € ничего - ни утешениЯ и ни горечи - она не ощутила,
одно только слабое и далекое удивление да неЯсный, неизвестно к чему
относЯщийсЯ стыд.
Ћн помылсЯ и стал одеватьсЯ.
- Ќадо было хоть белье тебе принести, - сказала Ќастена, все времЯ
заставлЯЯ себЯ не казатьсЯ чужой, подталкиваЯ себЯ к разговору.
- - —ерт с ним, с бельем, - отозвалсЯ он. - џ тебе счас скажу, что
перво-наперво понадобитсЯ. ‡автра отдохни, выспись, а послезавтра
переправь-ка сюда мою "тулку", пока менЯ зверь не загрыз. †иваЯ она?
- †иваЯ.
- …е обЯзательно. ‘пички там, соль, какую-нибудь посудину длЯ варева.
‘ама сообразишь, что надо. Џровиант к патронам у отца поскреби, да только
так, чтоб не заметил.
- Ђ что Я ему скажу про ружье?
- Ќе знаю. —то хошь говори. Љак-нибудь вывернешьсЯ... ‡апомни еще раз:
никто про менЯ не должен даже догадыватьсЯ. Ќикто. Ќе было менЯ и нет. ’ы
одна в курсе... ЏридетсЯ тебе пока подкармливать менЯ хоть немножко.
Џринесешь ружье - мЯса Я добуду, а хлеб не подстрелишь. Џослезавтра приду
так же попозже. ђано не ходи, смотри, чтоб не уследили. ’еперь ходи и
оглЯдывайсЯ, ходи и оглЯдывайсЯ.
Ћн говорил спокойно, ровно, голос его в тепле заметно отмЯк, и все же в
нем слышалось и нетерпение, и постороннее тревожное усилие.
- ЏогрелсЯ, помылсЯ, даже подфартило с родной бабой поластитьсЯ. Џора
собиратьсЯ.
- Људа ты пойдешь? - спросила Ќастена.
Ћн хмыкнул:
- Људа... Људа-нибудь. Љ родному брату, к серому волку. Ќе забудешь,
значит, послезавтра?
- Ќе забуду.
- € подожди менЯ здесь, а там уговоримсЯ, как дальше. Ќу, Я поехал. ’ы
немножко помешкай, сразу не вылазь.
Ћн зашуршал полушубком и примолк.
- ’ы хоть сколько рада, что Я живой пришел? - неожиданно спросил он с
порога.
- ђадаЯ.
- Ќе забыла, значит, кто такой Я тебе есть?
- Ќет.
- Љто?
- Њуж.
- ‚от: муж, - с нажимом подтвердил он и вышел.
Њало что понимаЯ, она вдруг спохватилась: а муж ли? Ќе оборотень ли это
с ней был? ‚ темноте разве разберешь? Ђ они, говорЯт, могут так прикинутьсЯ,
что и среди бела днЯ не отличишь от настоЯщего. Ќе умеЯ правильно класть
крест, она как попало перекрестилась и зашептала подвернувшиесЯ на памЯть,
оставшиесЯ с детства слова давно забытой молитвы. € замерла от предательской
мысли: а разве не лучше, если бы это и вправду был только оборотень?

Ђндрей ѓуськов понимал: судьба его свернула в тупик, выход из которого
нет. ‚перед еще есть какой-то путь, совсем, видно недальний, пока не
упрешьсЯ в стену, а поворотить назад уже нельзЯ... Ќичего не выйдет. € то,
что обратной, дороги длЯ него не существовало, освобождало ЂндреЯ от
излишних раздумий. ’еперь приходилось жить только одним: будь что будет.
‚ эти первые, прожитые в родных местах дни больше всего его донимали
воспоминаниЯ о том, как три с половиной года назад он уезжал отсюда на
фронт. ‚сЯ череда почти двух недель от первого известиЯ о войне до прибытиЯ
в €ркутск, где формировалась дивизиЯ, вставала перед ним настолько живо и
Ярко, что становилось не по себе от ее близости, от ее словно бы вчерашней
законченности. ЏамЯть удержала даже чувства, которые он испытывал, и чувства
эти, похоже, теперь повторЯлись: та же, что и тогда, была сейчас в нем
оглушенность, неспособность соображать, что будет дальше, та же ненадежность
всего, что с ним сталось, злость, одиночество, обида, тот же холодный,
угрюмый и неотвЯзный страх - многое, вплоть до случайных настроений, было
тем же, с одной лишь громадной разницей: все это теперь оказалось словно бы
вывернутым своей обратной, изнаночной стороной, котораЯ подтверждалась и
обстановкой. ‚от он там же, где был, откуда начинал свой поход, но уже не на
правом, а на левом берегу Ђнгары, и тогда стоЯло лето, а сейчас глухаЯ зима.
’огда он уходил на войну, теперь вернулсЯ, тогда уходил вместе со многими и
многими, теперь пришел назад один, своей, отдельной дорожкой. ‘удьба, сделав
отчаЯнный вывертыш, воротила чего на старое место, но по-прежнему, как и
тогда, во всю близь, |во весь рост перед ним стоЯла смерть, зашедшаЯ на этот
раз длЯ верности со спины, чтобы он не смог уйти. Ћн вообще существовал
сейчас какой-то обратной, спЯчивающейсЯ жизнью, в которой невозможно понЯть,
куда ступишь следующим шагом. Џосле этой его жизни воспоминаниЯ, похоже,
остатьсЯ не могли.
‘емь атамановских мужиков, призванных по первому набору, в числе
которых был и ѓуськов, уезжали из деревни на пЯти ходках: провожающих
набралось почти столько же, сколько фронтовиков. Ќо Ђндрей простилсЯ со
своими дома: ни к чему растЯгивать слезы и причитаниЯ, а себе травить
попусту душу. ’о, что приходитсЯ обрывать, надо обрывать сразу, так же сразу
он надеЯлсЯ когда-нибудь (а то до этого уже было недалеко) закончить жизнь,
не хватаЯсь за надежды, которые не держат. Ћн обнЯлсЯ с матерью, отцом и
Ќастеной у ворот, прыгнул в ходок и понужнул конЯ, а отъезжаЯ, выдержал не
оглЯнутьсЯ; только за поскотиной, когда Ђтамановка скрылась из виду, он
натЯнул вожжи и дождалсЯ остальных, чтобы ехать одним обозом.
‚ Љарде они пересели на пароход, к которому подгадывали, и спустились
на нем в райцентр, а через день этот же пароход на обратном пути повез
собранную со всего района команду в €ркутск. ђано утром проплывали мимо
Ђтамановки. ЉараулЯ ее, не спали, еще издали принЯлись вразнобой кричать, не
понимаЯ, что и, главное, зачем кричат, но Ђндрей смотрел на деревню молча и
обиженно, он почему-то готов был уже не войну, а деревню обвинить в том, что
вынужден ее покидать. Њужики все же добились: на берег выскочили люди и тоже
в ответ закричали, замахали платками, фуражками, но пароход шел далеко, и
узнать кого-нибудь или услышать было нельзЯ. Ђндрею показалось, что он видел
среди них Ќастену; он не был в точности уверен, что это она однако
обозлилсЯ: зачем, ну зачем устраивать эту никому не нужную потеху?
Џростились, все, что следовало, сказали друг другу - достаточно, войну не
заворотишь. Ќо знай он, что та фигура которую он принЯл за Ќастену,
действительно Ќастена и была, ему, пожалуй, стало бы легче, а злость потому
и проглЯнула, что он этого навернЯка не знал. ЌевольнаЯ обида на все, что
оставалось на месте, от чего его отрывали и за что ему предстоЯло воевать,
долго не проходила, она и вызвала то обещание, которое он тогда дал, о
котором помнил все эти годы и которое теперь ненароком сдержал. Ќе ради него
он, конечно, вернулсЯ, нет, но и оно сейчас, исполнившись, с самого начала
не казалось пустым, и в нем чудилась какаЯ-то приманчиваЯ и достовернаЯ
сила, взЯвшаЯсЯ помогать ѓуськову в его судьбе.
Џароход шлепал против течениЯ трое суток, ехали шумно, ордой, вовсю
отдавшись горькому веселью, хорошо понимаЯ, что это последние свободные и
безопасные дни. Ђндрей держалсЯ особнЯком, он не приучилсЯ к водке. Џодолгу,
как истукан, торчал на борту и смотрел перед собой. ‚ разгаре было лето, все
дни ходило по небу Яркое солнце, катилась Ђнгара, от которой в воздухе стоЯл
звон, и плыли, плыли мимо знакомые берега, деревни и острова, плыли и
уплывали, скрываЯсь позади. Џри одной мысли, что он, быть может, видит все
это в последний раз, у ѓуськова схватывало сердце. ‹учше было бы спуститьсЯ
вниз и присоединитьсЯ к своим - не ему одному было тошно, или завалитьсЯ
спать, подложив мешок под голову, забытьсЯ, потерЯтьсЯ, пока не поднимут по
команде, но он не уходил и, донимаЯ душу тоскливой пыткой, терзаЯ и жалеЯ
себЯ, продолжал смотреть, думать и мучитьсЯ. € чем больше он смотрел, тем
Ясней и непоправимей замечал, как спокойно и безразлично к нему течет
Ђнгара, как равнодушно, не замечаЯ его, скользЯт мимо берега, на которых он
провел все свои годы, - скользЯт, уходЯ к другой жизни и другим людЯм, к
тому, что придет ему на смену. …го обидело: что же так скоро? Ќе успел
уехать, оторватьсЯ, а уже позабыто, похоронено все, чем он был и чем
собиралсЯ стать: значит, ступай и умирай, ты длЯ нас конченый человек. „а
неужели и впрЯмь конченый? ЋтказываЯсь, со взыгравшим недобрым упрЯмством он
вслух пообещал:
- ‚рете: выживу. ђано хороните. ‚от увидите: выживу. “ж с вами-то ни
черта не сделаетсЯ - увидите.
Ќа фронте он оставил эту надежду. ‚ первых же боЯх его ранило, но, к
счастью, легко, пулЯ прошила мЯкоть левой ноги, и уже через месЯц,
прихрамываЯ, он вернулсЯ в часть. Њысль о спасении казалась в то времЯ
бессмысленной, не он один прЯтал ее так далеко, что и сам себе не часто
признавалсЯ, есть она в нем или нет: чтобы уберечь, не доставать на свет,
под пули. ‘только он перевидал рЯдом с собой смертей, что и собственнаЯ
представлЯлась неминуемой: не сегоднЯ - так завтра, не завтра - так
послезавтра, когда подвернет очередь. ‡десь, на войне, мирнаЯ жизнь, кому
она выпадет, чудилась вечной, странно было думать, что она может длитьсЯ год
за годом десЯтки лет, как у деревьев или камней: времЯ здесь имело другие
измерениЯ.
Ђндрею ѓуськову долго везло, только однажды еще до своего отбытиЯ с
фронта он не уберегсЯ и, попав под бомбежку, был сильно контужен, взрывной
волной ему начисто отбило слух, почти неделю он ничего не слышал, затем
звуки постепенно вернулись. Ћт контузии осталось смешное и досадное
воспоминание: в лазарете его, глухого, прохватил звериный, ненасытный
аппетит. ЏостоЯнно, каждую минуту, хотелось есть, в поисках еды он то и дело
натыкалсЯ на всЯкие неприЯтности. Ќе слыша себЯ, он считал, что не слышат и
его, и это его выдавало, когда он кралсЯ на кухню, чтобы раздобыть съестное,
а когда он пыталсЯ договоритьсЯ о добавочных порциЯх, на потеху
выздоравливающим ему могли отвечать что угодно, он только хлопал глазами.
‡а три года ѓуськов успел повоевать и в лыжном батальоне, и в
разведроте, и в гаубичной батарее. …му довелось испытать все: и танковые
атаки, и броски на немецкие пулеметы, и ночные лыжные рейды, и изнурЯюще
долгую, упрЯмую охоту за "Языком". ѓуськов не привык, да и не мог привыкнуть
к войне, он завидовал тем, кто в бой шел так же спокойно и просто, как на
работу, но и он, сколько сумел, приспособилсЯ к ней - ничего другого ему не
оставалось. Џоперед других не лез, но и за чужие спины тоже не прЯталсЯ -
это свой брат солдат увидит и покажет сразу. ‚ "поиске", когда захватывающаЯ
группа в пЯть-шесть человек кидаетсЯ в немецкую траншею, вообще не до
хитростей - тут уж либо пан, либо пропал, а подержишьсЯ, побережешьсЯ,
погубишь и себЯ, и всех. ‘реди разведчиков ѓуськов считалсЯ надежным
товарищем, его брали с собой в пару, чтобы, подстраховывать друг друга,
самые отчаЯнные ребЯта. ‚оевал, как все, - не лучше и не хуже. ‘олдаты
ценили его за силушку - коренастый, жилистый, крепкий, он взваливал
оглушенного или несговорчивого "Языка" себе на горбушку и тащил, не
запинаЯсь, в свои окопы.
‚ лыжном батальоне ѓуськов ходил под Њосквой, весной на ‘моленщине
попал в разведчики, а в батарею его определили уже в ‘талинграде, после
контузии. ‡десь, в дальнобойной артиллерии, когда пошли в наступление, стало
полегче.
Љ зиме сорок третьего года Ясно начал проглЯдывать конец войны. € чем
ближе к нему шло дело, тем больше росла надежда уцелеть - уже не робкаЯ, не
потайнаЯ, а открытаЯ и беспокойнаЯ. ‘только они, кто дралсЯ с первых дней
войны, вынесли и выдержали, что хотелось верить: должно же длЯ них выйти
особое, судьбой данное помилование, должна же смерть от них отступитьсЯ, раз
они сумели до сих пор от нее уберечьсЯ. € здесь, на войне, чудилсЯ некий
спасительный испытательный срок: выжил - живи. Џорой, в легкие, утешные
минуты, на ѓуськова находила счастливаЯ уверенность, что ничего плохого с
ним больше сделатьсЯ не может, что вот так же, как сейчас, потихоньку да
помаленьку, не тратЯсь, доберетсЯ он до конечного, выстраданного, вдесЯтеро
оплаченного днЯ, когда объЯвЯт победу и повезут по домам. Ќо светлые эти,
солнечные минуты проходили, и тогда незаметно подступал страх: тысЯчи и
тысЯчи, жившие той же надеждой, гибли на его глазах день ото днЯ и будут
гибнуть, он понимал, до самого последнего часа. Ћткуда ж им братьсЯ, как не
из живых - не из него, не из других? Ќа что тут рассчитывать? €, поддаваЯсь
страху, не видЯ длЯ себЯ впереди удачи, ѓуськов осторожно примеривалсЯ к
тому, чтобы его ранило - конечно, не сильно, не тЯжело, не повредив нужного,
- лишь бы выгадать времЯ.
Ќо летом сорок четвертого года, когда прЯмо перед носом зачехленной
уже, готовой к переезду батареи выскочили немецкие танки, ѓуськова ранило
совсем не легонько. Џочти сутки он не приходил в себЯ. Ђ когда очнулсЯ и
поверил, что будет жить, утешилсЯ: все, отвоевалсЯ. ’еперь пусть воюют
другие. ‘ него хватит, он свою долю прошел сполна. ‘коро ему не поправитьсЯ,
а после, когда встанет на ноги, должны отпустить домой. ‚се - плохо ли,
хорошо ли, но уцелел.
Ѓез малого три месЯца провалЯлсЯ Ђндрей ѓуськов в новосибирском
госпитале. ѓрудь, из которой дважды доставали осколки, долго не закрывалась,
не заживала. €з дому, поддерживаЯ, прислали посылку, потом другую. Ќастена
просилась приехать, но он рассудил, что ехать и тратитьсЯ на дорогу незачем.
‚се равно скоро нагрЯнет сам. ‘олдаты, которые лежали в палате по соседству,
поддерживали его в этой уверенности; раненые заранее знали, кому после
госпиталЯ ехать домой подчистую, кому на побывку, кому возвращатьсЯ на
фронт. „ней на десЯть отпустЯт, - определили ѓуськову, - не меньше. - †дите.
†ди, Ќастена! Ћн теперь и поверить не мог, что когда-то по пустЯкам обижал
ее: во всем свете не было длЯ него бабы лучше, чем Ќастена. ‚ернетсЯ, и
заживут они, - знал бы кто, как они заживут! Џосле войны наступит другой
свет и другой мир длЯ всех, длЯ всех, а длЯ них - особенно. Ќичего они до
войны не понимали, жили, не ценЯ, не любЯ друг друга, - разве так можно?!
Ќо в ноЯбре, когда подошло времЯ выписки, времЯ, которого с таким
нетерпением он ждал и ради которого чуть ли не лизал свои раны, его
оглушили: в часть. Ќе домой, а в часть. Ћн настолько был уверен, что поедет
домой, что долго ничего не мог сообразить, решив, что произошла ошибка,
потом побежал по врачам, стал доказывать, горЯчитьсЯ, кричать. …го не хотели
слушать. Њожешь воевать - и точка. …го выпроводили из госпиталЯ, натЯнув
обмундирование и сунув в руки солдатскую книжку и продаттестат. ’опай,
Ђндрей ѓуськов, догонЯй свою батарею, война не кончилась.
‚ойна продолжалась.
Ћн боЯлсЯ ехать на фронт, но больше этой боЯзни были обида и злость на
все то, что возвращало его обратно на войну, не дав побывать дома. ‚сего
себЯ, до последней капли и до последней мысли, он приготовил длЯ встречи с
родными - с отцом, матерью, Ќастеной, - этим и жил, этим выздоравливал и
дышал, только это одно и знал. ЌельзЯ на полном скаку заворачивать назад -
сломаешьсЯ. ЌельзЯ перепрыгнуть через самого себЯ. Љак же обратно, снова под
пули, под смерть, когда рЯдом, в своей уже стороне, в ‘ибири?! ђазве это
правильно, справедливо? …му бы только один-единственный денек побывать дома,
унЯть душу - тогда он опЯть готов на что угодно.
€ Ќастену не пустил - не дурак ли? ‡нать бы заранее, вызвал бы ее к
этому сроку, повидал - все легче. Ћна бы и проводила, а когда провожают -
надежней: что-то в человеческой судьбе имеет глаза, которые запоминают при
отъездах, - есть к кому возвращатьсЯ или нет. ‚се, как на вред, не туда
поехало. …сли и дальше так пойдет, не живать ему на свете. “ложат в первом
же бою.
Ћн думал о госпитальном начальстве словно о какой-то потусторонней
жестокой воле, которую человеческими силами не выправить, как невозможно,
скажем, очурать грозу или остановить град. Ћдин, самый главный, бог с
бухты-барахты решил, другим пришлось соглашатьсЯ. Ќо он-то живой человек -
почему с ним не посчитались? Ќикто, правда, ничего ему не обещал, он обманул
себЯ сам. Ќо отпускали же, отпускали, он видел, знал, что отпускали, - как
было не обманутьсЯ?!
Ќеужели действительно обратно? ђЯдом ведь, совсем рЯдом. Џлюнуть на все
и поехать. ‘амому взЯть то, что отнЯли. ‘амовольничали, бывало, он слышал, -
и ничего, сходило. Ђ ну как не сойдет? Ђ не сойдет - туда ему и дорога. Ћн
не железный: больше трех лет война - сколько можно!
Ќа станции он пропустил один состав, потом второй... Њысли ѓуськова
путались, терЯлись, он не знал, что делать. € оттого, что не мог ни на что
решитьсЯ и тратил зрЯ времЯ, злилсЯ еще больше. ЏолучаЯ по продаттестату
паек, он разговорилсЯ в очереди с маленьким веселым танкистом в шлеме и на
костылЯх, с подогнутой, толсто обмотанной правой ногой. ’анкист добиралсЯ в
—иту, на восток.
- Ђ тебе куда? - спросил он ѓуськова.
ѓуськов неожиданно ответил:
- ‚ €ркутск.
- ‚месте поедем, - обрадовалсЯ танкист.
’ак, в самый последний момент, подсадив своего нового товарища, ѓуськов
запрыгнул вслед за ним в поезд, идущий на восток. Ѓудь что будет. …сли
сцапают, скажет, что собралсЯ лишь до ЉрасноЯрска, затем до €ркутска, решил
обернутьсЯ за два-три днЯ - не страшно, вывернетсЯ. €ногда, задумываЯсь о
своей выходке, ѓуськов даже хотел, чтобы его сцапали и завернули обратно. Ќо
в таких случаЯх везет: никто его не остановил. Џоезда по-прежнему были
переполнены, и все в основном народом военным, нахрапистым, к которому
подступитьсЯ непросто.
Ќо, проехав до €ркутска больше трех суток, ѓуськов не на шутку
перепугалсЯ. …сли двигатьсЯ дальше - днЯ тоже не хватит. € двух не хватит -
зима. Ђ возвращатьсЯ с полдороги - зачем тогда затевал все это, зачем
изводилсЯ, рисковал, настырничал, кому что хотел доказать? „а и не поздно ли
возвращатьсЯ? ѓуськов вспомнил показательный расстрел, который ему довелось
видеть весной сорок второго года, когда он только что пришел в разведку. Ќа
большой, как поле, полЯне выстроили полк и вывели двоих: одного - самострела
с подвЯзанной рукой, уже пожившего, лет сорока, мужика, и второго - совсем
еще мальчишку. ќтот тоже захотел сбегать домой, в свою деревню, до которой
было, рассказывали, верст пЯтьдесЯт. ‚сего пЯтьдесЯт верст. Ђ он вон откуда
метнулсЯ. Ќет, не простЯт, даже штрафбатом не отделатьсЯ. Ћн не мальчишка,
должен был понимать, на что идет.
‚спомнил еще он, с какой ненавистью и брезгливостью смотрели солдаты на
самострела. Њальчишку жалели, его - нет. "кура! - говорили. - Ќу и шкура!
‚сех хотел перехитрить".
Ђ он, ѓуськов, чем лучше других? Џочему они должны воевать, а он
кататьсЯ туда-обратно - вот как рассудЯт, вот что поставЯт ему в вину. Ќа
войне человек не волен распорЯжатьсЯ собой, а он распорЯдилсЯ, и по головке
его за это, Ясное дело, не погладЯт.
‚ €ркутске, растерЯнно бродЯ по вокзалу, он столкнулсЯ с глазастой,
пронырливой бабенкой, котораЯ согласилась взЯть его на ночевку и привела к
себе, далеко за город, в предместье. Ћна же сама, без подсказки догадавшись,
что солдатик не знает, куда себЯ пристроить, подтолкнула его наутро к
немолодой уже, но чистенькой, гладенькой немой женщине по имени ’анЯ. “ ’ани
он просидел в оцепенении и страхе весь день, все собираЯсь поднЯтьсЯ и
куда-нибудь, в какую-нибудь сторону двинутьсЯ, просидел так же другой, а
потом и вовсе застрЯл, решив, что ему лучше переждать, пока его окончательно
потерЯют и дома, и на фронте.
“ немой на краю предместьЯ стоЯла своЯ избенка. ђаботала ’анЯ уборщицей
в госпитале, бегала туда на дню два раза - рано утром и вечером - приносила
с собой завернутые в трЯпицу нарезанные ломти хлеба, а в стеклЯнной баночке
- кашу или суп. •орошо еще, что ей не надо было ничего объЯснЯть, не надо
было вообще разговаривать; как по заказу, на удивление удобно и удачно ему
подвернулась женщина, у которой бог отнЯл слово. ‘казать ему нечего было
даже самому себе. Џорой, забывшись, он не понимал, как, почему здесь
очутилсЯ, что его сюда привело, затем вдруг начинал видеть каждый свой шаг к
поезду и каждый свой час в поезде до того близко и Ясно, что скребло,
надрываЯ душу. Ћн все еще был не в состоЯнии прийти в себЯ от случившегосЯ и
то подолгу сидел неподвижно, с пустым лицом, уставившись в одну точку, то
срывалсЯ и принималсЯ вышагивать, стараЯсь унЯть навалившуюсЯ боль; избенка
от его тЯжелых шагов сотрЯсалась, а он все металсЯ и металсЯ из угла в угол
и никак не мог успокоитьсЯ. Ћн как-то враз опостылел себе, возненавидел
себЯ, хорошо понимаЯ, что в том положении, в каком он оказалсЯ, хлопот с
собой не оберешьсЯ.
€ это чувство, а вернее, это самочувствие, это отношение к себе
обложило его надолго.
’анЯ была на редкость ласковаЯ и заботливаЯ баба: Ћна ничуть не
страдала от своей немоты, не озлобилась, не отшатнулась от людей; ни разу,
сколько ѓуськов жил, он не заметил ее угрюмой или чем-то недовольной. ‹ицо
ее не было веселым, но оно было спокойным и добрым, готовым в любой момент
на улыбку. Љазалось, немота ей дана не в наказание, а в облегчение. ‘ самого
начала ѓуськов не мог отделатьсЯ от ощущениЯ, что она знает о нем все. ‡нает
и жалеет его. ’очно так же ему представлЯлось, что он очутилсЯ у ’ани не по
своей воле, что его привела сюда чьЯ-то указующаЯ, руководЯщаЯ им рука.
‡ачем только - чтобы помочь или осторожно, постепенно погубить?
‚озвращаЯсь с работы, ’анЯ доставала свои баночки и сверточки и,
устроившись напротив ѓуськова, жадно, с любопытством и удовольствием
смотрела, как он ест. Ќаевшись, он в благодарность легонько хлопал ее, будто
мужика, по плечу. ‘частливаЯ, растревоженнаЯ этой грубоватой лаской, она
ловила его руки и прижимала к своей щеке, затем принималась что-то
показывать, но он не понимал. ѓорЯчась, она маЯчила на пальцах быстрей,
торопливей - он мотал головой и отворачивалсЯ. ’огда, чтобы успокоить его,
она оставлЯла попытки объЯснитьсЯ и виновато протЯгивала к нему руки.
‘о временем ’анЯ все же научила ѓуськова разбирать многие свои знаки.
Ћна втолковывала ему их с той же любовью и терпением, с какой ребенка учат
говорить. Ќо ему была неприЯтна эта немаЯ азбука, и он, как мог, отлынивал
от нее. ЋставатьсЯ здесь надолго он не собиралсЯ. Џо ночам, когда ’анЯ
прижималась к нему, ѓуськову не на шутку представлЯлось, что он слышит ее
обессиленный и подталкивающий шепот - те самые слова, которые вырываютсЯ в
таких случаЯх у всех баб. Ћн пытливо замирал и, верЯ, что ошибаетсЯ, не мог
все-таки освободитьсЯ от недоброго чувства, что ’анЯ - не та, за кого она
себЯ выдает. Ќо и он, и он теперь был неизвестно кто. ‚се в нем сдвинулось,
перевернулось, повисло в пустоте. …хал ненадолго - застрЯл совсем, думал о
Ќастене - оказалсЯ у ’ани. Ћб остальном и вовсе было страшно рассуждать.
ђасхлебывай - не расхлебать, кайсЯ - не раскаЯтьсЯ.
—ерез месЯц ему стало совсем невмоготу. •оть на смерть, но дальше.
Џоздним вечером, когда ’анЯ убиралась в госпитале, он сбежал от нее. „ороги
назад теперь ему не было, дорога оставалась одна - домой.
Ћт €ркутска приходилось осторожничать изо всех сил. ЏоказыватьсЯ среди
бела днЯ в деревнЯх он себе запретил: мало ли кто может повстречатьсЯ?
ЋтсиживалсЯ на заимках, в зимовьЯх, в зародах сена, высматривал и пугалсЯ
каждой фигуры, глухо материлсЯ, замерзаЯ и проклинаЯ себЯ, а ночью, когда
затихала жизнь, припускал со всех ног. •орошо еще, что дни стоЯли короткие,
спичечные.
Ќаконец в одну из крещенских ночей добралсЯ он до Ђтамановки,
остановилсЯ перед ее верхним краем и усталым, изможденным от снега взглЯдом
окинул расходЯщиесЯ на две стороны белые крыши домов. Ќикаких чувств от
встречи с родной деревней он не испытывал - не в состоЯнии был испытать.
ЏостоЯв немного, он спустилсЯ к Ђнгаре и по льду, не видЯ из-под Яра
деревни, добрел до своей бани. ’ам, едва притворив за собой дверцу, он упал
навзничь на пол и долго лежал неподвижно, как мертвец.
Џод утро, еле волоча ноги, он поплелсЯ на другую сторону Ђнгары. Ќа
плече он тащил лыжи, за поЯсом у него болталсЯ топор.
“крылсЯ Ђндрей ѓуськов в Ђндреевском, в старом зимовье возле речки.
ђасшурудил давно не троганную печку, вскипЯтил в манерке чаю и впервые за
много волчьих дней согрелсЯ. —ерез полчаса его вдруг стало сильно трЯсти, он
видел по рукам и ногам, как ходит весь ходуном, - то ли тело, долго не
знавшее тепла, набрало его сразу чересчур много, то ли сказывалось нервное
напрЯжение, постоЯнное ожидание вот этого мига, когда можно будет наконец
расслабитьсЯ, не острЯ каждую минуту глаза и уши, и отдохнуть.
…ще в €ркутске, прикидываЯ, где ему возле Ђтамановки приткнутьсЯ, он
выбрал именно эту зимовейку. ‘тоит она как нельзЯ лучше, в глубоком,
загнутом за гору распадке, откуда не поднЯтьсЯ дыму, топи хоть круглые
сутки. Љроме того, рЯдом, в двух шагах, речка, и по наледи сюда можно
добиратьсЯ, не оставлЯЯ следа.
Ќичего не поделаешь, теперь приходилось думать прежде всего об этом.
“добно, конечно, что за Ђнгарой, сюда и в прежние годы мало кто заглЯдываЯ,
а сейчас и подавно никто не полезет. „аже длЯ бакенщика за островом не было
работы: пароходы ходили по широкому, правому рукаву.
Ђтамановские полЯ и угодьЯ испокон веку лежали на своей стороне, их и
там хватало с избытком. Ћхота, рыбалка, любой промысел тоже были под своим
боком, места к ‹ене Я по зверю, и по ореху, и по Ягоде считались богаче,
поэтому за реку плавали редко. Ћстров напротив деревни, правда, косили, а
заодно и обирали от Ягод, он так - Џокосным - и называлсЯ.
Ќо еще до Японской войны пришел в Ђтамановку из ђасеи переселенец
Ђндрей ‘ивый с двумЯ сыновьЯми. ЏообсмотрелсЯ, пооглЯделсЯ и, на удивление
мужикам, выбрал себе место длЯ хозЯйства за Ђнгарой. €збу поставил, как все
люди, в деревне, а целину длЯ пашни разодрал здесь. Ћсобенно много ему
корчевать и не пришлось, полЯн и прогладей, удобных длЯ работы, тут было
достаточно.
‘рубил два зимовьЯ: одно у речки, поближе к покосам, второе повыше, на
взлобке, километрах в двух от первого, и повел хозЯйство, да еще как повел!
‘ тех пор край этот и стали называть Ђндреевским, по имени ЂндреЯ
‘ивого.
‘ам он к колхозной поре успел умереть, один из его сыновей не пришел с
германской, а второго в тридцатом году раскулачили и вместе с семьей куда-то
выслали. ’ак и не пустил переселенец Ђндрей ‘ивый корни на новой земле.
ЏолЯ его, как и следовало ждать, колхоз забросил. ‘тоило ли ради
нескольких гектаров снарЯжать людей и весной, и летом, и осенью к черту на
кулички? ЏереплавлЯть через Ђнгару сеЯлки, жатки? ‡аводить ради этого паром?
„ействительно, стоило ли?
€ вот теперь Ђндрей ѓуськов должен был помЯнуть добрым словом
переселенца ЂндреЯ ‘ивого, давшего ему удобное со всех сторон и надежное
пристанище.
…сли его жизнь здесь затЯнетсЯ, нижнее зимовье годитсЯ только до лета.
‡атем придетсЯ перебиратьсЯ в верхнее или куда-нибудь еще - на тот случай,
если сюда вдруг вздумает заглЯнуть рыбак или какаЯ другаЯ неспокойнаЯ душа.
€ он решил: надо завтра же сходить к верхнему зимовью, посмотреть, что
с ним сталось. ‹ыжи есть. Џо речке он подниметсЯ вперед, потом на лыжах
сделает крюк и зайдет с другого конца. Ќадо как-то устраиватьсЯ, если хочешь
жить, оглЯдыватьсЯ, что у него есть, с чем начинать новую жизнь. ђужьишко
бы. Ќадо объЯвитьсЯ Ќастене, больше никому. Ћдин он пропадет.
‚Яло поразмыслив обо всем этом и чуть успокоившись от бившей его дрожи,
он подкинул еще в печурку, свалилсЯ на нары и спал без просыпу сутки крЯду,
до утра следующего днЯ.

‚ечером, как никогда раннЯЯ в этом году, была подписка на заем, и
Ќастена размахнулась на две тысЯчи. ’олько один €ннокентий €ванович из
деревни дотЯнул до этой цифры, но у €ннокентиЯ €вановича, всЯкий знал, денег
куры не клюют, его так и звали: €ннокентий Љарманович, а из чего, из каких
шишей собиралась рассчитыватьсЯ Ќастена, она и сама не представлЯла. Њихеич
занемог или отговорилсЯ хворью, и на собрание пошла Ќастена, а о чем, по
какому вопросу оно будет, заранее не сказали. € вот нате - бухнула.
“полномоченный похвалил, народ подивилсЯ, а Ќастена и сама испугалась своей
смелости, но слово, как известно, не воробей, вылетит - не поймаешь.
Ћтступать было поздно. Љакой-то понимающий голос изнутри успокоил Ќастену,
что она делает правильно. Љоль сказала, значит, что-то подтолкнуло ее так
сказать, неспроста это вышло. Њожет, хотела облигациЯми откупитьсЯ за мужика
своего... ЉажетсЯ, о нем она в это времЯ не думала, но ведь мог и за нее
кто-то подумать.
Њихеич, как пришла и заикнулась про заем, сразу спросил:
- Ќу и на сколь?
- Ќа две тыщи.
Ћн вскинул от починки, за которой сидел на лавке, голову и не поверил:
- ’ы че, дева, со мной шутки шутишь?
- Љакие шутки...
- Ђс ума не спЯтила? Ћни, может, у тебЯ есть? Њожет, спрЯтанные лежат?
- Ќету.
- —ем ты в таком разе думала? ѓде ты их собираешьсЯ брать? ЊенЯ или ее,
- он кивнул на печку, где лежала ‘еменовна, - может, хочешь загнать? „ак нас
никто даром не возьмет.
- ‘казали, в последний раз. „лЯ победы.
- „лЯ победы...
Ќа печи завозилась ‘еменовна, высунула голову:
- –е, це она говорит?
- ѓоворит, что богатые сильно стали. —то денег много накопили. ’ак
много, что девать некуда.
Ќастена пошла на свою половину, за ситцевую занавеску, где они с
Ђндреем спали раньше и где до сих пор стоЯла ее кровать. Ќастена знала, что
Њихеич покипит, покипит и остынет, а свекровь, когда разберетсЯ, что к чему,
заведетсЯ надолго, ее пару хватит на месЯц, а то и больше. —ерт с ними!
‚ыплатит она как-нибудь эти деньги, что-нибудь потом придумаетсЯ. € собрание
не последнее... ‡ато благодарЯ подписке заработала она право завтра ехать в
Љарду, и две тысЯчи вышли ей тут козырным тузом, без них у нее, конечно,
ничего бы не получилось.
Ћна все рассчитала правильно. Џосле собраниЯ, видЯ, что Ќестор,
председатель колхоза, доволен подпиской - спущенную цифру поднЯли, не
уронили, - с улыбочкой, что твоЯ именинница, подкатила к нему:
- Ќестор €льич, - „аже повеличала, чтобы подольститьсЯ, - кто завтра
товарища уполномоченного поедет отвозить? Ќестор хитро прищурилсЯ на нее и
окликнул:
- ’оварищ уполномоченный, а товарищ уполномоченный! ’ут вот наша
сегоднЯшнЯЯ ударница изъЯвлЯет желание с тобой завтра до Љарды прокатитьсЯ.
Љак ты - не против?
Џодошел уполномоченный, какой-то мЯтый весь, подержанный мужичонка с
пучками волос на голове, и заворковал, заглЯдываЯ Ќастене в глаза:
- Љакой же мужчина будет против? џ даже мечтать о таком провожатом не
надеЯлсЯ.
Ќестор по-свойски хлопнул его по плечу:
- ’ы только обратно ее потом отпусти. - € подмигнул Ќастене. - „олго не
держи, а то у нас и так тут работать некому.
‡автра она поедет в Љарду. ЏредстоЯло еще сообщить эту новость Њихеичу,
но лучше утром, на сегоднЯ ему хватит и двух тысЯч. ѓосподи, что у нее
теперь за жизнь пойдет?! —то с ними будет?! —то будет?!
...’ой ночью, о которой уговорились в первую встречу, Ќастена отнесла
Ђндрею ружье. Ћтыскала и патроны, но провианту у Њихеича не было, и она с
трудом наскребла на два-три зарЯда. ќтого, конечно, мало, Ђндрей так и
сказал, но собирать по деревне она боЯлась: тут же передадут свекру, и он
всполошитсЯ. „еревнЯ маленькаЯ, и кто к кому вчера ходил за солью, кто у
кого занимал до выпечки ковригу хлеба, знают все. Ќастена и так тайком от
Њихеича снЯла в амбаре со стены ружье, завешанное одеждой; хватитсЯ -
неизвестно, что будет. Џока об этом не хотелось даже думать.
Ђндрей на этот раз в бане показал себЯ совсем другим человеком. Ќе
стращал ее, не вздрагивал при каждом звуке, а сидел молча, потерЯнно, убито,
сидел и не мог ничего сказать. …й до того стало жалко его, что она чуть не
разревелась. “ходЯ, он открылсЯ:
- ‚ыберешьсЯ, прибегай ко мне в Ђндреевское, в нижнее зимовье. џ там. -
€ попросил дрогнувшим голосом: - Џрибегай, Ќастена. џ буду ждать. Ќо только
чтоб ни одна собака тебЯ не углЯдела.

ђади уполномоченного дали доброго конЯ, Љарьку, на котором ездил сам
Ќестор. Ќастена запрЯгла его в председательскую же кошевку, подкинула в нее
сена и подвернула Љарьку к избе Ќестора, где ночевал уполномоченный. ’ам еще
только усаживались за чай, и Ќастена поехала к себе, чтобы сразу собратьсЯ и
больше домой не возвращатьсЯ.
“тром, когда поднЯлись, Њихеич как будто даже обрадовалсЯ тому, что
Ќастене выпала эта поездка. ‚ доме вышел керосин, и уже дважды Њихеич
воровски приносил его в бутылке из своей конюховки, да еще раз бегала прЯмо
с лампой Ќастена к Ќадьке. € спички пора подновить, соль. Ѓыла надежда и на
мыло, но надежда слабаЯ, давно уж его не видели в глаза, стирали щелоком. ‚
Ђтамановке с двадцатого года, когда партизан ѓаврила Ђфанасьевич утопил в
проруби торговку ‘иму, державшую лавку, негде было гвоздЯ купить, и за
всЯкой даже чепуховой надобностью приходилось снарЯжатьсЯ в Љарду.
Ќо что особенно вышло удачно - Њихеич сказал:
- € посмотри там, дева, в охотке пороху да дроби. Ћно и стрелЯть уж с
какой поры не стрелЯю, а про запас иметь надо. Њожет, по весне козулЯ в
огород заскочит.
Ћн вынес из кладовки железную банку под керосин и бросил к ногам
Ќастены свою собачью доху.
- ‘едни-то обратно ждать, нет?
- Ќе знаю. Љак магазин. Љак обернусь.
- Ќо-но. Ќе седни, дак завтра. - € не утерпел, вспомнил: - Ќе могла ты
вчерась с самого утра куда-нибудь ухлестать. Ќе навЯзала бы мне на шею эти
две тыщи. утка ли? Ђ? Њолчишь, дева? ’ы бы вчера лучше помолчала или
вполовину мене Язык-то свой высовывала, а сегоднЯ можно и поговорить. ‹адно,
езжай с богом, езжай. € зайди там еще в сельсовет, узнай, нет ли чего нового
про ЂндреЯ. € на почту заглЯни. Њожет, письмо лежит или бумага какаЯ.
‘еменовна уж в который раз зудила с печки:
- џ бы где же одна ш чужим мужиком поехала. „а ишо по нонешним-то
временам. Ћ гошподи! Ќе знают, на кого и вешатьсЯ. - Џоловину букв ‘еменовна
не выговаривала. - €ть он за кошевкой вшю дорогу не побежит, ить он ш ей
рЯдом шЯдет.
- ‹адно, ладно, стараЯ, не выдумывай, - останавливал ее Њихеич. -
‹ежишь - ну и лежи себе, не насбирывай что попало. Ќашла за кого боЯтьсЯ -
за Ќастену!
„обраЯ душа Њихеич. Ќе он - Ќастене в эти годы пришлось бы совсем худо.
‘еменовна готова держать ее на привЯзи, от работы да от хозЯйства не пускать
ни на шаг. Ђ на кого, спрашиваетсЯ, тут заглЯдыватьсЯ, когда на всю деревню
один мужик, да и тот припадочный Ќестор, которого и на войну-то из-за
болезни этой не взЯли и за которым в четыре глаза смотрит, в шесть рук
хватаетсЯ собственнаЯ баба. Њихеич сам выпроваживал Ќастену за дверь: иди,
иди, дева, к бабам на посиделки, поговори, посмейсЯ, ты молодаЯ, чего с
нами, со стариками, киснуть.
„обраЯ душа Њихеич, но скоро, похоже, разладитсЯ и с ним. •ватитсЯ он
ружьЯ, хватитсЯ одного, другого, а ей и ответить нечего. Ќа воров сваливать
нельзЯ: пойдет шум, начнут допытыватьсЯ, доискиватьсЯ, и всплывет у
кого-нибудь нечаЯннаЯ догадка: почему воруют только у ѓуськовых? Ќе свой ли
человек рЯдом ходит, не своим ли пользуетсЯ, знаЯ, где что лежит? Ђндрей
запретил даже близко намекать о себе отцу. ‚от тут и выкручивайсЯ. ‘еменовна
уж потерЯла на днЯх ковригу, которую Ќастена унесла Ђндрею во вторую
встречу, - пришлось придумать, что занЯла Ќадька. Ђ что будет дальше?
Џоэтому в Љарду Ќастене надо было позарез. ‚езла она с собой в
отдельном узелке шерстЯную вЯзаную кофту и, на всЯкий случай, если не
позарЯтсЯ на кофту, дорогую и красивую серую оренбургскую шаль, которую
Ђндрей купил ей еще в первый год, как сошлись. ‚езла, чтобы обменЯть на
муку. Љартошки с ведро она Ђндрею утащила, а муку отсыпать побоЯлась: ее и
всего-то в ларе осталось квашни на две. Ѓудет у мужика мука - все легче:
можно стрЯпать лепешки и потихоньку прикусывать. Ћбменивать она станет как
бы длЯ эвакуированной Њаруси.
Љарда - деревнЯ большаЯ, и концы в воду там спрЯтать можно. Љофту
Ќастена, кстати, у Њаруси и выменЯла в прошлую зиму, так что тут правду от
неправды почти не отличить. ‚сЯ Љарда знает, что ЊарусЯ со своими
ребЯтишками всю войну только трЯпками и спасалась.
‚ыехали уж поздно, когда поднЯлось оплывшее прозрачное солнце. Њороз
после крещенской заверти давно отпустил, утро было прохладное, но Ясное и
податливое к теплу, чувствовалось, что днем отмЯкнет еще больше. Љарька
сразу от деревни взЯл ходко и не терЯл рыси, кошевка по накатанной дороге
скользила, как по льду, весело поскрипываЯ полозьЯми. Ћт полей, покрытых
снегами, поднималась парнаЯ синь, в воздухе перед окоемом мерещились стоЯчие
белесые полосы. Ќа голых березах сидели молчаливые вороны и чистили крыльЯ,
по-куриному оттопыриваЯ их на сторону. ‚се вокруг, пригревшись, дышало
свободно и жадно. „о весны еще жить да жить, а она уже сказывалась,
обещалась быть.
Ќастена бросила доху в ноги уполномоченному и встала у головок на
колени, лицом вперед. Ћт подков в лицо летел снег; Ќастена жмурилась, но не
отвертывалась. ќта быстраЯ, с ветерком, езда, этот, казалось, протиснувшийсЯ
не в свой черед, словно специально длЯ нее выдавшийсЯ, тронутый весной день
вызвали в Ќастене возбуждение, нетерпение, желание делать что-то наперекор
всем, даже себе. •ватит, насиделась курицей в курЯтнике - вперед, Ќастена!
Ќе бойсЯ, Ќастена, - вперед! ђадость твоЯ теперь должна быть особой
радостью, твоЯ печаль от всех должна быть далеко. Ђ ты не трусь: гони,
скачи, не оглЯдывайсЯ.
“полномоченный лез с разговорами - она неохотно отвечала. …сть же такие
мужики: все вроде на месте, а не мужик, одна затеЯ мужичьЯ. ‚от и этот такой
- ему только на облигации баб и подписывать. Ќе говорит, а всхлипывает, и
лицо как застиранное: сколько раз за жизнь умывалсЯ - все, как на материи,
осталось на нем, вот-вот местами покажутсЯ дырки.
Љончились полЯ, проехали речку, и с обеих сторон встал вековой ельник.
‡десь было тихо и мертво - ни ветерка, ни собственного звука, только цокал
копытами Љарька. ‹ишь изредка с веток, дымЯ, опадал снег да чуть подрагивали
в вышине сходЯщиесЯ над дорогой острые верхушки деревьев - вот и всЯ жизнь.
Ќо уполномоченный здесь неожиданно осмелел. ‘идел, сидел и вдруг
схватил Ќастену сзади за ноги, повалил на себЯ и захрюкал. Ќастена ловко -
сама не думала, что так сумеет, - вывернулась и тут же вывалила его из
кошевки в снег; Љарька испугалсЯ и поддал, а Ќастена не стала его
удерживать: пусть промнетсЯ товарищ уполномоченный, погорЯчит свою кровушку
ножками. ’ри с половиной года, как доска, жила одна, но на такого ни за что
никогда не позарилась бы. Ђ теперь у нее есть мужик, не этому чета,
как-нибудь успокоит.
“полномоченный подбежал, запыхавшись, и, ничего не понЯв, принЯв
Ќастенино сопротивление за игру, снова полез к ней. Џришлось осадить его как
следует. Ћн захлопал глазами и притих, а через полчаса, словно вывернувшись,
уже хвастал женой, рассказывал о ребЯтишках. Ќастена успокоилась - давно бы
так - и заторопила Љарьку.
‚ Љарду приехали засветло, магазин, на счастье, был открыт. € тут
повезло: оказалось, что есть и керосин, и провиант - самое главное, чем
можно прикрытьсЯ перед Њихеичем. € сразу же Явилась отговорка, которую она
представит свекру: мол, в первый день керосину не было, ждала, когда
привезут. Џротив такой причины возразить нельзЯ. Њылом Ќастена, конечно, не
разжилась, а спички и соль купила. Џрисмотревшись, выглЯдела еще свечи и
взЯла пЯть штук - откуда, из какой церкви их сюда занесло, неизвестно. ‘роду
Ќастена не помнила, чтоб в сельпо продавали свечи, а тут, как по заказу,
лежат, горюют, уже старые, почерневшие, погнутые. ’ри она отвезет домой, а
две оставит Ђндрею - все будет мужику чем посветить, когда понадобитсЯ, все
иной раз станет веселее.
Џравду говорЯт: коль повезет, то повезет до конца. ‚ечером Ќастена
легко обменЯла кофту на полпуда муки, шаль не пришлось даже показывать. ќто
так ее обрадовало, что на ночь глЯдЯ она засобиралась было обратно, да,
слава богу, одумалась. Ќочью спала и не спала, слышала сквозь стены, как
хрумкает сено Љарька, как отрЯхиваетсЯ он от мороза и перебирает ногами.
ЏомаЯлась, помаЯлась, тихонько поднЯлась, запрЯгла Љарьку, тайком от
хозЯйки, знакомой солдатки, у которой остановилась, подбросила в кошевку
сена на день коню и выехала. Ќи одна собака не брехнула ей вслед, ни один
звук не отделилсЯ от пристывшей во сне деревни.
‡а последними избами Ќастена потЯнула конЯ вправо, на Ђнгару. Љарька
непонимающе остановилсЯ: дорога домой шла прЯмо. ЋзлЯсь, Ќастена огрела его
вожжами. ЋпЯть, как и вчера, ее охватило нетерпение, от него она всЯ
трЯслась, как в лихорадке, и готова была выскочить из саней и бежать поперед
Љарьки. ‘корей, скорей! ‡нала, что нельзЯ гнать конЯ через Ђнгару: угодит
где-нибудь в расщелину и останетсЯ без ноги, - и все-таки погнала. Ћна
торопилась затемно, чтобы ее не увидели, проскочить ђыбную. ‘ердце
колотилось во всю мочь, и, поддаваЯсь ему, Ќастена подпрыгивала, вертелась
на подстеленной сверху дохе, размахивала вожжами и выкрикивала какие-то
непонЯтные и жуткие слова. ‘корей, скорей...
‚се скорей, все, что есть и что будет!
€ лишь когда ђыбнаЯ осталась позади, она попридержала Љарьку и опустила
вожжи. ’еперь недалеко. ‚сЯ ее лихорадка как-то разом пропала, на душу пала
пустота. ѓде-то в груди горчило, будто она наглоталась дыму, а отчего,
Ќастена не знала.
Џо тому, как потускнела ночь, она понЯла, что скоро начнет светать.
Ћна ехала и думала: вот и научилась ты, Ќастена, врать научилась
воровать. Ђ ведь это только начало - что с тобой, Ќастена, будет дальше? Ќо
вины она за собой все-таки не чувствовала, не признавала, хотелось лишь
краешком глаза заглЯнуть вперед, подсмотреть, чем все это кончитсЯ.
“же рассвело, когда она остановила Љарьку, взЯла его в повод и повела
по наледи в открывающийсЯ с берега распадок.

- Ќу, здравствуй, что ли, - сказала Ќастена и осторожно улыбнулась.
Ћна застала его врасплох. Ћн не слышал, как она подъехала, как, наскоро
привернув конЯ вожжой к оглобле, оставила его на речке и тихонько подошла к
зимовейке. Ћн спал, натЯнув на голову полушубок. € только когда Ќастена
стала открывать дверку - его будто взрывной волной сбросило с нар, едва
удержалсЯ на ногах. € вот теперь, взлохмаченный и ошалелый, он стоЯл перед
Ќастеной, все еще не в силах поверить, что это она, и испытываЯ противное и
досадливое чувство, что так перед ней напугалсЯ.
Ќаконец-то Ќастена могла разглЯдеть его: все та же корЯваЯ, слегка
вывернутаЯ вправо фигура и то же широкое, по-азиатски приплюснутое курносое
лицо, заросшее черной клочковатой бородой. ѓлубоко посаженные глаза смотрели
вызывающе и цепко, по шее неспокойно взад-вперед, как челнок, ходил острый
кадык. € похудел, осунулсЯ, поджалсЯ, а не надломилсЯ - видно, что сила и
крепость еще остались, казалось, тронь - и зазвенит, спружинит от любого
удара. Ћн, знакомый, близкий, родной Ќастене человек, и все же чужой,
непонЯтный, не тот, кому она знала, что говорить и как спрашивать, и кого
провожала три с половиной года назад.
- ‚от, - виноватой улыбкой снова начала она, - приехала поглЯдеть, как
ты тут. ’ы не думай, никто не видел. џ уж сегоднЯ из Љарды прикатила, пока
ты тут спал. Љой-чего привезла тебе на черный день.
- “ менЯ теперь все дни черные, - впервые отозвалсЯ он.
Ћн был в ватных брюках и шерстЯных носках. ’олько сейчас Ќастена
заметила, что одна щека у него обморожена, на ней темнело пЯтно.
Џонемножку он приходил в себЯ: сунул ноги в валенки, взЯлсЯ за печурку.
Ќастена шагнула было к двери, но он остановил:
- Људа ты?
- „а надо затащить сюда хозЯйство-то мое, а то что ж на морозе будет.
- ‘ейчас пойдем вместе.
Ћни оставили в кошевке только банку с керосином, все остальное занесли
в тепло. Џотом отогнали Љарьку вверх по речке за поворот, распрЯгли его там
и подпустили к сену. € все молча, не лучше, чем чужие, обходЯсь самыми
необходимыми словами, вроде - "возьми" да "подай".
Ќастена все еще не знала, как к нему подступитьсЯ и что сказать, а он
то ли по-прежнему не мог преодолеть свою растерЯнность и оттого злилсЯ, то
ли не решалсЯ сразу натЯгивать соединЯвшие их свЯзи, которые за эти годы,
неизвестно, сохранились или нет.
Џока управлЯлись с конем, в зимовейке нагрелось, и Ќастене пришлось
раздетьсЯ. Ћна присела на нары, застланные пихтовым лапником, и сразу
поднЯлась - нет, надо было что-то делать, чем-то успокоить себЯ и его,
каким-то пустЯком свЯзатьсЯ вместе. Џодошла к двери, где лежали сваленные в
одну кучу манатки, выпростала из дохи наволочку с мукой и похвастала ему:
- ‚от, достала в Љарде муки тебе. Ѓудешь лепешки стрЯпать. Ћн в ответ
бегло кивнул.
- ќто что же получаетсЯ? - обиделась Ќастена. - Џочему ты менЯ так
встречаешь-то? ‘лова не скажешь. Ђ Я к тебе на всех рысЯх середь ночи
летела, думала, обрадуешьсЯ. Њожет, мне лучше назад повернуть?
- Ќе пущу!
Џо тому, с какой решимостью, с какой злой, откровенной уверенностью он
это сказал, Ќастена понЯла: не пустит, ни за что не пустит. Ћна подошла к
нему и вытЯнутой вперед, слабой, щупающей, как у слепых, рукой коснулась его
головы.
Ћн повернул к ней побледневшее лицо и сказал:
- Ќеужто думаешь, Я не рад, что ты приехала? ђад, Ќастена, еще как рад!
„а радость-то у менЯ теперь ишь какаЯ: ей требуетсЯ знать, нужна она или
нет, можно ее показывать или нельзЯ.
Ќастена ткнулась ему в грудь головой:
- ѓосподи! Ћ чем ты говоришь? џ же тебе не чужаЯ. Њы с тобой четыре
года вместе прожили - или этого мало?
Ћн попридержал ее за руки и, не ответив, отпустил. Ќо она уже видела,
что он поддаетсЯ ей, отходит - вот и голова, не выдержав, склонилась набок,
на подставленное плечо, - верный, только ей одной известный признак того,
что он оттаЯл. Џо этому признаку она определЯла раньше его настроение: если
голова набок - говори, что хочешь, смейсЯ, дури - все простит и поддержит,
потЯнет в игре еще дальше и успокоитсЯ не скоро и не охотно. Ќет, что-то
осталось в нем от прежнего ЂндреЯ. Ћна улыбнулась ему неполной, наполовину
придержанной, требующей поддержки и взаимности улыбкой и сказала:
- Ђ Я ведь тебЯ в первый раз сегоднЯ только и увидела. —удной ты с этой
бородой.
- Џочему чудной?
- „а какой-то... - Ћна засмеЯлась и так же прикусила, остановила смех.
- Љак леший. џ в бане понЯть не могла, кто со мной - ты или леший. „умаю,
своему мужику берегла, берегла, а тут с нечистой силой свЯзалась.
- Ќу и как нечистаЯ сила?
- Ќичего. Ќо свой мужик лучше.
- •итраЯ ты. Ќикого не обидела. Џринеси-ка мне в следующий раз бритву,
уберу Я эту лохматину.
- ‡ачем?
- —тобы не походить на лешего. - Ћн сказал и тут же одумалсЯ. - •отЯ
нет, не буду. Џускай торчит. —тобы не походить на себЯ. “ж лучше на лешего.
- ѓосподи! —то ж Я мужика-то своего не кормлю, - спохватилась Ќастена.
- Џриехала тут разговоры разговаривать. - ‚ заполохе она забыла, что они не
успели еще двух слов сказать. - Ќу, баба! ‚от что значит: давно никто не
колошматил.
Ћн внимательно посмотрел на нее и хмыкнул:
- Ќикто, говоришь, не колошматил?
- Ќу.
- ‘оскучилась, что ли?
- Ќу, так некому было на ум наставить. ‹адно, садись, Я счас.
- Ќадо хоть чаю поставить, - вспомнил он.
- ‘тавь - что ты стоишь, как неживой. ‚оды, что ли, у тебЯ тут нету?
…й нравилось хоть ненадолго почувствовать себЯ хозЯйкой и покомандовать
над ним - так редко это случалось раньше, и неизвестно, удастсЯ ли впереди.
Ћна заставила его подбросить в печку и сбегать на речку за водой, потом
развЯзала на его глазах свой узелок и открыла на свет ковригу ржаного хлеба
и большой кусок сала. ‘ало еще с осени припрЯтала ‘еменовна длЯ него же, длЯ
ЂндреЯ, когда ждали его на побывку. Џобывка сорвалась, но приготовленное длЯ
встречи по какой-то старой, суеверной примете не трогали: изведешь жданки -
не дождешьсЯ и встречи. ‘ месЯц назад Ќастена нечаЯнно наткнулась на сало,
завернутое в трЯпицу и затолканное в дальний угол на полке в амбаре, и вот
вчера половину отрезала. „лЯ кого хранитсЯ - тому и пригодитсЯ. ѓде-то так
же стоит, наверно, в запыленной бутыли самогонка, ждет, когда ступит Ђндрей
на отцовский порог и придет час поднЯть за него, желанного, стаканы.
…ще до войны видела однажды Ќастена в кино (ей и всего-то три раза
довелось посмотреть это чудо), как городскаЯ баба, не знаЯ, чем угодить
мужику, которого она без ума любила, кормила его, как маленького, из рук.
‚спомнив сейчас об этом, Ќастена из какой-то вдруг приспичившей, незнакомой
ей раньше причуды тоже решила подносить куски сала в рот Ђндрею, но он не
позволил. …й стало и неловко за себЯ, и весело, словно она переступила уже
через какую-то мелкую стыдинушку и теперь могла ступать дальше. Ќо чай им
пришлось пить из одной посудины - из крышки от солдатской манерки, передаваЯ
ее из рук в руки, и то, что Ќастена брала эту крышку после ЂндреЯ, а затем
снова передавала ему, почему-то также волновало ее.
„а и все здесь волновало и в то же времЯ пугало Ќастену - и запущеннаЯ,
без жилого духа, зимовейка с как попало набросанными на землю плахами вместо
пола, с прогнувшейсЯ в потолке доской, с черными, в засохших тенетах,
неровно стесанными стенами, и не тронутый ничьим следом, блестЯщий на солнце
снег за окном, спадающий с горы огромным валом, и Ђндрей рЯдом, признанный
теперь уже при свете днЯ, но не ставший от этого более понЯтным, и сама она,
невесть как и зачем очутившаЯсЯ в этом дальнем, заброшенном углу. Ћтвлекшись
на мгновение, она всЯкий раз поражалась, что видит перед собой ЂндреЯ, и
тогда приходилось делать немалое усилие, чтобы вспомнить, почему он здесь.
‹ишь после этого все становилось на свои места, как оно есть, но стоЯло
непрочно, шатко, так что положение это нужно было постоЯнно поддерживать,
чтобы не уплыло оно опЯть куда-то и не потерЯлось - настолько все казалось
неправдашним, придуманным или увиденным во сне.
Ќастена словно бы играла в прЯтки сама с собой: то была уверена, что
все это со временем обЯзательно кончитсЯ хорошо, стоит лишь выждать,
потерпеть, то случившеесЯ вдруг открывалось такой проваленной, бездонной
Ямой, что от страха перехватывало дух. Ќо она не показывала страх,
притворЯлась веселой. Ќеизвестно еще, что будет завтра, а сегоднЯ ее день,
сегоднЯ за целые годы можно устроить выходной, дать свободу и отдых всему,
что в ней есть.
Ћна съела за столом совсем немного, чтобы не отнимать у ЂндреЯ, и,
размореннаЯ теплом, зевнула.
- Ќаши думают, Я в Љарде, а Я тут у тебЯ, - неизвестно к чему сказала
она. - ‚от бы знали.
Ђндрей не ответил.
Ћна постелила на нары доху, скинула с ног валенки и улеглась, широко
раскинув руки. Ђндрей покосилсЯ на нее из-за стола - она, чтобы подразнить
его, закрыла глаза, словно засыпаЯ, и примолкла. Ќо едва он стал подходить,
она быстро, одним рывком вскочила на колени, выгнулась вперед и бойко,
по-девчоночьи, протараторила:
- Ћтскочь, не морочь, Я тебЯ не знаю.
- —его-чего?
- Ћтскочь, не морочь, Я тебЯ не знаю.
- ѓлЯди-ка ты!
ЏоддаваЯсь игре, он прыгнул к ней, она увернулась, поднЯлась вознЯ, как
когда-то давным-давно, в первый год их совместной жизни. Ћх и дурили же они
- пыль столбом стоЯла. Ќастена была не из слабеньких и сдавалась не сразу, с
него, случалось, семь потов сойдет, пока она попросит пощады. Ќо сейчас ей
почему-то не хотелось пытать его силу, она опустила руки. Ћн понЯл это
по-своему и заторопилсЯ, засуетилсЯ, как мальчишка, - тогда она осторожно,
чтобы не обидеть, удержала его:
- ’ише, Ђндрей, не гони, не надо. ‹юбовь-то моЯ сколько без корма, как
худаЯ кобыла, жила. Ќе надорви ее, не понужай.
Ћн послушалсЯ и, как никогда раньше, в первый раз, сколько она его
знала, обошелсЯ с ней ласково и внимательно, подлаживаЯсь под нее и угадываЯ
каждое ее маленькое желание.
ЋтдыхаЯ, Ќастена испытала неловкое и забавное чувство, будто она была
не со своим, а с чьим-то чужим мужиком, на которого не имела права. Ќо
чувство это скоро прошло. Ћна стала уже забыватьсЯ, когда на мгновение ей
показалось, что только что каким-то чудом ей удалось подглЯдеть себЯ далеко
вперед нынешнего днЯ; что-то там было иное, чем здесь, но и там она тоже
мелькнула не одна, хотЯ он в ее глазах почему-то не удержалсЯ, и она не
знала, Ђндрей это был или кто-то другой. Ќаверное, Ђндрей, ни о ком больше
она не помышлЯла.
…й захотелось что-нибудь сказать ему, что-нибудь хорошее, свое, но, не
найдЯ больше, с чего начать, она попросила:
- Џокажи, где ранило-то тебЯ...
Ћн расстегнул рубаху и открыл на груди красноватые рубцы. Ќастена
осторожно погладила их.
- Ѓедненький... убить хотели... совсем зажило, не болит?
- ‘ейчас, уж лучше, только ноет. Ћсобенно в непогоду. Ђ так - будто
мешает все времЯ, будто торчит что-то, не притерпелсЯ еще.
’олько что, час назад, она не могла взЯть в толк, как и почему
очутилась здесь, а теперь ей уже представлЯлось, что она и не знает ничего
другого, что она находилась в этих стенах всегда. ‚се, что можно было
припомнить из какой-то иной жизни, смутно виделось позади беспорЯдочными
обрывками растерЯнных снов. Ќеужели где-то там есть еще люди, война, смерть
и беды? Љогда это было, и было ли это когда-нибудь вообще? ‚оздух в
зимовейке горчил, густаЯ, неземнаЯ тишина убаюкивала, укрывала от всЯких
забот и хлопот, пьЯнила свободным и одиноким существованием. “спокоившеесЯ
тело раскинулось во всю сласть, лежало молча и забывчиво, не напоминаЯ о
себе ни одним желанием.
- ’ы не рассердишьсЯ, если Я усну? - слабым и счастливым голосом
спросила она.
- ‘пи, спи.
Ћн приподнЯлсЯ на локте, чтобы видеть ее, - она уже спала. Љрасное от
зимнего загара, круглое лицо обмЯкло и светилось сквозь сон вольной улыбкой.
Ћно за эти годы чуть поддубело, огрубло, с него исчезли совсем, а исчезать
стали еще при нем, девическое нетерпение и удивление, которые вечно были на
виду: ой, как интересно, а что дальше? ‘казка скоро кончилась, все тайны
были открыты, а если и выпадало иной раз что-то еще удивительное, то оно
догонЯло, казалось, из прошлого, из того, что в спешке было пропущено по
пути.
Ќа грудь, где расстегнулась кофта, Ќастена положила руки, и они
вздымались вместе с грудью, чуть пошевеливаЯсь в пальцах. Ђндрей заметил,
что руки тоже набрЯкли и потЯжелели - это от работы.. Ћт глубокого и ровного
дыханиЯ исходил теплый и сладкий, парной запах.
Ћн придвинулсЯ к Ќастене вплотную, осторожно обнЯв, и услышал, как
бьетсЯ ее сердце. Ћно стучало отчетливо и близко, с каждым тукающим ударом
наполнЯЯ его неЯсной, болезненной тревогой. Ћна, тревога эта, все прибывала
и прибывала, и оттого, что он не знал, к чему она относилась и что
предвещала, было еще неспокойней. ‹ежать больше он не мог и поднЯлсЯ,
тихонько сполз с нар и воровато, из-за спины, оглЯнулсЯ на спЯщую Ќастену.
"‘пи, спи", - зачем-то шепнул он, но больше всего он хотел, чтобы она
проснулась. Ѓыть рЯдом с ней и не слышать ее, пропустить все, что она могла
бы сказать и сделать, становилось невмочь, в груди быстро выстыло и
опустело, сжалось, требуЯ движениЯ и тепла.
Ћн вышел на воздух и зажмурилсЯ - так неожиданно Ярко и резко ударил в
глаза свет. Љазалось, все солнце, стоЯщее как раз над горой, скатывалось с
горы сюда. ‘нег пыхал, искрилсЯ, а в легких тенЯх отливало мЯкотной синью.
’епло было весеннее, с запахом. Ќа углу крыши у зимовейки наплавлЯлась
сосулька, на мелких от снега, проплешистых местах распрЯмлЯлсЯ голубичник.
Ђндрей дышал с придыхом, словно давЯсь воздухом, Ћн сходил напоить
конЯ, затем спустилсЯ к Ђнгаре, чтобы посмотреть, не видать ли чего
постороннего. Ќо беспокойство не исчезало. Ђндрею казалось, будто сейчас,
как раз в эти минуты он по своей глупости терЯет что-то важное,
невозвратное, донельзЯ необходимое ему, чего потом не найти.
Ћн вернулсЯ в зимовейку - Ќастена все еще спала. Ќе находЯ места, он
опЯть приткнулсЯ к ней, прильнул головой к ее груди, но, задыхаЯсь от
близости, отстранилсЯ. Ќастена во сне нашла рукой его голову, провела по
волосам, и от этого прикосновениЯ ему вдруг стало легче. Ћн закрыл глаза и,
чувствуЯ на плече спасительную руку Ќастены и представлЯЯ, как он, медленно
кружась, вворачиваетсЯ в какую-то мЯгкую и просторную пустоту - это всегда
помогало ему уснуть, - скоро забылсЯ.
Ћни проснулись одновременно. Ќастена открыла глаза, взглЯнула на него,
и он, вздрогнув, очнулсЯ. Ћна улыбнулась ему.
‘олнечное пЯтно из окна сместилось далеко к двери: день пошел под
уклон.
- ’ак сладко поспала, - сказала Ќастена. - “ж и не помню, когда еще так
доводилось - на самом дне. Ђ все потому, что рЯдом с тобой. ѓлЯжу на тебЯ и
не верю, что это ты. Ђ во сне, вот видишь, поверила, растаЯла до последней
капельки. ‘покойно-спокойно было...
Џосле сна они встретились словно бы заново и смотрели друг на друга с
удивлением и ожиданием. Ќастена хотела поднЯтьсЯ, но он удержал, и она,
обрадованнаЯ этим, засмеЯлась.
Ћни все оттЯгивали и оттЯгивали разговор, хоть и понимали, что никуда
от него все равно не детьсЯ.

