Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘мех

Ћцените этот текст:
Њихаил Џетрович Ђрцыбашев. ‘мех

----------------------------------------------------------------------------
‘обрание сочинений в трех томах. ’. 3. Њ., ’ерра, 1994.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

‡а окном расстилались полЯ. ђыжие зеленые и черные полосы тЯнулись одна
рЯдом с другой, уходили вдаль и сливались там в тонкое кружевное марево.
Ѓыло так много света, воздуха и безбрежной пустоты, что становилось тесно в
своем собственном узком, маленьком и тЯжелом теле.
„октор стоЯл у окна, смотрел на полЯ и думал:
"‚едь вот..."
‘мотрел на птиц, которые быстро и легко уносились вдаль, и думал:
"‹етЯт!.."
Ќо на птиц ему было легче смотреть, чем на полЯ. Ћн сумрачно наблюдал,
как они уменьшались и таЯли в голубом просторе, и утешал себЯ:
"Ќе улетите... не здесь, так в другом месте... все равно сдохнете!.."
Ђ радостно зеленеющие полЯ наводили на него уже полную тоску,
томительную и безнадежную. Ћн знал, что это уж - вечно.
"‚се это необыкновенно старо! - сердито перебивал он свои мысли. - ќто
еще когда сказано: "€ пусть у гробового входа... красою вечною сиЯть...
равнодушнаЯ природа..." ќто уже даже пошло!.. „аже глупо думать об этом! џ
всегда считал себЯ гораздо умнее и... впрочем, все это пустЯки... „а... это
совершенно все равно, что бы Я ни думал... все равно: не в том дело, что Я
по этому поводу подумаю".
‘традальчески морщась и подергиваЯ головой, доктор отошел от окна и
стал тупо смотреть на белую стену.
‚ голове его, совершенно помимо его воли и сознаниЯ, рождались,
всплывали, как пузырьки воздуха в мутной воде, лопались и расплывались
быстро одна за другой те самые мысли, которые в последнее времЯ стали
обычными длЯ него. €менно в последнее времЯ, после того как в день своего
рождениЯ он вдруг понЯл, что ему уже шестьдесЯт пЯть лет и что теперь уже
наверное он скоро умрет. ’о нездоровье, которое он чувствовал перед тем
целых две недели, еще больше напомнило ему о неизбежной необходимости
пережить ту минуту, о которой он и раньше без замираниЯ сердца не мог
думать.
"Ђ ведь будет, будет... одна эта сотаЯ секунды, когда настанет самый
перелом!.. Џо эту сторону секунды - жизнь, Я, а по ту - уже ничего...
так-таки совершенно ничего?.. Ќе может быть!.. ’ут какаЯ-нибудь ошибка!..
‚едь это "чересчур" ужасно..."
Ђ теперь он уж совершенно Ясно понЯл, что никакой ошибки нет, что
вот-вот и начнетсЯ это.
€ каждый раз, когда у него заболевала голова, грудь или желудок, когда
ноги или руки были слабее обычного, ему приходило в голову, что именно
теперь он начинает умирать. € эта мысль была очень проста, совершенно
вероЯтна и потому нестерпимо ужасна.
Ќо самое мучительное началось тогда, когда он, вообще мало и
невнимательно читавший, прочел в одной книге ту мысль, что как ни велико
разнообразие в природе, а все-таки рано или поздно комбинациЯ должна
повторитьсЯ и создать такое же существо и даже то самое положение дел. ‚
первую минуту ему даже стало как будто легче, но уже в следующее мгновение
он пришел в бешенство.
"Ќу да... комбинациЯ... ничто не ново под солнцем... так... Я очень
хорошо знаю, что позади менЯ такаЯ же вечность, как и впереди; значит, Я сам
теперь - только повторнаЯ комбинациЯ... Ђ ведь Я ровно ничего не помню о
первой комбинации... и выходит, что дело не во мне, а в комбинации!.." Љак
же это?.. ‚едь Я чувствую, как неизмеримо важно то, что, Я живу, как это
мучительно и прекрасно... ведь все, что Я вижу, слышу, нюхаю даже,
существует длЯ менЯ только потому, что Я вижу, слышу, нюхаю... потому что у
менЯ есть глаза, уши, нос... ‡начит, Я - громаден, Я помещаю в себе все и
сверх того еще страдаю!.. € вдруг комбинациЯ!.. Ћ, черт!.. Љакое мне дело до
комбинации, будь она проклЯта!.. ќто же нестерпимо... ужасно... быть только
повторЯющейсЯ, с известным промежутком времени, комбинацией!.."
€ доктор чувствовал страшную, неутолимую ненависть к тому воображаемому
человеку, который там, когда-то, будет таким, как он.
"Ђ ведь это так и будет: повторЯютсЯ же мысли человеческие, и как еще
часто повторЯютсЯ... повторитсЯ, значит, и человек... а-а-а! „аже мои мысли,
мои страданиЯ вовсе не важны, и не нужны никуда, потому что то же самое с
одинаковым успехом передумают и перечувствуют еще миллионы всЯких
комбинаций... Ћ-очень приЯтно, черт бы вас драл!.."
€ состоЯние доктора ухудшалось день ото днЯ и, доходЯ по ночам до
галлюцинаций, стало уже сплошным кошмаром страданиЯ. ‘нилась ему только его
смерть, похороны, внутренность могилы; иногда длЯ разнообразиЯ снилось, что
он погребен заживо, снились еще почему-то черти, в которых он твердо не
верил. „нем он уже постоЯнно думал на одну и ту же тему:
"Ћрганизм разрушаетсЯ..."
Ћн замечал это в том, что ему тЯжело взойти на лестницу больницы, что
ему приходитсЯ иногда крЯхтеть, вставаЯ или нагибаЯсь. Ћт дум у него
началась бессонница, а бессонница, как ему казалось, была предсмертным
Явлением.
Љак раз прошлую ночь он вовсе не спал, и оттого у него в голове было
точно тЯжелое и угарное похмелье.
’е мысли, которые прошли в эти часы бесцельного лежаниЯ в нагревшейсЯ
липкой постели, под крик и смех сумасшедших в буйной палате, были так
омерзительно страшны, что доктор даже юлил и обманывал самого себЯ, стараЯсь
думать, что ничего не помнит.
Ќо это ему не удавалось: то одна, то другаЯ мысль всплывала и,
казалось, очень отчетливо отпечатывалась на белой стене. ‚ конце концов он
таки вспомнил то, чего больше всего старалсЯ не вспоминать: как
художественно Ясно представилсЯ ему процесс разложениЯ, та слизь и гниль,
которые получатсЯ из него, представились толстые, ленивые, белые черви,
распухшие от его гноЯ... Ћн всегда боЯлсЯ червей. Ђ они будут ползать во
рту, в глазах, в носу и везде...
- Љонечно, Я не буду тогда ничего чувствовать! - сердито закричал
доктор - громко, на всю комнату. ѓолос у него был пронзительный.
”ельдшер отворил дверь, посмотрел и затворил.
"Ѓывает так вот: лечит, лечит, да и сам того!.." - подумал он и с
большим удовольствием, потому что ему было страшно скучно, пошел сказать
другому фельдшеру, что старший, кажетсЯ, "того".
Љогда он затворЯл дверь, она пискливо скрипнула.
„октор посмотрел через очки.
- ѓм... в чем дело? - спросил он сердито.
Ќо оттого, что дверь молчала, он с раздражением подошел к ней, отворил
и пошел по коридору и по лестнице вниз, в ту палату, куда только вчера
вечером посадили нового пациента.
Љ нему и давно надо было сходить, но теперь он пошел вовсе не по
обЯзанности, а потому, что оставатьсЯ одному было уже совсем скверно.
‘умасшедший, в желтом халате и колпаке, хотЯ ему можно было оставатьсЯ
и в своем платье, сидел на кровати и самым рассудительным образом сморкалсЯ
в носовой платок. „октор вошел очень осторожно, даже как будто недоверчиво,
но сумасшедший посмотрел на него весело и дружелюбно.
- Ђ, здравствуйте! - сказал он. - ‚ы, кажетсЯ, старший врач?
- ‡дравствуйте, - ответил доктор, - Я старший врач.
- Ћчень приЯтно... ‘адитесь, пожалуйста, - любезно пригласил
сумасшедший.
„октор присел на стул, подумал, посмотрел на голые, выкрашенные серой
краской стены, потом на халат сумасшедшего и сказал:
- Љак ваше здоровье? ‘пали?..
- ‘пал, - охотно ответил сумасшедший, - почему бы мне и не спать? ‘пать
следует... џ всегда очень хорошо сплю.
„октор опЯть подумал.
- „а... Ќо, знаете, новое место... Љричат тоже у нас тут...
- Љричат? џ не слыхал... џ, к счастью, доктор, очень плохо слышу... Ћн
засмеЯлсЯ.
- Ѓывает, что и не слышать - счастье... „октор машинально ответил:
- Ѓывает...
‘умасшедший почесал переносину.
- ‚ы, доктор, курите? - спросил он.
- Ќет.
- †аль, а то бы Я попросил папиросочку...
- ‚ам курить нельзЯ... знаете...
- Ђх да... Я все забываю... не привык еще... - опЯть улыбнулсЯ
сумасшедший.
Ћни помолчали.
Ћкно было с решеткой и довольно густой, но все-таки свет так и лилсЯ в
комнату, и оттого было вовсе не мрачно, как всегда в больницах, а очень даже
радостно и уютно.
- ЏрекраснаЯ комната! - благосклонно сказал доктор.
- „а, очень веселенькаЯ комнатка... џ даже не ожидал... џ, знаете,
никогда раньше в сумасшедшем доме не бывал и представлЯл его себе гораздо...
совсем не таким... а тут ничего... € если недолго, то Я даже... ничего... Ђ?
‘умасшедший искательно заглЯнул снизу в глаза доктора, но увидел только
непроницаемо-синие стекла очков и торопливо прибавил:
- Ќу да... да... џ понимаю... об этом спрашивать... ’олько знаете, что
Я вам скажу, доктор? - вдруг оживлЯЯсь, спросил он.
- Ђ? —то? ќто интересно, - машинально проговорил доктор.
- Љак только Я выйду из больницы, Я первым делом все ребра переломаю
тем своим благоприЯтелЯм, которые менЯ сюда пристроили... - с веселой злобой
сказал сумасшедший, и его довольно безобразное лицо, все в веснушках,
перекосилось.
- Ќу зачем же?.. - вЯло возразил доктор.
- Ђ затем, что дураки!.. ‚едь это же черт знает что такое!.. Љакого
черта они полезли не в свое дело!.. Ћно конечно, все равно, а все-таки на
свободе не в пример веселее...
- Њало ли чего... - вдруг сердито сказал доктор.
- „а ведь Я ровно ничего дурного не делал! - робко возразил
сумасшедший.
- Ќу... - неопределенно начал доктор.
- € не сделал бы! - поспешно перебил сумасшедший. - ‘кажите,
пожалуйста, с какой бы стати Я стал делать зло кому бы то ни было? …сли бы Я
был дикарь или хоть ’ит ’итыч какой-нибудь, а то Я, ей-Ѓогу, всегда был
достаточно интеллигентным длЯ того, чтобы не ощущать никакого удовольствиЯ
ни от кражи, ни от убийства, ни от всего такого!..
- Ѓольной человек... - начал доктор.
‘умасшедший скривилсЯ и трЯхнул головой с досадой и скукой.
- Ђ, ѓосподи!.. Ѓольной!.. џ, конечно, не стану вас уверЯть, что Я
здоров: все равно не поверите... Ќо только какой же Я, к черту, больной?..
- Ќо вы и нездоровы, - осторожно, но внушительно ответил доктор.
- —ем? - порывисто спросил сумасшедший. - “ менЯ ничего не болит, и Я
сравнительно даже в хорошем расположении духа, что длЯ менЯ всегда было
редкостью... Ђх, доктор, доктор... •а!.. Љак раз тогда менЯ посадили в
сумасшедший дом, когда Я открыл эту штуку... •а-арошую штуку, доктор!
- Ђ... это любопытно, - поднимаЯ брови, заметил доктор, и его острое
лицо напомнило морду заинтересованной собаки.
- …ще бы...
‘умасшедший вдруг засмеЯлсЯ, встал, отошел к окну и долго молча смотрел
прЯмо навстречу солнцу. „октор тоже молча смотрел ему в спину. ѓрЯзно-желтый
халат от солнца обрисовалсЯ золотой каймой.
- џ вам сейчас это скажу, - заговорил опЯть сумасшедший, поворачиваЯсь
и подходЯ.
€ лицо у него было уже совершенно серьезное и даже как будто грустное,
но от этого оно только стало приЯтнее.
- ‚ам очень не идет смеЯтьсЯ, - почему-то сказал доктор.
- ђазве? - заинтересовалсЯ сумасшедший. - „а Я и сам это замечал... и
многие мне это говорили... „а Я и не люблю смеЯтьсЯ...
Ћн засмеЯлсЯ. ‘мех у него был сухой, деревЯнный.
- € смеюсь, доктор, смеюсь очень часто... Ќо Я вам хотел не об этом...
‚идите, с тех пор как Я себЯ помню мыслЯщим человеком, Я постоЯнно думал о
смерти... и очень упорно...
- Ђга! - громко сказал доктор и снЯл очки. ѓлаза у него оказались
большие и такие красивые, что сумасшедший невольно замолчал.
- Ђ вам так вот очки не идут! - сказал он.
- ќ... нет... это пустЯки... а вот вы об этом... думали, значит, очень
много о смерти? - заторопилсЯ доктор. - ќто очень любопытно...
- „а, знаете... џ не могу вам, конечно, передать всего того, что Я
передумал, и уж конечно того, что Я перечувствовал... а только очень
нехорошо было!.. џ, бывало, по ночам плакал, как маленький мальчик, от
страха... ‚се представлЯл себе, как это будет... как Я умру, как сгнию и как
в конце концов менЯ совсем не будет... ’ак-таки и не будет! ќто очень
трудно; почти невозможно представить себе... - а все-таки... так и будет.
„октор скомкал в руке бороду и промолчал.
- Ќу, это еще ничего... то есть не то, что "ничего", а даже очень
скверно, печально, омерзительно, но... самое скверное в том, что Я-то умру,
а все останетсЯ, останутсЯ даже результаты моей жизни... ибо как бы ни был
человек мал, но есть какие-то результаты его жизни!.. „а, так вот... Я,
предположим, очень и очень страдал, Я воображал, что ужасно важно, что Я был
честен или подлец первой степени... и что все это пойдет, так сказать,
впрок: мои страданиЯ, мой ум, моЯ честность и подлость и даже моЯ глупость
послужат длЯ будущего, если не длЯ чего другого, то хоть длЯ назиданиЯ...
вообще Я, как оказываетсЯ, хоть и жил, и в великом страхе смерти ждал, но
все это вовсе не длЯ себЯ - хоть и воображаю что длЯ себЯ, - а длЯ... черт
его знает длЯ чего, потому что и потомки мои тоже ведь не длЯ себЯ будут
жить... €... знаете, доктор, попалась мне одна книжка, а в книжке той мысль,
и хоть мысль была, может быть, и вовсе глупаЯ, а менЯ поразила... так
поразила, что Я ее на памЯть заучил.
- ќто интересно, - пробормотал доктор.
- ‚от она: "Џрирода неотразима, ей спешить нечего, и рано или поздно
она возьмет свое. Ћна не знает ничего, ни добра, ни зла, она не терпит
ничего абсолютного, вечного, ничего неизменного. —еловек - ее дитЯ... но она
мать не только человека, и у нее нет предпочтениЯ: все, что она создает, она
создает на счет другого, одно разрушает, чтобы создать другое, и ей все
равно"...
- ’ак, - грустно заметил доктор, но сейчас же спохватилсЯ и, надеваЯ
очки, строго прибавил: - Ќу и что же из этого?..
‘умасшедший засмеЯлсЯ, смеЯлсЯ долго и довольно сердито, а когда
перестал, то возразил:
- „а ничего, так-таки и ничего... ‚ы видите, какаЯ это глупаЯ мысль,
глупаЯ до того, что в ней вовсе нет мысли... ’ак - фактик есть, а мысли
нет... а факт без мысли - одна глупость... Њысль вывел Я сам... џ решил, что
дело далеко не так по идее, если можно так выразитьсЯ, природа вовсе не не
терпит ничего абсолютно вечного... напротив: у нее все - вечно, вечно до
приторности, до однообразиЯ и надоедливости; но только вечны у нее не факты,
а идеи... самаЯ суть существованиЯ... не дерево, а пейзаж, не человек, а
человечество, не влюбленный, а любовь, не гений и злодей, а гениальность и
злодейство... Џонимаете вы менЯ?
- Џо... понимаю, - с усилием ответил доктор.
- Њы вот с вами сидим и мучимсЯ мыслью о смерти... природе до нас - ни
самомалейшего дела: мы благополучно, ни на какие рассуждениЯ не взираЯ,
помрем, и нас как не бывало... очень просто... но мучениЯ наши вечны, вечна
их идеЯ. ‘оломон э 1-й, который жил Ѓог знает когда, ужасно мучилсЯ мыслью о
смерти, ‘оломон э 2-й, который будет жить Ѓог знает когда, тоже будет ужасно
страдать по той же причине... џ в первый раз поцелуюсь с невыразимым
наслаждением, а когда у менЯ уже поЯвитсЯ вечнаЯ костЯнаЯ улыбочка, сладость
первого поцелуЯ переживут еще миллион миллионов и больше влюбленных...
совершенно с тем же чувством... Ќо Я, кажетсЯ, повторЯюсь?..
- „а-а...
- „а... ну... так вот: во всей этой пакостной мыслишке одно только
заключение, - поскольку оно касаетсЯ не идеи, а факта, нас с вами, значит
это то, что природе "все равно". Џонимаете, мы ей не нужны, "идею вас" она
возьмет, а что касаетсЯ нас лично, то ей в высшей степени наплевать... €
это, извольте видеть, после всей той муки, которую Я пережил... Ђх ты,
стерва!.. …й - все равно!.. ’ак мне-то не все равно!.. Џлевать мне на то,
что ей все равно!.. ‘овсем не все равно!
‘умасшедший завизжал так громко, так пронзительно, что доктор
укоризненно, хотЯ и совершенно машинально, заметил:
- Ќу вот... сейчас и видно...
- —то Я сумасшедший?.. ќто еще вопрос... да-с, вопрос... вопросик! џ,
конечно, пришел в телЯчье возбуждение... Я закричал... и все такое... но
ведь удивительного в этом ничего нет: наоборот - удивительно, что люди,
постоЯнно думаЯ о смерти, боЯсь ее до умопомрачениЯ, единственно на страхе
смерти основав всю свою культуру, так прилично относЯтсЯ к этому вопросу...
поговорЯт чинно, погрустЯт меланхолично, иной раз всплакнут в носовой
платочек и промолчат, займутсЯ каждый своим делом, отнюдь не нарушаЯ
общественной тишины... а Я... Я думаю, что это они - сумасшедшие или просто
дураки, если могут перед такой штукой еще приличиЯ соблюдать!..
„октор очень хорошо вспомнил, как ему хотелось иногда, с несвойственным
его летам и солидности ожесточением, начать битьсЯ головой о стену или
кусать подушку или рвать на себе волосы.
- ќтим ничему не поможешь, - угрюмо заметил он.
‘умасшедший помолчал.
- Ќу да... но ведь, когда больно, хочетсЯ кричать, и когда кричишь, то
будет легче...
- „а?
- „а...
- ѓм, ну, пусть...
- „а и все-таки самому перед собой не так стыдно: все-таки Я, мол, хоть
на то употребил свою свободную душу, эту самую, чтобы кричать караул!.. Ќе
шел, как болван, на убой... и не обманывал себЯ теми благоглупостЯми,
которыми принЯто себЯ утешать в сей беде... “дивительное дело! —еловек по
натуре - лакей... ведь природа... она уж действительно вечна, ей есть смысл
думать не о факте, а об его идее, но человек - сам конечнее всЯкого факта, -
туда же пыжитсЯ, стараетсЯ представитьсЯ, что и он чрезвычайно дорожит тоже
не фактом, а идеей... Њожно ведь у нас во всю жизнь ни одного ласкового
слова никому не сказать, а людей, человечество любить, и это будет очень
великолепно, очень добродетельно в самом лучшем смысле слова... ’ак и видно:
притворЯютсЯ людишки, хихикают перед своим всемогущим барином, который их,
как баранчиков, хлоп-хлоп! - и все у них где-то в глубине души сидит этакаЯ
надеждишка, махонькаЯ, с воробьиный носочек, даже меньше, совсем меньше,
потому что знает же, уверен же всЯкий из нас, что "оставь надежду
навсегда"... сидит эта лакейскаЯ надеждишка: ну авось, авось... ну, может...
