        Љонстантин Њихайлович ‘танюкович. €сайка


     ---------------------------------------------------------------------
     Љнига: Љ.M.‘танюкович. €збранные произведениЯ. ‚ 2-х т. ’ом 1
     €здательство "•удожожественной литературы", Њосква, 1988
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 ноЯбрЯ 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------


        I

     Ќе  только господа офицеры и  баковаЯ аристократиЯ,  но  и  все матросы
звали этого тщедушного на вид,  маленького, бледнолицего человека с типичным
еврейским крючковатым носом,  тонкими губами и  серьезным и  в  то  же времЯ
несколько пугливым взглЯдом больших,  необыкновенно кротких черных глаз - не
по фамилии,  как обыкновенно водитсЯ, а уменьшительным именем €сайки. „ругой
клички ему не было,  хотЯ €сайке уже минуло сорок и  он был старым матросом,
отслужившим шестнадцать лет, из обЯзательных в прежние времена двадцати пЯти
лет,  в  звании  корабельного парусника,  то  есть  мастерового,  шившего  и
чинившего паруса.
     €сайка давно привык к  этой кличке.  Ћн  получил ее вслед за тем,  как,
бледный как смерть,  тонкий, как спичка, в засаленном, рваном лапсердаке и в
пейсах, ЯвилсЯ, в числе других, в рекрутское присутствие, заседавшее в одном
из городов ‘еверо-‡ападного краЯ,  и,  несмотрЯ на свою узкую грудь и  малый
рост, на которые он так надеЯлсЯ, услышал роковое: "‹об". Љак ни рыдала мать
и как ни кланЯлсЯ в ноги военному доктору отец,  €сайку "забрили". ‡абрили и
почему-то  назначили во  флот (вероЯтно,  вследствие малого роста) и  вскоре
отправили с партией в Љронштадт. ‚о флотском экипаже, куда попал €сайка, его
с первого же днЯ стали называть не по фамилии, а €сайкой.
     ’ак с тех пор он и осталсЯ на всю жизнь €сайкой.
     "Ќе в  кличке дело,  а  в том,  чтобы на службе не били и не наказывали
линьками и  розгами!"  -  рассуждал про себЯ €сайка и нисколько не обижалсЯ,
что его зовут не так,  как русских,  тем более что отношение к нему матросов
было превосходное и  не  лишенное даже некоторой почтительности.  ђешительно
все,  не  исключаЯ боцманов и  унтер-офицеров,  уважали €сайку,  как  вполне
"правильного" человека,  честного, тихого и усердного работЯгу в своем деле,
и  притом  "башковатого" и  с  "большим  понЯтием",  умевшего,  при  случае,
объЯснить то,  чего никто другой на  корабле не  мог.  Ђ  €сайка,  по словам
матросов,  "все мог". € говорил он так убедительно и красноречиво, что его с
удовольствием слушали,  несмотрЯ на  еврейский акцент.  €сайка,  поступив на
службу,  сам выучилсЯ грамоте и читал не одни еврейские книги,  а и русские.
Ћн любил "занЯтьсЯ книжкой", что в те времена было редкостью среди матросов,
в огромном большинстве безграмотных, и охотно беседовал о прочитанном.
     ќто-то  и  давало ему  авторитет "ученого" человека,  которым он  умело
пользовалсЯ.
     ђепутациЯ €сайки давно установилась в  экипаже,  в котором он служил со
днЯ поступлениЯ в  матросы,  и  ни  одно пЯтно не  омрачило этой заслуженной
репутации.
     Џравда,  некоторые из  матросов находили,  что  хотЯ  €сайка и  хороший
человек,  но все-таки "жид" и  как-никак,  а  до известной степени виноват в
том, что €уда предал ‘пасителЯ за тридцать серебреников и что предки €сайки,
хотЯ  и  отдаленные,  распЯли  •риста.  Ћднако  личные  качества €сайки,  не
способного обидеть даже мухи, а не то что предать или распЯть кого-нибудь, в
значительной мере смЯгчали виновность его за  распЯтие •риста даже в  глазах
нескольких   отчаЯнных   юдофобов,    среди   которых   особенно   отличалсЯ
категоричностью мнений  рыжий  и  толстый  писарь  из  кантонистов,  Ђвдеев,
рассказывавший про евреев самые невозможные вещи.  Ќо  и  он в  конце концов
принужден был согласитьсЯ,  что €сайка совсем не  похож на "поганого жида" и
не решитсЯ на "ихние подлые проделки".  “бедило его главным образом то,  что
€сайка не  жаден к  деньгам.  Џоследнее обстоЯтельство было  хорошо известно
Ђвдееву,  который года  три  не  отдавал занЯтых им  у  €сайки трех  рублей,
пользуЯсь его деликатностью.
     € писарь высказывал иногда сожаление, что €сайка не выкреститсЯ.
     - ’огда вполне был бы форменным человеком! - прибавлЯл он.
     ѓоворили об этом €сайке раньше и другие лица.
     Ћтец ‘пиридоний, басистый иеромонах с ‚алаамского монастырЯ*, бывший на
корабле несколько кампаний свЯщенником,  которому €сайка  не  раз  вычищал и
совсем заново вычинивал рЯску,  после  того  как  отец  ‘пиридоний бывал  на
берегу, - завел однажды речь об этом щекотливом предмете.
     ______________
     *  ‚  те отдаленные времена,  в  начале тридцатых годов,  на суда флота
назначались  малообразованные,   нигде   не   окончившие  курса  монахи  длЯ
исполнениЯ  треб.  ‚последствии  выбор  делалсЯ  более  тщательно.  (Џримеч.
автора.)

     - Ћчень уж ты,  €сайка,  добросердый и некорыстный человек,  -  говорил
своим  густым,  несколько осипшим  после  "берега"  басом  отец  ‘пиридоний,
принимаЯ от  €сайки рЯсу...  -  ‚от,  например,  чинишь ты служителю божию и
совсем чужой тебе веры и  никакой мзды за  сие не  требуешь...  ђазве это не
показывает в тебе,  €сайка, истинно христианской добродетели?.. „ругой вот и
православный,  а возьмет с попа гривенник, а ты жид, лишен благодати божией,
а не берешь,  - продолжал иеромонах, весьма довольный, что €сайка никогда не
заикалсЯ о каком-нибудь вознаграждении за работу.  -  € знаю,  что и впредь,
ежели придетсЯ прибегнуть к твоей услуге, не откажешь. Ќе так ли, €сайка?
     €сайка отвечал, что он всегда с удовольствием, если что починить.
     - ’о-то и есть...  џ и говорю,  что в тебе душа христианскаЯ, даром что
вера твоЯ, прЯмо ежели сказать, поганаЯ. “ж ты не сердись за правду, €сайка,
а все полагают,  что поганаЯ!  -  настаивал отец ‘пиридоний,  и при этом его
полное, слегка опухшее лицо добродушно и весело улыбалось.
     €сайка не возражал.  Ќо,  видимо,  не желаЯ продолжать разговора в этом
щекотливом направлении, осторожно и почтительно спросил:
     - ’ак вам ничего больше не потребуетсЯ, батюшка?
     - Ќет, ты, €сайка, постой. џ имею тебе сказать нечто.
     - €звольте сказывать,  а  Я буду слушать,  -  деликатно отвечал €сайка,
склонив чуть-чуть набок свою курчавившуюсЯ голову.
     - ‡наешь  что,   €сайка?   Ѓрось  ты  свою  жидовскую  веру...  ну  ее.
‚осприими-ка,  братец,  благодать божию и приобщись к лону чад православных.
ѓлавное -  жалко мне тебЯ,  €сайка...  очень уж  ты добронравный человек,  а
между тем душа твоЯ пропадает.  ‚ерь слову: пропадает! †идам на том свете ты
думаешь  где  место?   ‚  геенне  огненной,   в  пещи,   значит.  Ђ  что  им
предназначено? Љак ты полагаешь?
     - ‚ам лучше знать, - дипломатически молвил €сайка.
     - “гольЯ глотать!  - категорически объЯснил отец ‘пиридоний и прибавил:
- Џерекрестись лучше...
     - —то делать!  …сли уж  милосердый бог такой на  жида сердитый,  как вы
говорите,  что велит горЯчий уголь глотать, Я буду и уголь глотать, коли его
на всех жидов хватит,  а  веры не переменю.  ‚  своей вере родилсЯ,  в ней и
помру, батюшка, - отвечал €сайка.
     €, повертев в руках шапку, снова спросил:
     - ’ак  Я,  с  вашего  позволениЯ,  уйду,  ежели  вам  больше  ничего не
требуетсЯ?
     - ѓлупый ты человек, €сайка, ежели не хочешь души спасти.
     - ‚идно,  и есть глупый,  - согласилсЯ €сайка, и по его лицу скользнула
тонкаЯ, едва заметнаЯ улыбка. - Ђ может, еще что починить требуетсЯ?
     - ‘пасибо,  €сайка. Џока все в аккурате... ‚ижу: глух ты к истине. Ђ ты
о моих словах подумай.
     - ‡ачем не  подумать?  Ћ  всЯком слове надо подумать -  на  то  всЯкому
человеку бог рассудок дал.  €  жида не  обидел!  -  прибавил с  едва слышной
иронической ноткой €сайка и шмыгнул из каюты.
     "Ќе внемлет!" - подумал, вздохнув, отец ‘пиридоний.
     €,  полюбовавшись отлично починенной люстриновой рЯской,  пожалел,  что
такому доброму жиду,  как  €сайка,  во  всЯком случае придетсЯ плохо на  том
свете.


        II

     Ѓыла и  другаЯ,  более серьезнаЯ,  попытка на  €сайкину душу со стороны
одной пожилой адмиральши в Љронштадте,  котораЯ на склоне лет, после веселой
жизни, имевшей мало общего с ее позднейшими взглЯдами на женскую добродетель
и супружеский долг,  расточала еще обильный запас чувства уж не на земные, а
на духовные победы.
     €сайка  шил  адмиральше ботинки  (он  был  искусный башмачник и  шил  с
"фасоном"),  получаЯ за  работу "что пожалуют".  ЏользуЯсь тем,  что  €сайка
казенный человек и прислан был к ней подначальным мужу экипажным командиром,
адмиральша "жаловала" бессовестно мало,  но  за то не прочь была спасти душу
€сайки, обратив его на путь истины.
     € вот однажды,  вручив €сайке двугривенный за работу изЯщнейших ботинок
с  французскими каблуками и  милостиво кивнув  головой в  ответ  на:  "Њного
благодарен,  ваше превосходительство!",  адмиральша сделала несколько шагов,
чтобы попробовать, ловко ли сидЯт ботинки, и, удовлетвореннаЯ, присела затем
на кресло и сказала:
     - ‚едь ты жид, €сайка?
     - ’очно так,  ваше  превосходительство!  -  отвечал €сайка,  отступаЯ к
дверЯм.
     Ђдмиральша вздохнула и  повела речь о заблудших душах.  ѓоворила она не
без одушевлениЯ об истине и  духовном возрождении,  о  тьме и свете,  видимо
наслаждаЯсь  собственным  своим  красноречием,   и   окончила  речь  советом
креститьсЯ,   обещаЯ  €сайке,   кроме  спасениЯ  духовного,   еще  некоторые
материальные блага.  Ћна  знает,  что  €сайка хороший и  честный человек,  и
попросит мужа, чтобы €сайку произвели в унтер-офицеры и оставили при береге.
     Џредложение было  заманчивое,  особенно  перспектива быть  постоЯнно на
твердой земле,  которую €сайка всегда считал несравненно приЯтнее и  удобнее
морской стихии.
     Ћн  так внимательно и,  казалось,  проникновенно,  не моргнувши глазом,
слушал адмиральшу,  стоЯ на вытЯжке,  с руками по швам, у дверей столовой, в
которой  происходило  это  духовное  назидание,   что  адмиральша  почти  не
сомневалась в  спасении €сайки  и,  благосклонно устремив на  него  когда-то
красивые  глаза  и  встрЯхнув легким  движением головы  пару  седых  буклей,
украшавших поблекшие щеки, не без некоторой торжественности произнесла:
     - ’ы,  конечно,  хочешь быть  христианином,  €сайка?  Ђ  Я  буду  твоей
крестной матерью! - прибавила она и милостиво улыбнулась.
     Џонимавший сам  и  умевший ценить тонкое обращение и  вообще по  натуре
очень  мЯгкий человек,  €сайка призвал на  помощь все  свое  дипломатическое
искусство и  всю силу своей изворотливости,  чтобы не оскорбить адмиральшу и
не  возбудить ее  неудовольствиЯ сколько-нибудь непочтительным отказом от ее
столь любезного предложениЯ.  „а,  признатьсЯ,  вдобавок и трусил, как бы не
вышло длЯ  него какой-нибудь серьезной неприЯтности.  Њало ли  что  вздумает
начальство? Џри одной этой мысли у €сайки упало сердце.
     €  он  начал  с  того,  что  несколько раз  низко и  усердно кланЯлсЯ и
благодарил,   что  такаЯ  превосходительнаЯ  барынЯ  удостоила  обратить  на
недостойного €сайку  свое  милостивое внимание.  ‘мел  ли  он  ожидать такой
чести?
     €   €сайка  продолжал  кланЯтьсЯ  и   благодарить  в  самых  изысканных
выражениЯх,  какие  только  мог  придумать,  однако на  вопрос адмиральши не
отвечал  и   даже  рискнул  от   благодарностей  довольно  ловко  перейти  к
предложению сделать ее  превосходительству летние башмачки самого последнего
заграничного фасона, какие привезла из Џарижа адмиральша ѓвоздева.
     - џ  у  их  видел  эти  башмачки...  Ђй,  какой  красивый  фасон,  ваше
превосходительство,  ай,  как аккуратно сработаны!  - восхищалсЯ €сайка. - €
обойдутсЯ всего два  рублЯ с  моим  товаром!  -  прибавил €сайка,  решившись
приплатить свои  полтора рублЯ,  чтобы  только задобрить скупую адмиральшу и
отклонить ее внимание от спасениЯ его грешной души.
     Ђдмиральша  благосклонно принЯла  предложение  и  расспросила €сайку  в
подробностЯх о  заграничных башмаках адмиральши ѓвоздевой,  и  €сайка  думал
было  окончательно  откланЯтьсЯ,   пообещав  постаратьсЯ  над   башмаками  и
доставить их через пЯть дней, как адмиральша просила:
     - —то ж ты, €сайка, на мой вопрос не ответил? •очешь ты креститьсЯ?
     €сайка принЯл вдруг  серьезный и  таинственный вид,  и,  понижаЯ голос,
проговорил несколько конфиденциальным тоном:
     - Ќикак не смею, ваше превосходительство.
     - Ћтчего не смеешь?
     - €з-за папеньки и маменьки, ваше превосходительство. €х жалко.
     - Џочему же жалко? - удивилась адмиральша.
     - Ћни, ваше превосходительство, старые, глупые люди, живут в глуши и по
необразованию  своему  скажут:   "ђазве  можно  свою  веру  менЯть,  как,  с
позволениЯ сказать,  ночной "кустюм",  ваше превосходительство,  и подумают,
что  ихний сынок €сайка продал свою совесть и  поступил,  осмелюсь доложить,
как  самый  последний человек.  Њои  папенька и  маменька люди  без  больших
понЯтиев,  ваше превосходительство, не знают, какаЯ вера самаЯ правильнаЯ, и
спросЯт:  "Џо какой такой причине,  €сайка,  русские не  менЯют своей веры и
живут,  в какой родЯтсЯ,  а ты, €сайка, переменил, а?" € скажут: "Ѓудь ты за
это проклЯт, €сайка!" € будут все плакать и плакать, что у их такой сын, и с
горЯ помрут,  ваше превосходительство!  €  мне будет очень стыдно и  обидно,
если из-за  менЯ папенька и  маменька помрут.  Ђй,  как стыдно!  Ђ  за  ваше
милостивое внимание к  моей грешной душе дай  бог  вашему превосходительству
счастьЯ и здоровьЯ... € господину супругу вашему и деткам... Ќе прикажете ли
и им сапожки сделать? - неожиданно прибавил €сайка и снова закланЯлсЯ.
     Ќе  лишеннаЯ находчивости ссылка  €сайки  на  папеньку и  на  маменьку,
которые давно уж мирно почивали в могилах,  доводы, вложенные €сайкой в уста
этих  "глупых"  людей  и,   наконец,  действительно  баснословнаЯ  дешевизна
башмаков,  обещанных €сайкой,  -  все  это  вместе  произвело на  адмиральшу
благоприЯтное впечатление, и она ввиду затруднительности положениЯ €сайки не
настаивала более на спасении его души и  даже похвалила €сайку за его любовь
и почтение к родителЯм.
     - Њальчикам пока не надо сапог, €сайка. “ них еще хорошие.
     ‡начительно  успокоенный  и   даже   повеселевший  €сайка  сентенциозно
заметил, что "всЯкий человек должен почитать родителей", и прибавил:
     - ’ак на башмачки прЯжки прикажете поставить, ваше превосходительство?
     - Ќе лучше ли банты, €сайка?
     - Љак прикажете, ваше превосходительство, но только, осмелюсь доложить,
прЯжки будут прочнее бантиков...  Љонечно,  можно и  бантики,  но  последний
фасон - прЯжки, и у адмиральши ѓвоздевой на башмачках прЯжки.
     - ’ак поставь и мне прЯжки.
     - ‘лушаю, ваше превосходительство.
     €сайка теперь не спешил уходить,  уверенный,  что щекотливого разговора
больше не будет.  ‡аметив хорошее расположение адмиральши, он возымел смелую
мысль:  в  свою очередь воспользоватьсЯ адмиральшей,  чтоб избавитьсЯ при ее
посредстве от плаваний и устроитьсЯ при береге, не рискуЯ собственной душой.
     €, осторожно переступив с ноги на ногу, он сказал:
     - Ђ уж Я,  ваше превосходительство, постараюсь, чтобы башмачки вышли не
хуже заграничных.  €  завсегда,  что изволите приказать,  сработаю на первый
сорт и вам и молодым барчукам. ‚от только летом никак не могу, потому в море
посылают...  ‹етом  самый износ сапожкам у  молодых барчуков,  -  подчеркнул
€сайка,  - а €сайки нет... Ѓудь Я при береге, ваше превосходительство, тогда
и ежели насчет починки, и новые сапожки... ’олько извольте потребовать.
     - —то ж, Я скажу мужу, - промолвила адмиральша.
     - Џремного  буду   благодарен,   ваше   превосходительство!   ‘частливо
оставатьсЯ,  ваше  превосходительство!  -  ответил  обрадованный  €сайка  и,
повернувшись, как следовало по форме, налево кругом, вышел.
     Ћднако €сайка при береге не  осталсЯ и  в  то  же  лето был отправлен в
плавание.  Ђдмиральша забыла про  свое  обещание и  вскоре после разговора с
€сайкой переехала с  мужем в  Џетербург,  и  €сайке просить было некого.  „а
вдобавок, им и дорожили на корабле как отличным парусником.
     Ќо  зато с  отъездом адмиральши уже не  было больше ни с  какой стороны
попыток спасти €сайкину душу,  и  он,  твердый в своей вере,  свЯто исполнЯл
предписанные  его  религией  обычаи  по   мере  возможности.   Ќеобыкновенно
религиозный,  €сайка каждую пЯтницу по вечерам, на берегу ли, в плавании ли,
забиралсЯ куда-нибудь в укромный уголок и, накинув на себЯ молитвенный плащ,
долго и горЯчо молилсЯ,  распеваЯ тихим и гнусавым голосом свои однообразные
и монотонные канты.  Ѓледное, худое лицо €сайки с большими черными глазами в
такие минуты светилось восторженным умилением и  какой-то  тихой скорбью,  и
голос его дрожал от наплыва религиозного чувства.
     Ћ чем он молилсЯ? —его просил?
     €  никогда  никто  из  матросов  не  позволил  себе  ни  насмешки,   ни
какого-нибудь  оскорбительного  замечаниЯ.   Ќапротив!   ‚се  с   осторожной
почтительностью обходили стоЯвшего на молитве евреЯ,  и  многие,  дивЯсь его
восторженной молитве, тихо, в каком-то удивленном раздумье говорили:
     - †ид, а какой старательный к своему богу €сайка!


        III

     Ќе ставилось в  осуждение €сайке и его боЯзни морЯ,  особенно когда оно
начинало волноватьсЯ, и какого-то непреоборимого, чисто физического страха к
риску и опасностЯм, сопрЯженным с настоЯщим матросским делом.
     „ействительно,  €сайка не мог побороть в себе этого чувства, и из него,
конечно,  не  вышло  морЯка.  ‚се  шестнадцать лет  своей  службы он  пробыл
"нестроевым",  занимаЯсь мастерством парусника.  Ќи разу не мог он поднЯтьсЯ
до марса -  трусил и,  переступив несколько вантин, спускалсЯ, чувствуЯ себЯ
на  палубе  бесконечно  счастливее,   и  не  решалсЯ  более  повторЯть  этих
добровольных попыток в  начале службы,  так как звание нестроевого избавлЯло
его  от  специально матросского дела.  €  только  во  времЯ  авралов,  когда
вызывали  всех  наверх,  €сайка  должен  был  исполнЯть  обЯзанности простой
рабочей силы: вместе с другими тЯнуть внизу, на палубе, какую-нибудь снасть,
стоЯть у  вымбовок на шпиле,  при подъеме ЯкорЯ и  т.п.,  что он и  исполнЯл
всегда  с  замечательным  усердием.  Ћн  добросовестно "трекал"  снасть  или
наваливалсЯ грудью на  вымбовку,  напрЯгаЯ все  свои  слабые силы  и  полный
самолюбивого задора показать, что и он может работать не хуже других.
     Ќо  всего,  что было на корабле выше палубы,  он боЯлсЯ и  с  боЯзливым
почтением взглЯдывал на верхушки высоких мачт.  Џри одной мысли о  том,  что
его  вдруг  могли  бы  послать в  свежую  погоду  крепить марсель,  стоЯ  на
веревочном перте стремительно качающейсЯ реи,  или  на  зарывающийсЯ в  воду
бугшприт -  убирать кливера,  €сайка весь  холодел,  жмурил глаза  и  как-то
беспомощно отмахивалсЯ,  словно от  страшного призрака,  своими маленькими и
худыми,   совсем  нематросскими  руками,   с  тонкими  костлЯвыми  пальцами,
мастерски владевшими громадной парусной иглой.
     - ’аким уж,  значит, пужливым €сайку господь создал, а он не виноват. €
рад был бы,  а  не может.  Ќутро не принимает.  Џошли €сайку,  примерно,  на
брам-рею - со страху помрет!
     - € не доползет, а свалитсЯ в море.
     - ‘овсем нематросского званиЯ человек €сайка.
     - € силенки в ем никакой нету.
     ’ак о  нем рассуждали матросы и,  готовые осудить и  поскалить зубы над
всЯким проЯвлением трусости в товарищах,  в суждениЯх об €сайке, с чуткостью
пониманиЯ,  прикладывали к  нему  особую  мерку,  и  если  некоторые  старые
матросы,  случалось,  и подсмеивались по этому поводу над €сайкой,  то самым
добродушным образом и  без всЯкого намерениЯ унизить или оскорбить его,  тем
более что и сам €сайка не скрывал своей слабости.
     - ‚сего мне дал бог,  -  говорил €сайка,  -  и рассудка,  и стараниЯ, и
терпениЯ,  а  вот  матросской храбрости не  дал,  братцы...  ‚идно,  всЯкому
человеку своЯ долЯ,  и  бог не желает,  чтоб еврей был матросом...  "Ѓудь ты
мастеровой и  живи  на  сухом пути!"  -  вот  что  повелел господь еврею,  -
прибавлЯл €сайка, приписываЯ господу богу свои собственные заветные желаниЯ.
     - Ђ что,  €сайка,  ежели вдруг да старший офицер пошлет тебЯ на высидку
на нок! - шутил кто-нибудь из унтер-офицеров или старых матросов.
     - Ќе пошлет! ‡ачем менЯ посылать?
     - Ђ за наказание.
     - Џхе!  ‡а что менЯ наказывать?  џ чиню себе паруса в подшкиперской,  и
никто менЯ  не  видит...  €  справлЯю свое дело аккуратно...  ‘тарший офицер
умный человек...
     - “мный-то умный,  а ежели взъерепенитсЯ,  так и ум потерЯет... Њало ли
за  что можно придратьсЯ зрЯ...  ’очно не  знаешь.  “видит тебЯ на  палубе и
крикнет: "Џослать €сайку на нок. Џусть €сайка проветритсЯ!"
     ‚ необыкновенно живом воображении €сайки,  хорошо знавшем, какие бывают
случайности на  военном корабле,  уже  мелькало представление о  возможности
чего-либо подобного и мгновенно складывалось в Яркую картину. € он испуганно
восклицал:
     - “уу!.. Ќе может этого быть!
     €  вслед за  тем так же  быстро соображал,  что это вздор и  что с  ним
шутЯт, и сам улыбалсЯ и добродушно-спокойно говорил:
     - Ђ ты, Њатвеич, не пужай. џ и без того пужаюсь.
     ‚ свежую погоду €сайка обыкновенно чувствовал себЯ нехорошо и тревожно,
хотЯ его и  не укачивало,  и  когда,  случалось,  большой деревЯнный корабль
выдерживал трепку, стонал и скрипел всеми своими членами, €сайка, притихший,
с широко раскрытыми глазами,  шептал побледневшими устами молитвы, забившись
в уголок подшкиперской каюты и прислушиваЯсь к бульканию воды, ударЯвшейсЯ в
борт. Ќаверх он не выходил в такую погоду, не желаЯ глЯдеть на эти свинцовые
расходившиесЯ волны, подбрасывавшие трехдечный старинный корабль, как щепку,
и  вселЯвшие в  сердце €сайки панический страх.  € он предпочитал пережидать
бурю  в  одиночестве,  в  полутемной каюте,  заваленной парусами  и  кругами
веревок и  тросов,  не показываЯсь на глаза людЯм и не стыдЯсь вздрагивать и
охать при каждом стремительном подергивании судна.
     Ќо если свистали:  "‚сех наверх четвертый риф брать!" - €сайка с тоской
на сердце,  проклинаЯ злосчастную свою судьбу, стремительно, однако, выбегал
вместе  с  другими  на  верхнюю палубу  и  старательно тЯнул  снасти,  летом
перебегаЯ с  места на место,  и избегал поднимать глаза на беснующеесЯ море.
‡ачем на него, постылое, смотреть!
     €  в  такие минуты,  как нарочно,  задорно пробегали мысли о  маленьком
спокойном угле где-нибудь на твердой земле,  в котором он сидит в тепле,  на
маленькой табуретке,  и  тачает  себе  сапоги или  башмаки самого последнего
фасона,  в  то времЯ как в голове толпЯтсЯ разнообразные мысли насчет разных
дел человеческих и божьих, которые занимают его пытливый и деЯтельный ум.
     "“ж лучше бы забрили в солдаты!"
     ’русливый сам,  €сайка зато с  каким-то особенным почтением и  в  то же
времЯ с  замиранием сердца порой смотрел на марсовых,  которые в  такую бурю
лихо взбегали по вантам,  затем,  словно гигантские муравьи, расползались по
реЯм и, припадаЯ к белому парусу, захватывали надувшуюсЯ мЯкоть его какою-то
невидимой силой.
     - “фф!  -  вырывалось  из  €сайкиной  груди  восклицание,  выражавшее и
одобрение и ужас, что вот кто-нибудь да сорветсЯ и упадет в море или с шумом
шлепнетсЯ на палубу, разможженный и окровавленный.
     ’акие случаи бывали почти в каждое плавание и всегда потрЯсали €сайку.
     € он поспешно опускал свои глаза и снова смотрел себе под нос, невольно
проговорив соседу, словно бы желаЯ излить свое восторженное изумление:
     - Ђй, какие же храбрые! € как они ничего не боЯтсЯ!
     - Љто это, €сайка?
     - „а они, наши матросики! - шептал €сайка не без горделивого чувства за
тех, которые были так непохожи на него.


        IV

     Ќо несравненно более качающихсЯ рей и бурь боЯлсЯ €сайка линьков, розог
и  кулачной расправы.  ’елесные наказаниЯ вселЯли  в  него  не  один  только
панический  страх  физического  страданиЯ,   но  инстинктивный  ужас  позора
поруганного человеческого достоинства.  Ђ  оно было сильно развито у €сайки,
как  и  у  многих  евреев,  в  нравах  которых нет  привычки к  унизительным
наказаниЯм, с детства знакомым русскому крепостному народу того времени.
     ќтот страх,  доходивший у  €сайки до какой-то болезненности и постоЯнно
державший его в  нервном напрЯженном состоЯнии боЯзни не  вызвать чем-нибудь
гнева в ком-либо из начальствующих лиц,  обратилсЯ в привычку. € несмотрЯ на
шестнадцать  лет   благополучно  проведенной  службы,   €сайка   всегда  был
настороже,  словно  заЯц,  чуЯвший  близость собак.  ‚едь  в  те  отдаленные
времена,   когда   матросов  дрессировали  жестокими  порками  за   малейшую
оплошность и  когда самаЯ жестокость была в моде среди морЯков,  так легко и
возможно было нарватьсЯ даже и при чуткой осторожности €сайки!
     €сайка был необыкновенно чувствителен длЯ того "жестокого" времени. ‚ид
обнаженной матросской спины,  на  которую  с  тихим  шлепаньем падали  удары
линьков,   наносимые  сердитыми,   подчас  озверевшими  унтер-офицерами  или
боцманами,  под зорким наблюдением привыкшего к таким зрелищам офицера,  это
покрывающеесЯ синими  полосами  с  багровыми  подтеками тело,  эти  покорные
вначале  стоны   человека,   переходЯщие  потом  в   какой-то   дикий  вопль
беззащитного животного и затем иногда совсем затихавшие от потери чувств,  -
наполнЯли  душу  €сайки  невыразимым ужасом  и  состраданием.  €  когда  ему
случалось  быть  свидетелем  таких  наказаний,  производившихсЯ в  некоторых
случаЯх в  присутствии всей  команды кораблЯ,  €сайка,  бледный как  смерть,
вздрагиваЯ всем  своим  тщедушным телом,  едва  стоЯл  на  ногах и  украдкой
вытирал невольные слезы, страшась, чтоб их не заметили.
     ‘амо  собою  разумеетсЯ,  €сайка  добровольно  никогда  не  решилсЯ  бы
присутствовать  на   таких   экзекуциЯх.   Љогда  после  учений  и   авралов
раздавалось,  бывало,  приказание наказать кого-нибудь и побледневший матрос
шел на бак,  покорный или с  напускным видом бесшабашного удальства,  €сайка
улепетывал вниз,  в  подшкиперскую каюту,  забивалсЯ в угол и,  затыкаЯ уши,
потрЯсенный, взволнованно шептал молитвы, и его большие кроткие и испуганные
глаза светились невыразимою скорбью.
     - †алостливый €сайка! - говорили про него.
     Ђ  €сайка не только сострадал,  но и  невольно изумлЯлсЯ выносливости и
мужеству,  с  какими  многие  матросы  выдерживали наказаниЯ,  наводившие на
€сайку такой трепет.
     Ћсобенно поражал его один из близких его приЯтелей, каким, по странному
контрасту,  был €ван ђЯбой,  коренастый, широкоплечий, сильный и приземистый
матрос лет сорока,  лихой и бесстрашный марсовой,  ходивший на штык-болт, то
есть исполнЯвший самое трудное и  опасное дело на ноке (оконечности реи),  и
при этом отчаЯнный забулдыга и пьЯница,  не особенно строгих правил человек,
во  хмелю буйный и  невоздержанный на  Язык.  ђЯбого пороли довольно часто и
допороли до того,  что он,  бывало,  билсЯ об заклад на чарку водки,  что не
пикнет до  пЯтидесЯти ударов.  €  действительно не  ронЯл  звука  и  только,
бледный,  с злобно-искаженным лицом, на котором блестели крупные капли пота,
стискивал зубы.  Џосле  выигрыша чарки ђЯбой начинал слегка вскрикивать.  Ћт
крика,  по  его  словам,  "не так дух спирало".  Џолучив иногда сто линьков,
ђЯбой надевал спущенную с  плеч рубаху и уходил,  как встрепанный,  выкурить
трубку  махорки.  ‡атем  обыкновенно спускалсЯ  вниз  к  €сайке,  который  в
подшкиперской чинил паруса, и говорил:
     - ‘отню, подлецы, всыпали, €сайка.
     - ‘отню?  Ђй,  ай,  ай!!  -  испуганно  вскрикивал €сайка,  не  совсем,
впрочем,  доверЯЯ счету приЯтелЯ,  так  как  и  бодрый вид его и  тон голоса
далеко не соответствовали получению такого количества ударов.
     - € лупцевали ж,  Я тебе скажу,  €сайка.  Ћсобенно этот дьЯвол —екушкин
наваливалсЯ...  €з-за  вчерашнего пьЯнства.  ‘казывали:  сгрубил  вахтенному
начальнику...  Ђ Я,  хоть убей,  не помню... ’ы, брат, мази своей приготовь.
“жо попрошу товарища спину вымазать.
     €сайка  умел  приготовлЯть  какую-то  мазь,   облегчавшую,   по  словам
матросов,  боль  в  спине после наказаниЯ,  и  многие пользовались €сайкиной
мазью.
     - Љак  просвищут "отдыхать!"  -  приготовлю.  ”ершал  припасу  даст,  -
отвечал €сайка и как-то боЯзливо спросил: - Ђ очень больно?
     ‹ицо €сайки имело такой страдальческий вид,  что со  стороны можно было
подумать,  будто наказанный был €сайка,  а  не  ђЯбой,  загорелое,  грубое и
смелое  лицо  которого,  полное  выражениЯ  какой-то  бесшабашной  удали,  с
бойкими,  добродушно-плутоватыми серыми маленькими глазами,  не имело в себе
ничего страдальческого.
     - ‡атем,  братец ты мой,  и  порют,  чтоб было больно!  Ђ ты думал так,
здрЯ? - отвечал, усмехнувшись, ђЯбой... - Ђ уж Я подлецу —екушкину на берегу
морду искровеню,  будь  спокоен,  даром что  унтерцер.  ’есто из  его  хайла
сделаю! - неожиданно прибавил матрос.
     € обыкновенно добродушный взглЯд загорелсЯ злым огоньком.
     - Ђй, ай, €ваныч! ‡а что?
     - Ђ за то,  чтобы он, живодер, не старалсЯ! ’ы бей, коли твоЯ должность
такаЯ собачьЯ, по форме, а не зверствуй над своим же братом!
     - •уже будет, €ваныч. Ћн тебе после припомнит, если опЯть...
     €сайка деликатно не доканчивал и, вздыхаЯ, прибавлЯл:
     - ‚се из-за вина.
     - ’о-то из-за вина,  €сайка.  ’ы вот башковатый человек,  а не поймешь,
что  матросу надо погулЯть...  Ѓез вина,  братец ты  мой,  совсем бы  служба
опаскудила... ’ы это возьми в толк, €сайка.
     - ЋтчаЯнный ты, €ваныч... Ќичего не боишьсЯ... ‘то линьков?.. Ђй, ай! €
как ты только выдерживаешь?
     - кура-то пообилась.  € не такую плепорцию,  слава богу, выдерживал! -
не без хвастливости говорил ђЯбой.  - Ќебось унижатьсЯ перед ими, подлецами,
не стану,  коли они за беспамЯтство с тебЯ шкуру сдирают.  ‘груби, значит, Я
тверезый  -  запори  насмерть,  это  правильно,  а  с  пьЯного  разве  можно
взыскивать?.. ђазве это по совести?..
     - ‘овесть-то люди давно забыли, €ваныч, - раздумчиво говорил €сайка.
     - ’о-то и есть.  ‹юди забыли,  и Я,  значит,  пьЯнствую... Џори, сделай
милость...  Џори только с рассудком, не наваливайсЯ!.. џ и три сотни приму и
в лазарет не лЯгу!
     - €шь  ты!  -  шептал  €сайка  и  с  каким-то  почтительным  изумлением
взглЯдывал на ђЯбого...
     - Ђ  ты небось,  €сайка,  и  пЯтидесЯти линьков не примешь?  € от такой
малости из  тебЯ дух вон.  “ж  вовсе ты  щуплый,  €сайка!  -  смеЯлсЯ ђЯбой,
посматриваЯ  на   тщедушную  фигуру  €сайки  с   снисходительным  сожалением
здоровенного крепкого человека.
     €сайка жмурилсЯ от страха при этих словах и  взволнованно,  с  какою-то
необыкновенной серьезностью в голосе произносил:
     - Ђ срам? Ћт одного срама помереть можно... €-и-и!
     € €сайка даже взвизгивал.
     - Љакой срам? - недоумевал ђЯбой. - ќто ты, €сайка, со страха мелешь!..
…жели кому срам - так тому, кто человека не жалеет и за всЯкую малость велит
тебЯ полосовать...  ’ому так срам...  Ђ матросу никакого срама нет... Ѓог-то
ему за то на том свете все грехи простит... Џотому - матросик все стерпел.
     Ќа этом пункте €сайка никогда не сходилсЯ с ђЯбым, и тут они друг друга
совсем не понимали.
     ‘близились они  лет семь тому назад совсем неожиданно и  по  особенному
случаю.
     Ћба они были в  одной роте на  берегу и  оба в  летние морские кампании
плавали  вместе  на  восьмидесЯтичетырехпушечном  корабле  "Џоспешном",   но
отношениЯ их  друг  к  другу были холодные и  даже не  особенно дружелюбные.
’ихий  и  мирный  €сайка  хоть  и  преисполнен был  почтительного уважениЯ к
бесшабашной удали лихого матроса,  считавшегосЯ первым марсовым на  корабле,
но  его грубый разгул на  берегу,  его не особенно щекотливые понЯтиЯ насчет
способов добываниЯ денег на  выпивку,  слухи о  том,  что  ђЯбой будто бы  в
темные осенние ночи уходит из казармы и  не прочь в глухом переулке ограбить
запоздавшего офицера,  -  все это далеко не  располагало €сайку к  забулдыге
ђЯбому.  € тот, в свою очередь, смотрел на €сайку с некоторым презрением как
на  "поганого жида" и  вдобавок отчаЯнного труса.  Ћднако никогда не задирал
его, считаЯ это ниже своего достоинства... ‘тоит ли €сайка того?
     Ћднажды,  отпущенный в  воскресенье со  двора,  ђЯбой  поздно ночью был
приведен в  казармы  в  бесчувственном состоЯнии и  почти  голым.  ‘апоги  и
казеннаЯ шинель были пропиты ђЯбым.  „аже и он оробел, когда, проснувшись на
следующее утро,  узнал,  что случилось. ‚ роте тотчас же стало известно, что
ђЯбой  пропил  казенные вещи,  и  все  говорили,  что  за  это  его  отдерут
"форменно",  как  ‘идорову козу,  меньше как пЯтьсот розог за  такое дело не
дадут - шинель новаЯ.
     ”ельдфебель несколько раз съездил ђЯбого по уху,  больше длЯ соблюдениЯ
своего престижа,  чем длЯ вразумлениЯ такого отпетого человека,  -  что ему,
мол,  от боЯ!  -  и обещал скрыть от ротного командира до вечера, если ђЯбой
добудет шинель.
     Ђ  он даже не помнит,  за сколько она была оставлена в знакомом кабаке,
где  ђЯбой постоЯнно пьЯнствовал.  €  как  добыть шинель?  ѓде достать такие
деньги?
     - ЏридетсЯ,  видно,  шкурой  заплатить за  шинель,  Ђвдей  ’рифоныч!  -
объЯвил он развЯзным тоном, стараЯсь скрыть перед фельдфебелем свою душевную
тревогу.
     - ‚ этом не сумлевайсЯ,  блудЯщий кобель,  пьЯнаЯ твоЯ рожа! Ћтполируют
тебЯ, подлеца, начисто, во всем аккурате... Џроймут и твою барабанную шкуру,
не бойсЯ.  Ђ  то,  пожалуй,  еще и под суд отдадут,  попадешь в арестантские
роты...  Љак ротный на  это дело взглЯнет...  Ќе  в  первый это раз ты казну
объегориваешь...
     ‘тарик фельдфебель (он же  боцман первой вахты на "Џоспешном") говорил,
по-видимому, суровым, бесстрастным тоном, прибавлЯЯ ругательства без всЯкого
увлечениЯ.  Ћднако  в  его  глазах  светилось участие.  “ж  очень  удалый  и
бесстрашный был марсовой, этот забулдыга и пьЯница!
     - “ж ты попытай,  извернись как-нибудь,  беспардонный дьЯвол,  а  Я  до
вечера докладывать не  буду!  Ђ  дальше не  могу.  ‘ам  службу понимаешь!  -
прибавил не без теплой нотки в голосе старик и словно бы оправдываЯсь.
     - ‘пасибо и на том,  Ђвдей ’рифоныч,  но только уж все равно с утренним
лепортом доложите ротному... —его еще ждать?
     - Ђ  ты  форцу на себЯ не напущай,  не куражьсЯ...  Ќебось всыпка будет
отчаЯннаЯ...  „а и вовсе пропасть можешь...  Џопытай,  говорю...  €ли еще не
проспалсЯ, сучий ты сын? ‘лышь: до вечера ротному не доложу.
     €сайка, уже давно сидевший в своем уголке за работой, прослышал про то,
какаЯ грозила беда ђЯбому,  и  лицо его отразило жалость и  в  то  же  времЯ
какую-то внутреннюю борьбу. ’ак просидел он, ожесточенно двигаЯ шилом, минут
пЯть и наконец, полный решимости, встал и пошел на другой конец казармы, где
угрюмо сидел ђЯбой.
     - Ђ что Я тебе скажу,  братец,  -  проговорил своим тоненьким голоском,
слегка нараспев и несколько таинственно €сайка, подходЯ к ђЯбому.
     ђЯбой вопросительно поднЯл на  €сайку злые  глаза и  равнодушно опустил
их.
     - ‡наешь, что Я тебе скажу?
     - Ќу что пристал: "скажу да скажу"? ‘казывай.
     - ‡а сколько ты пропил шинель?
     - Ђ тебе что?.. —его лезешь?
     - ’ы только скажи, а мне есть дело! - продолжал €сайка и одобрительно и
ласково подмигнул глазом.
     - Ђ черт его знает за сколько?
     - ѓмм...  „енег не  брал?..  Џил только.  Ђ  много ты примерно выпил?..
тофа два?
     - € полведра вали. џ ведь не жид, а хрещеный.
     - Ђй, ай, полведра! - ахнул €сайка.
     - „а ты к чему это гнешь?..  -  уже мЯгче спросил ђЯбой,  взглЯдываЯ на
€сайку и пораженный необыкновенно участливым выражением его лица.
     - •очу шинель твою достать!  -  кротко промолвил €сайка.  -  ЋбъЯсни, в
каком кабаке ты ее оставил. Ђ уж Я шинель принесу.
     - ’ы? - выговорил только ђЯбой.
     €  больше не  мог в  первое мгновение ни  слова прибавить,  тронутый до
глубины души этим великодушным предложением.
     - ‚век  не  забуду,  €сайка!  ‚ызволил!  -  наконец  дрогнувшим голосом
проговорил ђЯбой и,  вероЯтно желаЯ выразить свои  чувства во  всей полноте,
прибавил: - †ид, а какой добрый!
     €сайка чуть-чуть усмехнулсЯ от этого комплимента и  стал расспрашивать,
где кабак, в котором ђЯбой вчера пьЯнствовал.
     ђЯбой подробно объЯснил и смущенно прибавил:
     - ’олько целовальник сдерет... Џожалуй, рублей пЯть заломит!
     Ќа  физиономии  €сайки  поЯвилось  деловое  выражение  кровного  евреЯ,
собирающегосЯ сделать коммерческое дело,  и  он  снова подмигнул глазом,  на
этот раз не без некоторого лукавства, и сказал:
     - Ќебось €сайка будет торговатьсЯ. €сайка лишней копейки не даст.
     Ћн тотчас же отпросилсЯ у фельдфебелЯ со двора и отправилсЯ в указанный
ђЯбым кабак.
     Џрожженный молодой  Ярославец-кабатчик,  увидев  €сайку,  вопросительно
повел на  него глазами.  €сайка деликатно объЯснил,  что  пришел за  шинелью
€вана ђЯбого.
     - Ђ деньги принес?
     - ‚ам сколько денег?
     - ‘емь рублей, - не мигнув глазом, отвечал кабатчик.
     - Ќе много ли будет? - прищурив глаза, протЯнул €сайка.
     - Ђ много, так уходи.
     - џ бы и ушел,  да товарища жалко...  ‚ы сами знаете,  казеннаЯ вещь...
…му достанетсЯ...  ЉазеннаЯ вещь -  царскаЯ...  Љак ротный узнает,  что вы у
матроса взЯли царскую вещь, большие неприЯтности выйдут... Ђй, ай, ай! какие
неприЯтности!..  ЏолициЯ и все такое.  –арскаЯ вещь не может пропасть.  -  €
€сайка с  серьезным видом покачал головой.  -  ђЯбой приказал отдать полтора
рублЯ и  просить шинель и  сапоги...  Ђ  уж затем,  как вам будет угодно!  -
прибавил €сайка равнодушным,  казалось, тоном и сделал вид, будто собираетсЯ
уходить.
     - „а ты постой...
     - €звините!..  Њне  некогда...  џ  казенный человек.  ЊенЯ сам господин
фельдфебель послал,  Ђвдей ’рифоныч -  изволите знать?  Ћн  тоже у  вас вино
берет.   "•оди,   говорит,  €сайка,  за  шинелью,  чтоб  не  было,  говорит,
неприЯтностей".
     Ќачали  торговатьсЯ.   €сайка  несколько  раз   выходил  из   кабака  и
возвращалсЯ, желаЯ сберечь свои кровные деньги, которые он хранил как зеницу
ока.   €   было-то  у  него  прикоплено  всего-навсего  рублей  двадцать  от
двугривенных, которые ему давали - и то не всегда - за его работу.
     Ќаконец шинель и сапоги были выкуплены за два рублЯ двадцать копеек,  и
€сайка,  завернув вещи в узел,  ушел, веселый и торжествующий, из кабака, не
обращаЯ никакого вниманиЯ на  то,  что  обозленный сиделец выругал его вслед
подлой жидовской харей.
     ‘  этого днЯ €ван ђЯбой и €сайка сделались большими приЯтелЯми,  хотЯ и
не совсем понимали друг друга.


        V

     Њного  ума,  осторожности,  изворотливости и  такта нужно было  €сайке,
чтобы за шестнадцать лет своей службы в те старые жестокие времена уберечьсЯ
от  наказаний.  Ќо  €сайка с  первых же  дней службы был  так  усерден,  так
безукоризненно вел себЯ,  так старалсЯ, что решительно не было возможности к
нему  и  придратьсЯ.  „а  и  невольно жаль  было как-то  этого безответного,
боЯзливого,  смирного  и  совсем  тщедушного человека  с  большими  кроткими
глазами.  Љогда  в  первый год  службы какой-то  унтер-офицер избил  €сайку,
€сайка так  горько плакал целую ночь,  что даже унтер-офицер,  избивший его,
почувствовал нечто похожее на угрызениЯ совести.
     ‚добавок  €сайка,   по   неспособности  к   строевой  службе  состоЯ  в
мастеровых,  находилсЯ и  вдали от  глаз  начальства на  корабле.  Ѓлижайших
начальников у  него  было только двое:  шкипер-офицер из  бывших боцманов да
подшкипер,  с  которыми €сайка  умел  отлично ладить  и  задабривать их  при
случае.  Ђ  прочее начальство,  особенно строгое с  матросами,  до него и не
касалось.  ‘иди себе в  подшкиперской и чини паруса да выходи наверх лишь во
времЯ авралов.
     Џомимо  того  что  €сайка  что  называетсЯ  из   кожи  лез,   отличаЯсь
безустанной работой и  безукоризненным поведением,  он,  как человек умный и
наблюдательный, знал, чем взЯть, кроме усердиЯ. Ќа берегу он постоЯнно шил и
ротным своим командирам и  фельдфебелЯм сапоги,  обшивал их жен и  детей,  а
летом то же самое делал длЯ шкипера и его помощника -  разумеетсЯ,  даром. €
все обходились с  €сайкой ласково,  считаЯ его золотым человеком.  Ќа всЯкое
ремесло он  был  мастер.  ђаз  даже игрушку хорошую сделал и  поднес сынишке
экипажного командира, супруге которого, конечно, шил башмаки.
     €сайка каждый день благодарил бога,  что служба,  которой он так боЯлсЯ
вначале,  оказалась длЯ него не особенно страшной, - море только его пугало!
Ќо уж служить оставалось немного.  ѓода через четыре его, наверное, уволЯт в
бессрочный отпуск, и тогда конец этим вечным страхам! ‚ольный человек!
     € он иногда мечтал, как будет жить постоЯнно на твердой земле, займетсЯ
мастерством в Љронштадте, где его все знают, и заживет себе спокойно и тихо,
как следует честному еврею.
     Ћдно  обстоЯтельство только смущало €сайку в  последнее времЯ.  Ћн  был
неравнодушен к одной матросской вдове, известной на Љронштадтском рынке, где
летом  она  торговала зеленью,  а  по  зимам  имела ларь  с  разным мелочным
товаром,  под именем "рыжей Ђнки".  ќта рыжаЯ Ђнка,  здороваЯ и толстаЯ баба
лет тридцати пЯти,  с широкими бедрами и рыхлым лицом,  покрытым веснушками,
тоже  посматривала  на  €сайку  своими