буетсЯ
значительнаЯ  аналитическаЯ  работа,  чтобы помочь человеку  даже  вспомнить
инциденты,    вызвавшие     его    гнев    и    критику.<a    href="#_ftn99"
name="_ftnref99"><sup>[93]</sup></a>
     Ѓолее  трудно  уловимы и  еще  более  скрыты чувства вины, возникшие  в
результате переживаниЯ  недовольства  со стороны родителей.  €ногда  чувство
вины у  ребенка свЯзано с тем, что он, Якобы недостаточно  любит  родителей,
особенно  когда родители надеютсЯ быть средоточием его  чувств.  €ногда  оно
возникает  из страха  не оправдать родительских  ожиданий.  Џоследний случай
особенно  важен,  поскольку  он  указывает  на один  из  решающих  элементов
родительской  установки в авторитарной семье. ЌесмотрЯ на  огромное различие
между отцом семейства в „ревнем ђиме,  чьЯ  семьЯ была его собственностью, и
современным отцом, все  еще  широко распространено представление,  что  дети
ЯвлЯютсЯ  на  свет  длЯ  того,  чтобы  доставлЯть  удовольствие родителЯм  и
компенсировать им разочарование в  собственной жизни. ’акаЯ установка  нашла
свое классическое выражение в софокловской "Ђнтигоне", где Љреонт произносит
свой знаменитый монолог о родительском авторитете:
     ’ы прав, мой милый.
     Џред отцовской волей
     ‚се остальное отступить должно.
     ‡атем и молим мы богов о детЯх,
     —тоб супостатов наших отражали
     € другу честь умели воздавать.
     Ђ кто и в сыне не нашел опоры --
     —то скажем мы о нем? Ќе Ясно ль всем,
     —то длЯ себЯ он лишь кручину создал
     €     смех     злорадный     длЯ     врагов     своих?<a     href="#_ftn100"
name="_ftnref100"><sup>[94]</sup></a>
     „аже в  нашей неавторитарной культуре случаетсЯ,  что  родители  хотЯт,
чтоб дети были "послушными", чтобы возместить родителЯм то, что они упустили
в жизни. …сли родители не преуспевают, ребенок должен добитьсЯ успеха, чтобы
доставить им  замещающее удовлетворение.  …сли они не  любимы (в  частности,
когда родители не любЯт друг друга), детЯм предстоит возместить эту нехватку
любви; если  они  оказались бессильны  в своей  социальной  жизни, они хотЯт
обрести удовлетворение,  контролируЯ своих детей и властвуЯ над  ними.  „аже
если  дети удовлетворЯют  этим ожиданиЯм, они все же чувствуют вину,  что не
делают все возможное и значит разочаровывают своих родителей.
     Ћдна,  особенно  трудно  уловимаЯ  форма,  в  которую  часто облекаетсЯ
чувство  причинениЯ разочарованиЯ  родителЯм,  бывает  обусловлена  чувством
несходства с  ними.  ‚ластные родители  хотЯт, чтобы у их детей  был  тот же
темперамент и характер, что и у  них.  Ћтец-холерик, например, не испытывает
симпатии   к  сыну-флегматику;   отец,   заинтересованный   в   практических
достижениЯх,   бывает   разочарован   сыном,   заинтересованным   идеЯми   и
теоретическими   проблемами,  и  наоборот.  …сли   у  отца  собственническаЯ
установка,  он  считает  неполноценностью  сыновнее  <I>отличие</I>  от  него;  сын
чувствует себЯ виноватым и плохим из-за своего отличиЯ и стараетсЯ сделатьсЯ
таким,  каким   его  хочет  видеть   отец;  но  он  лишь  чинит  препЯтствиЯ
собственному развитию и становитьсЯ весьма несовершенной копией своего отца.
Џоскольку он считает, что должен походить  на своего отца, неудача  наделЯет
его  виноватой совестью.  ‘ын,  пытающийсЯ освободитьсЯ  от таких  понЯтий о
долге и стать "самим собой", часто бывает так тЯжело обременен этим чувством
вины за свое "преступление", что терЯет силы прежде, чем достигнет  желанной
свободы.  ЃремЯ это так тЯжело потому, что он должен справитьсЯ не только со
своими родителЯми, их разочарованием,  обвинениЯми, жалобами, но  еще  и  со
всей  культурой,  ожидающей  от детей "любви"  к  родителЯм. ‚ышеизложенное,
будучи уместным в отношении авторитарной семьи, кажетсЯ не имеющим отношениЯ
к  современной  американской,  особенно  городской,  семье,   в  которой  мы
обнаруживаем  не  так  уж  много  Явного  авторитета.  €,  тем   не   менее,
предложеннаЯ мной  картина в существенных  чертах  верна.  ‚место Явного  мы
обнаруживаем анонимный авторитет, проЯвлЯющийсЯ вместо прЯмых команд в форме
эмоционально насыщенных  ожиданий. Ѓолее того,  не считаЯ себЯ авторитетами,
родители, тем не менее, ЯвлЯютсЯ представителЯми анонимного авторитета рынка
и ожидают, чтоб  дети жили по  стандартам, которым  подчинены и родители,  и
дети.
     Ќе только  зависимость от  иррационального авторитета порождает чувство
вины и обЯзанность  угождать  этому авторитету, но  и  чувство вины  в  свою
очередь подкреплЯет эту зависимость. —увство вины  доказало свою способность
быть самым эффективным  средством формированиЯ и укреплениЯ зависимости, а в
этом  как раз  и состоит  одна  из социальных  функций авторитарной этики на
протЯжении всей истории. Ђвторитет  как законодатель  заставлЯет подчиненных
ему  людей  чувствовать  себЯ виновными за свои  многочисленные и неизбежные
проступки. ‚ина за неизбежные проступки перед авторитетом и потребность в их
прощении,  таким образом,  порождает бесконечную  цепь  прегрешениЯ, чувства
вины,  потребности в  отпущении грехов, котораЯ держит человека в кабале,  а
благодарность за прощение сильнее  критичности  по отношению  к  требованиЯм
авторитета. €менно это  взаимодействие  между  чувством вины  и зависимостью
укреплЯет   прочность   и  силу   авторитарных   отношений.  ‡ависимость  от
иррационального авторитета ведет к слабости воли у зависимого человека, и  в
то же времЯ то, что парализует волю,  усиливает зависимость. ’ак  образуетсЯ
замкнутый круг.
     ‘амый эффективный  способ ослабить  волю  ребенка -- это  вызвать в нем
чувство вины. ‚ раннем возрасте это достигаетсЯ тем, что  ребенка заставлЯют
воспринимать свои сексуальные влечениЯ  и их проЯвлениЯ как что-то "плохое".
Џоскольку ребенок не  может удержатьсЯ от сексуальных влечений,  этот способ
вызвать  в  нем  чувство  вины, как правило, оказываетсЯ беспроигрышным. ђаз
родители  (и  общество в  их  лице)  успешно  свЯзывают секс  и  вину в одну
перманентную ассоциацию, то чувство вины возрастает в той же мере и с той же
неуклонностью, с  какой заЯвлЯют о себе  сексуальные импульсы. ‚ придачу, по
"моральным"  соображениЯм подавлЯютсЯ  и  прочие  физические  функции.  …сли
ребенок не умеет  справить  нужду  так,  как  должно,  если он не  соблюдает
чистоту так, как от него  требуют, если он ест  не  так, как положено,--  он
плохой.  ‚  возрасте  пЯти  или шести лет  ребенок  обретает  всепроникающее
чувство  вины,  поскольку конфликт между  его естественными влечениЯми  и их
моральной оценкой со стороны родителей  превращаетсЯ в постоЯнно действующий
источник чувства вины.
     ‹иберальные и "прогрессивные" системы воспитаниЯ не сумели изменить эту
ситуацию  в такой  мере,  как  принЯто думать. џвный  авторитет был  заменен
анонимным, Явное приказание -- "научно"  обоснованными формулами; вместо "не
делай этого" теперь  говорЯт  "тебе не  понравитсЯ  делать это". ”актически,
анонимный авторитет во многих отношениЯх  может быть даже более подавлЯющим,
чем авторитет  Явный. ђебенок больше  не  осознает, что им распорЯжаютсЯ  (а
родители  не  осознают,  что  они  отдают  приказаниЯ),  ребенок  не   может
сопротивлЯтьсЯ  и  тем  самым развивать в  себе чувство  независимости.  …го
уговаривают и убеждают от имени науки, здравого смысла и сотрудничества -- а
кто же может выступить против таких объективных принципов?
     Љогда волЯ ребенка подавлена, его чувство вины подкреплЯетсЯ еще и иным
способом.  Ћн  смутно  осознает свою  подчиненность  и  поражение,  и должен
выработать к ним какое-то отношение. Ћн не может испытывать приводЯщие его в
замешательство  и  причинЯющие  боль переживаниЯ,  не  пытаЯсь объЯснить их.
ђационализациЯ  в  данном случае  в  принципе  та  же,  что и  у  индийского
неприкасаемого или  христианского  страдальца --  его  поражение  и слабость
"объЯснЯетсЯ" наказанием за его грехи. ”акт утраты свободы рационализируетсЯ
как доказательство собственной вины,  а эта  убежденность  усиливает чувство
вины, порожденное давлением культурных и родительских систем ценностей.
     …стественной реакцией ребенка на  подавлЯющее воздействие родительского
авторитета  будет  протест, по сути  фрейдовский  "эдипов  комплекс".  ”рейд
считал, что, скажем, маленький мальчик из-за  своего сексуального влечениЯ к
матери   становитсЯ  соперником  своего   отца,  и   невротическое  развитие
заключаетсЯ   в  невозможности  удовлетворительно   справитьсЯ  с  тревогой,
вызванной  этим   соперничеством.  “казав  на  конфликт  между   ребенком  и
родительским   авторитетом  и  на  неспособность  ребенка  удовлетворительно
разрешить этот  конфликт,  ”рейд затронул корни  невроза;  однако, по  моему
мнению,   этот  конфликт  порождаетсЯ  в  первую   очередь   не  сексуальным
соперничеством,  а  возникает в  результате  реакции  ребенка на подавлЯющее
воздействие родительского  авторитета,  ЯвлЯющегосЯ  по  существу  составной
частью патриархального общества.
     Џоскольку социальный  и  родительский авторитет  стремЯтсЯ подавить его
волю,  спонтанность  и  независимость,  ребенок,  чтобы  спастись  от  этого
подавлениЯ, боретсЯ  с  авторитетом,  представленным  в  лице родителей;  он
боретсЯ не  только за  свою свободу от подавлениЯ, но также  за свободу быть
самим  собой,  полноправным  человеческим  существом,  а не  автоматом.  „лЯ
некоторых детей эта борьба за свободу более успешна, чем длЯ других, но лишь
немногие добиваютсЯ  полного  успеха.  ђаны,  оставшиесЯ  в  душе ребенка от
поражениЯ в борьбе  с родительским  авторитетом, можно обнаружить в  глубине
всЯкого невроза. Ћни  формируют  синдром,  самые главные  черты которого  --
слабость или  парализованность  индивидуального своеобразиЯ и  спонтанности;
слабость џ и замещение  его псевдо-џ,  в котором чувство принадлежности себе
притуплЯетсЯ и заменЯетсЯ восприЯтием себЯ как суммы того, чего от тебЯ ждут
другие;  замещение  автономии  гетерономией; неЯсность, или, если употребить
термин   ѓ.  ‘.   ‘алливэна,  паратаксическое  качество  всех  межличностных
отношений. ‘амым важным симптомом поражениЯ в борьбе за самого себЯ ЯвлЯетсЯ
виноватаЯ совесть. …сли человеку не удалось вырватьсЯ из авторитарных сетей,
безуспешнаЯ попытка к  бегству  оказываетсЯ доказательством  вины,  и только
вернувшись к покорности, можно вновь обрести чистую совесть.
     <h4><a  href="#Toc276480084"  name="_Toc276480084">Ѓ.   ѓ“ЊЂЌ€‘’€—…‘ЉЂџ
‘Ћ‚…‘’њ</a></h4>
     ѓуманистическаЯ совесть  -- это не интериоризованный  голос авторитета,
которому  мы  жаждем  угодить  и чьего  неудовольствиЯ  страшимсЯ;  это  наш
собственный голос,  данный каждому человеческому  существу и не зависимый от
внешних санкций и поощрений. Љакова  природа этого  голоса? Џочему мы слышим
его и почему можем стать глухи к нему?
     ѓуманистическаЯ  совесть  --  это  реакциЯ  всей  нашей личности  на ее
правильное  функционирование  или  на  нарушение  такового;  реакциЯ  не  на
функционирование  той   или   иной  способности,  а  на   всю   совокупность
способностей, определЯющих наше человеческое и индивидуальное существование.
‘овесть оценивает исполнение нами человеческого назначениЯ; она ЯвлЯетсЯ (на
что  указывает  корень  слова  со-весть)   <I>вестью  в  нас</I>,  вестью  о  нашем
относительном успехе или о поражении в  искусстве жизни.  Ќо хотЯ совесть  и
ЯвлЯетсЯ  вестью, знанием,  она нечто  большее, чем  просто  знание в  сфере
абстрактного мышлениЯ. Ћна  обладает <I>эмоциональной</I> силой, поскольку ЯвлЯетсЯ
реакцией всей нашей личности  в целом, а  не реакцией одного лишь ума. Ѓолее
того,  нам нет  необходимости  осознавать то, что говорит нам  наша совесть,
чтобы следовать ее велениЯм.
     Џоступки, мысли и  чувства, способствующие надлежащему функционированию
и  раскрытию  всей нашей  личности, рождают чувство  внутреннего  одобрениЯ,
"подлинности", свойственное гуманистической  "чистой  совести". €  наоборот,
поступки, мысли и  чувства, губительные длЯ нашей личности, рождают  чувство
беспокойства  и дискомфорта, свойственное "виноватой совести". €так, <I>совесть
--  это  наша  ре-акциЯ на  самих  себЯ</I>.  ќто  голос  нашего  подлинного  џ,
требующего от  нас жить плодотворно, развиватьсЯ  полно и гармонически -- то
есть,  <I>стать тем, чем мы потенциально ЯвлЯемсЯ</I>. ќто  страж нашей  честности;
это  "способность ручатьсЯ за  себЯ и  с гордостью, стало быть,  <I>сметь</I> также
говорить         "<I>„а</I>"        самому         себе".<a         href="#_ftn101"
name="_ftnref101"><sup>[95]</sup></a>  …сли  любовь   можно  определить  как
утверждение  потенциальных  возможностей,  заботу  и  уважение  уникальности
любимого человека, то гуманистическую совесть  вполне  можно назвать <I>голосом
нашей любовной заботы о самих себе</I>.
     ѓуманистическаЯ  совесть  представлЯет  не   только   выражение  нашего
подлинного  џ; она  вмещает также суть нашего морального опыта жизни.  ‚ ней
заключено знание о цели нашей жизни и  о  принципах,  посредством которых мы
добиваемсЯ ее; о  тех  принципах, которые мы открыли сами, и  о тех, которым
научились у других людей и признали истинными.
     ѓуманистическаЯ совесть -- это выражение личного интереса и целостности
человека,   тогда  как   авторитарнаЯ  совесть  имеет  дело  с  человеческим
послушанием, самопожертвованием, долгом  или "социальной приспособленностью"
человека. –ель  гуманистической совести  --  плодотворность,  а,  значит,  и
счастье,  поскольку  счастье  необходимо  сопутствует   плодотворной  жизни.
ЏодавлЯть  себЯ,  становЯсь  орудием  других, какими  бы  величественными ни
пытались  они  казатьсЯ,  быть  "самоотверженным", несчастным,  смирившимсЯ,
унылым --  все это  противоречит  требованиЯм  собственной  совести;  всЯкое
нарушение  собственной  целостности  и  надлежащего  функционированиЯ  своей
личности,  как в  мышлении, так и  в поведении, и  даже  в  таких вещах, как
ощущение  вкуса  пищи  или  сексуальное  поведение,  действует  против нашей
совести.
     Ќо не вступает ли наш анализ совести в противоречие с тем фактом, что у
многих  людей  этот  голос  слишком  слаб, чтоб быть услышанным и указать им
путь?  „а,  этот факт дает основаниЯ длЯ моральных опасений  за человеческую
ситуацию. …сли бы  совесть  всегда говорила  громко и вполне внЯтно,  только
немногие обманулись  бы насчет своих моральных задач.  Ћдин ответ  дает сама
природа  совести:  поскольку  ее   назначение  в  том,  чтобы  быть  стражем
подлинного  личного  интереса  человека, она  действенна в той мере, в какой
человек не утратил  себЯ  полностью и не стал  жертвой своего безразличиЯ  и
деструктивности по отношению к  себе. ‘овесть находитсЯ во  взаимодействии с
плодотворностью  человека.  —ем  плодотворнее  он  живет,  тем  сильнее  его
совесть,  и тем больше она, в свою очередь,  содействует плодотворности. —ем
менее  плодотворно  живет  человек,  тем  слабее  становитсЯ  его   совесть;
парадоксальность  -- и трагизм --  ситуации  человека в том, что его совесть
слабее всего тогда, когда он более всего нуждаетсЯ в ней.
     „ругим  ответом  на  вопрос  об  относительной  неэффективности совести
ЯвлЯетсЯ  наше  нежелание слушать и -- что еще важнее --  наше незнание, как
слушать. ‹юдьми часто владеет иллюзиЯ, что их совесть будет говорить громким
голосом и ее откровение будет Ясным  и отчетливым; ожидаЯ такого голоса, они
не слышат ничего. Ќо  когда голос  совести тих, он трудно различим;  и нужно
научитьсЯ слушать  и  понимать  то,  что  он  говорит,  чтобы действовать  в
согласии с ним.
