Њихаил Ђрцыбашев. Љровавое пЯтно

Ћцените этот текст:
Њихаил Ђрцыбашев. Љровавое пЯтно

----------------------------------------------------------------------------
‘обрание сочинений в четырех томах. ’. 2. Њ., ’ерра, 1994.
OCR Ѓычков Њ.Ќ.
----------------------------------------------------------------------------

‚се эти дни Ђнисимов почти не спал, но чувствовал себЯ таким здоровым и
бодрым, как никогда. Ћн даже как будто помолодел, и его худаЯ, нескладнаЯ
фигура, с унылым и длинным носом, двигалась по станции быстро и весело.
‚се было так стремительно, так неожиданно и хорошо, что все времЯ у
него было такое ощущение, будто он кружитсЯ в свежей и чистой волне,
откуда-то нахлынувшей и без следа, навсегда смывшей всю старую, тусклую и
скучную жизнь.
Ќа станции, всегда тихой и пустынной, теперь было людно и шумно. Ћт
черных толп, непрестанно движущихсЯ по платформе и путЯм, казалось, что всЯ
она движетсЯ, как муравейник, и многоголосый, возбужденный говор так и висел
над ней в чистом, холодном воздухе белого днЯ. ‘ востока один за другим -
проходили пестрые, наскоро составленные из разнокалиберных вагонов поезда и,
почти не останавливаЯсь, стремительно уносились вдаль, быстро уменьшаЯсь и
таЯ в белом мареве снежных полей. Љаждый поезд толпа на станции встречала и
провожала долгим "ура" и маханием шапок, причем от множества рук мелькало в
глазах, а от крика овладевало мальчишески-задорное чувство. Љаждый старалсЯ
кричать как мог громче и, улыбаЯсь, оглЯдывалсЯ на соседей наивно и весело.
€ когда поезд уже скрывалсЯ в перелеске, еще долго слышались одинокие
замирающие крики: Ђ-а!..
Ќа паровозах лопотали по ветру красные флаги, и из всех вагонов глЯдели
какие-то совершенно неизвестные, но странно близкие, как общие друзьЯ, по
большей части молодые люди. Ћни махали руками и фуражками и исчезали все в
одном направлении. € то, что их было так много, чти так часты были эти
поезда, что ружьЯ и револьверы так странно не гармонировали с черными пальто
и шапками, все поселЯло в душе молодое и радостное чувство своей правоты и
силы.
Ђнисимов принимал и отправлЯл каждый поезд сам и, стоЯ далеко от
станции у стрелки, приветливо высовывал навстречу из-под красной шапки свой
длинный, покрасневший от холода нос. Ћн вглЯдывалсЯ в предносившиесЯ мимо
него незнакомые лица, и грудь у него теснило какое-то большое, новое и
счастливое чувство.
Ћн еще сам не знал, что будет дальше, но что-то светлое, свободное и
счастливое смутно рисовалось ему впереди и казалось очевидным и непреложным
то, что прежнЯЯ жизнь, с ее мертвым тЯжелым трудом, душевным одиночеством,
унижениЯми, пьЯнством от скуки, вечными заботами и нуждой, кончена.
Љогда не было поездов, он слонЯлсЯ в толпе по станции и, всовываЯ свой
длинный нос то в ту, то в другую кучку возбужденно спорЯщих людей, улыбалсЯ
и вставлЯл свои замечаниЯ. …го все уже знали, называли "наш начальник
станции" и "товарищ" и просто и охотно вступали с ним в разговоры, точно все
это были давно знакомые и близкие ему люди.
€ногда Ђнисимов заходил в свою комнату на вокзале, чтобы немного побыть
одному и собратьсЯ с мыслЯми. Ћн долго стоЯл посреди комнаты, не снимаЯ
пальто и шапки, мечтательно улыбалсЯ и думал все одну и ту же фразу, каждый
раз полагаЯ, что открывает что-то новое:
- ќх! ‚от какою должна быть настоЯщаЯ жизнь!
€, забываЯ свое намерение отдохнуть и подумать, опЯть шел на воздух,
где так Ярко белело небо, чисто и звонко хрустел снег и все так же
двигались, шумели, кричали и смеЯлись оживленные, бодрые люди.
‘ каждого проходившего поезда к Ђнисимову соскакивало по два-три
человека и передавали ему известиЯ или задавали ему вопросы чрезвычайной
общей важности. Ђнисимов был рад, когда мог ответить что-нибудь хорошее. Ћн
крепко пожимал им руки и, глЯдЯ в глаза открыто и весело, говорил:
- Ќу, трогайте, товарищи!.. ‘ Ѓогом!..
„линный нос краснел у него еще больше, и маленькие глазки становились
влажными. Ћн торопливо кивал им и бежал к паровозу. ѓудел свисток, и масса
близких, странно дорогих людей уносилась вдаль, где делалось что-то
огромное, страшное и радостное вместе.
€ толпа опЯть провожала их долгим громовым криком, от которого мощно
гудела, казалось, сама землЯ.
‚ одном из поездов, уже под вечер, Ђнисимов увидал знакомое лицо.
’олстый машинист, с обрюзглой и измЯтой физиономией, соскочил к нему с
площадки паровоза. Ћни крепко пожали друг другу руки, и Ђнисимов, торопЯсь и
улыбаЯсь странному виду машиниста, с ружьем и карманами, оттЯнутыми тЯжелыми
патронами, сказал:
- ‚от какие дела, Љарл ‚ульфович!.. Љак славно, голубчик!.. Љакое общий
порыв!..
- Ћ-о!.. - возразил бледный, но улыбающийсЯ машинист. - —то-то будем
смотреть!..
Ћн нечисто говорил по-русски, и эта маленькаЯ подробность, всегда
забавлЯвшаЯ Ђнисимова, теперь почему-то тронула его.
- ‘ейчас получено известие, что солдат не выпускают из казарм, так как
боЯтсЯ, что они перейдут на нашу сторону, сообщил он, и лицо его
бессознательно расширилось в счастливую улыбку.
- Ћ-о!.. - восторженно сказал машинист. - ќто надо было ожидайт... - и,
торопливо пожав руку Ђнисимову, побежал садитьсЯ.
Ђнисимов бежал с ним рЯдом, цеплЯЯсь плечом за встречных, и говорил:
Џоехал бы и Я с вами, да без менЯ тут все перепутаетсЯ.
- џ думал, вы семьЯ бросайт не хочит... - на бегу заметил машинист.
ЉакаЯ теперь семьЯ! - возбужденно и радостно крикнул Ђнисимов. - „а Я и
жену, и детей в деревню к тестю послал... ‘емьЯ потом, - теперь не до
семьи... Ќу, всего хорошего... „ай Ѓог здоровым быть!..
Ћн отстал от машиниста и долго смотрел вслед поезду, задумчиво
улыбаЯсь.
"Љак странно все это... - мелькало у него в голове. …ще три днЯ тому
назад Я не поверил бы... „умал, так и уйдет жизнь... день за днем, день за
днем, только нужда проклЯтаЯ да тоска..."
Џризрак серой, длинной и скучной жизни бледно мелькнул перед ним и
исчез. Ћн оглЯнулсЯ кругом, трЯхнул головой и пошел, пробираЯсь между толпой
и прислушиваЯсь к голосам. ‚ зале третьего класса, где было накурено до
синего тумана и было жарко, как в бане, от множества голосов стоЯл
непрерывный гул. “ стойки стоЯл стрелочник Ђким и, распускаЯ вокруг сизые
клубы махорки, говорил:
- Ђ ты как думаешь!.. Ќарод, брат, ен... ен ежели подыметсЯ, да ежели,
скажем, трЯхнет, да ежели... так ого-го, брат...
Ѓыло весело и хорошо в теплой и светлой атмосфере общего оживлениЯ;
клубами ходил сизый дым; перед окнами двигались тесные темные силуэты;
гудели голоса, и входнаЯ дверь поминутно визжала на блоке, пропускаЯ то
туда, то сюда целые кучки народу.

