овилсЯ на первых же фразах и  впал  в  состоЯние,
близкое к прежнему оцепенению. ’олько в  груди  вместе  с  обычной  тоскою
чувствовалось еще какое-то неопределенное судорожное волнение. ’ак  прошло
не знаю сколько времени.
   ‚ коридоре послышались тЯжелые шаги, и в комнату вошел ‘тэрни со  своим
обычным спокойно-деловым видом; он опустилсЯ в кресло  по  другую  сторону
стола и вопросительно посмотрел на менЯ. џ молчал. Ћн подождал с минуту  и
обратилсЯ ко мне с прЯмым вопросом:
   - —ем Я могу быть полезен?
   џ продолжал молчать и неподвижно смотрел на него как на  неодушевленный
предмет. Ћн чуть заметно  пожал  плечами  и  выжидательно  расположилсЯ  в
кресле.
   - Њуж Ќэтти... - наконец произнес Я  с  усилием  и  полусознательно,  в
сущности не обращаЯсь к нему.
   - џ _был_ мужем Ќэтти, - спокойно  поправил  он:  -  Њы  разошлись  уже
давно.
   - ...€стребление... не будет... жестокостью... - продолжал  Я,  так  же
медленно и полусознательно повторЯЯ ту мысль,  котораЯ  окаменела  в  моем
мозгу.
   - Ђ, вы вот о чем, - сказал он спокойно. - Ќо ведь теперь об этом нет и
речи. Џредварительное решение, как вы знаете, принЯто совершенно иное.
   - Џредварительное решение... - машинально повторил Я.
   - —то касаетсЯ моего тогдашнего плана, - прибавил ‘тэрни, - то  хотЯ  Я
не вполне от него отказалсЯ, но должен  сказать,  что  не  мог  бы  теперь
защищать его так уверенно.
   - Ќе вполне... - повторил Я.
   - ‚аше выздоровление и участие в нашей общей работе  разрушили  отчасти
мою аргументацию...
   - €стребление... отчасти, - перебил Я, и, должно быть, всЯ тоска и мука
слишком Ясно отразилась в моей бессознательной иронии. ‘тэрни побледнел  и
тревожно взглЯнул на менЯ. Ќаступило молчание.
   € вдруг холодное кольцо боли с небывалой, невыразимой силой  сжало  мое
сердце. џ откинулсЯ на спинку кресла, чтобы удержатьсЯ от безумного крика.
Џальцы  моей  руки  судорожно  охватили  что-то  твердое  и  холодное.   џ
почувствовал холодное оружие в своей руке, и  стихийно-непреодолимаЯ  боль
стала бешеным отчаЯнием. џ вскочил с кресла, наносЯ страшный удар  ‘тэрни.
Ћдна из ножек треножника попала ему в висок, и он  без  крика,  без  стона
склонилсЯ на бок, как инертное тело. џ отбросил свое оружие, оно зазвенело
и загремело об машины. ‚се было кончено.
   џ вышел в коридор и сказал первому товарищу, которого  Я  встретил:  "џ
убил ‘тэрни". ’от  побледнел  и  быстро  прошел  в  кабинет,  но  там  он,
очевидно, сразу убедилсЯ, что помощь уже не нужна, и  тотчас  вернулсЯ  ко
мне. Ћн отвел менЯ в свою комнату и,  поручив  другому  находившемусЯ  там
товарищу вызвать по телефону врача, а самому идти к ‘тэрни, осталсЯ вдвоем
со мною. ‡аговорить со мною он не решалсЯ. џ сам спросил его:
   - ‡десь ли ќнно?
   - Ќет, - отвечал он, - она уехала на несколько дней к Ќелле.
   ‡атем снова молчание, пока не ЯвилсЯ доктор. Ћн  попыталсЯ  расспросить
менЯ о происшедшем; Я сказал, что мне не хочетсЯ разговаривать.  ’огда  он
отвез менЯ в ближайшую лечебницу душевнобольных.
   ’ам мне предоставили большое удобное помещение и  долго  не  беспокоили
менЯ. ќто было все, чего Я мог желать.
   Џоложение казалось мне Ясным. џ убил ‘тэрни и тем погубил все. Њарсиане
видЯт на деле, чего они могут ожидать от сближениЯ с земными  людьми.  Ћни
видЯт, что даже тот, кого они считали наиболее способным войти в их жизнь,
не может дать им ничего, кроме насилиЯ и смерти, ‘тэрни убит  -  его  идеЯ
воскресает. ЏоследнЯЯ надежда исчезает, земной мир обречен. € Я виновен во
всем.
   ќти идеи быстро возникли в моей  голове  после  убийства  и  неподвижно
воцарились там вместе  с  воспоминанием  о  нем.  Ѓыло  сначала  некоторое
успокоение в их холодной несомненности. Ђ потом тоска и боль  стали  вновь
усиливатьсЯ, казалось, до бесконечности.
   ‘юда присоединилось глубокое  отвращение  к  себе.  џ  чувствовал  себЯ
предателем всего человечества. Њелькала смутнаЯ надежда, что марсиане менЯ
убьют, но тотчас ЯвлЯлась мысль, что Я  длЯ  них  слишком  противен  и  их
презрение помешает им сделать это. Ћни, правда, скрывали  свое  отвращение
ко мне, но Я Ясно видел его, несмотрЯ на их усилиЯ.
   ‘колько времени прошло таким образом, Я не знаю. Ќаконец врач пришел ко
мне и сказал, что мне нужна перемена  обстановки,  что  Я  отправлЯюсь  на
‡емлю. џ думал, что за этим скрываетсЯ предстоЯщаЯ мне смертнаЯ казнь,  но
не имел ничего против. џ только просил, чтобы мое тело выбросили как можно
дальше от всех планет: оно могло осквернить их.
   ‚печатлениЯ обратного путешествиЯ очень смутны  в  моих  воспоминаниЯх.
‡накомых лиц около менЯ не было; Я ни с кем не разговаривал.  ‘ознание  не
было спутано, но Я почти не  замечал  ничего  окружающего.  Њне  было  все
равно.


