Ћлег Љорабельников. Њастер по свету

Ћцените этот текст:
Ћлег Љорабельников. Њастер по свету

-----------------------------------------------------------------------
Ђвт.сб. "ЃашнЯ птиц". ‘пЃ., "Ђзбука", 1997.
OCR & spellcheck by HarryFan, 9 November 2000
-----------------------------------------------------------------------

—еловек по имени Ќиколай умирал. Ћн еще не знал об этом, потому что
никто и никогда не знает час своей смерти. Ћ нем говорили просто: еще жив.
’очно такие же слова можно было сказать о любом человеке. ђазница была во
времени. Ќиколаю осталось жить совсем немного.
Ћн лежал в палате и прислушивалсЯ к голосам. Ћдни из них приходили из
коридора, а другие - откуда-то изнутри, словно в голове жили маленькие
человечки и нашептывали что-то тоненькими голосами. …ще была боль. Џорой
казалось, что боль - это тоже человек, женщина, и живет она сама по себе в
его теле, то маленькаЯ, то большаЯ, то огромнаЯ до чрезмерности, и Ќиколай
удивлЯлсЯ: как же она умещаетсЯ внутри и не заполнЯет собой всю комнату.
Џодходила сестра и делала укол. ’огда боль съеживалась и забиралась в
какой-нибудь уголок и нудила оттуда, жаловалась, но уходить не хотела.
ћрий Џетрович пришел на дежурство и стал знакомитьсЯ с больными.
Џодошел он и к Ќиколаю, поздоровалсЯ с ним и взЯл его за руку, словно
желаЯ пожать ее, но на самом деле просто считал пульс. Ћн потрогал живот
ЌиколаЯ. Џальцы его холодили кожу и заставлЯли боль подпрыгивать от
радости.
- Ќу, как дела? - спросил ћрий Џетрович.
- Ѓолит, - сказал Ќиколай и добавил: - ‘ильно болит. € пить хочетсЯ.
- Џить-то тебе нельзЯ. ’ы уж потерпи немного.
Ћн пролистал историю болезни, нахмурилсЯ и снова подошел к Ќиколаю.
Џрисел на краешек кровати и стал прикасатьсЯ к его груди никелированным
диском. Ћт диска шли прозрачные трубочки к ушам ћриЯ Џетровича. „олжно
быть, он тоже хотел услышать, о чем говорЯт маленькие человечки.
- Ќичего, - сказал он. - ‚се будет хорошо. ‡автра будет легче.
ћрий Џетрович не лгал. Ћн знал, что смерть - это и есть облегчение.
‘мерть убивает не только человека, но и боль. Ќаверное, оттого боль так
жаловалась и бесилась. …й тоже не хотелось умирать.
Џотом он подошел к ребенку, лежащему на кроватке позади ЌиколаЯ.
ђебенок был невидим Ќиколаю, но зато было слышно, как кричал он и кашлЯл.
Љашель был особый, он походил на лай охрипшей собачки. Ќиколай не знал,
как зовут ребенка, и не знал даже, мальчик это или девочка. Џорой ему
думалось, что это вообще не человек, а просто собачка.
Љогда он закрывал глаза, из-под одеЯла вылезали маленькие человечки, и
Ќиколай знал, что это те самые - из головы. Ћни были одеты в синие
кафтанчики и вели за собой белую собачку - ростом с мышку. —еловечки
деловито копошились на его груди и втыкали в сердце копьЯ, тонкие и
острые, как иголки. Ћни впивались и разносились с кровью по всему телу.
Ќиколай хотел сбросить этих человечков и размахивал руками, но они
проскальзывали меж пальцев и все кололи, кололи. Ђ сестры говорили: "Ќу
вот, мух ловит больной, психоз".

Ѓоль снова стала расти. Њорфин терЯл силу, он отступал все дальше и
дальше, а боль оттеснЯла его, разбухала, раздувалась, заполнЯла тело, и
Ќиколай уже не мог понЯть, что же осталось от него самого, если боль такаЯ
большаЯ. Ћн поднЯл руку к лицу, и ему показалось, что это не его рука.
’огда он подумал, что эта рука принадлежит боли, и попросил сестру, чтобы
она отрезала руку, но потом решил, что одной руки будет мало, и сказал,
чтобы отрезали все тело. ‚се равно оно чужое.
‘естра сделала укол. Ѓоль втЯнула голову в плечи, а руки и ноги - в
туловище, а само ее тело сделалось маленьким и почти незаметным. Ѓоль
забилась в живот и от страха старалась не дышать.
- Љак вас зовут, доктор? - спросил Ќиколай.
€, услышав имЯ, спросил:
- ‚ы счастливы?
- Ќе знаю. Ђ зачем ты это спрашиваешь?
- ‚ы последний человек, кого Я вижу на ‡емле. џ уплываю, а вы остаетесь
на берегу. € мне все интересно знать. џ говорю не слишком красиво?
- Ќе слишком. ’ы кем работаешь, Ќиколай?
- Њастером по свету. ‚ театре. “ менЯ была хорошаЯ работа.
- Џочему была? “ тебЯ вообще хорошаЯ работа. џ приду к тебе на
спектакль.
- ‘пасибо. Ќо Я умру раньше. ’ам, наверное, тоже нужны мастера по
свету.
- Џожалуй, тот свет и без тебЯ обойдетсЯ.
- ‚ книгах пишут, что перед смертью человек вспоминает всю прожитую
жизнь. Њне кажетсЯ, что это неправда. Џеред смертью человек думает о боли
и еще о самой смерти.
- Њожет быть, ты и прав.
- ђасскажите мне о себе, ћрий Џетрович.
ћрий Џетрович знал, что последнее желание умирающего надо выполнЯть, но
он не любил и не умел рассказывать о себе и сказал коротко:
- „а вот, живу.
…му стало неловко, словно он сам отделил себЯ от умирающего, сушу
назвал сушей, а море морем. Ћтсюда, с берега, он смотрел на ЌиколаЯ и,
хотЯ зрелище чужой смерти было ему знакомо, все равно каждый раз он
чувствовал несправедливость и непоправимость гибели другого человека. €
еще собственное бессилие. ќто было хуже всего.
- ’ы лучше сам расскажи о себе, - сказал он.
- „а вот, жил, - сказал Ќиколай и даже попыталсЯ улыбнутьсЯ. - џ не
боюсь умирать. ’олько отгоните этих человечков, они совсем распустились.
- џ попробую, - сказал ћрий Џетрович, - но боюсь, что это у менЯ не
выйдет.
- ‚ы знаете, однажды они принесли мне книгу и заставили читать.
Џочему-то это были "Ћтцы и дети" ’ургенева. џ читал ее последний раз в
школе, а пришлось перечитывать заново. ѓлаза закрываю, а она еще Яснее.
‘трока за строкой, так и прочитал за ночь. ќто очень мучительно. ‘кажите,
так бывает со всеми?
- Ѓывает и такое.
- џ помню и сейчас последние строки: "Љакое бы страстное, грешное,
бунтующее сердце ни скрылось в могиле, цветы, растущие на ней, безмЯтежно
глЯдЯт на нас своими невинными глазами; не об одном вечном спокойствии
говорЯт они, они говорЯт также о вечном примирении и о жизни
бесконечной..." Ќо сам Я не верю этому. Ђ вот сегоднЯ они бросают в менЯ
копьЯ. € все в сердце. Ћчень больно. € голова кружитсЯ. Ћдна кружитсЯ, а
другаЯ...
- Ќиколай! - громко сказал ћрий Џетрович. - Ќиколай!
Ћн сжал его запЯстье, пытаЯсь найти пульс.
- ЃрадикардиЯ... Њаску! Ђтропин!
—ерез красную резиновую маску он вдыхал в легкие ЌиколаЯ свой воздух, а
руками нажимал на грудь. ‘естра вводила в вену прозрачные растворы и времЯ
от времени прислонЯла фонендоскоп к ребрам ЌиколаЯ, слушала.
Ќиколай не видел ни сестер, суетЯщихсЯ рЯдом, ни врача, нажимающего на
его грудь, словно бы изгонЯющего смерть из тела. ‚ это времЯ он летел по
черной суживающейсЯ воронке, и не было сил вырватьсЯ оттуда, и не было
времени, чтобы понЯть - в конце ждет смерть.
Ќо впереди засветилось, воронка расширилась, и его вынесло в светлую
комнату. „вижение замедлилось, Ќиколай открыл глаза и увидел ћриЯ
Џетровича, склонившегосЯ над ним. ‹ицо у него было потное, волосы прилипли
ко лбу.
- —то ты чувствовал? - спросил ћрий Џетрович.
- џ летал, - сказал Ќиколай. - € знаете, о чем Я подумал? —то смерть не
приходит к нам сама, а люди летЯт ей навстречу.
- ’ы не думай об этом. “ тебЯ еще крыльЯ коротки, чтобы так летать.
€ потом добавил:
- ’ы молодец, Ќиколай. ’ы здорово борешьсЯ. „о последнего.
- ќто не Я. џ просто лежу и смотрю, как что-то умирает во мне. Ђ Я -
посторонний, глЯжу, как в театре. Љогда на сцене кто-нибудь умирает, Я
освещаю его прожектором, Ярко, а потом медленно увожу луч в сторону и
человек остаетсЯ в темноте, но не сразу, а постепенно. ’ак и сейчас: Я
просто глЯжу, как свет покидает мое тело.
- ‚ театре только игра, а здесь...
- ‚ театре тоже настоЯщее. Љогда актер умирает, Я верю в его смерть.
€наче это уже не театр... “ менЯ работа очень важнаЯ. џ окрашиваю жизнь во
все цвета. Ћт моей воли зависит: быть миру розовым или фиолетовым. € кого
высветить в первую очередь, а кого - только краешком луча.
- ’ы почти что Ѓог. Ќе считаЯ режиссера.
- „а, и того, кто придумал все это. €ногда Я спрашиваю себЯ: кто
придумал менЯ, кто освещает менЯ, кто заставлЯет менЯ жить так, а не
иначе.
- Ќу и что?
- Ќичего. ’ак ничего и не придумал. ‚ Ѓога Я не верю. € в бессмертие
тоже. џ просто уйду со сцены, а за кулисами - ничего.
- ’ы хороший мастер по свету, Ќиколай, но плохой актер. ‡а кулисами
тоже мир, только другой.
- Ќе все ли равно. ‚едь только на сцене Я - это Я, а в костюмерной -
просто манекен, который можно нарЯдить в любую одежду и заставить жить
любой жизнью.
- ’ы веришь в судьбу?
- џ верю в то, что жизнь одна. ќто как роль, плохаЯ или хорошаЯ, но
единственнаЯ.
- ‡начит, от тебЯ самого не зависит, какую роль ты будешь играть?
‡начит, все от воли режиссера?
- Ќе совсем. џ могу порой отсебЯтину, но в пределах. Џолоний не может
превратитьсЯ в ѓамлета прЯмо на сцене.
- —то-то мы с тобой, Ќиколай, зашли неизвестно куда. ’ы о себе
расскажи. Ћ жизни своей, о жене, ну вообще...
- „а что рассказывать. ‚оспоминание - это продление жизни. џ не хочу
продлевать ее, Я уже распрощалсЯ с ней. Ђ теперь и с вами. ‚ы длЯ менЯ -
последний краешек берега...
Ќиколай замолчал и закрыл глаза. ћрий Џетрович сидел на стуле рЯдом с
ним и времЯ от времени брал его запЯстье и считал пульс. Ћн знал, что
когда-нибудь и он сам будет стоЯть на неразличимой кромке берега, медленно
и неотвратимо уходЯ в воду. Ћн знал и не боЯлсЯ этого. Ђ пока он был
спасателем, он стоЯл на сухом песке, бросал легкие пробковые бублики и
протЯгивал руки, кидал веревку и подбадривал, как умел, тех, кто уходит.
Ћн всматривалсЯ в лицо ЌиколаЯ, в его закрытые веки, заострившийсЯ нос,
сухие губы. Ћн прислушивалсЯ к его дыханию, ощущал под пальцами биение
пульса и пыталсЯ представить себЯ на его месте. ‚ыходило надуманно и
неубедительно.
Ђ в это времЯ к Ќиколаю опЯть пришли маленькие человечки. Ћни
карабкались к нему на грудь, один за другим, все больше и больше, молча и
настойчиво. “же не оставалось места, а они все шли и шли, и тЯжесть их все
сильнее и сильнее сдавливала грудь, не давала дышать, заставлЯла сердце
битьсЯ реже и слабее.
€, словно предчувствуЯ конец, заголосила боль, заплакала, заметалась по
всему телу, ища выход.
€, как в театре, погас свет, и Ќиколай окончательно оторвалсЯ от суши и
поплыл, быстрее и быстрее, по суживающемусЯ пространству, не имеющему ни
цвета, ни запаха, ни конца, ни начала, не оглЯдываЯсь, дальше и дальше.
Last-modified: Fri, 10 Nov 2000 21:34:42 GMT
Ћцените этот текст: