 неловко и как-то затерЯнно.  Ђ на ветку иудина дерева даже и
смотреть опасалсЯ Ђлексей €ваныч.  ‘плеталось такое:  ходЯт чьи-то  не наши,
стерегут жизнь...  они-то и старЯт людей...  ѓлЯди на них,  как хочешь,  или
совсем не  глЯди,  -  им  все  равно,  -  хоть ори  и  ногами топай:  они  -
глухонемые,  и они не уйдут - будут слонЯтьсЯ под окнами, под дверЯми, ждать
своего  часу...  Ќа  один  момент  Ђлексей  €ваныч  представил  самого  себЯ
точь-в-точь вот таким,  как старый полковник, а ‚алю (на один только момент)
слепою,  как эта старуха (бог ее знает,  отчего она ослепла): сидит ‚алЯ вот
здесь, с такими вот щеками, неопрЯтнаЯ, губы мокры от пива (кощунство почти,
но ведь на один только момент)...  € ЊитЯ тут же... он вырос, стал студентом
- давно  уж  студент,  -  сидит на  диване рЯдом вот  так  же,  как  ЌатальЯ
‹ьвовна... Ќичего больше, только это.
     ‚от у  самого у  него порхающие брови,  копьевидный кадык и  на пальцах
глЯнец,  а ‚алЯ... толстаЯ, стараЯ, слепаЯ, неопрЯтнаЯ, любит карты, домино,
пиво...  ЊитЯ  скучает,  злой,  нервный,  от  одного отбилсЯ,  к  другому не
пристал,  и  кто  знает,  что  у  него  в  душе?  Њожет быть,  он  замышлЯет
самоубийство?
     —тобы оттолкнутьсЯ,  Ђлексей €ваныч кашлЯнул,  поднЯлсЯ и опЯть сел,  и
сказал, не совсем уверенно впрочем, обращаЯсь к ѓречулевичу:
     - ‘ейчас на пароходе познакомилсЯ с дивизионным врачом одним...  сказал
мне фамилию, - не то —ечулевич, не то ѓречулевич... “ тебЯ нет такого, дЯди,
что ли, военного врача?
     - „авай бог, - сказал, не удивЯсь, ѓречулевич. - „ЯдЯ подобный помешать
не может.
     €  по  глазам его видно было,  что всех своих родичей отлично он знал и
что никакого военного врача между ними нет.
     ’ак  же  и  Њакухину сказал  что-то  насчет  выигрышных билетов Ђлексей
€ваныч:
     - Ќовый год на носу,  ”едор Џетров.  Ћх, непременно ты выиграешь двести
тысЯч!
     € ѓречулевич подхватил живо:
     - ‚от и покупай у менЯ тогда ’аш-Ѓурун!
     - Ќа что он мне?.. ‡айцев на нем гонЯть? - отозвалсЯ Њакухин.
     - —то ты - зайцев!.. ’ы на нем целебный источник какой-нибудь отроешь -
ты  такой!..  €ли  руду  какую-нибудь  очень  доходную!..  Њиллионами будешь
ворочать!  - и пошел под слепую с маленькой бубновки, сказавши: - Ќе с чего,
так с бубен!
     Ђ  слепаЯ поставила прЯмо против него свою неподвижную деревЯнную маску
и возразила:
     - ѓосподинчик мой!  Љто же под вистующего с маленькой ходит?.. да еще и
в чужую масть!
     €  заспорили о  каких-то ренонсах,  правилах,  исключениЯх,  как всегда
бывает при игре.
     Ђлексей €ваныч  усиленно задвигал ладонЯми по  коленЯм,  что  всегда он
делал,  когда собиралсЯ решительно встать и  уйти и  когда неЯсно самому ему
было,  куда идти.  Ќо в  последний раз поглЯдел все-таки на Ќаталью ‹ьвовну.
Њожет быть, это был очень робкий взглЯд, и она понЯла его.
     - —то же нам здесь сидеть?  -  сказала ЌатальЯ ‹ьвовна. - Џойдемте-ка в
мою комнату, - и поднЯлась.
     "Ќам!"  -  отметил  невольно Ђлексей  €ваныч,  и  сконфуженно несколько
оглЯдел всех, и зачем-то откланЯлсЯ, извинЯЯсь.
     ‚ комнате Ќатальи ‹ьвовны было так:  стоЯл стол под самым окном (ставни
были прикрыты),  -  обыкновенный женский стол,  -  не письменный,  нет,  - с
небольшим зеркалом,  коробками и  флаконами,  со смешанным запахом духов,  с
несколькими пухлыми  новыми  книжками,  пачкой  узеньких цветных  конвертов,
раскинутой  веером;   тут  же  чернильница  в  виде  лающей  моськи,  ручка,
чрезвычайно неудобнаЯ длЯ письма,  и  печенье...  “спел еще заметить Ђлексей
€ваныч на  том  же  столе  вышиванье по  канве шелками,  но  ЌатальЯ ‹ьвовна
скомкала работу и забросила за ширмы.
     Ћт колпака на лампе, - матерчатого Ярко-желтого полушара - все тут было
беспокойного оттенка,  а ширмы сами по себе были цвета только что опавших от
утренника кленовых листьев (когда они лежат рыхлой грудой и  ветер их еще не
растаскал  по  дорожкам).   Љ   этим  тонам  был  в  последнее  времЯ  очень
чувствителен Ђлексей €ваныч: он даже глаза рукою прикрыл, чтобы к ним теперь
привыкнуть.
     ‘казала ЌатальЯ ‹ьвовна:
     - ’ак   вот...   садитесь...   ‚ы   куда-то   ездили   на   пароходе?..
ђасскажите-ка.
     - Љакой же он у  вас Ядовитый!  -  отозвалсЯ Ђлексей €ваныч о колпаке и
потрогал его рукой;  потом он посмотрел жмуро, как желтые отсветы ложатсЯ на
белесые обои,  на  чашку и  кувшин умывальника,  на  ее лицо,  ставшее здесь
несколько кукольным, как фарфор на солнце, и только после этого ответил:
     - …здил?..  „а,  Я действительно ездил...  - Џодумал: "Ќе рассказать ли
ей" - и поспешно закончил:
     - ќто Я  по делу,  конечно,  ездил:  насчет места...  џ ведь теперь без
места, а там выходило.
     - Ђ-а... выходило...
     - Њм-да... выходило...
     - Ќо не вышло?
     - Ќет,  этого нельзЯ сказать...  џ, может быть, еще и соглашусь... „ело
осталось неопределенным...  ’о есть оно почти выЯснилось, но не совсем... не
совсем...  - Џосмотрел на нее белыми глазами, бегло припоминаЯ прошлую ночь,
и еще раз сказал: - Ќе совсем!
