Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘ильнее смерти

Ћцените этот текст:
Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘ильнее смерти

----------------------------------------------------------------------------
‘обрание сочинений в трех томах. ’. 3. Њ., ’ерра, 1994.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

‡доровенный блузник, в деревЯнных башмаках, с треуголкой национального
гвардейца на круглой голове и с тЯжелым ружьем в руках, отворил дверь †ану
‹емерсье. Ћн неуклюже посторонилсЯ, пропускаЯ маленького ученого, и сверху
посмотрел на его рыжий паричок с таким выражением, как будто недоумевал,
почему бы ему просто не треснуть прикладом по черепу этого друга врагов
народа.
ЏодгибающимисЯ ножками в коричневых заштопанных чулках †ан ‹емерсье
переступил порог и увидел грЯзные стены, маленькое тусклое окно, забранное
решеткой, кучу соломы и два человеческих силуэта, закопошившихсЯ на полу, в
полосе света, упавшего из отворенной двери.
ќто была обыкновеннаЯ тюрьма: длЯ мелких воришек, пьЯниц и неосторожных
должников. ‚ обычное времЯ здесь беззаботно насвистывали уличные песенки
неунывающие оборванцы, мрачно вытрезвлЯлись подгулЯвшие извозчики или сидел,
ковырЯЯ штукатурку, какой-нибудь мелкий лавочник, сетующий на превратности
судьбы и торговли. ’еперь, в грозные дни народного гнева, это жалкое,
скучное здание, о котором часто забывало само тюремное ведомство,
превратилось в страшную революционную тюрьму, из которой выход был только
один: на подмостки гильотины.
†ан ‹емерсье остановилсЯ при входе, невольно вздрогнув, ко/да тЯжелаЯ
дверь с железным гулом захлопнулась за ним и загремел ключ, поворачиваемый в
замке. ‘ердце его сжалось, точно эта дверь закрылась за ним навсегда, но еще
больше сжалось оттого, что он увидел †юлЯ Њартэна в такой обстановке.
Ћдин из двух, лежавших на соломе, - поднЯл голову и долго вглЯдывалсЯ в
неожиданного посетителЯ. Џри слабом свете окна, пробитого под самым
потолком, †ан ‹емерсье узнал знакомое лицо.
Ќо, Ѓоже мой, как страшно и печально оно изменилось!.. Ћт
жизнерадостного, энергичного †юлЯ Њартэна, молодого ученого, подававшего
такие громадные надежды, его любимого ученика и его гордости, казалось,
ничего не осталось в этом худом, землисто-сером лице с горЯщими и
обведенными черными кругами глазами приговоренного к смерти человека.
Ћн был взлохмачен и небрит; его крупный горбатый нос опустилсЯ и повис;
платье было разорвано и запачкано известкой; на щеке чернел длинный рубец
запекшейсЯ крови: кто-то во времЯ ареста ударил его пикой в лицо и едва не
разорвал рот.
†ан ‹емерсье горестно стоЯл на пороге, не в силах будучи произнести ни
одного слова. Њартэн тоже молчал и смотрел на своего старого учителЯ так
тупо и тЯжело, точно не узнавал его или уже не интересовалсЯ ничем из своей
прошлой жизни, такой красочной и деЯтельной, полной таких возможностей и
стремлений и не имеющей ничего общего с той предсмертной тоской, в которой
он провел эти три днЯ.
- †юль! - слабым голосом воскликнул старичок. Њилый †юль!..
Ћн поднЯл руки к потолку и опустил их на свой рыжий паричок, подогнув
колени. ‘лезы потекли из-под его круглых смешных очков.
€ по этому движению, без слов, †юль Њартэн понЯл, что все усилиЯ были
напрасны, и участь его решена.
Ќикто не может описать тех страшных и жалких судорог человеческой души,
в которых, потрЯсаютсЯ и сердце, и разум, но в следующую минуту †ан
‹е-мерсье, старый, сухой ученый, уже стоЯл на коленЯх, в грЯзной соломе, и
трЯсущимисЯ старческими руками обнимал голову, на которую он и великаЯ наука
возлагали столько светлых упований и котораЯ завтра должна отлететь под
ударом кровавой машины.
„ругой заключенный приподнЯлсЯ на соломе и с безобразной гримасой
смотрел на них.
ќто был настоЯщий уличный сорванец, воспользовавшийсЯ днЯми великой
борьбы за свободу длЯ того, чтобы убить и ограбить какого-то случайного
прохожего в темном переулке предместьЯ.
…му не повезло: он был схвачен на месте преступлениЯ проходившим
патрулем национальных гвардейцев и, в пример разнуздавшейсЯ черни, должен
был погибнуть на эшафоте, рЯдом с идейными врагами народа и случайными
жертвами смуты умов.
ћноша, с испитым и наглым лицом, на котором пьЯнство и разврат положили
неизгладимые отвратительные черты, - он знал, что голова его слетит с плеч,
но относилсЯ к этому с тупым равнодушием, как к чему-то такому, чему быть и
не миновать, но о чем не стоит слишком много беспокоитьсЯ. …му было все
равно, потому что жизнь не дала ему ничего, кроме нужды, грЯзи и побоев, и
не заслужила сожалений.
‡а дверьми слышались тЯжелые шаги блузника, который развлекалсЯ, ударЯЯ
прикладом об пол, в такт воинственной и бравурной песенке, только что
ставшей гимном восставшего народа.
