‚ладимир ѓалактионович Љороленко. ‘лепой музыкант

Љнигу можно купить в : Biblion.Ru 30р.Ћцените этот текст:
‚ладимир ѓалактионович Љороленко. ‘лепой музыкант

-----------------------------------------------------
Љнига: ‚.ѓ.Љороленко "‘лепой музыкант"
€здательство "ћнацтва", Њинск, 1981
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 7 октЯбрЯ 2001
-----------------------------------------------------

„лЯ среднего и старшего школьного возраста

ѓлава перваЯ

ђебенок родилсЯ в богатой семье ћго-западного краЯ, в глухую полночь.
ЊолодаЯ мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздалсЯ первый
крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми глазами в
своей постели. …е губы шептали что-то, и на бледном лице с мЯгкими, почти
детскими еще чертами поЯвилась гримаса нетерпеливого страданиЯ, как у
балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.
Ѓабка наклонилась ухом к ее что-то тихо шептавшим губам.
- Ћтчего... отчего это он? - спрашивала больнаЯ едва слышно.
Ѓабка не понЯла вопроса. ђебенок опЯть закричал. Џо лицу больной
пробежало отражение острого страданиЯ, и из закрытых глаз скользнула крупнаЯ
слеза.
- Ћтчего, отчего? - по-прежнему тихо шептали ее губы.
Ќа этот раз бабка понЯла вопрос и спокойно ответила:
- ‚ы спрашиваете, отчего ребенок плачет? ќто всегда так бывает,
успокойтесь.
Ќо мать не могла успокоитьсЯ. Ћна вздрагивала каждый раз при новом
крике ребенка и все повторЯла с гневным нетерпением:
- Ћтчего... так... так ужасно?
Ѓабка не слыхала в крике ребенка ничего особенного и, видЯ, что мать и
говорит точно в смутном забытьи и, вероЯтно, просто бредит, оставила ее и
занЯлась ребенком.
ћнаЯ мать смолкла, и только по временам какое-то тЯжелое страдание,
которое не могло прорватьсЯ наружу движением или словами, выдавливало из ее
глаз крупные слезы. Ћни просачивались сквозь густые ресницы и тихо катились
по бледным, как мрамор, щекам.
Ѓыть может, сердце матери почуЯло, что вместе с новорожденным ребенком
Явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над колыбелью,
чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.
Њожет быть, впрочем, что это был и действительный бред. Љак бы то ни
было, ребенок родилсЯ слепым.

‘начала никто этого не заметил. Њальчик глЯдел тем тусклым и
неопределенным взглЯдом, каким глЯдЯт до известного возраста все
новорожденные дети. „ни уходили за днЯми, жизнь нового человека считалась
уже неделЯми. …го глаза проЯснились, с них сошла мутнаЯ поволока, зрачок
определилсЯ. Ќо дитЯ не поворачивало головы за светлым лучом, проникавшим в
комнату вместе с веселым щебетаньем птиц и с шелестом зеленых буков, которые
покачивались у самых окон в густом деревенском саду. Њать, успевшаЯ
оправитьсЯ, перваЯ с беспокойством заметила странное выражение детского
лица, остававшегосЯ неподвижным и как-то не по-детски серьезным.
ЊолодаЯ женщина смотрела на людей, как испуганнаЯ горлица [ѓорлица -
голубка], и спрашивала:
- ‘кажите же мне, отчего он такой?
- Љакой? - равнодушно переспрашивали посторонние. - Ћн ничем не
отличаетсЯ от других детей такого возраста.
- Џосмотрите, как странно ищет он что-то руками...
- „итЯ не может еще координировать [Љоординировать - согласовывать,
устанавливать правильные соотношениЯ] движений рук с зрительными
впечатлениЯми, - ответил доктор.
- Ћтчего же он смотрит все в одном направлении?.. Ћн... он слеп? -
вырвалась вдруг из груди матери страшнаЯ догадка, и никто не мог ее
успокоить.
„октор взЯл ребенка на руки, быстро повернул к свету и заглЯнул в
глаза. Ћн слегка смутилсЯ и, сказав несколько незначащих фраз, уехал, обещаЯ
вернутьсЯ днЯ через два.
Њать плакала и билась, как подстреленнаЯ птица, прижимаЯ ребенка к
своей груди, между тем как глаза мальчика глЯдели все тем же неподвижным и
суровым взглЯдом.
„октор действительно вернулсЯ днЯ через два, захватив с собой
офтальмоскоп [Ћфтальмоскоп - медицинский инструмент, специальное зеркало,
употреблЯемое длЯ исследованиЯ дна глазного Яблока]. Ћн зажег свечку,
приближал и удалЯл ее от детского глаза, заглЯдывал в него и, наконец,
сказал с смущенным видом:
- Љ сожалению, сударынЯ, вы не ошиблись... Њальчик действительно слеп,
и притом безнадежно...
Њать выслушала это известие с спокойной грустью.
- џ знала давно, - сказала она тихо.

III

‘емейство, в котором родилсЯ слепой мальчик, было немногочисленно.
Љроме названных уже лиц, оно состоЯло еще из отца и "дЯди Њаксима", как
звали его все без исключениЯ домочадцы и даже посторонние. Ћтец был похож на
тысЯчу других деревенских помещиков ћго-западного краЯ: он был добродушен,
даже, пожалуй, добр, хорошо смотрел за рабочими и очень любил строить и
перестраивать мельницы. ќто занЯтие поглощало почти все его времЯ, и потому
голос его раздавалсЯ в доме только в известные, определенные часы днЯ,
совпадавшие с обедом, завтраком и другими событиЯми в том же роде. ‚ этих
случаЯх он всегда произносил неизменную фразу: "‡дорова ли ты, моЯ голубка?"
- после чего усаживалсЯ за стол и уже почти ничего не говорил, разве изредка
сообщал что-либо о дубовых валах и шестернЯх. ЏонЯтно, что его мирное и
незатейливое существование мало отражалось на душевном складе его сына. ‡ато
дЯдЯ Њаксим был совсем в другом роде. ‹ет за десЯть до описываемых событий
дЯдЯ Њаксим был известен за самого опасного забиЯку не только в окрестностЯх
его имениЯ, но даже в Љиеве на "Љонтрактах" ["Љонтракты" - местное название
некогда славной киевской Ярмарки. (Џримеч. автора)]. ‚се удивлЯлись, как это
в таком почтенном во всех отношениЯх семействе, каково было семейство пани
Џопельской, урожденной џценко, мог выдатьсЯ такой ужасный братец. Ќикто не
знал, как следует с ним держатьсЯ и чем ему угодить. Ќа любезности панов он
отвечал дерзостЯми, а мужикам спускал своеволие и грубости, на которые самый
смирный из "шлЯхтичей" непременно бы отвечал оплеухами. Ќаконец, к великой
радости всех благомыслЯщих людей [ЃлагомыслЯщие люди. - „о революции так
официально назывались сторонники существующей власти, враждебно настроенные
по отношению к революционной деЯтельности], дЯдЯ Њаксим за что-то сильно
осердилсЯ на австрийцев [ЋсердилсЯ на австрийцев - возмутилсЯ австрийцами,
под гнетом которых тогда находилась €талиЯ] и уехал в €талию; там он
примкнул к такому же забиЯке и еретику […ретик - здесь: человек, отступивший
от общепринЯтых взглЯдов] - ѓарибальди [ѓарибальди „жузеппе (1807 - 1882) -
вождь национально-освободительного движениЯ в €талии в середине XIX века,
возглавлЯвший борьбу итальЯнского народа против австрийского гнета],
который, как с ужасом передавали паны помещики, побраталсЯ с чертом и в грош
не ставит самого папу [Џапа - римский папа, верховный глава
римско-католической церкви]. Љонечно, таким образом Њаксим навеки погубил
свою беспокойную схизматическую [‘хизматическаЯ (греч.) - еретическаЯ] душу,
зато "Љонтракты" проходили с меньшими скандалами, и многие благородные
мамаши перестали беспокоитьсЯ за участь своих сыновей.
„олжно быть, австрийцы тоже крепко осердились на дЯдю Њаксима. Џо
временам в Љурьерке, исстари любимой газете панов помещиков, упоминалось в
релЯциЯх [ђелЯциЯ - донесение, доклад] его имЯ в числе отчаЯнных
гарибальдийских сподвижников, пока однажды из того же Љурьерка паны не
узнали, что Њаксим упал вместе с лошадью на поле сражениЯ. ђазъЯренные
австрийцы, давно уже, очевидно, точившие зубы на заЯдлого волынца [‚олынец -
уроженец ‚олыни, ‚олынской губернии в ћго-западном крае] (которым, чуть ли
не одним, по мнению его соотечественников, держалсЯ еще ѓарибальди),
изрубили его, как капусту.
- Џлохо кончил Њаксим, - сказали себе паны и приписали это специальному
заступничеству св. Џетра за своего намесника. Њаксима считали умершим.
Ћказалось, однако, что австрийские сабли не сумели выгнать из Њаксима
его упрЯмую душу и она осталась, хотЯ Я в сильно попорченном теле.
ѓарибальдийские забиЯки вынесли своего достойного товарища из свалки, отдали
его куда-то в госпиталь, и вот, через несколько лет, Њаксим неожиданно
ЯвилсЯ в дом своей сестры, где и осталсЯ.
’еперь ему было уже не до дуэлей. Џравую ногу ему совсем отрезали, и
потому он ходил на костыле, а леваЯ рука была повреждена и годилась только
на то, чтобы кое-как опиратьсЯ на палку. „а и вообще он стал серьезнее,
угомонилсЯ, и только по временам его острый Язык действовал так же метко,
как некогда саблЯ. Ћн перестал ездить на "Љонтракты", редко ЯвлЯлсЯ в
общество и большую часть времени проводил в своей библиотеке за чтением
каких-то книг, о которых никто ничего не знал, за исключением предположениЯ,
что книги совершенно безбожные. Ћн также писал что-то, но так как его работы
никогда не ЯвлЯлись в Љурьерке, то никто не придавал им серьезного значениЯ.
‚ то времЯ, когда в деревенском домике поЯвилось и стало расти новое
существо, в коротко остриженных волосах дЯди Њаксима уже пробивалась
серебристаЯ проседь. Џлечи от постоЯнного упора костылей поднЯлись, туловище
принЯло квадратную форму. ‘траннаЯ наружность, угрюмо сдвинутые брови, стук
костылей и клубы табачного дыма, которыми он постоЯнно окружал себЯ, не
выпускаЯ изо рта трубки, - все это пугало посторонних, и только близкие к
инвалиду люди знали, что в изрубленном теле бьетсЯ горЯчее и доброе сердце,
а в большой квадратной голове, покрытой щетиной густых волос, работает
неугомоннаЯ мысль.
Ќо даже и близкие люди не знали, над каким вопросом работала эта мысль
в то времЯ. Ћни видели только, что дЯдЯ Њаксим, окруженный синим дымом,
просиживает по временам целые часы неподвижно, с отуманенным взглЯдом и
угрюмо сдвинутыми густыми бровЯми. Њежду тем изувеченный боец думал о том,
что жизнь - борьба и что в ней нет места длЯ инвалидов. …му приходило в
голову, что он навсегда выбыл уже из рЯдов и теперь напрасно загружает собою
фурштат [”урштат (нем.) - военный обоз]; ему казалось, что он рыцарь,
выбитый из седла жизнью и поверженный в прах. Ќе малодушно ли извиватьсЯ в
пыли, подобно раздавленному червЯку; не малодушно лЯ хвататьсЯ за стремЯ
победителЯ, вымаливаЯ у него жалкие остатки собственного существованиЯ?
Џока дЯдЯ Њаксим с холодным мужеством обсуждал эту жгучую мысль,
соображаЯ и сопоставлЯЯ доводы за и против, перед его глазами стало мелькать
новое существо, которому судьба судила ЯвитьсЯ на свет уже инвалидом.
‘начала он не обращал вниманиЯ на слепого ребенка, но потом странное
сходство судьбы мальчика с его собственною заинтересовало дЯдю Њаксима.
- ѓм... да, - задумчиво сказал он однажды, искоса поглЯдываЯ на
мальчишку, - этот малый тоже инвалид. …сли сложить нас обоих вместе,
пожалуй, вышел бы один лЯдащий [‹Ядащий - слабосильный, невзрачный]
человечишко.
‘ тех пор его взглЯд стал останавливатьсЯ на ребенке все чаще и чаще.

ђебенок родилсЯ слепым. Љто виноват в его несчастии? Ќикто! ’ут не
только не было и тени чьей-либо "злой воли", но даже самаЯ причина несчастиЯ
скрыта где-то в глубине таинственных и сложных процессов жизни. Ђ между тем
при всЯком взглЯде на слепого мальчика сердце матери сжималось от острой
боли. Љонечно, она страдала в этом случае, как мать, отражением сыновнего
недуга и мрачным предчувствием тЯжелого будущего, которое ожидало ее
ребенка; но, кроме этих чувств, в глубине сердца молодой женщины щемило
также сознание, что причина несчастиЯ лежала в виде грозной возможности в
тех, кто дал ему жизнь... ќтого было достаточно, чтобы маленькое существо с
прекрасными, ко незрЯчими глазами стало центром семьи, бессознательным
деспотом, с малейшей прихотью которого сообразовалось все в доме.
Ќеизвестно, что вышло бы со временем из мальчика, предрасположенного к
беспредметной озлобленности своим несчастием и в котором все окружающее
стремилось развить эгоизм, если бы страннаЯ судьба и австрийские сабли не
заставили дЯдю Њаксима поселитьсЯ в деревне, в семье сестры.
Џрисутствие в доме слепого мальчика постепенно и нечувствительно дало
деЯтельной мысли изувеченного бойца другое направление. Ћн все так же
просиживал целые часы, дымЯ трубкой, но в глазах, вместо глубокой и тупой
боли, виднелось теперь вдумчивое выражение заинтересованного наблюдателЯ. €
чем более присматривалсЯ дЯдЯ Њаксим, тем чаще хмурились его густые брови, и
он все усиленнее пыхтел своею трубкой. Ќаконец, однажды он решилсЯ на
вмешательство.
- ќтот малый, - сказал он, пускаЯ кольцо за кольцом, - будет еще
гораздо несчастнее менЯ. ‹учше бы ему не родитьсЯ.
ЊолодаЯ женщина низко опустила голову, и слеза упала на ее работу.
- †естоко напоминать мне об этом, Њакс, - сказала она тихо, -
напоминать без цели...
- џ говорю только правду, - ответил Њаксим. - “ менЯ нет ноги и руки,
но есть глаза. “ малого нет глаз, со временем не будет ни рук, ни ног, ни
воли...
- Ћтчего же?
- Џойми менЯ, Ђнна, - сказал Њаксим мЯгче. - џ не стал бы напрасно
говорить тебе жестокие вещи. “ мальчика тонкаЯ нервнаЯ организациЯ. “ него
пока есть все шансы развить остальные свои способности до такой степени,
чтобы хотЯ отчасти вознаградить его слепоту. Ќо длЯ этого нужно упражнение,
а упражнение вызываетсЯ только необходимостью. ѓлупаЯ заботливость,
устранЯющаЯ от него необходимость усилий, убивает в нем все шансы на более
полную жизнь.
Њать была умна и потому сумела победить в себе непосредственное
побуждение, заставлЯвшее ее кидатьсЯ сломЯ голову при каждом жалобном крике
ребенка. ‘пустЯ несколько месЯцев после этого разговора мальчик свободно и
быстро ползал по комнатам, настораживаЯ слух навстречу всЯкому звуку, и с
какою-то необычною в других детЯх живостью ощупывал всЯкий предмет,
попадавший в руки.

Њать он скоро научилсЯ узнавать по походке, по шелесту платьЯ, по
каким-то еще, ему одному доступным, неуловимым длЯ других признакам: сколько
бы ни было в комнате людей, как бы они ни передвигались, он всегда
направлЯлсЯ безошибочно в ту сторону, где она сидела. Љогда она неожиданно
брала его на руки, он все же сразу узнавал, что сидит у матери. Љогда же его
брали другие, он быстро начинал ощупывать своими ручонками лицо взЯвшего его
человека и тоже скоро узнавал нЯньку, дЯдю Њаксима, отца. Ќо если он попадал
к человеку незнакомому, тогда движениЯ маленьких рук становились медленнее:
мальчик осторожно и внимательно проводил ими по незнакомому лицу; и его
черты выражали напрЯженное внимание; он как будто "вглЯдывалсЯ" кончиками
своих пальцев.
Џо натуре он был очень живым и подвижным ребенком, но месЯцы шли за
месЯцами, и слепота все более налагала свой отпечаток на темперамент
мальчика, начинавший определЯтьсЯ. †ивость движений понемногу терЯлась; он
стал забиватьсЯ в укромные уголки и сидел там по целым часам смирно, с
застывшими чертами лица, как будто к чему-то прислушиваЯсь. Љогда в комнате
бывало тихо и смена разнообразных звуков не развлекала его вниманиЯ,
ребенок, казалось, думал о чем-то с недоумелым и удивленным выражением на
красивом и не по-детски серьезном лице.
„ЯдЯ Њаксим угадал: тонкаЯ и богатаЯ нервнаЯ организациЯ мальчика брала
свое и восприимчивостью к ощущениЯм осЯзаниЯ и слуха как бы стремилась
восстановить до известной степени полноту своих восприЯтий. ‚сех удивлЯла
поразительнаЯ тонкость его осЯзаниЯ, Џо временам казалось даже, что он не
чужд ощущениЯ цветов; когда ему в руки попадали Ярко окрашенные лоскутьЯ, он
дольше останавливал на них свои тонкие пальцы, и по лицу его проходило
выражение удивительного вниманиЯ. Ћднако со временем стало выЯснЯтьсЯ все
более и более, что развитие восприимчивости идет главным образом в сторону
слуха.
‚скоре он изучил в совершенстве комнаты по их звукам: различал походку
домашних, скрип стула под инвалидом-дЯдей, сухое, размеренное шоркание нитки
в руках матери, ровное тикание стенных часов. €ногда, ползаЯ вдоль стены, он
чутко прислушивалсЯ к легкому, неслышному длЯ других шороху и, поднЯв руку,
тЯнулсЯ ею за бегавшею по обоЯм мухой. Љогда испуганное насекомое снималось
с места и улетало, на лице слепого ЯвлЯлось выражение болезненного
недоумениЯ. Ћн не мог отдать себе отчета в таинственном исчезновении мухи.
Ќо впоследствии и в таких случаЯх лицо его сохранЯло выражение осмысленного
вниманиЯ: он поворачивал голову в ту сторону, куда улетала муха, -
изощренный слух улавливал в воздухе тонкий звон ее крыльев.
Њир, сверкавший, двигавшийсЯ и звучавший вокруг, в маленькую головку
слепого проникал главным образом в форме звуков, и в эти формы отливались
его представлениЯ. Ќа лице застывало особенное внимание к звукам: нижнЯЯ
челюсть слегка оттЯгивалась вперед на тонкой и удлинившейсЯ шее. Ѓрови
приобретали особенную подвижность, а красивые, но неподвижные глаза
придавали лицу слепого какой-то суровый и вместе с тем трогательный
отпечаток.

’ретьЯ зима его жизни приходила к концу. Ќа дворе уже таЯл снег,
звенели весенние потоки, и вместе с тем здоровье мальчика, который зимой все
прихварывал и потому всю ее провел в комнатах, не выходЯ на воздух, стало
поправлЯтьсЯ.
‚ынули вторые рамы, и весна ворвалась в комнату с удвоенной силой. ‚
залитые светом окна глЯдело смеющеесЯ весеннее солнце, качались голые еще
ветки буков, вдали чернели нивы, по которым местами лежали белые пЯтна
тающих снегов, местами же пробивалась чуть заметною зеленью молодаЯ трава.
‚сем дышалось вольнее и лучше, на всех весна отражалась приливом обновленной
и бодрой жизненной силы.
„лЯ слепого мальчика она врывалась в комнату только своим торопливым
шумом. Ћн слышал, как бегут потоки весенней воды, точно вдогонку „руг за
другом, прыгаЯ по камнЯм, прорезаЯсь в глубину размЯкшей земли; ветки буков
шептались за окнами, сталкиваЯсь и звенЯ легкими ударами по стеклам. Ђ
торопливаЯ весеннЯЯ капель от нависших на крыше сосулек, прихваченных
утренним морозом и теперь разогретых солнцем, стучала тысЯчью звонких
ударов. ќти звуки падали в комнату, подобно Ярким и звонким камешкам, быстро
отбивавшим переливчатую дробь. Џо временам сквозь этот звон и шум окрики
журавлей плавно проносились с далекой высоты и постепенно смолкали, точно
тихо таЯ в воздухе.
Ќа лице мальчика это оживление природы сказывалось болезненным
недоумением. Ћн с усилием сдвигал свои брови, вытЯгивал шею, прислушивалсЯ и
затем, как будто встревоженный непонЯтною суетой звуков, вдруг протЯгивал
руки, разыскиваЯ мать, и кидалсЯ к ней, крепко прижимаЯсь к ее груди.
- —то это с ним? - спрашивала мать себЯ и других.
„ЯдЯ Њаксим внимательно вглЯдывалсЯ в лицо мальчика и не мог объЯснить
его непонЯтной тревоги.
- Ћн... не может понЯть, - догадывалась мать, улавливаЯ на лице сына
выражение болезненного недоумениЯ и вопроса.
„ействительно, ребенок был встревожен и беспокоен: он то улавливал
новые звуки, то удивлЯлсЯ тому, что прежние, к которым он уже начал
привыкать, вдруг смолкали и куда-то терЯлись.

VII

•аос весенней неурЯдицы смолк. Џод жаркими лучами солнца работа природы
входила все больше и больше в свою колею, жизнь как будто напрЯгалась, ее
поступательный [Џоступательный - направленный вперед] ход становилсЯ
стремительнее, точно бег разошедшегосЯ поезда. ‚ лугах зазеленела молодаЯ
травка, в воздухе носилсЯ запах березовых почек.
Њальчика решили вывести в поле, на берег ближней реки.
Њать вела его за руку. ђЯдом на своих костылЯх шел дЯдЯ Њаксим, и все
они направлЯлись к береговому холмику, который достаточно уже высушили
солнце и ветер. Ћн зеленел густой муравой, и с него открывалсЯ вид на
далекое пространство.
џркий день ударил по главам матери и Њаксима. ‘олнечные лучи согревали
их лица, весенний ветер, как будто взмахиваЯ невидимыми крыльЯми, сгонЯл эту
теплоту, заменЯЯ ее свежею прохладой. ‚ воздухе носилось что-то опьЯнЯющее
до неги, до истомы.
Њать почувствовала, что в ее руке крепко сжалась маленькаЯ ручка
ребенка, но опьЯнЯющее веЯние весны сделало ее менее чувствительной к этому
проЯвлению детской тревоги. Ћна вздыхала полной грудью и шла вперед, не
оборачиваЯсь; если бы она сделала это, то увидела бы странное выражение на
лице мальчика. Ћн поворачивал открытые глаза к солнцу с немым удивлением.
ѓубы его раскрылись; он вдыхал в себЯ воздух быстрыми глотками, точно рыба,
которую вынули из воды; выражение болезненного восторга пробивалось по
временам на беспомощно-растерЯнном личике, пробегало по нем какими-то
нервными ударами, освещаЯ его на мгновение, и тотчас же сменЯлось опЯть
выражением удивлениЯ, доходЯщего до испуга и недоумелого вопроса. ’олько
одни глаза глЯдели все тем же ровным и неподвижным, незрЯчим взглЯдом.
„ойдЯ до холмика, они уселись на нем все трое. Љогда мать приподнЯла
мальчика с земли, чтобы посадить его поудобнее, он опЯть судорожно схватилсЯ
за ее платье; казалось, он боЯлсЯ, что упадет куда-то, как будто не чувствуЯ
под собой земли. Ќо мать и на этот раз не заметила тревожного движениЯ,
потому что ее глаза и внимание были прикованы к чудной весенней картине.
Ѓыл полдень. ‘олнце тихо катилось по синему небу. ‘ холма, на котором
они сидели, виднелась широко разлившаЯсЯ река. Ћна пронесла уже свои льдины,
и только по временам на ее поверхности плыли и таЯли кое-где последние из
них, выделЯЯсь белыми пЯтнышками, Ќа поемных лугах [Џоемные луга - луга,
заливаемые водой во времЯ разлива реки] стоЯла вода широкими лиманами [‹иман
- залив]; белые облачка, отражаЯсь в них вместе с опрокинутым лазурным
сводом, тихо плыли в глубине и исчезали, как будто и они таЯли, подобно
льдинам. ‚ременами пробегала от ветра легкаЯ рЯбь, сверкаЯ на солнце. „альше
за рекой чернели разопревшие нивы и парили, застилаЯ реющею, колеблющеюсЯ
дымкой дальние лачуги, крытые соломой, и смутно зарисовавшуюсЯ синюю полоску
леса. ‡емлЯ как будто вздыхала, и что-то подымалось от нее к небу, как клубы
жертвенного фимиама [†ертвенный фимиам - дым ароматных веществ, сжигаемых
при приношении жертвы божеству по обрЯдам некоторых религий].
Џрирода раскинулась кругом, точно великий храм, приготовленный к
празднику. Ќо длЯ слепого это была только необъЯснимаЯ тьма, котораЯ
необычно волновалась вокруг, шевелилась, рокотала и звенела, протЯгиваЯсь к
нему, прикасаЯсь к его душе со всех сторон неизведанными еще, необычными
впечатлениЯми, от наплыва которых болезненно билось детское сердце.
‘ первых же шагов, когда лучи теплого днЯ ударили ему в лицо, согрели
нежную кожу, он инстинктивно поворачивал к солнцу свои незрЯчие глаза, как
будто чувствуЯ, к какому центру тЯготеет все окружающее. „лЯ него не было ни
этой прозрачной дали, ни лазурного свода, ни широко раздвинутого горизонта.
Ћн чувствовал только, как что-то материальное, ласкающее и теплое касаетсЯ
его лица ножным, согревающим прикосновением. Џотом кто-то прохладный и
легкий, хотЯ и менее легкий, чем тепло солнечных лучей, снимает с его лица
эту негу и пробегает по нем ощущением свежей прохлады. ‚ комнатах мальчик
привык двигатьсЯ свободно, чувствуЯ вокруг себЯ пустоту. ‡десь же его
охватили какие-то странно сменЯвшиесЯ волны, то нежно ласкающие, то
щекочущие и опьЯнЯющие. ’еплые прикосновениЯ солнца быстро обмахивались
кем-то, и струЯ ветра, звенЯ в уши, охватываЯ лицо, виски, голову до самого
затылка, тЯнулась вокруг, как будто стараЯсь подхватить мальчика, увлечь его
куда-то в пространство, которого он не мог видеть, уносЯ сознание, навеваЯ
забывчивую истому. ’огда-то рука мальчика крепче сжимала руку матери, а его
сердце замирало и, казалось, вот-вот совсем перестанет битьсЯ.
Љогда его усадили, он как будто несколько успокоилсЯ. ’еперь, несмотрЯ
на странное ощущение, переполнившее все его существо, он все же стал было
различать отдельные звуки. ’емные ласковые волны неслись по-прежнему
неудержимо, ему казалось, что они проникают внутрь его тела, так как удары
его всколыхавшейсЯ крови подымались и опускались вместе с ударами этих волн.
Ќо теперь они приносили с собой то Яркую трель жаворонка, то тихий шелест
распустившейсЯ березки, то чуть слышные всплески реки. ‹асточка свистела
легким крылом, описываЯ невдалеке причудливые круги, звенели мошки, и над
всем этим проносилсЯ порой протЯжный и печальный окрик пахарЯ на равнине,
понукавшего волов над распахиваемой полоской.
Ќо мальчик не мог схватить этих звуков в их целом, не мог соединить их,
расположить в перспективу [’о есть не мог уЯснить себе степень отдаленности
или близости долетавших до него звуков]. Ћни как будто падали, проникаЯ в
темную головку, один за другим, то тихие, неЯсные, то громкие, Яркие,
оглушающие. Џо временам они толпились одновременно, неприЯтно смешиваЯсь в
непонЯтную дисгармонию [„исгармониЯ - несозвучность, разноголосица]. Ђ ветер
с полЯ все свистел в уши, и мальчику казалось, что волны бегут быстрее и их
рокот застилает все остальные звуки, которые несутсЯ теперь откуда-то о
другого мира, точно воспоминание о вчерашнем дне. € по мере того как звуки
тускнели, в грудь мальчика вливалось ощущение какой-то щекочущей истомы.
‹ицо подергивалось ритмически пробегавшими по нем переливами; глаза то
закрывались, то открывались опЯть, брови тревожно двигались, и во всех
чертах пробивалсЯ вопрос, тЯжелое усилие мысли и воображениЯ. Ќе окрепшее
еще и переполненное новыми ощущениЯми сознание начинало изнемогать: оно еще
боролось с нахлынувшими со всех сторон впечатлениЯми, стремЯсь устоЯть среди
них, слить их в одно целое и таким образом овладеть ими, победить их. Ќо
задача была не по силам темному мозгу ребенка, которому недоставало длЯ этой
работы зрительных представлений.
€ звуки летели и падали один за другим, все еще слишком пестрые,
слишком звонкие... Ћхватившие мальчика волны вздымались все напрЯженнее,
налетаЯ из окружающего звеневшего и рокотавшего мрака и уходЯ в тот же мрак,
сменЯЯсь новыми волнами, новыми звуками... быстрее, выше, мучительнее
подымали они его, укачивали, баюкали... …ще раз пролетела над этим
тускнеющим хаосом длиннаЯ и печальнаЯ нота человеческого окрика, и затем все
сразу смолкло.
Њальчик тихо застонал и откинулсЯ назад на траву. Њать быстро
повернулась к нему и тоже вскрикнула: он лежал на траве, бледный, в глубоком
обмороке.

VIII

„ЯдЯ Њаксим был очень встревожен этим случаем. ‘ некоторых пор он стал
выписывать книги по физиологии [”изиологиЯ - наука, изучающаЯ функции
отправлениЯ организма человека и животных], психологии [ЏсихологиЯ - наука,
изучающаЯ психику человека, то есть его душевную организацию, процессы
ощущениЯ, восприЯтиЯ, мышлениЯ, чувства] и педагогике [Џедагогика - наука о
методах воспитаниЯ и обучениЯ] и с обычною своей энергией занЯлсЯ изучением
всего, что дает наука по отношению к таинственному росту и развитию детской
души.
ќта работа завлекала его все больше и больше, и поэтому мрачные мысли о
непригодности к житейской борьбе, о "червЯке, пресмыкающемсЯ в пыли", и о
"фурштате" давно уже незаметно улетучились из квадратной головы ветерана
[‚етеран - престарелый, испытанный в боЯх воин]. Ќа их месте воцарилось в
этой голове вдумчивое внимание, по временам даже розовые мечты согревали
стареющее сердце. „ЯдЯ Њаксим убеждалсЯ все более и более, что природа,
отказавшаЯ мальчику в зрении, не обидела его в других отношениЯх; это было
существо, которое отзывалось на доступные ему внешние впечатлениЯ с
замечательною полнотой и силой. € дЯде Њаксиму казалось, что он призван к
тому, чтобы развить присущие мальчику задатки, чтоб усилием своей мысли и
своего влиЯниЯ уравновесить несправедливость слепой судьбы, чтоб вместо себЯ
поставить в рЯды бойцов за дело жизни нового рекрута [ђекрут - новобранец;
здесь: новый борец за социальную справедливость], на которого, без его
влиЯниЯ, никто не мог рассчитывать.
"Љто знает, - думал старый гарибальдиец, - ведь боротьсЯ можно не
только копьем и саблей. Ѓыть может, несправедливо обиженный судьбою подымет
со временем доступное ему оружие в защиту других, обездоленных жизнью, и
тогда Я недаром проживу на свете, изувеченный старый солдат... "
„аже свободным мыслителЯм сороковых и пЯтидесЯтых годов не было чуждо
суеверное представление о "таинственных предначертаниЯх" природы. Ќе мудрено
поэтому, что по мере развитиЯ ребенка, выказывавшего недюжинные способности,
дЯдЯ Њаксим утвердилсЯ окончательно в убеждении, что самаЯ слепота есть лишь
одно из проЯвлений этих "таинственных предначертаний". "Ћбездоленный за
обиженных" - вот девиз, который он выставил заранее на боевом знамени своего
питомца.

Џосле первой весенней прогулки мальчик пролежал несколько дней в бреду.
Ћн то лежал неподвижно и безмолвно в своей постели, то бормотал что-то и к
чему-то прислушивалсЯ. € во все это времЯ с его лица не сходило характерное
выражение недоумениЯ.
- Џраво, он глЯдит так, как будто стараетсЯ понЯть что-то и не может, -
говорила молодаЯ мать.
Њаксим задумывалсЯ и кивал головой. Ћн понЯл, что страннаЯ тревога
мальчика и внезапный обморок объЯснЯлись обилием впечатлений, с которыми не
могло справитьсЯ сознание, и решилсЯ допускать к выздоравливавшему мальчику
эти впечатлениЯ постепенно, так сказать, расчлененными на составные части. ‚
комнате, где лежал больной, окна были плотно закрыты. Џотом, по мере
выздоровлениЯ, их открывали на времЯ, затем его водили по комнатам, выводили
на крыльцо, на двор, в сад. € каждый раз, как на лице слепого ЯвлЯлось
тревожное выражение, мать объЯснЯла ему поражавшие его звуки.
- ђожок пастуха слышен за лесом, - говорила она. - Ђ это из-за
щебетаниЯ воробьиной стаи слышен голос малиновки. Ђист клекочет на своем
колесе [‚ Њалороссии и Џольше длЯ аистов ставЯт высокие столбы и надевают на
них старые колеса, на которых птица завивает гнездо. (Џримеч. автора)]. Ћн
прилетел на днЯх из далеких краев и строит гнездо на старом месте.
€ мальчик поворачивал к ней свое лицо, светившеесЯ благодарностью, брал
ее руку и кивал головой, продолжаЯ прислушиватьсЯ с вдумчивым и осмысленным
вниманием.

Ћн начинал расспрашивать обо всем, что привлекало его внимание, и мать
или, еще чаще, дЯдЯ Њаксим рассказывали ему о разных предметах и существах,
издававших те или другие звуки. ђассказы матери, более живые и Яркие,
производили на мальчика большее впечатление, но по временам впечатление это
бывало слишком болезненно. ЊолодаЯ женщина, страдаЯ сама, с растроганным
лицом, с глазами, глЯдевшими с беспомощною жалобой и болью, старалась дать
своему ребенку понЯтие о формах и цветах. Њальчик напрЯгал внимание, сдвигал
брови, на лбу его ЯвлЯлись даже легкие морщинки. ‚идимо, детскаЯ головка
работала над непосильною задачей, темное воображение билось, стремЯсь
создать из косвенных данных новое представление, но из этого ничего не
выходило. „ЯдЯ Њаксим всегда недовольно хмурилсЯ в таких случаЯх, и, когда
на глазах матери ЯвлЯлись слезы, а лицо ребенка бледнело от сосредоточенных
усилий, тогда Њаксим вмешивалсЯ в разговор, отстранЯл сестру и начинал свои
рассказы, в которых, по возможности, прибегал только к пространственным и
звуковым представлениЯм. ‹ицо слепого становилось спокойнее.
- Ќу, а какой он? большой? - спрашивал он про аиста, отбивавшего на
своем столбе ленивую барабанную дробь.
€ при этом мальчик раздвигал руки. Ћн делал это обыкновенно при
подобных вопросах, а дЯдЯ Њаксим указывал ему, когда следовало остановитьсЯ.
’еперь он совсем раздвинул свои маленькие ручонки, но дЯдЯ Њаксим сказал:
- Ќет, он еще гораздо больше. …сли бы привести его в комнату и
поставить на полу, то голова его была бы выше спинки стула.
- Ѓольшой... - задумчиво произнес мальчик. - Ђ малиновка - вот! - и он
чуть-чуть развел сложенные вместе ладони.
- „а, малиновка такаЯ... ‡ато большие птицы никогда не поют так хорошо,
как маленькие. Њалиновка стараетсЯ, чтобы всем было приЯтно ее слушать. Ђ
аист - серьезнаЯ птица, стоит себе на одной ноге в гнезде, озираетсЯ кругом,
точно сердитый хозЯин на работников, и громко ворчит, не заботЯсь о том, что
голос у него хриплый и его могут слышать посторонние.
Њальчик смеЯлсЯ, слушаЯ эти описаниЯ, и забывал на времЯ о своих
тЯжелых попытках понЯть рассказы матери. Ќо все же эти рассказы привлекали
его сильнее, и он предпочитал обращатьсЯ с расспросами к ней, а не к дЯде
Њаксиму.

ѓлава втораЯ

’емнаЯ голова ребенка обогащалась новыми представлениЯми; посредством
сильно изощренного слуха он проникал все дальше в окружавшую его природу.
Ќад ним и вокруг него по-прежнему стоЯл глубокий, непроницаемый мрак; мрак
этот навис над его мозгом тЯжелою тучей, и хотЯ он залег над ним со днЯ
рождениЯ, хотЯ, по-видимому, мальчик должен был свыкнутьсЯ с своим
несчастьем, однако детскаЯ природа по какому-то инстинкту беспрестанно
силилась освободитьсЯ от темной завесы. ќти не оставлЯвшие ребенка ни на
минуту бессознательные порывы к незнакомому ему свету отпечатлевались на его
лице все глубже и глубже выражением смутного страдающего усилиЯ.
’ем не менее бывали и длЯ него минуты Ясного довольства Ярких детских
восторгов, и это случалось тогда, когда доступные длЯ него внешние
впечатлениЯ доставлЯли ему новое сильное ощущение, знакомили с новыми
ЯвлениЯми невидимого мира. ‚еликаЯ, могучаЯ природа не оставалась длЯ
слепого совершенно закрытою. ’ак, однажды, когда его свели на высокий утес
над рекой, он с особенным выражением прислушивалсЯ к тихим всплескам реки
далеко под ногами и с замиранием сердца хваталсЯ за платье матери, слушаЯ,
как катились вниз обрывавшиесЯ из-под ноги его камни. ‘ тех пор он
представлЯл себе глубину в виде тихого ропота воды у подножиЯ утеса или в
виде испуганного шороха падавших вниз камешков.
„аль звучала в его ушах смутно замиравшею песней; когда же по небу
гулко перекатывалсЯ весенний гром, заполнЯЯ собой пространство и с сердитым
рокотом терЯЯсь за тучами, слепой мальчик прислушивалсЯ к этому рокоту с
благоговейным испугом, и сердце его расширЯлось, а в голове возникало
величавое представление о просторе поднебесных высот.
’аким образом, звуки были длЯ него глазным непосредственным выражением
внешнего мира; остальные впечатлениЯ служили только дополнением к
впечатлениЯм слуха, в которые отливались его представлениЯ, как в формы.
Џо временам, в жаркий полдень, когда вокруг все смолкало, когда
затихало людское движение и в природе устанавливалась та особеннаЯ тишина,
под которой чуетсЯ только непрерывный, бесшумный бег жизненной силы, на лице
слепого мальчика ЯвлЯлось характерное выражение. Љазалось, под влиЯнием
внешней тишины из глубины его души подымались какие-то ему одному доступные
звуки, к которым он будто прислушивалсЯ с напрЯженным вниманием. Њожно было
подумать, глЯдЯ на него в такие минуты, что зарождающаЯсЯ неЯснаЯ мысль
начинает звучать в его сердце, как смутнаЯ мелодиЯ песни.

…му шел уже пЯтый год. Ћн был тонок и слаб, но ходил и даже бегал
свободно по всему дому. Љто смотрел на него, как он уверенно выступал в
комнатах, поворачиваЯ именно там, где надо, и свободно разыскиваЯ нужные ему
предметы, тот мог бы подумать, если это был незнакомый человек, что перед
ним не слепой, а только странно сосредоточенный ребенок с задумчивыми и
глЯдевшими в неопределенную даль глазами. Ќо уже по двору он ходил с большим
трудом, постукиваЯ перед собой палкой. …сли же в руках у него не было палки,
то он предпочитал ползать по земле, быстро исследуЯ руками попадавшиесЯ на
пути предметы.

III

Ѓыл тихий летний вечер. „ЯдЯ Њаксим сидел в саду. Ћтец, по обыкновению,
захлопоталсЯ где-то в дальнем поле. Ќа дворе и кругом было тихо; селение
засыпало, в людской тоже смолк говор работников и прислуги. Њальчика уже с
полчаса уложили в постель.
Ћн лежал в полудремоте. ‘ некоторых пор у него с этим тихим часом стало
свЯзыватьсЯ странное воспоминание. Ћн, конечно, не видел, как темнело синее
небо, как черные верхушки деревьев качались, рисуЯсь на звездной лазури, как
хмурились лохматые "стрехи" ["‘треха" - крыша, кровлЯ] стоЯвших кругом двора
строений, как синЯЯ мгла разливалась по земле вместе с тонким золотом
лунного и звездного света. Ќо вот уже несколько дней он засыпал под каким-то
особенным, чарующим впечатлением, в котором на другой день не мог дать себе
отчета.
Љогда дремота все гуще застилала его сознание, когда смутный шелест
буков совсем стихал и он переставал уже различать и дальний лай деревенских
собак, и щелканье соловьЯ за рекой, и меланхолическое [Њеланхолическое -
унылое, тоскливое] позвЯкивание бубенчиков, подвЯзанных к пасущемусЯ на лугу
жеребенку, - когда все отдельные звуки стушевывались и терЯлись, ему
начинало казатьсЯ, что все они, слившись в одну стройную гармонию [ѓармониЯ
- благозвучие, стройность звуков], тихо влетают в окно и долго кружатсЯ над
его постелью, навеваЯ неопределенные, но удивительно приЯтные грезы. Ќаутро
он просыпалсЯ разнеженный и обращалсЯ к матери с живым вопросом:
- —то это было... вчера? —то это такое?..
Њать не знала, в чем дело, и думала, что ребенка волнуют сны. Ћна сама
укладывала его в постель, заботливо крестила и уходила, когда он начинал
дремать, не замечаЯ при этом ничего особенного. Ќо на другой день мальчик
опЯть говорил ей о чем-то приЯтно тревожившем его с вечера.
- ’ак хорошо, мама, так хорошо! —то же это такое?
‚ этот вечер она решилась остатьсЯ у постели ребенка подольше, чтобы
разъЯснить себе странную загадку. Ћна сидела на стуле, рЯдом с его
кроваткой, машинально перебираЯ петли вЯзаньЯ и прислушиваЯсь к ровному
дыханию своего ЏетрусЯ. Љазалось, он совсем уже заснул, как вдруг в темноте
послышалсЯ его тихий голос:
- Њама, ты здесь?
- „а, да, мой мальчик...
- “йди, пожалуйста, оно боитсЯ тебЯ, и до сих пор его нет. џ уже совсем
было заснул, а этого все нет...
“дивленнаЯ мать с каким-то странным чувством слушала этот полусонный,
жалобный шепот... ђебенок говорил о своих сонных грезах с такою
уверенностью, как будто это что-то реальное. ’ем не менее мать встала,
наклонилась к мальчику, чтобы поцеловать его, и тихо вышла, решившись
незаметно подойти к открытому окну со стороны сада.
Ќе успела она сделать своего обхода, как загадка разъЯснилась. Ћна
услышала вдруг тихие, переливчатые тоны свирели, которые неслись из конюшни,
смешиваЯсь с шорохом южного вечера. Ћна сразу понЯла, что именно эти
нехитрые переливы простой мелодии, совпадавшие с фантастическим часом
дремоты, так приЯтно настраивали воспоминаниЯ мальчика.
Ћна сама остановилась, постоЯла с минуту, прислушиваЯсь к задушевным
напевам малорусской [ЊалорусскаЯ - украинскаЯ. ЊалороссиЯ - дореволюционное
название “краины] песни, и, совершенно успокоеннаЯ, ушла в темную аллею сада
к дЯде Њаксиму.
"•орошо играет €охим, - подумала она. - ‘транно, сколько тонкого
чувства в этом грубоватом на вид "хлопе" ["•лоп" (польск.) - крестьЯнин].

Ђ €охим действительно играл хорошо. …му нипочем была даже и хитраЯ
скрипка, и было времЯ, когда в корчме, по воскресеньЯм, никто лучше не мог
сыграть "казака" ["Љазак" - здесь: украинский танец "казачок"] или веселого
польского "краковЯка" ["ЉраковЯк" - польский танец]. Љогда, бывало, он,
усевшись в углу, крепко притиснув скрипку бритым подбородком и ухарски
заломив высокую смушковую шапку на затылок, ударЯл кривым смычком по упругим
струнам, тогда редко кто в корчме мог усидеть на месте. „аже старый
одноглазый еврей, аккомпанировавший €охиму на контрабасе, одушевлЯлсЯ до
последней степени. …го неуклюжий "струмент", казалось, надрываетсЯ от
усилий, чтобы поспеть своими тЯжелыми басовыми нотами за легкими, певучими и
прыгающими тонами €охимовой скрипки, а сам старый џнкель, высоко подергиваЯ
плечами, вертел лысой головой в ермолке и весь подпрыгивал в такт шаловливой
и бойкой мелодии. —то же говорить о крещеном народе, у которого ноги
устроены исстари таким образом, что при первых звуках веселого плЯсового
напева сами начинают подгибатьсЯ и притопывать.
Ќо с тех пор как €охиму полюбилась ЊарьЯ, двороваЯ девка соседнего
пана, он что-то не залюбил веселую скрипку. Џравда, что скрипка не помогла
ему победить сердце вострой девки, и ЊарьЯ предпочла безусую немецкую
физиономию барского камердинера усатой "пыке" ["Џыка" - по-малорусски
ироническое название лица; соответствует отчасти слову "рожа". (Џримеч.
автора)] хохла-музыканта. ‘ тех пор его скрипки не слыхали более в корчме и
на вечерницах [‚ечерницы (укр.) - вечеринки]. Ћн повесил ее на колышке в
конюшне и не обращал вниманиЯ на то, что от сырости и его нерадениЯ на
любимом прежде инструменте то и дело одна за другой лопались струны. Ђ они
лопались с таким громким и жалобным предсмертным звоном, что даже лошади
сочувственно ржали и удивленно поворачивали головы к ожесточившемусЯ
хозЯину.
Ќа место скрипки €охим купил у прохожего карпатского горца деревЯнную
дудку. Ћн, по-видимому, находил, что ее тихие, задушевные переливы больше
соответствуют его горькой судьбе, лучше выразЯт печаль его отвергнутого
сердца. Ћднако горскаЯ дудка обманула его ожиданиЯ. Ћн перебрал их до
десЯтка, пробовал на все лады, обрезал, мочил в воде и сушил на солнце,
подвешивал на тонкой бечевочке под крышей, чтобы ее обдувало ветром, но
ничто не помогало: горскаЯ дудка не слушалась хохлацкого сердца. Ћна
свистела там, где нужно было петь, взвизгивала тогда, когда он ждал от нее
томного дрожаниЯ, и вообще никак не поддавалась его настроению. Ќаконец он
осердилсЯ на всех бродЯчих горцев, убедившись окончательно, что ни один из
них не в состоЯнии сделать хорошую дудку, и затем решилсЯ сделать ее своими
руками. ‚ течение нескольких дней он бродил с насупленными бровЯми по полЯм
и болотам, подходил к каждому кустику ивы, перебирал ее ветки, срезал
некоторые из них, но, по-видимому, все не находил того, что ему было нужно.
…го брови были по-прежнему угрюмо сдвинуты, и он шел дальше, продолжаЯ
розыски. Ќаконец он попал на одно место, над лениво струившеюсЯ речкой. ‚ода
чуть-чуть шевелила в этой заводи [‡аводь - часть реки около берега с
замедленным течением] белые головки кувшинок, ветер не долетал сюда из-за
густо разросшихсЯ ив, которые тихо и задумчиво склонились к темной,
спокойной глубине. €охим, раздвинув кусты, подошел к речке, постоЯл с минуту
и как-то вдруг убедилсЯ, что именно здесь он найдет то, что ему нужно.
Њорщины на его лбу разгладились. Ћн вынул из-за голенища привЯзанный на
ремешке складной ножик и, окинув внимательным взглЯдом задумчиво шептавшиесЯ
кусты ивнЯка, решительно подошел к тонкому, прЯмому стволу, качавшемусЯ над
размытою кручей. Ћн зачем-то щелкнул по нем пальцем, посмотрел с
удовольствием, как он упруго закачалсЯ в воздухе, прислушалсЯ к шепоту его
листьев и мотнул головой.
- Ћто ж воно самесенькое, - пробормотал €охим с удовольствием и
выбросил в речку все срезанные ранее прутьЯ.
„удка вышла на славу. ‚ысушив иву, он выжег ей сердце раскаленною
проволокой, прожег шесть круглых отверстий, прорезал наискось седьмое и
плотно заткнул один конец деревЯнною затычкой, оставив в ней косую узенькую
щелку. ‡атем она целую неделю висела на бечевке, причем ее грело солнцем и
обдавало звонким ветром. Џосле этого он старательно выстругал ее ножом,
почистил стеклом и крепко обтер куском грубого сукна. ‚ерхушка у нее была
круглаЯ, от середины шли ровные, точно отполированные грани, по которым он
выжег с помощью изогнутых кусочков железа разные хитрые узоры. Џопробовав ее
несколькими быстрыми переливами гаммы [ѓамма - последовательный рЯд
повышающихсЯ или понижающихсЯ звуков], он взволнованно мотнул головой,
крЯкнул и торопливо спрЯтал в укромное местечко, около своей постели. Ћн не
хотел делать первого музыкального опыта среди дневной суеты. ‡ато в тот же
вечер из конюшни полились нежные, задумчивые, переливчатые и дрожащие трели.
€охим был совершенно доволен своей дудкой. Љазалось, она была частью его
самого; звуки, которые она издавала, лились будто из собственной его
согретой и разнеженной груди, и каждый изгиб его чувства, каждый оттенок его
скорби тотчас же дрожал в чудесной дудке, тихо срывалсЯ с нее и звучно нессЯ
вслед за другими, среди чутко слушавшего вечера.

’еперь €охим был влюблен в свою дудку и праздновал с ней свой медовый
месЯц. „нем он аккуратно справлЯл обЯзанности конюха, водил лошадей на
водопой, запрЯгал их, выезжал с "паней" или с Њаксимом. Џо временам, когда
он заглЯдывал в сторону соседнего села, где жила жестокаЯ ЊарьЯ, тоска
начинала сосать его сердце. Ќо с наступлением вечера он забывал обо всем
мире, и даже образ чернобровой девушки застилалсЯ будто туманом. ќтот образ
терЯл свою жгучую определенность, рисовалсЯ перед ним в каком-то смутном
фоне и лишь настолько, чтобы придавать задумчиво-грустный характер напевам
чудесной дудки.
‚ таком музыкальном экстазе [ќкстаз - здесь: сильное напрЯжение, высшаЯ
степень восторга], весь изливаЯсь в дрожащих мелодиЯх, лежал €охим в конюшне
и в тот вечер. Њузыкант успел совершенно забыть не только жестокую
красавицу, но даже потерЯл из вида собственное свое существование, как вдруг
он вздрогнул и приподнЯлсЯ на своей постели. ‚ самом патетическом
[Џатетическое - волнующее] месте он почувствовал, как чьЯ-то маленькаЯ рука
быстро пробежала легкими пальцами по его лицу, скользнула по рукам и затем
стала как-то торопливо ощупывать дудку. ‚месте с тем он услышал возле себЯ
чье-то быстрое, взволнованное, короткое дыхание.
- –ур тобi, пек тобi! [–ур тобi, пек тобi! (укр.) - —ур тебЯ, сгинь,
пропади!] - произнес он обычное заклинание и тут же прибавил вопрос: -
—ертове, чи [—и (укр.) - или] боже? - желаЯ узнать, не имеет ли он дела с
нечистою силой.
Ќо тотчас же скользнувший в открытые ворота конюшни луч месЯца показал
ему, что он ошибсЯ. “ его койки стоЯл слепой панич [Џанич (укр.) - барич,
барчук] и жадно тЯнулсЯ к нему своими ручонками.
—ерез час мать, пожелавшаЯ взглЯнуть на спЯщего ЏетрусЯ, не нашла его в
постели. Ћна испугалась сначала, но вскоре материнскаЯ сметка подсказала ей,
где нужно искать пропавшего мальчика. €охим очень сконфузилсЯ, когда,
остановившись, чтобы сделать передышку, он неожиданно увидел в дверЯх
конюшни "милостивую пани". Ћна, по-видимому, уже несколько минут стоЯла на
этом месте, слушаЯ его игру и глЯдЯ на своего мальчика, который сидел на
койке, укутанный в полушубок €охима, и все еще жадно прислушивалсЯ к
оборванной песне.

‘ тех пор каждый вечер мальчик ЯвлЯлсЯ к €охиму в конюшню. …му не
приходило и в голову просить €охима сыграть что-нибудь днем. Љазалось,
дневнаЯ суета и движение исключали в его представлении возможность этих
тихих мелодий. Ќо как только на землю опускалсЯ вечер, Џетрусь испытывал
лихорадочное нетерпение. ‚ечерний чай и ужин служили длЯ него лишь
указанием, что желаннаЯ минута близка, и мать, которой как-то инстинктивно
не нравились эти музыкальные сеансы, все же не могла запретить своему
любимцу бежать к дударю и просиживать у него в конюшне часа два перед сном.
ќти часы стали теперь длЯ мальчика самым счастливым временем, и мать с
жгучею ревностью видела, что вечерние впечатлениЯ владеют ребенком даже в
течение следующего днЯ, что даже на ее ласки он не отвечает с прежнею
безраздельностью, что, сидЯ у нее на руках и обнимаЯ ее, он с задумчивым
видом вспоминает вчерашнюю песню €охима.
’огда она вспомнила, что несколько лет назад, обучаЯсь в киевском
пансионе [Џансион - среднее учебное заведение; в женских пансионах главное
внимание было обращено на рукоделие, умение говорить по французски и на
хорошие манеры] пани ђадецкой, она, между прочими "приЯтными искусствами",
изучала также и музыку. Џравда, само по себе это воспоминание было не из
особенно сладких, потому что свЯзывалось с представлением об учительнице,
старой немецкой девице Љлапс, очень тощей, очень прозаичной и, главное,
очень сердитой. ќта чрезвычайно желчнаЯ дева, очень искусно "выламывавшаЯ"
пальцы своих учениц, чтобы придать им необходимую гибкость, вместе с тем с
замечательным успехом убивала в своих питомицах всЯкие признаки чувства
музыкальной поэзиЯ. ќто пугливое чувство не могло выносить уже одного
присутствиЯ девицы Љлапс, не говорЯ об ее педагогических приемах. Џоэтому,
выйдЯ из пансиона и даже замужем, Ђнна Њихайловна и не подумала о
возобновлении своих музыкальных упражнений. Ќо теперь, слушаЯ хохла-дударЯ,
она чувствовала, что вместе с ревностью к нему в ее душе постепенно
пробуждаетсЯ ощущение живой мелодии, а образ немецкой девицы тускнеет. ‚
результате этого процесса Явилась просьба пани Џопельской к мужу выписать из
города пианино.
- Љак хочешь, моЯ голубка, - ответил образцовый супруг. - ’ы, кажетсЯ,
не особенно любила музыку.
‚ тот же день послано было письмо в город, но, пока инструмент был
куплен и привезен из города в деревню, должно было пройти не менее двух-трех
недель.
Ђ между тем из конюшни каждый вечер звучали мелодические призывы, и
мальчик кидалсЯ туда, даже не спрашиваЯ уже позволениЯ матери.
‘пецифический [‘пецифический - особенный, свойственный исключительно
чему-нибудь (здесь: конюшне)] запах конюшни смешивалсЯ с ароматом сухой
травы и острым запахом сыромЯтных ремней [‘ыромЯтные ремни - сделанные из
сыромЯти (вымоченной и промЯтой кожи, употреблЯемой на конскую упрЯжь)].
‹ошади тихо жевали, шурша добываемыми из-за решетки клочьЯми сена; когда
дударь останавливалсЯ длЯ передышки, в конюшню Явственно доносилсЯ шепот
зеленых буков из сада. Џетрик сидел как очарованный и слушал.
Ћн никогда не прерывал музыканта, и только когда тот сам останавливалсЯ
и проходило две-три минуты в молчании, немое очарование сменЯлось в мальчике
какою-то странною жадностью. Ћн тЯнулсЯ за дудкой, брал ее дрожащими руками
и прикладывал к губам. ’ак как при этом в груди мальчика захватывало
дыхание, то первые звуки выходили у него какие-то дрожащие и тихие. Ќо потом
он понемногу стал овладевать немудреным инструментом. €охим располагал его
пальцы по отверстиЯм, и хотЯ маленькаЯ ручонка едва могла захватить эти
отверстиЯ, но все асе он скоро свыксЯ с звуками гаммы. Џри этом каждаЯ нота
имела длЯ него как бы свою особенную физиономию, свой индивидуальный
характер; он знал уже, в каком отверстии живет каждый из этих тонов, откуда
его нужно выпустить, и порой, когда €охим тихо перебирал пальцами
какой-нибудь несложный напев, пальцы мальчика тоже начинали шевелитьсЯ. Ћн с
полной Ясностью представлЯл себе последовательные тоны расположенными по их
обычным местам.

VII

Ќаконец, ровно через три недели, из города привезли пианино. ЏетЯ стоЯл
на дворе и внимательно слушал, как суетившиесЯ работники готовились нести в
комнату привозную "музыку". Ћна была, очевидно, очень тЯжелаЯ, так как,
когда ее стали подымать, телега трещала, а люди крЯхтели и глубоко дышали.
‚от они двинулись размеренными, тЯжелыми шагами, и при каждом таком шаге над
их головами что-то странно гудело, ворчало и позванивало. Љогда странную
музыку ставили на пол в гостиной, она опЯть отозвалась глухим гулом, точно
угрожаЯ кому-то в сильном гневе.
‚се это наводило на мальчика чувство, близкое к испугу, и не
располагало в пользу нового неодушевленного, но вместе сердитого гостЯ. Ћн
ушел в сад и не слышал, как установили инструмент на ножках, как приезжий из
города настройщик заводил его ключом, пробовал клавиши и настраивал
проволочные струны. ’олько когда все было кончено, мать велела позвать в
комнату Џетю.
’еперь, вооружившись венским инструментом лучшего мастера, Ђнна
Њихайловна заранее торжествовала победу над нехитрою деревенской дудкой. Ћна
была уверена, что ее ЏетЯ забудет теперь конюшню и дударЯ и что все свои
радости будет получать от нее. Ћна взглЯнула смеющимисЯ глазами на робко
вошедшего вместе с Њаксимом мальчика и на €охима, который просил позволениЯ
послушать заморскую музыку и теперь стоЯл у двери, застенчиво потупив глаза
и свесив чуприну [—уприна (укр.) - длинный клок волос на голове]. Љогда дЯдЯ
Њаксим и ЏетЯ уселись на кушетку, она вдруг ударила по клавишам пианино.
Ћна играла пьесу, которую в пансионе пани ђадецкой и под руководством
девицы Љлапс изучила в совершенстве. ќто было что-то особенно шумное, но
довольно хитрое, требовавшее значительной гибкости пальцев; на публичном
экзамене Ђнна Њихайловна стЯжала этой пьесой обильные похвалы и себе, и
особенно своей учительнице. Ќикто не мог сказать этого наверное, но многие
догадывались, что молчаливый пан Џопельский пленилсЯ панной џценко именно в
ту короткую четверть часа, когда она исполнЯла трудную пьесу. ’еперь молодаЯ
женщина играла ее с сознательным расчетом на другую победу: она желала
сильнее привлечь к себе маленькое сердце своего сына, увлеченного хохлацкой
дудкой.
Ћднако на этот раз ее ожиданиЯ были обмануты: венскому инструменту
оказалось не по силам боротьсЯ с куском украинской вербы. Џравда, у венского
пианино были могучие средства: дорогое дерево, превосходные струны, отличнаЯ
работа венского мастера, богатство обширного регистра [ђегистр - здесь:
широта звукового объема.]. ‡ато и у украинской дудки нашлись союзники, так
как она была у себЯ дома, среди родственной украинской природы.
Џрежде чем €охим срезал ее своим ножом и выжег ей сердце раскаленным
железом, она качалась здесь над знакомою мальчику родною речкой, ее ласкало
украинское солнце, которое согревало и его, и тот же обдавал ее украинский
ветер, пока зоркий глаз украинца-дударЯ подметил ее над размытою кручей. €
теперь трудно было иностранному пришельцу боротьсЯ с простою местною дудкой,
потому что она Явилась слепому мальчику в тихий час дремоты, среди
таинственного вечернего шороха, под шелест засыпавших буков, в сопровождении
всей родственной украинской природы.
„а и пани Џопельской далеко было до €охима. Џравда, ее тонкие пальцы
были и быстрее и гибче; мелодиЯ, которую она играла, сложнее и богаче, и
много трудов положила девица Љлапс, чтобы выучить свою ученицу владеть
трудным инструментом. ‡ато у €охима было непосредственное музыкальное
чувство, он любил и грустил и с любовью своей и с тоской обращалсЯ к родной
природе. …го учила несложным напевам эта природа, шум ее леса, тихий шепот
степной травы, задумчиваЯ, роднаЯ, стариннаЯ песнЯ, которую он слушал еще
над своею детскою колыбелью.
„а, трудно оказалось венскому инструменту победить хохлацкую дудку. Ќе
прошло и одной минуты, как дЯдЯ Њаксим вдруг резко застучал об пол своим
костылем. Љогда Ђнна Њихайловна повернулась в ту сторону, она увидела на
побледневшем лице Џетрика то самое выражение, с каким в памЯтный длЯ нее
день первой весенней прогулки мальчик лежал на траве.
€охим участливо посмотрел на мальчика, потом кинул пренебрежительный
взглЯд на немецкую музыку и удалилсЯ, стукаЯ по полу гостиной своими
неуклюжими "чоботьЯми" ["—оботьЯми" - сапогами].

VIII

Њного слез стоила бедной матери эта неудача, - слез и стыда. …й,
"милостивой пани" Џопельской, слышавшей гром рукоплесканий "избранной
публики", сознавать себЯ так жестоко пораженной, и кем же? - простым конюхом
€охимом с его глупою свистелкой! Љогда она вспоминала исполненный
пренебрежениЯ взглЯд хохла после ее неудачного концерта, краска гнева
заливала ее лицо, и она искренне ненавидела "противного хлопа".
€, однако, каждый вечер, когда ее мальчик убегал в конюшню, она
открывала окно, облокачивалась на него и жадно прислушивалась. ‘начала
слушала она с чувством гневного пренебрежениЯ, стараЯсь лишь уловить смешные
стороны в этом "глупом чириканье", но мало-помалу - она и сама не отдавала
себе отчета, как это могло случитьсЯ, - "глупое чириканье" стало овладевать
ее вниманием, и она уже с жадностью ловила задумчиво-грустные напевы.
‘похватившись, она задала себе вопрос, в чем же их привлекательность, их
чарующаЯ тайна, и понемногу эти синие вечера, неопределенные вечерние тени и
удивительнаЯ гармониЯ песни с природой разрешили ей этот вопрос.
"„а, - думала она про себЯ, побежденнаЯ и завоеваннаЯ в свою очередь, -
тут есть какое-то совсем особенное, истинное чувство... чарующаЯ поэзиЯ,
которую не выучишь по нотам".
€ это была правда. ’айна этой поэзии состоЯла в удивительной свЯзи
между давно умершим прошлым и вечно живущею, и вечно говорЯщею человеческому
сердцу природой, свидетельницей этого прошлого. Ђ он, грубый мужик в смазных
сапогах и с мозолистыми руками, носил в себе эту гармонию, это живое чувство
природы.
€ она сознавала, что гордаЯ "пани" смирЯетсЯ в ней перед
конюхом-хлопом. Ћна забывала его грубую одежду и запах дегтЯ, и сквозь тихие
переливы песни вспоминалось ей добродушное лицо с мЯгким выражением серых
глаз и застенчиво-юмористическою улыбкой из-под длинных усов. Џо временам
краска гнева опЯть приливала к лицу и вискам молодой женщины: она
чувствовала, что в борьбе из-за вниманиЯ ее ребенка она стала с этим мужиком
на одну арену, на равной ноге, и он, "хлоп", победил.
Ђ деревьЯ в саду шептались у нее над головой, ночь разгоралась огнЯми в
синем неба и разливалась по земле синею тьмой, и вместе с тем в душу молодой
женщины лилась горЯчаЯ грусть от €охимовых песен. Ћна все больше смирЯлась и
все больше училась постигать нехитрую тайну непосредственной и чистой
безыскусственной поэзии.

„а, у мужика €охима истинное, живое чувство! Ђ у нее? Ќеужели у нее нет
ни капли этого чувства? Ћтчего же так жарко в груди и так тревожно бьетсЯ в
ней сердце и слезы поневоле подступают к глазам?
ђазве это не чувство, не жгучее чувство любви к ее обездоленному,
слепому ребенку, который убегает от нее к €охиму и которому она не умеет
доставить такого же живого наслаждениЯ?
…й вспомнилось выражение боли, вызванное ее игрой, на лице мальчика, и
жгучие слезы лились у нее из глаз, и по временам она с трудом сдерживала
подступавшие к горлу и готовые вырватьсЯ рыданиЯ.
ЃеднаЯ мать! ‘лепота ее ребенка стала и ее вечным, неизлечимым недугом.
Ћн сказалсЯ и в болезненно-преувеличенной нежности, и в этом всю ее
поглотившем чувстве, свЯзавшем тысЯчью невидимых струн ее изболевшее сердце
с каждым проЯвлением детского страданиЯ. Џо этой причине то, что в другой
вызвало бы только досаду, - это странное соперничество с хохлом-дударем, -
стало длЯ нее источником сильнейших, преувеличенно-жгучих страданий.
’ак шло времЯ, не приносЯ ей облегчениЯ, но зато и не без пользы: она
начала сознавать в себе приливы того же живого ощущениЯ мелодии и поэзии,
которое так очаровало ее в игре хохла. ’огда в ней ожила и надежда. Џод
влиЯнием внезапных приливов самоуверенности она несколько раз подходила к
своему инструменту и открывала крышку с намерением заглушить певучими
ударами клавишей тихую дудку. Ќо каждый раз чувство нерешимости и стыдливого
страха удерживало ее от этих попыток. …й вспоминалось лицо ее страдающего
мальчика и пренебрежительный взглЯд хохла, и щеки пылали в темноте от стыда,
а рука только пробегала в воздухе над клавиатурой с боЯзливою жадностью...
’ем не менее изо днЯ в день какое-то внутреннее сознание своей силы в
ней все возрастало, и, выбираЯ времЯ, когда мальчик играл перед вечером в
дальней аллее или уходил гулЯть, она садилась за пианино. Џервыми опытами
она осталась не особенно довольна; руки не повиновались ее внутреннему
пониманию, звуки инструмента казались сначала чуждыми овладевшему ею
настроению. Ќо постепенно это настроение переливалось в них с большею
полнотой и легкостью; уроки хохла не прошли даром, а горЯчаЯ любовь матери и
чуткое понимание того, что именно захватывало так сильно сердце ребенка,
дали ей возможность так быстро усвоить эти уроки. ’еперь из-под рук выходили
уже не трескучие мудреные "пьесы", а тихаЯ песнЯ, грустнаЯ украинскаЯ думка
звенела и плакала в темных комнатах, размЯгчаЯ материнское сердце.
Ќаконец она приобрела достаточно смелости, чтобы выступить в открытую
борьбу, и вот, по вечерам, между барским домом и €охимовой конюшней началось
странное состЯзание. €з затененного сараЯ с нависшею соломенною стрехой тихо
вылетали переливчатые трели дудки, а навстречу им из открытых окон усадьбы,
сверкавшей сквозь листву буков отражением лунного света, неслись певучие,
полные аккорды [Ђккорд - одновременное стройное сочетание нескольких звуков]
фортепиано.
‘начала ни мальчик, ни €охим не хотели обращать вниманиЯ на "хитрую"
музыку усадьбы, к которой они питали предубеждение. Њальчик даже хмурил
брови и нетерпеливо понукал €охима, когда тот останавливалсЯ:
- ќ! играй же, играй!
Ќо не прошло и трех дней, как эти остановки стали все чаще и чаще.
€охим то и дело откладывал дудку и начинал прислушиватьсЯ с возрастающим
интересом, а во времЯ этих пауз и мальчик тоже заслушивалсЯ и забывал
понукать приЯтелЯ. Ќаконец €охим произнес с задумчивым видом:
- Ћто ж Як гарно... [џк гарно... (укр.) - Љак хорошо...] Ѓач, Яка воно
штука... [Ѓач, Яка воно штука... (укр.) - ‘мотри, какаЯ это штука...]
€ затем, с тем же задумчиво-рассеЯнным видом прислушивающегосЯ
человека, он взЯл мальчика на руки и пошел с ним через сад к открытому окну
гостиной.
Ћн думал, что "милостиваЯ пани" играет длЯ собственного своего
удовольствиЯ и не обращает на них вниманиЯ. Ќо Ђнна Њихайловна слышала в
промежутках, как смолкла ее соперница-дудка, видела свою победу, и ее сердце
билось от радости.
‚месте с тем ее гневное чувство к €охиму улеглось окончательно. Ћна
была счастлива и сознавала, что обЯзана этим счастьем ему: он научил ее, как
спЯть привлечь к себе ребенка, и если теперь ее мальчик получит от нее целые
сокровища новых впечатлений, то за это оба они должны быть благодарны ему,
мужику-дударю, их общему учителю.

‹ед был сломан. Њальчик на следующий день с робким любопытством вошел в
гостиную, в которой не бывал с тех пор, как в ней поселилсЯ странный
городской гость, показавшийсЯ ему таким сердито-крикливым. ’еперь вчерашние
песни этого гостЯ подкупили слух мальчика и изменили его отношение к
инструменту. ‘ последними следами прежней робости он подошел к тому месту,
где стоЯло пианино, остановилсЯ на некотором расстоЯнии и прислушалсЯ. ‚
гостиной никого не было. Њать сидела с работой в другой комнате на диване и,
притаив дыхание, смотрела на него, любуЯсь каждым его движением, каждою
сменою выражениЯ на нервном лице ребенка.
ЏротЯнув издали руки, он коснулсЯ полированной поверхности инструмента
и тотчас же робко отодвинулсЯ. Џовторив раза два этот опыт, он подошел
поближе и стал внимательно исследовать инструмент, наклонЯЯсь до земли,
чтобы ощупать ножки, обходЯ кругом по свободным сторонам. Ќаконец его рука
попала на гладкие клавиши.
’ихий звук струны неуверенно дрогнул в воздухе. Њальчик долго
прислушивалсЯ к исчезнувшим уже длЯ слуха матери вибрациЯм [‚ибрациЯ -
быстрые, незначительные изменениЯ высоты тона, происходЯщие от дрожаниЯ
струны] и затем, с выражением полного вниманиЯ, тронул другую клавишу.
ЏроведЯ после этого рукой по всей клавиатуре, он попал на ноту верхнего
регистра. Љаждому тону он давал достаточно времени, и они один за другим,
колыхаЯсь, дрожали и замирали в воздухе. ‹ицо слепого, вместе с напрЯженным
вниманием, выражало удовольствие; он, видимо, любовалсЯ каждым отдельным
тоном, и уже в этой чуткой внимательности к элементарным звукам, составным
частЯм будущей мелодии, сказывались задатки артиста.
Ќо при этом казалось, что слепой придавал еще какие-то особенные
свойства каждому звуку: когда из-под его руки вылетала веселаЯ и ЯркаЯ нота
высокого регистра, он подымал оживленное лицо, будто провожаЯ кверху эту
звонкую летучую ноту. Ќаоборот, при густом, чуть слышном и глухом дрожании
баса он наклонЯл ухо, ему казалось, это этот тЯжелый тон должен непременно
низко раскатитьсЯ над землею, рассыпаЯсь по полу и терЯЯсь в дальних углах.

„ЯдЯ Њаксим относилсЯ ко всем этим музыкальным экспериментам
[ќксперимент - опыт] только терпимо. Љак это ни странно, но так Явно
обнаружившиесЯ склонности мальчика порождали в инвалиде двойственное
чувство. ‘ одной стороны, страстное влечение к музыке указывало на
несомненно присущие мальчику музыкальные способности и, таким образом,
определЯло отчасти возможное длЯ него будущее. ‘ другой - к этому сознанию
примешивалось в сердце старого солдата неопределенное чувство разочарованиЯ.
"Љонечно, - рассуждал Њаксим, - музыка тоже великаЯ сила, дающаЯ
возможность владеть сердцем толпы. Ћн, слепой, будет собирать сотни
разрЯженных франтов и барынь, будет им разыгрывать разные там... вальсы и
ноктюрны [Ќоктюрн (франц.) - небольшое музыкальное произведение лирического,
задумчиво-мечтательного характера] (правду сказать, дальше "тих "вальсов" и
"ноктюрнов" не шли музыкальные познаниЯ Њаксима), а они будут утирать слезы
платочками. ќх, черт возьми, не того бы мне хотелось, да что же делать!
Њалый слеп, так пусть же станет в жизни тем, чем может. ’олько все же лучше
бы уж песнЯ, что ли? ЏеснЯ говорит не одному неопределенно разнеживающемусЯ
слуху. Ћна дает образы, будит мысль в голове и мужество в сердце".
- ќй, €охим, - сказал он одним вечером, входЯ вслед за мальчиком к
€охиму. - Ѓрось ты хоть один раз свою свистелку! ќто хорошо мальчишкам на
улице или подпаску [Џодпасок - помощник пастуха (обычно в подпаски брали
подростков)] в поле, а ты все же таки взрослый мужик, хоть эта глупаЯ ЊарьЯ
и сделала из тебЯ настоЯщего теленка. ’ьфу, даже стыдно за тебЯ, право!
„евка отвернулась, а ты и раскис. ‘вистишь, точно перепел в клетке!
€охим, слушаЯ эту длинную рацею [ђацеЯ - наставление] раздосадованного
пана, ухмылЯлсЯ в темноте над его беспричинным гневом. ’олько упоминание о
мальчишках и подпаске несколько расшевелило в нем чувство легкой обиды.
- Ќе скажите, пане, - заговорил он. - ’акую дуду не найти вам ни у
одного пастуха в “краине, не то что у подпаска... ’о все свистелки, а эта...
вы вот послушайте.
Ћн закрыл пальцами все отверстиЯ и взЯл на дудке два тона в октаву,
любуЯсь полным звуком. Њаксим плюнул.
- ’ьфу, прости боже! ‘овсем поглупел парубок! [Џарубок (укр.) - парень]
—то мне твоЯ дуда? ‚се они одинаковы - и дудки и бабы, с твоей Њарьей на
придачу. ‚от лучше спел бы ты нам песню, коли умеешь, - хорошую старую
песню.
Њаксим џценко, сам малоросс, был человек простой с мужиками и дворней.
Ћн часто кричал и ругалсЯ, но как-то необидно, и потому к нему относились
люди почтительно, но свободно.
- Ђ что ж? - ответил €охим на предложение пана. - Џел когда-то и Я не
хуже людей. ’олько, может, и наша мужицкаЯ песнЯ тоже вам не по вкусу
придетсЯ, пане? - уЯзвил он слегка собеседника.
- Ќу, не бреши по-пустому, - сказал Њаксим. - ЏеснЯ хорошаЯ - не дудке
чета, если только человек умеет петь как следует. ‚от послушаем, Џетрусю,
€охимову песню. Џоймешь ли ты только, малый?
- Ђ это будет "хлопскаЯ" песнЯ? - спросил мальчик. - џ понимаю
"по-хлопски".
Њаксим вздохнул. Ћн был романтик и когда-то мечтал о новой сечи [’о
есть мечтал о возрождении ‡апорожской ‘ечи; так называлась организациЯ
украинских казаков, возникшаЯ в XVI веке. ‚ XVII веке ‘ечь была центром
восстаний против польской шлЯхты. ‚ 1775 году по указу …катерины II ‘ечь
была распущена].
- ќх, малый! ќто не хлопские песни... ќто песни сильного вольного
народа. ’вои деды по матери пели их на степЯх по „непру, и по „унаю, и на
—ерном море... Ќу, да ты поймешь это когда-нибудь, а теперь, - прибавил он
задумчиво, - боюсь Я другого...
„ействительно, Њаксим боЯлсЯ другого непониманиЯ. Ћн думал, что Яркие
образы песенного эпоса [ќпос - здесь: украинские исторические песни,
возникшие в казацкой среде в XVI-XVII веках] требуют непременно зрительных
представлений, чтобы говорить сердцу. Ћн боЯлсЯ, что темнаЯ голова ребенка
не в состоЯнии будет усвоить картинного Языка народной поэзии. Ћн забыл, что
древние баЯны, что украинские кобзари и бандуристы были по большей части
слепые. Џравда, тЯжкаЯ долЯ, увечье заставлЯли нередко брать в руки лиру или
бандуру, чтобы просить с нею подаЯниЯ. Ќо не все же это были только нищие и
ремесленники с гнусавыми голосами, и не все они лишились зрениЯ только под
старость. ‘лепота застилает видимый мир темною завесой, котораЯ, конечно,
ложитсЯ на мозг, затруднЯЯ и угнетаЯ его работу, но все же из наследственных
представлений и из впечатлений, получаемых другими путЯми, мозг творит в
темноте свой собственный мир, грустный, печальный и сумрачный, но не
лишенный своеобразной, смутной поэзии.

XII

Њаксим с мальчиком уселись на сене, а €охим прилег на свою лавку (эта
поза наиболее соответствовала его артистическому настроению) и, подумав с
минуту, запел. ‘лучайно или по чуткому инстинкту выбор его оказалсЯ очень
удачным. Ћн остановилсЯ на исторической картине:

Ћй, там на горi тай женцi жнуть.

‚сЯкому, кто слышал эту прекрасную народную песню в надлежащем
исполнении, наверное, врезалсЯ в памЯти ее старинный мотив, высокий,
протЯжный, будто подернутый грустью исторического воспоминаниЯ. ‚ ней нет
событий, кровавых сеч и подвигов. ќто и не прощание казака с милой, не
удалой набег, не экспедициЯ в чайках [ќкспедициЯ в чайках - военный поход в
отдаленные места в длинных и узких лодках. ‚ таких лодках запорожцы
совершали свои воинственные набеги] по синему морю и „унаю. ќто только одна
мимолетнаЯ картина, всплывшаЯ мгновенно в воспоминании украинца как смутнаЯ
греза, как отрывок из сна об историческом прошлом. ‘реди будничного и серого
настоЯщего днЯ в его воображении встала вдруг эта картина, смутнаЯ,
туманнаЯ, подернутаЯ тою особенною грустью, котораЯ веет от исчезнувшей уже
родной старины. €счезнувшей, но еще не бесследно! Ћ ней говорЯт еще высокие
могилы-курганы, где лежат казацкие кости, где в полночь загораютсЯ огни,
откуда слышатсЯ по ночам тЯжелые стоны. Ћ ней говорЯт и народное предание, и
смолкающаЯ все более и более народнаЯ песнЯ:

Ћй, там на горi тай женцi жнуть,
Ђ по-пiд горою, по-пiд зеленою
Љозаки iдуть!..
Љозаки iдуть!..

Ќа зеленой горе жнецы жнут хлеб. Ђ под горой, внизу, идет казачье
войско.
Њаксим џценко заслушалсЯ грустного напева. ‚ его воображении, вызваннаЯ
чудесным мотивом, удивительно сливающимсЯ с содержанием песни, всплыла эта
картина, будто освещеннаЯ меланхолическим отблеском заката. ‚ мирных полЯх,
на горе, беззвучно наклонЯЯсь над нивами, виднеютсЯ фигуры жнецов. Ђ внизу
бесшумно проходЯт отрЯды один за другим, сливаЯсь с вечерними тенЯми долины.

Џо переду „орошенко
‚еде свое вiйско, вiйско запорожське,
•орошенько.

€ протЯжнаЯ нота песни о прошлом колышетсЯ, звенит и смолкает в
воздухе, чтобы зазвенеть опЯть и вызвать из сумрака все новые и новые
фигуры.

XIII

Њальчик слушал с омраченным и грустным лицом. Љогда певец пел о горе,
на которой жнут жнецы, воображение тотчас же переносило ЏетрусЯ на высоту
знакомого ему утеса. Ћн узнал его потому, что внизу плещетсЯ речка чуть
слышными ударами волны о камень. Ћн уже знает также, что такое жнецы, он
слышит позвЯкивание серпов и шорох падающих колосьев.
Љогда же песнЯ переходила к тому, что делаетсЯ под горой, воображение
слепого слушателЯ тотчас же удалЯло его от вершин в долину...
‡вон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там, на горе, что они
остались, но они не слышны, потому что они высоко, так же высоко, как сосны,
шум которых он слышал, стоЯ под утесом. Ђ внизу, над рекой, раздаетсЯ
частый, ровный топот конских копыт... €х много, от них стоит неЯсный гул
там, в темноте, под горой. ќто "идут казаки".
Ћн знает также, что значит казак. ‘тарика "•ведька", который заходит по
временам в усадьбу, все зовут "старым казаком". Ћн не раз брал ЏетрусЯ к
себе на колени, гладил его волосы своею дрожащею рукой. Љогда же мальчик по
своему обыкновению ощупывал его лицо, то осЯзал своими чуткими пальцами
глубокие морщины, большие обвисшие вниз усы, впалые щеки и на щеках
старческие слезы. ’аких же казаков представлЯл себе мальчик под протЯжные
звуки песни там, внизу, под горой. Ћни сидЯт на лошадЯх такие же, как
"•ведько", усатые, такие же сгорбленные, такие же старые. Ћни тихо
подвигаютсЯ бесформенными тенЯми в темноте и так же, как "•ведько", о чем-то
плачут, быть может, оттого, что и над горой и над долиной стоЯт эти
печальные, протЯжные стоны €охимовой песни, - песни о "необачном [Ќеобачный
(укр.) - беспечный, неосмотрительный] козачине", что променЯл молодую женку
на походную трубку и на боевые невзгоды.
Њаксиму достаточно было одного взглЯда, чтобы понЯть, что чуткаЯ натура
мальчика способна откликнутьсЯ, несмотрЯ на слепоту, на поэтические образы
песни.

ѓлава третьЯ

ЃлагодарЯ режиму, который был заведен по плану Њаксима, слепой во всем,
где это было возможно, был предоставлен собственным усилиЯм, и это принесло
самые лучшие результаты. ‚ доме он не казалсЯ вовсе беспомощным, ходил всюду
очень уверенно, сам убирал свою комнату, держал в известном порЯдке свои
игрушки и вещи. Љроме того, насколько это было ему доступно, Њаксим обращал
внимание на физические упражнениЯ: у мальчика была своЯ гимнастика, а на
шестом году Њаксим подарил племЯннику небольшую и смирную лошадку. Њать
сначала не могла себе представить, чтоб ее слепой ребенок мог ездить верхом,
и она называла затею брата чистым безумием. Ќо инвалид пустил в дело все
свое влиЯние, и через два-три месЯца мальчик весело скакал в седле рЯдом с
€охимом, который командовал только на поворотах.
’аким образом слепота не помешала правильному физическому развитию, и
влиЯние ее на нравственный склад ребенка было по возможности ослаблено. „лЯ
своего возраста он был высок и строен; лицо его было несколько бледно, черты
тонки и выразительны. —ерные волосы оттенЯли еще более белизну лица, а
большие темные, малоподвижные глаза придавали ему своеобразное выражение,
как-то сразу приковывавшее внимание. ‹егкаЯ складка над бровЯми, привычка
несколько подаватьсЯ головой вперед и выражение грусти, по временам
пробегавшее какими-то облаками по красивому лицу, - это все, чем сказалась
слепота в его наружности. …го движениЯ в знакомом месте были уверенны, но
все же было заметно, что природнаЯ живость подавлена и проЯвлЯетсЯ по
временам довольно резкими нервными порывами.

’еперь впечатлениЯ слуха окончательно получили в жизни слепого
преобладающее значение, звуковые формы стали главными формами его мысли,
центром умственной работы. Ћн запоминал песни, вслушиваЯсь в их чарующие
мотивы, знакомилсЯ с их содержанием, окрашиваЯ его грустью, весельем или
раздумчивостью мелодии. Ћн еще внимательнее ловил голоса окружающей природы
и, сливаЯ смутные ощущениЯ с привычными родными мотивами, по временам умел
обобщить их свободной импровизацией [€мпровизациЯ - здесь: музыкальное
произведение, сочиненное в момент исполнениЯ, без предварительной
подготовки], в которой трудно было отличить, где кончаетсЯ народный,
привычный уху мотив и где начинаетсЯ личное творчество. Ћн и сам не мог
отделить в своих песнЯх этих двух элементов: так цельно слились в нем они
оба. Ћн быстро заучивал все, что передавала ему мать, учившаЯ его игре на
фортепиано, но любил также и €охимову дудку. ”ортепиано было богаче, звучнее
и полнее, но оно стоЯло в комнате, тогда как дудку можно было брать с собой
в поле, и ее переливы так нераздельно сливались с тихими вздохами степи, что
порой Џетрусь сам не мог отдать себе отчета, ветер ли навевает издалека
смутные думы или это он сам извлекает их из своей свирели.
ќто увлечение музыкой стало центром его умственного роста; оно
заполнЯло и разнообразило его существование. Њаксим пользовалсЯ им, чтобы
знакомить мальчика с историей его страны, и всЯ она прошла перед
воображением слепого, сплетеннаЯ из звуков. ‡аинтересованный песней, он
знакомилсЯ с ее героЯми, с их судьбой, с судьбой своей родины. Ћтсюда
началсЯ интерес к литературе, и на девЯтом году Њаксим приступил к первым
урокам. “мелые уроки Њаксима (которому пришлось изучить длЯ этого
специальные приемы обучениЯ слепых) очень нравились мальчику. Ћни вносили в
его настроение новый элемент - определенность и Ясность, уравновешивавшие
смутные ощущениЯ музыки.
’аким образом день мальчика был заполнен, нельзЯ было пожаловатьсЯ на
скудость получаемых им впечатлений. Љазалось, он жил полною жизнью,
насколько это возможно длЯ ребенка. Љазалось также, что он не сознает и
своей слепоты. Ђ между тем какаЯ-то страннаЯ, недетскаЯ грусть все-таки
сквозила в его характере. Њаксим приписывал это недостатку детского общества
и старалсЯ пополнить этот недостаток.
„еревенские мальчики, которых приглашали в усадьбу, дичились и не могли
свободно развернутьсЯ. Љроме непривычной обстановки, их немало смущала также
и слепота "панича". Ћни пугливо посматривали на него и, сбившись в кучу,
молчали или робко перешептывались друг с другом. Љогда же детей оставлЯли
одних в саду или в поле, они становились развЯзнее и затевали игры, но при
этом оказывалось, что слепой как-то оставалсЯ в стороне и грустно
прислушивалсЯ к веселой возне товарищей.
Џо временам €охим собирал ребЯт вокруг себЯ в кучу и начинал
рассказывать им веселые присказки и сказки. „еревенские ребЯта, отлично
знакомые и с глуповатым хохлацким чертом, и с плутовками-ведьмами, пополнЯли
эти рассказы из собственного запаса, и вообще эти беседы шли очень
оживленно. ‘лепой слушал их с большим вниманием и интересом, он сам смеЯлсЯ
редко. Џо-видимому, юмор живой речи в значительной степени оставалсЯ длЯ
него недоступным, и не мудрено: он не мог видеть ни лукавых огоньков в
глазах рассказчика, ни смеющихсЯ морщин, ни подергиваниЯ длинными усами.

III

Ќезадолго до описываемого времени в небольшом соседнем имении
переменилсЯ "посессор" [‚ ћго-западном крае довольно развита система
арендований имений: арендатор (по-местному "посессор") ЯвлЯетсЯ как бы
управителем имениЯ. Ћн выплачивает владельцу известную сумму, а затем от его
предприимчивости зависит извлечение большего или меньшего дохода. (Џримеч.
автора)]. Ќа место прежнего, беспокойного соседа, у которого даже с
молчаливым паном Џопельским вышла тЯжба из-за какой-то потравы [Џотрава -
испорченные скотом травы, посевы], теперь в ближней усадьбе поселилсЯ старик
џскульский с женою. ЌесмотрЯ на то что обоим супругам в общей сложности было
не менее ста лет, они поженились сравнительно недавно, так как пан џкуб
долго не мог сколотить нужной длЯ аренды [Ђренда - наем недвижимого
имущества (здесь: имениЯ) во временное пользование за плату по договору]
суммы и потому мыкалсЯ в качестве "эконома" ["ќконом" - домовод, заведующий
хозЯйством] по чужим людЯм, а пани Ђгнешка, в ожидании счастливой минуты,
жила в качестве почетной "покоювки" ["Џокоювка" (польск.) - горничнаЯ,
служанка] у графини Џотоцкой. Љогда, наконец, счастливаЯ минута настала и
жених с невестой стали рука об руку в костеле [Љостел - польскаЯ
католическаЯ церковь], то в усах и в чубе молодцеватого жениха половина
волос были совершенно седые, а покрытое стыдливым румЯнцем лицо невесты было
также обрамлено серебристыми локонами.
ќто обстоЯтельство не помешало, однако, супружескому счастью, и плодом
этой поздней любви Явилась единственнаЯ дочь, котораЯ была почти ровесницей
слепому мальчику. “строив под старость свой угол, в котором они, хотЯ и
условно, могли считать себЯ полными хозЯевами, старики зажили в нем тихо и
скромно, как бы вознаграждаЯ себЯ этою тишиной и уединением за суетливые
годы тЯжелой жизни "в чужих людЯх". ЏерваЯ их аренда оказалась не совсем
удачной, и теперь они несколько сузили дело. Ќо и на новом месте они тотчас
же устроились по-своему. ‚ углу, занЯтом иконами, перевитыми плющом, у
џскульской вместе с вербой и "громницей" ["ѓромницей" называетсЯ восковаЯ
свеча, которую зажигают в сильные бури, а также дают в руки умирающему.
(Џримеч. автора)] хранились какие-то мешочки с травами и корнЯми, которыми
она лечила мужа и приходивших к ней деревенских баб и мужиков. ќти травы
наполнЯли всю избу особенным специфическим благоуханием, которое неразрывно
свЯзывалось в памЯти всЯкого посетителЯ с воспоминанием об этом чистом
маленьком домике, об его тишине и порЯдке и о двух стариках, живших в нем
какою-то необычною в наши дни тихою жизнью.
‚ обществе этих стариков росла их единственнаЯ дочь, небольшаЯ девочка
с длинною русой косой и голубыми глазами, поражавшаЯ всех при первом же
знакомстве какою-то странною солидностью, разлитою во всей ее фигуре.
Љазалось, спокойствие поздней любви родителей отразилось в характере дочери
этою недетскою рассудительностью, плавным спокойствием движений,
задумчивостью и глубиной голубых глаз. Ћна никогда не дичилась посторонних,
не уклонЯлась от знакомства с детьми и принимала участие в их играх. Ќо все
это делалось с такою искреннею снисходительностью, как будто длЯ нее лично
это было вовсе не нужно. „ействительно, она отлично довольствовалась своим
собственным обществом, гулЯЯ, собираЯ цветы, беседуЯ со своею куклой, и все
это с видом такой солидности, что по временам казалось, будто перед вами не
ребенок, а крохотнаЯ взрослаЯ женщина.

Ћднажды Џетрик был один на холмике над рекой. ‘олнце садилось, в
воздухе стоЯла тишина, только мычание возвращавшегосЯ в деревню стада
долетало сюда, смЯгченное расстоЯнием. Њальчик только что перестал играть и
откинулсЯ на траву, отдаваЯсь полудремотной истоме летнего вечера. Ћн
забылсЯ на минуту, как вдруг чьи-то легкие шаги вывели его из дремоты. Ћн с
неудовольствием приподнЯлсЯ на локоть и прислушалсЯ. аги остановились у
подножиЯ холмика. Џоходка была ему незнакома.
- Њальчик! - услышал он вдруг возглас детского голоса. - Ќе знаешь ли,
кто это тут сейчас играл?
‘лепой не любил, когда нарушали его одиночество. Џоэтому он ответил на
вопрос не особенно любезным тоном:
- ќто Я...
‹егкий удивленный возглас был ответом на это заЯвление, и тотчас же
голос девочки прибавил тоном простодушного одобрениЯ:
- Љак хорошо!
‘лепой промолчал.
- —то же вы не уходите? - спросил он затем, слыша, что непрошенаЯ
собеседница продолжает стоЯть на месте.
- ‡ачем же ты менЯ гонишь? - спросила девочка своим чистым и
простодушно-удивленным голосом.
‡вуки этого спокойного детского голоса приЯтно действовали на слух
слепого; тем не менее он ответил в прежнем тоне:
- џ не люблю, когда ко мне приходЯт...
„евочка засмеЯлась.
- ‚от еще!.. ‘мотрите-ка! ђазве всЯ землЯ твоЯ и ты можешь кому-нибудь
запретить ходить по земле?
- Њама приказала всем, чтобы сюда ко мне не ходили.
- Њама? - переспросила задумчиво девочка. - Ђ моЯ мама позволила мне
ходить над рекой...
Њальчик, несколько избалованный всеобщею уступчивостью, не привык к
таким настойчивым возражениЯм. ‚спышка гнева прошла по его лицу нервною
волной; он приподнЯлсЯ и заговорил быстро и возбужденно:
- “йдите, уйдите, уйдите!..
Ќеизвестно, чем кончилась бы эта сцена, но в это времЯ от усадьбы
послышалсЯ голос €охима, звавшего мальчика к чаю. Ћн быстро сбежал с
холмика.
- Ђх, какой гадкий мальчик! - услышал он за собою искренне негодующее
замечание.

Ќа следующий день, сидЯ на том же месте, мальчик вспомнил о вчерашнем
столкновении. ‚ этом воспоминании теперь не было досады. Ќапротив, ему даже
захотелось, чтоб опЯть пришла эта девочка с таким приЯтным, спокойным
голосом, какого он никогда еще не слыхал. ‡накомые ему дети громко кричали,
смеЯлись, дрались и плакали, но ни один из них не говорил так приЯтно. …му
стало жаль, что он обидел незнакомку, котораЯ, вероЯтно, никогда более не
вернетсЯ.
„ействительно, днЯ три девочка совсем не приходила. Ќо на четвертый
Џетрусь услышал ее шаги внизу, на берегу реки. Ћна шла тихо; береговаЯ
галька легко шуршала под ее ногами; и она напевала вполголоса польскую
песенку.
- Џослушайте! - окликнул он, когда она с ним поравнЯлась. - ќто опЯть
вы?
„евочка не ответила. Љамешки по-прежнему шуршали под ее ногами. ‚
деланной беззаботности ее голоса, напевавшего песню, мальчику слышалась еще
не забытаЯ обида.
Ћднако, пройдЯ несколько шагов, незнакомка остановилась. „ве-три
секунды прошло в молчании. Ћна перебирала в это времЯ букет полевых цветов,
который держала в руках, а он ждал ответа. ‚ этой остановке и последовавшем
за нею молчании он уловил оттенок умышленного пренебрежениЯ.
- ђазве вы не видите, что это Я? - спросила она наконец с большим
достоинством, покончив с цветами.
ќтот простой вопрос больно отозвалсЯ в сердце слепого. Ћн ничего не
ответил, и только его руки, которыми он упиралсЯ в землю, как-то судорожно
схватились за траву. Ќо разговор уже началсЯ, и девочка, все стоЯ на том же
месте и занимаЯсь своим букетом, опЯть спросила:
- Љто тебЯ выучил так хорошо играть на дудке?
- €охим выучил, - ответил Џетрусь.
- Ћчень хорошо! Ђ отчего ты такой сердитый?
- џ... не сержусь на вас, - сказал мальчик тихо.
- Ќу, так и Я не сержусь... „авай играть вместе.
- џ не умею играть с вами, - ответил он потупившись.
- Ќе умеешь играть?.. Џочему?
- ’ак.
- Ќет, почему же?
- ’ак, - ответил он чуть слышно и еще более потупилсЯ.
…му не приходилось еще никогда говорить с кем-нибудь о своей слепоте, и
простодушный тон девочки, предлагавшей с наивною настойчивостью этот вопрос,
отозвалсЯ в нем опЯть тупой болью.
Ќезнакомка поднЯлась на холмик.
- Љакой ты смешной, - заговорила она с снисходительным сожалением,
усаживаЯсь рЯдом с ним на траве. - ќто ты, верно, оттого, что еще со мной
незнаком. ‚от узнаешь менЯ, тогда перестанешь боЯтьсЯ. Ђ Я не боюсь никого.
Ћна говорила это с беспечной Ясностью, и мальчик услышал, как она
бросила к себе в передник груду цветов.
- ѓде вы взЯли цветы? - спросил он.
- ’ам, - мотнула она головой, указываЯ назад.
- Ќа лугу?
- Ќет, там.
- ‡начит, в роще. Ђ какие это цветы?
- ђазве ты не знаешь цветов?.. Ђх, какой ты странный... право, ты очень
странный...
Њальчик взЯл в руку цветок. …го пальцы быстро и легко тронули листьЯ и
венчик.
- ќто лютик, - сказал он, - а вот это фиалка.
Џотом он захотел тем же способом ознакомитьсЯ и со своею собеседницею:
взЯв левою рукою девочку за плечо, он правой стал ощупывать ее волосы, потом
веки и быстро пробежал пальцами по лицу, кое-где останавливаЯсь и
внимательно изучаЯ незнакомые черты.
‚се это было сделано так неожиданно и быстро, что девочка, пораженнаЯ
удивлением, не могла сказать ни слова; она только глЯдела на него широко
открытыми глазами, в которых отражалось чувство, близкое к ужасу. ’олько
теперь она заметила, что в лице ее нового знакомого есть что-то необычайное.
Ѓледные и тонкие черты застыли на выражении напрЯженного вниманиЯ, как-то не
гармонировавшего с его неподвижным взглЯдом. ѓлаза мальчика глЯдели куда-то,
без всЯкого отношениЯ к тому, что он делал, и в них странно переливалсЯ
отблеск закатывавшегосЯ солнца. ‚се это показалось девочке на одну минуту
просто тЯжелым кошмаром.
‚ысвободив свое плечо из руки мальчика, она вдруг вскочила на ноги и
заплакала.
- ‡ачем ты пугаешь менЯ, гадкий мальчишка? - заговорила она гневно,
сквозь слезы. - —то Я тебе сделала?.. ‡ачем?..
Ћн сидел на том же месте, озадаченный, с низко опущенною головой, и
странное чувство - смесь досады и унижениЯ - наполнило болью его сердце. ‚
первый раз еще пришлось ему испытать унижение калеки; в первый раз узнал он,
что его физический недостаток может внушать не одно сожаление, но и испуг.
Љонечно, он не мог отдать себе Ясного отчета в угнетавшем его тЯжелом
чувстве, но оттого, что сознание это было неЯсно и смутно, оно доставлЯло не
меньше страданиЯ.
—увство жгучей боли и обиды подступило к его горлу; он упал на траву и
заплакал. Џлач этот становилсЯ все сильнее, судорожные рыданиЯ потрЯсали все
его маленькое тело, тем более что какаЯ-то врожденнаЯ гордость заставлЯла
его подавлЯть эту вспышку.
„евочка, котораЯ сбежала уже с холмика, услышала эти глухие рыданиЯ и с
удивлением повернулась. ‚идЯ, что ее новый знакомый лежит лицом к земле и
горько плачет, она почувствовала участие, тихо взошла на холмик и
остановилась над плачущим.
- Џослушай, - заговорила она тихо, - о чем ты плачешь? ’ы, верно,
думаешь, что Я нажалуюсь? Ќу, не плачь, Я никому не скажу.
‘лово участиЯ и ласковый тон вызвали в мальчике еще большую нервную
вспышку плача. ’огда девочка присела около него на корточки; просидев так с
полминуты, она тихо тронула его волосы, погладила его голову и затем, с
мЯгкою настойчивостью матери, котораЯ успокаивает наказанного ребенка,
приподнЯла его голову и стала вытирать платком заплаканные глаза.
- Ќу, ну, перестань же! - заговорила она тоном взрослой женщины. - џ
давно не сержусь. џ вижу, ты жалеешь, что напугал менЯ...
- џ не хотел напугать тебЯ, - ответил он, глубоко вздыхаЯ, чтобы
подавить нервные приступы.
- •орошо, хорошо! џ не сержусь!.. ’ы ведь больше не будешь. - Ћна
приподнЯла его с земли и старалась усадить рЯдом с собою.
Ћн повиновалсЯ. ’еперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и,
когда девочка опЯть взглЯнула на это лицо, освещенное красноватыми лучами,
оно опЯть показалось ей странным. ‚ глазах мальчика еще стоЯли слезы, но
глаза эти были по-прежнему неподвижны, черты лица то и дело передергивались
от нервных спазмов, но вместе с тем в них виднелось недетское, глубокое и
тЯжелое горе.
- Ђ все-таки ты очень странный, - сказала она с задумчивым участием.
- џ не странный, - ответил мальчик с жалобною гримасой. - Ќет, Я не
странный... џ... Я - слепой!
- ‘лепо-ой? - протЯнула она нараспев, и голос ее дрогнул, как будто это
грустное слово, тихо произнесенное мальчиком, нанесло неизгладимый удар в ее
маленькое женственное сердце. - ‘лепо-ой? - повторила она еще более
дрогнувшим голосом, и, как будто ища защиты от охватившего всю ее
неодолимого чувства жалости, она вдруг обвила шею мальчика руками и
прислонилась к нему лицом.
ЏораженнаЯ внезапностью печального открытиЯ, маленькаЯ женщина не
удержалась на высоте своей солидности, и, превратившись вдруг в огорченного
и беспомощного в своем огорчении ребенка, она, в свою очередь, горько и
неутешно заплакала.

Ќесколько минут прошло в молчании.
„евочка перестала плакать и только по временам еще всхлипывала,
перемогаЯсь. Џолными слез глазами она смотрела, как солнце, будто вращаЯсь в
раскаленной атмосфере заката, погружалось за темную черту горизонта.
Њелькнул еще раз золотой обрез огненного шара, потом брызнули две-три
горЯчие искры, и темные очертаниЯ дальнего леса всплыли вдруг непрерывной
синеватою чертой.
‘ реки потЯнуло прохладой, и тихий мир наступающего вечера отразилсЯ на
лице слепого; он сидел с опущенною головой, видимо, удивленный этим
выражением горЯчего сочувствиЯ.
- Њне жалко... - все еще всхлипываЯ, вымолвила наконец девочка в
объЯснение своей слабости.
Џотом, несколько овладев собой, она сделала попытку перевести разговор
на посторонний предмет, к которому они оба могли отнестись равнодушно.
- ‘олнышко село, - произнесла она задумчиво.
- џ не знаю, какое оно, - был печальный ответ. - џ его только...
чувствую...
- Ќе знаешь солнышка?
- „а.
- Ђ... а свою маму... тоже не знаешь?
- Њать знаю. џ всегда издалека узнаю ее походку.
- „а, да, это правда. € Я с закрытыми глазами узнаю свою мать.
ђазговор принЯл более спокойный характер.
- ‡наешь, - заговорил слепой с некоторым оживлением, - Я ведь чувствую
солнце и знаю, когда оно закатилось.
- Џочему ты знаешь?
- Џотому что... видишь ли... џ сам не знаю почему...
- Ђ-а! - протЯнула девочка, по-видимому, совершенно удовлетвореннаЯ
этим ответом, и они оба помолчали.
- џ могу читать, - первый заговорил опЯть Џетрусь, - и скоро выучусь
писать пером.
- Ђ как же ты?.. - начала было она и вдруг застенчиво смолкла, не желаЯ
продолжать щекотливого допроса. Ќо он ее понЯл.
- џ читаю в своей книжке, - поЯснил он, - пальцами.
- Џальцами? џ бы никогда не выучилась читать пальцами... џ и глазами
плохо читаю. Ћтец говорит, что женщины плохо понимают науку.
- Ђ Я могу читать даже по-французски.
- Џо-французски!.. € пальцами... какой ты умный! - искренне восхитилась
она. - Ћднако Я боюсь, как бы ты не простудилсЯ. ‚он над рекой какой туман.
- Ђ ты сама?
- џ не боюсь; что мне сделаетсЯ.
- Ќу, и Я не боюсь. ђазве может быть, чтобы мужчина простудилсЯ скорее
женщины? „ЯдЯ Њаксим говорит, что мужчина не должен ничего боЯтьсЯ: ни
холода, ни голода, ни грома, ни тучи.
- Њаксим?.. ќто который на костылЯх?.. џ его видела. Ћн страшный!
- Ќет, он нисколько не страшный. Ћн добрый.
- Ќет, страшный! - убежденно повторила она. - ’ы не знаешь, потому что
не видал его.
- Љак же Я его не знаю, когда он менЯ всему учит.
- Ѓьет?
- Ќикогда не бьет и не кричит на менЯ... Ќикогда...
- ќто хорошо. ђазве можно бить слепого мальчика? ќто было бы грешно.
- „а ведь он и никого не бьет, - сказал Џетрусь несколько рассеЯнно,
так как его чуткое ухо заслышало шаги €охима.
„ействительно, рослаЯ фигура хохла зарисовалась через минуту на
холмистом гребне, отделЯвшем усадьбу от берега, и его голос далеко
раскатилсЯ в тишине вечера:
- Џа-ны-чу-у-у!
- ’ебЯ зовут, - сказала девочка, поднимаЯсь.
- „а. Ќо мне не хотелось бы идти.
- €ди, иди! џ к тебе завтра приду. ’еперь тебЯ ждут и менЯ тоже.

VII

„евочка точно исполнила свое обещание и даже раньше, чем Џетрусь мог на
это рассчитывать. Ќа следующий же день, сидЯ в своей комнате за обычным
уроком с Њаксимом, он вдруг поднЯл голову, прислушалсЯ и сказал с
оживлением:
- Ћтпусти менЯ на минуту. ’ам пришла девочка.
- ЉакаЯ еще девочка? - удивилсЯ Њаксим и пошел вслед за мальчиком к
выходной двери.
„ействительно, вчерашнЯЯ знакомка ЏетрусЯ в эту самую минуту вошла в
ворота усадьбы и, увидЯ проходившую по двору Ђнну Њихайловну, свободно
направилась прЯмо к ней.
- —то тебе, милаЯ девочка, нужно? - спросила та, думаЯ, что ее прислали
по делу.
ЊаленькаЯ женщина солидно протЯнула ей руку и спросила:
- ќто у вас есть слепой мальчик?.. „а?
- “ менЯ, милаЯ, да, у менЯ, - ответила пани ЏопельскаЯ, любуЯсь ее
Ясными глазами и свободой ее обращениЯ.
- ‚от, видите ли... ЊоЯ мама отпустила менЯ к нему. Њогу Я его видеть?
Ќо в эту минуту Џетрусь сам подбежал к ней, а на крыльце показалась
фигура Њаксима.
- ќто вчерашнЯЯ девочка, мама! џ тебе говорил, - сказал мальчик,
здороваЯсь. - ’олько у менЯ теперь урок.
- Ќу, на этот раз дЯдЯ Њаксим отпустит тебЯ, - сказала Ђнна Њихайловна,
- Я у него попрошу.
Њежду тем крохотнаЯ женщина, чувствовавшаЯ себЯ, по-видимому, совсем
как дома, отправилась навстречу подходившему к ним на своих костылЯх Њаксиму
и, протЯнув ему руку, сказала тоном снисходительного одобрениЯ:
- ќто хорошо, что вы не бьете слепого мальчика. Ћн мне говорил.
- Ќеужели, сударынЯ? - спросил Њаксим с комическою важностью, принимаЯ
в свою широкую руку маленькую ручку девочки. - Љак Я благодарен моему
питомцу, что он сумел расположить в мою пользу такую прелестную особу.
€ Њаксим рассмеЯлсЯ, поглаживаЯ ее руку, которую держал в своей. Њежду
тем девочка продолжала смотреть на него своим открытым взглЯдом, сразу
завоевавшим его женоненавистническое сердце.
- ‘мотри-ка, ЂннусЯ, - обратилсЯ он к сестре с странною улыбкой, - наш
Џетр начинает заводить самостоЯтельные знакомства. € ведь согласись, ЂнЯ...
несмотрЯ на то что он слеп, он все же сумел сделать недурной выбор, не
правда ли?
- —то ты хочешь этим сказать, Њакс? - спросила молодаЯ женщина строго,
и горЯчаЯ краска залила все ее лицо.
- учу! - ответил брат лаконически, видЯ, что своей шуткой он тронул
больную струну, вскрыл тайную мысль, зашевелившуюсЯ в предусмотрительном
материнском сердце.
Ђнна Њихайловна еще более покраснела и, быстро наклонившись, с порывом
страстной нежности обнЯла девочку; последнЯЯ принЯла неожиданно бурную ласку
все с тем же Ясным, хотЯ и несколько удивленным взглЯдом.

VIII

‘ этого днЯ между посессорским домиком и усадьбой Џопельских завЯзались
ближайшие отношениЯ. „евочка, которую звали ќвелиной, приходила ежедневно в
усадьбу, а через некоторое времЯ она тоже поступила ученицей к Њаксиму.
‘начала этот план совместного обучениЯ не очень понравилсЯ пану џскульскому.
‚о-первых, он полагал, что если женщина умеет записать белье и вести
домашнюю расходную книгу, то этого совершенно достаточно; во-вторых, он был
добрый католик и считал, что Њаксиму не следовало воевать с австрийцами,
вопреки Ясно выраженной воле "отца-папежа" ["Ћтец-папеж" (польск.) - папа
римский]. Ќаконец, его твердое убеждение состоЯло в том, что на небе есть
бог, а ‚ольтер [‚ольтер - французский писатель и философ XVIII века,
противник абсолютизма (неограниченной политической власти) и церкви] и
вольтерьЯнцы [‚ольтерьЯнцы - последователи ‚ольтера] кипЯт в адской смоле
[Џо утверждению католика, ‚ольтер и вольтерьЯнцы должны были после смерти
попасть в ад, где кипЯт огромные котлы со смолой, в которую бесы бросают
грешников], каковаЯ судьба, по мнению многих, была уготована и пану Њаксиму.
Ћднако при ближайшем знакомстве он должен был сознатьсЯ, что этот еретик и
забиЯка - человек очень приЯтного нрава и большого ума, и вследствие этого
посессор пошел на компромисс [Љомпромисс - соглашение, достигнутое путем
взаимной уступки при столкновении различных интересов, мнений и т. д.].
’ем не менее некоторое беспокойство шевелилось в глубине души старого
шлЯхтича, и потому, приведЯ девочку длЯ первого урока, он счел уместным
обратитьсЯ к ней с торжественною и напыщенною речью, котораЯ, впрочем,
больше назначалась длЯ слуха Њаксима.
- ‚от что, ‚елЯ... - сказал он, взЯв дочь за плечо и посматриваЯ на ее
будущего учителЯ. - Џомни всегда, что на небе есть бог, а в ђиме свЯтой его
"папеж". ќто тебе говорю Я, ‚алентин џскульский, и ты должна мне верить,
потому что Я твой отец, - это primo [Primo (лат.) - во-первых].
Џри этом последовал новый внушительный взглЯд в сторону Њаксима; пан
џскульский подчеркивал свою латынь, даваЯ понЯть, что и он не чужд науке и в
случае чего его провести трудно.
- Secundo [Secundo (лат.) - во-вторых], Я - шлЯхтич славного герба
[лЯхтич славного герба - дворЯнин знаменитого, прославленного рода.
„ворЯнский герб изображал щит с различными эмблемами (условными
изображениЯми каких-либо понЯтий, идей), свЯзанными с историей рода], в
котором вместе с "копной и вороной" недаром обозначаетсЯ крест в синем поле.
џскульские, будучи хорошими рыцарЯми, не раз менЯли мечи на требники [ЊенЯли
мечи на требники - то есть оставлЯли военную службу и принимали монашество,
становились служителЯми культа. ’ребник - церковнаЯ книга, по которой
совершаютсЯ требы - религиозные обрЯды (крестины, браки и проч.)] и всегда
смыслили кое-что в делах неба, поэтому ты должна мне верить. Ќу, а в
остальном, что касаетсЯ orbis terrarum [Orbis terrarum (лат.) - земной шар],
то есть всего земного, слушай, что тебе скажет пан Њаксим џценко, и учись
хорошо.
- Ќе бойтесь, пан ‚алентин, - улыбаЯсь, ответил на эту речь Њаксим, -
мы не вербуем паненок [Џаненка (польск.) - девушка] длЯ отрЯда ѓарибальди.

‘овместное обучение оказалось очень полезным длЯ обоих, Џетрусь шел,
конечно, впереди, но это не исключало некоторого соревнованиЯ. Љроме того,
он помогал ей часто выучивать уроки, а она находила иногда очень удачные
приемы, чтобы объЯснить мальчику что-либо трудно понЯтное длЯ него, слепого.
Љроме того, ее общество вносило в его занЯтиЯ нечто своеобразное, придавало
его умственной работе особый тон приЯтного возбуждениЯ.
‚ообще эта дружба была настоЯщим даром благосклонной судьбы. ’еперь
мальчик не искал уже полного уединениЯ; он нашел то общение, которого не
могла ему дать любовь взрослых, и в минуту чуткого душевного затишьЯ ему
приЯтна была ее близость. Ќа утес или на реку они всегда отправлЯлись
вдвоем. Љогда он играл, она слушала его с наивным восхищением. Љогда же он
откладывал дудку, она начинала передавать ему свои детски живые впечатлениЯ
от окружающей природы; конечно, она не умела выражать их с достаточной
полнотой подходЯщими словами, но зато в ее несложных рассказах, в их тоне он
улавливал характерный колорит [Љолорит - здесь: своеобразие, характернаЯ
особенность] каждого описываемого ЯвлениЯ. ’ак, когда она говорила,
например, о темноте раскинувшейсЯ над землею сырой и черной ночи, он будто
слышал эту темноту в сдержанно звучащих тонах ее робеющего голоса. Љогда же,
поднЯв кверху задумчивое лицо, она сообщала ему: "Ђх, какаЯ туча идет, какаЯ
туча темнаЯ-претемнаЯ!" - он ощущал сразу будто холодное дуновение и слышал
в ее голосе пугающий шорох ползущего по небу, где-то в далекой высоте,
чудовища.

ѓлава четвертаЯ

…сть натуры, будто заранее предназначенные длЯ тихого подвига любви,
соединенной с печалью и заботой, - натуры, длЯ которых эти заботы о чужом
горе составлЯют как бы атмосферу, органическую потребность. Џрирода заранее
наделила их спокойствием, без которого немыслим будничный подвиг жизни, она
предусмотрительно смЯгчила в них личные порывы, запросы личной жизни,
подчинив эти порывы и эти запросы господствующей черте характера. ’акие
натуры кажутсЯ нередко слишком холодными, слишком рассудительными, лишенными
чувства. Ћни глухи на страстные призывы грешной жизни и идут по грустному
пути долга так же спокойно, как и по пути самого Яркого личного счастьЯ. Ћни
кажутсЯ холодными, как снежные вершины, и так же, как они, величавы.
†итейскаЯ пошлость стелетсЯ у их ног; даже клевета и сплетни скатываютсЯ по
их белоснежной одежде, точно грЯзные брызги с крыльев лебедЯ...
ЊаленькаЯ знакомка Џетра представлЯла в себе все черты этого типа,
который редко вырабатываетсЯ жизнью и воспитанием; он, как талант, как
гений, даетсЯ в удел избранным натурам и проЯвлЯетсЯ рано. Њать слепого
мальчика понимала, какое счастье случай послал ее сыну в этой детской
дружбе. Џонимал это и старый Њаксим, которому казалось, что теперь у его
питомца есть все, чего ему еще недоставало, что теперь душевное развитие
слепого пойдет тихим и ровным, ничем не смущаемым ходом...
Ќо это была горькаЯ ошибка.

‚ первые годы жизни ребенка Њаксим думал, что он совершенно овладел
душевным ростом мальчика, что этот рост совершаетсЯ если не под прЯмым его
влиЯнием, то, во всЯком случае, ни одна новаЯ сторона его, ни одно новое
приобретение в этой области не избегнет его наблюдениЯ и контролЯ. Ќо когда
настал в жизни ребенка период, который ЯвлЯетсЯ переходною гранью между
детством и отрочеством, Њаксим увидел, как неосновательны эти гордые
педагогические мечтаниЯ. —уть не каждаЯ неделЯ приносила с собой что-нибудь
новое, по временам совершенно неожиданное по отношению к слепому, и когда
Њаксим старалсЯ найти источники иной новой идеи или нового представлениЯ,
поЯвлЯвшихсЯ у ребенка, то ему приходилось терЯтьсЯ. ЉакаЯ-то неведомаЯ сила
работала в глубине детской души, выдвигаЯ из этой глубины неожиданные
проЯвлениЯ самостоЯтельного душевного роста, и Њаксиму приходилось
останавливатьсЯ с чувством благоговениЯ перед таинственными процессами
жизни, которые вмешивались таким образом в его педагогическую работу. ќти
толчки природы, ее даровые откровениЯ, казалось, доставлЯли ребенку такие
представлениЯ, которые не могли быть приобретены личным опытом слепого, и
Њаксим угадывал здесь неразрывную свЯзь жизненных Явлений, котораЯ проходит,
дробЯсь в тысЯче процессов, через последовательный рЯд отдельных жизней.
‘начала это наблюдение испугало Њаксима. ‚идЯ, что не он один владеет
умственным строем ребенка, что в этом строе сказываетсЯ что-то, от него не
зависЯщее и выходЯщее из-под его влиЯниЯ, он испугалсЯ за участь своего
питомца, испугалсЯ возможности таких запросов, которые могли бы послужить
длЯ слепого только причиной неутолимых страданий. € он пыталсЯ разыскать
источники этих, откуда-то пробивающихсЯ родников, чтоб... навсегда закрыть
их длЯ блага слепого ребенка.
Ќе ускользнули эти неожиданные проблески и от вниманиЯ матери. Ћднажды
утром Џетрик прибежал к ней в необыкновенном волнении.
- Њама, мама! - закричал он. - џ видел сон.
- —то же ты видел, мой мальчик? - спросила она с печальным сомнением в
голосе.
- џ видел во сне, что... Я вижу тебЯ и Њаксима, и еще... что Я все
вижу... ’ак хорошо, так хорошо, мамочка!
- —то же еще ты видел, мой мальчик?
- џ не помню.
- Ђ менЯ помнишь?
- Ќет, - сказал мальчик в раздумье. - џ забыл все... Ђ, все-таки Я
видел, право же, видел... - добавил он после минутного молчаниЯ, и его лицо
сразу омрачилось. Ќа незрЯчих глазах блеснула слеза...
ќто повторЯлось еще несколько раз, и всЯкий раз мальчик становилсЯ
грустнее и тревожнее.

III

Ћднажды, проходЯ по двору, Њаксим услышал в гостиной, где обыкновенно
происходили уроки музыки, какие-то странные музыкальные упражнениЯ. Ћни
состоЯли из двух нот. ‘начала от быстрых, последовательных, почти слившихсЯ
ударов по клавише дрожала самаЯ высокаЯ ЯркаЯ нота верхнего регистра, затем
она резко сменЯлась низким раскатом баса. Џолюбопытствовав узнать, что могли
означать эти странные экзерциции, Њаксим заковылЯл по двору и через минуту
вошел в гостиную. ‚ дверЯх он остановилсЯ как вкопанный перед неожиданною
картиной.
Њальчик, которому шел уже десЯтый год, сидел у ног матери на низеньком
стуле. ђЯдом с ним, вытЯнув шею и поводЯ по сторонам длинным клювом, стоЯл
молодой прирученный аист, которого €охим подарил паничу. Њальчик каждое утро
кормил его из своих рук, и птица всюду сопровождала своего нового
друга-хозЯина. ’еперь Џетрусь придерживал аиста одною рукой, а другою тихо
проводил вдоль его шеи и затем по туловищу с выражением усиленного вниманиЯ
на лице. ‚ это самое времЯ мать, с пылающим, возбужденным лицом и печальными
глазами, быстро ударЯла пальцем по клавише, вызываЯ из инструмента
непрерывно звеневшую высокую ноту. ‚месте с тем, слегка перегнувшись на
своем стуле, она с болезненною внимательностью вглЯдывалась в лицо ребенка.
Љогда же рука мальчика, скользЯ по Ярко-белым перьЯм, доходила до того
места, где эти перьЯ резко сменЯютсЯ черными на концах крыльев, Ђнна
Њихайловна сразу переносила руку на другую клавишу, и низкаЯ басоваЯ нота
глухо раскатывалась по комнате.
Ћба, и мать и сын, так были поглощены своим занЯтием, что не заметили
прихода Њаксима, пока он, в свою очередь, очнувшись от удивлениЯ, не прервал
сеанс вопросом:
- ЂннусЯ! что это значит?
ЊолодаЯ женщина, встретив испытующий взглЯд брата, застыдилась, точно
застигнутаЯ строгим учителем на месте преступлениЯ.
- ‚от видишь ли, - заговорила она смущенно, - он говорит, что различает
некоторую разницу в окраске аиста, только не может Ясно понЯть, в чем эта
разница... Џраво, он сам первый заговорил об этом, и мне кажетсЯ, что это
правда...
- Ќу, так что же?
- Ќичего, Я только хотела ему... немножко... объЯснить эту разницу
различием звуков... Ќе сердись, Њакс, но, право, Я думаю, что это очень
похоже...
ќта неожиданнаЯ идеЯ поразила Њаксима таким удивлением, но он в первую
минуту не знал, что сказать сестре. Ћн заставил ее повторить свои опыты и,
присмотревшись к напрЯженному выражению лица слепого, покачал головой.
- Џослушай менЯ, Ђнна, - сказал он, оставшись наедине с сестрою. - Ќе
следует будить в мальчике вопросов, на которые ты никогда, никогда не в
состоЯнии будешь дать полного ответа.
- Ќо ведь это он сам заговорил первый, право... - прервала Ђнна
Њихайловна.
- ‚се равно. Њальчику остаетсЯ только свыкнутьсЯ со своей слепотой, а
нам надо стремитьсЯ к тому, чтобы он забыл о свете. џ стараюсь, чтобы
никакие внешние вызовы не наводили его на бесплодные вопросы, и если б
удалось устранить эти вызовы, то мальчик не сознавал бы недостатка в своих
чувствах, как и мы, обладающие всеми пЯтью органами, не грустим о том, что у
нас нет шестого.
- Њы грустим, - тихо возразила молодаЯ женщина.
- ЂнЯ!
- Њы грустим, - ответила она упрЯмо... - Њы часто грустим о
невозможном...
‚прочем, сестра подчинилась доводам брата, но на этот раз он ошибалсЯ:
заботЯсь об устранении внешних вызовов, Њаксим забывал те могучие
побуждениЯ, которые были заложены в детскую душу самою природою.

"ѓлаза, - сказал кто-то, - зеркало души". Ѓыть может, вернее было бы
сравнить их с окнами, которыми вливаютсЯ в душу впечатлениЯ Яркого,
сверкающего цветного мира. Љто может сказать, какаЯ часть нашего душевного
склада зависит от ощущений света?
—еловек - одно звено в бесконечной цепи жизней, котораЯ тЯнетсЯ через
него из глубины прошедшего к бесконечному будущему. € вот в одном из таких
звеньев, слепом мальчике, роковаЯ случайность закрыла эти окна: жизнь должна
пройти всЯ в темноте. Ќо значит ли это, что в его душе порвались навеки те
струны, которыми душа откликаетсЯ на световые впечатлениЯ? Ќет, и через это
темное существование должна была протЯнутьсЯ и передатьсЯ последующим
поколениЯм внутреннЯЯ восприимчивость к свету. …го душа была цельнаЯ
человеческаЯ душа, со всеми ее способностЯми, а так как всЯкаЯ способность
носит в самой себе стремление к удовлетворению, то и в темной душе мальчика
жило неутолимое стремление к свету.
Ќетронутыми лежали где-то в таинственной глубине полученные по
наследству и дремавшие в неЯсном существовании "возможностей" силы, с первым
светлым лучом готовые поднЯтьсЯ ему навстречу. Ќо окна остаютсЯ закрытыми:
судьба мальчика решена - ему не видать никогда этого луча, его жизнь всЯ
пройдет в темноте!..
€ темнота эта была полна призраков.
…сли бы жизнь ребенка проходила среди нужды и горЯ - это, быть может,
отвлекло бы его мысль к внешним причинам страданиЯ. Ќо близкие люди
устранили от него все, что могло бы его огорчать. …му доставили полное
спокойствие и мир, и теперь самаЯ тишина, царившаЯ в его душе,
способствовала тому, что внутреннЯЯ неудовлетворенность слышалась Яснее.
‘реди тишины и мрака, его окружавших, вставало смутное неумолкающее сознание
какой-то потребности, искавшей удовлетворениЯ, ЯвлЯлось стремление оформить
дремлющие в душевной глубине, не находившие исхода силы.
Ћтсюда - какие-то смутные предчувствиЯ и порывы, вроде того стремлениЯ
к полету, которое каждый испытывал в детстве и которое сказываетсЯ в этом
возрасте своими чудными снами.
Ћтсюда, наконец, вытекали инстинктивные потуги детской мысли,
отражавшиесЯ на лице болезненным вопросом. ќти наследственные, но не
тронутые в личной жизни "возможности" световых представлений вставали, точно
призраки, в детской головке, бесформенные, неЯсные и темные, вызываЯ
мучительные и смутные усилиЯ.
Џрирода подымалась бессознательным протестом против индивидуального
"случаЯ" за нарушенный общий закон.

’аким образом, сколько бы ни старалсЯ Њаксим устранЯть все внешние
вызовы, он никогда не мог уничтожить внутреннего давлениЯ неудовлетворенной
потребности. ‘амое большее, что он мог достигнуть своею осмотрительностью,
это - не будить его раньше времени, не усиливать страданий слепого. ‚
остальном тЯжелаЯ судьба ребенка должна была идти своим чередом, со всеми ее
суровыми последствиЯми.
€ она надвигалась темною тучей. ЏрироднаЯ живость мальчика с годами все
более и более исчезала, подобно убывающей волне, между тем как смутно, но
беспрерывно звучавшее в душе его грустное настроение усиливалось, сказываЯсь
на его темпераменте. ‘мех, который можно было слышать во времЯ его детства
при каждом особенно Ярком новом впечатлении, теперь раздавалсЯ все реже и
реже. ‚се смеющеесЯ, веселое, отмеченное печатью юмора, было ему мало
доступно; но зато все смутное, неопределенно-грустное и
туманно-меланхолическое, что слышитсЯ в южной природе и отражаетсЯ в
народной песне, он улавливал с замечательною полнотой. ‘лезы ЯвлЯлись у него
каждый раз на глазах, когда он слушал, как в "полi могила з вiтром
говорила", и он сам любил ходить в поле слушать этот говор. ‚ нем все больше
и больше вырабатывалась склонность к уединению, и, когда в часы, свободные
от занЯтий, он уходил один на свою одинокую прогулку, домашние старались не
ходить в ту сторону, чтобы не нарушить его уединениЯ. “севшись где-нибудь на
кургане в степи, или на холмике над рекой, или, наконец, на хорошо знакомом
утесе, он слушал лишь шелест листьев да шепот травы или неопределенные
вздохи степного ветра. ‚се это особенным образом гармонировало с глубиной
его душевного настроениЯ. Ќасколько он мог понимать природу, тут он понимал
ее вполне и до конца. ’ут она не тревожила его никакими определенными и
неразрешимыми вопросами; тут этот ветер вливалсЯ ему прЯмо в душу, а трава,
казалось, шептала ему тихие слова сожалениЯ, и, когда душа юноши,
настроившись в лад с окружающею тихою гармонией, размЯгчалась от теплой
ласки природы, он чувствовал, как что-то подымаетсЯ в груди, прибываЯ и
разливаЯсь по всему его существу. Ћн припадал тогда к сыроватой, прохладной
траве и тихо плакал, но в этих слезах не было горечи. €ногда же он брал
дудку и совершенно забывалсЯ, подбираЯ задумчивые мелодии к своему
настроению и в лад с тихою гармонией степи.
ЏонЯтно, что всЯкий человеческий звук, неожиданно врывавшийсЯ в это
настроение, действовал на него болезненным, резким диссонансом [„ействовал
на него болезненым, резким диссонансом - вносил разрЯд в привычные длЯ него
мысли и ощущениЯ] Ћбщение в подобные минуты возможно только с очень близкою,
дружескою душой, а у мальчика был только один такой друг его возраста,
именно - белокураЯ девочка из посессорской усадьбы...
€ эта дружба крепла все больше, отличаЯсь полнею взаимностью. …сли
ќвелина вносила в их взаимные отношениЯ свое спокойствие, свою тихую
радость, сообщала слепому новые оттенки окружающей жизни, то и он, в свою
очередь, давал ей... свое горе. Љазалось, первое знакомство с ним нанесло
чуткому сердцу маленькой женщины кровавую рану: выньте из раны кинжал,
нанесший удар, и она истечет кровью. ‚первые познакомившись на холмике в
степи со слепым мальчиком, маленькаЯ женщина ощутила острое страдание
сочувствиЯ, и теперь его присутствие становилось длЯ нее все более
необходимым. ‚ разлуке с ним рана будто раскрывалась вновь, боль оживала, и
она стремилась к своему маленькому другу, чтобы неустанною заботой утолить
свое собственное страдание.

Ћднажды в теплый осенний вечер оба семейства сидели на площадке перед
домом, любуЯсь звездным небом, синевшим глубокою лазурью и горевшим огнЯми.
‘лепой, по обыкновению, сидел рЯдом с своею подругой около матери.
‚се на минуту смолкли. Ћколо усадьбы было совсем тихо; только листьЯ по
временам, чутко встрепенувшись, бормотали что-то невнЯтное и тотчас же
смолкали.
‚ эту минуту блестЯщий метеор, сорвавшись откуда-то из глубины темной
лазури, пронессЯ Яркою полосой по небу, оставив за собой фосфорический след,
угасший медленно и незаметно. ‚се поднЯли глаза. Њать, сидевшаЯ с Џетриком,
почувствовала, как он встрепенулсЯ и вздрогнул.
- —то это... было? - повернулсЯ он к ней взволнованным лицом.
- ќто звезда упала, дитЯ мое.
- „а, звезда, - прибавил он задумчиво. - џ так и знал.
- Ћткуда же ты мог знать, мой мальчик? - переспросила мать с печальным
сомнением в голосе.
- Ќет, это он говорит правду, - вмешалась ќвелина. - Ћн многое знает...
"так"...
“же эта все развивавшаЯсЯ чуткость указывала, что мальчик заметно
близитсЯ к критическому возрасту между отрочеством и юношеством. Ќо пока его
рост совершалсЯ довольно спокойно. Љазалось даже, будто он свыксЯ с своей
долей, и странно-уравновешеннаЯ грусть без просвета, но и без острых
порываний, котораЯ стала обычным фоном его жизни, теперь несколько
смЯгчилась. Ќо это был лишь период временного затишьЯ. ќти роздыхи природа
дает как будто нарочно; в них молодой организм устаиваетсЯ и крепнет длЯ
новой бури. ‚о времЯ этих затиший незаметно набираютсЯ и зреют новые
вопросы. Ћдин толчок - и все душевное спокойствие всколеблетсЯ да глубины,
как море под ударом внезапно налетевшего шквала.

ѓлава пЯтаЯ

’ак прошло еще несколько лет.
Ќичто не изменилось в тихой усадьбе. Џо-прежнему шумели буки в саду,
только их листва будто потемнела, сделалась еще гуще; по-прежнему белели
приветливые стены, только они чуть-чуть покривились и осели; по-прежнему
хмурились соломенные стрехи, и даже свирель €охима слышалась в те же часы из
конюшни; только теперь уже и сам €охим, остававшийсЯ холостым конюхом в
усадьбе, предпочитал слушать игру слепого панича на дудке или на фортепиано
- безразлично.
Њаксим поседел еще больше. “ Џопельских не было других детей, и потому
слепой первенец по-прежнему оставалсЯ центром, около которого группировалась
всЯ жизнь усадьбы. „лЯ него усадьба замкнулась в своем тесном кругу,
довольствуЯсь своею собственною тихою жизнью, к которой примыкала не менее
тихаЯ жизнь посессорской "хатки". ’аким образом, Џетр, ставший уже юношей,
вырос как тепличный цветок, огражденный от резких сторонних влиЯний далекой
жизни.
Ћн, как и прежде, стоЯл в центре громадного темного мира. Ќад ним,
вокруг него, всюду протЯнулась тьма, без конца и пределов: чуткаЯ, тонкаЯ
организациЯ подымалась, как упруго натЯнутаЯ струна, навстречу всЯкому
впечатлению, готоваЯ задрожать ответными звуками. ‚ настроении слепого
заметно сказывалось это чуткое ожидание; ему казалось, что вот-вот эта тьма
протЯнетсЯ к нему своими невидимыми руками и тронет в нем что-то такое, что
так томительно дремлет в душе и ждет пробуждениЯ.
Ќо знакомаЯ добраЯ и скучнаЯ тьма усадьбы шумела только ласковым
шепотом старого сада, навеваЯ смутную, баюкающую, успокоительную думу. Ћ
далеком мире слепой знал только из песен, из истории, из книг. Џод
задумчивый шепот сада, среди тихих будней усадьбы, он узнавал лишь по
рассказам о бурЯх и волнениЯх далекой жизни. € все это рисовалось ему сквозь
какую-то волшебную дымку, как песнЯ, как былина, как сказка.
Љазалось, так было хорошо. Њать видела, что огражденнаЯ будто стеной
душа ее сына дремлет в каком-то заколдованном полусне, искусственном, но
спокойном. € она не хотела нарушать этого равновесиЯ, боЯлась его нарушить.
ќвелина, выросшаЯ и сложившаЯсЯ как-то совершенно незаметно, глЯдела на
эту заколдованную тишь своими Ясными глазами, в которых можно было по
временам подметить что-то вроде недоумениЯ, вопроса о будущем, но никогда не
было и тени нетерпениЯ. Џопельский-отец привел имение в образцовый порЯдок,
но до вопросов о будущем его сына доброму человеку, конечно, не было ни
малейшего дела. Ћн привык, что все делаетсЯ само собой. Ћдин только Њаксим,
по своей натуре, с трудом выносил эту тишь, и то как нечто временное,
входившее поневоле в его планы. Ћн считал необходимым дать душе юноши
устоЯтьсЯ, окрепнуть, чтобы быть в состоЯнии встретить резкое прикосновение
жизни.
Њежду тем там, за чертой этого заколдованного круга, жизнь кипела,
волновалась, бурлила. € вот наконец наступило времЯ, когда старый наставник
решилсЯ разорвать этот круг, отворить дверь теплицы, чтобы в нее могла
ворватьсЯ свежаЯ струЯ наружного воздуха.

„лЯ первого случаЯ он пригласил к себе старого товарища, который жил
верстах в семидесЯти от усадьбы Џопельских. Њаксим иногда бывал у него и
прежде, но теперь он знал, что у ‘таврученка гостит приезжаЯ молодежь, и
написал ему письмо, приглашаЯ всю компанию. Џриглашение это было охотно
принЯто. ‘тарики были свЯзаны давнею дружбой, а молодежь помнила довольно
громкое некогда имЯ Њаксима џценка, с которым свЯзывались известные
традиции. Ћдин из сыновей ‘таврученка был студент Љиевского университета по
модному тогда филологическому факультету. „ругой изучал музыку в
Џетербургской консерватории. ‘ ними приехал еще юный кадет [Љадет -
воспитанник среднего военно-учебного заведениЯ в дореволюционной ђоссии],
сын одного из ближайших помещиков.
‘таврученко был крепкий старик, седой, с длинными казацкими усами и в
широких казацких шароварах. Ћн носил кисет с табаком и трубку привЯзанными у
поЯса, говорил не иначе, как по-малорусски, и рЯдом с двумЯ сыновьЯми,
одетыми в белые свитки [‘витка - верхнЯЯ длиннаЯ одежда украинцев] и
расшитые малороссийские сорочки [‘орочка - рубашка], очень напоминал
гоголевского Ѓульбу с сыновьЯми. Ћднако в нем не было и следов романтизма
[ђомантизм - здесь: идеализациЯ действительности], отличавшего гоголевского
героЯ. Ќаоборот, он был отличный практик-помещик, всю жизнь превосходно
ладивший с крепостными отношениЯми, а теперь, когда эта "неволЯ" была
уничтожена, сумевший хорошо приноровитьсЯ и к новым условиЯм. Ћн знал народ,
как знали его помещики, то есть он знал каждого мужика своей деревни и у
каждого мужика знал каждую корову и чуть не каждый лишний карбованец
[Љарбованец (укр.) - серебрЯный рубль] в мужицкой мошне [Њошна - карман,
кошелек].
‡ато, если он и не дралсЯ с своими сыновьЯми на кулачки, как Ѓульба, то
все же между ними происходили постоЯнные и очень свирепые стычки, которые не
ограничивались ни временем, ни местом. ‚сюду, дома и в гостЯх, по самому
ничтожному поводу между стариком и молодежью вспыхивали нескончаемые споры.
Ќачиналось обыкновенно с того, что старик, посмеиваЯсь, дразнил "идеальных
паничей" ["€деальные паничи" - барчуки, идеализирующие действительность, не
имеющие практического опыта в жизни], те горЯчились, старик тоже
разгорЯчалсЯ, и тогда подымалсЯ самый невообразимый галдеж, в котором обеим
сторонам доставалось не на шутку.
ќто было отражение известной розни "отцов и детей" [ђозни "отцов и
детей" - рознь в мировоззрении поколений - старого и молодого. ‚ыражение
возникло из романа €. ‘. ’ургенева "Ћтцы и дети"], только здесь это Явление
сказывалось в значительно смЯгченной форме. Њолодежь, с детства отданнаЯ в
школы, деревню видела только в короткое каникулЯрное времЯ, и потому у ней
не было того конкретного знаниЯ народа, каким отличались отцы-помещики.
Љогда поднЯлась в обществе волна "народолюбиЯ" ["Ќародолюбие". - €меетсЯ в
виду народничество - течение, возникшее в 60-70-х годах XIX века среди
революционно настроенной разночинной интеллигенции. ђеволюционнаЯ молодежь
шла "в народ", в деревню с целью поднЯть крестьЯнство на борьбу с
самодержавием], заставшаЯ юношей в высших классах гимназии, они обратились к
изучению родного народа, но начали это изучение с книжек. ‚торой шаг привел
их к непосредственному изучению проЯвлений "народного духа" в его
творчестве. •ождение в народ паничей в белых свитках и расшитых сорочках
было тогда сильно распространено в ћго-западном крае. Ќа изучение
экономических условий не обращалось особенного вниманиЯ. Њолодые люди
записывали слова и музыку народных думок и песен, изучали преданиЯ, сверЯли
исторические факты с их отражением в народной памЯти, вообще смотрели на
мужика сквозь поэтическую призму национального романтизма [’о есть смотрели
глазами романтиков, идеализируЯ народную жизнь]. Ћт этого, пожалуй, не прочь
были и старики, но все же они никогда не могли договоритьсЯ с молодежью до
какого-либо соглашениЯ.
- ‚от послушай ты его, - говорил ‘таврученко Њаксиму, лукаво
подталкиваЯ его локтем, когда студент ораторствовал с раскрасневшимсЯ лицом
и сверкающими глазами. - ‚от. собачий сын, говорит, как пишет!.. Џодумаешь,
и в самом деле голова! Ђ расскажи ты нам, ученый человек, как тебЯ мой
Ќечипор надул, а?
‘тарик поводил усами и хохотал, рассказываЯ с чисто хохлацким юмором
соответствующий случай. ћноши краснели, но, в свою очередь, не оставались в
долгу. "…сли они не знают Ќечипора и •ведька из такой-то деревни, зато они
изучают весь народ в его общих проЯвлениЯх; они смотрЯт с высшей точки
зрениЯ, при которой только и возможны выводы и широкие обобщениЯ. Ћни
обнимают одним взглЯдом далекие перспективы [Џерспектива - здесь: план, вид
на будущее], тогда как старые и заматерелые в рутине [ђутина - рабское
следование известным навыкам, боЯзнь всего нового] практики из-за деревьев
не видЯт всего леса".
‘тарику не было неприЯтно слушать мудреные речи сыновей.
- ’ак и видно, что недаром в школе учились, - говаривал он,
самодовольно поглЯдываЯ на слушателей. - Ђ все же, Я вам скажу, мой •ведько
вас обоих и введет и выведет, как телЯт на веревочке, вот что!.. Ќу, а Я и
сам его, шельму, в свой кисет уложу и в карман спрЯчу. ‚от и значит, что вы
передо мною все равно что щенЯта перед старым псом.

III

‚ данную минуту один из подобных споров только что затих. ‘таршее
поколение удалилось в дом, и сквозь открытые окна слышно было по временам,
как ‘таврученко с торжеством рассказывал разные комические эпизоды и
слушатели весело хохотали.
Њолодые люди оставались в саду. ‘тудент, подостлав под себЯ свитку и
заломив смушковую шапку, разлегсЯ на траве с несколько тенденциозною
[’енденциознаЯ - здесь: намереннаЯ, умышленнаЯ] непринужденностью. …го
старший брат сидел на завалинке рЯдом с ќвелиной. Љадет в аккуратно
застегнутом мундире помещалсЯ с ним рЯдом, а несколько в стороне, опершись
на подоконник, сидел, опустив голову, слепой; он обдумывал только что
смолкшие и глубоко взволновавшие его споры.
- —то вы думаете обо всем, что здесь говорилось, панна ќвелина? -
обратилсЯ к своей соседке молодой ‘таврученко. - ‚ы, кажетсЯ, не проронили
ни одного слова.
- ‚се это очень хорошо, то есть то, что вы говорили отцу. Ќо...
- Ќо... что же?
„евушка ответила не сразу. Ћна положила к себе на колени свою работу,
разгладила ее руками и, слегка наклонив голову, стала рассматривать ее с
задумчивым видом. ’рудно было разобрать, соображала ли она, что ей следовало
взЯть длЯ вышивки канву покрупнее, или же обдумывала свой ответ.
Њежду тем молодые люди с нетерпением ждали этого ответа. ‘тудент
приподнЯлсЯ на локте и повернул к девушке лицо, оживленное любопытством. …е
сосед уставилсЯ на нее спокойным, пытливым взглЯдом. ‘лепой переменил свою
непринужденную позу, выпрЯмилсЯ и потом вытЯнул голову, отвернувшись лицом
от остальных собеседников.
- Ќо, - проговорила она тихо, все продолжаЯ разглаживать рукой свою
вышивку, - у всЯкого человека, господа, своЯ дорога в жизни.
- ѓосподи! - резко воскликнул студент. - Љакое благоразумие! „а вам,
моЯ панночка, сколько лет, в самом деле?
- ‘емнадцать, - ответила ќвелина просто, но тотчас же прибавила с
наивно-торжествующим любопытством: - Ђ ведь вы думали, гораздо больше, не
правда ли?
Њолодые люди засмеЯлись.
- …сли бы у менЯ спросили мнение насчет вашего возраста, - сказал ее
сосед, - Я сильно колебалсЯ бы между тринадцатью и двадцатью тремЯ. Џравда,
иногда вы кажетесь совсем-таки ребенком, а рассуждаете порой, как опытнаЯ
старушка.
- ‚ серьезных делах, ѓаврило Џетрович, нужно и рассуждать серьезно, -
произнесла маленькаЯ женщина докторальным тоном [„окторальный тон -
наставительный, категорический, не допускающий возражений], опЯть принимаЯсь
за работу.
‚се на минуту смолкли. €голка ќвелины опЯть мерно заходила по вышивке,
а молодые люди оглЯдывали с любопытством миниатюрную фигуру благоразумной
особы.

ќвелина, конечно, значительно выросла и развилась со времени первой
встречи с Џетром, но замечание студента насчет ее вида было совершенно
справедливо. Џри первом взглЯде на это небольшое, худощавое созданьице
казалось, что это еще девочка, но в ее неторопливых, размеренных движениЯх
сказывалась нередко солидность женщины. ’о же впечатление производило и ее
лицо. ’акие лица бывают, кажетсЯ, только у славЯнок. Џравильные красивые
черты зарисованы плавными, холодными линиЯми; голубые глаза глЯдЯт ровно,
спокойно; румЯнец редко ЯвлЯетсЯ на этих бледных щеках, но это не та обычнаЯ
бледность, котораЯ ежеминутно готова вспыхнуть пламенем жгучей страсти; это
скорее холоднаЯ белизна снега. ЏрЯмые светлые волосы ќвелины чуть-чуть
оттенЯлись на мраморных висках и спадали тЯжелою косой, как будто
оттЯгивавшей назад ее голову при походке.
‘лепой тоже вырос и возмужал. ‚сЯкому, кто посмотрел бы на него в ту
минуту, когда он сидел поодаль от описанной группы, бледный, взволнованный и
красивый, сразу бросилось бы в глаза это своеобразное лицо, на котором так
резко отражалось всЯкое душевное движение. —ерные волосы красивою волной
склонЯлись над выпуклым лбом, по которому прошли ранние морщинки. Ќа щеках
быстро вспыхивал густой румЯнец и так же быстро разливалась матоваЯ
бледность. ЌижнЯЯ губа, чуть-чуть оттЯнутаЯ углами вниз, по временам как-то
напрЯженно вздрагивала, брови чутко настораживались и шевелились, а большие
красивые глаза, глЯдевшие ровным и неподвижным взглЯдом, придавали лицу
молодого человека какой-то не совсем обычный Њрачный оттенок.
- €так, - насмешливо заговорил студент после некоторого молчаниЯ, -
панна ќвелина полагает, что все, о чем мы говорили, недоступно женскому уму,
что удел женщины - узкаЯ сфера детской и кухни.
‚ голосе молодого человека слышались самодовольство (тогда эти словечки
были совсем новенькие) и вызывающаЯ ирониЯ; на несколько секунд все смолкли,
и на лице девушки проступил нервный румЯнец.
- ‚ы слишком торопитесь со своими заключениЯми, - сказала она. - џ
понимаю все, о чем здесь говорилось, - значит, женскому уму это доступно. џ
говорила только о себе лично.
Ћна смолкла и наклонилась над шитьем с таким вниманием к работе, что у
молодого человека не хватило решимости продолжать дальнейший допрос.
- ‘транно, - пробормотал он. - Њожно подумать, что вы распланировали
уже свою жизнь до самой могилы.
- —то же тут странного, ѓаврило Џетрович? - тихо возразила девушка. - џ
думаю, даже €льЯ €ванович (имЯ кадета) наметил уже свою дорогу, а ведь он
моложе менЯ.
- ќто правда, - сказал кадет, довольный этим вызовом. - џ недавно читал
биографию генерала N. N. Ћн тоже поступал по Ясному плану: в двадцать лет
женилсЯ, а в тридцать пЯть командовал частью.
‘тудент ехидно засмеЯлсЯ, девушка слегка покраснела.
- Ќу, вот видите, - сказала она через минуту с какою-то холодною
резкостью в голосе, - у всЯкого своЯ дорога.
Ќикто не возражал больше. ‘реди молодой компании водворилась серьезнаЯ
тишина, под которою чувствуетсЯ так Ясно недоумелый испуг: все смутно
понЯли, что разговор перешел на деликатную личную почву, что под простыми
словами зазвучала где-то чутко натЯнутаЯ струна...
€ среди этого молчаниЯ слышалсЯ только шорох темнеющего и будто чем-то
недовольного старого сада.

‚се эти беседы, эти споры, эта волна кипучих молодых запросов, надежд,
ожиданий и мнений - все это нахлынуло на слепого неожиданно и бурно. ‘начала
он прислушивалсЯ к ним с выражением восторженного изумлениЯ, но вскоре он не
мог не заметить, что эта живаЯ волна катитсЯ мимо него, что ей до него нет
дела. Љ нему не обращались с вопросами, у него не спрашивали мнениЯ, и скоро
оказалось, что он стоит особнЯком, в каком-то грустном уединении, - тем
более грустном, чем шумнее была теперь жизнь усадьбы.
’ем не менее он продолжал прислушиватьсЯ ко всему, что длЯ него было
так ново, и его крепко сдвинутые брови, побледневшее лицо выказывали
усиленное внимание. Ќо это внимание было мрачно, под ним таилась тЯжелаЯ и
горькаЯ работа мысли.
Њать смотрела на сына с печалью в глазах. ѓлаза ќвелины выражали
сочувствие и беспокойство. Ћдин Њаксим будто не замечал, какое действие
производит шумное общество на слепого, и радушно приглашал гостей
наведыватьсЯ почаще в усадьбу, обещаЯ молодым людЯм обильный этнографический
материал [ќтнографический материал - материал длЯ изучениЯ быта и нравов
народа, его материальной и духовной культуры (народные обычаи, песни,
преданиЯ, сказки, пословицы и поговорки)] к следующему приезду.
ѓости обещали вернутьсЯ и уехали. ЏрощаЯсь, молодые люди радушно
пожимали руки Џетра. Ћн порывисто отвечал на эти пожатиЯ и долго
прислушивалсЯ, как стучали по дороге колеса их брички. ‡атем он быстро
повернулсЯ и ушел в сад.
‘ отъездом гостей в усадьбе все стихло, но эта тишина показалась
слепому какою-то особенной, необычной и странной. ‚ ней слышалось как будто
признание, что здесь произошло что-то особенно важное. ‚ смолкших аллеЯх,
отзывавшихсЯ только шепотом буков и сирени, слепому чуЯлись отголоски
недавних разговоров. Ћн слышал также в открытое окно, как мать и ќвелина о
чем-то спорили с Њаксимом в гостиной. ‚ голосе матери он заметил мольбу и
страдание, голос ќвелины звучал негодованием, а Њаксим, казалось, страстно,
но твердо отражал нападение женщин. ‘ приближением Џетра эти разговоры
мгновенно смолкали.
Њаксим сознательно беспощадною рукой пробил первую брешь в стене,
окружавшей до сих пор мир слепого. ѓулкаЯ и беспокойнаЯ перваЯ волна уже
хлынула в пролом, и душевное равновесие юноши дрогнуло под этим первым
ударом.
’еперь ему казалось уже тесно в его заколдованном круге. …го тЯготила
спокойнаЯ тишь усадьбы, ленивый шепот и шорох старого сада, однообразие
юного душевного сна. ’ьма заговорила с ним своими новыми обольстительными
голосами, заколыхалась новыми смутными образами, теснЯсь с тоскливою суетой
заманчивого оживлениЯ.
Ћна звала его, манила, будила дремавшие в душе запросы, и уже эти
первые призывы сказались в его лице бледностью, а в душе - тупым, хотЯ еще
смутным страданием.
Ћт женщин не ускользнули эти тревожные признаки. Њы, зрЯчие, видим
отражение душевных движений на чужих лицах и потому приучаемсЯ скрывать свои
собственные. ‘лепые в этом отношении совершенно беззащитны, и потому на
побледневшем лице Џетра можно было читать, как в интимном [€нтимный -
глубоко личный, скрываемый от посторонних] дневнике, оставленном открытым в
гостиной... Ќа нем была написана мучительнаЯ тревога. †енщины видели, что
Њаксим тоже замечает все это, но это входит в какие-то планы старика. Ћбе
они считали это жестокостью, и мать хотела бы своими руками оградить сына.
"’еплица? - что ж такое, если ее ребенку до сих пор было хорошо в теплице?
Џусть будет так и дальше, навсегда... ‘покойно, тихо, невозмутимо... "
ќвелина не высказывала, по-видимому, всего, что было у нее на душе, но с
некоторых пор она переменилась к Њаксиму и стала возражать против некоторых,
иногда совсем незначительных его предложений с небывалою резкостью.
‘тарик смотрел на нее из-под бровей пытливыми глазами, которые
встречались порой с гневным, сверкающим взглЯдом молодой девушки. Њаксим
покачивал головой, бормотал что-то и окружал себЯ особенно густыми клубами
дыма, что было признаком усиленной работы мысли; но он твердо стоЯл на своем
и порой, ни к кому не обращаЯсь, отпускал презрительные сентенции [‘ентенциЯ
- нравоучительное изречение] насчет неразумной женской любви и короткого
бабьего ума, который, как известно, гораздо короче волоса; поэтому женщина
не может видеть дальше минутного страданиЯ и минутной радости. Ћн мечтал длЯ
Џетра не о спокойствии, а о возможной полноте жизни. ѓоворЯт, всЯкий
воспитатель стремитсЯ сделать из питомца свое подобие. Њаксим мечтал о том,
что пережил сам и чего так рано лишилсЯ: о кипучих кризисах и о борьбе. ‚
какой форме - он не знал и сам, но упорно стремилсЯ расширить длЯ Џетра круг
живых внешних впечатлений, доступных слепому, рискуЯ даже потрЯсениЯми и
душевными переворотами. Ћн чувствовал, что обе женщины хотЯт совсем
другого...
- Ќаседка! - говорил он иногда сестре, сердито стуча по комнате своими
костылЯми... Ќо он сердилсЯ редко; большею же частью на доводы сестры он
возражал мЯгко и с снисходительным сожалением, тем более что она каждый раз
уступала в споре, когда оставалась наедине с братом! это, впрочем, не мешало
ей вскоре опЯть возобновлЯть разговор. Ќо когда при этом присутствовала
ќвелина, дело становилось серьезнее; в этих случаЯх старик предпочитал
отмалчиватьсЯ. Љазалось, между ним и молодою девушкой завЯзывалась какаЯ-то
борьба, и оба они еще только изучали противника, тщательно скрываЯ свои
карты.

Љогда через две недели молодые люди опЯть вернулись вместе с отцом,
ќвелина встретила их с холодною сдержанностью. Ћднако ей было трудно устоЯть
против обаЯтельного молодого оживлениЯ. –елые дни молодежь шаталась по
деревне, охотилась, записывала в полЯх песни жниц и жнецов, а вечером всЯ
компаниЯ собиралась на завалинке усадьбы, в саду.
‚ один из таких вечеров ќвелина не успела спохватитьсЯ, как разговор
опЯть перешел на щекотливые темы [™екотливые темы - здесь: темы, касающиесЯ
интимной жизни]. Љак это случилось, кто начал первый, - ни она, да и никто
не мог бы сказать. ќто вышло так же незаметно, как незаметно потухла зарЯ и
по саду расползлись вечерние тени, как незаметно завел соловей в кустах свою
вечернюю песню.
‘тудент говорил пылко, с тою особенною юношескою страстью, котораЯ
кидаетсЯ навстречу неизвестному будущему безрасчетно и безрассудно. ‚ыла в
этой вере в будущее с его чудесами какаЯ-то особеннаЯ чарующаЯ сила, почти
неодолимаЯ сила привычки...
ЊолодаЯ девушка вспыхнула, понЯв" что этот вызов, быть может, без
сознательного расчета, был обращен теперь прЯмо к ней.
Ћна слушала, низко наклонЯсь над работой. …е глаза заискрились, щеки
загорелись румЯнцем, сердце стучало... Џотом блеск глаз потух, губы сжались,
а сердце застучало еще сильнее, и на побледневшем лице поЯвилось выражение
испуга.
Ћна испугалась оттого, что перед ее глазами будто раздвинулась темнаЯ
стена, и в этот просвет блеснули далекие перспективы обширного, кипучего и
деЯтельного мира.
„а, он манит ее уже давно. Ћна не сознавала этого ранее, но в тени
старого сада, на уединенной скамейке, она нередко просиживала целые часы,
отдаваЯсь небывалым мечтам. ‚оображение рисовало ей Яркие далекие картины, и
в них не было места слепому...
’еперь этот мир приблизилсЯ к ней; он не только манит ее, он
предъЯвлЯет на нее какое-то право.
Ћна кинула быстрый взглЯд в сторону Џетра, и что-то кольнуло ей сердце.
Ћн сидел неподвижный, задумчивый; всЯ его фигура казалась отЯжелевшей и
осталась в ее памЯти мрачным пЯтном. "Ћн понимает... все", - мелькнула у нее
мысль, быстраЯ, как молниЯ, и девушка почувствовала какой-то холод. Љровь
отлила к сердцу, а на лице она сама ощутила внезапную бледность. …й
представилось на мгновение, что она уже там, в этом далеком мире, а он сидит
вот здесь один, с опущенною головой, или нет... Ћн там, на холмике, над
речкой, этот слепой мальчик, над которым она плакала в тот вечер...
€ ей стало страшно. …й показалось, что кто-то готовитсЯ вынуть нож из
ее давнишней раны.
Ћна вспомнила долгие взглЯды Њаксима. ’ак вот что значили эти
молчаливые взглЯды! Ћн лучше ее самой знал ее настроение, он угадал, что в
ее сердце возможна еще борьба и выбор, что она в себе не уверена... Ќо нет,
он ошибаетсЯ! Ћна знает свой первый шаг, а там она посмотрит, что можно
будет взЯть у жизни еще...
Ћна вздохнула трудно и тЯжело, как бы переводЯ дыхание после тЯжелой
работы, и оглЯнулась кругом. Ћна не могла бы сказать, долго ли длилось
молчание, давно ли смолк студент, говорил ли он еще что-нибудь... Ћна
посмотрела туда, где за минуту сидел Џетр...
…го не было на прежнем месте.

VII

’огда, спокойно сложив работу, она тоже поднЯлась.
- €звините, господа, - сказала она, обращаЯсь к гостЯм. - џ вас на
времЯ оставлю одних.
€ она пошла вдоль темной аллеи.
ќтот вечер был исполнен тревоги не длЯ одной ќвелины. Ќа повороте
аллеи, где стоЯла скамейка, девушка услыхала взволнованные голоса. Њаксим
разговаривал с сестрой.
- „а, о ней Я думал в этом случае не менее, чем о нем, - говорил старик
сурово. - Џодумай, ведь она еще ребенок, не знающий жизни! џ не хочу верить,
что ты желала бы воспользоватьсЯ неведением ребенка.
‚ голосе Ђнны Њихайловны, когда она ответила, слышались слезы.
- Ђ что же, Њакс, если... если она... —то же будет тогда с моим
мальчиком?
- Ѓудь что будет! - твердо и угрюмо ответил старый солдат. - ’огда
посмотрим; во всЯком случае, на нем не должно тЯготеть сознание чужой
испорченной жизни... „а и на нашей совести тоже... Џодумай об этом, ЂнЯ, -
добавил он мЯгче.
‘тарик взЯл руку сестры и нежно поцеловал ее. Ђнна Њихайловна склонила
голову.
- Њой бедный мальчик, бедный... ‹учше бы ему никогда не встречатьсЯ с
нею...
„евушка скорее угадала эти слова, чем расслышала: так тихо вырвалсЯ
этот стон из уст матери.
Љраска залила лицо ќвелины. Ћна невольно остановилась на повороте
аллеи... ’еперь, когда она выйдет, оба они увидЯт, что она подслушала их
тайные мысли...
Ќо через несколько мгновений она гордо поднЯла голову. Ћна не хотела
подслушивать, и, во всЯком случае, не ложный стыд может остановить ее на ее
дороге. Љ тому же этот старик берет на себЯ слишком много. Ћна сама сумеет
распорЯдитьсЯ своею жизнью.
Ћна вышла из-за поворота дорожки и прошла мимо обоих говоривших
спокойно и с высоко поднЯтою головой. Њаксим с невольной торопливостью
подобрал свой костыль, чтобы дать ей дорогу, а Ђнна Њихайловна посмотрела на
нее о каким-то подавленным выражением любви, почти обожаниЯ и страха.
Њать будто чувствовала, что эта гордаЯ белокураЯ девушка, котораЯ
только что прошла о таким гневно-вызывающим видом, пронесла о собой счастье
или несчастье всей жизни ее ребенка.

VIII

‚ дальнем конце сада стоЯла стараЯ, заброшеннаЯ мельница. Љолеса давно
уже не вертелись, валы обросли мхом, и сквозь старые шлюзы просачивалась
вода несколькими тонкими, неумолчно звеневшими струйками. ќто было любимое
место слепого. ‡десь он просиживал целые часы на парапете [Џарапет - ограда,
перила] плотины, прислушиваЯсь к говору сочившейсЯ воды, и умел прекрасно
передавать на фортепиано этот говор. Ќо теперь ему было не до того... ’еперь
он быстро ходил по дорожке с переполненным горечью сердцем, с искаженным от
внутренней боли лицом.
‡аслышав легкие шаги девушки, он остановилсЯ! ќвелина положила ему на
плечо руку и спросила серьезно:
- ‘кажи мне, Џетр, что это с тобой? Ћтчего ты такой грустный?"
Ѓыстро повернувшись, он опЯть зашагал по дорожке. „евушка пошла с ним
рЯдом.
Ћна понЯла его резкое движение и его молчание и на минуту опустила
голову. Ћт усадьбы слышалась песнЯ:

‡-за крутоi горы
‚ылiталы орлы,
‚ылiталы, гуркоталы,
ђоскоши шукалы...
[ђоскоши шукалы (укр.) - привольЯ искали]

‘мЯгченный расстоЯнием, молодой, сильный голос пел о любви, о счастье,
о просторе, и эти звуки неслись в тишине ночи, покрываЯ ленивый шепот
сада...
’ам были счастливые люди, которые говорили об Яркой и полной жизни; она
еще несколько минут назад была с ними, опьЯненнаЯ мечтами об этой жизни, в
которой ему не было места. Ћна даже не заметила его ухода, а кто знает,
какими долгими показались ему эти минуты одинокого горЯ...
ќти мысли прошли в голове молодой девушки, пока она ходила рЯдом с
Џетром по аллее. Ќикогда еще не было так трудно заговорить с ним, овладеть
его настроением. Ћднако она чувствовала, что ее присутствие понемногу
смЯгчает его мрачное раздумье.
„ействительно, его походка стала тише, лицо спокойнее. Ћн слышал рЯдом
ее шаги, и понемногу остраЯ душевнаЯ боль стихала, уступаЯ место другому
чувству. Ћн не отдавал себе отчета в этом чувстве, но оно было ему знакомо,
и он легко подчинЯлсЯ его благотворному влиЯнию.
- —то с тобой? - повторила она свой вопрос.
- Ќичего особенного, - ответил он с горечью. - Њне только кажетсЯ, что
Я совсем лишний на свете.
ЏеснЯ около дома на времЯ смолкла, и через минуту послышалась другаЯ.
Ћна доносилась чуть слышно, теперь студент пел старую "думу", подражаЯ
тихому напеву бандуристов. €ногда голос, казалось, совсем смолкал,
воображением овладевала смутнаЯ мечта, и затем тихаЯ мелодиЯ опЯть
пробивалась сквозь шорох листьев...
Џетр невольно остановилсЯ, прислушиваЯсь.
- ‡наешь, - заговорил он грустно, - мне кажетсЯ иногда, что старики
правы, когда говорЯт, что на свете становитсЯ с годами все хуже. ‚ старые
годы было лучше даже слепым. ‚место фортепиано тогда бы Я выучилсЯ играть на
бандуре и ходил бы по городам и селам... Љо мне собирались бы толпы людей, и
Я пел бы им о делах их отцов, о подвигах и славе. ’огда и Я был бы
чем-нибудь в жизни. Ђ теперь? „аже этот кадетик с таким резким голосом, и
тот, - ты слышала? - говорит: женитьсЯ и командовать частью. Ќад ним
смеЯлись, а Я... а мне даже и это недоступно.
ѓолубые глаза девушки широко открылись от испуга, и в них сверкнула
слеза.
- ќто ты наслушалсЯ речей молодого ‘таврученка, - сказала она в
смущении, стараЯсь придать голосу тон беззаботной шутки.
- „а, - задумчиво ответил Џетр и прибавил: - “ него очень приЯтный
голос. Љрасив он?
- „а, он хороший, - задумчиво подтвердила ќвелина, но вдруг, как-то
гневно спохватившись, прибавила резко: - Ќет, он мне вовсе не нравитсЯ! Ћн
слишком самоуверен, и голос у него неприЯтный и резкий.
Џетр выслушал с удивлением эту гневную вспышку. „евушка топнула ногой и
продолжала:
- € все это глупости! ќто все, Я знаю, подстраивает Њаксим. Ћ, как Я
ненавижу теперь этого Њаксима.
- —то ты это, ‚елЯ? - спросил удивленно слепой. - —то подстраивает?
- Ќенавижу, ненавижу Њаксима! - упрЯмо повторЯла девушка. - Ћн со
своими расчетами истребил в себе всЯкие признаки сердца... Ќе говори, не
говори мне о них... € откуда они присвоили себе право распорЯжатьсЯ чужою
судьбой?
Ћна вдруг порывисто остановилась, сжала свои тонкие руки, так что на
них хрустнули пальцы, и как-то по-детски заплакала.
‘лепой взЯл ее за руки с удивлением и участием. ќта вспышка со стороны
его спокойной и всегда выдержанной подруги была так неожиданна и
необъЯснима! Ћн прислушивалсЯ одновременно к ее плачу и к тому странному
отголоску, каким отзывалсЯ этот плач в его собственном сердце. …му
вспомнились давние годы. Ћн сидел на холме с такою же грустью, а она плакала
над ним так же, как и теперь...
Ќо вдруг она высвободила руку, и слепой опЯть удивилсЯ: девушка
смеЯлась.
- ЉакаЯ Я, однако, глупаЯ! € о чем это Я плачу?
Ћна вытерла глаза и потом заговорила растроганным и добрым голосом:
- Ќет, будем справедливы: оба они хорошие!.. € то, что он говорил
сейчас, - хорошо. Ќо ведь это же не длЯ всех.
- „лЯ всех, кто может, - сказал слепой.
- Љакие пустЯки! - ответила она Ясно, хотЯ в ее голосе вместе с улыбкой
слышались еще недавние слезы. - ‚едь вот и Њаксим воевал, пока мог, а теперь
живет как может. Ќу, и мы...
- Ќе говори: мы! ’ы - совсем другое дело...
- Ќет, не другое.
- Џочему?
- Џотому что... Ќу да потому, что ведь ты на мне женишьсЯ, и, значит,
наша жизнь будет одинакова.
Џетр остановилсЯ в изумлении.
- џ?.. Ќа тебе?.. ‡начит, ты за менЯ... замуж?
- Ќу да, ну да, конечно! - ответила она с торопливым волнением. - Љакой
ты глупый! Ќеужели тебе никогда не приходило это в голову? ‚едь это же так
просто! Ќа ком же тебе и женитьсЯ, как не на мне?
- Љонечно, - согласилсЯ он с каким-то странным эгоизмом, но тотчас
спохватилсЯ. - Џослушай, ‚елЯ, - заговорил он, взЯв ее за руку. - ’ам сейчас
говорили: в больших городах девушки учатсЯ всему, перед тобой тоже могла бы
открытьсЯ широкаЯ дорога... Ђ Я...
- —то же ты?
- Ђ Я... слепой! - закончил он совершенно нелогично.
€ опЯть ему вспомнилось детство, тихий плеск реки, первое знакомство с
ќвелиной и ее горькие слезы при слове "слепой"... €нстинктивно почувствовал
он, что теперь опЯть причинЯет ей такую же рану, и остановилсЯ. Ќесколько
секунд стоЯла тишина, только вода тихо и ласково звенела в шлюзах. ќвелины
совсем не было слышно, как будто она исчезла. Џо ее лицу действительно
пробежала судорога, но девушка овладела собой, и, когда она заговорила,
голос ее звучал беспечно и шутливо.
- ’ак что же, что слепой? - сказала она. - Ќо ведь если девушка полюбит
слепого, так и выходить надо за слепого... ќто уж всегда так бывает, что же
нам делать?
- Џолюбит... - сосредоточенно повторил он, и брови его сдвинулись, - он
вслушивалсЯ в новые длЯ него звуки знакомого слова... - Џолюбит? -
переспросил он с возрастающим волнением.
- Ќу да! ’ы и Я, мы оба любим друг друга... Љакой ты глупый! Ќу,
подумай сам: мог ли бы ты остатьсЯ здесь один, без менЯ?..
‹ицо его сразу побледнело, и незрЯчие глаза остановились, большие и
неподвижные.
Ѓыло тихо; только вода все говорила о чем-то, журча и звенЯ. ‚ременами
казалось, что этот говор ослабевает и вот-вот стихнет; но тотчас же он опЯть
повышалсЯ и опЯть звенел без конца и перерыва. ѓустаЯ черемуха шептала
темною листвой; песнЯ около дома смолкла, но зато над прудом соловей заводил
свою...
- џ бы умер, - сказал он глухо.
…е губы задрожали, как в тот день их первого знакомства, и она сказала
с трудом, слабым, детским голосом:
- € Я тоже... без тебЯ, одна... в далеком свете...
Ћн сжал ее маленькую руку в своей. …му казалось странным, что ее тихое
ответное пожатие так непохоже на прежнее: слабое движение ее маленьких
пальцев отражалось теперь в глубине его сердца. ‚ообще, кроме прежней
ќвелины, друга его детства, теперь он чувствовал в ней еще какую-то другую,
новую девушку. ‘ам он показалсЯ себе могучим и сильным, а она представилась
плачущей и слабой. ’огда, под влиЯнием глубокой нежности, он привлек ее
одною рукой, а другою стал гладить ее шелковистые волосы.
€ ему казалось, что все горе смолкло в глубине сердца и что у него нет
никаких порывов и желаний, а есть только настоЯщаЯ минута.
‘оловей, некоторое времЯ пробовавший свой голос, защелкал и рассыпалсЯ
по молчаливому саду неистовою трелью. „евушка встрепенулась и застенчиво
отвела руку Џетра.
Ћн не противилсЯ и, опустив ее, вздохнул полною грудью. Ћн слышал, как
она оправлЯет свои волосы. …го сердце билось сильно, но ровно и приЯтно; он
чувствовал, как горЯчаЯ кровь разносит по всему телу какую-то новую
сосредоточенную силу. Љогда через минуту она сказала ему обычным тоном: "Ќу,
теперь вернемсЯ к гостЯм", он с удивлением вслушивалсЯ в этот милый голос, в
котором звучали совершенно новые ноты.

ѓости и хозЯева собрались в маленькой гостиной; недоставало только
Џетра и ќвелины. Њаксим разговаривал со своим старым товарищем, молодые люди
сидели молча у открытых окон; в небольшом обществе господствовало то
особенное тихое настроение, в глубине которого ощущаетсЯ какаЯ-то не длЯ
всех ЯснаЯ, но всеми сознаваемаЯ драма. Ћтсутствие ќвелины и Џетра было
как-то особенно заметно. Њаксим среди разговора кидал короткие выжидающие
взглЯды по направлению к дверЯм. Ђнна Њихайловна с грустным и как будто
виноватым лицом Явно старалась быть внимательною и любезною хозЯйкой, и
только один пан Џопельский, значительно округлевший и, как всегда,
благодушный, дремал на своем стуле в ожидании ужина.
Љогда на террасе, котораЯ вела из сада в гостиную, раздались шаги, все
глаза повернулись туда. ‚ темном четырехугольнике широких дверей показалась
фигура ќвелины, а за нею тихо подымалсЯ по ступенькам слепой.
ЊолодаЯ девушка почувствовала на себе эти сосредоточенные, внимательные
взглЯды, однако это ее не смутило. Ћна прошла через комнату своею обычною
ровною поступью, и только на одно мгновение, встретив короткий из-под бровей
взглЯд Њаксима, она чуть-чуть улыбнулась, и ее глаза сверкнули вызовом и
усмешкой. Џани ЏопельскаЯ вглЯдывалась в своего сына.
Њолодой человек, казалось, - шел вслед за девушкой, не сознаваЯ хорошо,
куда она ведет его. Љогда в дверЯх показалось его бледное лицо и тонкаЯ
фигура, он вдруг приостановилсЯ на пороге этой освещенной комнаты. Ќо затем
он перешагнул через порог и быстро, хотЯ с тем же полурассеЯнным,
полусосредоточенным видом, подошел к фортепиано.
•отЯ музыка была обычным элементом в жизни тихой усадьбы, но вместе с
тем это был элемент интимный, так сказать, чисто домашний. ‚ те дни, когда
усадьба наполнЯлась говором и пением приезжей молодежи, Џетр ни разу не
подходил к фортепиано, на котором играл лишь старший из сыновей ‘таврученка,
музыкант по профессии. ќто воздержание делало слепого еще более незаметным в
оживленном обществе, и мать с сердечной болью следила за темной фигурой
сына, терЯвшегосЯ среди общего блеска и оживлениЯ. ’еперь, в первый еще раз,
Џетр смело и как будто даже не вполне сознательно подходил к своему обычному
месту... Љазалось, он забыл о присутствии чужих. ‚прочем, при входе молодых
людей в гостиной стоЯла такаЯ тишина, что слепой мог считать комнату
пустою...
Ћткрыв крышку, он слегка тронул клавиши и пробежал по ним несколькими
быстрыми легкими аккордами. Љазалось, он о чем-то спрашивал не то у
инструмента, не то у собственного настроениЯ.
Џотом, вытЯнув на клавишах руки, он глубоко задумалсЯ, и тишина в
маленькой гостиной стала еще глубже.
Ќочь глЯдела в черные отверстиЯ окон; кое-где из сада заглЯдывали с
любопытством зеленые группы листьев, освещенных светом лампы. ѓости,
подготовленные только что смолкшим смутным рокотом пианино, отчасти
охваченные веЯнием странного вдохновениЯ, витавшего над бледным лицом
слепого, сидели в молчаливом ожидании.
Ђ Џетр все молчал, приподнЯв кверху слепые глаза, и все будто
прислушивалсЯ к чему-то. ‚ его душе подымались, как расколыхавшиесЯ волны,
самые разнообразные ощущениЯ. Џрилив неведомой жизни подхватывал его, как
подхватывает волна на морском берегу долго и мирно стоЯвшую на песке
лодку... Ќа лице виднелось удивление, вопрос, и еще какое-то особенное
возбуждение проходило по нем быстрыми тенЯми. ‘лепые глаза казались
глубокими и темными.
Ћдну минуту можно было подумать, что он не находит в своей душе того, к
чему прислушиваетсЯ с таким жадным вниманием. Ќо потом, хотЯ все с тем же
удивленным видом и все как будто не дождавшись чего-то, он дрогнул, тронул
клавиши и, подхваченный новой волной нахлынувшего чувства, отдалсЯ весь
плавным, звонким и певучим аккордам...

ЏользоватьсЯ нотами слепому вообще трудно. Ћни отдавливаютсЯ, как и
буквы, рельефом, причем тоны обозначаютсЯ отдельными знаками и ставЯтсЯ в
один рЯд, как строчки книги. —тобы обозначить тоны, соединенные в аккорд,
между ними ставЯтсЯ восклицательные знаки. ЏонЯтно, что слепому приходитсЯ
заучивать их наизусть, притом отдельно длЯ каждой руки. ’аким образом, это -
очень сложнаЯ и труднаЯ работа; однако Џетру и в этом случае помогала любовь
к отдельным составным частЯм этой работы. ‡аучив на памЯть по нескольку
аккордов длЯ каждой руки, он садилсЯ за фортепиано, и, когда из соединениЯ
этих выпуклых иероглифов [€ероглиф - здесь: трудно читаемый условный знак]
вдруг неожиданно длЯ него самого складывались стройные созвучиЯ, это
доставлЯло ему такое наслаждение и представлЯло столько живого интереса, что
этим сухаЯ работа скрашивалась и даже завлекала.
’ем не менее между изображенною на бумаге пьесой и ее исполнением
ложилось в этом случае слишком много промежуточных процессов. Џока знак
воплощалсЯ в мелодию, он должен был пройти через руки, закрепитьсЯ в памЯти
и затем совершить обратный путь к концам играющих пальцев. Џритом сильно
развитое музыкальное воображение слепого вмешивалось в сложную работу
заучиваниЯ и налагало на чужую пьесу заметный личный отпечаток. ”ормы, в
какие успело отлитьсЯ музыкальное чувство Џетра, были именно те, в каких ему
впервые Явилась мелодиЯ, в какие отливалась затем игра его матери. ќто были
формы народной музыки, которые звучали постоЯнно в его душе, которыми
говорила этой душе роднаЯ природа.
€ теперь, когда он играл какую-то итальЯнскую пьесу, с трепещущим
сердцем и переполненною душою, в его игре с первых же аккордов сказалось
что-то до такой степени своеобразное, что на лицах посторонних слушателей
поЯвилось удивление. Ћднако через несколько минут очарование овладело всеми
безраздельно, и только старший из сыновей ‘таврученка, музыкант по
профессии, долго еще вслушивалсЯ в игру, стараЯсь уловить знакомую пьесу и
анализируЯ своеобразную манеру пианиста.
‘труны звенели и рокотали, наполнЯЯ гостиную и разносЯсь по смолкшему
саду... ѓлаза молодежи сверкали оживлением и любопытством. ‘таврученко-отец
сидел, свесив голову, и молчаливо слушал, но потом стал воодушевлЯтьсЯ все
больше и больше, подталкивал Њаксима локтем и шептал:
- ‚от этот играет, так уж играет. —то? Ќе правду Я говорю?
Џо мере того как звуки росли, старый спорщик стал вспоминать что-то,
должно быть, свою молодость, потому что глаза его заискрились, лицо
покраснело, весь он выпрЯмилсЯ и, приподнЯв руку, хотел даже ударить кулаком
по столу, но удержалсЯ и опустил кулак без всЯкого звука. ЋглЯдев своих
молодцов быстрым взглЯдом, он погладил усы и, наклонившись к Њаксиму,
прошептал:
- •отЯт стариков в архив... Ѓрешут!.. ‚ свое времЯ и мы с тобой,
братику, тоже... „а и теперь еще... Џравду Я говорю или нет?
Њаксим, довольно равнодушный к музыке, на этот раз чувствовал что-то
новое в игре своего питомца и, окружив себЯ клубами дыма, слушал, качал
головой и переводил глаза с Џетра на ќвелину. …ще раз какой-то порыв
непосредственной жизненной силы врывалсЯ в его систему совсем не так, как он
думал... Ђнна Њихайловна тоже кидала на девушку вопросительные взглЯды,
спрашиваЯ себЯ: что это, - счастье или горе звучит в игре ее сына... ќвелина
сидела в тени от абажура, и только ее глаза, большие и потемневшие,
выделЯлись в полумраке. Ћна одна понимала эти звуки по-своему: ей слышалсЯ в
них звон воды в старых шлюзах и шепот черемухи в потемневшей аллее.

Њотив давно уже изменилсЯ. Ћставив итальЯнскую пьесу, Џетр отдалсЯ
своему воображению. ’ут было все, что теснилось в его воспоминании, когда он
за минуту перед тем, молча и опустив голову, прислушивалсЯ к впечатлениЯм из
пережитого прошлого. ’ут были голоса природы, шум ветра, шепот леса, плеск
реки и смутный говор, смолкающий в безвестной дали. ‚се это сплеталось и
звенело на фоне того особенного глубокого и расширЯющего сердце ощущениЯ,
которое вызываетсЯ в душе таинственным говором природы и которому так трудно
подыскать настоЯщее определение... ’оска?.. Ќо отчего же она так приЯтна?..
ђадость?.. Ќо зачем же она так глубоко, так бесконечно грустна?
Џо временам звуки усиливались, вырастали, крепли. ‹ицо музыканта
делалось странно суровым. Ћн как будто сам удивлЯлсЯ новой и длЯ него силе
этих неожиданных мелодий и ждал еще чего-то... Љазалось, вот-вот несколькими
ударами все это сольетсЯ в стройный поток могучей и прекрасной гармонии, и в
такие минуты слушатели замирали от ожиданиЯ. Ќо, не успев поднЯтьсЯ, мелодиЯ
вдруг падала с каким-то жалобным ропотом, точно волна, рассыпавшаЯсЯ в пену
и брызги, и еще долго звучали, замираЯ, ноты горького недоумениЯ и вопроса.
‘лепой смолкал на минуту, и опЯть в гостиной стоЯла тишина, нарушаемаЯ
только шепотом листьев в саду. ЋбаЯние, овладевавшее слушателЯми и уносившее
их далеко за эти скромные стены, разрушалось, и маленькаЯ комната сдвигалась
вокруг них, и ночь глЯдела к ним в темные окна, пока, собравшись с силами,
музыкант не ударЯл вновь по клавишам.
€ опЯть звуки крепли и искали чего-то, подымаЯсь в своей полноте выше,
сильнее. ‚ неопределенный перезвон и говор аккордов вплетались мелодии
народной песни, звучавшей то любовью и грустью, то воспоминанием о минувших
страданиЯх и славе, то молодою удалью разгула и надежды. ќто слепой пробовал
вылить свое чувство в готовые и хорошо знакомые формы.
Ќо песнЯ смолкала, дрожа в тишине маленькой гостиной тою же жалобною
нотой неразрешенного вопроса.

XII

Љогда последние ноты дрогнули смутным недовольством и жалобой, Ђнна
Њихайловна, взглЯнув в лицо сына, увидала на нем выражение, которое
показалось ей знакомым: в ее памЯти встал солнечный день давней весны, когда
ее ребенок лежал на берегу реки, подавленный слишком Яркими впечатлениЯми от
возбуждающей весенней природы.
Ќо это выражение заметила только она. ‚ гостиной поднЯлсЯ шумный говор,
‘таврученко-отец что-то громко кричал Њаксиму, молодые люди, еще
взволнованные и возбужденные, пожимали руки музыканта, предсказывали ему
широкую известность артиста.
- „а, это верно! - подтвердил старший брат. - ‚ам удалось усвоить самый
характер народной мелодии. ‚ы сжились о нею и овладели ею в совершенстве. Ќо
скажите, пожалуйста, какую это пьесу играли вы вначале?
Џетр назвал итальЯнскую пьесу.
- џ так и думал, - ответил молодой человек. - Њне она несколько
знакома... “ вас удивительно своеобразнаЯ манера. Њногие играют лучше
вашего, но так, как вы, ее не исполнЯл еще никто. ќто... как будто перевод с
итальЯнского музыкального Языка на малорусский, ‚ам нужна серьезнаЯ школа, и
тогда...
‘лепой слушал внимательно. ‚первые еще он стал центром оживленных
разговоров, и в его душе зарождалось гордое сознание своей силы. Ќеужели эти
звуки, доставившие ему на этот раз столько неудовлетворенности и страданиЯ,
как еще никогда в жизни, могут производить на других такое действие? €так,
он может тоже что-нибудь сделать в жизни. Ћн сидел на своем стуле, с рукой,
еще вытЯнутой на клавиатуре, и под шум разговоров внезапно почувствовал на
этой руке чье-то горЯчее прикосновение. ќто ќвелина подошла к нему и,
незаметно сжимаЯ его пальцы, прошептала с радостным возбуждением:
- ’ы слышал? “ тебЯ тоже будет своЯ работа. …сли бы ты видел, если бы
ты знал, что ты можешь сделать со всеми нами...
‘лепой вздрогнул и выпрЯмилсЯ.
Ќикто не заметил этой короткой сцены, кроме матери. …е лицо вспыхнуло,
как будто это ей был дан первый поцелуй молодой любви.
‘лепой все сидел на том же месте. Ћн боролсЯ с нахлынувшими на него
впечатлениЯми нового счастьЯ, а может быть, ощущал также приближение грозы,
котораЯ вставала уже бесформенною и тЯжелою тучей откуда-то из глубины
мозга.

ѓлава шестаЯ

Ќа другой день Џетр проснулсЯ рано. ‚ комнате было тихо, в доме тоже не
начиналось еще движение днЯ. ‚ окно, которое оставалось открытым на ночь,
вливалась из сада свежесть раннего утра. ЌесмотрЯ на свою слепоту, Џетр
отлично чувствовал природу. Ћн знал, что еще рано, что его окно открыто -
шорох ветвей раздавалсЯ отчетливо и близко, ничем не отдаленный и не
прикрытый. ‘егоднЯ Џетр чувствовал все это особенно Ясно: он знал даже, что
в комнату смотрит солнце и что если он протЯнет руку в окно, то с кустов
посыплетсЯ роса. Љроме того, он чувствовал еще, что все его существо
переполнено каким-то новым, неизведанным ощущением.
Ќесколько минут он лежал в постели, прислушиваЯсь к тихому щебетанию
какой-то пташки в саду и к странному чувству, нараставшему в его сердце.
"—то это было со мной?" - подумал он, и в то же мгновение в его памЯти
прозвучали слова, которые она сказала вчера, в сумерки, у старой мельницы:
"Ќеужели ты никогда не думал об этом?.. Љакой ты глупый!.. "
„а, он никогда об этом не думал. …е близость доставлЯла ему
наслаждение, но до вчерашнего днЯ он не сознавал этого, как мы не ощущаем
воздуха, которым дышим. ќти простые слова упали вчера в его душу, как падает
с высоты камень на зеркальную поверхность воды: еще за минуту она была ровна
и спокойно отражала свет солнца и синее небо... один удар - и она
всколебалась до самого дна.
’еперь он проснулсЯ с обновленною душой, и она, его давнЯЯ подруга,
ЯвлЯлась ему в новом свете. ‚споминаЯ все, что произошло вчера, до малейших
подробностей, он прислушивалсЯ с удивлением к тону ее "нового" голоса,
который восстановило в его памЯти воображение. "Џолюбила"... "Љакой ты
глупый!.. "
Ћн быстро вскочил, оделсЯ и по росистым дорожкам сада побежал к старой
мельнице. ‚ода журчала, как вчера, и так же шептались кусты черемухи, только
вчера было темно, а теперь стоЯло Яркое солнечное утро. € никогда еще он не
"чувствовал" света так Ясно. Љазалось, вместе с душистою сыростью, с
ощущением утренней свежести в него проникли эти смеющиесЯ лучи весеннего
днЯ, щекотавшие его нервы.

‚о всей усадьбе стало как-то светлее и радостнее. Ђнна Њихайловна как
будто помолодела сама, Њаксим чаще шутил, хотЯ все же по временам из облаков
„ыма, точно раскаты проходЯщей стороною грозы, раздавалось его ворчанье. Ћн
говорил о том, что многие, по-видимому, считают жизнь чем-то вроде плохого
романа, кончающегосЯ свадьбой, и что есть на свете много такого, о чем иным
людЯм не мешало бы подумать. Џан Џопельский, ставший очень интересным
круглым человеком, с ровно и красиво седеющими волосами и румЯным лицом,
всегда в этих случаЯх соглашалсЯ с Њаксимом, вероЯтно, принимаЯ эти слова на
свой счет, и тотчас же отправлЯлсЯ по хозЯйству, которое у него, впрочем,
шло отлично. Њолодые люди усмехались и строили какие-то планы. Џетру
предстоЯло доканчивать серьезно свое музыкальное образование.
Ћднажды осенью, когда жнива были уже закончены и над полЯми, сверкаЯ
золотыми нитками на солнце, лениво и томно носилось "бабье лето" ["Ѓабье
лето" - здесь: тенетник, паутина, летающаЯ осенью по полЯм и лесам],
Џопельские всей семьей отправились к ‘таврученкам. €мение ‘тавруково лежало
верстах в семидесЯти от Џопельских, но местность на этом расстоЯнии сильно
менЯлась: последние отроги Љарпат, еще видные на ‚олыни, и в Џрибужье,
исчезли, и местность переходила в степную “краину. Ќа этих равнинах,
перерезанных кое-где оврагами, лежали, утопаЯ в садах и левадах [‹евада
(укр.) - отгороженные приусадебные участки земли, заросшие травой], села, и
кое-где по горизонту, давно запаханные и охваченные желтыми жнивами,
рисовались высокие могилы.
’акие далекие путешествиЯ были вообще не в обычае семьи. ‡а пределами
знакомого села и ближайших полей, которые он изучил в совершенстве, Џетр
терЯлсЯ, больше чувствовал свою слепоту и становилсЯ раздражителен и
беспокоен. ’еперь, впрочем, он охотно принЯл приглашение. Џосле памЯтного
вечера, когда он сознал сразу свое чувство и просыпающуюсЯ силу таланта, он
как-то смелее относилсЯ к темной и неопределенной дали, которою охватывал
его внешний мир. Ћна начинала тЯнуть его, все расширЯЯсь в его воображении.
Ќесколько дней промелькнули очень живо. Џетр чувствовал себЯ теперь
гораздо свободнее в молодом обществе. Ћн с жадным вниманием слушал умелую
игру старшего ‘таврученка и рассказы о консерватории, о столичных концертах.
…го лицо вспыхивало каждый раз, когда молодой хозЯин переходил к
восторженным похвалам его собственному, необработанному, но сильному
музыкальному чувству. ’еперь он уже не стушевывалсЯ в дальних углах, а как
равный, хотЯ и несколько сдержанно, вмешивалсЯ в общие разговоры. ЌедавнЯЯ
еще холоднаЯ сдержанность и как бы настороженность ќвелины тоже исчезла. Ћна
держала себЯ весело и непринужденно, восхищаЯ всех небывалыми прежде
вспышками неожиданного и Яркого весельЯ.
‚ерстах в десЯти от имениЯ находилсЯ старый N-ский монастырь, очень
известный в том крае. Љогда-то он играл значительную роль в местной истории;
не раз его осаждали, как саранча, загоны татар, посылавших через стены тучи
своих стрел, порой пестрые отрЯды полЯков отчаЯнно лезли на стены, или,
наоборот, казаки бурно кидались на приступ, чтобы отбить твердыню у
завладевших ею королевских жолнеров [†олнер (польск.) - солдат польской
пехоты]... ’еперь старые башни осыпались, стены кое-где заменились простым
частоколом, защищавшим лишь монастырские огороды от нашествиЯ предприимчивой
мужицкой скотины, а в глубине широких рвов росло просо.
Ћднажды, в Ясный день ласковой и поздней осени, хозЯева и гости
отправились в этот монастырь. Њаксим и женщины ехали в широкой старинной
колЯске, качавшейсЯ, точно большаЯ ладьЯ, на своих высоких рессорах. Њолодые
люди и Џетр в том числе отправились верхами.
‘лепой ездил ловко и свободно, привыкнув прислушиватьсЯ к топоту других
коней и к шуршанию колес едущего впереди экипажа. ѓлЯдЯ на его свободную,
смелую посадку, трудно было угадать, что этот всадник не видит дороги и лишь
привык так смело отдаватьсЯ инстинкту лошади. Ђнна Њихайловна сначала робко
оглЯдывалась, боЯсь чужой лошади и незнакомых дорог, Њаксим посматривал
искоса с гордостью ментора [Њентор - наставник, учитель] и с насмешкой
мужчины над бабьими страхами.
- ‡наете ли... - сказал, подъезжаЯ к колЯске, студент. - Њне вот сейчас
вспомнилась очень интереснаЯ могила, историю которой мы узнали, роЯсь в
монастырском архиве. …сли хотите, мы свернем туда. ќто недалеко, на краю
села.
- Ћтчего же это вам приходЯт в нашем обществе такие грустные
воспоминаниЯ? - весело засмеЯлась ќвелина.
- Ќа этот вопрос отвечу после! ‘ворачивай к Љолодне, к леваде Ћстапа;
тут у перелаза [Џерелаз - место, где можно перелезть] остановишьсЯ! -
крикнул он кучеру и, повернув лошадь, поскакал к своим отставшим товарищам.
—ерез минуту, когда рыдван [ђыдван - старомодный громоздкий экипаж],
шурша колесами в мЯгкой пыли и колыхаЯсь, ехал узким проселком, молодые люди
пронеслись мимо него и спешились впереди, привЯзав лошадей у плетнЯ. „вое из
них пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Џетр стоЯл, опершись на луку
седла, и, по обыкновению, склонив голову, прислушивалсЯ, стараЯсь по
возможности определить свое положение в незнакомом месте.
„лЯ него этот светлый осенний день был темною ночью, только оживленною
Яркими звуками днЯ. Ћн слышал на дороге шуршание приближающейсЯ кареты и
веселые шутки встречавшей ее молодежи. Ћколо него лошади, звенЯ стальными
наборами уздечек, тЯнули головы за плетень, к высокому бурьЯну огорода...
ѓде-то недалеко, вероЯтно, над грЯдами, слышалась тихаЯ песнЯ, лениво и
задумчиво веЯвшаЯ по легкому ветру. елестели листьЯ сада, где-то скрипел
аист, слышалось хлопанье крыльев и крик как будто внезапно о чем-то
вспомнившего петуха, легкий визг "журавлЯ" ["†уравль" - тонкий, длинный
шест, служащий рычагом длЯ подъема воды из колодца] над колодцем, - во всем
этом сказывалась близость деревенского рабочего днЯ.
€ действительно, они остановились у плетнЯ крайнего сада... €з более
отдаленных звуков господствующим был размеренный звон монастырского
колокола, высокий и тонкий. Џо звуку ли этого колокола, по тому ли, как
тЯнул ветер, или еще по каким-то, может быть, и ему самому неизвестным,
признакам Џетр чувствовал, что где-то в той стороне, за монастырем,
местность внезапно обрываетсЯ, быть может, над берегом речки, за которой
далеко раскинулась равнина с неопределенными, трудно уловимыми звуками тихой
жизни. ‡вуки эти долетали до него отрывочно и слабо, даваЯ ему слуховое
ощущение дали, в которой мелькает что-то затЯнутое, неЯсное, как длЯ нас
мелькают очертаниЯ далей в вечернем тумане...
‚етер шевелил прЯдь волос, свесившуюсЯ из-под его шлЯпы, и тЯнулсЯ мимо
его уха, как протЯжный звон эоловой арфы [ќолова арфа - так называетсЯ рамка
с натЯнутыми на ней струнами, которые звучат от действиЯ ветра]. Љакие-то
смутные воспоминаниЯ бродили в его памЯти; минуты из далекого детства,
которые воображение выхватывало из забвениЯ прошлого, оживали в виде веЯний,
прикосновений и звуков. …му казалось, что этот ветер, смешанный с дальним
звоном и обрывками песни, говорит ему какую-то грустную старую сказку о
прошлом этой земли, или о его собственном прошлом, или о его будущем,
неопределенном и темном.
—ерез минуту подъехала колЯска, все вышли и, переступив через перелаз в
плетне, пошли в леваду. ‡десь, в углу, заросшаЯ травой и бурьЯном, лежала
широкаЯ, почти вросшаЯ в землю каменнаЯ плита. ‡еленые листьЯ репейника с
пламенно-розовыми головками цветов, широкий лопух, высокий куколь [Љуколь -
сорнаЯ трава] на тонких стеблЯх выделЯлись из травы и тихо качались от
ветра, и Џетру был слышен их смутный шепот над заросшею могилой.
- Њы только недавно узнали о существовании этого памЯтника, - сказал
молодой ‘таврученко, - а между тем знаете ли, кто лежит под ним? ‘лавный
когда-то "лыцарь"" старый ватажко [‚атажко (укр.) - начальник, предводитель
отрЯда гайдамаков - украинских казаков-повстанцев, участников борьбы с
Џольшей] €гнат Љарый...
- ’ак вот ты где успокоилсЯ, старый разбойник? - сказал Њаксим
задумчиво. - Љак он попал сюда, в Љолодню?
- ‚ 17... году казаки с татарами осаждали этот монастырь, занЯтый
польскими войсками... ‚ы знаете, татары были всегда опасными союзниками...
‚ероЯтно, осажденным удалось как-нибудь подкупить мирзу [Њирза - кнЯзь], и
ночью татары кинулись на казаков одновременно с полЯками. ‡десь, около
Љолодни, произошла в темноте жестокаЯ сеча. ЉажетсЯ, что татары были разбиты
и монастырь все-таки взЯт, но казаки потерЯли в ночном бою своего атамана.
‚ этой истории, - продолжал молодой человек задумчиво, - есть еще
другое лицо, хоть мы напрасно искали здесь другой плиты. ‘удЯ по старой
записи, которую мы нашли в монастыре, рЯдом с Љарым похоронен молодой
бандурист... слепой, сопровождавший атамана в походах...
- ‘лепой? ‚ походах? - испуганна произнесла Ђнна Њихайловна, которой
сейчас же представилсЯ ее мальчик в страшной ночной сече.
- „а, слепой. Џо-видимому, это был славный на ‡апорожье певец... так,
по крайней мере, говорит о нем запись, излагающаЯ на своеобразном
польско-малорусско-церковном Языке всю эту историю. Џозвольте, Я, кажетсЯ,
помню ее на памЯть: "Ђ с ним славетный [‘лаветный (укр.) - знаменитый,
прославленный] поэта казацкий ћрко, нигды ни оставлЯвший Љараго и от щирого
сердца [Ћт щирого сердца (укр.) - от чистого сердца, искрение] оным [Ћным -
тем] любимый. Љоторого убивши сила поганьскаЯ и того ћрка посекла нечестно,
обычаем своей поганьской веры не маючи зваги на калецтво [Ќе маючи зваги на
калецтво (укр.) - не имеЯ уважениЯ к увечью] и великий талант до складу
песенного и до гры струнной, од Якои [Ћд Якои (укр.) - от какой] даже и
волцы на степу [‚олцы на степу (укр.) - волки в степи] размЯгчитьсЯ могли б,
но поганьцы не пошановали [Ќе пошановали (укр.) - не пощадили] в ночном
нападе. € ту положены рЯдом певец и рыцарь, коим по честным конце не
незаводнаЯ [ЌезаводнаЯ (польск.) - нерушимаЯ] и вечнаЯ слава вовеки аминь...
"
- Џлита довольно широкаЯ, - сказал кто-то. - Њожет быть, они лежат
здесь оба...
- „а, в самом деле, но надписи съедены мхами... Џосмотрите, вот вверху
булава и бунчук [Ѓулава и бунчук - здесь: изображение знаков власти гетмана,
начальника запорожских казаков. Ѓулава - палка с шаром на конце; бунчук -
длинное древко, украшенное белым лошадиным хвостом]. Ђ дальше все зелено от
лишаев.
- Џостойте, - сказал Џетр, слушавший весь рассказ с захватывающим
волнением.
Ћн подошел к плите, нагнулсЯ над нею, и его тонкие пальцы впились в
зеленый слой лишайников на поверхности плиты. ‘квозь него он прощупывал
твердые выступы камнЯ.
’ак он сидел с минуту, о поднЯтым лицом и сдвинутыми бровЯми. Џотом он
начал читать:
- "... €гнатий прозванием Љарий... року [ђок - год] божого... пострелен
из сайдака [‘айдак - лук] стрелою татарскою... "
- ќто и мы могли еще разобрать, - сказал студент.
Џальцы слепого, нервно напрЯженные и изогнутые в суставах, спускались
все ниже.
- "Љоторого убивши... "
- "‘ила поганьскаЯ... " - живо подхватил студент, - эти слова стоЯли и
в описании смерти ћрка... значит, правда: и он тут же под одной плитой...
- „а, "сила поганьскаЯ", - прочитал Џетр, - дальше все исчезло...
Џостойте, вот еще: "порубан шаблЯми татарскими"... кажетсЯ, еще какое-то
слово... но нет, больше ничего не сохранилось.
„ействительно, дальше всЯкаЯ памЯть о бандуристе терЯлась в широкой
Язве полуторастолетней плиты...
Ќесколько секунд стоЯло глубокое молчание, нарушаемое только шорохом
листьев. Ћно было прервано протЯжным благоговейным вздохом. ќто Ћстап,
хозЯин левады и собственник по праву давности последнего жилища старого
атамана, подошел к господам и с великим удивлением смотрел, как молодой
человек с неподвижными глазами, устремленными кверху, разбирал ощупью слова,
скрытые от зрЯчих сотнЯми годов, дождЯми и непогодами.
- ‘ыла господнЯЯ, - сказал он, глЯдЯ на Џетра о благоговением. - ‘ыла
божаЯ открывае слипенькому, чего зрЯчии не бачуть очима [Ќе бачуть очима
(укр.) - не видЯт глазами].
- Џонимаете ли теперь, панночка, почему мне вспомнилсЯ этот
ћрко-бандурист? - спросил студент, когда стараЯ колЯска опЯть тихо двигалась
по пыльной дороге, направлЯЯсь к монастырю. - Њы с братом удивлЯлись, как
мог слепой сопровождать Љарого с его летучими отрЯдами. „опустим, что в то
времЯ он был уже не кошевой [Љошевой - атаман, главный начальник
запорожского войска], а простой ватажко. €звестно, однако, что он всегда
начальствовал отрЯдом конных казаков-охотников, а не простыми гайдамаками.
Ћбыкновенно бандуристы были старцы нищие, ходившие от села к селу с сумой и
песней... ’олько сегоднЯ, при взглЯде на вашего Џетра, в моем воображении
как-то сразу встала фигура слепого ћрка, с бандурой вместо рушницы [ђушница
(укр.) - ружье] за спиной и верхом на лошади...
€, может быть, он участвовал в битвах... ‚ походах, во всЯком случае, и
в опасностЯх также... - продолжал молодой человек задумчиво. - Љакие бывали
времена на нашей “краине!
- Љак это ужасно, - вздохнула Ђнна Њихайловна.
- Љак это было хорошо, - возразил молодой человек...
- ’еперь ничего подобного не бывает, - резко сказал Џетр, подъехавший
тоже к экипажу. ЏоднЯв брови и насторожившись к топоту соседних лошадей, он
заставил свою лошадь идти рЯдом с колЯской... …го лицо было бледнев
обыкновенного, выдаваЯ глубокое внутреннее волнение... - ’еперь все это уже
исчезло, - повторил он.
- —то должно было исчезнуть - исчезло, - сказал Њаксим как-то холодно.
- Ћни жили по-своему, вы ищите своего...
- ‚ам хорошо говорить, - ответил студент, - вы взЯли свое у жизни...
- Ќу, и жизнь взЯла у менЯ мое, - усмехнулсЯ старый гарибальдиец, глЯдЯ
на свои костыли.
Џотом, помолчав, он прибавил:
- ‚здыхал и Я когда-то о сечи, об ее бурной поэзии и воле... Ѓыл даже у
‘адыка в ’урции [—айковский, украинец-романтик, известный под именем
‘адыка-паши, мечтал организовать казачество, как самостоЯтельную
политическую силу в ’урции. (Џримеч. автора)].
- € что же? - спросили молодые люди живо.
- ‚ылечилсЯ, когда увидел ваше "вольное казачество" на службе у
турецкого деспотизма... €сторический маскарад и шарлатанство!.. џ понЯл, что
историЯ выкинула уже всю эту ветошь на задворки и что главное не в этих
красивых формах, а в целЯх... ’огда-то Я и отправилсЯ в €талию... „аже не
знаЯ Языка этих людей, Я был готов умереть за их стремлениЯ.
Њаксим говорил серьезно и с какою-то искренней важностью. ‚ бурных
спорах, которые происходили у отца ‘таврученка с сыновьЯми, он обыкновенно
не принимал участиЯ и только посмеивалсЯ, благодушно улыбаЯсь на апеллЯции
[ЂпеллЯциЯ - здесь: призыв, обращение за поддержкой, советом] к нему
молодежи, считавшей его своим союзником. ’еперь, сам затронутый отголосками
этой трогательной драмы, так внезапно ожившей длЯ всех над старым мшистым
камнем, он чувствовал, кроме того, что этот эпизод из прошлого странным
образом коснулсЯ в лице Џетра близкого им всем настоЯщего...
Ќа этот раз молодые люди не возражали - может быть, под влиЯнием живого
ощущениЯ, пережитого за несколько минут в леваде Ћстапа, - могильнаЯ плита
так Ясно говорила о смерти прошлого, - а быть может, под влиЯнием
импонирующей [€мпонирующаЯ - внушающаЯ уважение, располагающаЯ в свою
пользу] искренности старого ветерана...
- —то же остаетсЯ нам? - спросил студент после минутного молчаниЯ.
- ’а же вечнаЯ борьба.
- ѓде? ‚ каких формах?
- €щите, - ответил Њаксим кратко.
ђаз оставив свой обычный слегка насмешливый тон, Њаксим, очевидно, был
расположен говорить серьезно. Ђ длЯ серьезного разговора на эту тему теперь
уже не оставалось времени... ЉолЯска подъехала к воротам монастырЯ, и
студент, наклонЯсь, придержал за повод лошадь Џетра, на лице которого, как в
открытой книге, виднелось глубокое волнение.

III

‚ монастыре обыкновенно смотрели старинную церковь и взбирались на
колокольню, откуда открывалсЯ далекий вид. ‚ Ясную погоду старались увидеть
белые пЯтнышки губернского города и излучины „непра на горизонте.
‘олнце уже склонЯлось, когда маленькое общество подошло к запертой
двери колокольни, оставив Њаксима на крыльце одной из монашеских келий.
Њолодой тонкий послушник [Џослушник - прислужник в монастыре, готовЯщийсЯ
стать монахом] в рЯсе [ђЯса - монашескаЯ длиннаЯ верхнЯЯ одежда черного
цвета] и остроконечной шапке, стоЯл под сводом, держась одной рукой за замок
запертой двери... Ќевдалеке, точно распуганнаЯ стаЯ птиц, стоЯла кучка
детей; было видно, что между молодым послушником и этой стайкой резвых ребЯт
происходило недавно какое-то столкновение. Џо его несколько воинственной
позе и по тому, как он держалсЯ за замок, можно было заключить, что дети
хотели проникнуть на колокольню вслед за господами, а послушник отгонЯл их.
…го лицо было сердито и бледно, только на щеках пЯтнами выделЯлсЯ румЯнец.
ѓлаза молодого послушника были как-то странно неподвижны... Ђнна
Њихайловна перваЯ заметила выражение этого лица и глаз и нервно схватила за
руку ќвелину.
- ‘лепой, - прошептала девушка с легким испугом.
- ’ише, - ответила мать, - и еще... ’ы замечаешь?
- „а...
’рудно было не заметить в лице послушника странного сходства с Џетром.
’а же нервнаЯ бледность, те же чистые, но неподвижные зрачки, то же
беспокойное движение бровей, настораживавшихсЯ при каждом новом звуке и
бегавших над глазами, точно щупальца у испуганного насекомого... …го черты
были грубее, всЯ фигура угловатее, - но тем резче выступало сходство. Љогда
он глухо закашлЯлсЯ, схватившись руками за впалую грудь, Ђнна Њихайловна
смотрела на него широко раскрытыми глазами, точно перед ней вдруг поЯвилсЯ
призрак...
Џерестав кашлЯть, он отпер дверь и, остановЯсь на пороге, спросил
несколько надтреснутым голосом:
- ђебЯт нет? Љыш, проклЯтые! - мотнулсЯ он в их сторону всем телом и
потом, пропускаЯ вперед молодых людей, сказал голосом, в котором слышалась
какаЯ-то вкрадчивость и жадность: - ‡вонарю пожертвуете сколько-нибудь?..
€дите осторожно, - темно...
‚се общество стало подыматьсЯ по ступенЯм. Ђнна Њихайловна, котораЯ
прежде колебалась перед неудобным и крутым подъемом, теперь с какою-то
покорностью пошла за другими.
‘лепой звонарь запер дверь... ‘вет исчез, и лишь через некоторое времЯ
Ђнна Њихайловна, робко стоЯвшаЯ внизу, пока молодежь, толкаЯсь, подымалась
по извилинам лестницы, могла разглЯдеть тусклую струйку сумеречного света,
лившуюсЯ из какого-то косого пролета в толстой каменной кладке. Џротив этого
луча слабо светилось несколько пыльных, неправильной формы камней.
- „Ядько, дЯдюшка, пустить, - раздались из-за двери тонкие голоса
детей. - Џустить, дЯдюшка, хороший!
‡вонарь сердито кинулсЯ к двери и неистово застучал кулаками по
железной обшивке.
- Џошли, пошли, проклЯтые... —тоб вас громом убило! - кричал он, хрипЯ
и как-то захлебываЯсь от злости...
- ‘лепой черт, - ответили вдруг несколько звонких голосов, и за дверью
раздалсЯ быстрый топот десЯтка босых ног...
‡вонарь прислушалсЯ и перевел дух.
- Џогибели на вас нет... на проклЯтых... чтоб вас всех передушила
хвороба... Ћх, господи! ѓосподи ты, боже мой! ‚скую мЯ оставил еси... -
сказал он вдруг совершенно другим голосом, в котором слышалось отчаЯние
исстрадавшегосЯ и глубоко измученного человека.
- Љто здесь?.. ‡ачем осталсЯ? - резко спросил он, наткнувшись на Ђнну
Њихайловну, застывшую у первых ступенек.
- €дите, идите. Ќичего, - прибавил он мЯгче. - Џостойте, держитесь за
менЯ... Џожертвование с вашей стороны звонарю будет? - опЯть спросил он
прежним неприЯтно вкрадчивым тоном.
Ђнна Њихайловна вынула из кошелька и в темноте подала ему бумажку.
‘лепой быстро выхватил ее из протЯнутой к нему руки, и, под тусклым лучом, к
которому они уже успели поднЯтьсЯ, она увидела, как он приложил бумажку к
щеке и стал водить по ней пальцем. ‘транно освещенное и бледное лицо, так
похожее на лицо ее сына, исказилось вдруг выражением наивной и жадной
радости.
- ‚от за это спасибо, вот спасибо. ‘толбовка [‘толбовка - кредитка,
бумажный денежный знак; в народе такое название возникло потому, что по
бокам ее были орнаменты (узоры) в виде столбов] настоЯщаЯ... џ думал - вы на
смех... посмеЯтьсЯ над слепеньким... „ругие, бывает, смеютсЯ.
‚се лицо бедной женщины было залито слезами. Ћна быстро отерла их и
пошла кверху, где, точно падение воды за стеной, слышались гулкие шаги и
смешанные голоса опередившей ее компании.
Ќа одном из поворотов молодые люди остановились. Ћни поднЯлись уже
довольно высоко, и в узкое окно, вместе с более свежим воздухом, проникла
более чистаЯ, хотЯ и рассеЯннаЯ струйка света. Џод ней на стене, довольно
гладкой в этом месте, роились какие-то надписи. ќто были по большей части
имена посетителей.
ЋбмениваЯсь веселыми замечаниЯми, молодые люди находили фамилии своих
знакомых.
- Ђ вот и сентенциЯ, - заметил студент и прочитал с некоторым трудом: -
"Њнози суть начинающий, кончающий же вмале... " [Њнози суть начинающии,
кончающии же вмале... " (церк. -слав.) - Њного начинающих, кончающих же
мало] Ћчевидно, дело идет об этом восхождении, - прибавил он шутливо.
- Џонимай как хочешь, - грубо ответил звонарь, поворачиваЯсь к нему
ухом, и его брови заходили быстро и тревожно. - ’ут еще стих есть, пониже.
‚от бы тебе прочитать...
- ѓде стих? Ќет никакого стиха.
- ’ы вот знаешь, что нет, а Я тебе говорю, что есть. Ћт вас, зрЯчих,
тоже сокрыто многое...
Ћн спустилсЯ на две ступеньки вниз и, пошарив рукой в темноте, где уже
терЯлись последние слабые отблески дневного луча, сказал:
- ‚от тут. •ороший стих, да без фонарЯ не прочитаете...
Џетр поднЯлсЯ к нему, и, проведЯ рукой по стене, легко разыскал суровый
афоризм [Ђфоризм - краткое изречение], врезанный в стену каким-то, может
быть, более столетиЯ уже умершим человеком:

Џомни смертный час,
Џомни трубный глас,
Џомни с жизнию разлуку,
Џомни вечную муку...

- ’оже сентенциЯ, - попробовал пошутить студент ‘таврученко, но шутка
как-то не вышла.
- Ќе нравитсЯ, - ехидно сказал звонарь. - Љонечно, ты еще человек
молодой, а тоже... кто знает. ‘мертный час приходит, Яко тать в нощи...
["џко тать в нощи... " (церк. -слав.) - Љак вор ночью] •ороший стих, -
прибавил он опЯть как-то по-другому... - "Џомни смертный час, помни трубный
глас... " „а, что-то вот там будет, - закончил он опЯть довольно злобно.
…ще несколько ступеней, и они все вышли на первую площадку колокольни.
‡десь было уже довольно высоко, но отверстие в стене вело еще более
неудобным проходом выше. ‘ последней площадки вид открылсЯ широкий и
восхитительный. ‘олнце склонилось на запад к горизонту, по низине легла
длиннаЯ тень, на востоке лежала тЯжелаЯ туча, даль терЯлась в вечерней
дымке, и только кое-где косые лучи выхватывали у синих теней то белую стену
мазаной хатки, то загоревшеесЯ рубином оконце, то живую искорку "а кресте
дальней колокольни.
‚се притихли. ‚ысокий ветер, чистый и свободный от испарений земли,
тЯнулсЯ в пролеты, шевелЯ веревки, и, заходЯ в самые колокола, вызывал по
временам протЯжные отголоски. Ћни тихо шумели глубоким металлическим шумом,
за которым ухо ловило что-то еще, точно отдаленную невнЯтную музыку или
глубокие вздохи меди. Ћт всей расстилавшейсЯ внизу картины веЯло тихим
спокойствием и глубоким миром.
Ќо тишина, водворившаЯсЯ среди небольшого общества, имела еще другую
причину. Џо какому-то общему побуждению, вероЯтно, вытекавшему из ощущениЯ
высоты и своей беспомощности, оба слепые подошли к углам пролетов и стали,
опершись на них обеими руками, повернув лица навстречу тихому вечернему
ветру.
’еперь ни от кого уже не ускользнуло странное сходство. ‡вонарь был
несколько старше; широкаЯ рЯса висела складками на тощем теле, черты лица
были грубее и резче. Џри внимательном взглЯде в них проступали и различиЯ:
звонарь был блондин, нос у него был несколько горбатый, губы тоньше, чем у
Џетра. Ќад губами пробивались усы, и кудрЯваЯ бородка окаймлЯла подбородок.
Ќо в жестах, в нервных складках губ, в постоЯнном движении бровей было то
удивительное, как бы родственное сходство, вследствие которого многие
горбуны тоже напоминают друг друга лицом, как братьЯ.
‹ицо Џетра было несколько спокойнее. ‚ нем виднелась привычнаЯ грусть,
котораЯ у звонарЯ усиливалась острою желчностью и порой озлоблением.
‚прочем, теперь и он, видимо, успокаивалсЯ. ђовное веЯние ветра как бы
разглаживало на его лице все морщины, разливаЯ по нем тихий мир, лежавший на
всей скрытой от незрЯчих взоров картине... Ѓрови шевелились все тише и тише.
Ќо вот они опЯть дрогнули одновременно у обоих, как будто оба заслышали
внизу какой-то звук из долины, не слышный никому другому.
- ‡вонЯт, - сказал Џетр.
- ќто у …горьЯ, за пЯтнадцать верст, - поЯснил звонарь. - “ них всегда
на полчаса раньше нашего вечернЯ... Ђ ты слышишь? џ тоже слышу, - другие не
слышат... •орошо тут, - продолжал он мечтательно. - Ћсобливо в праздник.
‘лышали вы, как Я звоню?
‚ вопросе звучало наивное тщеславие.
- Џриезжайте послушать. Ћтец Џамфилий... ‚ы не знаете отца ЏамфилиЯ? Ћн
длЯ менЯ нарочито эти два подголоска [Џодголосок - небольшой колокол,
который вторит звону большого колокола] выписал.
Ћн отделилсЯ от стены и любовно погладил рукой два небольших колокола,
еще не успевших потемнеть, как другие.
- ‘лавные подголоски... ’ак тебе и поют, так и поют... Ћсобливо под
пасху.
Ћн взЯл в руки веревки и быстрыми движениЯми пальцев заставил задрожать
оба колокола мелкою мелодическою дробью; прикосновениЯ Языков были так слабы
и вместе так отчетливы, что перезвон был слышен всем, но звук, наверное, не
распространЯлсЯ дальше площадки колокольни.
- Ђ тут тебе вот этот - бу-ух, бу-ух, бу-ух...
’еперь его лицо осветилось детскою радостью, в которой, однако, было
что-то жалкое и больное.
- Љолокола-то вот выписал, - сказал он со вздохом, - а шубу новую не
сошьет. ‘купой! Џростыл Я на колокольне... Ћсенью всего хуже... •олодно...
Ћн остановилсЯ и, прислушавшись, сказал:
- •ромой вас кличет снизу. ‘тупайте, пора вам.
- Џойдем, - перваЯ поднЯлась ќвелина, до тех пор неподвижно глЯдевшаЯ
на звонарЯ, точно завороженнаЯ.
Њолодые люди двинулись к выходу, звонарь осталсЯ наверху. Џетр,
шагнувший было вслед за матерью, круто остановилсЯ.
- €дите, - сказал он ей повелительно. - џ сейчас.
аги стихли, только ќвелина, пропустившаЯ вперед Ђнну Њихайловну,
осталась, прижавшись к стене и затаив дыхание.
‘лепые считали себЯ одинокими на вышке. Ќесколько секунд они стоЯли,
неловкие и неподвижные, к чему-то прислушиваЯсь.
- Љто здесь? - спросил затем звонарь.
- џ...
- ’ы тоже слепой?
- ‘лепой. Ђ ты давно ослеп? - спросил Џетр.
- ђодилсЯ таким, - ответил звонарь. - ‚от другой есть у нас, ђоман, -
тот семи лет ослеп... Ђ ты ночь ото днЯ отличить можешь ли?
- Њогу.
- € Я могу. —увствую, брезжит. ђоман не может, а ему все-таки легче.
- Џочему легче? - живо спросил Џетр.
- Џочему? Ќе знаешь почему? Ћн свет видал, свою матку помнит. ЏонЯл ты:
заснет ночью, она к нему во сне и приходит... ’олько она стараЯ теперь, а
снитсЯ ему все молодаЯ... Ђ тебе снитсЯ ли?
- Ќет, - глухо ответил Џетр.
- ’о-то нет. ќто дело бывает, когда кто ослеп. Ђ кто уж так родилсЯ!..
Џетр стоЯл сумрачный и потемневший, точно на лицо его надвинулась туча.
Ѓрови звонарЯ тоже вдруг поднЯлись высоко над глазами, в которых виднелось
так знакомое ќвелине выражение слепого страданиЯ.
- € то согрешаешь не однажды... ѓосподи, создателю, божьЯ матерь,
пречистаЯ!.. „айте вы мне хоть во сне один раз свет-радость увидать...
‹ицо его передернулось судорогой, и он сказал с прежним желчным
выражением:
- ’ак нет, не дают... ЏриснитсЯ что-то, забрезжит, а встанешь, не
помнишь...
Ћн вдруг остановилсЯ и прислушалсЯ. ‹ицо его побледнело, и какое-то
судорожное выражение исказило все черты.
- —ертенЯт впустили, - сказал он со злостью в голосе.
„ействительно, снизу из узкого прохода, точно шум наводнениЯ, неслись
шаги и крики детей. Ќа одно мгновение все стихло, вероЯтно, толпа выбежала
на среднюю площадку, и шум выливалсЯ наружу. Ќо затем темный проход загудел,
как труба, и мимо ќвелины, перегонЯЯ друг друга, пронеслась веселаЯ гурьба
детей. “ верхней ступеньки они остановились на мгновение, но затем один за
другим стали шмыгать мимо слепого звонарЯ, который с искаженным от злобы
лицом совал наудачу сжатыми кулаками, стараЯсь попасть в кого-нибудь из
бежавших.
‚ проходе вынырнуло вдруг из темноты новое лицо. ќто был, очевидно,
ђоман. ‹ицо его было широко, изрыто оспой и чрезвычайно добродушно. ‡акрытые
веки скрывали впадины глаз, на губах играла добродушнаЯ улыбка. ЏройдЯ мимо
прижавшейсЯ к стене девушки, он поднЯлсЯ на площадку. ђазмахнувшаЯсЯ рука
его товарища попала ему сбоку в шею.
- Ѓрат! - окликнул он приЯтным, грудным голосом. - …горий, - опЯть
воюешь?
Ћни столкнулись и ощупали друг друга.
- ‡ачем бiсенЯт впустив? - спросил …горий по-малорусски, все еще со
злостью в голосе.
- Ќехай собi [Ќехаи собi (укр.) - пусть себе], - благодушно ответил
ђоман. - Џташки божий. Ћсь Як ты их налЯкав [Ћсь Як ты их налЯкав (укр.) -
‚от как ты их напугал]. „е вы тут, бiсенЯта?..
„ети сидели по углам у решеток, притаившись, и их глаза сверкали
лукавством, а отчасти страхом.
ќвелина, неслышно ступаЯ в темноте, сошла уже до половины первого
прохода, когда за ней раздались уверенные шаги обоих слепых, а сверху
донессЯ радостный визг и крики ребЯт, кинувшихсЯ целою стаей на оставшегосЯ
с ними ђомана.
ЉомпаниЯ тихо выезжала из монастырских ворот, когда с колокольни
раздалсЯ первый удар. ќто ђоман зазвонил к вечерне.
‘олнце село, колЯска катилась по потемневшим полЯм, провожаемаЯ ровными
меланхолическими ударами, замиравшими в синих сумерках вечера.
‚се молчали всю дорогу до самого дома. ‚ечером долго не было видно
Џетра. Ћн сидел где-то в темном углу сада, не откликаЯсь на призывы даже
ќвелины, и прошел ощупью в комнату, когда все легли.

Џопельские прожили еще несколько дней у ‘таврученков. Љ Џетру по
временам возвращалось его недавнее настроение, он бывал оживлен и по-своему
весел, пробовал играть на новых длЯ него инструментах, коллекциЯ которых у
старшего из сыновей ‘таврученка была довольно обширна и которые очень
занимали Џетра - каждый со своим особенным голосом, способным выражать
особенные оттенки чувства. Ќо все же в нем была заметна какаЯ-то
омраченность, и минуты обычного состоЯниЯ духа казались вспышками на общем,
все более темнеющем фоне.
’очно по безмолвному уговору, никто не возвращалсЯ к эпизоду в
монастыре, и всЯ эта поездка как будто выпала у всех из памЯти и забылась.
Ћднако было заметно, что она запала глубоко в сердце слепого. ‚сЯкий раз,
оставшись наедине или в минуты общего молчаниЯ, когда его не развлекали
разговоры окружающих, Џетр глубоко задумывалсЯ, и на лицо его ложилось
выражение какой-то горечи. ќто было знакомое всем выражение, но теперь оно
казалось более резким и... сильно напоминало слепого звонарЯ.
‡а фортепиано, в минуты наибольшей непосредственности, в его игру часто
вплеталсЯ теперь мелкий перезвон колоколов и протЯжные вздохи меди на
высокой колокольне... € то, о чем никто не решалсЯ заговорить, Ясно вставало
у всех в воображении: мрачные переходы, тонкаЯ фигура звонарЯ с чахоточным
румЯнцем, его злые окрики и желчный ропот на судьбу... Ђ затем оба слепца в
одинаковых позах на вышке, с одинаковым выражением лиц, с одинаковыми
движениЯми чутких бровей... ’о, что близкие до сих пор считали личной
особенностью Џетра, теперь ЯвлЯлось общей печатью темной стихии,
простиравшей свою таинственную власть одинаково на своих жертв.
- Џослушай, ЂнЯ, - спросил Њаксим у сестры по возвращении домой. - Ќе
знаешь ли ты, что случилось во времЯ нашей поездки? џ вижу, что мальчик
изменилсЯ именно с этого днЯ.
- Ђх, это все из-за встречи со слепым, - ответила Ђнна Њихайловна со
вздохом.
Ћна недавно еще отослала в монастырь две теплые бараньи шубы и деньги с
письмом к отцу Џамфилию, просЯ его облегчить по возможности участь обоих
слепцов, “ нее вообще было доброе сердце, но сначала она забыла в ђомане, и
только ќвелина напомнила ей, что следовало позаботитьсЯ об обоих. "Ђх, да,
да, конечно", - ответила Ђнна Њихайловна, но было видно, что ее мысли занЯты
одним. Љ ее жгучей жалости примешивалось отчасти суеверное чувство: ей
казалось, что этой жертвой она умилостивит какую-то темную силу, уже
надвигающуюсЯ мрачною тенью над головой ее ребенка.
- ‘ каким слепым? - переспросил Њаксим с удивлением.
- „а с этим... на колокольне...
Њаксим сердито стукнул костылем.
- Љакое проклЯтье - быть безногим чурбаном! ’ы забываешь, что Я не
лазаю по колокольнЯм, а от баб, видно, не добьешьсЯ толку. ќвелина, попробуй
хоть ты сказать разумно, что же такое было на колокольне?
- ’ам, - тихо ответила тоже побледневшаЯ за эти дни девушка, - есть
слепой звонарь... € он...
Ћна остановилась. Ђнна Њихайловна закрыла ладонЯми пылающее лицо, по
которому текли слезы.
- € он очень похож на Џетра.
- € вы мне ничего не сказали! Ќу, что же дальше? ќто еще не достаточнаЯ
причина длЯ трагедий, ЂнЯ, - прибавил он с мЯгким укором.
- Ђх, это так ужасно, - ответила Ђнна Њихайловна тихо.
- —то же ужасно? —то он похож на твоего сына?
ќвелина многозначительно посмотрела на старика, и он смолк. —ерез
несколько минут Ђнна Њихайловна вышла, а ќвелина осталась со своей
всегдашней работой в руках.
- ’ы сказала не все? - спросил Њаксим после минутного молчаниЯ.
- „а. Љогда все сошли вниз, Џетр осталсЯ. Ћн велел тете Ђне (она так
называла Џопельскую с детства) уйти за всеми, а сам осталсЯ со слепым. €
Я... тоже осталась.
- Џодслушивать? - сказал старый педагог почти машинально.
- џ не могла... уйти... - ответила ќвелина тихо. - Ћни разговаривали
друг с другом, как...
- Љак товарищи по несчастью?
- „а, как слепые... Џотом …гор спросил у Џетра, видит ли он во сне
мать. Џетр говорит: "Ќе вижу". € тот тоже не видит. Ђ другой слепец, ђоман,
видит во сне свою мать молодою, хотЯ она уже стараЯ...
- ’ак! —то же дальше?
ќвелина задумалась и потом, поднимаЯ на старика свои синие глаза, в
которых теперь виднелась борьба и страдание, сказала:
- ’от, ђоман, добрый и спокойный. ‹ицо у него грустное, но не злое...
Ћн родилсЯ зрЯчим... Ђ другой... Ћн очень страдает, - вдруг свернула она.
- ѓовори, пожалуйста, прЯмо, - нетерпеливо перебил Њаксим, - другой
озлоблен?
- „а. Ћн хотел прибить детей и проклинал их. Ђ ђомана дети любЯт...
- ‡ол и похож на Џетра... понимаю, - задумчиво сказал Њаксим.
ќвелина еще помолчала и затем, как будто эти слова стоили ей тЯжелой
внутренней борьбы, проговорила совсем тихо:
- ‹ицом оба не похожи... черты другие. Ќо в выражении... Њне казалось,
что прежде у Џетра бывало выражение немножко, как у ђомана, а теперь все
чаще виден тот, другой... и еще... џ боюсь, Я думаю...
- —его ты боишьсЯ? Џоди сюда, моЯ умнаЯ крошка, - сказал Њаксим с
необычной нежностью.
€ когда она, ослабеваЯ от этой ласки, подошла к нему со слезами на
глазах, он погладил ее шелковистые волосы своей большой рукой и сказал:
- —то же ты думаешь? ‘кажи. ’ы, Я вижу, умеешь думать.
- џ думаю, что... он считает теперь, что... все слепорожденные злые...
€ он уверил себЯ, что он тоже... непременно.
- „а, вот что... - проговорил Њаксим, вдруг отнимаЯ руку. - „ай мне мою
трубку, голубушка... ‚он она там, на окне.
—ерез несколько минут над его головой взвилось синее облако дыма.
"ѓм... да... плохо, - ворчал он про себЯ. - џ ошибсЯ. ЂнЯ была права:
можно грустить и страдать о том, чего не испытал ни разу. Ђ теперь к
инстинкту присоединилось сознание, и оба пойдут в одном направлении.
ЏроклЯтый случай... Ђ впрочем, шила, как говоритсЯ, в мешке не спрЯчешь...
‚се где-нибудь выставитсЯ... "
Ћн совсем потонул в сизых облаках... ‚ квадратной голове старика кипели
какие-то мысли и новые решениЯ.

Џришла зима. ‚ыпал глубокий снег и покрыл дороги, полЯ, деревни.
“садьба стоЯла всЯ белаЯ, на деревьЯх лежали пушистые хлопьЯ, точно сад
опЯть распустилсЯ белыми листьЯми... ‚ большом камине потрескивал огонь,
каждый входЯщий со двора вносил с собою свежесть и запах мЯгкого снега...
ЏоэзиЯ первого зимнего днЯ была по-своему доступна слепому. ЏросыпаЯсь
утром, он ощущал всегда особенную бодрость и узнавал приход зимы по топанью
людей, входЯщих в кухню, по скрипу дверей, по острым, едва уловимым
струйкам, разбегавшимсЯ по всему дому, по скрипу шагов на дворе, по
особенной "холодности" всех наружных звуков. € когда он выезжал с €охимом по
первопутку в поле, то слушал с наслаждением звонкий скрип саней и какие-то
гулкие щелканьЯ, которыми лес из-за речки обменивалсЯ с дорогой и полем.
Ќа этот раз первый белый день повеЯл на него только большею грустью.
Ќадев с утра высокие сапоги, он пошел, прокладываЯ рыхлый след по
девственным еще дорожкам, к мельнице.
‚ саду было совершенно тихо. ‘мерзшаЯсЯ землЯ, покрытаЯ пушистым мЯгким
слоем, совершенно смолкла, не отдаваЯ звуков; зато воздух стал как-то
особенно чуток, отчетливо и полно переносЯ на далекие расстоЯниЯ и крик
вороны, и удар топора, и легкий треск обломавшейсЯ ветки... Џо временам
слышалсЯ странный звон, точно от стекла, переходивший на самые высокие ноты
и замиравший как будто в огромном удалении. ќто мальчишки кидали камни на
деревенском пруду, покрывшемсЯ к утру тонкой пленкой первого льда.
‚ усадьбе пруд тоже замерз, но речка у мельницы, отЯжелевшаЯ и темнаЯ,
все еще сочилась в своих пушистых берегах и шумела на шлюзах.
Џетр подошел к плотине и остановилсЯ, прислушиваЯсь. ‡вон воды был
другой - тЯжелее и без мелодии. ‚ нем как будто чувствовалсЯ холод
помертвевших окрестностей...
‚ душе Џетра тоже было холодно и сумрачно. ’емное чувство, которое еще
в тот счастливый вечер поднималось из глубины души каким-то опасением,
неудовлетворенностью и вопросом, теперь разрослось и занЯло в душе место,
еще недавно принадлежавшее ощущениЯм радости и счастьЯ.
ќвелины в усадьбе не было. џскульские собрались с осени к
"благодетельнице", старой графине Џотоцкой, котораЯ непременно требовала,
чтобы старики привезли также дочь. ќвелина сначала противилась, но потом
уступила настоЯниЯм отца, к которым очень энергично присоединилсЯ и Њаксим.
’еперь Џетр, стоЯ у мельницы, вспоминал свои прежние ощущениЯ, старалсЯ
восстановить их прежнюю полноту и цельность и спрашивал себЯ, чувствует ли
он ее отсутствие. Ћн его чувствовал, но сознавал также, что и присутствие ее
не дает ему счастьЯ, а приносит особенное страдание, которое без нее
несколько притупилось.
…ще так недавно в его ушах звучали ее слова, вставали все подробности
первого объЯснениЯ, он чувствовал под руками ее шелковистые волосы, слышал у
своей груди удары ее сердца. € из всего этого складывалсЯ какой-то образ,
наполнЯвший его радостью. ’еперь что-то бесформенное, как те призраки,
которые населЯли его темное воображение, ударило в этот образ мертвЯщим
дуновением, и он разлетелсЯ. Ћн уже не мог соединить свои воспоминаниЯ в ту
гармоничную цельность чувства, котораЯ переполнЯла его в первое времЯ. “же с
самого начала на дне этого чувства лежало зернышко чего-то другого, и теперь
это "другое" расстилалось над ним, как стелетсЯ грозоваЯ туча по горизонту.
‡вуки ее голоса угасли, и на месте Ярких впечатлений счастливого вечера
зиЯла пустота. Ђ навстречу этой пустоте из самой глубины души слепого
подымалось что-то с тЯжелым усилием, чтобы ее заполнить.
Ћн хотел ее видеть!
Џрежде он только чувствовал тупое душевное страдание, но оно
откладывалось в душе неЯсно, тревожило смутно, как ноющаЯ зубнаЯ боль, на
которую мы еще не обращаем вниманиЯ. ‚стреча с слепым звонарем придала этой
боли остроту сознанного страданиЯ...
Ћн ее полюбил и хотел ее видеть!
’ак шли дни за днЯми в притихшей и занесенной снегом усадьбе.
Џо временам, когда мгновениЯ счастьЯ вставали перед ним, живые и Яркие,
Џетр несколько оживлЯлсЯ, и лицо его проЯснЯлось. Ќо это бывало ненадолго, а
со временем даже эти светлые минуты принЯли какой-то беспокойный характер:
казалось, слепой боЯлсЯ, что они улетЯт и никогда уже не вернутсЯ. ќто
делало его обращение неровным: минуты порывистой нежности и сильного
нервного возбуждениЯ сменЯлись днЯми подавленной беспросветной печали. ‚
темной гостиной по вечерам роЯль плакала и надрывалась глубокою и
болезненною грустью, и каждый ее звук отзывалсЯ болью в сердце Ђнны
Њихайловны. Ќаконец худшие ее опасениЯ сбылись: к юноше вернулись тревожные
сны его детства.
Ћдним утром Ђнна Њихайловна вошла в комнату сына. Ћн еще спал, но его
сон был как-то странно тревожен: глаза полуоткрылись и тускло глЯдели из-под
приподнЯтых век, лицо было бледно, и на нем виднелось выражение
беспокойства.
Њать остановилась, окидываЯ сына внимательным взглЯдом, стараЯсь
открыть причину странной тревоги. Ќо она видела только, что эта тревога все
вырастает и на лице спЯщего обозначаетсЯ все Яснее выражение напрЯженного
усилиЯ.
‚друг ей почудилось над постелью какое-то едва уловимое движение. џркий
луч ослепительного зимнего солнца, ударЯвший в стену над самым изголовьем,
будто дрогнул и слегка скользнул вниз. …ще и еще... светлаЯ полоска тихо
прокрадывалась к полуоткрытым глазам, и по мере ее приближениЯ беспокойство
спЯщего все возрастало.
Ђнна Њихайловна стоЯла неподвижно, в состоЯнии, близком к кошмару, и не
могла оторвать испуганного взглЯда от огненной полосы, котораЯ, казалось ей,
легкими, но все же заметными толчками все ближе надвигаетсЯ к лицу ее сына.
€ это лицо все больше бледнело, вытЯгивалось, застывало в выражении тЯжелого
усилиЯ. ‚от желтоватый отблеск заиграл в волосах, затеплилсЯ на лбу юноши.
Њать всЯ подалась вперед, в инстинктивном стремлении защитить его, но ноги
ее не двигались, точно в настоЯщем кошмаре. Њежду тем веки спЯщего совсем
приподнЯлись, в неподвижных зрачках заискрились лучи, и голова заметно
отделилась от подушки навстречу свету. —то-то вроде улыбки или плача
пробежало судорожною вспышкой по губам, и все лицо опЯть застыло в
неподвижным порыве.
Ќаконец мать победила оковавшую ее члены неподвижность и, подойдЯ к
постели, положила руку на голову сына. Ћн вздрогнул и проснулсЯ.
- ’ы, мама? - спросил он.
- „а, это Я.
Ћн приподнЯлсЯ. Љазалось, тЯжелый туман застилал его сознание. Ќо через
минуту он сказал:
- џ опЯть видел сон... џ теперь часто вижу сны, но... ничего не
помню...

ЃеспросветнаЯ грусть сменЯлась в настроении юноши раздражительною
нервностью, и вместе с тем возрастала замечательнаЯ тонкость его ощущений.
‘лух его чрезвычайно обострилсЯ; свет он ощущал всем своим организмом, и это
было заметно даже ночью: он мог отличать лунные ночи от темных и нередко
долго ходил по двору, когда все в доме спали, молчаливый и грустный,
отдаваЯсь странному действию мечтательного и фантастического лунного света.
Џри этом его бледное лицо всегда поворачивалось за плывшим по синему небу
огненным шаром, и глаза отражали искристый отблеск холодных лучей.
Љогда же этот шар, все выраставший по мере приближениЯ к земле,
подергивалсЯ тЯжелым красным туманом и тихо скрывалсЯ за снежным горизонтом,
лицо слепого становилось спокойнее и мЯгче, и он уходил в свою комнату.
Ћ чем он думал в эти долгие ночи, трудно сказать. ‚ известном возрасте
каждый, кто только изведал радости и муки вполне сознательного
существованиЯ, переживает в большей или меньшей степени состоЯниЯ душевного
кризиса. ЋстанавливаЯсь на рубеже деЯтельной жизни, человек стараетсЯ
определить свое место в природе, свое значение, свои отношениЯ к окружающему
миру. ќто своего рода "мертваЯ точка", и благо тому, кого размах жизненной
силы проведет через нее без крупной ломки. “ Џетра этот душевный кризис еще
осложнЯлсЯ; к вопросу: "зачем жить на свете?" - он прибавлЯл: "зачем жить
именно слепому?" Ќаконец, в самую эту работу нерадостной мысли вдвигалось
еще что-то постороннее, какое-то почти физическое давление неутоленной
потребности, и это отражалось на складе его характера.
Џеред рождеством џскульские вернулись, и ќвелина, живаЯ и радостнаЯ, со
снегом в волосах и всЯ обвеЯннаЯ свежестью и холодом, прибежала из
посессорского хутора в усадьбу и кинулась обнимать Ђнну Њихайловну, Џетра и
Њаксима.
‚ первые минуты лицо Џетра осветилось неожиданною радостью, но затем на
нем поЯвилось опЯть выражение какой-то упрЯмой грусти.
- ’ы думаешь, Я люблю тебЯ? - резко спросил он в тот же день, оставшись
наедине с ќвелиной.
- џ в этом уверена, - ответила девушка.
- Ќу, а Я не знаю, - угрюмо возразил слепой. - „а, Я не знаю. Џрежде и
Я был уверен, что люблю тебЯ больше всего на свете, но теперь не знаю.
Ћставь менЯ, послушайсЯ тех, кто зовет тебЯ к жизни, пока не поздно.
- ‡ачем ты мучишь менЯ? - вырвалась у нее тихаЯ жалоба.
- Њучу? - переспросил юноша, и опЯть на его лице поЯвилось выражение
упрЯмого эгоизма. - Ќу да, мучу. € буду мучить таким образом всю жизнь, и не
могу не мучить. џ сам не знал этого, а теперь Я знаю. € Я не виноват. ’а
самаЯ рука, котораЯ лишила менЯ зрениЯ, когда Я еще не родилсЯ, вложила в
менЯ эту злобу... Њы все такие, рожденные слепыми. Ћставь менЯ... бросьте
менЯ все, потому что Я могу дать одно страдание взамен любви... џ хочу
видеть - понимаешь? хочу видеть и не могу освободитьсЯ от этого желаниЯ.
…сли б Я мог увидеть таким образом мать, отца, тебЯ и Њаксима, Я был бы
доволен... џ запомнил бы, унес бы это воспоминание в темноту всей остальной
жизни...
€ он с замечательным упорством возвращалсЯ к этой идее. ЋставаЯсь
наедине, он брал в руки различные предметы, ощупывал их с небывалою
внимательностью и потом, отложив их в сторону, старалсЯ вдумыватьсЯ в
изученные формы. ’очно так же вдумывалсЯ он в те различиЯ Ярких цветных
поверхностей, которые, при напрЯженной чуткости нервной системы, он смутно
улавливал посредством осЯзаниЯ. Ќо все это проникало в его сознание именно
только как различиЯ, в своих взаимных отношениЯх, но без определенного
чувственного содержаниЯ. ’еперь даже солнечный день он отличал от ночной
темноты лишь потому, что действие Яркого света, проникавшего к мозгу
недоступными сознанию путЯми, только сильнее раздражало его мучительные
порывы.

VII

Ћднажды, войдЯ в гостиную, Њаксим застал там ќвелину и Џетра. „евушка
казалась смущенной. ‹ицо юноши было мрачно. Љазалось, разыскивать новые
причины страданиЯ и мучить ими себЯ и других стало длЯ него чем-то вроде
потребности.
- ‚от он спрашивает, - сказала ќвелина Њаксиму, - что может означать
выражение "красный звон"? џ не могу ему объЯснить.
- ‚ чем дело? - спросил Њаксим коротко, обращаЯсь к Џетру.
’от пожал плечами.
- Ќичего особенного. Ќо если у звуков есть цвета, и Я их не вижу, то,
значит, даже звуки недоступны мне во всей полноте.
- ЏустЯки и ребЯчество, - ответил Њаксим резко. - € ты сам хорошо
знаешь, что это неправда. ‡вуки доступны тебе в большей полноте, чем нам.
- Ќо что же значит это выражение?.. ‚едь должно же оно обозначать
что-нибудь?
Њаксим задумалсЯ.
- ќто простое сравнение, - сказал он. - ’ак как и звук и свет, в
сущности, сводЯтсЯ к движению, то у них должно быть много общих свойств.
- Љакие же тут разумеютсЯ свойства? - продолжал упрЯмо допрашивать
слепой. - "Љрасный" звон... какой он именно?
Њаксим задумалсЯ.
…му пришло в голову объЯснение, сводЯщеесЯ к относительным цифрам
колебаний, но он знал, что юноше нужно не это. Џритом же тот, кто первый
употребил световой эпитет в применении к звуку, наверное, не знал физики, а
между тем уловил какое-то сходство. ‚ чем же оно заключаетсЯ?
‚ уме старика зародилось некоторое представление.
- Џогоди, - сказал он. - Ќе знаю, впрочем, удастсЯ ли мне объЯснить
тебе как следует... —то такое красный звон, ты можешь узнать не хуже менЯ:
ты слышал его не раз в городах, в большие праздники, только в нашем краю не
принЯто это выражение...
- „а, да, погоди, - сказал Џетр, быстро открываЯ пианино.
Ћн ударил своею умелою рукой по клавишам, подражаЯ праздничному
колокольному трезвону. €ллюзиЯ [€ллюзиЯ - здесь: впечатление] была полнаЯ.
Ђккорд из нескольких невысоких тонов составлЯл как бы фон поглубже, а на нем
выделЯлись, прыгаЯ и колеблЯсь, высшие ноты, более подвижные и Яркие. ‚
общем это был именно тот высокий и возбужденно-радостный гул, который
заполнЯет собою праздничный воздух.
- „а, - сказал Њаксим, - это очень похоже, и мы, с открытыми глазами,
не сумели бы усвоить это лучше тебЯ. ‚от видишь ли... когда Я смотрю на
большую красную поверхность, она производит на мой глаз такое же беспокойное
впечатление чего-то упруго-волнующегосЯ. ЉажетсЯ, будто эта краснота
менЯетсЯ: оставлЯЯ под собой более глубокий, темный фон, она кое-где
выделЯетсЯ более светлыми, быстро всплывающими и так же быстро упадающими
взмахами, волнами, которые очень сильно действуют на глаз, - по крайней
мере, на мой глаз.
- ќто верно, верно! - живо сказала ќвелина. - џ чувствую то же самое и
не могу долго смотреть на красную суконную скатерть.
- ’ак же, как иные не выносЯт праздничного трезвона. Џожалуй, что мое
сравнение и верно, и мне даже приходит в голову дальнейшее сопоставление:
существует также "малиновый" звон, как и малиновый цвет. Ћба они очень
близки к красному, но только глубже, ровнее и мЯгче. Љогда колокольчик долго
был в употреблении, то он, как говорЯт любители, вызваниваетсЯ. ‚ его звуке
исчезают неровности, режущие ухо, и тогда-то звон этот зовут малиновым. ’ого
же эффекта достигают умелым подбором нескольких подголосков.
Џод руками Џетра пианино зазвенело взмахами почтовых колокольчиков.
- Ќет, - сказал Њаксим. - џ бы сказал, что это слишком красно...
- Ђ, помню!
€ инструмент зазвенел ровнее. Ќачавшись высоко, оживленно и Ярко, звуки
становились все глубже и мЯгче. ’ак звонит набор колокольцев под дугой
русской тройки, удалЯющейсЯ по пыльной дороге в вечернюю безвестную даль,
тихо, ровно, без громких взмахов, все тише и тише, пока последние ноты не
замрут в молчании спокойных полей.
- ‚от-вот! - сказал Њаксим. - ’ы понЯл разницу. Љогда-то, - ты был еще
ребенком, - мать пыталась объЯснить тебе звуками краски.
- „а, Я помню... ‡ачем ты запретил нам тогда продолжать? Њожет быть,
мне удалось бы понЯть.
- Ќет, - задумчиво ответил старик, - ничего бы не вышло. ‚прочем, Я
думаю, что вообще на известной душевной глубине впечатлениЯ от цветов и от
звуков откладываютсЯ уже как однородные. Њы говорим: он видит все в розовом
свете. ќто значит, что человек настроен радостно. ’о же настроение может
быть вызвано известным сочетанием звуков. ‚ообще звуки и цвета ЯвлЯютсЯ
символами [‘имвол - здесь: знак] одинаковых душевных движений.
‘тарик закурил свою трубку и внимательно посмотрел на Џетра. ‘лепой
сидел неподвижно и, очевидно, жадно ловил слова Њаксима. "Џродолжать ли?" -
подумал старик, но через минуту начал как-то задумчиво, будто невольно
отдаваЯсь странному направлению своих мыслей:
- „а, да! ‘транные мысли приходЯт мне в голову... ‘лучайность это или
нет, что кровь у нас краснаЯ. ‚идишь ли... когда в голове твоей рождаетсЯ
мысль, когда ты видишь свои сны, от которых, проснувшись, дрожишь и плачешь,
когда человек весь вспыхивает от страсти, - это значит, что кровь бьет из
сердца сильнее и приливает алыми ручьЯми к мозгу. Ќу, и она у нас краснаЯ...
- ЉраснаЯ... горЯчаЯ... - сказал юноша задумчиво.
- €менно - краснаЯ и горЯчаЯ. € вот, красный цвет, как и "красные"
звуки, оставлЯет в нашей душе свет, возбуждение и представлениЯ о страсти,
которую так и называют "горЯчею", кипучею, жаркою. ‡амечательно, что и
художники считают красноватые тоны "горЯчими".
‡атЯнувшись и окружив себЯ клубами дыма, Њаксим продолжал:
- …сли ты взмахнешь рукой над своею головою, ты очертишь над ней
полукруг. ’еперь представь себе, что рука у тебЯ бесконечно длинна. …сли бы
ты мог тогда взмахнуть ею, то очертил бы полукруг в бесконечном отдалении...
’ак же далеко видим мы над собой полушаровой свод неба; оно ровно,
бесконечно и сине... Љогда мы видим его таким, в душе ЯвлЯетсЯ ощущение
спокойствиЯ и Ясности. Љогда же небо закроют тучи взволнованными и мутными
очертаниЯми, тогда и наша душевнаЯ Ясность возмущаетсЯ неопределенным
волнением. ’ы ведь чувствуешь, когда приближаетсЯ грозоваЯ туча...
- „а, Я чувствую, как будто что-то смущает душу...
- ќто верно. Њы ждем, когда из-за туч проглЯнет опЯть эта глубокаЯ
синева. ѓроза пройдет, а небо над нею останетсЯ все то же; мы это знаем и
потому спокойно переживаем грозу. ’ак вот, небо сине... Њоре тоже сине,
когда спокойно. “ твоей матери синие глаза, у ќвелины тоже.
- Љак небо... - сказал слепой с внезапно проснувшейсЯ нежностью.
- „а. ѓолубые глаза считаютсЯ признаком Ясной души. ’еперь Я скажу тебе
о зеленом свете. ‡емлЯ сама по себе черна, черны или серы стволы деревьев
весной; но как только теплые и светлые лучи разогреют темные поверхности, из
них ползут кверху зеленаЯ трава, зеленые листьЯ. „лЯ зелени нужны свет и
тепло, но только не слишком много тепла и света. Ћттого зелень так приЯтна
длЯ глаза. ‡елень - это как будто тепло в смешении с сырою прохладой: она
возбуждает представление о спокойном довольстве, здоровье, но не о страсти и
не о том, что люди называют счастьем... ЏонЯл ли ты?
- Ќ-нет, не Ясно... но все же, пожалуйста, говори дальше.
- Ќу, что же делать!.. ‘лушай дальше. Љогда лето разгораетсЯ все жарче,
зелень как будто изнемогает от избытка жизненной силы, листьЯ в истоме
опускаютсЯ книзу и, если солнечный звон не умерЯетсЯ сырою прохладой дождЯ,
зелень может совсем поблекнуть. ‡ато к осени среди усталой листвы наливаетсЯ
и алеет плод. Џлод краснее на той стороне, где больше света; в нем как будто
сосредоточена всЯ сила жизни, всЯ страсть растительной природы. ’ы видишь,
что красный цвет и здесь - цвет страсти, и он служит ее символом. ќто цвет
упоениЯ, греха, Ярости, гнева и мести. Ќародные массы во времена мЯтежей
ищут выражениЯ общего чувства в красном знамени, которое развеваетсЯ над
ними, как пламЯ... Ќо ведь ты опЯть не понимаешь?..
- ‚се равно, продолжай!
- Ќаступает позднЯЯ осень. Џлод отЯжелел; он срываетсЯ и падает на
землю... Ћн умирает, но в нем живет семЯ, а в этом семени живет в
"возможности" и все будущее растение, с его будущею роскошной листвой и с
его новым плодом. ‘емЯ падает на землю; а над землей низко подымаетсЯ уже
холодное солнце, бежит холодный ветер, несутсЯ холодные тучи... Ќе только
страсть, но и самаЯ жизнь замирает тихо, незаметно... ‡емлЯ все больше
проступает из-под зелени своей чернотой, в небе господствуют холодные
тоны... € вот наступает день, когда на эту смирившуюсЯ и притихшую, будто
овдовевшую землю падают миллионы снежинок, и всЯ она становитсЯ ровна,
одноцветна и бела... Ѓелый цвет - это цвет холодного снега, цвет высочайших
облаков, которые плывут в недосЯгаемом холоде поднебесных высот, - цвет
величавых и бесплодных горных вершин... ќто - эмблема бесстрастиЯ и
холодной, высокой свЯтости, эмблема будущей бесплотной жизни. —то же
касаетсЯ черного цвета...
- ‡наю, - перебил слепой. - ќто - нет звуков, нет движений... ночь...
- „а, и потому это - эмблема печали и смерти...
Џетр вздрогнул и сказал глухо:
- ’ы сам сказал: смерти. Ђ ведь длЯ менЯ все черно... всегда и всюду
черно!
- Ќеправда, - резко ответил Њаксим, - длЯ тебЯ существуют звуки, тепло,
движение... ты окружен любовью... Њногие отдали бы свет очей за то, чем ты
пренебрегаешь, как безумец... Ќо ты слишком эгоистично носишьсЯ со своим
горем...
- „а! - воскликнул Џетр страстно. - џ ношусь с ним поневоле: куда же
мне уйти от него, когда оно всюду со мной?
- …сли бы ты мог понЯть, что на свете есть горе во сто раз больше
твоего, такое горе, в сравнении с которым твоЯ жизнь, обеспеченнаЯ и
окруженнаЯ участием, может быть названа блаженством, - тогда...
- Ќеправда, неправда! - гневно перебил слепой тем же голосом страстного
возбуждениЯ. - џ поменЯлсЯ бы с последним нищим, потому что он счастливее
менЯ. „а и слепых вовсе не нужно окружать заботой: это большаЯ ошибка...
‘лепых нужно выводить на дорогу и оставлЯть там, - пусть просЯт милостыню.
…сли бы Я был просто нищим, Я был бы менее несчастен. ‘ утра Я думал бы о
том, чтобы достать обед, считал бы подаваемые копейки и боЯлсЯ бы, что их
мало. Џотом радовалсЯ бы удачному сбору, потом старалсЯ бы собрать на
ночлег. Ђ если б это не удалось, Я страдал бы от голода и холода... и все
это не оставлЯло бы мне ни минуты и... и... от лишений Я страдал бы менее,
чем страдаю теперь...
- ’ы думаешь? - спросил Њаксим холодно и посмотрел в сторону ќвелины.
‚о взглЯде старика мелькнуло сожаление и участие. „евушка сидела серьезнаЯ и
бледнаЯ.
- “верен, - ответил Џетр упрЯмо и жестоко. - џ теперь часто завидую
…гору, тому, что на колокольне. —асто, просыпаЯсь под утро, особенно когда
на дворе метель и вьюга, Я вспоминаю …гора: вот он подымаетсЯ на свою вышку.
- …му холодно, - подсказал Њаксим.
- „а, ему холодно, он дрожит и кашлЯет. € он проклинает ЏамфилиЯ,
который не заведет ему шубы. Џотом он берет иззЯбшими руками веревки и
звонит к заутрене. € забывает, что он слепой... Џотому что тут было бы
холодно и не слепому... Ђ Я не забываю, и мне...
- € тебе не за что проклинать!..
- „а! Њне не за что проклинать! ЊоЯ жизнь наполнена одной слепотой.
Ќикто не виноват, но Я несчастнее всЯкого нищего...
- Ќе стану спорить, - холодно сказал старик. - Њожет быть, это и
правда. ‚о всЯком случае, если тебе и было бы хуже, то, может быть, сам ты
был бы лучше.
Ћн еще раз бросил взглЯд сожалениЯ в сторону девушки и вышел из
комнаты, стуча костылЯми.
„ушевное состоЯние Џетра после этого разговора еще обострилось, и он
еще более погрузилсЯ в свою мучительную работу.
€ногда ему удавалось: он находил на мгновение те ощущениЯ, о которых
говорил Њаксим, и они присоединЯлись к его пространственным представлениЯм.
’емнаЯ и грустнаЯ землЯ уходила куда-то вдаль: он мерил ее и не находил ей
конца. Ђ над нею было что-то другое... ‚ воспоминании прокатывалсЯ гулкий
гром, вставало представление о шири и небесном просторе. Џотом гром смолкал,
но что-то там, вверху, оставалось - что-то, рождавшее в душе ощущение
величиЯ и Ясности. Џорой это ощущение определЯлось: к нему присоединЯлсЯ
голос ќвелины и матери, "у которых глаза, как небо"; тогда возникающий
образ, выплывший из далекой глубины воображениЯ и слишком определившийсЯ,
вдруг исчезал, переходЯ в другую область.
‚се эти темные представлениЯ мучили и не удовлетворЯли. Ћни стоили
больших усилий и были так неЯсны, что в общем он чувствовал лишь
неудовлетворенность и тупую душевную боль, котораЯ сопровождала все потуги
больной души, тщетно стремившейсЯ восстановить полноту своих ощущений.

VIII

Џодошла весна.
‚ерстах в шестидесЯти от усадьбы Џопельских в сторону, противоположную
от ‘таврученков, в небольшом городишке, была чудотворнаЯ католическаЯ икона.
‡натоки дела определили с полною точностью ее чудодейственную силу: всЯкий,
кто приходил к иконе в день ее праздника пешком, пользовалсЯ "двадцатью
днЯми отпущениЯ", то есть все его беззакониЯ, совершенные в течение двадцати
дней, должны были идти на том свете насмарку. Џоэтому каждый год, ранней
весной, в известный день небольшой городок оживлЯлсЯ и становилсЯ
неузнаваем. ‘тараЯ церковка принарЯжалась к своему празднику первою зеленью
и первыми весенними цветами, над городом стоЯл радостный звон колокола,
грохотали "брички" панов, и богомольцы располагались густыми толпами по
улицам, на площадЯх и даже далеко в поле. ’ут были не одни католики. ‘лава
N-ской иконы гремела далеко, и к ней приходили также негодующие и огорченные
православные, преимущественно из городского класса.
‚ самый день праздника по обе стороны "каплицы" ["Љаплица" (польск.) -
часовнЯ] народ вытЯнулсЯ по дороге несметною пестрою вереницей. ’ому, кто
посмотрел бы на это зрелище с вершины одного из холмов, окружавших местечко,
могло бы показатьсЯ, что это гигантский зверь растЯнулсЯ по дороге около
часовни и лежит тут неподвижно, по временам только пошевеливаЯ матовою
чешуей разных цветов. Џо обеим сторонам занЯтой народом дороги в два рЯда
вытЯнулось целое полчище нищих, протЯгивавших руки за подаЯнием.
Њаксим на своих костылЯх и рЯдом с ним Џетр об руку с €охимом тихо
двигались вдоль улицы, котораЯ вела к выходу в поле.
ѓовор многоголосной толпы, выкрикиваниЯ евреев-факторов [”актор -
здесь: в дореволюционной ђоссии - посредник в делах, комиссионер], стук
экипажей - весь этот грохот, катившийсЯ какою-то гигантскою волной, осталсЯ
сзади, сливаЯсь в одно беспрерывное, колыхавшеесЯ, подобно волне, рокотание.
Ќо и здесь, хотЯ толпа была реже, все же то и дело слышалсЯ топот пешеходов,
шуршание колес, людской говор. –елый обоз чумаков [—умаки - украинские
крестьЯне, возившие на волах хлеб длЯ продажи в Љрым и на „он и привозившие
оттуда соль и рыбу] выезжал со стороны полЯ и, поскрипываЯ, грузно
сворачивал в ближайший переулок.
Џетр рассеЯнно прислушивалсЯ к этому живому шуму, послушно следуЯ за
Њаксимом; он то и дело запахивал пальто, так как было холодно, и продолжал
на ходу ворочать в голове свои тЯжелые мысли.
Ќо вдруг, среди этой эгоистической сосредоточенности, что-то поразило
его внимание так сильно, что он вздрогнул и внезапно остановилсЯ.
Џоследние рЯды городских зданий кончились здесь, и широкаЯ трактоваЯ
дорога входила в город среди заборов и пустырей. “ самого выхода в поле
благочестивые руки воздвигли когда-то каменный столб с иконой и фонарем,
который, впрочем, скрипел только вверху от ветра, но никогда не зажигалсЯ. “
самого подножиЯ этого столба расположились кучкой слепые нищие, оттертые
своими зрЯчими конкурентами с более выгодных мест. Ћни сидели с деревЯнными
чашками в руках и по временам кто-нибудь затЯгивал жалобную песню:
- Џо-дайте слипеньким... ра-а-ди •риста...
„ень был холодный, нищие сидели здесь с утра, открытые свежему ветру,
налетавшему с полЯ. Ћни не могли двигатьсЯ среди этой толпы, чтобы
согретьсЯ, и в их голосах, тЯнувших по очереди унылую песню, слышалась
безотчетнаЯ жалоба физического страданиЯ и полной беспомощности. Џервые ноты
слышались еще довольно отчетливо, но затем из сдавленных грудей вырывалсЯ
только жалобный ропот, замиравший тихою дрожью озноба. ’ем не менее даже
последние, самые тихие звуки песни, почти терЯвшиесЯ среди уличного шума,
достигаЯ человеческого слуха, поражали всЯкого громадностью заключенного в
них непосредственного страданиЯ.
Џетр остановилсЯ, и его лицо исказилось, точно какой-то слуховой
призрак ЯвилсЯ перед ним в виде этого страдальческого воплЯ.
- —то же ты испугалсЯ? - спросил Њаксим. - ќто те самые счастливцы,
которым ты недавно завидовал, - слепые нищие, которые просЯт здесь
милостыню... €м немного холодно, конечно. Ќо ведь от этого, по-твоему, им
только лучше.
- “йдем! - сказал Џетр, хватаЯ его за руку.
- Ђ, ты хочешь уйти! “ тебЯ в душе не найдетсЯ другого побуждениЯ при
виде чужих страданий! Џостой, Я хочу поговорить с тобой серьезно и рад, что
это будет именно здесь. ’ы вот сердишьсЯ, что времена изменились, что теперь
слепых не рубЯт в ночных сечах, как ћрка-бандуриста; ты досадуешь, что тебе
некого проклинать, как …гору, а сам проклинаешь в душе своих близких за то,
что они отнЯли у тебЯ счастливую долю этих слепых. ЉлЯнусь честью, ты, может
быть, прав! „а, клЯнусь честью старого солдата, всЯкий человек имеет право
располагать своей судьбой, а ты уже человек. ‘лушай же теперь, что Я скажу
тебе: если ты захочешь исправить нашу ошибку, если ты швырнешь судьбе в
глаза все преимущества, которыми жизнь окружила тебЯ с колыбели, и захочешь
испытать участь вот этих несчастных... Я, Њаксим џценко, обещаю тебе свое
уважение, помощь и содействие... ‘лышишь ты менЯ, Џетр Џопельский? џ был
немногим старше тебЯ, когда понес свою голову в огонь и сечу... Ћбо мне тоже
плакала мать, как будет плакать о тебе. Ќо, черт возьми! Я полагаю, что был
в своем праве, как и ты теперь в своем!.. ђаз в жизни к каждому человеку
приходит судьба и говорит: выбирай! €так, тебе стоит захотеть... •ведор
Љандыба, ты здесь? - крикнул он по направлению к слепым.
Ћдин голос отделилсЯ от скрипучего хора и ответил:
- ’ут Я... ќто вы кличете, Њаксим Њихайлович?
- џ! Џриходи через неделю, куда Я сказал.
- Џриду, паночку. - € голос слепца опЯть примкнул к хору.
- ‚от, ты увидишь человека, - сказал, сверкаЯ глазами, Њаксим, -
который вправе роптать на судьбу и на людей. Џоучись у него переносить свою
долю... Ђ ты...
- Џойдем, паничу, - сказал €охим, кидаЯ на старика сердитый взглЯд.
- Ќет, постой! - гневно крикнул Њаксим. - Ќикто еще не прошел мимо
слепых, не кинув им хоть пЯтака. Ќеужели ты убежишь, не сделав даже этого?
’ы умеешь только кощунствовать [Љощунствовать - оскорбительно относитьсЯ к
чему-либо, всеми почитаемому] со своею сытою завистью к чужому голоду!..
Џетр поднЯл голову, точно от удара кнутом. ‚ынув из кармана свой
кошелек, он пошел по направлению к слепым. Ќащупав палкою переднего, он
разыскал рукой деревЯнную чашку с медью и бережно положил туда свои деньги.
Ќесколько прохожих остановились и смотрели с удивлением на богато одетого и
красивого панича, который ощупью подавал милостыню слепому, принимавшему ее
также ощупью.
Њежду тем Њаксим круто повернулсЯ и заковылЯл по улице. …го лицо было
красно, глаза горели... ‘ ним была, очевидно, одна из тех вспышек, которые
были хорошо известны всем, знавшим его в молодости. € теперь это был уже не
педагог, взвешивающий каждое слово, а страстный человек, давший волю
гневному чувству. ’олько кинув искоса взглЯд на Џетра, старик как будто
смЯгчилсЯ. Џетр был бледен, как бумага, но брови его были сжаты, а лицо
глубоко взволнованно.
•олодный ветер взметал за ними пыль на улицах местечка [Њестечко - на
“краине большое селение городского типа]. ‘зади, среди слепых поднЯлсЯ говор
и ссоры из-за данных Џетром денег...

Ѓыло ли это следствием простуды, или разрешением долгого душевного
кризиса, или, наконец, то и другое соединилось вместе, но только на другой
день Џетр лежал в своей комнате в нервной горЯчке. Ћн металсЯ в постели с
искаженным лицом, по временам к чему-то прислушиваЯсь, и куда-то порывалсЯ
бежать. ‘тарый доктор из местечка щупал пульс и говорил о холодном осеннем
ветре; Њаксим хмурил брови и не глЯдел на сестру.
Ѓолезнь была упорна. Љогда наступил кризис, больной лежал несколько
дней почти без движениЯ. Ќаконец молодой организм победил.
ђаз, светлым осенним утром, Яркий луч прорвалсЯ в окно и упал к
изголовью больного. ‡аметив это, Ђнна Њихайловна обратилась к ќвелине:
- ‡адерни занавеску... џ так боюсь этого света...
„евушка поднЯлась, чтобы исполнить приказание, но неожиданно
раздавшийсЯ, в первый раз, голос больного остановил ее:
- Ќет, ничего. Џожалуйста, оставьте так...
Ћбе женщины радостно склонились над ним.
- ’ы слышишь?.. џ здесь!.. - сказала мать.
- „а! - ответил он и потом смолк, будто стараЯсь что-то припомнить. -
Ђх да! - заговорил он тихо и вдруг попыталсЯ поднЯтьсЯ. - ’от... ”едор
приходил уже? - спросил он.
ќвелина переглЯнулась с Ђнной Њихайловной, и та закрыла ему рот рукой.
- ’ише, тише! Ќе говори: тебе вредно.
Ћн прижал руку матери к губам и покрыл ее поцелуЯми. Ќа его глазах
стоЯли слезы. Ћн долго плакал, и это его облегчило.
Ќесколько дней он был как-то кротко задумчив, и на лице его поЯвлЯлось
выражение тревоги всЯкий раз, когда мимо комнаты проходил Њаксим. †енщины
заметили это и просили Њаксима держатьсЯ подальше. Ќо однажды Џетр сам
попросил позвать его и оставить их вдвоем.
‚ойдЯ в комнату, Њаксим взЯл его за руку и ласково погладил ее.
- Ќу-ну, мой мальчик, - сказал он. - џ, кажетсЯ, должен попросить у
тебЯ прощениЯ...
- џ понимаю, - тихо сказал Џетр, отвечаЯ на пожатие. - ’ы дал мне урок,
и Я тебе за него благодарен.
- Љ черту уроки! - ответил Њаксим с гримасой нетерпениЯ. - ‘лишком
долго оставатьсЯ педагогом - это ужасно оглуплЯет. Ќет, этот раз Я не думал
ни о каких уроках, а просто очень рассердилсЯ на тебЯ и на себЯ...
- ‡начит, ты действительно хотел, чтобы?..
- •отел, хотел!.. Љто знает, чего хочет человек, когда взбеситсЯ... џ
хотел, чтобы ты почувствовал чужое горе и перестал так носитьсЯ со своим...
Ћба замолчали...
- ќта песнЯ, - через минуту сказал Џетр, - Я помнил ее даже во времЯ
бреда... Ђ кто этот ”едор, которого ты звал?
- ”едор Љандыба, мой старый знакомый.
- Ћн тоже... родилсЯ слепым?
- •уже: ему выжгло глаза на войне.
- € он ходит по свету и поет эту песню?
- „а, и кормит ею целый выводок сирот-племЯнников. € еще находит длЯ
каждого веселое слово и шутку...
- „а? - задумчиво переспросил Џетр. - Љак хочешь, в этом есть какаЯ-то
тайна. € Я хотел бы...
- —то ты хотел бы, мой мальчик?
—ерез несколько минут послышались шаги, и Ђнна Њихайловна вошла в
комнату, тревожно вглЯдываЯсь в их лица, видимо, взволнованные разговором,
который оборвалсЯ с ее приходом.
Њолодой организм, раз победив болезнь, быстро справлЯлсЯ с ее
остатками. Ќедели через две Џетр был уже на ногах.
Ћн сильно изменилсЯ, изменились даже черты лица, - в них не было
заметно прежних припадков острого внутреннего страданиЯ. ђезкое нравственное
потрЯсение перешло теперь в тихую задумчивость и спокойную грусть.
Њаксим боЯлсЯ, что это только временнаЯ перемена, вызваннаЯ тем, что
нервнаЯ напрЯженность ослаблена болезнью. Ћднажды в сумерки, подойдЯ в
первый раз после болезни к фортепиано, Џетр стал по обыкновению
фантазировать. Њелодии звучали грустные и ровные, как его настроение. Ќо
вот, внезапно, среди звуков, полных тихой печали, прорвались первые ноты
песни слепых. ЊелодиЯ сразу распалась... Џетр быстро поднЯлсЯ, лицо его было
искажено, и на глазах стоЯли слезы. ‚идимо, он не мог еще справитьсЯ с
сильным впечатлением жизненного диссонанса, ЯвившегосЯ ему в форме этой
скрипучей и тЯжкой жалобы.
‚ этот вечер Њаксим опЯть долго говорил с Џетром наедине. Џосле этого
проходили недели, и настроение слепого оставалось все тем же. Љазалось,
слишком острое и эгоистическое сознание личного горЯ, вносившее в душу
пассивность и угнетавшее врожденную энергию, теперь дрогнуло и уступило
место чему-то другому. Ћн опЯть ставил себе цели, строил планы; жизнь
зарождалась в нем, надломленнаЯ душа давала побеги, как захиревшее деревцо,
на которое весна пахнула живительным дыханием... Ѓыло, между прочим, решено,
что еще этим летом Џетр поедет в Љиев, чтобы с осени начать уроки у
известного пианиста. Џри этом оба они с Њаксимом настоЯли, что они поедут
только вдвоем.

’еплою июльскою ночью бричка, запрЯженнаЯ парою лошадей, остановилась
на ночлег в поле, у опушки леса. “тром, на самой заре, двое слепых прошли
шлЯхом. Ћдин вертел рукоЯтку примитивного инструмента: деревЯнный валик
кружилсЯ в отверстии пустого Ящика и терсЯ о туго натЯнутые струны,
издававшие однотонное и печальное жужжание. Ќесколько гнусавый, но приЯтный
старческий голос пел утреннюю молитву.
Џроезжавшие дорогой хохлы с таранью видели, как слепцов подозвали к
бричке, около которой, на разостланном ковре, сидели ночевавшие в степи
господа. Љогда через некоторое времЯ обозчики остановились на водопой у
криницы [Љриница - родник], то мимо них опЯть прошли слепцы, но на этот раз
их уж было трое. ‚переди, постукиваЯ перед собою длинной палкой, шел старик
с развевающимисЯ седыми волосами и длинными белыми усами. ‹об его был покрыт
старыми Язвами, как будто от ожога; вместо глаз были только впадины. —ерез
плечо у него была надета широкаЯ тесьма, привЯзаннаЯ к поЯсу следующего.
‚торой был рослый детина, с желчным лицом, сильно изрытым оспой. Ћба они шли
привычным шагом, поднЯв незрЯчие лица кверху, как будто разыскиваЯ там свою
дорогу. ’ретий был совсем юноша, в новой крестьЯнской одежде, с бледным и
как будто слегка испуганным лицом; его шаги были неуверенны, и по временам
он останавливалсЯ, как будто прислушиваЯсь к чему-то назади и мешаЯ движению
товарищей.
—асам к десЯти они ушли далеко. ‹ес осталсЯ синей полосой на горизонте.
Љругом была степь, и впереди слышалсЯ звон разогреваемой солнцем проволоки
на шоссе, пересекавшем пыльный шлЯх. ‘лепцы вышли на него и повернули
вправо, когда сзади послышалсЯ топот лошадей и сухой стук кованых колес по
щебню. ‘лепцы выстроились у краЯ дороги. ЋпЯть зажужжало деревЯнное колесо
по струнам, и старческий голос затЯнул:
- Џо-дайте сли-пеньким...
Љ жужжанию колеса присоединилсЯ тихий перебор струн под пальцами юноши.
Њонета зазвенела у самых ног старого Љандыбы. ‘тук колес смолк, видимо,
проезжающие остановились, чтобы посмотреть, найдут ли слепые монету. Љандыба
сразу нашел ее, и на его лице поЯвилось довольное выражение.
- Ѓог спасет, - сказал он по направлению к бричке, в сиденье которой
виднелась квадратнаЯ фигура седого господина, и два костылЯ торчали сбоку.
‘тарик внимательно смотрел на юношу-слепца... ’от стоЯл бледный, но уже
успокоившийсЯ. Џри первых же звуках песни его руки нервно забегали по
струнам, как будто покрываЯ их звоном ее резкие ноты... Ѓричка опЯть
тронулась, но старик долго оглЯдывалсЯ назад.
‚скоре стук колес замолк в отдалении. ‘лепцы опЯть вытЯнулись в линию и
пошли по шоссе...
- “ тебЯ, ћрий, легкаЯ рука, - сказал старик. - € играешь славно...
—ерез несколько минут средний слепец спросил:
- Џо обещанию идешь в Џочаев?.. „лЯ бога?
- „а, - тихо ответил юноша.
- „умаешь, прозришь?.. - спросил тот опЯть с горькой улыбкой.
- Ѓывает, - мЯгко сказал старик.
- „авно хожу, а не встречал, - угрюмо возразил рЯбой, и они опЯть пошли
молча. ‘олнце подымалось все выше, виднелась только белаЯ линиЯ шоссе,
прЯмого как стрела, темные фигуры слепых и впереди чернаЯ точка проехавшего
экипажа. ‡атем дорога разделилась. Ѓричка направилась к Љиеву, слепцы опЯть
свернули проселками на Џочаев.
‚скоре из Љиева пришло в усадьбу письмо от Њаксима. Ћн писал, что оба
они здоровы и что все устраиваетсЯ хорошо.
Ђ в это времЯ трое слепых двигались все дальше. ’еперь все шли уже
согласно. ‚переди, все так же постукиваЯ палкой, шел Љандыба, отлично
знавший дороги и поспевавший в большие села к праздникам и базарам. Ќарод
собиралсЯ на стройные звуки маленького оркестра, и в шапке Љандыбы то и дело
звЯкали монеты.
‚олнение и испуг на лице юноши давно исчезли, уступаЯ место другому
выражению. ‘ каждым новым шагом навстречу ему лились новые звуки неведомого,
широкого, необъЯтного мира, сменившего теперь ленивый и убаюкивающий шорох
тихой усадьбы... ЌезрЯчие глаза расширЯлись, ширилась грудь, слух еще
обострЯлсЯ; он узнавал своих спутников, добродушного Љандыбу и желчного
Љузьму, долго брел за скрипучими возами чумаков, ночевал в степи у огней,
слушал гомон Ярмарок и базаров, узнавал горе, слепое и зрЯчее, от которого
не раз больно сжималось его сердце... € странное дело - теперь он находил в
своей душе место длЯ всех этих ощущений. Ћн совершенно одолел песню слепых,
и день за днем под гул этого великого морЯ все более стихали на дне души
личные порываниЯ к невозможному... —уткаЯ памЯть ловила всЯкую новую песню и
мелодию, а когда дорогой он начинал перебирать свои струны, то даже на лице
желчного Љузьмы поЯвлЯлось спокойное умиление. Џо мере приближениЯ к Џочаеву
банда [Ѓанда - здесь: группа] слепых все росла.

Џозднею осенью по дороге, занесенной снегами, к великому удивлению всех
в усадьбе, панич неожиданно вернулсЯ с двумЯ слепцами в нищенской одежде.
Љругом говорили, что он ходил в Џочаев по обету [Ћбет - обещание], чтобы
вымолить у почаевской богоматери исцеление.
‚прочем, глаза его оставались по-прежнему чистыми и по-прежнему
незрЯчими. Ќо душа, несомненно, исцелилась. Љак будто страшный кошмар
навсегда исчез из усадьбы... Љогда Њаксим, продолжавший писать из Љиева,
наконец вернулсЯ тоже, Ђнна Њихайловна встретила его фразой: "џ никогда,
никогда не прощу тебе этого". Ќо лицо ее противоречило суровым словам...
„олгими вечерами Џетр рассказывал о своих странствиЯх, и в сумерки
фортепиано звучало новыми мелодиЯми, каких никто не слышал у него раньше...
Џоездка в Љиев была отложена на год, всЯ семьЯ жила надеждами и планами
Џетра...

ѓлава седьмаЯ

‚ ту же осень ќвелина объЯвила старикам џскульским свое неизменное
решение выйти за слепого "из усадьбы". ‘тарушка мать заплакала, а отец,
помолившись перед иконами, объЯвил, что, по его мнению, именно такова волЯ
божиЯ относительно данного случаЯ.
‘ыграли свадьбу. „лЯ Џетра началось молодое тихое счастье, но сквозь
это счастье все же пробивалась какаЯ-то тревога: в самые светлые минуты он
улыбалсЯ так, что сквозь эту улыбку виднелось грустное сомнение, как будто
он не считал этого счастьЯ законным и прочным. Љогда же ему сообщили, что,
быть может, он станет отцом, он встретил это сообщение с выражением испуга.
’ем не менее настоЯщаЯ его жизнь, проходившаЯ в серьезной работе над
собой, в тревожных думах о жене и будущем ребенке, не позволЯла ему
сосредоточитьсЯ на прежних бесплодных потугах. Џо временам также, среди этих
забот, в его душе поднимались воспоминаниЯ о жалобном вопле слепых. ’огда он
отправлЯлсЯ в село, где на краю стоЯла теперь новаЯ изба ”едора Љандыбы и
его рЯбого племЯнника. ”едор брал свою кобзу, или они долго разговаривали, и
мысли Џетра принимали спокойное направление, а его планы опЯть крепли.
’еперь он стал менее чувствителен к внешним световым побуждениЯм, а
прежнЯЯ внутреннЯЯ работа улеглась. ’ревожные органические силы уснули: он
не будил их сознательным стремлением воли - слить в одно целое разнородные
ощущениЯ. Ќа месте этих бесплодных потуг стоЯли живые воспоминаниЯ и
надежды. Ќо, кто знает, - быть может, душевное затишье только способствовало
бессознательной органической работе, и эти смутные, разрозненные ощущениЯ
тем успешнее прокладывали в его мозгу пути по направлению друг к другу. ’ак,
во сне мозг часто свободно творит идеи и образы, которых ему никогда бы не
создать при участии воли.

‚ той самой комнате, где некогда родилсЯ Џетр, стоЯла тишина, среди
которой раздавалсЯ только всхлипывающий плач ребенка. ‘о времени его
рождениЯ прошло уже несколько дней, и ќвелина быстро поправлЯлась. Ќо зато
Џетр все эти дни казалсЯ подавленным сознанием какого-то близкого несчастьЯ.
Џриехал доктор. ‚зЯв ребенка на руки, он перенес и уложил его поближе к
окну. Ѓыстро отдернув занавеску, он пропустил в комнату луч Яркого света и
наклонилсЯ над мальчиком с своими инструментами. Џетр сидел тут же с
опущенной головой, все такой же подавленный и безучастный. Љазалось, он не
придавал действиЯм доктора ни малейшего значениЯ, предвидЯ вперед
результаты.
- Ћн, наверное, слеп, - твердил он. - …му не следовало бы родитьсЯ.
Њолодой доктор не отвечал и молча продолжал свои наблюдениЯ. Ќаконец он
положил офтальмоскоп, и в комнате раздалсЯ его уверенный, спокойный голос:
- ‡рачок сокращаетсЯ. ђебенок видит несомненно.
Џетр вздрогнул и быстро стал на ноги. ќто движение показывало, что он
слышал слова доктора, но, судЯ по выражению его лица, он как будто не понЯл
их значениЯ. Ћпершись дрожащею рукой на подоконник, он застыл на месте с
бледным, приподнЯтым кверху лицом и неподвижными чертами.
„о этой минуты он находилсЯ в состоЯнии странного возбуждениЯ. Ћн будто
не чувствовал себЯ, но вместе с тем все фибры в нем жили и трепетали от
ожиданиЯ.
Ћн сознавал темноту, котораЯ его окружала. Ћн ее выделил, чувствовал ее
вне себЯ, во всей ее необъЯтности. Ћна надвигалась на него, он охватывал ее
воображением, как будто мерЯЯсь с нею. Ћн вставал ей навстречу, желаЯ
защитить своего ребенка от этого необъЯтного, колеблющегосЯ океана
непроницаемой тьмы.
€ пока доктор в молчании делал свои приготовлениЯ, он все находилсЯ в
этом состоЯнии. Ћн боЯлсЯ и прежде, но прежде в его душе жили еще признаки
надежды. ’еперь страх, томительный и ужасный, достиг крайнего напрЯжениЯ,
овладев возбужденными до последней степени нервами, а надежда замерла,
скрывшись где-то в глубоких тайниках его сердца. € вдруг эти два слова:
"ђебенок видит!" - перевернули его настроение. ‘трах мгновенно схлынул,
надежда так же мгновенно превратилась в уверенность, осветив чутко
приподнЯтый душевный строй слепого. ќто был внезапный переворот, настоЯщий
удар, ворвавшийсЯ в темную душу поражающим, Ярким, как молниЯ, лучом. „ва
слова доктора будто прожгли в его мозгу огненную дорогу... Ѓудто искра
вспыхнула где-то внутри и осветила последние тайники его организма... ‚се в
нем дрогнуло, и сам он задрожал, как дрожит туго натЯнутаЯ струна под
внезапным ударом.
€ вслед за этой молнией перед его потухшими еще до рождениЯ глазами
вдруг зажглись странные призраки. Ѓыли ли это лучи или звуки, он не отдавал
себе отчета. ќто были звуки, которые оживали, принимали формы и двигались
лучами. Ћни сиЯли, как купол небесного свода, они катились, как Яркое солнце
по небу, они волновались, как волнуетсЯ шепот и шелест зеленой степи, они
качались, как ветви задумчивых буков.
ќто было только первое мгновение, и только смешанные ощущениЯ этого
мгновениЯ остались у него в памЯти. ‚се остальное он впоследствии забыл. Ћн
только упорно утверждал, что в эти несколько мгновений он видел.
—то именно он видел, и как видел, и видел ли действительно, - осталось
совершенно неизвестным. Њногие говорили ему, что это невозможно, но он стоЯл
на своем, уверЯЯ, что видел небо и землю, мать, жену и Њаксима.
‚ течение нескольких секунд он стоЯл с приподнЯтым кверху и
просветлевшим лицом. Ћн был так странен, что все невольно обратились к нему,
и кругом все смолкло. ‚сем казалось, что человек, стоЯвший среди комнаты,
был не тот, которого они так хорошо знали, а какой-то другой, незнакомый. Ђ
тот, прежний, исчез, окруженный внезапно опустившеюсЯ на него тайной.
€ он был с этою тайной наедине несколько кратких мгновений...
‚последствии от них осталось только чувство какого-то удовлетворениЯ и
страннаЯ уверенность, что тогда он видел.
Њогло ли это быть на самом деле?
Њогло ли быть, чтобы смутные и неЯсные световые ощущениЯ, пробивавшиесЯ
к темному мозгу неизвестными путЯми в те минуты, когда слепой весь трепетал
и напрЯгалсЯ навстречу солнечному дню, - теперь, в минуту внезапного
экстаза, всплыли в мозгу, как проЯвлЯющийсЯ туманный негатив?..
€ перед незрЯчими глазами встало синее небо, и Яркое солнце, и
прозрачнаЯ река с холмиком, на котором он пережил так много и так часто
плакал еще ребенком... € потом и мельница, и звездные ночи, в которые он так
мучилсЯ, и молчаливаЯ, грустнаЯ луна... € пыльный шлЯх, и линиЯ шоссе, и
обозы с сверкающими шинами колес, и пестраЯ толпа, среди которой он сам пел
песню слепых...
€ли в его мозгу зароились фантастическими призраками неведомые горы, и
легли вдаль неведомые равнины, и чудные призрачные деревьЯ качались над
гладью неведомых рек, и прозрачное солнце заливало эту картину Ярким светом,
- солнце, на которое смотрели бесчисленные поколениЯ его предков?
€ли все это роилось бесформенными ощущениЯми в той глубине темного
мозга, о которой говорил Њаксим, и где лучи и звуки откладываютсЯ одинаково
весельем или грустью, радостью или тоской?..
€ он только вспоминал впоследствии стройный аккорд, прозвучавший на
мгновение в его душе, - аккорд, в котором сплелись в одно целое все
впечатлениЯ его жизни, ощущениЯ природы и живаЯ любовь.
Љто знает?
Ћн помнил только, как на него спустилась эта тайна и как она его
оставила. ‚ это последнее мгновение образы-звуки сплелись и смешались, звенЯ
и колеблЯсь, дрожа и смолкаЯ, как дрожит и смолкает упругаЯ струна: сначала
выше и громче, потом все тише, чуть слышно... казалось, что-то скатываетсЯ
по гигантскому радиусу в беспросветную тьму...
‚от оно скатилось и смолкло.
’ьма и молчание... Љакие-то смутные призраки пытаютсЯ еще возродитьсЯ
из глубокого мрака, но они не имеют уже ни формы, ни тона, ни цвета...
’олько где-то далеко, внизу, зазвенели переливы гаммы, пестрыми рЯдами
прорезали тьму и тоже скатились в пространство.
’огда вдруг внешние звуки достигли его слуха в своей обычной форме. Ћн
будто проснулсЯ, но все еще стоЯл, озаренный и радостный, сжимаЯ руки матери
и Њаксима.
- —то это с тобой? - спросила мать встревоженным голосом.
- Ќичего... мне кажетсЯ, что Я... видел вас всех. џ ведь... не сплю?
- Ђ теперь? - взволнованно спросила она. - Џомнишь ли ты, будешь ли
помнить?
‘лепой глубоко вздохнул.
- Ќет, - ответил он с усилием. - Ќо это ничего, потому что... џ отдал
все это... ему... ребенку и... и всем...
Ћн пошатнулсЯ и потерЯл сознание. …го лицо побледнело, но на нем все
еще блуждал отблеск радостного удовлетворениЯ.

ќЏ€‹Ћѓ

Џрошло три года.
ЊногочисленнаЯ публика собралась в Љиеве, во времЯ "Љонтрактов"
[Ќапомним, что "Љонтрактами" называют киевскую Ярмарку. (Џримеч. автора)],
слушать оригинального музыканта. Ћн был слеп, но молва передавала чудеса об
его музыкальном таланте и о его личной судьбе. ѓоворили, будто в детстве он
был похищен из зажиточной семьи бандой слепцов, с которыми бродил, пока
известный профессор не обратил вниманиЯ на его замечательный музыкальный
талант. „ругие передавали, что он сам ушел из семьи к нищим, из каких-то
романтических побуждений. Љак бы то ни было, контрактоваЯ зала была набита
битком, и сбор (имевший неизвестное публике благотворительное назначение)
был полный.
‚ зале настала глубокаЯ тишина, когда на эстраде поЯвилсЯ молодой
человек с красивыми большими глазами и бледным лицом. Ќикто не признал бы
его слепым, если б эти глаза не были так неподвижны и если б его не вела
молодаЯ белокураЯ дама, как говорили, жена музыканта.
- Ќе мудрено, что он производит такое потрЯсающее впечатление, -
говорил в толпе какой-то зоил [‡оил - злой, придирчивый критик] своему
соседу. - “ него замечательно драматическаЯ наружность.
„ействительно, и это бледное лицо с выражением вдумчивого вниманиЯ, и
неподвижные глаза, и всЯ его фигура предрасполагали к чему-то особенному,
непривычному.
ћжно-русскаЯ публика вообще любит и ценит свои родные мелодии, но здесь
даже разношерстнаЯ "контрактоваЯ" толпа была сразу захвачена глубокой
искренностью выражениЯ. †ивое чувство родной природы, чуткаЯ оригинальнаЯ
свЯзь с непосредственными источниками народной мелодии сказывались в
импровизации, котораЯ лилась из-под рук слепого музыканта. ЃогатаЯ красками,
гибкаЯ и певучаЯ, она бежала звонкою струею, то поднимаЯсь торжественным
гимном, то разливаЯсь задушевным грустным напевом. Љазалось по временам: то
бурЯ гулко гремит в небесах, раскатываЯсь в бесконечном просторе, то лишь
степной ветер звенит в траве, на кургане, навеваЯ смутные грезы о минувшем.
Љогда он смолк, гром рукоплесканий охваченной восторгом толпы наполнил
громадную залу. ‘лепой сидел с опущенною головой, удивленно прислушиваЯсь к
этому грохоту. Ќо вот он опЯть поднЯл руки и ударил по клавишам. ЊноголюднаЯ
зала мгновенно притихла.
‚ эту минуту вошел Њаксим. Ћн внимательно оглЯдел эту толпу, охваченную
одним чувством, направившую на слепого жадные, горЯщие взглЯды.
‘тарик слушал и ждал. Ћн больше, чем кто-нибудь другой в этой толпе,
понимал живую драму этих звуков.
…му казалось, что эта могучаЯ импровизациЯ, так свободно льющаЯсЯ из
души музыканта, вдруг оборветсЯ, как прежде, тревожным, болезненным
вопросом, который откроет новую рану в душе его слепого питомца. Ќо звуки
росли, крепли, полнели, становились все более и более властными, захватывали
сердце объединенной и замиравшей толпы.
€ чем больше прислушивалсЯ Њаксим, тем Яснее звучал длЯ него в игре
слепого знакомый мотив.
„а, это она, шумнаЯ улица. ‘ветлаЯ, гремучаЯ, полнаЯ жизни волна
катитсЯ, дробЯсь, сверкаЯ и рассыпаЯсь тысЯчью звуков. Ћна то поднимаетсЯ,
возрастает, то падает опЯть к отдаленному, но неумолчному рокоту, оставаЯсь
все времЯ спокойной, красиво-бесстрастной, холодной и безучастной.
€ вдруг сердце Њаксима упало. €з-под рук музыканта опЯть, как и
некогда, вырвалсЯ стон.
‚ырвалсЯ, прозвенел и замер. € опЯть живой рокот, все Ярче и сильнее,
сверкающий и подвижный, счастливый и светлый.
ќто уже не одни стоны личного горЯ, не одно слепое страдание. Ќа глазах
старика поЯвились слезы. ‘лезы были и на глазах его соседей.
"Ћн прозрел, да, это правда, - он прозрел", - думал Њаксим.
‘реди Яркой и оживленной мелодии, счастливой и свободной, как степной
ветер, и, как он, беззаботной, среди пестрого и широкого гула жизни, среди
то грустного, то величавого напева народной песни все чаще, все настойчивее
и сильнее прорывалась какаЯ-то за душу хватающаЯ нота.
"’ак, так, мой мальчик, - мысленно ободрЯл Њаксим, - настигай их среди
весельЯ и счастьЯ... "
—ерез минуту над заколдованной толпой в огромной зале, властнаЯ и
захватывающаЯ, стоЯла уже одна только песнЯ слепых...

Џодайте слипеньким... р-ради •риста.

Ќо это уже была не просьба о милостыне и не жалкий вопль, заглушаемый
шумом улицы. ‚ ней было все то, что было и прежде, когда, под ее влиЯнием,
лицо Џетра искажалось и он бежал от фортепиано, не в силах боротьсЯ с ее
разъедающей болью. ’еперь он одолел ее в своей душе и побеждал души этой
толпы глубиной и ужасом жизненной правды... ќто была тьма на фоне Яркого
света, напоминание о горе среди полноты счастливой жизни...
Љазалось, будто удар разразилсЯ над толпою, и каждое сердце дрожало,
как будто он касалсЯ его своими быстро бегающими руками. Ћн давно уже смолк,
но толпа хранила гробовое молчание.
Њаксим опустил голову и думал:
"„а, он прозрел... Ќа место слепого и неутомимого эгоистического
страданиЯ он носит в душе ощущение жизни, он чувствует и людское горе, и
людскую радость, он прозрел и сумеет напомнить счастливым о несчастных... "
€ старый солдат все ниже опускал голову. ‚от и он сделал свое дело, и
он недаром прожил на свете, ему говорили об этом полные силы властные звуки,
стоЯвшие в зале, царившие над толпой...

’ак дебютировал слепой музыкант.
Last-modified: Mon, 08 Oct 2001 12:06:07 GMT
Ћцените этот текст: