в индивидуальной психологии.

     Љогда  "€д"  предъЯвлЯет  человеку   некое   инстинктивное   требование
эротического или агрессивного характера, простейшей и естественной  реакцией
нашего  "ќго"  (которое  управлЯет   мышечной   иннервацией  и  мыслительным
аппаратом)  будет удовлетворение этого требованиЯ с помощью соответствующего
действиЯ.  ’акое удовлетворение инстинктивной потребности ощущаетсЯ нами как
наслаждение,  тогда  как  ее неудовлетворение будет, несомненно,  источником
дискомфорта.  ‘лучаетсЯ,  однако,  что  ќго  отказываетсЯ от  удовлетворениЯ
инстинкта  в силу  внешних  препЯтствий, -  когда оно сознает, что требуемое
действие  может  серьезно   угрожать   ему  самому.  ’акое   воздержание  от
удовлетворениЯ,  такое  "подавление  инстинктов",   обусловленное   внешними
причинами (или, как мы говорим, подчинение  "принципу реальности"),  никогда
не  бывает  приЯтным.  Џодавление  инстинктов  влечет  за  собой  длительное
болезненное  напрЯжение  - разве что мы  ухитримсЯ  уменьшить  инстинктивную
потребность путем переключениЯ энергии. Ќо подавление инстинктов может  быть
также навЯзано нам другими причинами, которые правильно назвать внутренними.
‚  ходе  индивидуального  развитиЯ  часть препЯтствующих  сил  внешнего мира
превращаетсЯ во  внутренние,  так  сказать -  "интернализуетсЯ";  внутри ќго
возникает определенный стандарт дозволенного поведениЯ, который противостоит
нашим  инстинктивным  потребностЯм  с  помощью  размышлений,  самокритики  и
системы запретов.  ќтот новый стандарт  мы называем "‘упер-ќго". Ћтныне ќго,
прежде  чем решитьсЯ на удовлетворение  инстинктов, должно учесть  не только
внешнюю опасность,  но  и  возражениЯ ‘упер-ќго,  а поэтому  у него,  больше
оснований  воздержатьсЯ   от  такого  удовлетворениЯ.  Ќо  в  то  времЯ  как
подавление  инстинктов  по чисто внешним  причинам  всегда  влечет за  собой
только  дискомфорт,   подавление  по  причинам  внутренним,   по  требованию
‘упер-ќго, приносит и другой результат. ‚месте с неизбежной болью оно дает и
своеобразное наслаждение, так сказать - суррогат удовлетворениЯ. ќго ощущает
себЯ  "на  высоте", оно гордитсЯ  отказом  от удовлетворениЯ инстинктов  как
неким  ценным  достижением. џ  полагаю, что  механизм  этого ощущениЯ  можно
объЯснить.   ‚едь   по  сути   ‘упер-ќго   ЯвлЯетсЯ  попросту  преемником  и
заместителем  родителей   (и  воспитателей),   которые  контролировали  наши
действиЯ в первые годы жизни; оно перенимает их  функции почти без перерыва.
Џотому-то  оно и  может  держать  ќго  в  подчинении  и  оказывать  на  него
постоЯнное давление. Љак и в  детстве, ќго стремитсЯ сохранить любовь своего
господина,   а   потому   воспринимает   его   похвалу   как  облегчение   и
удовлетворение, его  порицаниЯ - как  угрызениЯ  совести. Љогда  ќго идет на
жертву, отказываЯсь от удовлетворениЯ инстинктов, оно ожидает награды в виде
еще  большей любви со стороны ‘упер-ќго. ‘ознание, что оно "заслужило" такую
любовь, ощущаетсЯ им как гордость. ‚ детстве, когда внешний авторитет еще не
интернализовалсЯ внутри нас в виде ‘упер-ќго, отношениЯ между страхом утраты
любви и требованиЯми инстинкта были, видимо, точно такими же. Љогда из любви
к   родителЯм  мы  подавлЯли  свои   инстинкты,  то  ощущали,   что   взамен
гарантировали себе покровительство  и удовлетворение.  ќти-то  положительные
ощущениЯ и превратились в почти нарцисстическое чувство гордости после того,
как родительский авторитет превратилсЯ в часть нашего ќго.

     ‚  чем,  однако,  эти  рассуждениЯ  помогают  понЯть  интересующий  нас
процесс, а именно  - рост уверенности в  себе, который сопровождает прогресс
духовности?   Ќа   первый  взглЯд,   обстоЯтельства   уж   очень   различны.
ЏредставлЯетсЯ,  что прогресс духовности  не  сопровождаетсЯ  ни подавлением
инстинктов, ни поЯвлением того  авторитета  или  ‚ысшего стандарта,  во  имЯ
которого   приноситсЯ  жертва.  ‚прочем,  сразу  же  очевидно,  что   второе
утверждение ЯвлЯетсЯ попросту поверхностным. ђоль авторитета,  ради которого
предпринимаетсЯ болезненное усилие, в нашем случае играет великий человек, а
поскольку  это происходит потому, что  он ЯвлЯетсЯ  суррогатом  отца, нас не
должно  удивлЯть,   что  массоваЯ  психологиЯ   отводит  ему   роль  некоего
"коллективного  ‘упер-ќго".  ќто верно  и  длЯ  ЊоисеЯ  в  его  отношении  к
еврейскому   народу.   Ќо   по   другим   пунктам   аналогиЯ   действительно
обнаруживаетсЯ не сразу. ‚ самом деле,  прогресс духовности означает, прежде
всего, что так называемые  высшие  интеллектуальные процессы  ставЯтсЯ  выше
непосредственных  ощущений.  Џримером  тому ЯвлЯетсЯ решение,  что отцовство
важнее  материнства,  хотЯ  первое  не может быть подтверждено ощущениЯми, в
отличие от  второго.  „ругим примером  ЯвлЯетсЯ  утверждение: наш Ѓог  самый
великий  и могучий, потому  что  он  невидим,  как  душа.  Ќо все это весьма
отличаетсЯ  от   подавлениЯ   сексуальных  или   агрессивных   инстинктивных
потребностей. ‚о многих случаЯх прогресса духовности  - например, в процессе
становлениЯ отцовского права -  мы  даже  не  можем  указать  тот авторитет,
который  устанавливает  новую  шкалу  ценностей.  €м  не  может  быть  Ћтец,
поскольку  он  сам  становитсЯ  таким авторитетом  лишь в результате  такого
процесса.  Љороче,  мы  сталкиваемсЯ  с  ситуацией,  когда в  ходе  развитиЯ
человечества мир  чувств  постепенно подчинЯетсЯ духовному  миру, и  человек
ощущает гордость и подъем на каждой очередной стадии этого процесса,  но при
этом мы не знаем, почему так происходит. …ще позже сам духовный мир человека
оказываетсЯ подчиненным совершенно  загадочной власти  веры. ЏровозглашаетсЯ
знаменитое "верую, ибо абсурдно", и тот, кто уверовал, воспринимает свой шаг
как величайшее достижение.

     Ќе исключено, что  общим длЯ всех этих  психологических этапов ЯвлЯетсЯ
нечто  иное. ‚озможно, человек попросту решает, что высшим ЯвлЯетсЯ то, чего
труднее  всего достигнуть.  ’огда чувство  гордости оказываетсЯ  всего  лишь
нарциссизмом, 'который усилен сознанием, что он преодолел трудности.

     ‚се эти рассуждениЯ не очень-то плодотворны. Њожет показатьсЯ,  что они
не  имеют  никакой  свЯзи  с   нашим  вопросом  о  происхождении  еврейского
национального  характера. ђазумеетсЯ, то,  что  мы уже  проЯснили,  тоже  не
бесполезно.  Ќо  оказываетсЯ,  что  ход  наших  рассуждений  все-таки  имеет
кое-какую свЯзь с интересующей нас проблемой.

     „ело  в  том,  что  религиЯ  ЊоисеЯ,  котораЯ  началась  с  запрета  на
изображение  ее  Ѓога,  в ходе  столетий  действительно все  более  и  более
становилась религией  подавлениЯ  инстинктов. Ќе  то,  чтобы  она  требовала
полового воздержаниЯ; тут она удовлетворЯлась лишь определенным ограничением
сексуальной  свободы.  ‡ато  сам   ее  Ѓог   оказалсЯ  полностью  очищен  от
сексуальности. Ћн был возвышен до уровнЯ  этического идеала. Ђ этика как раз
и  означает  запрет  на   удовлетворение  инстинктов.  Џророки  не  уставали
напоминать,  что их  Ѓог требует  от  людей справедливой  и достойной жизни,
иными  словами  -  воздержаниЯ  от  поблажки  тем склонностЯм,  которые,  по
сегоднЯшним   моральным  стандартам,  мы  осудили  бы  как  порочные.  ‘амаЯ
ревностнаЯ  вера в  ѓоспода  объЯвлЯлась  менее важной, чем выполнение  этих
этических  требований.  ’аким   образом,   подавление  инстинктов,  поначалу
отсутствовавшее  в религии ЊоисеЯ, постепенно начинает играть в ней  ведущую
роль.

     ‡десь   уместно   сделать   замечание,    которое   поможет    избежать
недоразумений.  Љое-кто  может  заЯвить,  что это  подавление  инстинктов  и
основаннаЯ на нем этика  вообще не относЯтсЯ к сфере религии. ‹егко, однако,
показать, что в действительности они растут из одного  и того же  корнЯ. “же
тотемизм,  перваЯ  из   известных  нам  форм  религии,  содержит,  и  притом
неустранимо, рЯд законов и запретов, которые Явно предусматривают подавление
инстинктов.   ‘юда  относитсЯ   поклонение   тотему,   запрещающее   убивать
соответствующее животное;  экзогамиЯ  (иными словами,  отказ  от  страстного
желаниЯ обладать матерЯми и сестрами своей орды); предоставление равных прав
всем  членам  братского  клана  (то   есть  отказ  от  стремлениЯ  разрешить
соперничество с  помощью  грубой  силы). ‚се  эти правила представлЯют собой
первые  зародыши некой  моральной  и социальной  упорЯдоченности. Џервые два
запрета действуют  в  том же духе,  который навЯзывал убитый сыновьЯми отец;
иными   словами,  они  осуществлЯют  его  волю.   ’ретий   закон   диктуетсЯ
необходимостью  сохранить  тот  новый  порЯдок,  который  установилсЯ  после
отцовской  смерти;  в   противном  случае  возврат  к  прежнему  нетерпимому
положению вещей стал бы неизбежен. ќтот социальный закон отделЯетсЯ  от двух
первых, этических,  которые,  можно  сказать, проистекают непосредственно из
религиозного контекста.

     ‚   процессе   индивидуального  развитиЯ  каждого  человека  мы   видим
повторение этих этапов, лишь в  сжатом - во времени -  виде.  ‡десь тоже все
начинаетсЯ  с   родительского  авторитета,  в  данном  случае  -  авторитета
всемогущего  отца, который обладает властью  наказывать, требует от  ребенка
подавлениЯ инстинктов  и решает,  что  разрешено и что  запрещено.  ’о,  что
ребенок привыкает считать "хорошим" или "плохим",  позднее, когда ђеальность
и  ‘упер-ќго заменЯют  родителей, становитсЯ "добром" и "злом"  в  моральном
смысле. Ќо механизм  действиЯ этих моральных  категорий  по-прежнему  тот же
самый:  подавление инстинктов благодарЯ присутствию  внутреннего и  внешнего
"авторитета", заменившего и продолжающего функцию родителей.