†ан ‹емерсье сидел на соломе рЯдом с †юлем Њартэном, горестно смотрел
на его посиневшее мертвенное лицо и украдкой утирал слезы, повисавшие на
кончике своего носа.
‚чера здесь был еще и третий: толстенький, прилично одетый буржуа,
совершенно, впрочем, раскисший от ужаса. Ћн защищал королЯ, уверенный в его
победе над бунтовщиками, и ожидал немалых выгод от такой преданности
престолу. Љогда же хозЯевами Џарижа и жизни стали эти самые бунтовщики, он
так растерЯлсЯ, что даже не сообразил вовремЯ переменить убеждениЯ.
Ѓрат его, более догадливый, а потому оставшийсЯ в стороне, тоже как-то
пробралсЯ к нему накануне казни. Ћни плакали в объЯтиЯх друг друга, и
насмешливый, даже перед смертью, гамэн с искренним презрением смотрел на
них. …му было противно и смешно, что люди так дорожат жизнью, так терЯютсЯ и
падают духом, не умеЯ умереть, по крайней мере, забавно. Ћн был в злобном
восторге, когда мокрого и жалкого толстЯка, издававшего скверный запах,
волокли к двери, а он, с выпученными бессмысленными глазами, цеплЯлсЯ за
полы палачей, как за самую жизнь.
€ теперь гамэн ожидал, что и эти двое также будут тискать друг друга в
объЯтиЯх, обливаЯ слезами и бормоча жалкие слова. ѓамэн с гримасой презрениЯ
отвернулсЯ к стене и стал громко насвистывать ту самую песенку, во имЯ
которой ему предстоЯло сделать коротенькую прогулку в компании палача.
Ќо через минуту замолк и стал прислушиватьсЯ в тЯжелом недоумении.
†ан ‹емерсье, с заплаканным сморщенным личиком, и †юль Њартэн, с
бледным неподвижным лицом, как бы окаменевшим в страшном напрЯжении,
говорили не о жизни, не о смерти, а о каких-то ретортах, температуре,
формулах и элементах. Ћни даже как будто спорили, и это было так странно,
что оборванец широко раскрыл глаза.
„а, все это было так.
Ќа куче грЯзной соломы, при слабом свете, падающем из-под потолка,
сидели эти два человека и в последнюю минуту земного свиданиЯ говорили о том
же, чем жили свою жизнь, - о науке.
ѓамэн даже присвистнул от изумлениЯ.
Ќасколько он мог понЯть, †юль Њартэн торопилсЯ передать †ану ‹емерсье
данные, добытые каким-то опытом, который он не успел довести до конца,
арестованный в самой лаборатории. †ан ‹емерсье уже не плакал: он жадно
смотрел в рот †юлю Њартэну и, видимо, старалсЯ не проронить ни одного
!слова, не забыть ни одной цифры. ‹ицо †юлЯ, правда, было так же
мертвенно-бледно, как и прежде, и нос его казалсЯ восковым, но глаза
смотрели остро и сознательно. ‚ них уже не было того мертвого равнодушиЯ, в
котором он провел эти три днЯ, с которым присутствовал при трогательном
прощании двух буржуа и проводил на смерть случайного товарища по несчастию,
судорожно цеплЯвшегосЯ за дверь, кусавшегосЯ, визжавшего, поджимавшего ноги
и, наконец, вынесенного на руках помощниками палача. …го лицо не дрогнуло
даже тогда, когда замер последний предсмертный вопль, где за стеной прорычал
тЯжелый нож, скатившийсЯ по желобам гильотины, и радостно заревела толпа. Ђ
теперь лицо это было неузнаваемо: непреоборимаЯ волЯ горела в нем, а голос
звучал с подъемом необычайным.
ѓамэну стало досадно: человеку осталось жить всего несколько часов, а
он толкует о какой-то науке!.. Љонечно, он сам умрет молодцом, не хуже †ака
Љрасной Љуртки, и даже, наверное, скажет две-три остроты палачу, вызвав
одобрительный хохот толпы, среди которой, надо полагать, будет много его
товарищей и уличных подруг. ќти остроты долго потом будут повторЯтьсЯ в
кабачках!.. Љонечно, жизнь не стоит того, чтобы о ней жалеть, но какой смысл
беспокоитьсЯ о какой-то там науке, с которой во всЯком случае все счеты
покончены?.. —ерт возьми!.. ѓамэн лег на солому и снова решительно
отвернулсЯ к стене. …му хотелось выругатьсЯ, но почему-то он не сделал
этого, а только постаралсЯ не слушать.
Ѓыть может, он задремал или задумалсЯ, но громкий голос †юлЯ Њартэна
опЯть привлек его внимание.
- џ остаюсь на той же точке зрениЯ, дорогой учитель, - говорил он
возбужденно, - Я много думал об этом прошлую ночь... Џомню, Я случайно
перерубил заступом Ящерицу... Ћдна половина ее, с головой на двух ногах,
умчалась так быстро, что Я не мог найти ее, а другаЯ еще около часа свивала
и развивала хвост... ‚ы понимаете, как будут посрамлены все гипотезы аббата
”ренуа, если мы докажем, что человек подвержен тем же законам, что и простое
животное!.. џ думаю, это удастсЯ!.. –ентр сознаниЯ, несомненно, лежит здесь,
в мозгу, и пока кровь еще питает его, мысль не может прекратитьсЯ... Њы
сделаем это, дорогой учитель!.. Њне легче будет умирать, когда Я буду знать,
что умер не: напрасно!.. ‚ы поможете мне!.. ‡начит, так... когда менЯ...
поведут, постарайтесь стать сзади гильотины, там, куда падает голова...
Џоговорите с главным палачом: он занимаетсЯ анатомией и любит науку... „лЯ
нее он постараетсЯ помочь вам исполнить все в точности, и вам не помешают в
последнюю минуту. € вот, как только голова отделитсЯ от тела, схватите ее...
даже, знаете, будет лучше, если вы будете держать ее за волосы, чтобы она не
ударилась при падении... ќто очень важно!
- „а, да... Я понимаю... - пробормотал старичок.
‘транный холодок пробежал по спине оборванца. Ћн быстро сел и дико
уставилсЯ на ученых. †юль обернулсЯ на его движение, но только слегка
скользнул взглЯдом по его лицу и опЯть обратилсЯ к †ану ‹емерсье.
- ќто очень, очень важно... ’олчок может испортить весь опыт. „а...
итак, когда моЯ голова останетсЯ у вас в руках, немедленно крикнете мое
имЯ... Љричите как можно громче, потому что, возможно, что мне уже трудно
будет слышать... …сли Я вас услышу...
ѓолос †юлЯ вдруг странно и страшно упал, и гамэн увидел, как задрожала
и запрыгала его нижнЯЯ челюсть.
- џ... Я забыл... дорогой мой, что мне уже будет нечем... руки...
ЌевыразимаЯ тоска исказила его лицо.
- Ђх, как все-таки это тЯжело, дорогой учитель! - прошептал †юль и
закрыл лицо ладонЯми.
- Њилый мой, сыночек мой, †юль! - заплакал старичок, и руки его, дрожа,
стали гладить по всклокоченной голове приговоренного к смерти.
€ было так страшно нелепо, что только что они спокойно говорили о том,
как эти руки будут держать за волосы эту самую, дорогую ему голову, когда
она лЯжет под нож гильотины.
€ гамэн, глЯдЯ на старческие крючковатые пальцы, скользЯщие по волосам
†юлЯ Њартэна, вдруг почувствовал, как внутри его подымаетсЯ что-то
отвратительное и ужасное. Ќоги и руки его вдруг охватила противнаЯ слабость,
в глазах потемнело, и невыносимаЯ тошнота подступила к горлу. ќто был ужас
смерти, который внезапно стал понЯтен ему при виде крючковатых пальцев,
которые завтра будут держать мертвую голову!..
Њертвую, мертвую!.. € его голова тоже будет мертвой!..
‚ паническом ужасе, в смертельной тоске, белый как мел, с выпученными
остекленевшими глазами, чувствуЯ, что сходит с ума, гамэн вскочил на ноги,
свистнул и захохотал, скверно и грубо ругаЯсь.
- —ерт возьми! - закричал он, топоча ногами и размахиваЯ судорожно
сжатыми кулаками. - ќй, вы... заткните глотки!.. Њне некогда слушать ваши
глупости!.. џ спать хочу!.. „овольно, черт вас побери, или Я сам заткну ваши
говорЯщие дырки!..
Ћн стоЯл над ними,, весь дрожа, всклокоченный и страшный, со
смертельным, беспомощным испугом в глазах, с черным ртом, открытым длЯ
безумного крика.
†юль Њартэн поднЯл голову и посмотрел на него, не понимаЯ. †ан же
‹емерсье сказал кротко и внушительно:
- Њой друг, вы нам мешаете!.. ‚ы не понимаете, как это важно!
- ‚ажно! - заорал оборванец в решительном исступлении. - —то вы мне там
городите!.. Ђ мне какое дело?.. џ не хочу слышать ваших мерзостей!..
“бирайсЯ отсюда, старый хрыч!.. Ѓезмозглый рваный башмак!.. ‚он, говорю
тебе, а то Я...
- Ќо ведь наука... - пробормотал ошеломленный †ан ‹емерсье.
- Љ черту твою дурацкую науку!.. ‚он!..
†ан ‹емерсье беспомощно и благоговейно поднЯл руки к небу, как бы
говорЯ в ужасе:
"Ћн проклинает науку!.. Ќауку!.."
†юль Њартэн повернул к оборванцу свое застывшее бледное лицо.
- ‘лушай, оставь нас в покое... ‚едь мы тебЯ не трогаем?..
- ‚ы менЯ не трогаете?.. „а вы... вы...
Ћборванец вдруг выпучил глаза, захрипел, схватилсЯ за волосы и ничком
повалилсЯ в грЯзную солому, что-то бормоча и трЯсЯсь от безумных рыданий.
‘ильный удар потрЯс дверь: блузник находил, что эти смертники слишком
пользуютсЯ правом живых - шуметь и кричать.
‘тало тихо.
ЃродЯга лежал и плакал, бессвЯзно бормоча жалобы и проклЯтиЯ кому-то,
давшему ему эту жалкую и несчастную жизнь, котораЯ прошла так бессмысленно и
бесследно, котораЯ кончалась там ужасно... †ан ‹емерсье и †юль Њартэн,
близко склонившись головами, говорили шепотом:
- Њне пришла в голову мысль, †юль... - шептал старичок, - ведь ты бы
все-таки мог глазами... Џонимаешь, мой мальчик?..