        —Ђ‘’њ —…’‚…ђ’Ђџ


        1. “ ‚…ђЌ…ђЂ

   Ќе помню, каким образом Я очнулсЯ в лечебнице у доктора ‚ернера,  моего
старшего товарища. ќто была земскаЯ больница одной из  северных  губерний,
знакомаЯ мне еще ранее из  писем  ‚ернера;  она  находилась  в  нескольких
верстах от губернского  города,  была  очень  скверно  устроена  и  всегда
страшно переполнена, с  необыкновенно  ловким  экономом  и  недостаточным,
замученным работою медицинским персоналом. „октор ‚ернер вел упорную войну
с очень либеральной земской управой из-за эконома, из-за  лишних  бараков,
которые она строила очень неохотно, из-за церкви, которую она  достраивала
во  что  бы  то  ни  стало,  из-за  жалованьЯ  служащих  и  т.п.   Ѓольные
благополучно переходили к окончательному слабоумию вместо выздоровлениЯ, а
также умирали от туберкулеза вследствие недостатка воздуха и питаниЯ.  ‘ам
‚ернер, конечно, давно ушел бы оттуда, если бы его не вынуждали оставатьсЯ
совершенно особые обстоЯтельства, свЯзанные с его революционным прошлым.
   Ќо менЯ все прелести земской лечебницы нисколько не  коснулись.  ‚ернер
был  хороший  товарищ  и  не  задумалсЯ  пожертвовать  длЯ   менЯ   своими
удобствами. ‚ своей большой квартире, отведенной ему как  старшему  врачу,
он предоставил мне две комнаты, в третьей рЯдом с  ними  поселил  молодого
фельдшера, в четвертой под видом служителЯ длЯ ухода за больными -  одного
скрывавшегосЯ товарища. “ менЯ не  было,  конечно,  прежнего  комфорта,  и
надзор за мною при всей деликатности молодых товарищей был гораздо  грубее
и  заметнее,  чем  у  марсиан,  но  длЯ  менЯ  все  это  было   совершенно
безразлично.
   „октор ‚ернер, как и марсианские врачи, почти  не  лечил  менЯ,  только
давал иногда усыплЯющие средства, а заботилсЯ главным образом о том, чтобы
мне было удобно и спокойно. Љаждое утро и каждый вечер он заходил  ко  мне
после ванны, которую длЯ менЯ устраивали заботливые товарищи;  но  заходил
он только на минутку и ограничивалсЯ вопросом, не надо ли мне чего-нибудь.
џ же за долгие месЯцы болезни совершенно отвык разговаривать и отвечал ему
только "нет" или не отвечал вовсе. Ќо его внимание трогало менЯ, а в то же
времЯ Я считал, что совершенно не заслуживаю такого отношениЯ и что должен
сообщить ему об этом. Ќаконец мне удалось собратьсЯ  с  силами  настолько,
чтобы сказать ему, что Я убийца и предатель и что из-за менЯ погибнет  все
человечество. Ћн ничего не возразил на это, только улыбнулсЯ и после  того
стал заходить ко мне чаще.
   Њало-помалу перемена обстановки  оказала  свое  благотворное  действие.
Ѓоль слабее сжимала сердце, тоска бледнела, мысли  становились  все  более
подвижными, их колорит делалсЯ светлее. џ стал выходить из  комнат,  гулЯл
по саду и в роще. Љто-нибудь из товарищей постоЯнно  был  поблизости;  это
было неприЯтно, но Я понимал, что нельзЯ же убийцу пустить  одного  гулЯть
на  свободе;  иногда  Я  даже  сам  разговаривал  с  ними,   конечно,   на
безразличные темы.
   Ѓыла раннЯЯ весна, и возрождение жизни вокруг  уже  не  обострЯло  моих
мучительных  воспоминаний;  слушаЯ  чириканье  птичек,  Я   находил   даже
некоторое грустное успокоение в мысли о том, что  они  останутсЯ  и  будут
жить, а только люди  обречены  на  гибель.  ђаз  как-то  возле  рощи  менЯ
встретил слабоумный больной, который шел с заступом на работу в  поле.  Ћн
поспешил отрекомендоватьсЯ мне, причем с необыкновенной гордостью - у него
была маниЯ величиЯ, - выдаваЯ себЯ за урЯдника, - очевидно, высшаЯ власть,
которую он знал во времЯ жизни на свободе. ‚ первый раз за всю мою болезнь
Я невольно засмеЯлсЯ. џ чувствовал отечество вокруг  себЯ  и,  как  Ђнтей,
набиралсЯ, правда, очень медленно, новых сил от родной земли.


        2. Ѓ›‹Ћ - Ќ… Ѓ›‹Ћ?

