‘ергей Ќиколаевич ‘ергеев-

Ћцените этот текст:
‘ергей Ќиколаевич ‘ергеев-–енский. “бийство


                           ‘тихотворение в прозе


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: ‘.Ќ.‘ергеев-–енский. ‘обр.соч. в 12-ти томах. ’ом 1
     €здательство "Џравда", Ѓиблиотека "Ћгонек", Њосква, 1967
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 12 октЯбрЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


     Ћльга  Ђлександровна сидела в  саду  и  пересаживала в  узенькие грЯдки
принесенные из лесу фиалки.  Ћт фиалок шел чуть слышный нежный запах.  Џахло
наивным детским,  тем детским,  где все -  сказка,  и синие пугливые венчики
цветов были,  как детские глаза.  € лесные песни еще звенели у нее в душе, и
весь лес  стоЯл там с  сочной зеленью,  влажным теплом,  фиолетовыми тенЯми.
‘тоило  только  закрыть глаза,  как  куда-то  между  серых  стволов,  смешно
путаЯсь,   точно   свЯзаннаЯ,   бежала  тропинка,   и   сквозь  листьЯ  чуть
проблескивало небо, лес дышал чем-то густым и пьЯным, и Ярко сверкали в этом
густом короткие раскаты зЯбликов, как близкие молнии.
     Ѓыла втораЯ половина маЯ.
     ‚  саду  распускались кисти  белых  акаций,  вдоль легкой резной ограды
жадно  раскинулись во  все  стороны желтые  кусты  золотой смородины.  ‚  их
знойном запахе бесследно тонули робкие вздохи фиалок, как лепет детей в шуме
огромных улиц.  Ќо в фиалках был лес,  и в этом лесу, в свою очередь, тонули
белые акации и золотаЯ смородина.
     ‘олнце садилось.  …го уже не было видно за соседним домом и за высокими
тополЯми в соседнем саду.  Ћно жгло еще часть красной крыши и белило высокую
трубу  на  доме  Ћльги  Ђлександровны,  потом шло  выше  и  пронизывало небо
напротив,  отчего небо там было усталое и  мутное,  но около,  в  тени,  уже
чувствовалсЯ вечер.
     —ерный зеленоглазый котенок играл  с  прыгавшей в  траве жабой,  как  с
мышью, и задорно чирикали воробьи над самой головой на ветках.
     Ѓыло так  хорошо,  что не  верилось,  что где-то  далеко друг на  друга
охотЯтсЯ и убивают люди... ‡ачем?.. Ђ люди охотились и убивали.
     €  в то времЯ как все в Ћльге Ђлександровне смеЯлось над этим,  как над
нелепой шуткой,  где-то в глубине,  - или вне ее, - холодно и строго колотил
острый молоточек,  все времЯ вколачиваЯ гвозди в  какой-то длинный и  черный
гроб.
     € брат ее,  ‘аша,  был на войне -  белый,  тонкий,  с девичьим лицом...
Љогда она хотела представить его,  то представлЯла пахучую маслину с  белыми
листьЯми и тонким стволом. € голос у него был тихий, как у маслины, когда на
нее дует ветер.
     ‚чера от  него пришло письмо,  и  она  так часто перечитывала его,  что
почти знала наизусть.  "‡емлЯ уже тут просохла,  -  писал ‘аша, - и тепло...
зацвели кусты... Ђ бабочки какие роскошные, если бы ты только видела! ‘обрал
Я маленькую коллекцию,  наколол,  как следует, на булавки, да не знаю, что с
ними будет,  -  некуда их девать...  …ду покупать быков у хунхузов: дают мне
проводника и две тысЯчи рублей денег;  посмотрю, что за хунхузы... Љитайчата
здесь комичные:  стоит только показатьсЯ,  бегут гурьбой: "Љапитэн, капитэн,
дай  копека!"  €  кто  их  научил,  совсем  как  наши  ребЯтишки  по  глухим
деревнЯм... ‹ошадь себе здесь купил - серую казачью, и собаку - очень похожа
на нашего Ѓарона, - помнишь Ѓарона?.."
     €  с каждым словом письма ей Ярко представлЯетсЯ все,  что теперь около
‘аши:  и цветущие кусты,  -  она представлЯет сирень и жасмины,  и бабочки -
большие,  с  Яркими пЯтнами на  крылышках,  и  дети -  оборванные,  грЯзные,
желтые, с продувными косыми глазками.
     € Ѓарона она помнит,  хотЯ это давно было,  шестнадцать лет, а тогда ей
было девЯть;  она была шалуньей девочкой в  кургузом платьице,  а  Ѓарон был
большой рыжий сеттер с висЯчими мЯгкими ушами и лохматым хвостом.
     Ћн был приучен носить с базара легкие покупки,  бегать из сада в дом за
спичками ее отцу,  приносить ему фуражку и  откуда-то сам приобрел привычку,
когда входил во двор кто-нибудь подозрительный, класть ему на плечи передние
лапы и лаЯть, вызываЯ хозЯев.
     Њанеры у  него  были  степенные,  спокойные и  глаза  смотрели на  всех
круглые и умные под черными бровЯми, такие выразительные, что у многих людей
не было подобных глаз.
     Ћтец -  высокий и  тоже степенный,  редко улыбающийсЯ человек -  уважал
Ѓарона.  Ћн  не  боролсЯ с  его привычкой:  он только прибил у  ворот листок
бумаги с крупной надписью: "‘обаки не бойтесь". €ногда он ходил с Ѓароном на
охоту, но это случалось редко, и целыми днЯми, и зимой и летом, Ѓарон был во
власти детей.
     Ћн не был их слугою,  хотЯ и возил им тележки с песком и снегом,  -  он
был  их  третьим товарищем:  его делали заговорщиком,  его убеждали,  с  ним
поровну  делили  пирожки и  пышки,  оставшиесЯ от  чаЯ.  ’олько  выходили из
комнат,  как кричали во двор: "Ѓарон! Ѓарон!" - и Ѓарон прибегал, и ожидающе
смотрел в глаза, и лизал руки взамен поцелуЯ...
     —ерный котенок пригнал жабу к самым рукам Ћльги Ђлександровны, наступил
на нее лапой и  жадно прислушивалсЯ,  как она пищала.  ќто было противно,  и
Ћльга Ђлександровна хлопнула его по лбу.  €спуганный котенок,  задрав хвост,
стремительно бросилсЯ в кусты.
     ’ени  сгущались.  ‘  улицы  пахнуло пылью от  проехавшего извозчика,  и
где-то близко звонко залаЯла собака...
     Ћльга Ђлександровна вспомнила,  как убили Ѓарона;  и  почему-то  прежде
всего вспомнила круглый стол,  лампу и далеко-далеко в темном лесу избушку с
седой старухой, и снег, и дым из трубы.
     Ѓарон не хотел пускать во двор нищего.  Ћборванный, вечно пьЯный старик
часто заходил во двор,  и все знали,  что у него есть деньги и у сыновей его
хорошее хозЯйство,  но почему не хотел его пропустить Ѓарон,  так и осталось
неизвестным.
     Ћн  положил передние лапы на  его  плечи и  лаЯл.  Ќищий ударил его  по
задним ногам палкой,  и  тогда случилось нечто необъЯснимое,  -  может быть,
потому,  что его никогда никто не бил, так рассвирепел Ѓарон: один момент, и
старик лежал на земле,  а Ѓарон, рыча, рвал его лохмотьЯ, так что они летели
в сторону, как пух, переломил его палку зубами, прокусил руку...
     Ћтец  с  конюхом  Џименом  едва  оттащили Ѓарона.  ‘тарик  плакал,  как
ребенок, и бледный, задыхающийсЯ от волнениЯ отец кричал Џимену:
     - “бить Ѓарона!  ‘ейчас же  убить,  без  разговоров!  -  Ћтец не  любил
говорить, и у него навсегда осталось это присловье "без разговоров".
     Ћльга  Ђлександровна помнила,  как  старик  сидел  на  кухне,  где  ему
промывали и перевЯзывали укус на руке,  помнила его хныкающий голос и пухлый
нос с синими и красными жилками.
     …го  одели  в  старый отцовский военный сюртук,  и  он  стал  похож  на
полицейского.  Џотом он пил чай, выпЯчиваЯ толстую нижнюю губу, потом прЯтал
в грЯзный кожаный кошель данные ему отцом деньги...
     Ђ  в  это времЯ Ѓарона увел за город Џимен,  и с ним пошел ‘аша.  Ѓарон
шел,  виновато опустив голову,  а  у  Џимена на  плече,  как  ружье с  тремЯ
штыками, лежали вилы-тройчатки; зубьЯ этих вил были такие черные и зловещие,
точно грозили небу.
     Ѓыла осень,  дул  холодный ветер,  но  ‘аша был  в  одной гимназической
блузе,  а  на  Џимене  болталсЯ  широкий  зеленоватый  пиджак  и  на  сапоги
спускались плисовые шаровары.
     ‚ечером  они  сидели  за  круглым  столом,   покрытым  белой  клеенкой,
запачканной чернилами и  изрезанной по  краЯм перочинным ножом.  Ћтец  писал
письма, она читала длинную сказку, где был и темный лес, и старуха, и как из
трубы вилсЯ дым, и все это было таинственно и страшно; ‘аша учил грамматику.
     ‹ицо у ‘аши было совсем белое,  как абажур лампы,  и весь он,  тонкий и
белый,  был  как ангел.  Ћт  глаз его вниз шли плохо стертые темные полоски.
Љогда он пришел с Џименом, но уже без Ѓарона, он ничего не сказал ей, прошел
в детскую, взЯл книгу и сел за стол; и только со двора слышала она, как отец
спросил Џимена:
     - “бил?
     - “бил, - коротко ответил Џимен.
     € ей что-то подкатило к горлу, и она тихо заплакала в углу.
     ‘крипело перо отца,  и, как всегда, одинаковое, точно давно окаменелое,
было лицо у  него с морщинами на лбу,  густыми усами,  терЯющимисЯ в длинной
бороде, золотыми очками на глазах.
     —уть слышно где-то далеко за окнами дул ветер,  и  в гостиной незаметно
тикали часы.
     ‘тоЯла строгаЯ тишина,  точно  что-то  насупилось и  притаилось,  из-за
черных больших строчек сказки подымалсЯ беззвучный лес, и беззвучный дым шел
из  трубы одинокой избушки,  когда вдруг,  как гром,  ударилсЯ около высокий
испуганный голос ‘аши:
     - Ђ он поднЯл голову и смо-о-трит!..
     ‚зглЯнули на ‘ашу:  лицо было,  как мел,  огромные серые глаза застыли,
обхватив отца, и только пальцы рук мелко дрожали, как огонь свечки.
     € понЯли, что он говорит о Ѓароне; но когда поднЯлись и подошли к нему,
он забилсЯ и зарыдал, как исступленный.
     Ћтец взЯл его на руки и отнес в постель. ‚ постели он бредил и металсЯ,
весь точно сквозной, прозрачный, с огромными окнами сухих глаз, и раздирающе
кричал:
     - Ќе надо! ѓолубчик, Џимен, не надо!
     ќто была беспокойнаЯ ночь.  Ђ на другой день Џимен рассказал отцу,  как
убивали Ѓарона.
     …го  вывели в  поле,  отвели подальше к  сорным Ямам,  где  рос колючий
бурьЯн и свободно дул холодный ветер.  Ћн шел тихо, точно о чем-то думал, и,
зайдЯ сзади,  быстро и сильно Џимен ударил его по голове.  Ѓарон взвизгнул и
остановилсЯ оглушенный; он не бежал, он стоЯл и смотрел изумленными глазами,
как снова замахнулсЯ и  снова ударил его по  голове Џимен.  ’огда он  упал и
протЯнул к нему лапы,  точно просил пощады,  и выл -  не выл,  а плакал.  "‚
голос плакал, прЯмо как человек плачет", - говорил Џимен.
     ’огда-то ‘аша бросилсЯ к нему, ухватил его за пиджак руками и кричал:
     - Ќе надо, Џимен, не надо!
     Ќо Џимен бил Ѓарона, зажмурив глаза, бил по голове, по спине, по ногам,
пробовал даже проколоть вилами, но этого уже не мог сделать.
     Ѓарон вытЯнулсЯ и лежал пластом без движениЯ,  когда они шли домой. Ќо,
отойдЯ шагов двадцать,  оглЯнулсЯ ‘аша и  увидел,  как Ѓарон поднЯл голову и
грустно смотрел им вслед. ќтого последнего взглЯда Ѓарона ‘аша не перенес.
     - “хватились панич за голову, - рассказывал Џимен, - и так, как попало,
через бурьЯн, через Ямы бегут и плачут... ЏрЯмо, куды зрЯ, бегут и плачут...
     Ћльга Ђлександровна вспомнила,  как в  тот же  день у  нее был такой же
припадок,  как у ‘аши,  и отец прикладывал к ее горЯчей голове полотенце,  и
катились капли воды...
     ‚оспоминание выплыло  и  исчезло,  и  плавно  закачались перед  глазами
большаЯ сераЯ лошадь,  на ней ‘аша,  уже поручик,  в фуражке второго полка с
синим околышем, высокий и стройный, как маслина; а около прыгает, встрЯхиваЯ
мЯгкими ушами,  воскресший Ѓарон,  умный,  надежный,  с  толстыми,  сильными
лапами и мохнатым хвостом.
     џрко  представлЯлось,  как  широкой рысью  едет  ‘аша  между  цветущими
кустами сирени и жасмина;  вечереет; вдали туман, немного сыро, и с гор дует
ветер, но ‘аше тепло... ‡а ним по три в рЯд взвод пограничников с винтовками
за плечами,  и слышно,  как мЯгко,  враздробь бьют о влажную землю лошадиные
копыта.  Ђ  сбоку проводник-переводчик,  китаец в  синем балахоне,  с черной
косой,  болтающейсЯ на  его  спине,  как  хвост,  при каждом лошадином шаге.
"Ѓыки...  это  не  война,  это  хорошо..."  -  думает Ћльга Ђлександровна и,
раздвигаЯ кусты  пахучей золотой смородины,  смотрит через решетку ограды на
улицу.
     “лица немощенаЯ -  окраина города,  зато лес близко.  €дет коротконогаЯ
сумасшедшаЯ ’атьЯна  и  размахивает на  ходу  руками:  что-то  бормочет.  Ќа
крыльце дома напротив, у учителЯ гимназии, сидит нЯнька с маленькими детьми,
и  две свиньи молчаливые и  важные выходЯт из-за  угла и  останавливаютсЯ на
перекрестке.
     ‘олнце село,  и нигде нет его колючих лучей. ‚се спокойно, все в мЯгкой
пахучей  ризе  сумерек,  глубоко  дышит  и  молчит.  €  там,  откуда  должен
показатьсЯ муж  ее,  ‘емен €ванович,  художник,  только длиннаЯ цепь  старых
домов.
     Ћни вместе вышли на этюды, но в лесу встретили знакомых на пикнике, и с
ними она приехала в город, а он осталсЯ писать закат.
     €  опЯть  вырос в  ней  лес  с  шаловливой тропинкой,  мшистыми дубами,
Яркими,  как  молнии,  раскатами зЯбликов и  особым,  непередаваемым запахом
прошлогодних листьев,  густо  устлавших  землю.  €  вспомнилось,  как  ‘емен
€ванович растерЯнно смотрел кругом и говорил:
     - ђазве это напишешь?..  Ќужно звуки передать и запахи передать,  а так
разве напишешь?
     €  задумчиво грыз кисть,  а  она шутЯ била его по  руке белой от цветов
грушевой веткой...
     - Џоследние вечерние телеграммы!..  Ћфициальные донесениЯ!.. - раздалсЯ
вдруг около крикливый голос.
     ќто  разносчик телеграмм,  €ов  —ечуга,  с  улицы  приник к  решетчатой
ограде,  и сквозь кусты смородины видна была его узкаЯ оранжеваЯ бородка над
пучком красных телеграмм.  € почему-то, трагический всегда, голос его теперь
показалсЯ Ћльге Ђлександровне важным и  вещим,  как  крик  ворона;  и  когда
красный лист телеграмм,  Яркий в сумерках,  перелетел к ней через ограду, ей
почудилось,  что —ечуга слишком долго топчетсЯ на месте,  прЯча ее деньги, и
что  то,   что  он  говорил  всегда:  "Ћччень  важные  известиЯ",  -  звучит
действительно как-то важно.
     ‚ саду было темно читать.  Ћльга Ђлександровна вошла в дом, прошла мимо
кухарки Њоти, ставившей самовар в сенЯх, и зажгла в своей спальне свечу.
     Џри трепещущем свете свечи лист телеграмм казалсЯ кровавым, и от одного
этого цвета проснулсЯ ужас войны,  и  где-то  совсем близко,  или в  глубине
души,  проворно застучали острые молоточки, вбиваЯ гвозди в длинный и черный
гроб.
     ‚  отворенные окна смотрели сумерки,  пьЯные от аромата белых акаций...
ђожденные засыпающей далью,  по  ним  плыли и  проносились мимо легкие звуки
песни...
     ѓлаза Ћльги Ђлександровны бегали по крупным буквам телеграмм, натыкаЯсь
на  тЯжелые китайские названиЯ каких-то  деревень,  где вчера ночью шел бой;
бой  был какой-то  незначительный,  авангардный,  прилагалсЯ список убитых и
раненых;  мелькнул  какой-то  подполковник,  за  ним  капитан,  подпоручики,
заурЯдпрапорщики...  и  вдруг  что-то  поплыло под  ногами,  и  красный лист
телеграмм стал  зловеще зеленым,  а  на  нем  Ярко засветились две  строчки:
"ЋсталсЯ  на  поле  сражениЯ,  неизвестно  -  убитым  или  раненым,  поручик
Ђлександр ѓорный".
     ‡акачалась  гипсоваЯ  статуэтка  на  столе,   трепещущий  Язычок  свечи
разбилсЯ на  тысЯчу Язычков,  завертевшихсЯ кругом,  как  белые мотыльки,  и
онемело и тЯжело опустилось тело.
     Љогда она очнулась,  возле нее на кровати сидел ‘емен €ванович,  и  так
же, как тогда в детстве, по горЯчей голове ее ползли капли холодной воды.
     Ћт свечи,  стоЯвшей на столе, усталое лицо мужа светилось серыми тенЯми
и  было чужим.  ‘трашно взглЯнули ей прЯмо в  глаза черные листы филодендры,
похожие на  чьи-то  огромные разжатые лапы,  и  хитро закраснелсЯ,  прЯчась,
красный платок уходЯщей за водою Њоти.
     ’огда она вспомнила красную телеграмму и  красные горы человечьего мЯса
и вспомнила ‘ашу. Џеред ней мелькнули его глаза, большие и светлые, как окна
весною,  мелькнули - исчезли, потом, колыхаЯсь, выплыли снова и стали во всю
ширину  ее  глаз.  ‚  них  забелели  цветущие  жасмины  и  тихие  сирени,  и
расползлись внизу  уродливые трупы  недавних людей...  Џотом глаза его  ушли
дальше,  и  стала видна всЯ  голова его -  высокаЯ,  белаЯ,  без фуражки,  с
искаженными от боли чертами.
     €  когда она увидела эту голову над грудой развороченного мЯса так Ярко
и  Ясно в  двух-трех шагах от себЯ,  -  она встала,  русоволосаЯ,  бледнаЯ и
прЯмаЯ:
     - Ђ он поднЯл голову и смо-о-трит!..
     ‘емену €вановичу показалось,  что  это не  она сказала,  что это что-то
внутри ее  оборвалось и  прошелестело:  такой  беззвучный был  ее  голос.  €
неживые были у нее глаза -  глубокие и тусклые,  с поднЯтыми бровЯми:  точно
все, что было в ней внутри, вдруг поднЯлось и стерло отражение жизни.
     €  понЯл он,  что она говорила о  ‘аше.  ’огда он  Ясно представил себе
туманное,  робкое утро,  взрытую снарЯдами землю,  обломанные,  с  повисшими
цветами кусты,  -  все синевато-сизое, в индиговых тонах, - разбитый передок
орудиЯ,  застывшую лошадь с  подвернутой головой и смелые ракурсы трупов.  €
когда он вообразил поднЯтую над телами живую голову,  искаженную недоумением
и болью, все осветилось в нем этой парой горЯщих глаз, как пожаром.
     ѓлЯдЯ внутрь себЯ,  напрЯженный и  сжатый,  он лихорадочно перебрасывал
трупы,  полускрывал их оборванными кустами, снова выдвигал в других ракурсах
и снова прЯтал. Ќа переднем плане у него то лежала тЯжело и просто вытЯнутаЯ
вбок  нога в  коричневом промокшем сапоге с  полуистертой подошвой,  то  две
обнЯвшиесЯ и  застывшие  в  сложном  переплете  фигуры  врагов,  разорванные
осколком гранаты,  и  передок орудиЯ становилсЯ то ближе,  то дальше,  -  но
неизменно посередине, немного ближе к левому краю, подымалась на подвернутом
плече  высокаЯ  белаЯ  голова,  с  сухими  недоумевающими кровавыми от  боли
глазами, и освещала все...
     - ‡а что его убили?..  Љто смел его убить?..  -  рыдала у него на плече
женщина.
     - Њожет быть,  не убили?  Њожет быть,  только ранили и взЯли в плен?  -
безучастно говорил он  и  в  это  времЯ  думал:  "џ  напишу это...  џ  найму
натурщиков и напишу... € выйдет сильно".
     - Ќет,  убили,  убили!..  …го смертельно ранили и бросили...  Ћн поднЯл
голову, и смотрел, и ждал... потом умер... Ћн умер!
     ‚  рыдающем  голосе  ее  звучало  что-то  уверенное и  упрЯмое,  как  у
ЯсновидЯщей.
     ‘тоЯвшаЯ  в  дверЯх  ЊотЯ  тоже  плакала,  тихо  всхлипываЯ и  утираЯсь
передником, таким белым рЯдом с красным платком.
     €  оттого,  что около ‘емена €вановича плакала чужаЯ ЊотЯ,  что на  его
плече лежала горЯчаЯ,  вздрагивающаЯ голова жены  и  волосы ее  щекотали его
шею, оттого, что он устал и хотел пить, картина, созданнаЯ его воображением,
стала  терЯть осЯзательность,  тускнеть и  замещатьсЯ обрывками виденного им
леса,  плЯской теплых зеленых,  оранжевых,  кофейных тонов,  легким рисунком
деревьев... € он понЯл, что не напишет и этой картины, как не написал многих
придуманных раньше,  понЯл,  что  каждый день  будет вставать солнце,  и  он
каждый день будет ловить его свет на земле и  старатьсЯ перелить его в  свои
этюды,  что пройдет пЯть -  десЯть лет,  и забудут ‘ашу, что он когда-нибудь
так же  умрет,  как умер ‘аша,  как умрет его жена,  как умрет ЊотЯ,  а  мир
кругом останетсЯ прежним миром с прежним солнцем и прежними цветами...
     Ћт  стоЯщей на  столе  свечки  точно  хотело  оторватьсЯ узенькое синее
пламЯ:  оно то бросалось в стороны,  то вдруг начинало,  изгибаЯсь, усиленно
тЯнутьсЯ кверху,  то быстро нырЯло куда-то вниз,  и все оставалось на том же
месте и обнимало черный труп обгорелого фитилЯ.
     Ћт его колебаний по бледным лицам прыгали легкие серые тени.
     ‚ открытые окна смотрела месЯчнаЯ ночь,  ночь светлаЯ, как будто где-то
вблизи притаилсЯ день, ночь, полнаЯ густого аромата и неразрешимых тайн.
     —удилсЯ бог  в  этой  ночи,  -  там  где-то  в  легком кружеве облаков,
пронизанных лунными лучами,  и здесь вблизи,  в радостных купах,  похожих на
кадильницы, белых акаций, золотой смородины, стройных тополей.
     €  в  то времЯ как в  узком доме с  черными окнами,  тесно сплотившись,
плакали люди, - бог вокруг них смеЯлсЯ.

     1905 г.


Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

     “бийство.  ‚первые напечатано в  "‚опросах жизни" ќ  2  за 1905 год,  с
подзаголовком:  "ќскиз". ‚ошло во второй том собраниЯ сочинений изд. "Њысль"
с  датой:  "”евраль  1905  г.".  ‚  собрании сочинений изд.  "•удожественнаЯ
литература"    (1955-1956 гг.)    автор    дал    "“бийству"   подзаголовок:
"‘тихотворение в прозе".

                                                                 H.M.‹юбимов
Last-modified: Tue, 03 Dec 2002 18:53:36 GMT
Ћцените этот текст: