 вплоть  до расстрела, но мало кто знал, за что его приговорили
к пЯти  годам, да  еще в пору, когда не было тотальных репрессий, -- в конце
двадцатых.  Ђ статьЯ  была известнаЯ, знаменитаЯ  --  58-5,  под которой шли
враги  народа самого  разного пошиба -- от мужика, рассказавшего анекдот про
‘талина, до членов контрреволюционных заговоров.
     ‘татьЯ эта все и покрыла...
     Ќо  как  бы  ни  работала специальнаЯ масонскаЯ  цензура и само  времЯ,
вытравливаЯ  из  письменных  источников  и  памЯти  современников  всЯческую
информацию  о свЯзи будущего нобелевского  лауреата  с вольными каменщиками,
свидетельства его  принадлежности сначала  к Ћрдену рыцарей ‘вЯтого  ѓраалЯ,
потом  к  Ќовым  ђозенкрейцерам  и,  наконец,  к  Њальтийскому  ордену,  как
космическаЯ   пыль,   проникали  сквозь   самые   плотные  слои   атмосферы,
накапливались  до  такой  степени,  что  становились  видимыми.  ‚  основном
пробалтывались   бывшие  члены  лож,  низкой  степени  посвЯщениЯ,  когда-то
избежавшие наказаниЯ  или  давно отошедшие  от тайных обществ и за давностью
лет  считавшие свои юношеские  устремлениЯ  своеобразной  игрой, пристанищем
молодого, блуждающего ума. ‘ейчас же, по недомыслию или старческому маразму,
они полагали, что масонство -- это что-то вроде  современной демократической
партии,  куда  можно вступить, а потом  выйти или перебежать в другую, и что
теперь никаких  тайных организаций давно  нет  и быть  не может, и потому  с
радостью и даже  с гордостью сообщали, что знаменитый  ученый уже в то времЯ
заметно выделЯлсЯ  среди братьев и  имел степень Њастера, за что и угодил  в
сиблаг.
     ЏриЯтно было хоть так приобщитьсЯ к громкой славе академика...
     Ђ осужденный розенкрейцер  еще  в  лагере, когда по поЯс в снегу  валил
краскотом сосны  в два  обхвата, ощутил,  как пуст и бесполезен тот  мир,  в
котором он  жил;  масонство с его тайнами, клЯтвами, идеЯми переустроить мир
-- не что  иное,  как естественнаЯ паранойЯ, развивающаЯсЯ  в  бездеЯтельных
умах интеллигенции. €справительный лагерь -- вот  ложа, где под руководством
гроссмейстера-начальника одновременно тысЯчи посвЯщенных совершенствуют свою
душу, ищут смысл жизни, бытиЯ и высшую истину.
     ’огда он искренне раскаЯлсЯ и поклЯлсЯ сам себе никогда не возвращатьсЯ
к  прошлому. Ђ оно,  прошлое, и здесь, во глубине сибирских руд, напомнило о
себе, когда до конца срока оставалось меньше года.  Ћднажды в  лагерь пришел
очередной  этап, и  на  следующий  же день  Њастер  заметил  интеллигентного
человека  средних  лет  с  черной  ленточкой  на  шее,  выбивавшейсЯ  из-под
нательной рубахи. €  этот его взглЯд не ускользнул от новичка:  в  очередной
раз,  когда  тот  проходил  мимо  по темному  барачному  проходу  между нар,
приложил  руку  к  сердцу  и  сделал короткий  кивок. Њастер  не ответил  на
братское приветствие, но  не смог скрыть непроизвольного внутреннего толчка,
и этого оказалось достаточно, чтобы быть признанным за своего.
     Ќесколько месЯцев подрЯд вновь прибывший вольный каменщик при  встречах
делал  ему знаки,  однако  Њастер  не отвечал на  них, и если  тот  проЯвлЯл
настойчивость,  пыталсЯ заговорить и  даже  совал в руки  мешочек  с колотым
сахаром, он молча уходил.
     Ѓудущий академик жил в бараке с кержаками  и уголовниками, которых было
примерно поровну и которые  умудрЯлись  сосуществовать под одной крышей  без
особых  ссор  и  драк  -- терпели  друг друга, поскольку  любаЯ искра  могла
привести  к  кровавому побоищу,  а  силы и невероЯтнаЯ  страсть  к воле были
равны.
     Љержаки  попадали  в  лагерь  в  основном  за  то, что у  них  когда-то
останавливались  или  прЯтались  отступающие  белогвардейцы.  Ђ  чтоб такого
больше  не повторилось, их пытались выдавить из леса, но упрЯмые раскольники
не хотели оставлЯть привычного скитнического образа жизни, выходить и жить в
селах. ’огда  с каждого скита брали несколько мужчин и сажали на исправление
в лагерь. “ Њастера в напарниках оказалсЯ один из них, и когда образованный.
но инфантильный и очень уж  слабый  очкарик  выбивалсЯ  из сил  и обвисал на
пиле, ЊартемьЯн ђтищев отгонЯл его от лучка и  в одиночку укладывал огромное
дерево.
     -- ’ы посиди, парЯ, мне свычней, -- говорил в заиндевевшую бороду.
     ЌесмотрЯ  на  дюжую,  лошадиную  силу  и  невероЯтную  выносливость  --
заключение, исправление трудом длЯ них было чем-то вроде  отдыха  от тЯжелых
крестьЯнских работ, --  молчаливые кержаки  ни с того не с сего начинали еще
больше смирнеть,  отказывались от пищи  и  работы и  тихо умирали в штрафных
изолЯторах.
     -- ’оска, парЯ, тоска, -- объЯснЯл ЊартемьЯн. -- ‘ердце съедает...
     Ђ чаще всего в  набожных, с виду робких и  степенных бородачах внезапно
просыпалсЯ бунтарский  дух; затосковавшие до  сердечной хвори  кержаки средь
бела днЯ били охрану на делЯнках и срывались в безумный побег -- с малыми, в
два -- три года, сроками. Џоймать их в  тайге было очень трудно, и если кого
настигали -- забивали прикладами и ногами, после чего зарывали под мох или в
снег, если  зимой. ‡ато  каждый  такой  побег  отмечалсЯ  предупредительными
расстрелами строили заключенных в одну  шеренгу,  выводили  каждого десЯтого
или вовсе прЯмо в строю, и хорошо, если в голову или сердце, а то в живот...
     Њастер  досиживал  последние  месЯцы,  когда  таким же  образом  глухой
осенней ночью расстрелЯли ЊартемьЯна ђтищева, а другого напарника не дали. €
началсЯ ад кромешный: в одиночку  и полнормы не сделать, значит, и  полпайки
не  получить,  а это  как снежный  ком: меньше ешь, еще  слабее  на  работе.
—еловек переводилсЯ в разрЯд доходЯг и сгорал в две-три недели.
     Ћн  еще  держалсЯ,  царапалсЯ  из последних сил,  но не  ведал  судьбы:
однажды при выводе в лесосеку к нему пристроилсЯ кержак и сообщил, что будет
ему напарником.  ќтого угрюмого человека  с  сумасшедшими черными глазами  в
лагере  побаивались  сами  кержаки,  называЯ  его  почему-то  заложным;  его
сторонились  даже  уголовники,  поговариваЯ, будто  за ним числЯтсЯ страшные
злодеЯниЯ  на  свободе,  а сидит он  так, длЯ отвода  глаз. Њастеру было все
равно, лишь бы не сорватьсЯ в пропасть, над которой завис. Ћни  благополучно
и быстро спилили  и раскрЯжевали первое дерево, а когда стали валить второе,
могучий заложный кержак внезапно схватил своего легковесного напарника и как
трЯпку швырнул под комель падающей сосны.
     ‘пасло его то, что мох на земле был короткий и мокрый; Њастер буквально
выскользнул из-под дерева, и лишь сбитой хвоей осыпало. € немедлЯ он ринулсЯ
в лес, где чуть не столкнулсЯ с охранниками, закричал, мол, помогите, но его
сбили с ног, стали  катать пинками по земле и забили бы,  но все происходило
на болоте -- лишь втоптали  в торфЯную кашу и бросили. Ђ через час вытащили,
чтобы сволочь в общую Яму, но, обнаружив, что он живой,  сволокли в штрафной
барак.
     ‡десь он понЯл, что это смерть. ЊерзкаЯ, глупаЯ  и  обиднаЯ, потому что
до  свободы  рукой  подать.  ЏонЯл  и  увидел  непоправимую  судьбу  свою  и
оставшуюсЯ жизнь, короткую и сухую, как винтовочный выстрел.
     € все-таки не ведал рока:  среди ночи в барак в сопровождении охранника
вошел вольный каменщик с лентой на шее.
     --  ‚стань,  брат,  и  иди за  мной,  -- сказал  просто,  как  •ристос,
собирающий учеников.
     Њастер встал и пошел.
     * * *
     ‚се основные  распорЯжениЯ †елтЯкову были  сделаны  давно,  еще полгода
назад, когда академик отошел от третьего по счету инсульта. …го преемник все
это времЯ  руководил ложей, исполнЯЯ обЯзанности  ѓенерального  секретарЯ, и
оставалась  последнЯЯ,   завершающаЯ   и  очень  важнаЯ   деталь:   передача
документов, уполномочивающих  определенных членов  ложи на  право  совершать
операции  со счетами  в  банках, а самого профессора -- на право подписи.  €
еще,   можно  сказать,   торжественное   вручение   ему   символа   братства
розенкрейцеров --  тЯжелого  нагрудного  знака  в  виде  золотого  креста  с
крупными, рдеющими красным сапфирами, обрамленного  лепестками роз из рубина
и цепью из  звеньев в  форме  пентаграмм.  ќту  драгоценную  реликвию Њастер
получил в  пЯтьдесЯт  седьмом  году вместе со степенью гроссмейстера из  рук
своего предшественника и учителЯ.  Џо  легенде, передаваемой  братством, она
принадлежала  самому  графу  ‘ен-†ермену и  была  привезена лично  им еще  в
середине восемнадцатого века в качестве знака согласиЯ и разрешениЯ ‚еликого
‚остока   ”ранции   основать   ложу  в  Џетербурге.  (‚  то   времЯ  никакаЯ
самодеЯтельность не допускалась.) ’ак или  иначе, но  символ  розенкрейцеров
действительно представлЯл большую художественную и ювелирную ценность, стоил
огромных  денег  и,  давно  утратив  ритуальное  назначение,  рассматривалсЯ
вольными  каменщиками скорее не  как свЯтынЯ, а как  золотой запас на черный
день -- вместе  с другими  драгоценностЯми и тайными счетами во внутренних и
зарубежных банках.
     ‚ладеЯ знаком более сорока лет, Њастер никогда не надевал его,  даже по
самым торжественным  случаЯм,  ибо  к  концу двадцатого века масонство почти
полностью  освободилось от  замысловатой  наивной  мистики  и  ритуальности.
ЃратьЯ делали  конкретное  дело,  ложа больше  напоминала ученый совет,  где
решались  важные  научные и геополитические проблемы,  или совет  директоров
некрупного, но очень действенного и мощного  предприЯтиЯ. Њилые исторические
глупости вроде  ломаниЯ  над  неофитом шпаг или укладываниЯ его в  гроб  при
посвЯщении выглЯдели бы как театр абсурда.
     ‚стреча  ученика и учителЯ  была деловой и короткой.  Џравда, бледный и
взволнованный важностью момента †елтЯков потЯнулсЯ  было к руке Њастера,  но
наткнулсЯ на  массивный  сейфовый  ключ. € помимо воли,  знаЯ,  от чего этот
ключ, потЯнул его на себЯ, однако академик не выпустил ключа из ладони.
     -- ‚ы заставили менЯ ждать...
     -- Џростите, брат, Я заставил вас жить, -- поправил профессор. -- Џочти
целый час.
     -- „а-да...  ‚ы  правы,  благодарю. Ќо Я не жил,  а страдал. --  Њастер
вспомнил аспирантку  и выпустил  ключ.  -- ‡априте дверь  и  откройте первый
сейф.
     †елтЯкову можно было ничего не подсказывать; он давно знал, как следует
поступать в таком случае, и делал все с размеренной четкостью. Ќашел защелку
и осторожно отвел в сторону дубовый книжный шкаф, укрепленный на  незаметных
шарнирах, после чего  отогнул край обоев на стыке и вставил ключ в скважину.
„верь  засыпного сейфа  открылась  с  легким  гулом, будто  чугунное  колесо
прокатилось  по  рельсу  и  стукнуло  на  стыке.  Џрофессор  увидел  толстую
пластмассовую папку на полке, однако спохватилсЯ и решил соблюсти не ритуал,
а правила приличиЯ -- выжидательно обернулсЯ к Њастеру.
     --  ‚озьмите  ее,  --  бесцветным   голосом  разрешил  тот.  --  Ѓудьте
осторожны, не выключайте... самоликвидацию.
     €сполнЯющий обЯзанности ѓенерального секретарЯ представлЯл,  зачем идет
к ложу  умирающего, и  взЯл  с собой вместительный кейс, куда теперь  вложил
заминированную папку,  а потом и ключ от сейфа, но крышку не  закрыл -- ждал
дальнейших   распорЯжений,   искоса   поглЯдываЯ  на  китайскую   картину  с
иероглифами, висЯщую в изголовье.
     ‚ руке академика оказалсЯ второй ключ, меньше первого, с причудливыми и
длинными бородками.
     †елтЯков  снЯл картину, слегка расшатал  и вынул дюбель из стены, им же
выковырЯл деревЯнную пробку и всунул ключ.
     -- —етыре оборота  против часовой... -- подсказал  Њастер, не видЯ, что
там делает профессор. -- € пол-оборота назад...
     -- „а, Я помню...
     ЌебольшаЯ дверца сейфа за долгие годы была заклеена пЯтью слоЯми обоев,
и потому дело застопорилось -- просто так открыть оказалось невозможно.
     --  ‚озьмите в Ящике с гола... -- с  трудом выговорил академик.  -- „лЯ
бумаги...
     †елтЯков послушно достал нож и с треском разрезал обои по наметившемусЯ
квадрату  -- освобожденнаЯ массивнаЯ дверца  открылась сама. Ћвальный футлЯр
из черного дерева занимал почти все пространство сейфа; несмотрЯ  на то, что
более  сорока  лет пролежал  чуть ли не  замурованным, он  все  же  покрылсЯ
довольно толстым слоем пыли.
     †елтЯков  бережно  вытЯнул  футлЯр,  и  когда  взЯл   на  руки,  сказал
непроизвольно:
     -- ’Яжелый...
     -- ќто тЯжелый крест, -- согласилсЯ Њастер.
     -- џ снимаю его с ваших плеч, брат.
     -- Ѓлагодарю...
     -- „а, на черной лестнице ждет  мой  специалист, -- деловито проговорил
†елтЯков. -- ‚ы позволите... снЯть гипсовую маску?
     -- ЏрЯмо... сейчас?
     -- ђазумеетсЯ, нет... Џотом...
     -- ‚от и спросите потом... “ покойного.
     -- Њой долг перед братьЯми... € традициЯ.
     --  Џоступайте,  как  считаете...  џ уже  не властен...  ‘кажите  ‹идии
€гнатьевне, она распорЯдитсЯ...
     Џрофессор  уложил  футлЯр  в   кейс  и  не  удержалсЯ:  стоЯ  спиной  к
умирающему, приподнЯл деревЯнную крышку.
     --  “  вас... будет  времЯ... -- напомнил о себе академик.  --  “  менЯ
его... слишком мало...
     -- €звините, -- опомнилсЯ †елтЯков, торопливо  закрываЯ кейс на кодовые
замки.
     -- € прошу  вас... Ћтключите грелку...  €  снимите  ее  с  моих  ног...
‘делайте и эту милость.
     Џрофессор  исполнил просьбу,  аккуратно смотал  шнур,  свернул  сапог и
зачем-то сунул его под стол.
     -- ‘тупайте, -- поторопил Њастер. -- € несите крест.
     --  Џрощайте,  брат. --  Ќе  выпускаЯ  кейса,  †елтЯков приложил руку к
сердцу  и кивнул  головой,  однако  торжественность  момента  была  нарушена
тЯжелой ношей в руке -- хрупкую фигуру профессора перекосило, и пиджак сполз
с плеча на сторону, увлекаЯ за собой рубашку и галстук.
     ’аким он  и удалилсЯ  в  дверь,  котораЯ  вела  из  кабинета  на черную
лестницу.
     Ђкадемик же. на короткое  времЯ оставшись  в одиночестве, вытЯнул ноги,
распрЯмил спину, словно и в самом деле снЯл с себЯ тЯжесть, и, закрыв глаза,
вновь ощутил холод, бегущий по телу от  конечностей. Ќо  теперь он оставалсЯ
спокойным:  все  прочие,  кто  был  приглашен к прощанию, уже  ничего бы  не
добавили к сознанию  исполненного  долга.  €  никто  из них  не заставит его
растрачивать последние душевные чувства.  ‘реди ожидавших не было  ни одного
кровного  родственника: так уж получилось, что его четверо детей умерли один
за другим,  не  дожив  до  пенсионного  возраста,  а  двое  с горем  пополам
поЯвившихсЯ  на  свет  внуков   ушли  вслед  за   родителЯми   в  результате
непредсказуемых несчастных случаев. ‘тарший уехал с подружкой на —ерное море
и там утонул, а младший разбилсЯ на мотоцикле. ‚от уже три года академик был
один  на свете и сейчас утешалсЯ тем,  что смертью своей не  принесет горЯ и
страданиЯ -- коли нет кровной родни, не будет и кровной скорби...
     €  потому  оставалсЯ небольшой промежуток времени,  возможно, считанные
минуты, когда он мог  бы почувствовать себЯ поистине  свободным от всЯческих
обЯзательств  и  войти  в  состоЯние,   которое  испытывает,  пожалуй,  лишь
младенец,  и то до тех пор пока  не отрезали пуповину:  потом  уже  поЯвитсЯ
первый долг и серьезное  занЯтие -- сосать материнскую грудь.  ‘ейчас  он не
академик и не заключенный, не лауреат и не гроссмейстер, не  отец, муж, брат
или дед. €  даже состоЯние измученного болезнью тела  не волновало, и  холод
конечностей, пробиравшийсЯ к сердцу, был естественным и не имел значениЯ.
     Ћн был никто...
     Ђ значит, свершилось то, к  чему он стремилсЯ  всю жизнь, -- абсолютнаЯ
свобода духа, равнаЯ божественной.
     Њастер прислушалсЯ к себе и, кажетсЯ, вместе со смертным параличом  рук
и ног ощутил облегчение в той своей сущности, за которой скрывалось ничем не
защищенное, голое, как тельце новорожденного, "џ". €ли ментальное тело,  как
это называлось в  пору увлечениЯ будущего  академика мистикой и  эзотерикой.
Ћно еще находилось в нем, как во вместилище, однако, изгонЯемое предродовыми
схватками холода, отрывалось  от плоти и сосредоточивалось где-то  в области
гортани, чтобы потом выйти одним толчком, как выдох.
     Џожалуй, и дождалсЯ бы  этого  мгновениЯ, однако  незримаЯ  сила  извне
вдруг  закрыла уста, отрезала путь, словно упавшее  на пути дерево. Ђкадемик
приподнЯл веки и увидел перед лицом руки, держащие зеркало,  а потом, сквозь
муть запотевшего стекла, -- свой облик, серую, безжизненную маску.
     --  ђано... -- низко, будто сейфоваЯ дверь, скрипнул он.  -- “видите...
без зеркала.
     ‹идиЯ €гнатьевна  облегченно вздохнула и опустилась в кресло, а стоЯщий
в  изголовье  врач  тотчас же  оказалсЯ перед глазами и, испуганный,  что-то
пристально  рассматривал,   одновременно  водЯ  фонендоскопом  по  груди.  €
причиной  его  непрофессионального  страха  было не  то, что  он  глЯдел  на
больного,  на умирающего  высокопоставленного пациента  или просто на  труп;
вероЯтно, он  видел перед собой некую субстанцию, называемую одним словом --
никто.
     -- “йдите. -- Ђкадемик шевельнул рукой, намереваЯсь отмахнутьсЯ,  и, на
удивление, рука повиновалась.
     ‚рач  стер  пот  со  лба и вроде бы  даже облегченно улыбнулсЯ,  словно
поставил наконец верный диагноз и сейчас поднимет больного на ноги.
     --  Џредсмертное   облегчение,  --  произнес  на  латыни,  а  остальное
по-русски: -- „а, несомненно... ђадужка глаз, зрачок...
     --  ‘тупайте отсюда,  --  жестко  сказала  ему  ‹идиЯ  €гнатьевна. -- џ
позову...
     ’олько  сейчас  Њастер  заметил  у  дверей  своего  научного  преемника
Љопысова. Џолгода назад, когда  здоровье  ухудшилось  и  приезжать на работу
стало  трудно  даже  раз  в  неделю,  он  не  раздумываЯ  вручил  профессору
руководство  –ентром  исследований древнерусской  истории  и культуры, более
известным как –€„€Љ. Џравда, назначил покалишь  исполнЯющим обЯзанности,  но
всем было  Ясно,  что  Љопысов после смерти  мэтра  займет место  директора.
Ђкадемик  был  спокоен за  свое детище, созданное еще в послевоенные  годы и
теперь превратившеесЯ в полузакрытый и авторитетный научно-исследовательский
институт, все наказы и распорЯжениЯ были даны Љопысову заранее, и потому его
не вносили в список допущенных к постели умирающего.
     --  Џростите,   но  у  профессора  важное   сообщение,  --  доложила  и
одновременно повинилась ‹идиЯ €гнатьевна. -- џ не могла не впустить...
     Ђ Њастер вдруг заподозрил измену: должно быть, ей  хотелось  поработать
еще,  теперь под началом  нового шефа,  хотЯ вечнаЯ хранительница  академика
получала  хорошую пенсию,  чуть ли  не  официально считалась биографом и уже
писала книгу воспоминаний. Ћднако это земное  и теперь бессмысленное чувство
лишь  коснулось сознаниЯ и отлетело прочь.  …му уже не хотелось возвращатьсЯ
назад, выслушивать какие-то срочные сообщениЯ,  делать заключениЯ  и  решать
вопросы уходЯщей жизни, ибо  все это мешало начавшемусЯ высвобождению  духа,
отвлекало от самого важного.
     Џредставительный, седовласый  Љопысов  приблизилсЯ к постели на  прЯмых
ногах, коснулсЯ руки мэтра.
     --  ђади бога  извините... џ бы не  посмел в такой  час... Ќо  дело  не
терпит отлагательств.
     Њастер  никогда не позволЯл  себе сказать  другому  человеку  "ты",  не
допускал  грубой  или  даже  простонародной  речи, и эти привычки стали  его
сутью. Ќо тут он словно потерЯл контроль  над  собой и  выпустил на волю то,
что подспудно таилось в нем всю жизнь.
     -- Ќу что тебе?.. Љакого рожна... Џрофессор не обратил на это вниманиЯ.
     -- Џоступила  информациЯ...  Њинистерство подготовило  своего человека,
есть приказ о назначении. Ќо пока держат... €  сразу  же  после вашей... ќто
катастрофа.
     -- „ай мне... умереть, -- попросил Њастер.
     -- Ќо –€„€Љ окажетсЯ в руках  проходимцев и националистов!  Ћни посмели
пренебречь вашим мнением!
     Љогда-то  он сам  учил Љопысова  настойчивости, воспитывал  упорство  и
смелость в  любом  деле идти  до конца.  ’от был  хорошим последователем,  и
отвЯзатьсЯ от него не было никакой возможности.
     -- Ћт менЯ-то что...?
     -- Џриказ! ‡адним числом! Ћ назначении!..
     -- Ќазначает министерство...
     -- Ћни  не посмеют  отменить! €ли признать недействительным. ‚ обществе
уже готовЯтсЯ!.. Џрощание с телом, траур...
     --  Џроект  приказа  есть,  --  подхватилась  ‹идиЯ  €гнатьевна,  чтобы
остановить профессора,  потерЯвшего  чувство меры. -- ‚ам только подписать и
поставить дату своей рукой.
     Ќа  подставке перед  ним оказалсЯ печатный текст  на бланке –€„€Ља и  в
пальцах -- авторучка. Ђкадемик расписалсЯ -- получилось совсем не плохо -- и
тотчас решил одним взмахом покончить с земными делами.
     -- Џригласите... кто ждет, -- попросил он секретаршу. -- ‘разу всех...
     --  Ќо  ваши  близкие  надеютсЯ   на  приватную...  встречу,  --  слабо
воспротивилась  ‹идиЯ  €гнатьевна,   подбираЯ  уместные   слова.   --   ЊенЯ
предупредили...
     -- ‚ таком случае... Џрогоните всех. џ умираю... Ќе мучайте менЯ...
     -- •орошо. -- Ћна метнулась к двери.
     -- Ќа одну минуту... -- выдохнул вслед академик.
     ЌесмелаЯ, скорбнаЯ толпа  из девЯти человек влилась  в кабинет и, будто
на сцене,  перед награждением, выстроилась полукругом возле смертного одра в
молчаливой   неподвижности.  ђазве  что  сморщеннаЯ  горбатенькаЯ  старушка,
спрЯтавшись за спины, тихонько  плакала  в черный носовой  платок.  ќто были
действительно близкие, среди  них не  оказалось ни одного  официального лица
или  чиновника;  по   воле  умирающего  ‹идиЯ  €гнатьевна  известила  совсем
неожиданных, а то и вовсе не знакомых ей разновозрастных людей.
     Њастер чуть развернул  голову  и  сонным, малоподвижным взглЯдом окинул
присутствующих: земнаЯ памЯть еще тлела фитильком угасшей свечи.
     ...бас из  Ѓольшого  театра Ђрсений Ѓулыга,  в  дружбе  с  которым были
прожиты трудные послевоенные годы, сам уже старый, вот и плечи опустились, и
грудь впала -- какой уж там €ван ѓрозный!..
     ...друг  младшего  внука:  они  тогда  вместе  ехали  на мотоцикле -- и
царапины не получил, хотЯ пролетел по воздуху шестнадцать метров  и укатилсЯ
под откос.  Ћднако  после  катастрофы  потерЯл дар речи и  вот  уже три года
молчит,  пишет  удивительные по  мироощущению стихи,  но  показывает  только
дедушке-академику...
     ...бывший оперуполномоченный  ЊѓЃ,  прЯтавший доносы стукачей  и тем не
раз спасавший Њастера от арестов...
     ...сотрудница отдела редких книг  и рукописей  из ‹енинки,  позволЯвшаЯ
выносить за пределы библиотеки  любой раритет: и тогда-то была в возрасте, а
и  сейчас  еще крепенькаЯ,  с живыми  печальными глазами.  "‚ы -- гений!  --
говорила она, когда будущий  академик издал всего несколько первых работ. --
Џоверьте мне, у вас большое будущее"...
     ...известный  филолог  и  критик   ‘арновский,  еще  молодым  человеком
помогавший  создавать  –€„€Љ,  но в  расцвете славы  ставший невозвращенцем.
Џриехал в  ђоссию несколько лет  назад и  оказалсЯ никому не нужным.  ’еперь
заместитель директора –€„€ЉЂ...
     ...и  университетскаЯ  однокашница  ‚алЯ  ‘орокина  еще жива, стоит  за
спинами и плачет. Џриютила, когда Њастер вернулсЯ  из лагерей, пораженный  в
правах, с запретом преподавать  в вузах, целый год поила  и кормила, чуть не
развелась с мужем из-за него...
     ...аспирант …вгений Њиронер, любимый и последний ученик, светлаЯ, умнаЯ
голова -- только бы не ушел в бизнес или не уехал из страны...
     ...преподаватель  философии   Љораблев   --   постоЯнный   оппонент   и
возмутитель нравов в –€„€Ље, та самаЯ щука, чтоб карась не дремал...
     ...и  последней,  у  ног,  от  скромности  и  природной  застенчивости,
пристроилась Ђнгелина,  вдова старшего сына, все последние  годы ухаживавшаЯ
за старым и немощным свекром. Љак  только ‹идиЯ €гнатьевна поЯвилась в  доме
-- ведь ушла, чтоб не мешать, не мозолить глаза большим людЯм...
     -- Џодойдите ко мне, -- попросил академик, подаваЯ Ђнгелине руку.
     Ћна не могла пройти между людьми и  кроватью  -- чтобы не заслонЯть, --
обошла кругом, приблизилась к изголовью.
     -- џ здесь, папа...
     Ћн сам взЯл ее сухонькую ручку, но подержал и выпустил.
     -- Џрощайте... Ќе забывайте менЯ.
     Ђнгелина  не  заплакала  --  не хотела  мешать  своими слезами,  только
поклонилась и пошла в двери.  Ћстальные же все  еще  стоЯли и  смотрели, как
Њастер  начинает  подрагивать,  а  костистые, синеющие пальцы  его  и  вовсе
выбивают неслышную дробь. Ќаконец умирающий махнул рукой.
     -- ‘тупайте... Њир вам...
     Џосле прощаниЯ  с  близкими  он попросил сиделку  выйти. ’а все понЯла,
поцеловала в лоб  и ушла, скрываЯ слезы. Ђ он  унЯл вдруг пробежавшую легкую
дрожь в конечностЯх, однако не избавилсЯ от разливающегосЯ по телу смертного
озноба. ’еперь холод бежал не от  рук и  ног,  а  зарождалсЯ под гортанью --
там, где собралсЯ, сосредоточилсЯ его дух. Џерестав этому сопротивлЯтьсЯ, он
несколько минут  прислушивалсЯ к плеску ледЯных волн, пока не обнаружил, что
их такт  сопрЯгаетсЯ  с биением сердца, и от  каждого  толчка остывшаЯ кровь
сильнее студит тело, изношенное, проржавевшее, как консервнаЯ банка.
     Џотом  он потерЯл счет времени, а вернее,  считал его другим образом --
насколько становилсЯ неподвижным и бесчувственным.  Ќо от  всего этого разум
высветлЯлсЯ настолько, что, казалось, в голове, где-то в теменной части, уже
горит  иссинЯ-белаЯ лампа. € с  усилением  ее  накала,  с ритмом холодеющего
сердца наваливалсЯ необъЯснимый, безотчетный страх.
     -- Џочему?  --  будто  бы спросил Њастер,  ощущаЯ,  как  дух  его,  уже
взбугрившийсЯ  у основаниЯ горла, внезапно утратил  свою пузырчатую  шипучую
легкость,  содрогнулсЯ  и начал каменеть,  словно раскаленнаЯ  лава в  жерле
вулкана, так и не выплеснувшаЯсЯ наружу.
     * * *
     Ћн  очнулсЯ  от удушьЯ, попыталсЯ  разжать  зубы,  открыть  рот,  чтобы
вздохнуть, и ощутил,  как лицо --  глаза,  губы, нос, нижнЯЯ челюсть --  все
закаменело, покрытое чем-то  сырым и тЯжелым. Џервой мыслью было:  его опЯть
мучают  охранники, втоптали в землю, забили сапогами голову в болотную грЯзь
и бросили умирать. € это осознание насилиЯ заставило Њастера сопротивлЯтьсЯ;
он не в силах был поднЯть голову, но  дотЯнулсЯ рукой  и стал  отковыривать,
сгребать  вЯзкую,  сохнущую  массу. Ќаугад, скрюченными пальцами он  зацепил
твердую  кромку возле  уха  и  одним движением  сорвал  с  лица  облеплЯющую
тЯжесть, как коросту.
     Џеред  глазами  возникло  чужое  расплывчатое  лицо,  и тотчас раздалсЯ
панический картавый голос:
     -- Ћн жив! „октор! ‚ы сказали: он уже мертв, -- а он еще жив! Ћн сорвал
гипсовую маску!
     Њастер сморгнул белесую  пелену -- рЯдом с незнакомцем  поЯвилась ‹идиЯ
€гнатьевна.
     -- ѓосподи...
     -- Џить, -- попросил он. -- ‚оды... ЏерепуганнаЯ сиделка сдернула с его
головы бинт, которым была подвЯзана челюсть, приложила к губам край стакана,
но руки ее трЯслись, вода разливалась.
     ’огда он  приподнЯлсЯ,  высвободил  вторую  руку, сам  сделал несколько
глотков, после чего растер лицо, перепачканное гипсом, и мокрую грудь.
     -- ѓорит, -- пожаловалсЯ. -- Ѓольно...
     ‚ изголовье оказалсЯ еще и врач, таращил глаза, мотал головой.
     -- Ќе может быть... Љонсилиум установил смерть...
     --  Ђ Я предупреждал! --  прокартавил незнакомец. --  џ же вам говорил,
следует дождатьсЯ трупного окоченениЯ!
     Ѓыстрее всех справилась со страхом и паникой ‹идиЯ €гнатьевна, схватила
полотенце, стала вытирать лицо академика.
     --  “йдите  отсюда! ‚се уйдите отсюда! Ћставьте  нас.  ’олько сейчас он
обнаружил, что  на  улице  свет --  должно  быть,  раннее  утро, ибо  солнце
доставало окна кабинета уже в седьмом часу. €  это  обстоЯтельство неприЯтно
его поразило.
     -- Ќе хочу, -- проговорил Њастер. -- ‡ачем... рассвет? Ќеужели Я...
     --  „а,  уже  утро,  --  уставшим  и  оттого  почти  спокойным  голосом
отозвалась ‹идиЯ  €гнатьевна.  -- Љак вы мучились, господи... € вроде бы все
кончилось, пришел специалист снимать маску...
     -- ‚се болит, -- призналсЯ он. -- Џочему Я не умер?
     -- ‚ы умерли... ‚ шесть утра был последний консилиум...
     -- Џочему Я... снова жив?
     -- ќто знает лишь ‚севышний...
     -- Њне больно...
     -- ‘ейчас позову доктора, поставит обезболивающее...
     -- џ запрещаю.
     -- Ќо у вас опЯть будут... страшные судороги... Ќа это нельзЯ смотреть.
     -- ‚ы обЯзаны... исполнЯть мою волю.
     ‘иделка протерла влажным бинтом его лицо, заменила подушку, испачканную
гипсом, поправила одеЯло.
     -- ‡десь  вам будет тЯжело,  нет специальной  аппаратуры.  --  Ћна, как
всегда, подбирала слова. --  ‚ Њоскве открыли первый хоспис... ’ам есть все,
чтобы  облегчить...  …сли человек долго умирает.  џ буду с вами, хоть месЯц,
хоть два...
     -- Џрикажете мне... так долго мучитьсЯ?
     -- ‚рачи говорЯт, бывают и  такие случаи.  Ђ в  хосписе...  специальное
оборудование, медики. џ сейчас позвоню, и придет машина.
     -- Ќет... Ќе смейте...
     ‹идиЯ  €гнатьевна  вдруг  опустилась в  кресло и  с  женским участливым
отчаЯнием воскликнула:
     -- Ќо еще одну ночь Я не выдержу!
     ќто ее состоЯние тоже было  знакомо: за сорок лет ее верной службы  она
несколько раз  неожиданно бунтовала и делала попытки уйти, уехать, но всЯкий
раз возвращалась, ибо жизнь ее становилась бессмысленной...
     “мирающий дотЯнулсЯ и тронул ее сжатый кулачок.
     -- „а-да, понимаю... простите... € оставьте менЯ одного...
     -- џ не могу...
     -- ќто последнее утро... Ћбещаю вам... •очетсЯ... рЯдом самого близкого
человека...
     “ академика повлажнели глаза,  но слез так и не накопилось -- между век
выступило нечто вроде белесого от гипса пота. ‹идиЯ €гнатьевна заметила это,
будто очнулась.
     -- Ћй, да что Я  говорю, боже мой! Љонечно же, выдержу! ќто слабость...
џ буду с вами, буду! € ни в какой хоспис!..
     -- ‘тупайте... Ћтдохните и возвращайтесь.
     -- Ќет, Я на шаг не отойду!
     -- Џрошу вас... •очу побыть один.
     -- Љак же Я брошу?..
     --  Џожалуйста... € если умру, не снимайте маску. ‘ оглЯдкой, качаЯсь и
запинаЯсь,  она  удалилась, но оставила дверь приоткрытой. Њастер наконец-то
успокоилсЯ, опустил веки и стал ждать блаженного  состоЯниЯ полной  свободы.
Ћднако не прошло и получаса,  как вновь ощутил подрагивание рук и, знаЯ, что
за этим последует, напрЯгсЯ, стиснул зубы, но не  смог сдержать пульсирующей
ледЯной  крови. ‚скипевшаЯ под  гортанью  огненнаЯ  лава  потекла  навстречу
холодным потокам, ища  выход, стучала в ноги, в голову, взламывала  горло, а
не пробившись, растеклась по телу, испепелЯЯ плоть...
     ‚  молодости  ему казалось,  будто он знает  о смерти почти  все. Ћрден
рыцарей  ‘вЯтого  ѓраалЯ,  как  и все полусамодеЯтельные ложи того  времени,
традиционно  и  основательно занималсЯ оккультизмом,  искренне  полагаЯ, что
знание сверхъестественного -- того, что составлЯет вечную загадку  бытиЯ, --
это  путь  к  самосовершенствованию, достижению  особых  личностных качеств.
ђазумеетсЯ,  понЯтие смерти как неотъемлемой составлЯющей  жизни  привлекало
особое внимание, и желание  проникнуть в ее таинство  было настолько велико,
что Њастер когда-то лично проводил опыты с  мертвыми телами и  несколько раз
специально  присутствовал  при кончине людей.  ќти  исследованиЯ* привели  к
тому,  что  он  утратил  последние,   косвенные   остатки  веры,  заложенные
нормальной  христианской семьей,  --  веры  в Ѓога как в доброе начало всего
сущего. ’о, что люди  называли ‚севышним и чему посылали молитвы, было всего
лишь их  мечтой,  а  миром  изначально  правило  ‡ло, крылатое,  многоликое,
блестЯщее изощренным умом.
     ‚скоре он попал в ‘иблаг, где получил прЯмое тому подтверждение.
     Ќо спустЯ несколько лет, когда лагернаЯ жизнь  стала напоминать  дурной
сон, как-то незаметно отошел от прежних убеждений, и  вообще все наладилось,
встало на свои места -- в конце  концов, не мог же он говорить  своим детЯм,
кто правит миром!
     € все-таки аналитический склад ума, разум исследователЯ не давал покоЯ,
и вот теперь предстоЯло  установить  истину, ибо через всю  жизнь он  пронес
веру в то, что смерть -- это и есть момент откровениЯ.
     Ђ оно, это откровение, казалось невыносимым. ‚ муках он дожил до вечера
воскресеньЯ, окончательно измотал  сиделку,  котораЯ  уже не жаловалась, а с
терпеливым,  тупым  упрЯмством  продолжала  исполнЯть свой страстный труд. €
порою, видимо,  уходила  куда-то, поскольку однажды академик пришел  в  себЯ
оттого,  что чьи-то  сильные  руки встрЯхивали его  искореженную  судорогами
плоть. € голос был:
     -- ‚стань! ‚стань!  Џодними  голову и открой  глаза!  Ћн повиновалсЯ  и
увидел  перед собой Џалеологова. ’олько вроде бы другого, без комсомольского
огнЯ в глазах, -- с челкой на левую сторону и белыми, рекламными зубами.
     -- Ќадеюсь, ты помнишь менЯ? €ли успел забыть?
     -- Џочему вы... так разговариваете? џ никому не позволЯю...
     -- Џотому что ты  --  труп! Џока  еще живой  труп!  € давай отставим  в
сторону пороки, которые называютсЯ интеллигентностью... Ќа смертном одре  не
до красивостей, скоро перед Ѓогом предстанешь. Ђ он с тебЯ спросит не как Я.
‘просит за все. ’ы готов держать ответ?
     -- “йдите... џ вас не знаю...
     --  ‡наешь! -- Џалеологов бросил его на  постель  и оглЯнулсЯ. --  Њало
времени. Џоэтому нужно отвечать быстро. “ тебЯ на рецензии была диссертациЯ,
докторскаЯ. Ђ в  приложении к ней -- фактические материалы, карты,  схемы...
”отокопии! Џачка фотокопий! ‚спомнил?
     -- —ерез мои руки прошло очень много...
     -- Њного! ’ы по личному указанию ‘талина создал –€„€Љ, который оказалсЯ
нужным всем властЯм и режимам. ЌепотоплЯемый –€„€Љ, чтобы контролировать все
научные работы по истории и филологии. Ќо больше всего он был нужен тебе! ’ы
рецензировал труды ученых и передирал свежие мысли! ‚се  твои статьи и книги
--  сплошнаЯ компилЯциЯ! ’ы, как насекомое, сидел на чужом теле и пил кровь!
—то, неприЯтно слышать  правду? Ђ ты послушай, тебе никто ее  не  скажет. Ќо
правда  за правду: фамилиЯ ученого, чей труд чуть  в  гроб тебЯ не уложил?..
’ебе придетсЯ поднапрЯчь памЯть. Ќу? „иссертациЯ, из  которой  ты  ничего не
смог высосать?  Џотому  что  подавилсЯ  бы!  ‚спомни, отчего у тебЯ случилсЯ
первый инсульт!
     --  Ќе хочу, -- проговорил академик и  махнул рукой на Џалеологова, как
на наваждение. -- Ѓред, галлюцинации... ‚ы продукт моего разума...
     -- џ твой судьЯ! € нужно отвечать как под присЯгой!
     -- ‘удьЯ?.. Ђ  почему бы  и  нет?  Љто его видел...  Ћбраз  обманчив...
ѓоворишь, как ‘удьЯ...
     -- Ќаконец-то начинаешь соображать!
     -- ‘кажите... —ьЯ диссертациЯ?
     -- ќто  ты мне скажешь --  чьЯ! Љто первым  стал  рассматривать ‘олЯную
’ропу  как тайное государственное  образование  старообрЯдчества? Љто увидел
существование параллельного  мира  в ђоссии?..  ’ебе не  каждый день,  и  не
каждый  год  присылали такие материалы! „олжен  запомнить! €наче бы  тебЯ не
хватил кондрашка!
     --  џ  не  стану отвечать...  -- „аже  в  предсмертном состоЯнии, после
мучительных  судорог,  он   ощутил  позыв  воспротивитьсЯ  насилию.  --  ќто
бессмысленно...
     -- ‘лушай, ты,  совесть нации! -- зарычал незваный  посетитель. -- ’ебе
придетсЯ отвечать.  €наче  общественности  станет  известно, как ты выжил  в
лагере.
     Ђкадемик привстал на локтЯх, оторвал голову от подушки.
     -- Љто вы?.. Љто?.. Ќе может быть!
     -- џ тот, кому надо говорить правду! Ќастал час истины!
     -- Ќеужели мне нигде не будет...
     -- ЏокоЯ  не будет!  -- неумолимо  и жестко оборвал  Џалеологов. --  Ќи
здесь, ни  на том свете! €  ты это отлично знаешь. ’ак и будешь корчитьсЯ! €
смерти тебе не будет!
     Њастера передернуло  от последней фразы, и на какой-то миг  почудилось,
что все это  происходит в его  собственном  сознании -- вершитсЯ  некий суд!
Ћднако Џалеологов тотчас же  приземлил его, зло смахнул челку со лба и резко
сменил тон.
     --  ‹адно, попробуем договоритьсЯ так.  Ђвтор диссертации -- твой враг,
верно? Ћн  покусилсЯ на то, что ты тщательно скрывал, что контролировал  всю
жизнь, дабы утвердить определенное воззрение на русскую историю. Љакой смысл
защищать своего противника? ’ем более перед кончиной, в момент откровениЯ?
     -- Ќе понимаю вас...
     -- ’ы  понимаешь! „а только не хочешь в этом признатьсЯ. џ прочитал все
твои работы, даже самые первые. € везде ты так или  иначе подчеркивал одну и
ту же мысль -- ђоссии всего  одна тысЯча лет. „охристианской русской истории
не существовало, дикаЯ, неосознаннаЯ жизнь, без времени и  пространства, без
веры, мировоззрений и какой-либо централизации. ’ы  прикасалсЯ ко всему, что
так  или иначе могло  пролить свет  на  истину,  выносил  свое  авторитетное
заключение, как  черную  метку. ’олько  поэтому  ты  написал  монографию  по
древнерусской истории, мазал дегтем апокрифическую литературу, ‚лесову книгу
и все исследованиЯ по ней. џ понимаю,  ты вершил свой суд не  по собственной
воле. Ќе впрЯмую, так исподволь проповедовал то, что тебе поручали.
     -- Њне никто не навЯзывал мнений, -- бессильно запротестовал Њастер.
     -- Ќа смертном одре не надо лгать, господин Ѓарвин! ѓосподь все слышит.
     -- Љто мог мне что-то диктовать? Ћ чем вы говорите?
     -- ‘начала новые ђозенкрейцеры, потом мастера Њальтийского ордена...
     -- ‡абавы тоскующей интеллигенции...
     -- ќтим забавлЯй журналистов, -- ухмыльнулсЯ  Џалеологов. -- Ќеужели ты
считаешь,  что  никто  не  догадываетсЯ  об  истинном предназначении –€„€Ља?
„ругое дело, говорить не принЯто... Ќо  вернемсЯ к нашим баранам. Љак ученый
ты же понимал:  бесконечно  сдерживать  процесс познаниЯ собственной истории
невозможно, даже если этого пожелает сам ‚еликий Ђрхитектор. ‚се равно времЯ
от  времени  будут  поЯвлЯтьсЯ  люди, сомневающиесЯ в  твоих  концепциЯх.  Ђ
главное  --  вновь  открытые  или  хорошо  забытые  исторические  источники,
археологические  памЯтники и  прочие материальные  свидетельства.  Ќапример,
этот чудак с диссертацией взЯл  и раскопал на ‘олЯной ’ропе полторы сотни не
известных  науке  великокнЯжеских и царских жалованных грамот, да  еще почти
прЯмо указал, куда ушла библиотека €вана ѓрозного.
     Ђкадемик   лежал  неподвижно,   с   открытыми   глазами,  лишь   пальцы
подрагивали, вЯло сцепленные  на груди. Џалеологов  несколько  сбавил напор,
склонилсЯ к его лицу.
     --  Њне  известно:  ты кодируешь  диссертации, снимаешь  фамилии,  дабы
избежать всЯкой  предвзЯтости  рецензентов.  ќта была  под  номером 2219. ’ы
рецензировал ее сам и знаешь имЯ диссертанта.
     -- Љодировал не Я... ќто работа секретарЯ. € Я не знаю...
     -- Ќу хватит выкручиватьсЯ. Њастер! ‚сЯ эта кодировка -- на посторонних
дураков. ‚ любой момент ты мог узнать фамилию! Ќазови этого человека!
     -- џ не помню, -- искренне призналсЯ умирающий. -- ‚ероЯтно, было давно
и вылетело из головы...
     -- ЌапрЯги памЯть, академик! ’ы должен был запомнить  его на всю жизнь!
“  тебЯ  тогда  случилсЯ  первый  инсульт!  Ћн же тебЯ чуть  на тот  свет не
отправил своими трудами!
     -- Џоймите...
     „верь   резко  распахнулась,   ворвались  сразу  трое  --  врач,  ‹идиЯ
€гнатьевна и аспирантка  ‹ена, и все  сразу  бросились к Џалеологову, однако
тот не оказал сопротивлениЯ, поднЯл руки и пошел к выходу.
     -- Ќадо подумать, Њастер! € вспомнить. ‚ремЯ будет, -- уже из-за порога
проговорил он и захлопнул дверь.
     Џривставший  на  локтЯх академик  подрублено  обвалилсЯ  на  подушку  и
мгновенно покрылсЯ испариной.
     --  Џрогоните... --  глухо проскрипел  он и  тотчас  же выгнулсЯ, будто
сгоревшаЯ лучина...
     * * *
     ...‚ыплыв  из глубин ада, он на сей раз не обнаружил гипсовой  маски на
лице, но  был  привЯзан простынЯми, распЯт на кровати.  ‘боку, на журнальном
столике,  горели  две  свечи по  сторонам  большой  иконы, и  перед  ней  --
раскрытый старенький требник.
     ‹идиЯ  €гнатьевна,  неумело  распеваЯ   слова,  читала   отходную.  Ћна
замолчала, когда академик шевельнулсЯ и открыл глаза, обернулась с боЯзливым
ожиданием.
     -- џ жив... -- опередил он. -- —еловек этот, судьЯ... ушел?
     ‚дохновленнаЯ сиделка встала на колени перед кроватью, распутала узлы и
высвободила руки.
     -- Ћн  ушел... ‚ыслушайте менЯ, пожалуйста.  џ  все понЯла. ‚ы давно не
исповедовались и не причащались. Џоэтому и муки... ‚ам нужен свЯщенник!
     --  ‘лишком стар... -- натужно заскрипел он.  -- Ќенавижу  лицемерие...
…сли нет веры... ‘тоЯть со свечой...
     -- ќто  не имеет значениЯ!  ѓосподь  видит  нас,  и  никогда  не поздно
поднЯть на него глаза! ’ем  более на смертном ложе!.. Ѓатюшка здесь, ждет! џ
позову!..
     -- ‚се ложь... Ќикто нас не видит с небес... ’ам -- холод.
     --  Ќо как же иначе  вы  освободитесь  от грехов?!  -- взмолилась ‹идиЯ
€гнатьевна.
     -- Ћт грехов?..  Ђ Я  -- грешен?  ‚ы верите, что на моей  совести  есть
дурные поступки?
     Ћна смутилась, чуть отпрЯнула от постели.
     -- Ќе знаю... ‘вЯщенник заходил  сюда, когда вас  корежило.  ‘казал, не
все так, как нам кажетсЯ... € молитсЯ сейчас, чтоб взЯть на себЯ...
     -- Ћтошлите его, не нужно. -- Ђкадемик привстал. -- џ не верю... Ђ этот
человек... Џалеологов... Ћн ведь знает... €сследователь. Џочему он ушел?
     -- ‚ы попросили, -- насторожилась сиделка. -- Њы выдворили его...
     -- ‚ерните... Ћтыщите его и верните.
     --  Џростите... Ќо  это ужасный человек! ‘овершенно неинтеллигентный...
„а просто садист!
     -- ‘удье нельзЯ иначе... когда он перечислЯет грехи.
     -- Ћ чем вы?..
     -- „а