- ‚озвернись Я туда, Я бы там и осталсЯ - это точно. ‘колько держалсЯ,
воевал и воевал, не прЯталсЯ, не хитрил, а тут нашло. Ќашло-наехало так - не
продохнуть. ‡рЯ это не бывает. ‡рЯ не зрЯ - теперь уж дело сделано,
переделывать поздно.
Ћн лежал с закрытыми глазами - так легче было говорить - и говорил с
той рвущейсЯ, прыгающей злостью, какаЯ бывает, когда ее не к кому обратить.
- Ќо как, как ты насмелилсЯ? - вырвалось у Ќастены. - ќто ж непросто:
Љак у тебЯ духу хватило?!
- Ќе знаю, - не сразу ответил он, и Ќастена почувствовала, что он не
прикидываетсЯ, не выдумывает: - Ќевмоготу стало. „ышать нечем было - до того
захотелось увидеть вас. Ћттуда, с фронта, конечно, не побежал бы. ’ут
показалось вроде рЯдом. Ђ где ж рЯдом? …хал, ехал... до части скорей
доехать. џ ж не с целью побежал. Џотом вижу: куда ж ворочатьсЯ? Ќа смерть.
‹учше здесь помереть. —то теперь говорить! ‘виньЯ грЯзи найдет.
- ‚ойна кончитсЯ, - может, простЯт, - неуверенно сказала Ќастена.
- Ќет, за это не прощают. ‡а это, если бы можно было расстреливать, а
после сызнова поднимать, расстреливали бы по три раза. —тоб другим неповадно
было. ЊоЯ судьба известнаЯ, и нечего теперь о ней хлопотать. џ шел и думал:
приду, поглЯжу на Ќастену, попрошу прощеньЯ, что сломал ей жизнь, что гнул
без нужды да изголЯлсЯ, когда можно было жить. € правда - чего не жилось?
Њолодые, здоровые, всем, как нарочно, друг под друга подогнанные. †иви да
радуйсЯ. Ќет, надо было каприз показывать, власть держать. ‚от дурость-то. €
сам же понимал, что дурость, не совсем ведь остолоп, понЯтье какое-то есть,
а остановитьсЯ не мог. Љазалось как: успеем, наживемсЯ, налюбимсЯ - век
большой. ‚от и успели. „умаю, приду, покажусь Ќастене на глаза, покаюсь,
чтоб извергом в памЯти не осталсЯ, поглЯжу со сторонки на отца, на мать, и
головой в сугроб. ‡верушки постараютсЯ: приберут, почистЯт. Ђ уж чтоб вот
так с тобой быть - и не надеЯлсЯ, не смел. ќто-то за что мне привалило? ‡а
одно за это, если б жить не вспохват, Я должен тебЯ на руках носить.
- Ќу что ты, что ты, - начала Ќастена, но он перебил ее:
- Џогоди. Ќачал, так докончу, потом, может, не придетсЯ. Њне теперь про
себЯ оставлЯть ни к чему, не пригодитсЯ. —то есть, то и выкладывай. ‚от.
Џришел, думал, ненадолго, думал, до прощеньЯ да до прощаньЯ, а сейчас уж
охота до лета дотЯнуть. Џосмотреть напоследок, какое лето. Ћхота, и все -
хоть убей. Ђ тут ты сегоднЯ обогрела - в пору скулить от радости. - Ћн
поперхнулсЯ, сглатываЯ комок в горле, и помолчал. - Њне от тебЯ много не
надо, Ќастена. ’ы и так сколько сделала. Џотерпи еще эти месЯцы, потаись, а
там, придет пора, Я сгину. Ќо потерпи. Ќемало ты от менЯ вынесла, вынеси еще
и это.
Ќастена подумала, что надо бы вскинутьсЯ, обидетьсЯ, но двигатьсЯ
почему-то не хотелось, слова не отделЯлись из одной общей тЯжести, и она
промолчала. Ћн помедлил, подождав, и продолжал:
- Ќа людЯх нам больше не жить. Ќи днЯ. Љогда захочешь, когда жалко менЯ
станет, приходи. Ђ Я молитьсЯ буду, чтоб пришла. Ќа люди мне показыватьсЯ
нельзЯ, даже перед смертным часом нельзЯ. “ж что-что, а это Я постараюсь
довести до конца. џ не хочу, чтоб в тебЯ, в отца, в мать потом пальцем
тыкали, чтоб гадали, как Я прЯталсЯ, следы мои нюхали. —тоб больше того
придумывали, косточки мои перемывали. Ќе хочу. - Ћн приподнЯлсЯ и сел на
нарах, лицо его заострилось и побледнело. - € ты - слышишь, Ќастена? - и ты
никогда никому, ни сейчас, ни после, никогда не выдашь, что Я приходил.
Ќикому. €ли Я и мертвый тебе Язык вырву.
- ’ы что, Ђндрей?! ’ы что?! - испугалась Ќастена и тоже приподнЯлась,
теперь они сидели рЯдом, касаЯсь локтЯми друг друга, и она слышала его
тЯжелое, гудЯщее, как в полости, дыхание.
- џ тебЯ не пугаю. ’ебЯ ли пугать, Ќастена?! ’ы длЯ менЯ весь свет в
окошке. Ќо помни, всегда помни, живой Я буду или неживой, где длЯ менЯ
горЯчо и где холодно. Џотом, когда все это кончитсЯ, ты еще поправишь свою
жизнь. „олжна поправить, у тебЯ времЯ есть. € может статьсЯ, когда-нибудь
тебе будет так хорошо, что захочетсЯ за свое счастье выпростать себЯ до
конца, сказать все, что в тебе есть. ќто не трогай. ’ы единственный человек,
кто знает про менЯ правду, остальные пускай думают что хотЯт. ’ы им не
помощница.
- —ем же Я, Ђндрей, заслужила, что ты так со мной разговариваешь? -
спросила Ќастена. Ћна растерЯлась и не знала, что говорить, этот чисто бабий
расхожий вопрос, в котором не столько обиды, сколько мольбы, сорвалсЯ у нее
сам собой и прозвучал жалобно, но Ђндрей, казалось, даже обрадовалсЯ ему,
чтоб под его смирением успокоитьсЯ совсем.
- Ќичем не заслужила. Ќе сердись, не надо. џ знаю, ты поймешь. Џоймешь
все, как есть. ‚ другой раз Я бы, наверно, не стал такое говорить, а теперь
приходитсЯ. џ теперь и сам не соображаю, что делаю, зачем делаю. Ѓудто не Я
живу, а кто-то чужой в мою шкуру влез и мной помыкает. џ бы повернул вправо,
а он нет - тЯнет влево! Ќу ничего, уж немножко осталось.
- ’ы как-то страшно все времЯ говоришь...
- Ќе бойсЯ. џ не тебЯ пугаю - себЯ. „а оно и себЯ тоже ни к чему
пугать: страшней не будет. ќто Я при тебе слабину дал. ‡ато все, что надо,
сказал, обо всем предупредил. ‹егче стало. ’еперь ты говори.
- —то мне говорить...
- Љак там мать - ходит?
- Џоследний год с печки почти не слазит. ’олько когда стрЯпнЯ. Љ квашне
менЯ не подпускает - сама. ’ак и не научусь, поди, никогда хлебы печь.
- Ћтец все в конюховке?
- Ђга. …сли бы не он, давно бы всех коней порешили. Ћн один только и
смотрит. ’оже сдал. ЉрЯхтит все, устает сильно. Ђ тут еще Я его позавчера
оглоушила.
- —то такое?
- Џодписка была на заем. џ сдуру и бухнула: две тыщи. Људа как проста:
не пожалела, чего нет. Ђ он сном-слыхом не чуЯл - ну и обрадовалсЯ, конечно,
похвалил менЯ.
Ќастена виновато хохотнула и взглЯнула на ЂндреЯ.
- ‘тариков пока не бросай, - сказал он и опЯть затмилсЯ, задумалсЯ. -
Њать, поди, долго и не протЯнет. Ќадо как-то скараулить их, поглЯдеть.
- Ђ как же, Ђндрей, дальше-то? - несмело, замираЯ сама от своего
вопроса, спросила Ќастена. - Ћни ведь ждут, надеютсЯ: вот-вот ты скажешьсЯ,
напишешь, где ты есть. ЉончитсЯ война - что им потом думать? “ них всЯ
надежа на тебЯ.
- Ќадежа, надежа... - он вскочил и заходил по зимовейке. - Ќет у них
никакой надежи. ‚се. Ќет. џ только что об этом толковал. Ђ насчет того, где
Я, Я тебе вот что скажу. ‚ нашем госпитале капитан лежал. Џодлечили его,
документы в руки - и так же в часть. Ќа другой день те документы в почтовом
Ящике подброшенные обнаружились. Ђ капитана поминай как звали. ѓде он? „а
сам господь бог не знает, где он. €ли позарились на форму, на деньги, на
паек да прихлопнули. €ли сам замел следы. Ѓыл - и сплыл. ‘ кого спрашивать?
—то там капитан - тыщи людей не могут найти. Љто в воздухе, кто в земле, кто
маетсЯ по белу свету, кто прЯчетсЯ, кто не помнит себЯ - все перемешалось
всмЯтку, концов не сыскать. ‚от и Я тоже: то ли есть, то ли нет. Љак хочешь,
так и думай. Њоим старикам ждать уж немного осталось. ’ам встретимсЯ,
поговорим. Њожет, там войны нет. Ђ здесь хоть у слабого, хоть у сильного
одна надежа - сам ты, больше никто. ,
Ќастена. не решалась возражать, и он, помолчав, заговорил спокойней:
- …ще неизвестно, что лучше: точно знать - твой сын или твой мужик
убитый лежит, или не знать ничего. „лЯ жены, наверно, надо знать - чтоб
устраивать свою судьбу. ’ут дело понЯтное: сам не выжил, дай ей пожить. Ќе
мешай. Ђ длЯ матери? ‘колько их согласитсЯ не знать, жить с завЯзанными
глазами. Ћна и похоронку получит - не хочет верить. …й и место укажут, где
зарыт, товарищ, который зарывал, напишет - все ей мало. ’ак пусть и моим
старикам хоть никакой, хоть мертвый огонек, да маЯчит. ђаз уж Я другого не
могу им показать. - Ћн повернулсЯ к Ќастене и, отрубаЯ, сказал: - ‹адно,
хватит об этом. ‘лезай, будем чай пить. ‘коро тебе ехать. Џоедешь или,
может, останешьсЯ?
- Љак же Я останусь?
- …ще-то приедешь?
- Џриеду, Ђндрей, приеду. Ђ то прибегу. „орогу теперь знаю.
- Ќеохота будет, не ходи, тут неволить себЯ нельзЯ. Ђ Я выдюжу, мне
этого днЯ надолго хватит. Ќастена вспомнила:
- Ћй, Я ведь тебе провианту привезла. —уть обратно с ним не уехала. -
Ћна легко соскочила с нар и выгребла из кучи в угол два холщовых мешочка - с
порохом и дробью. - Џоловину отсыпь, а половину Я отцу увезу, это он
заказывал.
- Њне и половины за глаза достанет, - обрадованно засуетилсЯ над
мешочками Ђндрей. - ’еперь живу. ’еперь мне и сам черт не страшен. ‚от
одарила ты менЯ. ‚сем одарила. Ќу, Ќастена, золотаЯ ты моЯ баба! - Ћн
сграбастал ее и приподнЯл, она завизжала, отбрыкиваЯсь, но он тут же
осторожно опустил ее и с жесткой тоской самому себе сказал: - ‘ этой бабой в
миру бы жить, а не по норам прЯтатьсЯ.
- Ќу тебЯ! - не слыша, разволновалась Ќастена. - ЏрЯмо сердце зашлось -
до чего напугал! џ уж отвыкла, чтоб так хватали.
- Џрибегай, Я приучу.
- „а Я-то бы каждый день прибегала.
- ‡а чем же дело?
Џора было подбирать концы этого долгого, на весь день, и все же
урывистого свиданиЯ. ‘меркалось, из углов сильнее потЯнуло гнилью, ближе и
опасней нависла прогнувшаЯсЯ в потолке доска, ненадежно, скользко, тревожно
стало вокруг. ђазговор остыл.
Ћни наспех попили чаю. Ђндрей заставил Ќастену поесть, и она без
удовольствиЯ пожевала сала с хлебом. Ћна уже оделась, когда он молча
протЯнул ей что-то круглое и блестЯщее, со светлеющими, как глазки, точками.
Ќастена тихонько ахнула:
- Ћй, что за чудовина такаЯ?
- ‚озьми, Ќастена. —асы. џ сам их с немецкого офицера снЯл. ‘ живого -
не с мертвого. Њне они больше ни к чему, а тебе пригодЯтсЯ. Ѓудешь
продавать, не продешеви: это хорошие часы, в вейцарии делали. Њеньше чем за
две тыщи не соглашайсЯ.
- ѓосподи, да их в руки брать боЯзно.
- Ѓери. Ѓольше дать тебе нечего.
Ћн проводил ее до дороги через Ђнгару, обнЯл в кошевке, замер на минуту
и, стеганув Љарьку, спрыгнул в снег. € долго-долго, пока видно было
удалЯвшеесЯ темное пЯтно, стоЯл неподвижно, с неподвижным же лицом и
остановившейсЯ, оборванной мыслью: вот так...

...Ќастена ехала и плакала - до того схватило и сжало душу, а почему
так сильно схватило, сразу не понЯть, не разобратьсЯ. Ќи одна боль в ней не
вызрела, не дала знать, что с ней делать, - все сплошь обметало каким-то
сквозным, сосущим беспокойством. Ќамешайте в чай пополам с сахаром соли и
залпом выпейте - так же захолонет и запнетсЯ внутри: длЯ сладкого там свое
место, длЯ горького свое. —уть отдастсЯ маленькой каплей сладкого и тут же
перешибет соленым, и потечет горечь по всему телу, прохватываЯ до костей.
‘колько годов была привЯзана Ќастена к деревне, к дому, к работе, знала
свое место, берегла себЯ, потому что и ею тоже что-то крепилось, стЯгивалось
в одно целое. € вдруг разом веревки ослабли - не снЯлись совсем, но ослабли.
„елай, насколько хватит свободы и силы, что хочешь, ступай, куда знаешь. Ђ
куда ступать? —то делать? “ж и привыкла к своей лЯмке, притерлась, и не
уйдешь далеко, даже если решишьсЯ, и идти некуда. Љак тут не растерЯтьсЯ?
Ќет, видно, из веревок не выпрЯчьсЯ, надо их подтЯгивать и ждать, что будет
дальше. “бежать от судьбы она не сможет. ’еперь и толочьсЯ-то придетсЯ по
тому же кругу, но словно бы в сторонке. ЏодглЯдывать, как живут другие, и
жить наособь, под секретом. ‘мотреть в оба глаза и говорить в полЯзыка.
ђаботать вдвое больше и спать вдвое меньше. •итрить, изворачиватьсЯ, врать и
знать наперед, чем это кончитсЯ.
Ђ все потому, что до поры сберег себЯ мужик.
—еловек должен быть с грехом, иначе он не человек. Ќо с таким ли? Ќе
вынести Ђндрею этой вины, Ясно, что не вынести, не зажить, не заживить
никакими днЯми. Ћна ему не по силам. ’ак что теперь - отступитьсЯ от него?
Џлюнуть на него? Ђ может, она тоже повинна в том, что он здесь, - без вины,
а повинна? Ќе из-за нее ли больше всего его потЯнуло домой? Ќе ее ли он
боЯлсЯ никогда не увидеть, не сказать последнего слова? Ћн перед отцом и
матерью не открылсЯ, а перед ней открылсЯ. € может, смерть оттЯнул, чтоб
только побыть с ней. ’ак как же теперь от него отказатьсЯ? ќто совсем надо
не иметь сердца, вместо сердца держать безмен, отвешивающий, что выгодно и
что невыгодно. ’ут от чужого, будь он трижды нечистый, просто не
отмахнешьсЯ, а он свой, родной... €х если не бог, то сама жизнь соединила,
чтобы держатьсЯ им вместе, что бы ни случилось, какаЯ бы беда ни стрЯслась.
†ивые там, он - здесь. ѓосподи, научи, что делать!
’Яжко, смутно и в то же времЯ просторно, оглЯдно было на душе у Ќастены
как в доме, из которого вынесли вещи. ’еперь можно распорЯдитьсЯ и так, и
этак. € знобила, и заманивала, тЯнула эта пустота, обнажившаЯ все углы, где
каждаЯ мысль отдавалась гулким вопросительным эхом.

„нем Ђндрей ѓуськов старалсЯ не оставатьсЯ в зимовейке. …два ли кого
могло сюда занести, но он все же решил быть осторожным. ‡аталкивал под нары
свои немудрЯщие пожитки, сгребал в кучу лапник на лежанке, всЯкий раз
тщательно прибираЯ за собой следы, забрасывал за плечо ружье и уходил на
лыжах по наледи вверх по речке. Џравую, ближнюю к ђыбной, сторону он обычно
не трогал и сворачивал влево, где на добрые тридцать верст не было обжитого
угла.
‚ лесу не разбежишьсЯ, снег держал плохо, но на полЯнах ѓуськов
скользил по насту, как по льду, радуЯсь быстрому и свободному, приподнЯтому
над землей движению, в котором был какой-то приЯтный и веселый обман:
вперед, вперед, на простор и волю, в ту даль, где не надо боЯтьсЯ и
прЯтатьсЯ, где все, что имеет свой вид, во весь вид и живет.
’айга стоЯла в снегу - нагрузлом, лежалом, забросанном иголками и
запЯтнанном шлепками с веток. Ћна еще не очнулась, стоЯла отЯгощеннаЯ
смутной думой, но уже расправлЯла вверх ветки сосна, уже помЯкла, отзываЯсь
на взглЯд, березоваЯ нагота и доносило терпким смолЯным, исподним запахом
корьЯ. ‘ильные по зиме, словно единственные, белаЯ и чернаЯ краски, когда и
ель и осина кажутсЯ одинаково черными, за недельное краснопогодье
раздвинуло, и резче, Яснее, ближе обозначилась каждаЯ корЯвинка. ‚етер,
срываЯсь, уже больше не дымил ни поверху, ни понизу, снег по земле прочно
лег там, где ему и изойти. Ѓудет еще, конечно, с неба подбрасывать, и не
раз, не два, но больше длЯ форса, и тут же накиданное цепко прихватит
старым. Џо бокам открытых колодин уже сочилось мокрецо.
Џо лесистому склону ѓуськов долго шел до следующего распадка и по нему
скатывалсЯ к Ђнгаре. ђека здесь поворачивала вправо, и берег, намываЯсь год
от года, лег широко и просторно. Ѓогатый это был берег: Ягодный, травный,
грибной; когда-то, по слухам, где-то здесь стоЯла татарскаЯ деревнЯ, но
давно уже неизвестно почему снЯлись татары с облюбованного на чужой реке
места, пожгли за собой постройки и ушли. ’ак или не так было - неизвестно,
но то, что встарь тут трудилась человеческаЯ рука, заметно и теперь: видны
вырубки, полЯ, покосы.
Џо берегу снова шел - не шел, а катил - ѓуськов по насту вверх по
Ђнгаре.
‡десь таитьсЯ таись, но бойсЯ меньше, это ничейнаЯ территориЯ. Ћдин
район кончилсЯ, второй еще не началсЯ. € люди, разделенные административно,
мало знали друг друга. ‚ыстрел, услышанный с разных сторон, на разные же
стороны и относили: верховские могли считать, что палЯт низовские, а
низовские - что верховские. ‡десь, только здесь и наказал себе охотитьсЯ
ѓуськов.
„ва днЯ он высматривал коз с берега и дважды же видел, как они
пересекали Ђнгару через Љаменный остров. Ќа третий заход он перебралсЯ на
остров и устроил скрадень на нижнем пологом мысу, который прихватывали козы
и с которого тот и другой берега были видны как на ладони: левый ближе,
правый дальше. Њесто в этом смысле удобное, оглЯдное, но чересчур открытое
длЯ низовки, она тут секла нещадно. ЏрЯчась от нее, ѓуськов пошел в камни,
которые громоздились посреди острова, как громадный могильник, и неожиданно
наткнулсЯ за расщелиной на глубокую, уходЯщую далеко вбок выбоину,
напоминающую пещеру, со следами старого кострища. Ћсмотревшись, ѓуськов
удивленно хмыкнул и вслух рассмеЯлсЯ: о такой находке он и не мечтал. …ще не
знаЯ, как и зачем, он уже верил, что эта запазуха ему пригодитсЯ.
Ћн развел костер и согрелсЯ. Ђ согревшись, ѓуськов решил, что, если
сегоднЯ не будет удачи, обратно в зимовье он не пойдет, ночует здесь. —то
зрЯ маЯть ноги в два неближних конца! ’еперь пристанище есть и на острове,
да еще какое пристанище! Ќочью будет, конечно, прохладно, но с огнем
нестрашно. Љто-то когда-то тут тоже скрывалсЯ - то ли от непогодьЯ, то ли от
людей. ‘корей всего от людей - зачем еще, по какой надобности могла сюда
занести нелегкаЯ? ‚он сколько нагорело золы, уже черной, закаменевшей, - не
с одной ночевкой сидел тут человек. „авно только сидел. „олгое, видать,
выдалось у него непогодье - свое собственное, обложное.
€ как это раньше не пришлось Ђндрею побывать на Љаменном? ђЯдом, а
пропустил. ‘колько раз проплывал мимо, таращилсЯ на скалу, а вот заплыть не
выпало. —ужой, неуютный остров с обрывистыми берегами, камень и лиственница.
Ќе лучше, наверное, кажетсЯ он и другим.
Ђндрей заночевал на нем, испытываЯ какое-то злорадное удовольствие
оттого, что лежит в пещере, как бы в середине, в сердцевине камнЯ, откуда
его ни с одной стороны не достать. ‘ вечера он запалил сушины, нагрел себе
лежень и спал тепло и спокойно, без привычной опаски, без того постоЯнного
острого напрЯжениЯ, которое не оставлЯло его теперь и во сне.
Ќа мыс он утром вышел поздно: пока вскипЯтил чаю и пил его, обжигаЯсь,
из манерки, пока заставил себЯ поднЯтьсЯ и выбратьсЯ на холод... Ќизовка
унЯлась, но с севера неслышно и ровно тЯнул хиус. “тро было какое-то
мерклое, подслеповатое, вызывающее на осторожность и зверЯ и человека. …два
ли в такую неуверенную, неустоЯвшуюсЯ погоду решатсЯ козы на большой
переход. Ќадо, наверное, потихоньку идти вдоль хребта обратно - может,
удастсЯ где наткнутьсЯ хоть на белку.
Ћн размышлЯл, что делать, когда, обернувшись на левый берег, куда
предстоЯло идти, вдруг увидел, как с Яра, подгибаЯ передние ноги,
скатываютсЯ вниз три козы. Ћни, они, миленькие.
Ћн отступил за лиственницу и снЯл ружье. ’Яжелыми, рваными прыжками,
топЯ ноги в твердом снегу, козы мели через протоку прЯмо на него. —то их
всех, интересно, сюда тЯнуло? Њожет быть, желание хоть на мгновение укрытьсЯ
в деревьЯх, унЯть страх, прежде чем снова выходить на открытое со всех
сторон, опасное пространство?
Ћни приближались, держась одна за другой. ѓуськов уже слышал гукающий,
похожий на игру селезенки, звук их дыханиЯ. „о мыса оставалось метров сто,
не больше, когда что-то насторожило коз, и переднЯЯ, котораЯ вела след,
вдруг повернула от острова вниз. Ђндрей ударил вдогонку из обоих стволов, и
козулЯ, бежавшаЯ последней, подсеклась, отчаЯнным прыжком выскочила высоко в
воздух, но уже не вперед, а в сторону, и завалилась.
Љогда ѓуськов подбежал, она еще была жива. •рипЯ и молотЯ ногами, она
подгребала под себЯ снег; глаза налились кровью, голова вскидывалась и
падала. Ћн не добил ее, как следовало бы, а стоЯл и смотрел, стараЯсь не
пропустить ни одного движениЯ, как мучаетсЯ подыхающее животное, как
затихают и снова возникают судороги, как возитсЯ на снегу голова. “же перед
самым концом он приподнЯл ее и заглЯнул в глаза - они в ответ расширились, и
он увидел в их плавающей глубине две лохматые и жуткие, похожие на него,
чертенЯчьи рожицы.
Ћн ждал последнего, окончательного движениЯ, чтобы запомнить, как оно
отразитсЯ в глазах, и пропустил его. …му показалось, что глаза козули в этот
момент были обращены в себЯ.
€ногда он уходил в верхнее зимовье. Ћно было добротней и просторней
нижнего; срубленное из листвЯка и стоЯщее на взлобке, оно представлЯлось
вечным. ЏолЯ вокруг него давно одичали, заросли чем попало, но рЯдом, за
негустым осиновым строем, светилась круглаЯ веселаЯ полЯна. Ћднажды,
раздумавшись, ѓуськов вдруг всхотел, чтобы его похоронили здесь, на меже
осинника и полЯны. ’ут сухо, приветно, с деревьев будет падать лист, на
цветы прилетЯт и попоют птицы, а постройка остановит зверЯ.
‚ зимовье не было печки (кто-то когда-то прибрал, не поленилсЯ тащить к
воде), и, наверно, к лучшему: не удержись, разведи он огонь, и закуритсЯ на
виду у Ђтамановки гора. Џо теплу, когда придетсЯ сюда перебиратьсЯ, печка не
понадобитсЯ, а пока он прибегал лишь на дневку и едва начинал застывать,
шевелилсЯ, согревалсЯ без огнЯ. „а и отпускало, припекало днЯми уж так, что
мешал полушубок.
‘коро потечет, зазвенит, а у него ни сапог, ни фуфайки.
Ђндрей замечал: здесь он почему-то дуреет, чувствует себЯ совсем
по-другому, чем внизу. ’ам было спокойней, привычней, там он не вылезал из
своей шкуры, жил и думал, крепЯ и прокладываЯ жизнь немудреными зарубками:
что делать, куда пойти завтра, как достать одно, второе, чем утолить голод?
Ќе заглЯдывал далеко и старалсЯ не помнить издалека, светЯ в памЯти лишь то,
что началось отсюда, и эта обрубочнаЯ, теперешнЯЯ, на живот и дыхание, жизнь
его устраивала. Ђ здесь он разлаживалсЯ, разбаливалсЯ, накатывали ненужные
мысли, которые не смотать, не свернуть, сколько ни мотай, постанывало
запретное, запертое на десЯть замков, запоздалое, дурацкое раскаЯние.
Ђ что думать, что размышлЯть, тЯнуть из себЯ попусту жилы? Ѓлизко
локоть, да не укусишь.
Љак-то, вспомнив эту поговорку, он схватил другой рукой локоть и изо
всех сил потЯнулсЯ к нему зубами - вдруг укусишь? - но, не дотЯнувшись,
свернув до боли шею, засмеЯлсЯ, довольный: правильно говорЯт. Љусали,
значит, и до него, да не тут-то было.
‡десь он ненавидел и боЯлсЯ себЯ, тЯготилсЯ собой, не знаЯ, как себе
похлеще досадить, что сделать, чтобы стало еще хуже, чем есть. €,
самоедствуЯ, грозил: ну погоди, придет пора, ударит час! Џотом спохватывалсЯ
со страхом: действительно, придет пора, ударит час! …ще как ударит! Ќе
поднимешьсЯ, не опомнишьсЯ.
€ что было причиной этой его дури, он не знал. ‡имовье ли, поставленное
на долгую жизнь, веселое ли, молодое место вокруг него, откуда из-за
деревьев проглЯдывалось торосистое поле Ђнгары и виднелсЯ далеко на другом
берегу край Ђтамановки, или что-то еще - неизвестно. Ќо находило, схватывало
- не отодрать.
Ќо именно это и тЯнуло его сюда - как на сладкий, податный грех.
—ерез неделю после первой козули он подстрелил все на том же Љаменном
острове вторую, приволок ее на лыжах и уже в потемках ободрал и разделал у
нижнего зимовьЯ. ЊЯсо до свету забросил наверх, под крышу.
ђано утром, выходЯ, он открыл дверь и обомлел: от двери огромным
прыжком отскочила и, оскалЯсь, уставилась на него большаЯ сераЯ собака. Ќе
сразу ѓуськов сообразил, что это волк. ’ощий и длинный, со взъерошенной,
торчащей, как всегда при линьке, космами шерстью, он смотрел на ѓуськова с
такой лютой злобой, что Ђндрей схватилсЯ за ружье. Ќо опомнилсЯ и стрелЯть
не стал. ‚олк оказалсЯ старый, ученый: отскочив от наставленного дула в гору
и не слыша выстрела, он опЯть остановилсЯ и зарычал.
‘ тех пор по ночам он стал подходить к зимовью. Ћн научил ѓуськова
выть.
‚олк устраивалсЯ на задах зимовьЯ и затЯгивал свою жуткую и острую на
одном дыхании, песню. ‚се на свете меркло перед ней - настолько тонким
режущим лезвием, взблескиваЯ в темноте, подступал этот голос к горлу.
‘традаЯ, что не может ничем пугнуть зверЯ, ѓуськов приоткрыл однажды дверь и
в злости, передразниваЯ, ответил ему своим воем. Ћтветил и поразилсЯ: так
близко его голос сошелсЯ с волчьим. Ќу что ж, вот и еще одна исполненнаЯ по
своему прЯмому назначению правда: с волками жить _ по-волчьи выть.
"ЏригодитсЯ добрых людей пугать", - со злорадной, мстительной гордостью
подумал ѓуськов.
Ћн прислушивалсЯ к волку и с какой-то радостью, со страстью и
нетерпением вступал сам. ‡верь, где нужно, затем поправлЯл его. Џостепенно,
ночь от ночи, ѓуськов, догадавшись надавливать на горло и запрокидывать
голову, убрал из своего голоса лишнюю хрипотцу и научилсЯ вести его высоко и
чисто, поднимаЯ в небо ввинчивающейсЯ спиралью.
‚ конце концов волк не выдержал и отступилсЯ от зимовьЯ. Ќо Ђндрей
теперь мог обходитьсЯ и без него. Љогда становилось совсем тошно, он
открывал дверь и, словно бы дурачась, забавлЯЯсь, пускал над тайгой жалобный
и требовательный звериный вой. € прислушивалсЯ, как все замирает и стынет от
него далеко вокруг.

‚ середине марта вернулсЯ в Ђтамановку первый фронтовик - Њаксим
‚ологжин. •отЯ, если вспомнить Џетра ‹уковникова, то не первый: Џетра еще на
втором году войны отпустили домой, но отпустили умирать. „ва месЯца
промучилсЯ он в горЯчке в постели, почти не выходЯ на улицу, и сразу после
покрова, когда прибрались в полЯх и огородах, тихонько скончалсЯ. “ж и то
хорошо, что могила была дома, не в чужой стороне.
Ђ Њаксим, хоть и раненый, пришел жить, и пришел совсем, подчистую. €
Ђтамановка встрепенулась. ‡начит, действительно близко, если раненых
распускают по домам, значит, скоро вслед за ним потЯнутсЯ и другие. ’ут
важно показать след, потом по нему пойдут. Ћно, правда, и идти-то мало кому
осталось. €ннокентий €ванович, который всему любит дотошный счет, на цифрах
показал, как извели атамановских мужиков: двое остались на финской,
восемнадцать человек ушли за войну на фронт. Ќа сегоднЯшний день один
(Њаксим ‚ологжин) в достоверности живой, один (Џетр ‹уковников) в
достоверности на своем кладбище мертвый, десЯть похоронок на руках у баб,
остальные воюют, ЏростаЯ арифметика, деревнЯ, маленькаЯ, на пальцах
сосчитать можно.
‚ тот день Ќастена, Ќадька и ‹иза ‚ологжина подчищали у складов на
ветрогоне семенной Ячмень. Џосле обеда подскакал галопом на своем Љарьке
Ќестор, осадил конЯ, поставив его на дыбы, и закричал:
- Ђ ну прыгай, ‹изавета, скорей на мово жеребца. †иво, кому говорЯт!
Њаксим пришел.
‹иза отшатнулась от него, побледнела и, взревев, помела с дурным ревом
в деревню. Ђтамановку к тому времени уже встрЯхнуло. Ћт горы, где стоЯли
склады, видно было, как бегут на верхний край к дому ‚ологжиных ребЯтишки и
собаки, как, возбужденно переговариваЯсь, тЯнутсЯ туда же старики. ЋпЯть
проскакал куда-то, стрелЯЯ на ходу и добавлЯЯ деревне переполоху, Ќестор. Ћт
него шарахались, Љарька от выстрелов подпрыгивал и хрипел, но Ќестора теперь
было не остановить, он палил и палил, наскакиваЯ то на один конец
Ђтамановки, то на другой.
- •оть так повоюет, - со злостью сказала Ќадька. - ѓенерал.
Ћна села на мешок с зерном и с тою же злостью, додержав ее до
тоскливого отчаЯниЯ, произнесла:
- Ќе мог мой паразит живым остатьсЯ... —то ты на менЯ уставилась? Ќе
правда, что ли? - вскинулась она на Ќастену, котораЯ посмотрела на нее с
удивлением. - Ќаклепал ребЯтишек и... смертью храбрых. Ђ что с его храброй
смертью Я теперь делать буду? €х, что ли, кормить? - Ќадька кивнула в
сторону дома, где оставались трое ее ребЯтишек, и заплакала, размазываЯ по
пыльному лицу слезы. - Љто теперь менЯ возьмет с этим табором? Ђ мне только
двадцать семь годов. „вадцать семь годов - и все, отжила. Џропади оно все
пропадом.
Ѓольше в тот день не работали. Џрибрали отвеЯнный Ячмень и пошли по
домам, постучав по дороге кладовщице, чтобы закрыла амбары.
„ома даже ‘еменовна слезла с русской печи и, приохиваЯ, приседаЯ при
каждом шаге, расхаживала свои отечные ноги. Њихеич, взбудораженный и
растерЯнный, топталсЯ с ней рЯдом. Ћн обрадовалсЯ Ќастене:
- ‘лыхала, Њаксим ‚ологжин пришел?
- ‘лыхала.
- ’ы там не была?
- Ќет.
- Ќадо бы сходить... может, он знает че про ЂндреЯ.
- Џошел бы ты, штарый, шам, - застонала ‘еменовна. - Ѓольше надежи. Ћна
ить и шпрошить как шледует не шпрошит.
- Ђ что там спрашивать? Ѓудет че сказать, сам скажет.
- Ћй, да делайте, как знаете.
Ќастена замечала, что в последнее времЯ, с тех пор, как потерЯлсЯ
Ђндрей, Њихеич стал чуратьсЯ людей. ‚ конюховке, конечно, от народа никуда
не спрЯчешьсЯ, но, возвращаЯсь домой, он так дома и пристывал, все реже и
реже выходЯ к старикам покурить и поговорить. € даже когда заходили к нему,
он больше отмалчивалсЯ. “ него поЯвилась привычка в разговоре кивать
головой, словно соглашаЯсь с тем, что говорЯт, а скорей всего - чтобы меньше
говорить самому. ‡адумавшись, он мог кивать и совсем один, глЯдЯ перед собой
неподвижными, безжизненными глазами, и чем в эти минуты была занЯта его
голова, в чем он наедине с собой утверждалсЯ, едва ли он знал, но в чем-то
неЯсном еще, надвигающемсЯ и неприЯтном утверждалсЯ, чего-то с уверенностью
ждал.
‚ этот год он был как раз на половине к седьмому десЯтку своих лет. …го
усы, молодецки закрученные вверх еще перед войной, теперь обвисли и выцвели
до ржавого цвета. „а и весь вид у Њихеича был измученный, безнадежный, когда
не взбадривают ни сон, ни отдых. „ержалсЯ он прЯмо, откидываЯ при ходьбе
голову назад, за последний год он сильней стал приволакивать ногу, подбитую
еще в первую германскую войну, но едва садилсЯ, сразу опускал голову,
прикрываЯ глаза, и заходилсЯ в гулком утробном кашле, бухаЯ всем своим
большим прокуренным нутром. ‘еменовна, не выдерживаЯ, кричала с печи, чтобы
он перестал, - он, не отзываЯсь, кашлЯл и кашлЯл, с кашлем же уходил во двор
и там за каким-нибудь делом незаметно успокаивалсЯ, но долго еще дышал со
свистем, с натугой. Ђ чаще всего он глушил кашель тем же табаком - это
походило на вечное похмелье, на вечное вышибание клина клином, и чем дальше
- тем Яростней и нетерпеливей. ѓолос его сделалсЯ глуше и сдавленней, глаза
прищурились, словно присели от тЯжести, костистое лицо еще больше
заострилось - так сильно сдал Њихеич за один год, что, задумываЯсь об этом,
Ќастена боЯлась, что будет дальше.
- ‘ходи, дева, сходи, - отправлЯл он Ќастену. - Њне ишо на конный надо.
—тобы не идти к ‚ологжиным одной, Ќастена забежала к Ќадьке. ’а, как
всегда, воевала со своей ребЯтней. ‚о весь голос ревела, сидЯ на полу, видно
только что отшлепаннаЯ, самаЯ младшаЯ, ‹идка, родившаЯсЯ уже без отца;
всхлипывал возле кровати Џетька; отвернулсЯ к окну старший, ђодька. Ќадька с
грохотом метала в тесной кути посуду и, надрываЯсь, кричала времЯ от времени
на ребЯтишек, чтобы они замолкли.
- •отела коврижку на два днЯ растЯнуть, прихожу, а они ее уж умЯли, -
принЯлась она жаловатьсЯ Ќастене. - Ќу, не прорва ли, не прорва ли - скажи
ты мне! € ведь нашли, паразиты. Џроглотили и не подавились. ’еперь Я вас
накормлю, теперь вы у менЯ три днЯ мышиной крошки не получите. Џерестанешь
ты или нет? - прикрикнула она опЯть на ‹идку. - ’ы менЯ доведешь, Я над
тобой че-нить доспею. Ћна же брюхо набила, и Ћна же еще ревет, а Я
виноватаЯ. Ћ-е-ей! Џочему пропасти-то на вас нету? ‚от чем Я вас дальше буду
кормить, чем? “ менЯ мучицы на одну квашонку осталось - и все, потом хоть
всем в один мешок завЯзывайсЯ и в Ђнгару. џ уж два раза ее, муку-то, со
слезами с горькими выписывала, мне ее больше никто не даст. Ђ они хоть бы
капельку че-нить понимали. € ведь он-то, балбес, уж не маленький, - Ќадька
ткнула рукой в сторону ђодьки, - должен бы хоть немножко че-то соображать -
нет, лишь бы счас наглотатьсЯ, лишь бы мать обмануть. џ длЯ себЯ ее, че ли,
прЯтала, длЯ себЯ берегла? „лЯ вас же, паразиты вы ненаедные, чтоб вам
завтра было че жевать. —тоб вам же с голоду не подохнуть. Ђ теперь хоть
подыхайте, раз так - не жалко.
- ‘коро Ђнгара пройдет, рыбу буду ловить, - буркнул от окна ђодька.
- ’ы там помалкивай: рыбу он будет ловить. ‚ прошлом годе не проедали
твою рыбу и нонче объедимсЯ. Људа только кости от рыбы девать станем - никак
не придумаю. ‘той и молчи, чтоб Я голосу твоего больше не слыхала. ђыбак,
мать твою так. ‚ кладовке ты хорошо рыбачишь, а не в Ђнгаре.
Ќастена с трудом перебила ее:
- Џойдем, Ќадька, на Њаксима посмотрим. Џосмотрим, какие теперь мужики,
и обратно.
- Ђ че на него глЯдеть? ’олько душу травить. Ќа чужое счастье не
наглЯдишьсЯ.
- Ќе пойдешь, что ли?
- „а погоди, пойду. „ай мал-мало прибратьсЯ, чтоб их тут можно было
оставить. Ќе стой ты там как истукан, - крикнула она на ђодьку. - Ќеси дров
да затоплЯй печку. € не вздумай мне удрать. €шь, запечалилсЯ, в какую
сторону лыжи навострить. „ома весь вечер будешь сидеть - так и знай. —тоб
никто мне из избы даже не высовывалсЯ.
‹идка сообразила, что мать собираетсЯ уходить, и заканючила:
- ‘ тобой хочу. ‚озьми менЯ, возьми.
Њать показала ей из кути сковородник, и ‹идка понимающе притихла.
- ‚идала? ‚от так. ѓде сидишь, там и сиди, прижми свой хвост. ‘о мной
она пойдет. …ще в чужих людЯх Я с вами не скандалила. “ всех ребЯтишки как
ребЯтишки, а эти идолы какие-то, наказанье божье. Ћй, че с них будет, че с
них будет? - кто бы мне сказал.
Ќастена поднЯла ‹идку с пола и, почти не чувствуЯ ее тЯжести, перенесла
на кровать. ’ам девчонка сразу свернулась клубочком и, всхлипываЯ,
вздрагиваЯ от всхлипов всем тельцем, закрыла глаза, хорошо понимаЯ, что
никакой радости ей ниоткуда сегоднЯ не дождатьсЯ и самое лучшее - уснуть и
до нового днЯ не просыпатьсЯ. Ќастена погладила ее по голове, но от ласки
‹идка завздрагивала сильней, и Ќастена отошла от девчонки.
ЌельзЯ, конечно, похвалить, но трудно было и судить Ќадьку за глотку.
Ћна и до войны была бабенкой шумной и не напрасно не ужилась со свекровью,
котораЯ невзлюбила ее за строптивый характер, так что очень скоро Ќадьке с
‚итей пришлось отделЯтьсЯ в свою семью. ђоднЯ у Ќадьки жила где-то на ‹ене,
здесь Ќадька считалась пришлой, чужой. ‚итЯ ей попалсЯ на счастье:
работЯщий, спокойный, добрый, опустит свой светлый чубчик на лоб и
улыбаетсЯ, сколько бы Ќадька ни разорЯлась перед ним. Ќадоест - сгребет в
охапку, оттЯнет шутЯ широкой, как лопата, ладонью по одному месту, и Ќадька
довольна. „а она и не скандальнаЯ сама по себе была, просто шумнаЯ: где
Ќадька - там обЯзательно гвалт, смех, пересмешки, в которых больше всего ей
же и доставалось, но которые без нее не начинались. € если б не война,
скорей всего помЯкла бы, присмирела она возле ребЯтишек да возле ‚ити, к
тому дело в последнее времЯ и шло, да война и в первую же зиму смерть ‚ити
оглушили и ожесточили Ќадьку. Џо ‚ите она убивалась так, что кровь стыла в
жилах от ее крика. Ћна тогда только-только родила, и ее приходилось загонЯть
домой, чтобы она кормила девчонку, - Ќадька уходила то в лес, то на берег, и
в Ђтамановке всерьез боЯлись, как бы она себЯ не решила. Ќо обошлось:
перегорела Ќадька, пошла опЯть на работу, пошла колотитьсЯ-молотитьсЯ, чтобы
прокормить ребЯтишек. ЌадеЯтьсЯ было не на кого: свекровь, невзлюбив Ќадьку,
не привечала и внучат от нее. Љак ни старалась Ќадька, а концы с концами не
сходились. „ополнительный хлеб, который полагалсЯ на семью погибшего
фронтовика, она выбирала еще зимой, а дальше билась, билась ото днЯ ко дню,
и все не хватало - ни поесть, ни одетьсЯ. ђебЯтишки все были в ‚итю:
белесые, молчаливые, а война и дерганый Ќадькин характер сделали их еще и
боЯзливыми, тихими. Љазалось, они и сами не верили, что выживут. ‚ыйдут все
трое за ворота и стоЯт, смотрЯт на улицу, дожидаючись мать, - до того сироты
и пострадальцы, что у доброго человека зайдетсЯ от жалости сердце. Љрикнет
он ђодьке, поведет с собой и сунет ему что-нибудь в руки, а ђодька еще и
отказываетсЯ. Ќастена, как могла, тоже баловала Ќадькиных ребЯтишек,
особенно девчонку, но в последние недели за своей бедой почти забыла о них,
и сейчас, поднЯв плачущую ‹идку в кровать, Ќастена почувствовала вину перед
ней.
Џока она дождалась Ќадьку, уж смерклось, пожухший за дневное тепло снег
подмерз и приЯтно хрустел под ногами. ‚есь нижний край деревни будто вымер -
ни голоса и ни стука, лишь в нескольких избах слабо мерцал старушечий свет.
‘обаки и те сбежались к дому ‚ологжиных, откуда доносилось их
бестолково-радостное гавканье. ’ам же слышались вознЯ и крики ребЯтишек.
Ќастена и Ќадька шли молча и торжественно, невольно прЯмЯ шаг, охваченные
общим праздничным волнением. ‚первые оттуда, с войны, с кромешной битвы,
пришел человек, чтобы остатьсЯ с ними, - пришел как посыльный, как вестник
от всех мужиков: скоро, бабы, скоро. ‘коро все выЯснитсЯ окончательно: одним
рыдать, потерЯв последнюю надежду, другим радоватьсЯ, а всем вместе начинать
новую жизнь.
“ ‚ологжиных было людно, шумно; две десЯтилинейные лампы, пристроенные
под потолок, освещали в большой горнице застолье. ‚о главе стола сидел он -
Њаксим, похудевший, почерневший, с коротко подстриженной, как у арестанта,
головой, глазастый, разомлевше-счастливый. ЏраваЯ, забинтованнаЯ рука
висела, оттЯгиваЯ шею, на марлевой повЯзке, с левой стороны сидела на
коленЯх, побрЯкиваЯ медалЯми на отцовской гимнастерке, шестилетнЯЯ ‚ерка,
младшаЯ из двух вологжинских девчонок. Ќадька подошла первой, поздоровалась
с Њаксимом за руку, сказала:
- ‘ возвращением!
€ Ќастена вслед за ней повторила:
- ‘ возвращением.
Ќа лавках вокруг двух сдвинутых вместе столов сидели старики, бабы;
рЯдом с Њаксимом справа, оттерев от него Њаксимова отца, деда …фима,
громоздилсЯ, что твой друг и брат, уже пьЯненький Ќестор, слева место было
оставлено длЯ ‹изы, но она едва успевала бегать из кути в горницу и обратно.
‹иза сиЯла - сиЯло ее лицо, обычно бледное, унылое, сиЯли, захлебываЯсь от
радости, глаза, сиЯла под голубенькой кофточкой прогнувшаЯсЯ грудь - сиЯло
все, сиЯла всЯ, сиЯла вовсю. Ћна усадила Ќастену и Ќадьку и, не сдержавшись,
обнЯла их, прижала к себе, зашептала:
- …ще утром ниче не знала. џчмень вместе чистили. џчмень... -
всхлипнув, она засмеЯлась и убежала.
Њаксим, улыбаЯсь, смотрел на них - на Ќастену и Ќадьку. Ћни сидели как
раз напротив него, по другую, дальнюю сторону стола. Ќастена опустила глаза
и услышала, как Њаксим спросил:
- Ќу, Ќастена, когда ты своего будешь встречать? Ќастена сжалась и
покраснела; как можно спокойней, не сразу поднЯв голову, она ответила:
- џ уж и не верю, что доведетсЯ встречать. ЏотерЯлсЯ где-то мой...
- Љто - Ђндрей потерЯлсЯ?
- Ћн в госпитале лежал... тоже раненый. Ђ после его обратно, значит, на
фронт. - Ќастена говорила и больше всего чувствовала на себе внимательный,
пытливый взглЯд €ннокентиЯ €вановича. - ‘ той поры ни слуху ни духу. Ќе
знаю... Ќичего не знаю.
- Ќу, найдетсЯ.
- „ак это... всерьез потерЯлсЯ, - взЯлсЯ объЯснЯть €ннокентий €ванович,
поглЯдываЯ на Ќастену. - ’ут с расследованиЯми приезжали, спрашивали. Ќигде,
видать, по документам не значитсЯ.
- Џерехватили где-нибудь по дороге в другую часть. ќто сколько угодно
бывает. Ђ письмо теперь не всЯкое до места доходит, - уверенно сказал
Њаксим, и Ќастене от этой уверенности почему-то сразу стало легче, будто она
и в самом деле не знала, что с Ђндреем.
Ћткуда что и взЯлось у ‹изы: вроде не чаЯла, не ждала, а стол был
заставлен. Љуриц, понЯтно, порешили сегоднЯ, но соленые ельцы достоЯли с
лета и береглись скорей всего специально длЯ этого случаЯ, как и самогонка,
котораЯ выстаивалась в четверти не год, а то и не два. ’ак же и у других
баб, кому еще осталось кого ждать: сама будет голодать, ребЯтишек
недокормит, а припас длЯ встречи оставит. ‘кольким из них уже пришлось
доставать этот припас со слезами! Џрошлой осенью ЂгафьЯ ‘омова, получив
похоронку на сына и отголосив первые дни, собрала баб, выставила спирт, о
котором за войну забыли, что он есть, наготовила вместе с блинами да киселем
всЯкой закуски, и пошел тот спирт на поминки. Ќе у одной Ђгафьи так вышло -
теперь только вспоминай, и неизвестно еще, кому судьба готовит такой же
оборот. Џока не ошиблась одна ‹иза.
‹иза подливала, и за столом стало совсем шумно. Ќестор порывалсЯ
запевать, но его не поддерживали, на него вообще как-то не обращали
вниманиЯ. Љое-кто из стариков уже отвалилсЯ от стола и пристроилсЯ на
корточках вдоль стены, взЯвшись за курево; тут же, не подымаЯсь, они
принимали от ‹изы стаканы и чокались. €ннокентий €ванович подсел к Њаксиму и
завел серьезный и умный разговор об Ђмерике - о том, как она воюет и когда
можно ждать там революцию. Њаксим отвечал неохотно - видно было, что
€ннокентий €ванович знает об этом больше, особенно о революции. ‚ерка
задремала на коленЯх у отца; ‹иза хотела унести ее в постель, но ‚ерка
ухватилась за отца, закричала - пришлось оставить ее в покое. Љто-то
спросил, и Њаксим не в первый, наверное, раз взЯлсЯ рассказывать, как в
госпитале ему хотели отнЯть руку, но он не дал - добро бы леваЯ, а то
основнаЯ, праваЯ рука, без нее совсем калека, но теперь с ней еще нЯнькатьсЯ
да нЯнькатьсЯ. Ќадька, хлопнувшаЯ стакан самогонки, поинтересовалась:
- Ђ ее это... в сторону-то сдвинуть можно?
- Људа в сторону? ‡ачем?
- Ќу, ночью-то она мешать не будет?
Њаксим засмеЯлсЯ:
- Њешать будет - ‹иза отрубит.
- џ тебЯ, Ќадька, из колхоза за такие разговоры выгоню, - ухмылЯЯсь,
заЯвил Ќестор.
- ‘иди ты. ‚ыгонЯла. Љак бы тебЯ самого не поперли, - взвилась Ќадька,
но как-то без злости, лишь бы отшить. - ‚от придут мужики, и припухнешь как
миленький. •ватит, покомандовал над нашим братом, покуражилсЯ. Ќе все коту
масленица.
- џ над вами куражилсЯ? - обиделсЯ Ќестор. - Ђ, бабы? џ куражилсЯ? Ѓабы
молчали.
- ‘лушай ты ее, - вступилась за Ќестора ‚асилиса ђогова, которую в
деревне звали ‚асилисой Џремудрой, - толстаЯ, неповоротливаЯ, ничуть не
похудевшаЯ за войну баба, с толстым же, басистым голосом.
- Ђ че слушай?! —е слушай?! Ќе правда, че ли?
- Ќе все, Ќадежда, что тебе под Язык попало, можно на люди высказывать,
- важно наставлЯла ‚асилиса ЏремудраЯ. - ”ронтовик не успел на родной порог
заступить, а ты ему подковырки подбрасываешь.
- Љакие подковырки? Ћн, конечно, первым делом нас с тобой всю ночь
станет слушать, какие мы ему сказки расскажем, а про ‹изу забудет. “ него,
поди, одна рука только подбита, остальное в сохранности.
Њаксим опЯть засмеЯлсЯ, и вслед за ним заклохтали сквозь кашель
старики.
- џ знаю, - наступала Ќадька, - это ты менЯ, ‚асилиса, боишьсЯ. ЃойсЯ,
бойсЯ: вот ѓаврила твой придет, Я его быстренько охомутаю. џ помоложе тебЯ
буду, тебе со мной не справитьсЯ.
- џ за ѓаврилу спокойнаЯ, - насмешливо ответила ‚асилиса.
- —его это ты, интересно, за него спокойнаЯ? ‘вЯтой он у тебЯ, че ли?
- ‘вЯтой не свЯтой, а с тобой займоватьсЯ не будет. ‡ачем ему добрую
птицу на сороку менЯть? ’ы же сорока, тебе лишь бы пострекотать.
- Ћй, глЯдите-ка, сравнила! - обрадованно зачастила Ќадька. - џ сорока
- ладно, а ты-то что за добраЯ птица? “ж не та ли, что всЯ в черном летает
да одно только слово знает?
- Ќет, Ќадежда, - хитровато улыбаЯсь в свою рыжую бороду, вступил
€ннокентий €ванович. - ’ебе под ‚асилису не подкопатьсЯ, там фундамент
глубокий. ѓаврила с фронта посылки-то, однако, не тебе шлет. ‘колько -
посылок пЯть, однако, в этом году было? - обернулсЯ он к ‚асилисе. - €ли
поболе? ’а замЯлась:
- џ не считала.
- Ћна их даже не открывала, - съЯзвила Ќадька. - ‚место табуреток
держит.
- Ђ это уж не твоЯ забота, как Я их держу.
Ќо Ќадька разошлась, остановить ее было непросто.
- ‘колько ты, ‹иза, от своего красноармейца посылок получила? -
спросила она.
- Ќи одной не получала.
- џ бы его после этого на порог не пустила. —е ж ты тоже, как одна
худаЯ птица, без понЯтиЯ? …ще и радуешьсЯ.
- Ђ мне и не надо никаких посылок, - счастливо засмеЯлась ‹иза. - џ
сегоднЯ говорю: давайте, говорю, корову забьем, чтобы встретить дак
встретить. Ћни менЯ очурали. ђубите, говорю, тогда всех до последней куриц,
чтоб Я их больше не видала. Ћни и куриц пожалели. „аст бог, все наживем,
только б вместе быть. џ бы одна загибла, не выжила, от тоски бы загибла, а
то руки на себЯ наложила.
- ‡начит, загибла бы? - натЯнуто, с подманкой переспросила Ќадька.
- ‡агибла бы, загибла.
- Ђ то руки на себЯ наложила?
- Ђга.
- —его ты приставлЯешьсЯ, ‹иза? - вкрадчиво начала Ќадька и не
выдержала, голос ее от обиды дрогнул и раскрылсЯ. - ќто че же - значит, мне,
Љатерине вот, ‚ере, Љапитолине - всем нам руки на себЯ накладывать? ’ак, че
ли? „умаешь, ты его больше всех любила, больше всех ждала? „умаешь, мы их
сами потерЯли? ’ы, ‹иза, не была в нашей шкуре и не говори. “ менЯ бы и руки
на себЯ не заржавело наложить, да ребЯтишек куда? Ћт него только и осталось
на белом свете, что ребЯтишки, - как же их-то загубить? ’ы не знаешь, как
все внутри головешкой обуглилось, уж и не болит больше, а горелое-то куда-то
обваливаетсЯ, обваливаетсЯ... ’ы теперь будешь бабой, женой жить, будешь
обниматьсЯ, миловатьсЯ, а Я нет, Я только рабочаЯ сила, затычка во всЯкую
дырку, кормилица-поилица, Я длЯ себЯ кончилась. „а если бы знать, что так
выйдет, Я бы хоть раньше-то всласть пожила, чтоб было о чем вспоминать, а то
все на потом, на потом оставлЯла, долго собиралась припеваючи жить -
дооставлЯлась. ’еперь всЯ памЯть-то что о войне, эту памЯть ничем не
вывести, остальное уж вымыло или высохло - нету.
‹иза легко повинилась.
- Ћй, не судите менЯ, бабоньки, Я че-то не то сказала.
- —его тебЯ судить? †иви за всех за нас, раз ты такаЯ везучаЯ. Ќо
глЯди: плохо будешь жить - берегись. Ќе пожалеем - это Я тебе точно говорю.
џ перваЯ тебе Яму зачну копать. Њы не виноватые, что наши мужики там
полегли. Џравда, Њаксимушка, не виноватые? ‘кажи ты нам.
- Ќе виноватые.
- ‚от. “ нас есть за что на судьбу обижатьсЯ. „о самой смерти теперь мы
на нее будем зло держать. Ђ тебе, ‹иза, не за что. ‚ам сейчас только жить да
радоватьсЯ, у вас все от самих себЯ зависит. € если че не так, знай: ты
допрежь всего нам в глаза тычешь, что у менЯ, у нее, у нее так же могло
сложитьсЯ, если бы судьба нас и пожалела. Ђ нам это видеть нельзЯ. Њы ниче
такого знать не хотим - понЯтно?
‘ шумом открылась дверь, и в избу полезли ребЯтишки. ‹иза кинулась их
выпроваживать, но они в голос загалдели:
- …му не давали - вот этому.
- Ћн только пришел.
- „ЯдЯ Њаксим, ему не давали.
ђебЯтишки вытолкали к столу ђодьку. Ќадька, увидев его, взревела:
- ’ы откуль здесь взЯлсЯ? џ тебе че наказывала? џ тебе че говорила? Ђ
ну марш отсюда!
ђодька, не двигаЯсь, с жадным мучительным вниманием, во все глаза
смотрел на Њаксима. ‚стретившись с этим взглЯдом, Њаксим тихонько опустил на
пол девчонку и поднЯлсЯ.
- ’ы, что ли, ђодион? - глухо, перехваченным голосом спросил он.
ђодька торопливо закивал.
- Ќу, здорово, что ли. - Њаксим подошел к мальчишке и протЯнул ему
здоровую руку. - ‘мотри, как вырос, совсем мужик. Њолодец. —то ж ты так
поздно? - Ћн достал с полки круглый печатный прЯник, какими одаривал всех
ребЯтишек, и протЯнул его ђодьке. ’от взЯл. - ‚от и весь гостинец, больше
ничего нету. Џосласти, брат, во рту, побалуйсЯ. Ђ завтра днем, будет времЯ,
приходи, поговорим. ‘егоднЯ, видишь, некогда. Џридешь завтра?
ђодька опЯть закивал и попЯтилсЯ к порогу. ђебЯтишки сомкнулись за ним,
зашумели и вывалились в двери.
- ‘мотри, как вырос, - с печальным удивлением повторил Њаксим,
усаживаЯсь обратно.
- Ћни растут, - бодро подтвердил Ќестор, которому по привычке не
терпелось взЯть на себЯ разговор. - €м и война нипочем.
- ‘коро она кончитсЯ, война-то? - спросила вдруг ‹иза. - ’ы,
Њаксимушка, оттуда, скажи ты нам - долго еще ждать?
- „лЯ тебЯ она кончилась, - негромко сказала Ќадька, но ‹иза услышала и
обиделась:
- Џочему это она длЯ менЯ кончилась? „умаешь, если он здесь так мне и
дела больше ни до чего нету? ’ы скажешь. џ не бесчувственнаЯ какаЯ-нибудь,
что всем плохо, а мне хорошо. € не на заимке живу, чтобы дальше глаз своих
не видать, а с народом.
_ ‘коро, бабы, скоро, - ответил Њаксим. - ‘ами знаете, наши до самой
ѓермании уж дошли. ’еперь додавЯт.
- Ђ не заворотЯт? Ќемец тоже под Њосквой был, а прогнали.
- ‡аворотЯт? - Њаксим прищурил глаза и натЯнулсЯ, -подавшись вперед,
словно вглЯдываЯсь в одному ему ведомую даль. ‹ицо его чуть перекосилось. -
Ќет, не заворотЯт, ‹иза. џ обратно с одной рукой пойду, одноногие,
покалеченные пойдут, а не заворотЯт. •ватит. Ќевозможно, чтобы заворотили,
не позволим. Ќе на тех нарвались.
- —етыре года - куда больше? - закивала ‚асилиса ЏремудраЯ. - € мы тут
поизносились. Ќадька не пропустила:
- —е-то по тебе не видно, что ты поизносилась.
- Ћх, Ќадежда... Љто бы тебе Язык укоротил? ‘ерьезный разговор идет, а
она свои колючки тычет.
- € нам досталось, - подхватила ‹иза. - ‚ерно, бабы, досталось? ’ошно
вспоминать. ‚ колхозе работа - это ладно, это свое. Ђ только хлебушек уберем
- уж снег, лесозаготовки. Џо гроб жизни буду помнить Я эти лесозаготовки.
„орог нету, кони надорванные, не тЯнут. Ђ отказыватьсЯ нельзЯ: трудовой
фронт, подмога нашим мужикам. Ћт маленьких ребЯт в первые годы уезжали... Ђ
кто без ребЯт или у кого постарше - с тех не слазили, пошел и пошел. Ќастена
он ни одной зимушки, однако, не пропустила. џ и то два раза ездила, на тЯтю
тут ребЯтишек бросала. Ќавалишь эти лесины, кубометры эти, и стЯг с собой в
сани. Ѓез стЯга ни шагу. ’о в сугроб занесет, то еще что - выворачивай,
бабоньки, тужьсЯ. ѓде вывернешьсЯ, а где нет. Ќастена он не даст соврать: в
позапрошлую зиму раскатилась моЯ кобыленка под горку и на завороте не
справилась - сани в снег, набок, кобыленку чуть не сшибло. џ билась, билась
- не могу. €з сил выбилась. ‘ела на дорогу и плачу. Ќастена сзади подъехала
- Я ручьем заливаюсь, реву. - Ќа глаза у ‹изы навернулись слезы. - Ћна
пособила мне. Џособила, поехали вместе, а Я никак не успокоюсь, реву и реву.
- …ще больше поддаваЯсь воспоминаниЯм, ‹иза всхлипнула. - ђеву и реву, ниче
не могу с собой поделать. Ќе могу.
- ‹иза, ‹иза! - останавливаЯ ее, позвал Њаксим.
- Ќе буду, Њаксимушка, не буду. ќто Я от дурости. ‚ы разговаривайте, Я
не буду. - Ћна ушла в куть и тут же вернулась, встала на то же место, у краЯ
застольЯ. - Ђ облигации? - напомнила она, растревожившись и не в состоЯнии
сразу остановитьсЯ. - Џоследнюю картошку весной в Љарду леспромхозовским
возили продавать - только бы рассчитатьсЯ, на что подписались, только б
фронту подмогчи. ‚се, думаем, легче им там хоть сколько будет. Ђ ты тут
как-нибудь, в нас не стрелЯют, не убивают. „а чтоб ему, фрицу проклЯтому, и
на том свете покою не было. Џускай ему отломитсЯ за все, за все наши
мучениЯ.
- Љто из нас, непонЯтно, - Я или ты сегоднЯ мужика дожда-ласЯ? -
спросила, оборачиваЯсь к ‹изе, Ќадька.
- џ, Ќадька, Я. Ѓольше не буду.
- “ нас все шиворот-навыворот, - обиженно загудел осоловевший Ќестор. -
—то за народ! Ќа войну мужиков провожали - пели, а встречаем - как на
похоронах. •ватит нам Ќадьку слушать, давайте песню.
Ќадька шевельнулась, но ответить не успела. ‹иза за спиной у Ќастены
полным, чуть подрагивающим от волнениЯ и слез голосом начала "Љатюшу". …й
подтЯнули, и в числе первых подтЯнул €ннокентий €ванович. ‹ишь старики у
стенки тихонько бормотали меж собой. Џела ‚асилиса ЏремудраЯ, пел Њаксим,
размахивал руками Ќестор. Ћтстав, вступила Ќадька и вдруг сорвалась, уронила
на стол голову и затрЯслась в рыданиЯх. ‹иза обнЯла ее сзади за плечи и
поднЯла "Љатюшу" еще выше, песнЯ не споткнулась, даже когда вслед за Ќадькой
громко, навзрыд заплакала ‚ера Ћрлова. Ќадька оторвала от стола голову,
взЯла стоЯщий перед Ќастеной стакан с самогонкой, залпом выпила и, не
вытираЯ слез, снова запела.
Ќастена, затаившись, молчала. Ћна не могла ни говорить, ни плакать, ни
пить вместе со всеми - как никогда раньше, Ќастена понЯла здесь, что ничего
этого нельзЯ: не имеет права. —то бы она ни сделала, все будет обманом,
притворством - ей оставалось только осторожно слушать и смотреть, что делают
и говорЯт другие, ничем не выдаваЯ себЯ и не обращаЯ на себЯ внимание. Ћна
уж и жалела, что пришла сюда, но и уйти теперь тоже было неловко. ‚се они
тут были на виду: и счастливаЯ, сиЯющаЯ ‹иза, и Њаксим, оглушенный родными
стенами и ослепленный родными лицами; и растерЯвшийсЯ, в один день
полинЯвший Ќестор; и хитроумный чтей-грамотей, колхозный счетовод €ннокентий
€ванович старающийсЯ обо всем знать поперед других; и увереннаЯ в себе,
твердо и спокойно ступающаЯ по жизни ‚асилиса ЏремудраЯ; и простоватаЯ,
задиристаЯ Ќадька - все держались открыто и Ясно, и если что-то скрывали про
себЯ - без этого человек не живет, - то по малости, по надобности, и
скрывали свое, личное, Ќастена же таила такое, что почему-то касалось всех и
было против всех, с чем бы каждый из них к сегоднЯшнему вечеру ни пришел, -
против Ќадьки, и против ‚асилисы Џремудрой, и даже против ‹изы. Ћна, эта
тайна, соединЯла их вместе и отделЯла от них Ќастену; ее еще по привычке
принимали за свою, а она уже была чужой, посторонней, не смеющей отзыватьсЯ
на их слезы и радости и не решающейсЯ вторить им в разговорах и песнЯх.
•итрит Ќадька, что не она потерЯла ‚итю, что он полег от вражеской пули
сам. Џотому она и говорит, потому и спрашивает об этом, что чувствует свою
вину - малой каплей не знает, в чем она, эта вина, не понимает, как можно
было помочь ‚ите, но чувствует и мучаетсЯ. €ли меньше, чем надо, молилась,
или меньше страдала, думала о нем? Џочему ‹иза дождалась, а она нет? Џочему
‚асилиса ЏремудраЯ, хоть война еще не кончилась, не сомневаетсЯ, что ее
ѓаврила придет целым и невредимым? € придет - с такими, как ‚асилиса
ЏремудраЯ и ѓаврила, ничего не делаетсЯ - всех выбьют, все вымрут, а они
вдвоем останутсЯ и заживут спокойно себе дальше. Џочему так получаетсЯ? Ќет,
что-то тут есть, что зависит и от бабы тоже. €спокон, наверно, баба маЯлась
этой загадкой, пыталась открыть эту тайну, не надеЯсь только на удачу, и
впустую: век от века каждаЯ обходилась своим чутьем, слепым, страстным и
неуверенным заклинаньем, и если его не хватало, изводилась все от той же
вины.
‚ерила и Ќастена, что в судьбе ЂндреЯ, с тех пор как он ушел из дому,
каким-то краем есть и ее участие. ‚ерила и боЯлась, что жила она, наверно,
длЯ себЯ, думала о себе и ждала его только длЯ одной себЯ. ‚от и дождалась:
на, Ќастена, бери, да никому не показывай. Ћдна, совсем одна среди людей: ни
с кем ни поговорить, ни поплакатьсЯ, все надо держать при себе. Ђ дальше,
как дальше быть? Љак его вызволить из этой беды, как жить, чтобы, не
ошибЯсь, не запутавшись, помочь? —то бы с ним теперь ни случилось, она в
ответе.
Ћна тихонько выбралась из-за стола и выскользнула на улицу. Ѓыло уже
поздно, разбежались по домам ребЯтишки и собаки. ‚есь нижний край деревни
лежал темно и глухо. Ќастена постоЯла еще у освещенных вологжинских окон, из
которых вырывалась песнЯ, и повернула в заулок к Ђнгаре. Ѓез людей ей стало
легче, и она с укором покивала себе: вот до чего уж дошло - раньше, чтобы
успокоитьсЯ, держалась людей, а теперь, наоборот, бежит от них. Ѓоль в душе
притупилась, но дышалось почему-то со стоном - жалобно и горько. ‚здохнув
глубоко, всей- грудью, Ќастена приглушила в себе этот самовольный стон и
зашагала по льду вдоль берега вниз, замечаЯ и обходЯ проруби. Ћна шла и все
смотрела, смотрела на противоположный берег, в тот едва различимый за
островом мертвый угол, где хоронилсЯ Ђндрей, верЯ и не верЯ, что он тут,
рЯдом; в какое-то выпавшее из-под ее власти, безнадзорное мгновение ей
почудилось, что она только что, минуту назад, все выдумала - и что вернулсЯ
Њаксим, и что прибежал Ђндрей - выдумала, представила, как оно могло быть, и
поверила. ЋтправьсЯ она сейчас в Ђндреевское, и никого там не найдет. Ќо
наваждение сразу же прошло, оставив одну досаду, и еще ближе и безжалостней
подступила правда: ничего не выдумала, все так и есть.
Џод своим берегом она поднЯлась на Яр и, оглЯнувшись в последний раз в
сторону Ђндреевского, тЯжелым шагом направилась домой - предстоЯло еще
докладывать Њихеичу, что Њаксим ничего не знает об Ђндрее. Ќикто ничего не
знает, кроме нее, но об этом нельзЯ проговоритьсЯ даже в беспамЯтстве.

…ще днем Ќастена никуда не собиралась, но к обеду замело, запуржило со
снегом; Ќастена спохватилась, что воды в кадке на дне, и, пока погода совсем
не сдурела, кинулась на Ђнгару. Ќа Ђнгаре задувало во всю моченьку, мокрый
липкий снег несло по воздуху мутным прогонистым течением и несло тоже вниз -
верховиком. Џо привычке посмотрев в сторону другого, утонувшего теперь в
этой кутерьме, берега, Ќастена подумала, что вот сейчас бы туда и бежать,
никто не увидит. Џодумала просто так, мельком, но сердце, зацепившись за эту
подсказку, вдруг взнЯлось: а что, если правда побежать? Џлюнуть на все и
побежать? Љогда еще дождешьсЯ такого удобного случаЯ? Ћна торопилась с водой
обратно и, унимаЯ нетерпение, уж знала, что побежит. ќто одним духом
принЯтое решение вызывало суматошную радость и отчаЯнность; казалось,
удерживай ее сейчас кто угодно, всех бы обманула и убежала.
Ќо удерживать ее было некому: Њихеич на конном, а свекровь, как обычно,
дремала на печке. Ќастена мигом достала из подпольЯ ведро картошки, сверху
отбавила в чугунок, чтобы старикам не гоношитьсЯ, если понадобитсЯ вечером
варить, остальное высыпала в брезентовую сумку. ‘бегала в амбар, принесла
припрЯтанный заранее мешочек с горохом и отрезала полбуханки хлеба. •леб был
желтый, тоже с горохом - во всей деревне наступило гороховое царство с
гороховой музыкой: колхоз недавно расщедрилсЯ и выдал его на работников
почти девЯть центнеров, так что гороховую кашу теперь заедали гороховым
хлебом и прикусывали круглым горохом.
Ќастена быстро собралась, сменив обутые утром чирки на катанки, а
фуфайку - на плюшевую жакетку, и мимоходом стыдливо заглЯнула в зеркало. ‚
фуфайке идти через Ђнгару было бы, пожалуй даже удобней; но хотелось
показатьсЯ на глаза мужику поаккуратней Ћн-то, может, ничего и не заметит,
ему там не с кем ее сравнивать, но она сама в выходном чувствовала себЯ
праздничней и опрЯтней, вместе с одеждой снималсЯ какой-то рабочий груз,
какаЯ-то тЯгловаЯ, будто сбруЯ, зависимость от работы, когда уж и не
помнишь, кто ты - женщина или нет, в какой ты поре и что у тебЯ на душе -
ничего не помнишь, только давай и давай, нажимай и нажимай. Џотому и любила
Ќастена по вечерам, покончив с делами, пусть ненадолго, да переодетьсЯ в
чистое, невольно тогда ЯвлЯлось ощущение своей молодости и красоты - того
капризного богатства, которое чем дальше прЯчешь, чем меньше помнишь, тем
быстрей оно убывает. Ђ переодевшись, Ќастена и ступала осторожно, словно
боЯсь в себе что-то повредить, и улыбалась ласковей и теплей, опЯть-таки
словно оберегаЯ какую-то свою, ее одной касающуюсЯ тайну, длЯ которой еще не
наступило времЯ. ‚ такие минуты она, не смирЯЯсь с войной, с нуждой, с
одиночеством, берегла и готовила себЯ длЯ будущей счастливой жизни. ‡нала
Ќастена: стареют с годами, а душой можно остыть и раньше лет - этого она
боЯлась больше всего. ‘колько людей, и здоровых и сильных, не отличают своих
собственных, богом данных им чувств от чувств общих, уличных. ќти люди и в
постель ложатсЯ с тем же распахнутым, длЯ всего подходЯщим удовольствием, с
каким садЯтсЯ за стол: лишь бы насытитьсЯ. € плачут, и смеютсЯ они,
оглЯдываЯсь вокруг - видно, слышно ли, что они плачут и радуютсЯ, не
потратитьсЯ бы на слезы зрЯ. ќти свое отзвучали: тронь их особой тронью - не
поймут, не отзовутсЯ, ни одна струночка не отдастсЯ в ответ чуткой дрожью:
поздно - заглохло, закаменело, и сами они никого также не тронут. Ђ все
потому, что в свое времЯ не умели или не хотели остатьсЯ наедине с собой,
позабыли, потерЯли себЯ - не вспомнить, не найти.
‘боры занЯли у Ќастены не больше десЯти минут, а ей показалось, час -
до того не терпелось бежать. Џодхватив наконец сумку, Ќастена выскочила на
улицу и приостановилась, торопливо оглЯдываЯсь и приноравливаЯсь к ветру.
‹ишнЯЯ осторожность не мешала, поэтому она припустила через телЯтник: если
кто ненароком и увидит - мало ли зачем ей понадобилось в баню, пусть хоть в
клЯщую пургу? ‡десь, возле бани, такаЯ густаЯ стоЯла круговерть, что даже
ближние избы едва мерещились: уже без боЯзни Ќастена скатилась на лед и
взЯла вправо, туда, где дорога поворачивала на реку. ’олько теперь она
спохватилась, что дорогу могло занести - тогда придетсЯ пробиратьсЯ наугад,
а это сейчас опасно: в такой кутерьме недолго и заплутать, потерЯть берега и
укатать невесты куда по ветру, который так и сталкивал с ног, так и сносил,
не даваЯ держать направление. Ќо дорога, на счастье, еще просматривалась, ее
заносило перед торосами, в основном же снег протаскивало мимо.
€дти приходилось низко согнувшись, прЯча лицо, чтобы не захлебнутьсЯ в
сплошном потоке мокрого месива. ‚етер бил ровно и сильно, без порывов, одной
бешеной струей. ѓудело как в трубе - мощным и длинным гулом, но и сквозь
него отчетливо слышалось вторым голосом шипение несущегосЯ снега. “же в трех
шагах ничего нельзЯ было рассмотреть, хотЯ вокруг казалось светло, но светло
каким-то белесым, как в тумане, непроглЯдным, рвущимсЯ в движении,
мелькающим светом. ѓолые торчащие льдины звенели, снег, налетаЯ на них,
брызгами разбивалсЯ на стороны, там его подхватывало и несло дальше.
Ћткуда сорвалось? ‘колько Ќастена помнила, никогда в эту пору так не
заметало. ‚от тебе и весна - март покатилсЯ под горку.
Ћна стала терЯть дорогу, но пока находила ее, и всЯкий раз слева; как
Ќастена ни упиралась, как ни правила под ветер, ее сносило, скашивало вниз.
Њожно представить, куда бы ее теперь утартало без дороги. Ќо и различать
старый санный накат становилось все трудней и трудней. ѓребни наносов
нарастали и смыкались. Ќастена искала клочки вмерзшего по обочинам сена,
шлЯпки обтаЯвшего грибками конского навоза, оставшиесЯ с тех пор, как с
Џокосного возили сено, - по этим приметам и шла. Ћна устала, поначалу сдуру
рванула изо всех сил и быстро запалилась, тЯжелаЯ сумка оттЯгивала руки,
ветер сбивал дыхание, ноги вЯзли в снегу, на катанки налипало, полушалок и
жакетка вымокли. ‚етер, правда, был не холодный, южный, но оттого и мокро,
слЯкотно, что не холодный, - неизвестно еще, какой лучше.
‚сматриваЯсь влево, она искала остров; дотЯнуть бы до него - там легче,
там протока узкаЯ, можно брести напрЯмик. Ќастена не боЯлась, что не дойдет,
- дойдет, никуда не денетсЯ, но выйти хотелось как можно ближе к распадку,
чтобы у берега не гадать, где он, не метатьсЯ из стороны в сторону. € что
потащилась в пургу, нисколько не жалела: ей надо было идти, может, оттого и
взыграла сегоднЯ непогода, чтобы прикрыть ее от чужих глаз. Џочему-то не
верилось только в сухое тепло, в то, что наступит такаЯ минута, когда она
сбросит катанки, вытЯнет гудЯщие ноги и прикроет от удовольствиЯ глаза, -
это представлЯлось чересчур далеким, чуть ли не сказочным.
‚ конце концов она потерЯла дорогу и не нашла ее - все под ногами
слилось в одной движущейсЯ неразберихе. ’огда Ќастена решила больше забирать
против ветра, чтобы, уткнувшись когда-нибудь в берег, навернЯка знать, что
речка где-то правей. € все же то, что она не удержала дорогу, обидело
Ќастену; без страха, только от обиды и усталости, она всхлипнула и зачем-то,
крикнув, позвала ЂндреЯ. ѓлупо было бы надеЯтьсЯ, что ее кто-то услышит -
голос тут же скомкало и кинуло вниз.
Ћна еще долго шла, с трудом уже помнЯ, куда идет, но, поднЯв однажды
голову, вдруг заметила, что ее не пришлось тотчас же прЯтать. ‚етер,
казалось, ослаб. Ћна остановилась и оглЯделась: позади несло все с той же
безудержной силой, но здесь что-то мешало ветру, обо что-то он задевал,
сбивалсЯ с прЯмого хода. ЏройдЯ еще немного вперед, Ќастена увидела берег.
’о был не остров, остров она пропустила, не заметив, - то был уже материк.
—ерез Ђнгару, слава богу, перелезла, теперь надо искать Ђндреевское. Џо
тому, как изгибалсЯ берег, Ќастена понЯла, что высокий лесистый мыс, который
она помнила за островом, осталсЯ слева; он-то, видать, и загораживал от
ветра. ‡начит, как она и рассчитывала, ей надо спускатьсЯ вдоль берега вниз.
’еперь, считай, добралась, теперь недалеко. ‚нЯтно и глухо шумел по горе
соснЯк, на неширокой луговине выпрЯмившегосЯ берега полоскало на ветру голые
березы и осины. ‚право Ќастена старалась не оборачиватьсЯ, там по-прежнему
творилось все то же. ‚ спину подталкивало, и она, не поспеваЯ ногами,
спотыкалась, однажды упала, вывалив из сумки на снег две картофелины, и
почему-то, с какой-то невольной досады, не захотела поднЯть их, оставила
замерзать.
‘ ходу она едва не проскочила речку, но вовремЯ заметила, как в бок с
силой втЯгивает снег, и поопнулась. Ђ то бы, глЯдишь, ухлестала до ђыбной.
Ќастена не могла понЯть, везет ей сегоднЯ или нет: вроде благополучно
перешла Ђнгару, не заблудилась, не завалилась и лишнего пути по этой неглЯди
почти не сделала - другаЯ бы радовалась, как все удачно складываетсЯ, а ей
отчего-то казалось, что все идет, наоборот, шиворот-навыворот, не так, как
могло бы идти. € не одной только усталостью было сбито с самого начала и
придавлено настроение - чем-то еще; она боЯлась думать, что- это "что-то"
есть нехорошее и верное предчувствие.
‚скоре она поднЯлась к зимовью.
Ђндрей был здесь: с трубы на крыше сбив,ало дым. Ќе хватало еще, чтобы
после всего, что она вынесла, пришла к разбитому корыту, к пустому зимовью.
ЏомнЯ, как она в прошлый раз напугала мужика, Ќастена не полезла в дверь.
Ћна отдышалась, вытерла ладонью мокрое лицо и только после этого осторожйњ
постучала в окошко:
- Ђндрей, это Я! Ђндрей!
Ћн услышал, выскочил, обхватил ее за плечи, что-то говорЯ и подталкиваЯ
к двери, - она не понимала, на нее вдруг в одно мгновение навалилась такаЯ
страшнаЯ усталость, что не было сил пошевелитьсЯ. ЏерешагиваЯ через порог,
она запнулась и чуть не упала - это ее, и без того близкую к слезам,
доконало: не сдерживаЯсь больше, она заплакала. Ђндрей растерЯнно топталсЯ
возле, не знаЯ, что делать и как быть, да он, похоже, все еще не в состоЯнии
был поверить, что это действительно она.
- Њог бы встретить, - капризно и запальчиво выкрикивала она сквозь
слезы. - „умала, не дойду, думала, упаду, а он тут сидит, ему хоть бы хны.
- Ћткуда Я знал, что ты сегоднЯ пойдешь?!
- Ћткуда! ‡нать надо было! Ћткуда!
Ћн догадалсЯ наконец снЯть с нее жакетку и полушалок, раскисшие пудовые
катанки она с отвращением скинула сама. Ћн подобрал их, взвешиваЯ в руках,
удивленно покачал головой и пристроил сушить к печке. Џечка топилась, в
зимовейке было тепло, спокойно; приЯтно и домовито постреливали горЯщие
дрова да еще позванивала в окошке стеклина - единственное напоминание о том,
что творилось на улице.
Ђндрей подсел к Ќастене на нары и осторожно спросил:
- —то прибежала-то? Ќичего не стрЯслось?
- —то прибежала-то? - снова вскидываЯсь, передразнила она. - Љ тебе
прибежала - вот что! Ћн ,еще спрашивает! - “же другим, остывшим голосом она
ответила: - Ќичего не стрЯслось.
- ЋтчаЯннаЯ ты. џ и не знал, что ты такаЯ отчаЯннаЯ. ‘егоднЯ зверЯ и
того из норы не выгонишь, а ты осмелилась.
- ’ы вообще ничего не знаешь. †ивешь, как крот, в потемках и жену свою
не разглЯдишь.
- Љак крот, - согласилсЯ он, но не дал себе сбитьсЯ с радостного,
счастливо-удушливого настроениЯ и спросил: - Џроголодалась, поди? Ћбедать
будем? €ли ужин скоро, Я все перепутал.
- —ем ты менЯ, интересно, собираешьсЯ кормить? - …два он заговорил об
этом, Ќастена почувствовала, что в самом деле хочет есть. Ћна не садилась за
стол с утра, а теперь день подвигалсЯ уж к вечеру. ЋтказыватьсЯ нельзЯ было
еще и потому, что она видела, как ему хочетсЯ услужить ей, хоть чем-нибудь
удивить, показать себЯ хозЯином.
- “шицу можно сварить. џ тут взЯлсЯ рыбалить помаленьку.
- ’олько Я на улицу больше ни за что не пойду.
- ‘иди, Я сам.
Ћт приоткрыл дверь и, высунувшись, не соступаЯ с порога, достал
откуда-то сверху мерзлую рыбину - хорошего, килограмма на три, налима и со
стуком опустил его на стол.
- џ вижу, ты здесь живешь, однако, получше, чем мы, - удивилась
Ќастена.
- „а вот вчера подфартило. Љак нарочно, длЯ тебЯ. ”артоваЯ, выходит,
ты.
- Ќу, еще бы не фартоваЯ, - с непонЯтной, сдержанной интонацией
отозвалась она.
Ћн умолчал, каким образом приспособилсЯ рыбачить. ќтог сказать он ей не
мог. …ще совсем недавно он и подумать не смел что способен позаритьсЯ на
чужое, а теперь вот докатилось ужи и до этого. Љто-то из ђыбной поставил уды
возле своего верхнего дальнего острова со стороны протоки, у тихого илистого
берега, а он однажды ночью случайно наткнулсЯ на них и не утерпел. Ћн знал,
что каждый день таскать пешню в деревню и обратно никто не станет, и
действительно отыскал ее в кустах, там жел лежала маленькаЯ совковаЯ лопата
с коротким черенком - рыбак, видать, во всем любил обстоЯтельность. “ды
обычно проверЯют по утрам, ѓуськов же взЯлсЯ посматривать их по вечерней
темноте, чтобы за ночь снова успело затЯнуть лунки льдом. ’ак он добыл уже
четырех налимов. ђаботал он чисто и аккуратно, не оставлЯЯ за собой следов;
едва ли хозЯин мог что-то заподозрить, к тому же на долю хозЯина приходилсЯ
ночной, может быть, самый удачный клев. •орошо сказано - "работал", такую
работу Ђндрей сам раньше называл пакостью.
€ не нужда, та нужда, что хватает за горло, заставлЯла его выходить на
этот нечистый промысел. “ него еще осталось мЯсо, постоЯнно что-нибудь
подбрасывала Ќастена. ‡апас, как известно, карман не ломит, но тут больше
исподволь подталкивала и зудила ѓуськова какаЯ-то тайнаЯ и властнаЯ обида за
себЯ, вызывающаЯ столь же старательно припрЯтанное, со всех сторон
замаскированное желание досадить тем, кто, не в пример ему, живет открыто,
ходит не прЯчась и не боЯсь, хоть в чем-нибудь перебежать им дорожку и тем
самым почувствовать себЯ словно бы причастным к их судьбе: без него было бы
одно, а с ним другое. € пусть его не видЯт и не слышат, не подозревают о
нем, но он есть и его существование так или иначе должно сказыватьсЯ на
других, иначе он мертвец, тень, пустое место. “довольствиЯ это не
доставлЯло, длЯ удовольствиЯ надо признаватьсЯ в том, что делаешь, но
чему-то, маленькому и убогому, потрафлЯло, что-то питало. Ћн не доискивалсЯ,
что именно: необЯзательно знать, чем облегчаешьсЯ, было бы легче.
“ха на горЯчей печке забулькала быстро, и они поели, причем длЯ Ќастены
нашлась даже отдельнаЯ деревЯннаЯ ложка, вырезаннаЯ Ђндреем специально длЯ
таких вот праздничных случаев. Ћн постепенно обзаводилсЯ хозЯйством, варили
уже не в маленькой манерке, а в трехлитровом котелке, который Ќастена на
прошлой неделе принесла в баню вместе с фуфайкой.
Ћни тогда виделись, но, как всегда в бане, ощупью. “ Ќастены после этих
встреч оставалось неприЯтное и брезгливое чувство своей неразборчивости и
нечистоплотности; ей по-прежнему мерещились подмена, обман, и хоть она
понимала, что никакой подмены нет, привыкнуть и успокоитьсЯ все же не могла:
прислушивалась к голосу ЂндреЯ - его ли? €скала и, конечно, когда ищешь,
находила в его повадках то, что раньше не замечала, - пугала и запутывала
себЯ почем зрЯ. Ќо особенно неприЯтно было ложитьсЯ на холодный и скользкий,
пахнущий прелым прогорклым листом, высокий полок, куда приходилось
забиратьсЯ на четвереньках; Ќастене казалось, что она сразу же всЯ там
покрываетсЯ противной звериной шерстью и что при желании она может
по-звериному же и завыть.
‡десь другое дело. ‡десь они могли смотреть друг другу в глаза, по его
лицу она догадывалась, о чем он думает, здесь их близость оправдывалась
прежней семейной жизнью, а то, что эта близость происходила в столь чужой и
неказистой обстановке, добавлЯло Ќастене тревожного, незнакомого, но и
желанного волнениЯ, переходЯщего за черту обычного в таких случаЯх -
рабочего чувства.
Ћбида за их горькое положение мужа и жены, которым приходитсЯ
встречатьсЯ тайком и нечасто, искала у Ќастены возмещение в самих встречах;
Ќастена хотела бы, чтобы каждаЯ из них вмещала в себЯ годы жизни и
наполнЯлась особым смыслом, особой силой и лаской. Љак того добитьсЯ, она,
понЯтно, не представлЯла; терзаЯсь, мучаЯсь, боЯсь завтрашнего днЯ, она
мечтала о чем-то большом, доступном ей и все-таки неЯсном, надеЯсь лишь,
что, приди оно, оно бы в ней не обманулось.
Ћднажды, кажетсЯ, что-то похожее случилось, но когда, в какое из
свиданий, она не знала, и это ее тоже мучило: как можно было такое
пропустить? “ж не бесчувственнаЯ ли, не деревЯннаЯ ли она? Џравда, Ќастена
не была до конца уверена, что оно действительно произошло, но слишком многое
показывало, что да, произошло - еще и потому она была сегоднЯ взбудораженной
и растерЯнной.
Ћна поднЯлась из-за стола и, припадаЯ на гудЯщие, налитые усталостью
ноги, перебралась на нары и легла. ’еперь ему можно было сказать, с чем она
пришла.
- Ђндрей, знаешь что?
- —то?
Ќо она передумала:
- ‹адно, потом.
Ќастена решила подождать, когда он придет к ней. Ћн все еще оставалсЯ
за столом; Ќастена заметила, что Ђндрей ест медленно, - сказывалась, видимо,
его привычка в последнее времЯ никуда не торопитьсЯ. Ќаконец он поднЯлсЯ,
но, вспотев от еды, полез охлаждатьсЯ в дверь. Ќастену окатило хватким
морозным ветром, и она закричала:
- ‡акрывай скорей.
- ‡акрыл, закрыл. ‚роде послабже дует.
- Ђга, послабже. Ћн подошел и присел к ней. - ‚се еще не согрелась, что
ли?
- џ согрелась, а как вспомню, что скоро обратно бежать, всю прЯмо
дрожью обдает. ‘юда-то до смерти пристала.
- Џобудь подольше, отдохни. Ћдна ты не пойдешь, Я тебЯ доведу.
- Љак же подольше-то, Ђндрей? џ и так сорвалась, никому ни слова, ни
полсловечка. ЊенЯ уж теперь, поди, потерЯли. Џрибегу середь ночи - кому это
понравитсЯ? џ и без того приповадилась по ночам шастать. ‚от, думают,
невестка... - Џредставив, как она будет стучать в запертую дверь, Ќастена
закрыла глаза.
- Ћтец ни о чем таком не спрашивал?
- Ќет пока. Њолчит. € как он по сю пору не хватилсЯ ружьЯ, не пойму.
‘коро одно к одному сойдетсЯ.
- ’ы хоть придумала, что говорить, когда хватитсЯ?
- Џридумать-то придумала... - Ќастена поморщилась.
- € что придумала?
- Ђ зачем Я тебе стану свои враки передавать? Ќе хочу. џ уж как-нибудь
сама.
Ћн неловко погладил ее по голове:
- ’Яжело тебе, Ќастена?
- „а нет. - Ћна открыла глаза и улыбнулась. ‹ицо ее, опаленное ветром,
в тепле разгорелось и пылало чистой малиновой краснотой, улыбка на нем вышла
слабой. - ‚от за тебЯ сердце болит. - Ћна не хотела и не стала говорить
всего, что чувствовала. - Ђ сама Я что? џ дюжаЯ, сколько надо, смогу. Ѓез
тебЯ-то, думаешь, легче, что ли, было? Љаждый божий день обмирать, живой ты
сегоднЯ или нет. ’ут Я хоть знаю, что живой.
- Њожет, нам пока не видатьсЯ, чтоб ты отдохнула маленько? “ менЯ все
есть, Я проживу.
- ’ы почему такой-то? Ћтдохнула, говорит. Ђ ты спроси, хочу Я отдыхать?
‘коро и так Ђнгара раскиснет, потом покуда пройдет, покуда установитсЯ -
наотдыхаемсЯ, успеем. …сли и тебЯ еще не видать - что мне тогда остаетсЯ?
Ќичегошеньки ты не знаешь. - Ќастена чуть помолчала, вздохнула глубоко и,
решившись, медленно и осторожно, с натЯнутым, отстраненным вниманием к своим
словам, произнесла: - ‡абеременела, кажетсЯ, Я, Ђндрей.
- —то?! - “ него вышло не "что", а с охом: - —то-ох! - Ћн не усидел,
вскочил. - ’ы это правду... правду говоришь?
- ’очно еще не знаю. Ќо никогда так не бывало. ЉажетсЯ, правду. - Ћна
отвечала по-прежнему медленно и осторожно, словно стараЯсь оттЯнуть тот миг,
когда выЯснитсЯ, как он к этому относитсЯ.
- —то ж ты молчала? - неуверенно начал он, и, пока говорил эти первые
попавшиесЯ слова, его пронЯло, весь смысл случившегосЯ дошел до ЂндреЯ и
окатил его с головы до ног своим жаром. - Ќас-те-на! - негромко и истово
взмолилсЯ он и, обессилев, сел, схватил Ќастену за руку. - ‚от это да! —ерт
возьми! ќто что ж теперь такое?! ’ы понимаешь? ’ы понимаешь, Ќастена? ‚от
оно, вот... џ знаю... теперь Я знаю, Ќастена: не зрЯ Я сюда шел, не зрЯ. ‚от
она, судьба... ќто она толкнула менЯ, она распорЯдилась. Љак знал, как знал
- ты понимаешь? Љак чувствовал. Ђ еще, дурак, боЯлсЯ. „а ради этого... - Ћн
не вскрикивал, он выдыхал слова запаленным сухим голосом, кашлЯЯ и смеЯсь
одновременно, глаза его разгорелись и смотрели куда-то далеко, словно
пронзаЯ стены; обращаЯсь к Ќастене, он, казалось, и не видел, не замечал ее
- он говорил длЯ себЯ и убеждал себЯ. - ќто ж все - никакого оправданиЯ не
надо. ќто больше всЯкого оправданиЯ. Џускай теперь что угодно, хоть завтра в
землю, но если это правда, если он после менЯ останетсЯ... ќто ж кровь моЯ
дальше пошла. Ќе кончилась, не пересохла, не зачахла. Ђ Я-то думал, Я-то
думал: на мне конец, все, последний, погубил родову. Ђ он станет жить, он
дальше ниточку потЯнет. ‚от ведь как вышло-то, а! Љак вышло-то! Ќастена!
Ѓогородица ты моЯ! - Ћн кинулсЯ на нары и припал к Ќастене, обнЯл ее, что-то
еще шепча и поводЯ большой лохматой головой.
- ЌЯстена, обрадованнаЯ поначалу его радостью, слушала затей уже с
обидой и тревогой: что ж он о себе только? Ђ она? Љакое же длЯ нее-то
оставлено место? ѓде оно?
’ревога и обида эти и были в ней недалеко - вот почему они поспели так
скоро. Ќеделю назад, когда Ќастена впервые заподозрила в себе начало новой
жизни, она едва не задохнулась от нахлынувших на нее - давно отринутых,
оскорбленных, упрЯтанных и вот теперь освободившихсЯ и оправдавшихсЯ чувств:
господи, неужели?! Ќеужели и она тоже, как все нормальные бабы, способна
стать матерью? Ќеужели бог сжалилсЯ над ней и даровал ей это счастье?
Ќеужели после стольких лет супружеской жизни, после стольких напрасных
желаний, стараний и молитв теперь, когда казалась потерЯнной всЯкаЯ надежда,
она каким-то чудом вздобрилась и понесла? —то случилось? Ћна собиралась
ложитьсЯ на ночь и уже задула лампу, когда ее поразило этими "неужели?", -
оторопев, она присела на край своей широкой деревЯнной кровати, чуть
отдышалась, потом плотнее задернула на двери занавеску и разделась - голой,
в чем мать родила, встала у окна под луну, как нарочно низкую, круглую,
Яркую, и принЯлась внимательно, с нетерпеливой жадностью осматривать себЯ,
пытаЯсь глазами найти в себе какие-то перемены. ’ело ее, сильное и крепкое,
полное не лишней, а своей собственной, здоровой полнотой, светилось теплой,
парной белизной, подрагивало от волнениЯ и вниманиЯ, но ничего, однако, не
объЯснило ей, а заметив на груди похожую на большой мрачный крест тень от
оконного переплета, Ќастена напугалась и отошла. Ћна легла, но легла поверх
одеЯла, опустив по бокам руки, прикрыв глаза и задержав дыхание, чтобы не
помешала никакаЯ малость, и теперь уже прислушалась, напрЯгаЯ внимание на
одной, где-то глубоко затаившейсЯ точке, и достала до нее - достала,
отделила от всего остального, тронула, и та в ответ слабо, чуть внЯтно
отозвалась: есть.
’ак ей почудилось, пригрезилось, и тело ее с той поры занЯлось
ожиданием: правда ли есть, не обманулась ли она? Ђ если есть, как быть, что
делать дальше?
„ействительно, как быть, что делать? ‘частье-то счастье - и какое
счастье! - но что с него, если взошло оно в самое неподходЯщее времЯ? ѓде же
оно, жданное-пережданное, было раньше, почему открылось только сейчас? ‚едь
она не вдова, не мужнЯЯ жена, неизвестно кто сегоднЯ и неизвестно кем
останетсЯ завтра. ‚се длЯ Ќастены перепуталось, все сошло со своих мест и
встало с ног на голову. …й ли не знать, что ни с кем никогда, кроме мужика
своего, она не бывала, а деревне известно другое - деревне известно, что вот
уже четыре года она его не видела в глаза. ’ак ветром, что ли, надуло ей это
счастье? Ќа ветер оно бы неплохо свалить, да не выйдет, надо искать живую
душу. Ђ зачем ее искать, зачем на кого-то, невинного, взваливать грех, если
его и не было вовсе? Ђ кто есть, о том не скажешь.
‚се, все перепуталось, перемешалось, а потом перепутаетсЯ еще больше.
Ђ может, ничего нет, может, попусту она мечетсЯ, зрЯ изводитсЯ? Њало ли
как случаетсЯ у бабы, раз на раз, Ясное дело, не приходитсЯ. Ђ она уж в
панику ударилась - может, напрасно? Љак не было, так и нет. € не будет.
Ђ что лучше - чтобы было сейчас или не было совсем? …сли бы довелось
выбирать - что, в самом деле, лучше? ЋстатьсЯ в положении или никогда его не
дождатьсЯ?
Ћна и побежала к Ђндрею, чтобы при нем хоть немножко разобратьсЯ во
всем этом, прийти к какому-то решению, как-нибудь успокоитьсЯ. € до самой
последней минуты не знала, стоит ли открыватьсЯ, не подождать ли до полной
уверенности, пригревшись пока, приласкавшись возле него, набравшись терпениЯ
и сил. Њного ей не надо - побыть возле человека, с которым она разделила
судьбу, который, похоже, все дальше и дальше отводит ее от людей, оставлЯЯ
только длЯ себЯ. Љ кому же еще приткнутьсЯ, у кого найти успокоение, как не
у него?
Ќо она открылась и, слушаЯ его сбивчивый, заходЯщийсЯ от радости шепот,
пожалела: зрЯ сказала. Ћн придавал этому такое значение, о каком она не
подумала.
- Ђ Я? - приподымаЯсь на нарах, спросила Ќастена. - Љак же со мной-то
быть? џ же середь людей живу - или ты забыл? —то Я им, интересно, скажу? —то
Я скажу твоей матери, твоему отцу? Ћни ведь, наверное, спросЯт,
поинтересуютсЯ.
’ак близко, совсем рЯдом, был этот вопрос, но он почему-то не ожидал
его. Ћн выпрЯмилсЯ и опЯть сел, уставившись на нее с удивленной оторопью.
- Ќе знаю, - пожал он плечами. - Џлевать нам на все.
- ’ебе хорошо плевать, ты здесь один.
- —то такое ты говоришь, Ќастена? ’ы сама-то не рада, что ли?
- џ радаЯ, да как теперь быть-то? Људа мне себЯ девать? ‚едь это скоро
на глаза полезет, откроетсЯ.
- Џомнишь, сколько мы ждали, сколько надеЯлись? - ‚ его голосе была
обида, он по-прежнему не хотел ничего понимать.
- Џомню... как не помнить. ’ы почему такой-то, Ђндрей? —то ты менЯ
уговариваешь? Ќе Я ли ночи напролет молилась, все просила ребеночка от тебЯ.
Ќичего мне больше не надо было - только чтоб родить, пользу тебе принести.
Ќе Я ли до смерти боЯлась остатьсЯ сухостойной? ѓрех-то на менЯ ложилсЯ, не
на кого-нибудь. € ты на менЯ его относил. Њне много хужей было, чем тебе, Я
со всех сторон обманщицей, воровкой какой-то выходила. Ћтец с матерью
понадеЯлись на менЯ, родили, чтоб и Я тоже рожала, ты понадеЯлсЯ, взЯл за
себЯ, а Я - вот она такаЯ свиристелка, полюбуйтесь на нее. Љак будто чужое
место занимала, на чужое счастье позарилась. џ себЯ сто раз проклЯла - ты не
знаешь. …сли б можно было, Я бы давно потихоньку пропала куда-нить, а то в
Ђнгару кинулась, чтоб освободить тебЯ. ’ы сам не пускал. Џотом эта война. Ђ
ты говоришь: помнишь? Љому же еще и помнить, если не мне? Љому радоватьсЯ
сейчас, плЯсать, песни петь от радости? џ, может, заново теперь родилась.
ѓосподи! Ќо ведь тебЯ же нет! ’ебЯ нет, Ђндрей, нет! - простонала Ќастена и
махнула рукой, словно отгонЯЯ от себЯ это лохматое неуклюжее видение. - ’ы
не велишь мне ни одному человеку шепнуть, что ты здесь. Ќу нет - значит,
нет, Я молчу и молчать буду. џ понимаю. Ќо ведь тогда и ребенок, если он
будет, не твой. —ей угодно, только не твой. ’ебЯ нет, и неизвестно, живой ты
или неживой. Њожет, твои мать с отцом мне спасибо скажут, когда Я им без
тебЯ в подоле принесу? Њожет, люди пожалеют? Ђга. ‡нать бы им, что ты
неживой, и то легче, хоть кто-то бы понЯл, не осудил одним махом. Ђ то ведь
считаетсЯ, что ты в любой момент можешь прийти ко мне. Ђ Я-то, Я-то что
делаю, как тебЯ дожидаюсь? ’ут на менЯ самаЯ распоследнЯЯ собака ветер
понесет - и правильно, глЯди, на что идешь. ’рудно, однако, одной от людей
будет с моим грузом - боюсь не справитьсЯ, Ђндрей.
Ћн молчал, тЯжело, неподвижно глЯдЯ куда-то в угол. Ћн молчал долго, и
Ќастене стало сначала неловко, а затем уже и страшно за свои слова.
‚ыходило, что она отказывалась от ребенка. Ђ вдруг сейчас как раз то самое
переломное времЯ, когда, чуть завЯзавшись, он может продолжатьсЯ, а может и
задохнутьсЯ. ЋткажешьсЯ - ничего не будет. ‚се от нее зависит. Ѓудет -
плохо, и не будет - тоже плохо. Ќо отказыватьсЯ от него она не хотела - нет,
жутко, неможно казалось ей взЯть на себЯ такую тЯжесть - отречьсЯ от своих
же собственных надежд; она бы хотела, чтобы ничего от нее больше не зависело
и чтобы то, что есть, ни в чем изменить уже было нельзЯ.
- џ не знаю, Ђндрей, - обращаЯсь к нему за помощью, виновато добавила
она. - Ќе знаю, что делать. ђастерЯласЯ.
- Ћт судьбы, Ќастена, никуда не уйдешь, - отозвалсЯ наконец он. - •ошь
делай заделайсЯ поперек ей, а она на своем поставит. - Ћн невесело,
утверждающе усмехнулсЯ, будто знал об этом больше других, помолчал еще,
теребЯ себЯ за бороду, и заговорил уверенней и злей: - ќто ж она менЯ с
войны снЯла и сюда направила. Ћна. Њожет, против сил моих направила, чтобы
успеть нас до смерти моей свести. ’ы думаешь, легко мне здесь зверюгой
лесной прЯтатьсЯ? Ђ? ‹егко? Љогда они там воюют, когда Я тоже там, а не
здесь обЯзан находитьсЯ? џ здесь по-волчьи научилсЯ выть. •очешь, покажу? -
Ќе дожидаЯсь согласиЯ, он поднЯлсЯ, тЯжелым шагом подошел к двери, распахнул
ее и, выгнувшись вперед, не сразу, начав со всхлипа, словно доскребаЯсь до
нужного голоса, и, достав, навострив его, пустил тонкий и длинный, режущий
по живому, жалобный и убийственный стон. Ћт ужаса Ќастена вскочила на
колени, схватившись руками за грудь. Ђндрей вдруг оборвал этот нечеловечий
голос, прикрыл дверь и, откашлЯвшись, воротилсЯ обратно. - Џохоже? - спросил
он и сам же себе ответил: - Џохоже. ‡най, что это Я, когда услышишь. Ђ
волков Я тут давно распугал, все, наверно, на ваш берег сбежали. €шь какую
забаву нашел. Ћт бездельЯ, думаешь? Ќет, Ќастена, не от бездельЯ - от
другого. Ћт веселой жизни. —то ж ты последнюю надежду от менЯ отымаешь, что
Я хошь длЯ какого-то надобьЯ сюда шел? —то не совсем зрЯ Я принЯл на себЯ
позор? Џоказала, дразнула и отымаешь. Њне ж теперь тошней того будет. Ђ роди
ты, Я себЯ оправдаю, длЯ менЯ это последний шанс. —то Я говорю: шанс, это
все длЯ менЯ, всЯ моЯ служба в жизни. € пускай люди не знают, зато кровь моЯ
знать будет, что он мой. Ќас потом только кровь и помнит.
- „а ведь его, может, еще и нет, - слабо возразила Ќастена. - џ
сказала, что еще не точно. Ќадо подождать.
- Ќа нет и суда нет. Ђ есть - оставь, не губи. ‘паси мою душу. џ хошь
завтра же сгину и ничем тебЯ больше не потревожу, и ты во всем другом
поступай как знаешь...
- Њне совсем не надо, чтоб ты сгинул! —то ты говоришь?!
- —етыре года мы прожили вместе. Џлохо ли, хорошо ли, но вместе. „а
четыре года война. ’оже одной веревочкой были свЯзаны, хошь и за тыщи верст.
Ќеужели все вхолостую, все зрЯ, и ничего от нашей жизни совсем не останетсЯ?
’ы будешь дальше жить, ты еще молодаЯ, красиваЯ, но этих-то годов все равно
не воротишь. Ћни прошли. Љак бы твоЯ жизнь потом ни сложилась, да ведь и Я в
этой жизни тоже был. Људа менЯ денешь? ‘колько баб осталось за войну с целой
оравой, а ты одного не хочешь принЯть. —то бы ты делала, если б он раньше,
еще до войны, поЯвилсЯ?
- џ разве не хочу, Ђндрей?! џ разве не хочу?! џ хочу. —то ты на менЯ
наговариваешь? ‡ачем ты так?
- ’ы не отказалась от менЯ, когда увидала, что Я пришел с войны не тем
ходом. Ќе выгнала, не выдала, пособила выжить - без тебЯ Я, наверно, пропал
бы. ‡нала, какую тЯжесть на себЯ берешь, и все ж таки взЯла, не побоЯлась.
Љто мог подумать, что теперь, когда у нас уж не семьЯ... какаЯ семьЯ?., так,
две половинки от семьи, что теперь-то мне и выпадет один-единственный раз в
жизни сделать свое мужицкое дело. „лЯ того, что не совсем же зрЯ Я жил. —то
говорить?! “ тебЯ была только одна сторона: люди. ’ам, по правую руку
Ђнгары. Ђ сейчас две: люди и Я. ‘вести их нельзЯ: надо, чтоб Ђнгара
пересохла. Љонечно, мне легко говорить, мне пузо не таскать. џ здесь, в
упрЯтке, отсижусь до своего часа.
- Џерестань, Ђндрей! •ватит, не надо так.
‡апал из него вышел, Ђндрей опустилсЯ на нары и лег на спину, сдерживаЯ
заходЯщеесЯ дыхание. Ќо он не досказал и, помолчав немного, подталкиваемый
оставшейсЯ болью, заговорил снова, уже спокойней и легче, знаЯ, что главное
сказано.
- Џересудов людских ты боишьсЯ... —то они тебе? ‹юди - как собаки: кто
где не так пошевелилсЯ - они в шум. ЏолаЯли и перестали - и опЯть ждут, кто
бы себЯ чем выдал. Љонечно, на тебЯ напустЯтсЯ - не без этого. Џомоют Языки,
постараютсЯ. Ћ хлебе забудут, дай им только твое пузо пославить. Ќу и пускай
славЯт, пускай чесотку свою чешут, это ж у людей чесотка, зуд, обЯзательно
надо кому-нибудь косточки перебирать. Ћни без этого не могут. Ђ ты знай
помалкивай, делай свое дело и не дразни их - скорей уймутсЯ. Ђ потом и до
кого другого очередь дойдет, и ты уж вместе с людьми окажешьсЯ. ‚ первый раз
так, что ли? ‡а то же самое, за что они костерили, они тебЯ потом
похваливать начнут. ‹юди... „а доведись такое до них, неизвестно, кто себЯ
как бы повел. Ќе людей - себЯ слушай. ’ы знаешь, как было. —то ни перед кем
ты не виноватаЯ. —то и со стороны отца он тоже твой родной ребенок. ќтим
себЯ охранЯй, этим спасайсЯ, этим. Љонечно, не сладко тебе придетсЯ. Ђ
сейчас-то, сладко разве?
- џ не жалуюсь.
- —то жаловатьсЯ - так видно.
Ћни не заметили, как затихла хлЯбающаЯ в окне стеклина, как в зимовейке
сначала посветлело, а потом стали настаиватьсЯ спокойные сумерки. ‚етер
пронесло, и только отбившиесЯ от него, закружившие где-то порывы изредка
бестолково налетали и опадали то у одной, то у другой стены. Џечка
протопилась и почернела. ЏереламываЯ разговор, Ђндрей поднЯлсЯ, перекрыл
заслонкой трубу, чтоб не выносило тепло, и заглЯнул в окошко. „аже со
стороны горы нахлестало порЯдочную, чуть не до стекла, завалину снега,
мокрый снег налип на стволах деревьев, в низком затухающем небе все еще
гнало клочьЯ разодранных, дымных туч.
Ќастена, повернув голову, следила за Ђндреем. Ћн воротилсЯ и опЯть
прилег к ней. Ќичего не изменилось, но это необЯзательное вставание означало
длЯ обоих, что больше того, что сказано, говорить сейчас не следует.
„ействительно, надо подождать. —тоб не получилось, как у той причитающей
бабы: ах, если бы у менЯ был ребенок, да если бы он занемог... ’о, что
нужно, Ђндрей сказал, Ќастена выслушала - и достаточно. Ќадо потерпеть - на
днЯх все выЯснитсЯ окончательно.
Ќастена облегченно вздохнула и осторожно, длЯ себЯ одной, потЯнулась,
разгонЯЯ по телу набрЯкшие комки. “ нее всегда так: чуть растревожитсЯ,
разбередитсЯ - кажетсЯ, к самой коже подступают изнутри чувствительные,
болезненные наплывы, в которых отдаетсЯ малейшее страдание и которые
исчезают затем не скоро и не легко. Ћна все еще сторожилась, боЯлась, как бы
он ненароком, забывшись, не сломал их молчаливую и оттого слабую, ничем не
скрепленную договоренность.
Ћн пошевелилсЯ, и она замерла.
- „авно уж, с третьегоднЯшнего лета, помню Я про тебЯ один сон, -
неожиданно начал он и помедлил, подождал, пока она поспеет к этому повороту
разговора. - ‚се там осталось на месте - и где мы стоЯли, и люди, которые со
мной вместе воевали - с чем вокруг себЯ лег спать, то и увидел во сне. € вот
будто лежу, а от березок - там недалеко березки стоЯли - идет ко мне
девчонка. ‘овсем вроде незнакомаЯ. €дет в обтрепанном платьишке, замореннаЯ,
босиком - ничего твоего нету, а Я почему-то знаю, что это ты.
- ќто Я и была, - удивленно согласилась Ќастена. - „о тебЯ еще, когда
ты менЯ не знал. € волосы как у мальчишки подстриженные?
- € волосы подстриженные, - Я.
- Ќо как же? ђаз Я тебЯ такой не видывал - как ты мне в точном обличье
Явилась?
- Ќе знаю. Њожет, рассказывала. Ќо это Я была, Я.
- „а Я и толкую, что знал почему-то, что ты. Џодходит и говорит: "—его
это ты здесь застрЯл? џ там с ребЯтишками замучилась, а тебе и горЯ мало". -
"Љакие, - спрашиваю, - у тебЯ ребЯтишки? Ћткуда они у тебЯ взЯлись? —то ты
собираешь? €ди обратно и проверь, есть они у тебЯ или нет?" Ћна пошла.
- € ушла?
- ‚роде послушалась, ушла. € опЯть стоит. € опЯть, как в первый раз, с
той же придурью: Я, мол, там с ними замучилась... џ ей посуровей отвечаю:
"€ди и не приставай больше ко мне - нет у тебЯ никаких ребЯтишек". Ћна вроде
поймет, задумаетсЯ так, назад повернет. € сон-то какой-то просветный: будто
Я и во сне тоже хочу уснуть. € не успеваю. ѓлаза закрою и сквозь них вижу:
обратно ко мне от тех же березок идет. € одно по одному, одно по одному.
€звела она менЯ в ту ночь.
“ Ќастены вдруг что-то заскреблось в памЯти, заскреблось, приподымаЯсь,
и, еще не понимаЯ, что заставлЯет ее спрашивать об этом, она быстро,
спохватно спросила:
- Ђ в конце? —то ты сказал ей в конце? ‚ последний раз?
- Ќе помню. ’о же самое, наверно, и сказал. Ђ что Я мог сказать?
- Њог бы пожалеть, не перечить, - вмиг осевшим, пустым голосом ответила
она.
- ‡ачем?
- Ќи за чем. ‘колько ведь просила. - Ќастена внимательно всматривалась
во что-то перед собой и, словно по увиденному, говорила: - “ вас там еще
пушки стоЯли. Ђ в низинке, откуда Я к тебе подымалась, стоЯли машины.
Ѓольшие такие, зеленые. ’ы спал на потнике, а укрывалсЯ поверх шинели
брезентом. ’ы с краю лежал, а рЯдом лежало то ли трое, то ли четверо твоих
товарищей. џ подходила как раз с твоего краю...
Ћн приподнЯлсЯ на локте и уставилсЯ на нее:
- Ћткуда ты знаешь?
- џ тоже видела этот сон. ‘о своей только стороны. Ќадо же так?! -
Ќастена удивленно замерла и прислушалась, не подскажет ли что в ней, можно
или нельзЯ об этом говорить вслух. Ћбоюдный сон - такого она, сколько жила,
не знала. Ћбоюдный - стало быть, не простой, вещий. …го и разгадывать не
надо, он весь на виду. ѓотоваЯ в любой момент умолкнуть, она начала
осторожно вспоминать: - Ђ менЯ бабка одна надоумила. ЉакаЯ бабка - хоть
убей, потерЯла из памЯти. €ди, говорит, к нему и скажи о ребЯтишках. …сли
признает, согласитсЯ - так тому и быть, откажетсЯ - останетесь при своих
интересах. џ пошла. ’ы ни в какую. џ уйду и опЯть ворочаюсь, и опЯть
ворочаюсь, а ты никак в толк не возьмешь: нет и нет. џ хочу намекнуть и не
могу. ’ы сердишьсЯ на менЯ, гонишь. Ђ вот как было в последний раз, не
помню. Џомню, что пошла уж в своем, а не в девчоночьем виде, чтоб на тебЯ
подействовать. Џриходила Я к тебе такаЯ?
- Џриходила.
- € что ты мне сказал?
- Ќе знаю. Ќе помню.
- —то-то ведь должен был сказать?
- Ќаверно, должен.
- €шь как! ‘амого главного-то и не узнали. - Ќастена не удержалась,
укорила. - —то тебе стоило согласитьсЯ или на худой конец промолчать? ’еперь
бы все по-другому было.
- Ќе хватало еще верить во всЯкие сны, - неуверенно возразил он.
- ‘он-то, сам видишь, какой. Ќа две стороны. ‚ одну ночь, поди, и
приснилсЯ обоим. Њожет, то душа моЯ к тебе наведывалась. Ћттого все так и
сходитсЯ. - ‚се еще надеЯсь на что-то, Ќастена продолжала допытыватьсЯ: - €
ни разу, ни разу ты менЯ после того с ребЯтенком не видел? ‚спомни
хорошенько.
- Ќет, ни разу.
- ‡абылось, может? Џеребило чем похлеще... войной этой. Ћна все под
собой топит.
- Ќет, это Я бы, наверно, не забыл. Џомню же вот, как ты приходила. „ва
года помню.
- Ђ конец все равно потерЯл? Љак его теперь угадать?
- Љонца, наверно, никакого и не было. ‘удьба его нарочно нам оставила.
—тоб не во сне, а в жизни показать. Џоказать, а там - хошь имайсЯ, хошь не
имайсЯ. Љак хошь.
- —то-то много ты стал о судьбе говорить. ђаньше Я вроде не замечала,
чтобы ты ее когда-нибудь поминал.
- ‡аговоришь... - Ћн усмехнулсЯ, закивал себе. - ’ы тоже: нашла чем
попрекать. ‡аговоришь, когда вот она, рЯдом, в ногах примостилась. € ни на
шаг от тебЯ. Ћбуздала как миленького. —то хочет, то и делает.
- “ менЯ и в мыслЯх не было тебЯ попрекать. ‘амо сказалось. Ќо в ноги,
куда кивнул Ђндрей, Ќастена взглЯнула.
- Ђ теперь она еще и тебЯ в упрЯжку ко мне подстегнула, - не то
припугнул, не то пожалел Ђндрей. - Џосмотрю Я на тебЯ, как ты от нее
вывернешьсЯ.
- ‡ачем мне выворачиватьсЯ? џ с тобой. …сли уж что, так вместе.

€ все же легче стало Ќастене. ‘вободней на душе. ’Яжесть не снЯлась -
нет, она нагрузла еще больше, нечего было и думать, чтобы избавитьсЯ от нее,
но она проЯснилась - как если бы, заблудившись, выбившись из сил, Ќастена
вдруг разобралась, куда она попала, отыскав себЯ в девЯтой дали, гораздо
дальше, чем надеЯлась, зато знаЯ теперь, как отсюда выбиратьсЯ. „ругое дело
- достанет ли сил, чтобы выбратьсЯ, пройти через все, что уготовано, но куда
идти, какой стороны держатьсЯ, ей открылось.
„лЯ Ќастены это значило не трепыхатьсЯ, смиритьсЯ с тем, что есть, и не
перечить судьбе. —то будет, то пускай и будет. Ћна еще не прибилась
окончательно к этому решению, но уже понимала, что никуда ей от него не
детьсЯ. ‚идно, придетсЯ испить свою горькую чашу до дна. Ћтступать поздно.
„а она и не хотела отступать, длЯ Ќастены это было все равно что отказатьсЯ
от самой себЯ, и Ђндрею она взЯлась возражать длЯ того лишь, чтобы в его
словах найти длЯ себЯ поддержку. ѓде ее больше искать? Ћна подала ему
надежду, за которую он не мог не ухватитьсЯ, длЯ него это теперь все равно
что воздух. —то он станет говорить, нетрудно было догадатьсЯ заранее.
‡начит, как катилсЯ колобок, так пускай и катитсЯ, пока не остановЯт.
Љакую только, интересно, она станет петь песенку? ѓде был метен-скребен, от
чего ушел, к чему пришел?
Ќо это потом, потом... успеетсЯ, споетсЯ.
Ђ проЯснило, и смуть отошла с души: семь бед - один ответ. ‘лишком
далеко Ќастена зашла, слишком многого нужно боЯтьсЯ, а потому лучше не
боЯтьсЯ ничего и идти напрЯмик. ‘удьбой ли, повыше ли чем, но Ќастене
казалось, что она замечена, выделена из людей - иначе на нее не пало бы
сразу столько всего. „лЯ этого надо быть на виду. Љонечно, сейчас ей
приходитсЯ нелегко, но разве лучше было коптить, как она коптила, небо и
топтать одну и ту же, короткую, никуда не ведущую, ни в чем не
обнадеживающую дорожку? Ѓез милости ее, наверно, не оставЯт и, когда
понадобитсЯ, помогут, а там еще, глЯдишь, и вознесут за страданиЯ - даром
ничего не даетсЯ. Ћна потерпит, вынесет все, что придетсЯ на ее долю, но
коптить небо плюновой, ни на что не пригодной бабой она не согласна - тогда
уж лучше и не жить.
‘ малых лет Ќастена, как и всЯкий живой человек, мечтала о счастье длЯ
себЯ, наделЯЯ его своим, с годами менЯющимсЯ представлением. Џока ходила в
девках, и счастье ее тоже гулЯло легко и свободно, в любой момент оно могло
нагрЯнуть отовсюду, все четыре стороны длЯ него была распахнуты. ’ак и
грезилось: она стоит посредине, а оно, заигрываЯ, подлетает то слева, то
справа, дразнит, щекочет мимолетным ласковым касаньем, зовет за собой и до
поры, оставив обещание, отлетает. ’ак его было много, столько в нем чудилось
красивой, непознанной радости, столько любви и удовольствиЯ, что не
терпелось тут же окунутьсЯ в него и купатьсЯ, купатьсЯ, тратЯ его напропалую
каждый день и каждый час, чтобы не оставить после себЯ сиротою. € в то же
времЯ из какого-то приЯтного, сладостного ожиданиЯ хотелось оттЯнуть миг
полной с ним встречи, потому что встреча эта все равно казалась неминуемой.
Ќастена и замуж пошла не задумываЯсь, что из всех дорог она теперь оставлЯет
длЯ счастьЯ лишь одну - ту, которую выбрала сама, но пока еще широкую и
просторную, где есть место, чтобы разминутьсЯ добру и худу. ‘емейнаЯ жизнь
виделась ей по-хозЯйски надежной, но и работной, а в отношениЯх с мужем -
веселой и легкой: так и будни короче, и праздники красивей. Љонечно, она
могла иногда от чего-нибудь скомкатьсЯ или споткнутьсЯ, без сучка и
задоринки ничего не бывает, но затем обЯзательно выправитьсЯ и продолжатьсЯ
в любви и согласии дальше; причем любви и заботы Ќастена с самого начала
мечтала отдавать больше, чем принимать, - на то она и женщина, чтобы
смЯгчать и сглаживать совместную жизнь, на то и дана ей эта удивительнаЯ
сила, котораЯ тем удивительней, нежней и богаче, чем чаще ею пользуютсЯ.
Ќастена верила, что и с ней так же будет, и в одном только этом она,
пожалуй, не ошиблась. Ђ счастье... счастье, показавшись, помаЯчив, обнадежив
в первое времЯ, отступило затем без ребЯтишек куда-то вперед - там и
предстоЯло его встретить, но теперь дорожка, на которой они могли сойтись,
стала вдвое уже прежней и превратилась скорее в тропинку, хотЯ
проглЯдывалась все еще Ясно.
Ќастена никогда не оглЯдывалась назад, не жалела о сделанном, не
спохватывалась, что где-то когда-то надо было повернуть не сюда, а туда.
†изнь - не одежка, ее по десЯть раз не примерЯют. —то есть - все твое, и
открещиватьсЯ ни от чего, пускай и самого плохого, не годитсЯ. ‘ Ђндреем
Ќастене выпадали тЯжелые дни, но даже и в мыслЯх она не переиначивала свою
судьбу; поправлЯть наперед поправлЯла, но по-готовому не перекраивала и
рЯдом с собой другого мужика не представлЯла. ’огда и из себЯ надо делать
другого человека - кто ей позволит? Џускай другие как хотЯт, а она проживет
начатой жизнью и метатьсЯ из стороны в сторону не станет. Ћна дождетсЯ
своего, а не чужого счастьЯ.
Ќа всех его, говорЯт, не хватает - кому повезет, кому нет. Ќо она-то на
белом свете только одна, ничем ее заменить нельзЯ - почему именно ей
обходитьсЯ без него? Љто это сделал такое распределение? „лЯ чего, в таком
случае, ей дали жизнь, если того, ради чего она родилась, на нее же может и
не достать? ‚сЯ ее жизнь в ней, в ее сердце, душе, теле, остальное пусть и
близко, рЯдом, но в сторонке, остальное благодарЯ ей только и существует,
так почему же предназначенное длЯ нее как нарочно должно пройти мимо и
попасть к кому-то другому? Ќет, так с человеком нельзЯ. „обро бы ей жить
потом во второй, в третий раз, чтобы наверстать упущенное, - да не жить, не
наверстать. ‚се свое бери с собой, не оставлЯй про запас - не пригодитсЯ.
‚ойна надолго задержала Ќастенино счастье, но Ќастена и в войну верила,
что оно будет. ‚от настанет мир, придет Ђндрей, и все, что за эти годы
остановилось, снова тронетсЯ с места. €наче Ќастена и не представлЯла свою
жизнь. Ќо Ђндрей пришел раньше времени, прежде победы и все перепутал,
перемешал, сбил со своего порЯдка - об этом Ќастена не могла догадыватьсЯ.
’еперь приходилось думать не о счастье - о другом. Ђ оно, напугавшись,
отодвинулось куда-то, затмилось - ни пути ему, казалось, оттуда, ни надежды.
„альше - больше.
Ќеужели впрЯмь так до конца без него? Ќикогда еще Ќастена не попадала в
столь страшное положение. € никакого просвета впереди, сплошь темень.
„ействительно, дальше - больше, сегоднЯ плохо, завтра лучше не будет. Ќо
ведь "больше", то, на чем оно сейчас остановилось - это ребенок, о котором
она страдала, которого хотела изо всех сил. Ћн и представлЯлсЯ ей желанным
счастьем. Ќе значит ли это, что она совсем рЯдом со своим счастьем, только с
другой, противоположной стороны, как если бы она зашла ему со спины? €ли это
оно зашло ей со спины? ЉакаЯ разница? ‹ишь бы встретитьсЯ, не разминутьсЯ.
Ќо что, что ей сейчас от этого счастьЯ?
Ќет, что-то должно произойти и выправить ей жизнь, иначе недолго и
рехнутьсЯ. “же произошло: зачалсЯ ребенок. …е заметили, ей не дадут
пропасть. …сли будет ребенок - что еще ей надо?! Ђ он будет, будет, он
подвигаетсЯ, идет.
’еперь она знала, что делать. Ќичего не делать. Џустить, как оно есть,
по ходу. ѓде-то там, близко ли, далеко ли, должно ждать ее тоже
настрадавшеесЯ, оттого что порознь, не вместе, ее собственное, законное
счастье.
‚от она лежит, а колобок тем временем катитсЯ все дальше и дальше.

Ћни лежали и говорили о чем придетсЯ, точно обкладываЯ то самое
главное, хрупкое и ломкое, что было сказано, мЯгкими оберегающими пустЯками.
Љогда лежишь, легче вести такой разговор: можно, закрыв глаза, сказать то,
что в лицо говорить не решишьсЯ, можно без стеснениЯ помолчать, можно взЯть
и, затаившись, остатьсЯ одному, а затем опЯть сойтись вместе.
‘темнело, а огнЯ не добывали, в окошко от павшего снега и без луны
стелилсЯ пустынный холодный свет. ‹ица ЂндреЯ и Ќастены казались в нем
бескровными, фигуры - неживыми, трЯпичными, движениЯ - вызванными
посторонней силой. ѓолоса тоже словно доносились откуда-то исчужа. € сами
себе Ђндрей и Ќастена виделись в этот укромный час не настоЯщими, чужими -
настолько покаЯнно и тихо, смирЯЯ все вокруг,, с полным прощением перед
прощанием, отходил этот крутой, горЯчий день. € они в лад его смирению
говорили тихо, почти шепотом. ђазговор ни за что особенно не цеплЯлсЯ и был
ненатужным, легким, покачиваЯсь, как маЯтник, который мог в одной стороне
задержатьсЯ больше, в другой меньше, мог, где хотел, остановитьсЯ и снова
задвигатьсЯ туда и сюда. Ќо после одной такой остановки Ђндрей ни с того ни
с сего вдруг спросил:
- —его бы ты от менЯ, Ќастена, хотела?
- Љак - чего бы хотела? - не понЯла она.
- џ вот знаю, что от тебЯ хочу. € ты это знаешь. Њы уж сегоднЯ
говорили, и начинать все сначала Я не собираюсь. Ќо мне еще и, окромЯ того,
много чего от тебЯ надо. ’ы и хлебушком снабжаешь, и одежонкой. ‚се, что
здесь имеетсЯ, все через твои руки прошло. Њне уж совестно с тебЯ тЯнуть,
только тЯнуть да тЯнуть, и ничего, ни одной крошки взамен. Љой-какаЯ совесть
еще, видать, сохранилась. џ ж на полном твоем иждивении, а иждивенец-то ишь
какой: он за десЯтерых потЯнет. —то там за десЯтерых - больше! ’ы из-за него
теперь людей должна боЯтьсЯ. џ-то боюсь, мне есть за что, - а тебе? ’ебе-то
из-за чего с белым светом расходитьсЯ? џ знаю: ты пожалела менЯ. € тут, о
чем мы сегоднЯ толковали, тоже пожалеешь. ’акаЯ уж ты есть. ‚от увидишь,
ничего не станешь делать. џ тебЯ не подначиваю - нет, Я тебЯ знаю. ’ы бы и
хотела, да не сможешь. Ќе сможешь, Ќастена, вот попомни мои слова. џ на тебЯ
все взваливаю, взваливаю, а сам, что ни возьми, в сторонке, ты одна обЯзана
колотитьсЯ. Џравильно ты говорила. Ђ что Я могу? —то Я могу, Ќастена? -
подумай сама. џ бы рад тебе пособить, да как? Њне же охота пособить, Я не
привык на готовенькое, Я бы, кажись, в лепешку разбилсЯ, чтоб сделать
что-то, но скажи тогда, что надо?
- —то надо? Ќичего не надо.
- ‚от видишь, ничего не надо, - с готовностью подхватил он, словно
другого ответа и не ожидал. - €шь как: мне надо, а тебе - нет. ‚от до чего Я
докатилсЯ: никакой пользы от менЯ не приходитсЯ ждать. џ и сам это знал, да
надеЯлсЯ еще на что-то. Ђ ну, думаю, вдруг что попросит? Ќет. •оть какую
ерунду-чепуху? ’оже нет. ‚ыходит, от менЯ теперь один только вред, одно
мучение со мной - больше ничего. џсное дело, Я человек пропащий, длЯ всех
пропащий - Я на это и шел, да вдруг, думаю, не длЯ тебЯ? ‚друг, думаю, ты
мне милостыньку подашь; найдешь хошь маломальское длЯ менЯ место? - ЌесмотрЯ
на боль, котораЯ била из него и его обжигала, он говорил неторопливо и
спокойно; казалось, ему доставлЯет удовольствие издеватьсЯ над собой и
терпеть эту боль. - ’ы менЯ, выходит, только жалеешь. „лЯ менЯ и это,
конечно, сейчас спасенье, да на жалости все одно долго не продержишьсЯ -
тонкаЯ она сильно веревочка, того и глЯди лопнет.
- ’ы что, Ђндрей?! ’ы что?! - испуганно перебила его Ќастена. - џ
думала, ты так просто спросил, так просто и сказала тебе, а он вон куда
повернул. ђазве ж так можно? ’ы почему такой-то? Ќи с того ни с сего взЯл и
погнал в свою сторону и менЯ с санок скинул. ’ы уж менЯ-то не скидывай, не
надо. …ще глЯдишь, пригожусь. џ, если хочешь, хоть счас тыщу дел длЯ тебЯ
найду.
- Љаких, к примеру?
- „лЯ начала хоть не говорить так. Њне и вправду скоро нелегко
придетсЯ, а если еще и ты не будешь верить, что мне тогда останетсЯ?
- Ѓез менЯ, Ясное дело, было бы лучше.
- Ђ что? Љонечно, лучше, - согласилась она. - Ђ еще лучше мне было бы
без себЯ. Ќичего не знать, не видеть, не слышать, ничем не болеть, не
страдать - ой, как хорошо, как спокойно! Ђ куда Я себЯ, интересно, дену,
если Я - вот она? ‡ачем ты мне говоришь, как было бы без тебЯ? џ знать этого
не хочу. ’ы уж менЯ от себЯ не отделЯй, не надо. - Ќастена подхватила
сорвавшеесЯ дыхание и продолжала: - „авай вместе. ђаз ты там виноват, то и Я
с тобой виноватаЯ. ‚месте будем отвечать. …сли бы не Я - этого, может, и не
случилось бы. € ты на себЯ одного вину не бери. џ с тобой была - неужели ты
не видел? ѓде ты, там и Я. Ђ ты здесь был со мной. Ќам и сны одни снились -
зрЯ, что ли? Ћй, Ђндрей, не зрЯ. •очешь ты или не хочешь, а мы везде были
вместе, по одной половине здесь, по одной там. ’ы что, считаешь: если б ты
пришел героем, Я бы была ни при чем? —то мне и порадоватьсЯ с тобой не
разрешилось бы? Ќу да! џ бы себЯ получше твоего героем почитала, мой мужик,
не чей-нибудь. џ бы козырем по деревне вышагивала: глЯдите, бабы, завидуйте
- вот она Я, вот как Я отличиласЯ!
- ’ы бы уж не поминала такое, не сравнивала...
- Ђ что? Џочему нельзЯ? ’ебе выпало другое - плохо, значит, Я тебЯ
остерегала. €ли не верил ты мне, раз не выдержал, или не хватило на тебЯ
моей заботы, или что еще. ’ы от моей вины не отказывайсЯ, Я ее все равно
вижу. Ђ если вот: скажем, если бы Я тебЯ не дождалась, выскочила за другого,
все бросила и уехала с ним неизвестно куда - ты бы одну менЯ виноватой
считал?
- Ђ кого еще?
- Ќет, и ты бы здесь был замешан. Љак же без тебЯ? ќто ты бы помог на
такое пойти. Њожет, еще задолго до того, может, и сами забыли, когда
решились, но вместе решились, одна бы Я не посмела. ѓосподи, о чем Я говорю!
џ-то бы никогда и не посмела, Я к тому, что незачем нам делить: тебе одно,
мне другое. Њы с тобой сходились на совместную жизнь. Љогда все хорошо,
легко быть вместе: это как сон, знай дыши, да и только. Ќадо быть вместе,
когда плохо - вот длЯ чего люди сходЯтсЯ. џ не могла родить - ты менЯ не
выгнал. ’ы согласилсЯ на менЯ, какаЯ Я есть, не кинулсЯ искать, что получше.
Ђ кто, интересно, мне позволит сейчас от тебЯ отъединитьсЯ? џ бы потом
извела, исколесовала себЯ...
- Џлохое плохому рознь, Ќастена. џ преступник, против менЯ сам закон.
‡ачем еще и тебе заодно со мной быть преступницей?
- ’еперь поздно спрашивать. Ќадо было думать раньше, когда ты на это
пошел. Ђ пошел - значит, и менЯ за собой повел. Џо-другому Я не умею. ’ы сам
говорил: мы одной веревочкой свЯзаны. ’ак оно и есть. ’олько верь мне, верь,
а то нам обоим придетсЯ плохо, мы сами себЯ измотаем. - Ќастена умолкла,
ожидаЯ, чем ответит Ђндрей, но он замешкалсЯ, и она, подумав, добавила: - џ
бы, может, хотела себе другую судьбу, но другаЯ у других, а эта моЯ. € Я о
ней не пожалею. Ћна моЯ. - Ќастена снова умолкла и снова добавила: - ‚се еще
обойдетсЯ, Ђндрей. Ќе может не обойтись. ‚от увидишь.
Ћн так ничего и не ответил.
- Ђ мне и сейчас хорошо. ’ы же помнишь: мне много не надо. џ с тобой -
и хорошо, все остальное где-то далеко-далеко. Ќе помню, что было, и не вижу,
что будет. € даже как бы не верю, что будет еще что-то. ЉажетсЯ, так и
останетсЯ навеки: ты да Я, да мы с тобой. ’олько Я бы заставила тебЯ бороду
сбрить, ты с ней какой-то чужой. Ќе могу привыкнуть, и все, хоть ты что
делай.
—уть приподнЯвшись, Ќастена обернулась к нему, и он, не видЯ ее, по
одному только изменившемусЯ дыханию почувствовал, что она улыбаетсЯ. „о этих
пор они лежали неподвижно, с одинаково, повернутыми вверх, в потолок,
лицами, словно и не обращаЯсь друг к другу, словно говорЯ лишь длЯ себЯ.
Ђндрей от начала и до конца говорил с закрытыми глазами - так действительно
было легче. Ќо сейчас, отвечаЯ на улыбку Ќастены, он открыл их, встретилсЯ с
ее внимательным, податливым взглЯдом и не выдержал его, отвел глаза.
- Џочему мы раньше ни разу вот так не поговорили? - сказал он и в
подтверждение себе со спокойной и безнадежной обидой покачал головой. - ‚се
ведь могло повернутьсЯ иначе, другим боком. €ли это только кажетсЯ, что
могло, - черт его поймет! Ќо не говорили же - Ясное дело, нет. ’олько
переговаривались, кому что надо, по пустЯкам, каждый день по пустЯкам. ‡а
четыре-то года было времЯ поговорить, поглубже спросить друг друга, кто что
думает. џ ж тебЯ, выходит, как следует и не знал. ‚ лицо разве что. …сть - и
ладно, а что есть, что имею, не знал. Ќадо же: руку на тебЯ поднимал.
- ’ы на менЯ руку не поднимал.
- Ќе поднимал?
- Ќет.
- Ќе хочешь, значит, зло помнить. Ќу, нет так нет. •отЯ длЯ менЯ,
наверно, было бы легче, если бы помнила. Људа Я с тобой с такой? ‘ильно
много буду должен, а расплачиватьсЯ, сама видишь, нечем. ќх, Ќастена,
Ќастена! ’ебе бы не менЯ, а кого другого. ’ы не думай: Я это всерьез. ’ы же
вон какаЯ! € как тебЯ угораздило со мной столкнутьсЯ - не пойму.
- Ђ мне другого не надо, мне с тобой хорошо. џ уж и говорила. € ты за
менЯ не решай.
- Ќу, еще бы не хорошо...
- Ќичего-то ты, Ђндрей, не понимаешь, - досадливым и обиженным,
простанывающим шепотом сказала Ќастена и опустила опЯть голову на свою
подостланную в изголовье жакетку. - ѓде ж ты, интересно, был, что не знаешь,
хорошо мне было или нет? - Ћн не ответил, догадавшись, что ей и не нужен
ответ. - Љогда ты менЯ сюда привез, Я ни одного человека тут не знала, все
чужое, все. џ, можно сказать, с закрытыми глазами за тобой пошла: куда
приведешь - там и ладно; џ и тебЯ-то почти не знала, что это - два или три
раза играючи встретились и так же играючи, чуть ли не в шутку, договорились.
џ до последнего и не верила, что ты приедешь. Ќу, не страшно ли было? ‚сЯ
жизнь заново, ничего от той жизни не осталось, только Я одна, да и то уж не
пойму, Я ли, не Я ли. Џомнишь, поди: сошли мы с парохода, Я глаз боюсь
поднЯть, на ровном месте спотыкаюсь. Џомнишь? ’ак и было: на Яр влезли, у
менЯ нога за ногу заплелась, Я упала. ‹юди засмеЯлись, а мне тошней того,
земли под собой не вижу. ’ы понЯл, что мне страшно, взЯл менЯ за руку и
повел. Џриходим домой; ты говоришь: вот она, моЯ жена. Ћтец спрашивает: как
зовут? ЌастЯ, говорю. Ћн перекроил: Ќастена. ‘ той поры и пошло - Ќастена да
Ќастена. Ђ мать смотрит и молчит. џ вижу, что не сильно поглЯнулась ей, что
она, может, другую невестку ждала. € ты заметил. ‡аметил и говоришь: она
здесь одна - это про менЯ, - заступатьсЯ за нее некому, давайте не будем ее
обижать. уточно вроде сказал, со смешком, а на самом-то деле какаЯ же
шутка? ‚от тогда Я и поверила, что нет, не зашибусь за тобой, хоть оно и
кинулась сломЯ голову неизвестно куда, что мне с тобой будет хорошо.
‚ тот же самый вечер ты повел менЯ к людЯм. Џомнишь? ‡аходили к ‚ите
Ѓерезкину, к Њаксиму ‚ологжину, к другим. џ забыла тебе сказать: Њаксим
воротилсЯ на днЯх. ‘ рукой - сильно, говорит, покалечена, по сю пору на
перевЯзке. - Ђндрей, затаившись, ничем не отозвалсЯ на эту новость, и
Ќастена продолжала: - ’ы не мной ходил хвалитьсЯ, а чтоб Я людей сразу
узнала, чтоб не быть мне середь них чужой. € правда, утром Ќадьку ‚итину
встречаю и глаза вылупила: откуда, думаю, взЯлась тут моЯ знакомаЯ? ‚едь
знаю же человека, знаю, а откуда, кто - не найду. Ђ потом: господи, да ведь
не дале как вчера познакомились, ты приводил, а у менЯ без ума-то все в
голове перемешалось. € так ей обрадовалась - будто родной. Ђ ночевали мы,
помню, в амбаре. ’ы так захотел - ну, там и постелили. Њне поначалу чудно
показалось, но амбар был чистый, опрЯтный - тот, маленький, крайний ко
двору. ’олько без окошка темно-темно. € так же вот нары - куда они потом
делись, эти нары, кто их снЯл? „а ты же, однако, и снЯл. Џравильно, ты:
сусек там понадобилось делать. Ђ жалко: такие были аккуратные нары. ’емно -
как под землей, а пахнет деревом, стружками, там отец до того столЯрничал,
что ли. € от тебЯ тоже пахнет стружками - как сейчас помню. ’ы спрашиваешь:
не страшно? Ќет, говорю, с тобой не страшно. Ђ тут петух за стенкой на
насесте будто подслушал и захотел проверить - как закричит дурноматом! џ как
вскинусь! - Ќастена засмеЯлась: негромко, ласково-бережно пролилсЯ ее смех и
затих. Ћна легко вздохнула. - Ђ утром Я едва дверь нашарила. Ќе могу найти,
в какой она стороне, да и только. ’ы до обеда валЯлсЯ и про жену свою
молодую забыл. џ сходила на Ђнгару, посмотрела огороды - и тот, и другой. ‡а
стол без тебЯ не сажусь, жду. Њать не вытерпела, поднЯла тебЯ. ‚се вместе,
помню, пили чай с калачиками - отец, мать, ты, Я. ’ы еще втихомолку
приставал ко мне, дурачилсЯ, будто менЯ всю ночь где-то не было. Џопили - ты
говоришь: собирайсЯ. Људа? Ќа кудыкину, говоришь, гору. € правда, потащил
менЯ в гору, на елань, показал полЯ, пустоши - все кругом показал,
рассказал, до самого вечера ходили. Ђ воротились - сидЯт твои дружки:
выставлЯй, говорЯт, тарасун, раз женилсЯ. € ‚итЯ опЯть там был, и Њаксим
‚ологжин. ‚итю убили - знаешь, поди? ‡наешь, Я писала. Ђ что у Ќадьки уж без
него девчонка родилась - не помню, писала, нет ли. ’еперь их у нее трое,
маетсЯ она, ой, маетсЯ. Ђ куда денешьсЯ?
Ќастена скосила глаза влево, где лежал Ђндрей, - он был как каменный,
не показываЯ себЯ даже дыханием, и она, спохватившись, пожалела, что
упомЯнула о ‚ите. ‘ ‚итей они были товарищи. Ќо торопитьсЯ перебивать этот
разговор чем-нибудь другим Ќастена не хотела. Ћна и не смогла бы, наверное,
это сделать. ‚оспоминание все еще стоЯло перед ней в свою полную живую силу,
радостно и тревожно подрагиваЯ перед глазами, умолЯЯ не оставлЯть его,
продолжать дальше. ’о, на чем остановилась Ќастена, наплывало совсем близко,
словно пытаЯсь подхватить ее к себе, наполнить собой и направить вперед. ’ак
действительно хорошо там было, так счастливо и отрадно, сколько там было
обещано! € все-таки Ќастена унЯла это воспоминание: достаточно. ЌаполнЯЯсь
уже новым видением и новым настроением, она, улыбаЯсь, спросила:
- Ђ помнишь, как Я приезжала к тебе в район, когда ты училсЯ на курсах?
Ќа вторую зиму, как сошлись они, ЂндреЯ послали от колхоза на курсы
счетоводов. “ него было шесть классов, все-таки грамота, поэтому его
отговорили от трактористов, куда он было нацелилсЯ, и направили в счетоводы.
’оже уважаемаЯ, заметнаЯ работа, хотЯ и не такаЯ, как на тракторе, зато
постоЯнно дома, на одном месте, а свЯжись с Њ’‘, месЯцами будешь пропадать
на чужих полЯх да в чужих людЯх. ќто и остановило ЂндреЯ, когда пришлось
выбирать.
Ќа Ќовый год он приезжал и прожил дома до рождества, а в феврале
снарЯдилась к нему Ќастена. …хать до райцентра надо было семьдесЯт верст, с
ночевкой по дороге. ‘обрались в одной кошевке €ннокентий €ванович, ‚асилиса
ЏремудраЯ, которой приспичило зачем-то в больницу, и Ќастена. €ннокентий
€ванович с Ќастеной, коротаЯ дорогу, бормотали о чем придетсЯ. €ннокентий
€ванович любил поговорить, а у ‚асилисы Џремудрой слово - что золото, зрЯ не
выронит. Љо второму вечеру добрались, договорились справить дела за день и
разошлись в разные стороны. “ Ќастены и дел-то было - ЂндреЯ повидать, а на
это хоть сколько дней заказывай, все равно мало.
Ђндрей квартировал в подслеповатой избенке на берегу речки, недалеко от
устьЯ в Ђнгару. ‘таруха-хозЯйка не обрадовалась Ќастене, а еще больше не
обрадовалсЯ ей товарищ ЂндреЯ по комнате, пожилой уже, угрюмый мужик с
корЯвым оспЯным лицом и в очках с разными - одно много темней другого, -
похожими на шоры, стеклами. Ћн как лежал на кровати с книжкой, так и не
поднЯлсЯ, не сказал ни одного привечающего слова. Ђндрей посуетилсЯ,
посуетилсЯ и повел Ќастену ночевать в „ом колхозника.
…ще раньше, надумываЯ ехать, заимела Ќастена маленькую надежду, в
которую она и сама, боЯсь вспугнуть ее, заглЯдывала только тайком. Ђ уж
Ђндрею ее она бы ни за что не выдала. …й возомнилось, что если она не умеет
забеременеть дома, то, быть может, удастсЯ это сделать здесь. „ома они
привыкли, притерпелись друг к другу, а здесь все будет внове, и это вполне
может; сказатьсЯ.
Ќе зрЯ говорЯт, что самые скорые, самые цепкие дети - подзаборные, они
только того и ждут, чтоб о них забыли, и тогда-то вот они: привет от папы! Ђ
у Ќастены все было бы по чести, по любви, с одной лишь поправкой: далеко от
дома и, значит, от неудачи. Ћна не верила, что от этой ее надуми что-нибудь
получитсЯ, но чем больше не верила, тем больше подталкивала себЯ к ней и
ждала проверить.
- Џомнишь, утром ты не пошел на свою учебу, прибежал за мной, и мы с
тобой отправились в чайную - тут же, через дорогу. ’ам еще стоЯл на столе
прЯмо огромадный самовар, Я такого никогда больше и не видывала. Ђ в кранике
он прохудилсЯ и бежал, и сильно бежал, под него специально глубокую тарелку
подставлЯли. —его уж они не могли его запаЯть, не знаю. € вот она, тетка,
что чай разливала, в стакан тебе из той тарелки - р-раз! ’ы заметил. "Ќет, -
говоришь, - давайте из самовара". Ћна заспорила: мол, это и так из самовара.
"Ќет, это накапало, - ты говоришь, - это уж не чай, а ополоски". - "Ќикакие
не ополоски". - "Ћполоски". Ћна все ж таки уступила, дала из самовара.
Џомню, ты еще купил мне конфеток в бумажках, и Я вприкуску их с чаем
хрумкала заместо сахару. Њедовые, что ли, были конфетки: запашистые,
протЯжные - съешь, а вкус-то долго держитсЯ, не пропадает.
‘ловно вызываЯ в себе ту незабытую приЯтную сласть, Ќасте-на
причмокнула Языком и облизнула губы.
- Ќу вот, попили, поели мы, и опЯть к тебе - где ты квартировал.
’урсука твоего, который в разномастных очках, нет, а старуха дома. …й на
счетовода не учитьсЯ - сидит, зырит на нас, что мы станем делать. ‚реднаЯ
старуха: видит, что мы ждем, чтоб она ушла, и нарочно не идет. ’огда ты
придумал, как отослать ее: дал денег, чтоб она сходила в магазин за
четушкой. Ђ она, ты потом сказывал, любила сама их брать и никому эту работу
не доверЯла. ‘таруха наша засобиралась. "‚от за четушкой, - говорит, - так и
быть, сбегаю, а больше никуда бы с места не стронулась". - "Ѓегом-то, - ты
ей говоришь, - не беги, успеешь". - "џ-то, - она говорит, - успею, а вот ты,
касатик, все-таки крючок на дверь накинь, чтоб мне по-культурному в свой дом
прийти".
Ќастена засмеЯлась - тепло, притаенно, не вздрагиваЯ телом, будто
маленькое аккуратное колесо прошлось по воде и удалилось.
- Ђ потом мы с тобой весь день ходили, ходили - где только не побывали,
- опустив опЯть до шепота голос и растЯгиваЯ слова, продолжала она. - ’ы от
менЯ никуда, и даже радый был, что вместе, Я же видела, что радый. Ђ уж
Я-то, Я-то до чего была радаЯ! ‡имой, в мороз, прЯмо всЯ грелась от радости.
€ду и слышу, как изнутри лицо горит, как руки дрожат. џ ведь поначалу
боЯлась, что спросишь: зачем приехала? € правда, зачем? Ќа словах разве
объЯснишь? “ менЯ и задельЯ никакого к тебе не было - приехала, и все тут.
ЌагрЯнула - куда тебе с добром! € пошла гулЯть-разгуливать, мужика от учебы
отрывать. Љино смотрели! - вдруг воскликнула, почти выкрикнула она. -
Џомнишь? Љино смотрели! €шь что из памЯти чуть было не выскочило. ‘овсем
закоулочнаЯ какаЯ-то сделалась памЯть: главное не держит. џ на другой день,
как обратно поехали, стала в санЯх кино пересказывать - так даже ‚асилиса
ЏремудраЯ разговорилась. Ђ сидели мы с тобой на самом заднем рЯду под
окошечком, откуда киношный свет идет. Џод конец ты ко мне привалилсЯ и
шепчешь: "Њожет, не поедешь завтра, может, еще на денек останешьсЯ?" џ
головой мотаю, а слезы так и катЯтсЯ, так и катЯтсЯ: сам позвал остатьсЯ,
сам. ‘ердце выскочить хочет...
Ђ дальше, дальше-то помнишь, Ђндрей? „альше-то - умора. „о того, как
проводить менЯ в этот „ом колхозника, зашли сызнова к тебе. ‡наем, что
старуха теперь добрее. Џришли - она говорит: "„авай еще, касатик, на
четушку, да и оставайтесь здесь, в моей кухоньке, а Я, - говорит, - у
подружки своей заночую, мы с ней возле четушечки вместе погреемсЯ". ’ы дал -
отчего не уважить старуху? Ћна пропала, а вскорости, мы еще подумать не
успели, чтоб ложитьсЯ, она обратно. "Њагазин, - говорит, - закрыли, а без
магазина к подружке идти незачем". ’ы тогда сам побежал, где-то раздобыл -
спровадил старуху. Ђ потом оказалось, что и турсук твой надутый тоже не
пришел, где-то пристал на стороне. € мы с тобой всю-то ноченьку одни
барствовали. Ћх, Ђндре-е-ей! Ђ ты говоришь: хорошо ли мне было с тобой? —то
же ты говоришь?! ѓосподи! ‘ам подумай. —то мне еще надо?
Ќо Ђндрей уже не слышал и не понимал ее. ‘ледЯ поначалу за
воспоминаниЯми Ќастены, он испытывал сладкую и щемЯщую боль, все сильнее и
сильнее подступавшую к сердцу, - боль оттого, что все это действительно
когда-то было, он тоже помнил все это, но как-то сухо, смутно, бедно и
торопливо, словно это было и не с ним, а с кем-то до него, с кем-то, кто
отдал ему свою памЯть. —то теперь делать с ней, он не знал. Ћна, живаЯ и
пытливаЯ, ничего, кроме страданий, доставить ему не могла: с его собственной
памЯтью она не уживалась. Ћни отказывались понимать друг друга; в одной
посудине они умудрЯлись занимать совсем разные места, не мешаЯсь и не
переступаЯ установленную границу. Ќо его собственнаЯ памЯть была злей и
сильней, она, когда хотела, брала верх.
’ак случилось и на этот раз. Ќастена с тихим волнением говорила, он, не
отвечаЯ, слушал, то поспеваЯ за ней, то не поспеваЯ, задерживаЯсь на своих
подробностЯх; он хоть и шел вслед за Ќастеной по проложенной, проторенной
дорожке, а все равно часто и мучительно спотыкалсЯ, оглЯдываЯсь и боЯсь,
куда она его заведет. € когда настигло его собственное воспоминание, он не
удивилсЯ - так и должно было случитьсЯ, он словно поджидал его, надеЯсь
скорей отмучитьсЯ, испытать, что положено, и снова вернутьсЯ к Ќастене.
Ћно, воспоминание это, началось ни с чего, с какой-то тонюсенькой
паутинки, которую он неосторожно перекинул вперед и которой оказалось
достаточно, чтобы перед Ђндреем возникла, а потом и навалилась другаЯ
картина. Ћна стоЯла ближе к сегоднЯшнему дню - сил, чтобы отказатьсЯ от нее,
у ЂндреЯ не было. ќто последнее, относЯщеесЯ к войне воспоминание, всегда
ЯвлЯлось неожиданно и властно держало долго, безжалостно, до содроганиЯ, до
ужаса четко высвечиваЯ каждую подробность, - множество раз уже Ђндрей
ѓуськов вынужден был переживать одно и то же, одно и то же. ‚ сущности, с
того, что произошло тогда, и перевернулась его жизнь: он попал сначала в
госпиталь, а затем прЯмой дорожкой сюда.
...’еплым летним вечером, отстрелЯвшись в артподготовке с закрытой
огневой позиции, собирались переезжать на новое место. ‘вЯзь с наблюдателЯми
давно свернули, справа батареЯ уже снЯлась, слева еще копошились. Ћсобенно
не подгонЯли. ‘ гаубицы, в расчете которой воевал Ђндрей, успели все же
снЯть прицел, свести и замкнуть станины и теперь возились с чехлами. ‘зади,
из-за горбатого, тронутого редким леском увала, взвывали один за другим
моторы тЯгачей, две машины, болтаЯ расхлЯбанными кузовами, уже ползли к
орудиЯм.
Њоторы тЯгачей и приглушили, видимо, гул танков. Ќастолько внимание
людей было расслаблено сборами и переездом, настолько притупилось у них
чувство опасности, что, быть может, и слыша, выделЯЯ густой чужой рокот, они
не обратили на него вниманиЯ. € когда на гору впереди выкатились немецкие
танки и, только на мгновение притормозив, справившись с минутной
растерЯнностью, покатились вниз, - это было как наваждение. Ћткуда? ‚переди
свои! Ћткуда? Ќа одной и другой батареЯх послышались крики, заметались
расчеты, срываЯ чехлы, разводЯ станины, опускаЯ и разворачиваЯ стволы
орудий. Ђндрей (он был зарЯжающий) бросилсЯ к снарЯдному Ящику, когда его
оглушило и кинуло на землю, - падаЯ, он словно бы и с закрытыми глазами
видел, как медленно плывет, прокручиваЯсь, приподымаЯсь вверх и снова
опускаЯсь, колесо соседней гаубицы. Ћсознав, что жив, Ђндрей прыгнул вперед
и подхватил Ящик.
’анков было пЯть. Ќо один с левой, первой по номеру батареи успели
подбить, он горел. Ђ втораЯ, где был Ђндрей, не сделала еще ни одного
выстрела. —то-то надсадно и хрипло кричал командир, но что делать, Ясно было
и без команд. ’анки сползли с горы и разделились: две машины двинулись на
первую батарею, две на вторую, причем они хитро выходили на линию между
батареЯми, чтобы артиллеристы били друг по другу. Ќо раздумывать об этом
было некогда.
Ћдин только выстрел и успела сделать перваЯ, основнаЯ в батарее,
гаубица, которую зарЯжал Ђндрей ѓуськов.
Џотом рЯдом с ним хрЯстнуло с мгновенным дребезжащим звоном, и он, как
казалось ему, кувыркаЯсь, полетел в сторону.
Ћткуда-то издалека-издалека звучал голос Ќастены, звучал протЯжно и
ласково и знобил ЂндреЯ своей интонацией. ‘лов он не различал: в его ушах
стоЯл грохот этой недолгой и страшной схватки железа с железом, где люди
вроде были и ни к чему, в глазах короткими повторЯющимисЯ вспышками мелькали
картины боЯ, наносило смрадом, возникали в одном горЯчем клубке крики,
полоса черной, пропоротой незакрепленными сошниками земли, тЯгачи, торопливо
уходЯщие обратно в укрытие, наводчик орудиЯ по фамилии Љоротько, который,
приподнЯв голову, заглЯдывал в свой развороченный осколком живот, вскинутый
взрывом в воздух чехол ствола - и все это под нарастающий, увеличенный
страхом лЯзг гусениц.
€ вдруг голос Ќастены исчез. …ще не очнувшись, не вернувшись из своего
последнего боЯ, Ђндрей осторожно обернулсЯ и увидел в глазах Ќастены совсем
другое - в ее глазах было тепло от ее собственного воспоминаниЯ. Ќе
выдерживаЯ больше, Ђндрей ткнулсЯ головой в ее грудь и застонал.
- Ђндрей, что ты?! —то ты?! —то с тобой?! - испугалась она.
Ћн чуть было не всхлипнул, но удержалсЯ.
- Ќичего. Ќичего, Ќастена. ’ы здесь, ты со мной. Ќо он все еще боЯлсЯ,
что только что привидевшийсЯ ему бой и есть настоЯщее, и продолжал
озиратьсЯ.
- —то ты подумал? - Ќастена стала руками ласкать его голову, но
говорила о своем. - „урачок ты, больше никто. ‚ыдумал что-то. ќто, может,
тебе со мной плохо, а про менЯ не говори. Њне всегда с тобой хорошо, всегда
- так и знай. џ и подумать не смею, чтобы Я без тебЯ жила. Љак это - без
тебЯ? € все эти годы, покуда Я тебЯ ждала, Я же тебЯ ждала, не кого-нибудь.
џ ни разу спать не ложилась, покуда с тобой не поговорю, и утром не вставала
раньше, чем до тебЯ не дотЯнусь, не узнаю, что с тобой. Њне и вправду
казалось, что Я вижу тебЯ, сначала нет никого, только шум, вроде как ветер
свистит, потом все тише, тише - значит, до тебЯ уж недалеко, а потом вот он
ты. ‚сегда почему-то один. ‘идишь или стоишь во всем солдатском, печальный
такой, печальный, и никого возле тебЯ нету. џ взглЯну, что живой, и обратно:
задерживатьсЯ или там разговаривать нельзЯ. € дальше перемогаюсь, и дальше
день ото днЯ. џ, может, даже чересчур тебЯ ждала, свободы тебе там не
давала, мешала воевать. Ћткуда Я знала, что можно, чего нельзЯ, - делала,
как могла, да и все, никто не научил, не подсказал. € ты молчал. Ћх, Ђндрей,
Ђндрей... Ћн обхватил руками голову и, быстро двигаЯ ею из стороны в
сторону, словно пытаЯсь сорвать непосильную тЯжесть, простонал:
- ѓосподи, что Я наделал?! —то Я наделал, Ќастена?! - €, убрав руки,
повернул лицо к Ќастене. - Ќе ходи больше ко мне, не ходи - слышишь? € Я
уйду. ‘овсем уйду. ’ак нельзЯ. •ватит. •ватит самому мучитьсЯ и тебЯ мучить.
Ќе могу.
Ќастена растерЯнно замерла.
- Ќет уж, - остановила она. - ’ы уйдешь, а Я? —то со мной будет - ты
подумал? Људа Я со своей виной? Ќа люди ее не понесешь. „авай уж вместе.
Џогодим, Ђндрей, погодим, не торопись. Њожет, все обойдетсЯ, должно
обойтись. ЊоЯ мать давно еще говорила: нет такой вины, которую нельзЯ
простить. Ќе люди они, что ли? ЉончитсЯ война - посмотрим. €ли можно будет
выйти покаЯтьсЯ, или еще что. ’олько потерпи, не уходи. Ћдин ты пропадешь. €
Я пропаду - сначала-то Я пропаду. ’ут Я хоть буду знать, где ты. Ђ если,
правда, ребенок? ’ы же один только знаешь, что это твой ребенок - не
чей-нибудь. ‘ кем мне еще поговорить, душу облегчить... Я ж теперь от людей
чужаЯ. ‘кажи, не уйдешь?
Ќе отвечаЯ, он не сразу, но помотал головой.
- € правильно, правильно, не надо. - Ћна вздохнула и, чуть помолчав,
обернулась к окну. - ’емно-о-темно. џ уж и забыла, что надо идти. ‚ставай,
Ђндрей, пойдем, ты говорил, что проводишь. Џойдем - все больше вместе
побудем. € ничего не выдумывай. ’ы не один. …сли б был один, тогда бы и
делал, как знал.
‚ темноте не видно было, как по щекам ее текут слезы.

—ерез три днЯ после этой встречи, как только нанесенный ветром снег
согнало до старой корки, Ђндрей ѓуськов собралсЯ в Ђтамановку. …го давно уже
подмывало походить возле деревни, но он все удерживалсЯ, боЯсь какой-нибудь
случайностью или неосторожностью выдать себЯ, а теперь, после разговора с
Ќастеной, после того, что он узнал от нее, сдерживатьсЯ больше стало
невмоготу. “дивительное дело: он теперь и чувствовал себЯ гораздо уверенней,
словно получил вдруг какие-то особые права на свое присутствие здесь и мог
меньше боЯтьсЯ, меньше считатьсЯ с подстерегавшей его опасностью. Љ тому же
потеплело, весна разогналась вовсю, и это тоже как нельзЯ длЯ него было
кстати, а чуть промедли, прогоди он, и станет поздно.
Ќа исходе Ясной и звездной, уже смеркающейсЯ ночи перебралсЯ ѓуськов
через Ђнгару, обогнул с нижнего краЯ деревню и поднЯлсЯ в гору. ‘ этой
стороны свою Ђтамановку он, как вернулсЯ, не видел, и она показалась ему еще
меньше, чем была. Ћн смотрел на низкие, будто и не стоЯщие, а лежащие вдоль
улицы избы - с присевшими и разномастными (где со ставнЯми, где без ставен),
похожими в эту пору на заплатки, окнами, с чуть не достающими до земли
крышами, с растЯнутыми на стороны неуклюжими заборами и едва узнавал их.
ѓуськов наизусть помнил, где чьЯ постройка, и все же, вглЯдываЯсь в них
сейчас, чуть не перед каждой терЯлсЯ: вроде та и не та - по месту, конечно,
та, а по виду не понЯть. €ли это оттого, что еще не рассвело как следует, и
воздух был мерклый, мутный, или впрЯмь так постарела за войну деревнЯ без
мужицких рук?
Ћн долго пропускал свою избу и нарочно не смотрел на нее, чтобы до того
хоть немножко привыкнуть к деревне и почувствовать ее близость, поверить,
что она видитсЯ ему не по воспоминаниЯм, а наЯву. Ќо чувство это не
торопилось: за те годы, что он здесь был, а особенно за те месЯцы, когда,
находЯсь рЯдом, он приказывал себе не знать Ђтамановки, он во многом успел и
разнЯтьсЯ с ней. Ќичего не поделаешь: деревне оставатьсЯ здесь, ему бродить
где-то там. ‚месте им не живать, ему не бывать даже в ней похоронену -
значит, нечего понапрасну и томитьсЯ, надрывать душу, исходить бесполезной
тоской. Џорой, натыкаЯсь взглЯдом на виднеющийсЯ из-за Ђнгары край
Ђтамановки, ѓуськов как бы лениво и нерЯшливо, с какой-то даже издевкой к
себе принималсЯ вспоминать: что ему там надо было? —то-то ведь когда-то надо
было, а что именно - забыл.
€зба, где он родилсЯ и вырос и где жили его самые родные на свете люди,
стоЯла как раз напротив, в нижнем порЯдке улицы. Ќаконец, приготовившись,
напрЯгшись вниманием, ѓуськов перевел на нее глаза: те же самые три окна,
обращенные в нагорную сторону, на него, тот же покосившийсЯ левый передний
угол (отец говорил: изба в хозЯина - хроменькаЯ), те же добротные, как
пристрой, бревенчатые просторные сени, на односкатной крыше которых навалено
всЯкое хламье. €зба была крепкой, не знающей веку, но в свое времЯ
недосмотрели и дали осесть углу, как раз в то лето, когда начатьсЯ войне, и
собирались после покоса собрать мужиков на "помочь", чтобы одним махом, не
копаЯсь, подвести оклад и выправить угол. "‘обрали, выправили"! Ђ теперь
старику, конечно, и думать об этом заказано. ’ак и будет кособенитьсЯ изба,
пока не завалитсЯ совсем или не дождетсЯ доброго хозЯина. Ђ что? Ћтцу с
матерью долго не продержатьсЯ, а Ќастена... Ќастена едва ли здесь останетсЯ,
а если и останетсЯ, то не одна. ѓуськов изо всей мочи всматривалсЯ в окна,
словно надеЯлсЯ увидеть сквозь них то, что делаетсЯ внутри. Џравое крайнее
окно - в куть, сразу за окном курЯтник, напротив - русскаЯ печь, на которой
днюет и ночует в последнее времЯ мать. Џечь еще не растопили - дыма нет. Ќо
вот-вот поднимутсЯ; мать окликнет Ќастену, та возьметсЯ за лучину. Ќастенино
окно-крайнее слева, у покосившегосЯ угла. ‘ейчас ее последние минуты во сне,
она лежит на спине с вытЯнутыми ногами, обхватив руками живот - эта
привычка, если правда, что Ќастена понесла, ей теперь пригодитсЯ. ‚от как,
оказываетсЯ, задолго, за многие годы наперед готовитсЯ человек к тому, что в
нем быть: Ќастена еще до войны без всЯкой Ясной причины, словно бы только из
блажи, приучилась обнимать свой живот - и вымолила, выласкала. ‘егоднЯ
Ђндрей точно узнает, не лопнула, не пролилась ли его надежда, сегоднЯ
Ќастена подаст ему знак. …сли ничего не изменилось, она растопит вечером
баню. Ќо Ќастене неизвестно, что он здесь, поблизости, и ждать его ночью в
бане она не станет, он сказал только, что выйдет на Ђнгару.
Џредставив, как Ќастена лежит сейчас в постели - обмершаЯ,
распростертаЯ и теплаЯ, собрав на животе рубашку, с чуть подпухшим и
побледневшим за ночь, слегка подрагивающим, словно силЯщимсЯ что-то
вспомнить, лицом и распущенными волосами, - представив себе сейчас Ќастену в
ее последнем утреннем сне, ѓуськов замер, и какой-то маленький тоненький
пузырек, лопнув, простонал в его горле. ‚здохнув, ѓуськов перевел взглЯд на
амбары, стоЯщие слева одним рЯдом, - того крайнего ко двору, о котором
говорила Ќастена, вспоминаЯ о первой их ночи, отсюда было не видно. Ќо,
вспоминаЯ об этом, Ќастена сказала не все, - она не сказала, что петух,
всполошивший ее, показалсЯ ей тогда дурным предзнаменованием, от которого
она долго не хотела отказыватьсЯ. "„урное и дурное", - повторЯла она, а он,
Ђндрей, пыталсЯ успокаивать: "‘лушай ты петухов, верь им побольше, они тут
каждую минуту орут".
“тро наконец полностью высвободилось, посветлело, и деревнЯ
приподнЯлась с земли, подступила ближе. €з труб поползли дымы, послышались
слабые, еще полусонные, неЯсные звуки. ЏоднЯлась и Ќастена: окно, что
напротив печки, занЯлось прерывистым алым мерцанием. Њелькнул, открываЯсь,
угол двери, кто-то вышел, но забор мешал видеть - кто: Ќастена или отец?
Ќастене пора идти к корове, но отец, наверное, еще до дойки задает скотине
корм, а может, и это теперь легло на Ќастену - кто их там знает! Ђ вдруг
мать, взбередившись каким-то неспокойным чутьем, из последних сил выбралась
на улицу и стоит, ждет, что ее позвало сюда и что и куда подвинет дальше?
Ќеужели мать совсем, ну совсем ни капельки не чувствует, что он здесь,
рЯдом?
Ћн стоЯл, смотрел, припоминал, но все как-то легко, без волнениЯ и боли
- или они еще не проснулись, не расшевелились, или он успел их погубить. Ћн
и сам начинал удивлЯтьсЯ своему спокойствию: впервые за четыре года стоит
перед родной деревней, и стоит, понимаЯ, что ему, быть может, больше не
доведетсЯ так стоЯть, и хоть бы хны. ’ам изболелсЯ, исстрадалсЯ, готов был
что угодно отдать, чтобы пусть разок напоследок, пусть одним глазком
взглЯнуть на свою Ђтамановку, ради этого, можно сказать, и шел сюда - и вот
пришел, а душа пустаЯ. Ќеужели правда все выгорело дотла?
—тобы проверить себЯ, он перевел взглЯд на избу ‚ити Ѓерезкина, своего
товарища и одногодка, который осталсЯ под Њосквой. ‡накомаЯ изба - тоже вон
пустила дымок, в ней теперь Ќадька с ребЯтишками. Ђндрей помогал ‚ите
перевозитьсЯ сюда с верхнего краЯ, когда ‚итЯ отделилсЯ от матери. Ђ что
было особенно перевозить? ‡апрЯгли конЯ, сбросали на телегу два или три
узла, кровать да деревЯнный топчан - вот и все хозЯйство. ‹авки, стол
сколотили уж здесь, инструмент брал из дому Ђндрей. —то-то смастерили не по
Ќадьке, она разворчалась - тогда ее вдвоем, как Ќадька ни верещала, как ни
отбивалась, затолкали на крышу и, посмеиваЯсь, слушали ее рев оттуда на всю
матушку-деревню. ‡а то, чтоб снЯть, требовали бутылку и добились: обещала.
Ќичего другого Ќадьке не оставалось - прыгать она боЯлась, а лестницы не
было.
€ вспоминалось тоже легко, легко и живо - потому и всплыло поперед всех
именно это воспоминание. Ќо ЂндреЯ насторожило, как близко и точно
представилсЯ ему сейчас ‚итЯ: лицо, голос, походка, жесты - все. ‘ловно
только что стоЯл рЯдом и отошел на одну минутку. "€нтересно, - подумал
ѓуськов, - его нет, а Я вижу и слышу его как живого. Љто тут постаралсЯ -
‚итЯ или моЯ памЯть? ‚идит ли кто-нибудь так же хорошо, скажем, менЯ? џ
есть, Я должен лучше видетьсЯ людЯм, живой - живым! Ќет, тут дело, наверно,
в другом, - остановил он себЯ. - ‚итЯ исполнилсЯ, дошел до конца, все знают,
что с ним сталось. Ђ что с тобой - никому не известно. ‹юди уже сейчас
избегают тебЯ вспоминать, у тебЯ нет пристанища, откуда могут пойти
воспоминаниЯ, ты и живой длЯ них стерсЯ и растаЯл, как прошлогодний снег. Ђ
потом: памЯть о человеке, котораЯ идет к людЯм, навернЯка знает себе цену,
поэтому памЯть о тебе вечно будет стыдитьсЯ и прЯтатьсЯ, как прЯчешьсЯ
сейчас ты. Ќе надейсЯ, ни на что не надейсЯ - тебе и тут ничего не светит".
Ћн и размышлЯл спокойно, пропускаЯ мимо сердца то, о чем думал. Ќет -
так нет. Љогда он умрет, ему все равно будет, что станут говорить о нем
люди. ’ам от этого кости не болЯт, там все в одинаковом положении. ‚нимание
ѓуськова по-прежнему было занЯто своим домом, с которого он старалсЯ не
спускать глаз. € отца он увидел сразу. …му показалось даже, что он слышал,
как скрипнула калитка. Ћтец прикрыл ее за собой и, задержавшись, внимательно
посмотрел в гору, где стоЯл Ђндрей, будто догадываЯсь, что он там стоит,
затем своей обычной прихрамывающей походкой пошел по улице вправо, пускаЯ не
то парок от дыханиЯ, не то дым от курева - издали не разобрать. "‚от он -
мой отец, - с какой-то стылой, неповоротливой мыслью замер Ђндрей. - ќто
он". Ћн глЯдел в спину отца, в спину, которую тот все еще прЯмил,
отказываЯсь сгибатьсЯ по-стариковски, и чувство растерЯнности и пустоты все
больше и больше охватывало ЂндреЯ., Ќа полдороге отец остановилсЯ и
согнулсЯ, переломилсЯ в поЯснице, дергаЯсь головой, - он, видно, кашлЯл. €
опЯть Ђндрею почудилось, что он слышит этот кашель, что тЯжкие, надсадные
звуки достают до него. Ќаправившись, отец захромал дальше и через минуту
исчез за углом избы-читальни.
Ђндрей постоЯл еще, бессмысленно глЯдЯ перед собой в землю, и вдруг
сразу, как спохватившись, быстро, чуть не бегом, кинулсЯ в гору, потом,
когда деревнЯ скрылась, повернул вправо и все тем же скорым, торопЯщимсЯ
шагом пошел через лес, пока не наткнулсЯ на дорогу. Џо ней он опЯть
спустилсЯ вниз, возле густого молодого ельника, который огибала дорога,
оставил ее и двинулсЯ напрЯмик. € только по выходе из ельника, когда стали
открыватьсЯ постройки, он придержалсЯ - перед ним лежал конный двор, верхнЯЯ
изгородь которого подступала вплотную к лесу. ‡десь Ђндрей должен был
увидеть отца ближе.
“ них с отцом не существовало каких-то особых отношений - ни плохих, ни
хороших, каждый, можно сказать, жил сам по себе. ‚ детстве, правда, отец
приглЯдывал за ним, но только приглЯдывал, почти не вмешиваЯсь в его занЯтиЯ
и заботы. ‘ыт, обут, одет - справлен во всем, что требуетсЯ от родителЯ, - и
достаточно, а к жизни пусть приучаетсЯ самостоЯтельно, на то он дал ему
голову и руки. Ћн не поучал сына и не воспитывал, да он и не знал, что такое
воспитание, с чем его едЯт; жизнь, считал он, любого обратает и воспитает,
сделает из него то, на что он годитсЯ. Ќадо было - одергивал, нет - оставлЯл
в покое. …сли Ђндрей спрашивал что - объЯснЯл, причем объЯснЯл обстоЯтельно,
толково, радуЯсь, что сын интересуетсЯ, а он может показать и рассказать;
если видел, что тот тЯнетсЯ к чему-то полезному, - потакал, подмечал, что
умеет, но насильно никогда не подталкивал, не имел такой манеры. ‘ам, пусть
до всего доходит сам - крепче выйдет учение. ‹ишь однажды, сколько Ђндрей
помнил, отец помог ему разобратьсЯ, что хорошо и что плохо: когда,
напакостив, Ђндрей свалил вину на соседского Њишку, отец снЯл с крюка
ременные вожжи и молча поучил - лишь однажды.
Џоэтому с отцом было легко. Ћн не ласкал, но и не кричал, не ЯрилсЯ,
как мать, у которой часто случались неожиданные перепады в настроении:
сегоднЯ она одна, завтра - совсем другаЯ. Љ отцу Ђндрей в любой момент мог
идти смело, а к матери прежде присматривалсЯ: какаЯ там нынче погода? Њать
была из низовских, из-под Ѓратска, где цокают и шипЯт: "крыноцка с молоцком
на полоцке", "лешу у наш много, жимой морож". Ќа Ђнгаре всего несколько
деревень с таким выговором и с красивым, как на подбор, рослым и работЯщим
народом, особенно женщинами - откуда тут взЯлась эта порода, никто не знает.
‚ыше и ниже этих деревень говорЯт нормально, а тут почему-то иначе не могут,
словно у них как-то по-своему, по-особому подцеплен Язык. „лЯ постороннего
уха он, конечно, кажетсЯ непонЯтным, диким, к нему надо привыкнуть. Ќад
матерью в Ђтамановке до старости подсмеивались, передразниваЯ, а она злилась
и не умела скрыть свою злость, а потому сторонилась людей, старалась
оставатьсЯ одна. Ќо матери и кроме того было чем подпалить свое сердце:
гражданскаЯ война начисто искоренила всю ее родню: отца, мать, трех братьев
- всех. Њладший брат, когда-то служивший у Љолчака, чтобы спастись от
партизан, прибежал к сестре в Ђтамановку, но его достали и здесь. ќто было,
похоже, самое первое, изначальное, смутное и обрывистое воспоминание ЂндреЯ,
которому тогда исполнилось лет пЯть, - воспоминание о том, как чужие
бородатые люди увели, вытащив из подпольЯ, дЯдю. Њать потом всю жизнь корила
отца за то, что он не вступилсЯ за ее брата. Ћтец отмалчивалсЯ: сам он,
вернувшись с германской покалеченным, умудрилсЯ больше ни под чьим ружьем не
ходить. ‚ колхозе с первого днЯ, как вступил, он пошел на конный.
Љоней он любил. Ђндрей не знал больше никого, кто бы так жалел и уважал
эту скотину, как его отец. Ћн, может, потому и попросилсЯ на конный, что не
доверЯл чужому доглЯду, когда повел со своего двора на общественный три,
если считать с жеребенком, лошадиные головы. —уть дело касалось коней, отец,
обычно спокойный, даже вЯлый, никому не спускал. Ћднажды, еще в первое
колхозное времЯ, он на глазах у мужиков отодрал чересседельником Ќестора,
теперешнего председателЯ, когда тот пригнал откуда-то всего в мыле, с
разорванными в кровь губами, запаленного жеребца по кличке ѓром, - отодрал
как миленького, и никто не посмел его остановить. Џричем и жеребец-то до
колхоза был Ќестерова старшего брата “льЯна, убитого впоследствии в финскую
войну; потому, может, Ќестор и гонЯл его, как хотел, что считал жеребца
своим, но отец не посмотрел ни на что. Ћн сердилсЯ на людей, которые
брезговали есть конину, доказывал, что из всех животин эта - самаЯ чистаЯ,
однако сам он ее тоже не ел: не мог. €з любви к коню, из состраданиЯ к нему,
пусть даже и мертвому, не мог. Ћн говорил: "“мирать стану, а конЯ и человека
в рот не возьму". Џод ‘талинградом, спасаЯсь от голода кониной, Ђндрей часто
вспоминал эти слова и пришел к выводу, что в его положении отцу не
доводилось бывать, иначе он поостерегсЯ бы так высказыватьсЯ. ’ам однажды
случилось им рубить на мЯсо и варить издохшего конЯ - и тому были рады, да
еще лезли за ним под пули.
‡атаившись в ельнике, Ђндрей ждал, когда покажетсЯ из хомутарки отец.
Џосреди двора на старом месте стоЯли на подставках два длинных, долбленных
из цельного дерева корыта, рЯдом с ними с задранной, по-пушечному нацеленной
на Ђнгару бочкой торчала водовозка. ‚доль левой изгороди выстроились в рЯд с
поднЯтыми и подвЯзанными оглоблЯми летние одры и ходки, заваленные
березовыми заготовками и гнутьем, справа за конюшнЯми начиналсЯ загон, там
шевелились конские спины. Ќичего тут за эти годы не изменилось, может быть,
только постарело. „вор от сенной трухи и шивЯков был грЯзно-рыжий, мЯгкий,
от него, перебиваЯ придых мороза, уже с раннего утра несло густым,
настоЯвшимсЯ запахом оживающей прели и вони; Ђндрей втЯгивал его и,
отвыкнув, задыхалсЯ, но задыхалсЯ с удовольствием, с хмельным, веселым
желанием угореть.
‚о дворе одиноко бродил красивый, с одинаковыми подпалинами на боках
вороной стригунок - сильный, ухоженный, с легкими крепкими ногами, с
лоснЯщейсЯ от черноты спиной, с подстриженной гривой и челкой. ‡алюбовавшись
им, Ђндрей решил, что стригунка, наверно, не станут портить, оставЯт на
развод - уж больно заглЯдистый был подросток. Ќо и любопытный: сумел как-то
учуЯть ЂндреЯ и, подойдЯ к изгороди напротив и просунув между жердЯми
голову, уставилсЯ на него долгим изучающим взглЯдом. Ђндрей пугнул его -
стригунок отскочил, оглЯнулсЯ на конюшню - здесь ли, и снова перевел глаза
на чужого, подозрительного человека. ’ак потом и не забывал: покопаетсЯ в
трухе - и посмотрит, покопаетсЯ и посмотрит.
Ђндрей находилсЯ в каком-то блуждающем, неразборчивом до растерЯнности,
до провалов в памЯти состоЯнии, то не мог понЯть, почему он прЯчетсЯ в лесу,
когда нужно сделать всего несколько шагов, перемахнуть через прЯсло и выйти
на свет, взЯть и выйти - чего он ждет? ’о, спохватившись, что выходить ни в
коем случае нельзЯ, не мог, наоборот, взЯть в толк, откуда взЯлсЯ перед ним
этот знакомый по прежней, прожитой и закопченной жизни уголок, если он,
Ђндрей, давно состоит в другом мире. Ћткуда? ЏримерещилсЯ, наворожилсЯ?
‡ачем? Љому это надо? —то между ними общего? Љак он сюда попал?
Ђндрей пропустил, когда вышел из хомутарки отец, и вдруг увидел его с
кобылой в поводу: отец выводил ее из конюшни. Љобыла была жеребаЯ, на
последних днЯх, бока ее раздулись, живот прогнулсЯ, ступала она тЯжело и
осторожно. ‚нимание ЂндреЯ прежде обратилось именно на кобылу, она его
поразила больше всего. Ћн и сам не сумел бы объЯснить почему: или давно не
видывал жеребых и забыл, как они выглЯдЯт, забыл даже, что они могут быть на
свете, или обрадовалсЯ удачной возможности не смотреть сразу на отца во все
глаза, а, держа его вполвида, привыкнуть и лучше подготовитьсЯ к встрече.
Ћтец вывел кобылу и, остановившись, обошел вокруг нее, решаЯ, наверно, надо
ли ее прогуливать, потом снова взЯл в повод, и они тронулись дальше. ‚доль
нижней изгороди они дошли до угла и повернули в гору - туда, где стоЯл
Ђндрей... Ћн всполошилсЯ, заметалсЯ, не знаЯ, оставатьсЯ на месте или
отступить в глубь ельника, и в конце концов осталсЯ, понадеЯвшись, что ветки
прикрывают его хорошо, но на всЯкий случай присел.
ЏровожаЯ его на фронт, отец при последнем прощании дрогнул, сорвавшись,
спросил кого-то: "Ђ суждено ли нам увидетьсЯ-то, суждено ли?" Ћн представлЯл
себе только два пути: или увидеть им когда-нибудь друг друга, или не
увидеть. Ђ то, что один из них может увидеть второго, а второй первого нет,
ему и/б голову бы не взбрело - слишком простаЯ длЯ этого голова. Ђ так,
именно так оно сейчас и происходило. Ћтец приближалсЯ; он был в фуфайке,
перехваченной ремнем, в ватной самошитой шапке с подвернутыми наверх ушами и
в ичигах. ел он медленно и устало; усталость замечалась в бессильно
опущенных руках, в натужном, пристегивающемсЯ, когда одна нога только
подставлЯетсЯ к другой, шаге, в сильно оседающем при хромоте теле - больше
всего он сейчас походил на подранка, который, не выдерживаЯ погони,
двигаетсЯ лишь по инерции. ’еперь Ђндрей не сводил с него глаз. Ћтец
приближалсЯ, и чем ближе он подходил, тем больше, забываЯ об осторожности,
приподнималсЯ, распрЯмлЯлсЯ Ђндрей и, поднимаЯсь, словно обмирал, цепенел
внутри, плохо видЯ и соображаЯ. —уть не дойдЯ до прЯсла, отец закашлЯлсЯ и
остановилсЯ. Љобыла сзади смотрела на него умными, понимающими глазами. Ћн
кашлЯл долго, с хриплым надрывом, держась руками за грудь и отворачиваЯ лицо
в сторону, потом, успокоившись, поднЯл голову и посмотрел прЯмо перед собой
на ЂндреЯ. Њежду ними едва было двадцать шагов. Ђндрей обмер. ‡адержи отец
свой взглЯд, он бы, наверное, не выдержал и вышел, но отец опустил глаза и
потЯнул повод. ‚зглЯд, направленный на ЂндреЯ, ослепил его, он не запомнил
отцова лица, не заметил, как оно изменилось, он видел только, что это оно,
отцово лицо с обвисшими седыми усами, и все; уж после, глЯдЯ в спину
уходЯщему отцу, ему показалось, что в нем проснулось какое-то особенное,
способное ухватить любую мелочь, внимание. Ќо оно опоздало. Ћтец через
боковые ворота завел кобылу в конюшню и исчез, спустЯ пЯть минут Ђндрей еще
раз мельком увидел его с большим навильником соломы. ‡атем кто-то окликнул
отца. Ђндрей сообразил, что ему пора уходить.

Ћн выбралсЯ на дорогу и, не прЯчась и не торопЯсь, пошел по ней вверх.
Људа - он не представлЯл, просто двигалсЯ подальше от людей, подальше от
того, что ему привелось сейчас пережить. Ќо он и не жалел, что побежал на
конный, он не мог догадыватьсЯ, что то, ради чего он побежал, тоже пойдет
ему навстречу. Љто знает, не потому ли и побежал, не потому ли вообще
переходил сегоднЯ Ђнгару, что надеЯлсЯ: а вдруг случитсЯ, вдруг невзначай
сойдетсЯ так, как сошлось? џсное дело, он рисковал, зато его душа, которую
он чуть было не испек, не надорвал, теперь еще больше закалилась - ей
пригодитсЯ.
„а что там! Ћн видел отца, родного отца, когда-нибудь это ему зачтетсЯ.
…му легче будет дальше жить: один долг он отдал. Ћн обЯзан был увидеть отца,
существует же что-то такое, что передаст перед смертью отцу, что сегоднЯшним
утром сын стоЯл перед ним, испрашиваЯ прощениЯ, - обЯзано что-то такое
существовать. € отец простит. Љак он его не заметил? ‘мотрел ведь прЯмо в
глаза. Ђ может, заметил, да не захотел признать и сделал вид, что смотрит в
пустоту. Ќет, не заметил. €наче бы спросил. "Ћн-то бы спросил, а что бы
ты-то сказал? —то бы ты после этого делал, куда пошел? Џод свой груз лучше
никого не пристегивать, вези один. Ќастена вон помогает, и от этого тЯжесть
вдвое больше. Ќадо, видно, теперь и Ќастену потихоньку освобождать. Ћдному,
только одному. Ѓез Ќастены? ‚решь - без Ќастены тебе жизни нет. Ќастена тебе
дышать дает, и, может быть, далеко-далеко вперед, даже после твоей смерти".
Ћн не заметил, как взошло солнце; на подъеме, где лес просекой
разошелсЯ по сторонам, оно ударило прЯмо в глаза, заставив ѓуськова
зажмуритьсЯ, и все вокруг сразу пришло в движение - пока слабое, осторожное,
но разгонистое. „ень обещал быть богатым и звонким, небо стоЯло открытое,
чистое, воздух от солнца помЯк, ледок по дороге начал запотевать. ‚ лесу
лежал еще снег, но он всюду проседал, источаЯсь, из него торчала, как
взросла за эти дни, прошлогоднЯЯ трава, виднелись проталины. „еревьЯ, еще не
пробудившись окончательно, уж распрЯмлЯлись, отогревались, потЯжно
пошевеливались от собственных токов. ѓорчило: воздух за ночь не успел
поднЯть в вышину вчерашнего натаЯ. ‘олнечные лучи стелились как бы вдоль
земли, не доставаЯ до нее, но наклонЯлись все ниже и ниже.
ѓуськову следовало поторопитьсЯ, чтобы скорее уйти от деревни, но
торопитьсЯ ему не хотелось, и он двигалсЯ вЯлым, потерЯнным шагом. ‚стреча с
отцом не прошла бесследно: ЂндреЯ охватило безразличие. Људа, зачем он идет,
что здесь ищет? ‘идел бы лучше на своей стороне, сидел бы на своей стороне и
не рыпалсЯ. ’ам он стал успокаиватьсЯ, привыкать к своему положению, г‘ идти
сюда с самого начала значило то же, что посыпать раны солью. Ќо нет, ему это
надо, надо - потом будет легче. ЌельзЯ по-настоЯщему почувствовать себЯ
зверем, пока не увидишь, что существуют домашние животные, нельзЯ продолжать
новую жизнь, не подобрав пуповину от старой, а она, пуповина эта, как ни
скрывал он ее, болталась и мешала. …му надо было прийти сюда, чтобы наЯву,
вблизи убедитьсЯ, что никогда больше не бывать ему в родном доме, не
говорить с отцом и матерью, не пахать этих полей, - и он пришел, полагаЯсь
на старинное правило: клин клином вышибают. ’еперь раз и навсегда он поймет,
что сюда ему ходу нет. Ћн перестрадает наконец страданием, которое долго
оттЯгивал, но которого так или иначе было не миновать.
‚стреча с отцом, казалось, затаилась в нем и ждала лишь удобного
момента, чтобы всколыхнутьсЯ и принЯтьсЯ за него с новой силой; он
чувствовал, что отдал ей мало себЯ. ‘ейчас она стоЯла перед ним как сон,
легко проскользнувший в памЯть, но не улегшийсЯ там, а словно бы вставший
торчмЯ, мешающий теперь и идти и думать. Ћн то и дело возвращалсЯ к ней, то
замираЯ опЯть от удивлениЯ, что так близко видел отца, то вздрагиваЯ
запоздалым страхом, что отец мог его заметить, но возвращалсЯ осторожно,
мельком, боЯсь расшевелить встречу и пережить ее с гораздо большим
страданием. ‘егоднЯ это ни к чему: он на чужой стороне. Ќа чужой?
“смехнувшись, ѓуськов согласилсЯ с собой: да, на чужой - здесь надо держать
ухо востро, здесь нельзЯ поддаватьсЯ слабости, слишком дорого она может
обойтись.
Џочему-то ему вспомнилась немаЯ ’анЯ, у которой он прЯталсЯ в €ркутске,
вспомнилась без всЯкого случаЯ, просто всплыло перед глазами ее лицо с
шевелЯщимисЯ, что-то спрашивающими губами, и ѓуськову вдруг захотелось
очутитьсЯ опЯть у ’ани. ‚зЯть бы ее с собой и умотать куда-нибудь на край
света, где нет людей, разучитьсЯ там говорить, а в отместку в свое
удовольствие измыватьсЯ над ’аней, а потом жалеть ее и снова измыватьсЯ -
она все стерпит и будет счастлива самой малостью. ‡абавные все-таки у немых
лица: улыбаютсЯ, а глаза холодные, безучастные, губы шевелЯтсЯ, а все
остальное неподвижно и напрЯженно.
Ћн-то, конечно, недостоин и ’ани, но этот грех он бы на свою душу
принЯл. ’анЯ и без того обижена, а потому можно обижать ее дальше. "Ђ
доведись - зачем бы тебе ее обижать?" - спросил он себЯ. ‡атем, что вина
требует вины, пропащаЯ душа ищет пропасти поглубже. Ћн бы, наверно, не сумел
иначе, ему постоЯнно нужны были бы подтверждениЯ, доказательства, что он
превратилсЯ именно в то, что есть. ’ак он чувствовал бы себЯ уверенней.
ѓуськов вышел в полЯ и повернул вправо, на дальние елани, ему
предстоЯло провести там весь день. ‚ эту пору людЯм там делать нечего: назем
туда и в добрые-то годы не возили, а теперь, да еще по этой развезени, и
подавно. Љакие-нибудь неспокойные ноги тоже едва ли забредут: то, что нужно
от леса, можно взЯть рЯдом с деревней. Ђ если и забредут, ничего страшного -
пусть боЯтсЯ его, а он сегоднЯ боЯтьсЯ не намерен. Ѓлизко, чтобы могли
узнать, он к себе не подпустит, а издали пусть сколько угодно смотрЯт и
гадают, кто это, - ему наплевать. Ћн имеет право пройтись тут хозЯином, он
работал на этих полЯх не меньше других, он наизусть помнит, сколько в каждом
из них земли, где что до войны было сеЯно и сколько собрано. € то, что они
до сих пор не заросли и продолжают приносить хлеба, есть и его потЯга - там,
в прежние годы. Ћн здесь не чужой - нет. ‡десь сейчас в воздухе стоит, что
он нашелсЯ и идет мимо, - полЯ натЯнулись и замерли, узнаваЯ его, он теперь
только такой памЯти и доверЯл. ‹юди не умеют помнить друг о друге, их
проносит течением слишком быстро; людей должна помнить та землЯ, где они
жили. Ђ ей не дано знать, что с ним случилось, длЯ нее он чистый человек.
‘олнце поднималось все выше, припекаЯ, и по дороге уж засочилось,
засверкало, собрались первые, короткие течи. ‘нег по сторонам, посинев,
набухал и тЯжелел, тЯжелел и воздух, постепенно пропитываЯсь сыростью.
ѓуськов шел в валенках (другой обутки у него не было, Ќастена в последнее
свидание обещала разыскать его старые, заброшенные ичиги), и эти валенки
больше всего сейчас досаждали ѓуськову. Ћни, казалось, выдавали его, не
позволЯли прикинутьсЯ своим; их запоздалость, нелепость и непригодность
словно разделЯли его с землей, по которой он шагал. €дти в валенках уже и
теперь было трудно, а как он станет передвигатьсЯ через три-четыре часа,
когда день распалитсЯ вовсю, он не представлЯл. ЏридетсЯ, видно, где-нибудь
отсиживатьсЯ; на последней елани у ручьЯ стоит зимовье - можно там. Ќет,
сегоднЯ он, пожалуй, прЯтатьсЯ в зимовье не захочет - надоело, не длЯ того
он сюда шел. ’огда уж лучше разутьсЯ и шлепать босиком, но шлепать, разнести
свой дух везде, куда достанет, - больше, может быть, не доведетсЯ.
Џодступали воспоминаниЯ, которые наносило отовсюду - с полей, с межей,
от старой корЯвой лиственницы, торчащей посреди пашни, от ключика, бьющего
из-под ели в узеньком перелеске, даже от неба, своим, как нигде, рисунком
возносЯщегосЯ из-за лесов, но ѓуськов, боЯсь воспоминаний, отказывалсЯ,
отрЯхивалсЯ от них, и они, начинаЯсь, обрывались, опадали куда-то вниз. €м
только поддайсЯ, потом не отвЯжешьсЯ. —то ему сейчас от воспоминаний, зачем
эта пытка, если ничего изменить нельзЯ? †аль, что памЯть этого не понимает.
‚от ведь как: на двоих, совершенно чужих друг другу людей досталась одна
памЯть, и никак ее невозможно поделить. …сли б получилось умертвить, начисто
забыть то, чем он жил раньше, было бы намного легче, - да не получитсЯ: тот,
прежний человек все еще существует и будет, подавленный и подневольный,
существовать долго - никуда от него не денешьсЯ. € не знать ему, ѓуськову,
покоЯ, не видать освобождениЯ, мыкатьсЯ ему и мыкатьсЯ до конца своих дней.
Ћн поймал себЯ на мысли, что, соглашаЯсь с этим, убеждаЯ себЯ в этом,
он наперекор всему продолжает на что-то надеЯтьсЯ: маленькаЯ молчаливаЯ
надежда жила в нем в такой тайне, что он и сам не всегда мог распознать ее,
но жила, дышала, изредка он слышал ее опасливое, осторожное шевеленье. Ќо
надеЯтьсЯ не на что, не на что совсем - никакое чудо не грЯнет. Џохоже,
впервые перед ѓуськовым так близко встала всЯ голаЯ правда его положениЯ,
без жалости и оговорок, - казалось, он почувствовал ее физически, словно
она, пронзив, прошла сквозь него от начала и до конца; от холода ее он
содрогнулсЯ. —то ее вызвало, он не знал. Ќе раньше и не позже, именно
сейчас, когда он поднЯлсЯ в родные, прикипевшие к сердцу места, - уж не они
ли приговорили? ѓуськов покосилсЯ вокруг и, одернув себЯ, жестко, зло
усмехнулсЯ: жди, через минуту прилетит птичка и человечьим Языком признаетсЯ
- они. ѓуськов бодрилсЯ, но что-то в нем подготовлЯлось, нарастало, что-то
непонЯтное и неприЯтное, шаг его сделалсЯ сбивчивым, хоть он и торопилсЯ и
старалсЯ идти широко, дыхание тоже запрыгало и зачастило. "Џтичка... -
подхватилась неожиданнаЯ мысль. - џ сам тут жил как птичка небеснаЯ. —то еще
надо было? —то?"
Џосле этого его сорвало со всех замков, со всех запоров и запретов и
понесло. Ћстановить, успокоить себЯ он уже был не в силах.
"…сли б не война, если б не она, проклЯтаЯ, - оправдывалсЯ он, - так бы
и жил Я, так бы и работал. Љакие мои годы: тридцать лет - полжизни еще не
заступило. Џолжизни не заступило, а уж все, конец. „а почему ж на менЯ-то?
‘только народу в мире... —ем Я провинилсЯ перед судьбой, что она так со
мной, - чем? - Ћн застонал и стал искать, где присесть, ноги отказывали ему.
‚переди валЯлсЯ возле дороги грЯзный и мокрый чурбан, на него он и
опустилсЯ. - ’ак бы и жил не хуже других, - хваталсЯ он за подвернувшуюсЯ
мысль, - работал бы, Я ж хороший был работник - все знают. ел бы сейчас тут
по какой-нибудь надобности... вот так же и шел, вот так же сел и посидел бы,
покурил, а потом управилсЯ с делом и обратно в деревню... - Ќастолько
близкой, и вероЯтной почудилась ему эта возможность, что он, оцепенев и
потерЯв себЯ, потЯнулсЯ искать, не так ли оно и обернулось в
действительности, не пора ли ему справить то, зачем он сюда пришел, и
возвращатьсЯ в деревню. Ќет, мир не перевернулсЯ, все осталось на своих
местах. ќто было не пробуждение от сладкого сна, а одно из многих и многих,
происходЯщих каждый день подтверждений его самого, того, что с ним сталось,
но сейчас оно показалось ему особенно горьким и страшным, всЯ его с трудом
налаженнаЯ оборона вмиг куда-то пропала, он был беззащитен; противнаЯ мЯгкаЯ
слабость охватила его, он не мог даже на себЯ прикрикнуть и почему-то был
доволен этой слабостью, тем, что не в состоЯнии с ней справитьсЯ. - ќто все
война, все она, - снова принЯлсЯ он оправдыватьсЯ и заклинать. - Њало ей
убитых, покалеченных, ей еще понадобились такие, как Я. Ћткуда она свалилась
на всех сразу! - страшнаЯ, страшнаЯ кара? € менЯ, менЯ туда же, в это пекло,
и не на месЯц, не на два - на годы. ѓде было взЯтьсЯ мочи, чтобы выносить ее
дальше? ‘колько мог, Я дюжил, Я ж не сразу, Я принес свою пользу. Џочему
менЯ надо равнЯть с другими, с заклЯтыми, кто с вреда начал и вредом же
кончил? Џочему нам уготовано одинаковое наказанье? €м даже легче, у них хоть
душа не маетсЯ, а тут когда она еще свернетсЯ, станет бесчувственной... ‚от
вышел сюда, а она уж готовенькаЯ, уж раскисла - слабаЯ... џ ж не власовец
какой-нибудь, что против своих двинулсЯ, Я от смерти отступил. Ќеужто не
зачтетсЯ? Ћт смерти отступил, - повторил он, обрадовавшись удачному слову, и
вдруг восхитилсЯ: - ’акаЯ война - а Я утекнул! ќто ж уметь надо - черт
возьми!"
€, поднЯв лицо, глЯдЯ куда-то поверх полей, которые миновал, он
засмеЯлсЯ - вызывающе и громко.
Ћн еще немало сидел, нашептываЯ вокруг все то же, и так же, поддаваЯсь
моментами слабости, обмираЯ от казнЯщей боли, когда хотелось по-собачьи
скулить, он, отмучившись, оправившись от нее, принималсЯ издеватьсЯ над
собой, взыгрываЯ каким-то отчаЯнным, нездоровым, едким весельем, пока снова
не накатывало и не окунало его в свою глубь.
Џотом он решил, что всЯ эта пытка происходит от неподвижности, оттого,
что он ничем не занЯт, и поднЯлсЯ, а чурбан, на котором сидел, выкатил на
дорогу - кому-то придетсЯ убирать. ЋглЯдевшись вокруг, ѓуськов двинулсЯ
дальше; на душе у него было стыло, муторно, но быстрый шаг и в самом деле не
давал подхватитьсЯ мысли, она отставала.
“тро полностью разогрелось, потекли ручьи, пока еще безголосые и
натужные; над полЯми с подгорной стороны заструилсЯ, волнуЯсь, воздух, лес
за ним выбелило солнцем в одну клубЯщуюсЯ полосу. €з деревни доносились
праздничные, торжествующие крики выпущенных на волю петухов; колюче,
занозисто каркала в полете ворона; путалсЯ, не направлЯЯсь, слабый землЯной
ветерок. ѓуськову саднило лицо не от ветерка, а от солнца, ветерок же лишь
натЯгивал и опЯть опускал воздух, принимаЯсь за него то с одного, то с
другого конца. Ќа гумне у зимовьЯ галдели в мЯкине грЯзные, лохматые
воробьи, два диких голубЯ, когда ѓуськов подходил, снЯлись с кормежки и со
свистом пронеслись мимо.
ѓуськов остановилсЯ у гумна и стал наблюдать за воробьЯми --в
Ђндреевском, далеко от людей, их не было. Ћн спросил себЯ, сколько лет живет
воробей, прикидываЯ, нет ли в этой голодной суматошной стае птиц, которые
летали здесь еще при нем. Ќо он не знал воробьиного веку, раньше такие
пустЯки его не занимали, и от этого к нему опЯть подступила досада.
.‚спугнув воробьев, он подошел к зимовью, с трудом оторвал приросшую за зиму
дверь. ‚ зимовье было холодно и пусто; ѓуськов поискал, нельзЯ ли чем
поживитьсЯ, и, ничего не найдЯ, вышел обратно. …го что-то томило, хотелось
не то есть, не то спать - он не мог разобрать. …ды он с собой немного взЯл,
но ее следовало приберечь на более поздний час. Џочему-то он надеЯлсЯ, что
достанет здесь что-нибудь из съестного, хотЯ доставать было совершенно
негде: не в деревню же идти просить, а помимо деревни в эту пору ничего не
растет, не хранитсЯ.
Ћн долго топталсЯ, не знаЯ, за что принЯтьсЯ, затем, как бы пробуЯ,
прикидываЯ, куда себЯ пристроить, завернул за зимовье, под солнце с горы,
сел там на бревешко и прислонилсЯ к стене. Љогда-то, после голодного
тридцать третьего года, он раздирал эту елань, перед ним как раз лежало поле
в два с половиной гектара, которое он пахал. ЃоЯзливо, опасаЯсь ненужных
воспоминаний, ѓуськов глЯнул на него, уже почерневшее с нижнего краЯ, с
торчащей стерней, но поле, напротив, казалось, приветило, утешило его:
пригревшись, расслабившись под солнцем, ѓуськов действительно задремал.
‚ремЯ от времени тЯжелые глаза его размыкались; только они одни, не тревожа
больше ничего, привычно следили, не поЯвилось ли где постороннее пЯтно. ‚се
было спокойно.
ѓуськов дремал, и ему мерещились короткие и обрывочные, не соединенные
в целое, беспорЯдочные сны. ’о капитан ‹ебедев, командир разведроты,
отправлЯЯ взвод в поиск, почему-то предупреждает его, ѓуськова, что, если он
перебежит к немцам, его обменЯют на генерала и не расстрелЯют, нет - много
чести! - а будут казнить три днЯ и три ночи - ох как будут казнить! ’о на
ничейной полосе там же, на ‘моленщине, вдруг поЯвлЯетсЯ атамановскаЯ
мельница, на которую он определен мельником, и в него, не жалеЯ огнЯ, бьют с
обеих сторон - лишь из-за него теперь и продолжаетсЯ война, и победит в ней
тот, кто его подшибет. ‡атем он видит себЯ в новосибирском госпитале, где
хирург, усатый медицинский подполковник, зовет его в свой кабинет пить спирт
и за спиртом предлагает ему подменить только что скончавшегосЯ важного
полковника. € опЯть он на фронте, уже при гаубице; он терЯет Ящичек с
прицелом, и его отдают под трибунал. „линное-длинное узкое поле, залитое
Ярким светом прожекторов; он идет по этому полю, задыхаЯсь от жары, а свет
все накалЯетсЯ и накалЯетсЯ, синеет и пышет огнем.
Ћн очнулсЯ, но долго еще сидел без движениЯ, угнетенный и уЯзвленный
этими бродЯчими злыми снами. Ќичего от правды в них не было, никто никогда в
плохом его не подозревал. Ќо вот ведь как последний шаг подгнетает под себЯ
всю жизнь: даже сны переменились, даже они, возникающие в нем же, выступают
против него. —то спрашивать с остального?
ЏригрезившаЯсЯ мельница навела ѓуськова на мысль сходить к ней. „о нее
было неблизко, но и день длЯ ѓуськова тоже только начиналсЯ. Ќа мельнице
скорей всего никого сейчас нет, времЯ не помольное. Ћн снова поднЯл с мЯкины
воробьев, которых вдруг возненавидел, и стал по краю полЯ спускатьсЯ вниз,
затем, когда поле кончилось, круто повернул к речке. ‘нег в холодном еловом
лесу почти и не таЯл, солнце здесь и на открытых местах было слабей, чем на
еланЯх, на полЯнах лежали четкие, как вытиснутые, раскрытые тени деревьев.
‚аленки ѓуськова ступали тут уверенней, и он опЯть приободрилсЯ. Ћн
чувствовал волнение, оставшеесЯ от прежних лет, - когда-то он любил бывать
на мельнице. Ђ кто не любил? ќто была праздничнаЯ, веселаЯ, итожнаЯ работа -
молоть хлеб. Џосле страды наезжали сюда в очередь, с удовольствием
оставались ночевать, но не спали: старики курили и бормотали,
молодежь-холостежь шухарила, взвизгивали в кустах девки, выдумывались
забавы, горел костер, подогреваЯ чайник за чайником, а жернова все ходили и
ходили с сытым ворчащим шумом, и все сыпалась и сыпалась в подставленные
мешки теплаЯ, парнаЯ мука.
ѓуськова засветили эти воспоминаниЯ, он улыбалсЯ, душа его, казалось,
отогрелась и ублажилась. Ќо ненадолго: подходЯ к мельнице, он насторожилсЯ,
напрЯгсЯ, выгнул тело вперед и, приостанавливаЯсь и призываЯ себЯ к
вниманию, тихонько за-прукал губами. —еловечьим духом вроде не пахло: и
верхнЯЯ и нижнЯЯ двери были замкнуты, на лестнице, по которой поднимали
зерно, лежал снег. ѓуськов подождал еще, удерживаЯ себЯ не торопитьсЯ, и от
ближних вербных кустов пошагал к двери. ‡амок на ней, как и раньше, висел
длЯ блезиру: ѓуськов дернул его - он тут же раскрылсЯ. € правильно сделал -
иначе Ђндрей выдернул бы пробой или выставил раму в окне, но не отступил.
‚нутри было холодно и пыльно, на полу оставались от валенок белые
следы. ‘начала ѓуськов заглЯнул в каморку мельника и нашел там на полке
большую эмалированную кружку, две головки чесноку и полпачки соли, на стене
висела ножовка. Ћн затолкал все это в рогожный куль, валЯвшийсЯ под лавкой,
и пошел проводить ревизию всей мельнице. „важды поднималсЯ он наверх,
обшнырил все углы, все закоулки, но ничего полезного больше не отыскал,
кроме еще одного мешка да книжки с оборванной коркой. €х он тоже прибрал:
пригодЯтсЯ.
Ћн вышел на воздух, навесил обратно на дверь замок, осмотрелсЯ, и его
вдруг охватило безудержное, лютое желание поджечь мельницу. „олго ли - вон
валЯетсЯ береста, спички есть, постройка давнЯЯ, сухаЯ, займетсЯ быстро. Ћн
помнил себЯ, понимал, что нельзЯ поджигать и что в конце концов он не
посмеет поджечь, но дьЯвольский искус был настолько силен, так хотелось
оставить по себе жаркую памЯть, что он, не надеЯсь больше на свою волю, не
доверЯЯ ей, подхватилсЯ и заторопилсЯ прочь от мельницы, подальше от греха.
‹ишь возле запруды он на минутку задержалсЯ, остановленный сиЯнием чистого,
зеленого стекольного льда, под которым, завораживаЯ и потЯгиваЯ за собой
взглЯд, шевелилась вода. ѓуськов представил, как на лед, грЯзнЯ его, стали
бы отлетать и с шипением дымить головешки, - что-то в нем с новой силой
запросило этого зрелища, и он ушел - опЯть в гору, в полЯ.
‚есь день он бродил по еланЯм, то выходЯ на открытые места, то прЯчась
в лесу; порой ему до страсти, до злого нетерпениЯ хотелось увидеть людей и
чтобы его увидели тоже, увидели и встревожились, что он за человек, затем на
него без всЯкой причины накатывали приступы страха, и он подолгу стоЯл не
двигаЯсь, не смеЯ пошевелитьсЯ. †урчали ручьи, на солнцепеке дымилась землЯ,
вЯзкие, хмельные запахи кружили голову. Ћт них или от чего-то еще ѓуськов
угорел: у него полностью выпал большой, в два-три часа, кусок днЯ после
обеда; припоминаЯ потом, где он тогда был и что делал, он ничего не мог
ответить, из этого беспамЯтства доносилось только пение петухов из деревни,
надсажающее его душу, да звенела вода. ‚аленки его вымокли до того, что хоть
выжимай, ноги в них чавкали и зудились, а он все шел и шел куда-то, не
разбираЯ дороги, не выбираЯ, где тверже и суше.
‚ечером он не рассчитал времЯ и спустилсЯ к деревне в поздних сумерках.
Ќо предметы, постройки еще выделЯлись; он отыскал глазами свою баню и не
увидел над ней дыма. ѓуськов похолодел: весь день он почему-то не
сомневалсЯ, что увидит его, и даже с уверенностью прикидывал - вот сейчас
Ќастена таскает воду, сейчас она растопила каменку... Ќеужели сорвалось?
ЉажетсЯ, впервые за свою бродЯчую жизнь ѓуськов взмолилсЯ богу: "ѓосподи, не
оставь. ‘делай, господи, так, чтоб банЯ уже протопилась, - ты можешь, еще не
поздно. ‘делай только это одно и поступай со мной как знаешь, Я со всем
соглашусь". …го неожиданно принЯлась бить крупнаЯ, прохватывающаЯ длинными
очередЯми, нервнаЯ дрожь и, потрепав, словно внушив что-то, так же
неожиданно оставила; после нее тело пронЯлось занывающей слабостью. ѓуськов
присел на подвернувшийсЯ пенек и стал дожидатьсЯ ночи.
‚злаивали и умолкали собаки, доносились живые, идущие от людей, звуки,
изредка слышались голоса, но все то доплескивалось до ѓуськова вЯлыми,
невесть с чего берущимисЯ волнами. Ћн, как и ранним утром, выстыл опЯть от
чувств, его терзало только одно, самое важное: что с Ќастеной? Ќо огни в
окнах волновали все же ѓуськова, ему представилсЯ самовар на столе, горЯщий
камин, тень от огнЯ на стене, взбитые на кровати подушки, половики под
босыми ногами - пахнуло родным духом, от которого сладко и безнадежно заныла
душа - заныла, поныла и понимающе свернулась. ѓуськов отвернулсЯ от огней и
закрыл глаза - в наступающей тьме он походил на корЯгу.
Џотом, когда деревнЯ затихла, он в одно приготовленное, заранее
намеченное мгновение решительно поднЯлсЯ, короткими кивками головы, не
тревожа рук, перекрестил себЯ и зашагал вниз к Ђнгаре. Џо льду он дошел до
бани, вскарабкалсЯ на Яр, у прЯсла задумчиво замер - не столько от
осторожности, сколько от важности следующей минуты, и подлез под жердь. …ще
у двери он почувствовал, что внутри тЯнет теплом.
Ћн вошел в баню, прикрыл за собой дверь, неторопливо снЯл с ног тЯжелые
и мокрые, опостылевшие за день валенки и лишь после этого, приготовившись,
зло и победно клохча, засмеЯлсЯ. Ћн с трудом удержал себЯ, чтобы не
зашуметь, не закричать, не запеть, всполошив все кругом, - не отпраздновать
тем самым вволюшку своей радости.
Ћ Ќастене он здесь близко как-то и не вспомнил, ему было достаточно
того, что банЯ горЯчаЯ.

‚се - началось. € началось, как Ќастена ни сторожилась, как ни
готовилась к этому, неожиданно.
‚ апреле, едва согнало снег, Њихеич с Ќастеной взЯлись за дрова. Џилили
недалеко от деревни, чтобы можно было, когда у обоих совпадало свободное
времЯ, прибежать на час, на два, поширкать пилой, сколько удастсЯ, и
обратно. Љолоть чаще всего ходил один Њихеич, потом Ќастена так же набегами
складывала наколотое в поленницу. Ќо пилилось нынче плохо, Њихеич, как
никогда, быстро уставал и за каждой чуркой отдыхал. Ѓез крЯжей и раньше не
обходилось, а теперь, судЯ по всему, только на них в новую зиму и оставалась
надежда.
ђужьЯ Њихеич с собой не брал, оно тут, в версте от деревни, было ни к
чему. Ќо леснаЯ работа все-таки, видать, растревожила охотничью душу
Њихеича: он взЯлсЯ наготавливать патроны, почистил свое ружье и однажды,
перед самым выходом в лес, закрываЯ дверь в амбар, где он долго возилсЯ,
вдруг спросил:
- ’ебе, дева, не попадалась на глаза Ђндреева "тулка"? ‚се перерыл -
как скрозь землю провалилась.
Ќастена, ожидавшаЯ свекра, чтобы идти, застыла с пилой в руках посреди
ограды. Ћна постоЯнно боЯлась этого вопроса, давно приготовилась, как на
него отвечать, и все же он застиг ее врасплох. Ќе сейчас бы объЯснЯтьсЯ со
свекром, ох, не сейчас бы - в другой раз: уж больно неподходЯщее было времЯ.
- Ќигде не видала? - переспросил Њихеич, готовый отступитьсЯ от нее.
- ‚идала, - с дурацкой, растерЯнной улыбкой призналась Ќастена и, чтобы
не говорить громко, подступила к Њихеичу ближе. - џ ее продала, тЯтЯ. - ‚
особенные моменты она называла его, как и Ђндрей, тЯтей.
- Џродала? Љогда продала, кому?
- „авно уж. ‚се боЯлась сказать тебе, боЯлась, что будешь ругатьсЯ.
Љогда отвозила уполномоченного в Љарду... ’ы тогда обозлилсЯ на менЯ за
облигации - и правда, думаю, где взЯть столько денег? ‘дуру ведь болтанула,
а где их столько взЯть? Ђ он сам: посмотрел, оно ему поглЯнулось. Џристал:
продай да продай. Ќу и продала... уговорил.
- —е ты, дева, собираешь? Љто посмотрел? Љто уговорил? Ќиче не пойму.
- Љакой-то мужик в Љарде. џ его не знаю, помню, что в военной шинельке
был. ЉатЯ •лыстова, невестка ЂфанасиЯ •лыстова, однако, знает, она с ним
по-свойски разговаривала. Ђ мне неудобно было допытыватьсЯ, кто такой.
“говорились - и ладно.
- „ак ты его, ружье-то, с собой, че ли, брала?
- ‘ собой. „умаю, ну как обратно в темноте придетсЯ ехать... боЯзно.
- € продала?
- Џродала.
Њихеич стоЯл на предамбарнике, где его застала эта новость, со
сморщенным, некрасиво застывшим от напрЯжениЯ лицом и раскрытым ртом, голова
его подалась вперед, к Ќастене, глаза непонимающе мигали.
- ’ы, Ќастена, не шутку надо мной шутишь? ’ы правду говоришь? - все еще
не хотел он поверить.
- Џравду. ‘разу надо было... все откладывала, боЯлась.
- Ђ ты как думаешь: Ђндрей придет, он нам спасибо за твою продажу
скажет? €ли как?
- Џридет - наживем, поди. џ ж хотела, как теперь выпутатьсЯ, Я не длЯ
себЯ.
- Ќаживем... - повторил Њихеич и мелко закивал головой, соглашаЯсь
скорей всего не с Ќастеной, а с какой-то своей нерадостной мыслью. Ћн
помолчал, доводЯ до полного, окончательного решениЯ эту мысль, и вспомнил,
спросил, чуть поворачиваЯ лицо на сторону, подставлЯЯ ухо, чтобы лучше
слышать: - Ќу и... за сколь продала?
Ќаступил самый интересный, самый скользкий момент во всей этой истории.
- ‘час, - пообещала Ќастена, пошла в избу и достала с полочки
завернутые в трЯпицу часы, которые отдал ей в свое времЯ Ђндрей. Љогда она
воротилась, Њихеич спустилсЯ с предамбарника и сидел на приступке. - ‚от, -
протЯнула ему Ќастена часы.
‘векор отшатнулсЯ от них и поднЯлсЯ на ноги.
- ќто... че тако? - опешил он, и лицо его от излишнего вниманиЯ опЯть
сморщилось.
- —асы. ќто часы, - заторопилась Ќастена объЯснЯть. - џ его, ружье-то,
не на деньги продала, а вот на них. ‚роде как поменЯла. Ђ часы легче
продать, они, тот человек сказывал, особенные, иностранные, их шибко ценЯт.
’ы поглЯди, они на трех стрелках. - Ќастена быстро подкрутила заводное
колесико, которое она, похоже, трогала не в первый раз, и сунула часы в руки
Њихеичу. - ЏоглЯди: большаЯ-то тонкаЯ стрелка прЯмо на глазах бежит, так и
скачет, так и скачет. џ таких сроду не видывала. ‚от ведь до чего
додумались, до какой красоты... и всегда правильно показывают, не врут. -
Њихеич со страхом, как бомбу, повертел часы в руках, придерживаЯ одну ладонь
другой, и тут же вернул обратно. - Ђ в темноте они светЯтсЯ, вот эти точечки
прЯмо белым огнем горЯт, все видно, - со слепым отчаЯнным восторгом добавила
Ќастена и умолкла.
- ђужье - на часы, на игрушку, - приходЯ в себЯ, проговорил свекор. -
Ќу и ну.
- —асы легче продать... ђужьЯ здесь у каждого, а часы... да еще такие
часы... €х с руками оторвут, только покажи.
- ‚от тебе, дева, следовало бы за это кой-чего оторвать. —тоб думала
маленько, а не, кидалась сломЯ голову незнамо на что. Љому ты их продашь,
кому они нужны?! ‘олнышко-он ходит.
"‚ темноте светЯтсЯ", - озлилсЯ он, вспомнив, что выставлЯла Ќастена
козырем длЯ часов, и сплюнул. - Ђ на что он мне, этот свет? ‚шей при ем
бить?
- €ннокентий €ванович купит, - не сдавалась Ќастена. - џ знаю, они
поглЯнутсЯ ему, он любит такое - только показать. “полномоченный, которого Я
отвозила, он у менЯ их за две тыщи рублей выпрашивал, - ввернула она длЯ
убедительности. - „а еще как выпрашивал...
- ‡а сколь, за сколь?
- ‡а две тыщи.
- Ќу и че не отдала, если такой дурак находилсЯ?
- Ћни, может, побольше стоЯт.
- ‚от и ищи за побольше. ЏоглЯжу Я, как ты найдешь. „ве тыщи рублев...
Ћн, уполномоченный-то твой, в дурачки, поди-ка, с тобой играл, а ты
поверила. ‹адно, - обрезал он, - пойдем. € так сколь потерЯли из-за твоих
часов. Џорадовала ты менЯ, хватит. „а убери ты их с глаз моих, убери, христа
ради.
Ћни пошли. Ќо Ќастена предчувствовала, что разговор этот не закончен,
что Њихеич не вытерпит и еще вернетсЯ к нему, - слишком долго им предстоЯло
оставатьсЯ вдвоем, а, взбередившись, говорить после этого о чем-то другом
далеко не просто. Ќастена побаивалась, хотЯ самое страшное на сегоднЯ, она
надеЯлась, миновало, теперь важно было держатьсЯ своих слов, не сбитьсЯ с
них, прикидыватьсЯ все той же недотепой. ‡ато изморное, тЯгостное ожидание
прорвалось, одна пропажа - худо ли, хорошо ли, но оправдана, потом, если все
продолжитсЯ скрытно, станет легче - до того, конечно, интересного момента,
когда понадобитсЯ оправдыватьсЯ уже не в пропаже, а в находке - в приплоде.
Ќо до этого пока еще далеко, хотЯ сомневатьсЯ в этом больше не приходилось.
Ќа месте они сразу, не споткнувшись, взЯлись за сосну, заранее
намеченную, чтобы валить. Њихеич сделал подруб с той стороны, куда смотрела
сосна, напротив него стали пилить. „ерево было не толстое - выбирали
полегче, но пила почему-то шла вЯзко и забирала много силы; Њихеич скоро
задохнулсЯ и закашлЯлсЯ. „ожидаЯсь, пока он успокоитсЯ, Ќастена присела на
землю и среди прошлогодней травы вдруг заметила бледный зеленый росточек -
он блеснул и погас, но Ќастена, склонившись, отыскала его снова, а рЯдом с
ним нашла еще и еще. Ћна сорвала один и, ласкаЯ его в руках, задумалась,
подступаЯ, как ей казалось, к какой-то важной дальней мысли, котораЯ
способна принести ей надежду, но мысль эта, дразнЯ, так и не далась Ќастене,
ускользнула от нее. Џодошел, накашлЯвшись, Њихеич, и Ќастена показала ему:
- ѓлЯди, новаЯ травка уж полезла. ‚первой нынче вижу. Ћн, не ответив,
потЯнул на себЯ пилу. Ќастена пожалела, что заговорила: выходило, что она
подлизывалась к свекру, пыталась травкой замЯть свою вину.
„ень стоЯл светлый, но неЯркий и тихий - какой, - то сонный и это при
солнце на небе; солнце, казалось, истончилось, догораЯ, его слабый свет
повисал в воздухе, не доставаЯ до земли. ѓде-то насвистывал бурундук, далеко
на горе лаЯла собака, скрипело старое дерево, но звуки эти не мешали тишине,
снимали с нее тЯжесть. Џоходило на то, что день специально выдалсЯ таким
незаметным и укромным, чтобы без боЯзни всходила из темноты трава и набухали
на деревьЯх почки.
‘осна под пилой наконец хрустнула, верхушка ее дернулась, замерла еще в
отчаЯнном усилии удержатьсЯ, выстоЯть и не смогла - пошла, повалилась,
раздираЯ оставшуюсЯ ткань. Њихеич с Ќастеной отскочили в сторону. Љомель
повернулсЯ на пне, ствол в воздухе крутанулсЯ и ухнул - высоко в воздух
подскочила, оборваннаЯ ветка, сотрЯслись кусты, за рекой отозвалось эхо.
Њихеич подобрал у поленницы топор и пошел обрубать сучьЯ, Ќастена, как
всегда, стаскивала их в одну кучу.
Џотом, когда, подготовив сосну длЯ распилки, они сели отдыхать, Њихеич
спросил:
- ’ы, Ќастена, правда не знаешь, где Ђндрей? ‚от этого она не ожидала -
чего угодно, но только не этого; тут было отчего испугатьсЯ.
- Ђндрей? - вскинулась она, и страх удачно подыграл ее удивлению. - Ђ
откуда Я буду знать? Џочему ты спрашиваешь?
- Ќе знаешь, значит?
- Ќичего не знаю. ’о же и знаю, что ты. Ћткуда мне еще знать? Њы,
кажись, в одном доме живем.
Ћн смотрел на нее пристально и мучительно - не смотрел, а пытал, словно
не доверЯл ее словам и хотел по виду, по тому, как она держитсЯ, понЯть, что
ей известно.
- џ подумал, что ты, может, че другое знаешь. Њожет, че сказать не
хочешь. „ак ты это... скажи, Ќастена. Њне одному скажи. Ќе скрой.
- Ђ что говорить-то? - опомнившись, она стала отвечать уверенней. - —то
Я тебе, интересно, скажу? …сли б было что сказать, Я бы не сказала, что ли?
џ столько же знаю, сколько ты.
- „а Я спросил только... Ђ спросил из-за того, что какаЯ-то не такаЯ ты
за последнее времЯ сделалась.
- ЉакаЯ не такаЯ? - с осторожным, выведывающим интересом удивилась
Ќастена.
- ‚роде как сама не в себе. Њожет, показалось... Ќо Я ни в жисть не
подумал бы, что ты без спросу ружье на какие-то часы станешь менЯть. ‚ тебе
раныце этого не было. —е-то с тобой, дева, деетсЯ - окромЯ ружьЯ видать. Љак
вроде че-то ты все времЯ боишьсЯ... торопишьсЯ все времЯ... Њожет, ты уйти
от нас собираешьсЯ?
- Ќе-ет, куда мне уходить? Џоживу, покуда сами не выгоните, - искренне,
со своей затаенной искренностью отозвалась она. - ‘коро кончитсЯ, поди,
война - что-то будет.
- ѓде от он?
- џ не знаю, где он, Я сказала.
- „а Я уж не у тебЯ, дева, спрашиваю.
Ћни взЯлись опЯть за пилу; Ќастена водила ее вперед и назад, от себЯ и
на себЯ, и, бросаЯ украдкой взглЯды на свекра, пыталась понЯть, поверил он
ей или нет. “ж одно то, что он заподозрил, будто она знает что-то об Ђндрее
отдельно, не сулило ничего хорошего. Ќетрудно было догадатьсЯ, что с этого
днЯ он станет следить за ней, - невольно станет следить, если даже сейчас
поверил, потому что от подозрениЯ так просто не отделаешьсЯ: оно,
поЯвившись, существует самостоЯтельно, и это оно потом забирает власть над
человеком, а не человек над ним. ’еперь придетсЯ вдвое, втрое быть
осмотрительней и рассчитывать каждый свой шаг. Ђ что его рассчитывать, что
осторожничать, если месЯца через два напухнет пузо, от которого не
отговоришьсЯ, как от ружьЯ, - эти часы затикают громко и безостановочно.
Ќастена не могла представить, что ей готовитсЯ, ее воображениЯ на это не
хватало; то, что должно было свалитьсЯ, не с чем было сравнить, его
приходилось покорно ждать, ничего не предпринимаЯ, пока не обнаружитсЯ
всенародно, что с ней, пока не ткнут в нее пальцем и не спросЯт, - и тогда
уж карабкатьсЯ, карабкатьсЯ, надеЯсь только на собственные силы, потому что
никто ей не поможет, - только на собственные силы, которыми одной
понадобитсЯ спасать всех троих. „останет ли сил, она не знала и не хотела
заранее думать об этом, надеЯсь все же, что она не из слабеньких, и боЯсь в
то же времЯ, что тут, кроме сил и терпениЯ, потребуетсЯ что-то еще, чего в
ней не окажетсЯ. Њожно, наверное, вынести любой позор, но можно ли обмануть
всех людей, весь мир разом, чтобы никто никогда не открыл правды? Ќе мало ли
длЯ этого одного человека, его хитрости и изворотливости, какими бы удачными
они ни были? Ќе слишком ли большой принимаемой грех? Ѓольше себЯ самого,
больше всей оставшейсЯ жизни, которой пришлось бы его замаливать.
‚ какой-то подходЯщий момент ей захотелось открытьсЯ свекру, что она
беременна, чтобы избавитьсЯ заодно и от этого, самого трудного страха перед
будущим разоблачением. ‘емь бед - один ответ. ‘мирись он с этим - пусть не
сразу, не легко, но смирись в конце концов он с этим, ей было бы намного
спокойней, остальное она бы вынесла. Ќо Ќастена пожалела Њихеича. Ћна
наперед увидела, как он испуганно замер, с какой тЯжелой и угрюмой мыслью
склонил голову, не решаЯсь спросить то, что следует в таких случаЯх знать, -
нет, достаточно с него на сегоднЯ ружьЯ, а с нее достаточно уже
состоЯвшегосЯ разговора. Ќе получилось бы так, что, признавшись, она еще
больше подтолкнет свекра к его подозрению, убедив его в том, что сейчас ему,
быть может, только мнитсЯ. Ќастена боЯлась, что Њихеич знает ее лучше всех и
не поверит ее неуклюжим придумкам. ‘лишком тогда все сойдетсЯ одно к одному
и укажет на ЂндреЯ - этого она позволить не имела права: любой намек, любаЯ
неосторожность были ей запрещены.
Ћни распилили сосну и собрались уходить: времени больше не оставалось.
„ень уже далеко склонилсЯ, заглЯдываЯ вниз; в одном небе сошлись на разных
сторонах солнце и месЯц; узкий и острый серпик месЯца мерцал при бледном
солнце со злой напористостью. Ќастена всЯкий раз чего-то боЯлась, когда
видела их вместе, и не понимала, почему они, как положено, не могут
разойтись. € теперь ей тоже стало не по себе. Ћна, не жмурЯсь, в полные
глаза смотрела на солнце, и ей казалось, что она чувствует, как до нее
достают колючие холодЯщие лучи месЯца.
Џеред уходом Њихеич присел на чурку, и Ќастена насторожилась, опасаЯсь,
как бы он снова не заговорил об Ђндрее. Ќо уходить одна она не решалась;
Ќастена не хотела, чтобы он подумал, будто она убегает от него. Ћн закурил
и, подымив две минуты, поднЯлсЯ; Ќастена вспомнила, что он не любит курить
на ходу. Њолча, свЯзанные неприЯтной недосказанностью, они вернулись в
деревню.
“бираЯсь по хозЯйству, домашничаЯ, Ќастена несколько раз за вечер
спохватывалась с испуганной оторопью, что тот человек, который пыталсЯ
сегоднЯ запутать Њихеича, но не запутал, а скорей всего только насторожил, -
что человек, о котором боЯзно задуматьсЯ, представить, что с ним будет,
который, как нарочно, делает глупость за глупостью, чтобы погубить себЯ,
будущее которого обрывалось за ближайшими месЯцами, а настоЯщее разошлось на
отдельные, разные, чужие друг другу куски, - что человек этот и есть она
сама. …й становилось страшно, страх был испытующий, тЯгучий, словно
рассчитанный надолго, и игриво послушный: при желании он снималсЯ, будто
показываЯ, что законное его времЯ еще не приспело, затем снова накатывал и
снова снималсЯ, оставлЯЯ после себЯ особенно мучительную тревогу. ‚от
тревога не убывала, с ней Ќастена справитьсЯ не могла. Ћна видела, что жизнь
ее сегоднЯ сделала важный поворот к тому, чему быть; тайна, которой она
должна была владеть одна, замерцала, похоже, сегоднЯ перед другими глазами -
тут невозможно оставатьсЯ спокойной. Ќастена упрекала в этом себЯ: значит,
не то она выдумала, не так говорила, не сумела как следует спрЯтать то, что
требовало особой заботы, не сумела убедить Њихеича, что она все та же
открытаЯ, послушнаЯ душа...
Ќе находЯ себе места, Ќастена ждала, когда свекор вернетсЯ с работы,
чтобы посмотреть, как он поведет себЯ с ней и что скажет, ей необходимо было
находитьсЯ рЯдом с ним - даже от худшего, если оно выкажетсЯ, ей в таком
случае станет легче, понЯтней, чем от неЯсных и путаных опасений. Ћна
надеЯлась, что, будь у Њихеича что на уме, он не вытерпит и скажет, а хоть и
не скажет, так чем-нибудь выдаст. Ћн человек не скрытный, не хитрый, любит
договаривать до конца.
Ќо Њихеич, она знала, приходил с конного поздно, уж в потемках,
поэтому, чтобы не маЯтьсЯ попусту и куда-нибудь пристроить себЯ, чем-то
занЯть, Ќастена после домашних дел отправилась к Ќадьке.
“ Ќадьки ужинали, вернее, усаживались за ужин. Џеред каждым лежала на
столе кучкой поделеннаЯ по старшинству картошка: перед младшей, ‹идкой,
четыре штучки, перед Џетькой пЯть, перед ђодькой и матерью - по шесть. € по
ломтю хлеба. Ќастену тоже пригласили за стол, от еды она отказалась, а чаю
налила и подсела к ‹идке. Ќа ‹идку было больно смотреть: она в один миг
уплела свой хлеб и, принЯвшись за картошку, бросала быстрые и жадные взглЯды
на ломти братьев. Ќадька прикрикнула на нее, чтобы она не подавилась.
ЌаблюдаЯ" за ‹идкой, Ќастена почувствовала усталость от привычной тЯжелой
мысли: когда это кончитсЯ? Љогда выправитсЯ нормальнаЯ, зависЯщаЯ от самого
человека, а не от какой-то посторонней жестокости, от какой-то геенны
огненной, жизнь? Љогда хоть ребЯтишки станут питатьсЯ досыта? Ћни-то в чем
виноваты?
‚се с той же бешеной скоростью ‹идка умЯла картошку и, не найдЯ больше
ничего перед собой, удивленно запнулась, держа на весу руки и водЯ голодными
ищущими глазами.
Ќикто не хотел замечать ее растерЯнности: длЯ того мать и делила еду,
чтобы каждый рассчитывал только на свою долю.
- Џей чай и ложись, - подтолкнула ее мать, и девчонка послушно взЯлась
за стакан.
Ќастена не вынесла, пошла в куть, где, заметила она, горбилась под
полотенцем оставленнаЯ на завтра коврига, и хоть помнила, что Ќадька может
расшуметьсЯ, отрезала все же на свой страх и риск небольшую краюшку и
принесла ‹идке, чтобы та пусть не насытила, но уговорила голод, не обрывала
его на полном скаку. Ќадька промолчала. Ќо чуть позже, когда Ќастена взЯла
‹идку к себе на колени и прижалась к ее худенькому подрагивающему тельцу,
она обиженно, с подначкой, сказала:
- ‚ дети не хочешь взЯть?
- ‡ачем Я у тебЯ буду брать? џ, может, сама скоро рожу - ты же не
знаешь.
Ћтветила так и пожалела: что ее вынесло? Џотом, когда Ќадька заметит
неладное, она припомнит эти слова, они-то как раз и помогут ей раньше всех
разглЯдеть неладное. „а и не заметила ли она уже сейчас, по голосу, по тому,
с какой уверенностью и вызовом прозвучал ответ, что это не просто отговорка,
что в ней что-то есть.
- —е же ты раньше не рожала? - резонно спросила Ќадька.
- Ќе хотела.
- €шь ты: не хотела. Џережидала, когда война пройдет, - так, что ли?
•итрые, поглЯжу Я, вы все. Ќет чтобы мне шумнуть, что, мол, война готовитсЯ,
Я бы тоже, глЯдишь, не стала бы каждый раз их таскать, попридержалась бы.
Ќастена засмеЯлась, представив, как Ќадька, пЯть лет дожидаЯсь начала
войны и четыре - ее конца, никого к себе не подпускает - ни ‚итю, ни кого
другого. Ћна сказала об этом Ќадьке, и та тоже хохотнула.
- Људа мне, - согласилась она. - ќто ж какое терпенье надо! Њне волю
дай, Я бы каждый год их таскала. € еще на второго оставалось бы по три
месЯца - Я удобристаЯ, с первого раза завожусь. “ менЯ всегда все наготове.
Ќе то что у некоторых, - не утерпев, кольнула она Ќастену. - Њне если б не
беречьсЯ, Я бы тут цельный ребЯтник развела - успевай только принимай да
корми. ‡а мной бы никакой гарем не угналсЯ. ‘лыхала про гарем? Њне ‚итЯ про
него из книжки рассказывал. —то это за бабы такие, что одному мужику их
много надо? € вот он ходит, петушитсЯ перед имЯ: захочу - выберу, не захочу
- оставлю тосковать. Џускай бы он надо мной покрылил, Я бы с него петушиный
гонор-то сбила, Я бы ему, капиталисту бабьему, показала, где раки зимуют.
—то это, правда, за бабы, что их табун надо держать, чтоб ребЯтишек маленько
развести? џ бы им одна нос утерла. - Ќадька издевалась над собой,
наговаривала на себЯ, но, издеваЯсь, и гордилась: она свой бабий долг
исполнила, этого у нее не отнимешь. ђаньше Ќастену, наверно, задело бы
Ќадькино хвастовство, но сейчас ей было даже приЯтно его слушать.
‹идка, приласкавшись к Ќастене, уснула; Ќастене и спЯщую ее держать
доставлЯло удовольствие, ей чудилось, что плод ее, отзываЯсь и ревнуЯ,
торопитсЯ в эти минуты как никогда.
Ћна вернулась домой и застала картину, которую совсем не ожидала
увидеть. Њихеич учил ‘еменовну ходить на костылЯх. Ћн давно уже изготовил
их, да ‘еменовна наотрез отказывалась вставать на эти подпорки, но сегоднЯ
Њихеич каким-то чудом сумел настоЯть на своем. ‘еменовна мучилась: уперев
костыли в подмышки, она почему-то, как стреноженнаЯ, выбрасывала их вперед
одним махом и, чтобы не упасть, заступала на больные, подламывающиесЯ ноги,
- заступала, хваталась руками за что попало и принималась охать и причитать.
- ’ы попеременке, попеременке их двигай, - наставлЯл Њихеич. - —его
такаЯ бестолковаЯ-то? ’ы не прыгай, отпрыгалась уж, хватит. ‘овсем он без
ног ходЯт, а твои ноги ишо живые, подсоблЯть помаленьку можно. ’ы научись
сперва шагом ходить, опослЯ уж торопись.
- ѓошподи! - стонала ‘еменовна. - ‡ашто мне такое муценье на штарошти
лет?.. Џожалей хоть ты менЯ, прешвЯтаЯ богородица. ‚толкуй ты этому штарому
дураку, што до могилки Я и без его коштылей доеду. ’ы хошь в гроб-то их ко
мне не клади, - набрасывалась она на Њихеича, - не позорь менЯ там. €ть надо
же: дошпел, ш пецки менЯ шнЯл: иди. Људы иди? Људы иди?
- Ќу, посиди, посиди, - усаживал он ее на топчан. - Ћтдохни, раз
пристала, че ж. Ќоги-то болЯт?
- Љак же не болЯт? Љак же не болЯт? Ћгнем горЯчим полыхают. ѓошподи...
не болЯт, говорит.
Ќастена поставила возле русской печки самовар, направив колено трубы в
дымоход, и хотела засветить лампу, но Њихеич остановил, сказав, что керосин
выходит и его надо беречь. Ћн разжег камин. Ќастена обиделась, ей
показалось, что, если б это не она взЯлась за лампу, ее чуть погодЯ запалил
бы сам свекор, а так он нарочно пошел Ќастене наперекор. Љамин с месЯц уж,
как прибыл день, не трогали, а он вот вспомнил о нем, сходил за смольем - не
спор ли, молчаливый, но твердый, вспомнил?
‡ашумел самовар, загудел камин, отбрасываЯ длинные ворожущие отсветы
огнЯ на стены и окна, и в избе стало теплей и живей. ‘еменовна сидела с
недоступным, отстраненным лицом и вЯлыми движениЯми рук, согнувшись,
разминала ноги.
- Ќу, че, стараЯ, дальше поедем? - окликнул ее Њихеич.
- „оконать менЯ хоцешь? - со слезливым вызовом в голосе спросила она.
- Ђга.
- „авай, доканывай. Ќе жалей.
‘о злой, обреченной решимостью она взЯлась подниматьсЯ: сначала снЯлась
с топчана, привстав на согнутые, как сидела, ноги, затем потихоньку стала
распрЯмлЯтьсЯ, надавливаЯ на колени руками. Њихеич подсунул ей опЯть под
мышки костыли. Ќастена, готовЯсь подхватить свекровь, зашла с другой
стороны. Ќо ‘еменовна на этот раз на удивление скоро разгадала шаг в этой
новой длЯ нее ходьбе: опираЯсь на один костыль, она тычком переносила второй
вперед и переваливалась на него. ‚ ее голосе, как у ребенка, впервые
овладевшего тем же ремеслом, послышались капризное нетерпение и гордость,
когда она потребовала:
- Ќу-к отойдите, не держите. ама.
Ћна прошла по горнице из угла в угол, долго разворачивалась,
развернувшись, воротилась обратно к топчану и, удовлетворенно приохиваЯ,
села. Њихеич, наблюдаЯ за ней, беззвучно смеЯлсЯ, плечи его вздрагивали, усы
подпрыгивали. Ќе оборачиваЯсь к нему, ‘еменовна устало согласилась:
- Ќице, годЯтша ноги рашхаживать. €х когда рашходишь-то, на их
приштупать можно.
- Ќу от, - весело сказал Њихеич. - Ђ то на двоих одна моЯ нога - далеко
ли мы так с тобой ускачем? ’о ли дело теперь: три здоровых, две лечить,
поди-ка, можно, да одна в запасе.
- Ћх, увидал бы менЯ Ђндрюшка, как Я коштылЯю, уж он бы пошмеЯлша... Ћх
и правда, кому шмех, кому грех.
- Ќам с тобой, старуха, совсем на печку забиратьсЯ нельзЯ, - с какой-то
особой - теплой, но и требовательной убежденностью, котораЯ показалась
Ќастене не случайной, сказал Њихеич. - •ошь и на костылЯх, а шевелитьсЯ
надо.
Ќастена почувствовала в этих словах скрытый, тайный смысл и отнесла его
к сегоднЯшнему разговору. Ќет, длЯ свекра он напрасно не прошел, свекор
что-то понЯл, что-то решил, - что-то такое, что заставило его, не мешкаЯ,
поднимать ‘еменовну на костыли. “ж не готовит ли он ее к тому, что скоро
придетсЯ обходитьсЯ без Ќастены? Ќо почему? Џочему?
- Ђ лето придет, ноги твои, глЯдишь, ишо отогреютсЯ, побегут, -
подбадривал он старуху. Ђ она отзывалась:
- •орошо бы, ох, хорошо бы напошледок.
- Џомнишь, как ты раньше поперед всех взбегала на елань?
- Џомню... как не помню... ’ы бы уж, ”едор, не поминал, не бередил
менЯ.
Ќастена вздрогнула: давным-давно старики не называли друг друга по
именам, и она забыла, что свекра зовут ”едором; имЯ это случайным отзвуком
донеслось из далекой и звонкой их молодости. Ќастена взглЯнула на стариков -
они, занЯтые воспоминаниЯми, молчали.
€ вдруг невесть с чего, с какой-то невольной и неЯсной обиды, такой она
почувствовала себЯ одинокой, такой окаЯнно-несчастной, понапрасну
загубленной, обманутой и чужой, что горло тут же забил удушливый комок и
захотелось плакать - горько, опустошительно, навзрыд. Ќо она сдержалась:
плакать было нельзЯ, даже эта откровенность ей воспрещалась. Ћна поймала
удобный момент, когда Њихеич пошел в куть, кинулась за ним и торопливым
шепотом спросила:
- ’ЯтЯ, ты не злишьсЯ на менЯ за ружье? Ќе злишьсЯ, а?
- ‡а ружье? - Ћн был еще в другом мире и не сразу понЯл, о чем она
говорит. - „а нет, дева, не злюсь. —е уж тут о ружье...
€ эта недосказанность только прибавила тревоги в ее заблудшую душу.

‚ последний раз ѓуськов побывал в бане в середине апрелЯ, уже по
ненадежному, разлывистому льду. Ћн нашарил под полком объемистый мешок и
перетащил его в зимовье. ‚ мешке оказалась картошка, несколько головок луку,
две редьки, наволочка с гороховой, как и раньше, мучицей, а в ней с десЯток
Яиц, в холстине - коврига хлеба, в другой, грубой холстине, предназначенной
на портЯнки, - старые ичиги, внутрь которых были затолканы кусок кожи,
дратва и сапожнаЯ игла длЯ починки; кроме того, в мешке нашлись темнаЯ
рубаха, ржавые овечьи ножницы, огрызок химического карандаша, немножко соли,
немножко листового табака, черный обмылок и, к удивлению ЂндреЯ, четушка
самогонки. Ќа этом добре ѓуськову предстоЯло продержатьсЯ неизвестно
сколько, но никак не меньше месЯца, до тех пор, пока по полой воде не
приплывет Ќастена. Џока опоражнивал мешок, казалось много, богато, но уже
через три днЯ пришлось брать на учет каждую картофелину и каждую щепотку
муки. ’абак он намешивал пополам со мхом, но и эту гадость постановил себе
курить до трех, а поздней и до двух закруток в день - утром и вечером.
‡имнЯЯ Ђнгара совсем прохудилась, лед болезненно посинел, у берегов, да
и не только у берегов, разлились полыньи. „орога через Ђнгару, обтаЯвшаЯ по
сторонам, почернела и выторчилась, по ней с недовольным карканьем ходили
вороны. ЉорЯвые лиственницы на острове в чистом весеннем воздухе виделись
мрачными, уродливыми, словно нарочно подпорченными чьей-то недоброй
прихотью, хотЯ и нетрудно было понЯть, что там, под постоЯнным ветродуем,
без изъЯна дереву поднЯтьсЯ трудно. „а и везде, в любом, даже светлом
березовом, лесу - самаЯ унылаЯ и неприглЯднаЯ пора, как известно, -
промежуток между снегом и зеленью, когда человеческие чувства обострены до
тоски, до голода и не хотЯт миритьсЯ с пустотой, чернотой и затхлостью,
каких осенью не бывает.
‘бросив наконец ненавистные валенки и переобувшись в легкие, удобные
длЯ ноги ичиги, ѓуськов много ходил; это было длЯ него лучшее, самое
приЯтное состоЯние - идти, двигатьсЯ куда ни попало. Џри ходьбе мысли проще,
и занимать их можно тем, что попадаетсЯ по пути. Ћн таскал с собой ружье, но
не стрелЯл, и стрелЯть было некого: зверь в апреле - мае бережетсЯ как
никогда старательно, а глухариных токов поблизости не было, птицы вообще в
эти места без полей налетало мало.
—ем ближе подступало лето, чем теплей становилось, тем больше
проЯвлЯлась в ѓуськове страсть искать снег - те остатки зимы, которые еще
сохранились в глухих, темных углах. Ћн находил его, останавливалсЯ перед
грЯзными и плоскими, мокрЯщимисЯ ошметками снега и с неподвижной, тЯжелой
думой прощалсЯ с ним верЯ, что нового снега ему не видывать. Ћн готовил себЯ
к тому что идет по последнему кругу и круг этот скоро замкнетсЯ: он прожил
последнюю осень, последнюю зиму, пропускает последнюю весну, впереди
последнее лето. ѓлЯдЯ на истаивающий снег, ѓуськов ощущал в себе непонЯтную
родственную свЯзь с ним: они здесь были в одно времЯ, и снег, лед - это
также последнее, что ему суждено проводить, все остальное останетсЯ после
него. Ћн наметил длЯ себЯ и последний поворот, за которым наступит последний
недолгий срок его существованиЯ. ќтим поворотом станет день, когда вскроетсЯ
Ђнгара и когда он переберетсЯ в верхнее зимовье. Ћн уже подготовил его, даже
перенес туда кой-какие шмутки, без которых мог обходитьсЯ, набросал на нары
лапник, чтобы он успел высохнуть, не выдав постороннему глазу, когда
сломлен. ђаньше этого днЯ ѓуськов запретил себе думать о переезде - именно
тогда, в праздник реки и всего, что живет возле нее, он войдет в свое
последнее пристанище и сразу, обдав душу восторженной жутью, увидит сверху
полую воду - то, что он поставил конечной целью своего присутствиЯ здесь,
когда прибежал. Љакой далекой она тогда казалась и как скоро она свершилась!
„ругой цели он не придумал. …му чудилось, что до лета целаЯ жизнь впереди, и
вот ее утЯнуло, пронесло, вот оно, лето, - а что дальше? Ћн достанет
Ќастенин подкладыш - четушку самогонки и, глЯдЯ на освободившуюсЯ бешеную
Ђнгару, свидетельство его исполненного желаниЯ, выпьет. Ћн выпьет, займетсЯ
сиротским хмелем, сгорЯча перемешает в себе боль и позор, покой и надежду,
отчаЯние и страх, перемешает, опалит этой мешаниной душу, и доспеет
одно-единственное немудреное, светленькое, как окошко, чувство: Я есть, что
бы там завтра ни случилось, а сегоднЯ Я есть. Ћн наперед знал, что так оно и
будет, и, заранее боЯсь и радуЯсь этому дню, ждал с холодным удивлением, что
он неминуемо придет.
‘пал он теперь урывками. ‹унные ночи стали беспокоить его, он
просыпалсЯ в какой-то тЯгостной беспричинной тревоге и уходил из зимовьЯ. ‚
эти часы у него сильнее, чем обычно, болела раненаЯ грудь. € чем Ярче сиЯла
луна, тем неспокойней, удушливей ему было. ‚ своем представлении, что будет
на том свете, он видел луну - полную, нескончаемую, без восходов и закатов,
неподвижную на низком и плоском, как потолок, небе и почему-то дымЯщуюсЯ.
Ћн уходил обычно на берег Ђнгары, садилсЯ в ночную тень и подолгу
смотрел на лед, завидуЯ и заражаЯсь его бесполезной настойчивостью. „аже и
ночью, когда подмерзало, лед изнурЯлсЯ: его подтачивала снизу и шевелила
вода, опадали и рассыпались на сосульки торосы, с мгновенным, чиркающим
свистом пробегали трещины, колыхалась и вздыхала тоненькаЯ короста замерзаЯ
на полыньЯх. ѓуськов замирал, как зверь, чутко отзываЯсь на каждый звук и
каждое дыхание. Ћн научилсЯ, подчинЯЯ все остальные одному чувству,
проникать туда, куда человеку доступ закрыт: ему чудилось, что он слышит,
как поет на льду лунный свет, повторЯЯ медленными кругами длинную и легкую
звенЯщую мелодию. €ли, напрЯгшись, он видел могучую струю Ђнгары,
пронизанную сверху глухим зеленым сиЯнием льда, видел, наметив какой-нибудь
знак в воде, куда он передвинетсЯ в следующее мгновение. Ћн жил в эти ночные
часы только чутьем и ни о чем не думал, чутье же вело его перед утром
обратно в зимовье и окунало в сон.
Ћстальной сон он научилсЯ добирать днем, устроившись где-нибудь в лесу
под солнце. Ќесколько минут он смотрел в небо, скоро изнемогал от его
осиЯнной беспредельной пустоты и забывалсЯ, а потом, очнувшись, продрогший и
голодный, недовольно озиралсЯ: куда теперь? ќтот вопрос стоЯл перед ним
постоЯнно, чаще всего ѓуськов не справлЯлсЯ с ним и брел куда попало, лишь
бы брести.
Ћн шел и внюхивалсЯ, всматривалсЯ, озиралсЯ, иногда принимаЯсь
скрадывать неизвестно кого, придумывал из какой-то даже и не ребЯчьей, а
просто бессмысленной блажной забавы, будто идет за кем-то по пЯтам, или,
наоборот, уходит от преследованиЯ, сторожил свой шаг, огибал открытые места,
прЯталсЯ в ельниках, а потом, наигравшись, сам же над собой и смеЯлсЯ, и,
смеЯлсЯ громко, зло, с придуривающей откровенностью. ‚ такие минуты ему
словно бы застило памЯть, он отказывалсЯ верить, что был на войне и жил
среди людей, а казалось, что всегда так вот один и шаталсЯ, не имеЯ и дела,
ни долга, что с самого начала именно такаЯ участь ему и была уготована.
Ћн постоЯнно хотел есть, и все кругом представлЯлось ему, как и он,
голодным и жадным; его домогал даже воздух, сосущий и острый - слишком много
приходилось воздуха на одного человека. ѓуськов захлебывалсЯ, давилсЯ им,
чувствуЯ, как чрезмерное, напористое дыхание отнимает у него последние силы.
Ќакануне маЯ он собралсЯ в поход вверх по Ђнгаре, где можно было
стрелЯть. ‘нарЯдилсЯ как следует: кроме ружьЯ, взЯл с собой топор и на
всЯкий случай мешок - при ночевке пригодитсЯ то и другое. Ћн прикинул, что
одним днем эта вылазка не обойдетсЯ, ему захотелось опЯть побродить
где-нибудь возле жильЯ, поглЯдеть на людей, а до деревни шагать было добрых
тридцать верст. Ћн не знал в точности, пойдет ли до нее, но пойти подмывало,
приспичил какой-то неуемный, зудЯщий срок подразнить себЯ людьми и
потревожить, если удастсЯ, их собой. Ђ может, и не тревожить, просто
посмотреть со стороны, услышать человеческие голоса, понЯть, о чем говорЯт и
чем живут, заполнить внутри себЯ неспокойную, требовательную пустоту и
повернуть восвоЯси обратно. €дти к ђыбной, где его могли увидеть и признать,
он не решалсЯ, лучше всего длЯ этого годилась незнакомаЯ деревнЯ. Њало ли
что действительно случитсЯ?!
Ћн вышел рано утром по первому свету и еще до обеда был на берегу
напротив Љаменного острова, где промышлЯл зимой коз. Џосреди синюшного,
источенного солнцем и водой льда остров торчал сейчас особенно голо и
неказисто, но ѓуськову захотелось тут же, не мешкаЯ, пойти к нему,
захотелось из-за пещеры, в которой он ночевал во времЯ охоты и котораЯ
навела его на удачу. Ќе останьсЯ он в той пещере, неизвестно, повезло бы ему
или нет. Ћна манила к себе какой-то особенной, потайной, сродни ему,
запретной властью, и манила тоже длЯ тайны, котораЯ могла там открытьсЯ или
которую там можно укрыть. ѓуськов до сих пор верил, что пещера попалась ему
на глаза не случайно, что в том, что он наткнулсЯ на нее, была не иначе как
волЯ судьбы. …го вообще в последнее времЯ стали тЯнуть к себе все укромные
места, какие только встречались в лесу, даже самые малые и бесполезные. ’ак,
он вдруг останавливалсЯ возле мышиных нор и ковырЯл в них палкой, словно
прикидываЯ, на что они могут пригодитьсЯ, спускалсЯ в небольшие впадины и
приседал, проверЯЯ, можно ли в них спрЯтатьсЯ; от глубоких, настоЯщих Ям,
где еще плавал в воде снег, подолгу не отходил, любуЯсь их обрывистостью и
примерЯЯсь к их глубине; он заглЯдывал под корни вывороченных лесин, мечтаЯ
отыскать пустую медвежью берлогу; любил ходить по оврагам, неожиданно
посреди спокойного шага вдруг вставать за дерево и озиратьсЯ, забиратьсЯ в
глухой чащобник - он как бы прЯтал себЯ по частЯм, по долЯм то тут, то там,
надеЯсь сделатьсЯ невидимкой. € каменнаЯ упрЯтка на пустынном, заброшенном
острове не могла ему не поглЯнутьсЯ, в ней как нельзЯ более удачно сходилось
вместе все то, что он выискивал по крупицам.
Ѓерег напротив острова был широкий, открытый и успел подсохнуть, из
земли бледной прозрачненькой зеленью сочилась новаЯ травка. Ќад Ђнгарой
стоЯл глухой натужный гул, с каким расшатывало лед. ‘коро, совсем скоро,
ближними днЯми лед сорвет и потащит, потартает вниз - во всем вокруг
чувствовалсЯ этот близкий и звонкий момент. € все было в нетерпении, в
ожидании этого момента: казалось, пройдет Ђнгара - и сразу, без промедлениЯ,
грЯнет лето, как, провернувшись, одним махом наберетсЯ и засветит, запылает
не остановить, не удержать никакими оглЯдками. € сразу грЯнет какаЯ-то
новаЯ, переломнаЯ судьба. ѓуськов вдруг тоже ощутил в себе нетерпение: надо
было что-то делать, куда-то торопитьсЯ, чем-то занЯтьсЯ. Ћн наспех поел,
зачерпнув воды из шевелЯщейсЯ полыньи, и двинулсЯ дальше.
Џо дороге он подстрелил кедровку. ‡арЯда на нее было жалко, но ѓуськов
знал, что к вечеру он промаетсЯ не на шутку, а завтра снова шагать, так что
следовало подкрепитьсЯ получше.
Ћн не стал подходить близко к деревне, которую еще при солнце увидел на
излучине Ђнгары, а, напротив, повернул от нее в гору и, как ни устал, как ни
намаЯлсЯ, заставил себЯ уйти подальше. ‡верЯ он давно не боЯлсЯ, но
показывать свой след человеку не хотелось. € утром, продвигаЯсь к жилью, он
сделал прежде большой крюк по горе и обошел деревню с верхней стороны.

€ опЯть он услышал крики петухов и тот невнЯтный, неразборчивый,
звенЯщий на одном сплошном зыбком голосе гуд, какой висит над каждым
поселением. ‡абавно: даже здесь петухи пели иначе, чем в Ђтамановке, они
здесь действительно пели, а не горланили что есть мочи, как в его родной
деревне. ‚от что значит другой район. Ќа западе, на фронтовых дорогах, где
приходилось слышать петухов, он всЯкий раз отмечал, что они там слабей,
бережливей, сдержанней, а может, хитрей ангарских, но оказываетсЯ, что и на
Ђнгаре они голосЯт по-разному.
‘пустившись с горы, ѓуськов наткнулсЯ на поскотину, верхнЯЯ городьба
которой неровно и дырЯво вилЯла через березник. ѓородили, похоже, бабы, и
городили уже в войну, жерди были протЯнуты как попало: где с кольЯми, где
просто прибиты или подвЯзаны к деревьЯм - и провисли, а поправить руки еще
не дошли. ‚от посеют хлеба - придетсЯ поправлЯть. ‚ытЯнув шею, ѓуськов
смотрел влево, где в версте или чуть побольше от него маЯчила крайнЯЯ изба,
и размышлЯл, как подобратьсЯ к деревне поближе, чтобы видеть, что в ней
происходит. …му и страшно было, и хотелось, не терпелось попытать себЯ
опасностью, хотелось что-нибудь вытворить, напугать и себЯ и других; в нем
начинала разогреватьсЯ накопившаЯсЯ дурнаЯ кровь, взыгрывать неопределенные
поперечные желаниЯ. Ћн не понимал, длЯ какой надобности тащилсЯ сюда за
тридцать верст - не длЯ того же, чтобы постоЯть вот так возле прЯсла и
повернуть назад.
Ќет, следовало найти то, ради чего он затеЯл весь этот поход.
Ќеподалеку хрустнула ветка, и ѓуськов вздрогнул. ’олько сейчас он
увидел на поскотине за черемуховым кустом корову - крупную, пегую, в больших
черных пЯтнах на белом или, наоборот, в белых на черном; он потому и не
разглЯдел ее раньше, что она была под рЯбь березника, за которым он стоЯл.
ђЯдом с коровой пассЯ теленок - маленький, такой же пЯтнистый, в мать,
первогодок, по третьему или четвертому месЯцу. Ћбрадованно, что отыскалось
занЯтие, ѓуськов стал наблюдать за ними. Ћпустив голову, корова что-то
выискивала по земле, хотЯ подбирать в эту пору зелень, котораЯ еще путем не
взошла, было все равно что пить росу. ’еленок, кажетсЯ, понимал это лучше
матери и знай тыкалсЯ в ее вымЯ, а она не давалась, она переступала и
отходила. Ћн лез снова, тогда она, оборачиваЯсь, отталкивала его/тупым
комолым лбом.
ѓуськов следил за ними с тем же особенным, пристальным вниманием, с
каким месЯц назад он следил за стригунком на конном дворе, когда высматривал
отца. ’еперь это внимание еще больше обострилось и напрЯглось, и, похоже, не
зрЯ: он словно чувствовал, что ему никогда впредь не придетсЯ иметь дела с
домашним, полезным человеку скотом, и, отлученный от него, он тЯнулсЯ к нему
тем сильней, чем дальше должен был отстоЯть. Џо сравнению с другими потерЯми
эта была не самой важной, но почему-то болезненной и непонЯтной, и что-то в
нем не хотело с нею миритьсЯ.
Љорове, конечно, случайно удалось увести телка со двора: ни одна
хозЯйка не отпустит в эту пору сосунка на волю. Љак корова ни отбрыкиваетсЯ
от него, а домой она сегоднЯ вернетсЯ без молока. ѓуськов, довольный,
улыбнулсЯ, ему показалось, что не кто иной, как он, подстроил этот побег. Ќе
приди он, вполне могло выйти, что и теленок осталсЯ бы у себЯ дома. Ђ
теперь, коль выскочил, не отступайсЯ: долби ее, долби, вытЯгивай все до
последней капли - будет о чем твоей хозЯйке вечером поговорить.
Ќо пора было подвигатьсЯ потихоньку к деревне, где ѓуськова ждало
какое-то пока неизвестное ему дело, ради которого он сюда шел. Џо-доброму,
надо бы, наверно, переждать белый день и лишь потом соватьсЯ туда, куда его
не звали, но ждать он не хотел, его по-прежнему зудило, подгонЯЯ вперед,
нетерпение, оно становилось все неспокойней и злей. ѓуськов знал, что на
рожон он не полезет и последних дуростей делать не станет, и надеЯлсЯ, что,
как бы ни повернулось дело, успеет скрытьсЯ. ѓолыми руками его не возьмешь.
Ћн тронулсЯ осторожно вдоль изгороди, часто останавливаЯсь и озираЯсь.
‘коро перед ним открылсЯ край деревни, и только он открылсЯ, донеслись звуки
гармошки. ѓуськов оторопело вспомнил, что сегоднЯ не простой день, что
сегоднЯ праздник - Џервое маЯ. €шь как: справлЯют, значит. ‚ойна не война, а
справлЯют, гулЯют, вывесили вон красный флаг, достали сбереженную гармошку,
к вечеру пойдут компаниЯми от избы к избе, запоют, заплЯшут, распахнутсЯ во
всю душеньку - нет, видать, ничем не пришибить народ. € в Ђтамановке сейчас
тоже гулЯют. ѓуськова охватили не отчаЯние и не обида - что теперь
обижатьсЯ! - а взЯло какое-то недоверчивое удивление: празднуют. Љак до
войны, будто ее и не было. € наплевать им на то, что он бродит поблизости,
он тут длЯ них не существует.
’еперь понЯтно, как удалось теленку вырватьсЯ из загородки на свободу.
ѓулЯют. ‚се мелкие заботы сегоднЯ ничего не значат:
у людей праздник. ѓуськов оглЯнулсЯ: корова медленно подвигалась к
березнику и была уже недалеко от того места, где он только что стоЯл. Ћн
направилсЯ дальше и снњва оглЯнулсЯ, всматриваЯсь в теленка с неожиданно
павшей жестокой мыслью. ’еленок взбрыкнул задними ногами, будто кто его
ужалил или ткнул, отскочил в сторону и скоро успокоилсЯ, принЯвшись лениво
помахивать хвостом. ѓуськов оглЯнулсЯ теперь уже на деревню - дорога к
поскотине была пуста - и решительно повернул назад.
‘олнце поднЯлось высоко, в чистом знойном воздухе настоЯлась звонь,
легкаЯ и праздничнаЯ, возникающаЯ от солнца и полнЯщаЯ тишину. …два деревнЯ
скрылась из виду, угасла и гармошка, все звуки слились в одно широкое и
просторное, бесконечное русло. ЏытаЯсь остановить себЯ, ѓуськов на минуту
задержалсЯ возле прЯсла, где наметил перелезать, еще раз прислушалсЯ и
осмотрелсЯ кругом и торопливо, боЯсь в то же времЯ опомнитьсЯ, перемахнул
через низкую городьбу. Џодобрав по дороге хворостину, он зашел снизу в тыл
корове, она, почуЯв его, повернула голову и уставилась на человека большими
водЯнистыми глазами, настолько водЯнистыми и невинными, что у ѓуськова
навернулись слезы. Ћн взмахнул хворостиной, направлЯЯ корову через дыру в
городьбе в гору, - она послушно пошла. ’еленок - это был бычок с короткими
тупыми рожками - жалсЯ к матери. Ќо, выйдЯ за поскотину, корова вдруг
кинулась влево, к деревне - хорошо еще, что в березнике она не могла
разбежатьсЯ и ѓуськов успел ее заворотить. Ћна остановилась и громко,
Яростно замычала, бычок подмыкнул, и тогда ѓуськов, встревожившись,
заторопилсЯ еще больше.
Ћн направлЯл их к речке, вдоль которой утром спускалсЯ, знаЯ, что там,
в глуши, никого сегоднЯ не встретит. Ќо туда-то как раз корова и не хотела
идти и бросалась то вправо, то влево, чтобы оторватьсЯ от человека и
поворотить назад; бычок, почуЯв неладное, не отставал от нее. Љорова дышала
тЯжело, бока ее раздувались, с губ свисала слюна. ѓуськов тоже запыхалсЯ,
ружье за спиной мешало, он снЯл его и взЯл в руки. Ћни метались по лесу,
наверное, уже с полчаса, а до речки все еще было далеко.
ЋстанавливаЯсь после каждой попытки обмануть друг друга, корова и
человек смотрели друг на друга с ненавистью; корова затравленно мычала, на
ее белых пЯтнах обозначались потные потеки.
ЏорЯдком намаЯвшись, ѓуськов догадалсЯ действовать иначе. Ћн снЯл с
себЯ ремень и, оставив корову в покое, стал скрадывать бычка. ‹учше бы,
конечно, делать это подальше от деревни, но другого выхода не было. Ѓычок,
однако, тоже не давалсЯ, в последний момент он взбрыкивал и отскакивал.
ѓуськов прыгал за ним, метЯ накинуть ременную петлю на телка, и не успевал.
‡лость у человека перешла в Ярость, он готов был взвести курок, чтобы одним
разом покончить с этой затЯнувшейсЯ дурацкой охотой, и только боЯзнь выдать
себЯ удерживала его.
‚се же ему повезло: бычка удалось наконец загнать в чащобу, и пока он
тыкалсЯ между кустами, ѓуськов сумел набросить свою опоЯску ему на шею.
Ѓычок рухнул на колени, вскочил и запрыгал, забилсЯ, стараЯсь вырватьсЯ, но
человек знал, как в таких случаЯх управлЯтьсЯ со скотиной: он схватил его
другой рукой за хвост, завернул и поволок из кустов. Ѓычок от обиды и страха
заревел. Ќе даваЯ ему опомнитьсЯ, человек бегом потЯнул его к речке. Љорова,
мыча, побежала следом. Ѓычок теперь уже жалобно взмыкивал, из перехваченного
горла вылетали хриплые сдавленные звуки, похожие на мЯуканье.
Џеред речкой ѓуськов остановилсЯ отдохнуть, он уже не справлЯлсЯ с
дыханием. Ћн привЯзал телка к осинке и попробовал отогнать корову, но она не
шла, она отбегала и останавливалась, а потом, едва ѓуськов отходил, снова
лезла к телку, обнюхивала, лизала его и подталкивала головой, будто
уговариваЯ, пока не поздно, отрыватьсЯ и бежать. Ѓычок под настойчивой и
испуганной лаской матери, пошатываЯсь, постанывал; он обессилел и
надорвалсЯ, надорвалсЯ памЯтью, понЯтьем, чутьем - всем, что в нем было.
Ћтдышавшись, ѓуськов опЯть подхватил его и потащил дальше. Ћн решил
перебратьсЯ через речку, надеЯсь, что лед задержит корову. Ќет, не задержал:
не задумываЯсь ни капли, она кинулась вслед за ними на лед, ноги ее
разъехались - неловко, с растЯнутыми на стороны передними ногами, она упала,
долго возилась, поднимаЯсь, и не смогла - так, на коленЯх, поползла, - не
поползла, а покатилась к другому берегу. ѓуськов, не пускаЯ, замахнулсЯ на
нее прикладом - отчаЯнным прыжком она бросилась вперед и вымахнула на>
берег.
Ћни были теперь от деревни верстах в трех - не меньше. Ќа всЯкий случай
ѓуськов протЯнул телка еще немного в гору, выбрал место посуше, но и
поупрЯтней, и привЯзал опЯть бычка к дереву. Љорова, встав поодаль, следила
за каждым движением человека. ‚зыграв крутой неожиданной злостью, он
выхватил из-за поЯса топор и кинулсЯ с ним на корову. умно, заплетаЯ
прихрамывающими ногами и ломаЯ ветки, она побежала, но только остановилсЯ
он, остановилась и она. Ќе было никакой возможности избавитьсЯ от нее.
‚озвращаЯсь обратно, человек увидел, что теленок лежит, - он так обессилел,
что не мог стоЯть на ногах. €спуганно повернул он к приближающемусЯ человеку
голову - быстро и точно, с мгновенным замахом человек ударил его обухом
топора по подставленному лбу, и голова, чуть хмыкнув, повалилась и повисла
на ремне. ‚ тот же миг сзади закричала корова. ‘овсем озверев, ѓуськов пошел
на нее, готовый зашибить и корову, но, видЯ, что она не двигаетсЯ от него,
остановилсЯ. •ватит с него на сегоднЯ одного убийства - иначе можно и
подавитьсЯ.
€ пока он обдирал теленка, корова стоЯла все на том же месте, не сводЯ
с человека глаз, заставлЯЯ и его, в свою очередь, боЯзливо следить за ней, и
изредка, слабо, со стоном взмыкивала. Ћт запаха парного, еще не потерЯвшего
жизни мЯса ѓуськова стошнило. Ћн отрубил от туши два стегна, добавил к ним
еще один кусок и затолкал в мешок, остальное, как медведь, завалил
прошлогодним листом и забросал хламьем. Џеред тем как уходить, ѓуськов в
последний раз оглЯнулсЯ на корову. Џригнув голову, она смотрела на него с
прежней пристальной неподвижностью, и в ее глазах он увидел угрозу -
какую-то постороннюю, не коровью, ту, что могла свершитьсЯ. ѓуськов
заторопилсЯ уйти.
Ќа обратном пути он ночевал в тайге напротив Љаменного острова. Њесто
это продолжало манить ѓуськова с непонЯтной требовательной страстью;
вечером, чтобы дотЯнуть до него, ѓуськов брел из последних сил. ‘реди ночи
он проснулсЯ от прерывистого гула, идущего от Ђнгары: ломало лед. ѓуськов не
удивилсЯ и не обрадовалсЯ: то, что лежало в мешке, казалось, надсадило и
выпростало все его чувства. Ћн и сейчас не знал, только ли ради мЯса порешил
телка или в угоду чему-то еще, поселившемусЯ в нем с этих пор прочно и
властно.
Ђ через неделю, перебравшись уже в верхнее зимовье, ѓуськов услышал
однажды среди днЯ со стороны Ђтамановки частые суматошные выстрелы. Ћн
догадалсЯ: кончилась война.

Љончилась война.
€з Љарды прискакал нарочный и прокричал эти слова, обдав деревню
долгожданным громом. € деревнЯ взыграла.
Џервым, как всегда, схватилсЯ за ружье Ќестор, его поддержали -
поднЯлась пальба, какой Ђтамановка сроду не слыхивала; бабы, бросаЯсь друг к
другу, закричали, заголосили, выносЯ на люди и счастье, и горе, и вмиг
отказавшее, надсадившеесЯ терпение; забегали, засновали ребЯтишки,
оглушенные новостью, котораЯ в них не вмещалась, была больше всего, что
довелось им до сих пор испытать, с которой они не знали, что делать, куда
нести. Ќо и взрослые тоже растерЯлись, простых человеческих чувств, какими
они привыкли обходитьсЯ, длЯ этого случаЯ не хватало. Џоплакав,
пообнимавшись, потрЯсшись в первый момент, люди, словно не выдерживаЯ
счастьЯ, ошалело и бестолково тыкались из угла в угол, расходились и снова
сходились, прислушивались к чему-то, ждали чего-то, какой-то команды.
Џодоспел Ќестор, приказал вывешивать флаги. € хоть власти у Ќестора больше
не было, уж месЯц, как он сдал свое председательское место Њаксиму
‚ологжину, но ему подчинились, полезли искать красное. Љто нашел, кто нет,
но деревнЯ, как могла, принарЯдилась, люди достали и оделись в лучшее, что
хранили годами, ребЯтишки тут и там поднимали над воротами, над избами
самодельные флаги. ЂгафьЯ ‘омова прикрутила к шесту сыновью красную рубаху,
осиротевшую с прошлой осени, но еще добрую, не вылинЯвшую; Ќестор, наскочив,
закричал, чтоб снЯла, но ЂгафьЯ и не подумала послушатьсЯ, а чтоб без нее не
снЯли, встала у ворот на страже.
€ день, хмурившийсЯ с утра, тоже распразднилсЯ: растаЯли в небе облака,
и накрепло, разгорелось солнышко, осиЯв все под собой веселым и
торжественным светом.
Ќастена с ‚асилисой Џремудрой пахали на ближней елани под горох,
двигаЯсь одним гоном друг за другом, когда из деревни загрохали выстрелы.
‚асилиса ЏремудраЯ, первой сообразив, в чем дело, кинулась выпрЯгать коней.
Ќастена - за ней. Ћни прискакали в Ђтамановку в самый разгар, когда она
ходила ходуном. Ћтпустив у ворот лошадей, разгорЯченнаЯ, запыхавшаЯсЯ,
Ќастена с ходу влетела в избу, всполошив стариков: испуганно приподнЯлась
навстречу ей с лавки ‘еменовна, круто обернулсЯ от окна Њихеич -
растревоженные одной радостной вестью, они ждали другую. € Ќастена тотчас
запнулась у порога: куда она так бежит, что хочет сказать им?
- ‘лышим; палЯт, - стала объЯснЯть она и без того понЯтное. € натЯнуто,
слепо, словно перебившись чем-то, закончила: - „огадались.
- ѓошподи! - взмолилась ‘еменовна и перекрестилась на образ. - “жели
вправду дождались? ’еперь, поди-ка, должны шказать, где Ђндрюшка-то наш?
- „олжны, стараЯ, должны, - отозвалсЯ Њихеич, осторожно глЯнув на
Ќастену.
- ’еперь вшех по домам рашпуштЯт... по матерЯм, по женам...
- ‘разу всех распускать нельзЯ.
- Џошто нельзЯ?
- Џошто... Њало ли что может произойти. Ѓез войска не положено.
- Ђ в той войне вот так вот шпокой не объЯвлЯли, - вспомнила, помолчав,
‘еменовна. - Ќикто не знал, концилашь, не концилашь... ѓерманца брошили,
промежду шобой шхватилишь, да ишо тошней того. ’ак боле миру, поцитай, и не
было. ‡а коммуны билишь, за колхозы. Ќи днЯ, однако што, не было шпокою.
Ќастена прошла в свою боковушку и переоделась. „уша ее, взлетев и
возликовав еще на пашне, продолжала играть, просилась на люди, но что-то
удерживало, наговаривало, что это не ее день, не ее победа, что она к победе
никакого отношениЯ не имеет. ‘амый последний человек имеет, а она нет. Ќе
знаЯ, куда приткнутьсЯ, Ќастена прилегла с краю на кровать и привычно
ощупала живот, но не проникаЯ к нему чувством, а забывчиво, потерЯнно -
просто руки нашли свое место и затихли. ‘ улицы доносились выкрики, кто-то
проскакал, наЯриваЯ конЯ, кто-то незнакомым мужским голосом отрывисто запел:

Њы с железным конем
‚се полЯ обойдем -
‘оберем, и посеем, и вспашем.

Ќастена, вскочив, выглЯнула в окошко: неужели кто успел в этот день
прийти с войны? Џосреди дороги, заплетаЯ ногами, вышагивал в окружении
ребЯтишек чужой, неизвестный Ќастене, высокий сухопарый мужик в распахнутой
фуфайке и с непокрытой головой. Ќастена услышала, как Њихеич в горнице
объЯснЯл ‘еменовне:
- €з Љарды... который известие привез. Ќакачали на радостЯх. …му не
уберегчись, нет... ‚ кои-то веки...
- ‹ю-у-ди! - вдруг возопил мужик, останавливаЯсь и раскидываЯ на
стороны длЯ прочности руки. - ‚ыходи все на де-мон-стра-рацию! ’итлер капут!
- Ћн люто выругалсЯ в лад последнему слову и, крутнув головой, точно
освобождаЯсь от крика, закачалсЯ и запел дальше:

Ќаша поступь твер-р-да,
€ вр-рагу никогда
Ќе гулЯть по республикам нашим.

€ крик этот, песнЯ, случайнаЯ, запоздалаЯ длЯ нынешнего днЯ, еще больше
занозили и натЯнули Ќастенино сердце; горЯчась и болеЯ, страдаЯ, оно
обрывисто спохватывалось, кидалось куда-то, что-то искало. Ќастена вышла в
ограду и, высунувшись через заплот, заметила на верхнем краю улицы движение,
но, чтобы не узнать, кто ходит, не стала вглЯдыватьсЯ и воротилась обратно в
избу. Ћна мельком вспомнила об Ђндрее, но вспомнила с неожиданной злостью:
из-за него, из-за него не имеет она права, как все, порадоватьсЯ победе.
Џотом Ќастена подумала, что ему, когда он услышит о конце войны, станет
потешней, - за себЯ потешней, и, тотчас опомнЯсь и отмЯкнув, но все же с
досадливым, злым чувством, пожалела его и вдруг всхотела к нему, чтобы быть
им вместе. €м бы сегоднЯ и надо быть вместе: два сапога - пара, от всех
людей, от их всесветного праздника, от которого лишь они двое оказались в
сторонке. "Ќичего не в сторонке, - обиженно отказалась она, вступаЯсь за
себЯ и возвращаЯ себЯ обратно к людЯм. - —то Я - не работала всю войну, не
старалась? Њеньше других силушки отдала, чтоб наступил этот день? ‘час
возьму и пойду. ‚озьму и пойду", - подгонЯла она себЯ, оставаЯсь сама на
месте, словно дожидаЯсь какого-то постороннего решительного толчка, который
бы поднЯл ее и двинул к людЯм.
€ она действительно дождалась его. ЏослышалсЯ конский топот, тпруканье
под окном, и все тот же неуемный, гремучий Ќестор, свесившись с седла,
громко забарабанил в стекло и лихоматом закричал:
- ќй, кто живой, кто мертвый! ‚се в избу-читалку на собрание! Ќа
собрание-заседание-отмечание! Њихеич! ѓде ты? Ќастена!
- Ќо-но, - отозвалсЯ Њихеич, неторопливо подходЯ к окну. - —е так
орешь?
- Ќа собрание-заседание-отмечание. Џо случаю Џобеды. ‘рочный приказ.
—то есть, чего нету - тащите с собой в избу-читалку. ‘кладчина. ’арасун,
Њихеич, тащи. Ќе жалей. ’арасун, говорю, тащи - понЯтно?
- ЏонЯтно, понЯтно, - заворчал Њихеич. - ’арасун тебе. Ѓоле ниче не
надо? ‚се бы тарасунил.
Ќо Ќестор уже не мог слышать его, он ускакал дальше.
- Ћй, дикошарый, - испуганно прицокиваЯ Языком, закачала головой
‘еменовна. - “ их, у агаповшких, вше любЯт трезвонить, но этот шовшем
дурной.
- €ди, Ќастена, - сказал Њихеич, грустно и задумчиво улыбаЯсь в
опущенные усы. - € тарасун есть. €ди, - вскидываЯсь, решительней повторил
он. - џ опослЯ тоже заглЯну. ‘едни грешно дома сидеть. Ђ тарасун в подполье,
по правую руку за доской - доставай. Џускай празднуют. € ты попразднуй. €ди.
- ’ы тарашун отдашь, а Ђндрюшка придет, це подавать штанешь? -
вмешалась ‘еменовна.
- Ђндрюшка придет - найдем. Љогда ишшо это будет? Ђ сегоднЯшнего днЯ
боле не будет. ‹езь, Ќастена, доставай.
ќто была обыкновеннаЯ самогонка, из довоенных еще богатых хлебов, но ее
здесь испокон веку называли бурЯтским словом "тарасун". Ќастена знала, где
он стоит: по ранней весне, отгребаЯ картошку, она разглЯдела торчащую из
земли, как фитиль, затычку и под ней нащупала бутыль, которую прЯтали не от
нее, не от Ќастены, и не от кого-то еще, а просто прЯтали, чтобы до поры не
попадалась на глаза и не тревожила понапрасну душу. Џосле Ќастена отлила из
бутылки в четушку, а четушку подсунула в мешок Ђндрею: все, может, на час,
на другой утешит, пободрит мужика, позастит ему глаза. —ем ему больше
отвлечьсЯ, куда кинутьсЯ от тоски и беды? Ћдин и один. Ќедели и месЯцы один.
Ђ она вот сейчас пойдет на люди. Ќе заслужила разве? Ќе может того быть,
чтоб не заслужила!
‘еменовна все же настоЯла на своем: из четверти, котораЯ и была
неполной, половину отлили в банку и спрЯтали, а вторую половину, чтобы не
обманывать бутылью, Ќастена процедила в бидончик. Ћна вышла с ним за ворота
и, приостановившись, набираЯсь решимости, осторожно, по-старушечьи
осмотрелась в ту и другую стороны улицы.
„авно улица так не гомонила. €зба-читальнЯ стоЯла посреди деревни,
через три двора от ѓуськовых, оттуда слышались громкие возбужденные голоса и
тЯнуло дымом. ‚идЯ людскую суматоху, одурело носились и гавкали собаки,
кричали и били крыльЯми петухи, наговаривали куры, визжали поросЯта, хлопали
двери, скрипели калитки, топотила бегавшаЯ стайками ребЯтнЯ. Ќо поверх всего
этого бестолкового шума и гама парил, звенЯ и переливаЯсь, еще какой-то
отдельный особый звук - сладкий, стеклЯнно-чистый и ликующий, хорошо
знакомый Ќастене, но как бы позабытый или потерЯнный. Ћна поднЯла глаза,
отыскиваЯ, откуда он беретсЯ, - на крыше сараЯ сидели в рЯд три ласточки и
заливались, рассыпались своей песней. Џрилетели. Џодгадали: не раньше и не
позже, как раз сегоднЯ. Џрилетели, голубушки, вернулись на родину летовать,
лепить гнезда, нести Яйца, выводить птенцов. ‚от и мирнаЯ жизнь возвращаетсЯ
в родные места, откуда ее, как былинку, сорвали, - надсаженнаЯ,
покалеченнаЯ, растрепаннаЯ, но, может, действительно мирнаЯ. Ќе веритсЯ:
отвыкли, обросли страданиЯми и страхом. ‹асточки щебечут, славЯт что-то,
обещаЯ и благодарствуЯ, звонЯт свой хрустальный и нежный благовест, а той
вести, поди, и не знают, что кончилась война. Ђ может, и знают, может,
нарочно летели-торопились, чтобы люди, услышав, поднЯли глаза и догадались:
все, сегоднЯ край страданий.
€ с этого момента Ќастена словно тронулась душой. …е охватила какаЯ-то
счастливаЯ и глупаЯ слабость, какое-то блаженное, чувствительное удивление
чем ни попало, теми же ласточками, а пуще всего - желание показать, что она
не хуже других и что она ничего не боитсЯ.
Џеред избой-читальней стоЯл дом €ннокентиЯ €вановича, высокий и веселый
пЯтистенник с крутой крышей, на одной половине которого жили старики -
€ннокентий €ванович с „омной, а втораЯ, отведеннаЯ длЯ приемыша ‚аськи
(своих ребЯт у них не было), уже две весны, с тех пор как подросшего ‚аську
забрали на фронт, пустовала. Џустовала, но не терЯла жилого вида,
протапливалась и знала уход: на подоконнике стоЯли горшки с цветами, по
бокам окон виднелись занавески. „а и нельзЯ было понЯть как следует, какую
половину избрали теперь старики: люди у них бывали редко, €ннокентий
€ванович не привечал гостей, хотЯ жил крепко, имел что поесть-попить, в чем
выйти на люди. Ћн всегда жил крепко, длЯ такой именно жизни он и был рожден,
и другаЯ ему не подошла бы, как высокому, большому человеку не подходит
одежонка подростка.
Љогда Ќастена проходила мимо, звЯкнула щеколда на воротах, ворота
открылись, и показалсЯ €ннокентий €ванович - помолодевший и нарЯдный, в
темно-синем френче, застегнутом на блестЯщие металлические пуговицы, из-под
которого на шее выглЯдывал рисунок косоворотки, и в таких же темно-синих
новых брюках, заправленных в поношенные уже, но добротные, густо смазанные
дегтем и приЯтно пахнущие Яловые сапоги. Ќастена обрадовалась €ннокентию
€вановичу как родному и сделала несколько шагов навстречу, улыбаЯсь и
любуЯсь его бравым видом.
- €ннокентий €ванович, дождались! - крикнула она.
- „ождались, - степенно ответил он и спросил:- Ќету известий от твоего?
- Ќету, - хохотнула и смело заглЯдываЯ ему в глаза, ответила она. -
Ќету, €ннокентий €ванович. Ќи слова, ни полсловечка. €, подумав, добавила:
- Њожет, ты знаешь, где он, - скажи? €ннокентий €ванович отшатнулсЯ.
- џ-то откуда буду знать? - изумилсЯ он. - —удишь ты, бабонька,
чего-то.
- …сли что - говори, €ннокентий €ванович, не скрой, - подбавила еще она
все с тем же подозрительным хохотком. - Ђ Я - тебе скажу. Ќе сомневайсЯ,
€ннокентий €ванович, скажу.
‚о дворе избы-читальни горели огни и в двух больших котлах кипело
варево. Ћказалось, что Њаксим ‚ологжин, новый председатель артели, позволил
по случаю Џобеды заколоть колхозного барана. Ѓабы, расположившись на
бревнах, чистили картошку. Ќароду толклось дивно: собралась всЯ деревнЯ. ‚
помещении составили в один рЯд столы и накрывали их тем, кто что принес. Ђ
натащили по малости много: капусту, огурцы в глубоких чашках, творог и тарак
в кринках, свежедобытую рыбу, тертую редьку, калачики, шаньги, Яйца,
полпирога с черемухой - не жалели ничего, несли последнее. Ћдин отрЯд из
ребЯтишек помельче отправили за березовым соком, чтобы было что наливать,
если не хватит приношений; второй отрЯд, постарше, сидел на Ђнгаре за рыбой.
Љаждый пойманный ельчик, пескарь, а пуще того - хариус незамедлительно, еще
живой, доставлЯлсЯ на столы и прыгал на них, то заскакиваЯ в чашки, то
обрываЯсь на пол. Ћкна распахнули, на подоконнике наЯривал во всю ивановскую
патефон, возле него, прижимаЯ к груди заводную ручку, стоЯла Ќадькииа ‹идка.
Ќадька тоже чистила картошку. Ќастена подошла к ней, присела поперед на
корточки и остановила Ќадькины руки.
- „ождались, Ќадька? - со слезливым, блажным смехом спросила она.
Ќадька, не отвечаЯ, отвела глаза. Ќастена нашла ‹изу ‚ологжину и обнЯла ее.
- ’ы че, Ќастена, ты че, - забормотала занЯтаЯ у котлов ‹иза,
оборачиваЯ к Ќастене красное от огнЯ и спокойное лицо. - ђадаЯ?
- ђадаЯ.
- †дешь своего ЂндреЯ?
- †ду.
Њаксима она поцеловала, обхватив его принародно руками за шею, и он,
сконфуженный и довольный, закричал:
- Љто еще? Џодходи, пока ‹иза добраЯ.
- џ те дам добраЯ! - отозвалась ‹иза полушутливо-полусердито. - џ
только Ќастене позволила, да и то взаймы, до ЂндреЯ, а боле никому.
Ќастена тыкалась в людей и дрожащим, услужливым шепотом, смутно и
виновато улыбаЯсь или хихикаЯ, как ненормальнаЯ, говорила, не то спрашиваЯ,
не то напоминаЯ: "„ождались?" - ничего больше она сказать не могла. Ќо в
этот день все было кстати. Ћна обнимала, и обнимали ее, она показывала
слезы, и ей отвечали слезами; она принималась смеЯтьсЯ - ее поддерживали.
Ћна точно не помнила себЯ, пораженнаЯ редкой душевной болезнью, чувства ее,
привыкшие к жизни простой, понЯтной и надорванные, задерганные лихорадочной
плЯской, толкающей то плакать, то смеЯтьсЯ, то радоватьсЯ, то замирать от
жути и страха, а сегоднЯ и вовсе растерЯвшиесЯ и загнанные, - чувства ее
отказали ей, и она, обычно сдержаннаЯ и осторожнаЯ в последнее времЯ,
знающаЯ отвечать, а не спрашивать, послушно пошла туда, куда ее повело.
‚последствии ей было неловко, что она не догадалась даже помочь бабам и села
на готовенькое. Ћна помнила: почему-то казалось, что этот день - последний,
когда она может быть вместе с людьми, завтра она останетсЯ одна, совсем
одна, в какой-то беспросветной глухой пустоте.
‘ели за столы. Њаксим ‚ологжин по праву - и как фронтовик, и как
председатель - занЯл первое место. Џо одну руку от него устроилсЯ, конечно,
Ќестор, по другую - нарочный из Љарды, времЯ от времени закрывающий глаза и
ронЯющий голову, но вздергивающий ее снова и снова. Њаксим, звЯкнув
медалЯми, поднЯлсЯ.
- ‹юди! - тонким, застрЯвшим внутри голосом начал он, и застолье
замерло. - ‹юди! џ не мастер говорить, сейчас бы нам кого другого послушать.
„а и что говорить! —то говорить, когда
победили! Ќе придумали еще таких слов, чтоб сказать. ‚ыстоЯли, выдюжили
и пошли, сломали спинной хребет лютому зверю, проклЯтому ѓитлеру. џ там был,
Я знаю, что там творилось. ‘ердце кипит... - Њаксим набрал полную грудь
воздуха и, вздрагиваЯ, выдохнул его. - ‚ы все знаете. ‘ейчас все мои
товарищи, все, как один, бойцы, кто живой, стремЯтсЯ домой, чтобы двинуть
нашу жизнь дальше. Њного у нас потерь. ’ам, где прошла война, землЯ
поднЯлась от могил. ‡емли стало больше, а рук меньше. —то говорить?! Ќам ни
за что бы там не выдержать без вас, кто оставалсЯ здесь. Џотому что мужик
воюет, а баба кормит, мужик ненавистью на врага исходит, а баба за тыщи
верст сердце его собой да семьей мЯгчит, чтоб не взЯлось то сердце камнем.
Ќи черта бы мы без вас не сделали, и не было бы счас этого днЯ. ‚еликаЯ наша
страна, огромаднаЯ страна, а без нашей Ђтамановки не обойтись. € мы там
воевали, и вы здесь подмотали. Џоднимитесь, люди, взглЯнем во все глаза на
сегоднЯшний день и на веки вечные запомним его. Ќе было еще такой войны, а
стало быть, не было такой победы. Ћтметим, люди.
‡астолье поднЯлось и, звЯкнув стаканами, охнув единым вздохом, в
молчании село обратно. Ќастена потЯнулась чокатьсЯ с Ќадькой, рЯдом с
которой сидела, но Ќадька успела выпить раньше всех. Ѓыла она в этот раз на
удивление молчаливой, в разговоры не ввЯзывалась и смотрела вокруг себЯ
пристально и как бы непонимающе, что происходит, почему нарушилсЯ порЯдок
мучительных, но уже привычных дней. „лЯ ее жизни, как и длЯ любой жизни,
нужен был мир, но теперь, когда он наступил, Ќадька с тревогой думала о том,
что теперь и Ясней, резче, безжалостней обозначитсЯ счастье одних и
несчастье других.
Љардинский нарочный, выпив, опЯть затЯнул:

Ќаша поступь тверда,
€ врагу никогда
Ќе гулЯть по республикам нашим.

Љто-то ласково осудил его:
- Ћй, хороши-ый! Љак он домой-то поедет?
- Ђ он это... не придумал, что война-то кончилась? ’акой, правда,
пьЯный. Њало ли что на ум взбредет...
- џ придумал?! - расслышал нарочный и стал подниматьсЯ, с трудом
поднЯлсЯ, и в глазах его блеснули слезы. - џ придумал? - спрашивал он,
обводЯ всех отчаЯнным, умолЯющим и возмущенным взглЯдом. - ‚ы че это? ‚ы че
это?! - сильней выкрикнул он и задохнулсЯ, не сразу отыскал голос. - Љто
посмеет, чтоб придумать! ‚ы думаете, об чем говорите?! џ к вам скакал...
чтоб знали. Ћт своего народа ускакал. Ќу, спасибо... „а у кого зла хватит,
чтоб придумать? ‚ы че это?!
…го кинулись успокаивать:
- „а нет, нет, не придумал... Ќе видно, что ли?
- Љто же, правда, на такое решитсЯ?
- „а он приехал-то тверезый. …му, поди-ка, здесь уж на радостЯх подали.
- —е зрЯ наговаривать на человека... утка ли - двадцать верст отмахал.
- Ќалейте ему, пускай выпьет, пускай простит нас, бессовестных. €
верно, бессовестные какие...
€ нарочный, выпив, простил, стал рассказывать, как он сам услышал о
победе и как согласилсЯ ехать в Ђтамановку.
- Ђ у нас-то все знают, нет? - громко спросил Њаксим, потому что шум
нарастал.
- ‚се-е - как не все!
- ’акую пальбу открыли - тут мертвые и те узнали.
- Ђ дедушка-то? - вдруг вспомнив, вскинулась ‹иза. - „едушка ‘тепан-то?
Ћн со вчерашнего днЯ на мельнице че-то ладит. „едушка-то не знает!
- „ак от выстрелы-то, поди-ка, слыхал?
- —е он слыхал! Ћн совсем глухой.
- Ћй, дедушка-то и правда все еще воюет.
- Ќадо послать за ним - нехорошо.
ЋпЯть завозилсЯ нарочный, порываЯсь ехать на мельницу, чтобы "исполнить
свой долг до последнего человека - до дедушки", но его усадили, уговорили
остатьсЯ. ‚ыскочил Ќестор, конь его, на котором он прыгал весь день, так
нерасседланным и стоЯл на дворе, за ним кинулись еще двое парней. Ѓабы,
высовываЯсь в окна, закричали вдогонку:
- ‚ы только там ему ниче не говорите. ‘юда везите.
- ‚Яжите и везите.
- Ќе вздумайте вЯзать. €шо помрет.
‘нова уселись за столы, снова налили, на этот раз сусла, за которым
бегали домой к €ннокентию €вановичу. ‘ам он, как все, не понес, выждал
подходЯщий момент и объЯвил, что у него есть сусло, чтоб каждый знал:
€ннокентиЯ €вановича сусло. Ќо оно и верно было хорошо - тЯгучее,
обманчиво-сладкое, хмельное. Ѓабы заахали, зачмокали, взЯлись вспоминать,
как варили его до войны, какие богатые были праздники, с чьих домов
начиналась гулЯнка.
- ЌагулЯемсЯ еще, бабы, нагулЯемсЯ, - крикнул веселый, с красным лицом
Њаксим, поддергиваЯ раненую руку. - ѓде наша не пропадала! ‚се будет. ‘коро
придут мужики...
- Љому приходить-то? - негромко, но внЯтно, слышно длЯ всех спросила
‚ера Ћрлова, вдоваЯ молодайка, оставшаЯсЯ с мальчишкой.
- Ќу... - замЯлсЯ Њаксим, - кто-нибудь придет...
- Џо моим сведениЯм, - поднимаЯсь, доложил €ннокентий €ванович, -
должно прийти шесть человек. Ћн отыскал за столом Ќастену. - ќто с Ђндреем
ѓуськовым, котррый без вести пропавший.
- Љто да кто еще?
- „а что мы, не знаем, что? —его спрашивать! Ќо €ннокентий €ванович
взЯлсЯ перечислЯть.
- Ђ моего почему не считаешь? - заговорила вдруг Ќадька, когда он
кончил, заговорила сразу, как сорвавшись, требовательно и зло. - €ли считать
дальше не умеешь, счетный работник?
- Џотому что ты извещение получала. - Ќепросто было сбить с толку
€ннокентиЯ €вановича, он знал, что отвечать.
- Ќу и что, что получала? Ђ ты считай. Ћн придет. џ говорю: он придет,
- с вызовом обращаЯсь ко всем, накалЯлась Ќадька. - ‚от увидите. Ќе
надейтесь, что не придет. Џридет и собьет твой счет. ’ак что считай сразу.
Ќе шесть, а семь - так и говори.
- ’огда и мой придет, - глухо, не глЯдЯ ни на кого, сказала ‚ера
Ћрлова.
- Џро твоего не знаю, а мой придет. Ѓабы неловко заговорили:
- Ђ что - все бывает... Ћн в Љарде у сватьи Ќастасьи...
- Ђ в Ѓратском, сказывают, две похоронки на мужика пришло, и везде
будто по-разному убитый. Ђ он возьми и на порог... ‚от и верь.
€ в этот момент привезли мельника, дедушку ‘тепана. Ќестор ввел его в
дверь под ружьем, с завЯзанными за спиной руками. Љто-то, не подумав,
подсказал, а он сдуру исполнил. „едушка споткнулсЯ у порога и без всЯкого
выражениЯ окинул застолье маленькими, в густых дремучих бровЯх, глазами, не
выказав ни удивлениЯ и ни страха - ничего, будто то, что увидел, и собиралсЯ
здесь застать.
Ќестор задрал голову и, обращаЯсь не столько к народу, сколько к
портретам на стене, рЯвкнул:
- Ќеохваченный элемент по вашему приказанию доставлен. ‘крывалсЯ на
мельнице.
- „урак ты, Ќестор, - опомнилась первой Ќадька. - € как мы с таким
дураком не пропали?
- „едушка! - в десЯть голосов ахнули люди. Љ нему кинулись, развЯзали,
поднЯли на руки и усадили, крича близко в уши, отталкиваЯ и перебиваЯ друг
друга:
- „едушка, война кончилась!
- „едушка, миленький, где ж ты был?
- Ђ мы тут без тебЯ. ‡абыли про тебЯ. ’ы уж не серчай. ‚се с ума
посходили.
- ‘идим, а кого-то не хватает. Љого не хватает? „едушки не хватает.
ѓосподи!
Ћн вертел большой лохматой головой и бессловесно, спокойно, показываЯ,
что понимает и прощает, неторопливо и мудро кивал. €, глЯдЯ на него, близкие
к слезам бабы разом заплакали. ’олько сейчас, когда последний живой человек
в Ђтамановке узнал от них, что случилось, они наконец поверили и сами:
кончилась война.

‚се уже спустили лодки на воду, плавали помаленьку, а Њихеич, как
нарочно не торопилсЯ. …го шитик, даже и не заваренный еще, перевернутый
вверх днищем, одиноко валЯлсЯ на берегу. Ќастена извелась всЯ, но подгонЯть
свекра не решалась: нельзЯ было показывать, что ей зачем-то нужна лодка. Ќо
и терпеть, находитьсЯ в бездействии, не знаЯ, как там Ђндрей, отсиживатьсЯ,
когда открылась дорожка к мужику, она больше не могла. …й казалось, что
теперь, раз кончилась война, вот-вот должно что-то решитьсЯ в его судьбе, а
значит, и в ее судьбе тоже, - поэтому надо, не медлЯ, повидать мужика,
понЯть, что настроен он делать, куда кинутьсЯ. ‡а эти долгие, как годы,
недели, пока они не встречались, Ќастена не один раз готова была на крыльЯх
лететь к нему, чтобы успокоить его и успокоитьсЯ самой; ей мерещилось, что
сейчас, когда во всю свою красоту раскрываетсЯ лето, когда вышла из земли
трава и оплывают зеленью леса, а Ђнгара, выпроставшись ото льда,
завораживает, затЯгивает своим движением и синью, что сейчас, когда
человеческаЯ душа, как в никакое другое времЯ, отзывчива и ответна, Ђндрей
может не выдержать и что-нибудь с собой сотворить. € сны ей снились
тревожные, неразборчивые, не под разгад: то будто кто-то щекочет ее, кто-то
неизвестный, невидимый, и она, заливаЯсь от смеха и ерзаЯ на бегу, мчитсЯ со
всех ног в постель, чтобы спрЯтатьсЯ под одеЯло; то она разговаривает с
коровой Њайкой, и корова умно и дельно ей отвечает; то самое себЯ, маленькую
еще, жившую под €ркутском, она, взрослаЯ и замужнЯЯ, учит плавать в Ђнгаре;
то что-нибудь еще. Ќастена просыпалась от этих снов и с бьющимсЯ, прыгающим
сердцем подолгу лежала недвижно, боЯсь пошевелитьсЯ и все думаЯ и думаЯ об
Ђндрее, любЯ его горькой и заботливой любовью. Ћна любила его жалеЯ и жалела
любЯ - эти два чувства неразрывно сошлись в ней в одно. € ничего с собой
Ќастена поделать не могла. Ћна осуждала ЂндреЯ, особенно сейчас, когда
кончилась война и когда казалось, что и он бы осталсЯ жив-невредим, как все
те, кто выжил, но, осуждаЯ его временами до злости, до ненависти и отчаЯниЯ,
она в отчаЯнии же и отступала: да ведь она жена ему. Ђ раз так, надо или
полностью отказыватьсЯ от него, петухом вскочив на забор: Я не Я и вина не
моЯ, или идти вместе с ним до конца хоть на плаху. Ќедаром сказано: кому на
ком женитьсЯ, тот в того и родитсЯ. …му в тысЯчу раз тЯжелей, он под худой,
под позорной смертью ходит, да еще надумал никому, ни единому глазу не
выдать себЯ, чтоб не оставить по себе злую славу. ‚иноват - кто говорит, что
не виноват! - но где теперь взЯть ту силу, чтоб вернуть его на место, с
которого он прыгнул не туда, куда полагалось прыгать. Ћн бы что угодно отдал
за эту силу, да где она?
Ќет, надо скорей повидать ЂндреЯ, узнать, что у него на уме.
†ивот у Ќастены раздалсЯ, и когда она перед ночью оголЯла его, горка
была хорошо заметна. ’ихонько и нежно поглаживаЯ ее, Ќастена замирала,
потом, чуть отдохнув на этой первой ступени, замирала еще больше, неслышно
отнимаЯсь и возносЯсь куда-то, в какое-то чудесное самовидное одиночество,
где в тишине и пустоте, забыв обо всем на свете, она видела и ощущала каждую
свою каплю. € плод, то, что превращалось постепенно в ребенка, она тоже
видела; ее чувство, прикасаЯсь к нему, рисовало ей все - и как он лежит, и с
какой ленивой и непрерывной требовательностью тЯнет из нее материнские соки.
ќто был, как хотел Ђндрей, мальчонка, и он немного пугал Ќастену: если б
девочка, была бы надежда, что пойдут еще дети, родные по отцу и матери
братьЯ и сестры, а мальчонка мог остатьсЯ единственным. Ќо размышлЯла она об
этом уже после, возвращаЯсь из своего чуткого и обморочного проникновениЯ в
себЯ, когда она внимала себе словно бы со стороны и, возвращаЯсь, со слабой
понЯтливостью осознавала, где она есть и что с ней происходит. Ћна боЯлась
того днЯ, когда откроетсЯ беременность, но, боЯсь, и хотела, чтоб он скорей
наступил - тогда не придетсЯ затЯгиватьсЯ, прЯтать живот, не придетсЯ
оглЯдыватьсЯ, следить, не видит ли кто, что она не одна, что она носит в
себе ребенка. „а и ожидание этого днЯ измучило Ќастену. Џри ее полноте не
заметЯт еще, может, с месЯц, а потом сразу ахнут. ‚се чаще Ќастене
представлЯлось, что ее с силой затЯгивает в какую-то узкую горловину и будет
затЯгивать до тех пор, пока можно дышать, а затем, придавленную,
задыхающуюсЯ, полуживую, в последний момент куда-то вынесет. ‚от заглЯнуть в
эту новую жизнь ей не удавалось, длЯ нее она была так же темна, так же
сокрыта, как замогильный покой.
Ќадо было что-то придумывать, чтобы попасть за Ђнгару, и Ќастена пошла
к бакенщику деду Њатвею. …го будка стоЯла в полверсте от деревни, от ее
верхнего краЯ, на высоком красноЯрье. „ед Њатвей был родной брат €ннокентию
€вановичу, но братьЯ мало знались между собой. €ннокентиЯ €вановича вот
величали, он ходил на виду, знал грамоту, разбиралсЯ в политике, до войны не
раз выезжал из деревни, и выезжал далеко, посмотрел, что к чему, а чтобы
назвать деда ЊатвеЯ, старшего из братьев, по отчеству, Язык ни у кого не
прикладывалсЯ - до того прост, бесхитростен и обычен был дед Њатвей, который
дальше Љарды из Ђтамановки не выглЯдывал. †ил он от колхоза самостоЯтельно,
но в страдные дни всегда приходил колхозникам на помощь, а в особенности
любил крючить горох - то, что мужики обычно не любЯт, и стоЯть на зароде,
когда мечут сено.
Ќастена пошла к деду Њатвею, вспомнив, как он вчера просил у Њаксима
‚ологжина напарника на день, чтобы отвезти и поставить на воду, на летнюю
службу, бакены.
- ‘иленки нонче совсем не стало-ка, - объЯснил он. - Ќе справлюсЯ один.
Ђ без спросу сманивать кого вроде нехорошо. “ вас посевнаЯ. Ђ Я бы в покос,
даст бог поправу, отробил бы. ‡а мной не пропадет.
Ќастена пропустила мимо ушей этот разговор, а теперь спохватилась: вот
и надо было вызватьсЯ к деду Њатвею, там, глЯдишь, что-нибудь придумалось
бы. € как она сразу не дотумкала? Ќе умеЯ плавать, Ќастена, правда, боЯлась
работы на воде, но как-нибудь один день, наверно, перемогла, перетерпела бы
свой страх. ’ого ли ей сейчас следует боЯтьсЯ?
Ћна подходила к будке повечеру, когда солнце уже спускалось за Ђнгару,
точно в тот западающий на горизонте прогал, где лежало Ђндреевское. Џолреки
было покрыто тенью, светлой еще и легкой, но течение там казалось много
сильней и туже, чем на освещенной половине. Ђ на солнце вода Ярко, слепЯ
глаза, играла блестками, словно отвлекаЯсь, кружась и задерживаЯсь в
движении. —асто и весело, с каким-то своим восторгом плавилась рыба - от
самой маленькой, отчаЯнно выскакивающей в воздух, разогнавшись, подрЯд по
нескольку раз и смыкающей за собой круги в кружевную лестницу, до большой,
взрывающей где-то вдали воду изнутри с солидным и довольным чмокающим
звуком. Џод Яром лежал еще лед - колючий, дырЯвый и грЯзный, от него, пробив
в песке и камнЯх дорожки, струились ручейки. Џо берегу носились суетливые,
быстрые и вертлЯвые, с длинными острыми хвостами птички, которых там, где
росла Ќастена, называют трЯсогузками, а здесь - плишками. ’акже и мелочь
рыбнаЯ, табунЯщаЯсЯ под берегом, там - мальки, а здесь - омулЯвки, как бы в
честь омулЯ, знаменитой байкальской рыбы, в Ђнгаре, однако, не живущей.
ЋмулЯвки эти, заслышав Ќастенины шаги, шумно взбурливаЯ воду, бросались в
глубь, делали полукруг и снова, пропустив человека и чуть сплавившись по
течению, подтЯгивались к берегу. ‘о свистом проносились над головой Ќастены
стрижи, остро пахло, забиваЯ дыхание, сыростью; лениво чавкала слабаЯ,
изнутри себЯ берущаЯсЯ волна, потому что в воздухе было тихо, сморенно;
издали, с верхнего мыса Џокосного острова, доносилсЯ шум воды. ’ень
наступала, ее движение видно стало глазом, и, едва зашло солнце, протЯнул,
словно закрываЯ день, и опЯть затих ветерок. ’еперь уж всЯ Ђнгара от берега
и до берега побежала быстрей; Ќастена с детства верила, что в темноте
течение сильней, торопливей, чем на свету.
„ед Њатвей возилсЯ у лодок, у него, как у бакенщика, было четыре лодки,
и все их смастерил он сам. Ќа каменишнике стоЯли приготовленные длЯ сплава,
сиЯющие свежей краской бакены - три красных и два белых. Ќастена опустилась
по вырубленным в земле и обшитым деревом, как лестница, ступенькам вниз и
поздоровалась с дедом Њатвеем, с особым интересом посматриваЯ на бакены.
- Ќу что, дедушка, - сразу спросила она, - кого тебе Њаксим на помощь
дал?
- „ак кого дал... - „ед неторопливо всполоснул в воде руки, отер их о
штанины и выбралсЯ из лодки. - Њаксим, парЯ, хитрый. Љого, мол, уговоришь,
того бери, а Я, мол, на эту работу назначать не имею-ка права. - „ед
закрЯхтел, наклонЯЯсь и что-то отыскиваЯ под ногами. - ”итиль, парЯ,
где-то-ка посеЯл, - объЯснил он. - ЏоглЯди, у тебЯ глаза острые. Ђ их,
широких-то фитилей, боле нету-ка, их нигде не взЯть. €ть только в руках
держал - куды от он запрыгнул? - ”итиль нашелсЯ в лодке, под сиденьем. „ед
спрЯтал его в карман. - Њне бы только два подсобить, а те Я сам поставлю. Ђ
два без напарника не взЯть. Ћдин он под островом, тама-ка вода не дай бог
дурнаЯ, не устоЯть будет. Ђ другой, тоже-ка белый, напроть релки за
деревней, где голомыска. „ак ты должна помнить, где они в прошлом годе
стоЯли. Ђ красные Я один потихоньку отведу. €дти от надо-ка, поманить кого,
а то катер не седни-завтра с проверкой придет. Ќеохота-ка, чтоб хужей всех
было.
- Ђ возьми менЯ, дедушка. Љак сумею, помогу, - сказала Ќастена,
оглЯдываЯсь опЯть на бакены и уже со страхом отличаЯ белые, самые трудные.
- Ќо, - осторожно отозвалсЯ дед и помолчал, не знаЯ, верить, не верить
Ќастене. - Џочему-ка не взЯть, коль не шуткуешь. Љого ишо брать? ’ы правду
поплывешь?
- Џравда, дедушка. ’олько дай мне потом вечером ненадолго лодку. •очу
талины на острове нарезать. Ђ наша по сию пору на суху.
- „ак талины Я тебе подсоблю нарезать - эко дело!
- Ќет, нет, дедушка, - испугалась Ќастена. - џ сама. Ќе торопЯсь. - €
чтоб он не заметил ее страха, добавила: - Ќу, там видно будет...
- Љак хошь. Ђ то подсоблю, это нехитрое дело. Ћткулева тебЯ, девка, бог
послал? - „ед Њатвей прищурил от неожиданной удачи белесые, в белесых же,
выцветших бровЯх и ресницах, глаза и удовлетворенно засопел. - Ђ Я тужу: к
кому идти кланЯтьсЯ? “ всЯкого своЯ работа. Ќо раз поедем, давай поедем
поране. Ќе доспи маленько. Џридешь, не омманешь?
- Џриду, приду, дедушка. Љ солнцу прибегу, даже раньше. ’олько ты не
говори Њаксиму, что Я сама напросилась. ‘кажи, уговорил. Ђ мне неохота
завтра опЯть на эту пахоту, уж надоело - все отдохну немножко.
- Ђ, ну-ну. ќто конешное дело. ‘кажу, как велишь.
€ весь день Ќастена провела на реке. ‘нарЯдились чуть свет, по холодной
еще свежести и глухой, сонной тишине, в которой слышалсЯ только все тот же
дальний шум воды на перекате да едва различимый шелест течениЯ. Ђнгара
казалась темной и густой, у берегов стоЯла мелкаЯ рЯбь, между нею широкой
серединой, маслЯнисто отсвечиваЯ, протаскивало воду. Џоплыли в большой, как
баркас, устойчивой лодке, котораЯ требовала, однако, силы и силы, чтобы
двигать ее и тащить сзади тЯжелый, неуклюжий бакен. ‘начала затЯнулись на
бечеве вверх, потом Ќастена села за лопашны, а дед Њатвей в корме за
одноручное весло. Ћтвернули от берега, и с этих пор Ќастена старалась на
воду не смотреть, уставившись глазами себе под ноги и боЯсь думать о том,
что скоро придетсЯ подниматьсЯ в лодке в рост и что-то делать, как-то
помогать деду Њатвею.
‘ этим, первым, бакеном помаЯлись порЯдочно. ЏерегребаЯ, промахнулись и
оказались ниже, чем надо, а все попытки хоть немного поднЯтьсЯ против
течениЯ посреди реки ни к чему не привели. „а и смешно было на это
надеЯтьсЯ. ‚ода тут неслась мощным, туго натЯнутым гудЯщим потоком,
перехлестываЯ брызги через борт. ‚ыругав себЯ за дурость, дед Њатвей сдалсЯ.
Џогребли к берегу, теперь уже левому, который был ближе и на который Ќастена
больше всего и стремилась попасть - да не так, не с бакеном, не с дедом. €
все же, когда подплыли, до того захотелось придумать что-нибудь и остатьсЯ,
уговорить деда ЊатвеЯ приехать за ней под вечер - тогда бы и установили они
этот проклЯтый бакен. Ќо она знала: нельзЯ. Ћтдохнув, потЯнулись опЯть
вверх, на этот раз зашли с запасом, поплыли обратно и загодЯ сбросили
камень-держак, так что пришлось поддергивать его, чтобы снесло. ‚сЯ работа
Ќастены состоЯла в том, чтобы грести, держать по команде деда лодку.
“становив как надо бакен, дед Њатвей облегченно вздохнул и закурил.
- ќтот-ка самый чижолый, - призналсЯ он. - џ и зажигать, и гасить его
поперед всех плыву. €шь какаЯ нехорошаЯ, буЯнистаЯ вода. Ћн как прет,
никакого удержу.
€ действительно, второй бакен поставили легче. Ќастена соглашалась и на
третий, времЯ еще было, но дед, отказав, отпустил ее.
- •ватит. “говор был на два, - весело, и без того довольный сделанным,
говорил он. - Ђ об тех у менЯ заботы-ка нету. џ их завтра потихоньку один
сплавлю. …зжай куда надо, покуль день не ушел. Џособить тебе, нет?
- џ сама, дедушка.
- Ќу, как хошь.
Ћн давал ей легкий, быстрый шитик, но Ќастена осталась в той же лодке:
она к ней за день привыкла и боЯлась уже меньше. Ђ в вертлЯвом, послушном
любой волне и любому ветерку шитике было страшновато: вдруг подниметсЯ
низовка или еще какаЯ беда - все, пропала. ’ише едешь - дальше будешь.
—еловек в постели, на ходу ли, случайной, поспевшей ли смертью, но должен
умирать непременно на земле, когда под ногами привычнаЯ твердь, а в легкие
проситсЯ воздух. Ќастене только однажды, еще задолго до войны, пришлось
видеть утопленника, и до сих пор при одном воспоминании о нем ее пробирала
жуть.
Ћна высадила деда у будки и, отказавшись чаевничать, сразу взЯла через
Ђнгару. ’еперь, когда она осталась одна и когда встреча с Ђндреем, которой
она всЯкими правдами и неправдами добивалась (а какими правдами? - только
неправдами!), когда встреча эта после двух почти месЯцев розной жизни была
наконец близка, Ќастену охватило раздумчивое, осторожное желание оттЯнуть
ее, оставить все, как есть. —то она сейчас скажет Ђндрею? Љончилась война,
пришел в деревню еще один фронтовик, прежний партизан ‹ука ‘молин, пожилой
уже, молчаливый мужик, взЯтый поначалу в конницу и прослуживший всю войну
при конЯх же - возницей. Њихеич три днЯ назад заставил ее, Ќастену, написать
в розыск, спрашиваЯ о судьбе ЂндреЯ, и сам отдал письмо почтальону.
‘еменовна ходит лучше, уже и без костылей, - тепло, что ли, помогло? -
хорошо, конечно, что ходит, но Ќастена готова была заподозрить в этом
какой-то особый, недобрый длЯ себЯ знак. —то еще? †ивот... ќто он увидит
сам. „а, и недавно осмелилась-таки, продала €ннокентию €вановичу часы, и
Ясное дело, продешевила, а что дал €ннокентий €ванович, внесла за облигации:
наступил срок платежа и деватьсЯ было некуда.
Ђ что скажет ей он? —то ему сказать? Џосмотрит она на него и поймет все
без слов: и каково ему пришлось, пока не виделись, и что держит он на уме.
„олго так теперь продолжатьсЯ не может, надо что-то решать, куда-то
приклонЯтьсЯ. Ђ что, куда?.. Ѓлизок, близок суд - людской ли, господень,
свой ли? - но близок. Ќичего в этом свете даром не даетсЯ.
‘олнце стоЯло еще высоко, но на воде было свежо, с севера потЯгивал
ветерок. Ќастену всегда удивлЯло, как ветер летом может идти встречь
течению, - казалось, что река своим широким и могучим движением должна
двигать за собой и воздух.
Ћна гребла неторопливо, тЯжелые лопашны за день все же с непривычки
показывали себЯ: руки гудели, спина в одних и тех же беспрестанных движениЯх
отерпла и пронзалась мурашками. ‚ ушах приЯтно звучало шуршание разрываемой
глади - мЯгкое, мелодичное, со звоном крошечных гибнущих колокольчиков.
‚торой звук, тЯжелый и скрипуче-надсадный звук отодвигаемой лопашнами воды,
исходил от работы. Ќа средине реки, как на воздусЯх, видно было далеко и
охватно, и все качалось, сплывало - избы, лес, небо, пашнЯ на горе, берег,
во всем чудилась ненадежность, подо всем - размытость и хлЯбь. ‚ысоко в небе
над Ђнгарой маленькой точкой парил, что-то высматриваЯ и надумываЯ, Ястреб,
и Ќастена впервые в жизни невесть с чего пожалела эту вредную птицу: тоже не
сладко даетсЯ ей хлеб. Ќастене вообще в последнее времЯ казалось, что никого
осуждать она не имеет права - ни человека, ни зверЯ, ни птицу, что всЯкий
живет своей, но не зависЯщей от него, подневольной жизнью, изменить которую
он не в силах.
Ћна ухватилась за нижний край острова, по другой, закрытой длЯ деревни
стороне затолкалась опЯть вверх и приткнула там лодку к берегу. ’еперь
осталось переправитьсЯ только через протоку - втрое меньше того, что
выгребла. Ќо остановилась она не от усталости. Ќа нее навалилась другаЯ,
душевнаЯ слабость. Ќастена чувствовала в себе путаницу, неразбериху, в
которой сошлись вместе и радость, оттого что она увидит сейчас ЂндреЯ, и
страх перед этой встречей, страх заглЯнуть туда, что покуда сокрыто темью.
Ќадо было привести душу в порЯдок, настроить на один лад и уж тогда
двигатьсЯ дальше. Ќастена сидела, смотрела бессмысленно в воду и улыбалась
нарочитой, сделанной и направленной внутрь себЯ улыбкой, по которой могло бы
густо, как масло, потечь успокоение. Ќо оно не натекало, не наступало, и
беспокойство не проходило. Ќастена сидела уже не с улыбкой, а с гримасой на
лице и вспоминала, как она продавала €ннокентию €вановичу часы. “ж что-что,
а это воспоминание утешить ее не могло.
€ннокентий €ванович долго вертел часы в руках, прикладывал их к уху,
подносил к глазам, остро, пытливо взглЯдываЯ на Ќастену.
‚идно было, что часы ему нравЯтсЯ, но больше желаниЯ заполучить их
€ннокентиЯ €вановича терзало желание узнать подноготную часов, выЯснить,
как, через чьи руки они сюда залетели. Ћн и к глазам подносил их, чтобы
рассмотреть, не осталось ли на них каких-нибудь следов - надписи или знака,
которые бы что-то указали и проЯснили. Ќо нет, ничего не осталось. Џодождав,
спрЯтав свое нетерпение, поманежив еще себЯ и Ќастену, он наконец как бы
между прочим спросил:
- Ћткуль они у тебЯ? Ђндрей, что ли, послал? Ћтвет у Ќастены был
приготовлен, и она, так же играЯ в прЯтки с €ннокентием €вановичем, сказала:
- Љакой Ђндрей... „лЯ него же, длЯ ЂндреЯ, покупала в прошлом годе в
Љарде. Ђ теперь вот приходитсЯ продавать. ‡а облигации нечем рассчитыватьсЯ.
Џридет - сам наживет. “ж десЯть раз покаЯлась, что взЯла.
- ‡а сколь купила-то?
- ‡а две тыщи.
ѓоворить ему, как Њихеичу, что она будто обменЯла часы на ружье,
Ќастена боЯлась: этому только покажи кончик, он вытащит всю нитку.
- Ќу, у менЯ таких денег нету, - покачал головой €ннокентий €ванович. -
€шь, а все прикидываетесь бедненькими. „ве тыщи р-раз! - и достала, отдала,
как два рублЯ. ќто кто же в Љарде продал их тебе?
- џ толком и сама не знаю. Љакой-то военный вроде, в шинелке был.
ЏоглЯнулись они мне сильно, Я и схватилась, кофту, шаль продала, насбирала,
- врала напропалую Ќастена и бесстрашно смотрела в лицо €ннокентию
€вановичу. - ‘час-то разве стала бы покупать?
- „вух тыщ у менЯ нету. џ не такой богач, как ты, - примеривалсЯ и
прикидывалсЯ €ннокентий €ванович, все так же пристально наблюдаЯ за
Ќастеной. - ’ыщу с грехом пополам, может, наскреб бы, а больше нету.
Ћна, подумав, вздохнула:
- Ќу, тогда хошь за тыщу. Љому Я их еще тут продам? Ђ в Љарду ехать -
день, а то все два терЯть надо. ‘час не до того.
’ысЯчу €ннокентий €ванович отсчитал, но не поверил он Ќастене, видела
она, что не поверил. Ќе надо бы к нему ходить, но больше действительно идти
было не к кому: в Ђтамановке только у него водились деньги. Ђ кроме того,
что-то тЯнуло Ќастену, помимо ее воли тЯнуло пойти именно к нему. “ж больно
он любит нюхать чужие следы, знать о чем ни попало больше и раньше всех -
так на, нюхай, сама подаю кусок, который пахнет жареным-вареным. ‚ерти своим
длинным носом сколько влезет, скоро еще один кусок поднесу - не боюсь. Ђ
боЯтьсЯ-то следовало: не ангел. Ќет, что ни сделаешь, все не так.

Ќастена помнила, что Ђндрей должен теперь находитьсЯ в верхнем зимовье,
но не знала, что делать с лодкой: или спускатьсЯ и прЯтать ее в речке, или
оставить напротив острова под берегом - с той стороны не увидать, а на этой,
если кто поЯвитсЯ, все равно не скрыть. ’ак что лучше и не прЯтать. Њало ли
длЯ чего потребовалось ей за Ђнгару! Ќарезать вот талины свекру на плетенье,
а тальники здесь самые богатые. Њихеич же как-то обмолвилсЯ, что неплохо бы
сплавать на остров за прутьЯми - правда, на остров, не дальше, но это почти
одно и то же. Њихеичу она скажет, что нарезала на острове, он удивитсЯ, а
возразить нечем: и верно, сам подсказал, а она услужила. „а и что ему
возражать, если сделала доброе дело - везде ей чудЯтсЯ недоверие, подглЯд,
даже там, где их нет.
Ќо на этот раз подглЯд, оказываетсЯ, был. …два Ќастена, переплыв,
вытащила нос лодки на сухое и, вскользь осмотревшись вокруг, стала
подниматьсЯ на невысокий берег, из кустов, густо нависших над водой справа,
вышел человек. Ќастена не заметила, как он вышел, она услышала лишь шуршание
гальки сзади и, испуганно обернувшись, увидела его, склонившегосЯ над лодкой
и сильными рывками подвигавшего ее на каменишник. Ќастена вскрикнула.
- —то же ты ее так оставлЯешь? “несет, - сказал он и, пригибаЯсь, пошел
к ней.
ќто был Ђндрей. Ќастена кинулась к нему с оборвавшимсЯ от испуга и
радости сердцем, вздрагиваЯ крупной дрожью и приохиваЯ, но он не дал себЯ
обнЯть, а повел скорей за кусты, где их не видно было с Ђнгары, и там обнЯл
сам, крепко сжав в руках, тЯжело дыша и заглЯдываЯ в лицо.
- Ђ Я знал, что ты сегоднЯ будешь, с утра знал, - щурЯсь оттого, что
так близко видит ее, бормотал он быстрыми выдыхами. - “слышал утром голоса
на протоке и узнал тебЯ. „огадалсЯ, что приплывешь. € весь день караулил.
Џотом вижу: гребешь.
Ћн прижал ее к себе еще крепче.
- ’ише ты, медведь, - оттолкнулась она и выпЯтила живот. - ђаздавишь.
Ќе видишь, что ли?
- …сть? - пьЯнеЯ уже этой радостью, коротко спросил он.
- Љаши, думаешь, наелась?
Ћн неумело, отвыкнув, с отрывистым гулом засмеЯлсЯ и осторожно,
проверЯЯ упругость живота, ощупал его широкой, разлапистой ладонью. Ќастене
было приЯтно это прикосновение, она глубоко и ласково вздохнула.
- Ќиче еще непонЯтно, - сказал он.
- Ќу уж, непонЯтно...
Ћна взЯла его ладонь и приставила туда, где начинал бугритьсЯ, уже
чем-то упираЯсь, ребенок.
- ЏонЯтно?
- ‚роде че-то есть.
- ‚роде... ‘ам ты вроде. …ще как есть. џ уж знаю: это парнишка.
- ‡наю, - хмыкнул он. - Ћткуда ты знаешь?
- ‘порим на девчонку, что парнишка?
- ђоди сперва этого.
- ђожу. —е ж не родить? …ще не бывало такого, чтоб там оставалсЯ. -
Ќастену самое же и распотешили эти слова, она рассмеЯлась.
Ќо, вглЯдевшись как следует в ЂндреЯ, она остыла, и все ее счастливое
возбуждение от неожиданно скорой, раньше назначенного времени встречи с ним
стало меркнуть. ‹ицо его сильно заострилось и высохло, даже сквозь бороду
видно было, как обвисли на нем щеки. ѓлаза застыли и смотрели из глубины с
пристальной мукой. Ѓорода казалась уже и не черной, а грЯзно-пегой, завитки
на ней делали ее и того более нерЯшливой. ѓолову он держал, подав вперед,
словно постоЯнно всматриваЯсь или вслушиваЯсь во что-то перед собой, - так
оно скорей всего и было. ‚олосы на голове он недавно подбирал и остриг на
ощупь, они висели неровными лохмами. ѓлаза, больше всего Ќастену напугали
глаза: так они изменились с последней встречи, настолько зашлись тоской и
потерЯли всЯкое выражение, кроме вниманиЯ...
Ђндрей заметил, с каким страданием она смотрит на него, и дернулсЯ:
- Ќе нравлюсь, что ли?
- Ђндрей... - Ќастена ткнулась ему лицом в грудь, чтобы не отвечать, и
оттуда, от груди, зашептала удушливо то, что считала самым важным: - Ђндрей,
ты не знаешь еще: кончилась война.
- ‡наю, - спокойно сказал он.
Ќастена отшатнулась от него:
- Љак знаешь? Љто сказал?
- ‘лышал ваш салют.
- Ђ-а, стрелЯли... ага.
- “ менЯ теперь глаза и уши такие стали... дале-о-ко вижу и слышу. - ’о
ли он отводил разговор, то ли действительно решил похвалитьсЯ. - ‘амому себе
завидно. “тром вы еще по большой Ђнгаре греблись, а Я уж знал: плывут. € вон
откуда, с горы, от зимовьЯ, услыхал. Ђ как на протоку вышли, и тебЯ
определил.
- Ђ Я тебе ничего почти и не смогла привезти, - медленно и отчужденно,
думаЯ о другом, сказала Ќастена. - ’ак, хлеба маленько да Яичек. ЃоЯлась,
чтоб не заметили.
- Њне и не надо. ’еперь проживу, тайга накормит. Њне только сетку надо,
Ќастена. Њошка вот-вот загудит. ‡аест она менЯ без сетки.
- ‘етку... € правда, как Я забыла про сетку?
- Џривезешь в другой раз.
- Џривезу...
Ћна стала думать о том, где взЯть сетку. …го, ЂндреЯ, старую из
конского волоса, давно истрепали, а лишней в доме не было. Ќадо где-то
найти: мошка хуже лютого зверЯ, а здесь он, мужик, один, всЯ мошка кинетсЯ
на него.
Ћни все еще стоЯли, топчась друг возле друга, рЯдом с молоденькими,
одного с ними роста, распускающимисЯ березками. ‹источки на них уже
распрЯмились из трубочек, но были маленькие, бледные под солнцем, с
глубокими бороздками.
‚ просветах между березками виднелась Ђнгара. „еревню скрывал остров;
солнце, склонЯЯсь, било туда косым упором. Ѓерег здесь был широкий и
красивый - в черемухе, в березе, раскиданными там и сЯм по луговине, чуть
заметно покатый к воде и молчаливый, словно затаившийсЯ или необжитый. ‚
траве хлопотали какие-то маленькие, но безголосые птички с полосатыми, как у
бурундуков, спинками и высокими головками. ‹ишь издали, но с этого же
берега, давно и нудно напрашивалась на гадание кукушка. Ќастену еще на реке
подмывало погадать, побоЯлась, теперь бы уж насчитала лет с двести - живи не
хочу.
- Ќу, в зимовье пойдем, нет? - спросил, оглЯдываЯсь почему-то, Ђндрей.
- „алеко, поди, - замЯлась Ќастена. - ‹одку брошу... не угнал бы кто.
- Љому здесь...
Ќастена спустилась к лодке и взЯла в носу узелок с едой. Ќо в зимовье
они все же не пошли; подыскали место, где устроитьсЯ, наткнулись они на
глухую круглую полЯнку, перечерченную пополам белой и твердой, как кость,
колодиной, на которой и уселись. Ќастена подала Ђндрею узелок; Ђндрей, глЯдЯ
куда-то вдаль, неторопливо развЯзал его, но, увидав хлеб, не смог сдержать
нетерпениЯ и впилсЯ в него зубами. Ќастена старалась не смотреть, с какой
жадностью он ест, и сползла с колодины на землю, удобно вытЯнув
задеревеневшие в лодке ноги, но нет-нет да поднимала голову и украдкой
косилась на ЂндреЯ, удивлЯЯсь, поражаЯсь уже и не ему, и не голоду его, а
тому, что этот оборванный, запущенный мужик, выколупывающий сейчас из бороды
хлебные крошки, и есть тот, о ком она не спала ночей и к кому стремилась из
всех своих сил. ѓосподи, как же чувства человеческие капризны и смутливы! „о
чего они требовательны и изменчивы! Љ нему ли, к этому ли человеку, она
плыла, о нем ли страдала, он ли получил над ней страшную и желанную власть?
Ќе веритсЯ. Ќо Ќастена остановила себЯ: а не так ли и он спрашивал, впервые
увидев ее после фронта: к кому бежал? ради кого наломал дров? Ђ ему ведь
было не Ђнгару переплыть - почище. € тоскливо, безысходно сжалось сердце:
ничего не знает о себе человек. € сам себе он не верит, и сам себЯ боитсЯ.
Ђ кукушка, не менЯЯ голоса, все куковала и куковала, наговариваЯ - кому
столько? - деревьЯм, реке, камнЯм. умела пред островом вода; под низким
боковым солнцем блестела в деревьЯх раннЯЯ паутина. Ћт наливающейсЯ зелени
плыл и туманилсЯ зеленой же поволокой взглЯд, дыхание холодило влажными
тЯгучими запахами. ‘верху на полЯнку оборвалась бабочка и долго не могла
вылететь, тычась в плотный кустарник. Ќо вид на Ђнгару сквозь ветки
оставалсЯ, в нем торчала даже корма лодки под берегом, и Ќастена часто
взглЯдывала туда, боЯсь не столько за лодку - вообще чего-то боЯсь, чего-то
с неотвратимостью ожидаЯ.
Ђндрей поел, и, чтобы разговор не ушел в сторону, Ќастена сразу
спросила:
- Љончилась война - что теперь-то с нами будет, а, Ђндрей?
- Ќе знаю, - пожал он плечами, и Ќастене стало не по себе, ей
показалось, что он чересчур спокойно сказал "не знаю", что он и не хочет
ничего знать.
- Ђ кто за нас будет знать? —то-то надо делать, Ђндрей.
- —то ты хочешь, чтоб Я делал?
- Џочему же Я хочу... Ќе Я... Ќо... ничего не делать, или как? ’ы
скажи.
Ћн обернулсЯ к ней и, помолчав еще, подобрав первые слова, твердо
ответил:
- —то делать? ’ебе - рожать, вот что делать. “мри, но роди: в этом всЯ
наша жизнь. „елай что хошь, но знай, что тебе надо родить. Љ этому и
готовьсЯ. - Ћн начал твердо, даже жестко, но голос его сорвалсЯ; голос его
вообще, Ќастена заметила, часто ломалсЯ, то становЯсь некстати суровым, то
тут же рЯдом жалобным, чуть не плачущим - или от постоЯнного молчаниЯ, от
одиночества, или от чего-то еще. Ђндрей откашлЯлсЯ и продолжал: - Ђ мне? —то
мне делать? ’ы, поди, не один раз подумала: ни черта бы там со мной не
доспелось. Ќе отказывайсЯ, Я знаю. џ сам так думаю. Ћно теперь, когда война
кончилась, дивлЯ так думать. Њожет, правда, ни черта бы не доспелось. ‚ыжил
бы, пришел. - Ћн наклонилсЯ к Ќастене, вплотную приблизив лицо и пуще
обычного прищурив, спрЯтав глаза, и зашептал жутким, хриплым и сдавленным
шепотом: - Ђ если доспелось бы и Я счас бы тут с тобой не сидел? Ќикто не
знает. Ђ Я сижу. € ты не спрашивай, не толкай менЯ делать. ‘делать Я могу
только одно. - Ћн выпрЯмилсЯ и качнул рукой вниз. - Џогоди, не перебивай. џ
знаю, Я верю тебе. џ тогда как сказал: до лета. ‚от оно и лето прикатилось.
„авно ли ты ко мне по заметели бежала, а сегоднЯ уж по воде. Џропасть,
Ќастена, не штука, все равно от этого никуда не детьсЯ. џ за эти четыре
месЯца здесь прожил все сорок годов. „а тридцать своих. Џропасть, Я говорю,
не штука, но Я должен знать, что не зазрЯ пропадаю. Њне верить охота, что Я
еще пригожусь тебе, что ты прибежишь сюда не длЯ менЯ, а длЯ себЯ. —тоб
полегче тебе стало.
- Ђ Я и счас не знаю, длЯ кого прибежала, - призналась она.
- Ќа все плюнь, обо всем забудь - рожай. ђебенок - все наше спасенье.
’ы тоже в этом деле моем немаленько залЯпана. Ђ ты совестливаЯ, тебе
неспокойно. ђодишь - будет легче. ђебенок спасет тебЯ ото зла. „а разве есть
во всем белом свете такаЯ вина, чтоб не покрылась им, нашим ребенком. Ќету
такой вины, Ќастена. ’ак и знай. џ ждал тебЯ, каждый час ждал, чтоб сказать:
готовьсЯ. ‚озьми сердце в камень, завЯжись в узелок, зажми уши и не слушай,
что на тебЯ понесут. џ знаю: тебе придетсЯ ходить по раскаленным углЯм...
вытерпи, Ќастена. Ќо чтоб ему не повредило. Ђ станет невмочь - прибегай.
Џрибегай. џ тебЯ буду ждать. џ длЯ тебЯ и буду жить, больше мне тут делать
нечего. Ђ станут совсем донимать тебЯ - всех порешу, всех пожгу, родную мать
не пожалею...
‘удорожно, уставив безумные глаза на ту сторону Ђнгары, он втЯнул
голову в плечи.
- Ђндрей! Ђндрей! - испугалась Ќастена.
Ћн невидЯще глЯнул на нее и, отходЯ, освобождаЯсь от припадка тихой
удушливой Ярости, надолго умолк. Ќастена тоже не знала, что говорить.
Љакой-то словно чужой, издевательской мыслью она вдруг вспомнила, что ей
нечем резать прутьЯ, за которыми приплыла: не взЯла с собой ни ножа, ни
топора. Ќет, в каждом из них с руками-ногами на одного сидит все же не один
человек - несколько: вот и тЯнут его в разные стороны, разрывают на части,
покуда не сведут в могилу. Ђ он-то, бедный, еще говорит, что чужаЯ душа -
потемки, будто хоть немножко знает свою.
‡емлЯ под Ќастеной стала холодить, и Ќастена приподнЯлась, села на
колодину. Ђндрей подвинулсЯ к ней ближе, но не обнЯл, как она насторожилась,
а закачалсЯ маЯтно вперед-назад. ‘олнце уже ушло с полЯнки, отодвинулось к
реке. ‚ корме лодки прыгала, дергаЯ хвостиком, плишка - взлетела, скрылась и
тут же поЯвилась опЯть, быстрыми поклонами заглЯдываЯ в воду. Ќа востоке,
где всходить солнцу, поЯвились белые легкие полосы туч, и Ќастена
затревожилась, не сменилась бы погода.
- Њожет, схожу на ‹ену, - неожиданно сказал Ђндрей.
- Ќа ‹ену? - удивилась Ќастена. - ‡ачем?
- “ менЯ там был дружок, вместе воевали. ЉолЯ ’ихонов. - Ћн
поперхнулсЯ, словно в горле сдавило что, и повторил: - ЉолЯ ’ихонов. Њы,
правда что, в разных находились взводах: Я в первом, он в третьем. Ђ взводы
в разведку по очереди ходили. Њы нечасто и видались. Ђ чуть подфартит - все
вместе. Ћн холостой еще был... хороший бы мужик вышел. „обрый, простой. €
умелый - все мог. Џоследнюю рубаху с себЯ скинет, а там - последнюю пайку
отдаст. Ќа щеке шрам, да так к месту - вроде Ямочка. ‚ драке вилами в
малолетстве проткнули.
€ вот мы с ним уговорились: кого убьет, другой чтоб приехал и
рассказал. Ћн с ‹ены, а Я с Ђнгары - землЯки, далеко ехать не надо. Ћн
чудной маленько был. Ђ как, говорю, обоих убьет? Ћбоих, говорит, не убьет,
длЯ этого надо, чтоб Ђнгара и ‹ена в одну воду сошлись. - Ђндрей коротко
хмыкнул и длинно, протЯжно вздохнул. - џ ему свою грамоту показал: мол, они
и так сходЯтсЯ в одну воду - там в море. Ђ море, отвечает, это смерть. Ћни
живут, пока по своему руслу текут, а море - смерть. Џосле смерти и мы
сойдемсЯ. Џриходим мы под утро с "поиска", а мне говорЯт: Љолю убитого
принесли. Њожет, схожу, расскажу, - не прерываЯсь, продолжал он. - џ знаю,
помню, где похоронен, сам хоронил. “говор надо бы выполнить.
- Љак же ты пойдешь? - осторожно спросила Ќастена.
- Џрикинусь, что издалека. „еревушка у него махонькаЯ. Џосижу, поговорю
и обратно. Љак хоронили, не плакал, там это не заведено. Ђ недавно вспомнил,
и слезы потекли. џ ж не бесчувственный, Ќастена. Ђ лучше бы бесчувственный -
легче. „умаешь, думаешь до одури, а мысли все колючие... †алЯт, жалЯт...
„умаю: если пойти, сдатьсЯ - получай, что заслужил: и чем больше, тем лучше.
‡аслужил - прими. —ем на себЯ руки поднимать - пускай закроют, кому велено,
это дело со мной, заткнут моей смертью. € им спокойней, и мне тоже. -
Ќастена замерла, стараЯсь не пропустить ни слова, но он поднЯл голову и
решительно, широкими взмахами покачал головой: - Ќет, не пойду. Ќе за себЯ
боюсь - мне бы, может, это в радость было: встать под расстрел. ’ам хоть
зароют, а здесь и спрЯтать некому. Ќе хочу вас марать. Ђ если узнают, что
родила от менЯ, - съедЯт тебЯ. џ-то ладно, с менЯ спрос особый, а тебе за
что? € родишь ты - на ребенка слава упадет, век ему маЯтьсЯ с ней. Ќет, не
пойду. ’ы говоришь: что делать? џ, что ли, не пытаю себЯ: что делать?
Џогодим - должно разъЯснеть. Њожет, правда, на ‹ену схожу. Ђ может, побоюсь,
не пойду. Њне страшно, Ќастена, далеко от тебЯ отрыватьсЯ, Я только возле
тебЯ и дышу. “тром просыпаюсь и думаю: что счас Ќастена - поднЯлась или нет?
„нем брожу и думаю: где счас Ќастена? Љакими словами она менЯ поминает? €
говорю: терпи, Ќастена, терпи. € молчи. Ќе дай бог тебе кому сказать. ’ы уж
и не жена мне - с женой дома живут, ты длЯ менЯ весь белый свет, все на тебе
сошлось-съехалось. Ќе разомкнуть.
- Ќе говори так, Ђндрей, зачем ты? - Ћна прижалась к нему, и неловкой,
тревожной радостью, как у человека, который, заблудившись, не знает, какаЯ
на небе зарЯ - вечернЯЯ или утреннЯЯ, - занЯлось сердце.
- џ намолчалсЯ, мне охота поговорить. Џомнишь, на ильин день косили мы
с тобой за речкой, в кочках? Џоказалось, на своем покосе мало, пошли туда.
†арко, пауты донимают, размахнутьсЯ литовкой нельзЯ, ровного места нету. Ђ
хужей всего - не знаем, надо косить, не надо. ‚роде праздник. ‹юди гулЯть не
гулЯют, но и не работают. € гром, как водитсЯ в ильин день, вот-вот рЯвкнет.
Џомнишь?
- Џомню, как не помню? ќто в последнее лето перед войной было. ’ы в то
лето со счетоводов ушел, €ннокентий €ванович на твое место заступил.
- Ђга. •одим и злимсЯ друг на дружку. Ђ из-за чего, из-за какой холеры
злимсЯ, и сами не знаем. ЏоглЯжу на тебЯ и думаю: что бы такое сказать, чтоб
заплакала, а Я бы тогда добавил, отвел душеньку. € ты, вижу, косишьсЯ, губы
поджала. Ђ что бы, кажетсЯ, догадатьсЯ: давай бросим, ну ее к лешему, работу
эту, и пойдем в деревню. Ќет, затаились, пыхтим и молчим. € вдруг заместо
грозы откуда ни возьмись дождик, да такой ласковый, теплый. Ќе из чего,
тучки-то на небе не было ни одной. ќто уж потом опустилась пасмурь, а до
того чисто, как стеклышко. Њы с тобой остановились и друг на дружку
посмотрели. Џомнишь? € так хорошо, так радостно стало, что дождик, что мы с
тобой одни и что не успели поругатьсЯ. € будто другие люди тут до нас были,
а мы только что встретились. € не у одного, у обоих сразу такаЯ перемена.
—то вот, что было? Ќеужто из-за дождика все, из-за того, что работать не
надо?
- Џотом пошли на горох...
- Ќа горох пошли поздней. Ѓросили литовки - и друг к дружке. €
дождик-то какой-то не мокрый был, летит и на лету тает. ‚роде как дымный или
свЯтой какой. Њожет, правда, это он нас заворожил. Ђ на горох ты позвала, Я
тогда куда хошь бы пошел за тобой. ‚от ведь что вспомнилось...
- Ђ это мы сидим счас, Ђндрей? €ли те, другие, которые косили?
Ћн, склонив голову набок, задумалсЯ дальней, тЯжелой мыслью.
- Ќе знаю. Ќе те и не другие, наверно, а третьи. Ѓыла война... все
было. Ќет, - встрепенулсЯ вдруг он. - ќто мы, мы, Ќастена. ‘час это мы.
€наче Я бы не вспомнил. ќто мы. ќто не пропало совсем. Ќе одно плохое у нас
было, было и хорошее - правда же, было?
- ‡ачем же помнить плохое?
- ‚се надо помнить, Ќастена. ‚се надо помнить, но плохое, как срамное
место, без нужды показывать не надо.
- Ђ помнишь?..
€ она, завороженнаЯ и вознесеннаЯ воспоминаниЯми, близко и чудесно
коснувшимисЯ сердца, не замечала уже ничего: и что он оборван, запущен, не
чист - это был ее Ђндрей, родной человек, с которым она знала жизнь
единственную и радостную. ‘только, оказываетсЯ, в ней было счастьЯ! €
очнулась Ќастена, когда солнце перед заходом полосой поднималось на той
стороне в леса, воздух погустел, потемнела и остыла зелень. Џеред глазами
Ќастены подрагивала непонЯтно откуда взЯвшаЯсЯ лиственничнаЯ ветка, на
которой из корЯвых и некрасивых, как бородавки, почек выбивались аккуратные
хвойные метелки. ђЯдом, устало посапываЯ, сидел Ђндрей. Ћчнулась она и
испугалась:
- ѓосподи, да ведь мне нельзЯ без прутьев домой показыватьсЯ! “ тебЯ
хоть ножик с собой?
- ‘ собой.
- Џойдем скорей.
Ћна пропустила мимо ушей и только после догадалась, почему он спросил,
провожаЯ ее:
- ‘кажи, Ќастена, как Я поЯвилсЯ здесь, никого из деревни не убило? Ќе
было похоронок?
- Љак ты поЯвилсЯ?
- Ђга.
- ЉажетсЯ, нет. Ќет, не было. Џоследний был ‚олодЯ ‘омов. Ћсенью еще.
- Ќу-ну.
Ћн искал себе вину поменьше. € она задумалась: зачем, длЯ чего? „лЯ
себЯ только или он прикидывал что-то другое?

—ерез несколько дней Ќастена приплыла снова, на этот раз в своем
шитике, который Њихеич наконец скатил на воду. ‘ утра зарЯдил дождь, мелкий,
но злой, холодный, и работа в поле сорвалась. •отела покопатьсЯ в своем
огороде, где только и сделали, что натаскали грЯду под огурцы, но дождь и
того не дал, напрасно лишь вымокла и расстроилась. € чтоб день не пропал
совсем впустую, решила: поплыву, отвезу мужику сетку, которую с грехом
пополам достала, отвезу еще бутылочку дегтЯ от той же мошки, свалю с души
одну печаль. Ћна обрадовалась, что Њихеича нет и не надо с ним объЯснЯтьсЯ,
а ‘еменовне сказала, будто сходит порыбачить, - ‘еменовна, все хныкала, что
"вот люди ловЯт, а они с нонешней Ђнгары хвоштика омулЯвошлого не видели".
Ќастена так и сказала - "сходит", чтобы непонЯтно было, пойдет она куда-то
пешком или поплывет в лодке, - то и другое означало "сходить". ‘еменовна не
успела ответить, не успела ни задержать, ни дать позволеньЯ, а Ќастена уже
выскочила и быстрым шагом направилась к Ђнгаре. ‚есла держали в банных
сенцах, там же валЯлись старые переметы на рыбу, смотанные на деревЯнные
колышки. Ќастена подхватила их, спустилась торопливо к воде и оттолкнула
лодку. ‚место того чтобы заходить вверх, она сильными рывками погнала шитик
вниз по течению. —ерез пЯть минут, когда деревню не видно стало за зыбкой,
туманной завесой дождЯ, она повернула лодку поперек реки.
„ождь глухо, с сытым ворчанием шумел, входЯ в воду; река казалась
серо-стальной и тусклой. Ћстров казалсЯ размытым и приподнЯтым, будто низкаЯ
туча, грЯзным пЯтном. ђазмыто было и небо, а лучше сказать, его не было
вовсе, оно закатилось куда-то, как закатываетсЯ солнце, и теперь там настали
сумерки. Ќастена вспомнила, что в марте, в лютую и мокрую метель, она бежала
по льду где-то здесь же: времЯ идет, а у нее ничего не менЯетсЯ, и зимой и
летом приходитсЯ искать непогоду, чтобы попасть все туда же, все длЯ того
же. Ќастена была в прорезиненном плаще, наброшенном поверх кофты, но он
давно вытерсЯ и не спасал от дождЯ, по спине неприЯтно, теплыми струйками,
набираЯсь и нагреваЯсъ, стекала вода. ЊокраЯ кофта на лопатках влипла в
тело, и это было тоже противно; Ќастена то и дело поводила спиной, отдираЯ
ее и морщась, и сбивалась с греби.
Ћна переплыла Ђнгару и, отыскав речку, загнала шитик в нее, протолкнув
его далеко вверх и поставив под нависшую низко над речкой раскидистую
березу, чтобы и не видно было постороннему глазу и поменьше нападало сверху
дождЯ. Ћдин перемет она взЯла с собой, второй оставила в лодке. €, сойдЯ на
берег, вздохнула натруженна: убежала, добралась, и добралась будто в одно
мгновение. Ќо она потому и прихватила перемет, чтоломнила: придетсЯ
возвращатьсЯ. ‚се у них теперь шиворот-навыворот: сроду человеку легче было
возвращатьсЯ по своим следам, чем идти вперед, а у них - нет. Џопробуй
Ђндрей возвернутьсЯ туда, откуда он скосил свою жизнь! Џопробуй она
воротитьсЯ к той Ќастене, какой была полгода назад! Ђ как тЯжело будет ей
плыть сегоднЯ обратно: та же Ђнгара покажетсЯ впЯтеро шире, те же весла
тЯжелей, та же вода - страшней и глубже. ‚зЯть бы и не возвращатьсЯ,
остатьсЯ здесь, на положенном ей месте, с положенным человеком, чтоб не
прикидыватьсЯ, не лукавить, не врать, а жить свободно тем, что она есть.
Ћна спустилась обратно к Ђнгаре и на каменистом берегу с быстрым и
прЯмым течением размотала перемет. ќтой снастью только теперь и рыбачить,
через неделю-две, когда высветлитсЯ и войдет в свою норму вода, она не
годитсЯ. ‚ прошлом году после льда Ќастена несколько раз ставила под своим
берегом - и добывала: приносила и ельцов и хариусов. Њихеич по-стариковски
признавал только морды, от всЯкой другой рыбалки он отошел.
Ђ ей, Ќастене, сегоднЯ, чтобы замазать глаза, хватило бы одного самого
заморенного ельника. ѓлавное, было б что сказать, чем прикрытьсЯ, а поверЯт,
не поверЯт - наплевать. ’ак или иначе все идет к концу. ‚ черном землЯном
Яру с торчащими прутьЯми корней Ќастена, обваливаЯ податливую почву и
выворачиваЯ корЯги, набрала червей, наживила крючки и забросила за
подвЯзанный камень перемет в воду. ‹овись, рыбка, большаЯ и маленькаЯ,
ловись. “ходЯ, Ќастена подумала, что, если ничего не поймаетсЯ, надо хоть не
обрывать с крючков остатки червей, чтобы видно было, что она действительно
наживлЯла, действительно рыбачила, а не занималась чем другим. “ Њихеича
голова бедоваЯ, в нее что угодно может закрастьсЯ.
„ождь все нудил и нудил; Ќастене чудилось, что она слышит протЯжное,
надсадное поскрипыванье, с каким он спадал на землю. ’рава, мЯгкаЯ, далеко
не вызревшаЯ, принимала его бесшумно, на деревьЯх зЯбко подрагивали листьЯ,
над Ђнгарой висела глухаЯ, как осенью, туманнаЯ морось. ‚ небе поЯвилось
чуть заметное движение - или оно тоже чудилось, наплывало перед глазами,
которые не любЯт пустоты? Ќастена не бывала в верхнем зимовье и шла наугад -
шла сначала по-над берегом по старой запущенной тропке, которую выдавали в
траве продольные залысины, затем повернула в гору. …й казалось, что она
должна сразу найти прежние работные места, но полЯн по склону светлело
много, и не понЯть было, вечные ли это полЯны или одичавшие полЯ; она
продвигалась от одной к другой, от другой к третьей, забираЯсь все выше и
выше, а постройка все не находилась. ‚зглЯд по дождю доставал недалеко, и
она еще долго плутала, прежде чем наткнулась на ключ, догадалась спуститьсЯ
по нему и увидела прЯмо перед собой за редким осиновым леском черную от
дождЯ и времени драньевую крышу зимовьЯ. € опЯть Ќастена, как когда-то,
постучала в окошко и тут же крикнула, чтобы Ђндрей узнал ее голос и не успел
испугатьсЯ. € опЯть он выскочил, завел ее внутрь и помог скинуть мокрую
одежду. Ќо разговор на этот раз пошел у них иначе, чем накануне, когда
Ќастена приплыла впервые и они встретились на берегу.
‚иновата в этом была Ќастена. ‘лушаЯ ЂндреЯ, она поддавалась ему,
верила, что так оно все и есть, как он говорит, что нет у них сейчас другого
выхода, как скрыватьсЯ ему здесь, а ей молчать там, - молчать, стиснув зубы,
продираЯсь сквозь дни, точно сквозь острые камни, к какому-то неЯсному пока,
неизвестному спасительному исходу. Ќо едва она оставалась одна, подступало
отчаЯние и мучительной жутью пронзалось сердце: да что же они делают? —то
они делают, на что надеютсЯ? Џравда - она сквозь камни прорастет, посреди
Ђнгары в самом быстром и глубоком месте подниметсЯ из воды говорЯщим
деревом. Ќикакой силой ее не скрыть. Ќе лучше ли Ђндрею все же выйти и
повинитьсЯ? ‚еруют же: об одном кающемсЯ больше радости в небе, чем о десЯти
праведных. ‹юди тоже должны понимать, что тот, кто упал до такого греха,
впредь длЯ греха не годитсЯ. €, увидев опЯть перед собой провисшее и
некрасиво заросшее, как замшелое, лицо ЂндреЯ, его провалившиесЯ глаза,
острые и измученные страданием, его полусогнутую настороженную фигуру в
грЯзной одежде; попав после дождЯ в сырое темное зимовье с горьким запахом
спертого, задушенного воздуха, - увидев и ощутив все это, Ќастена с новой
болью содрогнулась.
- Ќе топишь ты здесь, что ли? - спросила она, не сумев сдержать
раздражениЯ.
- Џечки нетути, - осторожно, почувствовав ее настроение, ответил он.
‚ нахлынувшей горькой тоске, от которой стало пусто, ветрено во всем
теле и застучало в голове, Ќастена простонала:
- Ђндрей, может, не надо, а? Њожет, не будем так, выйдем? џ бы пошла с
тобой куда угодно, на какую хошь каторгу - куда тебЯ, туда и Я. ’ак Я больше
не могу. € ты не можешь, ты посмотри на себЯ, какой ты стал, что ты с собой
сделал? Љто тебе сказал, что расстрелЯют? ‚ойна кончилась... и без того
задохнулись в смертЯх...
Ћна, торопЯсь, говорила и видела, как отодвигаетсЯ от нее лицо ЂндреЯ,
как, удивленно замерев, перекашиваетсЯ оно недоброй усмешкой. Ћн сказал:
- €збавитьсЯ от менЯ надумала? Ќо-но, давай.
- Ђндрей! - испугалась она.
- €збавишьсЯ, Ќастена, избавишьсЯ, - клонЯ, пригибаЯ и выворачиваЯ
голос до утешениЯ, продолжал он. - € то: устала - сколько можно? Џора и
честь знать. „олжен сам понимать. €збавишьсЯ, Ќастена, да не так, как
задумала. ‘о мной, говоришь, пойдешь? - Ћн еще тошней того усмехнулсЯ и
набрал голос: - „а ты же знаешь, что тебЯ рЯдом со мной к стенке не
поставЯт. Џожалеют. Ђ менЯ поставЯт. ’ебЯ он хошь из-за пуза пожалеют. €
пойдешь ты, голубушка, одна, и совесть свою освободишь. €шь как ладно.
- Џерестань, Ђндрей, счас же перестань. Љак тебе не совестно говорить
такое?
- џ тебЯ, Ќастена, сам от себЯ избавлю. ‘коро уж, скоро, недолго ждать.
џ не собираюсь всю жизнь тебЯ так мытарить. „а хошь завтра, если на то
пошло, хошь счас - Ђнгара рЯдом. € зарывать, хлопотать не надо. “ менЯ и
веревочка припасена. Џо льду еще на мельницу заходил, прибрал там веревочку.
ЌадежнаЯ - пЯтерых удержит. ‘ твоей же лодки и прыгну, а ты доглЯдишь, чтоб
не всплыл. ’ебе же все равно через Ђнгару надо - ну и менЯ по пути
подбросишь, Я тебе полдороги погребу.
Џрижав к груди руки, словно защищаЯсь, и качаЯ головой, чтоб не слышать
и не понимать, Ќастена взмолилась:
- ‡а что ты так менЯ, за что? —то Я тебе сделала? џ думала, как
лучше... Я ж не уговариваю тебЯ, Я сама не знаю. ‘казала, что на ум пришло.
Ђ ты что говоришь? ‡ачем ты так?
- Ќечего менЯ подталкивать, Я сам знаю. џ тебе сразу, в первый же день,
сказал: нет. € ты менЯ не повернешь назад, не старайсЯ. Ќичего не выйдет! -
кричал он, уже не сдерживаЯсь и набрасываЯсь на нее с такой злобой, что она
оцепенела. - €шь, добренькаЯ какаЯ: лучше хотела. џ знаю, чего ты хотела.
„огадалась, как спровадить, всю ночь, поди, не спала, все думала. „одумалась
- лучше некуда! € сеточку вон принесла, чтоб мошка менЯ не кусала, когда
руки-ноги свЯжут. Ћбойдусь. Ѓез сеточки твоей обойдусь. € ничего мне больше
не надо, а то ты надсадилась таскать. •ватит. •ватит с тебЯ, отдохни. Ѓольше
сюда не показывайсЯ, все равно ты менЯ не увидишь. € правда: на шею сел бабе
- тЯжело! Ќо запомни еще раз: скажешь кому, что Я тут был, - достану.
Њертвый приду и стребую. ‡апомни, Ќастена.
‚ надежде остановить, унЯть его она шагнула к нему - он искривилсЯ в
быстрой брезгливой гримасе и втЯнул голову в плечи.
- ЏоглЯди на менЯ, Ђндрей, - попросила она со слабой настойчивостью. -
ЏоглЯди. Ќет, ты поглЯди, не отворачивайсЯ. ЏоглЯди и скажи: похожа Я на ту,
про кого ты говоришь? Ѓог с тобой, Ђндрей, что ты выдумал? Ќу, скажи:
похожа?
- Њожет, мне еще и повинитьсЯ перед тобой? ‚ ножки упасть: мол,
напраслину возвел? €ли что ты хочешь, чтоб Я сделал?
- Ќе надо винитьсЯ. Ђ в ноги Я сама упаду, только не говори так. Ќе
верь ты себе, что наговорил, не обманывай себЯ. Љак тебе в голову взбрело,
что Я могу поперек тебЯ пойти? —то ты, Ђндрей: что ты! Ќе надо так, ну, не
надо... ’ы посмотри хорошенько, посмотри на менЯ, такаЯ Я или нет? Ќеужто ты
не видишь? - €, не отнимаЯ глаз от него, прикусив губу, чтоб не
расплакатьсЯ, она затрЯслась от рвущихсЯ, через силу сдерживаемых рыданий.
- ‘ебе, значит, не верь, а ей верь... ‘лавно, - буркнул он, растерЯнно
отворачиваЯсь и злЯсь на все, на все кругом, слепой, безысходной злостью.
Ћни надолго замолчали, Ќастена поднЯлась уходить, а он не сдвинулсЯ с
места, как стоЯл, так и осталсЯ стоЯть - не проводил.
Ћна вытерпела немного - только три днЯ. € при первой же возможности,
никому ничего не объЯснЯЯ, столкнула лодку и поплыла - больше находитьсЯ в
неизвестности, здесь ли он, живой ли, она не могла. € когда ночью уж, в
темноте, Ќастена постучала в окошко и он вышел, она кинулась ему на шею сама
не своЯ от радости, не помни ни обиды и ни зла, видЯ только, что он здесь,
живой. ‹аскаЯ ее и тоже чуть не плача от встречи, он каЯлсЯ, называЯ себЯ
дураком, умолЯл не сердитьсЯ, не верить тому, что наговорил, говорил, что
если б она не приплыла, то он угнал бы лодку и стал ее караулить, чтоб
просить прощеньЯ, - от всего этого Ќастена еще сильней зашлась, потерЯлась
душой и пообещала:
- …сли ты над собой что доспеешь, Я тоже решусь - так и знай.

Ђ дальше все покатилось как под горку, и под горку крутую.
‚ субботу Ќастена истопила баню, закрыла ее и, знаЯ, что ‘еменовна не
любит первого жара, пошла поперед всех. Ќо едва она намылила голову (‹иза
‚ологжина где-то разжилась и дала полкуска черного мыла), кто-то пришел и
стал раздеватьсЯ в сенцах; замерев, Ќастена различила знакомое покрЯхтывание
свекрови. ‘ маху Ќастена кинулась всполаскивать голову, чтобы выскочить из
бани, когда ‘еменовна войдет, сказать, что помылась, но потом одумалась и
удержала себЯ: коли свекровь пришла одна, все равно она ее не отпустит. Ќет,
чему быть, того не миновать. € чего притащилась старуха - сроду вместе не
мылись! Љак нарочно, как знала, что ее-то здесь больше всего и не ждут. Ђ
может, действительно нарочно, может, действительно знала: присмотрелась
заранее, скараулила и решила проверить. …сли так, сейчас будет потеха.
Ќастена забралась подальше в угол и, загородившись шайкой, попробовала
втЯнуть живот внутрь - а куда его втЯнешь, если он выкатилсЯ, куда его
денешь, если он здесь? Љак ни старайсЯ, видно же, видно.
Ќа этот раз, на удивление, обошлось. ‘еменовна или не заметила ничего,
или, заметив, не поверила, перевела то, что баба раздобрела, на другую
причину. € все же дважды или трижды, пока мылись, Ќастена ловила на себе ее
упрЯмый, зыркающий взглЯд и тогда подбиралась всЯ, поджималась так, что от
натуги сводило скулы. Џосле, когда оделась и вышла, пожалела: чего
скрывалась? ‘амый удобный и верный был момент, чтобы, наоборот, показатьсЯ
во всю свою красоту, а спросит - сказать, что есть. „аже лучше, если бы
свекровь услышала это от нее, от Ќастены, а не от чужих людей. Ќаверно, не
хватила бы кипЯтком, а что раскричалась, распалилась бы - пусть, зато
Ќастена наконец освободилась бы от этого беспрестанного ожиданиЯ, от этого
страха, который чем дальше, тем страшней и невыносимей.
Ќо банЯ длЯ Ќастены все-таки даром не прошла. ‘еменовна с тех пор стала
приглЯдыватьсЯ к ней со своим особым, на один глаз, целЯщим прищуром,
который, Ќастена знала, ничего хорошего ей не сулит. ‡начит, старуха что-то
почуЯла, не иначе. Ќачалась самаЯ настоЯщаЯ охота: свекровь на дню по
двадцать раз вставала в стойку, уже и не прЯча, куда, в какое место, она
наводит глаза, а Ќастена, скрываЯсь, или прошмыгивала бочком, или ходила,
загораживаЯсь руками, запахиваЯсь в просторный Ђндреев пиджак, или
сгибалась, выносила вперед грудь. Ђ живот, тот в последнее времЯ поднималсЯ
как на опаре, и никакими хитростЯми утаить его было уже невозможно.
€ как-то под вечер, когда Ќастена и ‘еменовна были одни, суетЯсь и
домашничаЯ каждаЯ за своим делом, - Ќастена больше во дворе, ‘еменовна по
избе, - свекровь, будто впервые наткнувшись на Ќастенин живот, спросила
прЯмо:
- ’ы, девка, не брюхата ли? то так расперло-то?
‘ердце у Ќастены оборвалось: вот оно, вот. ‚от он, порог пред ее
крестным путем. Џерешагивай, Ќастена. ЋтказыватьсЯ, скрыватьсЯ дальше
некуда. € тем же словом, повернув его другой, твердой стороной, Ќастена
ответила:
- ЃрюхатаЯ.
- ќва-а-а! - удивленно и даже как бы обрадованно, что подозрениЯ ее
оказались непустыми, протЯнула ‘еменовна и вдруг подскочила на своих больных
ногах, сдавленно, зайдЯсь от бешенства, вскрикнула и долго не в состоЯнии
была выговорить ни слова, только трЯсла головой.
- уцка! - выкрикнула потом она, и Ќастена не сразу понЯла, что это
"сучка". ђаньше свекровь никогда не ругалась. - уцка! Ћй-е-е-е-ей! -
заголосила она, хватаЯсь за голову. - тыд, штыд, како-ой! ѓошподи!
ЏрешвЯтаЯ богородица! Џокарай ты ее, покарай на меддте. Џобежала! Ќе
дождалашь! € живет, притихла, шуцка такаЯ! Ђндрюшка придет, а она, кобыла,
уж готоваЯ... тыд-то твой где был? ѓде он у тебЯ был, куды ты его дела? „а
штоб у тебЯ там цервЯки завелишь! тоб тебе вовек не оп-роштатьша! Ћт бы
хорошо было, от бы хорошо! - ‘еменовна и сама испугалась своих проклЯтий и,
остановившись, поперхнувшись, с последней надеждой спросила: - ’ы, может,
врешь? Њожет, нету нице?
- …сть, - с каменным бессилием, знаЯ только, что иначе отвечать нельзЯ,
сказала Ќастена и невольно качнула вперед животом.
- …шть, - простонала ‘еменовна. - …шть, говорит. Ѓудто так и надо. Ќе
подавитша штыдом - нет. Ќе кошка ли ты? Ќе кошка ли ты, пакоштливаЯ,
блудливаЯ? - нашла она новое слово и, как на кошку "же, крикнула, указываЯ
рукой на дверь: - Ѓрышь! Ѓрышь из дому, блуднЯ! тоб духу твоего тут
поганого не было. “метайша немедленно! ѓде была, туды и беги. Ђндрюшка
придет - це мы ему шкажем? Љого держали? Љого пригрели на швой позор? €ть в
деревне-то узнают, в деревне-то узнают - гошподи! џ тебЯ, девка, ш первого
дни разглЯдела, Я шразу по-цуЯла, какаЯ ты ешть. Џобежала, принешла!
“метайша, не жди, покель Я ухватом тебЯ не помела. тоб тобой тут боле не
пахло.
Ќастена в чем была, в том и вышла. Ќа крыльце она подобрала ведро, в
котором выносила теленку пойло и впопыхах забыла на ступеньке, и поставила
его на лавку. €з избы продолжали греметь и шипеть проклЯтиЯ; Ќастена
постоЯла еще, как бы не понимаЯ, не верЯ, что они относЯтсЯ к ней и что ее
действительно изгнали из дому, потом нерешительно, все еще медлЯ чего-то и
ожидаЯ, открыла калитку. Ќеподалеку на полЯнке ребЯтишки играли в бабки,
среди них был и ђодька. Ќастена спросила у него, дома ли мать, и он ответил,
что, наверно, дома. Ѓольше идти было некуда - Ќастена пошла к Ќадьке.
Ћна не обижалась на ‘еменовну - что тут, в самом деле, обижатьсЯ? ќтого
и следовало ждать. Ќо до самого последнего момента Ќастена надеЯлась, что,
раз она ни в чем не виновата, правда каким-то образом должна сказатьсЯ и
уберечь ее от такой расправы. € не справедливости она искала - сейчас
невозможно понЯть, что справедливо и что нет, она и сама давно заплутала в
этих двух соснах, но хоть маломальского сочувствиЯ от свекрови, ее
молчаливой и вещей догадки, что ребенок, против которого она ополчилась, ей
не чужой. Ќеужели своЯ кровь ничего ей не шепнула, не плеснула в сердце
пытливым толчком? Ќа что тогда рассчитывать от людей? ‚от он, нарыв, который
долго нарывал, тЯнул из нее терпение и силы, наконец лопнул, а приложить к
ране нечего. Њного ли помогут одни свои наговоры, бедное утешение в том, что
надо все перетерпеть ради чего-то, что наступит после? Ђ что там хорошего
наступит? Ќет, нечего ждать, нечего.
‘ердце у Ќастены как упало, так и не поднЯлось, слабо стучало откуда-то
снизу. €ли она уже обходилась сердцем, которым жил внутри ее ребенок? „о
себЯ ей не было никакого дела, лишь бы спасти его, ребенка, не дать ему
тронутьсЯ страданием, которое выпало ей, в целости-сохранности донести до
того днЯ, когда придет пора выходить ему в мир. Њожет, люди, увидев его,
когда будет на что смотреть, проймутсЯ жалостью и не изгонЯт от себЯ, как
изгнали сейчас из родного дома ее. ђодной уж стал, восемь лет оттрубила. Ќе
обидно, что так вышло, - нет, не обидно, а стыдно; и не за себЯ стыдно, она
свою дорожку знает, смирилась с ней, а потому, что это произошло, что дошло
оно до того, что надобно проситьсЯ ей в люди, чтобы было где переночевать. €
уехать нельзЯ, двойной путой свЯзана по рукам, по ногам, и ехать некуда.
Ћдна, совсем одна.
Ћна пришла к Ќадьке и тЯжело привалилась к дверному косЯку, не смеЯ,
пока не договоритсЯ, пройти вперед. Љто знает, может, Ќадька откажет;
каждого человека теперь надо узнавать заново: стоит только сдвинутьсЯ с того
места, где стоЯл и к которому привыкли, как менЯетсЯ все к тебе, люди готовы
называть тебЯ другим именем. Ќадька, возЯсь у растопленной печки, спросила:
- —е ухайдакалась?
- Џустишь менЯ пожить маленько? - сразу, не в силах тЯнуть и готовитьсЯ
к разговору, начала Ќастена.
- Љого - тебЯ?
- ЊенЯ.
Ќадька, собиравшаЯсЯ отмахнутьсЯ, вглЯделась в нее внимательней:
- —е такое стрЯслось?
- ‚ыгнали.
- ’ебЯ выгнали?
Ќастена показала на живот:
- ‚идишь?
- Џи-пи-пи-и, - не своим голосом запела Ќадька и ахнула: - ‡аправду, че
ли? ’ы откуль его взЯла? Џогоди-ка, погоди-ка. - Ќадька подскочила к Ќастене
и усадила ее на топчан, а сама, склонившись, встала напротив. - ќто че на
белом свете деетсЯ? € верно, видать. Ђ никто ниче... ’ы откуль его взЯла?
Ќу, утво-рила-а! ‚от это пикулька-свистулька! ‡асвистит, засвистит! Ќичче
себе! Љто это тебЯ?
- ‘вЯтой дух. - —его только Ќастена не отдала бы, чтобы ее ни о чем не
спрашивали, не тормошили, не тыркали, чтобы ее оставили в покое. ’ошно.
- ‘вЯтой-то, свЯтой, - подступала Ќадька. - €нтересно же знать.
Љонечно, если секрет, то не надо. Ќи одного мужика вроде не было. Ќет, ты
давай сразу рассказывай. —тоб без околичностей. џ, может, сама этого свЯтого
захочу проверить?
- Ќе догонишь, Ќадька. - ЏонимаЯ, что больше объЯснЯть никому ничего не
понадобитсЯ, достаточно одной Ќадьке, Ќастена решилась. Џротивно, но делать
нечего, что-то говорить надо. Ќе первый и теперь уж, наверно, не последний
грех на душу. - Џомнишь, уполномоченный приезжал? - спросила она. - Љоторый
на облигации подписывал?
- Ќу?
- ‚от и ну! - озлилась Ќастена. - ‡апрЯгли, поехали, и... привезла.
„олго ли умеючи?
- Ќедолго, недолго, Я знаю, - торопливо согласилась Ќадька. - „олго
потом расхлебывать. Ќу, Ќастена! Ђ все тихоней прикидывалась, краснела. ‚от
тебе и тихонЯ. Ђ дальше-то как хочешь? …сли Ђндрей придет? Ћн же убьет тебЯ.
- Џускай. —то ты спрашиваешь: как, как? Ћткуда Я знаю?! ‘кажи лучше,
могу Я у тебЯ первое времЯ перебитьсЯ? Џустишь, нет?
- „а можешь, можешь. Људа тебЯ деть. ‚месте будем, если че,
оборонЯтьсЯ. ‘таруха тебЯ, конечно, не пожалеет, у ей счас все косточки
против тебЯ бренчат. ‚нучонка сподобила, - не утерпела, хихикнула Ќадька. -
’о-то она все зырила за тобой. Ђ бабу где же укараулишь? Ѓаба сама себЯ
перехитрит, не то что других. Љто бы вот про тебЯ подумал? Ќу, Ќастена-а!
ђисковаЯ ты, рисковаЯ, не сладко тебе придетсЯ. Ќиче, вместе станем горе
мыкать. џ дак уж привычнаЯ. ’ы так, с пустыми руками, и пришла? Ќичего не
взЯла? Њожет, мне сходить, собрать там?
- Ќе надо. џ потом сама.
- ‘ама... ’ы уж досамакалась. „а не вЯнь ты, не вЯнь, не пропадешь. Ќе
то бывало. ‚старь бывало и собака с волком живала. Џроживем. Ђ то че ж:
названье одно, что баба. Ќет, ты роди, потом поглЯдим. Љак его хоть звали?
- Љого?
- Љого... Љого еще - этого твоего, который тебЯ на заем подписывал?
‹овкий какой! €мЯ-то хоть спросила?
- Ќет.
- €мЯ не спросила? „ура ты, Ќастена. Љак же ты ребенка навеличишь. Ћт
что значит: не рожала. ‚ метрику ведь придетсЯ записывать, а там спросЯт.
Ќиче, сочиним. Џокуль суд да дело, найдем ему отца, самого хорошего.
Ќадька поохала еще, поахала и шмыгнула за порог. ‚се равно деревнЯ
узнает - как же было упустить возможность рассказать первой! Ђ Ќастена,
оставшись одна, упала на топчан, закрыла глаза, и дыхание ее перехватило
крутой, обжигающей болью. Ћна бы и заплакала - так хотелось вволюшку
пореветь, чтобы вынести из себЯ эту непомерную, охватившую уже все тело,
несусветную боль, но боЯлась, не повредили бы слезы ребенку. € долго с одним
тЯнущимсЯ стоном каталась она на топчану, то вскакиваЯ, то падаЯ снова, и
малой каплей не было ей ни в чем облегчениЯ, не было ни затишьЯ, ни
усталости измученной душе.
Џбздно вечером пришел Њихеич и через ђодьку вызвал Ќасте-ну в ограду.
Ћн сел на суковатый, истыканный топором чурбан, Ќастена осталась стоЯть. Ћна
едва держалась на ногах, но сидеть не смогла бы сереем - так хоть оставалась
возможность переминатьсЯ, шевелитьсЯ, а неподвижность ее давила. ЉорЯвыми,
трЯсущимисЯ пальцами Њихеич набил трубку и закурил, не сразу добыв из
кресала огонь. •ватил дыму и захлебнулсЯ, закашлЯлсЯ, отвернувшись,
склонилсЯ к земле, зашелсЯ, натЯгиваЯ и надрываЯ внутренности, и отдышалсЯ
не скоро. Ќастена ждала. Ћтдышавшись, сделав еще несколько успокаивающих
затЯжек, Њихеич поднЯл на Ќастену слезЯщиесЯ глаза и устало, вымогающе
сказал;
- Ћн здесь, Ќастена. Ќе отказывайсЯ, Я знаю. Ќикому не говори, откройсЯ
мне одному. ЋткройсЯ, Ќастена, пожалей менЯ. џ ить отец ему.
Ќастена покачала головой.
- „ай один только и в последний раз увидатьсЯ. •ристом-богом молю,
Ќастена, дай. Ќе проститсЯ тебе, если ты от менЯ скроешь... •очу Я спросить
его, на что он такое надеетсЯ? Ђ? Ќе говорил он тебе? “ нас в родове всЯкие
бывали, но чтоб до такого дойти... Ћт стервец дак стервец. „оигралсЯ...
‘веди нас, Ќастена, - почти с угрозой потребовал он. - •ристом-богом молю:
сведи. Ќадо заворотить его, покуль он совсем не испоганилсЯ. ’ы сама видишь:
дале некуда игратьсЯ. •ватит. Џожалей менЯ, Ќастена, подмогни. € тебе легче
будет.
€, уже задумываЯсь, поддаваЯсь его мольбе, она покачала опЯть головой:
- Ћ чем ты, тЯтЯ? —то Я тебе скажу? ‘казать-то нечего. Ќету тут никого,
придумал ты. Ќету.
- Ќе ври, Ќастена. - Њихеич поднЯлсЯ и пристукнул трубкой по ноге. -
Љому ты врешь? џ с тобой по-хорошему хотел. ќто ж от него пузо-то твое! Ћт
кого еще?! Ѓудто Я тебЯ не знаю. Ѓудто не знаю, какаЯ ты есть. ќто ты
старухе, бабам сказки рассказывай, а не мне. € ружье ты ему унесла, и много
чего стаскала. Ћт оно, доказательство-то. - Ћн чуть не достал трубкой до
Ќастениного живота и отдернул ее. - Људы ты его денешь? Људы? џ тебЯ
спрашиваю!
ЏонимаЯ, что не надо бы этого говорить, но не найдЯ, не знаЯ, что
больше сказать, стараЯсь закончить, оборвать скорей разговор и уйти, упасть
опЯть на топчан, она достала черного, нечистого, подложного козырЯ:
- џ с вашим Ђндреем четыре года прожила и - ниче. Ђ ты говоришь:
доказательство.
Ћн замер, испуганно заморгал, глЯдЯ на нее, и повернулсЯ, тЯжело
зашагал к воротцам. Љто-то, видно, проходил в это времЯ по улице; Њихеич,
открыв воротца, дернулсЯ обратно, но подтолкнул себЯ и вышел.

Ќастена долго лежала, притворЯЯсь спЯщей, дожидаЯсь, пока Ќадька и
ребЯтишки угомонЯтсЯ, накинула и вытерпела добавочное времЯ на тот случай,
если кто сморилсЯ не сразу, и лишь тогда тихонько поднЯлась, прихватила
платье, фуфайку и чирки в руди и босиком на цыпочках вышла. Ќа крыльце под
глухой стеной она оделась и обулась и так, в полном облачении, но
простоволосаЯ, пристыла на верхней ступеньке, набираЯсь решимости и проверЯЯ
себЯ, надо ли делать то, что вознамерилась, не лучше ли никуда не двигатьсЯ,
а завалитьсЯ обратно в постель и забытьсЯ наконец, хоть ненадолго,
потерЯнным, желанным покоем.
Ќочь была жутковатаЯ - морошнаЯ, глухаЯ, темнаЯ до крайней темноты. ‚
прошлую ночь прошел дождь, с утра тоже принималось порывисто брызгать
крупными редкими каплЯми, будто ветром, как с деревьев, сбрасывало последнее
с туч, но дождь не направилсЯ, и весь день попусту простоЯла плотнаЯ, злаЯ
хмурь, котораЯ теперь, похоже, накрепла еще сильней. Џостройки в кромешной
темени почти и не выделЯлись, приходилось пристально вглЯдыватьсЯ, напрЯгать
глаза, чтобы с трудом различать ближние избы, а может, даже не различать,
лишь угадывать их на привычных местах; тЯжелое небо нависло так низко, что
чувствовалась его инакаЯ, чем на земле, холоднаЯ сырость и чужое, кружное
шевеление воздуха. Ќочь, чтобы спрЯтатьсЯ, самаЯ подходЯщаЯ, если бы Ќастена
не боЯлась такой крутой, зловещей темноты, котораЯ там, на Ђнгаре,
мерещилась и того страшней.
Ќа Ђнгару она и наметилась, поднЯвшись с крылечка; по ночам да
непогоде, скрываЯсь от людей, она давно уже знала только один путь. Њелко и
часто перебираЯ ногами, чтобы не запнутьсЯ о что ни попало и не зашибитьсЯ,
она прошла по телЯтнику к бане, которую еще три днЯ назад считала своей, и
нащупала в сенцах лопашны и шест. Ћдноручное весло Ќастена не тронула:
управлЯтьсЯ как следует им она не научилась. ’еперь, когда она не жила у
ѓуськовых, пользоватьсЯ без спросу лодкой Њихеича походило на воровство, нет
ничего другого Ќастене не оставалось. Ќе брать же совсем у чужих - еще
науськают собак или придумают что похлеще; достаточно с нее и того, что
есть. Љак бы отзываЯсь на ее страхи, где-то посреди деревни вдруг забрехала
непонЯтно с чего собака, к ней пристегнулась втораЯ - Ќастена испуганно
остановилась и присела у прЯсла, с бьющимсЯ сердцем пережидаЯ, когда собаки
затихнут. ‘егоднЯ она боЯлась всего: и темноты, котораЯ на самом деле была
ей на руку, тишины, как никогда густой и чуткой, выдающей любой маломальский
звук, и вот этого лаЯ, который скорей всего был пустЯчным, с сонной собачьей
дури, потому что скоро умолк, - во всем ей чудились намеренность,
подстроенность, дурное предзнаменование. Ћсторожно, чуть не ползком,
припадаЯ при каждом шаге и прислушиваЯсь, спустилась она под Яр, но скрип
гальки под ногами на каменишнике показалсЯ ей оглушительным, так же громко,
оглушительно зашуршала сталкиваемаЯ лодка: Ћтпихнувшись, Ќастена
перевалилась в нее и пригнулась, примолкла, даваЯ течению стЯнуть шитик за
деревню.
‡десь, на Ђнгаре, было светлей: от реки поднималось серое, исподнее
мерцание, в котором взблескивала и терЯлась вода, как бы изгибаЯсь и опадаЯ
вниз. ‚ыше его за мерклой прокладкой виделось полосами другое, более мутное
и слабое свечение, неизвестно откуда берущеесЯ; сразу за ним начиналась
дремучаЯ тьма. Ќастена отыскала глазами огонек бакена - белого, который она
помогала деду Њатвею ставить и который сплавлЯли вторым, и оттого, что он
здесь, не исчез, не погас, не сгинул, ей стало немножко легче. ум воды на
перекате ночью представлЯлсЯ глуше, спокойней, но зато упругий, протЯжистый,
с легким подсвистом шорох течениЯ слышалсЯ сейчас совсем хорошо. ‘лепо
кружал, нарождаЯсь, подхватываЯсь и немощно опускаЯсь, предутренний
ветерок...
Џора было братьсЯ за весла: как ни морошно, а летнЯЯ ночь все равно
коротка. Ќастена рассчитывала поначалу еще до свету пригнать лодку обратно,
но теперь понимала: не получитсЯ. ‘лишком долго пролежала в постели,
просидела на крылечке, долго скрадывала весла и таилась, пока снесет, на
воде - времЯ не ждало. „обро бы воротитьсЯ хоть и по свету, но до того, как
поднимутсЯ и вылезут на реку люди, чтобы не причаливать на виду и не
подавать на пересуды-разговоры лишнего намека. Ѓыть может, в последний разок
и плывет, впредь не понадобитсЯ. ЌельзЯ дальше испытывать судьбу -
достаточно. Џохоже, что она, Ќастена, и без того где-то когда-то
промахнулась, показала больше, чем следовало, - где, когда, что? Љ чему
теперь доискиватьсЯ? Ќичего это не даст. “спеть бы предупредить ЂндреЯ,
уговоритьсЯ с ним, а там будь что будет. ’акую страшную, непосильную
чувствовала она усталость, что хотелось отгрестись подальше, опустить весла
и лечь, закрыть глаза - пускай бы тащило, уносило куда попало, хуже б не
стало.
’ри днЯ прошло, как ‘еменовна помела ее из дому, а Ќастена все не
хотела поверить, что живет она где-то в людЯх, что нельзЯ ей, как раньше,
пройти в свою комнатенку, переодетьсЯ и, опустившись на деревЯнную кровать,
стыдливо приласкать перед сном живот. ’еперь, когда прЯтать его было ни к
чему, когда каждый кому не лень, тыкалсЯ в него глазами и опивалсЯ, как
сластью, его открывшейсЯ тайной, начала подтачиватьсЯ и глохнуть и нежность
к ребенку, чуткое, дрожливое ощущение его наполнЯющейсЯ жизни. ЋсталсЯ один
страх: что с ним будет? Ќепросто было без конца выдерживать на себе хваткие
и судные взглЯды людей - любопытные, подозрительные, злые; как сама Ќастена
не в состоЯнии была понЯть, что все, происшедшее с ней, - правда, так и
другие не могли поверить, что она и есть та Ќастена, которую они знали, и
всЯкий раз искали подтверждениЯ молве: тут ли он живот-то, не опал ли, не
исчез? Ќикто, ни один человек, даже ‹иза ‚ологжина, своЯ в доску, не
подбодрил: мол, держись, плюнь на разговоры, ребенок, которого ты родишь,
твой, не чей-нибудь ребенок, тебе и беречь его, а люди, дай времЯ, уймутсЯ.
…сли б чуть сходилось по срокам, наверно, и ‹иза покатила бы на нее,
подозреваЯ, не Њаксим ли там был. Ђ может, и теперь задумывалась,
подсчитывала - кто ее знает? Љатерина вон, жена Ќестора, не на шутку
косилась, дурила про себЯ, а не подходить же к ней, не объЯснЯть - мол,
успокойсЯ, твой Ќестор тут ни при чем. Ќе всЯкий поверил Ќастениной сказке
про уполномоченного - так, пожалуй, и должно быть, но Ќастене от этой
отговорки легче не становилось. Ѓабы - ладно, с бабами обойдетсЯ, она знала,
что не виновата пред ними - той хотЯ бы виной, которую они примерЯли к ней,
поэтому смотрела на них без стыда; куда хуже было, когда намекали на что-то
близкое к правде. €ннокентий €ванович, щурЯ свои хитрые, пронырливые глаза и
понимающе качаЯ головой, в первую же встречу, когда обнаружилсЯ ее грех,
закинул:
- Ќадо еще разобратьсЯ, бабонька, кто это тебЯ такой медалью наградил.
Ђ?
€ пытко, зорко, весь в нюху, уставилсЯ на нее, ожидаЯ, не дрогнет ли
где жилка, не выкажет, не откроет ли что ненароком.
- ђазбирайсЯ, разбирайсЯ, €ннокентий €ванович, - как всегда в последнее
времЯ настырничаЯ с ним, не даваЯ ему спуску, ответила Ќастена. - Ђ Я покуда
шепну, что ребенок-то, однако, на тебЯ будет походить.
- ’ьфу, Язва! - сплюнул он и пригрозил, отходЯ:- Ќич-че, выЯсним, на
кого он будет походить.
‚от это уже выходило пострашней, и что тут делать, Ќастена не
представлЯла. Ћна вообще нисколько не представлЯла, что ей делать, не в
силах была задуматьсЯ и что-то решить: как оцепенела в первый день, когда на
нее накричала ‘еменовна, так и не отошла.
‚се кругом стало немило, все казалось чужим, направленным против нее,
высматривающим каждый ее шаг, подслушивающим каждую мысль. Ћна шевелилась,
чтобы не застыть, не обмереть окончательно, выходила на работу, говорила
какие-то слова, когда спрашивали, но о чем говорила, какую работу исполнЯла,
где была, сразу же забывала. Ќочами она почти не спала, изнываЯсь тЯжистой,
горькой болью, когда ни в чем нельзЯ было отыскать спасеньЯ, а при свете не
отличала утра от вечера - заблудилась, закружилась, заплелась. Ќадька
покрикивала на нее, подталкиваЯ то к столу, то в постель, то в поле, -
Ќастена послушно двигалась, делала, что требовалрсь от нее, и снова
коченела, уставившись перед собой невидЯще и замаЯнно. € все ждала сенокоса,
который должен был начатьсЯ со днЯ на день; почему-то верилось Ќастене, что
в эту веселую, любимую ею прежде страду должна переломитьсЯ, прийти к
какому-то одному концу всЯ ее мучительнаЯ, смутнаЯ заверть. •ватит - сколько
можно?!
Ћна не собиралась сегоднЯ к Ђндрею, но вечером пришла с посиделок
Ќадька и доложила:
- ‘лушай-ка, Ќастена, че про тебЯ говорЯт... ѓоворЯт, будто ты от
родного мужика, а не от чужого, пузо-то наростила.
Ќастена почувствовала, как ее с головой захлестнуло жаром.
- ѓде бы Я его взЯла, своего-то? - заставила она себЯ хмыкнуть. -
—етыре-то года, однако, много будет длЯ пуза?
- ќто €ннокентий €ванович догадки все строит. Ћт него, мне кажетсЯ,
пошло, - объЯснила Ќадька. - ЌейметсЯ ему, старому хрычу. ‘ам-то длЯ бабы
бесполезный человек - вот и мутит народ, придумывает что поинтересней.
- Ћт своего - так от своего, - согласилась Ќастена, чтобы показать:
говорите что хотите, не жалко.
“же после разговора ее пробрал страх: а ведь дотЯнетсЯ, ушлЯтина,
дотЯнетсЯ. „ругого такого €ннокентиЯ €вановича во всем свете нет. Ѓудет
рыскать до тех пор, пока не выйдет на прЯмую дорожку: раз уж запало ему - не
отступитсЯ. Џоедет в район, разыщет уполномоченного и с подмигом ему: мол,
скоро в Ђтамановке ждут от него приплод. Ђ тот, Ясное дело, откреститсЯ,
возмутитсЯ, и пойдет разговор у них всерьез. Ќет, надо уходить Ђндрею - хоть
куда, в какую угодно сторону, но уходить. €ли выходить и сдаватьсЯ: когда по
своей воле, надежды на пощаду больше. ѓосподи, да сколько веревочке ни
витьсЯ, а конец будет. Љакую заварил кашу... какую кашу... к чему! …сли и
уйдет он, укроетсЯ на веки вечные, будто его и не было вовсе, - она уж и не
знала, чего хотела! - все равно на ребенка после этого падет слава, от
которой больше всего он хотел его уберечь: ходил-де в свою пору слух, что
отец ему - беглЯк с войны. € ничем эту славу не вытравить - так устроен
человек, что скажи ему, будто кто-то рожден от самого дьЯвола, он поверить
не поверит, но про дьЯвола не забудет и даже найдет сотню доказательств: от
него, от нечистого. ‘тало быть, и ребенок родитсЯ на стыд, с которым не
разлучатьсЯ ему всю жизнь. € тут не выйдет, как хотели, - ничего не выйдет.
€ грех родительский достанетсЯ ему, суровый, истошный грех, - куда с ним
деватьсЯ?! € не простит, проклЯнет он их - поделом.
’емно; до чего темно, беспросветно кругом! € давит, давит тЯжестью с
неба, и нет берегов - только вода, котораЯ в любой момент может, не
останавливаЯсь, разомкнутьсЯ и снова сомкнутьсЯ. € не понЯть, светит ли еще,
не умерк ли робкий огонек бакена - то сверкнет, то потерЯетсЯ. Ќочью на воде
неживой дух - дух размытого старого кладбища, когда свербит и свербит в
горле поврежденной кислой затхлостью, а душа боЯзливо замирает в уголке,
прЯчась от неЯсных подзывов, и чудитсЯ, что вот-вот мелькнет в глубине
голос, скажет что-то зловеще-верное, с чем не захочетсЯ дальше и плыть.
Ќастена мЯгко, без всплесков, опускала лопашны и осторожно протЯгивала
их в воде, подаваЯ лодку вперед. Ћна двигалась, казалось ей, бесшумно, чутко
внимаЯ каждому звуку - речному, чужому ли, потустороннему, - ко всему
настороженнаЯ, ко всему готоваЯ. € когда на берегу что-то коротко и сухо
стукнуло, будто опустили дерево на дерево, она тотчас поймала этот стук и
замерла. € сразу же услышала тот внЯтный, скребущий шум, с каким сталкивают
с галечника лодку. Ѓулькнула потревоженнаЯ вода, затем все стихло, но скоро
до Ќастены донеслись мерные, чуть чмокающие чесы одноручного весла.
‘омневатьсЯ не приходилось: кто-то плыл за ней. Љто-то скараулил,
подождал, пока она отгребла, и тронулсЯ следом. Љто - Њихеич или чужой?
Ќеподалеку под одним Яром стоЯли еще две лодки - €ннокентиЯ €вановича и
Ђгафьи ‘омовой, можно было взЯть любую, та и другаЯ не замыкались. Ќастена
не шевелилась; шитик ее развернуло и понесло, лопашны растопыренно бороздили
по воде. Ќечего было и думать, чтобы двигатьсЯ дальше: если слышит она,
услышат и ее. ‘плавала, предупредила! Ќадо возвращатьсЯ. „обро бы Њихеич -
не так страшно, а вдруг не он? Љто б это ни был, воду ему она уже показала.
’а лодка, потерЯв Ќастену, тоже примолкла, потом опЯть тихонько
заработало кормовое весло. Ќастена догадалась, подлаживаЯсь под его звуки,
грести к берегу. „о него было неблизко, но ниже далеко в Ђнгару выдавалась
релка, там на камнЯх билась вода. „отЯнуть бы до релки - и греби без боЯзни,
только не стучи. Ђккуратные, едва различимые всплески весла поравнЯлись с
Ќастеной и прошли мимо; снова там затаились, ожидаЯ, чтобы Ќастена выдала
себЯ, и снова, не дождавшись, тронулись дальше.
Ќастене показалось, что светлеет; в воздухе поЯвились мутные ржавые
разводины. Џеред утром настужалось, натЯгивалсЯ ветерок, определЯЯсь в
низовку, за бортом зарЯбила мырь. Џо-прежнему таЯсь, Ќастена добралась
наконец до релки и шестом подтолкалась к берегу. ‘ейчас бы не сторожитьсЯ,
а, наоборот, застучать, загреметь, чтобы знал он, тот, кто гонЯетсЯ за ней,
что она и не собиралась переплывать Ђнгару, а всего-навсего с бессоньЯ
вздумала прокатитьсЯ под своим берегом, развеЯть грусть-тоску. “стала она,
от всего устала. €змоталась. ‘корей бы конец: любой конец лучше такой жизни.
•отелось спать, но она понимала, что от неудачи, от того, что попасть в
Ђндреевское не удалось, она не заснет. ’олько навредила: выдала Ђнгару.
Ћна пристала к берегу и неизвестно зачем вскарабкалась на Яр. € правда,
светлело: в темном небе со стороны горы мерцали проглЯди. Ќочь подвинулась;
похоже, шевельнулась и погода может, к белому дню все-таки стЯнет с неба эту
угрюмую железную навесь. ’ЯжелаЯ, недобраЯ ночь - в такую ночь маютсЯ и с
чистой душой, а у нее, у Ќастены, истерзаннаЯ, беспутнаЯ душа надорвалась и
только ноет, ноет, жалуЯсь и плача без капли надежды.
Ќастена вдруг оступилась и вскрикнула, ухватившись рукой за
покосившийсЯ деревЯнный крест. ѓосподи, куда попала?! Људа попала?! Љ
утопленникам! Ћт ужаса ее продрал мороз, ноги обмЯкли и не слушались.
Џолзком Ќастена выбралась из обвалившейсЯ могилы и покатилась вниз, к лодке.
ѓосподи, пожалей! —то же это такое?! Љ чему это, зачем? Ќеужто мало ей еще
своих страхов? Ќе раздумываЯ, что ее могут услышать, она схватилась за шест
и изо всей мочи погнала шитик вверх, прочь от поганого, жуткого места.
Љладбище это развел за лето Њишка-батрак, еще в начале войны прибившийсЯ к
Ђтамановке из детдома мальчишка, вымахавший с тех пор почти во взрослого
парнЯ.
Ќынче, как никогда, много несло утопленников. Ћтчего? ‚ойна кончилась,
надежды стало больше - или жизнь сделала слишком крутой крен, и не все
удержались на повороте, слабые попадали в Ђнгару? Љто знает... Њишка-батрак,
которому дали прозвище за то, что пробавлЯлсЯ он по-первости в работниках,
не брезговал вылавливать их и хоронить, получаЯ от сельсовета за каждую
могилу по десЯть рублей. ‡аработок этот ему понравилсЯ, целыми днЯми
Њишка-батрак пропадал на реке, высматриваЯ цепкими Ястребиными глазами
добычу, и зарыл на нижней поскотине уже четверых - зарыл как попало, без
усердиЯ, лишь бы колхоз заверил справку, что зарыт, по которой сельсовет
выплачивал деньги.
€ всю дорогу, пока Ќастена заталкивалась, ее трЯсло. ‚едь помнила же,
помнила, днем за версту обходила, боЯлась взглЯнуть в ту сторону, а ночью
полезла. ЏрЯмо в могилу завалилась - что ж это такое?! €, ахаЯ, содрогаЯсь
от страха и омерзениЯ, уже боЯлась за себЯ: залЯпалась. € мыла, мыла потом
руки, которыми хваталась за глинистую, липкую могильную землю, и все
казалось ей, что пахнут они чем-то похожим на дрожжи.
Ќо она не забыла проверить: тот, кто плыл за ней, взЯл лодку Ђгафьи
‘омовой.

“тром Ќастена не вышла на работу. Ќе вышла и Ќадька - ничего плохого в
этом не было: завтра выезжали на покос, а последний день, кому надо, как
обычно отдавалсЯ на сборы. Ќаконец-то Ќастена дождалась сенокоса, на который
возлагала нынче какие-то особенные спасительные помыслы, хотЯ и близко не
ведала, чем он ей сможет помочь. Ќо ведь сенокос же... ‚сегда в эту пору
чувствовала она себЯ просветленно и празднично, податливо к любому покосному
делу. ‹юбила еще до солнца выйти по росе, встать у краЯ делЯны, опустив
литовку к земле, и первым пробным взмахом пронести ее сквозь траву, а затем
махать и махать, всем телом ощущаЯ сочную взвынь ссекаемой зелени. ‹юбила
стоЯлый, стонущий хруст послеобеденной косьбы, когда еще не сошла жара и
лениво, упористо расходЯтсЯ после отдыха руки, но расходЯтсЯ, набирают пылу,
увлекаютсЯ и забывают, что делают они работу, а не творЯт забаву; веселой,
зудливой страстью загораетсЯ душа - и вот уже идешь, не помнЯ себЯ, с
игривым подстегом смахиваЯ траву, и кажетсЯ, будто вонзаешьсЯ, ввинчиваешьсЯ
взмах за взмахом во что-то забытое, утаенно-родное. ‹юбила даже гребь по
мертвой жаре, когда сухо и ломко шебуршит собираемое сено и густым, едким
дурманом пахнет урожайное разнотравье; любила спорое, с оглЯдкой на небо и
вечер, пока не отошло сено, копненье; любила тесную суету у зародов - любила
все от начала и до конца, от первого и до последнего днЯ.
Ќо то была другаЯ Ќастена. ’о была другаЯ Ќастена, но эта еще
нетерпеливей той, с непонЯтным порывистым чаЯнием и слепой верой ждала
сенокоса, будто от него решалась всЯ ее судьба. € верно, мерещилось ей: в
сенокосные дни все и выЯснитсЯ - где ей быть, с кем жить, на кого злобитьсЯ,
на кого молитьсЯ. € так хотелось выйти опЯть до солнца одной-одинешеньке,
встать на меже по поЯс в заросшей дурнине и взмахнуть литовкой - и упрЯмо,
задиристо махать, не опинаЯсь, до тех пор, пока не выстелетсЯ дорожка к
другому краю гона. € тогда оглЯнутьсЯ и вздохнуть свободно. Ќе зрЯ говорЯт:
работа робит человека, но она же, работа, до гроба кормит его и хранит.
ѓлавное, что хранит.
Ќо и это было вчера, а сегоднЯ, после ночи, когда Ќастене не дали
увидатьсЯ с Ђндреем, она совсем потерЯлась; усталость перешла в желанное,
мстительное отчаЯние. Ќичего ей больше не хотелось, ни на что не надеЯлось,
в душе засела пустаЯ, противнаЯ тЯжесть. ’о, что вчера еще представлЯлось
возможным, просветным, сегоднЯ опустилось стеной. ‡а ночь она не сомкнула
глаз, голова болела - и не болела уже, а истЯгивалась непрерывной мукой;
что-то давило и занывало внутри - там, где ребенок, и она не знала, должно
так быть или она успела покалечить ребенка. "€шь что вознамерилась, - угрюмо
клЯла она себЯ и терЯла мысль. - ’ак тебе и надо".
„елать она ничего не делала, ни за что не бралась, мыкалась и мыкалась
с опущенными руками из угла в угол, из избы на улицу и обратно, будто что-то
искала, чего-то ждала - и не находила, не могла дождатьсЯ. ‹овила ‹идку,
обнимала, ласкала ее и надоела той. ‹идка стала прЯтатьсЯ от нее.
- ’ронулась ты, че ли? - прикрикнула на нее Ќадька. - ѓде ночью
блудила-то?
Ќастена не удивилась и не испугалась: и верно, блудила - почему не
спросить?
- Љ мужику своему хотела пробратьсЯ, да раздумала, - ответила она.
Љогда говоришь правду, легче не верЯт. Ђ ей легче говорить ее. Ќадоело
обманывать. ‚се надоело.
- ’ронулась, - решила Ќадька. - Ќу и черт с тобой, если ты человечьих
слов не понимаешь. ђожай ты скорей и не изводи себЯ. ђебенка же родишь - не
щененка.
‘пасибо Ќадьке, хоть она не гонит. Ђ больше Ќастене и держатьсЯ некого.
’олько что ей жаловатьсЯ на людей? ‘ама от них ушла. ’ой же Ќадьке, котораЯ
к ней с открытой душой, она врет, будто клЯтому врагу. Ќадька простоватаЯ,
верит, но когда-нибудь и она увидит, что ее водЯт за нос, и не поблагодарит.
‡аплуталась, некуда идти.
Џеред обедом, пробравшись заулком, пожаловал Њихеич и вызвал опЯть
Ќастену в ограду. Ћн торопилсЯ и заговорил сразу, глЯдЯ в упор на Ќастену
без капли тепла и жалости и точно отрубаЯ слова:
- ‘лушай, дева. …сли он здесь, пускай скорей уходит или ишо че, покуль
не словили. Њужики, кажись, чего-то задумали. ’уту них €ннокентий €ванович
комиссарит. Ќестор седни в Љарду поехал. Ќеспроста это...
Ќастена молчала. Џовернувшись уже уходить, Њихеич добавил все тем же
сухим, каленым голосом:
- ЏроклЯл бы Я тебЯ, дева, что не дала мне с им свидетьсЯ, да на твою
голову и так достанет хулы. Ђ грех этот на тебе, никуды тебе от его не
детьсЯ. - € выбилась все-таки горькаЯ горечь, признал Њихеич: - € он тоже
гусь: с отцом испугалсЯ поговорить. Ђ-а, ну вас...
€, махнув рукой, он полез обратно через заплот, смешно, уродливо
задираЯ хромую ногу.
Ђ Ќастена замерла и, долго еще оставалась без движениЯ посреди ограды,
пытаЯсь достать, сработать какое-то важное и нужное решение и не дотЯгиваЯсь
до него, раз за разом прокручиваЯсь невнЯтной мыслью впустую. ‚се -
выгорело, а пепел не молотЯт. „а и что теперь придумаешь? Џоздно.
Ћна уже ничему не верила - ни тому, что был Њихеич, ни тому, что ночью
кто-то выслеживал ее на Ђнгаре. …й чудилось, что она выдумала все это с
больной головы и забыла, что выдумала. Ћна любила раньше от скуки
представлЯть, будто с ней случаютсЯ всЯкие забавные истории, и заигрывалась
порой до того, что с трудом отличала правду от неправды. ’ак, наверное, и
тут. ѓолова действительно разламывалась. Ќастена готова была содрать с себЯ
кожу. Ћна старалась поменьше думать и шевелитьсЯ - не о чем ей думать,
некуда шевелитьсЯ. •ватит.
‚ечером Ќадька принесла новое известие: приехал Ѓурдак, милиционер.
Ќастена молча усомнилась: может, приехал, а может, и нет. ’очно никто не
знает. ‚ерь им, они наговорЯт. Ђ хоть и приехал - что страшного? Њало ли
зачем понадобилось ему в Ђтамановку? ђыбки, к примеру, половить или
подогнать своей властью тех, кто не вносит налогопоставки. Ђтамановка - его
участок, он тут волен околачиватьсЯ каждый день. Џриехал и приехал - что
такого?
Ћна легла рано и тут же, несмотрЯ на возню Ќадькиных ребЯтишек, уснула
легким и скорбным сном. ’очно в загаданное мгновение будто кто подтолкнул ее
- она очнулась. —увствовала она себЯ отдохнувшей и бодрой, в голове
установилсЯ покой. Ќастена не знала, сколько прошло ночи - ходики на
заборке, обвиснув гирькой, молчали, - но почему-то верила, что не опоздала,
что ее не успели опередить. Ћделась не таЯсь и так же не таЯсь вышла, плотно
притворив за собой дверь. Љогда не скрываешьсЯ, не прЯчешьсЯ, получаетсЯ
удачней, а удача на этот раз была ей необходима позарез.
’олько сейчас Ќастена заметила, что за день худо-бедно проЯснило и
теперь на небе мигали, пробиваЯсь, звездочки. Ќочь была тихаЯ, потемистаЯ,
но в ровном бедном свете виделось все же достаточно хорошо, а на Ђнгаре, в
длинном просторном коридоре, и того лучше. Ќастена снЯла с берега лодку,
оттолкнула и сразу взЯлась за лопашны. Ќадо успеть, надо предупредить
мужика. Ќадо попрощатьсЯ. Ќавсегда, до других ли времен - неизвестно:
‘тыдно... почему так истошно стыдно и перед Ђндреем, и перед людьми, и
перед собой? ѓде набрала она вины длЯ такого стыда?
„о чего легко, способно жить в счастливые дни и до чего горько, окаЯнно
в дни несчастные! Џочему не дано человеку запасать впрок одно, чтобы
смЯгчать затем тЯжесть другого? Џочему между тем и другим всегда пропасть?
ѓде ты был, человек, какими игрушками ты играл, когда назначали тебе судьбу?
‡ачем ты с ней согласилсЯ? ‡ачем ты, не задумавшись, дал отсекать себе
крыльЯ именно тогда, когда они больше всего необходимы, когда требуетсЯ не
ползком, а летом убегать от беды?
Ќастена гребла и с покорным, смирившимсЯ чувством соглашалась с тем,
что происходило: так, видно, надо, это она и заслужила... „оверь непутевому
человеку после одной его жизни вторую, все равно не научитсЯ жить. „о чего
тихо, спокойно в небе. Ђ вчерашней ночью было жутко; боЯзно, когда глаза
совсем ничего не различают в темноте, мерещитсЯ, что вот-вот что-то
случитсЯ. Џравду ли говорЯт, что звезды со своей вышины видЯт под собой
задолго вперед? ѓде они ее, Ќастену, разглЯдели за этой ночью, что они чуют?
‘лабенькие сегоднЯ звездочки - куда им задолго?
Ћна гребла, смутившись непривычными и непосильными, праздными мыслЯми,
удивлЯЯсь, что душа тщитсЯ отвечать им.
Ќа душе от чего-то было тоже празднично и грустно, как от протЯжной
старинной песни, когда слушаешь и терЯешьсЯ, чьи это голоса - тех, кто живет
сейчас, или кто жил сто, двести лет назад. ‘молкает хор, вступает второй...
€ подтЯгивает третий...
Ќет, сладко жить; страшно жить; стыдно жить.
€ вдруг посреди этих мыслей ее застигли другие, совсем не песенные
голоса. Ћна удивленно обернулась и увидела на берегу фигуры людей.
- ‚он она, вон! - кричал Ќестор. Џо воде хорошо слышно было и что
говорили и кто говорил. Ќестор матюкнулсЯ лЯпким, хлестким, словом, и
Ќастена догадалась, что слово это послано ей. - Џомела, поперед хотела
проскочить. Ќе выйдет, голуба, не выйдет. „огоним.
- ‚торую лодку сталкивай, - это уже голос €ннокентиЯ €вановича. -
‘корей - чего телишьсЯ!
- „оста-а-нем!
‘ испугу Ќастена кинулась было грести во весь дух, но тут же опустила
весла. Људа? ‡ачем? Ћна и без того отплыла достаточно, дальше грести ни к
чему.
“стала она. ‡нал бы кто, как она устала и как хочетсЯ отдохнуть! Ќе
боЯтьсЯ, не стыдитьсЯ, не ждать со страхом завтрашнего днЯ, на веки вечные
сделатьсЯ вольной, не помнЯ ни себЯ, ни других, не помнЯ ни капли из того,
что пришлось испытать. ‚от оно наконец, желанное, заработанное мучениЯми
счастье, - почему она не верила в него раньше? —его она искала, чего
добивалась? Ќапрасно, все напрасно.
‘тыдно... всЯкий ли понимает, как стыдно жить, когда другой на твоем
месте сумел бы прожить лучше? Љак можно смотреть после этого людЯм в
глаза?.. Ќо и стыд исчезнет, и стыд забудетсЯ, освободит ее...
Ћна встала в рост и посмотрела в сторону Ђндреевского. Ќо оно,
Ђндреевское, задалено было темью...
‹одки приближались. ‘ейчас, сейчас уже будет поздно.
Ћна шагнула в корму и заглЯнула в воду. „алеко-далеко изнутри шло
мерцание, как из жуткой красивой сказки, - в нем струилось и трепетало небо.
‘колько людей решилось пойти туда и скольким еще решатьсЯ! ч
Џоперек Ђнгары проплыла широкаЯ тень: двигалась ночь. ‚ уши набиралсЯ
плеск - чистый, ласковый и подталкивающий, нем звенели десЯтки, сотни,
тысЯчи колокольчиков... € сзывали те колокольчики кого-то на праздник.
Љазалось Ќастене, что ее морит сон. Ћпершись коленЯми в борт, она наклонЯла
его все ниже и ниже, пристально, всем зрением, которое было отпущено ей на
многие годы вперед, вглЯдываЯсь в глубь, и увидела: у самого дна вспыхнула
спичка.
- Ќастена, не смей! Ќасте-е-о-на! - услышала еще она отчаЯнный крик
Њаксима ‚ологжина - последнее, что довелось ей услышать, и осторожно
перевалилась в воду.
Џлеснула Ђнгара, закачалсЯ шитик, в слабом ночном свете потЯнулись на
стороны круги. Ќо рванулась Ђнгара сильней и смЯла, закрыла их - и не
осталось на том месте даже выбоинки, о которую бы спотыкалось течение.
’олько на четвертый день прибило Ќастену к берегу недалеко от Љарды.
‘ообщили в Ђтамановку, но Њихеич лежал при смерти, и за Ќастеной отправили
Њишку-батрака. Ћн и доставил Ќастену обратно в лодке, а доставив,
по-хозЯйски вознамерилсЯ похоронить ее на кладбище утопленников. Ѓабы не
дали. € предали Ќастену земле среди своих, только чуть с краешку, у
покосившейсЯ изгороди.
Џосле похорон собрались бабы у Ќадьки на немудреные поминки и
всплакнули: жалко было Ќастену.

Last-modified: Tue, 18 Jun 2002 20:58:24 GMT
Ћцените этот текст:

ђаспутин ‚алентин. †иви и помни

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22