сона.
     -- Ђ ”ролов?.. ты опЯть забываешь...
     -- „а -- ”ролов... -- ‹евинсон тЯжело  опустилсЯ  на траву. Њечик прЯмо
перед собой увидел его бледный профиль.
     -- Љонечно,  Я могу остатьсЯ с ним... -- глухо сказал  ‘ташинский после
некоторой паузы. -- ‚ сущности, это моЯ обЯзанность...
     --  …рунда! -- ‹евинсон  махнул рукой. --  Ќе позже  как завтра к обеду
сюда придут Японцы по свежим следам... €ли твоЯ обЯзанность быть убитым?
     -- Ђ что ж тогда делать?
     -- Ќе знаю...
     Њечик никогда не видел на лице ‹евинсона такого беспомощного выражениЯ.
     -- ЉажетсЯ, остаетсЯ единственное... Я уже думал об этом... -- ‹евинсон
запнулсЯ и смолк, сурово стиснув челюсти.
     -- „а?.. -- выжидательно спросил ‘ташинский.
     Њечик, почувствовав недоброе,  сильней подалсЯ  вперед,  едва не  выдав
своего присутствиЯ.
     ‹евинсон  хотел  было   назвать  одним  словом  то  единственное,   что
оставалось им, но, видно, слово  это было настолько  трудным, что он не смог
его  выговорить. ‘ташинский  взглЯнул на  него с  опаской  и удивлением и...
понЯл.
     Ќе глЯдЯ друг на друга, дрожа и запинаЯсь и мучась этим, они заговорили
о  том, что уже было понЯтно обоим,  но чего  они не решались  назвать одним
словом, хотЯ оно могло бы сразу все выразить и прекратить их мучениЯ.
     "Ћни  хотЯт  убить  его..."  --  сообразил  Њечик  и побледнел.  ‘ердце
забилось  в  нем с такой  силой, что, казалось, за кустом  тоже  вот-вот его
услышат.
     --  Ђ  как он -- плох? Ћчень?..  -- несколько раз  спросил ‹евинсон. --
…сли бы не  это... Ќу... если бы не мы его... одним словом, есть у него хоть
какие-нибудь надежды на выздоровление?
     -- Ќадежд никаких... да разве в этом суть?
     --  ‚се-таки  легче как-то, --  созналсЯ ‹евинсон. Ћн тут же устыдилсЯ,
что  обманывает себЯ, но ему действительно стало легче. Ќемного помолчав, он
сказал  тихо:  -- ЏридетсЯ сделать  это  сегоднЯ же... только  смотри, чтобы
никто не догадалсЯ, а главное, он сам... можно так?..
     -- Ћн-то не догадаетсЯ... скоро ему бром давать, вот вместо брома...  Ђ
может, мы до завтра отложим?..
     -- —его ж тЯнуть... все равно... --  ‹евинсон спрЯтал карту и встал. --
Ќадо  ведь  --  ничего  не  поделаешь... ‚едь  надо?.. -- Ћн невольно  искал
поддержки у человека, которого сам хотел поддержать.
     "„а, надо..." -- подумал ‘ташинский, но не сказал.
     --  ‘лушай, --  медленно начал ‹евинсон, -- да ты скажи прЯмо, готов ли
ты? ‹учше прЯмо скажи...
     -- ѓотов ли Я? -- сказал ‘ташинский. -- „а, готов.
     -- Џойдем...  -- ‹евинсон тронул его за рукав, и  оба медленно пошли  к
бараку.
     "Ќеужели они  сделают  это?.." Њечик ничком  упал  на землю и  уткнулсЯ
лицом в ладони.  Ћн  пролежал так неизвестно сколько времени. Џотом поднЯлсЯ
и, цеплЯЯсь за кусты, пошатываЯсь, как раненый, побрел вслед за ‘ташинским и
‹евинсоном.
     Ћстывшие,  расседланные  лошади  поворачивали  к  нему усталые  головы;
партизаны  храпели  на  прогалине,  некоторые  варили  обед.  Њечик  поискал
‘ташинского и, не найдЯ его, почти побежал к бараку.
     Ћн поспел вовремЯ. ‘ташинский,  стоЯ спиной к ”ролову, протЯнув на свет
дрожащие руки, наливал что-то в мензурку.
     -- Ћбождите!..  —то  вы делаете?.. -- крикнул Њечик, бросаЯсь  к нему с
расширенными от ужаса глазами. -- Ћбождите! џ все слышал!..
     ‘ташинский, вздрогнув, повернул голову, руки его задрожали еще сильнее.
‚друг он шагнул к Њечику, и страшнаЯ багроваЯ жила вздулась у него на лбу.
     -- ‚он!.. -- сказал он зловещим, придушенным шепотом. -- “бью!..
     Њечик взвизгнул  и не помнЯ себЯ выскочил из барака. ‘ташинский тут  же
спохватилсЯ и обернулсЯ к ”ролову.
     -- —то... что это?.. -- спросил тот, опасливо косЯсь на мензурку.
     -- ќто бром, выпей... -- настойчиво, строго сказал ‘ташинский.
     ‚зглЯды их встретились  и, понЯв друг друга,  застыли, скованные единой
мыслью... "Љонец..." -- подумал ”ролов и почему-то не удивилсЯ, не ощутил ни
страха,  ни  волнениЯ, ни горечи.  ‚се оказалось  простым  и  легким, и даже
странно было, зачем  он  так  много мучилсЯ, так упорно цеплЯлсЯ за жизнь  и
боЯлсЯ  смерти,  если  жизнь  сулила ему  новые  страданиЯ,  а смерть только
избавлЯла  от  них.  Ћн  в  нерешительности  повел  глазами  вокруг,  словно
отыскивал что-то,  и  остановилсЯ на нетронутом обеде, возле,  на табуретке.
ќто был молочный кисель,  он уже остыл, и мухи кружились над ним. ‚первые за
времЯ болезни в глазах ”ролова поЯвилось человеческое выражение -- жалость к
себе,  а может  быть,  к ‘ташинскому. Ћн опустил веки,  и,  когда открыл  их
снова, лицо его было спокойным и кротким.
     -- ‘лучитсЯ, будешь на ‘учане, -- сказал он медленно, -- передай,  чтоб
не  больно уж  там... убивались...  ‚се  к  этому месту  придут... да... ‚се
придут, -- повторЯл он с таким выражением, точно мысль о неизбежности смерти
людей еще не была ему совсем Ясна и доказана, но она была именно той мыслью,
котораЯ  лишала личную -- <i>его, ”ролова, --</i> смерть  ее особенного, отдельного
страшного  смысла  и  делала  ее  --  эту  смерть  --  чем-то  обыкновенным,
свойственным  всем людЯм. Ќемного подумав, он сказал: --  ‘ынишка там у менЯ
есть на руднике...  ”едей звать... Ћб  нем  чтоб  вспомнили, когда обернетсЯ
все, -- помочь там чем  или как...  „а  давай, что ли!.. -- оборвал он вдруг
сразу отсыревшим и дрогнувшим голосом.
     ЉривЯ побелевшие губы, знобЯсь и страшно мигаЯ одним глазом, ‘ташинский
поднес мензурку. ”ролов поддержал ее обеими руками и выпил.
     Њечик, спотыкаЯсь  о  валежник и падаЯ,  бежал  по  тайге,  не разбираЯ
дороги. Ћн потерЯл фуражку, волосы его свисали на глаза, противные и липкие,
как паутина, в висках стучало, и с каждым ударом крови он повторЯл  какое-то
ненужное жалкое слово,  цеплЯЯсь за него, потому что больше  не за  что было
ухватитьсЯ. ‚друг он наткнулсЯ на ‚арю и отскочил, дико блеснув глазами.
     -- Ђ Я-то ищу тебЯ...  -- начала она  обрадованно и смолкла, испуганнаЯ
его безумным видом.
     Ћн схватил ее за руку, заговорил быстро, бессвЯзно:
     -- ‘лушай... они его отравили... ”ролова... ’ы знаешь?... Ћни его...
     -- —то?.. отравили?.. молчи!.. -- крикнула она, вдруг  понЯв все сразу.
€, властно притЯнув его к себе, зажала ему  рот горЯчей, влажной ладонью. --
Њолчи!.. не надо... €дем отсюда.
     -- Људа?.. Ђх, пусти!.. -- Ћн рванулсЯ и оттолкнул ее, лЯзгнув зубами.
     Ћна  снова  схватила  его  за  рукав  и  потащила  за  собой,  повторЯЯ
настойчиво:
     --  Ќе  надо... идем  отсюда... увидЯт... Џарень тут какой-то... так  и
вьетсЯ... идем скорее!..
     Њечик вырвалсЯ еще раз, едва не ударив ее.
     -- Људа ты?.. постой!.. -- крикнула она, бросаЯсь за ним.
     ‚ это  времЯ  из кустов  выскочил  —иж,  -- она метнулась в сторону  и,
перепрыгнув через ручей, скрылась в ольховнике.
     -- —то -- не далась? -- быстро спросил —иж, подбегаЯ к Њечику. -- Ђ ну,
может, мне посчастливитсЯ! -- Ћн  хлопнул себЯ по лЯжке  и кинулсЯ  вслед за
‚арей...


        XII. Џути-дороги


     Њорозка с  детства  привык к тому, что люди, подобные Њечику, подлинные
свои чувства --  такие же простые  и маленькие, как у Њорозки, -- прикрывают
большими и красивыми  словами и этим отделЯют себЯ от тех, кто, как Њорозка,
не умеют вырЯдить свои  чувства достаточно красиво. Ћн не сознавал, что дело
обстоит именно таким образом, и не мог бы выразить это своими словами, но он
всегда  чувствовал  между  собой  и  этими  людьми  непроходимую  стену   из
натащенных ими неизвестно откуда фальшивых, крашеных слов и поступков.
     ’ак,  в  памЯтном  столкновении  между  Њорозкой  и  Њечиком  последний
старалсЯ показать, что уступает  Њорозке из благодарности за спасение  своей
жизни. Њысль, что  он  подавлЯет в себе низменные побуждениЯ ради  человека,
который даже  не стоит  этого, наполнЯла его существо приЯтной  и терпеливой
грустью. Ћднако в глубине души он досадовал  и на себЯ  и на Њорозку, потому
что на самом  деле он  желал Њорозке всЯческого  зла  и  только  сам  не мог
причинить его  -- из трусости  и  оттого,  что испытывать терпеливую  грусть
много красивей и приЯтней.
     Њорозка  чувствовал,  что именно из-за этой красивости,  которой нет  в
нем,  в Њорозке, ‚арЯ предпочла Њечика,  считаЯ,  что в Њечике это не только
внешнЯЯ красивость, а  подлиннаЯ душевнаЯ красота. ‚от почему, когда Њорозка
снова  увидал ‚арю, он невольно попал в прежний безвыходный круг мыслей -- о
ней, о себе, о Њечике.
     Ћн видел, что  ‚арЯ все времЯ пропадает где-то ("наверно, с Њечиком!"),
и долго не мог заснуть, хотЯ старалсЯ уверить себЯ, что ему все безразлично.
Џри  каждом шорохе  он осторожно приподнимал голову, всматривалсЯ в темноту:
не покажутсЯ ли две их совестливо крадущиесЯ фигуры?
     Ћднажды его разбудила какаЯ-то вознЯ. ‚ костре шипели  мокрые валежины,
и громадные тени плЯсали по опушке. Ћкна в бараке то освещались, то гасли --
кто-то чиркал спичкой. Џотом из барака вышел •арченко, перекинулсЯ словами с
кем-то невидным в темноте и пошел меж костров, кого-то разыскиваЯ.
     --  Љого  нужно?  --  хрипло  спросил  Њорозка. -- Ќе расслышав ответа,
переспросил: -- —то?
     -- ”ролов умер, -- глухо сказал •арченко.
     Њорозка  туже  натЯнул  шинель  и  снова  заснул.  Ќа рассвете  ”ролова
похоронили,  и  Њорозка в  числе других равнодушно закапывал  его в  могилу.
Љогда  седлали   лошадей,   обнаружилось,  что  исчез  Џика.  …го  маленькаЯ
горбоносаЯ  лошадка уныло стоЯла под  деревом, всю ночь не расседланнаЯ. ‚ид
ее был жалок. "‘бежал, старость, не выдержал", -- подумал Њорозка.
     --  „а  ладно, не  ищите, -- сказал ‹евинсон,  морщась от  боли в боку,
мучавшей его  с утра. -- ‹ошадь не  забудьте...  Ќет, нет, не навьючивать!..
Ќачхоз  где? ѓотово?..  Џо конЯм!..  -- Ћн  сильно  вздохнул и,  сморщившись
опЯть, грузно, будто нес в себе  что-то  большое и тЯжелое, отчего  сам стал
большим и тЯжелым, поднЯлсЯ в седло.
     Ќикто не пожалел о Џике. ’олько Њечик с болью почувствовал утрату. •отЯ
в  последнее  времЯ  старик не вызывал в  нем ничего, кроме  тоски и  нудных
воспоминаний,  все же осталось  такое ощущение, точно  вместе  с Џикой  ушла
какаЯ-то часть его самого.
     ЋтрЯд  двинулсЯ  вверх по крутому, изъеденному козами гребню.  •олодное
голубовато-серое небо стлалось над ним. „алеко внизу мерещились синие  пади,
и туда из-под ног катились с шумом тЯжелые валуны.
     Ћбнимала их златолистаЯ, сухотравнаЯ  тайга в осенней ждущей  тишине. ‚
желтом  ветвистом кружеве линЯл седобородый изюбр, пели прохладные  родники,
роса держалась весь день,  прозрачнаЯ  и чистаЯ и тоже желтаЯ от  листвы.  Ђ
зверь  ревел  с самого  утра  тревожно, страстно,  невыносимо, и  чудилось в
таежном золотом увЯдании мощное дыхание какого-то  огромного,  вечно  живого
тела.
     Џервым, кто  почуЯл  неладное  между  Њорозкой и ‚арей,  был  ординарец
…фимка, посланный незадолго  до обеденного отдыха к Љубраку с распорЯжением:
"ЏодтЯнуть хвост, чтобы кто-нибудь не откусил".
     …фимка с трудом проехал  по  цепи,  изодрал штаны о колючий кустарник и
поругалсЯ с Љубраком:  взводный  посоветовал  ему  не беспокоитьсЯ  о  чужом
хвосте,  а  беречь лучше свой "щербатый нос". Њежду  прочим, …фимка заметил,
что Њорозка  с ‚арей едут  далеко друг от друга и что вчера их тоже не видно
было вместе.
     Ќа обратном пути он, поравнЯвшись с Њорозкой, спросил:
     -- —то-то, Я смотрю, от жены ты бегаешь, чего вы там не поделили?
     Њорозка, смущенно и  сердито  посмотрев  на  его  сухое,  желчное лицо,
сказал:
     -- —его не поделили? „елить нам нечего. Ѓросил Я ее...
     --  Ѓро-осил!.. -- …фимка несколько минут молча  и хмуро глЯдел куда-то
вбок,  точно  раздумываЯ,  подходит ли  теперь  это  слово,  если в  прежних
отношениЯх между Њорозкой и ‚арей тоже не было прочной семейной свЯзи.
     -- Ќу  что ж -- и так бывает, -- сказал он наконец, -- тоись, Я говорю,
как кому повезет... Ќо-о, кобылка!..  --  Ћн жестко подхлестнул  лошадку,  и
Њорозка, проводив глазами  его  суконную  рубаху, видел,  как  он докладывал
что-то ‹евинсону, потом поехал рЯдом с ним.
     "ќх,  жистЯнка... н-ну!.." -- подумал Њорозка с каким-то, из  последних
сил, отчаЯнием,  и ему стало очень грустно  оттого, что сам  он будто скован
чем-то и не  может  так же беспечно разъезжать по  цепи или разговаривать  с
соседом. "•орошо им --  едет себе, и никаких, -- думал он с завистью. -- Ђ с
чего им тужить на самом деле? •отЯ б  ‹евинсону?.. —еловек во власти, всЯкий
к нему с почетом -- что хочу, то и делаю...  Њожно жить". €, не предполагаЯ,
что  у  ‹евинсона  болит  простуженный  бок,  что  ‹е-винсон  несет  в  себе
ответственность за смерть ”ролова,  что голова  его  оценена  и раньше  всех
может расстатьсЯ с телом, --  Њорозка  думал о том, какие все-таки  живут на
свете здоровые, спокойные и обеспеченные люди и как ему самому решительно не
везет в жизни.
     ‚се  те  запутанные, надоедливые мысли, которые впервые родились в нем,
когда он  жарким июльским днем  возвращалсЯ из госпиталЯ  и кудрЯвые  косари
любовались  его  уверенной  кавалерийской  посадкой,  те  мысли,  которые  с
особенной силой овладели им, когда он ехал по опустевшему полю после ссоры с
Њечиком и  одинокаЯ бесприютнаЯ ворона сидела на покривившемсЯ стогу, -- все
эти мысли приобрели теперь небывалую мучительную Яркость и остроту.  Њорозка
чувствовал себЯ обманутым в прежней  своей жизни  и снова видел  вокруг себЯ
только ложь и  обман.  Ћн  не сомневалсЯ больше в том, что  всЯ его жизнь от
самых  пеленок, всЯ  эта тЯжелаЯ бессмысленнаЯ гульба и работа, кровь и пот,
которые он  пролил, и даже все его "беспечное" озорство  -- это  не радость,
нет, а беспросветный каторжный труд, которого никто не оценил и не оценит.
     Ћн  с неведомой ему --  грустной, усталой,  почти  старческой -- злобой
думал о том, что ему уже двадцать семь лет,  и ни одной минуты  из прожитого
нельзЯ вернуть, чтобы прожить  ее по-иному, а впереди тоже не  видно  ничего
хорошего, и он, может быть, очень  скоро погибнет от пули, не нужный никому,
как умер ”ролов, о котором никто не пожалел. Њорозке казалось теперь, что он
всю жизнь  всеми силами старалсЯ попасть на ту, казавшуюсЯ ему прЯмой, Ясной
и  правильной, дорогу, по  которой шли такие люди,  как  ‹евинсон, Ѓакланов,
„убов  (и  даже …фимка, казалось, ехал теперь по той  же дороге), но  кто-то
упорно мешал ему в этом. € так как он никогда не мог подумать, что этот враг
сидит в нем самом, ему особенно приЯтно  и горько было думать  о том, что он
страдает из-за подлости людей -- таких, как Њечик, в первую голову.
     Џосле обеда, когда он поил в ключе жеребца, к нему с таинственным видом
подошел  тот  самый  бойкий  кудрЯвый парень, который когда-то украл  у него
жестЯную кружку.
     -- —то  Я скажу тебе, а что Я тебе скажу...  --  забормотал он мигающей
скороговоркой. -- ‚от, Язви ее  в копыта, в копыта, право  слово, ‚арьку-то,
‚арьку... “ менЯ, брат, ню-ух по этой части!..
     -- —то?.. Џо какой части? -- грубо спросил Њорозка, поднЯв голову.
     --  Ќасчет  баб,  очень  Я  баб  понимаю,  --  поЯснил парень,  немного
смутившись.  --  •оть  и  нет еще  ничего,  нет ничего, да  менЯ,  брат,  не
проведешь -- нет брат, не проведешь... ѓлазами она за им так и ширЯет, так и
ширЯет.
     -- Ђ  он что? --  возбужденно краснеЯ, спросил Њорозка, понЯв, что речь
идет о Њечике, и забыв, что он должен делать вид, что будто ничего не знает.
     -- Ђ что ж он?  Ћн ничего... --  сказал  парень  каким-то  неискренним,
оглЯдывающимсЯ голосом,  точно  все,  о  чем  он  говорил, не важно было  по
существу, а понадобилось ему только длЯ того, чтобы загладить перед Њорозкой
старые свои грехи.
     -- Ќу и хрен с ними! Њое какое дело? -- Њорозка фыркнул. -- Њожет, и ты
с ней спал -- Я почем знаю, -- добавил он с презрением и обидой.
     -- ‚от тебе!.. „а Я ведь...
     -- Џошел, пошел к федькиной матери!.. -- внезапно раздражаЯсь, закричал
Њорозка. -- Ќа кой ты загнулсЯ с нюхом своим. Џошел, н-ну!.. -- € он вдруг с
силой ударил парнЯ ногой по заду.
     Њишка, испуганный его  резким движением,  рванулсЯ  в сторону и,  попав
подогнутыми задними ногами в воду, так и застыл, наставив на людей уши.
     -- Ђх ты  с-су... --  выдохнул  парень  с  изумлением  и  гневом  и, не
договорив, кинулсЯ на Њорозку.
     Ћни  сцепились,  как барсуки. Њишка,  круто повернув,  потрусил  от них
мелкой рысцой.
     -- џ тебе, драному в стос, покажу с нюхом с твоим!.. џ тебе... -- рычал
Њорозка, сбоку суЯ  кулаком и  злЯсь,  что парень не  отпускает его, поэтому
нельзЯ хорошо размахнутьсЯ.
     --  Ќу, ребЯтишки!  -- сказал над ними чей-то удивленный голос.  -- ‚он
они что делают...
     „ве больших узловатых  руки спокойно вклинились между ними  и,  схватив
обоих за воротники,  растащили в разные стороны. Ћба, не  понЯв, в чем дело,
снова ринулись  друг к другу, но на  этот раз получили по  такому увесистому
пинку, что Њорозка, отлетев, ударилсЯ спиной о дерево, а парень, зацепившись
за валежину и помахав руками, грузно осел в воду.
     --  „авай  руку, подсоблю... --  без  насмешки сказал  ѓонча-ренко.  --
“думали тоже!
     --  „а как  же он, стерва... гадов  таких... убивать  мало!.. -- кричал
Њорозка, порываЯсь к  мокрому и оглупевшему парню. ’от, держась одной  рукой
за ѓончаренку и обращаЯсь  исключительно к нему, другой бил  себЯ  в  грудь,
голова его трЯслась.
     --  Ќет, ты скажи, нет,  ты скажи, -- повторЯл он,  чуть  не плача,  --
значит, всЯкому так: захотел --  и в зад, захотел -- и  в зад?.. -- ‡аметив,
что  к месту происшествиЯ стекаетсЯ народ, он пронзительно закричал: -- ђази
виноват, виноват кто, что жена, жена у его...
     ѓончаренко, опасаЯсь скандала, а еще больше за Њорозкину судьбу (если о
скандале  узнает ‹евинсон),  бросил  визжавшего парнЯ и,  схватив Њорозку за
руку, потащил его за собой.
     --  €дем, идем, -- строго говорил  он  упиравшемусЯ  Њо-розке.  --  ‚от
вышибут тебЯ, сукиного сына...
     Њорозка,   понЯв   наконец,  что   этот   сильный  и  строгий   человек
действительно сочувствует ему, перестал сопротивлЯтьсЯ.
     --   —то,  что  там   случилось?   --  спросил  бежавший  им  навстречу
голубоглазый немец из взвода Њетелицы.
     -- ЊедведЯ поймали, -- спокойно сказал ѓончаренко.
     --  Њедве-едЯ?..  --  Ќемец выпучил глаза  и,  постоЯв  немного,  вдруг
ринулсЯ с такой прытью, как будто хотел поймать еще одного медведЯ.
     Њорозка впервые с любопытством посмотрел на ѓончаренку и улыбнулсЯ.
     --   ‡доровый  ты,  холера,  --   сказал   он,   почувствовав  какое-то
удовлетворение от того, что ѓончаренко здоровый.
     -- ‡а что ты его? -- спросил подрывник.
     -- „а как же... гадов таких!.. -- снова заволновалсЯ Њорозка. -- „а его
б надо...
     --  Ќу-ну, -- успокоительно перебил ѓончаренко,  -- за  дело, значит?..
Ќу-ну...
     --  ‘обира-айсь!  --  кричал  где-то  Ѓакланов  звонким, срывающимсЯ  с
мужского на мальчишеский голосом.
     ‚  это  времЯ  из  кустов  высунулась  мохнатаЯ  Њишкина голова.  Њишка
посмотрел на людей умным зелено-карим глазом и тихо заржал.
     -- ќх!.. -- вырвалось у Њорозки.
     -- ‹адный конек...
     -- †изни не жалко! -- Њорозка восторженно хлопнул жеребца по шее.
     --  †изнью  ты  лучше  не  кидайсЯ  --  сгодитсЯ... -- ѓончаренко  чуть
улыбнулсЯ в темную курчавую бороду. -- Њне  еще конЯ поить, гулЯй себе. -- €
он крепким, размашистым шагом пошел к своей лошади.
     Њорозка  снова  с любопытством проводил его глазами, раздумываЯ, почему
он раньше не обращал вниманиЯ на такого удивительного человека.
     Џотом, когда  становились взводы, он, сам  того не замечаЯ, пристроилсЯ
рЯдом с ѓончаренкой и уж всю дорогу до •аунихедзы не расставалсЯ с ним.
     ‚арЯ, ‘ташинский и •арченко, зачисленные во взвод Љуб-рака, ехали почти
в самом  хвосте. Ќа поворотах  хребта  виден  был весь отрЯд,  растЯнувшийсЯ
длинной цепочкой: впереди, согнувшись, ехал ‹евинсон; за ним, бессознательно
перенимаЯ его позу, Ѓакланов.
     ѓде-то  за спиной ‚арЯ все времЯ  чувствовала  Њечика,  и обида на  его
вчерашнее поведение шевелилась в ней,  заслонЯЯ то большое и теплое чувство,
которое она постоЯнно испытывала к нему.
     ‘о времени ухода Њечика из госпиталЯ она ни на минуту не забывала о его
существовании  и  жила  одной мыслью  о новой  их встрече. ‘ этим днем у нее
свЯзаны  были  самые  задушевные,  затаенные  --  о  которых  никому  нельзЯ
рассказывать, -- но вместе с тем такие живые, земные, почти осЯзаемые мечты.
Ћна  представлЯла себе,  как он поЯвитсЯ  на опушке -- в шагреневой  рубахе,
красивый, стройный, белокурый, немножко робеющий, -- она чувствовала на себе
его  дыхание,  мЯгкие  курчавые   волосы  под  рукой,  слышала  его  нежный,
влюбленный  говор. Ћна  старалась  не  вспоминать о недоразумениЯх с ним, ей
казалось почему-то, что такое не может больше повторитьсЯ. Ћдним словом, она
представлЯла себе будущие  отношениЯ к Њечику такими, какими они  никогда не
были, но  какими  они  были бы ей приЯтны,  и старалась не думать о том, что
действительно могло случитьсЯ, но доставило бы ей огорчение.
     ‘толкнувшись  с  Њечиком,  она,  по свойственной ей чуткости  к  людЯм,
понЯла,  что  он слишком расстроен и  возбужден,  чтобы  следить  за  своими
поступками, и что  расстроившие его событиЯ  много  важнее  всЯких ее личных
обид. Ќо  именно  потому, что раньше эта встреча представлЯлась ей по-иному,
нечаЯннаЯ грубость Њечика оскорбила и напугала ее.
     ‚арЯ  впервые почувствовала,  что грубость эта не случайна,  что Њечик,
может быть, совсем  не тот, кого ждала она долгие  дни и ночи, но  что нет у
нее никого другого.
     “ нее не хватало мужества  сразу  сознатьсЯ в этом: не  так легко  было
выбросить  все, чем долгие дни и ночи она жила -- страдала, наслаждалась, --
и  ощутить в душе внезапную, ничем не  заполнимую пустоту. € она  заставлЯла
себЯ  думать так,  будто  ничего  особенного не случилось, будто все  дело в
неудачной смерти ”ролова,  будто  все пойдет  по-хорошему, но вместо того  с
самого  утра думала только о том, как Њечик обидел ее и как он не имел права
обижать ее, когда она подошла к нему со своими мечтами и со своей любовью.
     ‚есь  день  она   испытывала  мучительное  желание  увидеть  Ње-чика  и
поговорить с ним, но ни разу не оглЯнулась и даже во времЯ обеденного отдыха
не подошла к нему. "—то Я буду бегать за ним, как девочка? -- думала она. --
…жели он вправду любит менЯ, как говорил, пущай подойдет первый, Я ни словом
не  попрекну  его.  Ђ ежели  не подойдет,  все равно -- одна останусь... так
ничего и не будет".
     Ќа главном становике тропа пошла шире, и рЯдом с ‚арей пристроилсЯ —иж.
‚чера  ему не удалось поймать  ее, но он был  настойчив в таких  делах и  не
терЯл  надежды. Ћна чувствовала прикосновение его ноги,  он дышал ей на  ухо
какие-то стыдные слова, но, погруженнаЯ в свои мысли, она не слушала его.
     --  Ќу  как же вы,  а?  -- приставал —иж  (он  говорил  "вы" всем лицам
женского  пола, независимо от их возраста, положениЯ и отношениЯ к нему). --
‘огласны -- нет?..
     "... џ все понимаю, разве Я требую от него что-нибудь?  -- думала ‚арЯ.
-- Ќо неужто ему трудно было уважить менЯ?.. Ђ может, он сам теперь страдает
-- думает, Я на него в обиде. —то, ежели поговорить с ним? Љак?! после того,
как он прогнал менЯ?.. Ќет, нет, и пущай ничего не будет..."
     -- „а что вы, милаЯ, оглохли, что ли? ‘огласны, говорю?
     -- —его согласны? -- очнулась ‚арЯ. -- „а ну тебЯ ко всем!
     -- ‡дравствуйте вам...  -- —иж обиженно  развел  руками. -- „а  что вы,
милаЯ, представлЯетесь, будто  в первый раз  или маленькаЯ. --  Ћн  принЯлсЯ
снова терпеливо нашептывать ей на ухо, убежденный, что она слышит и понимает
его, но ломаетсЯ, чтобы, по бабьей привычке, набить себе цену.
     Ќаступал вечер, овраги темнели, лошади устало фыркали, туман густел над
ключами и медленно полз  в  долины, а Њечик все  не подъезжал к ‚аре  и, как
видно, не  собиралсЯ. €  чем больше она убеждалась в  том,  что он так и  не
подъедет  к  ней, тем  сильнее  она  чувствовала бесплодную тоску  и  горечь
прежних своих мечтаний и тем труднее ей было расстатьсЯ с ними.
     ЋтрЯд спускалсЯ в балку на  ночлег, в  сырой  пугливой тьме  копошились
лошади и люди.
     --  ’ак вы не забудьте, миленькаЯ,  -- с ласковой наглой настойчивостью
проговорил —иж. -- „а, огонек Я в  сторонке разложу. €мейте это в виду... --
Ќемного погодЯ он кричал кому-то: -- ’о есть как -- "куда лезешь"? Ђ ты чего
стал на дороге?
     -- Ђ ты чего в чужой взвод прешьсЯ?
     -- Љак чужой? ђазуй глаза!..
     Џосле  короткого  молчаниЯ, во времЯ  которого оба,  очевидно, разували
глаза, спрашивавший заговорил виноватым съехавшим голосом:
     -- ’ьфу, и правда  "кубраки"... Ђ  Њетелица где?  --  €, как бы  вполне
загладив виноватым  голосом  свою  ошибку,  он  снова  натужно  закричал: --
Њете-елица!
     Ђ  внизу кто-то,  до того раздраженный, что, казалось, не  исполни  его
требованиЯ -- он или покончит с собой, или начнет убивать других, вопил:
     -- ЋгнЯ-а давай! ЋгнЯ-а-а дава-ай!..
     ‚друг на самом дне балки полыхнуло бесшумное зарево костра и вырвало из
темноты  мохнатые  конские головы, усталые  лица  людей  в  холодном  блеске
патронташей и винтовок.
     ‘ташинский, ‚арЯ и •арченко отъехали в сторону и тоже спешились.
     -- Ќичего,  теперь отдохнем, ог-гонек  запалим! -- с нарочитой и никого
не веселЯщей бодростью говорил •арченко. -- Ќу-ка, за хворостом!..
     -- ... ‚сегда вот так --  вовремЯ не остановимсЯ, а потом страдаем,  --
рассуждал он тем же малоутешительным  тоном,  шарЯ руками  в мокрой  траве и
действительно страдаЯ --  от сырости,  от темноты, от боЯзни, что его укусит
змеЯ, и от угрюмого молчаниЯ ‘ташинского. -- Џомню, вот тоже с ‘учана шли --
давно б уж заночевать пора, хоть глаз выколи, а мы...
     "€ зачем он говорит  все это? --  думала  ‚арЯ. -- ‘учан... куда-то они
шли... глаза  выкололи. Ќу, кому  все  это нужно теперь?  ‚едь  все, все уже
кончилось,  и  ничего  не  будет".  …й  хотелось  есть,  и  от этого  как-то
усиливалось  другое  ощущение  -- немой и  сдавленной  пустоты, которую  она
теперь ничем не могла заполнить. Ћна едва не расплакалась.
     Ћднако,  поев  и  отогревшись,  все  трое  повеселели, и окружавший  их
темно-синий, чужой и холодный мир показалсЯ уже своим, уютным и теплым.
     --  ќх, шинель  ты  моЯ, шинель, --  сытым  голосом  говорил  •арченко,
развертываЯ скатку. --  Ќа огне не горит и в воде  не тонет. ‚от бы мне бабу
сюда!.. -- Ћн подмигнул и рассмеЯлсЯ.
     "€ чего Я взъелась на него? -- думала  ‚арЯ, чувствуЯ, как от  веселого
костра,  от   съеденной  каши,  от  домашних   разговоров   •арченки  к  ней
возвращаютсЯ обычнаЯ ее мЯгкость и доброта. -- € ничего ведь не было, с чего
Я так расстроилась? € парень сидит да  скучает из-за  моей дурости... Ђ ведь
стоит только пойти к нему, и все, все пойдет, как сначала..."
     € ей  вдруг  так не  захотелось носить в  себе что-то обидное и  злое и
страдать от  этого, когда всем вокруг так  хорошо и бездумно и когда ей тоже
может быть бездумно хорошо, что она тут  же решила выбросить все из головы и
пойти к Њечику, и не было уже в этом ничего зазорного длЯ нее или плохого.
     "Њне ничего, ничего не нужно,  -- думала она, сразу  повеселев, -- лишь
бы он  только хотел и  любил менЯ, лишь бы  он  возле был...  нет, Я бы  все
отдала, ежели бы  он  всегда ездил, говорил, спал со мною,  такой красивый и
молоденький..."
     Њечик и —иж развели  отдельный костер на отлете. Ћни поленились сварить
себе  ужин, пожарили над огнем  сало и, так как налегали на него больше, чем
на хлеб, истратив все, оба сидели голодные.
     Њечик еще не пришел в  себЯ  после смерти ”ролова и  исчезновениЯ Џики.
‚есь день он  будто плыл в тумане, сотканном из  чужих и строгих, отделЯющих
его  от остальных людей мыслей об одиночестве и смерти. Љ вечеру эта  пелена
спала, но он никого не хотел видеть и всех боЯлсЯ.
     ‚арЯ с  трудом отыскала их костер. ‚сЯ балка жила в таких же кострах  и
дымных песнЯх.
     -- ‚от вы куда запрЯтались? -- сказала она, выходЯ из кустов с бьющимсЯ
сердцем. -- ‡дравствуйте.
     Њечик вздрогнул и, чуждо-испуганно посмотрев на нее, отвернулсЯ к огню.
     --  Ђ-а!..  --  приЯтно осклабилсЯ  —иж... -- ‚ас  только и не хватало.
‘адитесь, милаЯ, садитесь...
     Ћн  засуетилсЯ, распахнул шинель и показал ей  место  рЯдом. Ќо она  не
села   с   ним.  …го   обычнаЯ  пошлость  --  качество,  которое  она  сразу
почувствовала в нем, хотЯ и  не знала,  что  это такое,  -- теперь  особенно
неприЯтно резнула ее.
     --  Џришла проведать тебЯ, а то ты нас  совсем забыл, -- заговорила она
певучим, волнующимсЯ голосом, обращаЯсь к  Ње-чику и  не скрываЯ, что пришла
исключительно  из-за  него.  --  ’ам уж  и  •арченко  справлЯлсЯ,  как, мол,
здоровье, шибко, мол, раненный парень был, а теперь будто и ничего,  о  себе
уж Я не говорю...
     Њечик молча пожал плечами.
     -- ‘кажите, живем прекрасно -- что за вопрос! -- воскликнул —иж, охотно
принимаЯ все на себЯ. -- „а вы садитесь рЯдом, чего стеснЯетесь?
     -- Ќичего, Я  ненадолго,  -- сказала она, -- так только, проходом... --
…й стало вдруг обидно, что она пришла из-за Њечика,  а он пожимает  плечами.
Ћна добавила: -- Ђ вы, видать, ничего и не кушали -- котелок чистый...
     -- —его там не кушали? …сли бы продукты хорошие давали, а то черт знает
что!.. -- —иж брезгливо поморщилсЯ. -- „а вы садитесь рЯдом! --  с отчаЯнным
радушием  повторил  он  снова  и,  схватив ее  за руку, притЯнул к себе.  --
‘адитесь же!..
     Ћна опустилась возле на шинель.
     -- “говор-то наш помните? -- —иж интимно подмигнул.
     -- Љакой уговор? -- спросила она, с испугом  припоминаЯ что-то. "Ђх, не
надо, не надо было  приходить", -- вдруг  подумала она, и  что-то большое  и
тревожное оборвалось в ней.
     -- ’о есть как -- какой?.. Ђ вот обождите... -- —иж быстро перегнулсЯ к
Њечику. -- •оть в обществе секретов и не полагаетсЯ, -- сказал он, обнЯв его
за плечо и оборачиваЯсь к ней, -- но...
     --  Љакие там  секреты?.. --  сказала  она с неестественной улыбкой  и,
быстро  мигаЯ, начала  зачем-то поправлЯть  волосы  дрожащими,  непослушными
пальцами.
     --  Љакого ты  черта сидишь, как тюлень? -- быстро  зашептал —иж на ухо
Њечику. -- ’ут все уже сговорено, а ты...
     Њечик отпрЯнул от —ижа, мельком взглЯнул на ‚арю и густо покраснел. "Ќу
что, дождалсЯ?  ‚идишь  теперь,  что делаетсЯ",  --  с укором  сказал ему ее
плывущий взглЯд.
     -- Ќет,  нет, Я пойду... нет, нет,  --  забормотала она, как только —иж
снова  повернулсЯ  к ней,  точно  он  уже  предлагал  ей  нечто  позорное  и
унизительное. -- Ќет, нет, Я пойду... -- Ћна вскочила и пошла мелким, скорым
шагом, низко склонив голову; скрылась в темноте.
     --   ЋпЯть  из-за  тебЯ  упустили...   ђаз-зЯва!..  --   прошипел   —иж
презрительно и злобно. ‚друг  он подпрыгнул, подхваченный какой-то стихийной
силой,  и стремительными  скачками,  точно  его подбрасывал кто-то, помчалсЯ
вслед за ‚арей.
     Ћн нагнал ее в  нескольких  саженЯх  и, крепко обнЯв,  повлек в  кусты,
приговариваЯ:
     -- Ќу же, миленькаЯ... ну, девочка...
     --  Џусти менЯ...  отстань... кричать буду!..  -- просила она, слабеЯ и
чуть  не  плача,  но чувствуЯ,  что у  нее нет сил кричать и что кричать  ей
теперь не нужно: незачем и не длЯ кого.
     -- Ќу, миленькаЯ, ну зачем же! -- приговаривал —иж,  зажав ей рот и все
больше возбуждаЯсь от собственной нежности.
     "€ правда, зачем? Ќу, кому это нужно теперь? -- подумала она устало. --
Ќо ведь это —иж... да,  но ведь это же —иж... откуда он, почему он?.. Ђх, не
все ли равно..." € ей действительно стало все безразлично.


        XIII. ѓруз


     -- Ќе  люблю Я их,  мужиков,  душа не лежит, -- говорил Њорозка, плавно
покачиваЯсь  в седле, и в такт, когда  Њишка ступал  правой передней  ногой,
сшибал  плетью  Ярко-желтые листьЯ  березок.  -- Ѓывал Я тоже у  деда.  „вое
дЯдьков там у менЯ -- землю пашут. Ќет, не лежит душа! Ќе то, не то -- кровь
другаЯ: скупые, хитрые они... да что там! -- Њорозка, упустив березку, чтобы
не потерЯть такт, хлестнул  себЯ по сапогу. -- Ђ с чего бы, кажись, хитрить,
скупитьсЯ?  -- спросил он, подымаЯ голову. -- Ќу ведь ни хрена, ни хре-на же
у  самих  нету,  подметай  --  чисто!..  --  € он засмеЯлсЯ будто бы  чужим,
наивным, жалеющим смешком.
     ѓончаренко слушал, глЯдЯ промеж конских ушей, в серых его глазах стоЯло
умное и  крепкое выражение, какое бывает  у людей, умеющих хорошо слушать, а
еще лучше -- думать по поводу услышанного.
     -- Ђ Я думаю, каждого из нас колупни, -- сказал он вдруг, -- <i>из нас, --</i>
подчеркнул длЯ большей прочности и посмотрел на Њорозку, -- менЯ, к примеру,
или тебЯ, или вон  „убова, -- в каждом из нас  мужика найдешь... Ќайдешь, --
повторил  он  убежденно. --  ‘о  многими  потрохами,  разве  что  только без
лаптей...
     -- ќто насчет чего? -- оглЯнулсЯ „убов.
     --  Ђ то и  с  лаптЯми... ђазговор у  нас  насчет  мужика...  ‚ каждом,
говорю, из нас мужик сидит...
     -- Ќу-у... -- усомнилсЯ „убов.
     -- Ђ как же иначе?.. “ Њорозки, скажем, дед в деревне, дЯдьЯ; у тебЯ...
     -- “ менЯ,  друг,  никого, -- перебил  „убов, --  да и  слава  богу! Ќе
люблю, признатьсЯ, это семЯ... -- •отЯ Љубрака возьми: ну, сам он еще Љубрак
Љубраком  (не  с  каждого ж ума спросить!),  а вэвод  он набрал? --  € „убов
презрительно сплюнул.
     ђазговор этот происходил  на пЯтый день  пути,  когда отрЯд спустилсЯ к
истокам  •аунихедзы. …хали  они  по  старой зимней дороге, устланной мЯгким,
засыхающим  пырником. •отЯ  ни  у  кого  не осталось  ни крошки  из  харчей,
припасенных  в  госпитале  помощником  начхоза,   все  были  в   приподнЯтом
настроении, чувствуЯ близость жильЯ и отдыха.
     -- €шь что делает? --  подмигнул Њорозка. -- „убов-то наш -- старик, а?
-- € он засмеЯлсЯ, удивлЯЯсь и радуЯсь тому,  что взводный согласен с ним, а
не с ѓончаренкой.
     -- Ќехорошо ты  говоришь о народе, --  сказал  подрывник, нисколько  не
обескураженный.  -- ‹адно,  пущай у  тебЯ  никого, не в том дело  --  у менЯ
теперь тоже никого.  ђудник наш возьмем... Ќу, ты, правда, еще российский, а
Њорозка? Ћн, окромЯ своего рудника, почти что ничего не видал...
     -- Љак не видал? -- обиделсЯ Њорозка. -- „а Я на фронте...
     -- Џущай, пущай, -- замахал на него „убов, -- ну, пущай не видал...
     --  ’ак это ж деревнЯ, рудник ваш, -- спокойно сказал ѓонча-ренко. -- “
каждого огород  --  раз.  Џоловина  на зиму приходит, на  лето  -- обратно в
деревню... „а у вас там зюбры кричат, как в хлеву!.. Ѓыл Я на вашем руднике.
     -- „еревнЯ? -- удивлЯлсЯ „убов, не поспеваЯ за ѓончаренкой.
     -- Ђ то что  же? ЉопаютсЯ жинки ваши по огородам, народ кругом тоже все
деревенский, а  разве не влиЯет?.. ‚лиЯет!  -- € подрывник привычным  жестом
рассек воздух ладонью, поставленной на ребро.
     -- ‚лиЯет... Љонечно... -- неуверенно сказал „убов, раздумываЯ,  нет ли
в этом чего-нибудь позорного длЯ "угольного племени".
     -- Ќу, вот... ‚озьмем  теперь  город: велики ль,  сказать, города наши,
много ль городов у нас? ђаз,  два, и обчелсЯ... Ќа тысЯчи  верст -- сплошнаЯ
деревнЯ... ‚лиЯет, Я спрашиваю?
     --  Ћбожди, обожди, --  растерЯлсЯ взводный, -- на  тысЯчи  верст?  как
сплошнаЯ?.. ну да -- деревнЯ... ну влиЯет?
     --  ‚от и выходит, что в каждом  из нас -- трошки  от мужика, -- сказал
ѓончаренко, возвращаЯсь  к исходной точке и этим  точно покрываЯ все,  о чем
говорил „убов.
     --   ‹овко   подвел!  --  восхитилсЯ   Њорозка,   которого   с  момента
вмешательства  „убова  спор интересовал  только как  проЯвление человеческой
ловкости. -- ‡аел он тебЯ, старик, и крыть нечем!
     -- ќто Я к тому, -- поЯснил ѓончаренко, не даваЯ  „убову опомнитьсЯ, --
что гордитьсЯ  нам не нужно  перед мужиком, хотЯ б и Њорозке, --  без мужика
нам то-оже... -- Ћн покачал  головой и смолк; и,  видимо, все, о чем говорил
потом „убов, не в состоЯнии было его разубедить.
     "“мный, черт,  -- подумал Њорозка,  сбоку  поглЯдываЯ  на  ѓончаренку и
проникаЯсь все большим уважением к  нему. -- ’ак припер старика -- никуда не
денешьсЯ". Њорозка знал, что  ѓончаренко,  как  и все люди, может ошибатьсЯ,
поступать  несправедливо, -- в  частности, Њорозка  совсем не чувствовал  на
себе того мужицкого груза,  о котором так уверенно говорил ѓончаренко, -- но
все же  он  верил подрывнику больше,  чем кому-либо другому.  ѓончаренко был
"свой в доску", он "мог понимать",  он "сознавал", а  кроме того, он  не был
пустословом, праздным человеком.  …го большие  узловатые  руки были жадны  к
работе, исполнЯли ее, на первый взглЯд, медленно,  но на самом деле споро --
каждое их движение было осмысленно и точно.
     €  отношениЯ  между  Њорозкой   и  ѓончаренкой  достигли   той  первой,
необходимой  в дружбе  ступени, о  которой партизаны говорЯт: "они  спЯт под
одной шинелькой", "они едЯт из одного котелка".
     ЃлагодарЯ ежедневному общению с ним Њорозка начинал думать, что сам он,
Њорозка, тоже  исправный  партизан: лошадь  у него в порЯдке,  сбруЯ  крепко
зачинена,  винтовка  вычищена и блестит  как  зеркало,  в бою  он  первый  и
надежнейший, товарищи  любЯт и уважают его за это. €, думаЯ так, он невольно
приобщалсЯ  к той осмысленной здоровой  жизни, какой, казалось, всегда живет
ѓончаренко,  то  есть  к  жизни, в которой  нет места  ненужным  и  праздным
мыслЯм...
     -- Ћ-ой... стой!.. --  кричали впереди. ‚озглас передавалсЯ по цепи, и,
в  то времЯ как  передние уже  стали, задние  продолжали  напирать.  –епочка
смешалась.
     --  ќ-э...  ут...  Њетелицу  зовут... -- снова  побежало по цепи. —ерез
несколько  секунд,  согнувшись по-Ястребиному,  промчалсЯ  Њетелица, и  весь
отрЯд  с  бессознательной  гордостью  проводил  глазами  его  не  отмеченную
никакими уставами цепкую пастушью посадку.
     --  Џоехать и  мне,  узнать, что там  такое, -- сказал  „убов.  Ќемного
погодЯ он вернулсЯ раздраженный, стараЯсь, однако, не показывать этого.
     -- ‚ разведку Њетелица едет, ночевать здесь будем, -- сказал сдержанно,
но в голосе его слышно длЯ всех клокнули злые, голодные нотки.
     -- Љак так, не евши?! Ћ чем они там думают?! -- закричали кругом.
     -- Ћтдохнули, называетсЯ...
     -- ‚от Язви его в свет!.. -- присоединилсЯ Њорозка.
     ‚переди уже спешивались.
     ‹евинсон  решил заночевать  в тайге,  потому  что не  был  уверен,  что
низовье  •аунихедзы  свободно  от неприЯтелЯ. Ћднако он надеЯлсЯ, что даже в
этом  случае  ему  удастсЯ,  прощупав  путь разведкой, пробратьсЯ  в  долину
’удо-‚аки, богатую лошадьми и хлебом.
     ‚сю дорогу мучила его  непереноснаЯ, усиливающаЯсЯ с каждым днем боль в
боку, и он  знал уже, что  боль эту -- следствие  усталости  и малокровиЯ --
можно  вылечить только неделЯми спокойной и  сытной  жизни. Ќо так  как  еще
лучше он знал, что долго не  будет длЯ него спокойной и сытной жизни, он всю
дорогу  приноравливалсЯ  к  новому  своему состоЯнию,  уверЯЯ  себЯ, что эта
"совсем  пустЯковаЯ болезнь"  была у  него  всегда  и потому никак  не может
помешать  ему  выполнить  то  дело,  которое он  считал  своей  обЯзанностью
выполнить.
     -- Ђ на мое мнение -- надо иттить...  -- не слушаЯ ‹евинсона и глЯдЯ на
его  ичиги, в  четвертый раз повторил  Љубрак  с тупым  упрЯмством человека,
который не желает ничего знать, кроме того, что ему хочетсЯ есть.
     -- Ќу, если  уж тебе так невтерпеж, иди  сам... сам  иди... оставь себе
заместителЯ и иди... Ђ подводить весь отрЯд нам нет никакого расчета...
     ‹евинсон говорил с  таким  выражением, точно у Љубрака был именно  этот
неправильный расчет.
     -- €ди-ка, брат, лучше караул снарЯжай, --  прибавил он, пропустив мимо
ушей   новое  замечание  взводного.  “видев,  однако,  что  тот   собираетсЯ
настаивать, он вдруг нахмурилсЯ и строго спросил: -- —то?..
     Љубрак поднЯл голову и замигал.
     -- ‚перед  по  дороге  пустишь конный  дозор, --  продолжал  ‹евинсон с
прежней, чуть заметной  издевкой в голосе, -- а назад на полверсте поставишь
пеший караул; лучше всего у ключа, что переезжали. ЏонЯтно?
     -- ЏонЯтно, -- угрюмо сказал Љубрак, удивлЯЯсь, почему он говорит  это,
а не то, что  ему  хочетсЯ. "•олера двужильнаЯ", -- думал он о  ‹евинсоне, с
бессознательной, прикрытой уважением, неприЯзнью к нему и жалостью к себе.
     Ќочью, проснувшись внезапно, как он часто просыпалсЯ в последнее времЯ,
‹евинсон вспомнил  этот  разговор  с  Љубраком и,  закурив, пошел  проверЯть
караулы.
     ‘тараЯсь не ступать на шинели спЯщих, пробралсЯ он меж тлеющих костров.
Љрайний справа горел Ярче других, возле него на корточках сидел дневальный и
грел руки, протЯнув их ладонЯми к огню. Ћн, видно, совсем забыл  об этом, --
темнаЯ бараньЯ  шапка сползла ему на  затылок, глаза  были задумчиво, широко
раскрыты,  и  он  чуть  улыбалсЯ  доброй детской улыбкой. "‚от  ловко!.." --
подумал ‹евинсон, почему-то именно этим словом  выразив  то  неЯсное чувство
тихого,  немножко  жуткого восторга, которое сразу овладело им при виде этих
синих, тлеющих  костров, улыбающегосЯ дневального  и -- от всего, что смутно
ждало его в ночи.
     € он пошел  еще тише  и  аккуратней  --  не  длЯ того,  чтобы  остатьсЯ
незамеченным, а длЯ того, чтобы не вспугнуть улыбку  дневального. Ќо тот так
и не о