Ќиколай ѓеоргиевич ѓарин-Њихайловский. ђассказы

Ћцените этот текст:
Ќиколай ѓеоргиевич ѓарин-Њихайловский. ђассказы

---------------------------------------------------------------
OCR: …всей
--------------------------------------------------------------

ѓ…Ќ€‰

I
‚се в городе знали старого громадного евреЯ с длинными, всклокоченными,
как львинаЯ грива, волосами, с бородой, котораЯ от старости была желта, как
слоноваЯ кость.
Ћн ходил в лапсердаке, в стоптанных туфлЯх и только тем разве и
отличалсЯ от остальных евреев, что смотрел своими громадными на выкате
глазами не вниз, как, говорЯт, смотрЯт все евреи, а куда-то вверх.
Џроходили годы, поколениЯ сменЯлись поколениЯми; неслись с грохотом
экипажи; озабоченной вереницей торопились мимо прохожие, мальчишки, смеЯсь,
бежали,-- а старый еврей, торжественный и безучастный, все так же двигалсЯ
по улицам с устремленным взглЯдом туда вверх, точно он видел там то, чего
другие не видели.
II
…динственный человек в городе, которого старый еврей удостаивал своего
вниманиЯ, был учитель математики одной из гимназий.
Љаждый раз, заметив его, старый еврей останавливалсЯ и долго,
внимательно смотрел ему вслед. Њожет быть, и учитель математики замечал
старого евреЯ, а может быть, и нет, потому ;что это был настоЯщий математик,
-- рассеЯнный, маленький, с физиономией обезьЯны, который ничего, кроме
своей математики, не знал, не видел и знать не хотел. ‡асунуть в карман,
вместо платка, губку, которою вытирают доску; ЯвитьсЯ на урок без сюртука,--
стало длЯ него настолько обычным делом, а глумление учеников дошло до таких
размеров, что учитель, наконец, вынужден был оставить преподавание в
гимназии.
‘ тех пор он весь отдалсЯ своей науке и выходил из дома только длЯ
того, чтобы пообедать в кухмистерской. †ил он в своем собственном,
доставшемсЯ ему от отца большом доме, сверху до низу набитом квартирантами.
Ќо почти никто из квартирантов ничего не платил ему, потому что все это был
неимущий, бедный люд.
„ом был грЯзный, многоэтажный. Ќо грЯзнее всего дома была квартира из
двух комнат в подвальном этаже самого учителЯ, всЯ заваленнаЯ книгами,
исписанной бумагой, с таким толстым слоем пыли на них, что если бы поднЯть
ее всю враз, то, пожалуй, можно было бы и задохнутьсЯ.
Ќо ни учителю, ни старому коту, другому обитателю этой квартиры,
никогда и в голову не приходила такаЯ мысль: учитель неподвижно сидел за
своим столом и писал выкладки, а кот без просыпу спал, свернувшись клубком
на подоконнике с железными решетками.
ЏробуждалсЯ он только к обеду, когда наступало времЯ встречать учителЯ
из кухмистерской. € он встречал его улицы за две -- старый, облезлый. „олгим
опытом кот знал, что из тридцатикопеечного обеда полпорции отрезывались длЯ
него, завертывались в бумагу и выдавались ему, когда он возвратитсЯ домой.
€, предвкушаЯ наслаждение, кот с высоко поднЯтым хвостом, изогнутой спиной,
весь в клочках слежавшейсЯ шерсти, шагал по улицам впереди своего хозЯина.
III
„верь в квартиру учителЯ отворилась однажды и в нее вошел старый еврей.
‘тарый еврей, не спеша, вынул из-за жилетки грЯзную, толстую, всю
исписанную по-еврейски тетрадь и передал ее математику.
Њатематик взЯл тетрадь, повертел ее в руках, задал несколько вопросов,
но старый еврей, очень плохо говоривший по-русски, почти ничего не понЯл, но
математик понЯл, что в тетради речь идет о какой-то математике. ЏонЯл,
заинтересовалсЯ и, найдЯ переводчика, занЯлсЯ изучением рукописи. ђезультат
этого изучениЯ был необычный.
—ерез месЯц еврей был приглашен в местный университет в отделение
математического факультета.
‚ зале заседали математики всего университета, всего города, заседал и
старый еврей, такой же безучастный, со взглЯдом вверх, и через переводчика
давал свои ответы.
-- ‘омнениЯ нет,-- сказал еврею председатель,-- вы действительно
сделали величайшее из всех в мире открытий: вы открыли дифференциальное
исчисление... Ќо, к несчастью длЯ вас, Ќьютон уже открыл его двести лет
назад. ’ем не менее ваш метод совершенно самостоЯтельный, отличный и от
Ќьютона и от ‹ейбница.
Љогда ему перевели, старый еврей спросил хриплым голосом:
-- …го сочинениЯ написаны на еврейском Языке?
-- Ќет, только на латинском,-- ответили ему.
IY
‘тарый еврей пришел через несколько дней к математику и кое-как
объЯснил ему, что желал бы учитьсЯ математике и латинскому Языку. ‚ числе
квартирантов учителЯ нашлись и студент-филолог и студент-математик, которые
за квартиру согласились учить евреЯ: один -- латинскому Языку, другой --
основам высшей математики.
‘тарый еврей ежедневно с учебниками приходил, брал уроки и уходил учить
их на дом. ’ам, в самой грЯзной части города, по темной, вонючей лестнице
взбиралсЯ он среди коростливых детей на свой чердак, пожертвованный ему
еврейским обществом, и в сырой, грибами поросшей конуре, присев у
единственного окна, учил заданное.
’еперь, в часы отдыха, старый еврей, на вЯщую потеху ребЯтишек, часто
шагал рЯдом с другим уродом города -- маленьким, с лицом обезьЯны, учителем.
Њолча шли они, молча расставались и только на прощание пожимали руку друг
другу.
Џрошли три года. ‘тарый еврей мог уже прочитать в подлиннике Ќьтона. Ћн
прочел его раз, другой, третий. ‘омнениЯ не было. „ействительно, он, старый
еврей открыл дифференцйиальное исчисление. €, действительно, оно было уже
открыто двести лет тому назад величайшим гением земли. Ћн закрыл книгу, и
все было кончено. ‚се было доказано. ќто знал он один. —уждый волновавшейсЯ
вокруг него жизни, ходил старый еврей по улицам города с бесконечной
пустотой в душе.
‡астывшим взглЯдом он смотрел на небо и видел там то, чего другие не
видели: величайшего гениЯ земли, который мог бы подарить мир новыми
величайшими открытиЯми и который пригодитсЯ только длЯ того, чтобы быть
посмешищем и забавой детей.
Ћднажды нашли старого евреЯ мертвым в его конуре. ‚ застывшей позе, он
как изваЯние, лежал, облокотившись на руки. ѓустые прЯди, цвета пожелтевшей
слоновой кости, волос рассыпались по лицу и плечам. ѓлаза его смотрели в
раскрытую книгу, и, казалось, после смерти еще читали ее.

¹⁾ ‚ основание рассказа взЯт истинный факт,
сообщенный автору Њ. ћ. ѓольдштейном. ”амилиЯ евреЯ -- Џастернак. Ђвтор сам
помнит этого человека. ЏодлиннаЯ рукопись евреЯ у кого-то в Ћдессе. (Џрим.
Ќ. ѓ. ѓарина-Њихайловского.)

1901 г.

…‚ђ…‰‘Љ€‰ ЏЋѓђЋЊ

‚се это уже давно достоЯние седой старины.
ќто происходило в Ћдессе, в начале семидесЯтых годов.
џ был гимназистом старших классов.
Ќаши столы ломились уже тогда от сочинений Џисарева, ™апова,
”леровского, Њиртова, ЃоклЯ, ‘пенсера, ЊиллЯ и многих других.
Ћ предстоЯщих беспорЯдках на пасху говорили еще на страстной.
‘лухи исходили от кухарки и горничной.
€з каких-то недр почерпали они свои сведениЯ и неохотно, милости ради,
делились с нами.
Љак-то переменились вдруг роли: прислуга чувствовала себЯ хозЯевами, а
мы зависЯщими от их расположениЯ к нам.
Ќам, молодежи, это нравилось, но отцы и матери чувствовали обиду,
скрываЯ, впрочем, ее.
Џереговоры с прислугой вели мы, молодежь.
- ’ри днЯ назначено жидов бить, а потом и кой-каких других.
ЏожилаЯ кухарка страшно поводила в сторону глазами и поджимала губы.
’ем не менее, хотЯ и ждали, но, когда началось избиение, оно захватило
врасплох всех.
- †идов бьют!
ќто было на второй день пасхи. Њы сидели в моей комнате и обсуждали
какой-то мировой вопрос.
Ќас всех было человек до десЯти товарищей.
- Ќадо идти.
Њы надели шапки и отправились. ѓде-то высоко в воздухе стоЯл гул.
- ќто туда, к ђишельевской,- сказал кто-то, и мы пошли, или, вернее,
побежали, как бежали все кругом.
€ все Явственнее становилсЯ гул, теперь уже рев голосов: тысЯч,
десЯтков тысЯч этих голосов.
‘ердце сильно билось, и в голове только один напрЯженный вопрос: что-то
там?
€ вот перед нами прЯмаЯ, через весь город, ђишельевскаЯ улица.
Њы у конца ее, который ближе к морю, а с другого конца громаднаЯ, в
несколько кварталов толпа.
’ак и встает в памЯти эта улица, прекрасный весенний день, Яркое
солнце. € снег, белый снег, который ветер широкими волнами подхватывает, не
допускаЯ его падать на землю, и опЯть уносит его вверх, кружа над толпой.
Џотом уже понЯли мы, что это летел пух от разорванных перин и подушек... Ђ
там дальше в этом веселом дне страшнаЯ толпа.
’очно полз какой-то отвратительный, тысЯчеголовый гад, скрываЯ там
где-то сзади свое туловище. € так противно всему естеству было это чудовище,
так нагло было оно с налитыми глазами, открытой пастью, из которой нессЯ
вой, страшный вой апокрифического зверЯ, порвавшего свою цепь и почуЯвшего
уже кровь.
Ђ с многоэтажных домов с обеих сторон улицы летели вниз стекла, посуда,
вещи, мебель, роЯли... Ћни падали, и последний дикий аккорд издавали разом
лопавшиесЯ струны.
Ѓыстро сменЯютсЯ впечатлениЯ.
Њы уже в этой толпе, общаЯ картина исчезает, и в каждом новом мгновении
это что-то уже совсем другое.
‘тарик больной еврей на кровати. Ћколо него маленький гимназистик с
револьвером.
- џ буду стрелЯть, если тронут дедушку!-кричит исступленно мальчик.
—еловек с черными налившимисЯ глазами бросаетсЯ па гимназистика,
выхватывает у него револьвер, дает ему затрещину, и гимназистик летит на
пол. Ќо все этим Я кончаетсЯ, и, ничего не тронув, толпа вываливаетсЯ опЯть
на улицу: мальчик спас своего деда!
- ђебЯта, сюда! ѓо-го!!
€ толпа вознаграждает себЯ, и сильнее несетсЯ непрерываемый лЯзг битых
стекол и дикий рев. € опЯть:
- ‘той! ‘той! ‘той!
Љто-то кричит, что это дом какого-то доктора евреЯ, очень популЯрного
среди беднЯков.
- •ороший человек, очень хороший!
- •ороший, хороший!
- Ђ все-таки жид?!
- ’ак как же?
ЊертваЯ тишина. € чей-то нерешительный голос:
- ђазве длЯ порЯдка одно стекло разбить ему?
•охот, веселые крики "ура", и маленький камень летит в стекло второго
этажа. „зинь! “довлетвореннаЯ веселаЯ толпа идет дальше, забыв уже свое
дело, потерЯв вдруг напрЯжение, энергию. Ќо из боковой улицы движетсЯ новаЯ
толпа и Яростно воет.
‚переди толпы едет телега, в ней лежит человек, весь в крови, с
бледным, как воск, лицом, бегающими, побелевшими глазами.
ќти глаза не могут ни на чем остановитьсЯ, ничего не видЯт. ќтому
человеку, очевидно, больше не нужна ни эта толпа, ни ее работа, ничего
больше не надо ему: он мучительно вытЯгиваетсЯ, и напрЯжение вдруг сразу
сменЯетсЯ полным покоем, он точно задумываетсЯ.
‘мерть! € на мгновение все замирает с ним, и опЯть вопли и крики.
—то? Џочему? Љак?
Њасса рассказов. Ћн упал с верхнего этажа вместе с вещами. Њожет быть,
его столкнули? ‘олдаты ранили штыками? …врей выстрелил?
- Љ генерал-губернатору. Џусть сам разбирает и смотрит.
€ толпа идет с мертвым человеком на телеге впереди в оглушительном шуме
от криков, от звона разбиваемых стекол, мебели, под вопли попадающихсЯ
евреев,- их гонЯт, бьют, пока не исчезают они под ногами толпы.
II опЯть крики из боковой улицы:
- ‘юда, сюда!
Ќа углу Џушкинской разбивают синагогу. ’олпа и телега поворачивают к
синагоге.
Џодъезжает генерал-губернатор.
Ћн сидит в колЯске; маленький, худой старик в мундире, в орденах и
кричит толпе:
- ‘мирно!
•охот, крики "ура".
ЏоЯвлЯетсЯ военный оркестр.
- —то-нибудь веселое!
€ оркестр начинает какой-то веселый марш.
- “ра! “ра!
•охот, крики, энергичнее летЯт камни в синагогу. ‚се стекла выбиты,
ломают двери.
- “ра!
- ‘мирно!
Ќо камни уже летЯт в колЯску.
- Џошел!.
ЉолЯска мчитсЯ, за ней телега с мертвым, сзади всЯ толпа с гиком и
воплЯми:
- ‘той! ‘той!
- „ержи, держи! Ђ-ту!
- ѓо-го-го!
Ќа углу стоим мы, кучка гимназистов.
’олько что разгромили бакалейную лавку. ‚еселые добродушные парни
подмигивают нам.
- ќх, милый барин,- обращаетсЯ к одному из нас молодой верзила,-дай-ка
папироску?
-- € сам бы рад покурить, да нет. .
- Ђх, барин бедный, курить нечего. ђебЯта, у кого табак?
- ‚от табак,- показывает кто-то из толпы иа запертую табачную лавочку.
- Ђ может, лавка русского?
- Ђ не все тебе равно - русский жид или жидовский жид?
- Ѓарин, прикажи' - иодмывающе обращаетсЯ верзила к желавшему покурить.
€ тот ... весело машет рукой.
‘ диким воплем восторга бросаетсЯ толпа, и через несколько минут
десЯтки рук протЯгиваютсЯ к нам с папнросами.
‹ица радостные, умильные, блаженные.
Њы, смущенные, берем по папироске и улыбаемсЯ этой толпе, а она ревет:
- Ѓерите больше, все берите. Ќа дом вам снесем. “ра!
-•ристос воскресе! € мы целуемсЯ с ними.
- ђебЯта, водки!
Ђ мы, растерЯнные, смущенные, торопимсЯ незаметно стушеватьсЯ,
исчезнуть.
‚торой день.
ѓде-то идут войска.
Љакой-то еврей шмыгнул к нам во двор...
Ќадо спрЯтать, но что скажет кухарка?
„олго ее убеждают, и, наконец, она раздраженно говорит:
- Ќу, отстаньте от менЯ! ЏрЯчьте, коли охота с жидом возитьсЯ - менЯ и
себЯ под топор подводить.
€ высокий дрожащий еврей, молодой, худой, поднимаетсЯ по узкой лестнице
на чердак, а кухарка испуганно оглЯдывает двор: нет ли свидетелей. € грозит
ему кулаком:
-- “, дрЯнь, не стоишь, чтоб пропадать из-за тебЯ!
€, довольные, мы опЯть уходим в город.
’ам, на кладбище человек сорок опившихсЯ.
Њаленький белый домик, мертвецкаЯ - уютно выглЯдит из зелени, кругом
памЯтники, кресты, могилы,- тишина и покой.
ѓромаднаЯ толпа, как мертваЯ.
Њы протискиваемсЯ и стоим над трупами. Ћкна открыты, но запах тЯжелый
от этих на полу плотно друг около друга лежащих синих, вздутых страшных
фигур в оборванных, истасканных костюмах, по которым, как по печатным
строчкам, читаешь историю их ужасного прозЯбаниЯ на земле вплоть до
последнего мгновениЯ, когда в каком-то угаре почуЯлсЯ вдруг им выход,,. €
они все лежат - это зеркало, это страшное отражение окружающей жизни.
ЉакаЯ-то баба вздыхает:
- ‚от и пасха: из жидов пух, а из русских дух...
Џришли войска. ‘ухой барабанный треск несетсЯ по пустым улицам.
‹овЯт, тут же на улице раскладывают и секут.
Њножество слухов. ‚ысекли даму. ‚ысекли унтер-офицера с георгиевским
крестом. ‘хватили графа ‘., но он распахнул пальто и показал свой форменный
фрак со звездой.
Ћбщество возмущено.
Ћдному офицеру в доме моего товарища в моем присутствии показали на
дверь.
Ћн вышел на улицу и крикнул:
- ’олько попадитесь мне: всех перепорю!
‹овЯт облавами. Ќеожиданно с двух противоположных концов поЯвлЯютсЯ из
боковых улиц войска, сходЯтсЯ и всех попавших в эту мышеловку подвергают
допросу и суду.
’ут же расставлЯютсЯ скамьи, поЯвлЯютсЯ розги.
ЏреображенскаЯ улица в средней своей части сплошь почти была заселена
евреЯми.
џ шел к товарищу, когда вдруг из двух боковых улиц с барабанным треском
поЯвились солдаты.
џ и все со мной метнулнсь, как рыбы, почувствовавшие сеть.
Људа? ‡а кем-то Я проскочил в подворотню.
ЏодворотнЯ захлопнулась и Я очутилсЯ во дворе, битком набитом евреЯми.
„вор, как бы дно глубокого колодца.
€з раскрытых окон всех этажей этого колодца смотрели па менЯ глаза
евреев.
џ один среди них русский, н ужас охватил менЯ.
Ћни теперь могли сделать со мной, что хотели: убить и бросить в эту
ужасную помойную Яму.
Њожет быть, кто-нибудь из них видал, как Я курил папироску, поданную
мне из разграбленного магазина. € менЯ схватЯт н вытолкнут на суд туда на
улицу, откуда уже несутсЯ раздирающие душу вопли. Џросто со злобы
вытолкнут... Ђ там, может быть, как раз тот офицер... € Я стоЯл, переживаЯ
муки страха, унижениЯ, тоски.
ЊгновениЯ казались мне веками, и с высоты этих веков на менЯ смотрели
из всех этих этажей тысЯчи глаз спокойных, терпеливых. ‘мотрели, понимаЯ,
конечно, мое положение, точно спрашиваЯ:
"Ђ ты, когда ты поймешь, почувствуешь наше?..."

Last-modified: Sat, 01 Mar 2003 12:36:25 GMT
Ћцените этот текст: