то с испуганным видом.
     ‚скоре в  лесной избушке все  смолкло.  ’ускло светил угасающий каганец
[Љаганец -  черепок, в который наливают сало и кладут светильню], да сверчок
звонил свою однообразно-крикливую песню...  Ђ  в лесу,  казалось,  шел говор
тысЯчи могучих,  хотЯ и  глухих голосов,  о чем-то грозно перекликавшихсЯ во
мраке.  Љазалось,  какаЯ-то  грознаЯ  сила  ведет  там,  в  темноте,  шумное
совещание,  собираЯсь со  всех сторон ударить на жалкую,  затерЯнную в  лесу
хибарку.  Џо временам смутный рокот усиливалсЯ, рос, приливал, и тогда дверь
вздрагивала,  точно кто-то, сердито шипЯ, напирает на нее снаружи, а в трубе
ночнаЯ вьюга с жалобною угрозой выводила за сердце хватающую ноту.  Џотом на
времЯ  порывы  бури  смолкали,  роковаЯ тишина томила робеющее сердце,  пока
опЯть  подымалсЯ гул,  как  будто старые сосны сговаривались снЯтьсЯ вдруг с
своих мест  и  улететь в  неведомое пространство вместе с  размахами ночного
урагана.
     џ забылсЯ на несколько минут смутною дремотой,  но, кажетсЯ, ненадолго.
ЃурЯ выла в  лесу на  разные голоса и  тоны.  Љаганец вспыхивал по временам,
освещаЯ избушку.  ‘тарик сидел на своей лавке и шарил вокруг себЯ рукой, как
будто  надеЯсь найти кого-то  поблизости.  ‚ыражение испуга и  почти детской
беспомощности виднелось на лице бедного деда.
     - Ћксано,  голубонько,-  расслышал Я его жалобный ропот,-  а кто же это
там в лесу стонет?
     Ћн тревожно пошарил рукой и прислушалсЯ.
     - ќге!  -  говорил он опЯть,-  никто не стонет. ’о бурЯ в лесу шумит...
Ѓольше ничего, лес шумит, шумит...
     Џрошло еще  несколько минут.  ‚  маленькие окна то  и  дело заглЯдывали
синеватые огни  молнии,  высокие  деревьЯ  вспыхивали за  окном  призрачными
очертаниЯми и  опЯть исчезали во тьме среди сердитого ворчаниЯ бури.  Ќо вот
резкий  свет  на  мгновение  затмил  бледные  вспышки  каганца,  и  по  лесу
раскатилсЯ отрывистый недалекий удар.
     ‘тарик опЯть тревожно заметалсЯ на лавке.
     - Ћксано, голубонько, а кто ж это в лесу стрелЯет?
     - ‘пи,  старик,  спи,-  послышалсЯ с печки спокойный голос Њотри.-  ‚от
всегда так:  в бурю по ночам все Ћксану зовет.  € забыл, что Ћксана уж давно
на том свете. Ћх-хо!
     ЊотрЯ зевнула,  прошептала молитву,  и  вскоре опЯть в  избушке настала
тишина, прерываемаЯ лишь шумом леса да тревожным бормотанием деда:
     - ‹ес шумит, лес шумит... Ћксано, голубонько...
     ‚скоре  ударил  тЯжелый  ливень,  покрываЯ  шумом  дождевых  потоков  и
порывание ветра, и стоны соснового бора...

        1886


        Џђ€Њ…—ЂЌ€џ

     ђассказ написан в  Январе 1886 года и напечатан в том же году в журнале
"ђусскаЯ мысль", No 1.
     "...ђассказ  этот  написан совсем-таки  по  заказу,-  сообщал Љороленко
своему брату ћлиану в  письме от  23 ЯнварЯ 1886 года,-  объЯвлениЯ о  нем в
газетах  поЯвились,   когда  он   еще  не  был  окончен,   и   мне  пришлось
порЯдочно-таки  испортить себе  крови срочной работой.  …сли  рецензенты его
"распушат",  то это будет иметь основание,  это,  собственно, художественнаЯ
безделка".
     ЊелодиЯ лесного шума,  которой проникнут весь рассказ, впервые поразила
Љороленко в  годы  его  раннего детства.  ‚  "€стории моего современника" он
передает воспоминание о  своей  первой  прогулке в  сосновом бору  в  раннем
детстве: "‡десь менЯ положительно заворожил протЯжный шум лесных верхушек, и
Я остановилсЯ как вкопанный на дорожке...  џ, кажетсЯ, чувствовал, что "один
в  лесу" -  это,  в  сущности,  страшно,  но,  как заколдованный,  не мог ни
двинутьсЯ,  ни произнести звука, и только слушал то тихий свист, то звон, то
смутный говор и вздохи леса, сливавшиесЯ в протЯжную, глубокую, нескончаемую
и осмысленную гармонию,  в которой улавливались одновременно и общий гул,  и
отдельные голоса живых гигантов,  и колыханиЯ, и тихие поскрипываниЯ красных
стволов... ‚се это как бы проникало в менЯ захватывающей могучей волной... џ
переставал чувствовать себЯ отдельно от  этого морЯ жизни,  и  это  было так
сильно,  что когда менЯ хватились и брат матери вернулсЯ за мной, то Я стоЯл
на том же месте и не откликалсЯ...  ‚последствии эта минута часто вставала в
моей душе,  особенно в часы усталости,  как первообраз глубокого,  но живого
покоЯ..."   Ќа   фоне   этого  лесного  шума  и   ведет  свое  повествование
дед-украинец.  ‚ одном из писем Љороленко говорит, что черновик рассказа был
так  испещрен  украинскими оборотами и  словами,  что  его  пришлось  сильно
выправлЯть при переписке (см.  в  настоЯщем томе примечание к "‘удному дню",
стр. 470).

     ‘тр. 79. ‹етка - ружейнаЯ картечь.