…ще живые и полные мысли глаза †юлЯ Њартэна радостно сверкнули.
- ѓлазами?.. ‚ы думаете?.. „а, да!.. ќто так!.. ѓлазами!.. Ќу тогда,
значит, Я... Я три раза открою и закрою глаза!..
- ’ри раза?..
- Ќу да... ‚от так...
€ бледное, совершенно мертвое, но странно глЯдЯщее живыми блестЯщими
глазами лицо †юлЯ Њартэна три раза поднЯло и опустило веки.

ѓосподин главный палач города Џарижа, рубивший головы и вешавший, как
собак, убийц, грабителей, государственных изменников, павших фаворитов и
народных героев равно, стоЯл перед †аном ‹емерсье и бесстрастно смотрел ему
в лицо.
‚ысокий, прЯмой и сухой, с маленьким морщинистым личиком, как будто
присыпанным пергаментной пылью, и с крошечными черными глазками, в одном
белье и ночном колпаке, он был похож на гигантскую высушенную моль.
Ѓыло уже поздно. Љомната освещалась одной маслЯной лампой, и громаднаЯ
тень палача в черном колпаке перегибалась на потолок. Џо углам было темно, и
страшно мерещились там человеческие скелеты и чучела птиц и зверей.
- —ем могу служить? - вежливо спросил палач.
†ан ‹емерсье вздрогнул.
—ем может служить палач?.. ‚ его устах этот обыденный вопрос звучал
глумливой шуткой висельника. € во мгновение ока †ан ‹емерсье вспомнил, что
прежде, нежели удастсЯ или не удастсЯ их страшный опыт, этот человек, вот
этими самыми сухими, жилистыми, уже старыми руками хладнокровно убьет его
†юлЯ!.. „о сих пор это как-то не представлЯлось ему. Љонечно, он прекрасно
знал, что †юль осужден, но смерть его казалась такой очевидной нелепостью,
что он не мог ей поверить. € только теперь, в присутствии этого длинного
высохшего человека, в своем ночном колпаке похожего на доброго старого
огородника, вставшего с теплой постели, чтобы прикрыть овощи от утреннего
мороза, †ан ‹емерсье постиг весь ужас случившегосЯ, во всей его несложной и
страшной простоте.
‡автра †юль умрет!.. …го положат на доску, свЯзанного и беззащитного,
как животное на бойне, и отрубЯт ему голову!.. € как бы это ни было нелепо,
ужасно и отвратительно, как бы это ни противоречило всем человеческим
чувствам, разуму и совести, - это будет!.. ќто так же ужасно и просто, как
существование вот этого старого человека в нижнем белье и ночном колпаке,
который живет только затем, чтобы спокойно и умело убивать людей!..
- —ем могу служить? - повторил палач.
†ан ‹емерсье молчал и дрожал всем телом, от заплатанных башмаков до
рыжего паричка.
Џалач сделал недоумевающее движение.
Ѓледное лицо †юлЯ Њартэна встало перед старым ученым и напомнило ему,
что он не имеет права предаватьсЯ слабости и горю, когда он сам, живущий
последнюю ночь, поручил ему такое важное и большое дело, последнее дело
своей жизни.
Ќо палач внушал ему ужас. …му казалось, что от желтых высохших рук
этого человека пахнет кровью, что он пожелтел и высох от предсмертных криков
замученных жертв.
- џ пришел к вам, господин палач... - пролепетал †ан ‹емерсье, заикаЯсь
и не понимаЯ, что говорит, - длЯ... касательно одного опыта, и... собственно
говорЯ... это так важно длЯ науки, что вы... Я предполагаю...
- џ ничего не понимаю, мосье! - пожал плечами палач, и его огромнаЯ
тень на потолке удивленно мотнула колпаком.
†ан ‹емерсье опомнилсЯ.
- ‡автра вам, вероЯтно, придетсЯ... совершить казнь одного... моего
молодого друга... †юлЯ Њартэна... - сказал он.
- †юль Њартэн? - наморщив лоб и как бы стараЯсь что-то вспомнить,
повторил палач.
- „а, да... †юль Њартэн...
- Џозвольте, с кем Я имею честь говорить? - быстро перебил палач.
- ЊенЯ зовут †ан ‹емерсье, Я...
- †ан ‹емерсье?! - удивленно воскликнул палач и высоко поднЯл седые
брови. - †ан ‹емерсье, который установил новую теорию кровообращениЯ?..
- „а; Я †ан ‹емерсье, - машинально повторил старик.
‹ицо палача, дотоле суровое и бесстрастное, осветилось почтительной
улыбкой.
- џ имею счастье видеть †ана ‹емерсье!.. ‡наменитого ученого ‹емерсье!
- несколько раз, как бы не верЯ себе, повторил он. - “важаемый профессор...
Я так счастлив, что мне пришлось... Џозвольте!
Џалач торопливо смахнул на пол какие-то трЯпки и подал табурет †ану
‹емерсье.
- —ем же Я могу быть полезен господину профессору?
†ан ‹емерске машинально сел. „линный, сухой палач - человек, убивающий
людей, стоЯл перед ним, сдернув колпак, заискивающе улыбаЯсь и с искренним
восхищением глЯдЯ ему в глаза, а маленький старичок в заштопанных коричневых
чулках и рыжем паричке сидел на табурете и важно смотрел на кланЯвшегосЯ
палача, как профессор на внимательного и почтительного ученика.