     ‹юбопытно  в  этой  свЯзи   рассмотреть  такую   странную   религиозную
концепцию,  как   "свЯщенное",  "сакрум".   ‘  одной  стороны,  свЯзь  между
сакральным  и религиозным  несомненна; все, свЯзанное с религией, сакрально,
это составлЯет  самую  суть сакральности.  ‘ другой  стороны,  мы знаем, как
часто  пытаютсЯ  объЯвить  свЯщенными  определенных  людей,  институции  или
обычаи, которые не имеют ничего общего с религией. ќти попытки зачастую Явно
тенденциозны.  ‚ подлинно  сакральном  главное - это некий  запрет,  который
тесно свЯзан с религией. ‘акральное - это нечто такое, чего нельзЯ касатьсЯ.
‘акральный запрет имеет, как  правило, очень  сильную эмоциональную окраску,
но лишен какого  бы то ни было рационального  обоснованиЯ. Џочему собственно
инцест,  то есть совокупление с собственной  дочерью или  сестрой,  ЯвлЯетсЯ
таким  страшным сексуальным  преступлением  в  сравнении  со  всеми  другими
сексуальными  актами?  Ќам объЯснЯют, что все  наши  чувства Якобы  восстают
против  такого  поступка.  Ќо это означает  всего лишь,  что  запрет  должен
приниматьсЯ без рассуждении, что мы не знаем, как его объЯснить.

     ‹егко доказать, что предлагаемые нам "объЯснениЯ" иллюзорны.  ’от самый
инцест, который Якобы оскорблЯет все наши  чувства, некогда был общепринЯтым
обычаем, можно даже сказать - свЯщенной традицией в правЯщих семьЯх …гипта и
других стран. ”араоны женились, прежде всего,  на своих сестрах, и преемники
фараонов,  греческие  Џтолемеи, без  всЯких колебаний следовали их  примеру.
’аким образом, на ‚остоке инцест - в данном случае, между братом и сестрой -
был прерогативой,  запрещенной лишь длЯ простых смертных и зарезервированной
длЯ царей, этих богов в земном обличье. Њир греческих  и  германских мифов о
богах  и  героЯх  тоже  не  исключает таких  инцестных  свЯзей.  Њожно  даже
предположить,  что  жгучаЯ  озабоченность  "родословной"  среди  современной
европейской  аристократии  ЯвлЯетсЯ остатком этой древней привилегии,  и  мы
видим, что в результате  кровосмешениЯ, продолжавшегосЯ в  высших социальных
кругах  многие  столетиЯ,   все  коронованные  персоны   …вропы  принадлежат
фактически к одной семье.

     ‘уществованием  инцеста   богов,   царей  и   героев  опровергаетсЯ   и
"объЯснение"  страха  перед  инцестом  биологическими  причинами,   то  есть
интуитивным "пониманием" опасности кровосмешениЯ. …сли мы и сегоднЯ не знаем
в  точности,  существует ли  такаЯ  опасность  вообще,  то  что  говорить  о
первобытных племенах, наложивших некогда этот запрет?

     Ќаша   реконструкциЯ   происхождениЯ  религии  требует  от   нас  иного
объЯснениЯ.  ‘трах  перед  инцестом  попросту  служил  подкреплением  закона
экзогамии, который отражал волю Ћтца  и сохранилсЯ  после его смерти. €менно
отсюда  идет сила  его  эмоционального влиЯниЯ и  невозможность рациональной
мотивировки,  короче   -  его  "сакральность".  џ   готов  предсказать,  что
дальнейшие исследованиЯ других  сакральных запретов дадут  тот же результат:
все "сакральное"  первоначально  было  ничем  иным  как  сохранившейсЯ волей
первобытного  Ћтца. ’акое  толкование  проЯснЯет, кстати, и  двусмысленность
самого  слова "сакральное". ‚едь "сакер"  означает  не  только  "свЯщенный",
"благословенный",  но  и  нечто   такое,  что  переводитсЯ  как  "заклЯтый",
"неприкасаемый".  „вусмысленность  эта  отражает  амбивалентность  отношениЯ
сыновей  к  Ћтцу. …го  волЯ навЯзывала безусловное почитание и  одновременно
вызывала  судорожный  трепет, поскольку  требовала  от сыновей  болезненного
подавлениЯ их инстинктов. ’еперь мы понимаем скрытый смысл претензии ЊоисеЯ,
что  он  "освЯтил"  свой  народ, введЯ  обычай  обрезаниЯ.  Ћбрезание  - это
попросту  символический  суррогат  кастрации,  то  есть  наказаниЯ,  которым
первобытный Ћтец в полноте своей власти угрожал сыновьЯм; евреи, принЯв этот
символический обычай,  продемонстрировали, что готовы подчинитьсЯ воле Ћтца,
хотЯ это  и означало длЯ них  мучительную жертву. ’аким  образом,  обрезание
действительно имеет все черты "свЯщенного", "сакрального" обычаЯ.

     ‚озвращаЯсь к этике, мы можем  теперь сказать, что в то времЯ как часть
наших заповедей вполне рационально объЯснЯетсЯ необходимостью отделить права
коллектива от прав индивидуума, права индивидуума от прав коллектива и права
одного индивидуума от  прав другого,  все прочие  этические запреты, которые
представлЯютсЯ нам сегоднЯ загадочными, величественными и - почти мистически
-  самоочевидными, обЯзаны  своим  происхождением - воле отца, окаменевшей в
виде религиозных предписаний.

     6. €стина в религии .

     Љак завидуем  порою  мы,  неверующие, тем, кто  убежден в существовании
‚ысшей ‘илы, длЯ которой в мире нет никаких  проблем, ибо она сама  этот мир
создала!  Ќасколько   более   всеобъемлющи,   исчерпывающи   и  окончательны
представлениЯ  верующих  о  миропорЯдке  в  сравнении  с  теми  трудоемкими,
скудными и  обрывочными попытками объЯснений, на которые мы в лучшем  случае
способны! Ќе иначе, как Ѓожественный „ух, сам по себе  воплощение этического
совершенства, заложил в душе такого человека знание об идеале и одновременно
стремление к нему.  ’акой человек безошибочно знает, что считать благородным
и  возвышенным, а что -  отвратительным и низменным. ‚сю свою  эмоциональную
жизнь  он оценивает степенью приближениЯ к желаемому идеалу. Ћн считает себЯ
достойным, когда - в перигелии, так сказать - подходит к нему ближе всего; и
ощущает мучительный дискомфорт, когда  -  в  апогее -  удалЯетсЯ  от него на
самое  далекое  расстоЯние.  ‚се   длЯ  него   так  просто  и  так  нерушимо
предоставлено!   Ќам   остаетсЯ  лишь  сожалеть,  что   некоторые  жизненные
обстоЯтельства и научные факты делают длЯ нас невозможным принЯть гипотезу о
таком ‚ысшем  ‘уществе.  €  словно  бы в мире  недостаточно проблем,  мы еще
вдобавок  стремимсЯ  понЯть, каким  образом  те,  кто верит  в  Ѓожественное
‘ущество,  обрели свою веру  и как эта вера возымела  над ними такую власть,
что заставлЯет их игнорировать и ђазум, и Ќауку.

     ‚ернемсЯ,  впрочем, к той скромной задаче,  котораЯ занимала нас до сих
пор.  Њы  начали  с  того,  что  вознамерились  объЯснить,  как  возник  тот
специфический характер еврейского народа, который,  по всей видимости, помог
этому народу выжить. Њы обнаружили, что некий человек Њоисей наделил  евреев
этим  характером,  дав   им  религию,  котораЯ  настолько   возвысила  их  в
собственных глазах, что они сочли себЯ выше всех других народов. ‚ сущности,
они выжили  благодарЯ  тому,  что  сторонились других.  Ќекоторое неизбежное
смешение  крови  ничего  не  менЯло,  потому  что  евреев  объединЯло  нечто
идеальное - некие общие интеллектуальные и эмоциональные  ценности. Њоисеева
религиЯ  сумела  создать  это единство, поскольку она:  а) приобщила народ к
величию новой концепции Ѓожества, б)  утверждала, что  евреи  "избраны" этим
великим Ѓожеством и предназначены быть объектом …го особой благосклонности и
в)  навЯзала еврейскому народу веру в чисто духовного, интеллектуально, а не
чувственно постигаемого  Ѓога, то  есть прогресс  духовности, а  это открыло
путь  к почитанию  интеллектуальной  деЯтельности  вообще (и  тем самым -  к
дальнейшему подавлению инстинктов). ’аковы полученные нами выводы, но хоть Я
и не намерен отказыватьсЯ от чего-либо сказанного выше, Я не могу не ощущать
некую  неудовлетворенность.  ‚спомним  определенный  пункт  наших предыдущих
рассуждений. Њы установили,  что религиЯ  ЊоисеЯ  не  оказала своего влиЯниЯ
немедленно, а действовала странным обходным способом. Ѓыло бы  понЯтно, если
бы ее воздействие потребовало просто длительного  времени, пусть даже многих
столетий,  - ведь, в конце концов,  речь  идет о формировании  национального
характера. Ќо когда  мы упоминаем "обходный способ", то имеем  в виду совсем
другое уточнение, извлеченное нами из истории  еврейской религии.  Џроизошло
так,  что  евреи   на  некоторое  времЯ  вообще  отвергли  Њоисееву  религию
(неизвестно, впрочем, - полностью или сохранив некоторые из ее предписаний).
‚се  долгое времЯ  завоеваниЯ  •анаана и  борьбы с населЯвшими его  народами
религиЯ  џгве  не  очень  отличалась  от  поклонениЯ  другим  "Ѓаалим".  ќто
утверждение покоитсЯ  на  твердой исторической  почве, какие бы  ни делались
позже тенденциозные  попытки скрыть  это постыдное  положение  вещей. Ћднако
Њоисеева религиЯ не исчезла  абсолютно. ‚ устной традиции народа сохранилось
своего  рода  воспоминание  о  ней,  некий туманный и  искаженный отголосок,
поддерживаемый, по всей видимости, отдельными членами жреческой касты. € вот
это-то воспоминание о великом прошлом  продолжало исподволь  наращивать свою
власть  над  умами евреев;  постепенно  оно приобрело  решающую  власть  над
воображением  еврейских масс и тогда произошло превращение  Ѓога џгве в Ѓога
ЊоисеЯ,  то  есть  возрождение  той  религии,  которую  Њоисей  провозгласил
столетиЯ назад.

     —ем объЯснить эту отсроченную на столетиЯ победу традиции?

     7. ‚озвращение подавленного

     „лЯ  разъЯснениЯ  поищем  аналогичные   процессы  в  нашей  собственной
ментальной  жизни.  ’акие  процессы  существуют.  Ћдни   из   них  считаютсЯ
патологическими,  другие  относЯтсЯ к  спектру  нормальных, но  это различие
несущественно,  поскольку  границы  тут  не могут  быть проведены совершенно
строго,  а механизмы в обоих  случаЯх  одни и те же. €з богатого  материала,
имеющегосЯ в моем  распорЯжении, Я выберу примеры, свЯзанные со становлением
характера.

     ЌекаЯ  молодаЯ  девушка  развиваетсЯ  в решительном контрасте со  своей
матерью;  она  культивирует в себе  все качества,  отсутствующие у матери, и
избегает  всего, что  свойственно той.  ‚ детстве  она, как и  любаЯ  другаЯ
маленькаЯ  девочка,  во  всем  подражала  матери,  поэтому  впоследствии  ей
пришлось  весьма энергично  преодолевать эту идентификацию.  ’ем  не  менее,
когда она выходит замуж и  сама становитсЯ женой и матерью, она с удивлением
обнаруживает, что начинает все  больше  и  больше походить на мать,  которую
считала  такой  чуждой.  ‚  конце  концов, эта тождественность,  которую она
некогда  преодолела, торжествует  в  ее характере снова. Ђналогичный процесс
происходит  и с  мальчиками, - даже великий ѓете, который в  юношеские  годы
Явно не очень  высоко чтил своего педантичного и  сурового отца,  в старости
обнаруживал все признаки его характера. ќто возвращение  отвергнутого всегда
тем разительней, чем Ярче  был исходный  контраст. џ знал юношу, который был
воспитан поистине недостойным и ничтожным отцом. ‚опреки ему  он сумел стать
деЯтельным, надежным и уважаемым человеком. ‡атем,  в самом расцвете  жизни,
его  характер неожиданно и резко изменилсЯ: он  стал вести себЯ так,  словно
отец стал длЯ него образцом.

     „авно  известно,  что  впечатлениЯ  первых  пЯти  лет  жизни  оказывают
решающее  влиЯние  на  весь наш  дальнейший  жизненный путь. ‚се последующие
событиЯ тщетно  борютсЯ  с этим влиЯнием. ‘амые сильные стремлениЯ взрослого
человека растут именно из  тех переживаний и впечатлений, которые он получил
ребенком, в том возрасте, когда  его психика - как у нас  есть все основаниЯ
считать - не готова была даже их осознать.

     ќтот  процесс  последующего  влиЯниЯ,  "проЯвлениЯ"  ранних впечатлений
можно было бы сравнить разве  что  с фотографированием, когда мы проЯвлЯем и
превращаем в зримое изображение то, что было снЯто аппаратом давным-давно. џ
могу  привести также свидетельство писателЯ-фантаста, который указал на  это
странное  обстоЯтельство  со всей решительностью, присущей  писателЯм такого
рода. ‡наменитый ѓофман склонен был объЯснЯть богатство своего писательского
воображениЯ в зрелые годы тем, что  в детстве, будучи  еще грудным ребенком,
он несколько недель  подрЯд  путешествовал  с  матерью в  почтовой карете  и
непрерывно  впитывал  - не  понимаЯ и не осознаваЯ  -  быстро сменЯвшие друг
друга разнообразные впечатлениЯ. ’о,  что мы переживаем, не понЯв,  в первые
годы жизни, мы никогда больше не можем припомнить, разве что во сне.  ’олько
психоаналитический метод позволЯет  нам  узнать о  существовании в  нас этих
впечатлений. €, тем не менее, в любой момент более поздней жизни это скрытое
в   нас   прошлое   способно  ворватьсЯ  в  наше  сознание,   с   навЯзчивой
импульсивностью  продиктовать  нам  наши  поступки, заставить  полюбить  или
невзлюбить тех или иных людей и зачастую предопределить выбор объекта  наших
страстных  желаний   -  выбор,  который  мы  даже   сами  себе  затруднЯемсЯ
рационально обосновать.

     Ћтсюда легко  перейти к механизму образованиЯ неврозов. „ело в том, что
и в  образовании неврозов решающую  роль также  играют  впечатлениЯ  раннего
детства,  но  вдобавок  к ним  в  игру на сей  раз вступает  еще  и процесс,
противостоЯщий  этим впечатлениЯм -  реакциЯ  подавлениЯ.  ‘хематически  это
выглЯдит так: в результате определенного переживаниЯ возникает инстинктивнаЯ
потребность,   жаждущаЯ  удовлетворениЯ.  Ћднако  ќго  избегает  дать  такое
удовлетворение инстинктам  - либо  потому,  что  парализовано  избыточностью
требованиЯ, либо потому, что распознает в нем опасность. ќто защищаетсЯ тем,
что так  или иначе подавлЯет возбуждение,  загонЯет  его,  так  сказать,  "в
подполье": ребенок  забывает возбуждающий  фактор  вместе с переживаниЯми  и
ощущениЯми, к нему относЯщимисЯ.  Ћднако на этом дело не кончаетсЯ. €нстинкт
либо  сохранЯет  свою силу, либо  восстанавливает ее, либо - еще  вариант  -
заново пробуждаетсЯ  в  сходной ситуации. Ћн  возобновлЯет свои претензии, а
поскольку путь  к  их нормальному  удовлетворению прегражден тем психическим
блоком,  который  можно назвать "шрамом (бывшего) подавлениЯ", то  инстинкт,
как правило, добиваетсЯ своего в каком-нибудь другом, более уЯзвимом пункте.
‚ результате  этого "обходного маневра"  инстинкт получает  свое - но  уже в
виде так  называемого "суррогатного удовлетворениЯ", не имеющего санкции ќго
и им не осознаваемого.  ‚ сущности, поЯвление этих суррогатов удовлетворениЯ
ЯвлЯетсЯ  симптомом того,  что подавленный  инстинкт  вновь  предъЯвил  свои
требованиЯ,   так   что  весь   процесс  образованиЯ  симптомов   можно   по
справедливости  назвать  "возвращением  подавленного".  Љрайне  существенно,
однако, что на сей раз подавленное возвращаетсЯ уже в  "замаскированной", то
есть измененной  или искаженной по сравнению с исходной, форме (ибо только в
таком виде оно может обойти блоки в ќго).

     џ надеюсь, что эта  аналогиЯ позволит  нам полнее  понЯть результаты, к
которым приводит подавление инстинктов в ходе человеческой истории.

     8. €сторическаЯ правда

     ‚се мои психологические экскурсы имели целью сделать более убедительным
тезис, что  Њоисеева  религиЯ  оказала влиЯние на еврейский народ лишь после
того,   как  вернулась   в  виде   более  или  менее  подавленной   традиции
(соответствующей у индивидуума подавленному переживанию детства). Ќо пока мы
едва лишь сделали этот  тезис  более или менее вероЯтным. „аже  если бы  мне
удалось его доказать, все равно останетсЯ ощущение, что  мы выполнили только
качественную часть нашей задачи. ‚о всех вопросах, свЯзанных со становлением
религии  -  и  уж конечно  становлением еврейской религии,  - остаетсЯ нечто
величественное,  доселе не ухваченное никакими  нашими рассуждениЯми. ‚ этом
процессе  должны участвовать, следовательно,  и какие-то  иные факторы,  длЯ
которых  врЯд ли можно указать вполне адекватные аналогии, - факторы,  столь
же  уникальные и  мощные, как  сама  вырастающаЯ  из них система религиозных
убеждений.

     Џосмотрим, нельзЯ ли подобратьсЯ к этим факторам с обратной стороны. Њы
понимаем,   что  первобытный  человек  нуждалсЯ  в  боге,  который  был   бы
устроителем  мира, вожаком его  орды,  той силой,  котораЯ  возьмет  на себЯ
заботу о нем.  Џоклонение такому богу постепенно вызревает в тени поклонениЯ
умершим предкам,  о которых  традициЯ все еще  кое-что  помнит. —еловек и  в
более поздние времена - наше, например, - тоже остаетсЯ по сути инфантильным
и  так же нуждаетсЯ  в покровительстве,  даже  когда считает себЯ совершенно
взрослым;  он и  тогда не может отказатьсЯ от  помощи своего  бога. ‚се  это
бесспорно, и, тем не  менее,  трудно  понЯть, почему  этот  бог должен  быть
…динственным  и почему  переход  от политеизма  к монотеизму  представлЯетсЯ
участвующим в  нем  людЯм  событием столь грандиозного  значениЯ. ‚ерно,  мы
показали  выше,  что  верующий  соучаствует  в  величии  своего бога,  и чем
могущественнее этот бог, тем надежнее его покровительство. Ќо бог может быть
могущественным, и  не  будучи  единственным: многие  народы  тем более чтили
своего  главного  бога, чем  многочисленнее было семейство низших богов, над
которыми  он властвовал, и это его величие нисколько  не уменьшалось оттого,
что  существовали  и  другие  боги.  Љроме того,  если бог  один,  то  есть,
универсален  и  правит над  всеми  землЯми и  народами,  то каждый отдельный
человек (или  народ)  неизбежно утрачивает нечто от интимной свЯзи с  ним  -
ведь  ему  приходитсЯ,  так  сказать,  делить  своего  бога  с  чужеземцами.
(‚прочем,  он может компенсировать себЯ убеждением, что  именно  к нему этот
бог все  же более  благосклонен, чем  к другим).  ‚ерно также,  что принЯтие
концепции единого бога означает огромный шаг по пути духовности; но это тоже
не  помогает нам объЯснить, чем  такаЯ концепциЯ могла  покорить  умы  людей
поначалу.

     €стинно верующий  человек  знает ответ на наш  вопрос. €стинно верующий
человек, несомненно, скажет, что идеЯ  единственного  бога потому  произвела
столь грандиозное впечатление на человечество, что в ней  содержалось  зерно
"‚ечной €стины". „оселе скрытаЯ, эта €стина наконец-то воссиЯла людЯм и в ее
блеске  утонуло  все  то,  что  властвовало  над  умами  прежде.  ЌельзЯ  не
согласитьсЯ, что  вот  тут мы  действительно видим, наконец, такую  причину,
котораЯ по величию соразмерна со своим следствием.

     џ  был бы рад принЯть  это объЯснение. Ќо менЯ останавливает следующее.
ќта   ссылка   на   неотразимую   привлекательность   €стины   основана   на
оптимистических   и   идеалистических  предположениЯх.   Ќа  самом  же  деле
человеческий  интеллект  вовсе  не обнаруживает  такого уж хорошего  нюха на
истину, да и не проЯвлЯет такой уж пылкой готовности  ее принЯть.  Ќапротив,
весь  наш  прежний опыт говорит,  что интеллект легко  сбиваетсЯ с истинного
пути, сам о том не подозреваЯ, и нет длЯ него ничего более привлекательного,
чем  то,   что  идет  навстречу  его  желаниЯм  и  иллюзиЯм  (независимо  от
"истинности"). ‚от почему  приведенное объЯснение нуждаетсЯ в модификации. џ
готов  признать, что  ответ верующего  человека разъЯснЯет привлекательность
монотеизма, но -  с поправкой:  древних  евреев привлекала в  монотеизме  не
столько некаЯ "‚ечнаЯ",  то  есть  метафизическаЯ. €стина,  сколько - истина
историческаЯ.  €ными словами,  Я  не верю  в  то, что именуетсЯ  религиозной
истиной монотеизма,  то есть в существование единого и  всесильного бога, но
верю в истинность праисторического факта, припомнившегосЯ евреЯм при встрече
с  монотеизмом  -  того  факта,  что  в  первобытные  времена  действительно
существовал  единый Ћтец, ‚ожак, Џовелитель, который был возвышен  до уровнЯ
божества. „ругое дело,  что длЯ возвращениЯ в коллективную  памЯть людей эта
историческаЯ истина должна была ЯвитьсЯ в замаскированном, ином по сравнению
с исходным виде, то есть как раз в виде "религиозной истины" ЊоисеЯ.

     Њы уже говорили, что религиЯ ЊоисеЯ была  отвергнута и частично забыта,
а позднее  снова  вернулась в сознание народа - в  виде традиции,  ’еперь мы
можем предположить,  что этот процесс сам по себе  был повторением  той цепи
событий, котораЯ в  дни  €схода привела к  принЯтию  религии  ЊоисеЯ.  Љогда
Њоисей  предложил  евреЯм  концепцию …диного  бога,  это  не  было  длЯ  них
абсолютно новой идеей, поскольку  воскрешало в  их памЯти  первобытный  опыт
человеческой орды. Ћпыт этот давно исчез из их сознательных воспоминаний, но
в свое времЯ был столь важным и  произвел - или, по крайней мере, подготовил
- такой грандиозный переворот в жизни первобытной орды, что оставил, иначе и
думать нельзЯ, некий постоЯнный след в человеческих душах, такое  же сильное
"воспоминание коллективного детства", как те, которые хранит устное предание
или традициЯ.

     Љак Я отмечал выше, ранние переживаниЯ людей проЯвлЯютсЯ позднее в виде
навЯзчивых привычек, хотЯ  сами эти переживаниЯ сознательно уже не помнЯтсЯ.
Њне  представлЯетсЯ,  что  то  же  самое  справедливо  и  длЯ  самых  ранних
переживаний  человечества  в  целом.  Ћдним  из  результатов такого  раннего
переживаниЯ и было  принЯтие евреЯми  концепции …диного бога. Љонцепцию эту,
несомненно, следует считать припоминанием -  разумеетсЯ, искаженным, но, тем
не  менее,  припоминанием. Љак всЯкое  "возвращение подавленного",  оно тоже
имеет навЯзчивый  характер; ему попросту нельзЯ не поддатьсЯ. ‚  той мере, в
какой  историческаЯ  правда  в  нем бессознательно  искажена,  видоизменена,
замаскирована, это припоминание может быть названо иллюзией;  но в той мере,
в  какой  с  помощью  этой  концепции действительно  возвращаетсЯ  нечто  из
реального прошлого,  она должна  быть  названа истинной. ‚едь индивидуальные
психические   иллюзии  тоже  содержат   зерно   истины:   сознание  больного
ухватываетсЯ именно за такое зерно и  благодарЯ этому некритически принимает
и всю систему иллюзий, на нем надстроенную.

     ’а   первичнаЯ,  исходнаЯ   ситуациЯ,   повторением  которой  -   через
тысЯчелетиЯ - было провозглашение религии ЊоисеЯ, а затем - через столетиЯ -
окончательное принЯтие ее  евреЯми, была реконструирована мною в 1912 году в
книге "’отем и  табу". џ использовал там некоторые теоретические рассуждениЯ
„арвина,  Ђткинсона  и  в  особенности  ђобертсона  ‘мита,  объединив  их  с
открытиЯми и гипотезами психоанализа. “ „арвина Я заимствовал предположение,
что первобытные  люди изначально жили небольшими  ордами, каждаЯ такаЯ  орда
находилась под властью старшего  самца, который управлЯл ею с помощью грубой
и  жестокой  силы, присваивал себе всех  самок  и  подчинЯл или убивал  всех
молодых   самцов,   включаЯ   собственных   детей.    Ђткинсон   помог   мне
предположением,   что  патриархальнаЯ  система  была   сокрушена  восстанием
сыновей,  которые  объединились  против отца, свергли  его  и на  совместном
победном   пиршестве  съели  его  тело.   Ќаконец,  следуЯ  тотемной  теории
ђобертсона  ‘мита, Я  предположил,  что структуру первичной орды,  в которой
властвовал один  вожак-Ћтец, сменила структура  тотемистского клана братьев.
—тобы ужитьсЯ друг с другом, братьЯ-победители должны были отказатьсЯ от тех
женщин  орды, ради которых,  фактически,  убили  отца, и согласитьсЯ  ввести
экзогамию, то  есть "брак  на  стороне". Џосле свержениЯ власти  Ћтца  семьи
управлЯлись матриархально. Ќо Ћтец и  его волЯ не исчезли окончательно: Ћтца
заменило некое животное,  провозглашенное  тотемом-покровителем  клана;  оно
символизировало собой Џредка (или предков вообще),  служило духом-хранителем
клана и его запрещено было касатьсЯ или убивать. Ћднако раз в году весь клан
собиралсЯ на совместное пиршество,  во времЯ которого "сакральное"  тотемное
животное разрывали на  куски и пожирали. Ћт участиЯ в  таком пиршестве никто
не мог отказатьсЯ, ибо оно было  ни чем иным,  как символическим повторением
того самого отцеубийства, с  которого начались все новые социальные  законы,
моральные заповеди и тотемистскаЯ религиЯ.

     9. €сторическое развитие

     џ не  могу  воспроизводить здесь все  содержание  "’отема  и табу",  но
считаю  необходимым  несколько  задержатьсЯ  на том долгом периоде,  который
отделЯет  событиЯ,  которые,  по  моему  убеждению,  произошли в первобытные
времена,  от  момента торжества  монотеизма -  уже в  исторически  известное
времЯ. Џосле победы братского клана и установлениЯ матриархата, экзогамии  и
тотемизма началсЯ  процесс,  который  точнее  всего  описать  как  медленное
"возвращение   подавленного  материала"   в   коллективную  памЯть.   ’ермин
"подавленное"  Я  употреблЯю  здесь не в его  строгом техническом смысле.  џ
понимаю  под ним  в  данном  случае  просто  нечто,  происшедшее  в  прошлом
человечества,  но стершеесЯ и преодоленное в  жизни последующих поколений, и
именно этим подобное "подавленному материалу" в психической жизни отдельного
индивидуума.  Њы  не  знаем,  в  какой  психологической  форме  это  прошлое
сохранЯетсЯ в коллективной памЯти, пока его покрывает мрак. Ќе  так-то легко
перевести понЯтиЯ индивидуальной психологии на  Язык психологии масс, и Я не
думаю, что  такой перевод  легче  будет  сделать,  если  мы введем концепцию
"коллективного  бессознательного" - ведь, фактически, содержание всего,  что
бессознательно, и так в той или иной мере  коллективно, то есть, принадлежит
человечеству  в  целом. Џоэтому нам лучше рассчитывать на  помощь  аналогий.
Џроцессы в жизни народов, которые мы анализируем здесь, действительно сходны
с  теми,  которые известны  из индивидуальной психопатологии,  но все  же не
вполне  идентичны.  ’очнее  было  бы  думать,  что  ментальный  остаток  тех
первобытных  времен превратилсЯ в  некое  коллективное психическое наследие,
которое легко  могло  пробудитьсЯ  в  любом следующем поколении,  даже и без
повторениЯ  соответствующих  событий.  ’акой  ментальный  остаток сходен,  к
примеру, с  речевой способностью, котораЯ присутствует у каждого ребенка без
всЯкого специального обучениЯ и навернЯка ЯвлЯетсЯ врожденной и одинаковой у
всех народов, несмотрЯ на различие их Языков.

     ‚озвращение подавленного происходит постепенно  и  все же  навернЯка не
спонтанно,  а  под  влиЯнием  определенных  стимулов.  ‘  течением   времени
патриархат восстанавливаетсЯ: отец  снова становитсЯ главой рода,  но теперь
он   уже  не   так   всемогущ,  как  вожак   первобытной  орды.  ЏройдЯ  рЯд
последовательных   и  очевидных  промежуточных   этапов,  тотем   постепенно
вытеснЯетсЯ подлинным  божеством.  ќто божество,  имеющее уже антропоморфный
облик, поначалу все же сохранЯет еще голову тотемного животного; позднее оно
может  времЯ от времени  превращатьсЯ в это животное (как в греческих  мифах
‡евс  времЯ от  времени принимает облик  быка).  …ще  позже бывшее  тотемное
животное становитсЯ попросту постоЯнным спутником данного божества и в  этом
качестве объЯвлЯетсЯ "сакральным", свЯщенным: порой миф приписывает божеству
победу в  бою с этим  животным,  - именно так в мифах на  этой ранней стадии
обожествлениЯ поЯвлЯетсЯ фигура героЯ. €деЯ божества,  как ‚ысшего ‘ущества,
по-видимому, возникает  очень  рано, но  поначалу она еще  весьма  туманна и
лишена всЯкой свЯзи  с насущными потребностЯми  человечества.  Џо мере того,
как  племена  и народы  объединЯютсЯ во  все более  широкие  коллективы,  их
божества тоже организуютсЯ в семьи и иерархии. —асто одно из них возвышаетсЯ
до  уровнЯ  повелителЯ  всех  других  богов.  …стественный  следующий шаг  -
поклонение одному-единственному богу  - совершаетсЯ  поначалу нерешительно и
на ощупь, пока, в конце концов, не  складываетсЯ решение передать всю власть
одному богу и не терпеть больше рЯдом с  ним  никаких других. Ќо это решение
восстанавливает  - в  облике единого бога -  все величие  первобытного Ћтца;
поэтому  по отношению к этому богу люди снова ощущают те эмоции, которые  их
предки некогда ощущали  по отношению к первобытному  ‚ожаку орды -  трепет и
страх. ‚от почему  первым  результатом  воссоединениЯ с тем,  кого люди  так
давно  утратили и так долго искали, становитсЯ экстатическое ошеломление - в
точности,  как  это  описано  в истории  дарованиЯ  ‡акона  на  горе  ‘инай.
’репетный восторг, молитвенное  преклонение и бурнаЯ  благодарность за вновь
обещанное покровительство  -  религиЯ  ЊоисеЯ  поначалу  знает  только  эти,
позитивные чувства по отношению  к божественному Ћтцу. “бежденность евреев в
…го  всесилии,  их подчинение  …го  воле  были  на  первой  стадии столь  же
абсолютны, как у беспомощного, угнетенного сына по отношению к отцу-вожаку в
первобытной орде; и действительно, эти эмоции можно полностью понЯть, только
предположив, что  народ снова обратилсЯ в  примитивную и инфантильную  орду.
€нфантильные эмоции вообще намного сильнее и неистощимо  глубже, чем чувства
взрослых;  только религиозный  экстаз способен возродить эту  интенсивность.
’аким образом, перенос молитвенного преклонениЯ на …диного бога был попросту
естественной первой реакцией на возрождение ‚еликого Ћтца.

     ‘ этого момента дальнейшее направление развитиЯ этой отцовской  религии
было  предопределено навсегда, - но само развитие  еще  не закончилось. ‚едь
суть отношений между  отцом  и сыном - в их амбивалентности; поэтому с ходом
времени у евреев неизбежно должна  была возникнуть такаЯ же  враждебность  к
своему богу, какаЯ в первобытные времена побудила сыновей убить своего отца.
‚ самой  религии  ЊоисеЯ нет места  длЯ прЯмого  выражениЯ этой убийственной
ненависти к  отцу.  ЋбнаружитьсЯ  могла  лишь  сильнейшаЯ  реакциЯ  на такую
ненависть  -  в  виде  чувства вины, вызванного, несомненно, ощущением своей
скрытой враждебности к богу, но принЯвшей форму "угрызений совести"  - из-за
того, Якобы, что "грешишь" и будешь "грешить" против …го  заповедей. Џророки
не замедлили  подхватить и использовать это  чувство,  непрестанно напоминаЯ
евреЯм о их "греховности", и постепенно сознание неизбывной "вины",  некоего
"первородного греха" стало  органической составной частью  самой религиозной
системы.  Ќадо заметить,  что  одновременно действовал и  другой, уже  чисто
внешний фактор, который  тоже усиливал в евреЯх ощущение их "вины",  в то же
времЯ маскируЯ от  них его истинное  происхождение.  Ќарод переживал тЯжелые
времена; надежды на покровительство могущественного бога, посеЯнные Њоисеем,
не  спешили исполнитьсЯ; становилось все труднее сохранЯть самую дорогую  из
иллюзий  -  веру в свою  уникальную  избранность.  —тобы сохранить эту веру,
евреЯм нужно было  как-то объЯснить себе ѓосподню суровость; наилучшим таким
объЯснением  как раз и была собственнаЯ "вина" и "греховность": они-де  сами
не заслужили лучшей участи, потому что не соблюдали …го законов. Џотребность
успокоить  это  чувство   вины  -  потребность,  идущаЯ   изнутри  и  потому
ненасытимаЯ - толкала евреев к тому, чтобы  взваливать на  себЯ все  более и
более  жесткие,  требовательные  и одновременно все более детализированные и
мелочные  религиозные  предписаниЯ.  ’ем самым они  незаметно  переходили  к
моральному   аскетизму,   навЯзываЯ  себе   постоЯнно  растущее   подавление
инстинктов. Љонечным результатом этого процесса было  то, что евреи достигли
- по крайней мере, в догме и ее предписаниЯх  - таких этических высот, какие
были  недостижимы  длЯ других  народов  античности.  Њногие  евреи и  поныне
считают эти этические  устремлениЯ  второй главной  особенностью и вторым  -
после монотеизма - главным  достижением своей религии. Ќаш анализ имел целью
показать,  как   эта   особенность   свЯзана   с   первой   -  с  концепцией
одного-единственного бога. ‚сЯ еврейскаЯ  этика, наложившаЯ такой  отпечаток
на еврейский национальный  характер,  выросла  из чувства  вины,  вызванного
подавленной враждебностью  к  …диному богу  -  этому суррогату  первобытного
Ћтца.

     „альнейшее   развитие  монотеистической  религии   выходит   за   рамки
собственно  еврейской  истории.  ѓрандиознаЯ  драма,  некогда  разыгравшаЯсЯ
вокруг первобытного Ћтца, содержала и другие