     - Ћ-о,  вы,  кажетсЯ,  очень нерешительны!..  ‚ы  как-то так,  -  мелко
перебрала руками ЌатальЯ ‹ьвовна,  как будто что-то  рассыпала на  пол (и  с
лицом сделала такое же).
     - Ђ нужно как же? - удивилсЯ Ђлексей €ваныч.
     - Ђ нужно так!  -  быстро сжала руки,  пальцы в пальцы, крепко вытЯнула
их, точно вожжами правила, и с лицом что-то сделала такое же.
     - ‚от вы как!.. € думаете вы, что так лучше?
     Ђлексей €ваныч быстро поднЯлсЯ было, но тут же сел.
     - Ќет,  иногда не лучше...  Ѓывают случаи,  что не лучше...  Ќикогда не
лучше!  - так решил это, наконец, уверенно, что даже Ќаталью ‹ьвовну удивил.
Ќашел  на  столе  перламутровый маленький перочинный ножичек,  который можно
было повертеть в  руках,  осмотрел его,  открыл лезвие,  попробовал пальцем,
насколько остро, опЯть закрыл, постучал тихо о краешек стола и, забывши уже,
что говорит не о том, продолжал:
     - ‘ близким человеком так нельзЯ -  решительно... Ѓлизкий человек - все
равно,  что  ты  сам:  всегда бывает ровно  столько же  доводов за,  сколько
против,  и решить очень трудно... - и тут же вспомнил, что не о том говорит,
и поправилсЯ:
     - Ђ если даже с близким нельзЯ, то с самим собою тем более.
     - Ќо ведь место-то нужно же вам?  -  улыбнулась ЌатальЯ ‹ьвовна,  и  по
этой улыбке Ђлексей €ваныч догадалсЯ,  что она понЯла его,  однако почему-то
не хотелось, чтобы понЯла.
     €з-за двери,  хоть и не очень резко,  все-таки слышно было, как говорил
степенно Њакухин:  "Ќу,  пики...",  а  ѓречулевич живо подхватывал:  "ЋпЯть:
"ну"?.. Џри чем же тут "ну"?.."
     †елтый  шар  абажура  неприЯтно  действовал  на  глаза,   и  эти  ширмы
беспокойного какого-то цвета,  и запах каких-то духов,  и то, что у нее были
понимающие глаза,  участливые человеческие глаза,  те  самые,  о  которых он
думал,  когда шел сюда,  - все это странным образом свЯзывалось со вчерашним
€льею  и  ‚алей -  как  будто они  тоже  были  здесь же,  -  может быть,  за
ширмами...
     Љонечно,  это  была только усталость души,  при  которой то,  чего нет,
кажетсЯ столь же Ярким,  а может быть,  и Ярче даже того, что перед глазами.
ќто чувствовал теперь и сам Ђлексей €ваныч.
     - џ,  - сказал он робко, - кажетсЯ, немного болен: должно быть, продуло
на палубе, когда спал... верно, верно: мне что-то не совсем ловко.
     - —то же вам такое предложить?.. ЉоньЯку выпить подите, - там, у “ндины
Љарловны.
     - Ђ? Ќет... зачем же?.. Њесто, вы сказали - место каждому нужно.
     - „а...  € мне,  конечно...  € вот, этот Њакухин... џ, знаете ли, скоро
уеду отсюда.
     - ‚от как?
     - „а-а... “еду... ‚ы думаете, что Я очень сквернаЯ, потому что актриса?
Ќет, не очень. Ќе думайте обо мне так.
     - џ думаю?..  ѓосподь с вами! —то вы! - Ђлексей €ваныч даже потЯнулсЯ к
ней невольно.
     - € ведь Я уж теперь не актриса...  —то вы на менЯ так смотрите?.. Ќет,
Я не была очень скверной... џ даже и скверной актрисой не была, поверьте.
     Ђлексей €ваныч несколько был удивлен: он хотел говорить с ней о себе (в
нем теперь так много было неЯсного), а она с ним о себе говорила; и она была
новаЯ,  -  он ее такою еще не видал,  и  совсем забылось,  что у  нее теперь
цирковое тело: гибкое, ловкое и напоказ.
     ѓоворила она  не  в  полный голос  -  глуховато;  глаза блестели как-то
нехорошо,  точно и ее тоже продуло на палубе,  а руки она как сжала палец за
палец, так и держала на коленЯх забывчиво, не разжимаЯ.
     - ‚ас кто-то сейчас обидел? - догадалсЯ Ђлексей €ваныч.
     - Ќу,  вот еще! Љак менЯ теперь обидеть? ЊенЯ уже нечем и негде обидеть
больше...  € мне ведь не тЯжело сейчас,  -  нет... ‚ы, кажетсЯ, думаете, что
тЯжело?  Ќе-ет,  -  это у вас такое уже сердце...  бабье.  Љонечно,  вы были
превосходным мужем и  очень любили своего мальчика...  Ћтчего это у вас одно
плечо выше,  даже когда вы сидите?..  правое...  Ђ-а, - это, должно быть, от
биллиарда!..  џ как-то пробовала на биллиарде,  и у менЯ,  -  представьте, -
выходило... даже сукна не порвала. ‚ы ведь играете на биллиарде?
     - Ќет,  нет,  это у  менЯ смолоду так...  Ђ как ваша рука?  -  вспомнил
Ђлексей €ваныч.
     - Ќичего, зажило уж... вот.
     ‘двинула рукав, и опЯть увидал Ђлексей €ваныч неожиданно полную крепкую
руку с Ямками на локте.
     Ћна поднесла ее к самому абажуру,  чтобы виднее,  и по руке разбежались
дразнЯщие желтые рефлексы.
     Ђлексей €ваныч поднЯлсЯ даже,  так  это  опЯть взволновало его странно,
как и раньше,  -  у себЯ на даче.  ѓлЯдела она на него вбок,  а мослачок был
весь открыт. ђанки затЯнулись, - были как две свежих оспинки у Њити.
     - “  менЯ все заживает быстро,  -  и  совершенно уж ко всему на свете Я
привыкла...  ќто Я говорю откровенно: ко всему... €ногда по ночам мне бывает
очень страшно: Я никогда не думала, что буду жить, как теперь... € вот живу,
и мне безразлично ведь!.. ѓосподи, до чего уж все безразлично!..
     (Џосмотревши в  ее  глаза теперь,  Ђлексей €ваныч отвел свои и  подумал
определенно: "Ћна какаЯ-то страннаЯ".)
     - Ђ  откуда взЯл этот Њакухин свой театр?..  ќто вы обо мне разболтали,
что Я скрываю?..  „а,  Я скрываю это,  потому... џ очень не люблю, когда мне
напоминают разное...  Ќикогда мне не говорите об этом... хорошо?.. ‚аша жена
покойнаЯ часто ходила в театр?
     - ‚ театре Я их первый раз и увидел...  вдвоем с €льей...  -  бормотнул
Ђлексей €ваныч.
     - Ђ-а?..  ‚ театре?..  ‚аша жена,  помню,  -  она - так, - и неожиданно
ЌатальЯ ‹ьвовна опЯть сделала,  как тогда у  него в  комнате;  даже руку она
быстро поднесла к шее,  чтобы расстегнуть крючки,  хотЯ всЯ длиннаЯ шеЯ ее и
без того была теперь открыта, как у ‚али.
     - „а, да... - бормотнул Ђлексей €ваныч, - да, да...
     - Џохоже?..  џ не забыла, значит?.. - € вдруг она пригнулась и спросила
тихо, заглЯнув в него снизу: - Ќу что же вы, как?.. ‘трелЯли?
     - џ?.. ѓде?.. - удивилсЯ Ђлексей €ваныч.
     - Ђ там... куда ездили... џ ведь знаю, куда вы ездили... ‡начит, нет?..
„аром только здесь упражнЯлись... ќх, вы!
     - „аром, да... зрЯ... Ќе в кого было. ‘овершенно даром.
     - ‚ы его не видели? Ќе встретили, что ли?.. Ќе застали дома?
     - ‚идел...  Ќе-ет,  Я его отлично видел,  -  вот как вас вижу... ЌельзЯ
было...  Ќе в кого было стрелЯть...  ‚се-таки не в кого!.. ‡астал и видел...
Њы говорили.
     - Ќичего Я не понЯла... ‘кажите просто!
     - Ђ?.. Џросто?
     - …сли бы  вы  знали,  с  какой завистью смотрела Я  на  вас,  когда вы
готовились!  ’ак это было... театрально!.. џ не смеюсь над вами, не думайте:
может быть,  длЯ менЯ только то  и  естественно,  что театрально -  почем вы
знаете?  € папа с вами... так это было живописно... "Џредставь, - говорит, -
инженер-то наш,  -  кого-то на дуэль вызывает...  Ќо-о  стрелЯет по третьему
разрЯду!.." ‚ы все-таки вызвали его или нет, того... вашего? €ли нет?
     - Ќет... ’о есть, что-то такое сказалось, кажетсЯ... Ќет.
     - ЃеднаЯ же ваша жена...  ’ихо так все это у нее кончилось...  € некому
было защитить,  и  отомстить некому...  ‡найте,  что Я  на  вас с  уважением
смотрела целых три днЯ! Ђ у вас так тихо все кончилось... ќх, вы-ы!
     - …ще не кончилось... нет!
     - Ќу-у-ну!..  —то же вы можете еще?.. ‚ы? ’акой?.. џ очень волновалась,
когда вы уехали,  -  это правда. џ думала, что вы уж не приедете больше... Ђ
вы как-то благоразумно все обернули...  џ не сумела так... да и не хотела...
Ќет, Я не каюсь.
     Ќа  столе остались от работы два клубка шелковых ниток:  Ярко-красный и
Ярко-светло-зеленый (теперь,  от абажура,  оба почти одного цвета);  ЌатальЯ
‹ьвовна стала подбрасывать их и  ловить;  у нее это выходило довольно ловко,
но Ђлексей €ваныч даже зажмурилсЯ от этого мельканиЯ, так и сидел, потупЯсь.
Ћн думал в это времЯ,  прав ли он? ‚ерно ли он решил за нее вчера?.. ’еперь,
когда он  сидел зажмурЯсь,  очень отчетливо представилось это,  как  входила
‚алЯ к  €лье;  как  будто эта  комната была та,  и  вот она входит в  дверь,
окрашенную скверно под дуб. € лицо ее тогда, с потемневшими глазами, и сухие
губы, и руки - обе вперед, и тЯжелаЯ поступь беременной, - это представилось
так Ярко, что нельзЯ было не поверить.
     - ‚ы слышали, что Я сейчас?.. Ќет?.. ‚ы о чем-то задумались...
     ЌатальЯ ‹ьвовна положила на  стол  нитки и  сказала,  глЯдЯ от  него  в
сторону и немного вверх:
     - ќто было,  конечно, то, что называетсЯ аффектом... на суде... Ќо менЯ
не  судили...  „а никто от этого и  не пострадал.  Ћдним словом,  Я  сделала
однажды то, что вы не решились... џ сделала это, - слышите?.. џ вас не пугаю
этим?..  Ћт этого,  впрочем,  никто не пострадал,  -  не бойтесь. џ тоже "по
третьему разрЯду"...  как  и  вы.  Ѓыла  разбита  только  розоваЯ лампадка в
номере...  (ЊаленькаЯ  странность,  -  каприз  таланта:  вчитыватьсЯ в  роль
непременно при  розовой лампадке...  так  она и  ездила с  ним везде)...  „о
полиции дело не дошло,  конечно... ‘цену Я бросила. Џриехала к своим, - куда
же больше? ‚от и все.
     Ћна посмотрела на него вбок и добавила:
     - ‚ы понЯли или нет?.. €ли вы мне не верите?
     Ќо Ђлексей €ваныч не расслышал даже Ясно, что она сказала.
     ’очнее,  вышло так,  что слова ее  запали в  памЯть,  но до сознаниЯ не
дошли:  он  их  только гораздо позже услышал.  ЏамЯть их  отложила куда-то в
сторону, как совершенно ненужное теперь.
     ЏамЯть теперь усиленно работала в  нем,  -  вернее,  весь он был только
памЯть,  но  в  беспорЯдочном ворохе  своего  чужому  не  нашлось достаточно
видного места.  Џоказалось,  что  она  некстати говорит о  какой-то  розовой
лампадке,  котораЯ разбилась, и тут же розоваЯ лампадка эта свЯзалась в одно
с  красной  гвоздикой  вчерашней,   и  больше  €лье,   чем  ей,  он  ответил
нерешительно:
     - —еловек  человеку  -   жизнь  и  человек  человеку  -   смерть...   €
разграничить это очень трудно...  ‚от мы сидим теперь с вами двое и -  почем
вы знаете? - может быть, вы моЯ смерть или Я - ваша.
     - „а-а...  это,  конечно...  -  Ћна посмотрела на него внимательно, всЯ
выдвинувшись на свет, и продолжала о своем:
     - ’еперь он за границей где-то, а где, - Я не знаю. Џослала ему десЯток
писем poste-restante*:  в ђим,  в Џариж,  в Ѓерлин,  в Ќиццу,  в ‚ену... еще
куда-то...  Њожет быть,  он получил хоть одно...  Ћн, наверно, получил, хоть
одно... Њожет быть, он мне ответит...
     ______________
     * „о востребованиЯ (франц.).

     Ћна помолчала немного,  ожидаЯ,  что он скажет,  и  добавила неожиданно
резко:
     - ‚ам надоело у менЯ сидеть?..  ‚ам хочетсЯ туда, к ним? Њожете. €ли вы
действительно больны?
     - Ђ?  - очнулсЯ Ђлексей €ваныч. - Ќет, мне хорошо у вас... Ќет, вы менЯ
не гоните.
     Ћн  поднЯлсЯ,  прошелсЯ по  комнате (можно  было  сделать всего  четыре
шага),  забывчиво заглЯнул за ширмы и  только теперь услышал,  что она пишет
кому-то за границу poste-restante, и спросил:
     - ќто кому, кому вы пишете за границу?
     Ћна поднЯла удивленно брови и ответила медленно:
     - Ќу уж неважно,  кому!  -  и опЯть начала подбрасывать шелковые мотки,
только теперь выходило у  нее неудачно,  мотки все падали на пол,  и Ђлексей
€ваныч подымал их  и  подносил ей,  пока она не  забросила их,  наконец,  за
ширмы, к вышиванью, и вдруг сказала:
     - џ очень завидую вашей жене!.. ЊенЯ никто не любил так, представьте...
Џочему?  Ђ?  Џочему?  Ќу почему?..  -  и лицо у нее стало длинно, по-детски,
досадливое.  -  Ќет,  вы не смешны,  -  не думайте, что вы смешны... ‚ы даже
трогательны немного...  Ђ почему,  кстати, вы носите такую фуражку казенную?
‚ы были где-нибудь... как это называетсЯ?.. городским архитектором, да?
     - „а... „а, бесспорно, - бормотнул Ђлексей €ваныч.
     - Ѓесспорно?..  ‡наете,  -  бросьте-ка ее:  она противнаЯ,  -  и носите
шлЯпу...  Џраво,  вам очень пойдет шлЯпа...  сераЯ с  прЯмыми полЯми...  ’ем
более,  -  теперь вы  без места...  ‚от галстук ваш -  честный художнический
бант,  только вы  его  плохо  завЯзали.  „айте-ка,  Я  вам  его  перевЯжу...
Ѓоитесь?..  Ђх,  это,  должно  быть,  ваша  покойнаЯ жена  научила  вас  так
завЯзывать?
     - Ќет,  Я сам...  - бормотнул Ђлексей €ваныч и несмело глЯдел, как она,
сказавши:  "Ќу, если сам, тогда Я, значит, могу", - начала что-то делать над
его широкой батистовой лентой.
     Ћчень близко от его глаз шевелились ее руки,  и  совершенно нечаЯнно он
сравнил их с  руками ‚али и  отметил:  у  Ќатальи ‹ьвовны они были моложе...
(ничего больше, - только это: моложе).
     ЏеревЯзавши, она поднесла к нему зеркало и сказала:
     - Ќу вот...  теперь гораздо лучше... € когда вы поедете к вашему... как
его зовут, кстати?
     - Ќет,  Я не хочу его больше видеть... Ќе хочу совсем! - твердо перебил
Ђлексей €ваныч. - ‡ачем он мне теперь?.. Ќе хочу.
     - Ља-ак?  Ќе хотите даже?  —то это вы?..  (Ћна улыбнулась.) Ќе-ет,  вас
опЯть потЯнет, увидите... ‚от вы увидите... “ж это Я знаю.
     - Ћткуда вы  можете знать?..  (Ђлексею €ванычу стало как-то неловко под
ее  взглЯдом,  теперь насмешливым.)  -  Ќет,  мы обо всем уже все сказали...
Џочти  обо  всем...   почти  все...  ‚не  всЯкого  сомнениЯ,  теперь  Я  его
представлЯю Ясно... довольно Ясно...
     - Њожно мне еще одну мелочь вспомнить?  (Ћна дотронулась до его локтЯ.)
‚идите ли...  Љогда разбилась лампадка,  тут  была,  оказываетсЯ,  в  номере
пестраЯ кошка (он очень любил кошек),  большаЯ пестраЯ кошка... и вот, кошка
эта тогда - хвост дыбом, уши так (она показала, как), мимо менЯ в дверь, как
бурЯ...  как молниЯ! ’ак это менЯ испугало тогда, - больше всего на свете. џ
ее  раньше не видела совсем...  Ћткуда она взЯлась,  -  неизвестно.  ‚друг -
бржжж...  мимо ног...  Љак молниЯ!..  …два привели менЯ в  чувство через два
часа...
     Ћна глЯдела на него,  пожалуй,  даже с испугом в глазах и ждала, что он
скажет теперь,  а он думал, что она некстати как-то говорит теперь о пестрой
кошке,  как раньше о розовой лампадке,  и повторил про себЯ:  "Ћна несколько
страннаЯ!.."
     ‚ то же времЯ почему-то все представлЯлсЯ выстрел в €лью,  о котором он
столько думал все последние дни.
     Џочему-то теперь с  кошкой этой и  с  разбитой розовой лампадкой упорно
свЯзывалсЯ выстрел;  и  ощутительнее всего  и  заметнее всего был  длЯ  него
теперь  маленький револьвер,  постоЯнно лежащий у  него  в  боковом кармане.
Џоказалось,  что нужно объЯснить ей  (или кому-то  другому),  почему это так
мирно обошлось у него с €льей, так "тихо кончилось", как она сказала раньше,
и он заговорил, будто про себЯ:
     - ђазве Я  не  мог бы?..  Ќе  рассуждаЯ,  мог бы...  „лЯ себЯ лично,  -
конечно,  мог бы...  и всегда могу...  Ћ-о,  эта возможность всегда при мне:
вот!  (Ћн прижал пальцы к боковому карману.) …сли бы ей это нужно было, Я бы
мог...  Ћднако -  однако Я ведь этого не почувствовал...  а ведь Я его долго
видел...  Ќет,  это только ничтожество,  тупое,  сытое ничтожество, и больше
ничего! € когда она умирала, она понЯла это... наконец понЯла.
     - ‚аша  жена  полюбила  тупое  ничтожество?  -  живо  спросила  ЌатальЯ
‹ьвовна.
     - € всЯкий человек также.  ‚сЯкий непременно влюблЯетсЯ в причину своей
смерти,  -  верно, верно... и непременно в какое-нибудь ничтожество... џ так
начал думать недавно...  ‚ерно,  верно... ‚ сущности, всЯкий человек умирает
добровольно...
     - „аже когда его душат на большой дороге?
     - „аже когда душат на большой дороге.
     - „аже во времЯ крушениЯ поезда?
     - „а,  безразлично, когда и как... „аже боитсЯ он смерти или не боитсЯ,
- все равно.
     - Ќе понимаю... Ђ ЊитЯ ваш?
     - Њитю она взЯла.
     - Ќу, хорошо... Ђ если бы она не умерла, ваша жена?
     - Ћна была бы теперь со мною... и только. € ЊитЯ тоже.
     €з другой комнаты слышно было:
     - Ќу,  вира  помалу,  -  говорил прочно  Њакухин,  должно быть  забираЯ
взЯтки; а ѓречулевич подхватывал:
     - ’ы опЯть "ну"?.. € нельзЯ ли тебе выражатьсЯ посухопутней?
     ‚слушиваЯсь в это и глЯдЯ на завитки темных волос Ќатальи ‹ьвовны -  от
абажура позолотевших, - Ђлексей €ваныч разъЯснил самому себе вслух:
     - Љогда самоубийством кончают, - думают, что это - акт свободный, а это
все та же любовь к ничтожному...  Ќебытие!  „аже просто взЯть в чистой идее:
что ж такое небытие? ‚едь его совсем не существует на свете... —то же это за
понЯтие?  Ћткуда оно?..  ќто не  только абстракциЯ,  -  это обман!  Џодойдет
смерть и прикинетсЯ небытием.  Ѓытие небытиЯ - какой абсурд! Ќет, этому Я не
поддамсЯ... нет!
     - Ќе поддавайтесь! - серьезно сказала она очень тихо, закусив волос. Ћт
абажура ли  или изнутри это шло,  она позолотела всЯ,  -  и  глаза,  и  щеки
проЯснели,  -  улыбаЯсь,  но  это была не  снисходительнаЯ и  не  со стороны
откуда-то  улыбка,  а  близкаЯ,  та  самаЯ,  котораЯ рождает в  душе большую
доверчивость,  и  Ђлексей €ваныч почувствовал,  что ей  многое можно сказать
именно теперь,  что слова его не отскочат, а лЯгут в нее, как в рыхлую землю
посев, и, светло глЯдЯ на нее, он проговорил:
     - ‚ы теперь очень хороши собой...
     - Ђ-а!  ‚от как?..  -  точно удивилась она.  - ’олько теперь?.. Ќу и то
хорошо.
     - џ что-то не то сказал?..  Џростите!  -  встревожилсЯ Ђлексей €ваныч и
сделал рукою свой обратно хватающий жест.
     - Ќет,  ничего, - успокоила она, все так же улыбаЯсь, и вдруг добавила:
- Ђ вы знаете,  какаЯ тайнаЯ мечта у ѓречулевича?.. Ћн мне говорил: попадать
в муху из монтекристо на десЯть шагов!..  "Ѓольше,  - говорит, - ни о чем не
мечтаю!.."
     - Ћн  -  веселый,  -  бормотнул Ђлексей €ваныч.  -  ‘коро его опишут за
долги...
     - —то вы?.. Ђ гора его... ’аш-Ѓурун?
     - ‚се,  и  гору...  ‘  него скоро все стащат...  -  €,  заметив крайнее
изумление в золотых глазах Ќатальи ‹ьвовны,  добавил поспешно:  - ‚прочем, Я
ведь этого не знаю толком - мало ли что о ком говорЯт...
     - Ђ Ња-ку-хин? - живо спросила она.
     - Њакухин - другое дело... Њакухин подберет... Њакухин все подберет...
     Ћн  опЯть повертел перламутровый ножичек,  раскрыл,  попробовал пальцем
острие и закрыл и совершенно незаметно длЯ себЯ сунул его в карман.
     - ’ак вы его у менЯ еще и унесете -  ищи вас тогда!  - спокойно сказала
ЌатальЯ ‹ьвовна, покосившись на его карман.
     - Ђ?..  Љого унесу?..  -  €,  догадавшись, Ђлексей €ваныч не рассмеЯлсЯ
весело над  своей растерЯнностью,  не  сказал:  "простите",  не  сделал даже
своего хватающего жеста, - он только опешил, растерЯлсЯ и покраснел.
     - ‚идите, как Я... - бормотнул он, кладЯ ножичек на стол. - ќто ЊитЯ...
“ Њити такой же был -  перламутровый тоненький... и тоже английской стали...
Љарандаши часто ломал,  Я ему чинил... Ќожик у менЯ находилсЯ, а то он часто
терЯл...
     ‘мущенный,  он постоЯл немного,  потупЯсь,  и, несмело взглЯнув на нее,
продолжал о Њите:
     - Ћн  очень беспокоилсЯ,  когда терЯл...  ‘кажет:  "как же  это  Я  так
мог?.." € руками даже так разведет: "Ќе понимаю!" - точно большой... Џридешь
с  работ,  утомленный,  конечно,  -  на диван прилЯжешь,  а тут ЊитЯ:  глаза
веселые,  даже,  пожалуй,  хитрые немного,  -  да,  именно лукавые: "Ђ ты, -
говорит, - что же свою обЯзанность забыл? Ђ?.. ’ы что же это не спросил, как
Я  переписал басню?.." € руки назад,  а в руках тетрадка...  ЃаснЯ,  что ли,
такаЯ есть,  или сказка:  "Ћрел и ветер"?..  Џриносит мне раз - очень, вижу,
красиво написано "Ћрел",  даже с хвостиками везде,  где можно... очень много
хвостиков... "‚етер" кое-как, а уж "Ћрел" так и парит по тетрадке... "—то же
ты его так,  ЊитЯ, очень уж старательно разрисовал, этого "Ћрла"?" - "Ќу еще
бы,  -  говорит: - "Ћрел"!" - "Љонечно, - догадываюсь, - орел - царь птиц...
‚се-таки очень старалсЯ ты..." - "„а, - он говорит, - напиши-ка его кое-как,
невнимательно, еще заклюет!.." - такое воображение детское, живое... џ понЯл
теперь,  почему с ним не простилась ‚алЯ (моЯ жена), когда уезжала... Џрежде
Я не понимал этого...  Ћна нарочно с ним не прощалась:  она знала, что он бы
ее непременно удержал... ‚не сомнениЯ... Ћна просто боЯлась...
     - Ќу ничего,  что ж.  “ вас еще может быть другой ЊитЯ,  -  сказала она
беспечно.
     - Љаким образом?  - Ђлексей €ваныч даже испугалсЯ. - ‹епетюк?.. Ќет уж,
другого не будет!.. ‹епетюк, вы думаете?.. ќто ведь не мой, - это его.
     Ћна отшатнулась на спинку стула, чтобы уйти лицом в тень...
     - Ђ можно и мне вспомнить одну мелочь?  Ћчень маленькую, - Я недолго...
Џредставьте так:  едет в вагоне четвертого класса девочка лет восемнадцати -
и всех любит -  очень еще,  очень была наивна, институтка ведь... Ћдета она,
как простаЯ сельскаЯ девка:  на ногах лапотки,  на голове платочек, белый, с
желтым горошком.  € вот,  -  напротив баба,  при ней трое ребЯт...  и мешки,
конечно:  без таких вот грЯзных мешков ни  одна баба никуда не поедет,  да и
нельзЯ ей без них ехать...  Ѓыло у ней десЯть рублей, - краснаЯ бумажка: все
ее  состоЯние,  -  билет  четвертого класса и  десЯть рублей.  ‡ачем-то  эту
бумажку из  мешка  она  вытащила...  да,  конечно,  ребЯтам хлеба  купить на
станции,  -  мелкие уже  все вышли...  а  ребЯта эти,  очень много они хлеба
ели...  „ала эту бумажку подержать старшенькому,  а  он,  -  представьте,  -
ротозей деревенский, в окно ее упустил на ходу поезда... —то тут было! „енег
у бабы уж никаких больше нет... и баба ревет, и ребЯта ревут... и все кругом
ахают...  „евочка эта наивнаЯ,  в лапотках,  - у нее тоже было только десЯть
рублей,  золотой,  на  кресте в  трЯпочке был привЯзан,  -  отдала бабе этот
золотой...  и  все.  Ћтдала,  а сама осталась совсем без копейки...  Ћдна...
представьте! Ћна пожалела, не правда ли?.. Ђ ее... ее... не пожалели!
     - ‚ы что?.. Џлачете?.. - удивилсЯ Ђлексей €ваныч.
     - ђазве?..  ‚от  еще  новости!  (Ћна  быстро  вытерла  слезы  со  щек.)
„ействительно ведь!..  ’олько Я не плачу,  не делайте скорбного лица...  ќто
просто от того разу осталось,  -  помните? Ќу вот, когда вам очень хотелось,
чтобы Я заплакала.
     Џосмотрела на него долго и добавила:
     - ђасскажите еще  что-нибудь о  вашей покойной жене...  “  вас  это так
хорошо выходит!
     - Љак "хорошо"?
     - Ќу,  живо, что ли... трогательно... џ сказала, что ей завидую? Ќет, -
что же хорошего завидовать человеку после его смерти?.. Њне ее очень жаль...
џ на нее ничем не похожа?.. Ќи капли?
     - Ќет,  конечно...  ‚ы...  другаЯ  совсем...  -  Ђлексей €ваныч  дернул
плечом,  правым,  которое было выше левого, оглЯдел прикрытую дверь и сказал
вдруг: - Њожет быть, уж пойдемте туда, к ним?
     - Ђ-а... вот как?.. ‘оскучились?..
     “лыбаЯсь широким  несколько ртом,  ЌатальЯ  ‹ьвовна  быстро  встала,  и
Ђлексею €ванычу сделалось очень как-то неловко, когда она сказала тихо:
     - Ќикогда больше не говорите мне о жене своей покойной,  - право! ‡ачем
это мне, а?.. Њне это совсем не нужно!..
     € сама отворила дверь.


     ‚  синеватую от табачного дыма муть этой комнаты Ђлексей €ваныч вошел с
тоскливым желанием сейчас же уйти к  себе и уж продвинулсЯ было к полковнику
прощатьсЯ,  когда  ЌатальЯ ‹ьвовна,  взЯвши  из  рук  ѓречулевича колоду (он
только что приготовилсЯ сдавать), бросила ее на диван.
     - Ѓудет уж вам!  -  сказала.  -  „умаете,  очень весело на вас глЯдеть?
Ќисколько!.. Ћчень гнусно!.. „а, гнусно и надоело! Џротивно!
     Ѓывают лица,  которые очень милы,  когда приветливо спокойны,  красивы,
когда  улыбаютсЯ весело,  невыразительны,  когда задумчивы,  неприЯтны даже,
пожалуй,  когда про себЯ тоскливы, и положительно прекрасны во времЯ злости:
тогда они будто длинные голубые хвостатые искры мечут...
     Љак  раз  такое лицо было теперь у  Ќатальи ‹ьвовны,  и  Ђлексей €ваныч
видел,  что  это не  только он  один отметил,  но  и  другие,  кроме слепой,
разумеетсЯ,  котораЯ  пока  потЯнулась к  своему  пиву,  сказавши на  всЯкий
случай:
     - ‘дача с правой руки... ход мой. Џрошу помнить.
     €  не  успел  еще  Ђлексей €ваныч определить как  следует,  что  это  с
Ќатальей ‹ьвовной,  -  как она сказала вдруг,  обращаЯсь сразу ко  всем трем
гостЯм - и к ѓречулевичу, и к Њакухину, и к нему:
     - ‘ейчас извольте сказать:  зачем это вы сюда притащились? ‚ы - в карты
со старичками моими играть?.. Ћч-чень мило и весело! „ругого места длЯ этого
не нашли?
     Ђлексей €ваныч потупилсЯ и,  взглЯнув исподлобьЯ,  заметил,  как  криво
улыбнулсЯ ѓречулевич,  а Њакухин густо покраснел вдруг и тЯжело засопел, что
было у него признаком большого волнениЯ.
     - Ђ если это вы ради менЯ приволоклись,  - продолжала между тем ЌатальЯ
‹ьвовна,  -  то не угодно ли не канителить!..  ‚ы что из себЯ представлЯете?
†енихи  все?  •олостой народ?  €звольте-ка  мне  предложение делать вслух  и
публично,  а Я посмотрю, как это у вас выйдет... € вы, и вы, Ђлексей €ваныч!
Ќепременно и  вы!  Ќечего подымать руки:  вы  тоже жених:  вдовец -  значит,
жених! Љто первый предложение сделает, за того и пойду. Ќ-ну!
     “  ЂлексеЯ €ваныча даже не только руки сами собой поднЯлись длЯ защиты,
- он  вообще отшатнулсЯ и  отступил на  шаг,  на  два:  длЯ  него не  только
неожиданно было, - нет, это показалось свЯтотатственно-страшным: у него даже
дрожь прошла между лопаток.
     ѓречулевич  сидел,   так  же  криво  улыбаЯсь  и  загадочными,  немного
прищуренными глазами глЯдЯ на Ќаталью ‹ьвовну в упор.
     ‘тарик,   видимо,  был  поражен  выходкой  дочери  чрезвычайно;  высоко
вспорхнули его брови, выкатились глаза и открылсЯ чернозубый рот... Ђ слепаЯ
бесстрастно прислушивалась, отпила два-три глотка пива и снова прислушалась.
     - ‡дорово!  - сказал вдруг Њакухин, бурно поднЯвшись с места. - Џолагаю
Я  тоже:  зачем зрЯ дорогое времЯ терЯть?  Ѓо-ольшие дела мы  с  вами вместе
делать будем, - верно Я говорю!
     €,  как игрок,  охваченный азартом,  с  загоревшимисЯ и  нездешними уже
глазами,  Њакухин отставил упругим движением свой стул и  подошел к  Ќаталье
‹ьвовне.
     - ‚от! - сказал он решительно.
     - —то "вот"? - безжалостно спросила она. - ќто где вы видели, чтобы так
предложение кто-нибудь делал?.. "‚от"!..
     Њакухин покраснел еще  больше,  оглЯнулсЯ на  ЂлексеЯ €ваныча,  который
стоЯл на прежнем месте, и на ѓречулевича, по-прежнему сидевшего за столом, и
проговорил глухо:
     - Њного чего Я не знаю...  и не привык... и думаю даже, что лишнее... а
хуже людей не буду.
     - Ђ ’аш-Ѓурун у него купите?  -  сказала вдруг ЌатальЯ ‹ьвовна, показав
пальцем на ѓречулевича.
     - Љонечно, куплю, - просто ответил Њакухин.
     ЌатальЯ ‹ьвовна хлопнула в ладоши и протЯнула ему руку, сказавши:
     - ’ак как вы,  конечно,  не знаете,  что с этой моей рукой делать, то Я
вам подскажу...
     Ќо  Њакухин вдруг крепко поцеловал ее  руку,  обхватил ее  плотно своей
широкой лапой и, повернувшись к старику, сказал проникновенно:
     - Ѓлагословите, папаша!
     - Ѓлагословите,   папаша!  -  деревенским  говорком  повторила  ЌатальЯ
‹ьвовна, несколько церемонно и нараспев.
     ‚се еще не понимаЯ,  что это происходит перед ним, полковник поднЯлсЯ и
переводил глаза с дочери на Њакухина.
     - „а  благословлЯй же!..  „олго  мы  стоЯть будем!  -  крикнула ЌатальЯ
‹ьвовна.
     ’олько теперь старик понЯл,  что это уж не игра,  а что-то серьезное, и
торжественно и  медленно перекрестил обоих,  а  ЌатальЯ  ‹ьвовна  поцеловала
Њакухина в потный лоб.
     —то было потом, Ђлексей €ваныч не видел, он задом продвинулсЯ к двери и
ушел незаметно и  бесшумно,  уносЯ с  собою острое чувство какой-то  большой
щемЯщей тоски.  ’очно подломилась ступенька лестницы, на которой он стоЯл, и
покатилсЯ он куда-то вниз,  а внизу темно, тесно, скользко... и, может быть,
даже бездонно.


        ѓ‹Ђ‚Ђ ’ђ€ЌЂ„–Ђ’Ђџ

        ЏЋ‡„Ќ€‰ ‚…—…ђ

     Ќочь Ђлексей €ваныч провел плохо:  болело сердце,  были частые перебои,
приходилось мочить в холодной воде платок и класть на грудь.
     ‚се  представлЯлась  ЌатальЯ  ‹ьвовна,   как  она  стоЯла  положительно
прекраснаЯ в своей неожиданной и странной злости... € в возможность брака ее
с Њакухиным почему-то не хотелось верить.
     € обидным даже это казалось, - вот что было совсем уже странно: обидным
казалось,  что  ЌатальЯ ‹ьвовна вдруг  с  Њакухиным.  ‡ачем?  €  какие-такие
"большие дела" с нею вместе думает делать Њакухин?  Ќабрать труппу, устроить
театр  и  давать  Ќаталье ‹ьвовне главные роли?  €  почему  это  вырвалось у
Ќатальи ‹ьвовны,  что он,  Ђлексей €ваныч,  "тоже жених"?  "‚довец - значит,
жених!.."
     Ќа  половине Ђлимовой,  разбуженной поздним  приходом ЂлексеЯ  €ваныча,
слышна  была  какаЯ-то  воркотнЯ:   упрекала  ли  она  в  чем-нибудь  своего
невозмутимого ‘еид-Њемета или ворчала на беспокойного жильца,  но доносились
через тонкие,  в  полкамнЯ,  стены рокочущие звуки ее низкого голоса,  и это
тоже мешало успокоитьсЯ наконец и заснуть,  хотЯ и была сильнаЯ усталость во
всем теле.
     ‘нова и  снова вспоминалось,  как они говорили с Ќатальей ‹ьвовной в ее
комнате,  где был этот оранжевый колпак,  говорили каждый о  своем,  но  как
будто об общем,  и  если он не пыталсЯ понЯть ее,  то она как будто понимала
его... •отела понЯть. ’олько с нею и можно было говорить, больше не с кем, и
вот теперь она уходит. Ћт себЯ самой уходит, от того, над чем плакала вчера,
- от своего прошлого... от того, от чего никак не может (да и не хочет даже)
уйти он.  Ћна за помощью обратилась к ним трем:  не поможет ли ей кто-нибудь
уйти от самой себЯ? € вызвалсЯ Њакухин, и сказал: "‚от!.." € он уведет ее...
€  от  одной  только возможности,  что  Њакухин уведет куда-то  ее,  Ђлексею
€ванычу становилось страшно и нестерпимо больно.
     џсным  казалось  только  одно:  надо  кончить.  Ќадо  было  так  как-то
направить свое тело,  чтобы оно докатилось до полного и последнего ответа на
все.  ‘вою раздвоенность, косность своего тела, его сопротивлЯемость летучей
и беспокойной мысли -  именно теперь, когда болело сердце и нужно, но нельзЯ
было заснуть,  Ясно почувствовал Ђлексей €ваныч. ЏокоЯ хотело тело, - полной
Ясности хотела мысль,  и тоска его была совсем не по покою, а по Ясности, по
концу. ѓде конец - там Ясность. Џусть даже это был бы конец самой жизни. Љто
объЯснит,  почему бывают Ясны лица у  мертвецов?  Ќе  потому ли,  что только
конец проЯснЯет жизнь?
     ќто была мучительнаЯ ночь.
     Ђлексей €ваныч не забылсЯ ни разу. Ќапротив, он часто вставал с постели
и  кружил своей летучей походкой по  комнате.  ‹ампы он  так и  не тушил.  ‘
Яркостью резкой,  подавлЯющей представлЯлсЯ €льЯ и  даже как будто предлагал
ему своим уверенным жирным голосом: "Ќадо кончить".
     Ђ  ЌатальЯ ‹ьвовна все представлЯлась под руку с  Њакухиным,  и,  в  то
времЯ,  как он  шел вперед,  блестЯ своим золотым упрЯмым затылком,  она все
оборачивалась к  нему,  Ђлексею €ванычу,  и  смотрела на него сочувствующим,
призывающим, ободрЯющим даже, каким-то очень сложным и глубоким взглЯдом.
     - ‚алЯ!  - вполголоса, но упорно несколько раз призывал Ђлексей €ваныч,
и даже прикручивал лампу до полной почти темноты, и ждал, - но ‚али не было.
     Ќа другой день, обойдЯ работы и потолковав с €ваном ѓаврилычем, Ђлексей
€ваныч уехал на станцию железной дороги.  …хать было не близко:  сорок верст
через горы.  „ень стоЯл сыроватый,  сероватый,  но до чего же спокойный. Ђ в
горах в такие дни все звуки особенно глухи: они в тишину врываютсЯ насильно,
- тишина их не хочет,  -  они рвут ее на части, части эти долго колышутсЯ, и
их осЯзает все целиком тело: они - как долгий понЯтный трепет. Џара - тощаЯ,
каураЯ,  похожаЯ на жирафов,  -  подымалась по липкому шоссе очень медленно,
извозчик попалсЯ сосредоточенный малый,  а  может,  и  сонный:  очень шло ко
всему здесь кругом то,  что у него волосы еще черные,  а шеЯ уж седаЯ,  и то
еще, что он ни разу не обернулсЯ назад.
     ‚ерхушки гор  были  в  сизых ровных тучах,  и  можно было воображать их
высоты необычайной,  - например, в двести верст, - все равно от этого ничего
не менЯлось.  Љрепко преющим зимним дубовым листом пахло,  размокшими пнЯми,
мокрыми лошадьми... кроме того, в горах зимою есть еще какие-то свои запахи,
равнинам незнакомые совсем.
     …хал Ђлексей €ваныч к €лье,  снова к €лье,  и уж на этот раз - один. Ћн
совершенно не ощущал теперь почему-то,  как это было прежде, что везет ‚алю.
‚алЯ оставалась,  как всегда, в нем, только теперь глубже его (это оказалось
вполне возможным:  и  в нем и в то же времЯ глубже его),  а на поверхности в
нем  был  теперь только он  сам.  Ћн  же  сам  теперь был против обыкновениЯ
спокоен и даже с извозчиком не пыталсЯ заговорить о разных разностЯх,  -  до
того  был  сосредоточенно  молчалив.  Џро  себЯ  он  очень  живо  и  образно
представлЯл,  как он говорит с €льей и о чем:  не о многом,  - только о себе
самом -  и  немного:  незачем было говорить много.  ’олько вот  что странным
образом примешивалось сюда к  ним двоим:  разбитаЯ вдребезги чьЯ-то  розоваЯ
лампадка и  в  испуге метнувшаЯсЯ мимо  кошка  с  задранным хвостом.  Ћн  не
понимал,  зачем это еще ему -  лампадка,  кошка, а когда вспоминал вчерашнюю
Ќаталью ‹ьвовну, болезненно морщилсЯ и поводил головой.
     Џокормить лошадей остановились на постоЯлом дворе,  в  лесу.  ’ут и еще
стоЯла  тройка,   только  ехала  в  обратную  сторону,   к  морю,  и  забыто
прислонилась к  перилам веранды всЯ разлЯпаннаЯ высохшей уже белой шоссейной
грЯзью  мотоциклетка;  на  веранде сидел  за  столиком такой  же  залЯпанный
чиновничек в  форме,  совершенно пьЯный:  давно уж,  должно быть,  он  здесь
застрЯл.  Љраснолицый,  маленький,  топырил кошачьи усики, курил и поминутно
закрывал глаза и сколько ни насаживал на зубы папиросу, все вываливалась она
у  него от  дремы на  кирпичный пол,  а  он ее через силу затаптывал ногой и
медлительно закуривал новую,  которую опЯть ронЯл. Ќа ЂлексеЯ €ваныча глЯдел
он  прищуренно и  презрительно почему-то,  а  может быть,  он  уж на все так
глЯдел.  ‚ чистой комнате постоЯлого,  -  видно было через открытое окно,  -
дама с  белокурой девочкой и с горничной в синей жакетке пили чай и ели Яйца
всмЯтку, - это они, конечно, и ехали на тройке к морю.
     ‚  стороне,  под  деревьЯми,  около ручьЯ с  зеленой от  тины  колодой,
торчала телега,  а на ней свЯзанный пегий теленок, которого у молодого парнЯ
торговал,  видимо, сам хозЯин постоЯлого, долговЯзый, в жилетке и без шапки,
желтобровый человек:  тыкал в  него пальцем и  один глаз совсем закрывал,  а
другой выпЯчивал кругло, как дуло пистолета, и все повторЯл:
     - џ зрЯ гавкать не буду... џ с тобой гавкать не буду: семь!
     Џарень, поминутно оправлЯЯ свой красный очкур, отмахивалсЯ и пЯтилсЯ, а
тот его настигал. ’ак они и вошли на веранду, а потом внутрь.
     ЃелокураЯ же  девочка,  очень милаЯ лицом,  разглЯдев в  окно  теленка,
кричала матери:
     - Њама,  смотри:  теленок!..  Љакой хороший теленок!..  € знаешь, - его
везут, чтобы убить!..
     Џотом  вошел стражник,  шинель внакидку,  -  молодой и  глупый по  виду
парень. —иновник поглЯдел на него, сбочив глаза, и закивал пальцем:
     - Ђ... ‚асилий! ‘'да, ‚'силь!
     - € вовсе Я не ‚асиль, - Я Ќаум, - сказал стражник серьезно.
     - Љ-как  Ќаум?..  Џ'чему  ж  ты  не  ‚асилий?  (—иновник  был  искренне
удивлен.)
     - ‚асилий -  это утром был...  ЏонЯли?..  ‚асилий уж сменилсЯ...  Ђ Я -
Ќаум.
     - Џ'чему ж ты Ќаум?.. - Џотом спросил: - Ђ ты водку можешь?
     - ‚одку, ее всЯкий может, - ответил Ќаум, поглЯдевши кругом серьезно.
     - ’ы что б ‚асиль, а?.. Ќа какой черт Ќаум, а... Џравда?
     - „а,  а то неправда?  -  ввернул вдруг извозчик с надворьЯ. - Џривыкай
тут  ко  всЯкому:  тот Ќаум,  тот ‚асиль!  -  €  даже голову просунул сквозь
зеленый плющ веранды, чтобы посмотреть на своего ЂлексеЯ €ваныча и на чужого
чиновника (голову черную на седой шее) - и подмигнуть.
     Ђ  Ќаум уж  усаживалсЯ на придвинутый ногой к  пьЯному столику табурет,
складывал шинель на другой табурет и присматривалсЯ к разной на столе посуде
и снеди.
     „вое музыкантов вышли изнутри,  должно быть муж и жена, - он с гитарой,
она с  мандолиной,  он -  старый,  с опухшими щеками,  сутулый и седой,  она
помоложе и наглаЯ,  -  вытерли рты,  сели около перил и заиграли, - баба так
себе,  без  одушевлениЯ,  а  старик очень  старательно,  даже  ртом  шамкал,
наклонЯЯсь,  точно треньканье свое живьем глотал. Љогда он подошел, сутулый,
с гитарой своей к Ђлексею €ванычу просить на струны,  жена принЯлась срезать
ножницами мозоль на  желтой грЯзной пЯт