скольку наверху по-прежнему категорически отрицали утечку  информации
и, по заверениЯм заводилы, там были самым скрупулезным  образом  проверены
все возможности чьих-либо контактов  с  профессором,  как  прЯмых,  так  и
косвенных, поразительнаЯ осведомленность профессора временно переходила  в
разрЯд неизученных Явлений. Ќо если мы не могли этого  ЯвлениЯ  объЯснить,
то в любом случае обЯзаны были с ним боротьсЯ. Њы собирались померитьсЯ  с
профессором силами в практической  психологии.  ЋперациЯ  "Џредупреждение"
была разработана заводилой тщательно, методично и во всех подробностЯх,  и
вот однажды  заводила  привел  в  нашу  контору  какого-то  самоуверенного
седоватого малого в замшевой куртке и вида  одновременно  и  богемного,  и
респектабельного, который (этот парень, а не вид) оказалсЯ кинорежиссером,
автором многих известных кинодетективов. Ћн долго беседовал со всеми  нами
тремЯ и еще подолгу с каждым в отдельности о самых  разных  вещах.  Ѓольше
всего о своих кинофильмах - как  они  нам  нравЯтсЯ,  -  о  художественных
выставках, о знаменитых рок-группах, о хоккее, о  торговле  наркотиками  и
даже о бабах. € последнее мне не очень понравилось: во-первых, потому  что
Я человек семейный и других  интересов  в  этой  области  у  менЯ  нет,  а
во-вторых, Я вообще не люблю фамильЯрностей. Ќо он говорил,  что  это  ему
нужно длЯ выЯвлениЯ наших индивидуальностей, чтобы найти образ длЯ каждого
в отдельности и длЯ всей группы в целом, потому что это достаточно сложнаЯ
задача  -  поставить  такой   спектакль,   одновременно   и   краткий,   и
впечатлЯющий. ’ак он изучал  нас  некоторое  времЯ,  потом  несколько  раз
отрепетировал всю мизансцену, сам же он при этом все времЯ присутствовал в
центре, то стоЯ, то сидЯ на полу, а один раз  даже  лег  на  спину,  чтобы
посмотреть на нас из такого положениЯ. ‚ следующий раз он привез  с  собой
костюмера и гримера и взЯлсЯ за создание образов. Ѓольше всего претензий у
него было ко мне: ему не нравились мои веснушки - уж очень неубедительно Я
с ними выглЯдел, - но он, конечно же, нашел способ превратить недостаток в
достоинство. Ћн называл это: "идти от  веснушек".  Њне  на  голову  надели
огненно-красный парик из жестких, как проволока, волос и  приклеили  такую
бородищу, что веснушек, в общем-то, и видно не стало, но  и  без  веснушек
получилось что-то невероЯтно грубое и хамское, что-то от мЯсника, а  то  и
палача, если соответствующим образом одеть.  Ћн  и  об  этом  позаботилсЯ:
Ярко-желтаЯ нейлоноваЯ куртка, грубые, тЯжелые сапоги с застежками  -  это
должно было издали привлекать внимание. ђебЯта животы надорвали от  смеха,
увидев, что из менЯ получилось, но и они тоже были ничего.  Ћдин  выглЯдел
как отбывший срок уголовник: он был острижен "под  ноль"  и  еще  три  днЯ
обрастал  щетиной,  чтобы  быть  пострашнее;  одет  он   был   в   грЯзные
хлопчатобумажные штаны, под которыми Явно угадывалась  еще  одна  пара,  а
может быть, и две, замызганный  черный  ватник,  на  голове  сдвинутаЯ  на
затылок суконнаЯ ушанка, заскорузлые, все в  засохшей  грЯзи,  ботинки  на
ногах. ’ретий выглЯдел интеллигентно и отчужденно:  неопределенного  цвета
пальто,  темно-сераЯ  шлЯпа,  в  руке  черный   обшарпанный   дерматиновый
портфель, на болезненно-тонком лице очки  в  роговой  оправе,  -  какой-то
чахоточный гестаповец из школьных учителей. ‚ общем,  компаниЯ  получилась
не просто разношерстнаЯ, а состоЯщаЯ из самых не подходЯщих друг  к  другу
типажей  -  и  это  должно  было  действовать  угнетающе.  ЌарЯдившись   и
загримировавшись таким образом, мы направились на операцию.
   ќто была утреннЯЯ экспедициЯ профессора по магазинам, и в это времЯ  он
возвращалсЯ с портфелем, уже наполненным продуктами,  когда  мы  встретили
его на пути из гастронома  до  овощного  магазина.  џ  начал  первым:  идЯ
навстречу ему и как будто предполагаЯ разминутьсЯ, уже поравнЯвшись с ним,
Я сделал ему уро-маваши (удар ногой,  слишком  сложный,  чтобы  его  здесь
объЯснЯть). ‡аводила предупредил нас о том, чтобы мы случайно не причинили
профессору сильных повреждений, и мы еще  перед  репетициЯми  как  следует
изучили его медицинскую карту.  Џоэтому  Я  не  стал  бить  профессора  по
почкам, а впечатал ему  свой  каблук  под  правую  лопатку  (и  больно,  и
безвредно), так что, резко охнув, профессор полетел вперед. ‚ыбросив  руки
(одну с портфелем), он упал на тротуар, и потом впереди упала  его  шлЯпа,
которую "гестаповец" тут же отфутболил на мостовую, - этот момент тоже был
заранее продуман и отрепетирован. Љогда он попыталсЯ  встать,  "уголовник"
дал ему пинка в зад, он снова упал на вытЯнутые руки, а  из  раскрывшегосЯ
портфелЯ еще потекла, мешаЯсь, белково-желтковаЯ лужица. Ћн снова встал на
четвереньки, и "гестаповец" с правдоподобной неумелостью пнул  его  носком
ботинка в бок. Ѓольше не нужно было его бить, и мы не стали - ведь  задача
состоЯла в том, чтобы только предупредить его, показать, что мы не оставим
его в покое. Љак-то полулежа-полусидЯ и опираЯсь  запачканными  руками  об
асфальт (день был не то чтобы дождливый, но какой-то слЯкотный, а тут  еще
и эта ЯичнаЯ лужа под  рукой),  он  поднЯл  голову  и  смотрел  на  нас  с
выражением, которого Я не мог объЯснить. Ћдно Я понЯл: даже если бы Я  был
один и не владел каратэ, все было бы точно так же - он не стал бы  дратьсЯ
со мной. Љазалось  бы,  что  особенного  в  том,  чтобы,  защищаЯсь,  дать
хулигану (а кем он, учитываЯ все тот же негласный договор, должен был менЯ
считать?), да, что, казалось бы, такого  в  том,  чтобы,  защищаЯсь,  дать
хулигану в челюсть? - ведь не  убил  бы  он  менЯ...  „а,  дать  по  морде
хулигану,  которому  доставлЯет  удовольствие  бить  и   унижать   другого
человека... (Ћговорюсь, правда,  что  это  никому  из  нас  не  доставлЯло
удовольствиЯ.) Ќо противопоставить хулигану силу, - дать ему  понЯть,  что
не все и не всегда сойдет ему безнаказанно - мог он по крайней мере хотеть
этого? Ќет, Я понимаю, он знал, что на самом деле мы никакие не  хулиганы,
а совсем другое, но по ситуации... € Я спрашиваю: должен же он был  хотеть
набить нам морды? ’ак вот он не хотел. Њожет быть, Я преувеличиваю,  и  он
просто не мог, а если бы мог, то все же  предпринЯл  бы  какие-то  меры  к
защите. Љ защите, но не к наказанию, не  к  тому,  чтобы  ставить  нас  на
место. ’ак почему же? …сли в свое времЯ он входил в сборную по  боксу,  то
не мог же он быть таким гуманистом, длЯ которого  и  человеческаЯ  челюсть
неприкосновенна. €  на  войне  он  был,  как  Я  знаю,  вовсе  не  сестрой
милосердиЯ. ’ак в чем же дело? ‚ чем дело, Я стал  догадыватьсЯ  несколько
позже, но длЯ этого пришлось прослушать еще не одну сотню метров магнитной
пленки.
   Ђ тогда, сделав свое дело, мы быстро, но не бегом дошли  до  ближайшего
перекрестка, где за  углом  уже  ждала  обогнавшаЯ  нас  машина  вместе  с
сидевшим в ней режиссером, который  перед  тем  наблюдал  поставленную  им
мизансцену. ”изиономиЯ у него  была  кислаЯ,  и  он  старалсЯ  на  нас  не
смотреть. "Ђ что ты думал, когда репетировал с нами?"  џ  был  рад,  когда
через два квартала он, холодно с нами попрощавшись, вылез из машины:  этот
чистоплюй внушал мне отвращение.
   ‚ечером, не дожидаЯсь  записи,  мы  вместе  с  оператором  прослушивали
монолог профессора. Ќе скажу,  чтобы  мы  чувствовали  себЯ  как  киношные
дебютанты, которым не терпитсЯ увидеть свою физиономию на экране,  но  нас
чисто профессионально интересовало, как  профессор  будет  реагировать  на
сегоднЯшнее нападение, что он будет об этом говорить,  если  вообще  будет
говорить. Џрофессор  говорил.  Ћн  говорил  как  обычно,  задумываЯсь,  по
нескольку раз выверЯЯ вес  той  или  иной  фразы,  иногда  заполнЯЯ  паузы
ритмичным стрекотом машинки, чтобы  после  этого  разрабатывать  следующий
абзац. Ћн говорил не о  нас,  но  мы  сразу  понЯли:  это  не  было  нашим
выигрышем - он просто продолжал начатую тему, а  нам  с  нашим  нападением
приходилось дожидатьсЯ своей очереди.
   Џотом мы долго молча сидели. ‚ комнате было накурено и пахло вагоном.
   - Џрофессор вызывал  рассыльного  из  химчистки,  -  как-то  отчужденно
сказал заводила. - Џусть кто-нибудь сходит. Ќадо зашить  ему  в  подкладку
"аспирин". „о сих пор у нас не было такого случаЯ.
   Ќо, говорЯ это, заводила думал о чем-то другом.
   „а, нападение не дало нужных результатов. ’очнее, это было нашим первым
ощутимым поражением в игре с профессором. џ не хочу сказать,  что  до  сих
пор мы в этой игре хоть что-нибудь выиграли, но до сих пор мы и не  делали
ни  одного  решительного  хода.  ’еперь,  сделав  его,  мы  сразу   же   и
недвусмысленно проиграли - профессор не перестал говорить. Ѓолее того,  он
даже не остановилсЯ на нашем нападении: нет, не не заметил его, но оно  не
прервало последовательного развитиЯ его романа. „о нападениЯ еще не дошло,
хотЯ   некоторые   событиЯ,   описываемые   там,    наоборот,    опережали
действительные происшествиЯ. „ействительные, но  случившиесЯ  после  того,
как он их описал. ‚ том-то и вопрос. ‡десь было нечто большее, чем  утечка
информации - профессор предсказывал будущее. Ћднако тогда мы еще не  знали
этого будущего и не поверили старику. € в этом тоже была наша  ошибка:  мы
опЯть были сбиты с толку его осведомленностью о настоЯщем  и  из-за  этого
принимали предсказаниЯ за вымысел. Џравда,  в  последнем  Я  до  конца  не
уверен, потому что, может быть, было и то и другое,  иначе  как  объЯснить
все дальнейшие событиЯ, особенно то, что касалось профессорской квартиры?
   Џока же профессор  продолжал  свое  повествование,  где  какой-то  тип,
избрав себе нелепую профессию, занимаетсЯ  какими-то  нелепыми  делами,  а
попав  впросак,  каждый  раз  еще  и  удивлЯетсЯ,  как  это  его  дурацкаЯ
деЯтельность не дает положительных результатов.
   Ќа этот раз речь шла об одной операции, части все  той  же  истории,  в
которой мы сами на нашем уровне не могли разобратьсЯ.  ’о  есть,  во  всей
истории в целом. џ не имею права ее рассказывать,  хотЯ  теперь  с  подачи
профессора она известна всему миру, - но у нас она засекречена. ’ак что  Я
не буду о ней здесь распространЯтьсЯ, тем более, что  длЯ  моего  рассказа
подробности особенного значениЯ не имеют - важно лишь  то,  что  профессор
опЯть какими-то своими путЯми ее узнал, и это угрожало спутать наши карты.
ќтот свой роман (или повесть?) он писал от первого лица, которое  странным
образом, вплоть до веснушек, походило на мое, хотЯ профессору  (в  этом  Я
абсолютно уверен) неоткуда было менЯ узнать, а кроме того, многие  из  тех
вещей, которые у него рассказывал Якобы Я, на самом деле Я узнавал  только
из магнитозаписей с этим самым романом. ’ем не менее Я боЯлсЯ, как бы  мои
товарищи-экстрасенсы не узнали менЯ по профессорскому описанию, потому что
тогда менЯ могли бы заподозрить в передаче профессору информации, и  хотЯ,
повторЯю, многого из того, что рассказывал профессор, Я тогда не знал,  да
и знать не мог, теоретически такой информации нельзЯ было  исключить.  ’ак
что мне не очень хотелось, чтобы мои друзьЯ идентифицировали менЯ  в  этом
придурковатом малом. Ќо похоже, пока этого сходства никто, кроме менЯ,  не
замечал, а может быть, Я стал слишком мнительным  и  случайное  совпадение
принимал за намек.
   „а нет, это точно был Я: дальнейшее развитие сюжета  подтверждало  это,
хотЯ, как  Я  и  говорил,  некоторые  описываемые  там  событиЯ  опережали
действительные происшествиЯ, и поэтому, по мере  того,  как  повествование
приближалось к концу, Я постепенно переставал понимать, где подлинный Я, а
где Я описываемый, и что делаю Я, а что  тот.  џ  находил  себЯ  в  том  и
переставал чувствовать свою собственную подлинность, и  мое  существование
начинало  казатьсЯ  мне  вымышленным  и  искусственным.  џ  был,  как  под
гипнозом, вообще, как будто профессор подменил  менЯ  своим  персонажем  и
теперь определЯл мою судьбу через мою собственную деЯтельность, и Я ничего
не мог изменить в  своем  поведении,  чтобы  опровергнуть  его.  ќто  была
какаЯ-то страннаЯ игра, смысл и направление которой Я все меньше и  меньше
понимал и котораЯ с развитием сюжета все меньше и меньше мне нравилась, но
и выйти из этой игры Я не мог. Џравда, это уже зависело не от  профессора,
а от тех исходных данных, которые обусловили мое участие в этой игре,  но,
может быть, и профессор, в отличие от менЯ, имел эти данные и на основании
их лишь прогнозировал мое поведение, а вовсе не определЯл его. Ќо то,  что
Я знал о его  прогнозах,  не  могло  не  влиЯть  хотЯ  бы  на  мою  оценку
собственного  поведениЯ  и  поведениЯ  моих  друзей.  Ћднако  Я,   подобно
профессору, забегаю вперед, хотЯ, в отличие от него, мне уже до конца  все
известно - Я ничего не прогнозирую.
   Ђ мои друзьЯ... ‚прочем, они были не совсем точно воспроизведены в  его
персонажах, и их было меньше, чем на самом деле, а  иногда  их,  наоборот,
было больше, но порой мне казалось, что  нас  может  быть  ровно  столько,
сколько необходимо профессору - но больше и не меньше. ‚се это,  Я  думаю,
объЯснЯлось творческими соображениЯми профессора, так же  как  и  то,  что
кто-нибудь из нас (Я имею в виду его персонажей) вдруг  высказывал  чуждые
нам мысли (вероЯтно, мысли профессора), а иногда (в то времЯ  мы  с  нашей
примитивной логикой еще не научились делать допущениЯ)  вообще  начиналась
какаЯ-то невнЯтица, и преследуемый почему-то превращалсЯ в  преследователЯ
или расследовал преступление, которое сам же  совершил  и  даже  продолжал
совершать, и идЯ по собственным следам, не мог догадатьсЯ, в чем дело; или
один человек имел несколько имен; или, что еще  более  странно,  несколько
совершенно разных людей носили одно имЯ, - но все это мелочи,  потому  что
человек, посвЯщенный в это дело, вполне мог понЯть, что  всЯ  эта  историЯ
пишетсЯ с натуры и что если где-то что-то  искажено,  то  это  только  длЯ
того, чтобы запутать расследование. ’ак Я думал в те времена,  потому  что
еще  не  понимал,  что  длЯ  профессора  в  его  романе  просто  не  важна
хронологическаЯ последовательность событий,  а  та  или  инаЯ  психологиЯ,
свЯзь действий и рассуждении не присваивались  как  функции  определенному
лицу.  ЌесмотрЯ  на  это,  роман  содержал  слишком  большую   фактическую
информацию, и это ставило под угрозу всю нашу работу. ђоман еще не вышел в
свет, но и не должен был выйти - мы не должны были этого допустить.
   Ќо теперь, когда в подкладку профессорского пальто был зашит "аспирин",
стало совершенно очевидно,  что  профессору  никто  не  помогает,  и  даже
предположить было нечего о том, как поступает к  профессору  информациЯ  о
нашей работе и как потом в обработанном  виде  (статьи,  повести,  эссе  и
прочее) всЯ эта информациЯ попадает в печать.
   ќто был совершенно новый радиомикрофон размером с таблетку аспирина, за
что он и получил свое название, и прослушивать или записывать с него можно
было в радиусе ста - ста пЯтидесЯти метров, следуЯ, например, за  объектом
в машине. „орогаЯ штука - его трудно было  получить,  но  профессор  стоил
классного шпиона, а то и двух, и нам не  отказали,  хотЯ  к  тому  времени
радиомикрофон был нам уже не нужен: мы и  так  были  уверены  в  том,  что
профессор  ни  с  кем  никаких  свЯзей  не  имеет.  ’еперь  этот  микрофон
сопровождал профессора в его прогулках, а кто-нибудь из наших (иногда  это
был Я) следовал за ним в машине по другой стороне улицы, если эта  сторона
была правой, и  занималсЯ  бессмысленным  делом:  записывал  профессорское
молчание, изредка прерываемое теми репликами, которыми  он  обменивалсЯ  с
продавцами в магазинах.
   ‚ это времЯ поЯвилось новое обстоЯтельство:  Явление,  которого  мы  не
могли объЯснить,  но  оно  было,  может  быть,  и  случайной  помехой  при
прослушивании,  в  остальном  в  нем  не  было  никакой  видимой  свЯзи  с
описываемыми событиЯми, - так, дополнительнаЯ странность, возможно, просто
совпадение, но все-таки загадка, а нам их и без того хватало.
   џ уже говорил, что во времЯ  нашего  негласного  осмотра  профессорской
квартиры мы видели там проигрыватель  и  довольно  большое,  но,  пожалуй,
несколько   тенденциозное   собрание   пластинок,   и   теперь   в   наших
магнитозаписЯх регулЯрно попадались длинные музыкальные  вставки,  которые
нам, хотЯ и выборочно, ежедневно приходилось прослушивать, и, естественно,
это была самаЯ нерезультативнаЯ часть нашей работы.  Љ  тому  же  и  вкусы
профессора далеко не во всем совпадали с нашими. ќто  не  значит,  что  мы
ничего не признавали, кроме танцевальной музыки. ‚се мы люди образованные,
специалисты в своей области, но и помимо этого не чужды культуре. Љому  не
бывает приЯтно задуматьсЯ под квинтет  Њоцарта  или  "•оральную  прелюдию"
Ѓаха? - и мы задумывались, тем более, что было о чем. €ли  погрустить  под
вальсы опена... Њеньше мы любили ‘травинского и Џрокофьева, но и этих  мы
приучились слушать через какое-то времЯ. ‘пустЯ два-три года после  начала
прослушиваниЯ нас перестали раздражать енберг и ‚еберн,  но  профессор  в
порЯдке "отдыха" иногда слушал  таких  композиторов,  среди  которых  даже
токгаузен показалсЯ бы слишком академичным и старомодным.  Њы  уже  потом
узнали, что  и  как  называетсЯ,  от  одного  музыковеда,  но  пристрастие
профессора к авангарду часто нас утомлЯло. ќти длинные музыкальные "паузы"
наступали где-то в середине днЯ, а потом  занимали  еще  час  перед  сном,
после работы. € все-таки все бы это было терпимо,  но  тут  музыка  иногда
стала накладыватьсЯ и на монологи профессора  -  что  такое?!  неужели  он
пишет под музыку? Њы  предположили,  что  профессор  в  целЯх  конспирации
глушит свои монологи пластинками, а сам... ну, может  быть,  затыкает  уши
ватой? Ќо против последнего говорил тот факт, что музыка  начинала  иногда
звучать и среди ночи, когда профессор уже  давно  спал,  -  мы  специально
сделали несколько ночных записей, чтобы это узнать. Ѓолее того, она  стала
иногда включатьсЯ во времЯ его отсутствиЯ, что могло быть объЯснимо только
специальным стремлением дурачить нас: поставить какое-нибудь реле, это  не
трудно сделать. Њы решили проверить такую  возможность  и  длЯ  этой  цели
опЯть навестили  квартиру  профессора,  выбрав  момент,  когда  он  был  в
отлучке,  а  музыка  звучала.  Њы  не   нашли   никакого   устройства,   и
проигрыватель не работал, и в квартире вообще не было никакой  музыки,  но
все это времЯ и то времЯ, что мы там находились, она (это уже ни  в  какие
ворота не лезет!) записывалась на магнитофон. Ќаши  разговоры  в  квартире
вместе с музыкой попали на пленку, но мы так и не обнаружили ее источника.
Ќа  всЯкий  случай  мы  в  ходе   нашего   визита   испортили   профессору
проигрыватель, но это, конечно, ничего нам не дало - в  дальнейшем  музыка
все так же поЯвлЯлась, когда хотела. ’еперь уже не один оператор, а  целаЯ
группа занималась тем, что отфильтровывала профессорские монологи от  этой
музыки, существовавшей, видимо, только длЯ нас, потому что  больше  никто,
включаЯ и жильцов этого дома, ее не слышал. Ѓыло  такое  впечатление,  что
она существует в этом доме, как в эфире, но  кто  и  откуда  ее  передает,
оставалось невыЯсненным. ‡аводила, обладавший одним замечательным талантом
задавать самые неординарные вопросы не только другим, но и себе, подошел к
этой загадке с другой стороны. Ћн свЯзалсЯ с  одним  музыковедом,  крупным
специалистом в области современного авангарда, и все мы вместе  в  течение
нескольких дней прослушивали эту  какофонию.  Њузыковед  был  озадачен  не
менее, а может быть, и более нас. ‚ конце концов  он  заключил,  что  это,
несомненно, авангард, но не только никогда им доселе не слышанный,  а  что
еще  интересней,  он,  музыковед,  не  может  найти  ему  аналога   ни   в
отечественной, ни в  зарубежной  современной  музыке.  "Ќе  могло  же  это
возникнуть на пустом месте!" - удивлЯлсЯ музыковед. …ще он сказал (но  мне
кажетсЯ, что здесь он противоречит самому себе),  что  в  этой  музыке,  в
самой ее логике, угадываетсЯ национальнаЯ традициЯ. Ћн оговорилсЯ, правда,
что когда дело идет об авангарде, трудно вообще говорить о традиции,  и  в
данном случае  он  не  может  указать  хоть  сколько-нибудь  определенного
влиЯниЯ современных композиторов, однако можно найти некоторые предпосылки
в отечественной музыке конца прошлого века. "‡десь какаЯ-то  другаЯ  линиЯ
развитиЯ, - сказал он,  -  другой  вариант  истории.  €стории  музыки",  -
уточнил он. Њы пожали плечами - мы же в этом  не  специалисты.  Ђ  в  чем,
собственно, мы специалисты? ‚последствии мне всерьез  пришлось  задуматьсЯ
над этим, но пока нам приходилось думать о другом, о том,  чтобы  не  дать
новому роману профессора (все это времЯ мы о нем не забывали) поЯвитьсЯ  в
печати, а музыкальное оформление  этой  истории  мы  временно  отложили  в
сторону.
   Џрофессор жил своей обычной жизнью: произносил монологи, спал, смаковал
по  вечерам  коньЯк  или  портвейн,  прогуливалсЯ  со  своим  персональным
микрофоном, который он, кстати, уже описал, - а мы жили жизнью профессора,
его романами и привычками, и никак не могли установить ни малейшего намека
на контакт. Џохоже, что его не было.  ’ем  не  менее,  профессор  каким-то
путем получал информацию и как-то ее передавал.
   - ‘тарик сам экстрасенс, - сказал однажды заводила, - только не  такой,
как мы. ЌастоЯщий экстрасенс, - вздохнул он, - и, пожалуй, гений.
   Њы засмеЯлись: то, что профессор гений, знал весь мир,  и  наконец  это
дошло до нас.
   - ‘тарик гениальный экстрасенс, - сказал заводила, - не нам чета.
   - Ќу и что? - спросил кто-то из нас. - —то из этого?
   - Ђ то, что он получает информацию экстрасенсорным способом,  -  сказал
заводила, - другого объЯснениЯ Я не нахожу.
   - Ђ передает тоже экстрасенсорным?
   - ‚озможно. Ќужен специалист.
   Љакой там специалист! Љакой специалист мог переплюнуть  профессора?  Њы
вдруг почувствовали, что давно уже  восхищаемсЯ  нашим  стариком,  что  мы
гордимсЯ им и за него болеем. Њы почувствовали ревность.
   Џришел какой-то тип, от которого за версту несло невежеством,  несмотрЯ
на всю его спесь и дорогой костюм.  …го  ассистенты  притащили  громоздкий
Ящик и еще один чемодан и удалились, так как у  них  не  было  допуска,  а
чародей достал из  чемодана  медное  кольцо  с  двумЯ  торчащими  из  него
антеннами длЯ транзистора и длинным  проводом.  Џровод  он  подсоединил  к
Ящику, а Ящик, в свою очередь, включил в сеть. Џотом надел на голову  свой
обруч и сел посреди комнаты на стул. ’ак и  сидел,  похожий  на  улитку  и
такой же глупый. Ќекоторое времЯ он молчал, потом жестом подозвал заводилу
и довольно похоже  описал  местонахождение  профессора  в  комнате  и  его
положение  в  кресле.  Џотом  воспроизвел  некоторые   жесты   профессора:
наливание  чего-то  из  бутылки  в  стакан,  закуривание  и  прочее.   Љак
впоследствии мы проверили по магнитозаписи, все это  было  верно,  но  это
было все, что было... ‘лов профессора,  а  тем  более  его  мыслей  колдун
угадать не смог. Њы  сидели  и  смотрели,  как  он  камлал,  и  постепенно
мрачнели. Љолдун не был полным профаном, но он не умел ни читать мысли, ни
предсказывать судьбу. Ќа наш вопрос о направлении он  ответил,  что  мысли
профессора распространЯютсЯ во все стороны,  как  радиоволны,  и  что  так
бывает с мыслЯми каждого  человека,  только  у  каждого  своЯ  мощность  и
диапазон, а расшифровать передаваемую информацию он не может, если это  не
образы и не желаниЯ. ‡ато возможно установить телепатическую  свЯзь,  если
известны индуктор и перцепиент, и он скажет, существует  ли  такаЯ  свЯзь,
если  ему   укажут   точное   местонахождение   нашего   начальства.   (Ћн
предварительно был введен в курс дела).  Ѓолее  того,  он  обещал  в  этом
случае дать нам перцепиента - индуктором в данном случае был профессор.
   - Ќу уж дудки! - ответил заводила. - џ и спрашивать не рискну, -  потом
подумал, махнул рукой и пошел звонить.
   ђазумеетсЯ, вместо такого разрешениЯ он получил только лишний втык, тем
дело и кончилось.
   Ќа самом деле такаЯ скрытность была делом чисто  уставным,  потому  что
местопребывание нашего начальства  давно  уже  было  секретом  полишинелЯ,
благодарЯ все тому же профессору, который в свое времЯ в одной  повести  о
зеркалах (тоже с нашим участием)  описал  и  улицу,  и  дом,  не  приводЯ,
конечно, номера и подлинного названиЯ, а дом,  так  даже  с  планировками,
хотЯ сам он там никогда не бывал. Ќо все это он изобразил, как  всегда,  в
таких обтекаемых выражениЯх, что нельзЯ было с уверенностью сказать,  наше
ли это начальство изображено  или  какое-нибудь  другое,  сидЯщее  на  его
месте. „а и сам этот дом был и тот, и вроде бы не тот, и к  тому  же  имел
одно дежурное отличие от того, одну черту, столь характерную,  Я  бы  даже
сказал, издевательски характерную, что она как бы  заЯвлЯла:  это  не  тот
дом.
   € каждый раз он ускользал так же ловко, и всегда его  не  за  что  было
ухватить. € дело не только в том, что он писал не о ком-то, а о чем-то,  и
говорил не о человеке, целостном  типе,  чтобы  это  можно  было  хотЯ  бы
принЯть за намек, а о тех слагающих, которые  этого  человека  делают  (он
ведь был психологом и прекрасно владел этим искусством); и он синтезировал
нечто новое, невероЯтно комическое и уродливое, чего, в общем-то, нет,  то
есть пока нет, как это было в истории  с  зеркалами,  но  поЯвитсЯ,  может
поЯвитьсЯ. Ђ если он зашифровывал  нечто  реально  существующее,  то  лишь
коллизию, фабулу, типы же, действовавшие там, были всегда абсурдны, но  со
временем и реальные ситуации из нашей жизни стали казатьсЯ мне абсурдными.
Ђбсурдной стала мне  казатьсЯ  и  игра,  которую  мы  вели,  а  ведь  она,
очевидно, не была абсурдной.
   Љогда он использовал наш профессиональный жаргон, но это была та  самаЯ
книга, где мы (или это были не мы?) были действующими лицами, и  когда  мы
это понЯли, было естественно предположить, что он будет пародировать нас и
издеватьсЯ над нами, над нашими убеждениЯми и мыслЯми,  что  он  изобразит
нас тупыми и фанатичными держимордами, - однако ничего этого не  было.  Ћн
не стал издеватьсЯ над  нами,  а  что  касаетсЯ  наших  убеждений,  то  он
повернул дело так, что никаких убеждений у нас просто не было, а  то,  что
мы считали нашими  убеждениЯми,  на  самом  деле  оказалось  все  теми  же
нелепыми правилами нелепой игры, и в эти правила  входили  такие  условиЯ,
как „олг и —есть, только это не были настоЯщие „олг и  —есть,  потому  что
здесь это жаргонные слова, в контексте данной игры они потерЯли  подлинный
смысл и превратились в свою противоположность. € по мере продвижениЯ  этой
повести к концу Я все лучше и лучше понимал,  почему  Я  был  прав,  когда
предположил, что профессор и  при  физическом  превосходстве  не  стал  бы
дратьсЯ с нами, - он видел в нас не злых и  жестоких  негодЯев,  а  скорее
жертвы все той же нелепой игры, жертвы в гораздо большей степени, чем  он,
потому что мы не понимаем  этого.  Ћбидно,  конечно,  когда  тебЯ  считают
дураком, да только на кого обижатьсЯ?  €  в  общем-то,  мы  уже  давно  не
обижались на профессора. Ќапротив, пока мы играли с  ним  в  нашу  игру  -
строили против него всЯческие козни, подслушивали да подглЯдывали за  ним,
- мы и сами не заметили, как он стал длЯ нас наивысшим авторитетом, причем
почти во всех вопросах: не только в вопросах искусства или своей науки, но
- смешно признатьсЯ! - даже в быту мы начинали равнЯтьсЯ на него.  ‘начала
стала выправлЯтьсЯ наша дикциЯ и интонации, потом мы заметили, что строже,
чем прежде, относимсЯ к Языку (более  четко  формулируем  вопросы,  что  в
профессии экстрасенса иногда и не в его пользу, так как некоторые  вопросы
должны быть неЯсны и двусмысленны, чтобы ответы на них были по возможности
более пространны); постепенно смЯгчилсЯ и стал не таким специфическим  наш
юмор, впрочем, здесь было много буквально профессорского, так как у нас  с
Языка не сходили всЯкие его шуточки и остроты, за  которые  начальство  бы
нас не погладило; потом мы помимо воли стали подражать его манерам и  если
так и не выучились на джентльменов, то это наша вина, и, наконец,  однажды
заводила поЯвилсЯ в черном пальто и "Ѓорсалино", но при этом сам выглЯдел,
как Ѓорсалино [знаменитый  гангстер,  давший  название  весьма  элегантной
шлЯпе]. "Ќет, - с грустью подумал  Я  тогда,  -  такаЯ  внешность,  как  у
профессора, даром не даетсЯ - она вырабатываетсЯ годами совершенно  другой
жизни". € еще Я подумал, что когда профессор полулежал-полусидел  там,  на
грЯзном асфальте, он не выглЯдел ни жалким, ни униженным,  -  он  выглЯдел
достойно, как раненый, а жалкими и униженными выглЯдели мы.
   ’еперь, когда профессор описал  нас  со  всеми  нашими  комплексами,  Я
понимал, что он наперед знает все наши ходы, а мы просто беспомощны против
него, и что нам давно пора сложить оружие, но мы продолжали наши  действиЯ
против него, прекрасно понимаЯ, что  единственным  нашим  выигрышем  будет
безнаказанность,  но  нужно  же  нам  было  хоть  чем-то  оправдать   свое
существование. —то же касаетсЯ безнаказанности, то здесь мы знали, на  что
рассчитывали. Љонечно, профессор видел нас насквозь и  мог  прогнозировать
наши действиЯ, но за это времЯ  и  мы  в  какой-то  мере  узнали  характер
профессора и тоже могли предположить, чего от него можно ожидать,  точнее,
чего от него нельзЯ ожидать. Ќапример, мы навернЯка знали, что от него  не
приходитсЯ ждать какой-нибудь подлости, хотЯ  подлость,  конечно,  понЯтие
условное: скажем, все,  что  вызываетсЯ  общественной  необходимостью,  не
может оцениватьсЯ в обычных нравственных категориЯх - ведь если дело  идет
о пользе целого общества... Ќу ладно, Я ухожу не в ту степь. џ  говорил  о
том, что от профессора не следовало ожидать какого-нибудь подвоха, -  так,
какаЯ-нибудь шутка, - и если иногда он загонЯл нас в угол,  то  спортивно,
по-джентльменски, между нами, не навлекаЯ на нас гнев  нашего  начальства,
ведь он и начальство ставил в тупик. € тогда, после  нападениЯ,  он  повел
себЯ как мужчина, то есть не стал делать никаких заЯвлений, поднимать  шум
в прессе, привлекать к этому делу мировую общественность  и  так  далее  -
видимо, он посчитал это своим личным делом.  Ђ  ведь  если  бы  он  сделал
заЯвление, то наше начальство потом отыгралось бы на нас  за  нашу  грубую
работу. Ќо он по своей манере свел счеты более  тонко,  опосредованно.  Ћн
заставил смеЯтьсЯ над нами  весь  мир.  ’о  есть  персонажи  были  как  бы
вымышленные, но мы-то знали, над кем  смеютсЯ.  Љонечно,  когда  Я  говорю
"весь мир", Я имею в виду читающую публику.  …ще  уже:  публику,  читающую
профессора. Ќо это тоже  немало.  ’ак  или  иначе,  Я  хочу  сказать,  что
откровенного,  склочного,  клЯузного  подвоха  от  профессора   ждать   не
приходилось. ‚о всЯком случае, пока он жив. ‚от если бы с  ним  что-нибудь
случилось, тогда поднЯлсЯ бы невообразимый шум, потому что к этому времени
профессора выдвинули на Ќобелевскую премию, и теперь он был, как на сцене.
   Ќо - Ѓоже упаси! - мы и не хотели делать ничего подобного, и Я  уверен,
наше начальство - тоже. Љонечно, необходимо было  обезопасить  профессора,
но не менее необходимо было разгадать его загадку, потому  что  если  один
раз  поЯвилось  нечто  непонЯтное,  то  какие  гарантии,  что   не   будет
повторениЯ?
   € здесь наш расчет строилсЯ как раз на том, что профессор будет  жив  и
здоров, а логическаЯ ошибка была в том, что если профессор не ищет  защиты
у мировой общественности, то как раз потому, что он не  трус,  а  если  не
трус, то, значит, и не испугаетсЯ. Џонимаете, о чем Я  говорю?  Ќо  именно
этой простой вещи мы не учли. ’о есть мы даже, пожалуй, и учли, просто нам
ничего другого не оставалось, так как наши научные изысканиЯ до сих пор но
увенчались успехом, а ситуациЯ с каждым  днем  становилась  все  острее  и
острее, а кроме того, у каждого из нас в глубине души  все-таки  теплилась
надежда, что профессор каким-либо образом отреагирует на нашу провокацию и
тем самым даст нам какую-то хотЯ бы слабую зацепку. ‘ другой стороны,  нам
хотелось  какого-нибудь  диалога,  потому  что  профессор  все  никак   не
вовлекалсЯ в игру.  Ќу  и,  наконец,  наше  начальство  требовало  от  нас
конкретных действий, а не  пассивного  наблюдениЯ,  не  забываЯ,  впрочем,
напоминать об осторожности.
   ђежиссер, извлеченный длЯ этого из  какой-то  киношной  экспедиции,  на
этот  раз  крайне  неохотно   согласилсЯ   помогать   нам,   но   все-таки
профессионализм взЯл верх, и все в  конце  концов  сладилось.  Њы  выбрали
перекресток, похожий на тот, где намечалсЯ эксперимент, и отрабатывали там
наш трюк целый день, замаскировав его под съемки политического  детектива.
Љонечно, как всегда в таких случаЯх, вокруг площадки  собралась  толпа,  и
любопытство этих зевак сильно нервировало нас и мешало работать, но  когда
мы просмотрели видеозапись, сделанную как бы с того места,  где  находитсЯ
профессор, то увидели, что  все  выглЯдит  очень  внушительно.  Џравда,  и
сделано  это  было  по  профессорскому  уже  написанному  к  тому  времени
сценарию, вернее, по написанной части этого сценариЯ,  и  этот  эпизод  мы
тогда принимали всерьез - ведь мы не знали, что он снова нас надул,  надул
еще раньше, до того, как мы приступили к делу. Ќо Я опЯть забегаю  вперед,
тогда же,  несмотрЯ  на  все  репетиции,  Я  очень  волновалсЯ,  когда  на
следующий день на ходу  пристраивалсЯ  в  уличной  сутолоке  где-то  сзади
профессора: ведь нужно было не только не отстать  от  него  -  нужно  было
настолько точно скоординировать свои движениЯ с его  движениЯми,  чтобы  в
нужный момент (не раньше и не позже) оказатьсЯ рЯдом с ним, и сделать  это
нужно было так, чтобы он до  этого  момента  ни  в  коем  случае  менЯ  не
заметил. „умаю, что он и в самом деле менЯ не заметил, даже не  подозревал
о моем присутствии. ‚озможно, он даже не знал, что это произойдет именно в
тот день, но ведь он сам подсказал нам эту мысль... Ћднако профессор,  как
обычно, величественно и невозмутимо шествовал по проспекту, Я же  довольно
ловко маневрировал среди встречных и невстречных прохожих, оставлЯЯ  между
нами двух-трех человек, чтобы, выйдЯ на угол, оказатьсЯ  как  раз  за  его
спиной. ЊоЯ роль была, пожалуй, самой ответственной,  потому  что  в  этом
спектакле малейшаЯ моЯ неловкость могла стать длЯ нас всех роковой.
   ‡еленый свет загорелсЯ точно к тому моменту, когда профессор  вышел  на
перекресток. Џрофессор шагнул на проезжую часть, и здесь... —ернаЯ машина,
вывернув на бешеной скорости, юзом вылетела из-за поворота  и,  перескочив
правыми колесами через угол тротуара, навернЯка сшибла  бы  и  размолотила
профессора в пух и прах, если бы Я за какую-то ничтожную долю  секунды  не
выдернул его с такой силой, что он отлетел к стенке дома и едва  удержалсЯ
на ногах. ќто был мой шедевр. Ђ автомобиль,  громыхнув  днищем  о  панель,
умчалсЯ, но из него еще успела высунутьсЯ зверскаЯ рожа в темных очках и в
кепке - жаль, если профессор не успел этого заметить. Ќо ведь  ты  же  сам
это предсказал, - ну так вот, получай!
   ’ем не менее  Я  должен  был  сыграть  свою  роль  до  конца,  то  есть
разъЯснить профессору, если он чего-нибудь не понЯл, а потому Я бросилсЯ к
нему, чтобы поддержать его. Џрофессор был немного взволнован, но  старалсЯ
не подавать виду.
   - —то это? - задыхаЯсь, спросил Я. - ‚ы заметили номер?
   - Ќомер был залЯпан грЯзью, - сказал профессор.
   - ќто не случайность, - крикнул Я, - не лихачество.
   Џрофессор пожал плечами.
   - ќто покушение. Ћни хотели вас убить!
   - ‚ы думаете? - оживилсЯ профессор.
   ЊенЯ разозлила его тупость.
   - Љонечно! - крикнул Я. - ‚едь машина ехала прЯмо на вас. …сли бы  менЯ
здесь не было...
   - Ќо вы были, - иронически улыбнулсЯ профессор и перешел улицу.
   ђазочарованный, униженный,  Я  смотрел  ему  вслед.  ‚  этот  момент  Я
по-настоЯщему  ненавидел  его.  „а,  по  оплошности,  то  есть  увлеченные
репетициЯми и предстоЯщим спектаклем, мы в этот день не прослушали запись,
сделанную накануне, а если бы мы ее  прослушали,  мы  бы  просто  отменили
спектакль.
   "„лЯ того, чтобы поставить точки над "i",  длЯ  того,  чтобы  закрепить
впечатление - и  в  этой  излишней  обстоЯтельности  выразилсЯ  недостаток
вкуса,  как  раз  то,  что  иногда  губит  и   очень   хорошо   задуманные
произведениЯ, - понадобились круглые от страха глаза и разинутый  рот,  да
созвездие веснушек на простоватой физиономии. Њожет быть,  две-три  минуты
потребовались бы, чтобы прийти в себЯ и понЯть, в  чем  дело,  но  мальчик
растолковал это в ту же секунду".
   „а, все "созвездие веснушек" пылало на моей  "простоватой"  физиономии,
когда Я слушал этот отрывок, но "недостаток вкуса" мы не без  удовольствиЯ
оставили режиссеру.
   —ерт возьми! —то бы профессору изложить всю историю последовательно,  и
тогда мы бы не затевали этого дурацкого мероприЯтиЯ, но  профессор,  начав
рассказывать эпизод с покушением, ушел по своей манере далеко  в  сторону,
пустилсЯ в  отвлеченные  рассуждениЯ  и  добралсЯ  до  менЯ  только  через
несколько дней, а за это времЯ мы с  профессиональной  оперативностью  уже
успели отрепетировать и исполнить вокруг него наш идиотский танец. Ќадо же
так опозоритьсЯ!
   Џосле этой неудачи мы уже не ломали себе особенно голову над тем, каким
образом профессор предсказывает наши  действиЯ.  Њы  принЯли  за  основную
версию мнение одного социопсихолога  (кстати,  ученика  профессора  и  его
преемника  на  кафедре  социальной  психологии),   который   после   наших
настойчивых уговоров (но, как Я  полагаю,  его  сомнениЯ  были  отнюдь  не
нравственного  порЯдка)  в  конце   концов   согласилсЯ   высказать   свои
соображениЯ относительно этого феномена. Ћн сказал, что  структура  нашего
детерминированного общества  может  породить  очень  небольшое  количество
комбинаций,  причем   довольно   несложных.   Џоэтому   при   определенном
образовании принципиально возможно смоделировать ту или иную  ситуацию,  и
каждаЯ из этих ситуаций, в свою очередь, имеет малое количество тенденций.
’ак что нужно только выбрать доминирующую, и сюжет будет  развиватьсЯ  как
элементарнаЯ логическаЯ задача.  "Љороче  говорЯ,  дедуктивный  метод",  -
сказал он.
   Љонечно, эта теориЯ объЯснЯла далеко не  все  свЯзанные  с  профессором
загадки. Ћткуда, например, бралась та музыка,  котораЯ  времЯ  от  времени
по-прежнему досаждала нам, или как поЯвлЯлись  произведениЯ  профессора  в
печати? Ђ потом, моделирование моделированием, но всевозможные подробности
- ну хоть мои веснушки - откуда они? Ћднако повторЯю, теперь у нас уже  не
было времени ломать себе над этим  голову,  а  кроме  того,  мы,  наконец,
понЯли, что все наши неудачи вовсе не оттого, что он знал наперед все наши
ходы, а оттого, что он не играл. џ  же  говорю,  что  профессор  с  самого
начала выбрал верную позицию. ‚едь  мы  вели  тактическую  игру,  а  какаЯ
тактика  возможна  без  взаимодействиЯ?  ‡ато  его  поведение  можно  было
расценивать как стратегию, но это вообще  была  его  жизненнаЯ  стратегиЯ,
заключающаЯсЯ как раз в том, чтобы не играть. ‚ общем, это была  стратегиЯ
локомотива, идущего по рельсам - попытайтесь-ка с ним  фехтовать.  …сли  у
вас нет средств разворотить рельсы, никакие тактические ухищрениЯ, финты и
обходные маневры вам не помогут.
   € все-таки заводила нашел выход, то есть  именно  средство  разворотить
рельсы.
   - …сли профессор так крепко стоит, - сказал он, -  нужно  разрушить  то
место, на котором он стоит.
   ‘начала мы не понЯли, что он имеет в виду.
   - ’ы имеешь в виду его... "пьедестал"? …го известность? - уточнил Я.  -
ќто не в наших силах: мы не можем боротьсЯ со  свершившимсЯ  фактом.  „аже
отвлечь от него внимание мы не можем. ‘веженький нобелевский лауреат - это
же кормушка длЯ журналистов.
   (Љ этому времени профессору уже присудили Ќобелевскую премию.)
   Ќо заводила только отмахнулсЯ от менЯ.
   - „о сих пор профессор стойко держалсЯ благодарЯ чувству своей правоты,
- продолжал он. - Ќужно лишить  его  этого  чувства.  Ќаоборот,  заставить
почувствовать себЯ виноватым.
   - Љак ты это сделаешь?
   - Ќужно выжечь землю у него под ногами. Ѓуквально выжечь.
   € мы были настолько увлечены этой идеей, что пошли уже на самые крупные
ставки.


   ‘начала ударил гейзер неподалеку от профессорского дома: прорвало трубу
теплосети, и горЯчаЯ вода,  пробившись  сквозь  толщу  земли,  забила  под
давлением  в  шесть  атмосфер  и  в  облаках  пара  захлестнула   тротуар.
Ћбразовалась огромнаЯ, в несколько сот квадратных метров, дымЯщаЯсЯ  лужа.
Ќесколько  дней  жители,  проклинаЯ  районные  власти,  обходили  лужу  по
противоположной стороне улицы, но они еще  не  знали,  что  ожидает  их  в
ближайшем будущем. Ћказалось, что неисправность  нельзЯ  устранить  иначе,
как отключив отопление во всем квартале, но когда это сделали, погас свет.
…го,  правда,  никто  не  отключал.  Џросто  замерзающие  жители  квартала
включили все электроприборы, и на подстанции пробило  щит.  ’огда  голубым
огнем замерцали окна кухонь от горелок и включенных духовок газовых  плит.
Љое-где в незашторенных окнах наблюдалось  лихорадочное  оживление  -  это
жильцы перетаскивали из комнат на кухни матрацы, ватные  одеЯла  и  другое
пригодное длЯ экстренной ночевки барахло.