‚ этот самый день, когда уже стало смеркатьсЯ и дальний перелесок начал
сереть на посиневшем снегу, полным ходом, без фонарей, как зловещаЯ чернаЯ
птица, вылетевшаЯ из темного леса, с гулом и свистом промчалсЯ одинокий,
черный паровоз из Њосквы. ‘о страшным шипением тормоза и скрежетом мерзлых
колес он на секунду остановилсЯ у станции, и кто-то, свесившись с площадки
тендера, закричал отчаЯнным криком:
- ’о-варищи!.. ‚се пропало!.. Ѓологое взЯто войсками. Ѓаррикадируйте
путь... €дет поезд с солдатами!
Џаровоз двинулсЯ, качаЯсь, как бы в раздумье перешел стрелку и,
оставлЯЯ позади клочьЯ белого пара и дыма, понессЯ дальше. Ђ в наступившей
внезапной тишине еще звенел удалЯющийсЯ, одинокий, напрЯженный крик:
- ’о-варищи, сначала - наши... Ќаш поезд сначала, смотрите-е!
Ќа станциЯх поднЯлась зловещаЯ, тревожнаЯ суета. ’олпы людей со всех
сторон бежали на крик. ‚ страшном хаосе закрутились вокруг Ђнисимова
побледневшие, растерЯнные лица. ‚ странной напрЯженной тишине негромко
послышались разрозненные, болезненные голоса и, казалось, над станцией
пронеслось что-то страшное. Ђнисимов, расставив ноги, неподвижно стоЯл там,
где остановил его зловещий крик с промчавшегосЯ паровоза, и с непонЯтным
чувством оглЯдывалсЯ вокруг. ’о, что он услышал и что не совсем Ясно понЯл,
было так неожиданно и ужасно, что на мгновение у него беспомощно
остановилась мысль.
- —то такое?.. —то такое?.. - машинально спрашивал он ближайших людей.
Ќо ему никто не отвечал, и темный ужас глЯдел изо всех глаз, блестЯщих
круглыми, расширенными зрачками. —удилось, что еще минута, еще один
тревожный крик - и вдруг все броситсЯ прочь, с диким воем, плачем и
безумием. ќто было страшное и необъЯснимое мгновение, во времЯ которого
Ђнисимов чувствовал, как страннаЯ слабость и холод ползут у него по телу.
Ќо в следующую минуту какой-то молоденький и очень маленький студент
чьими-то руками был поднЯт на воздух и, размахиваЯ шапкой, закричал изо всех
сил высоким, пронзительным голосом: ’ова-рищи!.. ќтого не может быть!.. ќто
провокациЯ, товарищи!..
€ что-то исчезло. ‘трашное мгновение прошло. €менно в эту минуту всем
почему-то стало Ясно, что это правда, ужаснаЯ, непоправимаЯ, быть может,
правда; но вместе с тем как-то разом пропал безобразный, панический ужас и
сменилсЯ озлоблением и решимостью.
Ќервные и мрачные толпы глухо загудели в наступающих бледных сумерках,
и странно, точно в конвульсиЯх, задвигались по станции, будто отыскиваЯ
какого-то спрЯтавшегосЯ врага. ‚ нескольких местах сразу послышались то
глухие, то пронзительные выкрики людей, говорЯщих с целою толпой, и вместо
страха и растерЯнности в общем напрЯженном движении стало расти что-то
грозное и сосредоточенное.
Ђнисимов опомнилсЯ. Ћн снЯл шапку, вытер на лбу мгновенно выступивший
пот и, сам не знаЯ что, сказал близ стоЯщему телеграфисту:
- Ќу что ж... это еще ничего не доказывает... Њало ли как могли
прорватьсЯ... Ѓудем делать свое дело, а там посмотрим.
‚ысокий белобрысый телеграфист что-то ответил, но Ђнисимов не
расслышал. ‚ это времЯ опЯть поднЯлась суматоха. ’олпы людей начали строить
баррикады. ‘разу, в нескольких местах, поЯвились их черные, безобразные
силуэты. €з вокзала тащили мебель; два человека, толкаЯсь и торопЯсь,
пронесли мимо Ђнисимова длинную обмерзлую шпалу; откуда-то послышалсЯ звон
разбиваемого стекла.
€ почему-то Ђнисимов понЯл, что никто не знает хорошенько, что нужно
делать, и что именно ему надо направить вею эту оживленную, смутную силу. Ћн
знал на этой станции каждую шпалу, его потом она была скреплена и им делала
свое дело, плавно и стройно входЯ в бесконечный рЯд таких же маленьких,
одиноких станций. € зато никто так, как он, не знал, каким образом в одну
минуту превратить эту стройную машину в безобразную груду обломков. €
чувствуЯ тупую злобу к кому-то далекому, Ђнисимов побежал по платформе,
замахал красной фуражкой и, перебиваЯ студента, который звал из окна вагона:
’оварищи, сюда!.. €з вагонов лучше всего! ‘ам закричал: Ќе так, товарищи...
‚агоны надо поперек рельс!.. Ѓаррикадируйте все пути, кроме главного!..
Ђким, Ђким... давай кран!..
Ћн спрыгнул с платформы и, прыгаЯ через рельсы, побежал к длинному
зеленому вагону, стоЯвшему в тупике. € за ним уже послушно и охотно со всех
сторон бежали разные люди.
—ерные толпы закопошились вокруг вагонов. Ћгромные красные, синие и
зеленые вагоны медленно, как будто сами собой, шевелились над кучками людей,
похожих на муравьев, медленно поворачивались и вдруг с гулом, звоном цепей и
дребезжанием стекол валились вниз. ѓлухо охала землЯ, и каждый раз
нестройные голоса слабо кричали: "“р-ра!.."
‚есь потный, с всклокоченными вихрами и каплЯми пота на длинном носу,
блестЯ глазами и не переставаЯ уже охрипшим голосом кричать что-то
ободрЯющее и призывное, Ђнисимов бегал, перепрыгиваЯ через рельсы, из
стороны в сторону, и его краснаЯ шапка быстро мелькала во всех концах
станции. ‚ это времЯ он не думал о приближающейсЯ опасности, о том, что
будет дальше, после того как он построит эти баррикады. ќто будущее ему
вовсе не представлЯлось. ‘ейчас вокруг было так Ярко, живо, сильно, а
впереди был только какой-то смутный, далекий туман.
‚озЯсь с установкой крана, чтобы перевернуть тЯжелый пульмановский
вагон, Ђнисимов пропустил момент прихода поезда. Ђ когда услышал крики
"“ра!" и оглЯнулсЯ, увидел уже остановившийсЯ, тЯжело дышащий, высокий
черный паровоз и длинный рЯд вагонов, из которых в обе стороны сыпались
черные вооруженные люди. ‚сю станцию запрудила огромнаЯ движущаЯсЯ толпа.
€ в этой толпе Ђнисимов в первый раз увидел кровавые пЯтна на белых
повЯзках. ‘о странным жутким любопытством он посмотрел на эту кровь, и
что-то тревожное впервые шевельнулось в нем. Џочему-то вспомнились жена и
дети, стало холодно и почувствовалась усталость.
- ѓосподин начальник, товарищ! - кричал высокий человек, проталкиваЯсь
к нему сквозь толпу. Ќадо загородить и этот путь. ’ак, чтобы, понимаете,
была сплошнаЯ баррикада... Ђ то придетсЯ носить раненых в вокзал по
открытому месту... Ђ?..
"ђазве будут раненые?.." - смутно мелькнуло в мозгу Ђнисимова, и на
секунду у него в голове все смешалось.
- Ђх... „а, да!.. - встрепенувшись, ответил он. Љонечно, необходимо. џ
сейчас...
Ћн кивнул головой и побежал к паровозу.
"Ѓудь что будет... чему быть, тому не миновать... Ќу убьют, значит, так
надо... без жертв нельзЯ... Ђ может, и не убьют, а только ранЯт... € всю
жизнь буду знать, что Я свое дело сделал!.." - уже овладев мыслью, думал он,
и все тело его подбиралось какою-то сжатой решимостью.
‘ паровозной площадки на него глЯдел знакомый машинист.
- Ќе доехали до Њосква... - обрываЯсь, испуганно сказал он. - —то там
делаетсЯ!.. ‚ наш поезд стрелЯл солдат!..
- Ќу-ну, ничего, голубчик! - ободрЯющим тоном возразил Ђнисимов. "‚от
ведь ему тоже страшно!" - подумал он, чувствуЯ, что от этого становитсЯ
легче ему самому. - ‘лушайте, гоните вы свой паровоз на вагоны: загородим
путь...
€ когда огромный черный паровоз, похожий на могучее живое существо,
оторвавшись от поезда, разбежалсЯ, с грохотом и свистом пара налетел на кучу
дробЯщихсЯ с невообразимым упорным треском и звоном вагонов, поднЯлсЯ на
дыбы, закачалсЯ и тЯжко рухнул на бок, окутавшись белыми облаками пара, и
когда потом на двух путЯх, всегда таких ровных и аккуратных, образовалась
высокаЯ дымЯщаЯсЯ масса обломков, в душе Ђнисимова поЯвилось горделивое
чувство.
- Џосмотрим, посмотрим... - сказал он вслух, ни к кому не обращаЯсь. -
„алеко не уедут!
- ‚ы оружий имеет? - спросил машинист.
- Ќет... „а Я и стрелЯть толком не умею... - с улыбкой ответил
Ђнисимов. - ‚ы себе сражайтесь, а Я и так дело найду...
- „а... мы будем сражайтесь! - сердито ответил машинист.
- €дет, идет! - издали закричали нестройные, тревожные голоса, и люди,
одиноко торчавшие на крыше вокзала и на водокачке, быстро стали спускатьсЯ
вниз.
- Њилости просим... - тихо и злобно проговорил возле Ђнисимова
незнакомый телеграфист и, волоча ружье за дуло, побежал к баррикаде.
’олпа хлынула вперед, потом назад и быстро расплылась вдоль баррикад.
‚се стихло так быстро, что стало даже странно. ‚округ опустело, и только
отдельные люди торопливо выбегали из зданиЯ вокзала.
‚ прозрачных сумерках из-за перелеска тихо и осторожно выдвинулсЯ
мрачный, без огней, поезд. Ћн был еще далеко, казалсЯ маленьким, но вид его
был необыкновенен и жуток, точно это подползал какой-то длинный, осторожный
и хитрый гад.
- Ћни... - сказал машинист и присел за кучей углЯ и дров.
‘транное, жуткое любопытство овладело Ђнисимовым. Ќеуверенно улыбаЯсь,
сам не знаЯ чему, он с трудом влез на скользкий бок покосившегосЯ вагона и,
держась за его холодные металлические краЯ, высунулсЯ наружу.
—ерный поезд медленно подползал, и чем ближе, тем тише. ‚ременами
казалось, а может быть, так и было, что он останавливалсЯ, как бы нащупываЯ
дорогу, а потом опЯть полз вперед. Ќа станции было мертвенно тихо, точно там
никого не было; но когда Ђнисимов оглЯдывалсЯ назад, повсюду, за каждым
выступом баррикады, за деревьЯми, за оградой палисадника, в окнах вокзала и
под вагонами, он видел молчаливые, приникшие, черные фигуры.
Џоезд совсем остановилсЯ и странно чернел в пустом поле. ’ам было так
же тихо и казалось, что поезд и станциЯ, как два зверЯ, напрЯженно
оглЯдывают и подстерегают друг друга. ‘умерки быстро сгущались.
Њинуты шли, и в них была тЯжелаЯ неизвестность вечности. “же в мозгу
Ђнисимова как-то странно, кошмарно зашевелилась нелепаЯ мысль, что поезд
пуст и брошен посреди полЯ, но в то же времЯ по обе стороны его закопошились
еле видные в сумраке люди. €х было много; они что-то делали, растЯгивались
на снегу и что-то тащили; но все по-прежнему было тихо.
‡атем развернулись длинные темные полосы, волнообразно задвигались и
медленно стали приближатьсЯ. —то-то дрогнуло в груди Ђнисимова, и в душе его
возникло какое-то сложное чувство: он никогда в жизни не видал, чтобы люди
большими массами, совершенно правильно и обдуманно вступали в драку, исходом
которой должны были быть смерть и страданиЯ многих из них. ‚ойна
представлЯлась ему только очень смутно и вызывала неопределенное недоверие,
как будто на самом деле ничего из ее ужасов не бывало, а все кем-то
преувеличивалось и выдумывалось. Ќо войну все-таки легче было представить
себе: во-первых, всегда казалось, что она происходит где-то в совершенно
особом месте, как будто предназначенном длЯ нее и совсем не похожем на ту
обстановку, в которой живут изо днЯ в день люди, а во-вторых, и сами эти
люди, дерущиесЯ на войне, представлЯлись какими-то особенными, неспособными
так остро чувствовать страх и страдание, как окружающие рабочие, чиновники,
студенты, женщины и дети. Ђнисимов, конечно, знал, что эго совсем не так, но
все же только теперь, на этой простенькой, до смерти надоевшей станции, с ее
заборами, садиками, черным пЯтном на месте остановки паровозов,
стрелочниками, звонками и тысЯчами знакомых будничных мелочей, в присутствии
массы людей, совершенно таких же простых и обыкновенных, как сам Ђнисимов, -
мысль о сражении, о выстрелах; крови, раненых и убитых показалась ему так
противно и очевидно, и страшно нелепой.
"—то за черт!.. неужели же так и будет?.." - вертелось в голове его
растерЯнное недоумение.
Ќо темные полосы все приближались, разделились на отдельных людей;
стало видно, как упорно и быстро перебирают сотни ног, и по этому
неуклонному движению и по напрЯженному молчанию массы притаившихсЯ вокруг
людей чувствовалось, что как бы там ни было, а непонЯтное, безобразное и
нелепое дело совершитсЯ сейчас, сию минуту. € от этого чувства бессильно
замирала мысль.
‘олдаты подходили. Ђ тишина стоЯла такаЯ же зловещаЯ и напрЯженнаЯ. €
это было так невыносимо страшно, что хотелось уже только одного: хоть бы уж
скорее "это" началось.
"Ќе может быть... ничего не выйдет..." подумал Ђнисимов, нагнулсЯ к
машинисту, сидевшему у его ног, и, почему-то стеснЯЯсь говорить громко, тихо
сказал:
- џ думаю, что если бы с ними вступить в переговоры...
Ѓледное, опухшее лицо машиниста посмотрело на него снизу, как будто
ничего не понимаЯ. Ђнисимов пристально вглЯделсЯ в его округлившиесЯ,
принЯвшие дикое и жуткое выражение глаза, потом перевел взглЯд на стоЯвшего
рЯдом незнакомого человека, горбоносый, бледный профиль которого был
совершенно неподвижен, точно человек этот был чем-то загипнотизирован, -
вдруг почувствовал такой страх, что даже руки у него задрожали.
Ќеожиданно, заставив вздрогнуть, где-то правее Ђнисимова коротко и
одиноко бахнул громкий выстрел, и, точно по условленному сигналу, все
заборы, рвы, кучи шпал и обломков покрылись короткими, сверкающими
огоньками, наполнЯЯ прозрачный морозный воздух торопливым, дробным
щелканьем.
Ђнисимов отчетливо видел, как серые рЯды смешались, расстроились и,
точно от ветра, подались назад. ‚идел, как на очищенном, уже истоптанном
месте болезненно закопошились отдельные фигуры; слышал в той стороне
отдаленный крик; но ему все еще казалось, что это только "так" и сейчас
прекратитсЯ. Ќо в следующее мгновение всЯ сераЯ масса солдат опоЯсалась
огненными узорами, и сухой треск залпов бурно оживил молчаливое белое поле.
—то-то с силой защелкало по вагонам; кто-то испуганно закричал; оглушительно
выстрелил у самого уха Ђнисимова загипнотизированный горбоносый человек.
Ђнисимов опЯть повернулсЯ к машинисту. ’от все еще сидел на корточках, но с
ним делалось что-то нехорошее: ружье его лежало на снегу, лицо было
удивительно бело, глаза огромны и как будто незрЯчи. Ћн коротко махал перед
собою обеими руками и медленно валилсЯ назад. Ђ когда лег спиной на снег, то
перестал махать руками, и его огромное, толстое тело с возвышающимсЯ,
массивным животом застыло, как мороженаЯ туша. ЋпЯть оглушительно выстрелил
горбоносый человек, и Ђнисимов, оглЯнувшись на него, тихо сполз вниз.
Ћн весь дрожал и смутно улыбалсЯ. Њертвое лицо машиниста смотрело прЯмо
на него тусклыми, замерзшими, казалось, глазами. ќто была смерть, и Ђнисимов
только теперь понЯл, что то, во что не верило все его существо, -
совершилось. "“били... - подумал он. - Ѓоже мой, что ж это такое?.."
“ этого машиниста была жена и четверо детей, которых всех знал
Ђнисимов. Љаждый день он ездил мимо станции и здоровалсЯ с Ђнисимовым.
’еперь он лежал, как туша, как бревно. “мер...
Ђнисимов медленно отошел, стараЯсь не смотреть на труп и тщетно
усиливаЯсь объЯснить себе то, что делалось в нем самом: что он должен сейчас
чувствовать -ужас, или злобу, или отвращение? Ћн вспомнил, как год тому
назад мимо этой же станции везли на войну таких же солдат, этих же самых
русских, своих солдат. € их было так искренне жаль, так грустно становилось,
когда они уносились в неведомую даль, и так хотелось сделать им хоть
что-нибудь приЯтное, хоть чем-нибудь помочь.
"Ѓоже мой... Ѓоже мой... Ѓоже мой!.." - нелепо повторЯла смЯтеннаЯ
мысль и не могла разобратьсЯ в хаосе кошмарных представлений и образов.
‚округ пахло пороховым дымом; а черные фигуры за вагонами странно и
торопливо копошились, то отбегаЯ назад, то падаЯ, то поднимаЯсь, то
карабкаЯсь на крыши вагонов, то быстро скатываЯсь вниз, чтобы неподвижно
скорчитьсЯ на рельсах. Ћтсюда Ђнисимову уже не было видно наступающих
солдат, но страшнаЯ сила залпов то приближалась, то удалЯлась, потрЯсаЯ
смЯтенный воздух.
Џотом начало с ужасным треском разражатьсЯ в воздухе что-то
необыкновенное, огромное, точно лопалось и рвалось на части самое небо. ‘
того места, на которое отошел Ђнисимов, видно было, как на мгновение в
серовато-синем сумраке вдали поЯвилась ЯркаЯ, огненнаЯ звезда, и когда она
уже скрывалась и тьма на том месте на секунду делалась черной, казалось, над
самой головой Ђнисимова разражалсЯ трескучий гром, груднаЯ клетка его
вздрагивала, как крышка коробки, и с невероЯтной силой, взметаЯ снег, черные
обломки, огонь, дым и снежную пыль, что-то невидимое, но всесокрушающее било
прЯмо в черную стену баррикад. € там раздавалсЯ крик, вой, и оттуда во все
стороны бежали ополоумевшие люди.
Ѓой тЯнулсЯ с четверть часа, но Ђнисимову показалось, что все кончилось
в одну минуту.
Ћн видел, как наверху одной баррикады показались темные силуэты
стрелЯющих прЯмо в него солдат; услышал что-то зловеще и злобно завизжавшее
возле него по снегу; видал кучки черных людей, медленно уходивших вдоль
линии и по железнодорожному палисаднику и, как будто очень спокойно, не
торопЯсь, стрелЯвших в солдат; видел истоптанный, грЯзный снег, усеЯнный
разбитыми, копошившимисЯ, как черви, людьми; видел, как сзади, из-за вокзала
неожиданно стали выбегать кучками солдаты и как черные люди стремительно и
вразброд побежали во все стороны, оглашаЯ воздух криками и беспорЯдочной
стрельбой.
Џушки вдруг замолчали, стало казатьсЯ тихо, несмотрЯ на крики и
выстрелы. ‘ерые солдаты бежали от станции в поле, догонЯли отдельных,
вЯзнувших в снегу черных людей, торопливо и судорожно возились с ними и
бежали дальше. Ђ на том месте оставалсЯ скорчившийсЯ черный комок. „елалось
что-то такое невероЯтное, ужасное и омерзительное, что Ђнисимов весь
похолодел и инстинктивно, не соображаЯ и ничего не чувствуЯ, кроме
невообразимого животного ужаса, изо всех сил побежал по пути.
Ћт водокачки, также изо всех сил, бежал ему наперерез огромный
круглоголовый солдат в длинной серой шинели и с ружьем в одной руке. …ще за
несколько шагов они увидали глаза друг друга и побежали еще быстрее. “
солдата было молодое, безусое и красное лицо. Ћн добежал скорее и, с
внезапно исказившимсЯ злобой лицом, перехватил ружье в обе руки и ткнул в
Ђнисимова штыком. Ђнисимов извернулсЯ, как падающаЯ кошка, и бросилсЯ в
сторону. ‘олдат метнулсЯ за ним, повторЯЯ его движение и одну секунду они
точно танцевали, кидаЯсь то туда, то сюда и выпученными глазами глЯдЯ прЯмо
в зрачки друг другу. Ќо потом солдат вскинул длинное и острое ружье и навел
его прЯмо в живот Ђнисимова.
- Ћй, стой... подож... - тоненьким голосом закричал Ђнисимов и, закрыв
глаза, замер на месте, выставив вперед руки.
Ћн услышал оглушительный выстрел, сквозь закрытые веки увидел
мгновенный свет и как-то не мыслью, а всем телом понЯл, что солдат
промахнулсЯ. Ќо в это времЯ кто-то быстро набежал сзади, тупо и больно, так
что огни засверкали в глазах, ударил его по голове, схватил за рукав и, не
удержавшись с разбегу, упал вместе с ним в мокрый, холодный снег.
- Џусти! - с острой злобой закричал Ђнисимов и, стиснув зубы, изо всей
силы ударил локтем назад по чьему-то лицу, на котором торчал мЯгкий нос,
хрустнувший под его ударом, и совершенно бессмысленные, выпученные глаза,
которые он видел первый раз в жизни.

III

Ѓыла уже ночь, и ее черное лицо загадочно смотрело в окна станции,
разбитые пулЯми и развороченные какой-то невероЯтной силой. Ќа станции было
тихо. Ќо в этой тишине, казалось, еще дрожали крики, выстрелы и стоны. Ќа
подъездном пути Ярко горели неизвестно кем и зачем подожженные вагоны. € над
взвивающимсЯ багровым, весело страшным пламенем небо было совершенно черно и
низко. „ым тЯжелыми клубами медленно поднималсЯ вверх; а выше его, во тьме,
искры красиво танцевали какой-то грациозный и таинственный танец. Ћт всего
ложились на снег неровные, беспокойные тени, и казалось, что неподвижные
трупы, рЯдами сложенные против вокзала, осторожно шевелЯтсЯ.
‚езде стоЯли и ходили солдаты, освещенные пожаром. Ћни сходились,
расходились, наклонЯлись к земле и, казалось, пристально разглЯдывали то,
что сделали в этот день и что было длЯ них совершенно неожиданно и
непонЯтно. €х черные тени ползали за ними по красному снегу, быстро
перегибаЯсь на рельсах, блестЯщих от огнЯ, а над ними изредка красными
иглами вспыхивали штыки. Ќа платформе стоЯли офицеры и о чем-то негромко
говорили между собой, поминутно закуриваЯ папиросы. Ћт недалекого пожара
глаза у них резко, точно стеклЯнные, блестели и казались злыми и дикими, как
у хищных зверей.
‚ комнате, где заперли Ђнисимова, было холодно и пусто. Ћсвещалась она
только полосами зарева, принимаЯ в его мечущемсЯ огненном свете
фантастически необыкновенный вид. „авно знакомаЯ Ђнисимову мебель казалась
чересчур неподвижной, как памЯтники на кладбищах; а разбитаЯ пулей лампа,
свернувшаЯсЯ с крюка, висела на потолке, как труп огромной летучей мыши.
’ени солдат и офицеров медленно и беззвучно ходили по освещенной стене и
кривлЯлись по углам.
Џервое времЯ Ђнисимов не мог опомнитьсЯ и прийти в себЯ, чтобы сознать
и обсудить свое положение. Ћн тЯжело дышал, весь дергалсЯ, поминутно то
закрывал глаза, то открывал и не видел, где он и что вокруг. ‚сЯ праваЯ
сторона его головы тупо ныла, и он бессознательно встрЯхивал головой,
стараЯсь отделатьсЯ от этой боли. Ќо она не отставала, и половина лица была
тЯжела, как каменнаЯ.
Љогда его схватили, он долго сопротивлЯлсЯ, билсЯ, даже кусалсЯ, как
зверь, сам не замечаЯ этого. …го хватали и за волосы, и за бороду, и за
руки, но он упорно вывертывалсЯ и все времЯ ему казалось, что вот-вот, еще
одно усилие, и он непременно вырветсЯ и будет спасен. Ќо когда его осилили и
поставили на ноги и, крепко держа за обе руки, он вдруг сразу понЯл, что
сопротивление бесполезно, и притих.
‚ плотной кучке четырех солдат, огромных, красных и возбужденных
борьбой, он казалсЯ очень маленьким и бессильным, как затравленный зверек,
и, как зверек, только оглЯдывалсЯ во все стороны блестЯщими, округленными
глазами, втЯнув голову в плечи и тЯжело дыша.
- €шь ты, сволочь!.. - с возмущением и злобой сказал один из солдат,
вытираЯ кровь со щеки, и с исказившимсЯ лицом и с бешенством в тупых,
бесцветных глазах еще раз ударил его снизу в подбородок. Ђнисимов лЯскнул
зубами и вздернул головой, но молчал и продолжал оглЯдыватьсЯ.
- Ќе вырвешьсЯ! - торжествующим, грубым голосом сказал солдат.
- Ќу, иди, что ль! - крикнул другой и толкнул его в плечо. —то-то
пробудилось в Ђнисимове от этого толчка, данного тогда, когда он уже не
сопротивлЯлсЯ. Ћн быстро обернулсЯ, но новый удар, уверенный и беспощадный,
толкнул его на два шага вперед. „ва солдата крепко схватили его за руки и
потащили к вокзалу. Ћн шел, упираЯсь обеими ногами, шаг за шагом, а сзади
били его в шею и спину прикладами, отчего тупо и мучительно вздрагивало
сердце.
’ак дотащили его до платформы и толкнули к двум другим, избитым,
окровавленным и оборванным людЯм, которых окружали солдаты.
‚ это времЯ запылали вагоны, и синий сумрак вечера сразу задрожал и
озарилсЯ Ярким красноватым светом.
‚ысокий и плотный офицер с большими и рыжими усами подошел к ним. …ще
человек пЯть офицеров, блестЯ перевЯзЯми и пуговицами, стоЯли в стороне.
- ‚аше высокоблагородие, заговорил солдат, выступаЯ из рЯдов, - так что
захваченные, значит, которые с оружием.
- Ђга, да!.. - голосом высоким и загадочным, точно радуЯсь чему-то
тайному, известному ему одному, протЯнул офицер. - Ђнатоль Џетрович! громко
позвал он.
€з кучки офицеров выдвинулсЯ один, толстый и черный, с маленькими
черными усиками. € пока он подходил, Ђнисимов смотрел ему прЯмо в лицо.
Џожар был близко и сбоку, и оттого у всех была видна только одна половина
лица, Ярко освещеннаЯ, а другаЯ совсем пропадала в черной тени. Ђнисимов с
непонЯтным ему самому чувством ужаса смотрел на эти половинчатые лица с
одинокими блестЯщими глазами, и ему казалось, что это не простые люди,
солдаты и офицеры, каких он видел всю свою жизнь, а какие-то особенные,
страшные и необыкновенные существа, в которых нет ничего человеческого.
- ‚от, рекомендую, сказал высокий офицер тем же непонЯтно злорадным
голосом, поворачиваЯсь к подходЯщему офицеру, господа революционеры.
Ћн вдруг переменил выражение и, твердо и властно выговариваЯ, спросил:
’ы кто?
’огда Ђнисимов посмотрел на своего соседа, которому обращалсЯ вопрос, и
узнал его. ќто был тот самый горбоносый, как будто чем-то
загипнотизированный человек, который стрелЯл в солдат с баррикады возле
Ђнисимова.
- ‘ оружием схватили, ваше высокоблагородие! - сказал кто-то из солдат.
- Ђ... ђассгрелЯть!.. - отчетливо и спокойно выговорил полковник.
Ђнисимов понЯл это слово, но не понЯл его ужасного, именно в этот
момент, значениЯ. Ћчевидно, не понЯл и горбоносый человек, потому что он не
двинулсЯ с места, не крикнул, ничем не выразил своего ужаса. „ва солдата с
одинаковыми темными лицами взЯли его под руки и отвели. Ћн еще обернулсЯ,
точно хотел что-то сказать, но промолчал и так же неподвижно стал там, где
его поставили, в нескольких шагах. Љто? опЯть спросил высокий офицер.
‚опрос был обращен к Ђнисимову, но ответил не он, а маленький, щуплый
человек в разорванном ватном пальто и картузе.
- Њы с Љостюковского завода... токари... ”едульев... - торопливо
проговорил он, поспешно выдвигаЯсь вперед и весь приходЯ в движение. ЌижнЯЯ
челюсть его странно двигалась.
- ’оже палил, ваше высокоблагородие... - каким-то унылым и безнадежным
тоном подсказал опЯть тот же солдат.
€ опЯть отчетливо и коротко полковник выговорил то же непонЯтное слово.
‘мутнаЯ и страннаЯ мысль мелькнула в мозгу Ђнисимова. ‹ицо его медленно
побледнело, и он сделал судорожное движение назад, точно хотел вдавитьсЯ в
рЯды солдат. Ќо кто-то сейчас же схватил его сзади за руки.
- ’ы? - заметив его движение, быстро повернулсЯ к нему высокий
полковник.
Ђнисимов молчал и надавливал спиной на державшие его руки.
- Ќо-но-но! - насмешливо, поднЯв подбородок, сказал полковник.
- „а это начальник станции... - заметил толстый поручик, устремлЯЯ
прЯмо в лицо Ђнисимову свой единственный блестЯщий глаз.
- „а, Я начальник этой станции... - точно кто толкнул его, торопливо
ответил Ђнисимов и вдруг заискивающе криво улыбнулсЯ, не спускаЯ взглЯда с
этого одинокого, как будто окровавленного глаза.
- Ђ-а!.. Ћч-чень приЯтно познакомитьсЯ! - кривЯ половину губ с одним
красным усом, протЯнул полковник. - ’ак это вы и есть - начальник этой
станции?.. ’эк-с... Ќу, нам не мешает побеседовать подробнее, господин...
позвольте узнать, как ваша фамилиЯ?..
- Ђнисимов... - глухо ответил Ђнисимов.
- Ђга... оч-чень приЯтно все-таки... - тЯнул полковник, сгибаЯ голову
набок, и в голосе его было что-то кошачье, жестокое и хитрое.
- „о утра под караул!.. - вдруг громко приказал он, отворачиваЯсь от
Ђнисимова.
- ‚аше благородие, а мне как же? - неверным голосом спросил мастеровой,
вытЯгиваЯ шею.
Џолковник через плечо посмотрел на него.
- Ђ тебе, милый друг?.. ђасстрелЯют... ответил он не сразу и, видимо,
наслаждаЯсь впечатлением своих слов.
- ‚аше благородие! - дрогнув, вскрикнул мастеровой.
‘транное и короткое смЯтение пробежало по толпе солдат от этого крика.
Љто-то усиленно и напрЯженно задышал над самым ухом Ђнисимова.
- ’ише там! быстро поднимаЯ голову и блестЯ глазом, крикнул толстый
офицер. € все замерло так, точно здесь не было живых людей, а было одно
пугливое и смирное животное.
- ‚еди! - энергично кивнув в сторону полЯ, приказал полковник.
‘ тем самым мучительным, острым любопытством, с которым он в детстве
смотрел, как режут курей, Ђнисимов впилсЯ глазами в освещенную половину
бледного, с широко открытым глазом, лица мастерового. Ћн ждал, что этот
человек сейчас броситсЯ, начнет рватьсЯ, как рвались куры из режущих рук,
закричит, и это будет ужасно; но мастеровой стоЯл молча и только вытЯгивал и
втЯгивал отвисшую нижнюю челюсть. € видно было, как она дергалась все
сильнее и сильнее и уже прыгала в страшной плЯске. Ђнисимов, не отрываЯсь,
смотрел на эту челюсть, и все смотрели на нее, и с каждым се движением рос и
рос общий напрЯженный ужас.
- Ђ ты кто? вдруг громко и отчетливо заговорил издали горбоносый
человек. - ‘обака, сволочь... своих бьешь, подлец... мать твою...
- —то-о! Њолчать! - резко и звонко крикнул полковник, судорожно
хватаЯсь за револьвер и делаЯ два шага к нему.
- ‘ам молчи!.. —его мне молчать, когда Я на смерть иду, дурак! -
загремел горбоносый человек. - —тоб ты сдох... €уда, проклЯтаЯ собака!.. ’ы
думаешь Я тебЯ боюсь... Ќа, бей!.. ‘ам бей, сволочь, бей!..
‘о слабым вскриком Ђнисимов обеими руками схватилсЯ за лицо и закрыл
глаза.
Ћдин за другим сверкнули два выстрела. Љто-то вскрикнул, и вдруг все
затолпились, задвигались. ’емные силуэты солдат сразу загородили от
Ђнисимова то место и, схватив его под руки, быстро потащили прочь...
€ все это теперь стоЯло перед глазами Ђнисимова в смутном мраке
холодной комнаты.
’еперь он уже знал, что завтра утром, через несколько часов, его
расстрелЯют.

"‡автра менЯ расстрелЯют! - думал Ђнисимов, острыми блестЯщими глазами
глЯдЯ в холодный мрак. ‡автра менЯ расстрелЯют".
ќто была не мысль, потому что нельзЯ было думать о том, что через
несколько недолгих часов придут люди, которых он никогда в жизни даже не
видал, и убьют его, страдающего, живого человека, как старую, запаршивевшую
собаку. ќто было просто какое-то тЯжелое и холодное давление на мозг, какое
на человека, не верЯщего в сверхъестественное, производит поЯвление
страшного, необъЯснимого призрака.
Ђнисимову иногда хотелось пожать плечами и усмехнутьсЯ этой забавной
несообразности, но вместо того лицо его в темноте кривилось дикой и
болезненной гримасой, принимаЯ выражение зловеще искаженной маски сходЯщего
с ума.
Ћн запахнулсЯ, точно в больничный халат, в пальто с разорванным
клапаном и короткими, неровными шагами, худой, длинный, как привидение,
заходил по комнате, осторожно обходЯ в темноте мебель и почему-то стараЯсь
не шуметь. ‘транно было то, что эта его осторожность была вовсе не от
страха: Ђнисимову только страстно хотелось, чтобы никто не помешал ему
думать "об этом". Љазалось, что если он спокойно и точно обдумает что-то до
конца, то все переменитсЯ, - он все поймет, и тогда все разъЯснитсЯ очень
просто и хорошо. € он думал, думал, думал... ‹ицо его принимало мучительное
выражение свыше сил напрЯженной думы, но ничего не выходило. Џорой как будто
и возникала ЯркаЯ, спасительнаЯ мысль, но где-то очень глубоко и смутно.
Ђнисимов делал сверхъестественное усилие, чтобы вызвать ее на поверхность и
облечь в слова. Њысль крепла, поднималась, начинала распутыватьсЯ и
приближатьсЯ к какому-то слову. ‘тановилось легче, голова светлела, глаза
терЯли напрЯженное выражение. Ђнисимов останавливалсЯ, чтобы схватить самое
главное, схватывал и мысленно говорил, думаЯ, что говорит именно то, что
нужно: "‡автра менЯ расстрелЯют!.." € тогда вдруг все снова путалось, мысль
моментально и бесследно таЯла в мозгу, выступал липкий пот на висках;
холоднаЯ гуманнаЯ пустота, похожаЯ на то, как будто всего его неожиданно
окутывало густым облаком какого-то холодного пара, наполнЯла душу, и
Ђнисимов опЯть начинал мелкими шажками быстро и осторожно ходить из угла в
угол и напрЯгать свой усталый, горЯчий мозг.
‚друг представилось ему знакомое место, за станцией, у канавы, где
сложена куча старых почерневших шпал и снег лежит округлыми, хруплыми
сугробами, белый, чистый, не тронутый ногой. Ључи шпал теперь не было,
Ђнисимов знал, что ее растащили на баррикады но его же указанию, но место
это так и представилось ему: ограда палисадника, чернаЯ куча обледенелых
шпал, а дальше белое свободное поле, с которого далеко видны, точно
игрушечные, красные домики станции и бегущие по бесконечному, ровному
стальному пути хорошенькие разноцветные поезда с белыми султанчиками
паровоза. € вот именно там, на снегу, головой к шпалам, он, Ђнисимов, будет
лежать мертвый, не просто мертвый, а "расстрелЯнный". ѓолова и грудь у него
будут пробиты пулЯми, синие руки закостенеют, как скрюченные лапки
зарезанной курицы, а колени острыми углами будут торчать из сугроба.
Ѓудет холодно, он весь обледенеет и станет твердый, как полено, с
замерзшими, мутными, выпученными глазами и ртом, набитым снегом и красным
льдом. Ќо тогда он уже не будет ничего чувствовать, сознавать и видеть, и не
увидит даже своего трупа.
"ќто самое ужасное... это самое ужасное..." почему-то подумал Ђнисимов,
и невыносимаЯ внутреннЯЯ тоска, выворачивающаЯ всю душу, засосала сердце.
‡ахотелось стонать тоненьким жалобным воем.
Ѓыло тихо вокруг, и только треск горевшего дерева изредка доносилсЯ в
окно.
‚се быстрее и быстрее шагаЯ из угла в угол и кутаЯсь в пальто, как в
больничный халат, Ђнисимов стал припоминать. ‘начала он сам не мог понЯть,
что именно ему хочетсЯ припомнить, но поЯвилось и окрепло воспоминание о
прожитой и теперь вдруг неожиданно, по очевидно заканчивающейсЯ жизни. Ћн
стал проходить ее мыслью с начала до конца и тщательно искать в ней
чего-нибудь такого, что имело бы свЯзь с тем, что должно было произойти
завтра.
‚ызваннаЯ из серого тумана забвениЯ, стала проходить перед ним вереница
дней, годов, встреч, дел, настроений и забот. †изнь вставала перед ним
тускло и бледно, представлЯЯсь однообразно-серой полосой, без начала и
конца. €ногда ему казалось, что она началась еще раньше его рождениЯ и что
все его страданиЯ, болезни, унижениЯ и заботы были только продолжением
неисчислимых бед, идущих от времени. ’очно это был бесконечный путь из
вечности в вечность, на который он незаметно вступил где-то неизмеримо
далеко от начала, чтобы через несколько томительных мгновений сойти так же
далеко от конца, как случайнаЯ тень, тоскливо скользнувшаЯ по проезжей
дороге.
Ѓедным родилсЯ он на свете, в жестокой нищего прожил все детство и
всегда вспоминал о нем с унылым отвращением, удивлЯЯсь тем людЯм, которые
говорили о своем детстве, как о светлом празднике жизни. Ѓыл он оборванный,
плохо обутый, тщедушный и болезненный мальчик, типичный сын почтальона, на
котором труды, болезни и горе родителей положили навек свое бледное клеймо.
“читьсЯ ему пришлось немного и трудно, и то, чему он выучилсЯ, было соком
жизни, выжатым из себЯ отцом и матерью. ђано пришлось думать о пище, и
пЯтнадцати лет он уже поступил на железную дорогу, где и прослужил двадцать
пЯть лет в разных должностЯх, всегда одинаково трудных, томительно
однообразных и чуждых душе. …му было тЯжело, часто унизительно и трудно, но
отец и мать, пока не умерли, надорвавшись на работе, были счастливы, что он
избежал участи отца. €х чахоточнаЯ радость была бессмысленна и ужасна, но
самое ужасное было то, что он сам понимал и разделЯл их радость. € это было
похоже на ту радость, которою радуетсЯ человек, затонувший в топи по горло и
видЯщий рЯдом другого, которого вонючаЯ, душащаЯ грЯзь уже покрыла с
головой.
Љогда прошли года и счастье вечного прозЯбаниЯ на маленькой, затерЯнной
в глухой степи станции было достигнуто, он женилсЯ. †енилсЯ он по любви на
некрасивой глуповатой девушке, прошедшей ту же жизнь, что и он. € в этой
любви был тоже ужас, ибо и в самые счастливые моменты ее не затемнЯлось
сознание бесцветности, ничтожности и некрасивости жены; но жажда, во что бы
то ни стало, иметь хоть кого-нибудь близкого, теплого, родного забивала это
сознание, и оно оставалось в душе только как непрестанное, ноющее томление
духа по красивой, таинственной и поэтичной любви, которой никогда не
придетсЯ испытать. †ена его скоро состарилась и потерЯла и ту относительную
миловидность, которую все же давали ей молодость и свежесть. ‘ нелепо
страшной быстротой рождались дети. †ена стала сварливой, скучной, безнадежно
опустившейсЯ полустарухой, на лице которой навсегда застыла жалкаЯ маска
заботы и зависти.
„ети вырастали худосочными, больными и щуплыми. ђадостный степной
воздух и светлое солнце не могли вытравить из них страшного Яда векового
недоеданиЯ и прозЯбаниЯ их рода. Ћдна девочка страдала расслаблением кишок и
всегда сидела в маленьком кресле-судне, страдальчески выглЯдываЯ из своего
уголка, как закусаннаЯ насмерть мышка. Ќе радовали души эти дети, а только
заботили, печалили и злили.
Њало было сношений с людьми, потому что это вызывало расходы,
неловкость за свою бедность и унижениЯ. Ђнисимов много пил, пьЯный плакал о
своих несчастиЯх и томилсЯ смутной мечтой об иной, свободной, легкой и
приЯтной жизни, осмысленной хоть каким-нибудь светлым лучом.
‘трашна была его жизнь, как страшна была у всех окружающих его, и
именно это скоро притупило сознание и скрыло от него ужасный вид его
существованиЯ. Љак ни мучительны были у него позывы что-то переменить,
что-то узнать, что-то устроить, - в общем ему казалось, что так и надо, ибо
так живет не он один. ’омление духа обратилось в привычку, научило брюзжать,
раздражатьсЯ, пить, и не было сил задуматьсЯ, оглЯнутьсЯ и прийти в
отчаЯние. Љак крот, живущий в вечной тьме, Ђнисимов уже не видел тьмы,
окружающей его, и думал, что он живет лучше многих; но не как крот - он
тЯготилсЯ и страдал своею жизнью.
’ак было до тех пор, пока внезапный свет всеобщего протеста и всеобщего
напрЯжениЯ, как молниЯ, не осветил длЯ него все и, как молниЯ, не убил его.
Ђнисимов вдруг остановилсЯ. —то-то напрЯглось в нем до высшей точки и
замерло в ожидании. € внезапно Ђнисимов понЯл, что ему не жаль своей жизни.
"…сли такаЯ жизнь опЯть, то лучше смерть... € тогда в смерти нет ничего
ужасного, а, напротив, она нужна, необходима, как естественный выход... Ѓудь
она проклЯта, такаЯ жизнь!" - подумал Ђнисимов.
€ когда подумал, - успокоилсЯ, затих, и лицо его, серое и измученное,
принЯло спокойное и решительное выражение, то самое, с которым он так
бесповоротно и всецело вошел в закипевшую вокруг борьбу.
Ќо в самой глубине его души что-то ныло. ќто была тупаЯ, ноющаЯ и чуть
слышнаЯ боль. —то-то как будто грызло, подтачивало, сосало. Ђнисимов с
тревогой прислушалсЯ и сказал себе:
"—его же еще... Я же решил?.. Ќе надо думать... …сли думать, то будет
опЯть ужас... ‹учше не думать".
Ќо боль все ныла, поднималась, подступала к сердцу и, как грызущаЯ
мышь, становилась все смелее и ближе. Ђнисимов быстро встал и опЯть
торопливо заходил по комнате, стараЯсь шагами заглушить то, что неуклонно
делалось в нем. Ќо боль вес росла и уже не ныла, а терзала сердце, и от нее
росло тЯжелое, отчаЯнное возмущение.
€ вдруг она прорвалась и наполнила все существо его с такой силой, что
у него загудело в ушах и сдавило грудь.
"„а, так... скачками запрыгала его мысль. Њне не жаль жизни... лучше
смерть, чем такаЯ жизнь... Ќо почему же "такаЯ", а не инаЯ?.. Љто смел
обречь менЯ на такую жизнь?.. Љто отнЯл у менЯ, и не отнЯл, а просто не дал
мне такой жизни, чтобы се было жаль?.. € это неправда, мне жаль и ту жизнь,
котораЯ у менЯ! ЉакаЯ бы она ни была, а жаль... †аль, что ее изуродовали,
жаль, что ее хотЯт уничтожить, как что-то ужасное, а она только
несчастнаЯ!.. € как же смеет кто бы то ни было за то, что Я всю жизнь
страдал, за то, что мне было скверно, тЯжело и мучительно, убить менЯ?!..
ќто... это... это..." забормотал Ђнисимов, останавливаЯсь посреди комнаты и
сверкаЯ ненормально расширенными, больными глазами, и вдруг стремительно
бросилсЯ к окну, схватилсЯ за раму и, обрезываЯ руки стеклами, стал рвать ее
и ломать.
‡а окном уже погасал пожар, и бураЯ тьма все ближе и гуще подступала к
огню, но в комнате было так темно, что на дворе казалось светло как днем.
- Људа лезешь! - отчаЯнно, грубым голосом крикнул солдат, с ружьем на
перевесе подбегаЯ к окну. Ђнисимов остановилсЯ и застыл, держась за раму, и
солдат тоже остановилсЯ. €з мрака выделЯлось бледное, с расширенными глазами
лицо Ђнисимова и клочки его спутанных волос; а на Ђнисимова смотрел темный
силуэт неизвестной круглой и усатой головы. ‘ минуту они смотрели друг на
друга с недоумением, и опЯть, как с тем солдатом, который ловил его, оба не
знали, что им делать. Ѓыло в этом что-то нелепое, но одинаково тЯжелое длЯ
обоих. Џотом Ђнисимов, точно опомнившись, рванул раму и неистово закричал:
- Џусти!
- Ќе велено! - таким же неистово неестественным голосом крикнул солдат.
- ‚решь... пусти!.. Џозови сюда полковника...
- Љакого тебе полковника!.. Ћсади!..
€х неестественно громкие и напрЯженные голоса поразили обоих, и на
секунду опЯть наступило молчание и неподвижность, и опЯть что-то встало
между ними. Ѓыло мгновение напрЯженной тишины, и казалось, что сейчас должно
произойти что-то особенное, новое. Ќо в это времЯ послышались приближающиесЯ
голоса и шаги. € точно в ответ именно на эти шаги, Ђнисимов молча и упрЯмо
стал рвать раму. ‘о звоном посыпались стекла. ‘олдат внезапно шагнул вперед
и изо всей силы, так же молча и упрЯмо, ударил Ђнисимова прикладом в
костлЯвую грудь.
ѓорЯчаЯ соленаЯ волна хлынула к горлу и носу Ђнисимова, он повернулсЯ
и, как захлебнувшийсЯ, расставив руки и ничего не видЯ, закружилсЯ и тЯжко
сел на пол.
- —то тут, …фимов? - спрашивал кто-то за окном.
- ’ак что арестованный в окно полез... - срывающимсЯ и как будто
недоумелым голосом ответил солдат.
Ќесколько черных голов заглЯнуло в комнату и долго неподвижно смотрело
в темноту. Ѓыло тихо. Ђнисимову казалось, что это бред, и голова у него
быстро-быстро шла кругом, увлекаЯ в страшном водовороте три черные,
неподвижные и какие-то таинственные силуэта в окне. Џотом они вдруг исчезли,
и тот же голос сказал громко и сердито:
- Ѓудет очень колобродить - пали ему в башку!.. Ћчень просто!
€ голоса затихли.
Ђнисимов приподнЯлсЯ, безумными глазами посмотрел в окно и отполз в
сторону. …го страшно поразило последнее слово:
- Ћчень просто!
€ он понЯл, что это действительно так, - просто; сколько бы он ни
кричал, сколько бы ни билсЯ, как бы остро и мучительно ни сознавал ужас
смерти, страдание и то, что он, человек, Ђнисимов, имеет свою единственную
жизнь, имеет право не умирать, не страдать, жить, - из этого ничего не
выйдет. € вдруг опЯть вынырнула стараЯ мысль: "ЊенЯ расстрелЯют!.."
Ѓыло несколько мгновений пустоты и мертвого бессмыслиЯ, а потом и Ярче,
подробнее вырисовывалось в мозгу:
"ЊенЯ расстрелЯют... что бы Я ни делал, как бы ни просил, как бы ни
корчилсЯ от страха, как тот мастеровой, менЯ... поведут к куче шпал, станут
целитьсЯ, так спокойно, как будто Я не вижу этого и не умираю от страха".
€ он почувствовал, что нижнЯЯ челюсть его начинает как-то странно
прыгать, и все сильнее, сильнее. Ђнисимов сделал нечеловеческое усилие,
чтобы удержать ее, но начал битьсЯ весь, дергаЯсь плечами, руками, головой,
точно его трЯсла и била какаЯ-то постороннЯЯ, жестокаЯ сила. …му казалось,
что это никогда не прекратитсЯ; но когда сразу опомнилсЯ и инстинктивно
понЯл, что с ним был длинный период полного беспамЯтства, судорог уже не
было, а тело только ныло и дрожало чуть заметной, неимоверно мелкой
дрожью... ‘транно поразило его то, что за окном уже печально серело, как на
осеннем рассвете. ‚ комнате было все видно, и бледный свет слабо ложилсЯ на
стены, на пол и на его белевшие руки. Ћдну секунду ему казалось, что все
прошло и он проснулсЯ, но со страшной быстротой, точно откуда-то извне,
налетели - и сознание неотвратимой действительности, и тою, что уже скоро, и
снова то же, мучительное, как пытка, недоумение, и остраЯ потребность
скорее, как можно скорее, что-то обдумать и сообразить... Ѓыстро, мельком,
точно отбрасываЯ прочь со словами: "не то... не то...", Ђнисимов припомнил
убитого машиниста, потом еще троих, которые скатывались с баррикад и
свертывались на окровавленном снегу, потом мастерового, потом черного
горбоносого человека и два коротких выстрела, сопровождаемых легким
страдальческим вскриком, и внезапно увидел среди бледного и болезненного
хаоса черную груду обледенелых шпал и острые колени, его колени, торчащие из
сугроба. "„а за что же все это?.."
€ ему наконец стало смешно. Ђнисимов в самом деле тихо и судорожно
засмеЯлсЯ, но сейчас же замолк. Љороткий, дрожащий звук его смеха был
слишком тихо - громок и странен в пустой бледной предрассветной мгле...
ЋпЯть началсЯ стремительный ход мыслей: сколько раз он слышал, что людей
казнЯт. ’ак. ‡начит, это совершенно возможно и тут нет ничего непонЯтного.
ќто так просто. €х - казнЯт, они страдают от боли и ужаса, но потом умирают,
и страданиЯ и ужас прекращаютсЯ, точно их не было. Ћб этом можно было
думать, но только с отвращением, и мысль об этом неприЯтно бередила мозг.
„а, но там было все-таки понЯтно: эти люди, которых казнили, были люди
особенные, злодеи. € это были, что самое главное, не Ђнисимов.
"Ќет, лучше не думать!" бессильно подумал он... …му вдруг стало холодно
и захотелось есть... ’огда он в первый раз вспомнил о жене и детЯх и
удивилсЯ, что до сих пор не вспоминал. € ему показалось, что, может быть,
здесь и есть то, что необходимо себе уЯснить прежде всего.
"‘корей надо думать... скорей надо думать..." - стал он торопить себЯ,
беспокойно оглЯдываЯсь. Ћн еще не сознавал, но его болезненно остро мучило
то, что небо становилось в окне все светлее и светлее.
"Ќадо написать жене..." пришло ему в голову. “же было достаточно светло
у окна, и он это заметил. —ернильница на столе была, но чернила покрылись
льдом. Ђнисимов заботливо подышал на них, проткнул пером и отнес чернильницу
к окну.
Ќа подоконник уже падал серый и холодный свет, в котором таким же серым
и холодным пЯтном выделЯлось лицо Ђнисимова с взъерошенными клочьЯми волос и
с черными тенЯми на скулах и под глазами. Џисать было трудно, перо два раза
выскакивало из окоченелых пальцев, и это будило в Ђнисимове острое, глубокое
чувство жалости к себе.
‘начала ему казалось, что могут помешать, а нужно написать много и
потому надо торопитьсЯ. Џо временам он острым, быстрым взглЯдом посматривал
в окно, где теперь неподвижно, спиной к окну стоЯл длинный серый солдат,
облокотившийсЯ на ружье. Ќа серую спину его шинели уже падал Явственный
серый свет утра.
"ЊилаЯ ‘аша", - написал Ђнисимов, с трудом, хотЯ и казалось светло,
различаЯ буквы, и не знал, что писать дальше. Ќичего нельзЯ было выразить,
потому что надо было выразить и то радостное чувство, которым он прожил эти
десЯть дней, и тот хаос, огненный и кровавый, и смерть людей, и ужас его
одинокой последней ночи, и то нелепое и безумное, что должно было
совершитьсЯ с ним, и кучу черных шпал, и закоченевшие колени, торчащие из
снега, и то, что он уже не увидит ее и детей, и свою беспомощность, и свою
жалость к себе, и то горе, в котором ему хотелось ее обласкать и утешить, те
слезы, которые стали наполнЯть его глаза, скатыватьсЯ по щекам, исхудалым и
холодным, и падать на клочок его последнего письма.
€ это было невозможно, и ужас этой невозможности вызвал в нем
невыразимую грусть.
- ѓосподи, ѓосподи... ѓосподи!.. ‡а что же менЯ так мучают?.. Ќу, за
что?.. зашептал он, хватаЯсь за свои всклокоченные волосы, и заплакал. €
долю плакал, остановившимисЯ глазами глЯдЯ в окно, в белое, далекое,
безучастное небо.

…го расстрелЯли в восемь часов утра.
Џоследние видениЯ его сна с мгновенной быстротой слились с
действительностью: ему приснилось, что он лезет по какому-то страшно узкому
землЯному коридору, лезет на животе, с трудом, и чем дальше, тем коридор
становитсЯ уже, и лезть все труднее и труднее. Ќо он все-таки лезет и знает,
что не лезть нельзЯ. ‘зади землЯ осыпаетсЯ с каждым шагом, и он чувствует,
что там уже глухаЯ стена. Ћн лезет, а чувство какого-то неведомого,
грЯдущего неизбежного ужаса все сильнее и сильнее давит ему грудь. …му уже
трудно дышать, он хочет по крайней мере крикнуть, чтобы хоть криком рассеЯть
этот невыносимый ужас, и вдруг видит перед собою, всего на сажень
расстоЯниЯ, приплюснутую серую голову с неподвижными узкими зеленоватыми
глазками, а за ней длинное скользкое тело, на котором блестит слабый
подземный свет. "ќто гремучаЯ змеЯ!" - с невообразимым ужасом кричит ему
кто-то в уши, и он чувствует, как волосы тихо шевелЯтсЯ на голове. Ћн
судорожно пЯтитсЯ назад. Ќо сзади уже рыхлаЯ, непроницаемаЯ стена. Ћн в
ужасе бьетсЯ в нее, взрывает ее ногами, царапает, бьет. Ќо она рыхла,
безвольна и неодолима. Ћн стараетсЯ зарытьсЯ в нее, не видеть, закрывает
глаза, но уже слышит легкий, таинственный свист и видит, Ясно видит сквозь
закрытые веки, что приплюснутаЯ голова с зеленоватыми глазками уже не лежит,
а медленно-медленно скользит к нему по земле, и за ней противно струитсЯ
длинное скользкое серое тело. ‚ страшном последнем отчаЯнии он открывает
глаза...
Џеред ним стоЯл высокий худой офицер в серой шинели и, глЯдЯ ему прЯмо
в глаза серыми холодными зрачками, говорил:
- Ќу, вставайте... господин Ђ...Ќ€‘€ЊЋ‚. Џожалуйте!
Ђнисимов быстро приподнЯлсЯ на локте и острыми глазками пристально
уставилсЯ в лицо офицеру. Џотом вдруг засуетилсЯ и встал с деловым и
серьезным видом.
- ђазве уже пора? - торопливо спросил он.
Ћфицер криво усмехнулсЯ.
- Ќ-да...
Ђнисимов засуетилсЯ еще больше и стал искать свою фуражку. …е не было
на диване, не было на столе. Ђнисимов бестолково и торопливо шарил вокруг, и
ему было странно, мучительно неловко, что он задерживает. ђуки у него
дрожали, глаза бегали.
- Ќу, вы скоро? - сердито спросил офицер.
- ‘ейчас... тут шапка...
- „а все равно, можно и без шапки! - нетерпеливо возразил офицер.
Ђнисимов опЯть быстро взглЯнул ему в глаза и потупилсЯ.
- „а, впрочем, все равно... - торопливо, как будто про себЯ, выговорил
он в сторону. ‚оцарилось короткое молчание, и вдруг у офицера Явственно
задрожали губы.
Ђнисимов тихо повел глазами и встретилсЯ со странным, как будто чего-то
не понимающим и растерЯнным взглЯдом. Ќо так же мгновенно лицо офицера резко
изменилось.
- Ќу!.. - короткой страшно грубо выкрикнул он, порывисто дернув головой
к двери.
Ђнисимов вздрогнул, судорожно покривилсЯ и, не глЯдЯ на офицера, шагнул
вперед.
Љогда его вывели на платформу и кучка офицеров и солдат молча
уставилась на него, Ђнисимов опЯть вздрогнул и поморщилсЯ
болезненно-странно. ‚ид у него был больной и измученный, лицо серо, глаза
ввалились и волосы стоЯли торчком во вес стороны.
’от же офицер, который разбудил его, что-то сказал, и из рЯдов солдат
вышли двенадцать человек и стали позади Ђнисимова. ’огда Ђнисимов растерЯнно
улыбнулсЯ, повел глазами кругом и сказал хрипло и невнЯтно:
- ѓосподин офицер... Ћфицер медленно обернулсЯ:
- —то такое?
- џ не знаю... - с трудом заговорил Ђнисимов, все страдальчески и как
будто конфузливо улыбаЯсь. - Њожет быть, можно все-таки письмо...
Ћдин из стоЯвших рЯдом офицеров, толстый и черноусый, морщась, ответил:
- Џраво... теперь уже... когда же теперь...
- џ уже написал...
- Ђ... Ќу, так что же?
- ЌельзЯ ли послать... по адресу?..
- Џослать?.. „а... €ванов, возьми... - сердито и коротко ответил
толстый офицер, и его короткаЯ шеЯ налилась кровью.
€з рЯдов выступил рЯбой белоусый ефрейтор. Ђнисимов засунул руку за
пазуху и достал письмо, грЯзное и скомканное.
- Џожалуйста... - тихо попросил он.
€ когда его уводили, он долго и грустно посмотрел на этот клочок белой
бумаги, которую ефрейтор €ванов тщательно засовывал за обшлаг своей серой
шинели.
…го провели на маленькое кладбище, лежавшее в полуверсте от станции.
’ам было пусто и тихо; белели холмики могил и чернели кривые, покосившиесЯ
кресты. ’онкие и печальные, стоЯли неподвижные березки с тоненькими,
узорными веточками.
Ћни шли недолго. Ђнисимов шел среди солдат один. ел он так покорно,
точно кто-то сильный его крепко держал за локоть и вел, и у него не было сил
не только сопротивлЯтьсЯ, но даже думать о том, куда он идет. Ќи воли, ни
Ясного, здорового разума в нем уже не было. Ћн смотрел вокруг Яркими,
всевидЯщими, каждый пустЯк отмечающими глазами, и в голове его странно
мелькала мысль, что все это не страшно, что стоит только сохранить над собой
волю и полное сознание каждой мельчайшей частицы мгновениЯ, - и не будет ни
страшно, ни больно, и все кончитсЯ просто и легко.
"‚ыстрелЯт и убьют... только и всего. —то ж тут... такого ужасного? ‚се
очень просто и обыкновенно..."
Ќо было мучительно именно то, что никак не удавалось все видеть и
сознавать. ЉаждаЯ мелочь: рыжий сапог солдата, шедшего впереди, синева на
снежном горизонте, далеко в белом поле чернеющаЯ точка, воробьи, слетевшие с
дороги и обсыпавшие закачавшийсЯ черный куст, белый свет, скрип снега под
ногами, - вес отчетливо резало глаза, но в общем ничего не получалось, и в
мозгу была пустота, точно утерЯна уже была какаЯ-то самаЯ главнаЯ общаЯ
свЯзь, без которой все овальное было незначительно, мелко и мертво...
Ђнисимов опустил голову и стал смотреть под ноги, на следы резиновых калош
офицера, и смотрел так внимательно, точно от этого зависело все. Ћн поднЯл
голову только тогда, когда его оставили одного.
Ѓыло пусто и холодно. € рЯд серых солдат, офицеров и направленные прЯмо
в него ружьЯ не прибавлЯли ничего к этим пустоте и холоду.
Ђнисимов посмотрел на солдат. ‚се они, поверх длинных дул, смотрели
прЯмо на него, и он вдруг стал видеть только один этот рЯд разноцветных,
испуганных и непонЯтных глаз. ‚се остальное исчезло, и в эту короткую
секунду, между командой и залпом, Ђнисимов подумал с мгновенной Ясностью и
отчетливостью:
"€м не надо менЯ убивать и мне не надо умирать... ‚сем страшно, что
менЯ сейчас убьют, но менЯ убьют... ќто оттого, что у менЯ нет такого слова,
которым Я мог бы показать им весь ужас и тоску этого..."
’ысЯчи огненных слов молниЯми избороздили его мозг; в невероЯтном
усилии что-то сказать, Ђнисимов подалсЯ вперед и судорожно открыл рот.
Ћн видел еще мгновенный бледный огонь, но не слыхал залпа, а только
почувствовал, как вскинул руками и ударилсЯ лицом о твердый снег, и еще
понЯл, что все кончено и произошло что-то совершенно и навсегда
непоправимое.
’реск ружейных выстрелов мелкой дробью далеко отлетел в поле.
‚здрогнули тоненькие березки, и ворона, сидевшаЯ на дальнем кресте,
взъерошив черные крыльЯ, взлетела вверх и, точно падаЯ, низко над снегом
полетела прочь от людей.
‘олдаты, опустив ружьЯ и раскрыв посиневшие губы, бессмысленно смотрели
на труп, и было тихо, пока легкаЯ дрожь в носке левого сапога не
прекратилась. Љровь быстро впитывалась в белый снег, и на нем торопливо
расплывалась в бесформенное розовое пЯтно. Џерепачкавшись в эту кровь,
солдаты оттащили труп Ђнисимова к канаве и там зарыли.
Љровавое пЯтно забросали снегом, но оно опЯть просочилось. „олгаЯ зима
покрыла его снегами, но весною они стаЯли, и побуревшее пЯтно снова
поЯвилось ненадолго, чтобы вместе со снегом, под радостными лучами Яркого
солнца, растаЯть и уйти в рыхлую живую землю.

1906
Last-modified: Fri, 19 Jan 2001 11:49:07 GMT
Ћцените этот текст:

Њихаил Ђрцыбашев. Љровавое пЯтно

I

II

III

IV

V

1906