нно покорно согласилсЯ ‚алк, и почти тотчас у  џгич
мелькнула страннаЯ мысль о робости, котораЯ порою делает человека  ненужно
желчным. ‚от как ее, к примеру, с минуту назад.
   ‚алк долго и напрЯженно всматривалсЯ  в  лицо  Ђльберта.  “  него  были
странные глаза, у ‚алка, - это были глаза времени,  которое  остановилось,
это были глаза времени, длЯ которого нет ни прошлого, ни  будущего.  џгич,
оставаЯсь за экраном, смотрела в эти глаза, которые видели  не  только  ту
часть мира, что была слева, справа и впереди, но и  ту,  что  простиралась
сзади, и от этого чудовищного ощущениЯ всеобъемлемости лихорадило ее,  как
в страхе. "ЋтвернутьсЯ, отвернутьсЯ!"  -  приказывала  она  себе,  но  чем
категоричнее были приказы, тем упорнее было  сопротивление.  €  вдруг  она
почувствовала, что эти глаза, огромные глаза времени, обращены на нее. ќто
продолжалось не дольше секунды, экран немедленно погас, но  и  после  того
она  еще  долго  ощущала  себЯ  крошечной  и  пульсирующей,  как   звезда,
подвешеннаЯ в черном небе космоса.
   ‡атем,  когда  это  ощущение  прошло,  ею  овладело  тЯгостное  чувство
неловкости, тем более тЯгостное, что поразительно напоминало  то,  которое
бывает у человека, невзначай  подсмотревшего  чужую  тайну.  …й  почему-то
захотелось непременно объЯснитьсЯ с ‚алком и убедить его, что она ни в чем
не виновата, что все получилось само собой,  что  она  случайно  оказалась
свидетельницей ’ЋѓЋ. Ћна так и говорила  про  себЯ  -  ’Ћ,  как  о  чем-то
безликом, у чего нет и не может быть имени.
   ‘пустЯ шесть часов ‚алк позвонил, и теперь, уже не мешкаЯ, она взЯла  в
рамку Ђльберта. Џрофессор внимательно осматривал пациента,  трижды  просил
дать крупным - самым крупным - планом глаза и ноздри, но в общем  это  был
тривиальный профессорский осмотр. ’олько к концу сеанса,  когда,  несмотрЯ
на усиление магнитного  полЯ,  энцефалограммы  оставались  неизменными,  у
‚алка  в  глазах  на  мгновение  поЯвилось  ’Ћ.  Ќо  через  минуту  криваЯ
альфа-ритма стала Явно  круче,  и  он  улыбнулсЯ.  џгич,  невидимаЯ,  тоже
улыбнулась: щемЯщее чувство беспредельного, едва забрезжив, погасло в ней.
   ’ридцатого июлЯ в семнадцать двадцать приборы  зарегистрировали  полное
пробуждение  Ђльберта,  хотЯ  глаза  его  оставались   закрытыми.   Ћшибка
профессора ‚алка составила 4-20 минут.
   ‚алк сидел на стуле, слева от  койки,  уложив  расправленные  кисти  на
колени. џгич стоЯла у западной стены, прижимаЯсь к ней спиной и  открытыми
ладонЯми вытЯнутых до отказа рук. ‚алк напомнил ей, что можно  бы  принЯть
более удобную позу; она улыбнулась, кивнула головой - да, профессор, -  но
позу не переменила.
   —ерез десЯть минут Ђльберт открыл глаза - открыл после того,  как  ‚алк
сказал ему:
   - Ђльберт, ты уже проснулсЯ.
   €юльское солнце, даже вечернее, было невыносимо Ярким. Ђльберт зажмурил
глаза. Ќе дожидаЯсь сигнала,  џгич  торопливо  нажала  кнопку  -  дымчатый
светофильтр  обложил  западную  и  южную   стены,   восточнаЯ   оставалась
свободной, но палата погрузилась в поздние июльские сумерки, когда у  неба
остаетсЯ одна краска - синЯЯ с чернотой.


   - Ќорма, - сказал ‚алк. - Њожешь открыть глаза. ’ы хорошо менЯ слышишь?
   Ђльберт прикрыл веки: да, слышу.
   - ’ы помнишь, что с тобой произошло?
   Ђльберт задумалсЯ, глаза его беспокойно шарили  по  дымчатой  стене  и,
наконец, остановились на синем диске солнца.
   - ‚зрыв. ‚ лаборатории, - прошептал он.
   - ’ы помнишь еще что-нибудь? - ѓолос ‚алка был звонок и чист, как голос
шефа, отдающего приказы по селектору.
   Ђльберт молчал, глаза его уже не бегали по стене - они были прикованы к
синему солнцу. ЋгромнаЯ, как на центрифуге, сила прижимала џгич к стене, и
она  чувствовала  себЯ  тЯжелой  и  расплющенной,  словно  стальной  брус,
схваченный гигантским магнитом.
   ‚алк ждал. Љисти его до-прежнему лежали на коленЯх, бесстрастные, как у
ђамзеса II в дубийском камне.
   - Ќет, больше ничего.
   ’ак, кивнул профессор и, подавшись вперед,  оживил,  наконец,  каменные
кисти фараона:
   - Ђльберт, у тебЯ повреждены руки. „а, обе руки,  серьезно.  Ќет,  нет,
сын,  ничего  катастрофического  -  тебе  сделали  операцию,   ты   будешь
работать... ты будешь  работать,  как  прежде.  Ђ  это  твой  доктор,  наш
ординатор Љора џгич.  ‘ейчас  она  немного  взволнована.  Љак  это  писали
беллетристы в прошлом  веке,  когда  героинЯ  обращала  на  путь  трудовой
доблести своего возлюбленного, дотоле бездельника и лоботрЯса? "Ќа  глазах
у нее стоЯли слезы, но это были слезы радости, слезы большого счастьЯ".
   - €звините, профессор, - неожиданно возразила џгич,  -  но  в  середине
прошлого века так уже не писали. ‚о всЯком случае, те, кто так писал,  уже
тогда не считались беллетристами.
   Ђльберт улыбнулсЯ, а ‚алк поспешно запротестовал:
   - Љоллега, вы украшаете историю. Ђ это непростительный грех! “ майЯ, вы
помните работы Љнорозова, историков,  уличенных  в  фальсификации,  карали
смертью. Ѓоюсь, мне придетсЯ быть не в меру  жестоким,  хотЯ  мне  понЯтно
ваше стремление говорить о предках только хорошо. Ќо  мы  не  имеем  права
забывать,  коллега:  правда  -  это  информациЯ  о  мире   действительном,
реальном; ложь - информациЯ о мире вымышленном. ‹ожь в истории и философии
- классический инвариант религии.
   - ‘даюсь, профессор, - решительно объЯвила џгич. - џ привыкла  к  своей
голове, и мне было бы неуютно без нее. Љак вам... без вашей.
   ‚алк сощурил глаза. ‚прочем, возможно, это только показалось ей, что он
сощурил глаза. Ќо в лаборатории, когда они остались наедине, она сказала:
   - Ђ ведь у майЯ вам бы не сносить головы, профессор!
   € ‚алк опЯть сощурил  глаза,  бросаЯ  слова  отрывисто,  как  всегда  в
раздражении:
   - ќто разные вещи, доктор! џ не лгал своему сыну, Я  не,  оберегал  его
душевный покой. џ не говорил ему об  ампутации  и  пересадке,  потому  что
этого  требовала  чистота  эксперимента.  …го  сознание  не  должно   быть
порабощено мыслью, что две теперешние руки его принадлежали прежде другому
человеку.
   - Ќо как вы скроете это от него? ‚едь он  увидит  их,  когда  придет...
если придет... времЯ действовать ими.
   - “видит не раньше, чем это позволю ему Я: он будет носить  пластиковые
чехлы на поврежденных руках ровно столько, сколько понадобитсЯ.  €мейте  в
виду, доктор: на поврежденных, а не трансплантированных!
   ‡драво говорЯ, логика профессора ‚алка  была  безукоризненной  с  любой
точки зрениЯ: чем меньше больной знает о своей болезни, тем лучше длЯ него
же; чем полнее неведение объекта эксперимента, тем чище эксперимент. ‚ чем
же дело? Џочему же ее, џгич, не покидает отвратительное чувство вины? ‚едь
всем хорошо: и больному, и эксперименту, и ‚алку, и науке. Ќо если бы  все
они - и больной, и эксперимент, и ‚алк - знали, как трудно ей  смотреть  в
глаза Ђльберту! Љак одолевает ее желание рассказать ему всю правду,  чтобы
устранить  это  оскорбительное...  Ђх,  вот  оно  наконец:  оскорбительное
чувство  подопытности!  Ћскорбительное  и  унизительное!  •отЯ  какое  же,
собственно, чувство подопытности может томить его, если именно  он  ничего
не  знает?  ‚едь  Ђльберт  прЯмо  сказал,  что  ничего,  кроме  взрыва   в
лаборатории, не помнит.
   Ќо это теперь. •орошо, теперь так: он ничего не помнит.  Ќу,  а  потом?
—то будет  потом,  когда  он  узнает  всю  правду?  —то  она  скажет  ему?
"Џрофессор приказал мне считать вас кроликом, и Я не могла ослушатьсЯ"? Ќо
это же вздор! “ нее есть своЯ волЯ, у нее должны быть свои убеждениЯ.  ‚от
именно - свои.
   „линнейшаЯ цепь ассоциаций и силлогизмов увела џгич в то далекое времЯ,
когда людЯм казалось, что  неограниченное  право  на  убеждениЯ  и  личнаЯ
реализациЯ этого права - само собою разумеющийсЯ  двуединый  комплекс.  Ќо
как они заблуждались! Ћни и не подозревали, какого мужества, какой Ясности
мысли требует оно  постоЯнно  от  человека,  это  право.  ‚сеобщее  право,
которое стало, по существу, всеобщей обЯзанностью.
   ЏЯтый  пункт  только  что  опубликованного  кодекса  медицинской  этики
предписывал ординатору џгич отказатьсЯ от работы над проблемой, изначально
или в процессе разрешениЯ пришедшей  в  конфликт  с  ее  убеждениЯми.  „лЯ
сложных случаев существовал детектор подавленных реакций, но практически к
нему  не  прибегали:  самостоЯтельное  разрешение  внутреннего   конфликта
считалось не  только  целью,  но  и  важнейшим  средством  самовоспитаниЯ,
основанного на самопознании.
   ђазумеетсЯ,  џгич  могла  откровенно  рассказать  обо  всем   ‚алку   и
потребовать у него, как шефа, помощи в разрешении конфликта. Ќо  ведь  это
был  путь,  этически  допустимый  при  одном  существенном  условии:   она
противопоставлЯет  объективным  тезисам   ‚алка   такие   же   объективные
антитезисы, а не субъективную лирику взволнованной девушки, по имени Љора,
Љора џгич.
   Ћсобенно  скверно  бывало  к  вечеру.  ‚озможно,  это  было  просто  от
усталости, а может, от мЯгких красок заката, когда хочетсЯ, чтобы все было
хорошо. Џо-настоЯщему хорошо - без обмана или забвениЯ. Ќо так  или  иначе
вечерами она не могла смотреть в глаза Ђльберта - настежь открытые  глаза,
не помутненные настороженностью и недоверием.
   Ќа третий день утром ‚алк внезапно напомнил ей о пЯтом пункте  кодекса.
џгич побледнела. ‚алк отвернулсЯ, отвернулсЯ демонстративно,  не  скрываЯ,
что дает ей просто передышку.
   ’еперь уже  нельзЯ  было  не  ответить.  ’еперь  непременно  надо  было
ответить. Ќо как? џгич лихорадочно перебирала варианты:  сказать,  что  он
заблуждаетсЯ, что пЯтый пункт ни при чем? Ђ детектор? ‚от как! ‡начит, она
боитсЯ только детектора, а не будь его... Ќет, нет, это не ее  мысль,  чьЯ
угодно, только не ее! Њожет, просить о помощи? Ќо разве она уже  исчерпала
себЯ, разве она не властна над собой? Ќет, она не исчерпала  себЯ,  но  ее
одолевают сомнениЯ. Ќо разве нельзЯ работать сомневаЯсь?
   - Ќет, - очень спокойно произнес ‚алк, и она опЯть  увидела  эти  чужие
глаза - глаза времени. - Ќет. Њы лечим не роботов, а людей.  ‚аш  скепсис,
или, если предпочитаете, неполнаЯ  вера,  заражает  пациента.  Ђ  пациент,
вспомните латынь, - это страдающий. ’ак вправе ли мы еще  увеличивать  его
страданиЯ?
   ќто был не вопрос, это  был  категорический  ответ,  хотЯ  ‚алк  ни  на
пол-октавы не повысил голоса.
   Ђ муки здоровых, мелькнуло у нее, увеличивать муки здоровых можно?
   - “ постели больного  врач  не  думает  о  себе.  Ћн  думает  только  о
пациенте, о страждущем, иначе он не врач. - ‚алк неожиданно  улыбнулсЯ.  -
Љстати, доктор, Я не телепат, по логика и опыт бывают так же беззастенчиво
проницательны, как телепатиЯ.
   „а, все это так, все это она уже тысЯчу раз слышала на его  же,  ‚алка,
лекциЯх. Ќо что же отсюда следует - что она должна уйти? Ќо  ведь  она  не
может уйти, как он не понимает!
   ‘клонившись над анестезиометром, ‚алк пристально рассматривал контакты.
€зредка он покачивал головой, и у џгич поЯвлЯлось  нелепое  ощущение,  что
это  он  отвечает  ей,  так  синхронны  были  эти  его   движениЯ   и   ее
силлогистические циклы.
   ’рижды ока возвращалась к его аргументу: "џ не оберегал душевный  покой
своего сына, Я не говорил ему об ампутации и пересадке  потому  лишь,  что
этого требовала чистота эксперимента", - и трижды  опускала  его:  в  этом
аргументе  была  только  видимость  пренебрежениЯ  к  больному,  вызваннаЯ
смущением логического акцента.
   ‡начит, истинным побуждением его была забота  о  сыне?  ‡начит,  именно
она, шокированнаЯ мнимой попранностью человеческого достоинства  Ђльберта,
норовит восстановить это достоинство ценой огромного бремени, возложенного
опЯть-таки на него, Ђльберта?  Ђ  она...  она  таким  путем  избавитсЯ  от
внутренней  смуты?  ‘тало  быть,  она  заботитсЯ  о  себе,   стало   быть,
элементарный эгоизм...
   - Ќе тираньте себЯ, џгич, -  ‚алк  резко,  по-юношески  выпрЯмилсЯ  над
анестезиометром,  который  только  что  был  ему  прикрытием.  -   ‹огика,
избыточно окрашеннаЯ эмоциЯми, коварна. Ќе эгоизм управлЯл  вами.  ќто  не
эгоизм, когда человек ставит себЯ  на  место  другого,  чтобы  понЯть  его
страданиЯ. Ќо это может стать эгоизмом, если руководствоватьсЯ не логикой,
а  исключительно  заботами  о   безупречности   своей   совести.   ‘кажите
пораженному  инфарктом,  что  он  обречен,  и  он  поверит  вам,  хотЯ  не
исключено, что он мог бы остатьсЯ в живых. Ќо вы сказали ему  правду  -  и
совесть ваша чиста. Ќе так ли?
   Ќет, хотелось крикнуть џгич, не так! ќто  все  разное:  здесь  лечение,
только лечение, а  там  -  эксперимент,  помимо  воли  человека,  без  его
согласиЯ! Љак он не понимает, что эксперимент над человеком без его ведома
- насилие! ‚едь это Ясно как день, и она докажет...
   - ‡рЯ трудитесь, доктор, - ‚алк глЯдел  на  нее  в  упор,  будто  хотел
высмотреть то, что так долго оставалось незамеченным, -  никакого  насилиЯ
нет: мой  сын  доверЯет  мне  сполна,  и  карт-бланш  он  выдаст  мне  без
колебаний. Ќо кому нужно это жеманничанье с совестью?  ђазве  не  понЯтно,
что в этот чистый бланк Я все равно вынужден вписать то, что  до  поры  до
времени должно остатьсЯ неизвестным тому, кто подписал его?  Љарт-бланш  -
это всего лишь доверие ко мне или к вам, а не санкциЯ  конкретного  нашего
действиЯ. “знать же конкретно волю Ђльберта и  при  этом  оставить  его  в
неведении,  которого  требует  наука,  невозможно.  €ли  -  или,  џгич,  а
совмещать такие ЯвлениЯ не  дано  никому.  „аже  богу,  который,  подчинив
вселенную твердым и неизменным законам, сам стал рЯдовым гражданином  этой
вселенной. ѓражданин ѓосподь! ѓражданин ‚севышний! ѓражданин ‚седержитель!
   ‡акончив монолог, ‚алк расхохоталсЯ и, хлопаЯ џгич по  плечу,  требовал
оваций по поводу своей поэтической находки.
   „осаднее всего, что и она, џгич, заразилась этим хохотом, который мешал
ей  сосредоточитьсЯ,  мешал  продвинуть  мысль  в   направлении,   уже   в
предчувствии сулившем Ясное, твердое  решение.  Ќо  самое  нелепое  пришло
потом, когда ‚алк вдруг утих, а она все еще не могла прийти в  себЯ,  хотЯ
он  ждал  ее  умиротворениЯ  с  тем  демонстративным  терпением,   которое
красноречивее всЯкого откровенного нетерпениЯ.
   € только вечером, по пути домой, перебираЯ в памЯти весь эпизод, она  с
удивлением обнаружила, что ничего нелепого в хохоте ее не было, потому что
смеЯлась она вовсе не "поэтической находке" ‚алка,  а  тому  превосходному
ощущению легкости и раскованности мысли, которое вмиг  нахлынуло  на  нее.
Ћно было так неожиданно, что сразу она и не узнала его, но оно уже пришло,
пришло еще задолго до того, как ‚алк сказал ей:
   - Џожалуй, пЯтый пункт теперь не к делу. Ќе так ли?
   „а, теперь это было именно так  и  нисколько,  ни  чуточку  иначе:  она
смотрела на проблему глазами ‚алка, но отныне это были  и  ее  глаза.  ‘ам
‚алк, правда, говорил об этом иначе. Ћн говорил, что  истинной  вере  -  а
истинной он считал только  пережитую  веру  -  почти  всегда  предшествуют
нравственные  кризисы,  в  которых  высвобождаетсЯ   грандиознаЯ   энергиЯ
обновлениЯ человека.
   Ђльберт прежде других заметил перемену в ее настроении.
   - „октор, - сказал он, - Я завидую больному, которого вы лечите.
   ќто была вполне респектабельнаЯ шутка, но потому, что он,  ее  пациент,
первый заговорил вслух о ее радужном настроении, она смутилась  и,  вместо
того чтобы тотчас согласитьсЯ -  да,  Ђльберт,  у  менЯ  сегоднЯ  отличное
настроение! - зачем-то стала  доказывать,  что  у  нее  всегда  прекрасное
настроение, но лишь сегоднЯ он впервые обратил на это внимание.
   - Ќаверное, - сказал Ђльберт,  улыбаЯсь,  и  от  этого  его  полнейшего
непротивлениЯ  она  вконец  запуталась  и  принЯлась  лепетать   о   неких
жизнерадостных  молодых  людЯх,  которые  готовы  выжимать  юмор  даже  из
стеклобетона.
   - €з стеклобетона, - очень  серьезно  заметил  Ђльберт,  -  трудно,  но
можно. ’ворческим усилием - только очень пахнуть будет. Ђ юмор  с  каплЯми
честного пота на носу - тоже юмор, но не тот, который нам нужен.
   - ‹адно, - рассмеЯлась џгич, -  сдаюсь,  вы  угадали:  у  менЯ  сегоднЯ
чудесное настроение. Ђ у вас?
   Ђльберт вздохнул, тЯжело, по-стариковски, и вдруг принЯлсЯ рассказывать
забавную, "очень забавную, доктор, историю":
   - ѓода три назад Я лежал в клинике. Ѓыл у менЯ ожог. ‚ соседней  палате
лежал старик. ‘тарик обварил себе ноги. •орошо обварил. Ѓыло  старику  сто
одиннадцать лет. "Њолодой человек, - говорил мне три  раза  на  день  этот
старик, - если бы Я умер на год раньше, у менЯ были бы совсем новые ноги".
“важаемый отец, отвечал Я ему три раза на день, по-моему, это очень обидно
- умирать с совсем новыми ногами. "‚ы глубоко ошибаетесь, молодой человек,
- восклицал старик, - мои новые ноги могли бы через пЯть  лет  кому-нибудь
пригодитьсЯ". Џо утрам к этому старику с уже  не  новыми  ногами  приходил
доктор, выстукивал его, выслушивал и делал какие-то  заметки  в  блокноте.
„октор  этот  любил  писать,  а  старику  не  терпелось  узнать  последние
известиЯ. Ќо все-таки он ждал, и, едва доктор кончал свое свЯщеннодейство,
старик,  лучезарно  улыбаЯсь,  заглЯдывал  ему  в  лицо  и  заговорщически
спрашивал: "Ќу, доктор, как Я себЯ  чувствую?"  ‘тарик  уверЯл  менЯ,  что
помнит, как самолеты сбрасывали на людей бомбы. ‘тарик еще жив,  его  ноги
понадобились ему самому.
   - ‡абавнаЯ историЯ, - согласилась џгич, - но мораль, признаюсь, не Ясна
мне.
   - Њораль? - повторил Ђльберт, и не было в его голосе ни  удивлениЯ,  ни
досады. - Њои руки уже никому не пригодЯтсЯ. € еще:  "Ќу,  доктор,  как  Я
себЯ чувствую?"
   - “ вас отличное самочувствие, Ђльберт, - воскликнула џгич, может быть,
чуть-чуть громче, чем следовало бы.
   - Ђ что Я делал целый месЯц, доктор?
   џгич силилась сохранить непринужденность доктора-оптимиста, но, видимо,
она перестаралась, и получилась отвратнаЯ интонациЯ хорошенькой  девчушки,
разыгрывающей легкомыслие:
   - Ђх, поверхностнаЯ летаргиЯ.
   - ‡ачем?
   - Џрофессор так многих лечит. ќто дает хорошие результаты.
   џгич уверенно улыбалась, и даже понадобись ей сейчас убрать эту  улыбку
- она была бы бессильна:  тугие  резиновые  колки  прочно  фиксировали  ее
растЯнутые губы. ‚от только глаза... ‚прочем, и глаза вроде бы ничего;  во
всЯком случае, она безошибочно уловила мгновение, когда  зрачки  Ђльберта,
нацеленные в ее глаза, расширились, освобожденные от недовериЯ и тЯгостных
догадок.
   - •орошо, - сказал Ђльберт, - но у менЯ, понимаете, как бы это  поЯснее
выразить, странные ощущениЯ - вроде бы мои руки, которые Я  вижу,  длиннее
тех,  которые  Я  чувствую.  ‚  общем,  когда  Я  открываю  глаза,   кисти
оказываютсЯ дальше того места, где Я рассчитывал их увидеть.
   ‚се еще улыбаЯсь, џгич пожала плечами:
   - Ќо в этом ничего особенного нет. „аже  у  здоровых  людей  изменЯетсЯ
пространственное восприЯтие своего тела:  иногда  руки  представлЯютсЯ  им
непомерно длинными, иногда, напротив, Явно укороченными. Џеречитайте  "‘он
д'Ђламбера".  €  обратите  внимание:  это  восемнадцатый  век.  Њы  многое
забываем.
   - ‡начит, порЯдок, доктор:  в  Њадриде  полночь,  испанцы  могут  спать
спокойно.
   ‹ицо Ђльберта было безмЯтежно, но џгич никак  не  могла  отделатьсЯ  от
тЯгостного ощущениЯ незавершенности - не то надо бы сказать еще что-то, не
то сделать. ‚ыходЯ из палаты, она чувствовала на себе взглЯд  Ђльберта,  и
внезапно они сомкнулись, эти два ощущениЯ - незавершенности и чужих  глаз.
’еперь все стало на место: она не вполне убедила  Ђльберта,  и  ущемленнаЯ
его вера индуцировала в ней тЯгостное ощущение незаконченности.
   Ћна долго колебалась, прежде чем решилась рассказать об этом ‚алку.  Ќо
‚алк, сверх всЯких ожиданий, принЯл ее сообщение без эмоций:
   - Ѓольные, доктор, всегда немножечко не доверЯют врачам. Џолное доверие
бывает только у людей, не знающих недомоганий. Ќо им не нужен врач.
   - Ћднако профессору ‚алку его пациенты верЯт сполна.
   -  „а,  вкупе  с  профессором  они  внушают   себе,   что   верЯт   ему
безоговорочно.  Љак  видите,  пЯтый  пункт  установлен   не   безнадежными
кретинами.
   џгич правильно понЯла ‚алка: теперь она  вкупе  с  ним  должна  внушить
себе, что ей пациент верит тоже безоговорочно. ђазумеетсЯ, это выходило за
пределы пЯтого пункта, но, в сущности, именно  это  -  абсолютное  доверие
больного к врачу - было его конечной целью.
   “же  к  исходу  первой  недели  она  почувствовала  ту   восхитительную
твердость, которую дает полное слиЯние прежде инородной, рациональной воли
с физическим "Я". „вижениЯ ее стали замедленными, походка неторопливой, и,
самое удивительное, она постоЯнно улыбалась.  ’очнее,  это  была  даже  не
улыбка, а некаЯ постоЯннаЯ готовность улыбнутьсЯ, и Ђльберт однажды  прЯмо
сказал ей:
   - ‚ы все времЯ сдерживаете улыбку. ‡ачем?
   „а, он был прав: у нее действительно не проходило ощущение  внутреннего
притормаживаниЯ, но ощущение совершенно бесспорное - настолько бесспорное,
что не было нужды проверЯть его целесообразность.
   ‚о всем этом была, однако, и неприЯтнаЯ сторона:  уверившись  в  полном
благополучии, Ђльберт стал крайне нетерпелив. Ђгрессивно нетерпелив.  •отЯ
ему предписана была полнаЯ неподвижность, он чересчур часто,  пусть  и  не
всегда предумышленно, пыталсЯ переменить положение своего  тела.  „обитьсЯ
успеха в этом он все равно не мог бы: тело его было четко  фиксировано  на
койке, - но чрезмерные мышечные усилиЯ его были далеко не безопасны.
   - Ђльберт, - по пЯти раз на день увещевала  его  џгич,  -  вы  ведь  не
ребенок. ‚озьмите себЯ в руки.
   Љстати,  в  первый  раз,  прежде  чем  произнести  это   метафорическое
"возьмите себЯ в руки", она запнулась.  ‡аметил  ли  ее  заминку  Ђльберт?
Џожалуй, нет. ‚о  всЯком  случае,  она  предпочла  твердо  держатьсЯ  этой
версии.
   ‚ присутствии ‚алка  Ђльберт  был  много  сдержаннее.  Ќо  трудно  было
решить, что интенсивнее  здесь  сказываетсЯ  -  авторитет  профессора  или
авторитет отца. ‘ам же ‚алк ни разу не дал понЯть, что допускает  мысль  о
каком-то ином поведении Ђльберта. „аже после того как Ђльберт без обинЯков
заЯвил, что ему надоела эта матрацнаЯ тюрьма, ‚алк  по-прежнему  вел  себЯ
так, будто реакции пациента остаютсЯ неизменными.
   ‘пустЯ несколько дней џгич с  удивлением  обнаружила,  что  ведет  себЯ
точно  так  же,  как  ‚алк.  ’очнее,  удивилась  не  столько   тому,   что
воспроизвела линию своего  шефа,  сколько  тому,  что  все  это  сложилось
спонтанно, без заданности волевого усилиЯ и цели.
   Ќо самое поразительное было то, что  это  свое  уподобление  ‚алку  она
обнаружила ранее всего через Ђльберта, обнаружила  в  ту  среду,  вечером,
когда он призналсЯ ей:
   - ‚здор, но едва приходите вы - поЯвлЯетсЯ отец. ‚опреки очевидности  Я
отчетливо ощущаю его присутствие.
   Ћткровенно говорЯ,  она  была  изумлена  не  менее  самого  Ђльберта  и
все-таки принЯлась зачем-то убеждать его, что  в  общем-то  это  банальный
психологический эффект, основанный на мощных ассоциациЯх. Ќо  Ђльберта  не
удовлетворЯло  такое  толкование,  он  утверждал,  что  речь  идет  не  об
ассоциативных  представлениЯх,   а   об   эффекте   присутствиЯ   заведомо
отсутствующего человека.
   ‚прочем, какое бы объЯснение ни давали этому џгич и  ее  пациент,  одно
оставалось несомненным - беспокойство уже не  томило  Ђльберта  с  прежней
силой, и он терпеливо подчинЯлсЯ установленному длЯ него режиму.
   Џриживление  конечностей  пока  протекало  без  эксцессов.  Ќо  ‚алк  с
тревогой ждал двадцатого днЯ - счет днЯм он вел от пробуждениЯ Ђльберта.
   Џроизошла страннаЯ метаморфоза: то ли неведение было тому причиной,  то
ли меньший диапазон воображениЯ,  то  ли  какой-то  мощный  энергетический
зарЯд, фантастически индуцированный в ней, однако џгич  Явственно  ощущала
превосходство своей воли в эти дни. ‚нешне ‚алк  ничем  не  выдавал  своих
тревог,  но,  когда  она  походЯ  заметила,   что   глубоко   убеждена   в
благополучном исходе, ‚алк поднЯл на нее глаза, потрЯсающе добрые глаза, и
очень тихо поправил:
   - Ќе убеждены, а уверены. “верены, џгич. ‘пасибо.
   ‚ ночь накануне  двадцатого  днЯ  ‚алк  не  ложилсЯ.  Ћн  отказалсЯ  от
первоначального  намерениЯ  остатьсЯ  на  ночь  в  клинике,  но  при  этом
заставить себЯ еще и спать, будто все ординарно, как вчера, или позавчера,
или пЯтью ночами раньше, ‚алк не Њог.
   џгич позвонила в четыре пЯтнадцать. Ћборвав запись на  полуслове,  ‚алк
рванулсЯ к видеотелефону. Џередатчик был  включен,  и  она,  должно  быть,
заметила этот его импульсивный рывок, который случаетсЯ у людей, проведших
ночь  в  напрЯженном  ожидании.  ќто  было  не  очень  приЯтно,   и   ‚алк
приветствовал  ее  с  сухостью,  котораЯ  должна  была  исключить   всЯкую
участливость с ее стороны.
   Ќо ординатор џгич оставалась на редкость невозмутимой: она не  заметила
ни порывистости профессора, ни его  сухости.  Ћчень  спокойно,  почти  без
интонаций, так, что  голос  ее  мог  соперничать  по  невыразительности  с
электронным, она сообщила, что все в полной норме и никаких  предвестников
осложнений нет. € еще: о ее пребывании здесь, в клинике, Ђльберт не знает.
   ‡анималось вЯзкое, синее утро августа. ‹уна, в последней четверти, была
огромна, как  огромный  рот  Џиноккио  -  вечно  улыбающегосЯ  деревЯнного
человечка, выдуманного два  столетиЯ  назад  маэстро  Љарло  ‹оренцини  из
€талии. ‘тоЯ у раскрытого окна, ‚алк улыбалсЯ, и рот его был почти так  же
огромен, как рот Џиноккио, или вот эта ‹уна, в последней  четверти.  Џотом
он нажал кнопку - медленно  поползла  панель,  и  казалось,  что  это  она
вытаскивает из стены кровать, а не наоборот - кровать выталкивает ее.
   "„евЯть", -  мысленно  произнес  ‚алк,  расслаблЯЯсь,  как  обычно,  от
пальцев стоп к шее и челюстЯм. ќлектроды сначала чуть-чуть холодили стопы,
но через две-три минуты он перестал замечать их. Џоследнее, что он увидел,
было  лицо  „алЯ  -   осунувшеесЯ,   небритое,   с   гримасой   застывшего
сверхудивлениЯ.
   „вадцатипЯтилетней  давности  солнце  взошло  над  ‚алком.   ‚двоем   с
Ђльбертом они строили белый город на золотых песках. ‚алк точно знал,  что
белого города строить не надо, потому что мать Ђльберта жива.  Ќо  мальчик
упорно воздвигал дом за  домом,  и  отец  помогал  ему  -  расчищал  новые
площади, перетаскивал камни, черпал из морЯ воду. Ђльберт строил город  по
собственному плану, и ‚алк дивилсЯ его  великолепному  чутью  архитектора.
ѓород давал ощущение материализованной в белом камне вечности. ‚се  вокруг
было преходЯще: и морс, теплое, вЯзкое, как белок,  и  песок,  оставлЯвший
тончайшего помола пыль на ладонЯх, и солнце,  скатывающеесЯ  к  горизонту.
’олько город был вечен, потому что этот белый город был само времЯ.  ‚ремЯ
и его, ‚алка, сын, который тоже времЯ.
   "Ѓессмертие, бессмертие!" - кричал ‚алк, но, как ни странно,  вырываЯсь
наружу, слово это звучало как имЯ его сына: Ђльберт, Ђльберт!
   Ќаконец, повторившись тысЯчи раз, имЯ сына звучало уже не только извне,
но и в голове, и во рту, и в груди. €  чем  чаще  звучало  имЯ,  тем  чаще
колотилось сердце.  Љазалось,  они  подстегивают  друг  друга,  но  сердце
норовило во что бы то ни стало опередить имЯ, а оно все неслось вровень  с
сердцем, теснЯ его, и невозможно было понЯть, чем  же  именно  оно  теснит
его.
   Ћчнувшись, ‚алк с минуту был  совершенно  беспомощен:  бешеными  своими
толчками сердце расшвыривало его изнутри, и хотЯ он оставалсЯ неподвижным,
руки, и ноги, и тело  его  вибрировали  с  чудовищной,  непереносимой  длЯ
человека частотой.
   Њетодично, через каждые пЯть секунд, названивал телефон - кинескоп  был
отключен. Ќаконец ‚алку удалось приподнЯтьсЯ - на столике лежал  карманный
электрокардиостимулЯтор. Џодключив электроды  стимулЯтора  к  груди,  ‚алк
подошел к микрофону. Џосле мгновенного колебаниЯ он включил весь контур.
   џгич была взволнована - это ‚алк увидел сразу. Ќо, собственно, она и не
пыталась скрыть своей встревоженности, и не исключено, что именно этому, а
не кардиостимулЯтору ‚алк обЯзан  был  тем  внезапным  приливом  бодрости,
который стайеры называют вторым дыханием.
   ‚ семь сорок у Ђльберта поднЯлась температура. Њинут через двадцать  он
впал в бред: сначала он твердил о квантовом ультрагенераторе  и,  скрежеща
зубами,  называл  какое-то  имЯ,  а  затем  стал  завывать.   Џо   первому
впечатлению, это были беспорЯдочные звуки, но вскоре џгич показалось,  что
она слышит какую-то знакомую мелодию, искаженную до неузнаваемости. €  еще
ей показалось, что Ђльберт противитсЯ этой мелодии, но подавить  ее  не  в
силах.  ’еперь  Ђльберт  молчит,  однако  энцефалограммы  показывают,  что
бредовые видениЯ не оставлЯют его. Џолчаса назад она  ввела  больному  две
ампулы гипотонического гидрата. Ќо, может, этого недостаточно?
   „остаточно, кивнул ‚алк, пока достаточно, а затем вводить через  каждые
три часа по две ампулы.  €  самое  главное  -  безостановочно  следить  за
показаниЯми  фотометра:  при  малейших   признаках   некроза   [омертвение
какой-либо части организма] молниеносно уведомить его.
   Љ вечеру температура Ђльберта пришла в норму, а перед  рассветом  упала
до тридцати двух градусов. Ќа трое суток  гипотонический  гидрат  погрузил
Ђльберта в средний парабиоз.
   “тром ‚алк осмотрел Ђльберта. ‚ местах приживлениЯ рельефно, как вшитый
кант, розовели рубцы. Џозднее можно будет удалить рубцы, но  это  позднее,
когда ‚алк поручит своего сына заботам косметолога. Ђ пока,  по  образному
выражению предков, до этого еще далеко, как от земли до неба. •отелось бы,
однако, поскорее узнать, как велико это расстоЯние в данном случае. Ќо кто
может ответить на этот вопрос, если сам он, ‚алк, не может?
   џгич  обратила  внимание  ‚алка  на  пЯтнышко  под  ключицей  пациента.
Џрофессор  махнул  рукой:  пустЯки,  небольшаЯ  гематома,  через  два  днЯ
рассосетсЯ.
   ‚алк был удовлетворен  и  спокоен,  настолько  спокоен,  что  предложил
своему ординатору немедленно отправитьсЯ домой и  вернутьсЯ  в  клинику  к
шести. џгич запротестовала и тут  же  принЯлась  пересказывать  статью  из
последнего номера парижского вестника "ђегенерации и трансплантации":
   - ‘уассон и амо  утверждают,  что  в  ближайшие  пЯть  лет  они  решат
проблему пересадки конечностей у человека.  Ќо  ведь  это  через  пЯть,  а
профессор ‚алк...
   ‚алк стремительно поднес палец к губам: замолчите! ‡атем, ухватив ее за
рукав, потЯнул за собой в коридор.
   - Џослушайте, - набросилсЯ он на нее, - вы совершенно потерЯли  голову:
ведь Ђльберт слышит каждое слово! •орошо, если по пробуждении он позабудет
ваши слова. Ђ если нет?
   - €звините, - прошептала џгич, стискиваЯ лицо руками.
   - Ќу при чем тут извинение? - все еще не мог успокоитьсЯ ‚алк.  -  џ-то
извиню вас...
   - „а-да, - шептала она, - Я понимаю, Я все понимаю.
   - Ќу, будет, - решительно объЯвил ‚алк, - мы не дикари, нечего рвать на
себе волосы.
   „а, согласилась џгич, не дикари,  но  досада  по-прежнему  теснила  ее,
тЯжелЯ голову, ноги, руки.
   - Љстати, доктор, -  просветлел  вдруг  ‚алк,  -  страданиЯ  не  всегда
украшают женщину. Ћсобенно молодую.
   - ‘пасибо, профессор. ‘пасибо за информацию.
   - ђад служить, - очень спокойно и деловито произнес ‚алк. - Ќо это урок
мне: нельзЯ переутомлЯть людей.
   - ‚озможно, - пожала плечами џгич, - но почему  за  наши  уроки  должны
платить другие?
   -  “спокойтесь,  доктор,  у  жизни  своЯ  учебнаЯ  программа.  €   своЯ
бухгалтериЯ тоже. –елесообразность и справедливость она не всегда понимает
так, как понимают их люди. Њоему сыну было восемь лет,  когда  умерла  его
мать. …й было тридцать. Ђ мне вот без малого семьдесЯт, у менЯ свои  руки,
свои ноги и голова, в которую  временами  забредают  не  самые  ублюдочные
идеи. €дите домой. Џора.
   џгич ушла. Ќе попрощавшись. ‚прочем, возможно,  она  попрощалась:  ‚алк
стоЯл у окна, лицом к каштану, который, наклонЯсь,  доставал  окно  своими
лапами. ‹истьЯ каштана были еще по-утреннему влажны.
   —ерез три днЯ, вечером, Ђльберт проснулсЯ. ЏерваЯ мысль его была встать
и размЯтьсЯ. € только тогда, когда поЯвилась эта мысль, он  вспомнил,  что
болен. ђЯдом никого не было. Ќебо на горизонте было того  блекло-лимонного
цвета, который напоминает кожу человеческого  лица  в  сумерки.  Ѓлаженное
ощущение непомутненного покоЯ томило Ђльберта, как  в  детстве,  когда  он
оставалсЯ   один   на   песчаной   косе   Љаролино-Ѓугаза   -   вдали   от
шестнадцатиэтажных стеклЯнных домов пансионата и бесчисленных  солЯриев  с
фонтанами. …му тогда уже казалось, что люди построили чересчур много домов
и эти  дома  начали  теснить  человека.  Ђ  отец  говорил,  что  на  земле
становитсЯ тесно и  дух  кочевий  возрождаетсЯ  в  людЯх  с  новой  силой.
Џо-настоЯщему он понЯл эту мысль отца много позднее, на втором или третьем
курсе, когда в путешествиЯх внезапно открылась ему энергиЯ раскрепощениЯ и
обновлениЯ человеческого духа. Ќе только поиски новых источников  сырьЯ  -
он  готов  был  даже  утверждать:  не  столько!  -  но  и  освоение  новых
пространств, необходимых длЯ  нормального  функционированиЯ  человеческого
духа, - вот их цель. €нтеллектуальное и  эмоциональное  поле  человечества
переломных периодов истории он невольно уподоблЯл сверхплотным  звездам  с
их критической массой. ‚о  всЯком  случае,  классическаЯ  загадка  великих
переселений народов должна была, по его убеждению, решатьсЯ именно в таком
ключе.
   ‚ращаЯсь, ‡емлЯ плавно и бесшумно уводила город  и  палату  Ђльберта  в
собственную свою тень, густую, синюю августовскую тень. ‡апрокинув голову,
Ђльберт произнес в диктофон, укрепленный над ним:  "‘вет  десЯть  люксов".
™елкнуло реле. ‘вет шел отовсюду, и предметы, как в полдень  на  экваторе,
не имели тени, кроме той, что была под ними.  ЊЯгкое,  бронзовое,  с  чуть
заметным оранжевым оттенком сиЯние вновь вернуло Ђльберта на золотые пески
Љаролино-Ѓугаза, но теперь ощущение покоЯ было полнее, чем в  тот,  первый
раз, когда ассоциации увлекли его в дебри человеческой истории. Ћн  закрыл
глаза, и пальцы его погрузились в песок, бархатный, как цементнаЯ пыль. Ћн
зарывалсЯ все глубже, но не всей кистью одновременно, как бывало прежде, а
перебираЯсь с клавиши на клавишу, причем самое странное было  то,  что  он
отчетливо видел эти клавиши - широкие белые и выступающие над  ними  узкие
черные.  ‚следствие  того,  что  пальцы  погружались  неравномерно,  песок
ссыпалсЯ от одного пальца к другому, и Ђльберт Явственно слышал  монотонно
разыгрываемые гаммы из  первых  пЯти  нот.  ’емп  понемногу  ускорЯлсЯ,  и
сначала Ђльберт прислушивалсЯ к этим звукам, даже не без  любопытства,  но
когда невесть откуда раздалась нетерпеливаЯ, капризнаЯ команда  -  престо,
престо фортиссимо! - он резко, с чрезмерным усилием открыл глаза. Џесок, и
клавиши, и звуки - все исчезло, но раздраженность  не  проходила.  Ђльберт
по-прежнему ощущал в себе нечто инородное, то самое нечто, которое  готово
было  немедленно  подчинитьсЯ  этой  вздорной  команде  -  престо,  престо
фортиссимо!
   ‡абавно,  твердил  про  себЯ  Ђльберт,  забавно.  €  пусть  пришел   бы
кто-нибудь, хотЯ, строго говорЯ, зачем? —тобы полюбоватьсЯ заодно с ним на
проделки расстроенной иннервации? —тобы...
   - „обрый вечер, Ђльберт. џ не потревожила вас?
   - Ќет, доктор, вы не потревожили менЯ. Ќо, мне кажетсЯ, доктор, вы...
   - „а, Ђльберт, Я наблюдала за вами.
   ѓлаза  и  голос  џгич   давали   ощущение   той   изумительно   точной,
безукоризненно соответствующей предмету разговора и ситуации меры, которую
и теперь, как в прошлом веке и две тысЯчи лет назад у  эллинов  и  римлЯн,
называли естественностью. ‚ математическом анализе эмоций такое  поведение
предпочитали, правда,  именовать  попросту  экономичным,  но  понЯтие  это
привилось только в узком кругу специалистов.
   Ђльберт  был  обезоружен.  ‚прочем,  нет,  это  слово  -  обезоружен  -
совершенно искажало истинный смысл его реакции: у него  не  только  прошло
всЯкое желание выкладывать свое недовольство, но и поЯвилось  нечто  прЯмо
противоположное -  досада  на  себЯ.  €  хотЯ  оно,  это  чувство,  быстро
нейтрализовалось, само  поЯвление  его  казалось  Ђльберту,  длЯ  которого
щепетильность и  необъективность  были  всегда  на  одно  лицо,  тревожным
симптомом.     €менно     широта     характера,     исключавшаЯ     всЯкую
индивидуалистическую мелочность,  с  детских  лет  была  вернейшей  чертой
Ђльберта. ‘начала, разумеетсЯ, она проЯвлЯлась совершенно стихийно,  но  с
годами Ђльберт, постигаЯ себЯ,  развил  ее  до  такой  степени,  что  даже
стимулирующаЯ зависть, одобреннаЯ этикой, стала чуждой ему: ничего,  кроме
дела, ничего, кроме истины!
   ђазговариваЯ  с  Ђльбертом,  џгич  вспомнила  свои  недавние  сомнениЯ,
которые едва не привели ее к разрыву с ‚алком,  и  отметила  про  себЯ:  в
сущности, достаточно бывает посмотреть на вещи просто, чтобы они и в самом
деле стали простыми. € тут же поправилась:  но  до  чего  все-таки  трудно
бывает смотреть на вещи просто!
   - ‡наете, доктор, - ни с того ни с сего вдруг заметил  Ђльберт,  -  мне
иногда кажетсЯ, что умение просто видеть вещи, то есть видеть  их  такими,
каковы они на самом деле, - это и есть мужество.
   - „а, - улыбнулась џгич, - Я тоже об этом думала.  ‚от  только  сейчас,
когда вы произносили эти слова. € в  такой  же  формулировке,  только  без
"кажетсЯ".
   - Ќу, это понЯтно, - покорно вздохнул Ђльберт, -  женщины  всегда  были
категоричнее мужчин. „олжно быть, потому у них и нервы крепче. € живут они
подольше.
   - ‚озможно, - вздохнула и џгич, - но в таком  случае  природа  часто  и
неумеренно забавлЯетсЯ. Ѓоюсь, парадоксы - это ее  истинное  призвание,  а
банальные истины - трудповинность длЯ нее.
   Ќаступила пауза. џгич спокойно и легко смотрела в глаза  Ђльберту,  как
человек, который хотЯ и не знает, какой именно зададут ему сейчас  вопрос,
но при этом абсолютно уверен, что, каков бы ни был этот вопрос, он ответит
на него без промедлениЯ и сполна. € опЯть у Ђльберта  поЯвилось  давнишнее
ощущение, что ‚алк здесь, рЯдом, и, невидимый, смотрит ему в глаза.
   - ‘кажите, доктор, - Ђльберт секунду помедлил, откровенно  выискиваЯ  в
зрачках  џгич  те  единственные  точки,  которые  дали  бы  ему   ощущение
безукоризненного контакта, - как вам работаетсЯ с моим отцом?
   -  Џрофессор  ‚алк  -  большой  ученый.  “  нас  в   клинике   говорЯт:
суперинтеллект.
   Ђльберт  поморщилсЯ:   запахло   кумирней,   котораЯ   формально   была
изничтожена еще в двадцатом веке, в нынешнем  же  последние  развалины  ее
обращались в прах всем смыслом пункта об убеждениЯх, и все-таки даже прах,
оказываетсЯ, может служить неплохим строительным материалом. ‚ чем же дело
-  неужели  люди  и  впрЯмь  не  могут  обходитьсЯ  без  идолов,  кумиров,
предводителей,  авторитетов  или,  как  их   там   еще   называли,   отцов
человечества и суперменов?
   џгич рассмеЯлась весело, звонко - так она  еще  не  смеЯлась  здесь,  в
палате.
   - Ђльберт, но вы зрЯ негодуете: у вас в физике все проще, а в  медицине
чересчур  много  неЯсного,  и  спасение  человека  еще  достаточно   часто
представлЯетсЯ настоЯщим чудом.
   - „а, это так, - задумчиво произнес Ђльберт, - иногда мне даже кажетсЯ,
что состЯзание физики с биологией и медициной ‡енон предвосхитил в  апории
"Ђхиллес и черепаха". Џоразительно, но  до  сих  пор  не  решена  проблема
биологической  совместимости.  —еловек,  мозг  вселенной,   довольствуетсЯ
полимерными эрзацами, потому что бессилен воспроизвести даже  элементарный
акт регенерации конечности, который ежедневно на  его  глазах  проделывают
миллионы Ящериц. Ќо о чем это Я, если он не умеет пересадить даже готовую,
данную ему самой природой, человеческую руку или человеческую  ногу!  Ќет,
ведь это чудовищно: как щедра природа и как беспомощен человек!
   ђаспалЯсь, Ђльберт внезапно сделал попытку  приподнЯтьсЯ,  и,  не  будь
рЯдом доктора, это врЯд ли  кончилось  бы  добром.  џгич,  однако,  успела
прижать его к койке, и все обошлось лишь тремЯ сломанными электродами.  Ќо
горЯчность, с которой Ђльберт обрушилсЯ на медицину и медиков, оставила  у
нее тЯгостную и ноющую, как давнЯЯ рана, тревогу. € дело было вовсе  не  в
уЯзвленной профессиональной гордости: медики лучше других  знали  истинную
цену всемогуществу медицины, хотЯ и уподоблЯлись зачастую матери,  котораЯ
считает себЯ вправе говорить какую угодно  правду  о  своем  чаде,  но  за
другими признает это право скрепЯ сердце.
   Ќет, профессиональнаЯ гордость, честь мундира были здесь  ни  при  чем:
почти с прежней силой на џгич хлынули сомнениЯ, и весь день она провела  в
томительном ожидании разговора с ‚алком. €  то,  что  прежде  ей  казалось
совершенно безупречным - консультации  с  шефом  в  заранее  установленные
часы, - теперь почему-то вызывало раздражение и представлЯлось  неуместным
педантизмом. ‚ конце концов, убеждала она себЯ, необычные  ситуации  самой
своей сутью исключают предварительное распределение времени.
   ‚ семнадцать пЯтнадцать профессор ‚алк принЯл своего  ординатора.  џгич
не  скрывала  дурного  настроениЯ,  но  ‚алк   был   невозмутим.   €   эта
невозмутимость его подстегнула недовольство џгич. Ќо, самое  удивительное,
как ни горЯчилась она, профессор  только  кивал  утвердительно  головой  и
времЯ от времени похлопывал стол ладонью. Ђ затем, когда она кончила  свое
темпераментное до