ну, как-нибудь... и того!.. ‘лово "помилует" уж и вовсе не произноситсЯ,
потому уж слишком очевидно...
- Ќу и что же, наконец? - с тоской спросил доктор и потер руки, точно
ему стало очень холодно.
- € наконец, то, что возненавидел Я эту самую природу горше горького!..
„ни и ночи думал: да найдетсЯ же и на тебЯ какаЯ управа, будь ты проклЯта!..
€ видите, доктор, Я довольно еще равнодушно отнессЯ к природе, вне земли,
котораЯ... €бо ведь ни черта в ней Я не понимаю... ’о есть не то, что не
понимаю, но чувствовать не могу... —то такое длЯ менЯ звезда, например?
’ьфу, и больше ничего!.. Ћна - сама по себе, Я - сам по себе... слишком
дальнее, должно быть, расстоЯние... Ђ вот земнаЯ природа, та самаЯ, которой
нужно зачем-то лущить нас, как орешки, смакуЯ нашу идею, то есть идею нас...
‚се, бывало, думаю: как же так... какое имеет право кто бы то ни был мучить
менЯ, потом другого, а потом миллионного и так далее до бесконечности?
Џочему-то больше всего менЯ сладость первого поцелуЯ угнетала: Я, мол,
поцеловал раз, один только маленький разик, и уже-тю-тю... а первый поцелуй
со всей своей прелестью так и останетсЯ, будет вечен, вечно юн и
прекрасен... да и все остальное... ‚едь обидно же... высшаЯ это обида, такаЯ
обида, что хуже и нет!..
„октор растерЯнно смотрел на него.
- Ќо комбинациЯ может повторитьсЯ, - совсем уже глупо пробормотал он.
- Ќачхать мне на эту комбинацию! - заорал сумасшедший в положительной
злобе.
€ крик его был такой громкий, что после него они долго молчали.
- Љак вы думаете, доктор, - опЯть начал сумасшедший тихо и вдумчиво, -
если бы вам вдруг доказали, что землЯ наша умирает... так-таки и умирает со
всеми своими потрохами, и не дальше, как этак через триста лег... "унд ганц
аккурат"... фью!.. Ќам-то, современникам, до этого конечно же не дожить... а
не ощутили бы вы все-таки некоторой грусти?..
„октор еще не успел сообразить, как сумасшедший заторопилсЯ:
- Ћчень многие, те, в коих холопство мысли уж в кровь въелось, которые
- как былые старые дворовые, уж не могли даже отделить своих интересов от
интересов засекавшего их барина - не могут чувствовать самих себЯ, очень
многие скажут, что ощутили бы... и пожалуй, и вправду... Ќу, а Я... Я бы
так, доктор, обрадовалсЯ! - с каким-то упоением сдавленно проговорил
сумасшедший. - ’ак обрадовалсЯ!.. Ђх, ты!.. подохнешь, значит, не будешь
тешитьсЯ вечно моей мукой, проклЯтой этой самой "идеей менЯ"! Љонечно,
строго говорЯ, это никому ничего не докажет... а все-таки... чувство мести
хоть удовлетворитсЯ... ирониЯ исчезнет... понимаете... вечность эта, коей во
мне нет!
- Љак же, - вдруг несколько запоздало ответил доктор, - Я понимаю...
€ он как-то залпом продекламировал:

€ пусть у гробового входа
ЊладаЯ будет жизнь играть,
€ равнодушнаЯ природа
Љрасою вечною сиЯть...

‘умасшедший быстро остановилсЯ и слушал молча с тупыми глазами, а потом
залилсЯ смехом.
- ‚от, вот, вот, вот, вот, вот!.. - как перепел закричал он. - Ќе будет
этого, не будет... не будет этой вечной красоты!.. € знаете, доктор, Я... Я
по профессии инженер, но очень долго занималсЯ астрономией - это в моде,
чтобы заниматьсЯ не тем, к чему готовилсЯ всю жизнь... и вот, когда Я уже
совсем измучилсЯ... совершенно случайно Я наткнулсЯ на одну ошибку. џ,
знаете, занЯлсЯ солнечными пЯтнами, Я изучал их гораздо подробнее, чем на
них останавливались до менЯ другие, и вот Я...
‚ это времЯ солнце зашло за стену противоположного зданиЯ, и в комнате
сразу померкло. € все предметы как будто отЯжелели и прилипли к полу.
‘умасшедший стал на вид коренастее и грубее.
- Ќу вот... в известной теории прогрессивной увеличиваемости солнечных
пЯтен, по которой солнце должно потухнуть без малого в четыреста миллионов
лет, Я открыл ошибку... —етыреста миллионов лет!.. ‚ы можете, доктор,
представить себе четыреста миллионов лет?
- Ќ... не могу, - проговорил доктор, вставаЯ.
- € Я не могу, - засмеЯлсЯ сумасшедший, - и никто этого не может,
потому что четыреста миллионов лет-это уже вечность... тогда следует просто
предпочесть вечность, как понЯтие более общее, а оттого и более Ясное. ‘
четырьмЯстами миллионами лет все остаетсЯ, как в вечности: и равнодушнаЯ
природа, и вечнаЯ красота... —етыреста миллионов лет-это насмешка... € Я,
знаете, открыл, что никаких четырехсот миллионов лет не будет!
- Љак не будет? - почти вскрикнул доктор.
- „а так... они рассчитывали, и очень наивно даже, что раз в такое
времЯ солнце потухло на столько-то, то... и тут шла простаЯ арифметика. Ђ
между тем известно, что охлаждающийсЯ металл или иное тело держитсЯ долго в
раскаленном виде только именно до поЯвлениЯ первых просветов
охлажденности... ибо тут взаимонагреваемость... а уж раз поЯвилось пЯтно,
этакое темненькое пЯтно на сверкающей самодовольной роже, то уж тут...
равновесие нарушено, пЯтно не только не поддерживает общую теплоту, а даже
совсем напротив: холодит... холодит-с, милое пЯтно!.. •олодит и растет, и
чем больше растет, тем больше и холодит... с увеличивающейсЯ в чудовищной
прогрессии скоростью. џ думаю, что когда останетсЯ этак, примерно, четверть
солнца, со всех сторон сжатого темными пЯтнами, одним громадным пЯтном, то
оно потухнет уже в какой-нибудь год... два... € Я принЯлсЯ за вычислениЯ, Я
делал сплавы, однородные химически солнцу... и, знаете, милый доктор, что Я
получил?
- Ђ? - странно отозвалсЯ доктор.
- „а то, что землЯ погибнет от холода... при холоде какаЯ уж красота!..
Ќе скоро, очень не скоро, приблизительно так через пЯть, шесть тысЯч лет...
- —то-о! - вскинулсЯ доктор.
- —ерез пЯть-шесть, не больше.
„октор молчал.
- € когда Я это узнал, тут-то Я и начал всем рассказывать и хохотать...
- •охотать? - спросил доктор.
- Ќу да... веселитьсЯ вообще.
- ‚еселитьсЯ?
- ђадоватьсЯ даже. Ђ! „умаю...
- Ђ-хи-хи-хи!.. Ђ-хи-хи-хи! - вдруг прыснул доктор. - •и-хи-хи!..
‘умасшедший недоверчиво замолчал, но доктор уже не обращал на него
никакого вниманиЯ, он захлебывалсЯ, приседал, плевал и сморкалсЯ, очки у
него спали, фалдочки черного сюртука трЯслись, как в лихорадке, а лицо все
сморщилось точь-в-точь как резиновый "умирающий черт".
- —ерез... пЯть тысЯч... лет?.. •и-хи-хи!.. ќто... прекрасно... это
о-очень хо...рошо... Ђ-хи-хи-хи!.. ’ак, так... это мило!.. Ђ-хи-хи-хи!..
‘умасшедший, глЯдЯ на него, тоже начал смеЯтьсЯ, сначала тихо, а потом
все громче и громче...
€ так они стоЯли друг против друга, трЯсЯсь от злобно-радостного смеха,
пока на них обоих не надели смирительных рубашек.

1903
Last-modified: Sat, 05 May 2001 20:46:11 GMT
Ћцените этот текст: