        ‚ладимир ѓалактионович Љороленко. Њороз


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: ‚.ѓ.Љороленко. "€збранное"
     €здательство "‚ышэйшаЯ школа", Њинск, 1984
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 маЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


        I

     Њы ехали берегом ‹ены на юг, а зима догонЯла нас с севера. Ћднако могло
показатьсЯ, что она идет нам навстречу, спускаЯсь сверху, по течению реки.
     ‚  сентЯбре под џкутском было еще довольно тепло,  на  реке еще не было
видно ни льдинки.  Ќа одной из близких станций мы даже соблазнились чудесною
лунною ночью  и,  чтобы не  ночевать в  душной юрте  станочника,  только что
смазанной снаружи (на зиму) еще теплым навозом,  -  легли на берегу, устроив
себе постели в  лодках и  укрывшись оленьими шкурами.  Ќочью мне показалось,
однако,  что кто-то жжет мне пламенем правую щеку. џ проснулсЯ и увидел, что
луннаЯ ночь еще более побелела.  Љругом стоЯл иней, иней покрыл мою подушку,
и это его прикосновение казалось мне таким горЯчим. Њоему товарищу, спавшему
в одной лодке со мною,  -  снилось,  вероЯтно, то же самое. ‹уна светила ему
прЯмо в лицо,  и Я видел ужасные гримасы, поЯвлЯвшиесЯ на нем то и дело. ‘он
его был крепок и,  вероЯтно,  очень мучителен.  ‚ это времЯ в соседней лодке
встал другой мой спутник,  приподнЯв дохи и  шкуры,  которыми он был покрыт.
‚се было бело и  пушисто от изморози,  и  весь он казалсЯ белым привидением,
внезапно возникшим из холодного блеска инеЯ и лунного света.
     - Ѓрр... - сказал он. - Њороз, братцы...
     ‹одка под ним колыхнулась,  и  от  ее движениЯ на воде послышалсЯ звон,
как бы от разбиваемого стекла. ќто в местах, защищенных от быстрого течениЯ,
становились  первые  "забереги",   еще  тонкие,  сохранившие  следы  длинных
кристаллических игол,  ломавшихсЯ и звеневших,  как тонкий хрусталь...  ђека
как будто отЯжелела,  почувствовав первый удар мороза,  а скалы вдоль горных
берегов ее,  наоборот, стали легче, воздушнее. Џокрытые инеем, они уходили в
неЯсную, озаренную даль, искрЯщиесЯ, почти призрачные...
     ќто был первый привет мороза в начале длинного пути...  Џривет веселый,
задорный, почти шутливый.
     Џо мере того как мы медленно и с задержками подвигались далее к югу,  -
зима  все  крепла.   –елые  затоны  стоЯли  уже,  покрытые  пленкой  темного
девственно-чистого  льда,  и  камень,  брошенный с  берега,  долго  катилсЯ,
скользЯ  по  гладкой  поверхности  и  вызываЯ  странный,   все  повышавшийсЯ
переливчатый звон,  отражаемый эхом горных ущелий. „алее лед, плотно схватив
уже краЯ реки и окрепшие "забереги",  противилсЯ быстрому течению. Њороз все
продолжал свои завоеваниЯ,  забереги расширЯлись, и каждый шаг в этой борьбе
отмечалсЯ чертой  изломанных льдинок,  показывавших,  где  еще  недавно было
живое течение, отступившее опЯть на сажень-другую к середине...
     Џотом кое-где на берегах лежал уже снег,  резко оттенЯЯ темную, тЯжелую
речную  струю.  …ще  дальше,  -  мелкие горные речки  присоединЯлись к  этой
борьбе.  Џостепенно прибываЯ от истоков, они то и дело взламывали свой лед в
устьЯх и  кидали его в  ‹ену,  загромождаЯ свободное течение и  затруднЯЯ ее
собственную борьбу с морозом...  —ерты изломов на реке становились все выше;
льдины,   выбрасываемые  течением  на  краЯ  заберегов,  -  все  толще.  Ћни
образовали уже настоЯщие валы,  и  порой нам было видно с берега,  как среди
этих  валов  начиналось  тревожное  движение.  ќто  река  сердито  кидала  в
сковывавшие ее  неподвижные ледЯные укреплениЯ свободно еще  двигавшимисЯ по
ее стрежню льдинами,  пробивала бреши,  крошила лед в куски, в иглы, в снег,
но затем опЯть в  бессилии отступала,  а  через некоторое времЯ оказывалось,
что  белаЯ  черта излома продвинулась еще  дальше,  полоса льда  стала шире,
русло сузилось...
     —ем  дальше,  тем  эта борьба становилась упорнее и  грандиознее.  ђека
швырЯла уже не тонкие льдины, а целые огромные глыбы так называемого тороса,
которые  громоздились  друг  на  друга  в  чудовищном  беспорЯдке.   Љартина
становилась все безотраднее.  Ѓлиже к  берегам торос уже застыл безобразными
массами,  а в середине он все еще ворочалсЯ тЯжелыми, беспорЯдочными валами,
скрываЯ  от  глаз  застывающее русло,  как  одичалаЯ  толпа  закрывает место
казни...  ‚сЯ  природа,  казалось,  была  полна испуга и  печального,  почти
торжественного ожиданиЯ.  Џустынные ущельЯ  горных  берегов покорно отражали
сухой треск ломающихсЯ ледЯных полей и тЯжелое крЯхтение изнемогающей реки.
     …ще  через некоторое времЯ темнаЯ струЯ в  середине тоже  побелела:  по
ней,  тихо  ворочаЯсь,  сталкиваЯсь,  шурша,  -  густо  плыли  белые  льдины
сплошного   ледохода,   готового   окончательно   стиснуть   присмиревшее  и
обессилевшее течение.


        II

     Ћднажды  с  небольшого  берегового мыса  мы  увидели  среди  этих  тихо
передвигавшихсЯ ледЯных масс какой-то  черный предмет,  Ясно выделЯвшийсЯ на
бело-желтом фоне. ‚ пустынных местах все привлекает внимание, и среди нашего
маленького каравана начались разговоры и догадки.
     - ‚орона, - сказал кто-то.
     - Њедведь, - возражал другой Ямщик.
     ЊнениЯ  разделились.  Ћдним  чернаЯ  точка  казалась не  больше вороны,
другим -  не  меньше медведЯ:  отдаленное однообразие этих  белых  подвижных
масс,  лениво  проплывавших между  высокими горами,  -  совершенно извращало
перспективу.
     - Ћткуда же взЯтьсЯ медведю на середине реки?  -  спросил Я  у  Ямщика,
высказавшего предположение о медведе.
     - ‘  того  берега.   ‚  третьем  годе  медведица  вон  с  того  острова
переправилась с тремЯ медвежатами.
     - Ќонче тоже  зверь с  того  берега на  наш  идет.  ‚идно,  зима  будет
лютаЯ...
     - Њороз гонит, - прибавил третий.
     ‚есь   наш   караван   остановилсЯ   у    мыса,    ожидаЯ   приближениЯ
заинтересовавшего  всех  предмета.   ЃелаЯ  ледЯнаЯ  каша  между  тем   тихо
подвигалась к нам, и было заметно, что чернаЯ точка на ней менЯет место, как
бы действительно переправлЯЯсь по льдинам к нашему берегу.
     - Ђ ведь это, братцы, козулЯ, - сказал, наконец, один из Ямщиков.
     - „ве, - прибавил другой, вглЯдевшись.
     „ействительно это  оказались горные козы и  действительно их  было две.
’еперь нам  уже  Ясно были видны их  темные изЯщные фигурки среди настоЯщего
ледЯного ада. Ћдна была побольше, другаЯ поменьше. Њожет быть, это были мать
и дочь.  ‚округ них льдины бились,  сталкивались, вертелись и крошились; при
этих столкновениЯх в  промежутках что-то кипело и  брызгало пеной,  а нежные
животные,  насторожившись, стоЯли на большой сравнительно льдине, подобрав в
одно место свои тоненькие ножки...
     - Ќу, что будет! - сказал молодой Ямщик с глубоким интересом.
     ЋгромнаЯ льдина, плывшаЯ впереди той, на которой стоЯли козы, стала как
будто замедлЯть ход  и  потом начала разворачиватьсЯ,  останавливаЯ движение
задних.  Ћт  этого  вокруг  животных поднЯлсЯ вновь  целый  ад  разрушениЯ и
плеска.  ‹ьдины становились вертикально,  лезли друг на  друга и  ломались с
громким,  как  выстрелы,  треском.  Џо  временам  между  ними  открывалась и
смыкалась опЯть темнаЯ глубь. Ќа мгновение два жалких темных пЯтнышка совсем
было исчезли в  этом хаосе,  но  затем мы  тотчас же  заметили их  на другой
льдине.  ЋпЯть собрав свои  тонкие,  дрожащие ножки,  козы стоЯли на  другой
ледЯной площадке,  готовые к новому прыжку. ќто повторилось несколько раз, и
каждый прыжок с  рассчитанной неуклонностью приближал их  к  нашему берегу и
удалЯл от противоположного.
     Њожно было уже проследить план умных животных.  Ќевдалеке от  нас конец
мыса выступал острым краем в  реку,  и  здесь льдины,  разгонЯемые течением,
разбивались с  особенною  силой.  ‡ато  более  отдаленные,  избегавшие линии
удара,  тотчас  же  подхватывались отраженной струей  и  уносились  опЯть  к
другому берегу реки.  ‘таршаЯ из двух коз, видимо руководившаЯ переправой, с
каждым прыжком,  очевидно,  направлЯлась на этот мысок,  гремевший от напора
ледохода...  ‚идела ли она нас,  или нет,  - но наше присутствие она Явно не
принимала в  соображение.  Њы тоже стоЯли на самом мысу неподвижно,  и  даже
большаЯ остроухаЯ и хищнаЯ станочнаЯ собака,  увЯзавшаЯсЯ за нами, очевидно,
была   заинтересована  совершенно   бескорыстно  исходом   этих   смелых   и
трагически-опасных эволюции...  ‘овсем  уже  близко  от  берега,  в  десЯтке
саженей от  целой  кучки  людей,  козы  все  так  же  были  поглощены только
столкновением льдин и своими прыжками.  Љогда льдина, на которой они стоЯли,
тихо кружась,  подошла к роковому месту,  -  у нас даже захватило дыхание...
Њгновение...  ‘ухой треск,  хаос обломков,  которые вдруг поднЯлись кверху и
поползли на обледенелые краЯ мыса -  и два черных тела легко,  как брошенный
камень, метнулись на берег, поверх этого хаоса.
     Ћни были уже на  берегу.  Ќо  на другой стороне косы была темнаЯ полоса
воды, а проход загораживала кучка людей. Ћднако умное животное не задумалось
ни  на  минуту.  џ  заметил взглЯд  ее  круглых глаз,  глЯдевших с  каким-то
странным доверием,  и  затем она понеслась сама и  направила младшую прЯмо к
нам.  ‘таночнаЯ собака,  большой мохнатый Џолкан, сконфуженно посторонилась,
когда  старшаЯ  коза,   загораживаЯ  младшую,   пробежала  мимо  нее,  почти
коснувшись боком ее мохнатой шерсти. ‘обака только поджала хвост и задумчиво
отбежала  в  сторону,  как  будто  озадаченнаЯ  собственным  великодушием  и
опасаЯсь,  что мы истолкуем его в невыгодном длЯ нее смысле.  Ќо мы одобрЯли
ее  сдержанность и  только радостно смотрели кверху,  где  два стройных тела
мелькали на лету, распластываЯсь над верхушками скал...


        III

     ќту  станцию с  нами  вместе ехал  случайным попутчиком €ван ђодионович
‘окольский,  начальник разведочной приисковой партии. Љогда-то какаЯ-то бурЯ
занесла  его  в  далекую ‘ибирь,  и  он  уже  не  старалсЯ вырватьсЯ отсюда,
втЯнувшись   в   богатую   своеобразными  впечатлениЯми  жизнь   приискового
разведчика.  ќто был человек крупный,  с обветренным лицом,  седеющей гривой
волос и  как бы  застывшими чертами,  нелегко выдававшими душевные движениЯ.
…го чувства,  казалось,  так же  скрывались под невыразительной физиономией,
как течение реки под льдами.  ‚  его кошеве (в которой эту станцию Я  ехал с
ним вместе) лежало ружье в  чехле из лосиной кожи,  и  хотЯ он стоЯл рЯдом и
ему стоило только протЯнуть руку,  чтобы вынуть ружье,  - он не сделал этого
движениЯ. …го твердые серые глаза все времЯ не отрывались от животных, и мне
в первый раз в течение нашего - недолгого, впрочем, - знакомства показалось,
что в  этих серых глазах мелькает что-то,  не  совсем холодное и  не  совсем
загрубевшее.
     Љогда  весь  этот  маленький  эпизод  закончилсЯ благополучно,  мы  все
уселись опЯть,  и  наш  караван двинулсЯ далее,  растЯнувшись под каменистым
берегом.  ‚се мы были настроены как-то весело, и все обсуждали смелый подвиг
животного,   сумевшего   сохранить   такое   самообладание  среди   стольких
опасностей.
     - ‚прочем,  - сказал Я, улыбаЯсь, - кое-что надо отнести и на наш счет.
Њожно подумать, что мороз имеет свойство пробуждать добрые чувства.
     - €з чего вы это заключаете? - спросил ‘окольский серьезно.
     - €з совершенно необычного поведениЯ этого Џолкана,  а также,  простите
сопоставление, - вашего собственного: ваше ружье осталось в чехле.
     - „а, - ответил приискатель. - ќто правда. ќти бедные животные на наших
глазах преодолели столько опасностей, и, Я думаю, даже Џолкану было совестно
закончить все  это  простым  убийством на  берегу...  ‡аметили вы,  с  каким
самоотвержением старшаЯ  закрыла  младшую от  собаки?..  ‚сЯкий  ли  человек
сделает это при таких обстоЯтельствах?
     - ‚сЯкаЯ мать,  Я думаю...  -  сказал Я,  улыбнувшись.  -  ‚ообще,  мне
кажетсЯ, на вас этот маленький эпизод произвел сильное действие.
     ‹ицо  ‘окольского носило следы  внутреннего волнениЯ,  глаза  глЯдели с
мЯгкою грустью...
     - „а, - ответил он задумчиво. - ќто напомнило мне одну историю и одного
человека... ‚от вы сказали о действии мороза и о добрых чувствах. Ќет, мороз
- это смерть.  „умали ли вы,  что в  человеке может замерзнуть,  например...
совесть?
     - €  даже весь человек может превратитьсЯ в льдину,  то есть перестанет
быть человеком,  -  ответил Я,  опЯть улыбнувшись. Ќастроение моего спутника
казалось мне все более загадочным.
     - Ќет,  -  ответил он с той же странной мЯгкой грустью.  - Ќет, гораздо
раньше.  ‚от Я расскажу вам,  если хотите... Љстати, и было это почти в этих
самых местах.  џ вот еду теперь с вами,  и мне кажетсЯ,  что...  Я переживаю
начало моего рассказа, а вы поедете дальше и встретите его продолжение...


        IV

     - ќто было в 18... таком-то году. ‚ то времЯ Я только что получил место
и ехал с товарищем на прииск.  Ћсень, как и нынешнЯЯ, сильно запоздала, зима
медлила,  и  мы  подвигались очень тихо.  ‡десь вот приблизительно мы так же
встретили первый  ледоход.  „альше лед  все  крепче схватывал реку,  течение
становилось все уже,  потом оно стало перерыватьсЯ заторами.  ‚от посмотрите
сами,  что это такое...  ‚  одном месте густо сталкиваютсЯ огромные льдины и
загораживают течение.  ђека нагромождает их все больше, ломает лед, образует
пороги,  ревет,  беснуетсЯ...  Љругом на целые версты стоит гул и  грохот...
Џотом лед опЯть прорветсЯ и  сплывет вниз,  а  на  середине реки мало-помалу
остаютсЯ только  полыньи,  над  которыми носитсЯ  густой  пар,  прохваченный
морозом.
     џ  ехал с  товарищем -  полЯком из ссыльных.  Ћн участвовал в известном
восстании на кругобайкальской дороге и был ранен. “смирЯли их тогда жестоко,
и  у  него на  всю жизнь остались на руках и  ногах следы железа:  их вели в
кандалах без подкандальников по морозу... Ћт этого он был очень чувствителен
к холоду...  € вообще существо это было хлипкое,  слабое,  - в чем душа, как
говоритсЯ...  Ќо  в  этом маленьком теле был  темперамент прЯмо огромный.  €
вообще весь  он  был  создан из  странных противоречий...  ”амилиЯ его  была
€гнатович...
     ‘окольский задумалсЯ,  и некоторое времЯ мы ехали в молчании.  Њолчание
это  длилось долго,  и  Я  хотел уже напомнить моему спутнику о  продолжении
рассказа, как вдруг он опЯть повернулсЯ ко мне.
     - ...Ѓоюсь,  что Я  не  сумею вам передать,  что это была за  натура...
€деалист и романтик,  воспитанный на Љрасинском, ‘ловацком и Њицкевиче. Ќам,
русским,  всегда  было  чуждо  это  настроение,  эти...  как  бы  сказать...
экстатические преувеличениЯ,  что ли.  …сть у  Њицкевича одно стихотворение:
кто-то, какое-то огромное Я головой поднЯлось в надзвездные высоты... Љругом
головы венец из солнц,  руки он возложил на звезды,  и их хоры, как клавиши,
звучат созданной им мировой симфонией...  ‚ этом роде...  џ всегда оставалсЯ
холоден к этим образам и с некоторым удивлением слушал, как мой приЯтель (мы
жили с  ним в  џкутске около года) декламировал их с  необыкновенным огнем и
увлечением. €, не понимаЯ сам ни возможности, ни красоты этих картин и этого
настроениЯ,  -  Я все же должен был признать,  что они могут будить ответные
отголоски:  мой маленький приЯтель,  казалось,  вырастал,  голос его начинал
звенеть,  глаза сверкали, и... если не образы, которые мне все-таки казались
ненатурально преувеличенными и  странными,  -  то  звуки его голоса заражали
даже менЯ...
     џ думаю,  что это можно назвать романтизмом...  Љакое-то преувеличенное
представление о человеке,  о его "божественном начале",  об его титаническом
значении.  Ќо в  этом настроении моего приЯтелЯ не было цельности.  ЉажетсЯ,
уже во времЯ самого восстаниЯ,  за которое он и попал в ‘ибирь, человеческаЯ
природа повернулась к  нему своими не особенно привлекательными и  во всЯком
случае далеко не божественными сторонами...  Џотом было что-то и с женщиной.
Љогда она представлЯетсЯ в надзвездных высотах,  созданной из лучей,  -  то,
разумеетсЯ,  оборотнаЯ сторона женской натуры  воспринимаетсЯ с  болезненной
чуткостью...  Љак  бы  то  ни  было,  на  него  находили порой  целые полосы
мизантропии.  ’огда  он  становилсЯ почти невыносим,  особенно в  совместной
жизни.  ‚  его взглЯде,  пронизывающем и  холодном,  виднелось что-то  вроде
презрениЯ -  к вам, к незнакомому прохожему, к самому себе. ‚ эти периоды он
становилсЯ материалистом и циником,  говорил резкости, и... Я тогда старалсЯ
уйти куда-нибудь надолго, по возможности на несколько дней... ’оварищ же мой
с особенной заботливостью принималсЯ ухаживать за животными...
     ‹юбовь к животным была тоже выдающейсЯ чертой этого странного человека.
Ѓывали целые периоды,  когда наше скромное жилье положительно превращалось в
лечебницу.  –елую неделю он  возилсЯ с  замерзшей вороной,  которую вернул к
жизни,  а  больную лошадь водил в поводу на прогулку по два раза в день,  не
смущаЯсь насмешками. € замечательно, что, чем более он сердилсЯ на человека,
тем более нежности отдавал животным.  ‚  конце концов,  пессимист и циник (в
такие периоды) по  отношению к  "царю природы" -  он  превозносил ее меньших
тварей.  Ћн не только признавал в них ум,  памЯть,  соображение, совесть, но
даже  считал  эти  стороны  интеллекта  исключительно  их   принадлежностью,
совершенно чуждой человеку...  Џри этом он становилсЯ дьЯвольски, невыносимо
остроумен и саркастичен,  и порой,  когда мне некуда было скрытьсЯ в периоды
его мизантропии, Я совершенно изнемогал под градом его парадоксов и начинал,
право же, чувствовать себЯ действительно ниже всЯкого скота, в то времЯ, как
какаЯ-нибудь собака со  спиной,  перешибленной поленом досужего бездельника,
казалась мне чуть не сознательным страдальцем и  философом.  ‚прочем,  когда
эти  припадки  проходили,  он  опЯть  оживал,  опЯть  парил  под  небесами и
декламировал "мировые симфонии". ‚ то времЯ он тоже получил место на прииске
чем-то  вроде смотрителЯ материального склада...  ‚  практических вопросах Я
всегда имел преимущество.  џ  нашел ему эту должность и уговорил принЯть ее.
Ћн пассивно подчинилсЯ,  и мы отправились в путь, как только получили аванс.
ЋбстоЯтельства наши были не особенно блестЯщи.
     …хали  мы  все-таки  несколько быстрее вашего и,  несмотрЯ на  то,  что
одежонка у  нас  была  неважнаЯ,  как-то  еще  не  успели озЯбнуть настоЯщим
образом до самой Ћлекмы и даже дальше. Њорозы были порЯдочные, но озЯбнешь и
отогреешьсЯ, а на следующий день выезжаешь как ни в чем не бывало.
     ‡а Ћлекмой река уже остановилась, оставались только полыньи... Ћднажды,
проезжаЯ мимо одной из  них,  мы увидели двух уток.  Ќа них нам указал Ямщик
кнутовищем.  ’рудно мне  теперь передать вам  это истинно жалостное зрелище.
“тки были отсталые.  ’оварищи давно улетели, а они, застигнутые болезнью или
недостатком сил длЯ перелета,  остались умирать на этой холодной реке.  Џока
течение было еще свободно хоть на середине,  -  они плавали, спасаЯсь как-то
от ледохода;  потом пространство воды все суживалось,  потом остались только
эти  полыньи.  Љогда и  они замерзнут,  уткам предстоЯла гибель.  ’еперь они
вдвоем метались по узкой полынье, охваченные холодным паром, а кругом на них
смотрели вот такие же сумрачные и безучастно холодные горы.
     џ помню,  что Ямщик смеЯлсЯ, скалЯ свои белые зубы... Њне стало немного
жутко и  холодно,  и  Я  запахнулсЯ дохой,  как будто это подо мной была эта
темнаЯ, холоднаЯ глубина. Ќо мой товарищ сразу заволновалсЯ и вспыхнул.
     - ‘той!  - закричал он Ямщику. - Ќеужели вы способны проехать мимо?.. -
обратилсЯ он ко мне с  горечью и,  не ожидаЯ,  пока Ямщик остановит лошадей,
выскочил из кошевы, затем, скользЯ и падаЯ на торосьЯх, кинулсЯ к полынье.
     џмщик смеЯлсЯ,  как сумасшедший,  и  Я тоже не мог удержатьсЯ от улыбки
при виде того, как мой товарищ, наклонившись над узкой, но длинной полыньей,
старалсЯ поймать  уток.  Џтицы,  разумеетсЯ,  кинулись от  него.  ’огда  мой
маленький спутник перебежал на  нижний конец  полыньи,  правильно рассчитав,
что уток теперь понесет течением к  нему,  особенно когда,  заинтересованный
этим эпизодом,  Я тоже вышел на лед и погнал их книзу... ЌырЯть они боЯлись,
так как течение несло под лед.  Ћдна из  этих птиц поднЯлась было на воздух,
но другаЯ, потерЯвшаЯ силы, а может быть, когда-нибудь подстреленнаЯ, летать
не могла,  она только взмахнула крыльЯми и осталась.  ’огда и другаЯ, сделав
круг над холодными льдами реки, вернулась к своей подруге.
     џ  не  могу  вам  описать,  какое  действие  произвело  это  проЯвление
великодушиЯ на  моего  друга.  Ћн  стоЯл на  льду,  следЯ за  полетом птицы,
мелькавшей  на   фоне   угрюмых  гор,   опушенных  снегами,   и   когда  она
самоотверженно шлепнулась в нескольких шагах на воду, с очевидным намерением
разделить общую опасность,  -  у него на глазах поЯвились слезы...  ‡атем он
решительно заЯвил,  что мы можем,  если угодно, ехать дальше, а он останетсЯ
здесь, пока не поймает обеих уток.
     џ  знал,  что  он  непременно исполнит свою угрозу,  и  у  нас началась
своеобразнаЯ охота,  к которой, наконец, присоединилсЯ и Ямщик. ‚ результате
одна птица,  именно та,  котораЯ пыталась улететь, - утонула. Ћна нырнула из
моих рук,  и течением ее унесло под лед...  „ругаЯ очутилась в руках Ямщика.
€гнатович сильно вымок, и с рукавов его дохи лилась вода.
     ќто  было очень серьезно,  так  как до  станции было еще не  близко.  џ
укутал его, чем мог, но на станке мы едва оттерли его обмороженные пальцы, и
целые сутки после этого мы  не говорили друг с  другом.  “тку эту мы повезли
дальше,  и  хотЯ Я  принимал участие в  ее спасении и под конец даже увлексЯ
этим  благотворительным  спортом,   -   но   все-таки  сознавал,   что   это
сентиментально и  глупо,  тем  более,  что всюду наш третий пассажир вызывал
справедливые,  по-моему,  насмешки станочников. €гнатович чувствовал это мое
настроение и презирал менЯ.
     ‚ конце концов, утка все-таки издохла, и мы ее кинули на дороге, а сами
поехали дальше.  Ќесколько дней шел густой пушистый снег,  покрывший на  три
четверти аршина и лед, и землю. Ћн массами лежал на деревьЯх и порой падал с
них комьЯми, рассыпаЯсь мелкою пылью в светлом воздухе.
     Џотом ударил мороз в тридцать,  тридцать пЯть, сорок градусов. Џотом на
одной из станций мы уже видели замерзшую в термометре ртуть,  и нам сказали,
что так она стоит несколько дней.
     Џтицы замедлЯли полет, судорожно взмахивали крыльЯми и падали на землю,
медведи зЯбли в берлогах и выходили тощие,  испуганные и злые... Ћхотники на
белок прекратили из-за этих озлобленных медведей свой промысел.
     Њы  тоже начали зЯбнуть.  ‚ы  ведь знаете,  что  это такое:  дыханиЯ не
хватает,  моргнешь глазами -  между  ресницами протЯгиваютсЯ тонкие льдинки,
холод забираетсЯ под одежу,  потом в мускулы,  в кости, до мозга костей, как
говоритсЯ,   -   и  говоритсЯ  недаром...  ‚ас  охватывает  дрожь,  какаЯ-то
внутреннЯЯ,   пронизывающаЯ,   неприЯтнаЯ  и  даже,  право,  унизительнаЯ...
Џриедешь на  станцию,  -  до полуночи едва начнешь обогреватьсЯ,  а  на утро
трогаешьсЯ в путь и чувствуешь, что в тебе что-то убыло, что начнешь зЯбнуть
раньше,  чем вчера,  и  приедешь на  ночлег еще более озЯбший...  Ќастроение
менЯетсЯ, впечатлениЯ постепенно тускнеют, люди кажутсЯ неприЯтнее. ‘ам себе
тоже становишьсЯ противен... ‚ конце концов закутываешьсЯ как можно плотнее,
садишьсЯ поудобнее и  стараешьсЯ об  одном:  как можно меньше движений,  как
можно  меньше  мыслей...  организм  инстинктивно  избегает  всЯкой  траты...
‘идишь,  и понемногу стынешь, и ждешь с каким-то испугом, когда кончатсЯ эти
ужасные сорока - пЯтидесЯтиверстные перегоны...
     Ќаконец мы  стали приближатьсЯ к  ‚итиму.  ‘  N-ской станции выехали мы
светлым,  сверкающим,  снежным утром.  ‚сЯ природа как будто застыла, умерла
под  своим холодным,  но  поразительно роскошным нарЯдом.  ‘реди днЯ  солнце
светило Ярко,  и его косые лучи были густы и желты... ЏродираЯсь сквозь чащу
соснового бора,  они играли кое-где на стволах,  на ветвЯх, выхватываЯ их из
белого, одноцветного и сверкающего сумрака.
     Џерегон был  необычайно длинен.  џмщик  (им  здесь ездить приходитсЯ не
очень  часто)  сначала был  очень  бодр  и  даже  пел  какую-то  безобразную
приисковую песню...  Џотом и  он смолк и  то и дело бежал вприпрыжку рЯдом с
санЯми,  усиленно топаЯ ногами и  хлопаЯ озЯбшими руками в рукавицах...  Њой
спутник, казалось, совсем застыл. ‚о все времЯ он заговаривал только раз, но
его  голос  показалсЯ  мне  скрипучим и  неприЯтным,  и  Я  проворчал что-то
сердитое и невнЯтное даже длЯ менЯ самого. Џотом он молчал, как закоченелый,
и  Я  представлЯл  себе  его  лицо  -  с  мизантропическим  и  противно-злым
выражением. џ тоже молчал и отворачивалсЯ в сторону, чтобы изморозь от моего
дыханиЯ не попадала мне в лицо - через отверстие в башлыке...
     „орога пошла лесом, полозьЯ скрипели; лошади то и дело фыркали, и тогда
Ямщик останавливалсЯ и  извлекал пальцами льдины из  их  ноздрей...  ‚ысокие
сосны проходили перед глазами,  как привидениЯ,  белые, холодные и как-то не
оставлЯвшие впечатлениЯ в памЯти...
     “же  вечерело,  последние лучи солнца,  еще желтее и  гуще,  уходили из
лесу,  с  трудом карабкаЯсь по вершинам.  Ђ внизу ровный белый сумрак как бы
еще  более  настывал и  синел.  ‡вон  колокольчика болталсЯ густо  и  как-то
особенно плотно,  точно ударЯли ложечкой по  наполненному жидкостью стакану.
ќти звуки тоже раздражали и тревожили нервы.
     ‚ одном месте в глаза мне попало неожиданное впечатление:  невдалеке от
дороги вилсЯ тонкий дымок между валежником.  Ќа  пне  сидел человек,  и  его
фигура одна чернела среди общей белизны темным пЯтном...  Ќад  ним  со  всех
сторон  свесились  мохнатые  лапы  лесной  заросли,  вверху  еще  освещенные
солнцем,  внизу  уже  охваченные  сумраком  наступающей  ночи.  ‡релище  это
промелькнуло мимо  моего неподвижного взглЯда...  ‚  последнее мгновение мне
показалось,  что  фигура шевельнулась и  что это имело какое-то  отношение к
нам,  к нашему суетливому колокольчику,  к нашему быстрому движению. Ќо Я не
повернул головы,  не  повел глазами.  ‚идение пронеслось мимо и  исчезло,  и
впечатлениЯ плыли к сознанию застывшие,  мертвые,  неподвижные, ничего в нем
не будЯ и не шевелЯ воображение...
     џмщик повернулсЯ к нам и, наклонЯсь, стал говорить что-то, и помню, что
он  смеЯлсЯ.  Ќо длЯ менЯ это были только разрозненные звуки,  точно звенели
льдинки...  ‘амые слова были пусты,  в  них  длЯ менЯ в  ту  минуту не  было
никаких понЯтий.  ‘мех Ямщика тоже не казалсЯ мне смехом и  не производил на
менЯ  того  впечатлениЯ,  какое произвел бы  при  других обстоЯтельствах.  џ
просто видел неприЯтно-желтоватое лицо в рамке мехового малахаЯ, два глаза с
ресницами,  опушенными инеем.  —елюсти  на  этом  лице  двигались,  рот  был
неприЯтно перекошен,  и  из него вылетали вместе с  паром пустые звуки,  как
звон по стеклу...  ‚от и  все...  Њой спутник зашевелилсЯ и тоже пробормотал
что-то. ЉажетсЯ, он сердито торопил Ямщика...
     Љороткий день давно угас,  когда мы достигли станка и  расположились на
ночлег.
     Џомню это была кучка лачуг,  как и большинство станков -  под отвесными
скалами.  ’е,  кто  выбирали места  длЯ  этих  станков,  мало  заботились об
удобствах будущих  обитателей.  N-ский  станок  стоЯл  на  открытой каменной
площадке,  выступавшей к  реке,  котораЯ в  этом  месте  вьетсЯ по  равнине,
открытой прЯмо на  север.  Ќесколько верст далее станок мог  бы  укрытьсЯ за
выступом горы.  ‡десь он стоЯл, ничем не прикрытый, как бы отданный в жертву
страшному северному ветру.
     Љроме  официального  названиЯ,   жители  называли  его   еще  "•олодным
станком".   €  действительно,   трудно  найти  что-нибудь  более  вызывающее
представление о холоде,  чем эти кучки бревен,  глины и навоза на каменистой
площадке,  заметенные снегом  и  вздрагивавшие от  ветра.  ‹ес,  который  мы
оставили назади,  кончилсЯ у начала лугов в низинке и не закрывал станка,  а
только наполнЯл воздух протЯжным, пугающим гулом.
     ‚прочем,  мы рады были и этому приюту и доехали как раз вовремЯ,  чтобы
быть  еще  в  состоЯнии  отогреть  застывшие  члены.   Љ  счастью,   лесу  в
окрестностЯх было довольно,  не принадлежащего никому,  кроме бога,  поэтому
скоро в  камельке запылал Яркий огонь,  и  мы,  разостлав на  полу  одеЯло и
шкуры,  -  легли  прЯмо  против пламени,  проглотив наскоро по  стакану чаю.
‘таканы  было  трудно  держать  в  закоченелых руках,  но  ощущение  теплоты
потерЯлось;  мы только обжигались,  а не согревались кипЯтком и, бросив чай,
заползли под свои шубы. ‡убы у менЯ все еще стучали, озноб чувствовалсЯ даже
в костЯх.
     •озЯин,  допив наш чай,  угостив также сильно озЯбшего Ямщика, подложил
еще дров и скрылсЯ в какой-то угол.
     ‚ темной избушке все затихло.
     ’олько снаружи слышалсЯ ровный гул,  как будто кто-то огромный шагал от
времени до времени по окованной морозом земле. ‡емлЯ глухо гудела и смолкала
до  нового удара...  “дары эти  становились все чаще и  продолжительнее.  Џо
временам наша избушка тоже как будто начинала вздрагивать, и внутренность ее
гудела, точно пустой Ящик под ветром. ’огда, несмотрЯ на шубы, Я чувствовал,
как  по  полу тЯнет холоднаЯ струЯ,  от  которой внезапно сильнее разгоралсЯ
огонь и искры вылетали гуще в камин.
     - Ѓеда!  - сказал в одну из таких минут хозЯин, обращаЯсь к засыпавшему
Ямщику. - Љак поедешь? ЏоднЯлсЯ сивер, поземка идет.
     - „а...  -  ответил тот.  -  Ђ мороз не стал меньше...  ’акому ветру, -
прибавил он, по-своему коверкаЯ русский Язык, - глЯди и почта не ходит...
     - Ќе дай бог, - прибавил хозЯин, зеваЯ.
     џ  понЯл,  что  это  начинаетсЯ сравнительно редкое Явление -  морознаЯ
бурЯ,  когда  налетающий откуда-то  ветер  толкаетсЯ в  отЯжелевший морозный
воздух.  Ћтдельные толчки и гул служили признаками первых усилий ветра,  еще
не   могущего   двинуть   сгущенную   атмосферу...    Џотом   толчки   стали
продолжительнее, гул становилсЯ ровным, непрерывным. Ћхлажденный ниже сорока
градусов, воздух тронулсЯ с места и тЯнул, точно над нашей площадкой неслись
волны бездонного океана...
     Џод  этот шум  Я  стал засыпать,  все еще плохо сознаваЯ происходЯщее и
только радуЯсь животною радостью при мысли, что Я в избе, близко к огню, что
все то, что во мне так неприЯтно застыло и окоченело, - скоро должно оттаЯть
и распуститьсЯ...
     € действительно, что-то "оттаЯло... и распустилось..."


        V

     - Љак и когда оказалось,  что Я уже не сплю и притом совсем не сплю,  -
сказать Я бы не мог. џ проснулсЯ незаметно, но некоторое времЯ мне казалось,
что Я  еще вижу сон или что Я тщательно берегу в памЯти остатки сна,  как бы
боЯсь,  что он исчезнет и Я не успею рассмотреть в нем что-то очень важное и
очень нужное. Ђ между тем сон был самый простой.
     Њне снилось,  что Я  опЯть еду той же дорогой,  и опЯть мне холодно,  и
опЯть кругом менЯ опушенный инеем лес, и косые лучи солнца, густые и желтые,
уходЯт из этого леса,  играЯ кое-где на стволах и мохнатых ветках...  ’олько
где-то  за  лесом что-то  еще  гудит глухими,  стонущими ударами,  как будто
гонитсЯ за нашими санЯми.
     Џотом Я увидел кучу деревьев, составлЯвших как бы беседку под мохнатыми
ветвЯми,  белыми от снега,  и  тонкий,  как будто замирающий дымок,  и около
костра темную фигуру...  € все это,  по обычной нелогичности сна, - казалось
мне острыми, колючими льдинками, попавшими мне в грудь и холодившими сердце.
     Џотом  Я  увидел  еще  лицо  Ямщика,  сначала бессмысленное и  лишенное
выражениЯ...  Џостепенно, однако, оно менЯлось, становилось знакомым, и, под
влиЯнием его взглЯда,  льдинки в груди начали вдруг мучительно быстро таЯть.
€,  вместе с тем,  Я чувствовал, что беседка из ветвей в лесу встает во всех
подробностЯх,  которых Я не замечал раньше, и всЯкаЯ подробность обрастает в
воображении особенными  впечатлениЯми,  и  мне  страшно  вглЯдетьсЯ  в  лицо
человека,  как будто зашевелившегосЯ на пне, но Ямщик требует от менЯ, чтобы
Я непременно вглЯделсЯ...  џ сержусь на него,  но потом вижу, что это уже не
Ямщик,  а  €гнатович,  и  что под влиЯнием его взглЯда,  полного мучительной
тоски,  -  все  то,  что лежало в  глубине моей памЯти бесцветными холодными
льдинками, вдруг растаЯло...
     ђассказчик остановилсЯ и, помолчав, сказал:
     - ‚ы  помните,   вероЯтно,  легендарные  рассказы  о  полЯрных  странах
средневековых путешественников.  ‡имой  слова  замерзают  и  лежат  мерзлыми
льдинами до  тепла.  Ђ  потом оттаивают и  опЯть становЯтсЯ словами...  …сли
понимать это,  как метафору,  в этом есть глубокий смысл. Џо крайней мере, в
эту минуту Я вдруг вспомнил слова Ямщика,  которые он говорил еще тогда,  на
дороге,  и  которые до этого времени лежали у  менЯ где-то в  глубине памЯти
лишенными смысла. „а, несомненно, он говорил тогда об этом человеке в лесу и
о  том,  что  он  "убилсЯ" где-то  на  приисках и  идет пешком от  станка до
станка...  ’олько теперь эти слова вдруг оттаЯли,  и  от них в  груди у менЯ
что-то мучительно заныло...
     џ невольно застонал и раскрыл глаза.  Ћгонь в камине почти догорел.  Ќа
дворе все еще тЯнул ветер, надо мной наклонилось лицо моего спутника...
     Ќикогда в моей жизни,  ни прежде,  ни после,  Я не видел ничего ужаснее
этого лица,  освещенного трепетным пламенем камина...  Ћно  было  совершенно
искажено выражением ужаса и  как будто мучительного вопроса.  ЌижнЯЯ челюсть
его дрожала, зубы стучали, как будто от озноба...
     - —то такое? ђади бога? - сказал Я, подымаЯсь.
     - ‚ы  не  знаете?  -  спросил  он,  глЯдЯ  на  менЯ  своими  угасшими и
помутневшими глазами. - ‘кажите - разве это... был только сон?
     - —то именно?
     - ’о,  от чего вы сейчас застонали и  проснулись,  -  сказал он резко и
затем подозрительно взглЯнул на менЯ.  €, видЯ, что Я не отвечаю, он все так
же подозрительно всматривалсЯ мне в лицо:
     - ‚ы не заметили там, в лесу... человека?
     џ промолчал и невольно отвел глаза.
     - Џослушайте,  - заговорил он, - скажите мне что-нибудь... џ еще думаю,
что это был сон... ‚едь не может быть, чтобы это было наЯву!.. —тобы мы...
     - „а  ведь это и  был почти сон,  -  сказал Я.  -  Њороз так притуплЯет
впечатлениЯ...
     Ћн сделал резкое движение и сразу сел на своем месте; глаза его странно
сверкнули...
     - Џравда?.. - сказал он жалобно и потом вдруг прибавил с какой-то дикой
энергией:  -  Ќе лгите! Ќе изворачивайтесь... џ тоже лгал... џ знал, что это
было наЯву...  Њы  все видели...  все...  ќтот человек подымалсЯ,  он  хотел
что-то крикнуть...  ‚ы это знаете,  и  Я  знаю,  и  тогда знал...  ‚ы будете
подыскивать оправданиЯ...  ‘овесть замерзла!..  Ћ,  конечно,  это всегда так
бывает:  стоит  понизитьсЯ  на  два  градуса  температуре  тела,  и  совесть
замерзает...  закон  природы...  Ќе  замерзает  только  соображение о  своих
удобствах и подлое, фарисейское лицемерие... Ћ, какаЯ низость...
     Ћн схватил голову руками,  и  несколько секунд прошло в молчании.  Ќаша
избушка  все  продолжала  вздрагивать,  но  ровный  гул  прекратилсЯ:  опЯть
послышались толчки, и мне положительно казалось, будто там, над рекой, лесом
и ущельЯми, размеренно шагал кто-то огромный и тЯжелый...
     - „а встаньте же,  наконец,  вы... негодЯй! - крикнул вдруг €гнатович с
дикой  враждой.  -  ‚едь  мы  с  вами  убили  человека.  Џон-нимаете ли  вы,
себЯлюбивое животное!  •озЯин,  вставай...  ‡ови всех... ѓосподи боже!.. —то
делать, что теперь делать?..
     ‚ освещенном пространстве около камина поЯвилось испуганное лицо нашего
хозЯина. “же с минуту он шевелилсЯ, прислушиваЯсь к непонЯтному и тревожному
разговору незнакомых проезжих людей,  упоминающих об убийстве. € теперь, все
еще полусонный,  испуганный не  столько,  вероЯтно,  словами,  сколько дикой
энергией, звучавшей в голосе почти помешанного человека, он быстро вскочил и
стал напЯливать на себЯ верхнюю одежду. Џотом, не говорЯ ни слова, он открыл
дверь и вышел в темноту. џмщик, привезший нас, тоже проснулсЯ, зевнул, сошел
с  своего  места  и  подбросил поленьев в  камин...  Ћн,  видимо,  совсем не
понимал, в чем дело. ‚ углу заплакал ребенок, и послышалсЯ успокаивающий его
женский голос.
     ‚се это навсегда врезалось мне в  памЯть,  и никогда не забыть мне этой
ужасной ночи,  темной избушки с  тихо  набиравшимсЯ в  нее  народом и  этого
протЯжного гула снаружи.  ‡наете, порой есть что-то изумительно сознательное
в голосах природы... Ћсобенно, когда она грозит...


        VI

     - Џослушайте,  может быть,  вы все-таки доскажете,  что было дальше?  -
спросил Я через некоторое времЯ, видЯ, что мой спутник задумалсЯ и как будто
забыл о  своем рассказе,  глЯдЯ прЯмо перед собой на освещенные солнцем горы
нашего берега.  ђеки  с  ледоходом теперь не  было  видно.  Њы  ехали лугом,
впереди плелись мои спутники, о чем-то весело балагурЯ с своим Ямщиком.
     - „а,  простите,  пожалуйста!..  - заговорил рассказчик. - џ задумалсЯ.
ќто очень тЯжелые воспоминаниЯ, но... конечно, Я доскажу... остановилсЯ Я на
том, что...
     - —то в избу стали набиратьсЯ Ямщики, которых, вероЯтно, созвал хозЯин.
     - „а,  да, конечно... •озЯин созвал их чуть не всех, думаЯ, что в самом
деле  надо  будет вЯзать убийц.  џмщики входили робко,  зеваЯ,  крестЯсь,  и
жались к  сторонке,  оставлЯЯ вокруг нас пустое пространство.  ‘коро в  углу
около дверей образовалась темнаЯ куча людей,  лица которых с  любопытством и
испугом  тЯнулись из-за  плечей  стоЯвших впереди,  глЯдЯ  в  нашу  сторону.
Џоследним ЯвилсЯ староста с  десЯтскими.  ЏерекрестЯсь на  икону,  он  резко
ступил прЯмо к нам и заговорил грубо,  очевидно стараЯсь ободрить и себЯ,  и
станочников:
     - Ќу, что такое набедокурили? ‚инуйтесь богу, великому государю...
     Ћднако,  когда Я  стал  разъЯснЯть,  в  чем  дело,  в  избе  постепенно
водворЯлось  что-то  вроде  разочарованиЯ.  ќтим  людЯм  жилось  всегда  так
холодно,  а мой рассказ, правда бессвЯзный и сбивчивый, не облекалсЯ длЯ них
тем захватывающим, трагическим смыслом, какой он имел теперь длЯ нас. ѓде-то
в углу послышалсЯ даже смех.
     - „а это Њитрохин, поселенец! - сказал кто-то.
     - ‚ерно,  он...  Ќедели, сказывают, уж три плететсЯ с приисков. Ќадоели
нам...
     - € верно,  -  вставил свое замечание привезший нас Ямщик.  -  “ нас на
станке третьего днЯ был.  ‹ошадь просил. ‘везите, говорит, христа ради, ноги
не ходЯт.
     - Ќу, что ж не дали? - спросил староста сурово.
     - Ќадоело уж  нам возить-то их.  „а и  бумаги нет...  -  ответил Ямщик,
отворачиваЯсь.  -  Ѓыла бы бумага или бы к нам привезли его,  а то пешком же
пришел... Љак люди, так и мы...
     - Џешком пришел!  “мные!  ’о,  чай,  тепло было,  а тут, видишь, сивер.
‡астынет теперь, - заседатель с доктором, небось, пешком не придут... ‚озить
же доведетсЯ... Ђ вы, господа, что народ зрЯ булгачите?.. Ќочное дело...
     - “ него теплина была (костер), - вставил Ямщик в виде оправданиЯ.
     - Љак  же  зрЯ,  -  сказал  Я,  чувствуЯ,  что  почва  у  нас  начинает
ускользать. - ‚едь человек замерзнет... Ќадо помочь.
     - Љак поможешь?..  …жели бог сохранит,  придет, дальше свезем... Џочто,
’имофей, не подобрал его? - обратилсЯ он опЯть к нашему Ямщику.
     - ѓде посадил бы Я? ‘ани махоньки, сам околел...
     - ‚ерно и то...  ’рое ехали...  —то ж теперь делать? ’еплина была, так,
может, господь упасет...
     - Џостойте,  -  крикнул Я  с  тоской.  -  ЌельзЯ же этак...  ‚едь в эту
минуту, может быть, человек умирает... ‘лышите, что делаетсЯ...
     Ќа мгновение водворилась тишина,  - и опЯть со двора слышны были удары,
точно кто размеренно и  с  промежутками толок что-то в ступе.  € по временам
воображение примешивало к этому стоны...  ќто доносилсЯ,  вероЯтно, звенЯщий
гул лесных верхушек или, может быть, на реке трескалсЯ лед.
     ‚  избе послышались вздохи.  ’ем не  менее,  дверь открывалась.  џмщики
начинали понемногу выходить.
     - ‘паси господи!  -  прошептал кто-то,  и  чей-то другой голос прибавил
резко:
     - ‘ами  тоже стынем...  ‡има не  пройдет,  чтобы на  ближних станках не
застыл человек, а то двое. Џерегон у нас лютый!
     - ’ретий год - ”едька в этом же лесу застыл.
     - ‚ прошлом годе баба с мальчонком.
     - Ђ у менЯ мнук не застыл,  что ли? - злобно выкрикнул в толпе какой-то
старик.
     - ќтому ветру почта не ходит, - опЯть сказал наш Ямщик.
     „вери скрипнули еще и еще... Ќароду убывало.
     - Џостойте,  -  сказал Я в отчаЯнии.  - ‚озьмите деньги, что ли! „есЯть
рублей, - кто согласитсЯ поехать со мною...
     ‚ это времЯ мой взглЯд упал на лицо €гнатовича,  безмолвно сидевшего на
скамье у  стола с  совершенно помертвевшим лицом,  и  мне стало вдруг как-то
жутко. ѓолос мой сорвалсЯ...
     Џомню,  что в  эту минуту староста с  внезапным участием взглЯнул мне в
лицо и сделал движение...
     - „вадцать,  тридцать, все, что у нас есть! - сказал Я, почти задыхаЯсь
от волнениЯ...
     - ‘тойте,  -  крикнул  староста  своим  грубо-решительным  голосом,  от
которого толпа Ямщиков сразу остановилась. - Ќикто не уходите! ‘лышите, люди
деньги дают,  а и без денег все одно надо бы.  ‚ерно,  что грех!.. Ќадо бога
вспомнить! Ќу, чьЯ очередь? ѓоворите, старики!..
     ’олпа отхлынула от  порога к  середине избы...  ‘тароста стоЯл