   Љогда Я стал  больше  думать  об  окружающих,  мне  захотелось  узнать,
известно ли ‚ернеру и другим обоим товарищам, что со мной  было  и  что  Я
сделал. џ спросил ‚ернера, кто привез менЯ в лечебницу. Ћн отвечал, что  Я
приехал с двумЯ незнакомыми ему молодыми людьми, которые не могли сообщить
ему  о  моей  болезни  ничего  интересного.  Ћни  говорили,  что  случайно
встретили менЯ  в  столице  совершенно  больным,  знали  менЯ  раньше,  до
революции, и тогда слышали от менЯ о докторе ‚ернере, а потому и  решились
обратитьсЯ к нему. Ћни уехали в тот же день. ‚ернеру они показались людьми
надежными, которым нет основаниЯ не верить. ‘ам же он потерЯл менЯ из виду
уже несколько лет перед тем и ни от кого не мог добитьсЯ никаких  известий
обо мне...
   џ хотел рассказать ‚ернеру историю совершенного мной убийства,  но  это
представлЯлось мне страшно трудным вследствие  ее  сложности  и  множества
таких обстоЯтельств, которые каждому беспристрастному человеку должны были
показатьсЯ очень странными. џ объЯснил свое затруднение ‚ернеру и  получил
от него неожиданный ответ:
   - ‘амое лучшее, если вы вовсе не будете мне теперь ничего рассказывать.
ќто неполезно длЯ вашего выздоровлениЯ. ‘порить  с  вами  Я,  конечно,  не
буду, но истории  вашей  все  равно  не  поверю.  ‚ы  больны  меланхолией,
болезнью, при которой люди совершенно искренно приписывают себе  небывалые
преступлениЯ, и их памЯть,  приспособлЯЯсь  к  их  бреду,  создает  ложные
воспоминаниЯ. Ќо и вы мне  тоже  не  поверите,  пока  не  выздоровеете;  и
поэтому лучше отложить ваш рассказ до того времени.
   …сли  бы  этот  разговор  произошел  несколькими  месЯцами  раньше,  Я,
несомненно, увидел бы в словах ‚ернера величайшее недоверие и презрение ко
мне. Ќо теперь, когда моЯ душа уже искала отдыха и успокоениЯ, Я отнессЯ к
делу совершенно иначе. Њне  было  приЯтно  думать,  что  мое  преступление
неизвестно товарищам и что самый факт его еще может  законно  подвергатьсЯ
сомнению. џ стал думать о нем реже и меньше.
   ‚ыздоровление  пошло  быстрее;  только  изредка  возвращались  приступы
прежней тоски и всегда ненадолго. ‚ернер был Явно  доволен  мною  и  почти
даже снЯл с менЯ медицинский надзор. Љак-то раз, вспоминаЯ  его  мнение  о
моем "бреде", Я попросил его дать мне прочитать типичную историю такой  же
болезни, как моЯ, из тех, которые он наблюдал и записывал в  лечебнице.  ‘
большим колебанием и Явной неохотой он, однако, исполнил мою  просьбу.  €з
большой груды историй болезни он на моих глазах выбрал  одну  и  подал  ее
мне.
   ’ам говорилось о крестьЯнине  отдаленной,  глухой  деревушки,  которого
нужда привела на заработки в столицу, на одну из самых больших ее  фабрик.
†изнь большого города его, видимо, ошеломила, и, по словам  его  жены,  он
долго ходил "словно бы не в себе". Џотом это прошло, и он  жил  и  работал
как все остальные. Љогда разразилась на фабрике стачка, он  был  заодно  с
товарищами. ‘тачка была долгаЯ  и  упорнаЯ;  и  ему,  и  жене,  и  ребенку
пришлось сильно голодать. Ћн вдруг "загрустил", стал упрекать себЯ за  то,
что женилсЯ и прижил ребенка и что вообще жил "не по-божески".
   ‡атем он начал уже "заговариватьсЯ", и его отвезли  в  больницу,  а  из
больницы отправили в лечебницу той  губернии,  откуда  он  был  родом.  Ћн
утверждал,  что  нарушил  стачку  и  выдал  товарищей,  а  также  "доброго
инженера",  тайно  поддерживающего   стачку,   который   и   был   повешен
правительством. Џо случайности Я был близко знаком со всей историей стачки
- Я тогда работал в столице; в действительности никакого предательства там
не произошло, а "добрый инженер" не только не был казнен,  но  даже  и  не
арестован. Ѓолезнь рабочего окончилась выздоровлением.
   ќта  историЯ  придала  новый  оттенок  моим  мыслЯм.  ‘тало   возникать
сомнение, совершил ли Я на  самом  деле  убийство  или,  быть  может,  как
говорил ‚ернер, это было "приспособление моей памЯти к бреду  меланхолии".
‚ то времЯ все мои воспоминаниЯ о жизни среди марсиан были  странно-смутны
и бледны, во многом даже отрывочны и неполны; и хотЯ картина  преступлениЯ
вспоминалась всего отчетливее, но и она как-то путалась и  тускнела  перед
простыми  и  Ясными  впечатлениЯми  настоЯщего.  ‚ременами  Я   отбрасывал
малодушные, успокоительные сомнениЯ и Ясно  сознавал,  что  все  _было_  и
ничем это изменить нельзЯ. Ќо потом сомнениЯ и софизмы  возвращались;  они
мне помогали отделатьсЯ от мысли о прошлом. ‹юди так  охотно  верЯт  тому,
что длЯ них приЯтно... € хотЯ где-то в глубине души  оставалось  сознание,
что это ложь, но Я упорно ей предавалсЯ, как предаютсЯ радостным мечтам.
   ’еперь  Я  думаю,  что   без   этого   обманчивого   самовнушениЯ   мое
выздоровление не было бы ни таким быстрым, ни таким полным.


        3. †€‡Ќњ ђЋ„€Ќ›

   ‚ернер тщательно устранЯл от менЯ всЯкие впечатлениЯ, которые могли  бы
быть "неполезны" длЯ моего здоровьЯ. Ћн не позволЯл мне заходить к нему  в
самую лечебницу, и из всех душевнобольных, которые там находились,  Я  мог
наблюдать только тех неизлечимо-слабоумных и дегенератов,  которые  ходили
на свободе и занимались разными работами в поле, в роще, в  саду;  а  это,
правду сказать,  было  длЯ  менЯ  неинтересно:  Я  очень  не  люблю  всего
безнадежного, всего ненужного и обреченного. Њне  хотелось  видеть  острых
больных и именно тех, которые могут выздороветь, особенно  меланхоликов  и
веселых маниакальных.  ‚ернер  обещал  сам  показать  мне  их,  когда  мое
выздоровление  достаточно  продвинетсЯ  вперед,  но   все   откладывал   и
откладывал. ’ак дело до этого и не дошло.
   …ще больше ‚ернер старалсЯ изолировать менЯ от всей политической  жизни
моей родины. Џо-видимому, он полагал, что самое  заболевание  возникло  из
тЯжелых впечатлений революции; он не подозревал того, что все это времЯ  Я
был оторван от родины и даже не мог знать, что там  делалось.  ќто  полное
незнание он  считал  просто  забвением,  обусловленным  моей  болезнью,  и
находил, что оно очень полезно длЯ менЯ; и он не только сам ничего из этой
области мне не рассказывал, но запретил и моим телохранителЯм; а  во  всей
его квартире не было ни единой газеты, ни единой книжки, журнала последних
лет: все это хранилось в его кабинете в лечебнице. џ должен  был  жить  на
политически-необитаемом острове.
   ‚начале,  когда  мне  хотелось  только  спокойствиЯ  и  тишины,   такое
положение мне нравилось. Ќо потом,  по  мере  накоплениЯ  сил,  мне  стало
делатьсЯ все теснее в этой раковине; Я начал приставать  с  расспросами  к
моим спутникам, а они, верные приказу врача,  отказывались  мне  отвечать.
Ѓыло  досадно  и  скучно.  џ  стал  искать  способов  выбратьсЯ  из  моего
политического карантина и попыталсЯ убедить ‚ернера, что Я уже  достаточно
здоров, чтобы читать газеты. Ќо все было бесполезно: ‚ернер объЯснил,  что
это еще  преждевременно  и  что  он  сам  решит,  когда  мне  можно  будет
переменить мою умственную диету.
   Ћставалось прибегнуть к хитрости. џ должен  был  найти  себе  подобного
сообщника из числа окружающих. ”ельдшера склонить на свою сторону было  бы
очень  трудно:   он   имел   слишком   высокое   представление   о   своем
профессиональном  долге.  џ  направил  усилиЯ  на  другого  телохранителЯ,
товарища ‚ладимира. ’ут большого сопротивлениЯ не встретилось.
   ‚ладимир был раньше рабочим. Њалообразованный и почти  еще  мальчик  по
возрасту, он был рЯдовым революции, но уже испытанным солдатом.  ‚о  времЯ
одного знаменитого погрома, где множество товарищей погибло от  пуль  и  в
пламени пожара, он пробил себе дорогу сквозь толпу погромщиков,  застрелив
несколько человек и не получив по  какой-то  случайности  ни  одной  раны.
‡атем он долго скиталсЯ нелегальным по разным городам  и  селам,  выполнЯЯ
скромную и опасную роль транспортера оружиЯ и  литературы.  Ќаконец  почва
стала слишком горЯча под его ногами, и он вынужден был на времЯ скрытьсЯ у
‚ернера. ‚се это Я, конечно, узнал позже. Ќо с самого начала  Я  подметил,
что   юношу   очень   угнетает   недостаток   образованиЯ   и    трудность
самостоЯтельных занЯтий при отсутствии предварительной научной дисциплины.
џ начал заниматьсЯ с ним; дело пошло хорошо,  и  очень  скоро  Я  навсегда
завоевал его сердце. Ђ дальнейшее было уже легко; медицинские  соображениЯ
были вообще мало понЯтны ‚ладимиру, и у нас  с  ним  составилсЯ  маленький
заговор, парализовавший строгость  ‚ернера.  ђассказы  ‚ладимира,  газеты,
журналы, политические брошюры, которые  он  тайком  приносил  мне,  быстро
развернули передо мною жизнь родины за годы моего отсутствиЯ.
   ђеволюциЯ  шла  неровно  и  мучительно  затЯгивалась.  ђабочий   класс,
выступивший первым, сначала  благодарЯ  стремительности  своего  нападениЯ
одержал большие победы; но затем, не  поддержанный  в  решительный  момент
крестьЯнскими массами, он потерпел жестокое поражение от  соединенных  сил
реакции. Џока он набиралсЯ энергии длЯ нового боЯ и  ожидал  крестьЯнского
арьергарда  революции,  между  старой  помещичьей  властью  и   буржуазией
начались переговоры, попытки сторговатьсЯ и  столковатьсЯ  длЯ  подавлениЯ
революции. Џопытки эти были облечены в форму  парламентской  комедии;  они
постоЯнно     оканчивались     неудачей     вследствие      непримиримости
крепостников-реакционеров.  €грушечные  парламенты  созывались   и   грубо
разгонЯлись  один  за  другим.  ЃуржуазиЯ,  утомленнаЯ  бурЯми  революции,
запуганнаЯ самостоЯтельностью и энергией первых выступлений  пролетариата,
все времЯ шла направо. ЉрестьЯнство, в своей массе вполне революционное по
настроению, медленно усваивало политический опыт и  пламенем  бесчисленных
поджогов освещало свой путь к высшим формам борьбы. ‘тараЯ власть нарЯду с
кровавым подавлением крестьЯнства попыталась часть его подкупить  продажею
земельных участков, но вела все дело в таких грошовых размерах и до  такой
степени  бестолково,  что  из  этого  ничего   не   вышло.   Џовстанческие
выступлениЯ отдельных партизан и групп учащались с каждым днем.  ‚  стране
царил небывалый, невиданный нигде в мире двойной террор - сверху и снизу.
   ‘трана, очевидно, шла к новым решительным битвам. Ќо так долог и  полон
колебаний был этот путь, что многие успели утомитьсЯ и даже отчаЯтьсЯ.  ‘о
стороны радикальной интеллигенции, котораЯ участвовала  в  борьбе  главным
образом своим сочувствием, измена была почти поголовнаЯ. Ћб этом, конечно,
жалеть было нечего. Ќо даже среди некоторых моих прежних товарищей  успели
свить себе гнездо уныние и безнадежность. Џо этому  факту  Я  мог  судить,
насколько тЯжела и  изнурительна  была  революционнаЯ  жизнь  за  минувшее
времЯ. ‘ам Я, свежий человек, помнивший предреволюционное времЯ  и  начало
борьбы, но не испытавший на себе всего гнета последующих поражений,  видел
Ясно бессмысленность похорон революции; Я видел, насколько все  изменилось
за эти годы, сколько новых элементов  прибавилось  длЯ  борьбы,  насколько
невозможна  остановка  на  создавшемсЯ  мнимом  равновесии.  ЌоваЯ   волна
революции была неизбежна и недалека.
   Џриходилось, однако, ждать. џ  понимал,  как  мучительно-тЯжела  работа
товарищей в этой обстановке. Ќо сам Я не спешил идти туда независимо  даже
от мнениЯ ‚ернера. џ находил, что лучше запастись силами, чтобы их хватило
тогда, когда они понадобЯтсЯ полностью.
   ‚о времЯ долгих прогулок по роще мы  с  ‚ладимиром  обсуждали  шансы  и
условиЯ предстоЯщей борьбы. ЊенЯ глубоко  трогали  его  наивно-героические
планы и мечты; он казалсЯ мне благородным милым ребенком, которому суждена
такаЯ же простаЯ непритЯзательно-красиваЯ смерть бойца,  какова  была  его
юнаЯ жизнь. ‘лавные жертвы  намечает  себе  революциЯ,  и  хорошею  кровью
окрашивает она свое пролетарское знамЯ!
   Ќо не один ‚ладимир казалсЯ мне ребенком. Њного  наивного  и  детского,
чего Я раньше как будто не замечал и не чувствовал, Я находил и в ‚ернере,
старом работнике революции, и в других товарищах, о которых вспоминал. ‚се
люди, которых Я знал на ‡емле, представлЯлись мне полудетьми, подростками,
смутно  воспринимающими  жизнь  в  себе  и  вокруг  себЯ,  полусознательно
отдающимисЯ внутренней и внешней стихийности. ‚ этом чувстве  не  было  ни
капли снисходительности или презрениЯ, а была глубокаЯ симпатиЯ и братский
интерес к людЯм-зародышам, детЯм юного человечества.


        4. ЉЋЌ‚…ђ’

   †аркое летнее солнце как будто растопило лед, окутывающий жизнь страны.
Ћна пробуждалась, и зарницы новой грозы уже  вспыхивали  на  горизонте,  и
снова глухие раскаты начинали доноситьсЯ с  низов.  €  это  солнце  и  это
пробуждение согревали мою душу и поднимали мои силы, и Я  чувствовал,  что
скоро буду здоров, как не был никогда в жизни.
   ‚ этом смутно-жизнерадостном состоЯнии мне не хотелось думать о прошлом
и приЯтно было сознавать,  что  Я  забыт  всем  миром,  забыт  всеми...  џ
рассчитывал воскреснуть длЯ товарищей в такое  времЯ,  когда  никому  и  в
голову не придет менЯ спрашивать о годах моего отсутствиЯ,  -  когда  всем
будет слишком не до того и мое прошлое потонет  надолго  в  бурных  волнах
нового прилива. Ђ если мне случалось подмечать факты, вызывавшие  сомнение
в надежности этих расчетов, во мне зарождалась тревога, и беспокойство,  и
неопределеннаЯ враждебность ко всем, кто мог еще обо мне помнить.
   ‚ одно летнее утро ‚ернер, вернувшись из лечебницы с обхода больных, не
ушел в сад отдыхать, как он  делал  обыкновенно,  потому  что  эти  обходы
страшно его утомлЯли, а пришел ко мне и стал очень подробно  расспрашивать
менЯ о моем самочувствии. Њне показалось, что он запоминал мои ответы. ‚се
это было не вполне обычно, и сначала Я подумал, что он как-нибудь случайно
проник в тайну моего маленького заговора. Ќо из разговора Я скоро  увидел,
что он ничего не подозревает. Џотом он ушел - опЯть-таки не  в  сад,  а  к
себе в кабинет, и только через полчаса Я увидел его в окно гулЯющим по его
любимой темной аллее. џ не мог не  думать  об  этих  мелочах,  потому  что
ничего более крупного вокруг менЯ вообще не было. Џосле различных  догадок
Я остановилсЯ на том наиболее  правдоподобном  предположении,  что  ‚ернер
хотел написать кому-то - очевидно,  по  специальной  просьбе  -  подробный
отчет о состоЯнии моего здоровьЯ. Џочту к нему всегда  приносили  утром  в
его кабинет в лечебнице; в этот раз он,  должно  быть,  получил  письмо  с
запросом обо мне.
   Ћт кого письмо и зачем, узнать, и притом  немедленно,  было  необходимо
длЯ  моего  успокоениЯ.  ‘прашивать   ‚ернера   было   бесполезно   -   он
почему-нибудь, очевидно, не  находил  возможным  сказать  мне  это,  иначе
сказал бы сам, без всЯких вопросов. Ќе знал ли чего-нибудь ‚ладимир?  Ќет,
оказалось, что он не знал ничего. џ стал придумывать,  каким  бы  способом
добратьсЯ до истины.
   ‚ладимир был готов оказать мне всЯкую услугу. Њое любопытство он считал
вполне законным, скрытность ‚ернера - неосновательной. Ћн, не задумываЯсь,
произвел целый обыск в комнатах ‚ернера и в его медицинском  кабинете,  но
не нашел ничего интересного.
   - Ќадо полагать, - сказал ‚ладимир, - что он либо носит это письмо  при
себе, либо изорвал его и бросил.
   - Ђ куда он бросает обыкновенно изорванные письма и бумаги?  -  спросил
Я.
   - ‚ корзину, котораЯ стоит у него в  кабинете  под  столом,  -  отвечал
‚ладимир.
   - •орошо, в таком случае принесите мне все клочки, которые вы найдете в
этой корзине.
   ‚ладимир ушел и скоро вернулсЯ.
   - ’ам нет никаких клочков, - сообщил он, -  а  вот  что  Я  нашел  там,
конверт письма, полученного, судЯ по штемпелю, сегоднЯ.
   џ взЯл конверт и взглЯнул на адрес. ‡емлЯ поплыла у менЯ под ногами,  и
стены стали валитьсЯ на менЯ...
   Џочерк Ќэтти!


        5. €’Ћѓ€

   ‘реди того хаоса воспоминаний и мыслей, который поднЯлсЯ в  моей  душе,
когда Я увидел, что Ќэтти была на ‡емле и не хотела встретитьсЯ  со  мной,
длЯ менЯ вначале был Ясен только конечный вывод. Ћн возник как  будто  сам
собой, без всЯкого  заметного  логического  процесса  и  был  вне  всЯкого
сомнениЯ. Ќо Я не мог  ограничитьсЯ  тем,  чтобы  просто  осуществить  его
поскорее. џ хотел достаточно и отчетливо мотивировать его длЯ себЯ  и  длЯ
других. Ћсобенно не мог Я примиритьсЯ с тем, что менЯ не понЯла бы и Ќэтти
и  принЯла  бы  за  простой  порыв  чувства  то,   что   было   логической
необходимостью, что неизбежно вытекало из всей моей истории.
   Џоэтому Я должен  был  прежде  всего  последовательно  рассказать  свою
историю,  рассказать  длЯ  товарищей,  длЯ  себЯ,  длЯ   Ќэтти...   ’аково
происхождение этой моей рукописи. ‚ернер, который прочитает ее  первым,  -
на другой день после того, как мы с ‚ладимиром исчезнем, -  позаботитсЯ  о
том, чтобы она была напечатана, -  конечно,  со  всеми  необходимыми  ради
конспирации изменениЯми. ќто мое единственное завещание ему. Ћчень  жалею,
что мне не придетсЯ пожать ему руку на прощанье.
   Џо мере того как Я писал эти воспоминаниЯ, прошлое  проЯснилось  передо
мной, хаос уступал место определенности, моЯ роль и  мое  положение  точно
обрисовывались перед сознанием. ‚ здравом уме  и  твердой  памЯти  Я  могу
теперь подвести все итоги...
   ‘овершенно бесспорно, что  задача,  котораЯ  была  на  менЯ  возложена,
оказалась выше моих  сил.  ‚  чем  заключалась  причина  неуспеха?  €  как
объЯснить ошибку проницательного, глубокого  психолога  Њэнни,  сделавшего
такой неудачный выбор?
   џ  припоминаю  свой  разговор  с  Њэнни  об  этом   выборе,   разговор,
происходивший в то счастливое длЯ менЯ времЯ, когда любовь  Ќэтти  внушала
мне беспредельную веру в свои силы.
   - Љаким образом, - спросил Я, - вы, Њэнни, пришли к тому, что из  массы
разнообразных людей нашей страны, которых вы встречали в своих поисках, вы
признали менЯ наиболее подходЯщим длЯ миссии представителЯ ‡емли?
   - ‚ыбор был не так уж обширен, - отвечал он. - …го сфера должна была  с
самого   начала   ограничиватьсЯ   представителЯми   научно-революционного
социализма; все другие мировоззрениЯ  отстоЯт  гораздо  дальше  от  нашего
мира.
   - Џусть так. Ќо среди пролетариев, образующих  основу  и  главную  силу
нашего направлениЯ, разве не среди них могли вы всего легче найти то,  что
вам было надо?
   - „а, искать там было бы всего  вернее.  Ќо...  у  них  обыкновенно  не
хватает  одного  условиЯ,   которое   Я   считал   необходимым:   широкого
разностороннего образованиЯ, стоЯщего на всей высоте вашей  культуры.  ќто
отклонило линию моих поисков в другую сторону.
   ’ак говорил Њэнни. …го расчеты не оправдались. ‡начило ли это, что  ему
вообще  некого  было  взЯть,  что  различие   обеих   культур   составлЯет
необходимую пропасть длЯ отдельной личности и преодолеть его может  только
общество? „умать так было бы, пожалуй, утешительно длЯ менЯ  лично,  но  у
менЯ остаетсЯ серьезное сомнение. џ полагаю, что Њэнни  следовало  бы  еще
проверить   его   последнее   соображение   -   то,    которое    касалось
товарищей-рабочих.
   Ќа чем именно Я потерпел крушение?
   ‚ первый раз это произошло таким образом, что нахлынувшаЯ на менЯ масса
впечатлений чуждой жизни, ее грандиозное богатство затопило мое сознание и
размыло линии его берегов. ‘ помощью Ќэтти Я пережил кризис и справилсЯ  с
ним, но не был  ли  самый  кризис  усилен  и  преувеличен  той  повышенной
чувствительностью, той утонченностью восприЯтиЯ, котораЯ свойственна людЯм
социально-умственного труда?  Ѓыть  может,  длЯ  натуры,  несколько  более
примитивной, несколько менее сложной, но зато органически более стойкой  и
прочной, все обошлось бы легче, переход был  бы  менее  болезненным?  Ѓыть
может,  длЯ   малообразованного   пролетариЯ   войти   в   новое,   высшее
существование было бы не так трудно,  потому  что  хотЯ  ему  пришлось  бы
больше учитьсЯ вновь, но зато гораздо меньше надо было бы переучиватьсЯ, а
именно это тЯжелее всего... Њне кажетсЯ, что да, и Я думаю, что Њэнни  тут
впал в ошибку расчета, придаваЯ уровню культурности больше  значениЯ,  чем
культурной силе развитиЯ.
   ‚о второй раз то, обо что разбились мои душевные силы,  это  был  самый
_характер_ той культуры, в которую Я попыталсЯ войти всем моим  существом:
менЯ  подавила  ее  высота,  глубина  ее  социальной  свЯзи,   чистота   и
прозрачность ее отношений между людьми. ђечь ‘тэрни, грубо выразившаЯ  всю
несоизмеримость двух типов жизни, была только  поводом,  только  последним
толчком, сбросившим менЯ в ту темную бездну, к которой  тогда  стихийно  и
неудержимо вело менЯ противоречие между  моей  внутренней  жизнью  и  всей
социальной средой, на фабрике, в семье, в общении с друзьЯми. € опЯть-таки
не было ли это противоречие гораздо более  сильным  и  острым  именно  длЯ
менЯ,  революционера-интеллигента,  всегда  девЯть  десЯтых  своей  работы
выполнЯвшего либо  просто  в  одиночку,  либо  в  условиЯх  одностороннего
неравенства  с  товарищами-сотрудниками,   в   качестве   их   учителЯ   и
руководителЯ, - в обстановке обособлениЯ моей личности  среди  других?  Ќе
могло ли противоречие  оказатьсЯ  слабее  и  мЯгче  длЯ  человека,  девЯть
десЯтых своей  трудовой  жизни  переживающего  хотЯ  бы  в  примитивной  и
неразвитой, но все же в товарищеской среде, с ее,  быть  может,  несколько
грубым, но действительным равенством сотрудников?  Њне  кажетсЯ,  что  это
так; и Я полагаю, что Њэнни следовало бы возобновить его попытку, но уже в
новом направлении...
   Ђ затем длЯ менЯ остаетсЯ то, что было между двумЯ крушениЯми, то,  что
дало мне энергию и мужество длЯ долгой борьбы, то, что и теперь  позволЯет
мне без чувства унижениЯ подводить ее итоги. ќто любовь Ќэтти.
   Ѓесспорно, любовь Ќэтти была недоразумением, ошибкой ее благородного  и
пылкого воображениЯ. Ќо такаЯ ошибка оказалась возможной, этого  никто  не
отнимет и ничто не изменит. ‚ этом длЯ менЯ ручательство за действительную
близость двух миров, за их будущее слиЯние в один  невиданно-прекрасный  и
стройный.
   Ђ сам Я... но тут нет никакого итога. ЌоваЯ  жизнь  мне  недоступна,  а
старой Я уже не хочу: Я не принадлежу ей больше ни своей мыслью, ни  своим
чувством. ‚ыход Ясен.
   Џора кончать. Њой сообщник дожидаетсЯ менЯ  в  саду;  вот  его  сигнал.
‡автра мы оба будем далеко  отсюда,  на  пути  туда,  где  жизнь  кипит  и
переливаетсЯ через край,  где  так  легко  стереть  ненавистную  длЯ  менЯ
границу  между  прошлым  и  будущим.  Џрощайте,  ‚ернер,  старый,  хороший
товарищ.
   „а здравствует новаЯ, лучшаЯ жизнь, и привет тебе, ее светлый  призрак,
моЯ Ќэтти!


        €‡ Џ€‘њЊЂ „ЋЉ’ЋђЂ ‚…ђЌ…ђЂ ‹€’…ђЂ’Ћђ“ Њ€ђ‘ЉЋЊ“
   (Џисьмо без всЯкой даты - очевидно, по рассеЯнности ‚ернера.)

   Љанонада уже давно замолкла, а раненых все  везли  и  везли.  ѓромадное
большинство их были не милиционеры и не солдаты, а мирные обыватели;  было
много женщин, даже детей:  все  граждане  равны  перед  шрапнелью.  ‚  мой
госпиталь, ближайший к театру битвы, везли главным образом милиционеров  и
солдат.  Њногие  раны  от  шрапнели  и  гранатных   осколков   производили
потрЯсающее впечатление даже на менЯ, старого  врача,  когда-то  несколько
лет  работавшего  по  хирургии.  Ќо  над  всем  этим  ужасом  носилось   и
господствовало одно светлое чувство, одно радостное слово - "победа!".
   ќто наша перваЯ победа в настоЯщем большом  сражении.  Ќо  длЯ  всЯкого
Ясно, что она решает дело.  —ашки  весов  наклонились  в  другую  сторону.
Џереход к нам целых полков с артиллерией - Ясное  знамение.  ‘трашный  суд
началсЯ. Џриговор будет немилостив, но справедлив. „авно пора кончать...
   Ќа улицах кровь и обломки. ‘олнце от  дыма  пожаров  и  канонады  стало
совсем  красным.  Ќо   не   зловещим   кажетсЯ   оно   нашим   глазам,   а
радостно-грозным. ‚ душе звучит боеваЯ песнЯ, песнЯ победы.


   ‹еонида привезли в мой госпиталь около полуднЯ.  “  него  одна  опаснаЯ
рана в грудь и несколько легких ран, почти  царапин.  Ћн  еще  среди  ночи
отправилсЯ с пЯтью "гренадерами" в те части города, которые находились  во
власти  неприЯтелЯ:  поручение  заключалось  в  том,   чтобы   несколькими
отчаЯнными  нападениЯми  вызвать  там  тревогу  и  деморализацию.  Ћн  сам
предложил этот план и сам вызвалсЯ  на  его  выполнение.  Љак  человек,  в
прежние годы много работавший здесь и хорошо знакомый со всеми  закоулками
города, он мог выполнить отчаЯнное предприЯтие  лучше  других,  и  главный
начальник  милиции  после  некоторых  колебаний  согласилсЯ.  €м   удалось
добратьсЯ со своими гранатами до одной из неприЯтельских батарей и с крыши
взорвать несколько Ящиков со снарЯдами. ‘реди  вызванной  взрывами  паники
они спустились вниз, перепортили орудиЯ и взорвали остальные снарЯды.  Џри
этом ‹еонид получил несколько легких ран  от  осколков.  ‡атем,  во  времЯ
поспешного отступлениЯ, они наткнулись  на  отрЯд  неприЯтельских  драгун.
‹еонид передал команду ‚ладимиру, который был  его  адъютантом,  а  сам  с
последними двумЯ гранатами  скользнул  в  ближайшие  ворота  и  осталсЯ  в
засаде, пока остальные отступали, пользуЯсь всЯкими случайными прикрытиЯми
и  энергично  отстреливаЯсь.  Ћн  пропустил  мимо   себЯ   большую   часть
неприЯтельского отрЯда и бросил первую  гранату  в  офицера,  а  вторую  в
ближайшую группу  драгун.  ‚есь  отрЯд  беспорЯдочно  разбежалсЯ,  а  наши
вернулись, подобрали ‹еонида, тЯжело раненного осколком своей гранаты. Ћни
благополучно доставили его к нашим линиЯм еще до рассвета  и  передали  на
мое попечение.
   Ћсколок сразу удалось вынуть, но легкое задето, и положение  серьезное.
џ устроил больного как можно лучше и удобнее, но одного, конечно, Я не мог
ему дать - это полного покоЯ, который ему  необходим.  ‘  рассветом  общаЯ
битва возобновилась, ее шум был слишком хорошо слышен у нас, и беспокойный
интерес к ее перипетиЯм усиливал  лихорадочное  состоЯние  ‹еонида.  Љогда
начали привозить других раненых, он стал волноватьсЯ еще более,  и  Я  был
вынужден, насколько возможно,  изолировать  его,  поместивши  за  ширмами,
чтобы он, по крайней мере, не видел чужих ран.


   Ћколо четырех часов днЯ сражение уже кончилось, и исход был Ясен. џ был
занЯт исследованием и распределением раненых. ‚  это  времЯ  мне  передали
карточку  той  особы,  котораЯ  несколько  недель  тому  назад   письменно
справлЯлась у менЯ о здоровье ‹еонида, а потом  была  у  менЯ  сама  после
бегства ‹еонида и должна была заехать к вам с  моей  рекомендацией,  чтобы
ознакомитьсЯ с его рукописью. ’ак как эта  дама,  несомненно,  товарищ  и,
по-видимому, врач, то Я пригласил ее прЯмо к себе в  палату.  Ћна,  как  и
прошлый раз, когда Я ее видел, была  под  темной  вуалью,  котораЯ  сильно
маскировала черты ее лица.
   - ‹еонид у вас? - спросила она, не здороваЯсь со мною.
   - „а, - отвечал Я, - но не следует особенно тревожитьсЯ: хотЯ его  рана
и серьезна, однако, Я полагаю, его возможно вылечить.
   Ћна быстро и умело задала мне рЯд вопросов,  чтобы  выЯснить  положение
больного. ‡атем она заЯвила, что желает его видеть.
   - Ђ не может ли это свидание взволновать его? - возразил Я.
   - Ќесомненно, да, - был ее ответ, - но это принесет ему  меньше  вреда,
чем пользы. џ ручаюсь вам за это.
   …е тон был очень решительный и уверенный. џ чувствовал, что она  знает,
что говорит, и не мог отказать ей.  Њы  прошли  в  ту  палату,  где  лежал
‹еонид, и Я жестом показал ей, чтобы она прошла за ширмы, но  сам  осталсЯ
по соседству, у постели другого  тЯжелораненого,  которым  мне  все  равно
предстоЯло занЯтьсЯ. џ хотел слышать весь ее разговор  с  ‹еонидом,  чтобы
вмешатьсЯ, если это потребуетсЯ.
   “ходЯ за ширмы, она несколько приподнЯла вуаль. …е силуэт был виден длЯ
менЯ  через  малопрозрачную  ткань  ширм,  и  Я  мог  различить,  как  она
наклонилась над больным.
   - Њаска... - произнес слабый голос ‹еонида.
   - ’воЯ Ќэтти! - отвечала она, и столько нежности и ласки было вложено в
эти два слова, сказанные тихим, мелодичным голосом, что мое старое  сердце
задрожало в груди, охваченное до боли радостным сочувствием.
   Ћна  сделала  какое-то  резкое  движение  рукой,   точно   расстегивала
воротничок, и, как мне показалось, снЯла с себЯ шлЯпу с  вуалью,  а  затем
еще ближе наклонилась к ‹еониду. Ќаступило минутное молчание.
   - ‡начит, Я умираю? - сказал он тихо тоном вопроса.
   - Ќет, ‹энни, жизнь перед нами. ’воЯ  рана  не  смертельна  и  даже  не
опасна...
   - Ђ убийство? - возразил он болезненно-тревожно.
   - ќто была болезнь, мой ‹энни. Ѓудь  спокоен,  этот  порыв  смертельной
боли не станет никогда между нами, ни на пути к нашей великой общей  цели.
Њы достигнем ее, мой ‹энни...
   ‹егкий стон вырвалсЯ из его груди, но это не был  стон  боли.  џ  ушел,
потому что относительно моего больного уже выЯснил то, что мне было  надо,
а подслушивать больше не следовало и было незачем. —ерез  несколько  минут
незнакомка, опЯть в шлЯпке и в вуали, вызвала менЯ снова.
   - џ возьму ‹еонида к себе, - заЯвила она. - ‹еонид сам желает этого,  и
условиЯ длЯ лечениЯ у менЯ лучше,  чем  здесь,  так  что  вы  можете  быть
спокойны. „ва  товарища  дожидаютсЯ  внизу;  они  перенесут  его  ко  мне.
ђаспорЯдитесь дать носилки.
   ‘порить не приходилось: в нашем госпитале все условиЯ действительно  не
блестЯщие. џ спросил ее адрес - это очень близко отсюда - и  решил  завтра
же зайти к ней навестить ‹еонида. „вое рабочих пришли и  осторожно  унесли
его на носилках.


   (Џриписка, сделаннаЯ на следующий день.)
   € ‹еонид и Ќэтти бесследно исчезли. ‘ейчас  Я  зашел  на  их  квартиру:
двери отперты, комнаты пусты. Ќа столе в  большой  зале,  в  которой  одно
огромное окно отворено настежь, Я нашел записку, адресованную мне.  ‚  ней
дрожащим почерком было написано всего несколько слов.
   "Џривет товарищам. „о свиданьЯ. ‚аш ‹еонид".
   ‘транное дело: у менЯ нет никакого беспокойства. џ смертельно устал  за
эти дни, видел много  крови,  много  страданий,  которым  не  мог  помочь,
насмотрелсЯ картин гибели и разрушениЯ, а на душе все так  же  радостно  и
светло.
   ‚се худшее позади. Ѓорьба  была  долгаЯ  и  тЯжелаЯ,  но  победа  перед
нами... ЌоваЯ борьба будет легче...


   <b>ЉЋЊЊ…Ќ’Ђђ€€</b>

   Ђлександр  Ђлександрович  Ѓогданов  (1873-1928)  -  русский   писатель,
экономист, философ, ученый-естествоиспытатель.
   ‚ 1908 году завершил и опубликовал  свое  лучшее  научно-фантастическое
произведение - роман "ЉраснаЯ звезда",  который  можно  считать  предтечей
советской научной  фантастики.  Ћдновременно  вел  активную  революционную
работу в тесном контакте с ‚.€.‹ениным.
   ‚ 1913-1917 гг. создал двухтомное сочинение  "‚сеобщаЯ  организационнаЯ
наука", в  котором  выдвинул  рЯд  идей,  получивших  позднее  развитие  в
кибернетике: принципы обратной свЯзи,  моделированиЯ,  системного  анализа
изучаемого предмета и др.
   Џосле ЋктЯбрьской революции Ђ.Ѓогданов посвЯщает себЯ работе в биологии
и медицине. ‚ 1926 году он возглавил первый в  мире  €нститут  переливаниЯ
крови и погиб после неудачного эксперимента на себе в 1928 году.
   ђоман-утопиЯ Ђ.Ѓогданова "ЉраснаЯ звезда"  впервые  был  опубликован  в
петербургском издательстве "’оварищество художников печати" в  1908  году.
‡атем переиздавалсЯ в 1918 и в 1929 гг.
   ђоман публикуетсЯ по: ‚ечное солнце. - Њ.: ЊолодаЯ гвардиЯ, 1979.