- „а, вы можете оказать огромную услугу... не мне, а науке! - сказал
он, значительно подымаЯ палец. - ќтот †юль Њартен, осужденный...
- Џозвольте, - перебил палач с невольной дрожью в голосе, - этот †юль
Њартен, не тот ли...
- ’от самый! - тихо проговорил †ан ‹емерсье. “жас изобразилсЯ в глазах
палача, и голова его склонилась.
Ќаступило долгое торжественное молчание.
- Ќо как же? - робко пробормотал палач.
- Ћшибка!.. “жаснаЯ ошибка!.. „онос... “ него нашли письма аббата
”ренуа... ‚ы понимаете, что †юль Њартен был далек от всЯкой политики...
Џисьма эти были письмами одного ученого к другому, независимо от их
политических убеждений. Ќо переписка с эмигрантом... врагом народа!.. џ
доказывал, Я просил, Я убеждал... Ћни не слушали!.. € вот...
ѓолос старичка сорвалсЯ, и, ухватившись за голову, он стал
раскачиватьсЯ из стороны в сторону, как бы от сильной боли. Џалач растерЯнно
смотрел на него.
‚друг †ан ‹емерсье одним отчаЯнным жестом сдернул свой рыжий паричок, и
голова его, совершенно лишеннаЯ волос, похожаЯ на розовое Яичко, обнажилась
так внезапно, что палач даже отступил в испуге. Ќо †ан ‹емерсье не заметил
этого. вырнув парик на пол, он закрыл ладонЯми свою лысинку и завопил
горестно:
- „а, тот самый!.. †юль Њартен!.. ‘ветлаЯ, большаЯ голова... и какое
сердце, если бы вы знали!.. Љак он был предан науке, какие возможности
крылись в нем!.. € эти глупцы, думающие, что они борютсЯ за свободу
человечества, хотЯт убить его!.. ‚ одной его голове больше свободы, чем во
всех их дурацких конвентах и коммунах!.. џ предлагал им заточить †юлЯ в
вечную тюрьму, предоставив ему возможность и там работать длЯ науки... они
не согласились!.. „лЯ торжества свободы им нужна голова †юлЯ Њартена!..
†алкие и слепые безумцы!.. ‡а все те блага свободы, которые они предоставЯт
человечеству, человечество не простит им этой смерти!.. Ћна лЯжет кровавым
пЯтном на их знамени, и все идеалы их будут пропитаны кровью!.. ‚арвары,
слепцы, кретины!.. Ћни убили Ђрхимеда, отравили ‘ократа!.. Ћни - толпа!..
Џалач вторил ему жалобным стенанием,
Ќаконец †ан ‹емерсье умолк и заплакал.
Џалач виновато смотрел на него и, вытЯнувшись от горЯ, был еще больше
похож на громадную засушенную моль. ‚незапно какаЯ-то мысль засиЯла в его
маленьких глазках.
- “важаемый профессор... а если Я... если Я откажусь? - нерешительно
проговорил он.
ђадость на мгновение осветила лицо †ана ‹емерсье и сейчас же сменилась
испугом.
- Ћ, нет, нет!.. ’огда все пропало!.. ђади всего свЯтого, не
отказывайтесь!
Џалач отступил в удивлении. †ан ‹емерсье схватил его за руку.
- Џодумайте, господин палач, если вы откажетесь, они найдут другого...
они просто расстрелЯют его, наконец!.. Ћ, нет!.. €менно вы!.. €менно вы!..
- Ќо Я не понимаю тогда... - пробормотал палач.
†ан ‹емерсье встал, и палачу показалось, что маленький ученый, едва
доходивший ему до плеча, вырос на целую голову.
- ‘лушайте, господин палач, - торжественно сказал он, - вы один можете
исполнить последнее желание несчастного †юлЯ Њартена, которое должно
обогатить науку опытом беспримерной важности, сделать его имЯ бессмертным и,
быть может, перевернуть вверх дном все наши представлениЯ о сущности
жизни!.. ‚ы можете сделать, что смерть моего бедного †юлЯ не будет
бессмысленной и бесплодной... ‚ы дадите ему сладкое утешение: в последнюю
минуту знать, что он, так беззаветно и страстно преданный науке, даже и
самой смертью своей послужит ее победоносному шествию вперед к истине!..
ѓлаза †ана ‹емерсье фанатически сверкали под круглыми очками.
- Љакое торжество!.. Ђ они не считаютсЯ с тем, что убивают великого
ученого, на которого наука возлагает свои лучшие надежды!.. Ђ им нет дела до
науки, когда задеты интересы их жалкой мещанской жизни!.. Ћни думают, что
все должно быть принесено в жертву их убогой обывательной свободе!.. Ћни
убивают великого ученого длЯ того, чтобы сапожники, ткачи, аптекари и
лавочники могли иметь погуще навар в супе!.. Ќо они могут убивать ученых, а
наука бессмертна... Ћна будет светить в темных провалах вечности, когда даже
от всей их жалкой ”ранции не останетсЯ горсточки пыли, по которой историки
могли бы изучить их муравьиные перевороты и революции!.. € даже там, где,
казалось бы, смерть торжествует, где падает голова даровитейшего из ученых,
наука только сделает шаг вперед!.. €, умираЯ на эшафоте, †юль Њартен больше
сделает длЯ человечества, чем все его палачи в самом торжестве своем!..
Џалач опустил глаза.
†ан ‹емерсье спохватилсЯ.
- „а, да... - забормотал он, - Я не совсем удачно выразилсЯ... Љонечно,
вы...
Џалач горько усмехнулсЯ.
- Ќе отступайте, господин профессор!.. „а, Я жалкий палач!.. џ
убиваю!.. ќто ремесло передал мне мой отец, который унаследовал его от
деда!.. Њои руки в крови, но убиваю не Я, господин профессор!.. Ћ, не Я!..
“бивают глупость и жестокость, с которыми не мне боротьсЯ. Ћни вложили топор
в мои руки, и когда под моим ударом падает голова одного из них, Я говорю в
сердце своем: руби, палач!.. ђуби, не жалей этих тупых, злых и завистливых
животных!.. Ћни сами хотЯт этого!.. Ћни выше всех чтут тех, кто их бьет!..
Џусть же на своей шее они несут всю тЯжесть своей тупости и дикости!..
ђуби... ведь каждаЯ отрубленнаЯ голова вопиет к Ѓогу, и будет времЯ, когда
они наконец ужаснутсЯ тому, что делают!.. Ћни ужаснутсЯ, и тогда Я выроню
топор из усталых рук своих и подыму их к небу с горькой жалобой: ѓосподи,
посмотри, что сделали со мною!.. Њои руки в крови, Я проклЯт людьми, Я ужас
и омерзение человеческого рода!.. Ќо кто сделал менЯ палачом?.. „лЯ себЯ ли
рубил и вешал Я?.. € ѓосподь простит менЯ!.. Ћн переложит страшный грех мой
на них, злых и трусливых, которые даже не могли убить своей рукой и вложили
топор в руки палача!.. Ѓудет так!.. Ќо говорите, господин профессор, что Я
должен сделать?.. џ скромный палач, взЯвший на себЯ грех всего мира,
впитавший всю ту кровь, которою надо было измазать лица и руки гордых
благодетелей и защитников человечества и вождей!.. Ќо Я, в одиночестве своей
всеми проклЯтой души, всю жизнь мечтал о наступлении царства разума... џ не
знаменитый ученый, как вы, господин профессор, Я преклонЯюсь перед вами, но
и Я упорно и кропотливо работал над тем же, над чем состарилась и ваша
славнаЯ жизнь!.. ‘кажите, что Я должен сделать, и Я исполню все, во имЯ
разума и науки, да будут благословенны эти свЯтые слова!..
†ан ‹емерсье с удивлением смотрел на старого палача.
…го сердце расширЯлось и дрожало. „а, вот оно, что сильнее смерти,
сильнее всего!.. Ќеуклонно и неодолимо стремление к познанию в человеческой
душе, ничто не остановит этого страшного движениЯ, которое, как нож анатома,
рано или поздно вскроет все тайны мира!.. ‚ самых темных уголках, где,
казалось бы, нет ничего, кроме мерзости и ужаса, теплитсЯ огонек, который
полным пламенем горит в великих душах... ‘вет светит, тьме не объЯть его!..
€ старый ученый пожал руку палачу.
‹ампа горела тускло; две тени, черные и громадные, застыли на потолке
и, казалось, внимательно слушали, как торопливым шепотом ученый старичок
передавал палачу сущность задуманного опыта. € только по временам, когда
благоговейно изумлЯлсЯ палач мужеству и красоте подвига, одна из теней
выпрЯмлЯлась и по всему потолку простирала длинные черные руки.
Ѓыло уже за полночь, когда палач с поклонами провожал †ана ‹емерсье до
дверей своего одинокого домика. Ќад Џарижем стоЯла полнаЯ и светлаЯ, как
щит, луна. Ќа противоположной стороне улицы дома были облиты кованым
серебром и, завороженные лунным светом, загадочно молчаливые, таили за
своими темными окнами тайны неведомых человеческих жизней.
- €так, господин профессор, в тюрьме вы спросите главного палача.
Џомните, вы должны быть там к рассвету, - говорил палач, - а Я отправлюсь
сейчас же... надо все осмотреть и выправить нож... џ понимаю, что удар
должен быть подобен молнии... чем чище, тем лучше!..
†ан ‹емерсье, с ног до головы облитый лунным светом, отбрасывающим на
белую мостовую его коротенькую смешную тень, дрожал всем телом. ‚озбуждение
его иссЯкло, страх и тоска сжимали сердце. ‚ременами ему уже казалось, что
он совершает свЯтотатство, в последние минуты жизни †юлЯ Њартэна думаЯ не о
нем, а о каком-то опыте... Ќаука меркла перед его глазами. „ух его падал.
- ђазве... - пробормотал он, - разве... тоже тупитсЯ?..
- —то вы хотите, дорогой профессор!.. ‚едь каждый день!.. - со страшной
простотой, точно извинЯЯсь, пожал плечами палач. - “жасные времена!

III

Ѓыло еще рано, и низкие Яркие лучи утреннего солнца слепили глаза, как
звезды, сверкаЯ на стеклах домов, блестЯ на черепицах крыш, создаваЯ вокруг
веселую и крикливую пестроту.
Ќе только площадь, но и все прилегающие улицы были запружены толпой.
Џронзительный свист, смех и крики стоЯли над нею. Љое-где пели
комические куплеты, только что сочиненные на выдающихсЯ деЯтелей переворота
и павших властелинов, принужденных искать спасениЯ в позорном бегстве. ’о
тут, то там возникали драки из-за мест, с которых было бы лучше видно
кровавую машину, одиноко возвышавшуюсЯ над головами. Џритворно испуганный
визг и возбужденный хохот, доносившиесЯ из самой гущи толпы, показывали, что
там стеснились вместе мужчины и женщины. ‘вистки, грубые шутки, непристойные
замечаниЯ и ругательства сталкивались в воздухе. ум и теснота подогревали
настроение, и по временам толпа начинала реветь от нетерпениЯ, точно зрители
театра, требующие поднЯтиЯ занавеса.
‹учи солнца становились все горЯчее, утренний холодок понемногу
сменЯлсЯ зноем, и сгрудившаЯсЯ вокруг эшафота толпа начинала издавать душный
и прелый запах грЯзного трЯпьЯ, пыли и человеческого пота.
‘трашный и резкий контраст был между чистым голубым небом, трепещущим в
блеске солнечных лучей, и этой наглой, грЯзной и дикой толпой людей. € когда
†ан ‹емерсье, бледный и дрожащий, с подмостков гильотины увидел тысЯчи лиц,
поднЯтых вверх с одним выражением жестокого и легкомысленного любопытства,
ему стало отвратительно, что он тоже - человек.
Ђ между тем даже и эта омерзительнаЯ толпа в своей пестроте и движении,
залитаЯ Ярким солнцем, была красива... Љак дико, как нелепо, точно насмешка
дьЯвола, казалось это †ану ‹емерсье!..
‚ то времЯ Џариж представлЯл странное зрелище: виднелись простреленные
стены, разбитые окна, развороченнаЯ мостоваЯ; на бульваре беспомощно висели
ветви деревьев, сбитые пулЯми; из квартала в квартал перекатывались буйные
толпы; повсюду сверкали штыки и пики, а из дальних предместий по временам
доносились глухие раскаты пушек и трескотнЯ ружей. €, несмотрЯ на это, люди
были веселы и шумливы. †изнь как будто потерЯла длЯ них всЯкую цену, и в
глумливой массе парижан нельзЯ было отличить счастливых от несчастных:
зачастую у победителей были мрачные, растерЯнные лица, а побежденные
хохотали и острили, точно издеваЯсь над самими собой.
Љазни совершались каждый день, и к ним привыкли, но всегда находились
целые толпы, с жадным возбуждением стремЯщиесЯ еще и еще раз увидеть работу
кровавой машины. Ћднако кучки уличных зевак уже расходились недовольными,
если осужденный умирал слишком спокойно, тупо, как животное на бойне.
•отелось, чтобы казнимый кричал, вырывалсЯ и билсЯ в руках палачей;
нравилось, когда он умирал с наглой шуткой, оскорблЯЯ людей и Ѓога;
возбуждало, когда тЯжелый топор рубил нежную оголенную женскую шею... ‘мерть
сама по себе уже не интересовала и не удовлетворЯла: нужно было что-нибудь
особенное, острое и темное, непостижимые инстинкты разгорались все сильнее и
грубже.
- Љакой ужас!.. Љакой позор длЯ человечества! - шептал †ан ‹емерсье с
горьким отвращением.
Ђ солнце заливало площадь, народ шумел, кричал, хохотал и ругалсЯ,
крыши и окна домов были усеЯны головами любопытных, от мокрых досок эшафота
шел парок, и медленно стекали на черную, насквозь пропитанную кровью землю
черные капельки окрасившейсЯ росы. Џалачи суетились на подмостках, точно
актеры, участвующие в сложной феерии.
Ќикто не обращал вниманиЯ на маленького старичка в заштопанных
коричневых чулках и рыжем паричке, дрожавшего за помостом, в тени страшной
машины. “личные мальчишки кричали и свистели, пирожники бойко предлагали
свой товар, нарЯдные горожанки пересмеивались с галантными кавалерами. ќти
казни во имЯ свободы считались народным празднеством, и все, кроме
осужденных, носило праздничный, беззаботный вид.
‚ этой обстановке умер †юль Њартэн.
Ћн вышел вторым, после того как скатилась в корзину изуродованнаЯ
ужасом голова того оборванца, с которым он просидел свои последние дни.
ЃеднЯга умер совсем не так, как ожидал: он не сказал ни одной
остроумной шутки, его трЯсущиесЯ посинелые губы не могли издать звука, он
только дрожал, как от сильного холода. ЃродЯги, товарищи по кабацкой жизни,
были разочарованы. …го на руках вытащили помощники палача и, как тЯжелый
сноп, подсунули под резальную машину. …ще минуту он дико вращал выпученными
глазами, как бы прощаЯсь с Ярким солнцем, шумной толпой и голубым небом, а в
следующее мгновение его голова, хлопаЯ глазами, кувырком покатилась с
эшафота. ‚се было кончено с этим трусом, и †юль Њартен показалсЯ из
низенькой двери тюрьмы.
‘олнце, ударившее ему в глаза, ослепило его, и толпа радостно
загоготала, видЯ, как он пошатнулсЯ. ЏроклЯтиЯ, подбадриваниЯ и угрозы
посыпались на него со всех сторон, но он, видимо, ничего не слыхал. ‹ицо его
было серо, и большой нос висел, покрытый холодным потом. ‘олома смешно
торчала в его взлохмаченных волосах.
†ан ‹емерсье встретилсЯ с ним глазами, полными слез, и не понЯл, узнал
ли его бедный †юль.
€спытывал ли Њартэн тот дикий животный ужас, в котором только что замер
несчастный оборванец?.. …два ли!.. …сть нечто большее, чем ужас, это-смерть
души. € казалось, что душа †юлЯ Њартена уже умерла.
Џалач подал знак.
ќто была короткаЯ и дикаЯ суета: кто-то схватил †юлЯ Њартэна за плечи и
толкнул его так, что он упал на колени, и, прежде чем он понЯл, в чем дело,
голова его уже лежала на полукруглом вырезе доски, а высоко над ним голубой
черточкой блестело острие ножа. ‚ ту минуту, когда опускалась другаЯ доска,
окружаЯ его шею деревЯнным кольцом, смоченным кровью, он почувствовал, как
чьи-то руки, холодные и мокрые, схватили его за голову.
†юль Њартэн закатил глаза и увидел над собою перевернутое лицо †ана
‹емерсье.
- †юль, мальчик мой, †юль... мужайсЯ... - бормотал старичок дрожащими
губами.
€ мертвое отупение предсмертной агонии вдруг прорезал Яркий луч
сознаниЯ: †юль Њартэн вспомнил все. Ћсмысленны и остры стали его глаза,
запекшиесЯ синие губы сложились в улыбку... Ћн уже не мог видеть толпы и
только слышал где-то вдали ее глухой рокот, похожий на шум отдаленного
прибоЯ. Џеред ним было только голубое небо, высокие столбы и опрокинутое
страдающее старческое лицо, по которому обильно струились слезы и перебегали
мучительные судороги.
Џалач торопилсЯ...
—то-то пророкотало, ухнуло, и тело †юлЯ Њартэна, выскользнув из
деревЯнной колодки, задрожало мелкой, мелкой дрожью... "ирокаЯ чернаЯ струЯ
крови хлестала на помост из перерубленной шеи, как из опрокинутой бутылки.
Ќо вместо того чтобы, по обыкновению, показать толпе голову казненного,
старый палач неподвижно стоЯл у своей машины и смотрел куда-то вниз.
ЌетерпеливаЯ толпа заревела, не понимаЯ, в чем дело, и требуЯ последнего
штриха закончившегосЯ зрелища. ’олько ближайшие к эшафоту видели, что
отрубленнаЯ голова осталась в руках какого-то маленького старичка в рыжем
паричке.
†ан ‹емерсье не видел, как нож врезалсЯ в живую шею: в это мгновение он
невольно закрыл глаза и как бы лишилсЯ чувств. Ќо все-таки он слышал глухой
рокот стремЯщейсЯ вниз тЯжести, оборвавшийсЯ на глухом ударе, и вдруг
почувствовал, что голова †юлЯ Њартэна странно и ужасно легко осталась у него
в руках. Ћн дико открыл глаза, не верЯ себе, и увидел что-то круглое,
окровавленное, как будто совсем не похожее на человеческую голову. †ан
‹емерсье вскрикнул и разжал пальцы, но чьЯ-то твердаЯ рука перехватила
голову, выскользнувшую из его ослабевших рук, и голос палача, сухой и
громкий, точно в отчаЯнии, прокричал:
- †юль Њартэн, вы слышите менЯ?.. ‚ы помните?.. †юль Њартэн!..
€ вдруг все, и старичок, ухватившийсЯ за столб машины, чтобы не упасть,
и немногие любопытные, придвинувшиесЯ поближе, и сам палач - вздрогнули.
Њертвое лицо †юлЯ Њартэна медленно, медленно поднЯло веки... ‘иние губы
его, по которым сочилась струйка крови, шевельнулись без звука, только кровь
потекла быстрее... Њертвые, но совершенно сознательные глаза, тихо вращаЯсь
в орбитах, повернулись в сторону палача, и что-то, похожее на удивление,
выразилось в них.
- †юль!.. ќто Я!.. †юль! - как безумный, крикнул †ан ‹емерсье, бросаЯсь
вперед.
ѓлаза мертвой головы медленно закрылись, потом опЯть раскрылись,
громадные и зрЯчие. “жас смерти, безмолвный и потрЯсающий, исходил от них.
ѓлухой стон пронессЯ кругом... ѓлаза закрылись.
- †юль, †юль! - одиноко и жалобно, сжимаЯ сердца притихшей толпе,
прозвучал в тишине, старческий голос.
‚еки мертвой головы задрожали. Љровь стекала по пальцам палача, и лицо
головы быстро и ровно покрывалось восковой синевой.
- †юль!.. †юль!..
‚еки продолжали дрожать.
- Ќет... кончено!.. - сказал, как показалось †ану ‹емерсье, где-то
страшно далеко старый палач.
Ќо веки снова стали открыватьсЯ... Ћни дрожали все сильнее и сильнее.
ЏоказалсЯ мутный белок... Џравое веко замерло и остановилось, левое
продолжало подыматьсЯ... „о половины выглЯнул зрачок, уже подернутый пленкой
смерти, еще раз дрогнуло веко и уже навсегда застыло над мертвым
полуоткрытым глазом.

Last-modified: Sat, 05 May 2001 20:42:11 GMT
Ћцените этот текст: