Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. Њиллионы

Ћцените этот текст:
Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. Њиллионы

----------------------------------------------------------------------------
‘обрание сочинений в трех томах. ’. 3. Њ., ’ерра, 1994.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

Ћна не покупаетсЯ золотом и не
приобретаетсЯ она на вес серебра.

€ов, XV

Њежду темным небом и морем, как дымка, стоЯл ровный свет луны, кругло и
Ясно вставшей над горизонтом. Ќа деревьЯх сада, точно рой откуда-то
налетевших огненных колибри, качались и прыгали на невидимых проволоках
маленькие разноцветные фонарики. ‘ нелепо освещенной эстрады, где черный
паЯц-капельмейстер, потешно взмахиваЯ руками и фалдочками, порывалсЯ куда-то
взлететь, разлетались во все стороны отчеканенные скрипичные звуки,
взвизгивали, смеЯлись и пели, легкими узорными хороводами вылетаЯ из-под
темных деревьев на открытый, завороженный лунным светом морской берег. ’ам
танцевали они перед лицом светлой луны, как легкие эльфы, незримые и
таинственные в своей призрачной минутной жизни.
‘крестив мощные руки на холодном мраморе столика, Њижуев молча и угрюмо
посматривал по сторонам.
Љогда он взглЯдывал на эстраду, все казалось ему суетливо мелким и
бестолково шумным, а когда поворачивалсЯ в сторону морЯ, становилось
величаво спокойно, задумчиво свободно, как сама высокаЯ светлаЯ луна.
ЉрутаЯ русаЯ борода его и массивные плечи возбуждали представление о
страшной силе и твердой воле, но глаза Њижуева были нездоровые, углубленные,
какие бывают у обреченных на смерть.
‡а соседним столиком кутила компаниЯ господ в белых шлЯпах, ухарски
проломленных на боку, и нарЯдных дам, с резко красивыми лицами и
неестественными, подрисованными глазами. ‚се они громко смеЯлись, чокались
узенькими, как стрекозы, рюмочками, и не переставаЯ острили, при каждой
остроте повышаЯ голоса и оглЯдываЯсь на Њижуева, причем и у мужчин, и у
женщин было мелькающее, выжидательно ищущее выражение. Ђ неподалеку,
склонившись вперед, точно нежа под мышками свои белые салфетки, стоЯли лакеи
и не спускали глаз с Њижуева, как будто собирались но первому его знаку
бежать и стремглав бросатьсЯ в море.
Њижуев и видел все, и не замечал. Љогда-то это забавлЯло его, но теперь
было только докучно и так привычно, как воздух, от которого не уйдешь и
уходить не надо.
- ’еодор, отчего ты такой скучный сегоднЯ? - спрашивала его ЊариЯ
‘ергеевна, робко дотрагиваЯсь пальчиком до крутого локтЯ.
Ќа ней было вызывающее красивое платье, чуть-чуть открывающее ноги, а
на темных пышных волосах качались нежно-розовые цветы шлЯпы, грустно
гармонировавшие с ее подрумЯненными щеками, печально мерцающими глазами и
страстно окрашенными губами.
Њижуев медленно, как больной вол, повернул к ней свою упрЯмую голову и
промолчал.
Ћна была так же возбуждающе красива, как и прежде, и так же сквозь
черное кружево светилось ее необыкновенно выхоленное тело. Џри взглЯде на
нее у всЯкого мужчины рождалось острое и требовательное представление о
каких-то невозможных сказочных наслаждениЯх. Ќо то, что она утратила свое
прежнее имЯ - Њарии ‘ергеевны - и стала называтьсЯ Њэри, и то, что перестала
называть его ”едей и вы, а стала звать ’еодором и ты, и то, что она бросила
любимого мужа и стала жить с Њижуевым, убило в нем бывшую еще так недавно
благоговейную страсть и возбуждало по временам холодную необъЯснимую злобу.
„аже тогда, когда, возбужденный ее голым покорным телом, уже робко
просЯщим ласки, Њижуев целовал и мЯл ее со звериной жестокостью, он уже не
чувствовал былой радости, а испытывал только плоское жестокое удовольствие,
придумываЯ неестественные положениЯ, делаЯ больно и унизительно.
Љазалось, что он мстил ей за что-то, и видно было, что сам страдал
какой-то невысказываемой мукой.
€ ЊариЯ ‘ергеевна понимала, отчего это, и потому у нее стали печальны и
робки глаза, как будто не смевшие молить о пощаде.
- Џойдем, - коротко сказал Њижуев, поймав остро любопытные взглЯды в их
сторону, и встал.
Ћна тотчас же торопливо поднЯлась и пошла с ним рЯдом, по всегдашней
своей милой неловкости, котораЯ когда-то до слез умилЯла Њижуева, путаЯсь в
кружевах юбки, терЯЯ то платок, то сумочку и забавно пугаЯсь этого.
Ћни вышли на берег, где властвовали темное море да светлаЯ луна, и на
самом конце мостков сели на скамью.
‚переди и с боков, со всех сторон было море, и блестЯщаЯ вода бурно
крутила лунный столб. ЉакаЯ-то бесконечнаЯ мелодиЯ-шум, плеск и глухие удары
о мол, - среди которой все времЯ что-то звенело тоненьким хрустальным и
слышным, и как будто неслышным голоском, непрестанно тЯнулась над безбрежным
движущимсЯ простором и трогала таинственные грустные струны, будЯ
воспоминаниЯ и безотчетное отчаЯние в самой глубине души. Џорой налетал
упругий ветер, и тогда невидимые брызги, заставлЯЯ вздрагивать, покрывали
лицо и руки мелкой холодной пылью.
Њижуев смотрел на лунный столб, крутЯщийсЯ в металлически темной воде,
и молчал. Љак всегда, когда он ночью смотрел в глубину, какое-то тоскливое
чувство чуть-чуть шевелилось в нем. Ѓыло оно еле заметно и трудно уловимо,
но за ним вдруг забывалось все, что окружало его. € становилось пусто и
темно.
- џ хотела поговорить с тобою, ’еодор, - заговорила ЊариЯ ‘ергеевна, и
с первого слова было слышно, что она боитсЯ, как бы он не рассердилсЯ, даже
не выслушав ее.
Њижуев молчал, и казалось, что он не слыхал ее слабого голоса за шумом
и плеском прокатившейсЯ под мостками волны. „алеко, пока видно было при
луне, легла вдоль берега белаЯ полоса пены и растаЯла, как снег, а за ней
уже надвигалась, бурлЯ и вырастаЯ, новаЯ волна.
ЊариЯ ‘ергеевна полными никому не видных слез глазами посмотрела на
Њижуева и, судорожно рванув платок, встала.
- ќто невыносимо! - сдавленным слабым голосом сказала она, чувствуЯ,
что всЯ дрожит и от унижениЯ, и от холодного ветра. - ‡а что ты менЯ
мучаешь?
Њижуев упорно, не глЯдЯ на нее, пожал широкими плечами...
ЊариЯ ‘ергеевна замолчала, продолжаЯ рвать свой платок и дрожа всем
телом, казавшимсЯ удивительно слабым и изЯщным на фоне огромного
волнующегосЯ простора.
- џ не могу больше... - заговорила она быстро, все возвышаЯ голос. - ’ы
не имеешь права презирать менЯ!.. Ќе имеешь права мучить и унижать!.. …сли Я
и не устоЯла перед твоими миллионами, как ты говоришь...
- џ этого никогда не говорил! - угрюмо возразил Њижуев, упрЯмо глЯдЯ в
лунный столб, сверкающий в волнах миллиардами прыгающих голубых звезд и
сливающийсЯ на горизонте в таинственное светлое, резко отрезанное от темного
неба сказочное царство.
ЋпЯть ЊариЯ ‘ергеевна внезапно замолчала, сбитаЯ и раздавленнаЯ
мучительным недоумением. ‚се существо ее знало, что он постоЯнно говорил
это, а между тем памЯть не могла подсказать ни одного похожего слова. € она
только чувствовала, что погибает в холодном, пустом и неотвратимом, где она
- такаЯ слабаЯ и беспомощнаЯ, что - даже не знает, что сказать, как
защищатьсЯ и против чего.
- Ќо ты так думаешь... Я знаю... Ђ если это даже и так, то ведь... ’ы
сам хотел этого... Ќу, пусть, пусть! - схватившись обеими руками за виски, с
отчаЯнием заговорила ЊариЯ ‘ергеевна. - Ќо какою ценою Я заплатила за эти
миллионы! Ћни у менЯ душу отнЯли... Я научилась презирать себЯ, как
последнюю тварь... и что-нибудь одно: или... Љак хочешь, но Я не могу
больше, не могу. џ...
Ћна опЯть потерЯла слова и только отчаЯнным, бессильным взглЯдом
оглЯнулась на темную страшную воду. ђуки ее шевелились, и губы дрожали.
- …сли ты сама презираешь себЯ, как последнюю тварь, то как же мне
относитьсЯ к тебе? - вдруг неожиданно спросил Њижуев, не спускаЯ блестЯщих
глаз с воды.
- Ђ! - потерЯнно вскрикнула ЊариЯ ‘ергеевна и, упустив сумочку и
платок, которые сейчас же снесло в море, закрыла лицо руками и быстро пошла
прочь, почти побежала, путаЯсь в длинном, подхваченном ветром платье.
’оненькаЯ женскаЯ фигура неверно заколыхалась в пустом ветреном
пространстве, над темной, неустанно катЯщейсЯ на берег водой.
Њижуев проводил глазами маленький белый кусочек материи, который высоко
поднЯлсЯ над гребнем вспененной волны и вдруг сразу исчез во мраке упавшей
холодной бездны.
—то-то теплое шевельнулось у него в душе, и, не выражаЯ его словами
даже самому себе, Њижуев встал и быстро догнал Њарию ‘ергеевну.
Њаленькие покатые плечи ее были сжаты и над ними смутно белел тонкий
наклон бледной от лунного света шеи. “слышав его шаги, она сейчас же
остановилась, но не поднЯла головы и стоЯла по-прежнему, закрыв лицо руками
и опустив большую светлую шлЯпу. ’акаЯ маленькаЯ, изЯщнаЯ и жалкаЯ до слез.
- Ќу, полно, Њэ... русЯ... - путаЯ ее прежнее и теперешнее имена, с
мгновенно выросшей жгуче-жалостливой лаской, сказал Њижуев и обнЯл ее за
плечи. - Џрости менЯ... џ не хотел тебЯ обидеть!
Ћн ждал, что она капризно оттолкнет его, вырвет руки, станет чужой и
холодной, и страшно боЯлсЯ этого. …му показалось, что тогда он станет совсем
одиноким. Ќо она только прижалась головой к его груди и робко поднЯла лицо
навстречу его губам, беспокойно и вопросительно глЯдЯ большими от лунного
света и слез глазами. € в мокрых глазах, и в уголках страдальчески
улыбающихсЯ губ Њижуев увидел покорное, обрадованно прощающее выражение,
какое бывает у побитых и потом приласканных маленьких зверьков и детей.
€ мгновенное чувство приЯтной ему самому теплоты и жалости исчезло, как
не бывшее, оставив холодок досады и нарастающего раздражениЯ. Ћн холодно
поцеловал ее в теплые и влажные губы и, слегка отстранЯЯсь, сказал:
- Ќе капризничай, пожалуйста... ќто скучно, наконец... —его ты
хочешь... не понимаю!..
Ћн помолчал, упрЯмо глЯдЯ в сторону, и прибавил:
- Џора домой!
Љак бы желаЯ сказать: прости... может быть, Я и не права, не знаю...
мне показалось, что менЯ не любишь и презираешь, а это так невыносимо... -
она растерЯнно улыбнулась и заторопилась. Ћни пошли рЯдом молча. ЃелаЯ
холоднаЯ луна и непрестанно шумЯщее море остались позади, а навстречу уже
летел рой танцующих звуков. € что-то по-прежнему стоЯло между ними.
Љогда они ехали домой, Њижуев ногою ощущал прикосновениЯ ее упругого
тела, ускользающего за сухой жесткой материей, видел тонкий, точно
нарисованный бледными красками профиль женской головы, понурившейсЯ в
какой-то непосильной думе, и спрашивал себЯ:
- —то же встало между ними - человеком, который столько лет молилсЯ на
нее, боЯсь даже думать о ее наготе и ласках, и милой, прекрасной женщиной,
котораЯ так любила своего тихого мужа, так просто, точно старшаЯ сестра,
относилась к нему самому, и казалась такой целомудренно чистой, несмотрЯ на
то, что была замужем.

‚ Ярком солнце золотились берега, и даже море, пенисто-зеленое у
набережной и синее, почти лиловое, вдали, казалось, покрыто золотистым
блеском. ‘олнцем и небом дышали дальние горы, и загородные дачи белели по их
зеленым скатам, точно разбросанные в траве игрушки.
џркаЯ курортнаЯ толпа, как ручей, огибаЯ полукруглый сквер, двигалась
по набережной и текла так изменчиво-пестро, что нельзЯ было уследить, откуда
идут все эти светлые платьЯ, шлЯпы, ноги, плечи и лица с оживленными
глазами. Љазалось, что толпа сама увеличиваетсЯ и растет, точно быстро
разрастающаЯсЯ грЯда живых цветов. Џестрый говор, смех и шорох Ярко
сплетались над нею и с шумом набегающих на камни волн, быстрым гулом
экипажей и четким стуком копыт сливались в одну разноцветную нарЯдную
музыку.
ЊариЯ ‘ергеевна и Њижуев в легкой Ялтинской колЯске прокатили по
набережной, и белый газ, развевающийсЯ на шлЯпе Њарии ‘ергеевны, быстро
замелькал среди лошадиных голов, чинных кучеров и разбегающейсЯ вереницы
зонтиков и шлЯп.
“ магазина, за зеркальными стеклами которого, словно нездешние птицы и
цветы, пестрели причудливые женские шлЯпы, колЯска мгновенно остановилась,
как будто с размаху уткнувшись в невидимое упругое препЯтствие. ЊариЯ
‘ергеевна, легкаЯ и быстраЯ, точно ее сдунуло ветром, перелетела с подножки
экипажа прЯмо в темную прохладную дверь магазина.
Њижуев тЯжело, не глЯдЯ по сторонам, сошел на тротуар и поднЯлсЯ за
ней.
“служливо картавЯ, шаркаЯ подошвами и улыбаЯсь ожившими лицами, со всех
сторон набежали на Њарию ‘ергеевну приказчики и продавщицы. € одну минуту
казалось, что это-кучка приветливых, веселых людей, радостно окружавших
давно жданную, милую подругу. Џеревороченные каким-то вихрем, мгновенно
раскрылись десЯтки картонов, и синие, красные, пестрые ленты пересыпали кучу
белых шлЯп, как цветы на снегу.
’олько что вышли простенькие матерчатые шлЯпки "бэбэ" - милаЯ простота
веселЯщейсЯ роскоши - и Њарии ‘ергеевне непременно захотелось купить такую
же. …й казалось, что в этой простенькой шлЯпке она будет похожа на
шаловливую грациозную девочку. - Џродавщицы преувеличенно щебетали,
приказчики картавили, чтобы походить на французов, в раскрытые двери
магазина врывались гудЯщие звуки и солнечные краски, а ЊариЯ ‘ергеевна, как
ребенок, радуЯсь игре цветов и фасонов, блестела глазами, отказывалась,
колебалась, смеЯлась и все времЯ была в движении, то рассматриваЯ себЯ во
весь рост в большом, то изгибаЯсь всем телом, чтобы увидеть свой профиль в
маленьком зеркале. € в каждой новой шлЯпке, и с синей, и с красной, и с
пестрой лентой на черных волосах ее матово-розовое личико казалось все лучше
и моложе.
Ђ Њижуев, отделЯЯсь от шумливой кучки, черным пЯтном неподвижно сидел
возле прилавка и, поставив перед собой палку, грузно сложил на ней массивные
руки. Ћн смотрел сонно, как невыспавшийсЯ больной человек, которому уже не
видно и не слышно ни солнца, ни смеха, ни женской красоты - ничего, кроме
того медленного и молчаливо-зловещего, что неуклонно и неотступно, шаг за
шагом, разрушает жизнь внутри его.
Џо временам он останавливал свои тЯжелые глаза на хорошеньком
возбужденном личике Њарии ‘ергеевны и сейчас же отводил их, упираЯсь
неподвижным взглЯдом в первый попавшийсЯ предмет, в угол прилавка, в пустую
картонку, лаковый ботинок приказчика или худые лопатки продавщицы, наивно
торчащие из-под кокетливой шелковой кофточки.
- ’еодор, посмотри, - Я возьму эту... ќта мне, кажетсЯ, идет?.. €ли
лучше эту?.. Љак ты думаешь, посоветуй? - спрашивала ЊариЯ ‘ергеевна, и
легкое беспокойство мелькало у нее в голосе и глазах. …й было легко и
весело; вчерашнЯЯ безобразнаЯ сцена кончилась страстным примирением и уже
почти улетела из памЯти, спугнутаЯ сознанием своей прелести, солнцем, шумом
и бросанием денег, к которому ЊариЯ ‘ергеевна до сих пор еще не могла
привыкнуть. Њрачный вид Њижуева темнил ее радость и смутно пугал, напоминаЯ,
что поцелуи и сладострастные ласки только отодвинули, но не решили и не
уничтожили того, что уже вошло в их жизнь.
"Ќеужели это не конец, и опЯть будут эти невыносимые, безобразные
сцены, после которых не хочетсЯ жить?.." - где-то в самом краешке боЯзливой
мысли мелькало у нее.
- ’ак какую?.. Џосоветуй! - спрашивала она, и в голосе ее звучала
страннаЯ нотка тайной мольбы, точно она просила его о пощаде.
- ‚озьми все... - думаЯ о другом, равнодушно ответил Њижуев.
Ћна засмеЯлась, и все приказчики и продавщицы восхищенно улыбнулись.
Љто-то даже заржал от восторга перед этой выходкой миллионера.
Њижуев мрачно окинул взглЯдом смеющиесЯ лица и нахмурилсЯ. ‚се стали
серьезны, и Њижуев, поймав это мгновенное угодливое превращение лиц,
насупилсЯ еще больше. „икое желание, так часто приходившее ему в голову,
поднЯлось в нем: захотелось крикнуть на них, толкнуть кого-нибудь ногой,
ударить...
"Ђ!.. ‚ам нравитсЯ все, что Я ни скажу?.. •оро-шо-о..." - загорелись у
него в мозгу бешеные слова, но он промолчал, уныло и беспомощно опустив
глаза.
- Ќет, что ж ты так!.. ’ы посоветуй! - кокетливо приставала ЊариЯ
‘ергеевна, и Њижуев почувствовал, что пристает она уже только затем, чтобы
никто не заметил того, что с паническим страхом она угадывала в нем.
’огда стало жаль ее, и это согрело Њижуева. ’олько еще унылее и
бессильнее стало в душе.
- ‚озьми ту, что с синей лентой... Ћна больше всего идет тебе, -
грустно сказал он.
- ђазве! - радостно улыбнулась ему ЊариЯ ‘ергеевна.
Ћна поднЯла обе руки к голове, и изогнувшаЯсЯ спина ее под белой
кофточкой вдруг обнаружилась, как голаЯ, мЯгкаЯ и выпуклаЯ. ’от приказчик, у
которого были лаковые ботинки на пуговицах, скользнул по ней
робко-похотливым взглЯдом и вдруг встретилсЯ глазами с Њижуевым. Њгновенно
он завЯл, личико его померкло и покрылось жалкой маской угодливости и
страха.
"ѓад!" - подумал Њижуев, с внезапно вспыхнувшим брезгливым гневом, и
тЯжело уперсЯ ему в лицо неподвижными глазами.
Џриказчик весь съежилсЯ и стал как-то тоньше и меньше. Њижуев смотрел,
а тот не смел отвести взглЯда. Џочти целую минуту продолжалась эта страннаЯ,
жестокаЯ игра, доставлЯвшаЯ Њижуеву болезненное наслаждение. ‚идно было, как
задрожала коленка приказчика, обтЯнутаЯ узкими брючками.
"Ђ, впрочем, что ж... - с прежней унылой тоской подумал Њижуев. - …сли
бы Я был приказчиком, а он миллионером, и эта, и другие такие же
принадлежали бы ему, а Я смотрел бы на них исподтишка, как раб!.." Њижуев
отвел глаза. …му стало противно все: и эта пресмыкающаЯсЯ перед ним дрЯнь, и
он сам, похожий на какого-то божка, и эта женщина, вчера оскорбленнаЯ грубым
словом и готоваЯ броситьсЯ в воду, а сегоднЯ опЯть увлеченнаЯ до
самозабвениЯ убогой забавой бросаниЯ денег.
- ’ы скоро?.. €дем... - сказал он, поднимаЯсь.
- џ готова уже. џ выбрала! - заторопилась ЊариЯ ‘ергеевна. - ‚ы
пришлите эту... нет, нет, вот ту... с голубой! - бросала она, беспокойно
оглЯдываЯсь на Њижуева, черной массой стоЯвшего в освещенных дверЯх.
- Џойдем, посидим в сквере, - сказала она, когда вышли на солнце и со
всех сторон охватил их теплый чистый воздух и веселый шум.
- •орошо, - безразлично согласилсЯ Њижуев.
Ћни уже перешли улицу, лавируЯ между экипажами, когда кто-то громко
окликнул Њижуева.
- ”едор €ванович! Џодождите!
“ тротуара остановилсЯ красный, весь блестЯщий, точно вымытый
автомобиль, и из-за трех дам, похожих на букет кружев и цветов, высовывалсЯ
и махал палевой перчаткой сиЯющий белоснежный господин.
- ’еодор!.. ’ебЯ зовут... Џархоменко... - тронула Њижуева за рукав
ЊариЯ ‘ергеевна и за него улыбнулась, киваЯ головой белоснежному господину.
Џархоменко выскочил из Ћткинутого кресла и дробно подбежал к Њарии
‘ергеевне, своей белой, пробитой кулаком шлЯпой высоко отмахнув в воздухе.
- ЊариЯ ‘ергеевна, прелестнаЯ!.. Ђ Я вас искал по всему городу! -
кричал он.
- ђазве?
€зогнутаЯ ручка Њарии ‘ергеевны кокетливо прижалась к его губам. Ћна
засмеЯлась. „амы в автомобиле кивали ей шлЯпами, сиЯющий Џархоменко хохотал,
загораживаЯ всем дорогу, автомобиль сверкал, все оглЯдывались на них.
Љазалось, что весь город, солнце, горы и цветы засветились, засверкали и
засмеЯлись только длЯ них. —ахоточный поп, еле протащивший мимо свою рЯсу,
позеленевшую, словно от тоски, посмотрел большими блестЯщими глазами и
тоскливо стушевалсЯ, точно растаЯл в блеске и веселье толпы.
‚ это времЯ прошли мимо молодой человек и какие-то дамы, и молодой
человек поспешно, точно боЯсь пропустить что-то животрепещущее, забормотал
своим дамам, показываЯ одними глазами:
- ќто Њижуев и Џархоменко - московские миллионеры!..
- ѓде Њижуев? Љоторый? - любопытно обернулись дамы.
- ’от, что с дамой... Ѓольшой... - куда-то весь порываЯсь, показывал
молодой человек, и три пары возбужденно-любопытных женских глаз уставились
на Њижуева.
Њижуев слегка отвернулсЯ, но Џархоменко сиЯюще оглЯдел дам и сказал:
- Ђ нас тут уже все знают, ”едор €ванович...
- Џозвольте пройти, - сказал кто-то, и в надтреснутом голосе Њижуев
узнал острую ненависть. Ћн оглЯнулсЯ и увидел беловолосого бледного человека
в синей рубахе под плохоньким пиджаком. ‘ветлые и, очевидно, добрые его
глаза смотрели на Џархоменко с какой-то кроткой злобой.
- Џозвольте же пройти, - повторил он уже со страданием в голосе.
Џархоменко окинул его быстрым, пренебрежительным взглЯдом и небрежно
подвинулсЯ.
- ЊариЯ ‘ергеевна, поедемте сегоднЯ в ‘уук-‘у... Њы вчера туда и
обратно промчались в два часа... —естное слово!.. ‡амечательно приЯтно,
честное слово!.. Љак птицы!.. Џоужинаем там и назад!.. Џри луне это что-то
волшебное, честное слово! - кричал он, весь сиЯЯ и, очевидно, с ног до
головы радуЯсь своему существованию.
Ќо ЊариЯ ‘ергеевна отказывалась, шаловливо и лукаво покачиваЯ своей
новой: шлЯпкой, вправду придававшей ей вид грациозной девочки.
- Њы там только позавчера были!
- „а; но на автомобиле это совершенно особое ощущение. Џо горам! ‚ы не
можете представить себе, как он легко взлетает с горы на гору...
Џоложительно, такое ощущение, как будто летишь во сне... честное слово!
- Ќу, хорошо... это потом. Ђ теперь мне надо пройтись... Џойдемте. Њоре
сегоднЯ удивительное!
’ри дамы Џархоменко, все пышные, ленивые блондинки, смеЯсь и как будто
играЯ, высыпали из автомобилЯ.
- ”едор €ванович, а вы что это такой скучный сегоднЯ? - весь сиЯЯ,
спрашивал Џархоменко.
- Ћн теперь хандрит все, - как будто виновато ответила за него ЊариЯ
‘ергеевна и скользнула по лицу Њижуева робким взглЯдом.
- Ђ вы заставьте его купить автомобиль... ‘разу расцветет! - хохотал
Џархоменко. - џ теперь от всех бед лечусь автомобилем!.. —естное слово - не
шарж!
„амы вчетвером пошли вперед, приковываЯ к себе общее внимание:
Џархоменко, зарЯжаЯ всех своим сиЯнием и уверенной шумливостью, забегал
сбоку и не давал никому проходу, а Њижуев тЯжко шел сзади. € пока они шли,
среди толпы, нарЯдной и жужжащей, как пригретые солнцем пчелы, Њижуев
внимательно и длительно всматривалсЯ во встречные лица, как будто искал
чего-то.
€м опЯть встретились и чахоточный попик, и беловолосый человек в синей
рубашке. ’еперь с ним шел какой-то высокий, худой и серьезный господин.
ќтого Њижуев узнал, а по нем узнал и беловолосого. Ћдин был известный
писатель, другой - еще очень молодой, больной чахоткой поэт.
Џисатель скользнул сердитыми глазами и отвернулсЯ. Џоэт что-то сказал.
€ в голосе поэта, и в сердитых глазах писателЯ было нечто
насмешливо-враждебное и бесконечно далекое Њижуеву, Џархоменко и их
холено-красивым дамам,
’о в блеске солнца, то в легкой тени зонтиков пестро мелькали мужские и
женские, красивые и безобразные лица. €х живой калейдоскоп, менЯЯсь каждую
минуту, плыл навстречу, и Њижуев с привычным болезненным раздражением упрЯмо
следил за его однообразно-странной игрой: он видел, как все эти
безразлично-равнодушные человеческие глаза, мельком скользившие по встречным
лицам, вдруг останавливались на нем и мгновенно менЯлись в выражении тупого
любопытства. € это было так привычно и однообразно, что порой Њижуеву
казалось, будто у всей этой нарЯдной толпы одно лицо - плоское, назойливое,
до смерти надоевшее ему.
„амы и Џархоменко хохотали, а Њижуев шел сзади, и чувство привычного
одиночества неотступно шло с ним. ‚се хотелось куда-то уйти, туда, где нет
ничего и никого, ни людей, ни солнца, ни шума. ’ам стать и стоЯть
долго-долго, совсем одному.
‘иЯющий Џархоменко обернулсЯ и что-то сказал. Љакую-то глупость,
бесцветную по смыслу, но надоедливо странную Явной уверенностью, что все
сказанное им будет прекрасно и страшно весело.
"‘частливый идиот! - подумал Њижуев, глЯдЯ под ноги, и вдруг
почувствовал смутную зависть. …сли бы перевести ее на слова, получилась бы
бессмыслица: - Ђх, если бы Я был таким идиотом!.. ’огда и Я, с автомобилЯми,
миллионами, содержанками, со всеми людьми, которые не видЯт менЯ, а иди
робеют, или ненавидЯт, или льнут к тому, что есть вовсе не Я, - был бы
счастлив, как он".
- Ђ вот и наш генерал! - закричал Џархоменко. - ѓенерал, идите сюда!
Ќам без вас скучно!
‘таренький генерал, с широкими красными лампасами и сморщенным
розовеньким личиком на тоненькой цыплЯчьей шее, не прикрытой узенькими
седыми бачками, поволакиваЯ ножки, подбежал к ним. Ћн стал целовать ручки
дамам, бессильно, по-стариковски, кокетничаЯ и сиЯЯ. ‚идно было, что он
ужасно боитсЯ, как бы его не прогнали.
Џархоменко радовалсЯ, точно ему принесли забавную любимую игрушку.
- Ќу, что, генерал, много ли красивых женщин приехало вечерним
пароходом? —асто ли трепетало ваше сердце? - хохотал он, вертЯсь на каблуках
перед усевшимисЯ на скамье дамами.
ѓенерал подобострастно хихикал.
- ‚ы знаете, ЊариЯ ‘ергеевна, - обратилсЯ к ней Џархоменко, и по его
румЯному лицу видно было, что он приготовлЯетсЯ сказать что-то необыкновенно
остроумное, - генерал каждый вечер ходит на пристань высматривать ту
неосторожную, котораЯ доверитсЯ ему... Ћн ведь „он †уан, каких мало, честное
слово - не шарж!
- Ђ, генерал, а Я и не знала, что вы такой опасный! - полным, томным
голосом протЯнула одна из блондинок Џархоменко.
- Ћ, вы его не знаете! - захлебывалсЯ Џархоменко. - Љаждый вечер
ходит... ’олько, к сожалению, эти, злодейки дамы поступают с ним самым
невежливым образом: каждый вечер генерал находит им квартиры,, таскает вещи,
платит за извозчика, а на другой день, - увы! они ходЯт по саду с
каким-нибудь прапорщиком, а генерал опЯть плететсЯ к пароходу!.. —естное
слово - не шарж!
- ‘ка-ажите! - протЯнула роскошнаЯ блондинка.
- ‚ы всегда что-нибудь выдумаете, Џавел Ђлексеевич, - розовеЯ,
защищалсЯ генерал.
- „а, рассказывайте! ‚ыдумываю! Ђ кто вас поймал три днЯ тому назад в
„жалите с гимназисточкой? Ђ?..
- „а, ей-Ѓогу, Џавел Ђлексеевич, правда... это моЯ дочь Ќюрочка! —то
вы, ей-Ѓогу... - покраснел генерал.
- „очь?.. ‡наем мы этих дочерей...
- Џраво же, дочь... Ќюрочка!
- —то Ќюрочка, это Я верю!.. „а... - начал Џархоменко и, вдруг сощурив
глазки, приостановилсЯ, видимо выдерживаЯ паузу перед особо пикантной
остротой. - „а и что вы ничего не можете чувствовать, кроме отцовских
чувств, пожалуй, возможно!..
„амы засмеЯлись, слегка потупившись, с теми странными, скользЯщими по
губам полуулыбками, в которых мерцает какаЯ-то женскаЯ тайна.
ѓенерал хихикал, но нечто болезненное прошло у него по улыбающемусЯ
личику: как будто его Ќюрочку оскорблЯло это. Ќа одно мгновение ему даже
захотелось повернутьсЯ и уйти, но он не посмел и только судорожно захихикал.
- …сто прелестно, есто прелестно... - проговорил он, бегаЯ растерЯнными
глазками.
- ѓенерал, - вдруг еще больше засиЯл Џархоменко, - отчего вы говорите
"есто", а не это?.. —тобы смешнее было или у вас зуб со свистом?
- ђазве Я говорю есто? - покраснел старичок.
- Љонечно, есто... ‚от скажите: э-то!.. ’вердо: э-то!
- Ђ разве не все равно? - попробовал увильнуть генерал.
- „алеко не все равно... ќто ужасно смешно!.. —естное слово!.. Ќу, вот
скажите: э-то!
‘таричок смеЯлсЯ, и старческие щеки его розовели.
- Ќет, вы скажите! - приставал Џархоменко.
- …-сто! - с геройским усилием произнес генерал.
Џархоменко от восторга повернулсЯ на каблуках. „амы засмеЯлись.
‡асмеЯлась и ЊариЯ ‘ергеевна, высоко поднЯв свой тонкий профиль.
- ќто, это, генерал! - кричал Џархоменко.
…го сиЯющее лицо было полно наслаждениЯ. Љазалось, он хотел сказать:
"Ќу, старый шут, смешнее... ‚идишь, мне весело... Ќу!"
- ‚ы, генерал, прирожденный комик... —естное слово! - сквозь смех
кричал он.
‘таричок генерал растерЯнно улыбалсЯ, и розовенькие щечки его блестели
беспомощно.
Њарии ‘ергеевне стало жаль старичка, на которого уже оглЯдывались
гулЯющие. Ћна заговорила с ним ласково и нежно, спросила о здоровье и о
дочери, девушке-гимназистке, которую несколько минут тому назад встретила в
кучке подруг, таких же молодых и веселых, как она сама. ‘таричок сейчас же
растаЯл под ее лаской и улыбалсЯ уже по-другому, старчески ухаживаЯ за ней,
как приласканнаЯ дрЯхлаЯ собачонка.
Ќо Џархоменко опЯть стал острить и тормошить его. Њижуев смотрел на
них, и ему было противно и жаль старичка. Ћн хотел было вступитьсЯ, но
промолчал.
Њимо прошли те же два писателЯ. Њижуев услыхал, как из группы молодежи,
сидевшей на другой скамье, сказали:
- ‘мотрите, смотрите... вон —етырев и Њарусин.
- ѓде, где?
‘трашно заинтересованные девичьи глаза проводили сутуловатые фигуры
писателей, медленно уходивших в пестрой и нарЯдной толпе, каким-то грустным
пЯтном отделЯЯсь от нее; € Њижуев услышал, как в группе молодежи загорелсЯ
спор о таланте —етырева.
€ как будто именно от этого, вдруг стало ему грустно, скверно и опЯть
потЯнуло прочь, куда-нибудь, где бы стать одному и стоЯть долго и одиноко,
ничего не видЯ и не слыша.

III

’олько что пришел вечерний пароход, и по ту сторону бухты,
разноцветными гирлЯндами сверкаЯ в темной воде, горели его говорЯщие огни. ‘
этого берега не видно было людей, и чернаЯ масса парохода казалась
таинственной, как темное чудище вод, всплывшее к молу. Ќо издали уже
слышалсЯ быстрый гул приближающихсЯ экипажей и чувствовалось, что сейчас в
веселЯщийсЯ городок прихлынет целаЯ толпа новых людей, оживленных и
обрадованных концом длинного скучного пути.
‚ этот день ЊариЯ ‘ергеевна вместе с Џархоменко и его дамами уехали в
соседний курорт, и Њижуев вышел гулЯть один. Ћн медленно бродил по
набережной, подальше от сквера и курзала, где пестрела легкаЯ вечернЯЯ
толпа. Ћн чувствовал себЯ так хорошо, как давно не бывало. Ѓезлунный мЯгкий
вечер, убранный прозрачным золотом звезд, и покойный ритмический шум прибоЯ,
чуть пенЯщегосЯ у берегов, трогали в нем тихие ласковые струны.
ЏодозрительнаЯ настороженность, не оставлЯвшаЯ его все времЯ, как-то
побледнела, и на душу нашла тихаЯ, музыкальнаЯ печаль. •отелось быть одному
и вспоминать что-нибудь близкое и дорогое.
‡адумавшись, Њижуев шел по набережной, там, где было пусто и тихо, и
легкие нежные мысли медленно вырисовывали перед ним знакомые, полузабытые
лица. € с открытыми глазами Њижуев, казалось, видел их - неуловимо
скользЯщих в синеве вечернего сумрака среди больших бледных звезд.
€ мало-помалу, как по неразрывному кругу, мысли его вернулись к тому
времени, когда, приехав из-за границы, измученный угаром бессмысленной жизни
и фальшивых людей, он встретилсЯ со своим старым другом и его женой, Њарией
‘ергеевной. Њижуев был устал, раздражителен и озлоблен до угрюмости. Ћни
пригрели его непривычной простотой отношений, принЯли в маленький круг своей
светлой уютной жизни, и было много дней и вечеров, полных уюта, весельЯ и
особого очарованиЯ от близости прекрасной, милой женщины. Џотом возникла
тайнаЯ любовь - странное влекущее сплетение самого целомудренного уважениЯ и
самой бесстыдной требовательной мечты. € странно, как смерть, и радостно,
как жизнь, наступил момент, когда в ней дрогнула ответнаЯ, еще стыдливаЯ
струнка, и вдруг то, что казалось невозможным, о чем нельзЯ было даже
думать, стало близким и обдало жарким огнем женской страсти. Ђ потом все
запуталось и стало болезненно-уродливо, как кошмар. „олго тЯнулась затЯжнаЯ
и, очевидно, бессильнаЯ борьба между совестью и нерассуждающим влечением
тела к телу. Ѓыли Яркие просветы бешеного счастьЯ, как тот вечер, когда
строгое черное платье вдруг упало, и прекраснаЯ нагаЯ женщина стала покорной
и бесстыдной; но счастье утонуло в целом болоте самой унизительной фальши,
стыда, невольного предательства и обмана, против воли доходЯщего до подлости
по отношению к человеку, которого они оба любили и уважали. ѓрЯзь подступала
все выше, выше, к самому горлу, и когда, наконец, стало трудно дышать,
произошел короткий и острый разрыв.
Њижуев вспомнил, как легко и светло вздохнулось, когда все было так или
иначе кончено и открылась новаЯ жизнь. Ќо прошлое оставило свое тонкое
острие, и оно до сих пор ворочалось в закрывшейсЯ ране. Љогда прошла перваЯ
страсть, тогда стало казатьсЯ Њижуеву, что произошла страшнаЯ, непоправимаЯ
ошибка. ’е страданиЯ и колебаниЯ, которые пережила ЊариЯ ‘ергеевна, стали
говорить ему тайным и Ядовитым Языком, что его роль жалка: эта женщина
любила своего мужа, и только его одного, а Њижуев, - который был ничем не
замечателен, кроме своих денег, - ЯвилсЯ простою случайностью. Ћни жили так
просто и бедно, ей так невинно и наивно хотелось весельЯ и блеска. ’олько и
всего...
- ‡ачем же тогда были разбиты и исковерканы три жизни? - с ужасом
спрашивал себЯ Њижуев.
“ниженный и брошенный человек один где-то переживал тайну своей обиды,
которую никогда уже нельзЯ ни поправить, ни забыть; молодаЯ женщина стала
одинокой, как брошеннаЯ игрушка...
"Ђ в моей жизни прибавилось одной продажной женщиной, и только!" - с
болезненной грубостью подумал Њижуев и сам почувствовал, как дрогнуло и
исказилось его лицо.
"џ не имею права так думать!.. Њожет быть, она искренне любила!" -
мысленно прикрикнул он на себЯ, стараЯсь заглушить вырвавшуюсЯ мучительную
фразу. Ќа мгновение все спуталось в душе, но сейчас же Њижуев почувствовал,
что мысль не умерла, а только ушла внутрь и там, как тонкаЯ змейка,
прЯчущаЯсЯ под камнЯми, неуловимо скользит все глубже и глубже.
Њижуев встрЯхнул головой; страшным, почти физическим усилием подавил
воспоминаниЯ и долго ходил по набережной, без мысли, устало ворочаЯ в душе
какие-то бесформенные обрывки. Ђ вечер все темнел, все глубже и спокойнее
синело небо, Ярче сверкали звезды над горами, и затихающее море легко и тихо
вздыхало, точно засыпаЯ.
"…сли бы был хоть один человек, которому можно было поверить!" - вдруг
подумал Њижуев и вспомнил человека, с которым был близок еще в ту пору,
когда жил весело, бросаЯ деньги и мечтаЯ о широкой творческой деЯтельности.
"“видеть бы, поговорить", - с наивной ноткой подумал Њижуев и улыбнулсЯ
размашистой фигуре знаменитого писателЯ Ќиколаева, Ярко вставшей перед ним в
сумраке южного вечера.
- Ќичего, брат, мы свое возьмем!.. Њы народ крепко-ой! - послышалсЯ ему
полный удали и силы голос, забавно выговаривавший круглое волжское "о".
‘ердце Њижуева вздрогнуло.
‚ это времЯ, отбиваЯ звонкий галоп, проскакали мимо женщина в амазонке,
обтЯгивающей выпуклое тело молодой самки, и крепкий татарин с вытЯнутыми,
как струны, мускулистыми ногами. †енщина отрывисто смеЯлась, изгибаЯсь в
седле, татарин сохранЯл величественное самодовольство, и, мелькнув мимо, они
смешались в сумраке вечера.
€ машинально мысль Њижуева потЯнулась за этой женщиной: много таких
были близки ему. ‚ сливающийсЯ туман прошлого почти непрерывной цепью
уходили их русалочьи глаза, точеные руки, выпуклые груди, тонкие талии и
крутые бедра кобылиц. Ћни доставались ему легко, только стоили больше или
меньше. ‡акрыв глаза, они бросались под золотой дождь, под которым
расцветали и становились гладкими и блестЯщими, как хорошо кормленные
пантеры.
€ они давно уже перестали украшать жизнь Њижуева, и давно уже на их
упругих грудЯх, на бархатном теле, среди вздрагивающих в муке страсти белых
ног он оставалсЯ тем, чем и был, - одиноким, чего-то ищущим, тоскующим
человеком.
Њижуев пошел дальше, и одинокие мысли опЯть стали распутыватьсЯ из
огромного запутанного клубка. Ђ навстречу один за другим, точно где-то
прорвав преграду, уже катились экипажи с пристани. ‚иднелись лица, шлЯпы,
картонки, баулы; мелькали и исчезали незнакомые новые глаза. ЌабережнаЯ, как
живаЯ, загудела и задрожала под непрерывным бегом колес. Њижуев с
отвращением смотрел на них.
"‘колько их... и кто их нарожал!.. ‡ачем!.." - брезгливо подумал он. €
ему представилось какое-то колоссальное, мутное чрево, вздутое до небес
вечной тЯготой, из которого, Ѓог знает зачем, лезут, ползут, сыпЯтсЯ и
корчатсЯ на земле миллионы уродцев, никому не нужных, никому не интересных.
ум и гром, как лавина, потрЯсли всю набережную и так же быстро затихли
вдали в улицах города. ќкипажи катились все реже и реже, и опЯть стало
слышно, словно на пустынном берегу, мерное и задумчивое дыхание морЯ. Њижуев
еще раз дошел до конца набережной, где Ярко горела кофейнЯ, набитаЯ
гомонЯщими красноголовыми турками, и повернул назад.
Ѓлиже к городскому саду начали попадатьсЯ обычные гулЯющие. Џрошел
офицер с молоденькой дамочкой, покачивающей своими гибкими обтЯнутыми
бедрами, прошли два-три сытых господина с кроваво пламенеющими сигарами в
зубах. Џотом пробежала кучка звонких барышень, опахнувших Њижуева тонким
запахом духов и легким ветром юбок, оглушивших смехом и говором. Ђ потом
встретилсЯ и знакомый старичок генерал, с узенькими бачками и широчайшими
красными лампасами. ‘ ним шла хорошенькаЯ девушка, бросавшаЯсЯ в глаза
нежным румЯнцем и целомудренно строгим гимназическим платьем.
“видав Њижуева, генерал заторопилсЯ и еще издали стал улыбатьсЯ и
раскланиватьсЯ, слегка подволакиваЯ правую ножку. Ћбыкновенно он боЯлсЯ
Њижуева и не подходил, когда тот был один, но теперь ему так захотелось
блеснуть перед дочерью своим знакомством с миллионером, что он решилсЯ.
ЊаленькаЯ наивнаЯ гордость засиЯла у него в глазах и даже в голосе, когда
он, развЯзнее, чем следовало, проговорил:
- Ђ, ”едор €ванович!.. ѓулЯете?.. Љак здоровье?
- ‡дравствуйте, - ласково, но с незаметным длЯ себЯ невольным
высокомерием ответил Њижуев, небрежно приподнимаЯ шлЯпу.
- Џозвольте, - робеЯ, но уже не Њижуева, как будто чего-то иного,
представил генерал, - это вот моЯ дочь... Ќюрочка.
Њижуев пожал теплую, совсем трепетную ручку. Ћна и всЯ была такаЯ
трепетнаЯ и теплаЯ, как раннЯЯ весна. € когда приподнЯла на Њижуева влажные
темные глаза, он невольно улыбнулсЯ ей. € она улыбнулась.
Џошли дальше втроем. ѓенерал суетилсЯ и молол какую-то чепуху, стараЯсь
ободрить смутившуюсЯ девушку и показать ей, что он с этим миллионером - свой
брат. ‘начала он даже стал без нужды фамильЯрен и после одной довольно
неудачной шутки попыталсЯ слегка обнЯть Њижуева за талию. Ќо вовремЯ не
посмел. ќта фамильЯрность не понравилась Њижуеву, и он стал холоден.
„евушка все краснела и не глЯдела на Њижуева, и ему были видны только
ее маленькое ухо, пушистый локон волос и неуловимо нежный абрис розовеющей
щеки. ла она понурЯсь, точно ей было стыдно, и каблучки ее постукивали
негромко и неуверенно. Љогда генерал особенно неудачно острил, она еще ниже
опускала голову и щеки у нее начинали гореть. Ќо когда Њижуев, невольно
уступаЯ желанию ободрить ее, уронил что-то смешное, девушка вдруг закинула
голову с пухлым, как подушечка, подбородком и засмеЯлась. Њижуев посмотрел
на этот подбородок: он был так чисто округлен и так нежен, что, казалось,
если бы тронуть его пальцем, то почувствовалась бы одна теплота. € невольно
стал он говорить ласковое и смешное, чтобы она смеЯлась.
‘меЯлась она как-то удивительно: вдруг зазвенит что-то и прерветсЯ;
потом она прЯмо взглЯнет темными глазами, застенчиво улыбнетсЯ и сделаетсЯ
серьезной-серьезной.
€ как только она рассмеЯлась первый раз, Њижуеву стало весело, и вдруг
ему понравилась эта парочка - и женщина-девушка, и сам добренький трусливый
генерал, со своими широчайшими лампасами и неудачными остротами. Џонравилось
и то, что старичок называл ее "деточкой", а она его "папочкой". ќто было
наивно и хорошо.
Џрошли через весь сквер, где уже сгущалсЯ пахучий синий сумрак и
бродили уединенные парочки с негромким таинственным смехом и шепотом.
ЉакаЯ-то легкость, давно не бывшаЯ, налетела на Њижуева, и он стал прост,
разговорчив и весел. Ќачал рассказывать о своих поездках за границу,
юмористично описал фигуру на вершине •еопсовой пирамиды, а потом, чтобы
стать ближе к девушке, вспомнил свои гимназические времена.
- ђазве вы были в гимназии? - почему-то удивилсЯ генерал.
- „а. Ќас воспитывали просто, да и средства тогда были скромнее.
Њижуев помолчал, вызываЯ картину забытой гимназии, и рассмеЯлсЯ.
- Ђ удивительные чудаки бывали у нас среди учителей!
- “ нас тоже были... - отозвалась девушка.
- Љак были?.. ђазве вы не в гимназии уже? - спросил Њижуев и с улыбкой
посмотрел на нее. …му стало приЯтно, что она уже "взрослаЯ".
- Ќет. џ уже кончила... давно... - тихонько ответила девушка.
- Ќу, где же давно!.. - любовно засмеЯлсЯ генерал. - ‚сего-то три
месЯца!
- Њне кажетсЯ, что уже Ѓог знает сколько времени прошло, - еще тише
возразила девушка и совсем неслышно прибавила: - ‘колько воды утекло.
- ‚от как! - с комической важностью произнес Њижуев, и ему захотелось
просто взЯть и поцеловать ее в щеку. ’ак хорошо, чисто и сочно поцеловать.
Ћн посмотрел на нее внимательнее и увидел, что сначала она показалась
ему гораздо моложе, чем была на самом деле. ‘боку ему были видны мЯгкие
очертаниЯ груди, плечо, которое близко к нему было округло, и рукав платьЯ
упруго охватывал руку.
- - —то же теперь?.. Ќа курсы?.. - ласково спросил он.
- Ќе знаю... - чуть слышно ответила девушка и потупилась.
ѓенерал крЯкнул и неловко погладил бачки.
Ќа минуту воцарилось молчание, и Њижуев почувствовал, что коснулсЯ
больного места. …му стало жаль их, и веселаЯ мысль о том, что все это можно
сразу устроить, родилась у него. Ќо сказать показалось неловко, и, чтобы
прервать молчание и развеселить девушку, он опЯть начал о своих учителЯх.
- “ нас был учитель математики... ’акой толстый и важный, как директор
департамента. ‚есь урок он ходил из угла в угол и проповедовал свою
философию, котораЯ всЯ состоЯла из одной фразы. •одит по классу из угла в
угол, вертит пальцами перед животом и говорит важно-преважно: "…сть
фи-ло-софы... …сть труженики... Ђ есть баловни судьбы-ы..."
- ‚ас, ”едор €ванович, он, конечно, относил к баловнЯм судьбы! -
заискивающе захохотал генерал и посеменил ножками.
- Ќ-да... ‚о всЯком случае, тружеником менЯ трудно было считать.
- Ђ философом? - лукаво заметила девушка и сконфузилась.
Њижуев засмеЯлсЯ и опЯть почувствовал желание обнЯть и поцеловать ее.
Ќепременно в щеку и так звучно.
Ќо девушка опЯть потупилась. ‹егкой грустью все еще веЯло от ее тонкой
фигурки.
- „а... - заторопилсЯ Њижуев, которому капризно захотелось, чтобы она
не была такой молчаливой и грустной. - Ђ то еще был у нас учитель
географии... ‚ысокий, худой как палка, которого звали "Њакарон". ’от все
показывал нам солнечную систему в лицах: сам он был ‘олнце, Я обыкновенно
изображал ‡емлю, один маленький еврейчик - ‹уну и так далее. ‘олнце, сидЯ на
корточках посреди класса, медленно поворачивалось, ‡емлЯ бежала вокруг
солнца, ‹уна во все лопатки поспевала кругом ‡емли... ‘начала все шло
хорошо. Ќо потом все сбивалось, и происходила мироваЯ катастрофа: ‹уна
налетала на землю, Њарс попадал головой в живот ћпитеру, и эта
величественнаЯ планета неожиданно садилась на ‘олнце, образуЯ полный хаос.
„евушка вдруг закинула голову и зазвенела так беззаботно-весело, что
сердце у Њижуева обрадовалось. …му страшно •отелось, чтобы она еще смеЯлась,
и он стал болтать все, что приходило в голову. € хотЯ то, что он
рассказывал, было очень пустЯчно, но болтал он с таким неподдельным
комизмом, что выходило удивительно смешно. ђаскрасневшаЯсЯ девушка уже
поминутно смеЯлась, закидываЯ голову и показываЯ свой милый подбородок.
ѓенерал хохотал до слез, и все встречные оглЯдывались на их шумную тройку.
- Ѓыл у менЯ знакомый дьЯкон в ‘амаре... ѓорький пьЯница!.. ЏриходЯт к
нему с какой-нибудь требой... ‚ыходит дьЯконица и таинственно сообщает:
"Ћтец дьЯкон вас принЯть не могут!.." - "Ђ что, разве - свыше?.." - "‘выше".
- "Ђ-а!.." € посетитель пресерьезно удалЯетсЯ.
- ‘выше! - хохотала девушка и уже смотрела прЯмо в лицо Њижуеву, с
таким выражением, точно жадно ждала от него еще чего-то самого смешного.
Ђ генерал шел сзади, прихрамывал и молчал. ‡амолчал он как-то сразу, и
на сморщенном личике его выразилось что-то затруднительное. …го вдруг
испугала такаЯ неожиданнаЯ веселость и простота Њижуева. € в самой глубине
души его зашевелилось смутное опасение. Ћн еще не высказал его себе, но это
была робкаЯ и бессильнаЯ птичьЯ боЯзнь за свою чистую, нежную девочку.
"Ѓогачи эти... - мелькнуло у него в голове, - ему ведь ничего не
стоит..."
Џредставление о том, что может сделать Њижуев с его маленькой дочкой,
рисовалось ему отчетливо, но было так страшно длЯ него, что генерал боЯлсЯ
даже и думать об этом. Ќаготы и позора своей девочки мозг его не мог
воспринимать.
- Ќюрочка!.. Ќе пора ли домой... - неловко позвал он.
„евушка оглЯнулась удивленно.
- …ще рано, папочка!
ѓенерал смущенно забормотал. ‹ичико у него было красное, глазки бегали
совершенно нелепо. Њижуев тоже оглЯнулсЯ на него и какими-то тончайшими
изгибами мысли инстинктивно понЯл. —то-то тЯжелое и давнее шевельнулось в
нем. ‘начала было больно, но вдруг тайнаЯ остраЯ мысль сверкнула откуда-то
из самой темной глубины: дать денег, увезти на курсы... Ќеровными, но
Яркими, как молниЯ, зигзагами в воображении засверкало ослепительное,
молодое, в первый раз обнаженное тело, трепетные наивные вспышки еще
неопытного сладострастиЯ... потом бешеный огненный акт. Ћн искоса против
воли взглЯнул на девушку, и ему вдруг показалось, что она уже стоит нагаЯ и
он видит ее круглые голые руки, небольшую упругую грудь, мЯгкие прЯди волос
на голом плече. —то-то похожее на горЯчую волну ударило ему в голову, но
сейчас же Њижуев опомнилсЯ.
Ђ девушка смотрела на него и спрашивала что-то.
- „а, - отвечал Њижуев, чувствуЯ страшную радость, что это кошмарное
видение исчезло. …му страстно захотелось рассеЯть угадываемое в генерале
опасение, стать простым, милым, равным.
"‚едь он прав, что боитсЯ менЯ, - со скорбью подумал он, - и Я не
виноват... ‚сЯкий другой на моем месте поступил бы так. —то ж..."
‘о страшным трудом Њижуев опЯть отвел надвигавшуюсЯ жадную и властную
мысль, и ему стало грустно, безнадежно-грустно, точно он почувствовал силу
сильнее себЯ.
€, поддаваЯсь этому грустному сознанию и теплому покаЯнному чувству
перед этой чистой нежной девушкой, Њижуев слово за слово стал говорить о
своей жизни.
- ‘частливы вы, - наивно щебетала Ќюрочка, - вы везде можете побывать,
все узнать, увидеть!.. Њы вот в первый раз в џлте и то как в раю.
- ‘частье не в этом, - грустно возразил Њижуев, - жить можно везде;
живут люди и на ‘еверном полюсе, живут на Љамчатке и в ‘ахаре, и в Џинских
болотах... € люди, живущие там, даже поднимаютсЯ до созданиЯ своей поэзии.
Њожно жить без пальм, без тепла, без больших городов. ќто все чепуха...
форма. Ѓез одного нельзЯ только жить человеку: без людей. ‚ одиночестве
человек тупеет, слабеет, становитсЯ бессильным и ненужным.
- Ђ мне кажетсЯ, Я и в пустыне бы прожила, лишь бы цветы были, птицы,
море...
- ќто только кажетсЯ, - усмехнулсЯ Њижуев, - человеку даны сложные и
глубокие чувства... € чтобы наполнить их жизнью, нужно вокруг такое же
сложное, тонкое и глубокое... Ћдним небом, деревьЯми да морЯми душу не
оживишь... ‘колько ни езди, сколько ни смотри...
- „а. Ќо у вас, верно, и людей кругом всегда сколько угодно... ‚едь вы
столько добра можете сделать, - робко заметила девушка. € раньше, чем он
ответил на это, она почувствовала что-то такое, отчего сердце ее тихонько
сжалось.
Њижуев чуть-чуть покривил углы рта и вдруг показалсЯ ей каким-то
массивным, тЯжелым и больным.
- Ђ! - горько проговорил он с внезапным порывом. - „обро!.. Љогда
каждый человек, который подходит к вам, только и приходит за этим добром...
- Ќе всЯкий же, - со странной и жалостливой торопливостью возразила
девушка.
Њижуев промолчал. “ него в душе произошло нечто странное: стало страшно
досадно, что говорит об этом перед какой-то девочкой, раскрываЯ свою душу;
холодное чувство гордости легло на губы, а под ним хотелось хоть раз, хотЯ
бы и некстати, просто высказатьсЯ. € последнее преодолело.
- Њожет, и не всЯкий, - с усилием выговорил он, - но когда люди только
и приходЯт за тем, чтобы взЯть денег, то уже если и придет кто-нибудь так,
просто, с открытой душой, все кажетсЯ, что это только так, а в глубине души
ему надо того же... —то и он не пришел бы, если бы не мог взЯть денег. € уже
настораживаешьсЯ... €ногда такаЯ инстинктивнаЯ злоба рождаетсЯ, что и сам
оттолкнешь, сделаешьсЯ грубым и жестоким... ќто очень мучительно, право!
‚ голосе Њижуева вздрогнуло что-то, он опЯть покривил губы и замолчал.
‘тало очень тихо, и шум морЯ показалсЯ девушке одиноким и печальным. Ћна
задумалась, и тысЯчи нежных, ласковых слов замелькали у нее в голове. ‘
материнской нежностью, раскрывающей всю ее девическую, еще наивную душу, ей
захотелось приласкать его, утешить.
ѓенерал с удивлением смотрел сзади на сутулую громадную фигуру Њижуева.
‘начала он не поверил ему и даже смутно испугалсЯ еще больше: ему
показалось, что Њижуев притворЯетсЯ несчастным, нарочно ради Ќюрочки. Ќо
потом старику стало стыдно этой мысли и жаль Њижуева, по-стариковски, с
отеческой нежностью.
- Њне кажетсЯ... - тихо начала девушка.
Ќо порыв уже прошел. •олодное чувство взЯло верх. Њижуеву стало досадно
своей откровенности перед такими, в сущности, ничтожными людьми, как
какой-то отставной генерал и его дочь-гимназистка, которую он купить может.
ќто чувство было мучительно длЯ него самого, и он сам сознавал его грубость,
но все-таки стал высокомерен и холоден.
- Ќет, это пустЯки... - холодно перебил он и неожиданно заговорил о
чем-то ненужном и неинтересном.
„евушка быстро взглЯнула на него, и лицо Њижуева было неподвижно и
брезгливо. Ћна внезапно побледнела и вдруг выпрЯмилась, стала смотреть прЯмо
перед собой, и пальцы у нее задрожали от смутной, но больной обиды. ’очно
кто-то раздел и насмеЯлсЯ над ней, над тем, что она открыла с чистым и
глубоким желанием.
ѓенерал пыталсЯ утешить Њижуева, но вышло так некстати, что он смешалсЯ
сам и понес какую-то чепуху.
Љогда дошли до конца набережной, стало совсем неловко и пусто, и
почувствовалось, что надо расходитьсЯ. ѓенерал ослабел и, не знаЯ, как
покончить, мЯлсЯ, семенил и говорил уже окончательно неинтересные вещи о
вечере, море, о Ялтинской жизни. Њижуев молчал и только изредка отвечал не
глЯдЯ:
- „а, это верно...
- ‚идите ли, ”едор €ванович... - начал опЯть генерал, но в это времЯ
дочь тихо потЯнула его за рукав и не глЯдЯ сказала тихо, но настойчиво:
- Џора домой, папочка... Њне холодно.
- ‘ейчас, сейчас, деточка... - заторопилсЯ обрадованный генерал. - Ќу,
до свиданиЯ, ”едор €ванович, до свиданиЯ...
Ћн долго жал руку Њижуева и, чувствуЯ, что чего-то не хватает, не
решалсЯ уйти. „евушка ждала молча, побледневшаЯ, печальнаЯ. …й было жаль
всех - и себЯ, и отца, и Њижуева, и того светлого, хорошего, что было и
ушло. Ѓыло жаль и на кого-то обидно до слез.
’олько уже прощаЯсь, она на какое-то замечание отца коротко и слабо
рассмеЯлась, закинув все-таки голову и показав свой нежный чистый
подбородок.
‚ самую последнюю минуту что-то теплое шевельнулось в ней, и звенЯщим
голосом она сказала:
- ”едор €ванович, можно вас попросить заходить к нам?..
- ‘пасибо... - холодно отвечал Њижуев.
„евушка мучительно покраснела, и глаза у нее стали
печально-недоумевающие.
‚сю дорогу она молчала и слушала, как предостерегающе шипел под ногами
гравий. ‚ душе у нее было смЯтенное чувство, точно оборвалось навсегда
какое-то счастье, и еще сильнее была остраЯ жалость к Њижуе-ву.

Ќочь отделила море от земли. ‡а резко освещенным каменным парапетом
набережной стеною стоЯл что-то скрывающий мрак, и в нем чудилась непонЯтнаЯ
непрекращающаЯсЯ жизнь. ‚ невидимом просторе что-то двигалось, напрЯженно
вздыхало, всплескивало, как будто плакало, росло и падало и опЯть нарастало
где-то в черной дали, слитой с черным небом. ’ам, во мраке, скрыто от
человеческих глаз, неустанно шла вечнаЯ таинственнаЯ борьба, точно миллиарды
каких-то существ под покровом короткой ночи спешили закончить свое свирепое
темное дело.
Ђ набережнаЯ, безжизненно озареннаЯ бледными огнЯми фонарей, была
окована прозрачной чуткой пустотой. „еревьЯ сливались в темную однообразную
массу, и только у самых огней Ярко, но мертво зеленели отдельные застывшие
листьЯ. Џорой где-то вырастали одинокие отчетливые шаги, в круге света вдруг
рождалась резкаЯ чернаЯ тень, росла, вытЯгивалась, перегибалась за парапет в
море и также мгновенно пропадала во тьме, уносЯ вдаль четкие стихающие шаги.
Њижуев шел один, и казалось ему, что голова его огромна, а сердце
пусто.
Ќеустанно море шумело и о вечной тоске, над горами безмолвно горели
большие звезды, и в душе Њижуева было такое чувство, точно он стоит над
миром, в котором все давно умерло, навсегда прекратилась всЯкаЯ жизнь, и
глаз видит только мертвые снежные полЯ да далекие звезды, окованные холодом
вечного молчаниЯ.
ЊертваЯ грусть тихо ныла в душе, и было все равно, куда и зачем идти в
пустоте и молчании ночи.
…ще живо было светлое воспоминание, и в ушах, как будто издалека,
раздавалсЯ звенЯщий смех. Њелькали в памЯти: светлые волосы, влажные глаза и
мЯгкий чистый подбородок закинутой в смехе женской головки. Ќо мысли бежали
мимо нее, быстро и далеко, как тучи мимо луны в мутную зимнюю ночь. Ќе было
в них ни цели, ни начала, ни конца, и уныла была их дымно мчащаЯ быстрота.
Њедленно и тЯжко, как трудно больной, Њижуев шел до конца набережной,
останавливалсЯ, шел назад и не мог бы выразить словами того, о чем думал в
это времЯ. Ќе было определенных слов, не было лица, к которому обратить
протест. ’ак, чего-то требовала больнаЯ душа, придавленнаЯ сознанием
непонЯтной, но непреоборимой несправедливости. ђисовалось какое-то
стремительное движение, Яркое и живое, как человеческаЯ любовь и
человеческаЯ радость. ‚округ же было пусто и казалось, что не на набережной,
а во всей жизни четко звучат только его собственные тЯжелые шаги, бесцельно
и точно отсчитываЯ ступени мертвого, никому не нужного пути.
"Џора умирать!" - с кривой усмешкой вдруг подумал Њижуев.
‚ одно мгновение стало легко и свободно, как будто этим словом
сдернулась завеса с черного и тЯжелого и оказалось, что там нет ничего -
пустота. Ћщущение легкой пустоты на мгновение все тело его сделало легким и
свободным, как будто он перестал быть Њижуевым, отЯжелевшим, мрачным,
пожившим человеком. Ќо чувство это было мимолетно и потухло, как искорка во
тьме на ветру.
- …сли осталось одно - смерть, то, значит, все это - правда: правда,
что жизнь его в самом деле безобразна, нелепа и жить нельзЯ.
€ вдруг стало так тЯжело, что захотелось плакать, грЯнутьсЯ о землю,
лицом вниз и лежать.
- „а в чем же дело?.. џ болен?.. - с отчаЯнием спросил Њижуев,
задыхаЯсь от страшной тЯжести и не понимаЯ ее. - џ имею все, что нужно
человеку, и даже больше того... ’ысЯчи людей мечтают о том, чтобы иметь
сотую часть того, что имею Я... Њечтают о недостижимом счастье!.. ‚се мои
страданиЯ всЯкий характеризует как бешенство с жиру... —его мне надо?.. …сть
все...
€ Яркой полосой в одно мгновение пронеслись перед Њижуевым десЯтки
прелестных женщин, театры, морЯ, города, картины, автомобили, рысаки...
целый мир, полный красок, света и движениЯ, все самое пышное, красивое и
приЯтное, что может дать мир... Ќо его собственное лицо, больное и тЯжелое,
осталось в стороне. € все ушло вдаль, побледнело и вдруг стало однообразным
и убогим, как полинЯвшаЯ мишура.
- Ќе то, не то!.. Ђ что же?.. - спросил он куда-то внутрь своей
молчащей души, и вдруг прилив злобы, беспредметный и бесполезный, потрЯс все
громадное тело Њижуева, и сквозь почти безумное страдание, длившеесЯ один
бесконечный момент, он упал в пустую холодную дыру, в которой уже не было
ничего, кроме бесконечной усталости.
Њолча, без мыслей, как бы всем существом опускаЯсь все ниже и ниже,
Њижуев прошел до конца набережной и вспомнил, что уже много раз прошел ее из
конца в конец. Ћн повернул назад, и когда через дорогу его легли Яркие
полосы ресторанного света, Њижуев перешел улицу и машинально отворил большую
тЯжелую дверь.
"Ќадо поесть... Я просто ослабел..." - равнодушно подумал он.
‡а Яркой зеркальностью окон блестели живые огни, двигались черные
силуэты, зеленели резные листьЯ декоративных растений и скатерти столиков
белели, как горный снег.
Љак только Њижуев открыл двери и швейцар поспешно стащил с его
массивных плеч пальто, со всех сторон, ошеломлЯЯ после тишины ночи, ударил
спутанный стон голосов, взрывы смеха и искристый звон стекла. Њижуева сейчас
же увидели и узнали. ’о там, то тут, сквозь стук, гам и звон, послышалось
его имЯ, произносимое торопливо и как будто предостерегающе. Ќесколько
женских лиц любопытными глазами проводили его, пока он медленно пробиралсЯ
среди столов. “ самого буфета его окрикнул знакомый московский литератор
Ћпалов.
- ”едор €ванович!.. - радостно закричал он, вставаЯ навстречу, и его
лицо, тонкое, с узкими странными, как у Японской куклы, глазами, начало
улыбатьсЯ с выражением живейшей радости и полного дружелюбиЯ. - ”едор
€ванович, садитесь с нами!.. —еловек, дайте стул!
‡а столом сидели трое: те два писателЯ, которых Њижуев сегоднЯ встретил
на набережной, и опухший, лысоватый, грЯзноватый господин, в узких, не по
ногам парусиновых брюках и в странном, не то американском, не то просто
клоунском, жилете.
- ‚ы не знакомы?.. - спрашивал Ћпалов, когда все медленно приподнЯлись
навстречу Њижуеву. - —етырев... Њарусин... Џодгурский...
- Ѓывший писатель!.. - не то гаерским, не то искренним тоном вставил
опухший господин.
Њижуев коротко и мельком назвал свою фамилию. …му всегда было неприЯтно
называть себЯ: казалось глупым повторЯть фамилию, которую, обыкновенно,
знали заранее, а не сказать было бы слишком. € это раздражало.
- „а вас все знают, ”едор €ванович! - засмеЯлсЯ Ћпалов, и нельзЯ было
разобрать, добродушно или с какой-то тайной иронией.
Њижуев криво усмехнулсЯ, и эта усмешка вышла неприЯтной ему самому: не
то он соглашалсЯ, что его все знают, не то отвергал это, не то притворЯлсЯ,
что отвергает. Ћн чувствовал, что в ней нет простоты, что это все видЯт, и
это было болезненно-тЯжело.
‹акей стремительно подставил стул, и Њижуев сел, сейчас же скрестил на
скатерти массивные руки и тЯжелым скошенным взглЯдом уставилсЯ на соседний
столик, за которым кутили три полные нарЯдные дамы и едва блестЯщие парадные
офицеры. Ќа минуту воцарилось неловкое молчание. Ћпалов смотрел Њижуеву в
глаза дружелюбно, но так любопытно, точно перед ним внезапно сел белый
медведь. ‚склокоченный Џодгурский, похожий на узел грЯзного бельЯ, втиснутый
в узенькие брюки и короткий парусиновый пиджачок, смотрел тоже любопытно, и
наглый жадный огонек горел в его маленьких острых глазках. —етырев и Њарусин
молча пили пиво и, казалось, не замечали Њижуева. Њельком Њижуев заметил,
что мЯгкие слабые руки Њарусина все времЯ дрожали мелкой болезненной дрожью,
и вспомнил, что ему говорили, будто у него чахотка. Џоразили его и глаза
Њарусина: что-то недолговечное и необычайно прозрачное, как клочок милого
весеннего неба, было в них. € Њижуев подумал, что это, должно быть, очень
несчастный, чистый и добрый человек. Џробудилась к нему теплаЯ жалость.
ђесторан до потолка гудел перекрестным криком, смехом и звоном. Џорой
где-то с сухим треском падал стул, резко звенела о край стакана нетерпеливаЯ
ложечка и высоко взлетали тонкие нотки женских голосов и их захлебывающийсЯ,
точно от щекотки, призывный смех. Њелькали лакеи с салфетками, свет сверкал
в разноцветных рюмках, бутылках, блестках на гладкой полуоткрытой коже
женщин. Ђ в широкие окна настороженно смотрела неотступнаЯ чернаЯ ночь.
- —то же вы одни?.. Ђ ЊариЯ ‘ергеевна?.. - спросил Ћпалов, и по голосу
было слышно, что имЯ Њарии ‘ергеевны вызвало в нем неуловимое представление
о женской наготе.
Њижуев знал, что ЊариЯ ‘ергеевна на всех мужчин производит
болезненно-возбуждающее впечатление, что о ней даже говорЯт с особым
выражением. Љогда-то это льстило ему, было остро, приЯтно видеть, как
бесплодно возбуждаютсЯ все мужчины той женщиной, всей наготой которой он
может пользоватьсЯ, когда захочет и как захочет, хотЯ бы самым жестоким и
бесстыдным образом. Ќо в последнее времЯ он уловил в этом что-то
оскорбительное и неприЯтное: он стал вспоминать, что так начали говорить с
ней и о ней только тогда, когда она сошлась с ним. ’ак же прекрасна была она
и раньше, но какаЯ-то чистота прикрывала ее. ‘воим прикосновением он как
будто стер эту чистоту и обнажил ее в унизительном и грубом виде
легкодоступной самки.
- Ћна поехала в ‘имеиз... - ответил Њижуев неохотно и глЯдЯ в сторону.
- Ђ!.. џ встретил их сегоднЯ... ‘ Џархоменко? - ЋбрадовалсЯ чему-то
Ћпалов, и опЯть в этой радости Њижуев уловил нечто особенное: как будто
Ћпалов не сомневалсЯ, что ЊариЯ ‘ергеевна должна перейти к Џархоменко, и
решил, что это уже началось. Њижуев в его глазах был уже отставным
содержателем,
"Ћн не допускает, чтобы могло быть иначе..." - подумал Њижуев.
- Џархоменко, это тот?.. - вдруг спросил Џодгурский.
- ’от самый... - засмеЯвшись своими непонЯтными Японскими глазами,
ответил Ћпалов.
- Ђ вы с ним знакомы? - спросил Џодгурский. - Џознакомьте менЯ... “
менЯ дело есть...
- •отите у него взаймы взЯть без отдачи? - с откровенной шуткой спросил
Ћпалов.
- Ђ хотЯ бы так... „умаете, не даст?..
- „а, этот, пожалуй, не даст, - машинально заметил Њижуев.
- Ђ вы дадите?.. - неожиданно повернулсЯ Џодгурский, и бесшабашное
откровенное нахальство выскочило в его голосе.
Њижуев помолчал от неожиданности.
- Њожет быть... - усмехнулсЯ он.
- Ќу, так дайте мне двадцать пЯть рублей!.. Ћтчего же нет?..
Њижуев тЯжко посмотрел прЯмо в глаза Џодгурскому, подумал, опЯть
усмехнулсЯ и протЯнул через стол бумажку. —то-то искреннее понравилось ему в
той наглости.
Џодгурский, видимо, не ожидал и не очень-то беспокоилсЯ, даст или не
даст Њижуев, но при виде денег глазки его сверкнули еще наглее. Ћн взЯл
бумажку и очень, естественно сунул ее в карман всползающего на живот, не то
американского, не то клоунского, не то просто жалкого засаленного жилета.
- ‘пасибо...
Њижуев заметил, как светлые, открытые, точно у доверчивой доброй
девушки, глаза Њарусина со сдержанной улыбкой поднЯлись на Џодгурского и
застенчиво опустились, не коснувшись лица Њижуева. —етырев молча смотрел
через головы внутрь ресторана и, казалось, ничего не видел.
- Ђ порЯдочный вы нахал, Џодгурский!.. - заметил Ћпалов, и по глазам
его было видно, что мысль о займе поздно пришла и ему в голову.
- Ќу и наплевать!.. - нагло возразил Џодгурский. - џ - нахал, вы -
беллетрист, он - миллионер, а что хуже, еще неизвестно!..
Ћпалов комически поднЯл к небу свои странные глаза, в которых всегда
стоЯло тонкое наблюдательное любопытство. —етырев и Њарусин добродушно
засмеЯлись, причем этот добродушный смех у желчного —етырева поразил
Њижуева. Ќо он и сам улыбнулсЯ.
- Ђ знаете что?.. - начал Џодгурский таким тоном, точно собиралсЯ
сообщить всем радостную весть. - “гостите-ка нас, ”едор €ванович,
шампанским. Ђ?.. Џочему же нет?..
Њижуев слегка пожал могучими плечами. …го начинал забавлЯть этот
проходимец, с первого слова садЯщийсЯ ему на голову, и притом так откровенно
и просто.
- —то ж, это можно... ’олько вы сами распорЯжайтесь, - сказал он.
- ‹адно, есть!.. —еловек! - громко закричал Џодгурский, не обращаЯ
вниманиЯ на то, что весь ресторан повернулсЯ в их сторону.
ђаспорЯдитель, маленький старичок с пышными седыми баками, давно уже
стоЯвший вблизи Њижуева, точно охотничьЯ собака на стойке, быстро подсеменил
к нему, с самым приЯтным видом потираЯ свои крошечные ручки. Џодгурский
начал заказывать ужин. Ћн делал это так уверенно, точно всю жизнь только и
делал, что пышно и тонко ел. Њижуев даже посмотрел на него. Џодгурский, с
ловкостью фокусника все видЯ и все успеваЯ, бросил:
- ‘ейчас видно миллионера!.. Ћни думают, что только они одни едЯт и
пьют!
- Ђ вы знаете, что думают миллионеры? - высокомерно, сам не замечаЯ
своего тона, спросил Њижуев.
- …ще бы... џ все знаю... Љогда Я был знаменитым писателем...
‚се засмеЯлись. Ќо Џодгурский не придал этому никакого значениЯ.
- ...Я миллионеров что собак нерезаных перевидал. џ вижу их насквозь,
как рюмку водки.
Џринесли шампанское. ‡апахло льдом и сыростью, точно открыли двери в
погреб. ‘таричок распорЯдитель вежливо трЯс баками, в чем-то урезониваЯ
безапеллЯционного Џодгурского. Ђ тот ожил: поредевшие волосы встали у него
дыбом и клочьЯми, глазки засверкали нагло и жадно, нелепый жилет нахально
выставилсЯ вперед. Ћн острил, кричал, пил, и видно было, что он чувствует
себЯ если не счастливым, то, по крайней мере, сытым. Њижуев смотрел на него
и с непонЯтным удовольствием видел, что этому господину равно нет дела ни до
Њижуева, ни до его миллионов, ни до —етырева, ни до чего на свете. “ него
есть шампанское, сигары, есть остроты, а все остальное важно только
постольку, поскольку оно его слушает и кормит.
—етырев и Њарусин ничего не пили и почти ничего не ели. Ћни все времЯ
молчали, только изредка перекидываЯсь фразами, и внимательно, как слушают
только художники, прислушивались ко всему вокруг. Љазалось только, что они
совершенно и намеренно не замечают Њижуева. € это мучило его. ‡ато Ћпалов не
спускал с него глаз, по-прежнему выжидательно любопытных. ‚се времЯ он
старалсЯ поддерживать с ним разговор, острил, забавлЯл, вставлЯл меткие
замечаниЯ, сквозь тонкую игру которых Ясно сквозило желание понравитьсЯ
Њижуеву.
‡а соседним столиком сидела полнаЯ эффектнаЯ женщина, с небольшим
вырезом на розовой нежной спине.
- ‡аметили вы, ”едор €ванович, - сказал Ћпалов, - что при ресторанном
свете голаЯ кожа у женщин всегда кажетсЯ мокрой?
- Ќеудачно!.. - авторитетно отверг Џодгурский, и сразу было видно, что
он прекрасно заметил тайную угодливость Ћпалова и смеетсЯ. - Џридумайте
получше... ќто - дешево!.. Џочему именно при ресторанном?..
Ѓольшие черные глаза чуть-чуть смигнули, но Ћпалов притворилсЯ искренне
защищающим свое замечание:
- €менно при ресторанном... € знаете, это вполне естественно:
ресторанный свет всегда спутан влажными парами...
- Џросто они потеют!.. - безапеллЯционно решил Џодгурский. - Ђ вот что:
правда, что там, где много женщин, всегда пахнет пудрой, духами и падалью?
- —то вы! - усмехнулсЯ Њижуев.
- Ђ что ж?.. Џожалуй, верно... - заметил —етырев.
Љогда дама за соседним столиком встала и уронила пуховое боа, Ћпалов
мгновенно оглЯдел взглЯдом всю ее фигуру и сказал Џодгурскому, но глЯдЯ на
Њижуева:
- Ќу, так вот вам: когда женщина нечаЯнно уронит с плеч боа, спина у
нее на мгновение кажетсЯ голой!
- ќто недурно... - одобрил Џодгурский. - ‚ы это Џархоменко скажите...
Ѓольшие деньги даст!..
- ‚ы, кажетсЯ, говорили, что незнакомы с Џархоменко?.. - заметил
Њарусин и кротко смутилсЯ.
- ђазве?.. Њожет, и говорил... Ќу, значит, соврал... - хладнокровно
ответил Џодгурский.
Њарусин попыталсЯ прЯмо смотреть ему в глаза, но замигал, слегка
покраснел и сконфузилсЯ так наивно и искренне, точно это соврал не
Џодгурский, а он сам.
€ опЯть Њижуев с нежной приЯзнью подумал о нем: "ЉакаЯ милаЯ душа!"
- џ его давно, еще с Њосквы знаю... - повествовал Џодгурский. - Њожет
быть, никто не знает его, как знаю Я... Ћн у менЯ вот тут сидит!..
Џодгурский вытЯнул и крепко сжал широкую потную лапу. € движение этой
грЯзноватой, с черными тупыми ногтЯми руки было так цепко и хищно, что все
невольно посмотрели на нее, и даже Њижуев почувствовал неловкое и жуткое
ощущение.
- Љогда был еще жив старый Џархоменко, он сына в ежовых рукавицах
держал, бил и не давал ни копейки ведь!.. Ѓывало, вечером постучит о
прилавок двумЯ двугривенными: получай и марш... ќтот Џашка тогда везде денег
искал, под фальшивые векселЯ, конечно... ’ак мы с ним и спутались... џ за
ним какие художества знаю!.. Њне бы тут один документик еще достать, так Я
ему такой шантажик устрою, что он у менЯ поросенком запоет!..
- ђазве это необходимо?.. - кротко спросил Њарусин, с трудом глЯдЯ в
лицо Џодгурскому и мигаЯ глазами.
- ‚ы его не знаете, Ќиколай Ќиколаич... ќто такаЯ гадина!.. …го
придавить - сорок грехов проститсЯ. ѓлуп, как резиноваЯ калоша, а мерзости
на трех императоров и четырех архимандритов хватит. †естокаЯ стерва!.. ‚ы
знаете, какой у него идеал?.. Ћн где-то прочел, что германские офицеры в
Ђфрике распинали негритЯнок и стрелЯли в них из револьверов на пари... ’ак у
него ведь это - мечта!.. ђаспЯть женщину... € когда-нибудь он это сделает...
Љогда отец его умирал и уже не мог говорить, этот Џашка Џархоменко первым
делом почувствовал себЯ наследником, пришел к нему в спальню, схватил
умирающего за бороду и потрЯс: "‚от тебе, коршун, награда за жизнь воровскую
твою!.." Ђ когда получил наследство, стал хуже старика... ‘куп ведь, как
цепнаЯ собака!.. „рЯнь... Њиллионеры существуют на свете, чтобы на их счет
шампанское пили, а этот и длЯ шампанского не годитсЯ!
- Ђ вы твердо уверены, что миллионеры только длЯ этого и годЯтсЯ?.. -
отозвалсЯ —етырев.
Ћн спросил как будто бы шутЯ, но все, и сам Њижуев, почувствовали, что
это вызов.
- Ђ длЯ какого ж еще черта?.. - прекрасно уловив тон —етырева, нагло
ответил Џодгурский с Явным желанием вызвать ссору.
Ћпалов примирительно заглЯнул в глаза Њижуеву.
- Ђ вы какого мнениЯ о Џархоменко?.. - чересчур естественно перебил он.
Њижуев высокомерно взглЯнул на него и не ответил. Ќенависть, сквозившаЯ
в тоне —етырева, которого он читал и искренне уважал, больно и грустно
кольнула его. Ћн почувствовал себЯ среди врагов, и почувствовал с
болезненным и грустным недоумением.
- Њне кажетсЯ, - тихо заметил он, упорно глЯдЯ на свои скрещенные на
столе руки, - что это не совсем справедливо... Њожно быть миллионером и
годитьсЯ на что-нибудь более интересное, чем спаивание шампанским.
—етырев поднЯл упрЯмые ненавидЯщие глаза и чуть-чуть усмехнулсЯ. Њижуев
вздрогнул и слегка покраснел.
- „а вы, кажетсЯ, обиделись?.. - двусмысленным тоном заметил
Џодгурский.
џ не обиделсЯ... - краснеЯ еще больше, возразил Њижуев... - € говорю
это вовсе не потому, что Я сам миллионер... Џархоменко - исключение. ќто
выродок, который может поЯвитьсЯ во всЯкой среде. Ђ мне кажетсЯ, что человек
может быть таким или иным независимо от количества денег в кармане.
- Љонечно!.. - воскликнул, опЯть-таки чересчур искренне, Ћпалов.
- Џархоменко не выродок... - холодно заметил —етырев. - ‚ той среде,
где все построено на деньгах, где деньги все покупают и за деньги все
продают, Џархоменко-Явление совершенно нормальное. ’аким и должен быть
настоЯщий... миллионер. Ђ если есть другие, то уже скорее они - своего рода
выродки... живаЯ нелепость...
„уновение вражды и приближающейсЯ ссоры пронеслось так Явственно, что
Њарусин поднЯл голову и покраснел, а Ћпалов заерзал в неопределенном
движении между —етыревым и Њижуевым.
- Џочему же?.. - сдержанно спросил Њижуев, и что-то грустное
послышалось в его голосе. - џ...
- џ не о вас говорю... - небрежно возразил —етырев, и уже совсем Ясно
стало видно, что он весь во власти неудержимой упрЯмой ненависти.
- Ђ хотЯ бы и обо мне... - тихо и не поднимаЯ глаз, заметил Њижуев.
- Ћ присутствующих не говорЯт!.. - вмешалсЯ Ћпалов. - ‚ы это забыли,
”едор €ваныч!
Њижуев потупилсЯ еще больше и еще тише возразил:
- Ќет, отчего же... Њне очень интересно знать, что думает... ‘ергей
Њаксимыч, которого Я очень люблю и уважаю как писателЯ...
—етырев вдруг тоже покраснел. €, не глЯдЯ на него, Њижуев понЯл, что он
не верит ему и думает, будто Њижуев хочет его задобрить. ќто было страшно
больно и обидно. ‘тало стыдно своей откровенности и недоумевающе-грустно.
—етырев искренне казалсЯ ему чутким и вдумчивым писателем, и было непонЯтно,
что этот вдумчивый правдивый человек, почти не знаЯ его, уже за что-то
ненавидит и хочет сделать больно.
Њижуев сделал над собой болезненно огромное усилие и так же тихо
сказал:
- џ говорю искренне...
’еплаЯ просЯщаЯ нотка дрогнула в его голосе.
Њарусина тронуло, что такой большой, сильный, поживший человек так
кротко стучитсЯ к людЯм, отталкивающим его. ‹егкаЯ досада на —етырева
шевельнулась в нем.
- ‘ергей Њаксимыч, вероЯтно, хочет сказать, - заговорил он, краснеЯ и
поднимаЯ добрые глаза, - что скопление огромных богатств в руках одного
человека... есть нелепость...
- Ќу, это что-то из социал-демократической программы... - насмешливо
отозвалсЯ Џодгурский.
- ‘ам миллионер, как живой человек, по-моему, нелепость! - резко
перебил —етырев.
- —то вам сделали несчастные миллионеры? - опЯть постаралсЯ сбить на
шутку Ћпалов.
Ќо это вмешательство раздражило Њижуева. ‚ любопытных глазах Ћпалова он
уловил тайное удовольствие.
- Ќет, Я попросил бы вас дать высказатьсЯ ‘ергею Њаксимовичу, - холодно
и властно сказал он. Ћпалов несмело мигнул и неловко улыбнулсЯ.
- —то ж тут высказыватьсЯ?.. - хмуро возразил —етырев. - —то Я думал, Я
уже сказал, вполне Ясно. џ считаю нелепой жизнь людей, у которых в руках
сосредоточиваетсЯ им не принадлежащаЯ колоссальнаЯ сила. Ћни не могут не
сознавать, что сами по себе не только нуль, а ниже нулЯ... что без своих
миллионов они никому не нужны. џвлЯетсЯ логическаЯ необходимость или уйти в
ничто, или использовать эту силу... Ђ как ее можно использовать?.. —то могут
дать деньги, громадные деньги?.. ђазврат, власть, роскошь... € странно было
бы думать, что человек может отказатьсЯ от того, что так услужливо и легко
ему даетсЯ. € он развратничает, насильничает... самодурствует...
- Ѓудто только это?.. Ђ ’ретьЯков, например?.. - тихо заметил Њижуев.
- —то ж, ’ретьЯков? - резко оборвал —етырев. - ’акой же самодур, как и
все... —еловек употребил всю свою жизнь на то, чтобы давить на искусство в
угодном ему направлении, создал в ђоссии целую полосу тенденциозного
уродливого направлениЯ, на десЯток лет задержав здоровое, нормальное
развитие искусства.
ђезкий, но слабый голос —етырева, которому было трудно боротьсЯ с
ресторанным шумом, звучал злобно и напрЯженно.
- —то-нибудь одно: или, идЯ естественным в своем положении путем,
миллионер должен быть паразитом, губить жизнь, высасываЯ из нее соки, чтобы
пухнуть, как червЯк на падали, или остатьсЯ тем, что есть: ничтожным
придатком к своим миллионам...
- Ђ разве сам миллионер не может быть талантливым человеком, писателем,
художником, поэтом? - спросил Ћпалов.
- Њожет, конечно!.. - коротко пожал плечами —етырев. - Ќо длЯ того,
чтобы развить талант, чтобы создать из себЯ самого нечто большое, надо
борьбу, страдание... —то же может заставить страдать человека, которому
жизнь и без того сует в руки самые утонченные наслаждениЯ?.. ќто нелепо!..
- ”едор €ваныч... - деликатно перебил неслышно подошедший старичок
распорЯдитель. - ‚ас просЯт к телефону.
—етырев внезапно замолчал, и глаза у него стали странными,
углубленными, точно он мысленно продолжал свою злобную и страдающую речь.
- —то?.. - не сразу понЯв, переспросил Њижуев. ‹ицо его было бледно и
устало, и страдальческаЯ черточка лежала у печальных глаз.
- ѓосподин Џархоменко просит вас к телефону.
- Њожет быть, во многом вы и правы, - не глЯдЯ на —етырева, проговорил
Њижуев, - и Я хорошо понимаю вас, но... знаете, это - жестоко!.. Џростите,
господа, Я сейчас... - перебил он самого себЯ и пошел за лакеем.
‹юбопытные лица опЯть провожали его, пока он пробиралсЯ между столами.
Џархоменко звал его в загородный ресторан, говорил, что будет ќмма -
шансонетнаЯ певичка, которую немного знал Њижуев.
- Ђ ЊариЯ ‘ергеевна?.. - машинально спросил Њижуев.
- ЊариЯ ‘ергеевна уехала домой... - глухо отвечал невидимый Џархоменко.
- •орошо... - так же машинально ответил Њижуев.
‚ телефонной будке было темно и душно. Њижуев закрыл глаза и
прислонилсЯ к стене. ‚ ушах все еще раздавалсЯ слабый ненавидЯщий голос.
- —то ж... может быть, он и прав... Ќо почему такаЯ ненависть?.. Џочему
он не видит?..
Њижуев не кончил свою мысль и почувствовал, как больно и тоскливо
сжалось в груди.
Љогда он вернулсЯ к столу, —етырев и Њарусин уже прощались.
- ...Њежду ним и миллионами людей всегда будут стоЯть миллионы рублей,
и что-нибудь из двух: или это совершенно одинокий человек, или зверь...
нелепость, котораЯ в самой себе носит свою гибель...
“видев Њижуева, —етырев коротко оборвал и посмотрел ему навстречу с
холодной вызывающей решимостью.
- ‚ы уже уходите? - через силу спросил Њижуев.
- „а.
- Њожет быть, еще увидимсЯ?.. - спросил Њижуев, пожимаЯ руки - одну,
дрожащую от возбуждениЯ, другую, дрожащую от волнениЯ и болезни.
- Њожет быть... - холодно ответил —етырев, и от этого ответа еще
холоднее и жестче повеЯло непримиримой враждой.
Њижуев с непонЯтным ожиданием взглЯнул в лицо Њарусину. Ќо оно было
смущено, и открытые добрые глаза смотрели чужим далеким взглЯдом.
‘трашный прилив сжал горло Њижуеву: это была и мучительнаЯ боль, и
внезапное мучительное желание сделать что-то ужасное, злое, показать им, что
все-таки он сильнее их и может уничтожить, исковеркать, как бурьЯн на пути.
Ќо порыв мгновенно упал, и когда Њижуев глЯдел вслед уходЯщим, лицо его было
только бледно и странно, как у человека, обреченного на смерть.

ѓрудью вперед, точно атакуЯ, размахиваЯ юбкой, подхваченной выше колен,
и крепко и упруго перебираЯ стройными ногами, влетела женщина с голыми
плечами и в черной шлЯпе набекрень.
Џили уже давно. ‚ино, сигарный дым, насыщенный электрическим светом,
потом и ликерами воздух, крик и шум возбудили уже до того, что женщина была
необходима. Ќужна была точка, на которую излилось бы чрезмерное напрЯжение
бессонной угарной ночи. Џри виде ее вспыхнуло буйное, почти бешеное
движение: Џархоменко, красный, с налитыми кровью глазами и мокрыми черными
усами, кинулсЯ навстречу, повалил стул и, подхватив тонкую гибкую талию,
обтЯнутую ажурным корсажем, поднЯл женщину на воздух и с размаху поставил на
стол. “пала бутылка, и рюмка вдребезги разбилась о пол.
- Ђй!.. “роните!.. - вскричала женщина, и ее неискренний, привычно
возбужденный голос вздул бессмысленное веселье.
- “ра!.. - закричал Џархоменко. - „а здравствует красота!.. „авайте
вина ей... Џусть догонЯет!
‚се сгрудились к женщине, в страшной жадной тесноте. ѓлаза загорелись
острыми искрами, пальцы плотоЯдно цеплЯлись за выпуклые бедра, упругие ноги
и круглые полуобнаженные руки. Џархоменко подносил смеющимсЯ пунцовым губам
бокал с желтым шампанским. Ћпалов, с сухим румЯнцем на белом лице, целовал
руку, нагую выше перчатки. ’олстый биржевик, растЯнув почти на грудь сочный
мокрый рот, чокалсЯ и ржал, как толстое ‘ытое животное на случке. Љазалось,
они все были готовы броситьсЯ на это розовевшее, за черным кружевом нагое
вкусное тело и разорвать его, визжа и кусаЯсь.
’олько Џодгурский равнодушно цедил ликер, да Њижуев, тЯжелый и мрачный,
как всегда, грузно сидел на диване и смотрел сонными большими глазами.
†енщину перенесли на диван и уронили, должно быть, сделав больно, но
она только хохотала, била кончиками бесстыдных пальцев по хватавшим ее тело
рукам и кричала уверенно и вместе фальшиво:
- Ќе увлекайтесь!.. Ќе увлекайтесь, господа!.. Џрочь руки!.. „айте мне
шампанского... џ хочу сегоднЯ быть пьЯна!.. Њне весело... …сли бы вы видели,
как менЯ сегоднЯ принимала публика!.. ’риумф...
€ она неожиданно громко пропела отрывок бравурной шансонетки.
Ћпалов подал ей вино и вдруг зажег под бокалом карманный электрический
фонарик. †елтую влагу пронизали Яркие золотые искры, и шампанское
засмеЯлось, как живое. Ѓыло очень красиво, и желтые искры, отражаЯсь в
смеющихсЯ черных глазах женщины, придали им что-то фантастически дикое.
- Ђх, какаЯ прелесть!.. „ушка, еще, еще!.. - закричала она, хохоча, как
русалка.
Ћпалов хотел опЯть зажечь, но Џархоменко неожиданно вырвал у него
фонарик и пустил белый резкий свет прЯмо ей в глаза. Ћни стали желты и
прозрачны, как у кошки. †енщина зажмурилась от боли, потом засмеЯлась. Ќо
все успели заметить бедный наивный грим у ресниц и тайные жалкие морщинки в
уголках глаз еще молодой, но уже увЯдающей женщины. „аже Џодгурскому и
Ћпалову стало чего-то жаль и стыдно, но Џархоменко как будто нечаЯнно
зацепил ногой ее кружевной хвост, свернувшийсЯ на полу, дернул и разорвал.
- Ђх, что вы!.. - вскрикнула женщина, и Њижуев услыхал в ее голосе
покорный испуг.
Џархоменко притворилсЯ, что едва не упал, и еще больше, уже Явно
нарочно, разорвал кружево, обнажил полную ногу в обтЯнутом шелковом чулке.
…го черноусое лицо сжалось в жестоком движении и стало похоже на кошачье.
- Ћставьте же!.. - опЯть крикнула женщина и в подрисованных глазах ее
мелькнула испуганнаЯ злость.
Ћпалову было неловко, и он топталсЯ около них, неестественно и несмело
улыбаЯсь своим странным, как у Японской куклы, лицом. Џодгурский как будто
равнодушно смотрел на них, но в ту минуту, когда Њижуев хотел брезгливо
вмешатьсЯ, он вдруг сказал:
- Џавел Ђлексеич... бросьте!..
Џархоменко от восторга даже трЯссЯ. Ћн притворЯлсЯ, что поправлЯет
платье, и потными руками уже мЯл круглые колени, вздернув кружево так, что
показалась полоска голого розового тела... †енщина вырвалась и истерически
хохотала. Ќо сквозь смех слышались наивно-простые слезы. …й было жаль своего
красивого дорогого платьЯ.
- Ѓросьте... ну что в самом деле!.. - повторил Џодгурский.
- Ћставьте, Џавел Ђлексеич... - поддержал Њижуев, брезгливо морщась.
Ќо Џархоменко уже не слышал или не хотел слышать. Љрасное черноусое
лицо стало совсем страшно свирепой сладострастной жестокостью.
- „а вы слышите?.. Ѓросьте, Я говорю!.. - вдруг негромко, но с угрозой
крикнул Џодгурский. € голос его был так странен, что Њижуев с удивлением
оглЯнулсЯ. Ћн ожидал, что Џархоменко сделает что-нибудь скверное. Ќо
Џархоменко сразу отступил от женщины, и в его еще горЯщих от жестокого
возбуждениЯ глазах мелькнуло юркое опасение.
- Њы это сейчас поправим... - примирительно вступилсЯ Ћпалов. - „айте
мне вашу шпильку... - сочувственно обратилсЯ он к женщине, собиравшей свои
кружевные лохмотьЯ.
- Џодумаешь, какое благородство!.. - нахально и в то же времЯ трусливо
пробормотал Џархоменко, отходЯ и косЯсь, как собака. - ЌельзЯ
позабавитьсЯ... € не таких видали!..
- …сть границы всему... - холодно заметил Њижуев.
Џархоменко на мгновение замолчал и как будто растерЯлсЯ, потом
неискренне оживилсЯ и повернулсЯ к женщине. Ћн понЯл, что выходка его никому
не понравилась, и струсил.
- ЉакаЯ там шпилька!.. Џустите, Ћпалов... “ менЯ есть средство
получше...
„ве сторублевые бумажки очутились у него в руке, и он торжественно
засунул их за декольте женщины, погрузив всю руку в мЯгкую, как пух, пышную
грудь.
- Ќу, ќммочка!.. Ќе сердись!..
ќмма сразу присмирела, потом ее черные глаза сверкнули жадным огоньком,
и вдруг она поцеловала Џархоменко прЯмо в черные мокрые усы.
- Ђх, какой ты добрый!.. - сказала она и нельзЯ было разобрать -
искренне или нет. ’олько глаза стали у нее неестественными.
- „а, добрый... - отозвалсЯ Џодгурский. - …ще бы - платье порвал, денег
дал!.. Џрелесть!..
“ него было такое выражение, точно он готов был броситьсЯ и треснуть
Џархоменко по круглой самодовольной физиономии.
- € что за манера!.. - брезгливо и зло продолжал он. - ђвать, бить,
потом деньги бросать!.. ѓостинодворское остроумие!..
Ћн говорил так выразительно, как будто метил оскорбить не только
словом, но и каждым звуком голоса.
- ‚ы бы еще попробовали лакеЯм горчицей морды смазывать... —то ж, это
тоже хорошо... Ђ то еще собственным лбом зеркала бить!..
Џархоменко с визгом смеЯлсЯ, и Њижуев с удивлением видел на его
черноусом красивом лице трусливую бессильную злобу, какаЯ бывает у мосек,
которые хотЯт и боЯтсЯ укусить.
- Ќу, ладно... Њы знаем, что вы нахал порЯдочный!.. - бегаЯ глазами по
сторонам, защищалсЯ он.
Ќо Џодгурский, точно сорвавшись, уже не отставал от него: то он
предлагал ему одному ехать в четырех каретах, то выкупатьсЯ в шампанском, то
велеть проломать стену на улицу длЯ торжественного выхода, как сделал один
московский купчина.
- Џархоменко все неестественнее смеЯлсЯ, и видно было, как страх
бессильно боретсЯ в нем с бешеной ненавистью.
Ћпалов даже спросил Џодгурского потихоньку:
- —то вы за рыбье слово против него знаете?
- Ќикакого Я слова не знаю, - презрительно-серьезно ответил Џодгурский,
- а просто эти господа думают, что с их деньгами все возможно... € когда
наткнутсЯ на человека, которому на их капиталы в высокой степени наплевать,
так и ослабнут... Ѓольше им нечего выдвинуть!
’олстый биржевик, с особой еврейской деликатностью стараЯсь замЯть
неприЯтную историю, завел разговор о проделках миллионеров вообще и
рассказал два-три анекдота.
ќто удалось. ђазговор стал общим, и Џархоменко, блестЯ глазами, с
увлечением сказал:
- Ќет, это что!.. “ них нет чутьЯ... ќто все грубо, плоско!.. Њне бы
вот что хотелось: например, если бы запрЯчь в колЯску штук пЯть балерин...
так прЯмо в трико и газовых юбочках... и прокатитьсЯ по Њорской. ‚от это был
бы шик, это красиво!..
- Љакие глупости!.. - притворно рассердилась ќмма. - Љто же захочет
срамитьсЯ!..
- ќ!.. „ать по тысЯче-другой, так сама Ђдальберг в корню пойдет!
Ѓиржевик захохотал, и на жирных губах у него показалсЯ густослюнный
водоворотик.
- …ще бы!.. - с восторгом увлеченно крикнул Џархоменко. - ‚ы только
вообразите: розовые ножки, газовые голубые юбочки торчком и голые спинки!..
Њожно слегка подхлестывать!.. Ќет, знаете, надо только фантазию, а то
хо-орошую штуку можно сочинить!..
Њижуев тЯжко сидел на диване и почти ничего не пил. Ќездоровые глаза
его все времЯ сохранЯли мрачно брезгливое выражение. € чем дальше, тем
становилось ему скучнее и противнее. ’оска начинала переходить в какое-то
острое режущее чувство. Ќо он все сидел и сидел. …му было страшно остатьсЯ
одному, чтобы не думать, не желать чего-то непонЯтного, не желать бессильно
и тЯжело.
Љрики и смех оглушали его, каждое слово и каждое движение было
противно. Љупеческий сынок, похожий то на барина, то на играющего с мышью
толстого кота и думающий, что счастье заключаетсЯ в том, чтобы пороть голых
балерин и издеватьсЯ над несчастной курортной кокоткой... жирный биржевик,
чмокающий, точно сладострастно пережевываЯ и пересасываЯ рубли...
действительно талантливый Ћпалов, топчущий свою тонкую художественную душу,
чтобы пристроитьсЯ под благосклонность богача... € Њижуеву было страшно
думать, что это настоЯщие люди и что среди них он должен будет жить еще
много лет. Ћн вспомнил Њарусина и —етырева и с холодной грустью представил
себе их непримиримые, далекие, что-то свое, ему непонЯтное, знающие души.
ЃолезненнаЯ злоба опЯть начинала кипеть в нем. Ћдин Џодгурский, занЯтый
ликером и сигарой, внушал ему слабую непрочную симпатию.
- ‚се-таки не побоЯлсЯ выступить на защиту этой жалкой ќммы...
Ѓыло уже совсем поздно. ‚ыпили массу, перекричались и пересмеЯлись.
“сталость стала сказыватьсЯ в беспокойном возбуждении. ќмма сильно
раскраснелась и вспотела. Ћт нее возбуждающе пахло женщиной, пудрой и
духами. ѓладкаЯ мЯгкаЯ кожа на плечах и груди казалась уже совсем мокрой и
тЯнула к себе. € уже она сама начала чувствовать истому ожиданиЯ. †елтые,
как у кошки, глаза ее стали влажны и бесстыдны. Ћна садилась на колени,
танцевала матчиш, щипала за руки, прижималась голыми плечами к самым губам.
Њужчины начинали свирепеть. ‘идели только Њижуев и Џодгурский, невозмутимо
цедивший свой ликер. Ћстальные лезли к ней, и уже видно было, что сейчас она
достанетсЯ кому-нибудь из них на пищу самой голой разнузданной страсти.
ќта откровеннаЯ, всем ЯснаЯ близость момента, когда эту еще одетую
женщину кто-то из них станет раздевать, сознание того, что она готова к
этому, и желание быть первым возбуждали мужчин до дрожи в ногах.
Ћпалов не мог сидеть и, близко нагибаЯсь к женщине, так что до него
долетал возбуждающий запах под ее голыми руками, был бледен, как больной. Ћн
знал, что она достанетсЯ не ему, но похотливаЯ крохотнаЯ надежда не
оставлЯла его.
- ‚ы действительно красивы... ’акой излом бровей, такие линии у
затылка, как у вас, мне грезились во сне... ах, если бы сон был наЯву! -
тихо говорил он, и сквозь намеренное рыцарское желание показать, что он
"все-таки" уважает ее, жалко и дрЯнненько звучала одна мысль: "Ќу, отдайсЯ
мне... отдайсЯ!.. ’ебе ничего не стоит один раз отдатьсЯ так... только мне
одному!.. ЋтдайсЯ!.."
Џод звон и крик Њижуев слышал его дрожащий шепот, и было ему противно и
досадно.
†енщине, видимо, нравилсЯ Ћпалов, но, хотЯ она смеЯлась и обжигала
мгновенными прикосновениЯми голых рук и горЯчих ног, ее кошачьи глаза зорко
следили за Џархоменко и биржевиком. Њижуев тЯжело смотрел на нее, и так же
жалка и противна была и она: ее сильное женское тело, видимо, тЯнулось к
Ћпалову и соединение их было бы, должно быть, Ярко и сильно, хотЯ и была она
уже кокотка давно. Ќо она не смела отдаватьсЯ влечению и, как раба, ждала,
кто захочет между прочим взЯть и опачкать ее своей равнодушной похотью.
"†алкие люди, жалкие!.." - думал Њижуев и почему-то еще более жалким и
одиноким чувствовал самого себЯ.
- ‚ы знаете, в моем рассказе "Ћгонь" есть женщина, похожаЯ на вас... -
шептал Ћпалов, и лицо его покрывалось красными пЯтнами.
- Џлюньте-ка, вы, милый человек!.. - вдруг громко перебил Џодгурский. -
Ќи-ичего вам не будет!.. ќто кушанье не длЯ нас с вами!
Ћпалов вздрогнул и мучительно растерЯлсЯ, как пойманный. ‚се
возбуждение его мгновенно пропало, но, чтобы скрыть неловкость, он
попробовал взЯть наглый тон:
- Ђ может быть!.. Џочем знать!.. Џравда, ќмма, почем знать?
Ћн спросил шутЯ, но глаза его против воли с тайным вопросом длительно
погрузились в глаза ќммы. Ћна засмеЯлась, откинувшись назад, и взглЯд ее
стал русалочьим, а открытаЯ, нежнаЯ, как пух, грудь и сильные привычные
бедра изогнулись в тайной истоме. Ќо она сейчас же испугалась, чтобы этого
не заметил Џархоменко, и исподтишка взглЯнула на него.
€ тот как будто прочел все ее тайные чувства и желаниЯ. Ќа черноусом
лице сверкнула прежнЯЯ жестокость. Ћн несколько мгновений смотрел ей в лицо,
слегка подергиваЯ уголком глаза, и вдруг весь засиЯл беспощадным восторгом.
- ‘лушайте, господа!.. - вскакиваЯ на стул, закричал он. - Ќас трое...
- ЏЯтеро! - насмешливо вставил Џодгурский. Џархоменко притворилсЯ, что
не слышит.
- Ђ женщина одна!.. ‚сем на одну - это варварство!.. Џредлагаю
разыграть ќмму!
- ”и! - притворно ужаснулась ќмма.
- €ли нет... что разыграть!.. ‡наете что: давайте устроим турецкий
аукцион! ќто забавно!.. Љто больше!.. Љто больше "за ночь любви и
наслаждений"!..
- ЏрекраснаЯ идеЯ! - подобострастно воскликнул биржевик.
- €дет?.. ‹адно!.. Џодгурский, вы будете оценщиком!.. ќмма, сюда на
стул... Љофточку долой!.. ’овар лицом!
- ‘ какой стати?.. - вскрикнула женщина и коротко засмеЯлась, точно на
нее брызнули холодной водой. Ќо сквозь притворный смех Њижуев, как давеча,
увидел на лице ее слабый румЯнец.
- ќ, нет, нет!.. Ќечего!.. ’урецкий аукцион!.. Ќе упрЯмьсЯ!.. - кричал
Џархоменко, сам возбуждаЯсь от своей затеи.
Њижуев неподвижно смотрел на них.
€ перед глазами его, в дикой гамме страстей и вожделениЯ, разыгралась
возбуждающе нелепаЯ сцена.
ќмма не разделась сама и долго отбивалась. ‚ ее глазах мелькал огонек
затравленного убогого стыда, и щеки покрылись розоватыми пЯтнами.
Џархоменко, уже сопЯ и вздрагиваЯ, почти насильно стащил кофточку с ее
полных блистающих плеч, и вдруг две упругие, молодые, чуть-чуть только
располневшие груди, освободЯсь от тесного корсета и кружева шелковой
рубашки, вздрогнули и заколыхались перед жадными глазами мужчин.
Џеред этим моментом Њижуеву бросилось в глаза бессмысленное лицо
Ћпалдава, с задыхающейсЯ жадностью напрЯгшегосЯ, как струна, чтобы не
пропустить ни одного движениЯ обнажающегосЯ женского тела. € когда голую до
поЯса женщину поднЯли на стул и она инстинктивно закрылась руками, Ћпалов
покачнулсЯ, Њижуеву показалось, что он готов броситьсЯ и оторвать эти
закрывающие руки.
- ќ-э-э... - как пьЯный, закричал Џархоменко. - ђуки, руки... ђуки на
голову!.. ‚се должно быть видно! Ђукцион... так нельзЯ!
Ћдну минуту ќмма внутренне сопротивлЯлась, и странно было видеть эту
борьбу в женщине, котораЯ за деньги отдавалась всем. Ѓыло что-то в этой
сцене, выходЯщее за пределы ее сил, и оттого еще больше воспалЯлось желание
сладострастиЯ и жестокости у мужчин. € даже Њижуев почувствовал, как горЯчаЯ
мутнаЯ волна поднимаетсЯ в голове его.
‚друг в глазах ее мелькнуло как будто даже гордое и в то же времЯ
беспомощное, ненавидЯщее выражение... € она медленно поднЯла руки.
’еперь женщина стоЯла всЯ открытаЯ и всЯ влекущаЯ своей покорностью.
’ело бесстыдно изогнулось назад, груди поднЯлись, и только потемневшие глаза
на мертво улыбающемсЯ лице смотрели почти холодно и жутко. Ћна была и
красива, и страшна, и дико было думать, что это только кокотка, певичка из
казино.
"Ђ что она думает теперь?" - смутно мелькнуло в голове Њижуева.
- €так... - кричал Џодгурский, постукиваЯ ножом по стеклу бокала,
звенЯщего резким страдальческим звоном. - ЏродаетсЯ с публичного торга
женщина по имени ќмма!.. Џокупатели могут осматривать и даже трогать
руками!.. Ћценка... - он замЯлсЯ и решительно, на удалую, закончил: - Ќу,
триста рублей!.. Љто больше?..
- —етыреста! - крикнул Џархоменко, поднимал бокал.
- Ќу, пусть будет пЯтьсот!.. - мокро захлебнулсЯ биржевик, и лицо его
стало сразу и жадным, и бесшабашно-сладострастным.
Џодгурский посмотрел: на него и усмехнулсЯ.
- ЏЯтьсот... Љто больше?.. - крикнул он. - ђаз!
Ћпалов, весь красный и мокрый, улыбалсЯ растерЯнно и бессмысленно. “
него мелькнула безумнаЯ идеЯ - занЯть у кого-нибудь денег. € в кошмарном
бессильном сплетении пронеслось перед ним разом то, что завтра надо платить
за номер, обратнаЯ дорога в Њоскву, и бледное злое лицо жены. Ќо голое
прекрасное женское тело стоЯло перед ним, круглЯсь и сверкаЯ.
"Љак-нибудь... достану потом..." - терЯЯ силы, думал он, но в то же
времЯ отчетливо знал, что нигде не достанет, что надо ехать домой, что он не
посмеет этого. € совершенно жалкаЯ унизительнаЯ улыбка исказила его красивое
тонкое лицо.
Ђ торг продолжалсЯ. ЌеобычнаЯ обстановка, полуголаЯ женщина,
выставленнаЯ на продажу так открыто, как на восточном базаре, все это
возбуждало мужчин до крайнего, уже опасного напрЯжениЯ. Љазалось, что
никогда раньше они не видели не только этой самой, но и вообще обнаженной
женщины. € Њижуев заметил, что это действует и на него. …го широкие ноздри
тихо стали раздуватьсЯ. Ћн оглЯнул горЯщие лица медленно, точно угрожаЯ,
провел глазами вдоль голого тела женщины, и короткаЯ мысль сверкнула у него
в мозгу.
"Ђ что, если вырвать у них из-под носа?"
‚ глазах у него зажглись острые искры. Ћтуманивало это властное
сознание своей силы.
- ‘корее же, господа... •олодно... - вдруг проговорила ќмма и
вздрогнула, сжав голые плечи. Џолные груди колыхнулись и замерли, как бичом
ударив по воспаленным телам мужчин.
- естьсот!.. - взвизгнул от восторга Џархоменко.
Ѓиржевик что-то пробормотал с извинЯющимсЯ еврейским акцентом.
- —то?
- ќто уж слишком, господа... утка шуткой, но ведь ќммке...
- „ело не в ќмме!.. - восторженно блестЯ глазами, возразил Џархоменко.
- ’ут - штрих!
- Ќ-нет... Ђукцион так аукцион! - сказал Џодгурский. - Љто больше?
естьсот... Љто больше?
‘ Њижуевым сделалось что-то странное и мучительное: темное жестокое
желание поднималось снизу и боролось с гадливостью и сознательным презрением
ко всем и к себе самому. Ќо что-то было сильнее презрениЯ.
- ђаз!.. „ва!..
Џархоменко подскочил к ‡мме, и она уже инстинктивно покорно подалась к
нему.
- ‘емьсот! - негромко сказал Њижуев, и его угрюмое лицо исказилось
темным выражением вырвавшейсЯ на волю жестокости и власти.
Џархоменко замЯлсЯ.
- ђаз, два... ’ри!.. Џродана!.. - крикнул Џодгурский.
€ вдруг ќмма стала судорожно смеЯтьсЯ. Ќа ее подрисованных неискренних
глазах сверкнули бессильные, быть может, ей самой непонЯтные слезы обиды и
стыда.

“же светало, и с далекого краЯ морЯ на спЯщий городок шло тонкое
голубое сиЯние. Ќочь бледнела и тихо уходила в горы, тени серели, все
казалось прозрачным, и даже горы вдали залегли, как предрассветные тучи в
синеватом тумане.
‡вонко стуча по пустынным улицам, извозчик промчалсЯ к той даче, где
жила ќмма.
Њижуев все еще дрожал от неожиданно налетевшего дикого возбуждениЯ.
ЉупленнаЯ женщина была у него в руках, и в несознаваемом чувстве полной
власти он инстинктивно мЯл доступное женское тело, скользЯщее за сухими
складками серого, на шелковой белой подкладке, широкого манто. Ћна все еще
была одета кое-как и всЯ дрожала, но как будто не от холода. Џри свете
бледного утра ее большие глаза на бледном подрумЯненном лице с
растрепавшейсЯ прической глЯдели испуганно и странно.
—то-то особенное было в ней: как сквозь блестЯщую мелодию шикарного и
бесстыдного танца иногда настойчиво звучит тайнаЯ дрожащаЯ нотка непонЯтной
тоски, так из-под полуобнаженной, раскрашенной кокотки загородного кабака
робко и тоскливо глЯдела по временам какаЯ-то другаЯ - несчастнаЯ и забитаЯ
- женщина. € когда она хохотала, пила, танцевала и била по рукам хватающих
ее мужчин, в уголках подкрашенных губ и подрисованных глаз неуловимо
скользила тень скрытого страданиЯ. € это придавало ей острую болезненную
прелесть. Ќо там, в ресторане, при свете электричества, оно таилось под
бесстыдной маской жадной продажности, а теперь, когда все было кончено и ей
оставалось только ждать того, что сделает с нею этот купивший ее человек,
оно - это странное больное выражение - не скрываЯсь, выступило на
побледневшем усталом лице и грустно слилось с неЯсным светом печального
бледного утра.
€ именно это бешено одурманило Њижуева, наполнив все его огромное тело
острой дрожью неумолимой похоти. € чем покорнее она подавалась в его руках и
чем печальнее и усталее смотрели ее глаза, тем темнее и тЯжелее поднималась
откуда-то из черной глубины души потребность сладострастной жестокости.
€ когда у дачи, в глубине темного сада, где томительно пахли невидимые
южные цветы, ќмма шла впереди, ведЯ его к себе, как молчаливаЯ и покорнаЯ
раба, это непонЯтное желание страшной жестокости уже дурманом застилало его
мозг.
Њижуев шел сзади, и казалось, что в нем - два существа: одно ужасалось
того, что овладело им, а другое было пьЯно сознанием полной власти и не
хотело видеть того, что совершенно Ясно понимал он. € чем больше поднимались
в нем гадливость к себе и жалость к этой усталой, так, видимо, страдающей и
скрывающей свое страдание женщине, тем неудержимее становилась жажда самой
грЯзной, и жестокой похоти. € было такое чувство, точно он падал в пропасть,
видел свое падение, ужасалсЯ его и скользил все ниже и ниже во власти
проснувшегосЯ старою зверЯ, которого он давно считал убитым в себе. Ѓыло
больно и жаль чего-то и в то же времЯ как будто все стало безразличным,
кроме свирепого и жестокого желаниЯ.
- ’ы... одна живешь?.. - коротко спросил он, весь дрожа и чувствуЯ, как
в истоме ожиданиЯ слабеют ноги. Ћн вдруг почувствовал как что-то сорвалось и
ухнуло куда-то вниз. ЌелепаЯ мысль сверкнула в воспаленном мозгу, загорелсЯ
перед глазами красный огонь и что-то слепое, громадное овладело им всем.
‘ последним усилием воли он крикнул себе:
"—то это... сумасшествие? Њерзость!.." - но оно бессильно упало и с
глухим отчаЯнием что-то в глубине души сказало: "Ќу и пусть... почему - нет,
если Я могу и хочу? „а - зверь, самодур... да... ну и пусть!.."
€ даже какое-то дикое злорадство зазвучало в его голосе, когда, точно
мстЯ кому-то, кто был лучше и чище его и кого он терЯл в эту минуту, Њижуев
вдруг остановил ќмму.
- ‘лушай... - неожиданно хрипло выговорил он. - „авай здесь!..
ќмма остановилась и, не понЯв сразу, инстинктивно оглЯнулась на траву в
тени под деревьЯми и кустами роз. Ќо он перехватил этот взглЯд, понЯл и в
страшном взрыве беспощадности схватил ее за руку.
ќмма отшатнулась, и лицо ее сразу стало таким убитым и жалким, как
тогда в ресторане, когда ее насильно раздевали. € она опЯть оглЯнулась, но
уж так безнадежно, как затравленный, вконец обессиленный зверек.
- —то вы!.. ‡десь нельзЯ... - прошептала она побледневшими губами.
Ќо когда она отступила, манто слегка раскрылось, и голые плечи, бледные
при слабом свете, показались среди белого ломкого шелка.
- Ђ Я хочу!.. - коротко и странно усмехаЯсь, проговорил Њижуев.
Ћна что-то возразила, отступила, оглЯнулась тоскливыми огромными
глазами. Џроизошла короткаЯ, судорожнаЯ борьба, и почти голаЯ женщина,
путаЯсь в кружевных лохмотьЯх, вдруг, как из пены, встала посреди утреннего,
сказочного сада.
- Ђх!.. - вскрикнула, она.
Њижуев схватил ее за голую гибкую шею и, с мучительным наслаждением
чувствуЯ, что ей больно, страшной силой пригнул к земле.
…му захотелось сделать как можно больнее, что-нибудь ужасное,
омерзительное. џрко, как молнию, сознаваЯ весь ужас и безобразие своего
дикого порыва и как будто бросаЯ всю ту, тЯжесть, котораЯ его давила столько
времени, на эту несчастную проститутку, он злорадно втаптывал в грЯзь
отвратительного, бессмысленного поступка все свое давнее, никем не
понимаемое, всеми отталкиваемое страдание.
ќмма коротко вскрикнула от боли, и в ту же минуту, вместе с потухшей,
замершей, последней судорогой полного удовлетворениЯ, огромнаЯ волна
отвращениЯ и презрениЯ с головой охватила Њижуева. Ћн судорожно оттолкнул
ќмму и встал, тЯжело и мокро дыша, весь в поту, горЯчий и ослабевший.
€ разом все, что только что было так темно, страшно и неодолимо,
куда-то исчезло, и Њижуев увидел себЯ посреди сада, при свете утра, над
замученной женщиной, грЯзного, дикого и безобразного, как зверь.
Ћна цепко подхватила платье и юбки и мгновенно закуталась в свои
нарЯдные кружевные трЯпки. Џотом обернулась и стала перед ним, непонЯтно
глЯдЯ темными таинственными глазами. € в этих глазах Њижуев увидел
отвращение и острую бессильную ненависть.
Ћна молчала, всЯ дрожа в своем манто. Њижуев улыбнулсЯ, подождал и
растерЯнно тронулсЯ с места, не знаЯ, что дальше сказать и сделать.
Ћн вдруг почувствовал ужасный непоправимый стыд и какой-то темный
унизительный страх. ‚се люди, которых он видел сегоднЯ, - —етырев,
Џархоменко, ЊариЯ ‘ергеевна, Њарусин, Ћпалов - мгновенно пронеслись перед
ним. ЌенавидЯщие карающие глаза —етырева выглЯнули из-за этих страшных,
полных той же непримиримой ненависти женских глаз, и он чуть не вскрикнул от
боли, стыда и полного отчаЯниЯ.
Ќо неожиданно в ее глазах мелькнула страннаЯ тень. Ќе то страх, не то
угодливость, не то жадность. Ћна сделала усилие, чтобы выговорить, губы
вздрогнули, и Њижуеву, смотревшему на нее, вдруг стало страшно.
ќто был, казалось, уже не человек, а что-то другое - жалкое и гадкое:
глаза ее, и жадные, и злые, смотрели лживо и нагло, губы уродливо кривились
в скользкую улыбку. Ћна сделала два шага вперед и, поднЯв голую руку,
положила ее на плечо Њижуеву.
Ѓледный свет утра скользнул по ее чистым линиЯм и затерЯлсЯ в мЯгких
тенЯх полной пышной груди.
Ѓыло нечто похожее на испуг, но в следующее мгновение остались только
стыд и гадливость. ѓадливость и к ней, и к себе. € дико было, что всего одну
минуту тому назад в нем пронеслась эта страшнаЯ бурЯ. Љазалось, что она
разразилась, и там, где разразилась, не было ничего. —то-то бесплодно и
глупо ушло и стало только противно.
- Ќе надо... - неловко проговорил он. - „еньги Я пришлю потом...
Ћна еще тЯнулась к нему, заманчиво улыбаЯсь лживыми губами, но Њижуев
круто повернулсЯ и тЯжко пошел прочь.
Љалитка сада с визгом захлопнулась за ним. Џахнуло пустотой и
молчанием, и бледно озареннаЯ синЯЯ улица открылась перед ним.
Ћн слышал, как торопливо пробежали по шуршащему гравию легкие женские
шаги; шорох шелковых юбок замер, и стало совсем тихо и пусто.
•олодно и грустно опустело и сердце Њижуева, и весь кошмар минувшего
вечера ушел в эту пустую бессильную грусть. ’огда Њижуев остановилсЯ посреди
улицы и сухими глазами посмотрел вверх, в голубоватое небо, на котором уже
плыли утренние, чуть розовые тучки, похожие на караван птиц, улетающих в
солнечный край.

VII

‚ечером в городском саду играла музыка. ЋгромнаЯ ЯркаЯ раковина эстрады
была полна музыкантами, шевелЯщимисЯ, словно какие-то странные насекомые.
–елые рЯды изЯщно-тоненьких смычков, как ножки кузнечиков, четко сучили
вверх и вниз, а черненький капельмейстер, тоже похожий на жучка, вставшего
на задние лапки, то складывал, то распластывал свои стрекозиные крылышки,
трепеща ими в воздухе. ‘ладостно посвистывали флейты, взвизгивали и
разбегались скрипки, а потом серьезнаЯ и грустнаЯ труба одиноко выводила
красивые и бархатные слова.
Џо всем аллеЯм плыла и не уплывала говорливаЯ толпа. ‘тоЯл непрестанный
шорох бесчисленных ног, а говор то усиливалсЯ, нарастаЯ, как волна, то вдруг
падал и убегал куда-то в глубь темных аллей, чтобы сейчас же вернутьсЯ с
целым каскадом смеха, выкриков и звонких блестков женских голосов.
Њгновенно поЯвлЯЯсь, путаЯсь, сходЯсь и расходЯсь, как в спутанной
фигуре необыкновенного танца, плыли смеющиесЯ лица, интересные и
фантастичные в смутной игре голубоватого электрического света. Ђ вверху,
высоко, темный бархат ночного неба молчаливо и торжественно сторожил землю
своими Яркими южными звездами.
Џраздник жизни сверкал беззаботным весельем, и Њижуеву казалось, что
среди этой нарЯдной толпы он один - угрюмое пЯтно, печать одиночества и
ненужности.
‘егоднЯ ЊариЯ ‘ергеевна, как-то особенно красиваЯ в своем новом голубом
платье, опЯть куда-то уехала с компанией Џархоменко, и целый день Њижуев
чувствовал, будто смутнаЯ тревога черной тенью стоит над ним. ‚ последнее
времЯ молодаЯ женщина стала как-то чересчур интересна и весела, а Њижуев
знал, что Џархоменко, тайно от него, настойчиво и определенно, охотитсЯ за
нею. Њожно было представить себе, как опытно, нагло и самоуверенно ведет он
свою грЯзную игру, ловко сужаЯ круги. €, возбужденнаЯ вечным праздником
новей жизни, в котором как в налетевшей водовороте, после стольких лет
бедности и, скуки, совсем закружилась она, молодаЯ женщина легко и
рискованно, скользила над краем. „аже костюмы ее, остро соединЯвшие
скромность порЯдочной женщины с пикантными намеками на обнаженность кокотки,
говорили о том головокружительном возбуждении, которое, вызывает в ней общаЯ
охота за ее в полном блеске расцветшим и убранным телом.
Ћна сама, быть может, и не думала об этом, но Њижуев знал, что в таком
состоЯнии достаточно какой-нибудь случайности - лунной ночи, смелой
наглости, почти неожиданного, несерьезного поцелуЯ - и молодаЯ раздразненнаЯ
женщина опомнитсЯ только тогда, когда все будет кончено.
Њижуеву было дико и нестерпимо больно представить себе эту женщину,
отдавшуюсЯ человеку, длЯ которого она - только тонкий инструмент длЯ
возбуждениЯ усталой плоти. ќто было нелепо и не вЯзалось с ее изЯщным милым
образом. Џо временам казалось, что такое плоское падение невозможно: она
была прекрасна, умна, интеллигентна и любила двух человек, стоЯвших выше
уровнЯ. Џосле них это полуживотное, полуидиот Џархоменко был бы непонЯтной
гадостью.
Ќо временами набегала мучительнаЯ мысль:
"Ђ чем Я лучше его?.. Ќу, допустим, что Я умнее и тоньше чувствую, чем
он... Ќо разве, когда Я сходилсЯ с нею, Я дал ей свой ум и свои мучениЯ, а
не ту же животную похоть... “ж будто бы мне нужна была ее душа, а не голое
красивое тело?.. Ђ Џархоменко что?.. Њне даже не представлЯетсЯ, чтобы он
посмел и мог обладать женщиной, котораЯ бесконечно выше его. Ќо Я сам, там,
в саду, терзал эту несчастную ќмму, убивал в ней последнее человеческое
достоинство, мучил, как зверь, вовсе не думаЯ о том, что она может думать и
чувствовать в это времЯ. …сли бы Я даже узнал, что она чувствует и думает
гораздо тоньше менЯ, Я разве не сделал бы того же?.. ’ак и этот... …сли
случаем или силой она ему достанетсЯ, он будет мЯть ее тело, как всЯкое
другое, и то, что она выше его, будет только обострЯть наслаждение...
Љогда-то она любила своего мужа, который был бесконечно лучше, умнее и
талантливее менЯ, а потом отдалась мне. Џотому что Я дал ей роскошь и
веселье... џ увлек ее перспективой новой жизни, а Џархоменко возьмет своей
наглостью, самодурством... еще чем-нибудь... Ћна пошла ко мне не любЯ,
только потому, что Я богат... пошла, как последнЯЯ тварь и даже хуже, потому
что прикрыла, свою продажность мнимым увлечением... Њерзость!.."
Ѓыло больно думать; так больно, как будто, унижаЯ ее, он унижал и
самого себЯ. Ђ между тем в этих беспорЯдочных кошмарах было какое-то острое
наслаждение, точно на кровавую рану он капал острым зудЯщим Ядом.
Њижуев шел в толпе, толкавшей его со всех сторон и обдававшей говором,
запахом духов, женщин и шелестом их платьев. ел он, невидЯщими глазами
глЯдЯ под ноги, и большаЯ душа его билась в тщетной жажде чего-то, чего он
не мог себе назвать.
‚ одной аллее он встретил старичка генерала и его дочь Ќюрочку, котораЯ
так звонко смеЯлась, поднимаЯ голову и показываЯ забавный подбородочек. Ћна
увидела Њижуева еще издали, присмирела и забавно покосилась с
бессознательным, боЯзливым и наивным призывом. Ћсвежающей струйкой пахнуло
на Њижуева от этого молоденького чистого личика, но он сжалсЯ и, тЯжело
приподнЯв шлЯпу, прошел дальше.
Ќа днЯх генерал, собравшись с духом, попросил его помочь отправить дочь
на курсы в Њоскву, и Њижуев согласилсЯ. ‘начала это даже обрадовало его:
показалось так хорошо и приЯтно помочь милой девушке, но потом в темноте
души родилось угрюмое больное подозрение: представилось, что генерал
навЯзывает свою дочь миллионеру и что она сама не может не знать этого.
Њижуев Ясно, точно старую знакомую картину, увидел, как он встретитсЯ с
девушкой в Њоскве, как они будут уже с первого момента чувствовать себЯ в
особых отношениЯх: свЯзанной и хозЯина, ждущего благодарности. Џосле
непродолжительной борьбы и слез она, конечно, примет совершившеесЯ как нечто
неизбежное и сделаетсЯ любовницей миллионера. Ќово и остро будет наслаждение
ее стыдом и девственным телом, а потом она оденетсЯ в шикарные платьЯ и
сделаетсЯ обыкновенной содержанкой.
’ак неизбежно, просто и страшно показалось это Њижуеву.
"Ђ почему?.. - спросил он себЯ. - Њожет быть, это будет вовсе не так:
может, мы останемсЯ друзьЯми, "или она полюбит менЯ, и в ее нетронутой жизни
и моЯ станет свежей и здоровой?.. Џочему Я жду только мерзости, ведь жизнь
другаЯ существует - люди живут счастливо и искренне... что ж Я?.. €ли Я сам
ношу в себе зародыш болезни, и все, к чему прикоснусь, должно обращатьсЯ в
пошлость, в мертвечину?.. ќто кошмар!.. џ болен и убиваю себЯ какими-то
галлюцинациЯми...
‹ицо Њижуева покрылось так, точно острие вонзилось в сердце, и
почему-то стало ему страшно оставатьсЯ в этой раздражающей глупой толпе. Ћн
вышел из сада, пошел в маленький ресторанчик над морем и один сел за столик
на веранде.
- ”едор €ваныч! —то вы тут один? - закричал кто-то с набережной, и
толстый, наглый и грЯзноватый Џодгурский, сверкаЯ голодными глазами и
выпученным парусиновым жилетом, подошел к нему.
- ‡дравствуйте... ‘кучаете?
Ћн сел возле и спросил:
- Ќу, ”едор €ваныч, чего же мы выпьем?..
Њижуев улыбнулсЯ. ‚ присутствии этого и несчастного, и наглого человека
он почему-то чувствовал себЯ легче. Љак-то просто выходило у Џодгурского это
голодное желание поживы. Ћно было естественно и совершенно откровенно, а
между тем чувствовалось, что отношениЯ его к Њижуеву основаны не на том,
даст или не даст он денег.
Ћн сразу увидел, что Њижуев скучает, и на его забулдыжном лице
отразилось искреннее желание развеселить, чтобы было весело вообще.
- Ђ знаете новость?.. Ћпалов вчера выиграл у Џархоменко тысЯчу триста
рублей!
- ђазве?.. - с добродушной деликатностью представилсЯ заинтересованным
Њижуев.
- „а. € знаете, что он сделал прежде всего?.. ‘ейчас же схватил ту
самую ќмму и помчалсЯ куда-то столь поспешно, что даже галстук забыл. ’о-то
блаженство!..
- Ќемного же ему надо длЯ блаженства! - улыбнулсЯ Њижуев.
- ќто длЯ вас немного, а длЯ Ћпалова, у которого жена ходит в
фланелевом капоте и беременна каждые три месЯца, который думает, что
двадцатипЯтирублеваЯ кокотка из "Ђквариума" есть предел женской прелести,
длЯ него это целый новый мир - духов, холеного тела, кружев, роскоши,
изощренного сладострастиЯ!.. Ћ!..
Њижуев с презрительным добродушием подумал, что длЯ такого маленького
бедного человека, как Ћпалов, это и в самом деле счастье, и даже нечто
похожее на зависть шевельнулось в нем.
- Ђ знаете что?.. - неожиданно оживилсЯ Џодгурский. - Џоедем в казино!
- —то мы там будем делать?
- Љак что? - играть! - произнес Џодгурский таким тоном, точно обрадовал
Њижуева.
- Ќет, что ж... - вЯло отозвалсЯ Њижуев. - ‘кучно.
- Ќу, поедем к ќмме - посмотрим, как Ћпалов там наслаждаетсЯ!
Њижуев не ответил, и Џодгурский, мгновенно угадав отказ, быстро
перескочил дальше:
- —ем же вам угодить?.. - он с затрудненным видом потер лоб. - ‚от
что!.. •отите, Я свезу вас в одно место?.. Џонимаете - одни девочки не
старше тринадцати лет... € есть такие, от которых еще детской пахнет...
Џодгурский чмокнул перед своими собранными в пучок пальцами.
- €х уже раза три закрывали, так теперь они напуганы, но если не
пожалеть сотни-другой, можно увидеть штуки такие, что и в Џариже не всегда
встретишь! …дем?.. Џочему же нет?..
- Ќ-нет, право... - гадливо сморщилсЯ Њижуев.
- Џочему?
- ’ак.
Џодгурский пытливо заглЯнул ему в глаза.
- Ђх, эти принципы!.. - нагло усмехнулсЯ он. - Ђ Я слышал, что
миллионеры этим не страдают!
- ‚ы не допускаете у миллионеров даже простого, чувства брезгливости? -
серьезнее, чем хотел, спросил Њижуев и криво усмехнулсЯ, точно судорога
свела ему одну щеку.
Џодгурский внимательно посмотрел на него и вдруг переменил разговор. Ћн
стал рассказывать анекдоты, острить над Џархоменко и Ялтинской публикой, а
потом неожиданно попросил сто рублей.
Њижуев, думаЯ о другом, машинально полез в карман и дал. Љогда он
открыл бумажник, Џодгурский острыми глазками пронизал разноцветные краЯ
бумажек, торчавших оттуда. € когда Њижуев положил бумажник на стол, не сразу
отвел глаза.
- џ не понимаю одного... - медленно выговорил Њижуев, как бы в ответ
собственным мыслЯм.
- —его?
Њижуев ответил не сразу и смотрел в сторону с таким выражением
затуманившихсЯ глаз, точно хотел и не решалсЯ высказать что-то важное и
трудное.
- ‚идите ли, - слегка запинаЯсь и по-прежнему не глЯдЯ, сказал он, - о
чем бы Я ни говорил, что бы ни сделал, все смотрЯт не так, как на других...
Ќикто не говорит, что Я думаю неверно, чувствую неправильно, все говорЯт:
"миллионер... миллионы..." …сли б вы знали, как это... скучно!..
Њижуев неловко улыбнулсЯ, и по этой улыбке видно было, что вместо
"скучно" он хотел сказать нечто большее и серьезное.
Џодгурский во все глаза посмотрел на него. Ћн уже забыл предыдущий
разговор и не сразу понЯл, почему Њижуев говорит об этом.
"Ђ ведь —етырев, пожалуй, прав! - с любопытством подумал он. - …го,
очевидно, здорово кочеврЯжит!.. „урак все-таки... с жиру беситсЯ!.."
- ’ут есть что-то ненормальное, - продолжал Њижуев, скорбно и
болезненно морщась... - Џочему вы, например, смотрите на какого-нибудь
—етырева, который зарабатывает в сто раз больше вас, совершенно просто, а...
- —то ж - —етырев... - заметил Џодгурский: - ‘колько бы он ни
зарабатывал, он все зарабатывает собственным горбом. Џока есть силы -
работает, заболеет или выйдет из моды и сделаетсЯ таким же, как Я... „а и
что он там зарабатывает!.. †изнь его мало отличаетсЯ от моей. Ђ миллионер -
дело другое. „ругаЯ жизнь, иные возможности... Џоложение его исключительное
и отношениЯ к нему исключительные. џ, собственно говорЯ, не совсем понимаю,
что вас так мучит?..
- Ќе мучит, а... раздражает... - возразил Њижуев, болезненно
почувствовав, что его излиЯние принЯло характер слишком серьезный. …му стало
стыдно, что он откровенничает с Џодгурским.
Џодгурский молчал и любопытно ждал.
- ђаздражает это выделение менЯ из общего строЯ, - поддаваЯсь
выжидательному молчанию Џодгурского, против воли продолжал Њижуев. - Ќеужели
нельзЯ допустить, что Я такой же человек, как и все, так же думаю, так же
чувствую...
- џ думаю не так, - улыбнулсЯ Џодгурский, - как хотите, а деньги - сила
большаЯ... € вы не можете не пользоватьсЯ ею, потому что всЯкий живет тем,
что у него есть. ’ам, где мы рассчитываем только на свое "Я", на его хорошие
или дурные качества, там вы невольно пустите в ход свои деньги... € всЯкий
человек это знает. Њне, например... Њне наплевать, а все-таки Я чувствую,
что вы - не Я, не Ћпалов, не —етырев... Њожет, вы и ничего мне не сделаете,
ни дурного, ни хорошего, но вы можете это сделать. €... черт его знает
что!.. ќто, конечно, мешает. џ, например, сейчас сказал, что мне на ваши
миллионы наплевать, и сказал искренне, а между тем в тоне-то и сфальшивил!..
Џодгурский искренне усмехнулсЯ и развел руками.
Њижуев кивнул головой. Ћн смотрел теперь прЯмо в лицо Џодгурскому и,
казалось, чего-то ждал.
- Љак хотите, - с какою-то даже досадой сказал Џодгурский. - Ќе могу же
Я забыть, что вы миллионер, что вы жили и живете такими наслаждениЯми и
такими возможностЯми, которые мне и во сне не снились; можете вот дать мне
тысЯчу рублей, а можете не дать и сделать мне что-нибудь скверное...
‚озьмите вы Џархоменко...
- џ не говорю о Џархоменко, - возразил Њижуев, выражением голоса
отделЯЯ себЯ от этого имени.
- „а ведь длЯ нас вы - одно и и то же!.. - опЯть с искренней
горЯчностью убедительно вскрикнул Џодгурский. - ‚едь мы же не знаем, что вы
думаете, что вы чувствуете...
Ћн на секунду замолчал и вдруг, как бы поймав что-то:
- ‚от вас раздражает, что на вас так смотрЯт все... Ќо вы сами, ”едор
€ваныч; делаете ли что-нибудь, чтобы показать нам свою настоЯщую душу - не
миллионера, а просто Њижуева... ‚едь вы сами ни на секунду не забываете, что
вы миллионер!.. ‚место того, чтобы заслужить хорошее отношение, вызвать его
чем-нибудь, вы раздражаетесь, требуете таких отношений... •очу, мол,
"штоп!.." ќто ведь тоже...
- Њне кажетсЯ, Я держу себЯ даже слишком просто... - горЯчо возразил
Њижуев.
Џодгурский чуть-чуть пожал плечами.
- ‚от вы говорите "слишком"... „лЯ менЯ не будет "слишком", если Я
возьму да и расскажу Ћпалову, что менЯ мучает, а вы в этом видите "слишком":
вам кажетсЯ, что, откровенничаЯ со мной, вы снисходите! ‚ам, пожалуй, уже и
стыдно своей откровенности? ‚едь правда?
’он Џодгурского стал дерзким, и какаЯ-то непонЯтнаЯ мстительность
зазвучала в нем.
- ‚ы сами этого, может быть, и не замечаете! - с торжеством сказал он.
- ‚от видите... - скорбно сказал Њижуев и пожал широкими плечами. - “
другого вы бы и не заметили этого, а мне не прощаете... ‚ы слушаете менЯ и,
наверное, думаете, что Я ломаюсь или самодурствую на свой манер... ‘ жиру
бешусь.
Џодгурский невольно смутилсЯ и засмеЯлсЯ.
- Ќе буду отрицать. Ќемного есть...
- „а... - грустно кивнул головой Њижуев. - ‚ы не хотите видеть, что Я
искренне рад поговорить с вами, потому что мне кажетсЯ, будто вы относитесь
ко мне - дурно или хорошо - независимо от моих миллионов!..
- џ думаю!.. - сказал Џодгурский и против желаниЯ припустил лишнего
благородства.
€ разом уловив эту фальшь, оба замолчали: Њижуев угрюмо и бессильно,
Џодгурский с досадой.
"‘умасшедший какой-то!" - подумал он, за свою фальшь раздражаЯсь не на
себЯ, а на Њижуева.
‚ раскрытое окно было видно темное движущеесЯ море; с набережной
долетали глухие стуки копыт и отдаленнаЯ музыка. Џодгурский чувствовал, что
надо скорее говорить, но сразу не нашелсЯ. Њолчание продолжалось, и чем
дальше, тем труднее было возобновить разговор. Љак будто что-то оборвалось.
€ стало тЯжело, точно напрасно и бессмысленно было потрачено то, чего в душе
мало. Њижуев тЯжело вздохнул и расправил скрещенные на столе могучие руки.
- Ќу, пойду... - выговорил он.
- Људа? Џосидите.
- Ќет, у менЯ голова что-то болит. „о свиданиЯ.
Џодгурский с досадой неприметно пожал плечами.
"’ьфу, черт, какой тЯжелый!.." - подумал он.
€ в эту минуту ему бросилсЯ в глаза бумажник, забытый на столе.
Џодгурский хотел позвать Њижуева, но что-то удержало его.
Њижуев вышел на тротуар и тихо побрел в сторону сада.
Ќечто странное осталось в памЯти и мучило его: не то это был тЯжелый,
неудачный, глупый разговор с каким-то проходимцем, не то какое-то торопливое
движение за его спиной, когда он выходил из ресторана.
- —то такое?
€ вдруг он вспомнил, что забыл бумажник. € прежде чем подумал,
почувствовал, что произошло скверное. ЌеЯснаЯ мысль родилась в нем, и одну
минуту он хотел скорее уйти, но потом поймал себЯ на мысли, что Џодгурский
украдет, и ему стало неловко. Њижуев повернулсЯ и вошел обратно в ресторан.
Џодгурский чуть не наткнулсЯ на него. € по одному взглЯду на слегка
растерЯнное, но в то же времЯ наглое лицо, с враждебными, готовыми к защите
глазами, Њижуев гадливо понЯл, что это правда.
‘ минуту они смотрели друг на друга в глаза. Џотом Њижуев неловко
выговорил:
- џ тут забыл кошелек.
Џодгурский мигнул глазами, вскинул брови и весь пришел в движение, как
бы готовый лететь на поиски:
- ђазве?.. џ не видал. —еловек!
- Ќе надо... - тихо возразил Њижуев.
- Љак не надо... надо поискать... - засуетилсЯ Џодгурский, но лицо его
стало похоже на пойманного, но еще готового кусатьсЯ зверЯ.
Њижуев прЯмо посмотрел ему в глаза.
- Њне ведь это неважно... - путаЯсь, проговорил он.
…му вдруг страстно захотелось, чтобы Џодгурский понЯл, что он не может
сердитьсЯ за эти проклЯтые деньги, и прЯмо, просто сказал.
Ќо лицо Џодгурского стало еще злобнее и даже как будто оскалились его
готовые укусить зубы.
- —то вы хотите сказать?.. џ говорю, что не видал!..
Њижуев коротко посмотрел ему в глаза, криво усмехнулсЯ и вдруг, махнув
рукой, пошел назад.

VIII

Љогда Њижуев вернулсЯ домой, сел за письменный стол и по привычке
потЯнул к себе кучу писем и телеграмм, вошла ЊариЯ ‘ергеевна, всЯ свежаЯ и
сиЯющаЯ, как будто вносЯщаЯ с собой облако горного воздуха и запах цветов и
морЯ. € сразу - по беспричинно улыбающемусЯ лицу и по ускользающему блеску
глаз - Њижуев почуЯл, что она, еще не сказав ни слова, чего-то хитрит.
•итрит и боитсЯ, как боЯтсЯ только красивые женщины, и тонкаЯ, и прозрачнаЯ
лукаваЯ игра красоты, слабости, беззащитности и лжи придает им раздражающую,
неуловимую загадочность.
Ћна громко позвала его, чересчур легко и оживленно подбежала и положила
теплые руки на его массивные плечи.
- Ђ, ты уже вернулсЯ!.. Њилый, Я за тобой соскучилась!
Њижуев посмотрел ей прЯмо в глаза, мелькающие темными русалочьими
искорками, и насупилсЯ. ’ысЯчи острых и больных подозрений мгновенно
родились в нем, и сейчас же сердце стало тЯжелым и неровным.
- …сли бы ты знал, как было весело!.. Њы ездили по ‘имферопольской
дороге, далеко-далеко!.. ‚сю дорогу дурачились, пели, хохотали. Џотом
ужинали в ѓурзуфе!
Њижуев внимательно и молча смотрел на нее, и под этим тЯжелым взглЯдом
нежное личико слегка порозовело, фигурка стала гибка, как у кошки, зрачки
засветились неверным, фальшивым светом.
- Ќет, в самом деле... ’ы не сердишьсЯ на менЯ, ’еодор, что Я так
ветреничаю?.. - заглЯдывала ему в глаза хорошенькаЯ женщина. - џ тебЯ совсем
забросила!.. Ћтчего ты с нами не поехал? ’ак было весело!.. Ђ без тебЯ
все-таки не то!
Ћна хотела поцеловать, изогнувшись всем своим гибким телом и как будто
нарочно тронув его упругостью своей груди.
Њижуев раздраженно отодвинулсЯ.
- ‘лушай, Њэри, не хитри, пожалуйста!.. - неловко сказал он.
- —то такое?.. - сделала ЊариЯ ‘ергеевна большие искренние глаза. Ќо в
них еще прозрачнее и светлее показалась трусливаЯ женскаЯ ложь.
- џ же вижу, что с тобой что-то случилось, - с трудом проговорил
Њижуев. - Ќу, и не лги... говори прЯмо!.. ќто лучше.
ЊариЯ ‘ергеевна засмеЯлась фальшивым русалочьим смехом и прильнула к
нему всем телом-грудью, руками, ногами и щекочущими волосами, видимо
стараЯсь укротить его дурманом своего запаха, жара и упругости.
€ от этой лживой ласки все тело Њижуева вместо обычного возбуждениЯ
охватило невыносимое физическое раздражение.
- „а оставь, Я говорю!.. - грубо выставил он плечо навстречу ее ласке.
- Љакой ты странный... —его-то сердишьсЯ!.. - неискренне удивленно
начала было ЊариЯ ‘ергеевна и почти силой попыталась обнЯть его. Ќо Њижуев
оттолкнул и, видимо, сделал ей больно, потому что хорошенькое лицо стало на
мгновение испуганным и жалким. - ‚от, ей-Ѓогу...
- ѓовори же!.. - вдруг бешено крикнул он. ЊолодаЯ женщина испугалась и
отошла, издали глЯдЯ прозрачными, все-таки лгущими глазами.
- „а ничего... так, пустЯки... џ даже не хотела тебе говорить...
•олод прошел под волосами Њижуева. Ћн почувствовал, что если она сейчас
же не скажет, то он потерЯет сознание от бешеного взрыва и сделает что-то
страшное.
€, должно быть, она почувствовала это, потому что осторожно подошла и,
точно пробуЯ, положила на его круглый локоть самые кончики пальцев.
- ‚идишь ли... ты не сердись... тут ничего нет такого... ‚ ѓурзуфе мы
ужинали на балконе, знаешь, над морем... там замечательно красиво и...
Ћна тЯнула, продолжаЯ осторожно держатьсЯ пальцами за его локоть, и
Њижуев чувствовал, как эти изЯщные пальцы тихонько дрожат.
“веренность в том, что случилось что-то гадкое и непоправимое, выросла
в мозгу Њижуева с безумной силой.
- ѓовори!.. - в остром порыве злобы и боли крикнул так, что голос его
полетел по всей квартире.
ЊариЯ ‘ергеевна как-то осела назад, и глаза у нее стали совсем круглые,
как у испуганной кошки.
- ‚идишь ли... - торопливо забормотала она, проглатываЯ слова и не
двигаЯсь с места. - џ встретила там ‚асю... мужа... Џопросил менЯ зайти
переговорить с ним... Ќе нужно было? - неожиданно спросила она, и видно
было, что сама знает, что не нужно, и опЯть лжет, спрашиваЯ об этом.
Њижуев молчал и дышал неровно.
ЊариЯ ‘ергеевна осторожно подвинулась и опЯть дотронулась до его руки.
- ’ы сердишьсЯ?.. - спросила она тем же тоном, в котором Ясно было, что
она видит его гнев и стараетсЯ представитьсЯ наивной, не понимающей этого.
Њижуев вдруг бешено поднЯлсЯ и молча отшвырнул ее. ЊариЯ ‘ергеевна чуть
не упала через кресло и, только извернувшись, как падающаЯ кошка, гибко и
цепко удержалась за его ручку.
- Љакой ты... - начала она побледневшими губами.
- ‘кажи, пожалуйста... - зловещим сдержанным голосом заговорил Њижуев,
глЯдЯ на нее с холодной ненавистью. - Ђ ты думаешь, что Я могу не
сердитьсЯ?.. ‡ачем ты лжешь!..
- Ќо что же Я такого сделала... - уже искренне беззащитно пробормотала
ЊариЯ ‘ергеевна.
- —то?.. Ђ то... - Њижуев помолчал, отыскиваЯ слово и со страданием
чувствуЯ, что его не найти, а скажетсЯ другое. - Ђ то... что что-нибудь
одно: или прЯмо признайсЯ, что Я длЯ тебЯ ничто, что ты пошла ко мне на
содержание и... или...
Њижуев оборвалсЯ. …му вдруг стало жалко себЯ; он так любил эту женщину,
пожертвовал длЯ нее дорогим человеком, сделал подлое, грЯзнее дело,
обманывал, лгал и думал, что хоть за это она будет близка ему; €з-за этих
уже не раз настойчиво повторЯющихсЯ свиданий с мужем было столько
мучительно-унизительных сцен ревности, он даже пересилил себЯ, призналсЯ ей,
что его мучит будто она ушла к нему только из-за денег. € теперь вдруг
увидел, что это так и есть: - она никогда не любила его, любит того, готова
опЯть отдатьсЯ ему, а лжет и обманывает его, как дурака, только из страха.
Ћн почувствовал себЯ смешным; глупым и жалким.
- ’ак не сделает последнЯЯ тварь!..
ќти слова он выкрикнул в целом взрыве бешеных грубых слов, и
непобедимаЯ потребность охватила его: ударить ее, сделать жестокое и
унизительное до последней степени, чтобы доказать, что если она пошла к нему
за деньги, то она и есть его собственность, тварь, с которою он может
сделать все, что захочет.
€ только когда он увидел в ее глазах бессильный страх покорной рабыни,
Њижуеву вдруг стало так тЯжело и гадко, что он грузно сел к столу, поднЯл
руки и схватилсЯ за голову, стараЯсь не видеть и не думать ничего.
Ќесколько минут продолжалось молчание. Њижуев все сидел, и его огромнаЯ
голова, беспомощно опущеннаЯ на руки, казалась †алкой и беззащитной.
ЊариЯ ‘ергеевна долго стоЯла на месте и пугливо смотрела на него. Џотом
в глазах ее мЯгко и трогательно засветилась милаЯ женскаЯ жалость. Ћна
тихонько шевельнулась, робко подошла, остановилась, и Њижуев услышал быстрое
неровное биение ее сердца.
Ќежные теплые пальцы чуть-чуть, как дыхание, коснулись его волос.

’акие сцены были уже не раз и повторЯлись все чаще и чаще, со зловещим
нарастанием. ЉаждаЯ новаЯ была безобразнее и бессмысленнее предыдущей. ЊариЯ
‘ергеевна не понимала их: порой она с жестоким раскаЯнием упрекала себЯ во
всевозможных преступлениЯх, которых, в спокойном состоЯнии не могла,
признать. Ћна видела, что на их жизнь надвигаетсЯ какое то неотвратимое,
несчастье, но как прекратить этот кошмар, не знала. € страдала бессильно и
жалко.
€ ужаснее всего, была потерЯ уважениЯ к себе и та грЯзь, которую
порождали эти безобразные сцены. Ћни унижали и ставили в какую-то
зависимость от окружающих, даже от прислуги. ‘о всех, сторон смотрели глаза
и слушали уши любопытных чужих людей, которым было все равно, страдают или
просто дурЯт они, а было только занЯтно, как на представлении. Џриходилось
сдерживать голоса, быстро прЯтать мучительные слезы, придавать фальшивые
выражениЯ искаженным от боли лицам и чувствовать себЯ несчастнее последнего
лакеЯ.
‚ последнее времЯ такие сцены начали кончатьсЯ только с истерикой, с
полным изнеможением. Љак будто с них обоих слетало все красивое,
интеллигентное и благородное, и в дикой Ярости корчились какие-то полоумные,
которые сами уже не знают, зачем и что кричат друг другу в лицо, думаЯ
только о том, чтобы как можно больнее уЯзвить и обидеть,
‚ременами ЯвлЯлось уже отчаЯние и желание какого бы то ни было, но
только конца. Љазалось, что уже последнЯЯ ссора, и за нею все кончено. Ќо в
ту самую минуту, когда боль и Ярость доходили до крайнего предела, вдруг все
падало, нервы ослабевали, начинались слезы, уступки и вдруг болезненное,
неожиданное возбуждение, бросавшее их друг на друга в жгучем сладострастном
припадке. Ђ потом наступало сознание нелепости всего происшедшего и
безнадежного, мучительного раскаЯниЯ.
- Њы сумасшедшие! - говорила ЊариЯ ‘ергеевна с отчаЯнием и плакала,
прижимаЯсь к Њижуеву, как бы ища защиты, а он страдал молча и видел перед
собою черную неизбежную пропасть конца.
€ так же прошла дикаЯ сцена в этот день.
Љогда ЊариЯ ‘ергеевна, замученнаЯ, мЯгкаЯ и горЯчаЯ, с мокрым от слез
лицом и потемневшими глазами, лежала с ним, и еще не удовлетворенное желание
тЯнуло их друг к другу с болезненно обостренной силой, она тихонько и
искренне рассказывала ему:
- џ знаю, что длЯ твоего спокойствиЯ мне не следовало этого делать...
Ќо неужели ты можешь думать?.. Њне просто стало жалко: он показалсЯ мне
таким несчастным. Ѓольной... ‚едь как бы то ни было, а все-таки Я виновата
перед ним!..
€ не то усталому, не то проЯснившемусЯ после бури мозгу Њижуева и в
самом деле казалось, что это так просто и естественно:
"Љонечно, она виновата перед ним... и как бы то ни было, когда-то она
любила его..."
Ђ все подозрениЯ казались совершенно нелепыми, ни на чем не основанными
- какими-то омерзительными капризами.
- Џрости менЯ... џ правда сумасшедший... - страдаЯ от жалости, любви,
раскаЯниЯ и презрениЯ к себе самому, говорил Њижуев и целовал мокрое горЯчее
личико.
€ ей казалось, будто все кончилось, теперь они объЯснЯтсЯ, он увидит
всю нелепость своих подозрений, и с завтрашнего днЯ все пойдет счастливо,
как никогда. € она торопилась высказатьсЯ:
- џ знаю, что ты думаешь, будто Я не любила тебЯ и пошла ради денег...
џ знаю, ты имеешь право так думать... џ пустаЯ и гадкаЯ, но все-таки это не
так: Я тебЯ люблю больше жизни!.. ’ы мне всегда нравилсЯ, давно... ’ы
такой... большой, сильный, чуткий!..
‚ комнате было темно, и лицо Њарии ‘ергеевны смутно белело на темной
подушке дивана. ѓлаза казались у нее большими, как две пропасти. € голосок
звучал нежно и порывисто, как у обиженного ребенка.
- Њне нравилось, что ты сознаешь свою силу, и все подчинЯютсЯ тебе.
Љонечно, было приЯтно, что ты можешь бросить длЯ менЯ столько, что Я и всЯ
того не; стою... Ќо мало ли там было богатых людей! …сли б Я захотела... Ќо
ты больше, сильнее всех!.. Њы, женщины, любим в мужчине силу и власть...
Њижуев со слезами нежности и умилениЯ целовал ее, и было так тепло и
счастливо от ее тихих, влюбленных слов. Ћна шептала так торопливо и
искренне, была такаЯ горЯчаЯ, покорнаЯ и сладострастнаЯ. € ЯвлЯлось гордое
сознание своей силы, сознание, что она любит его и отдаетсЯ ему, как солнцу,
выше которого длЯ нее нет ничего.
- џ, глупаЯ, не могу этого передать, - тихонько шептала ЊариЯ
‘ергеевна. - “ менЯ была такаЯ однообразнаЯ, скучнаЯ жизнь, казалось, что
уже все кончено и впереди нет ничего... а ты внес что-то Яркое, сильное, Я
прЯмо с ума сошла от счастьЯ!.. Њечтала о тебе, бегала, как девочка, за
тобой...
- Ќо ведь это не Я внес... - с бессознательной пытливостью спросил
Њижуев, и голос его слегка вздрогнул от страха.
- Ќет - ты! ’ы... такой, как есть: большой, сильный, могущественный,
как царь!.. Ќо это не главное: если бы ты был беден, Я все равно отдалась бы
тебе. ’ы мое все! - трогательно стыдЯсь и стыдливо, и бесстыдно прижимаЯсь к
нему всем телом, горЯчо спорила ЊариЯ ‘ергеевна.
Ћна еще что-то шептала, раскрываЯсь под его лаской, как цветок, и
Њижуеву все ничтожнее и непонЯтнее казались все прежние мысли и муки.
"џ просто дикий самодур!" - думал он.
€ ему хотелось, чтобы она еще говорила, еще рассеивала его мысли,
спорила, доказывала.
- Ќо ведь... твой муж был и умнее, и талантливее менЯ... —то такое, в
сущности, Я?..
Ћн допытывалсЯ сдержанным голосом, скрываЯ свое желание и пугаЯсь этого
допроса, как будто скользил над пропастью. €, замираЯ от страха, старалсЯ
переспорить ее, напомнить ей мужа, доказать, что он был лучше его.
- ‡а что же ты менЯ полюбила?.. Ќе за то же, что Я здоров, как бык? -
нарочно оскорблЯЯ себЯ, говорил он и весь напрЯгалсЯ в страстном ожидании
милых опровержений, страстных, возвышающих слов.
ЊариЯ ‘ергеевна страшно оскорбилась. ‚се тело ее, точно внезапно
обнаженное и выброшенное на улицу, возмутилось, и она стала уверЯть, что это
не то, не то.
- ’ак что же?
Ћна не сразу ответили, не найдЯ ни слов, ни чувств; было темно, и не
видно было выражениЯ ее глаз. Њижуев ждал и с ужасом чувствовал, как во
мраке души рождаетсЯ и ползет скользкое страшное подозрение.
’огда она стала доказывать, что он умнее; лучше; оригинальнее.
„оказывала страстно, волнуЯсь и спеша. Ќо он все-таки возражал и фальшивым,
зловещим голосом говорил, что муж ее замечательный, прекрасный человек. Ћн
рисовал его правдиво, нестерпимо мучаЯ и унижаЯ самого себЯ. € вот перед
Њарией ‘ергеевной Ярко стала вырисовыватьсЯ знакомаЯ фигура - бессознательно
милое до сих пор лицо человека доброго, красивого, нежного, оригинального и
чуткого, как никто. ѓде-то отдаленно, возбуждаЯ тонкую до неуловимости
грусть, пробудились воспоминаниЯ о пережитом счастье, о первых ласках. Ћна
испугалась и стала спорить, странно, точно оспариваЯ не Њижуева, а что-то
внутри самой себЯ. € болезненно настороженное ухо Њижуева уловило эту
странную нотку надломившегосЯ женского голоса. ‚ его собственном шепоте
что-то зловеще изменилось: он спорил суше, холоднее, с непонЯтным злым
упорством. € вдруг ЊариЯ ‘ергеевна заметила, что не знает, что сказать, чем
доказать, за что же она полюбила Њижуева, если не может отрицать, что муж ее
был необыкновенный, милый, замечательный человек.
€ сквозь страстный шепот, среди любовных слов и уверений, незаметно
стало высовыватьсЯ нечто безобразное, неожиданное и ужасное, как глумливаЯ
рогатаЯ голова ночного кошмара, рожденного тьмой.
‘разу без слов стало понЯтно, что она любила и еще до сих пор не забыла
мужа, что ее увлекла именно та жажда новой блестЯщей жизни, от которой она
отреклась с таким упорством и, как казалось ей, с такой искренностью.
€ договорившись до этого, ЊариЯ ‘ергеевна, растерЯннаЯ и ослабевшаЯ,
вдруг неловко замолчала, с ужасом сознаваЯ, что каждаЯ секунда этого
молчаниЯ губит ее. Њижуев ждал, по-прежнему придавливаЯ ее мЯгкую грудь
тЯжелым плечом и не снимаЯ ноги с ее круглых теплых ножек. ѓлаза его
пристально и прЯмо глЯдели во тьму, и все замерло в этом ужасном ожидании
того, что он уже видел. € леденЯщий неотвратимый холод откуда-то изнутри
стал отделЯть их друг от друга. Ћна еще попыталась что-то сказать, но не
могла, и вдруг бессильно заплакала.
- ‡ачем ты менЯ мучаешь!.. џ ничего не знаю... ничего...
Њижуев молчал и тЯжко дышал, чувствуЯ, как все тело его, сердце и мозг
погружаютсЯ в черную пустоту.
ЊариЯ ‘ергеевна всхлипнула и замолчала. Ћн молчал и чего-то ждал. Ћна,
не переставаЯ плакать, робко поднЯла на него глаза, и вдруг резкаЯ пощечина
со страшной злобой хлестнула ее по лицу.
- Ђй!.. - крикнула ЊариЯ ‘ергеевна и от ужаса и боли на мгновение как
будто потерЯла сознание.
- „рЯнь!.. - хрипло выговорил Њижуев. ’Яжелый и громадный, невидимый в
темноте, он перелез через нее, стараЯсь не касатьсЯ теплого неподвижного
тела, и быстро, натыкаЯсь впотьмах на мебель, вышел из комнаты.
- Љончено!.. - глухо сказал в нем какой-то голос.
Ћн остановилсЯ посреди кабинета и широко открытыми глазами уставилсЯ
перед собой. ’ам, позади, чуткое ухо уловило бы какие-нибудь звуки, но все
было тихо, как будто умерло. Ћн боЯлсЯ двинутьсЯ хоть одним пальцем, и
казалось, что если двинетсЯ - будет смерть. ‚се существо его было - одна
невероЯтнаЯ боль. ‘трашный стыд, глубочайшее одиночество и смертельнаЯ
разрывающаЯ сердце жалость и к себе, и к ней хаотически спутались с холодной
злобной радостью, точно он наконец отомстит кому-то, назло уничтожит самого
себЯ.
- Љончено!.. - повторил Њижуев, странно улыбаЯсь.
Ћн хотел остановить эту нелепую улыбку, но она все ширилась, росла,
дергала, он не мог удержать прыгающих челюстей, и вдруг лицо его стало
кривитьсЯ в страшной, безумной судороге.

„ень был ветреный, и все море, покрытое белыми барашками, резко-синее
вдали и Ярко-зеленое вблизи, не двигалось, а как будто крутилось. ‚се
казалось резким и пестрым: тени, солнечный свет, нарЯдные туалеты
провожающих пароходы дам, борты и снасти парохода. ‚етер все наполнЯл
прихотливым рвущим движением, и оттого мир казалсЯ непомерно большим, а люди
и городок, пестревший за бухтой, очень маленькими, как будто игрушечными.
Ћтхода парохода ждали долго, и Њижуеву, и Њарии ‘ергеевне было так
грустно, тЯжело и неуютно.
ѓлухо тарахтела лебедка, поднимаЯ и опускаЯ в трюм тЯжелые Ящики. Џо
сходнЯм, на палубе и на набережной нетерпеливо двигалась пестраЯ толпа, в
которой, казалось, очень много дам. ‘ берега кричали на борт, с бортов на
берег, перебрасывались цветами, которые резким ветром относило в воду. „амы
придерживали полЯ шлЯп; их юбки то развевались, то обхватывали колена,
бесстыдно показываЯ мЯгкие очертаниЯ ног и сообщаЯ всему нетерпеливый
минутный характер. € в то же времЯ казалось, что пароход никогда не отойдет,
никогда не кончитсЯ погрузка бесконечных Ящиков. Џорой начинала неистово
реветь пароходнаЯ глотка, и ревущий могучий стон ее покрывал все звуки,
поднималсЯ все выше и выше, и когда уже уши начинали болеть и становилось
мучительно, рев вдруг обрывалсЯ, коротко вскрикивал и замирал. ‘тановилось
странно тихо, и долго было слышно вдали в горах отлетающее эхо. Ђ потом
опЯть поднималсЯ резкий торопливый говор и неуклюже тарахтела лебедка.
Њижуев стоЯл на борту и томилсЯ страшной гнетущей тЯжестью. Ћн
чувствовал, что ЊариЯ ‘ергеевна поглЯдывает на него, и искоса видел ее
темные, старающиесЯ быть спокойными и улыбающимисЯ, глаза, в которых
прозрачно стоЯли слезы.
Ћна ничего не говорила. ђешение было принЯто еще вчера, и после
тЯжелого нудного разговора теперь уже не о чем было говорить.
- Ќу, что ж... Љончено, кончено... - беззвучно повторЯла себе ЊариЯ
‘ергеевна, и только рука ее в белой перчатке без нужды перебирала по Яркой
цепи борта. ’олько по этому непрерывному, напрЯженному движению Њижуев
понимал, что думает и чувствует она, какаЯ безысходнаЯ тоска разрывает ее
маленькое сердце. Ѓыло мучительно жалко ее, и чувствовалась какаЯ-то
бесконечнаЯ вина. Ќо в то же времЯ в душе было пусто, и возврата к прошлому,
к ласкам, совместной жизни и взаимной теплоте нельзЯ было представить себе.
—то-то оборвалось.
"—то ж, проживет и без менЯ, - думал Њижуев, неподвижно глЯдЯ в пеструю
толпу. - Ѓудет жить тою же нарЯдной, веселой жизнью, ни в чем не нуждаЯсь,
кроме весельЯ".
…му представилось, что она может найти другого мужчину, которого
полюбит так же, как и его, и который будет любить ее уже всегда искренне и
благодарно, с теплым умиленным уважением. Ќо почему-то этот новый не
рисовалсЯ ему, и вместо него припоминалось то черноусое круглое лицо
Џархоменко, то отвислые губы биржевика.
"€ это может быть... - думал Њижуев. - “ нее ведь была любовь чистаЯ,
искреннЯЯ, она сменила ее на менЯ, потому что Я дал ей новые впечатлениЯ,
возможность беззаботной и веселЯщей жизни. ’еперь ей уже трудно вернутьсЯ к
прежнему... надо продолжать... € будет веселитьсЯ, капризно одеватьсЯ,
смеЯтьсЯ, нарЯжатьсЯ... Џока жизнь сама не побледнеет и не растает в
пустоте... †алко!.. Ќо Я сам виноват... —то ж... Ђ Я буду жить, как жил...
будет скучно, нудно и одиноко! Џусто!"
‡аревела меднаЯ глотка, потрЯсаЯ воздух, задрожала палуба, и одну
минуту казалось, что и небо, и море дрожат от этого нечеловеческого голоса,
отдающегосЯ в горах. Ќа палубе закричали, задвигались, замахали платками.
ЊариЯ ‘ергеевна побледнела, и в ее темных глазах выразилась уже
покорнаЯ тоска. ‘жалось сердце Њижуева, и в эту последнюю минуту
обнаружилась пустота между ними и теперь хотелось одного: не тЯнуть бы!
‘корее!
Ћни оба почувствовали безнадежную тоскливую нежность.
ЌельзЯ было заметить момента, когда стал отходить пароход, только
зеленаЯ мутнаЯ полоса воды вдруг расширилась и стала расти между мокрой
стеной набережной и его черным бортом.
Њижуев стоЯл на палубе и долго смотрел, отыскиваЯ в толпе светлую,
охваченную ветром фигурку Њарии ‘ергеевны. Џароход шел, и уже между ним и
берегом показались барашки свободных волн. Њол все уменьшалсЯ и уменьшалсЯ,
но еще долго Њижуев видел идущую вслед за пароходом светлую женскую фигурку,
платье которой рвал и поднимал Яркий солнечный ветер.
“же не видно было выражениЯ ее лица, не видно даже, идет ли она или
стоит... только маленькое светлое пЯтнышко, прилепившеесЯ к длинному серому
молу, среди ветра, бегущих волн и белой пены, срываемой с их верхушек.
‚се меньше и меньше. € когда городок, и мол, и крошечнаЯ женскаЯ
фигурка слились в одно кружевное марево дальних солнечных берегов, острою
болью кольнуло сердце, и Њижуев почувствовал себЯ одним во всем мире.
Џорвалась прежнЯЯ жизнь и навсегда ушла в голубое прошлое. Ђ впереди,
поднимаЯсь и упадаЯ, пустое и движущеесЯ море развернуло свой ветреный и
холодный простор.
"Ќу, что ж... - подумал Њижуев. - Њожет быть, и к лучшему... Љак-нибудь
проживу..."
Ќа пароходе было весело и пестро. Њного женщин в красивых платьЯх и с
цветами придавали ему нарЯдный праздничный вид, а когда где-то на носу
неожиданно громко заиграла музыка - стало совсем похоже на увеселительную
прогулку. Џассажиры поделились на группы, среди женщин поЯвилсЯ щеголеватый
капитан в белоснежном кителе, с видом не то пшюта, не то старого морского
волка. Џослышались шутки, смех, женские восклицаниЯ. Ђ за пароходом пенилось
море и уплывало назад в тающую даль.
Њимо в голубом тумане плыли зеленые берега и розоватые горы. Ќа одном
выступе скалы, высоко над морем, показалсЯ белый монастырь и, как чайка,
долго реЯл в воздухе, пока не слилсЯ с голубою далью. Њоре кружилось и
двигалось, поднимались и упадали белые волны.
Њижуев без устали ходил по палубе, смотрел на уплывающие берега и
думал. ’оненько звучала и ныла в душе тоскливаЯ безнадежнаЯ нотка.
"Људа ехать? ‡ачем?!" - думал он, равнодушно глЯдЯ на берега, на солнце
и море, которое видел много раз - и здесь, и у берегов €талии, и около
…гипта - и которое уже ничего не говорило ему о той задушевной голубой
красоте природы, котораЯ трогает, смЯгчает сердце человека и делает его
мЯгким, веселым и свободным, как вольнаЯ птица в солнечный теплый день.
‘лышал он только, как странно надорванно кричали чайки, провожаЯ
пароход.

Џосреди своей ванной, облицованной белыми и серыми изразцами, в которых
сверкал и дробилсЯ электрический свет, стоЯла ЊариЯ ‘ергеевна, и мускулистаЯ
горничнаЯ ловко и крепко вытирала ее мокрой губкой. ѓолое мокрое тело
блестело на свету, при каждом усилии горничной всЯ тоненькаЯ гибкаЯ фигурка
Њарии ‘ергеевны медленно подавалась и выпрЯмлЯлась опЯть. Ћкруглые груди
вздрагивали и колыхались; то поднималась, то опускалась гордаЯ головка с
тЯжелой, опущенной на спину прической и казалось, что нагаЯ женщина томитсЯ
одной сладостной физической истомой.
Ђ между тем маленькое, сжавшеесЯ в комочек сердце ее вмещало столько
горЯ, грусти и мучительного недоумениЯ, что порой ей казалось, будто она
умирает.
- Њожет быть, холоднаЯ, барынЯ? - спросила горничнаЯ, заметив, что
опущенные плечи Њарии ‘ергеевны коротко вздрагивают.
- —то?.. - испуганно переспросила ЊариЯ ‘ергеевна и посмотрела на
горничную большими тоскливыми глазами.
- ‚ода не холоднаЯ? - повторила горничнаЯ.
- Ќет... ничего...
ѓорничнаЯ окунула губку в теплую воду и опЯть ловко и равнодушно, думаЯ
о своем, стала вытирать спину.
Ћна мучила Њарию ‘ергеевну: было мучительно стоЯть голой и мытьсЯ,
когда сердце разрываетсЯ на части. •отелось остатьсЯ одной, чтобы весь свет
куда-то пропал, и лечь в подушку головой вниз. ‹ечь и замереть навсегда,
ничего не видеть, не слышать, не чувствовать.
Ќо эта дрессированнаЯ холоднаЯ прислуга, служившаЯ только у
аристократов, которой ЊариЯ ‘ергеевна все еще боЯлась, как боЯтсЯ
аристократической прислуги все бедные и кроткие люди, была тут и окружала ее
с самого утра любопытными холодными и даже как будто ненавидЯщими
подстерегающими глазами. Ќадо было скрывать то, что произошло вчера, надо
было, чтобы они не догадались, что она брошена, что она только содержанка,
что ее ударили по лицу, как последнюю женщину, унизили и бросили.
‘ того самого момента, как после тЯжелого и безнадежного объЯснениЯ,
почувствовав, что свЯзь порвалась навсегда, Њижуев уехал, ЊариЯ ‘ергеевна
все силы свои тратила на то, чтобы никто не догадалсЯ о совершившемсЯ. Ќа
пароходе она старалась быть веселой и улыбатьсЯ; когда ехала домой, уносЯ в
сердце безмерную боль, старалась быть повелительной с камердинером: дома
принуждала себЯ делать все, что делала каждый день, и чувствовала себЯ рабой
этих холодных и наемных людей, которым не было до нее никакого дела
€ когда горничнаЯ почтительно объЯвила ей, что ванна готова, ЊариЯ
‘ергеевна пошла, разделась и стала голаЯ и несчастнаЯ, под ненужные
мучительные заботы чужой женщины
Ѓольно сжималось сердце маленькой голой женщины, окруженной теплом и
светом, ласкаемой мЯгкой водой и теплым воздухом, насыщенным паром и духами.
’Яжелое чувство полного одиночества было внутри нежимого тела, и ей
казалось, будто кто-то издеваетсЯ над нею.
- „овольно ЉлавдиЯ, хорошо, - с усилием сказала она, чувствуЯ, что еще
немного - и она упадет
- Ђ душ, барынЯ? - почтительно осведомилась горничнаЯ и, не дожидаЯсь
ответа, подошла к эмалированному крану и стала заботливо пробовать рукой
теплый дождь, полившийсЯ сверху.
€ ЊариЯ ‘ергеевна пошла под душ, чуть не заплакав от невыносимой тоски.
€ когда, наконец, горничнаЯ накинула на нее сухой, мЯгкий капот и она
осталась одна в спальне, ЊариЯ ‘ергеевна заломила руки и бросилась лицом
вниз в подушку.
„олго сдерживаемые слезы прорвались горЯчей волной, и она заплакала
беспомощно и тихо, как ребенок.
Џрошла перед нею всЯ жизнь ее, все страдание прошлого и темное будущее,
жестокий обман и сознание ужасающей, непоправимой ошибки.
Ќекому было видеть безобразную нелепость одиночества прекрасной молодой
женщины, одинокой среди целого мира, среди массы людей, которым общение с
нею могло бы доставить самую Яркую радость и величайшее наслаждение. Ќо
остро сознавала эту нелепость ее собственнаЯ душа, заключеннаЯ в роскошное
тело и даже словами не могущаЯ выразить себе свою бессильную муку.
‘ тех пор, как резко изменилась ее жизнь и прежнЯЯ ЊариЯ ‘ергеевна,
жена тихого, доброго и ласкового человека, женщина с маленьким, но солнечным
и простым мирком, исчезла и на ее место поЯвилась беспокойно красиваЯ
женщина, погруженнаЯ в кружева, шелк, бриллианты, удобства и пышность, - с
тех пор ЊариЯ ‘ергеевна никогда не вспоминала о прежней жизни. ’о было
что-то светлое, милое, о потере чего нельзЯ было думать без страданиЯ, а
страдание окончательно отнЯло бы у нее последнее оправдание своего
проступка.
’Яжкую драму пережил брошенный, когда-то бесконечно дорогой человек,
повторЯвший в последнюю минуту, сквозь почти безумные слезы, только одно:
"Њама, мамочка!.. Ќеужели бросишь своего мальчика.!. —то же Я буду делать
без тебЯ?.." ЉошмарнаЯ борьба была в ней самой, и она почти не понимала ее.
‘ердце рвалось от жалости к плачущему взрослому человеку, беспомощно и уже
бесполезно повторЯвшему те наивные слова, которые еще так недавно трогали ее
до слез. Љогда он сказал, захлебываЯсь рыданиЯми: "—то же Я буду делать
один?.." - она вдруг вспомнила, что прежде не могла представить его без
своей ласки и заботы. Џредставилось его одиночество, тоска, отравленнаЯ
тЯжкой обидой, его заброшенность, его бедность, в то времЯ, когда она будет
наслаждатьсЯ роскошью, весельем и счастьем. € на одно мгновение ее решение
показалось ей безумной нелепостью.
Ћна уже стала обнимать и целовать мужа, стала прЯмо рукой утирать его
мокрые милые глаза, воспалившиесЯ от горЯ и слез. ‘ердце рвалось между
красочной любовью, обещавшей неизведанно прекрасную жизнь, и бесконечной
жалостью и нежностью к этому плачущему человеку, беспомощному, как
покидаемый ребенок.
Ћна чувствовала, что слабеет, что уходЯт и падают мечты о новой,
блестЯщей, как сказка, жизни, и чтобы спастись, чтобы не бросить все и не
остатьсЯ, ЊариЯ ‘ергеевна сжала свое сердце, укрепила его жестокостью,
мучительной и ужасной длЯ нее самой. € покинутый человек, исходивший уже
последними безнадежными слезами, плакал, звал и билсЯ об эту непонЯтную ему
жестокость в таком страдании, которого нельзЯ уже никогда забыть и простить.
Љогда она уходила и в последний раз мелькнули перед нею знакомаЯ
комната, знакомаЯ лампа, кровать, на которой она испытывала самое счастливое
в своей жизни, этюды, длЯ которых она позировала целыми часами в надежде на
будущую победу и славу милого человека. ќти этюды, которые когда-то
составлЯли часть и ее души, ее гордость, резнули по сердцу с невыносим, мой
болью. Ѓыло что-то ужасное в ее уходе, но она опЯть в последний раз сдавила
свое сердце и ушла. Ђ он уже не плакал, не звал, а только задыхалсЯ и
цеплЯлсЯ рукой за оставленную ею старенькую накидку, точно боЯлсЯ, что и ее
- это последнее - отнимут у него. ќтот жест был ужасен, и потом вспоминать о
нем было не трудно, не мучительно, а прЯмо страшно, как о совершенном
злодеЯнии.
€ длЯ того, чтобы не помнить, чтобы не сознавать этого ужаса каждую
минуту, ЊариЯ ‘ергеевна стала вести действительно пышную, безумную и
легкомысленную жизнь.
Џонемногу она забыла, стала весела, вошла во вкуси роскоши и привыкла к
ней. ’еатры, Ќицца, балы, туалеты, общество известных блестЯщих людей
мелькнули перед нею, как сон, и она уже начала думать, что счастлива.
’олько изредка, оставаЯсь одна, ЊариЯ ‘ергеевна переставала видеть и
слышать окружающее и с тихой ноющей тоской, смутно и печально представлЯла
себе где-то далеко, там, неизвестно где одинокого брошенного человека.
"—то он? —то теперь делает?.." - думала она, и становилось ей грустно,
стыдно, и она шла опЯть на люди, ехала куда-нибудь, смеЯлась и кокетничала.
Ќо эта мишура слетела, как пыль, и под нею обнаружилась голаЯ страшнаЯ
пустота.
Ћна растерЯлась, и в ее бедной голове все закружилось. Људа идти, что
делать, к чему прилепитьсЯ сердцем - все исчезло. Ћсталась одна брошеннаЯ
содержанка, женщина без имени, уважениЯ и лица. Ћна перестала быть человеком
и стала вещью, дрЯнью, которую надо выбросить на улицу.
€ с холодным ужасом чувствовала она, что нет никакого возврата, что она
уже не может жить, как жила прежде когда-то... ‘тала на золотой путь и надо
идти дальше... Људа?..
- ќто возмездие, возмездие! - бессознательно повторЯла ЊариЯ ‘ергеевна.
Ќа столике возле кровати лежали деньги, оставленные ей Њижуевым, и она
с ужасом смотрела на них, как раздавленное животное, царапаЯ подушку
скрюченными тонкими пальцами.

XII

Њижуев приехал в Њоскву в дождливый, уже совсем осенний день, и, как
только вышел из вагона, его насквозь пронизала противнаЯ зЯбкаЯ сырость.
ЋгромнаЯ асфальтоваЯ площадь перед вокзалом блестела, как озеро, и по
ней плыли мокрые извозчики и торопливо шлепали озЯбшие отсыревшие люди.
‚дали, за мглистой завесой дождЯ, туманно виднелись бесконечные крыши
города, главки церквей и мутные пЯтна пожелтелых бульваров.
‘транно и грустно было думать, что здесь уже давно, и сегоднЯ, и вчера,
и позавчера, и много дней - нет ни солнца, ни голубого неба, ни веселых
цветов. Љазалось, что всем этим торопливым промокшим людЯм до смерти надоело
жить, и живут они только потому, что давно махнули рукой на дождь, на серое
небо, на холод и слЯкоть и уже не замечают их. Љазалось, что если бы им
сказать, что где-то там, далеко в эту самую минуту Ярко светит солнце,
голубеет море и смеетсЯ зеленаЯ трава, они не поверили бы такому счастью и
только заторопились бы бежать дальше по своим брызгающим холодным лужам. Ќо
Њижуев не думал об этом, потому что давно привык ко всему, и его не радовала
золотаЯ весна и не печалила сераЯ осень.
Ћн никого не извещал о своем приезде, и потому его никто не встретил.
Њижуев приказал комиссионеру забрать вещи, а сам взЯл извозчика и, дрожа от
сырости промокшей пролетки, поехал домой.
…ще издали он увидел знакомый, причудливо громадный, причудливо же
отделанный в декадентском стиле, серебристо-серый дом, поперек которого шла
колоссальнаЯ вывеска "ЃратьЯ Њижуевы". “ похожих на пещеру ворот шла та же
торопливаЯ, вечнаЯ суета, что и много лет тому назад. Њокрые ломовики
грузили на телеги желтые Ящики, из которых торчала мокраЯ солома: подъезжали
желто-черные фургоны, и озлобленнаЯ голоднаЯ ругань скудно висла в
промозглом воздухе. Ђ внутри, в обширных, таких же холодных, как площадь,
комнатах, отделенных от улицы саженными мутными окнами, сухо зеленели
электрические лампочки и, почти не шевелЯсь, методично шуршали и щелкали на
счетах склоненные головы.
"‚се по-прежнему..." - подумал Њижуев, как, будто он все-таки ожидал
чего-то нового, и, раздевшись, пошел через всю контору. € как всегда, когда
он входил в эту сухую деловую атмосферу, лицо его стало высокомерным и
холодным, как будто он ничего не видел по сторонам.
‘идевшие за конторками люди, чистенько и аккуратно одетые, и
причесанные, поспешно и молча вставали и кланЯлись ему вслед. Њижуев кивал
головой, но многих из них вовсе не знал и не помнил, видел ли когда-нибудь
раньше. ’олько один управлЯющий, лысый старик с лицом, похожим не то на
смЯтую рублевую бумажку, не то на угодника ЃожиЯ, приветствовал его:
- ‘ приездом, ”едор €ваныч!.. Ѓратец в кабинете-с. „авно вас
поджидают-с. Љак изволили путешествовать?
Њижуев невольно усмехнулсЯ: он подумал, что это довольно слабое
путешествие - из Њосквы в Љрым и обратно, - но потом вспомнил, что длЯ
старика, всю жизнь просидевшего в этой конторе, и такое путешествие
сказочно-Ярко и громадно.
- Ќичего... ‘пасибо... - холодно-ласково ответил он и, мимоходом подав
руку, прошел дальше.
Ѓрат его, ‘тепан €ваныч Њижуев, сутуло сидел за большим, как гробница,
столом и писал, левой рукой прикидываЯ на тЯжелых счетах. Ѓледный синеватый
свет от окна слабо блестел на его широком полысевшем черепе. ‚сЯ комната
была темнаЯ, тЯжелаЯ и скучнаЯ, как огромнаЯ приходо-расходнаЯ книга, между
листами которой шевелилсЯ человек. Џри входе брата он поднЯл голову, и
Њижуев увидел знакомые холодно-недовольные глаза. ЌеприЯтно и жутко кольнуло
выражение лица человека, который, еще не знаЯ, кто и зачем пришел, уже
поднимает враждебно-деловой взглЯд. Ќо ‘тепан €ваныч вглЯделсЯ и вдруг скупо
искривил губы в усталую улыбку.
- Ђ, приехал, наконец!.. - сказал он, вставаЯ.
ЃратьЯ поцеловались.
‘тепан €ваныч был так же громаден и тЯжел, как и брат, но лицо у него
было желтое, нездоровое, под глазами висели дрЯблые мешки, и голос был так
слаб и бледен, как будто он смертельно устал.
- Ћчень рад, что ты приехал... - заговорил ‘тепан €ваныч. когда они
уселись друг против друга и закурили сигары, с которыми он никогда не
расставалсЯ. ђад по многим причинам: во-первых, конечно, соскучилсЯ,
во-вторых, необходимо твое присутствие, так как у нас на заводе дело
скверно, а кроме того, есть и еще одно личное дело... Ќо о нем потом!.. -
‘тепан €ваныч на мгновение отвел глаза и опЯть искривил губы в скупое
подобие улыбки.
- ’ебе, вероЯтно, уже из газет известно, что завод стоит вторую неделю?
’ребованиЯ тебе, должно быть, тоже известны?
- „а, знаю... - коротко ответил Њижуев.
- €?..
‘тепан €ваныч устремил на брата испытующие, холодные глаза, и Њижуев
невольно подумал, что это не брат, а компаньон по фирме. …му не хотелось
говорить о том, о чем давно и много было говорено без всЯкой пользы и
пониманиЯ. Ќо ‘тепан €ваныч ждал, и Њижуев с трудом ответил:
- —то ж. џ нахожу их во многом справедливыми...
Ћн невольно мигнул и отвел глаза, потому что почувствовал, как
враждебно насторожилсЯ ‘тепан €ваныч. Ћн продолжал смотреть на брата
испытующе и молчал долго, как будто делаЯ над собой какое-то досадное
усилие.
- „а?.. Џрекрасно... Ђ скажи, пожалуйста, представлЯетсЯ ли тебе, что
при современном положении рынка эти требованиЯ длЯ нас разорительны?..
- џ не говорю об этом... - с усилием выговорил Њижуев. - џ признаю их
справедливость, и только, а выгодны они или невыгодны длЯ нас - это другое
дело.
- „а... - сухо возразил ‘тепан €ваныч. - Ќо мне кажетсЯ, что именно об
этом и надо прежде всего подумать.
Њижуев вздохнул, как будто на него навалилась до смерти надоевшаЯ
тЯжесть, но сдержалсЯ и нарочито уступчивым голосом сказал:
- „а, конечно... Њне только кажетсЯ, что и вопрос о справедливости не
лишний. —то-нибудь одно: или требованиЯ их несправедливы и тогда о них можно
говорить только как о борьбе... или они справедливы, и тогда надо подумать
об их удовлетворении.
Ћн старалсЯ говорить спокойно и даже нарочно хотел не возбуждать спора,
но, пока говорил, вдруг почувствовал знакомое, тЯжкое раздражение. Ћн видел,
как и всегда, что одни слова его брат слышит, а те, которыми он сам
волнуетсЯ, скользЯт мимо его ушей, как что-то совсем ненужное, скучное и
неразумное.
‘тепан €ваныч некоторое времЯ молчал и продолжал в упор смотреть на
него холодным, чужим взглЯдом. Џотом вздохнул, отвел глаза, постучал
пальцами о край стола и сказал с вынужденным видом:
- Ќу, ладно... Џотом поговорим... ’ы, верно, устал с дороги. ‡автракал?
- Ќет еще.
- Ќу, так пойдем наверх, - сказал ‘тепан €ваныч и тЯжело поднЯлсЯ с
места.
Љвартиру он занимал небольшую, и странно было думать, что во всем
громадном и роскошном доме только один уголок принадлежит ему, его отдыху,
сну, его глазам и его телу. ’ам, вверху, внизу, по бокам, как пчелы в
Ячейках громадного ульЯ, жили и копошились чужие, незнакомые люди, платили
деньги, и многие не знали даже, каков из себЯ он, ‘тепан €ваныч Њижуев. €
даже есть ли он или это только отвлеченный символ.
‘толоваЯ холодно блестела лакированным дубом и от белой скатерти, белой
посуды и белого света из окон казалась ледЯной и мертвой.
- Ќу, как съездил?.. - спросил ‘тепан €ваныч, усиленно кривЯ сухие губы
и стараЯсь смотреть ласково, как ему и хотелось. Ћн любил брата и жалел,
считаЯ больным и фантазером.
- Ќедурно...
- ѓде же твоЯ ЊариЯ ‘ергеевна?.. - улыбнулсЯ ‘тепан €ваныч, не глЯдЯ в
лицо Њижуеву.
- Ћсталась там... пока... - проговорил Њижуев, и вдруг что-то больно
кольнуло в его сердце. Џредставилась где-то там, далеко-далеко, маленькаЯ
покинутаЯ женщина, которую он любил, котораЯ любила его и почему-то вдруг
оторвалась от его жизни навсегда; стала чужой, будто никогда они не любили
друг друга, не ласкали, не грели и не радовали больше всего на свете.
€ уже теперь не мог понЯть Њижуев, почему так случилось. ‚се, что тогда
казалось ужасным и невыносимым, теперь было мелко и выдуманно, рисовалось
каким-то мутным, нелепым пЯтном, а между тем Њижуев чувствовал, что иначе не
могло быть. Љак всегда, он встрЯхнулсЯ и, стараЯсь не замечать того, что
ныло в сердце, стал рассказывать о юге и расспрашивать о Њоскве.
ЃратьЯ сидели друг против друга, тЯжелые и громадные, казалось,
давившие пол и все, что копошилось под ним, страшной тЯжестью. •олодный
белый свет Ярко блестел на паркете и на эмали посуды; желтело, как золото,
вино и, казалось, что среди серого мокрого днЯ в нем одном сверкает веселое
солнце.
‘тало теплее, и легче заговорилось. Њижуев скрестил руки на скатерти, а
‘тепан €ваныч откинулсЯ назад и рассказывал:
- ’ут у менЯ случилась маленькаЯ неприЯтнаЯ историЯ, а так как ты в
этих делах опытнее менЯ, - ‘тепан €ваныч неловко улыбнулсЯ, - то Я и хотел
посоветоватьсЯ с тобой.
Њижуев с любопытством поглЯдел на него.
- ‚идишь ли, к нам поступила кассиршей одна барышнЯ, очень молодаЯ и
хорошенькаЯ... „а ты ее увидишь, потому что Я хотел попросить тебЯ съездить
к ней.
‘тепан €ваныч закурил сигару и, сморщив свои мешки, щурилсЯ сквозь дым.
…му, видимо, было неловко, и чувствовал он себЯ смешным.
Њижуев действительно глЯдел на него с веселым изумлением. ЊолоденькаЯ и
хорошенькаЯ девушка, не кокотка, не певичка, так не вЯзалась со ‘тепаном
€ванычем, что казалось, будто он шутит.
- ‚ чем дело? - спросил Њижуев, стараЯсь не показать брату своего
удивлениЯ.
- „а, в чем дело... ‘ошелсЯ с ней. вот и все!.. - с усилием выговорил
‘тепан €ваныч.
- Ќу, так что ж?
- Љак тебе сказать?.. ’ы знаешь, что Я всю жизнь работал и романами не
занималсЯ... Ќо не могу не признать, что эта девушка внесла в мою жизнь
нечто новое.
ЊаленькаЯ, хорошенькаЯ девушка с таким чистым и мЯгким подбородком, что
невольно хотелось дотронутьсЯ и почувствовать теплоту его, представилась
Њижуеву. Ћна, должно быть, звонко смеЯлась, радостно и самоотверженно
отдавалась всем своим молодым телом и не замечала, что у ‘тепана €ваныча
полысевший череп, сухое лицо и деловаЯ, одноцветнаЯ душа. Ђ может быть,
замечала и старалась согреть и развеселить его, передать ему свое молодое,
веселое счастье.
- Ћна, должно быть, искренне привЯзалась ко мне, - продолжал ‘тепан
€ваныч, все так же щурЯ глаза за облаками синего дыма. - € конечно, сейчас
же начала менЯ переделывать в социал-демократа...
‘тепан €ваныч деланно засмеЯлсЯ, но что-то нежное дрогнуло в его сухом
смехе.
- •м!.. - невольно усмехнулсЯ Њижуев, и ему стало жаль этой маленькой
наивной женщины.
- Ќу, это все бы ничего... Ќо дело в том, что она... как это... ну, в
инте... забеременела...
- Ђ! - сказал Њижуев, и глаза у него стали мЯгки и жалостливы.
- € чем дальше, тем больше Я чувствую, что она занимает в моей жизни
место, с которым приходитсЯ считатьсЯ... џ начинаю боЯтьсЯ спорить с ней,
начинаю уступать, она мешаетсЯ в дела, сердитсЯ, требует... Ћдним словом,
это пора прекратить!.. - вдруг перебил себЯ ‘тепан €ваныч, и глаза его,
начавшие было оживать, стали вновь холодными и тусклыми.
- Ћтчего же прекратить?.. - осторожно и мЯгко спросил Њижуев. -Ћна тебе
надоела?..
- Ќет, какое надоела! - дернувшись лицом, в мгновенном и странном
выражении возразил ‘тепан €ваныч. - Ќапротив, Я чувствую, что мне будет
скучновато без нее...
Ћн неожиданно замолчал на этой сухой и скупой фразе, но Њижуев с теплым
чувством услыхал за ней много больше и глубже.
- ’ак в чем же дело?.. Ќу и живи с ней по-прежнему.
- Љ сожалению, она не из такого сорта... Ћна Џотребует или признаниЯ ее
перед всеми открыто, или... Ќо содержанкой такие не бывают...
- Ќу и признай, даже женись... Њожет, будешь счастлив!..
Њижуев опЯть невольно усмехнулсЯ.
Ќо на этот раз на лице ‘тепана €ваныча не мелькнуло симпатичное
смущенное выражение. Ћно осталось деловым и холодным.
Ђ Њижуев уже представил себе маленькую милую женщину, чистую молодую
мать, от которой и от ребенка ее входит в душу что-то, похожее на солнце и
голубое радостное небо. ”игура ‘тепана €ваныча, новаЯ, живаЯ и простаЯ,
согретаЯ этим солнцем, смутно нарисовалась ему. Ќо все сейчас же и пропало.
- …сли бы Я и женилсЯ, то уже наверное не на такой женщине, котораЯ
садитсЯ на письменный стол, делает тебе колпак из деловых бумаг и плачет, и
смеетсЯ в одно и то же времЯ...
Њижуев представил себе брата в бумажном колпаке и засмеЯлсЯ. ‘тепан
€ваныч неловко скривилсЯ и слегка отвернулсЯ.
- ’ебе смешно, - сказал он, - а мне, право, не смешно... џ не могу
простить себе такой глупости. Ќе надо было доводить до этого. Ђ теперь вот
приходитсЯ просить тебЯ, чтобы ты поехал объЯснитьсЯ с нею... Њожешь?..
Њижуев коротко и грустно пожал плечами. …му вдруг стало страшно жаль
брата, жаль золотого счастьЯ, которое каким-то чудом пришло к его мертвой
твердой душе и которое он сам хотел оттолкнуть.
"„лЯ чего? - спросил себЯ Њижуев. - —тобы опЯть сидеть у себЯ в конторе
над счетами и векселЯми?.. †ить долго и скучно?.. Ѓог знает длЯ чего,
зачем!.."
- џ могу, конечно... - сказал он, - но зачем?.. Ѓыть может, это можно
как-нибудь иначе устроить?.. ђазве это необходимо?.. Ђ может быть...
ЉороткаЯ страннаЯ судорога пробежала по желтому лицу ‘тепана €ваныча, и
Њижуев вдруг понЯл, какаЯ бесплоднаЯ и мучительнаЯ борьба уже была в нем. и
почувствовал, что она бесполезна, как бесполезна борьба жизни в трупе.
•олодное и тоскливое ощущение пустоты и бессилиЯ охватило его.
- € притом, - вдруг с трудом заговорил ‘тепан €ваныч, - неужели ты
думаешь, что Я не понимаю, что будь Я не миллионер, не забавлЯй ее
возможность переделать душу миллионера и тому подобное, она могла бы
полюбить менЯ?.. ЉажетсЯ, длЯ чего-чего, а длЯ этого занЯтиЯ Я совсем
неподходЯщий объект!
‘тепан €ваныч опЯть усмехнулсЯ, и по этой повторЯющейсЯ кривой улыбке
Њижуев увидел, что брата мучает и нестерпимо унижает этот разговор.
- Џочему же непременно - миллионер! - с трудом проговорил он.
- Ќу, это понЯтно... - не глЯдЯ ответил ‘тепан €ваныч.
€, помолчав, прибавил:
- Џоговорим о другом.
—то-то больное пробудилось в душе Њижуева, и стараЯ мысль шевельнулась,
точно обрадованнаЯ змеЯ. Ћбраз маленькой светлой женщины потускнел и
расплылсЯ. Њижуев тЯжело вздохнул, и глаза его взглЯнули так углубленно, как
бывает у людей, обреченных на смерть.

XIII

Љогда Њижуев поехал к Ќиколаеву, был уже вечер и выпал первый ранний
снег, местами размокший в воде, местами, больше у заборов и в скверах,
удержавшийсЯ белыми нежными пЯтнами. ‘нег и вода, мешаЯсь, казались Ярче и
моложе; и вода чернее, и снег белее. Ћт этого и оттого, что пахло каким-то
молодым свежим холодком, и оттого, что во всех, уже невидимых, церквах
звонили ко всенощной, и казалось, что всЯ Њосква гудит и поет медным
многозвучным голосом, - ощущение здоровьЯ и бодрости радостной волной
прихлынуло в утомленную долгим разговором с братом голову Њижуева.
ЋтчаЯнные рысаки несли его вдоль черных с белыми берегами прудов, в
которых играли отражающиесЯ золотые огоньки, по улицам, в колокольном гуде,
среди непрерывно текущей с обеих сторон, теперь как будто другой, оживленной
и веселой толпы. € сердце Њижуева расширЯлось радостным нетерпеливым
ожиданием.
Ћн уже видел перед собою Ќиколаева, с его широкоплечей энергичной
фигурой, молоденьким задушевным голосом и буйными вихрами русых волос.
Џредчувствовалась радость встречи, оживленные вопросы и ответы, а потом
задушевный, "настоЯщий" разговор, в котором, наконец, выскажетсЯ и
растопитсЯ многое тЯжелое и больное. Њижуев даже смотреть стал веселее и
почувствовал себЯ таким большим и сильным, каким давно уже не бывал.
ЌеприЯтно поразило его только то, что в передней квартиры Ќиколаева
висели пальто и шлЯпы, а за дверьми в зал слышалсЯ нарЯдно-красивый женский
голос, с блеском певший оперную арию. ‡венел и сверкал роЯль, а из щелей
двери тЯнуло пахучим сигарным дымом и женскими духами. Њижуев даже
остановилсЯ. Ћн как-то совсем выпустил из виду, что теперь Ќиколаева трудно
застать одного, а следовательно, может быть, и не будет ни той встречи, ни
тех разговоров, ожидание которых наполнЯло его душу радостным волнением. Ќо
в это времЯ дверь порывисто распахнулась, и, крупно шагаЯ, веселый и
открытый, в синей рубахе и шароварах, похожий на удалого волжского
ушкуйника, вошел Ќиколаев.
- ”едЯ!.. Ђ!.. ‡дравствуй, голубчик!.. ѓде ж ты пропадал столько
времени?.. - закричал он чуть не на весь дом, крепко хватаЯ его за руку. -
’ы что ж это такой желтый?
Ћни поцеловались, и Њижуев поцеловал эти крепкие добрые губы с таким
трогательным удовольствием, с каким никогда не целовал женщин.
- Ђ ты все тот же! - влюбленно глЯдЯ, сказал он. Љогда они входили в
зал, Њижуев тихо спросил:
- “ тебЯ много народу?.. •отелось бы поболтать, чтоб никто не мешал...
- Ќаплевать!.. - бесшабашно ответил Ќиколаев. - Ќе обращай вниманиЯ...
€х теперь ко мне всегда чертова тьма лезет. џ привык уже... Ќичего, брат, не
поделаешь: знаменитостью стал.
- Ќу, Я слава Ѓогу! - с громадным удовольствием сказал Њижуев, нежно
глЯдЯ на него с высоты своего массивного тела, рЯдом с которым широкоплечий
Ќиколаев казалсЯ изЯщным.
Њижуев вошел в зал, взволнованный до глубины души близостью этого
доброго, веселого, размашистого человека, который если любил его, то уж
действительно за самого него.
Ћт роЯлЯ навстречу им пошла высокаЯ и гибкаЯ, как красиваЯ змеЯ,
женщина в черном платье и с серыми кокетливыми глазами актрисы.
- ‚от, ‹идиЯ, - громко и весело объЯвил Ќиколаев, - это тебе мой
Њижуев!.. ‘мотри, какой здоровенный миллионер!
Њижуев засмеЯлсЯ, засмеЯлась и красиваЯ женщина с серыми глазами.
‡асмеЯлись и ее глаза, но их смех не понравилсЯ Њижуеву.
- Ђх, очень рада!.. - сказала она звучным голосом певицы и протЯнула
белую пышную руку, открытую до локтЯ.
Џотом представила его своим гостЯм. €х было много, но все показались
Њижуеву на одно лицо: чересчур приЯзненное, с осклабленными зубами и скрытым
любопытством в глазах. ќто было то самое лицо, которое всю жизнь
преследовало Њижуева и которое он ненавидел. Ќо на этот раз он был так
радостно взволнован встречей с Ќиколаевым, что не обратил на них никакого
вниманиЯ.
- Ќу, господа! - сказал Ќиколаев, останавливаЯсь посреди зала. - ‚ы тут
себе пойте, кричите, танцуйте, что хотите... а мы с ним пойдем потолкуем!..
‹идиЯ, можно?
- Ђх, Ѓоже мой, конечно! - вычурно-красиво поднЯла обе руки женщина с
серыми глазами. - €дите, идите, Я пришлю вам чай.
‚ кабинете Ќиколаева Њижуев сел на широкий турецкий диван и радостно
обвел глазами комнату. Ћна была все та же: те же книги, бумаги, кучами
наваленные везде, - на полу, в шкафах, на столе, которого совсем не видно
было за ними. € ничего, кроме кожаного дивана, не говорило о комфорте,
уместном в кабинете знаменитого писателЯ. Њижуев вспомнил, что такой же
беспорЯдок и хлам был и в комнате никому не известного студента Ќиколаева.
„а и сам он осталсЯ таким же, только чуть-чуть пополнел.
ђазговор началсЯ так просто и сразу интересно, как все, что начинал
Ќиколаев. € когда через пЯть минут Њижуев сидел на диване и ласково следил
за шагавшим по комнате Ќиколаевым, тому было известно все: и разрыв с Њарией
‘ергеевной, и столкновение с братом, и путешествиЯ за границей, с ее
отелЯми, театрами и музеЯми, и та тупаЯ мертваЯ тоска, которою страдал
Њижуев уже так давно.
- џ не понимаю тебЯ, - сердито и в то же времЯ любовно говорил
Ќиколаев, размашисто шагаЯ из угла в угол, - то же самое переживаю и Я...
Џрошло то времЯ, когда люди шли ко мне так просто, потому что им нравилось
то, что Я говорил и делал. ’еперь всЯкий, кто ко мне подходит,
преисполнЯетсЯ уважением к знаменитому писателю! €, пожалуй, иногда это
приЯтно. Ќо, во-первых, это закон человеческой природы: человек по природе
раб, а во-вторых, всегда найдутсЯ люди, которые подойдут прЯмо, с открытой
душой.
- “ тебЯ - дело другое... - немного грустно возразил Њижуев. - ’ы
знаменитый, но ты прежде всего - писатель, то есть человек, который покорил
людей и тЯнет их к себе силой своей собственной души. …сли бы Я знал, что на
ђуси столько молодых людей и молоденьких девушек, которые за счастье сочли
бы не то что поговорить, а просто посмотреть на менЯ, мне казалось бы, что Я
весь подхвачен их молодой волной, и был бы. пожалуй, прЯмо-таки счастлив.
- ‡ато есть много людей, которым ты помогаешь...
- ќто не то... - с грустной улыбкой покачал тЯжелой головой Њижуев. - џ
ведь не сам творю эти деньги, в конце концов, это их же деньги, и Я знаю,
что те, кому Я даю мало, - ненавидЯт менЯ, те, кому даю много, - сердЯтсЯ,
что не больше, и все с тайной враждой смотрЯт на все хорошее, что Я могу
получить сам через свои деньги. €м кажетсЯ, что Я краду, трачу их добро, их
счастье...
’рагическаЯ нотка прозвучала в голосе Њижуева. Ќиколаев остановилсЯ
посреди кабинета и задумалсЯ. ‹ицо его стало серьезно и углубленно.
- ќто, пожалуй, правда, а все-таки ты не прав! - встрЯхнул он волосами,
точно нашел то, что чуть было не потерЯл.
€ он стал напоминать Њижуеву о том, что он мог бы свои богатства, так
или иначе уже попавшие ему в руки, крепко зажать в кулак. Џрав или не прав
миллионер, скоплЯющий у себЯ труд массы, но миллионеры существуют, и люди не
убивают их, напротив, даже подчинЯютсЯ им, и во власти каждого миллионера
сделать со своими миллионами и величайшее зло, и благо. Њижуев избрал
последнее, и это не могут не понимать сознательные люди.
Ќиколаев страшно оживилсЯ, заблестел глазами, улыбаЯсь широко и
радостно. Њижуев сидел на диване, влажными глазами смотрел на него и
чувствовал, как что-то теплое вырастает в нем, а впереди светает надежда на
иной, светлый день. Ћн потерЯл свой всегдашний, напрЯженно-нездоровый вид и
стал такой добродушный, немного забавный, как добрый медведь.
-- “ тебЯ в руках почти десЯть тысЯч рабочих, - с Ярким чувством, от
которого, видимо, загоралась всЯ душа его, говорил Ќиколаев, машинально
стараЯсь заглушить голосом звуки роЯлЯ и бурных колоратур блестЯщего
женского сопрано, долетавших из зала.
- “ них хозЯин не один: твой брат владеет ими так же, как и ты. Ћтчего
же он не делает того же, что и ты... или отчего ты не делаешь того, что он?
‚едь каждую копейку, которую ты отдаешь рабочим, ты отдаешь добровольно...
‡аставить тебЯ никто не может! € ты думаешь, что рабочий этого не знает!..
Ћни знают больше, чем мы с тобой!..
Њижуев наивно и доверчиво смотрел ему в лицо.
- ’ы знаешь, когда прошла весть о твоем самоубийстве, рабочие не хотели
верить этому... Њне самому один старый рабочий со слезами говорил: "ќто быть
не может... такой человек на себЯ руки не наложит. ќто он от врагов
скрываетсЯ, а времЯ придет, он объЯвитсЯ и покажет себЯ!.." ‚от!.. -
невольно вскрикнул Ќиколаев и блеснул глазами в таком восторге, точно увидел
перед собой великое и свЯтое дело.
Њижуев почувствовал, как задрожали у него руки и ноги от глубочайшей
радости и почти непереносимого подъема.
Џеред ним вдруг показались необозримые толпы этих черных, замученных,
голодных рабочих, и он увидел море их глаз, доверчиво и открыто глЯдЯщих на
него. “видел самого себЯ, не такого тЯжелого и мрачного человека, каким был,
а бодрого, деЯтельного, смело и твердо идущего к своей цели.
‘кользнула остраЯ, как иголка, мысль о личной погибшей жизни, но она
потонула в Ярком наплыве могучего чувства.
- Ђх, брат... - дрогнувшим голосом сказал он. - Ќедаром Я так долго
думал о тебе и так ждал этой встречи!..
Ќиколаев, все еще блестЯ глазами и как будто прислушиваЯсь к чему-то
внутри себЯ, блаженно и весело улыбнулсЯ.
Ћни долго молчали, каждый полный своими большими думами. Ђ за дверью
гремел и разливалсЯ могучий блестЯщий голос. Љазалось, это и не женщина
пела.
‡а ужином в светлой и шикарной столовой за столом, уставленным
блестЯщими бутылками и живыми цветами, Њижуев и Ќиколаев были веселы и
оживлены, как никогда. ‚се остальные сидели молча и благоговейно слушали их.
Ќиколаев начал рассказывать Њижуеву о своей идее нового Яркого журнала,
в котором хотел соединить все лучшие молодые силы. Ћн предложил Њижуеву дать
денег на это дело, и Њижуев радостно согласилсЯ.
…му все казалось теперь прекрасным, добрым и живым. ‚се наполнЯл и
оживлЯл Ќиколаев, и Њижуев не спускал с него глаз.
†ена Ќиколаева, знаменитаЯ певица, женщина с серыми глазами актрисы,
ухаживала за ними обоими и вилась вокруг Ќиколаева, как будто обволакиваЯ
его лаской, заботами и красотой своей.
"Ђ она искренне любит его, кажетсЯ! - подумал Њижуев, чувствуЯ уже к
ней теплое дружеское влечение. Љакими людьми он умеет окружать себЯ. Ќе то
что Я!" - с горькой внутренней усмешкой вздохнул он. - Ђ что, ‘ергей
Џетрович, - обратилсЯ к Ќиколаеву господин с угодливым влажным взглЯдом
еврейских глаз, - думаете ли вы обратитьсЯ с приглашением и вашу "†ивую
мысль" к —етыреву?
- ’ам видно будет, - ответил Ќиколаев мельком, и по лицу его скользнула
неприЯтнаЯ тень.
€ Њижуев заметил, что после этого наступила минутнаЯ тишина, а по серым
глазам женщины в черном платье, своими белыми руками раздававшей блюдо,
промелькнуло враждебное острое выражение.
"Ќеужели он боитсЯ —етырева?" - со страшным изумлением подумал Њижуев.
Ћн знал, что —етырева многие считают выше Ќиколаева, но никогда не мог
бы допустить мысли, что длЯ Ќиколаева это может иметь какое-либо значение.
…му мучительна была мысль о зависти и недоброжелательстве к сопернику у
Ќиколаева, и Њижуев постаралсЯ себЯ самого упрекнуть за нее. Ќо в эту минуту
он встретилсЯ взглЯдом с серыми глазами, тревожно и хищно смотревшими на
Ќиколаева, и машинально подумал:
"Ђ ведь она любит Ќиколаева только потому, что он знаменит".
ќта неожиданнаЯ мысль больно резнула его по сердцу. Ќо серые глаза уже
были прозрачны, ласковы и непроницаемы, а Ќиколаев по-прежнему шутил,
смеЯлсЯ и говорил горЯчо и бурно.
Ќо прежнее настроение не вернулось уже к Њижуеву и, когда рысаки опЯть
понесли его по опустевшим улицам спЯщей громадной Њосквы, Њижуев угрюмыми
глазами следил за темными, колеблющимисЯ в фонарном свете и ветре фигурками
уличных женщин, одиноко чернеющих на тротуарах, а в душе его тЯжело и
громадно ворочалась больнаЯ зловещаЯ мысль.

XIV

Ќа белом снегу и приземистые закопченные зданиЯ завода, и черные трубы,
и заборы, и самаЯ толпа, буйно шевелЯщаЯсЯ на заводском дворе и на ближайших
улицах, казались черно-грЯзными, точно вывалЯнными в мокрой саже и грЯзи.
‡авод был в руках забастовочного комитета. Ћн так же, как и двор,
казалось, был весь живой и шевелЯщийсЯ от сплошной массы голов, красных,
возбужденных лиц и машущих рук. ‚ызванные дирекцией войска и полициЯ
выстроились правильными серыми и черными линиЯми в обоих концах улицы, и
видно было издали, как лошади беспокойно махали головами да прохаживались по
снегу серые офицеры.
‘вободным оставалсЯ только проход с Њосквы-реки, и оттуда непрерывной
разрозненной толпой все подходили и подходили рабочие.
Њижуев, вызванный по телефону, приехал на пролетке в одну лошадь и
прЯмо влетел во двор. Ћн был бледен, и губы у него дрожали. ђазбудили его
совершенно неожиданно, и он еще не успел сообразить: что делать? Ћдно он
чувствовал: энергичное желание все уладить и веру в то, что ему удастсЯ. Ћн
понимал, что если возможно подействовать на рабочих, то только один он может
это сделать. € чувство тревожного нервного возбуждениЯ смешивалось в нем с
уверенностью, что рабочие его послушают и ему удастсЯ предотвратить
готовЯщийсЯ ужас разгрома.
…ще издали он услышал нарастающий многоголосый ропот, прерываемый
отдельными резкими вскриками, а когда рысак с размаху завернул в ворота,
страшный шум оглушил его. Ћн торопливо оглЯнул черную массу голов и красные
стены зданиЯ, из каждого окна которого выглЯдывали и махали руками, и,
поднЯвшись на пролетке, заскрипевшей под его тЯжестью, тЯжело спустилсЯ
вниз.
Џри его поЯвлении шум вдруг упал, и только в дальних рЯдах слышалсЯ
глухой ропот и отдельные выкрики. €з окон дирекции тоже увидели его, и между
двумЯ городовыми, стоЯвшими на крыльце, показалсЯ бледный и растерЯнный
директор анц.
‚незапный порыв охватил Њижуева, он быстро взошел на крыльцо и, снЯв
шапку, махнул ею. Ќаступила тишина, множество красных и внимательных,
молодых, старых лиц молча смотрели на него. ‘лышно было только, как в задних
рЯдах и на улице что-то роптало, падаЯ и поднимаЯсь, как прибой.
- ѓоспода!.. - закричал Њижуев громко и бодро, чувствуЯ, что его будут
слушать. - џ только что приехал и дело знаю только в общих чертах!.. ‘ейчас
Я отправлюсь длЯ переговоров с остальными хозЯевами и дирекцией и прошу вас
до окончаниЯ этих переговоров не приступать ни к каким действиЯм... ‚ы мне
верите?.. „а? ‘огласны?
…ще раньше, чем разразилсЯ громовый крик согласиЯ толпы, далеко, в
третьем этаже фабрики кто-то махнул белым, и Њижуев, не успев рассмотреть,
кто это, каким-то инстинктом понЯл, что это приветствуют его, и сердце стало
у него теплым и радостным, полным бурного желаниЯ сделать все... „лЯ них...
Ћн быстро вошел в дом, уносЯ в ушах тысЯчеголосый взрыв и воспоминание
о сотнЯх изменившихсЯ, приветливых и оживленных лиц.
Ђ первое лицо, бросившеесЯ ему в глаза, когда он вошел в контору, было
лысоватое обрюзглое лицо ‘тепана €ваныча. сидевшего за столом. Ќа этом лице
было странное выражение не то вражды, не то досады, не то насмешки. Ћн почти
не взглЯнул на брата. € это выражение приковало к себе Њижуева. Ћн почти не
заметил других и прЯмо подошел к брату. ‘тепан €ваныч поднЯл холодные глаза.
- Ќу, что ж ты теперь скажешь?.. - тонким голосом спросил он.
- Љак что?.. - холодно и крепко возразил Њижуев. - џ вижу, что все
можно уладить, и если вы предоставите мне свободу, то к вечеру завод
пойдет!..
Ћн Ясно и смело смотрел в глаза брату, но глазки ‘тепана €ваныча
оставались холодны и даже как будто злобны.
- Љонечно!.. - неискренне сказал он. - …сли к вечеру мы будем разорены,
то завод пойдет... на три днЯ...
Њижуев оглЯнулсЯ. ‚се пЯть человек, бывшие в комнате, смотрели на него
молча, и на всех лицах было то же враждебное и на что-то решившеесЯ
выражение. Ћн почувствовал себЯ одиноким среди них, и это вызвало в нем
самом упрЯмое раздражение.
"’еперь мы - враги!.. - подумал он, мельком взглЯнув на брата. - Ќу,
ладно... Џосмотрим, чьЯ возьмет!"
- Џочему же разорены?.. - вздернул он головой. - Ќе думаешь ли ты
уверить менЯ, что прибавка двадцати процентов унесет наш миллионный
дивиденд?.. Џолно, брат!..
Њижуев горько махнул рукой.
Ѓыло тЯжело сознавать врага в брате, которого он всегда любил и жалел.
- ’ут дело не в двадцати процентах!.. - сухо и не глЯдЯ отвечал ‘тепан
€ваныч. - „вадцать процентов не разорЯт завода, хотЯ и тЯжко лЯгут на него
при теперешнем положении дел. Ќо где гарантиЯ, что за двадцатью не последуют
сорок, пЯтьдесЯт?.. Ќеужели ты думаешь, что им нужно именно двадцать
процентов прибавки?.. ќто смешно! - ‘тепан €ваныч злобно искривил лицо. -
ќти двадцать копеек на рубль длЯ них только лишнЯЯ бутылка водки!.. „ело не
в двадцати копейках, а в непримиримой требовательности людей, верЯщих, что
мы - паразиты, а весь завод, все деньги, сто процентов, а не двадцать, не
сорок, все принадлежит им, и они должны вырвать свое, выбросив нас, к черту
на улицу!
ѓолос ‘тепана €ваныча поднЯлсЯ, тонкий и злобный, и свистнул на
последней ноте, как собачий визг. Њижуев смотрел на него растерЯнно и
возмущенно.
- Љакое ты имеешь право говорить так?.. - тихо сказал он. - ‹юди
умирают с голоду, бьютсЯ в тЯжелой работе, какой ты не вынес бы и два днЯ, а
ты говоришь об их пьЯнстве, о бутылках водки. Ќе мы ли пропьем больше?..
Џолно, брат!.. Ђ Я утверждаю, что, если теперь, в настоЯщую минуту, дать им
то, что необходимо длЯ них, они пойдут на работу, даже не мечтаЯ о большем.
Џотому что они лучше нас понимают, что не мы создатели этого неравенства,
безобразного и несправедливого, и не на нас обращают свою вражду.
‘тепан €ваныч с недобрым раздражением качнул головой, точно услышал
глупые и вредные слова, но промолчал. € это молчание, это упрЯмое сухое
сопротивление тому, что казалось Њижуеву таким простым и правильным,
озлобило его.
- Ќу, что ж... Ќу, не дай, вытолкай их депутатов... Ћни разнесут твой
завод по камешку!.. € пусть... Я буду рад, что что проклЯтие будет стерто с
лица земли! ‘тепан €ваныч криво усмехнулсЯ, и усмешка была так зла и
презрительна, что Њижуев побледнел.
- ‚се это фразы... - скупо процедил ‘тепан €ваныч. - ђазносить им не
дадут войска, а "проклЯтием" этим ты, слава Ѓогу, пользовалсЯ не меньше
менЯ!.. ќх!..
- ‚ойска?.. - глухо спросил Њижуев, чувствуЯ страшную ненависть к брату
и Ясно ощущаЯ, что и тот ненавидит его. - Њы будем стрелЯть в голодных и
правых людей?.. „а ты понимаешь ли, о чем говоришь?..
- џ все понимаю. Ќе Я создал заводы, не Я создал рабочих. џ очень рад,
что когда-нибудь не будет ни того, ни другого, но пока что завод принадлежит
нам, а не им, и если они тронут хоть один камешек, Я разнесу их, как бешеных
собак!.. ‚от!
€ ‘тепан €ваныч встал, громадный и тЯжелый, как камень. Ќа его широком
черепе тускло блеснул синий свет зимнего днЯ.
- Ђ Я не позволю!.. - хрипло крикнул Њижуев. - € если ты будешь
стрелЯть, Я стану с ними. Џосмотрим, хватит ли у тебЯ силы тогда...
‘тепан €ваныч отвернулсЯ.
- ќто твое дело... - глухо проговорил он и отошел к окну.
Њижуев долго стоЯл на том же месте и чувствовал. как мучительно дрожат
его руки и ноги и бьетсЯ сердце.
- ”едор €ваныч!.. - необыкновенно мЯгко и вкрадчиво заговорил у его
локтЯ анц, и Њижуев увидел перед собою его острую лисиную мордочку. - Њне
кажетсЯ, что вы слишком волнуетесь и преувеличиваете положение дела. ‚едь, в
конце концов, мы все понимаем, что без уступок невозможно. ‘тепан €ваныч,
конечно, согласитсЯ с этим... „а-с. Ќо дело не в уступках. Ќасколько Я мог
судить по предыдущим совещаниЯм нашим, вы стоите за полное удовлетворение
всех требований. ќто же невозможно, ”едор €ванович!
Ћн ласково тронул его локоть и заглЯнул в глаза
неискренне-доброжелательным взором. Њижуев отвернулсЯ.
- €звольте взглЯнуть, - скромно и настойчиво продолжал анц, как будто
не заметив движениЯ Њижуева и рукой слегка приглашаЯ его к столу. - ‚от Я
вас сейчас познакомлю с цифрами, и вы сами увидите, что можно и чего нельзЯ
сделать...
…го ласковый липкий голос был так настойчив, что Њижуев невольно сел к
столу и стал угрюмо и внимательно слушать.
- ‚от начнем с существующей расценки... - начал вкрадчивым голосом анц
и необыкновенно ловко стал излагать Њижуеву сложную сухую систему. Ќачал он
с того, что показал, что положение рабочих их завода во многом лучше
положениЯ рабочих этого района вообще. ‹овко и кстати он упоминал о крупных
затратах на школы, больницы и театр, на правильную, образцовую даже,
постановку потребительного магазина. Џотом раскрыл картину рынка и
колоссальную сумму убытков, уже перенесенных заводом в прошлую забастовку.
- Ђ между тем рабочие не желают помнить, что эта забастовка была
вызвана не нами, а политикой правительства... - как бы вскользь заметил он,
жестикулируЯ только кончиками своих холодных костлЯвых пальцев.
‡атем он раскрыл целую груду аккуратных книг, по которым стало видно,
что введение новых машин сократило труд, увеличило производство и таким
образом увеличило заработок почти в полтора раза. …сли бы полгода тому назад
поднЯлсЯ вопрос о повышении платы и завод пошел бы на уступки, то и тогда
они получали бы на тридцать процентов менее, чем теперь. - ’аким образом,
они спешат с новой надбавкой, не вызываемой действительным положением дела,
и лишают завод возможности приступить к новым расширениЯм, которые повели бы
к улучшению их же собственного быта.
€ перед глазами Њижуева туманно и громадно стала разворачиватьсЯ
картина заколдованного круга. Ќарисовались бесконечные крыши заводов,
миллионы труб, охвативших весь земной шар, миллиарды рабочих, голодными
толпами копошащихсЯ отсюда и до краЯ земли. € стало понЯтно, что если даже
они и разорЯтсЯ, если они отдадут рабочим все, то и тогда ничего не
изменитсЯ. ‹опнет одно звено этого ужасного змеЯ, лопнет их завод, настанет
тЯжкаЯ безработица, голодные толпы повалЯт на другие заводы и там понизЯт
плату своим предложением труда во что бы то ни стало.
Ђ директор анц все говорил и говорил, ловко и быстро спутываЯ новые
звеньЯ страшной логики. Љончики его мертвых пальцев, как щупальца паучка,
шевелились перед Њижуевым, и тот с ужасом чувствовал, что ничего не может
сделать, ничего возразить и, следовательно, должен согласитьсЯ с тем, против
чего восстает всЯ душа его.
‘мутно он видел, что причина этого лежит в том противоречии, которое
лежит в нем самом: одно возможное, свЯтое решение заключалось в том, чтобы
правда оставалась правдой, и если длЯ удовлетворениЯ ее надо
разоритьсЯ-разоритсЯ!.. —то будет потом - дело другое!.. „ругие найдут, что
сделать дальше, а его дело - провести свою правду до конца.
Ќо туманом затЯгивало эту простую и Ясную мысль: много лет он уже
привык видеть в точности этих цифр неизбежный закон, какую-то другую правду.
€ теперь мозг его, Ясный и твердый, перед железной логикой пугалсЯ, слабел и
сбивалсЯ. Њижуев сам не замечал уже, что спорит не о справедливости, не о
правде, а о том, верно ли, что можно спустить двадцать процентов или
возможно только десЯть.
‡а окнами, потрЯсаЯ их мутные стекла, что-то рокотало и роптало, как
отдаленный водопад, и по временам рассыпалось резкими острыми вскриками.
Ђ анц все говорил и говорил и все сыпал цифрами, точно высыпал из
бесконечного мешка каких-то злых неодолимых уродцев, которые путали по рукам
и ногам, залезали в голову и возбуждали там тЯжкое чувство полного бессилиЯ
перед силой вещей.
- Џойми же, - вмешалсЯ ‘тепан €ваныч уже более спокойным голосом, - тут
не может быть середины. Ќа десЯть процентов они не пойдут. ђечь шла о
тридцати, десЯть сброшены, депутаты уступили, а десЯть!..
Њижуев поднЯл на него смутные, усталые глаза.
- Ќадо уступить или все, - опираЯсь на стол, говорил ‘тепан €ваныч, -
или ничего... Ќичего, чтобы после неизбежного разгрома иметь возможность
успокоить их же самих самостоЯтельной надбавкой...
- Ђ пока... - бледнеЯ, спросил Њижуев.
- Ђ пока...
‘тепан €ваныч быстро отвел глаза и, скрестив пальцы, похрустел ими.
- Ќет!.. - крикнул Њижуев, вставаЯ во весь свой громадный рост. џ не
могу... не могу допустить, чтобы убивали людей за то, что они голодны, за
то, что наши интересы, - не их интересы...
- ’огда выйди к ним и предложи им свои условиЯ, - развел руками ‘тепан
€ваныч.
Њижуев постоЯл молча, глЯдЯ в пол. …му страстно захотелось, чтобы тут
поЯвилсЯ Ќиколаев. Љазалось, что вдвоем они сумели бы разорвать
заколдованный круг.
- џ пойду... лучше уж это, чем... - выговорил он, и голос его
болезненно сорвалсЯ.
- —то ж, как хочешь... - развел руками ‘тепан €ваныч. - Њожет, тебе и
удастсЯ, но... Я должен предупредить тебЯ, что ты сильно рискуешь...
- —ем?
- ’ы примешь на себЯ всю их злобу... ‚едь! эти твои рабочие, за которых
ты так стоишь, в одну минуту забудут твои хлопоты за них, и стоит только
тебе оказатьсЯ против них, они возненавидЯт тебЯ больше, чем кого бы то ни
было, именно за то, что уже сделал им и что они верили в тебЯ!
Њижуев молча смотрел на него.
- ‘лушай, ”едЯ!.. - ласково начал ‘тепан €ваныч. - Ќеужели ты думаешь,
что мне самому не тЯжело?.. Ќо ты рискуешь самым серьезным образом...
Ћставь... Я тебЯ прошу!..
Њижуев долго стоЯл на месте, потом круто повернулсЯ и пошел вон. Ћн
почувствовал, что если он не выйдет, то... и представились ему треск
выстрелов, крики и кровь. Ћн трЯхнул тЯжелой головой и с глухим, мертвым
чувством в груди, как бы принимаЯ на одного себЯ какой-то тЯжкий крест,
вышел на крыльцо.
ум и белый свет охватили его. ’ысЯчи лиц повернулись к нему
выжидательно и многие почти весело. Ћн начал говорить.
€ то, что произошло потом, было похоже на внезапно налетевший смерч.
Љак будто он не слышал своих первых слов, но сразу увидел, как страшно и
быстро изменились лица вокруг. Њгновенно исчезло выражение довериЯ и
весельЯ, и лица стали другими. Њижуев почувствовал это и стал вдруг одиноким
в этой громадной толпе. ‘тал одиноким и чужим ей. Ћн попыталсЯ выкарабкатьсЯ
из пустоты, в которую пошел, но слова уже были бессильны. ‘вЯзь, казавшаЯсЯ
такой искренней и прочной, разорвалась в одно мгновение, как будто ее не
было никогда. € перед Њижуевым стоЯли одни враги.
Џотом он помнил, как стал возражать знакомый ему токарь, маленький,
черный мужчина с пронзительными глазами.
- „овольно обманов!.. - кричал он. - ‚ы обнаружили свое настоЯщее
лицо... Њежду вами и миллионами людей, которые вам верили и ждали от вас
справедливости, стоЯт ваши миллионы рублей!.. Њы требуем своего!.. ‘трелЯйте
в нас, стрелЯйте!.. „елайте свое дело!.. Џалачи!
Њижуев, бледный как смерть, попробовал говорить, но уже не знал, что
сказать, и вдруг почувствовал страх, как будто во сне упал в страшную
пропасть.
Љто-то схватил его за руку, он инстинктивно оттолкнул и хотел повысить
голос, но это движение принЯли за угрозу. Љто-то еще крепче схватил его за
рукав, потом за грудь, комок снега резко ударилсЯ в глаз, и в страшном реве,
растерЯнный и бледный как смерть, Њижуев скрылсЯ в толпе. €нстинктивно он
вырвал правую руку и со всей своей страшной силой ударил кого-то по голове.
Ќа мгновение перед ним образовалось пустое пространство, и он увидел
въезжающих во двор красноголовых солдат и нагайки в воздухе. ‚ страшном
ужасе он бросилсЯ к ним навстречу, но сзади бросились на него, навалились, и
он упал вниз, увлекаЯ за собой черненького токарЯ с разбитой красной
головой.

‚осток, омытый и сиЯющий, радостно выходил из морЯ, все Ярче и выше
охватываЯ голубое небо, проснувшеесЯ и загоревшеесЯ огнем торопливых тучек.
—увствовалось, что еще немного, и из-за краЯ земли ослепительно улыбнетсЯ
великое веселое солнце.
Ќо воднаЯ даль еще спала. •олодные зеленые волны сонно облизывали борта
парохода, и дремотный холодок утренней тени лежал на море и еще синих,
пустынных склонах тЯжелых гор. ’олько высоко-высоко над морем остроконечные
вершинки, со своей счастливой высоты уже увидевшие солнце, Ярко, как Языки
красного, розоватого и золотого пламени, горели в голубом небе.
Њижуев тЯжело вылез на палубу и оглЯнулсЯ кругом усталыми, горЯщими от
бессонной ночи глазами.
Ќа пароходе еще спали. „ва-три матроса швабрами мыли и терли мокрую
блестЯщую палубу, да из трюма доносилсЯ неопределенный пробуждающийсЯ шум.
Џароход глухо и мерно стучал, незаметно и однообразно журчала вода. Ѓыло
холодно, и широкие плечи Њижуева сжимались в мелкой судорожной дрожи.
ЌевыспавшеесЯ лицо было измЯто, и волосы всклокочены.
’Яжелым шагом он прошел на корму и долго стоЯл там, неподвижно глЯдЯ не
то в зеленую вспененную воду, не то на дальние вершины гор, где, должно
быть, уже был Яркий солнечный день.
Џотом поднЯлсЯ на верхнюю палубу и сел за один из мраморных столиков,
крепко привинченных к месту, неудобных и холодных, как лед. ‘крестив на
мраморе массивные руки, Њижуев сонно и скупо окинул завалившимисЯ глазами
пустую палубу.
‘олнце быстро поднималось где-то там, за краем земли, и горы уже до
половины горели утренним блеском. ‚идно было, как быстро уступаЯ склон за
склоном, цеплЯЯсь в ущельЯх и ускользаЯ по ним, все ниже и ниже убегала
синЯЯ холоднаЯ тень.
Ќа пароходе зашевелилась жизнь. Џробежал куда-то кельнер в белой куртке
с безобразно большими серебрЯными пуговицами; прошел с вахты продрогший
серый помощник капитана; две молоденькие барышни, с еще не проснувшимисЯ
глазками, вышли из первого класса и оглЯнулись вокруг с таким видом, словно
страшно удивились, что уже так светло и красиво, когда они только что
встали. Џотом поЯвилсЯ длинный карикатурный англичанин в панаме, и сейчас
же, вытЯнув ноги с одной скамьи на другую, закурил громадную сигару. ‚ыбежал
маленький мальчик в матросской курточке и, мелькаЯ голыми икрами, побежал
куда-то навстречу солнцу. …ще и еще сонные, жмурЯщиесЯ и улыбающиесЯ люди
поЯвлЯлись на палубе, и когда на горизонте вдруг выглЯнуло и ослепительно
брызнуло по верхушкам волн, по реЯм, по палубе и по зеленым берегам низкое
утреннее солнце, пароход уже жил своей пестрой, праздной и веселой жизнью.
„ве француженки, с весело-любопытными глазами, щебеча, как птицы,
приветствующие утро, уселись за соседним столиком, оглЯнулись направо и
налево, увидели угрюмого соседа, переглЯнулись и засмеЯлись.
Њижуев хотел уйти - ему были противны все человеческие лица, голоса, не
говорЯщие того, что есть, и фальшивые глаза. Ќо руки и ноги у него дрожали,
спина ныла, веки резало, и никуда не хотелось двигатьсЯ. ’огда стуком о
столик он позвал пробегавшего кельнера и уже открыл рот, чтобы заказать, но
поймал любопытный взглЯд двух француженок, уже знавших, что он - известный
русский миллионер, и промолчал. …му показалось, что если он услышит звук
собственного голоса, то сейчас же вспыхнет тот припадок нервного, слепого
гнева, который так часто в последнее времЯ охватывал его. € еще казалось
ему, что во всем свете нет ничего противнее, глупее и ненужнее, чем свой
голос.
Љельнер стоЯл молча и уже начинал изумлЯтьсЯ. ’огда Њижуев, неожиданно
длЯ самого себЯ, взЯл карандаш и написал на скользком мраморе столика:
- „айте мне кофе...
Љельнер, как петух, собирающийсЯ клюнуть, изогнув набок голову, одним
глазом прочел надпись, изумилсЯ, но мгновенно умчалсЯ прочь.
Ђ Њижуев обрадовалсЯ; как это раньше не пришло ему в голову? ќто так
просто... Њожно замолчать совсем и то немногое, что ему нужно от людей,
получать не слыша ни своего, ни их фальшивых голосов. „аже нечто лукавое
скользнуло в мозгу Њижуева, точно он нашел средство спрЯтатьсЯ от всех.
Љогда принесли кофе, он слегка отвернулсЯ к морю, положил тЯжелую
больную голову на ладонь и задумалсЯ. Њежду пальцев, сжавших череп, дико
торчали всклокоченные волосы и глаза смотрели мутно и безжизненно.
“же много дней жизни ЯвлЯлись длЯ него одной сплошной думой, тЯжело и
трудно проходившей сквозь мучительную головную боль. Ђ когда он забывалсЯ
болезненным коротким сном и настойчиваЯ мысль исчезала, поЯвлЯлось кошмарное
невыносимое ощущение пустоты, в которой он судорожно барахталсЯ, стараЯсь
ухватитьсЯ за что-нибудь и бессильно опускаЯсь все ниже и ниже. ‡а это времЯ
он проехал огромное пространство, видел массу людей, городов, гор и морей,
но в мозгу его все это отпечаталось так бледно и тускло, точно было
воспоминанием о давно минувшем. Ќо настойчиво повторЯЯсь, с неуклонной
точностью и неустранимостью крута, в центре которого была его больнаЯ
голова, Ярко, но кошмарной спутанной Яркостью, стоЯли перед ним одни и те же
лица.
€ теперь на голубо-зеленом мареве плывущих мимо берегов, которых он не
видел, Њижуев внимательно, с упрЯмым страданием восстанавливал себе.
‘начала поЯвилось растерЯнное, смущенное лицо Ќиколаева: он стоЯл
посреди своего кабинета - перед растерзанным, кричащим, плохо сознающим
Њижуевым - смотрел в сторону и дрожащими пальцами мЯл кисти своего поЯса.
Њижуева душило слепое бешенство, и он старалсЯ понЯть: как этот человек,
лучший из всех, кого он знал и любил, не мог почувствовать той ужасной
несправедливости, жертвой которой ой стал. ‹юди-звери, которым он не сделал
ничего, кроме добра, которым хотел посвЯтить всю жизнь и ради которых шел на
все, избили его, били и хотели убить!.. Ќадо было прийти в ужас, в
бешенство, возмутитьсЯ до глубины души, а вместо того он слышал смущенный
искренний голос, который убеждал его, что они не виноваты.
- ќто звери... бессмысленное, злое, жадное зверье!.. - кричал Њижуев. -
—то Я сделал им? ‡а что?..
Ќо Ќиколаев смотрел в сторону, и лицо его было странно и даже как будто
брезгливо.
- Ћни жестоко поплатились за это... за одного человека... - тихо
говорил он.
- Џоплатились!.. ђазве за это можно поплатитьсЯ?.. …ще бы!..
Џоплатились?.. †аль, что мало!.. џ рад, рад, рад!..
Њижуев кричал все громче и громче, точно спешил вылить в этом диком
крике наслаждение ненавистью, которой захлебывалсЯ. Ќо чем громче кричал он
жестокие слова, казавшиесЯ ему теми, которые и были нужны, тем холоднее и
брезгливее становилось лицо Ќиколаева. Ђ когда Њижуев заметил это и стал с
мучительной злобой и ужасом упрекать Ќиколаева в том, что он не понимает его
и не чувствует его боли, Ќиколаев с тихой, но жестокой враждой сказал:
- €м и не то приходилось выносить... Ќу, пусть, это была ошибка, слепой
взрыв измученных людей... Ќо ведь, если говорить правду, что ты длЯ них? -
ты им такой же враг, как и все, как твой брат...
- џ?.. - с ужасом и укором спросил Њижуев.
- Ќу, и ты!.. ’ы так же пользовалсЯ их потом и кровью, как и другие...
…сли ты и не душил их, а иногда помогал... так... это ведь, право...
небольшаЯ заслуга...
ђазбитое, с нависшей губой и запухшим глазом лицо Њижуева стало страшно
и жалко.
- ‡начит, они, по-твоему, правы были бы, если бы и убили менЯ?.. -
задыхаЯсь; как рыба на песке, с ужасом спросил он.
Ќиколаев побледнел, и только еще сильнее задрожали его пальцы, рвущие
кисти поЯса.
- Ђ если так, ты... - начал Њижуев, чувствуЯ, как падает в холодную
бездну.
€ тут произошло то, что было самое омерзительное: на лице Ќиколаева
мелькнуло трусливое выражение, глаза его забегали с затрудненным выражением
какой-то скрытой мысли, и вдруг он стал говорить фальшиво звучащие, бледные
примирительные слова. € с чуткостью маньЯка Њижуев понЯл их сокровенный
смысл: Ќиколаев боЯлсЯ ссоры - чтобы Њижуев не отказалсЯ дать денег на
задуманный им журнал. € странно - Њижуев вдруг страшно сконфузилсЯ. Ћн
замолчал. ‡амолчал и Ќиколаев, и краска выступила на его всегда смелом и
мужественном лице. ‘ минуту они смотрели друг другу в глаза, и в течение
этой минуты бесследно растаЯла и исчезла та, казавшаЯсЯ такой прочной и
искренней, свЯзь, котораЯ столько лет свЯзывала их.
€ когда через полчаса Њижуев уходил, это были уже не два близких
человека, а два врага, ненавидЯщие и презирающие друг друга.
Џотом Њижуев видел себЯ в вагоне, в длинную глухую ночь. ќто было после
того, как он, должно быть, полусумасшедший, кидающийсЯ из стороны в сторону
в нелепых и бессмысленных корчах, очутилсЯ у того человека, у которого
когда-то отнЯл счастье. Ћн сам не знал, зачем нашел этого человека, и только
увидев его непонимающий, ненавидЯщий взглЯд, смутно понЯл: должно быть, ему
хотелось найти хотЯ кого-нибудь, хотЯ врага, который бы взглЯнул в его лицо
прЯмо, как в лицо человека.
Њуж Њарии ‘ергеевны стоЯл перед ним, худой, с длинными бледными
волосами, и смотрел прЯмо в глаза горЯщим неутолимой ненавистью взглЯдом.
- —то вам угодно? - с трудом спросил он. - ‚ам мало... вы еще
издеватьсЯ надо мной пришли? ‚ы думаете, что вам уже все позволено?..
Њижуев не помнил, что он говорил ему, но отчетливо помнил, как на лице
этого человека выразилось сначала недоумение, потом смутное понимание, а
потом холоднаЯ, непримиримаЯ и даже торжествующаЯ насмешка.
- Ђга... - тихо выговорил он, - значит, оказалось кое-что, чего и за
деньги не купишь?.. ќто хорошо...
€ он стал смеЯтьсЯ все громче и громче, а потом выгнал Њижуева, как
собаку. € Њижуев ушел. Ћн уже потерЯл ту живую нить, котораЯ привела его к
этому человеку, и не знал, зачем пришел, что надо говорить, как уйти.
Ќочью в вагоне он не спал. ЌеЯсные, но громадные образы томили его. €
рисовалсЯ образ большого человека, человека, который знает всю жизнь и всю
правду о жизни. Љак и когда пришло ему в голову ехать к великому писателю,
старику, имЯ которого он с детства произносил, как самое большое слово в
мире. Џомнил только, что когда пришло, то почувствовалась легкость и надежда
необычайнаЯ. € было легко и радостно, пока не был получен ответ на посланную
телеграмму. Ќо когда он понЯл, что великий старик согласен принЯть его, -
все пропало. ‘тало казатьсЯ, что его принимают только потому, что он
миллионер Њижуев, а до него самого нет и не может быть дела и этому
единственному человеку. ’огда все упало, и Њижуев увидел, что это смешно,
что никуда ему не надо ехать, что никто не скажет ему ничего такого, чего бы
он сам не знал. € мелькнула в нем первый раз в жизни мысль отказатьсЯ от
своего состоЯниЯ, стать бедным, таким, как все люди. Ќо еще прежде, чем
мысль эта была им понЯта, он уже знал, что это невозможно.
- Џочему? - спрашивал себЯ Њижуев, напрЯженно вглЯдываЯсь в темные
призраки, проносившиесЯ за окном вагона.
€ в ответ представились ему жалкие и смешные картины: он, человек,
который всю жизнь пользовалсЯ самым лучшим, что есть в жизни, и который
может пользоватьсЯ им, вдруг нарочно станет нищим, будет ходить в контору,
получать двадцать рублей жалованьЯ, а дальше... может быть, женитсЯ на
скромной барышне, переписывающей на машинке?.. ќто глупо!..
- Џочему глупо?
Ќеизвестно почему, но глупо и смешно, как все сентиментальное и
бессмысленное.
Ќад головой повисла темнаЯ громада, и знакомое ощущение мучительной
пустоты охватило со всех сторон. ’огда Њижуев впервые почувствовал
приближение конца и с тех пор знал его.
Ѓыла еще одна судорожнаЯ вспышка: он вспомнил, что где-то там, далеко,
есть женщина, обиженнаЯ, несчастнаЯ, котораЯ когда-то любила его. Ќо эта
вспышка потухла так же быстро, как все, что теперь загоралось и потухало в
его мозгу.
Њучительно Ясно стало, что ему некуда ехать. Ћн был всегда и везде -
тем, чем и был. Ќичто не могло исцелить того, что навсегда исковеркано в его
душе.
€ эта мысль, - мысль, что никуда не надо ехать, и каждый новый, шаг -
только новое звено тоски и страданий, пришла кругло и отчетливо в мозг
Њижуева и теперь.
Ћн тЯжко вздохнул, оторвалсЯ от плывущих мимо зеленых ненужных берегов
‘редиземного морЯ и закрыл глаза.
€ сейчас же ему стало слышно, что говорЯт вокруг.
- Ђ удивительно, знаете, - говорил молодой русский голос, - когда едешь
скорым поездом с севера на юг, кажетсЯ, что весна приходит не по днЯм, а по
часам... прЯмо так и летит навстречу... џ не могу этого выразить, но мне
кажетсЯ, что выше наслаждениЯ не может быть. ‚чера еще все было серо,
холодно, сегоднЯ уже попадаютсЯ проталины и талый снег между березками... а
завтра уже небо голубое... Ђх, хорошо!..
Њижуев машинально открыл глаза и посмотрел на того, кто говорил. ќто
был молодой человек, должно быть, больной, и говорил он совсем молоденькой
женщине с живыми веселыми глазами. Ћни стоЯли у борта, и ветер чуть-чуть
раздувал их мЯгкие волосы. € по их сиЯющим лицам и по тому, как легко и
радостно дышали они, не спускаЯ очарованных глаз с берегов, которые, должно
быть, видели в первый раз, Њижуев понЯл, что это действительно - счастье.
’огда он мутно окинул взглЯдом эти берега, увидел то, что видел уже
сотни раз, и опЯть закрыл глаза, погружаЯсь в свою безмолвную черную
пустоту.
Ђ с другой стороны две француженки рассказывали друг другу о бое быков.
- € перед тем, как тореадор убивает... все матадоры, с красными
плащами, долго кружат быка все в одну сторону... понимаешь... все в одну
сторону... пока он не одуреет совсем... ’огда тореадор его убивает... ќто
совсем некрасиво!
Њижуев знал это.
€ вдруг перед его закрытыми глазами высунулась огромнаЯ бычьЯ голова с
неподвижными, налитыми кровью глазами. ‚зглЯнула прЯмо ему в лицо, как
кошмарный фантом. Њижуев вздрогнул и встал.
‚езде были люди, болтающие, смеющиесЯ и провожающие его любопытными
глазами. Ћн тихо обошел их и добралсЯ до самой кормы.
’ут он стал у борта и долго упорно смотрел на пенистый след,
вздымающийсЯ за пароходом. Љазалось, что он ищет что-то в его мутной
зловещей пене. € когда ему вдруг показалось, что он нашел, Њижуев посмотрел
вокруг, оглЯнулсЯ на небо, горы и сидЯщую вдали кучку веселых разноцветных
людей и как-то боком, неловко перевернувшись через борт и мгновенно сознаваЯ
неловкость движениЯ и стыд перед теми, кто видит его, тЯжко упал в воду.
‘трашный шум ударил в голову. ‚ нос и в рот острой рвущей болью попала
липкаЯ, жгучаЯ волна. € в то же мгновение безумный, ни с чем не сравнимый,
ужас потрЯс его мозг. “родливыми судорогами отбиваЯсь от захлестнувшей его
бездны, он вынырнул, сквозь туман лившейсЯ с волос воды уже далеко увидел
белое пЯтно парохода и крикнул: - Џомогите!..
€ стал тонуть в мутной зеленой бездне, рвущей на части его грудь. ‘таЯ
мелких рыбок, как брызги, бросились во все стороны, но сейчас же вернулись
и, уставившись со всех сторон круглыми загадочными глазами, смотрели на его
плавающее вокруг пальто, на раскорЯченные ноги в желтых ботинках и на
мертвую синюю голову, медленно погружающуюсЯ все глубже и глубже в холодную
зеленую мглу.
Last-modified: Sat, 05 May 2001 20:44:42 GMT
Ћцените этот текст: