        ‚ладимир ѓалактионович Љороленко. Ђт-даван


                          €з сибирской жизни


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: ‚.ѓ.Љороленко. "‘ибирские рассказы и очерки"
     €здательство "•удожественнаЯ литература", Њосква, 1980
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 маЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     ______________
     *  Ђт-„аван  -  станциЯ на  ‹ене,  около  трехсот верст  выше  џкутска.
(Џримеч. ‚.ѓ.Љороленко.)


        I

     - Ќ-ну!   уж  и  дор-рога!  -  сказал  мой  спутник,  Њихайло  €ванович
Љопыленков.   -   ‘амаЯ  эта  проклЯтаЯ  путина,  хуже  которой  уж  и  быть
невозможно... Џравду ли Я говорю ай нет?
     Љ сожалению, Њихайло €ванович говорил совершенную правду. Њы ехали вниз
по  ‹ене.  Џо всей ширине ее торчали в  разных направлениЯх огромные льдины,
по-местному "торосьЯ",  которые сердитаЯ быстраЯ река швырЯла осенью друг на
друга,  в  борьбе со  страшным сибирским морозом.  Ќо мороз наконец победил.
ђека  застыла,  и  только  гигантские торосьЯ,  целый  хаос  огромных льдин,
нагроможденных в  беспорЯдке друг на  друга,  задавленных внизу или  кинутых
непонЯтным  образом  кверху,   осталсЯ  безмолвным  свидетелем  титанической
борьбы,  да  кое-где еще зиЯли длинные,  никогда не  замерзающие полыньи,  в
которых  прорывались  и  кипели  быстрые  речные  струи.   Ќад  ними  тЯжело
колыхались холодные клубы пара, точно в полыньЯх действительно был кипЯток.
     Ђ  с обеих сторон над этим причудливым ледЯным хаосом стоЯли молчаливые
огромные  ‹енские  горы.   †идкаЯ  листвень  цеплЯлась  по  склонам,  широко
раскидываЯ корни,  но камень не дает ей расти, и склоны усеЯны сплошь густою
древесною падалью.  Ѓлиже вы видите трупы деревьев,  запорошенных снегом,  с
вырванными из почвы,  судорожно скрюченными корнЯми.  „альше эти подробности
исчезают,  а  к  вершине горы склон покрыт валежником,  точно густою сеткой.
“павшие деревьЯ кажутсЯ бесчисленными иглами,  точно хвои в сосновом лесу, а
между ними,  еще живые,  тЯнутсЯ такие же прЯмые,  такие же тонкие и  жалкие
лиственницы, пытающие счастье над трупами предков. € только на ровной, будто
обрезанной,  вершине лес  сразу становитсЯ гуще и  тЯнетсЯ длинною,  темною,
траурною каймой над белым скатом берега.
     € так на десЯтки,  на сотни верст!..  –елую неделю уже наш возок нырЯет
жалкою точкою между торосьЯми,  колыхаЯсь,  точно лодочка на  бурном море...
–елую неделю Я глЯжу на полосу бледного неба меж высокими берегами, на белые
склоны  с  траурной  каймой,  на  "пади"  (ущельЯ),  таинственно выползающие
откуда-то из тунгусских пустынь на простор великой реки, на холодные туманы,
которые тЯнутсЯ без конца,  свиваютсЯ,  развертываютсЯ,  теснЯтсЯ на  сжатых
скалами поворотах и  бесшумно втЯгиваютсЯ в  пасти  ущелий,  будто  какаЯ-то
призрачнаЯ армиЯ,  расходЯщаЯсЯ на  зимние квартиры.  ’ишина томит  душу.  €
только  по  временам по  реке  ухнет  вдруг  тЯжелым стоном  треснувший лед,
зашипит,   как  пролетающее  Ядро,  отдастсЯ  эхом,  как  пушечный  выстрел,
пронесетсЯ куда-то далеко назад, в оставленные нами пустынные извилины ‹ены,
и  долго еще звенит отголосками и  умирает,  пугаЯ воображение причудливыми,
внезапно воскресающими дальними стонами.
     Њне было грустно.  Њой спутник томилсЯ и нервничал. ‚озок наш то и дело
кидало с  боку на бок,  и  уже не раз он опрокидывалсЯ совсем.  Џри этом,  к
великой досаде Њихайла €вановича,  случалось все как-то так, что валились мы
неизменно в  его  сторону.  ќто было естественно,  но  все же  причинЯло ему
большое  неудовольствие.  Ћднако  случись иначе,  мне  грозила бы  серьезнаЯ
опасность,  тем более что в таких случаЯх он,  с своей стороны,  не делал ни
малейших усилий. ’олько крЯкнет, бывало, и деловито обращаетсЯ к Ямщику:
     - Џодымай!
     џмщик, как ни трудно, подымает, и мы едем далее.
     Њне казалось,  что уж  месЯц отделЯет менЯ от  џкутска,  из которого мы
выехали всего дней  шесть назад,  и  чуть не  целаЯ жизнь от  ближайшей цели
путешествиЯ. €ркутска, до которого осталось более двух тысЯч верст.
     …дем мы  тихо:  сначала нас  держали неистовые морозные метели,  теперь
держит Њихайло €ванович.  „ни коротки, но ночи светлы, полнаЯ луна то и дело
глЯдит сквозь морозную мглу,  да и лошади не могут сбитьсЯ с проторенной "по
торосу" узкой дороги.  €  однако,  сделав станка два  или три,  мой спутник,
купчина сырой и рыхлый,  начинает основательно разоблачатьсЯ перед камельком
или  железной печкой,  без  церемонии снимаЯ с  себЯ лишнюю и  даже вовсе не
лишнюю одежду.
     - —то вы, Њихайло €ванович! - пытаюсь Я протестовать в таких случаЯх. -
‘танок бы еще можно сегоднЯ...
     - Људа к  шуту торопитьсЯ-то?  -  отвечает Њихайло €ванович.  -  —айком
ополоснуть утробу-те, да на боковую.
     …сть,  "полоскатьсЯ" чаем  и  спать  -  все  это  Њихайло  €ванович мог
производить в размерах поистине изумительных и все это совершал тщательно, с
любовью, почти с благоговением.
     Ћднако, кроме этого, у него были еще и другие соображениЯ.
     - Ќарод  здесь,   -   говорил  он   таинственно,   -   на   копейку  до
чрезвычайности,  братец  ты  мой,  жаден.  Ѓедовый самый  народ,  потому что
золотом набалован.
     - Ќу, золото-то далеко, да и не слышно ничего такого о здешних местах.
     - Ђ вот как нас с тобой ограбЯт,  так и услышишь, да поздно... —удак! -
прибавлЯл он, быстро впадаЯ в "сердце", - какаЯ это есть сторона, не знаешь,
что ли?  ќто тебе не ђасеЯ!  ѓора,  да падь, да полыньЯ, да пустынЯ... ‘амое
гиблое место.
     ‚ообще  Њихаилу  €вановичу "здешнЯЯ сторона" не  внушала ничего,  кроме
искреннего омерзениЯ и брезгливости.  ‚се здесь, начинаЯ с угрюмой природы и
людей  и  кончаЯ  бессловесною тварью,  не  избегало  с  его  стороны  самой
придирчивой критики.  Ћн  знал только одно:  здесь,  если "пофартит",  можно
скоро и  крупно разжитьсЯ ("в  день  человеком сделаешьсЯ"),  и  поэтому жил
здесь  уже  несколько лет,  зорко  выглЯдываЯ случай и  стремЯсь неуклонно к
известному  "пределу",   после  которого  намеревалсЯ  вернутьсЯ  "во   свою
сторону", куда-то к ’омску. ‚ этом отношении он напоминал человека, которому
за  известное вознаграждение предложили пробежать голым по  сильному морозу.
Њихайло €ванович согласилсЯ и  вот  теперь он  бежит,  ухаЯ и  пожимаЯсь,  к
своему пределу. ’олько бы добежать, только бы схватить, а там, пропадай хоть
пропадом всЯ эта гиблаЯ сторона. - Њихайло €ванович не пожалеет.
     ‚  данное времЯ,  кажетсЯ,  он уже значительно приблизилсЯ к пределу и,
быть может,  именно поэтому ужасно нервничал:  а что,  дескать, ежели именно
теперь кто-нибудь у  него  схваченное-то  и  вырвет?..  Њихайло €ванович,  о
котором Я  слышал много рассказов,  рекомендовавших в  самом Ярком свете его
предприимчивость,  доходившую до дерзости в начале здешней карьеры, - теперь
трусил,  как баба,  и  мне поневоле приходилось из-за этого проводить с  ним
скучнейшие вечера и  долгие ночи  на  пустынных станках угрюмой и  безлюдной
‹ены.


        II

     ‚ один из таких морозных вечеров Я был разбужен испуганным восклицанием
Њихайла  €вановича.   Ћказалось,  что  мы  оба  заснули  в  возке,  и  когда
проснулись,  то увидели себЯ на льду,  под каменистым берегом,  в совершенно
безлюдной местности.  Љолокольчика не  было слышно,  возок стоЯл неподвижно,
лошади были  распрЯжены,  Ямщик исчез,  и  Њихайло €ванович протирал глаза с
испугом и удивлением.
     ‚скоре,  однако,  недоумение наше  рассеЯлось.  џ  вглЯделсЯ  в  ровный
каменный берег,  уходивший стеной  вдаль  и  искрившийсЯ под  лучами полного
месЯца.  Ќевдалеке тропинка исчезла в  расселинах скал,  а прЯмо над головой
свесилсЯ высокий крест Якутской могилы. •отЯ могила на берегу, даже и совсем
пустынном,  не  редкость в  том краю,  так как Якут стараетсЯ лечь на вечный
покой непременно на возвышенности,  у воды, в таких местах, где много дали и
простора,  -  но все же Я узнал Ђт-„аванскую станцию,  которую заметил уже в
первую свою  поездку.  Љрасный сланец с  причудливыми слоЯми,  напоминавшими
какие-то  неведомые письмена,  ровный,  будто  искусственно сложенный обрыв,
жидкие лиственницы,  ЯкутскаЯ могила с крестом и срубом и,  наконец, длиннаЯ
пелена белого дыма,  тихо нависшаЯ с берега над рекой, - все это вспомнилось
мне сразу.  ‡десь нет въезда,  берег представлЯет отвесную стену,  и  потому
зимой сани оставлЯют на реке,  а лошадей приводЯт узкой тропой прЯмо на лед.
Њихайло €ванович тоже  скоро  успокоилсЯ,  тем  более  что  на  тропинке уже
мелькали фонари.
     —ерез минуту мы были наверху, на станции.
     ЊаленькаЯ станционнаЯ комната была натоплена;  от  раскаленной железной
печи так  и  пыхало сухим жаром.  „ве сальные свечки,  оплывшие от  теплоты,
освещали  притЯзательную обстановку  полуЯкутской  постройки,  обращенной  в
станцию.   ѓенералы  и  красавицы  чередовались  на  стенах  с  объЯвлениЯми
почтового ведомства и  патентами в  черных рамах,  сильно засиженных мухами.
‚сЯ обстановка обнаруживала Ясно,  что станциЯ кого-то ждала,  и мы не имели
оснований приписать все эти приготовлениЯ себе.
     - ‚от,  братец ты мой,  и чудесно! - радостно говорил Њихайло €ванович,
принимаЯсь  за  переметы  со  всЯкою  дорожною  снедью.   -  ќка  теплота-то
благодатнаЯ!  ’ут уж шабаш,  ночуем беспременно!  ќй, кто там!.. писарь, что
ли? ‘амоварчик бы нам да кипЯточку длЯ пельменей.
     - Ќу,  нет, Њихайло €ванович, - попыталсЯ Я возразить, - еще рано. „о N
доедем, а там и ночлежничать можно.
     - ‹ошадей,   милостивый  государь,   нет,   -   послышалсЯ  сзади  менЯ
дребезжащий, слащавый и как будто робеющий голос.
     џ   оглЯнулсЯ.   ‚   комнату   входил   небольшой   круглый   человечек
неопределенного возраста,  одетый  довольно оригинально.  Љургузый сюртучок,
клетчатые панталоны,  пикейный жилет,  сорочка с  манжетами и даже старинною
плойкой, цветной галстук с золотыми мухами по зеленому полю - все это слегка
уже полинЯвшее, слежалое, как будто надетое по случаю, напоминало о каких-то
давно прошедших временах.  Ќа ногах у вошедшего были тЯжелые валенки, нарЯду
с  которыми  кургузый  немецкий  костюм  выглЯдел  очень  комично.  ‚прочем,
маленький человечек не  сознавал,  по-видимому,  этого контраста и  выступал
щеголевато, мелкими, "щепоткими" шагами.
     ”изиономиЯ незнакомца,  как и всЯ фигура, была какаЯ-то серенькаЯ, тоже
как будто слегка подержаннаЯ или лежалаЯ, а теперь приглаженнаЯ и почищеннаЯ
длЯ случаЯ.  ‚ улыбке,  в серых глазах, в тоне голоса заметна была претензиЯ
на некоторую культурность. Њаленький человечек как будто хотел показать, что
он видал лучшие дни, знает "обращение" и при других обстоЯтельствах стоЯл бы
с нами на равной ноге. Ќо вместе с тем он как-то сжималсЯ и робел, как будто
его слишком часто осаживали, и он боЯлсЯ того же от нас.
     - Љак же нет лошадей?  -  возразил Я,  посмотрев в  книгу,  выложенную,
по-видимому, недавно на видном месте. - „ве тройки должны быть на станции.
     - ’ак  точно,  -  покорно  ответил он,  -  должны  находитьсЯ.  ’олько,
собственно... как бы вам, милостивый государь, объЯснить...
     Ћн замЯлсЯ.
     - Џожалейте менЯ, господа проезжающие, не требуйте, - произнес он вдруг
чрезвычайно жалобным и приниженно-просЯщим голосом.
     - Ќо почему же это? - удивилсЯ Я.
     - ќкие  вы,  право!  -  с  неудовольствием вмешалсЯ  Њихайло  €ванович,
успевший уже стащить с  себЯ даже брюки.  -  Џочему да почему?  Ќу,  куда вы
торопитесь?  „ети у  вас,  что ли,  плачут?..  ‚идишь ведь,  братец ты  мой,
человек слезно просит - значит, причина!
     - ’ак точно-с,  -  обрадовалсЯ незнакомец и  обратилсЯ к  Љопыленкову с
сочувственной улыбкой, обдергиваЯ полы своего пиджака, - так точно-с, как вы
изволили заметить:  неужели без  причины стану  чинить  господам проезжающим
задержку? Ќикогда-с!
     Џоследнее слово он  произнес как-то  даже гордо,  выпрЯмилсЯ при этом и
обдернул пиджак.
     - Ќу,   хорошо,   -   сказал  Я,  сдаваЯсь  тем  охотнее,  что  понимал
невозможность вытЯнуть моего быстро разоблачившегосЯ спутника из этой теплой
комнаты на  трескучий вечерний мороз.  -  Ќо  все же объЯсните вашу причину,
если это не тайна...
     ‘очувственнаЯ улыбка озарила все лицо маленького человечка.  Ћн увидел,
что дело сладилось,  и  намеревалсЯ ответить мне с видимою благосклонностью,
но  вдруг  насторожилсЯ.  ‘наружи,  с  реки,  сквозь треск железной печурки,
слышалсЯ звон.
     „верь отворилась,  староста,  полуЯкут по наружности, осторожно вошел в
комнату, тщательно запер дверь и сказал:
     - Џочта келле, ‚асиль ‘пиридоныч...
     - Ђ,  почта!  -  успокоилсЯ старичок.  -  Ќу,  бар-антах (ступай), чтоб
живо!.. ‘ейчас иду, извините менЯ, почтенные господа...
     Ћн  вышел.  ‘танциЯ  переполнилась движением.  •лопали двери,  скрипели
ступени,   Ямщики  таскали  баулы  и   сумки,   суетливый  звон  уводимых  и
перепрЯгаемых на льду троек теснилсЯ каждый раз в  отворЯемую дверь,  Ямщики
кричали друг  на  друга  по-Якутски и  ругались на  чистом русском диалекте,
доказываЯ этим свое российское происхождение...


        III

     —ерез несколько минут в  комнату не  вошел,  а  вбежал какой-то человек
небольшого роста  в  сильно потертой казенной шинели,  в  Якутском малахае и
обвЯзанный шарфом.  Ћн вбежал так торопливо, как будто за ним кто гонитсЯ, и
тотчас же направилсЯ к железной печке.
     ‘кинув шинель, он осталсЯ в какой-то жиденькой шубке на кроличьем меху,
сильно похожей на  женскую кацавейку;  когда же  снЯл и  шубку,  то  под ней
оказалсЯ старый, изорванный под мышками мундир почтового ведомства.
     „ействительно,  это был почтальон,  так торопливо убегавший от  мороза,
который  на   протЯжении  длинного  перегона,   видимо,   одержал  над   ним
значительные победы.  Ѓедный молодой человек рвал с  себЯ настывшие одеЯниЯ,
как будто в  них засел целый рой пчел,  и,  не  снимаЯ еще малахаЯ и  шарфа,
быстро скинул с  ног валенки,  которые и  уложил подошвами к  печке.  ‘нЯтие
шарфа и малахаЯ занЯло более времени. џкуты и карымы не носЯт бороды и усов.
ќто вошло уже в  эстетические привычки,  но объЯснЯетсЯ чисто климатическими
условиЯми:  беднЯга  почтальон,  по-видимому,  дорожил этими  атрибутами,  и
теперь жидкаЯ бороденка и такие же усики,  которыми он,  быть может,  пленЯл
где-нибудь в  Љиренске какую-нибудь заезжую невесту из  семьи состоЯтельного
поселенца,  -  превратились в одну сосульку, плотно соединившую его голову с
малахаем и  шарфом.  Ќужно было  немало времени,  пока наконец представитель
почтового ведомства,  совавший голову чуть не  в  самое пламЯ и  разминавший
льдины полузастывшими пальцами,  предстал перед нами в своем настоЯщем виде:
молодое,  но  значительно  отекшее  лицо,  беспокойные,  но  тусклые  глаза,
испуганнаЯ подвижность во всей фигуре, короткий и узкий мундир, лопнувший по
швам, и заЯчьи чулки на ногах.
     - —е!  -  отрЯхнулсЯ он.  -  ’ымны берть,  мороз улахан (очень холодно,
большой мороз)... „озвольте рюмочку, господа!
     - “гощайсЯ,  -  ответил Љопыленков благодушно.  -  Ќесчастный ты  самый
человек.
     ѓлаза  молодого  человека как-то  опЯть  испуганно заморгали.  •олодное
сожаление купца только Ярче напомнило ему холод дороги, и проглоченнаЯ рюмка
пролетела,  будто льдинка. ‚следствие этого он налил другую и отправил вслед
за первой.  ’олько тогда испуганное выражение начало исчезать с лица бедного
малого.
     - ‚ерно,  -  сказал  он.  -  ‘обачьЯ жизнь...  „а  и  морозы же  стоЯт,
удивительное дело...
     - Ћдежонка у тебЯ - ой-ой плоха. Ќе по здешнему месту.
     - Ћдежа ничего. Ђ впрочем... на восемь рублей не очень нащеголЯешь...
     Џочта пробегает по  этому огромному тракту один  раз  в  неделю.  ‡имой
трехтысЯчный путь она делает в девЯтнадцать дней,  летом,  конечно,  дольше.
Ћсенью и весной,  когда ‹ена еще не стала или уже тронулась и ледоход мешает
движению лодок,  почту  везут  в  переметных сумах  верхами.  –елый  караван
вьючных лошадей жметсЯ тогда между рекой и каменными горами,  то огибаЯ,  по
брюхо  лошади  в  воде,  какую-нибудь  выдавшуюсЯ  скалу,  то  карабкаЯсь по
каменистым тропинкам,  то  мелькаЯ на вершинах чуть не под облаками.  ’рудно
себе представить занЯтие,  требующее большей выносливости, присутствиЯ духа,
терпениЯ и здоровьЯ...  ’ри тысЯчи верст!..  џмщикам тоже трудно,  но Ямщики
давно вернулись по домам и отдыхают,  в ожидании редкого проезжающего, порой
даже до следующей почты, а почтальон опЯть трЯсетсЯ в седле, или качаетсЯ на
бурной волне огромной реки,  или коченеет,  забившись меж кожаными баулами в
санЯх. € это при обычных почтовых окладах...
     Џравда,  почтальон изобретает еще посторонние средства.  ‚  €ркутске он
запасаетсЯ бочонком дешевой  водки,  которую  продает  на  станках писарЯм и
Ямщикам,  купит  только что  вышедшие календари,  возьмет на  комиссию пачку
лубочных картин.  ‚се художественные произведениЯ,  обильно украшающие стены
станков, ему обЯзаны доставкой своей в эти далекие страны. Ћн совершенствует
эстетические   взглЯды    полуЯкутов-станочников,    водворЯЯ   на    стенах
гравированные портреты получивших где-то  премию  красавиц,  он  содействует
популЯрности  генералов,  он  же  развенчивает  их,  заменЯЯ  старых  героев
новейшими...   Ћднако  эта  полезнаЯ  деЯтельность  мало  скрашивает  судьбу
горемыки-почтальона,  и  если он остаетсЯ жив в  своей плохой одежонке среди
необычайных  морозов,  то  приписывает это  главным  и  даже  исключительным
образом водке,  которой выпивает на  каждой  станции огромное количество без
всЯких видимых последствий, благо она достаетсЯ ему дешево и доставлЯет даже
некоторый, - право же, невинный при этих условиЯх, - доход...
     Ћт  него  же  главным  образом этот  трехтысЯчный тракт,  с  его  почти
единственными  обитателЯми-станочниками,  узнает  новости,  совершающиесЯ  в
далеком мире.
     ’акой-то подвижник почтового ведомства стоЯл теперь у железной печки, с
подогнутыми от холода ногами, протЯнув руки к пламени и кидаЯ жадные взглЯды
на наши бутылки.
     - Ђ это у вас коньЯк?..  ЉоньЯчку Я еще хвачу,  - произносил он вдруг с
робкою фамильЯрностью, подбегал к столу, наливал, опрокидывал и опЯть убегал
к огню все с тем же видом человека, испуганного внутренним ознобом.
     - ‘лышь, почта, давай чайком побалуемсЯ, - предложил Љопыленков.
     - Ќевозможно,   господа  почтенные,  -  тороплюсь.  ‘лушай,  парень,  -
дружески обратилсЯ он к вошедшему в эту минуту писарю,  -  поберегайсЯ! …дет
ведь...
     ‘таричок вздохнул.
     - —то бог даст! †дем давно, хоть бы уж как-нибудь скорее...
     - ’еперь живо. Њне бы вот как-нибудь улететь, не напоротьсЯ бы. „а где,
не уйти - догонит! •орошо, если на дороге где-нибудь...
     - ’ебе-то что?
     - „а  все от  греха подальше.  Ђ  слышь,  парень,  про жалобы-то  узнал
ведь...
     - Ќу?
     - ’о-то... ‘казывают, осатанел, беда!
     - Ђвось бог милостив. Њы не жаловались...
     - „а вы это про кого? - спросил Љопыленков.
     - Ђрабин, курьер... ’еперь из ‚ерхоЯнска обращаетсЯ.
     - ’ак-так-так!  ‚от почему у тебЯ и лошадей-то не оказалось.  ЏонЯл!  Ђ
вдруг бы мы у тебЯ лошадей-то последних и взЯли...
     - ‘овершенно верно-с...  ‘удите сами:  приедут они сюда,  и  вдруг Я им
объЯвлю: нет лошадей! —то же это-с... ‚едь тогда им здесь ночевать-с...
     Љопыленков захохотал.
     - Ќу, он тебЯ, братец, за ночь-то съест и с пиджаком с твоим.
     Џочтальон тоже  засмеЯлсЯ,  как-то  порывисто,  закинув  голову  назад.
‘таричок постаралсЯ улыбнутьсЯ,  но  больше из  вежливости.  ѓлаза его  были
задумчивы и озабочены.
     - Ѓог  знает,  бог  знает...  Џрошлый раз  уберегла царица  небеснаЯ...
‘котиной все-таки назвал.
     - “достоил?
     - „а-с.  ќто что ж...  Љонечно,  по прежнему времени,  состоЯвши в чине
коллежского секретарЯ,  мог  обижатьсЯ...  Ќу,  между  прочим,  в  настоЯщем
ничтожном положении обЯзан терпеть...  ‚ы самоварчик изволили приказывать? -
спохватилсЯ он вдруг.  -  Ђх, боже мой, что же Я-с... ‘ейчас будет готово, -
два самовара у нас. …жели в случае приедет, и ему подадим... ‘ейчас...


        IV

     —ерез  несколько минут нестараЯ еще  и  довольно красиваЯ женщина,  при
входе  которой почтальон опЯть закинул голову и  засмеЯлсЯ своим прерывистым
смехом,  а писарь стал как-то особенно серьезен, внесла небольшой самоварчик
и  принЯлась  уставлЯть  чайную  посуду.  Њы  пригласили к  чаю  старичка  и
почтальона.  Џоследний отказалсЯ и так же быстро,  как прежде скидал с себЯ,
стал  натЯгивать свои  не  совсем  высохшие  одеЯниЯ.  Џисарь  тоже  пыталсЯ
отказатьсЯ из  приличиЯ,  но  затем,  на вторичное приглашение,  согласилсЯ,
видимо польщенный.
     - ‘  превеликим удовольствием разделю компанию,  -  сказал он и  затем,
застегнув  пиджак  на  все  пуговицы  и  взЯвшись  рукой  за  спинку  стула,
поклонилсЯ и произнес:
     - ‚  таком случае считаю за честь рекомендоватьсЯ:  Љругликов,  ‚асилий
‘пиридонов, бывший коллежский секретарь... ЏриЯтно приобрести знакомство.
     - ‡начит, служил? - спросил Љопыленков.
     - ’ак точно-с, по комиссариатской части, во флоте-с.
     Џочтальон облачилсЯ,  сунул нам всем на прощание руку,  еще раз сказал:
"Ђ это спирт у  вас?  •вачу-ка еще спирту!" -  хватил и торопливо выбежал на
мороз. џ оделсЯ и вышел за ним.
     Ќужно было  подойти к  обрыву у  могилы с  наклонившимсЯ крестом,  чтоб
увидеть почту внизу.
     ђека,  загроможденнаЯ белым торосом, слегка искривилась под серебристым
и  грустным светом луны,  стоЯвшей над  горами.  ‘  того берега,  удаленного
версты  на  четыре,   ложилась  густаЯ  неопределеннаЯ  тень,  вдали  неЯсно
виднелись береговые сопки,  покрытые лесом,  уходившие все дальше и  дальше,
сопровождаЯ плавные повороты ‹ены... ‘тановилось и жутко, и грустно при виде
этой огромной ледЯной пустыни.
     Џочта -  три тройки -  двинулась, колокольчики сразу, как-то сбивчиво и
шумно, заговорили под моими ногами, как будто ободрЯЯ друг друга. ’ри черные
пЯтна, точно фантастические многосоставные животные, шевельнулись по снегу и
замелькали между торосьЯми,  становЯсь все меньше и меньше.  €х давно уже не
было видно,  а  звон все стоЯл такой же Ясный в морозном,  точно стеклЯнном,
воздухе... Љаждый колокольчик говорил по-своему: расстоЯние уменьшало только
силу,  но  не  Ясность звука.  Џотом  все  исчезло внезапно,  только торосьЯ
искрились фантастическим хаосом,  да  сопки тихо спали в  тени,  и  какие-то
неЯсные грезы передвигались под дальними берегами.
     —уть не  все население станка провожало почту...  Ќа  бедном Ђт-„аване,
приютившемсЯ под каменными горами, этот пролет редкой почты - целое событие.
     Ќо станок ждал и томилсЯ ожиданием еще другого событиЯ.
     Љогда почта исчезла и звон затих,  гурьба Ямщиков,  тихо подымавшихсЯ с
реки,  прошла мимо менЯ,  разговариваЯ по-Якутски. Њне трудно было разобрать
эти тихие речи,  однако Я понЯл,  что говорЯт они не о том,  кто уехал,  а о
ком-то,  кто  должен приехать сверху.  Џри этом имЯ "Ђрабын-тойона" раза два
коснулось моего слуха.
     џ осталсЯ еще на берегу,  привлекаемый грустным очарованием. ‚оздух был
неподвижен и полон какой-то чуткой,  кристаллической Ясности,  не нарушаемый
теперь ни одним звуком,  но как будто застывший в  пугливом ожидании.  ‘тоит
опЯть  треснуть льдине,  и  морознаЯ ночь  всЯ  содрогнетсЯ,  и  загудит,  и
застонет.  Љамень оборветсЯ из-под  моей  ноги  -  и  опЯть надолго наполнит
чуткое молчание сухими и резкими отголосками...
     Њороз все крепчал.  ‡дание станции, которое наполовину состоЯло из юрты
и  только наполовину из  русского сруба,  сиЯло огнЯми.  €з  трубы над юртой
целый веник искр торопливо моталсЯ в воздухе,  а белый густой дым поднималсЯ
сначала кверху,  потом  отгибалсЯ к  реке  и  тЯнулсЯ далеко,  до  самой  ее
середины...  ‹ьдины,  вставленные в окна, казалось, горели сами, переливаЯсь
радужными оттенками пламени...
     џ  еще  раз  окинул  взглЯдом окружающую картину,  полную захватывающей
грусти, и пошел в избу.


        V

     ‚  Ямщицкой огромный камелек,  плотно  сбитый  из  глины,  зиЯл,  точно
раскрытаЯ огненнаЯ  пасть  сказочного чудовища.  Ћгонь  с  невероЯтной силой
рвалсЯ в  трубу,  как  будто целаЯ река пламени струилась кверху.  Ќаклонные
стены юрты то  тесно сдвигались,  охваченные багрЯным отблеском,  то утопали
чуть  заметно  во  тьме;  тогда  юрта  казалась огромною пещерой  с  темными
сводами.  ѓруппа огненных же фигур, будто только что отлитых из не остывшего
еще металла,  сомкнулась полукругом около камина. ‚ середине, уставившись на
огонь  задумчивыми глазами и  опершись подбородком на  руки,  сидел  молодой
станочник  с  резко  инородческими чертами,  представитель этого  странного,
наполовину  объЯкутевшего населениЯ  средней  ‹ены.  €з  горла  его  лились,
примешиваЯсь к  шипению  и  треску  пламени,  странные -  то  протЯжные,  то
истерически прерывистые -  звуки.  ќто  была ЯкутскаЯ песнЯ-импровизациЯ,  -
песнЯ,  в  которой только привычное ухо  может уловить признаки своеобразной
гармонии.  "ѓосподи боже,  -  подумал Я невольно, - как только не выражаетсЯ
человеческое чувство!.."  Ќо  так как красота все-таки в  самом чувстве,  то
есть  своЯ  долЯ красоты и  в  этом диком гортанном,  прерывистом завывании,
похожем то  на  плач,  то  на  шум ветра в  диком ущелье...  „остаточно было
взглЯнуть  на  бронзовые  лица  станочников  Ђт-„авана,  чтобы  убедитьсЯ  в
присутствии захватывающего и  поглощающего душевного  движениЯ,  царившего в
грЯзной, неприветливой юрте.
     Њолодой  станочник  пел,   остальные  слушали,  изредка  поощрЯЯ  певца
резкими,  непроизвольными короткими  восклицаниЯми.  Њы  имеем  свои  песни,
записанные,   положенные  на   ноты,   в   которых  более   сложное  чувство
кристаллизовалось в постоЯнную форму.  „икаЯ тайга,  каменистые тропинки над
‹еной, угрюмый и сиротливый Ђт-„аван - имеют свои песни. Ћни не записаны, не
выработаны,  не гармоничны и довольно грубы, но зато каждаЯ из них рождаетсЯ
по  первому призыву,  отзываетсЯ,  как  эолова арфа,  своею  незаконченною и
незакругленною гармонией  на  каждое  дуновение  горного  ветра,  на  каждое
движение суровой природы, на каждое трепетание бедной впечатлениЯми жизни...
Џевец-станочник пел об усилившемсЯ морозе,  о  том,  что ‹ена стрелЯет,  что
лошади  забились под  утесы,  что  в  камине горит  Яркий  огонь,  что  они,
очередные Ямщики, собрались в числе десЯти человек, что шестерка коней стоит
у  коновЯзей,  что Ђт-„аван ждет Ђрабын-тойона,  что с  севера,  от великого
города, надвигаетсЯ гроза и Ђт-„аван содрогаетсЯ и трепещет...
     Џесенный Якутский Язык отличаетсЯ от  обиходного приблизительно так же,
как наш славЯнский от  нынешнего разговорного.  Џесенный Язык родилсЯ где-то
далеко,  в неведомых глубинах ‘редней Ђзии,  откуда великое смешение народов
бросило  жалкий  осколок  какого-то  племени  на  дальний северо-восток.  Ћн
сохранил на  севере пышные образы и  краски далекого юга.  Ћт севера же,  от
пугливого морозного воздуха,  в  котором треск  льдины вырастает в  пушечный
выстрел,  а  падение ничтожного камнЯ  гремит,  как  обвал,  песнЯ приобрела
пугливую  наклонность к  чудовищным  гиперболам,  к  гигантским  устрашающим
преувеличениЯм.  ‚от почему, надо думать, Якутский €ванушка, бедный сиротина
ќр-‘оготох в  своих горестных странствиЯх натыкаетсЯ то и  дело на сказочных
молодцов,   самый  меньший  из  которых  обладает  икрами  в  обхват  старой
лиственницы, а глаза его весЯт по пЯти фунтов.
     џ   стал  в  тени,   не  замеченный,   и  слушал  песню  станочника  об
Ђрабын-тойоне...  Ђрабин,  Ђрабин!.. џ где-то слышал эту фамилию. Њне стоило
значительного усилиЯ отодвинуть от себЯ сказочную фигуру, и из-за нее в моей
памЯти выдвинулась другаЯ.  ‚  €ркутске,  в  знакомом доме,  Я несколько раз
встречал -  правда, мимолетно - казацкого хорунжего с этой фамилией. ќто был
человек ничем  не  выдававшийсЯ,  молчаливый,  слегка  даже  застенчивый тою
особою  застенчивостью,  которою  отличаютсЯ болезненно самолюбивые люди.  џ
едва заметил его тогда,  но  потом слышал,  что он  чем-то  обратил на  себЯ
внимание тогдашнего генерал-губернатора и  что  его  употреблЯют длЯ "особых
поручений". Ќеужели это он? Ќеужели это о нем Я слышу теперь по всему пути -
о  нем,  чье  имЯ едва различалось в  иркутской толпе?..  Ћн  уже третий раз
пролетает по  ‹ене в  качестве курьера,  и  каждый раз толки о  нем долго не
смолкают  на  пустынной реке.  Ќа  станциЯх он  вел  себЯ  как  человек,  на
единичные усилиЯ которого возложено усмирение бунтующего краЯ. ‚рывалсЯ, как
ураган,  бушевал,  наводил панический ужас,  грозил пистолетом и...  забывал
всюду  платить  курьерские прогоны.  ‚ероЯтно,  благодарЯ  этим  приемам  он
исполнЯл поручениЯ в сроки,  удивлЯвшие самых привычных людей,  и начальство
отличало  его  еще  более.  "Љурьер" стало  кличкой  и  чуть  не  постоЯнной
профессией  Ђрабина.  ‘кромный  и  застенчивый  в  €ркутске,  он  становилсЯ
совершенно другим,  лишь только выезжал из города. Ѓыть искренно убежденным,
что  всЯкаЯ власть сильнее всЯкого закона,  и  чувствовать себЯ целые недели
единственным представителем власти на  огромных пространствах,  не  встречаЯ
нигде  ни  малейшего сопротивлениЯ,  -  от  этого может закружитьсЯ голова и
посильнее головы казачьего хорунжего.
     €  она действительно кружилась.  ‚ последний проезд он уже скакал через
редкие города (Љиренск,  ‚ерхоленск и  Ћлекму),  стоЯ в повозке и размахиваЯ
над головой красным флагом.  ‚  этом было что-то фантастическое:  две тройки
мчались,  как  птицы,  с  смертельным ужасом  в  глазах,  Ямщик  походил  на
мертвеца,  застывшего на облучке с  вожжами в  руках;  седок стоЯл,  сверкал
глазами и размахивал флагом... Њестные власти покачивали головами, обыватели
разбегались. ‚ этот проезд Ђрабин отметил свой путь таким количеством павших
лошадей,   воплей  и  жалоб,   прорвавшихсЯ  наконец  наружу,  что  почтовое
начальство сочло необходимым вмешатьсЯ.  ‡абегаЯ вперед,  скажу только,  что
из-за  Ђрабина поссорились два  ведомства,  что  непосредственное начальство
курьера вынуждено было  все-таки отказатьсЯ от  его  услуг,  но,  снабженный
отличными рекомендациЯми,  он перешел на службу еще дальше на восток и  там,
на  Ђмуре,  застрелил,  наконец,  наповал станционного смотрителЯ.  ’огда об
Ђрабын-тойоне заговорили даже в ђоссии, и только тогда узнали, что судить, в
сущности, некого, так как знаменитый курьер был уже... вполне сумасшедшим.
     ’акова   дальнейшаЯ  историЯ  грозного  и   несчастного  Ђрабын-тойона,
ожидаемого в  эту ночь на далеком Ђт-„аване.  ‚от о  ком скрипела и завывала
унылаЯ ЯкутскаЯ песнЯ в Ямщицкой юрте.


        VI

     ‚  станционной комнате Њихайло €ванович в  одном белье сидел за столом.
Љругликов помещалсЯ напротив в позе значительно более свободной, чем прежде.
Џо  наивному  оживлению,   сверкавшему  в  простодушно-хищных  глазах  моего
спутника,  Я  сразу  увидел,  что  ему  удалось  уже  завЯзать один  из  тех
разговоров,  до  которых он  был великий охотник.  ќто были именно разговоры
чисто биографического и  отчасти стЯжательного характера:  кто,  где и каким
образом сумел нажить деньгу.  ‚се  подробности наживательских драм имели длЯ
него  какую-то   особенную,   обаЯтельную  прелесть.   Љругликов  давал  эти
подробности охотно и  с объективным спокойствием человека,  глЯдЯщего на все
это со стороны, глазами наблюдателЯ.
     - ’ак,  говоришь,  прогорел?  -  спрашивал Њихайло €ванович,  наклонЯсь
через стол.
     - „о основаниЯ-с!  -  ответил Љругликов и  подул на блюдечко с чаем.  -
‘овсем-с,  так что, с позволениЯ вашего сказать, в рубашке одной осталсЯ, да
и та чужаЯ.
     - Ђх ты, братец мой, какой человек пропал!
     - Џропал?  Ќу,  это зачем же-с!  ѓде же  этакому человеку пропасть!  Џо
здешним-то местам, Я говорю, да этакой голове...
     - „ействительно, шельма естественнаЯ. ѓоворишь, поправилсЯ?
     - „а еще как поправилсЯ!..
     - Ќу, дела!.. —ем же он взЯлсЯ-то?
     Љругликов поставил блюдечко и загнул палец:
     - Џервым делом -  женитсЯ он вторично на вдове с капитальцем.  Љапитал,
положим, ничтожный...
     - Џостой! ѓоворишь: женитсЯ! Ђ перваЯ-то померла, что ли?
     - †ивехонька-с! ќто ничего не составлЯет.
     - Ђй-ай-ай!.. Ќ-н-ну-с? —то ты, братец, мЯмлишь, говори далее!
     - Ќу-с, и стал легонечко поторговывать на приисках спиртом.
     - ‘пир-том?..  Ќу,  нет,  ноне, брат, на спирту далеко не уедешь. Ќоне,
брат,  на спиртовом-то деле тюрьму себе заработаешь,  а богат не станешь. Ќе
прежние времена...
     - Ђх,  нет,  позвольте-с,  это вы напрасно! ‘пиртовое дело, оно само по
себе, а ежели при этом пшеничка...*
     ______________
     *  Џшеничка -  золотой  песок.  "’орговать пшеничкой" -  скупать тайным
образом подъемное золото у приисковых рабочих.

     - Ќу, вот это так! ежели ловкому человеку...
     - ќтот ловок. ире-дале, шире-дале и взошел он в копейку настоЯщую.
     Њихайло €ваныч хлопнул себЯ рукой по колену.
     - Ђх ты,  братец мой! ‚от голова, так голова... Џей еще! - предложил он
радушно,  когда г-н Љругликов положил пустой стакан на блюдечко в знак того,
что  он  доволен,  но  выпьет еще,  если  его  попросЯт (опрокинуть стакан и
положить на  него огрызок сахару -  значило бы  отказатьсЯ окончательно).  -
Џей!  Ђ что касающее должности,  не сомневайсЯ. Ћпределю, будешь доволен. џ,
братец, люблю разговорчивых людей. ’олько уж ты скажи мне, по правде-истине:
хмелем зашибаешьсЯ?
     ѓосподин  Љругликов  посмотрел ему  прЯмо  в  глаза  Ясным  взглЯдом  и
ответил:
     - Џью-с...  ЏьЯницей  или,  сказать,  пропойцей себЯ  не  полагаю-с,  а
пью-с...  Ќо спросите:  почему пью?  -  потому, что нахожусь в горести после
прежней благополучной жизни.  ‚от и €ван Ђлександрович -  наверно,  изволите
знать,  прииски у него богатейшие были - говорит, бывало: "‡ачем, Љругликов,
пьешь?  ’ебе бы,  при твоем уме,  вовсе бы касатьсЯ не надо... Џочерк имеешь
прекрасный,  экипирован прилично, сам себЯ ведешь аккуратно... ’ебе бы какое
место  можно занимать,  только не  касайсЯ вина!"  ’ак  вот  нет,  сердце не
дозволЯет... "€ван Ђлександрович", - говорю ему...
     ѓосподин Љругликов заволновалсЯ.  Џо-видимому,  он  забыл,  кому  и  по
какому поводу он делал эти излиЯниЯ, и, ударив себЯ в грудь, продолжал:
     - €ван Ђлександрович,  благодетель,  не суди! ѓосподи! „а Я бы смолу, -
понимаешь ты?  -  с-смолу  бы  кипЯщую пил,  ежели  бы  мог  иной  раз  себе
облегчение получить,  - забвение горести! ‘молу-у!.. Ѓоже мой, создатель! за
что  ты  судьбу мою  в  эту гиблую сторону закинул?..  •леба пуд -  четыре с
полтиной, говЯдина - восемь рублей! Ќи спокою, ни пищи...
     - ќто верно,  -  поддержал Њихайло €ванович,  -  корма-то здесь дороги,
нечего говорить.
     - ќх,  нет,  не то!  - с тоской заговорил вдруг маленький писарь, и эта
тоска глубоко щемЯщею нотой прорвалась в  его голосе,  промелькнула в  лице,
изменила всю несколько комичную его фигуру.  - Ќе то-с... ‘ердце закипает во
мне, размышление одолевает...
     - ‡адумываешьсЯ?   -  перебил  Њихайло  €ванович  с  каким-то  пугливым
участием.
     - Ѓывает! - угрюмо созналсЯ Љругликов.
     - Ђх,  братец!  ’ы как-нибудь тово... брось... ‘амое это плохое дело. “
менЯ, брат, смолоду тоже было; насилу отец-покойник выгнал. Џосле женитьбы и
то  еще,  бывало,  нет-нет да  и  засосет...  Ќа свет не глЯдел бы от мыслей
этих... Џоследнее дело!
     - —его хуже! Џоверите: иной раз ночью проснешьсЯ, опомнишьсЯ: "Ђ где-то
ты рожден,  ‚асилий ‘пиридонов,  в коих местах юность свою провел?..  Ђ ныне
где жизнь влачишь?.." Њорозище трещит за стеной или вьюга воет...  Љ окну, в
окне - слепаЯ льдина... Ћтойдешь и сейчас к шкапу. Ќаливаю, пью...
     - ‹егче?
     - ‚  голову ударит,  -  ну,  и омрачит отчасти...  ‡атуманит,  потому -
настойка у менЯ...  ‚одка настоена крепчайшаЯ...  Ђ настоЯщего облегчениЯ не
вижу.
     - ‚от оно дело какое! € верно, что лучше бросить... ‡аймись делом, оно,
брат,  тоже по голове-то ударит не хуже настойки...  Ђ скажи ты мне вот что:
за что тебЯ сюда-то уперли?
     ќтот вопрос,  предложенный с такою грубою внезапностью,  прошел еще раз
по всей фигуре г-на Љругликова,  и  еще раз она преобразилась,  терЯЯ в моих
глазах прежний оттенок комизма.  Љазалось, какаЯ-то искра пробиваетсЯ из-под
давно потухшего, но еще не остывшего вполне пепелища.
     Ћн  как-то  подернулсЯ,  потупилсЯ,  и  его  голос,  когда  он  спросил
позволениЯ налить себе рюмку, стал глуше.
     - „озволите?
     - “гощайсЯ!
     Ћн  налил,  осмотрел рюмку  на  свет,  как  будто  ища  там  ответа  на
мучительный вопрос, выпил ее залпом и сказал:
     - ‡а любовь-с.
     Њихайло  €ванович разинул рот  от  удивлениЯ.  џ  должен  сказать,  что
заЯвление г-на Љругликова,  высказанное с такою краткою решительностью, было
так  неожиданно,  что  заставило и  менЯ  взглЯнуть на  него  с  удивлением.
Љругликов, казалось, и сам понимал, что своими словами произвел значительную
сенсацию.
     - „а говори ты,  братец,  толком!  -  сказал наконец Њихайло €ванович с
досадой.
     - —то ж, Я правду говорю, - ответил Љругликов, - так как, собственно из
любви  к  одной девице,  в  начальника своего,  статского советника ‹аткина,
дважды из пистолета палил.
     ќто было уже слишком.
     Њихайло  €ванович окаменел и  смотрел на  своего  собеседника какими-то
бессмысленными,   мутными  глазами.   Ћн   походил  на   путника,   который,
пробеседовав  часа  два  с  самым  любезным,  хотЯ  и  случайно  встреченным
попутчиком,  и  совершенно  очарованный  его  прекрасными качествами,  вдруг
узнает, что перед ним не кто другой, как celebrissime* ђинальдо ђинальдини.
     ______________
     * ‘лавнейший (лат.).

     - €з пистолета? - протЯнул он растерЯнно. - Љак же это так? „а ты верно
ли говоришь: из пистолета?
     - ’ак точно-с. Џистолет настоЯщий.
     - Џалил?
     - „ва раза.
     - „а ведь это, братец ты мой, такое дело, такое... самое, сказать тебе,
политическое...
     - —то тут поделаете! ‘удите менЯ, как знаете... ‹юбовь-с.
     - „а вы расскажите,  ‚асилий ‘пиридонович, как эта всЯ историЯ вышла...
- обратилсЯ Я к г-ну Љругликову.
     - „а,  - поддержал мою просьбу и Љопыленков, - что ж, братец, расскажи,
расскажи, - ничего! —то уж тут... “дивительно!


        VII

     ѓосподин Љругликов,  отхлебнув последний глоток чаю,  опрокинул стакан,
положил на  донышко кусок сахару и  отодвинул все  это от  себЯ.  Џосле этих
приготовлений налил себе рюмку и  опЯть посмотрел на свет.  џ  сожалел в эту
минуту,   что  Я  не  живописец  и  не  могу  изобразить  сложных  ощущении,
совместившихсЯ  на  оригинальном  лице  ат-даванского  станционного  писарЯ,
освещенном оплывшими сальными свечами.  Љруглый облик,  пепельные, аккуратно
причесанные волосы с  чем-то  вроде кока  впереди,  подстриженные котлетками
бакенбарды и бритый подбородок.  ‚ серых глазах, внимательно глЯдевших рюмку
на свет,  можно было бы прочесть и предвкушаемое удовольствие,  и тщеславную
гордость  заинтересовавшего  слушателей  рассказчика,   и  искреннюю  горечь
разбитой жизни и жгучих воспоминаний.  Ћн,  запрокинув голову, выцедил рюмку
коньЯку,  поставил ее  на  стол,  обтер губы истрепанным фулЯровым платком и
обратилсЯ к рассказу:
     - ЊоЯ   биографиЯ   жизни,   почтенные  господа,   очень   печальнаЯ...
—увствительный  человек   может   окончательно  все   понимать,   а   другие
смеютсЯ-с... ‚прочем, это все равно-с...
     Ћн горько улыбнулсЯ, все еще несколько рисуЯсь, и затем спросил:
     - Ќе случалось ли кому из вас, почтенные господа, бывать в Љронштадте?
     - ќто где? - спросил Љопыленков.
     - ‚близи Џетербурга, часа два пароходной езды-с, портовый город.
     - џ бывал, - сорвалось у менЯ.
     - Ѓывали-с? ‚ самом Љронштадте-с?
     Љругликов живо повернулсЯ ко мне, и глаза его сверкнули оживлением.
     - „а, бывал и даже жил несколько месЯцев.
     - ‚еликолепный  город!   Џорт,  крепость,  твердынЯ-с,  оплот,  окно  в
…вропу-с... Џревосходный город, уголок ‘анкт-Џетербурга!
     - „а, город хороший.
     - Ђх,  как  можно,  как  можно!  ќтакого другого города...  да  где  вы
найдете?  Џомилуйте.  Ђ правда ли-с, что теперь, говорил мне как-то проезжий
офицер, на …катерининской улице чугуннаЯ мостоваЯ положена?
     - ‚ерно.
     - Љрасота,  должно быть!.. Ђ пристани-с, ЉупеческаЯ стенка, форт Џавел,
форт Љонстантин...
     Ћн  увлекалсЯ.  ЊоЯ мысль тоже как-то  мгновенно перенеслась с  угрюмой
‹ены в Љронштадт,  где Я провел несколько радостных месЯцев еще студентом...
ЊенЯ,  как  и  Љругликова,  охватили воспоминаниЯ:  плескала морскаЯ  волна,
сливающаЯсЯ с  невскою,  свистел пароход,  длиннаЯ дамба гудела под копытами
извозчичьих лошадей,  везущих  публику с  только  что  приставшего парохода,
сновали  катера,   баркасы,  дымились  пароходы...  Ѓелые  Ялики  с  стройно
взмахивающими веслами,  грузные  броненосцы,  шпиц  немецкой  кирки,  улицы,
перерезанные каналами доков,  где  среди  зданий,  точно киты,  неведомо как
попавшие  в  средину  города,  стоЯт  огромные морские  громады  с  толстыми
мачтами, каменные дома, бульвары, казармы, блеск и роскошь уголка столицы...
€  опЯть -  лес мачт в  синем небе,  купеческаЯ гавань,  отлога