     Ћднако научитьсЯ понимать, что говорит собственнаЯ совесть, чрезвычайно
трудно, главным образом, по двум причинам.  —тобы услышать голос собственной
совести, мы должны  уметь слушать  себЯ, а большинству людей  нашей культуры
это удаетсЯ с огромным трудом. Њы прислушиваемсЯ к каким  угодно голосам, но
только  не  к самим  себе.  Њы  постоЯнно  окружены  шумом  мнений  и  идей,
вдалбливаемых нам кино, газетами, радио, пустой болтовней. …сли б мы  решили
всеми силами  помешать прислушатьсЯ к  себе, мы не могли бы придумать ничего
лучше.
     ‘лушать себЯ так  трудно потому, что это искусство требует способности,
редко встречающейсЯ у современного  человека: способности оставатьсЯ наедине
с  собой. Ѓолее  того, у  нас  развилась боЯзнь одиночества; мы предпочитаем
самую  пустую  и  даже  неприЯтную  компанию,  самые  бессмысленные  занЯтиЯ
пребыванию наедине с собой; похоже, мы страшимсЯ  перспективы  встретитьсЯ с
собой  лицом к  лицу.  Ќе потому  ли,  что  чувствуем,  что наедине  с собой
окажемсЯ в  плохой  компании?  џ думаю, боЯзнь остатьсЯ  наедине с собой это
скорее чувство  замешательства, граничащее  порой с ужасом увидеть человека,
одновременно  так хорошо  знакомого  и такого  чужого;  мы  пугаемсЯ и бежим
прочь.  €  упускаем  шанс  услышать  себЯ, и  продолжаем  игнорировать  свою
совесть.
     ЏрислушатьсЯ к  тихому и едва различимому  голосу своей совести  трудно
еще и потому,  что  он говорит с  нами не прЯмо, а косвенно,  и мы  часто не
сознаем, что то, что  беспокоит нас, это наша совесть. Њы  можем  счесть это
простой  тревогой (или  даже болезнью),  вызванной  причинами,  не  имеющими
никакой  Явной свЯзи  с  нашей  совестью.  ‚озможно,  самой распространенной
косвенной  реакцией нашей совести, которой мы пренебрегаем, ЯвлЯетсЯ смутное
и  неопределенное чувство вины и беспокойства, или просто ощущение усталости
и безразличиЯ.  €ногда  такие чувства рационализируютсЯ как чувства  вины за
какое-нибудь  неисполненное  дело,  тогда  как в  действительности упущениЯ,
из-за которых  человек  чувствует себЯ  виноватым, не  составлЯют  подлинных
моральных  проблем. Ќо  если подлинное, хотЯ и бессознательное, чувство вины
становитсЯ настолько  сильным,  что  его  уже  не  заглушить  поверхностными
рационализациЯми,   оно  находит  выражение  в  более   глубинной  и   более
напрЯженной тревожности и даже в физическом или душевном заболевании.
     Ћдной  из  форм   такой   тревоги  бывает   страх  смерти,  не  обычный
переживаемый  каждым человеком при виде  смерти страх,  что и  нам предстоит
когда-нибудь  умереть,   а  ужас  умираниЯ,  который  может  владеть  людьми
постоЯнно. ќтот иррациональный  страх смерти  ЯвлЯетсЯ результатом  неудачно
прожитой  жизни;   это  проЯвление  нашей  виноватой  совести,  когда  жизнь
растрачена  впустую  и   упущен  шанс   плодотворного  использованиЯ   своих
способностей. Ћчень горько -- осознавать, что когда-нибудь умрешь,  но мысль
о  том,  что умрешь, так  толком  и  не  пожив,-- эта мысль непереносима.  Љ
иррациональному  страху  смерти  близок  еще  более  распространенный  страх
старости, преследующий людей в нашей культуре. ‡десь также следует различать
разумное, нормальное  восприЯтие старости,  и совершенно иной по качеству  и
интенсивности кошмарный ужас "оказатьсЯ  слишком старым".  —асто, особенно в
психоаналитической ситуации, можно видеть людей, одержимых страхом старости,
когда  они еще  молоды; они  убеждены,  что убывание физической силы ведет к
ослаблению всей их личности, всех эмоциональных и интеллектуальных  сил. ќта
идеЯ   не   более   чем  предрассудок,   сохранЯющийсЯ  вопреки   Явной  его
несостоЯтельности.  ‚ нашей  культуре  ему способствует  акцентирование  так
называемых юношеских  свойств  вроде живости,  приспособлЯемости, физической
бодрости, необходимых в  мире, ориентированном, главным образом, на  успех в
конкуренции, а не на развитие характера. Њножество примеров свидетельствует,
что человек, ведущий плодотворную жизнь, ни в коей мере не становитсЯ ветхим
стариком; напротив, умственные  и  эмоциональные  качества,  развитые  им  в
процессе  жизни,  сохранЯютсЯ,  хотЯ физическаЯ  сила и  слабеет.  Ђ  вот  у
неплодотворного человека  в  самом деле слабеет всЯ личность, когда иссЯкает
физическаЯ  сила,  бывшаЯ  единственным источником его активности.  “вЯдание
личности  в пожилом  возрасте  --  это  симптом:  оно служит доказательством
неумениЯ прожить жизнь плодотворно. ‚  страхе старости проЯвлЯетсЯ, зачастую
бессознательное, чувство  неплодотворности  собственной  жизни;  это реакциЯ
нашей совести на причинение  вреда нашему џ. …сть культуры,  где люди  более
нуждаютсЯ,  а,  значит,  и  выше  оценивают   такие  специфические  свойства
старости, как мудрость и опыт. ‚ таких культурах можно обнаружить установку,
столь прекрасно выраженную Японским художником •окусаем:
     "‘  шести  лет у менЯ  была  привычка  изображать все,  что Я видел.  ‚
течение полувека Я исполнил очень много картин, однако, все, что Я создал до
семидесЯти лет, недостойно даже  упоминаниЯ. ‚ семьдесЯт три года  Я немного
понЯл   реальную  природу  животных,   деревьЯ,   птиц,  рыб   и  насекомых.
‚последствии,  до  восьмидесЯти  лет  мое  искусство  будет  развиватьсЯ;  к
девЯноста  годам  Я постигну  тайну  вещей,  к  ста  годам  Я  уже  достигну
замечательной поры, а в сто  десЯть, что бы  Я ни сделал, будь то всего лишь
точка или линиЯ, все будет живым.
     Џисано в возрасте семидесЯти пЯти лет мною, некогда •окусаем, а  теперь
ѓакеродзином,   стариком,  помешавшемсЯ   на  рисовании".<a  href="#_ftn102"
name="_ftnref102"><sup>[96]</sup></a>
     ‚  страхе неодобрениЯ,  хотЯ  и  менее драматично, чем в иррациональном
страхе смерти и старости, выражаетсЯ все то же бессознательное чувство вины.
‡десь мы также обнаруживаем иррациональную деформацию  нормальной установки;
желать  признаниЯ  своего  окружениЯ -- вполне  естественно, но  современный
человек  хочет, чтобы  его  признавали все,  и потому  боитсЯ  отступить  от
культурного образца в мышлении, чувствовании, поведении. ‘реди прочих, одной
из причин такого иррационального страха неодобрениЯ ЯвлЯетсЯ бессознательное
чувство вины. …сли человек  не может  относитьсЯ к себе с одобрением, потому
что ему не удаетсЯ жить  плодотворно, он  вынужден искать одобрениЯ у других
людей.  ќту  жадную потребность в  одобрении можно  понЯть  до конца, только
признав   ее   моральной   проблемой,   проЯвлением   глубинного,   хотЯ   и
бессознательного, чувства вины.
     Љазалось  бы,  человек  вполне  успешно  может заглушить  в себе  голос
совести.  Ќо  есть  одно жизненное  состоЯние,  в  котором такаЯ  попытка не
удаетсЯ: это состоЯние --  сон. ‡десь человек избавлен  от шума,  одурЯющего
его  днем, и  открыт  только своему внутреннему  опыту,  сформированному как
иррациональными влечениЯми, так и ценностными суждениЯми  и прозрениЯми. ‘он
зачастую оказываетсЯ  единственным состоЯнием, в котором человеку не удаетсЯ
заглушить свою  совесть; но трагедиЯ в том,  что когда  мы  слышим, что наша
совесть говорит нам  во  сне, мы не в состоЯнии  действовать, а  когда мы  в
состоЯнии действовать, мы забываем то, что мы узнали во сне.
     €ллюстрацией может  служить такой сон. ‡наменитому писателю  предложили
поступитьсЯ своей честностью в  обмен на большую сумму денег и славу; подчас
раздумий над тем, принЯть  или нет  это предложение, он увидел такой сон:  у
подножиЯ горы он  видит  двух весьма преуспевающих  людей, презираемых им за
соглашательство; они  говорЯт ему, как проехать по узкой дороге  на вершину.
Ћн следует их  совету, и уже почти у самой вершины горы его машина срываетсЯ
в пропасть, и он гибнет. €столковать этот сон нетрудно: пребываЯ в состоЯнии
сна,  писатель  знал,   что   принЯть   предложение  длЯ   него  равнозначно
уничтожению, разумеетсЯ, не физической его смерти, как она символически была
представлена в сновидении, а уничтожению его честности и  плодотворности как
писателЯ.
     џ  представил  авторитарную и гуманистическую совесть  по-отдельности с
тем, чтобы продемонстрировать  их характерные свойства; но в реальности они,
конечно, во  всЯком человеке не  разделимы и  не взаимоисключаемы. Ќапротив,
реально каждый  человек обладает обеими  "совестЯми". Џроблема в  том, чтобы
распознать силу  каждой  из них  и их  взаимоотношение. —асто  чувства  вины
сознанием  воспринимаютсЯ  как   проЯвлениЯ  авторитарной  совести,  хотЯ  в
динамике  они  берут  начало  в  гуманистической   совести;  в  этом  случае
авторитарнаЯ   совесть   ЯвлЯетсЯ  как  бы  рационализацией  гуманистической
совести. Ќа уровне сознаниЯ человек может считать себЯ  виноватым за то, что
авторитеты  недовольны им,  в то времЯ как  бессознательно он чувствует себЯ
виноватым  за то, что  живет,  не  оправдываЯ собственных  надежд. Ќапример,
человек, который хотел стать музыкантом, стал вместо этого предпринимателем,
потому что  так хотел его  отец. ‚ предпринимательстве он не добилсЯ больших
успехов,  и  отец  не  скрывает  своего  разочарованиЯ  по  поводу  сыновней
неудачливости.  ‘ын,  чувствуЯ себЯ подавленным  и неспособным  как  следует
исполнЯть  свои  обЯзанности,  в  конце  концов  решаетсЯ  искать  помощи  у
психоаналитика.  ‚о времЯ  психоаналитических сеансов  он  поначалу  говорит
преимущественно  о своих  чувствах несостоЯтельности и подавленности. ‚скоре
он  признает,  что  эта  подавленность  вызвана  чувством  вины  за то,  что
разочаровал отца. Љогда  аналитик задает вопрос об искренности этого чувства
вины, пациент приходит в  раздражение. Ќо через некоторое времЯ  ему снитсЯ,
что  он  весьма  преуспевающий предприниматель, что его  хвалит  отец,  чего
никогда не бывало в реальной жизни; и тут вдруг во сне его охватывает паника
и желание убить себЯ,  и он просыпаетсЯ. …го поразил этот сон, он задумалсЯ,
не заблуждалсЯ ли насчет  действительного источника своего  чувства  вины. €
пришел к выводу, что сутью его чувства  вины была не неспособность жить так,
как  хотел отец, а, напротив, покорность отцу и неспособность  жить так, как
хотел он сам. Ќа уровне сознаниЯ его чувство вины было вполне искренним, как
проЯвление авторитарной совести; но оно покрывало большую часть чувства вины
по  отношению к самому себе,  которого  он совершенно не  осознавал. Џричины
такого подавлениЯ увидеть нетрудно:  модели нашей культуры  поддерживают это
подавление;   считаетсЯ    оправданным   чувствовать   себЯ   виноватым   за
разочарование  собственного  отца,  но  неоправданно  --  чувствовать   себЯ
виноватым  за  небрежение  собственным џ. „ругой причиной служит страх, что,
осознав свою действительную вину,  этот человек был бы вынужден освободитьсЯ
от  родительской зависимости  и серьезно занЯтьсЯ собственной  жизнью вместо
того,  чтоб  метатьсЯ между  страхом перед  разгневанным отцом  и  попытками
угодить ему.
     …ще одна форма отношений  между авторитарной и гуманистической совестью
та, где нормы  их  идентичны по содержанию,  но  мотивациЯ  их исполнениЯ --
различна.  Ќапример,  заповеди  не  убивать, не  ненавидеть, не  завидовать,
любить ближнего -- это нормы как авторитарной, так и гуманистической  этики.
Њожно  сказать,   что  на   начальной  стадии   эволюции  совести  авторитет
предъЯвлЯет требованиЯ,  которые  позднее исполнЯютсЯ  не  из-за  покорности
авторитету, а  из-за ответственности  человека  перед  самим  собой. „жулиан
•аксли отметил, что обретение авторитарной совести было неким этапом на пути
человеческой  эволюции,  необходимым  до  того,  как  разумность  и  свобода
развились до такой  степени, что сделали возможным обретение гуманистической
совести;  другие  авторы высказывали  ту  же мысль применительно  к развитию
ребенка.  •отЯ •аксли прав в своем  историческом анализе, Я не думаю,  что с
ребенком дело обстоит также,  и что  в  неавторитарном обществе авторитарнаЯ
совесть  должна   существовать  как   предварительное  условие  формированиЯ
гуманистической  совести;  но  только  будущее  развитие  человечества может
доказать или опровергнуть правильность данного предположениЯ.
     …сли  совесть   опираетсЯ  на  суровый  и  неприступный  иррациональный
авторитет, развитие гуманистической совести может оказатьсЯ почти  полностью
подавленным.  ’огда человек  становитсЯ целиком  зависим  от  внешних сил  и
утрачивает возможность заботитьсЯ о собственном  существовании и чувствовать
ответственность  за  него.  ‚се,  что   ему  остаетсЯ,  это  одобрение   или
неодобрение этих сил, которые могут  быть государством, вождем или  не менее
всевластным   общественным   мнением.   „аже   самое   безнравственное,    с
гуманистической точки зрениЯ,  поведение может восприниматьсЯ с авторитарной
точки зрениЯ  как "долг".  —увство "долга", общее  обеим, оказываетсЯ  таким
обманчивым фактором, потому что оно может  адресоватьсЯ как к худшему, так и
к лучшему в человеке.
     Џрекрасной    иллюстрацией    сложной   взаимосвЯзи    авторитарной   и
гуманистической совести служит "Џроцесс" Љафки. ѓерой этой книги  Љ. "в одно
прекрасное  утро" оказываетсЯ арестованным за преступление, о котором  он не
имеет представлениЯ, и ему остаетсЯ жить всего один год. Ќа протЯжении всего
романа  Љ.  пытаетсЯ защитить  себЯ перед  таинственным судом,  чьи законы и
процедуры ему неизвестны.  Ћн отчаЯнно ищет помощи у ненадежных адвокатов, у
женщин, свЯзанных с судом, у  всех, кого ему удаетсЯ найти,-- но безуспешно.
‚ конце концов, его приговаривают в смерти и исполнЯют приговор.
     ђоман  написан  в  фантастической,  символической  манере; все  событиЯ
конкретны и вроде  бы реалистичны,  но на  самом деле внешние событиЯ  здесь
выступают  как  символы внутренних  переживаний.  ‚  этой  истории  выражено
ощущение вины человека, чувствующего себЯ обвиненным неведомыми авторитетами
и виноватым в том,  что не угодил  им; но эти  авторитеты столь недосЯгаемы,
что он не может даже узнать, в чем его обвинЯют или как можно себЯ защитить.
…сли  рассмотреть  его в  таком  ракурсе, роман  представлЯет  теологическое
видение мира, весьма близкое теологии Љальвина. —еловека осуждают или милуют
без  объЯснениЯ причин. ‚се, что он может  сделать, это трепетать и отдатьсЯ
на  милость  Ѓожью.  ’еологическое  видение  мира  в   данной  интерпретации
предполагает  кальвиновскую  концепцию  вины,  представлЯющую собой  крайнее
выражение  авторитарной  совести.  Ћднако   в   одном  отношении  авторитеты
"Џроцесса" существенно отличаютсЯ от кальвиновского Ѓога. ‚место того, чтобы
быть  славными  и  величественными,  они  растлены  и  грЯзны.  ќтот  аспект
символизирует  протест  Љ.  против  этих  авторитетов.   Ћн  чувствует  себЯ
подавленным ими  и виноватым, и, тем  не менее,  он ненавидит их и чувствует
отсутствие у них хоть какого-то морального начала. ќта смесь подчиненности и
протеста   характерна   длЯ   многих   людей,  поочередно  то  покорствующих
авторитетам,   то   восстающих   против  них,   и,   в   частности,   против
интериоризованного авторитета, совести.
     Ќо   у  Љ.  чувство  вины   одновременно   ЯвлЯетсЯ   и   реакцией  его
гуманистической   совести.   Ћн  обнаруживает,  что   "арестован",   значит,
остановлен  в  своем  росте  и   развитии.  Ћн  чувствует   свою  пустоту  и
бесплодность.   Љафка  в   нескольких   предложениЯх   мастерски   описывает
неплодотворную жизнь Љ. ‚от как он живет.
     "ќтой весной Љ. большей частью проводил вечера так: после работы,  если
еще  оставалось времЯ  -- чаще  всего  он  сидел в конторе  до девЯти,--  он
прогуливалсЯ один или с кем-нибудь из сослуживцев, а потом заходил в пивную,
где обычно просиживал  с компанией пожилых  господ за постоЯнным столиком до
одиннадцати. Ѓывали и нарушениЯ этого расписаниЯ,  когда, например, директор
банка,  очень  ценивший Љ. за его работоспособность и  надежность, приглашал
его покататьсЯ в автомобиле или  поужинать  на  даче. Љроме  того, Љ.  раз в
неделю  посещал одну  барышню  по  имени  ќльза, котораЯ  всю  ночь до  утра
работала кельнершей  в ресторане, а днем  принимала  гостей исключительно  в
постели".<a href="#_ftn103" name="_ftnref103"><sup>[97]</sup></a>
     Љ.  чувствует  себЯ  виноватым,  не знаЯ  почему.  Ћн  убегает от себЯ,
погружаЯсь в  поиски помощи у других людей, в то времЯ  как только понимание
действительной   причины  своего  чувства   вины   и   развитие  собственной
плодотворности могло бы спасти его. Ћн задает инспектору, сообщающему ему об
аресте,  всевозможные вопросы о суде и своих  шансах в процессе. €  получает
единственный  возможный в такой ситуации совет. €нспектор говорит: "€ хотЯ Я
не отвечаю на ваши вопросы, но могу вам посоветовать  одно: поменьше думайте
о нас и о том, что вас ждет, думайте лучше, как вам быть".
     ‚  другом случае  его совесть представлена в  лице тюремного капеллана,
который указывает  ему, что он сам должен дать себе ответ,  и  ни взЯтка, ни
призывы к жалости не могут разрешить его моральную проблему. Ќо  Љ. способен
смотреть  на  свЯщенника только  как  на еще один  авторитет, какой  мог  бы
вступитьсЯ  за него,  и  все, о чем он беспокоитсЯ,-- это рассержен на  него
свЯщенник  или нет. Љогда  он пытаетсЯ  расположить  к себе свЯщенника,  тот
кричит с  кафедры:  "Ќеужели ты уже  за  два шага ничего не  видишь?"  Ћкрик
прозвучал  гневно,  но  это  был  голос человека,  который видит, как другой
падает, и нечаЯнно, против воли, подымает крик, оттого что и сам испугалсЯ".
Ќо даже  этот крик  не поднЯл  Љ. Ћн попросту  почувствовал себЯ  еще  более
виноватым, потому  что думал,  что  свЯщенник сердитсЯ  на  него.  ‘вЯщенник
закончил беседу словами: "Џочему мне должно  быть что-то нужно от тебЯ? ‘уду
ничего от тебЯ не нужно. ‘уд принимает тебЯ, когда ты  уходишь, и отпускает,
когда  ты  уходишь". ќта фраза  выражает  сущность гуманистической  совести.
ЌикакаЯ трансцендентнаЯ человеку сила не  может  предъЯвлЯть  ему  моральных
требований. —еловек ответствен перед самим собой за то, как он  распорЯдилсЯ
своей  жизнью. ’олько понимаЯ, что говорит ему  голос совести, он может дать
ответ самому  себе. …сли  же он не понимает этого, он погибнет;  никто кроме
его  самого не  может  помочь  ему. Љ.  не удаетсЯ  понЯть, что  говорит ему
совесть,  и потому  он должен умереть.  ‹ишь в  момент казни в первый раз он
видит  проблеск своей реальной проблемы. Ћн чувствует свою неплодотворность,
отсутствие у себЯ любви, отсутствие веры:
     "‚зглЯд его упал на верхний этаж  дома,  примыкавшего  к каменоломне. €
как вспыхивает свет, так вдруг  распахнулось окно там, наверху,  и  человек,
казавшийсЯ издали,  в  высоте,  слабым и тонким, порывисто наклонилсЯ далеко
вперед и протЯнул руки еще дальше. Љто это был? „руг? Џросто добрый человек?
‘уществовал ли он? •отел  ли он помочь? Ѓыл ли он одинок? €ли за  ним стоЯли
все?  Њожет  быть, все  хотели помочь? Њожет быть,  забыты еще  какие-нибудь
аргументы?  Ќесомненно,   такие   аргументы  существовали,  <I>и  хотЯ   логика
непоколебима,  но против человека,  который  хочет жить,  и она  устоЯть  не
может</I>.<a   href="#_ftn104"  name="_ftnref104"><sup>*</sup></a>   ѓде  судьЯ,
которого он ни разу не  видел? ѓде высокий суд, куда он  так  и не попал? Љ.
поднЯл       руки       и       развел      ладони".<a       href="#_ftn105"
name="_ftnref105"><sup>[98]</sup></a>
     ‚  первый раз Љ. мысленно  представил  себе  солидарность человечества,
возможность дружбы и обЯзанность  человека  по  отношению к самому  себе. Ћн
задаетсЯ вопросом, что это был за  высший суд, но  высший суд, о котором  он
спрашивает теперь, это не иррациональный авторитет, в какой он раньше верил,
а высший суд его совести, который и есть настоЯщий обвинитель, и  который он
не  умел распознать.  Љ. осознавал лишь  свою авторитарную совесть и пыталсЯ
манипулировать авторитетами,  которые  она  представлЯет.  Ћн был  настолько
занЯт этой  самозащитой от  чего-то трансцендентного ему, что совсем потерЯл
из виду свою действительную проблему. ‘ознательно он  считал себЯ виноватым,
потому  что авторитеты осудили его, но он был виновен  потому, что растратил
свою жизнь впустую и не мог  ничего изменить из-за неспособности понЯть свою
вину.  ’рагедиЯ  в том,  что только  когда  было слишком  поздно,  он  обрел
понимание того, в чем она могла состоЯть.
     ‘ледует подчеркнуть, что  различие между гуманистической и авторитарной
совестью не в  том, что последнЯЯ формируетсЯ культурной традицией, а перваЯ
развиваетсЯ  независимо.  ‡десь  есть  некое сходство с нашими способностЯми
речи  и мышлениЯ, которые, будучи  прирожденными возможностЯми,  развиваютсЯ
только в социальном и  культурном  контексте. ђод  человеческий за последние
пЯть или  шесть тысЯчелетий культурного развитиЯ сформулировал в религиозных
и  философских системах этические  нормы, на которые  должна ориентироватьсЯ
совесть  каждого индивида, если он  не хочет начать сначала. Ќо,  действуЯ в
интересах  своих  систем,  их  представители  стремились  более  подчеркнуть
различие, чем общую суть этих систем. Ћднако  общие элементы этих учений длЯ
человека важнее их отличий. …сли пределы и недочеты каждого из  этих  учений
понЯть  в  контексте  исторической,  социально-экономической   и  культурной
ситуации, их  породившей,  то  обнаружитсЯ  поразительное  согласие  у  всех
мыслителей, чьей целью было развитие и счастье человека.
     <h3><a  href="#Toc276480085"  name="_Toc276480085">3.  “„Ћ‚Ћ‹њ‘’‚€…   €
‘—Ђ‘’њ…</a></h3>
     <ul><ul><ul><ul><ul><ul><ul><ul><ul>   ‘частье   --   не   награда   за
добродетель,  а сама  добродетель;  не потому  мы наслаждаемсЯ счастьем, что
обуздали  свои  страсти,  а  наоборот,  наслаждение  счастьем   делает   нас
способными обуздать их. </ul></ul></ul></ul></ul></ul></ul></ul></ul>
     <I>‘пиноза. "ќтика"</I>.
     <h4><a  href="#Toc276480086" name="_Toc276480086">Ђ.  “„Ћ‚Ћ‹њ‘’‚€…  ЉЂЉ
Љђ€’…ђ€‰ –…ЌЌЋ‘’€</a></h4>
     ЂвторитарнаЯ этика обладает преимуществом простоты; ее критерии добра и
зла  продиктованы авторитетом,  и добродетель человека  состоит в том,  чтоб
подчинЯтьсЯ этому диктату.  ѓуманистическаЯ же этика вынуждена справлЯтьсЯ с
уже указанной трудностью: раз человек призван единственным судьей ценностей,
то, видимо,  удовольствие или страдание становитсЯ главным показателем добра
и  зла. …сли  бы  эта  альтернатива была единственной,  тогда, в самом деле,
гуманистический  принцип не  мог бы  быть  основой  этических  норм. ‚едь мы
видим,  что  одни находЯт  удовольствие в выпивке, в  обогащении, в славе, в
оскорблении людей,  а другие находЯт  его в  том,  чтоб  любить,  делитьсЯ с
друзьЯми тем, что имеют, мыслить, рисовать. Љак нашей жизнью может управлЯть
мотив,  общий и  длЯ  животного и  длЯ  человека,  длЯ  человека  хорошего и
плохого,  длЯ  здорового  и   больного?  „аже  если   мы  ограничим  принцип
удовольствиЯ, сведЯ его  к  тем удовольствиЯм, какие  не  вредЯт оправданным
интересам других, он едва ли будет уместен  в качестве руководЯщего принципа
наших действий.
     Ќо  альтернатива   между   покорностью   авторитету   и   реакцией   на
удовольствие, как руководЯщими принципами,-- ошибочна. џ попытаюсь показать,
что  эмпирический анализ  природы  удовольствиЯ,  удовлетворениЯ, счастьЯ  и
радости  свидетельствует, что они  представлЯют  собой  различные  и отчасти
противоположные феномены. ќтот анализ указывает на  тот  факт, что счастье и
радость, будучи в определенном смысле  <I>субъективными</I> переживаниЯми, ЯвлЯютсЯ
результатом взаимодействиЯ с  <I>объективными условиЯми</I> и зависЯт от них, и  их
нельзЯ  смешивать  с  простым  субъективным  переживанием  удовольствиЯ. ќти
объективные   условиЯ   исчерпывающим   образом   можно   суммировать    как
плодотворность.
     ‡начение качественного анализа  удовольствиЯ  было понЯто уже  в  самом
начале развитиЯ гуманистической этической мысли.  Ћднако удовлетворительного
решениЯ  проблемы не  было найдено ввиду того, что  отсутствовало  понимание
бессознательной   динамики   переживаниЯ  удовольствиЯ.   Џсихоаналитические
исследованиЯ предложили  новые  данные  и  дали новые ответы на  эту  старую
проблему гуманистической  этики.  „лЯ  лучшего пониманиЯ этих открытий и  их
применениЯ  в этической теории  желателен критический обзор  некоторых самых
важных этических теорий удовольствиЯ и счастьЯ.
     ѓедонизм  признает  удовольствие  руководЯщим  принципом  человеческого
поведениЯ, как фактически,  так и нормативно. Ђристипп, первый представитель
гедонистической теории,  считал получение удовольствиЯ и избегание страданиЯ
целью жизни и  критерием ценности. “довольствие длЯ него -- это удовольствие
момента.
     ’акаЯ радикальнаЯ -- и наивнаЯ -- гедонистическаЯ точка зрениЯ имела ту
заслугу,  что бескомпромиссно акцентировала внимание на  значении индивида и
на  конкретном понЯтии удовольствиЯ, отождествлЯЯ счастье с <I>непосредственным
переживанием</I>.<a  href="#_ftn106" name="_ftnref106"><sup>[99]</sup></a> Ќо ей
пришлось столкнутьсЯ  с уже упоминавшейсЯ трудностью, которую  гедонисты  не
сумели разрешить удовлетворительным образом: проблемой всецело субъективного
характера  их принципа. ЏерваЯ попытка пересмотреть гедонистическую позицию,
вводЯ <I>объективные</I> критерии в  концепцию удовольствиЯ, была сделана <I>ќпикуром</I>,
который, настаиваЯ на удовольствии, как цели жизни, заЯвил, что "хотЯ всЯкое
удовольствие само по себе  благо,  но  не  всЯкое заслуживает предпочтениЯ",
поскольку некоторые из них вызывают позднее неприЯтности более значительные,
чем  само  удовольствие;  согласно  ќпикуру,  только  разумное  удовольствие
способствует жизни разумной,  хорошей и праведной.  "€стинное"  удовольствие
состоит  в Ясности ума  и отсутствии  страха, и доступно оно только ч