‘ергей Ќиколаевич ‘ергеев-–енский. †иваЯ вода

Ћцените этот текст:
‘ергей Ќиколаевич ‘ергеев-–енский. †иваЯ вода

Џоэма

---------------------------------------------------------------------
Љнига: ‘.Ќ.‘ергеев-–енский. ‘обр.соч. в 12-ти томах. ’ом 3
€здательство "Џравда", Ѓиблиотека "Ћгонек", Њосква, 1967
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 октЯбрЯ 2002 года
---------------------------------------------------------------------

—еловек человека один на один бьет не вполне уверенно. Ћн даже способен
опасатьсЯ: а вдруг тот, кого он бьет, выкинет какую-нибудь штуку?..
Ћн бьет большей половиной своего существа, а меньшаЯ в это времЯ
наблюдает и взвешивает.
ЊеньшаЯ шепчет: "„овольно!" ЃольшаЯ продолжает бить... ЊеньшаЯ говорит
внЯтно: "Ѓудет! Ѓрось!" ЃольшаЯ бьет слабее и с выдержкой. ЊеньшаЯ, наконец,
приказывает: "Ѓрось, тебе говорЯт!" - и мгновенно становитсЯ на место
большей, и человек, который бил, уходит от того, кого он бил, внешне и с
видом правым и задорным, а внутри иногда ему даже бывает стыдно.
‘овсем не то толпа. ’онкие чувства ей незнакомы. ’олпа, когда кричит, -
не кричит, а судит; толпа не рассуждает, а приговаривает с двух слов; толпа
и не бьет, а казнит, и тот, кого она бьет, знает, что уж больше он не
встанет.
€ ”едор это знал, ”едор ’итков из станицы “рюпинской, из себЯ не очень
видный и невысокий, но тугой телом и Ярко-красный лицом, молодой еще малый,
с маленькими глазками, сидЯщими не в глазных впадинах, а непосредственно
сверху крутых щек.
Ќо он видел, что то же самое знал и другой товарищ, по фамилии
Њанолати, - из бессарабских цыган, черный и все лицо в белых шрамах, - и
третий, сапожник из Ђхтырки Љараванченко, товарищ ‘емен, человек из себЯ
хлипкий и грудь впалаЯ, только голос громкий и глаза блестЯт.
Љогда захватили их в этой станице и свЯзали им руки, их спросили
коротко:
- Ѓольшевики?
Ћни ответили так же коротко:
- Ѓольшевики.
€ только Њанолати добавил ехидно, вытЯнув шею:
- Ќиче-го, рогали, ни-че-го!.. Ћт побачите: наша будет зверху!
Џотом их повели к колодцу с очень высоким журавлем, и не было около них
ни крику, ни раздражениЯ, только густаЯ пыль поднЯлась от тЯжелых сапог, и
кто чихал, кто кашлЯл, кто плевал наземь. €ногда просвечивали по сторонам
казачки, стоЯвшие около домов, и кружившиесЯ мальчишки.
’итков, перед тем как их схватили, здесь, на работе, ел селедку и не
успел напитьсЯ, а потом они были заперты на ночь в сарай.
Ћчень хотелось пить, - и день был жаркий, - и когда он подходил к
колодцу, он всем своим тугим, набухшим телом чувствовал, что подводЯт его
как раз туда, куда надо, и искал глазами ведро.
‚едро, большое, как бадьЯ, и с мокро блестевшей цепью, стоЯло как раз
на полке колодца, и он не сводил с него глаз.
Џодошли, оно было полное до краев: кто-нибудь только что поил здесь
лошадь и вытЯнул его, но лошадь не захотела пить больше.
Љругом колодца песок был сырой и пахло волами. Ћвод сел на щеку
’иткова; он смахнул его, потершись о левое плечо, а сам все смотрел на ведро
и сказал, когда остановились, не умолЯюще, а просто, однако внЯтно:
- Ѓратцы, дозвольте напитьсЯ!
Ќа это ближний казак, рыжебородый, с синими жилками на носу и с мокрыми
косицами из-под фуражки, отозвалсЯ не менее просто:
- Ќа-пьесси! - и жестко ударил его в ту щеку, с которой только что он
стер овода.
€ тут же он увидел, что сшибли с ног товарища ‘емена, - он брыкнул
обеими ногами об его ногу, - и почему-то мелькнула в глазах чернаЯ голова
Њанолати, мелькнула как будто выше других голов, точно улетела; но только он
это заметил, как что-то сзади так хлопнуло его по затылку, что он присел на
колени и пробормотал отчетливо:
- ‡начит, убивают... конец!..
€ втЯнул голову в плечи, вдавил ее туда, как черепаха, а ноги вытЯнул.
Ћн лег ничком, и песок под его губами пришелсЯ очень мокрый и с сильным
запахом лошадиной мочи.
ЏопыталсЯ он было убрать под себЯ и руки, но они были свЯзаны крепко:
изо всех сил дергал, веревка не подалась.
Ѓили решенно и молча, только хекали, серьезно, как свинью колют.
‘начала ’итков различал, по какому месту больнее, потом били уж сплошь по
больному: только стискивал зубы и глотал слюну.
’онко крикнул товарищ ‘емен, и потом перестало его слышно. ’итков
подумал: "“били!" - и еще глубже втЯнул голову. ‡ато Њанолати было слышно
несколько раз.
Ћн вскрикивал:
- Ќаше!.. ‡верху!.. Ѓудет!.. Ѓудет!.. ‡верху!..
’итков успел подумать о нем определенно: "Џривычный... Ќе иначе, как
сто разов бит!.."
Ќо вот ударили его по правой руке так, что в голове зашлось от боли, и
еще раз ударили по голове так, что он перестал слышать и крики Њанолати и
все другое.

ЋчнулсЯ он от холода.
‚се тело было мокрое с головы до ног.
Ќе сразу вспомнил, что с ним такое, но первое, что вспомнил, - колодец.
Џотом вспомнил казаков и как били. Џодумал: "‚ колодец бросили!" Ќо тут же
поправил себЯ: "‡ачем же колодец им портить? …го потом чистить надо..."
€, приоткрывши глаз, который был выше над землею, увидел мокрый рыжий
треснутый носок сапога перед самым лицом и тут же понЯл чье-то вполне
добродушное?
- ќге!.. ќтот черт никак ще живой!
€ потом еще голос:
- –ыган тоже шевелитсЯ!
’олько успел подумать, что это кто-то хочет их спасти, как тот самый
носок с трещиной ударил его чуть ниже глаза.
ЋпЯть подвернул вниз лицо и втЯнул голову.
- ‡верху! - хрипнул около Њанолати.
€ потом начали молотить сапогами, и на его спину взобралсЯ кто-то очень
тЯжкий и подскакивал.
’итков подтЯнул живот, но подкованные каблуки острыми краЯми сорвали
ему кожу с рук... Ќаконец, другаЯ рука, еще не перебитаЯ, хрЯснула под
каблуком повыше кисти.
’итков лизнул было Языком мокрые губы, но тут же перестал что-нибудь
чувствовать.
Џотом еще раз поливали его ледЯной водой из колодца. Ћн опЯть открыл
глаз, - другой заплыл, и не разжимались веки, - и опЯть увидел он мокрый
огромный носок сапога.
…го перевернули. ЉакаЯ-то борода, точно отцовскаЯ, над ним наклонилась,
и он прошептал в нее:
- Ќа-пить-сЯ!
Џотом сразу несколько оглушительных голосов:
- †ивой!.. Ќу, не черт?.. –ыган, и тот уж подох, а этот живой!..
€ несколько мгновений так он лежал и видел над собою чащу бород и
красные носы среди нее, и, как будто люди эти совсем другие были, а не те,
которые только что трудились над тем, чтобы его убить, он опЯть прошептал
им:
- ЌапитьсЯ... братцы!
Ќо тут над глазом его взметнулсЯ медленно усталый кулак и разбил ему
зубы.
Џотом кто-то спросил удивленно и даже горестно:
- „а и где же у него, анафемской силы, печенка?
€ как ни пыталсЯ зажать ’итков свой живот, жесток был в него удар
подкованной ногою.
Њинут через пЯть все трое около колодца лежали совершенно неподвижно.
Љазаки умылись, прокашлЯлись, высморкались, как делали они это утром,
после сна; кое-кто даже намочил себе волосы и расчесал их металлическим
гребешком.
Љазачки с ребЯтишками на руках подошли посмотреть поближе. ‘олнце
склонЯлось уже к полудню, и подъехала к колодцу подвода, на которую сложили
все три тела и повезли версты за четыре от станицы, в балку.
„вое молодых казаков шли около подводы не садЯсь. ‚интовки поблескивали
у них за плечами.
Ѓез винтовок теперь уж не отходили от станицы и за четыре версты: времЯ
было беспокойное - восемнадцатый год.
€ вот когда ’итков, лежавший на подводе сверху других, открыл свой
глаз, он прежде всего почти ослеплен был блеском именно этих двух винтовок
за спинами казаков, идущих рЯдом.
Љазаки и винтовки - это, припомнилось потом, было, видел и раньше;
необыкновенный же блеск этот был нездешний уже...
Ќо боль раздалась сразу во всем теле, и горло и все внутри горело
нестерпимо.
ќто как раз тогда он очнулсЯ, когда подходили уж лошади к балке, и еще
допытывалсЯ он у своей памЯти, что с ним такое, и где он, и отчего везде
боль, как услышал, один казак говорил другому:
- ‚от здесь крутой берег... ’ак и полетЯт, как галки.
Ђ другой голос отозвалсЯ:
- ‡десь, конечно, самый раз...
Ќе понЯл ’итков этого разговора, и когда его, все еще мокрого,
выволакивали с подводы в четыре руки, ругаЯсь, он застонал всем разбитым
телом и глЯнул единственным глазом, - и четыре руки суеверно обмЯкли, а он
брЯкнулсЯ о землю и застонал громче.
’огда лошади зафыркали и заболтали головами, а двое с винтовками
отскочили шагов на двадцать...
Ћн слушал и слышал, как один, длинно выругавшись, добавил:
- „а ты ж, нечистаЯ сила, когда же ты подохнешь?
Ђ когда глЯнул, увидел, как другой сдернул винтовку, взЯл на прицел и
выстрелил...
’итков даже чуть покачнулсЯ, лежа, точно в грудь ему вбили огромный
гвоздь... Ќо тут же, чуть повыше, другой гвоздь вбили: это разрЯдил по нем
патрон второй казак.
ђот у него разжалсЯ, чтобы вылить кровь; раза два он дернул головою и
стих.
Љогда казаки подтащили к откосу уже деревенеющий труп ‘емена с разбитой
головой, они раскачали его, взЯвши за ноги и за плечи, и бросили молча. ’руп
цыгана Њанолати с подвернутой набок головой они сбросили с подговоркой:
- Ђ ну, там уж твое пускай будет "зверху"!
Ќад телом же ’иткова, подтащив его к бровке оврага, остановились:
- Ђ вдруг он, черт этот... - начал один.
- †ивой, думаешь? - сказал другой.
€ даже мокрую рубашку ему задрали, посмотреть, как прошли пули. Ќо
увидавши, что тело все - сплошной синЯк и кровоподтек и пули прошли навылет
в правую сторону груди, только трЯхнули чубами из-под фуражек, и дружно
столкнули его вниз, и смотрели, как оно катилось кувырком, цеплЯЯсь то
ногами, то головой, пока не легло, наконец, на дно балки около двух других
тел.

Ѓыло уже к вечеру. ‘олнце перекатило уже за балку: тень и прохлада.
’ри бабы из соседнего хутора спустились в балку за дровами. Џо дну и
кое-где по откосам росли там кусты. €х упорно вырубали каждый год, но не
менее упорно они вырастали снова. “ баб были с собой косари и веревки.
Љогда наткнулись они на трупы, то в испуге бросились бежать, но,
оглЯдевшись, остановились: одна подталкиваЯ другую, подобрались снова к
телам.
ѓлЯдели, качали головами и даже кончики головных платков подносили к
глазам.
- Ќе вонЯют еще? - не верЯ себе, спросила одна.
- Џохоже, свежие, - потЯнула носом другаЯ.
- Ђ вчерась же Я здесЯ лазила, бабоньки, ничего тут такова не было! -
всплеснула руками третьЯ. - Љакие же это их злодеи так-то?
’рупы смирно должны лежать. ‘трашно, когда пытаетсЯ поднЯть голову
труп. ќто хоть кого испугает.
€ когда, чуть приоткрыв глаз, повернулась слабо голова ’иткова, бабы
ахнули и взвизгнули все враз и засверкали по дну балки голыми толстыми
икрами ног.
Ќо не больше, как через четверть часа, одна подбадриваЯ другую, подошли
в третий раз и услышали шепот:
- Ѓабочки, дайте напитьсЯ...
Њаленький ключик пробивалсЯ в овраге шагах в двухстах ниже, и бабы
знали это, но ведь с ними не было кувшинов и кружек, только косари и
веревки...
Љровавую кепку, осмотревшись, заметили они на обрыве, - это с головы
‘емена Љараванченки слетела она, когда его тело раскачали и бросили. ‚
этой-то кровавой кепке, чуть ее обмыв, и принесли воды длЯ ’иткова, и,
сгрудившись над ним и держа кепку с водой, как ему удобнее, жадно глЯдели
бабы, как жадно он глотал.
Ћн все выпил, что они принесли, и вздохнул с трудом, и одинокий глаз
его внимательно переходил с одной на другую.
- Љакие же это злодеи так тебЯ, несчастного? - спросила было одна, но
он отозвалсЯ тем же шепотом, изнутри идущим:
- Ѓа-бочки... милые... а нельзЯ ли... еще водички?
“же совсем смеркалось, когда бабы вынесли его, наконец, из оврага.
Ќесколько раз останавливались, усталые, над ним, снова бесчувственным,
и говорили одна другой, укорЯЯ:
- ќх, потревожили зрЯ человека!.. Џомер бы там ночью и ему бы легче:
без мучениев...
Ћднако вытащили все же, развЯзали руки и даже отвезли его ночью в
больницу в город, за двенадцать верст.
‚езли и укорЯли одна другую, что лучше бы было к нему и не подходить, и
воды бы ему не носить, и из балки не вытаскивать, - все равно живого не
довезешь, только зрЯ из-за него ночь не спавши и лошадь заморишь.
…сли чем и утешали себЯ бабы, то только тем, что теперь на хуторе
мужиков вообще мало, а у них в хозЯйствах и совсем нет, и настала их бабьЯ
волЯ: вот хотЯт этого человека до больницы довезть - и все, возьмут и
довезут... Џускай хоть в больнице помрет, все-таки будто бы легче: похоронЯт
люди как надо.
Ќа вопросы: чей такой и кто его так? - бабы отвечали в больнице:
- Ќу, а мы ж это почем же знаем?.. Ќаша находка, в балке такого
нашли...
- Ђ зачем было везть? - сказали в больнице. - ‚се равно жив не будет -
помрет.
- Ђ помрет, на могилу ему веночек привезем, - сказали бабы. - Ќам абы к
утру домой поспеть, а то коровы недоены останутсЯ...
€ бабы вернулись домой вовремЯ, как раз к свету, а врачи в больнице
утром стали отыскивать и отмечать сломанные ребра ’иткова.

Џрошло с месЯц.
Ѓыл праздник - времЯ свободное...
’ри бабы с хутора поехали в город и везли венок из своих нехитрых
цветков на могилу тому, кого они напоили водой и вытащили из оврага.
‡а месЯц этот много случилось всЯкого, и о трупах в балках знали уж,
что они были привезены из станицы.
‹етний день - огромен, и бабы, выехав в обед, думали обернуть к вечеру,
не было дел в городе никаких, только это: постоЯть над могилкой, положить
веночек - и домой.
‹ошадей была пара, и лошади были сытые.
€ когда дробно стучали копыта и колеса по малоезжему проселку, бабы
вспоминали, как они везли парнЯ.
- ђази так увеченных возют, как мы-то везли? - говорила рассудительно
одна, постарше, лет сорока, ‹укерьЯ, с выцветшими глазами. - Ћн
по-настоЯщему-то на телеге от одного трЯсениЯ помереть был должен.
- „а уж Я тогда кобылу вожжами стегаю, а сама-то все назад на него
глЯжу, бабоньки, и так жалкую всЯ... - говорила ЂксиньЯ, помоложе, и черные
брови дугой.
- Ћн у менЯ ишь на коленках головой-то лежал - и так Я, не шевелЯ,
просидела дорогу цельную, аж ноги сомлели, - вставила третьЯ, ‹иконида,
самаЯ младшаЯ, и в серых глазах тоскливость. - •уть бы имечко его узнать.
…хали бабы с венком, а по сторонам от них стелились полЯ казачьи, а
потом пошли мужичьи полЯ: как раз невдали от хутора шла граница области -
начиналась губерниЯ.
Њного народу разного прошло недавно по этим полЯм и потоптали местами
хлеб, и бабы замечали на полЯх эти следы равнодушно топтавших ног.
Ћднако солнце светило ласково, и землЯ пахла парным своим телом -
понЯтно бабам (у земли ли не бабье тело?).
џстреб кружилсЯ вверху точкой - сторожил землю, как и всегда он ее
сторожил родЯщим летом. Љукушка в балочке куковала. ѓлазастые серые слепни
садились на репицы лошадЯм, и лошади крутили хвостами, требуЯ, чтобы их
согнали вожжой.
Ќа одном хуторе горело недавно, и бабы это знали: видели зарево с
неделю назад, а теперь наткнулись глазами в стороне на обгорелые избы и
сараи.
- Ќебось, и скотина какаЯ сгорела, - сказала ЂксиньЯ, правЯ.
- Ќу, а то долго ли, - поддержала ‹укерьЯ, подтыкаЯ под себЯ солому.
Ђ ‹иконида, державшаЯ в руках венок, оторвала от него листик, который
показалсЯ ей лишним, повертела около губ, бросила на дорогу и сказала
тоскливо:
- ѓлу-упые мы, глупые бабы... € куда это собрались? € зачем это едем?..
Ћднако колокольни города показались уж из-за темного зеленца садов, и
отозвались ей другие две:
- ‚се одно уж, теперЯ недолго.
Љак раз кладбище приходилось справа от дороги, когда подъезжали к
больнице, стоЯвшей на отшибе, и бабы говорили одна другой:
- Љабы известно, как его имЯ, вот бы и кстати - слезть да пойти: авось,
сторож своих упокойников знать обЯзан.
„аже и лошадей было оставили, но на кладбище не встретилось глазам
никого, а то бы спросили непременно.
€ подкатили к больнице часам к двум днЯ.
Џоставили лошадей у ворот, дали им сена охапку, а сероглазаЯ ‹иконида
не захотела оставить на телеге венка: еще кто подцепит, народу много, - так
и пошли трое по больничному двору и с венком спрашивать, где могила того,
которого месЯц назад привезли они ночью, и как его имЯ.
Џростые люди о болезнЯх своих и о болезнЯх близких своих вспоминают
только по праздникам - некогда в будни. € теперь в суете, в толчее на
больничном дворе, поросшем травкою между булыжников, бродили три бабы с
венком, не знаЯ, у кого спросить о том, что было им нужно.
ЏопалсЯ было в фартуке, толстый, спросили его, но он только буркнул
сердито:
- Ќе видишь разве, Я повар?
ЏопалсЯ другой, простоволосый, тоже в фартуке и с вонючим ведром в
руке, послушал их, но сказал, что недавно тут, и пошел дальше рысцой.
†енщину во всем белом и с красным крестом спросили, та сейчас же
спросила сама:
- Ђ как его фамилиЯ?
- Ђ почем же мы-то знаем, родимаЯ? - удивились бабы.
- Ђ не знаете, чего же ищете?
€ унеслась от них частым перебором высоконьких каблучков.
Џопалась потом еще старушка, - оказалась кастелЯнша и не знала, но
привела их к фельдшеру, рыжеусому, без бороды, тоже в белом халате.
ќтот удивил их очень.
- ЊесЯц назад умер, говорите?.. ‹егко вам сказать: месЯц назад, а
сколько нам искать, посчитайте... ’еперь времЯ какое, знаете? ‘колько их у
нас умирает, подумайте.
- „а ведь этот, наш-то, он ведь убитый, - пробовали напомнить бабы; но
сказал фельдшер, тараща глаза:
- ‚се теперь убитые... ’еперь неубитых не бывает.
Ћднако обещал посмотреть по книгам.
Ќаведались бабы к лошадЯм - стоЯли лошади ничего, жевали сено. Ћбошли
весь двор кругом: и прачечную поглЯдели, и кухню, и помойную Яму (а ‹иконида
все с венком в руках) и зашли в садик хоть посидеть в холодке, пока фельдшер
найдет, что нужно, по книгам.
‚ садике - маленьком, всего две тощие аллейки, - больных несколько
сидело на скамейках, покрашенных в желтую краску, - все в халатах белых,
только картузы свои. Ћдин лежал на носилках складных и читал газету, что
даже осудили бабы, а один сидел в колЯсочке и глЯдел вверх на листьЯ, а руки
забинтованы, и на голове белый колпак... ‘ двумЯ больными, похоже, родные
сидели, и девочка около одного сосала конфетку в розовой бумажке.
Ќе очень смело и держась вплотную одна к другой, прошлись бабы по одной
аллейке, во всех вглЯдываЯсь цепкими деревенскими глазами: вот они какие
больные, вот какое на женщине этой платье с тремЯ оборками, вот какие на
девочке коричневые чулочки...
Џрошли мимо того, который читал газету, и его внимательно осмотрели,
отметив каждаЯ про себЯ, какие у него тоненькие пальчики, как соломинки, и
как только газету ими держит! - а глаза быстрые... и мимо того, который в
кресле сидел, тоже прошли и его оглЯдели: глаза очень запавшие и большие, а
руки привЯзаны к шее белой лентой... и то еще об этом больном заметили, что
стоит его колЯсочка на самом солнце, а казалось так им, что лучше бы ее
поставить в тень... € пошли дальше.
Ћднако далеко в маленьком садике уйти было некуда: дошли до оградки
зелененькой и назад по тем же аллейкам, мимо девочки с конфеткой, мимо
носилок, мимо кресла на колесах.
Џлатки на головах чуть сдвинули, чтобы головы продувало, а ‹иконида
венок несла, как корзинку, в сгибе локтЯ, и вздумалось ей на этот венок
поглЯдеть, когда подходили к колЯске, и сказать жалостно:
- ‡авЯли уж и все цветы наши, зрЯ таскаючи...
Ќо тут больной в колпаке с подвЯзанными к шее руками вдруг приглЯделсЯ
к ним встревоженно и проговорил тихо:
- Ѓа-боч-ки... ќто уж не вы ли?..
€ сразу остановились бабы.
- „а бабочки ж!.. - повторил больной с радостью чрезвычайной, весь
просиЯвши.
- Ќаш!.. Ќаш!.. …й-богу, наш!.. - закричали бабы на весь небольшой
больничный садик. - „а родной же ты наш!.. Ђ мы-то веночек на твою
могилку... вот он... как тогда подреклисЯ...
€ до того неожиданно это было, и до того чудесно это было, и до того
сладостно это было, и так перевернуло это души, что не устоЯли бабы на ногах
и повалились одна за другой перед колЯской на колени молитвенно и бездумно.

1927 г.

Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

†иваЯ вода. ‚первые напечатано в журнале "Ќовый мир" ќ 7 за 1927 год.
‚ошло в сборники повестей и рассказов ‘.Ќ.‘ергеева-–енского "‚ грозу"
("”едерациЯ", Њосква, 1929), "„вижениЯ" ("Њосковское товарищество
писателей", 1933), €збранные произведениЯ (ѓ€•‹, Њосква, 1933), €збранное
("‘оветский писатель", Њосква, 1936) и €збранные произведениЯ, том второй
(ѓос. изд. "•удожественнаЯ литература", Њосква, 1937). ‚о всех перечисленных
изданиЯх автор датировал "†ивую воду": "14 февралЯ 1927. Љрым, Ђлушта". ‚
последнем прижизненном десЯтитомном собрании сочинений
‘.Ќ.‘ергеева-–енского, выпущенном изд. "•удожественнаЯ литература" в
1955-1956 гг., автор дал "†ивой воде" подзаголовок: "Џоэма". ЏечатаетсЯ по
этому изданию, том второй, 1955.

H.M.‹юбимов
Last-modified: Fri, 01 Nov 2002 08:08:34 GMT
Ћцените этот текст:

‘ергей Ќиколаевич ‘ергеев-–енский. †иваЯ вода

I

II

Џђ€Њ…—ЂЌ€џ