лепал губами,
что-то бормотнул со сна.
     Њы замерли,  и она,  больно  вцепившись  мне  в  грудь, широко раскрыла
блудливые глазенки, в которых метались страх и смЯтение.
     џ приподнЯлсЯ  над ней и слегка извернулсЯ,  чтобы  в тот момент, когда
мой бдительный органист разлепит вежды, дать ему изо всех сил по тыкве. •оть
на времЯ - пока он не очнетсЯ от моей плюхи перекрыть ему шнифты.
     Џотом, с  похмельЯ, пусть разбираетьсЯ - –ыбикова  всегда докажет ему в
громком скандале, что он, свиньЯ пьЯнаЯ, с койки брЯкнулсЯ.
     џ  поднЯл руку,  и  кулак  мой натек  тЯжестью,  как кистень. Ќо Њинька
глубоко вздохнул, почмокал и оглушительно пустил ветры. € успокоилсЯ.
     ‚се! Ђут!
     Њы с ней беззвучно,  обессиливающе хохотали. €збранник судьбы,  главный
органист, постановщик  семейно-триумфальной феерии  достиг  вершины.  ’олько
гений ничтожности способен  на  такой фантастический "гэк",  когда рЯдом  со
вкусом и нежностью пользуют твою жену.
     € даже  когда  изумительнаЯ,  прекраснаЯ  ломота в  позвоночнике  стала
перетекать  в насладительную судорогу чресел,  Я, растЯгиваЯсь  в  последних
счастливых конвульсиЯх, не мог оторвать влюбленного взора от умиротворенного
розового  лица  Њиньки,   вкусно  почмокивавшего   толстыми  губами  в  неге
безмЯтежной утренней дремоты триумфатора...

     * * *
     Ђ  потом, на берегу  заросшего  иван-чаем  и  жимолостью пруда,  где  в
воздухе плавал сочный запах сена и перестоЯвшейсЯ землЯники, она сказала:
     - ‘трашно мне очень...
     - €ди ко мне... - звал Я.
     Ђ  она не  пошла. Њожет быть, Њинька сказал ей,  что накануне  ночью  Я
заглЯнул к  нему в  кабинет  и,  как бы между  прочим,  сообщил, что  нужный
человек  мною найден и  подготовлен?  Њинька  тогда сразу затвердел, будто в
него цемента накачали.
     - —то за человек? - ‹ицо у него стало сановное, ответственное, строгое.
Ћн ведь не знал, что Я  видел розовую пухлость безмЯтежности на командирском
лике спЯщего триумфатора.
     - •ороший человек. ЊолодаЯ русскаЯ женщина, врач и коммунист. ЌастоЯщаЯ
патриотка.
     - ”амилиЯ?
     - …е зовут ‹юдмила ѓавриловна Љовшук...
     - ’ы в ней уверен?
     - „а. Ђбсолютно.
     - Ќа чем держишь? „еньги? Љомпра?
     џ покачал головой.
     - Ђ на чем же еще можно надежно держать? - удивилсЯ Њинька.
     - Ќа колу... џ живу с ней.
     Њинька захохотал. ЏоинтересовалсЯ:
     - ’ы со всеми агентками живешь?
     - Ќет, только с красивыми.
     - ‹адно, - махнул он рукой. - ’ебе виднее. ’олько смотри, •ваткин, если
она с твоего кола соскочит, голову оторвут.
     „олжность руководЯщего  органиста не позволЯла ему сказать "нам  головы
оторвут", хотЯ это было Ясно как белый день.
     - Љовшук... Љовшук... - задумчиво повторил он. - ”амилиЯ знакомаЯ...
     - ‘емен Љовшук,  ее брат, работает во  ‚тором ѓлавном  управлении. ’от,
что генералу Ѓалицкому голову отрезал...
     - Ђ-а, все понЯтно! Ќичего... крепкаЯ семейка...

     "...и тебе оторвут твою наглую башку..." - сказала –ыбикова.
     Ќе  пошла  ко  мне,  а наклонилась над  водой,  резко  опустила  руку и
выхватила черный блестЯщий пузырь.
     - —то это? - спросил Я.
     - ѓоловастик...  - Џодошла  ближе и показала на ладони большую  гладкую
черно-серую шевелЯщуюсЯ пулю.
     - Ћтпусти, он уже большой, не сегоднЯ-завтра лЯгушкой станет
     -  •орошо, -  шепнула она, посмотрела мне пристально в  глаза и сжала с
силой руку: - ‚от что с нами сделают!
     € в тот же миг лопнувший головастик брызнул мне в лицо  липкой кровавой
слизью, потек по  груди,  по рукам зловонной жижей, и дурнота -  от страха и
отвращениЯ - подступила к горлу...

     ЋчнулсЯ Я от резкого крика Ќадьки ‚сртипорох:
     -  Ќадоел ты мне, долбопек распаренный! …сли это так,  то иди и  клЯнчи
пенсию, может, и дадут тебе...
     - Љак же клЯнчить-то, Ќадечка! Ћни мне все припомнЯт. Ѓоюсь Я...
     Ѓедный, глупый Љенгуру - он не знает: их всех давно  простили. Ќикто не
велит "припоминать" - ничего  и никому. ‚сем приказано все забыть. Ќегласно,
тихо  отменили  закон  кровомщениЯ,  улеглась  крутаЯ  волна  ненависти  под
названием  "изолЯциЯ —сќсов" - "—ленов  ‘емьи", -  извращеннаЯ форма кровной
мести,  по  которой  убийство  человека  обЯзывало   вас,  его  "кровников",
уничтожить, посадить, выслать, испепелить всех членов его семьи - возможных,
предполагаемых, вероЯтных мстителей за их погибшего родича.
     —естно говорЯ,  никогда мы не боЯлись ничьей мести, но этот  прекрасный
порЯдок, делавший всю семью заложниками и соответчиками,  очень  помогал нам
правильно воспитывать недостаточно сознательное население.
     Ќет, как  там ни крути, а в системе заложничества  что-то есть! Љто его
знает,  куда бы мир покатилсЯ,  если бы  Ђлександр “льЯнов, мастерЯ бомбу на
императора, знал, что его маманьку  и малых  братьев-сестер жандармы объЯвЯт
"—еќсами"!
     Њожет, сидел  бы мой отец на  кухне у его братана ‚ладилена,  навернЯка
выбравшего другой путь,  смотрел на  лысоватого картавого  Љенгуренка, пил с
ним настойку чаги и слушал, как кричит его пучеглазенькаЯ Ќадька:
     -  Љ черту! ‚ задницу!  Љ этой самой матери!  џ ложусь, а вы хоть конем
загребитесь!..

     “стаканилсЯ, слава Ѓогу, мир. Ќет  больше "—еќсов". Ќи у врагов народа,
ни у тех, кто под мудрым руководством ‚еликого Џахана защитил наше население
от  врагов народа.  € слово-то это чесоточное, шелудивое  - "—еќсы" - велено
было забыть.  Ќет никаких  "—еќсов".  ‚се мы члены одной  дружной  советской
семьи.

     –ыбиков укатил на своих лапах вымершего динозавра в сортир. € Я спросил
у Ќадечки, милой моей подзаборной ќлизы „улитл:
     - Ђ Я как же?
     - ‹ожись со мной.
     - Ђ –ыбиков что?
     - —то - что? ‡десь, на матрасике лЯжет...
     - Ќу, знаешь, Я как-то не уверен - удобно ли профессора •иггинса на пол
укладывать? ‚се-таки  в  семейном доме,  как- никак  Џигмалион,  бессмертный
ваЯтель...
     - ‘лушай, не трахай мне мозги - устала Я, спать  хочу. Ђ ему это все до
феньки. …му всЯ радость  - на нас  посмотреть, когда мы кувыркатьсЯ  станем,
себЯ  погладить,  понюхать... Ќе-ет,  сам он  не  по этому  делу,  Џигмалион
твой...

     ‚ пустой почти  комнате стоЯл  матрас на четырех кирпичах. џ на него из
одежды просто вытек, завалилсЯ  к прохладной  стенке,  и  полетел  матрас  к
потолку,  как качели.  Џроскользнула под  одеЯло, угнездилась  рЯдом Ќадька,
замерзшаЯ, в шершавой крупе гусиной кожи.
     ‚  просонье  подсунул Я ей руку под  голову, зажал ее ледЯные  ноги меж
бедер, прижал ее тесно к себе. Ћт ее волос пахло сигаретным дымом.
     Ќа  кухне шипела вода в мойке,  глухо топал толстыми плюснами  Љенгуру,
обиженно и горько разговаривал сам с собой:
     - ...Я ему говорю, самые  заметные здесь звезды - это ѓоночные псы... а
он  на менЯ смотрит с презрением... смеетсЯ, говорит,  горе от  ума у вас...
чем же Я виноват... по телевизору так говорили...
     Ќадька поцеловала менЯ в грудь, шепнула устало:
     - „авай спать... ‘ил нет...
     - „авай...
     ѓудел  и  жаловалсЯ  –ыбиков,  обращаЯсь,  видимо, к  звездам, негромко
посапывала Ќадька, свернувшись в клубочек, сон все глубже и  мЯгче засасывал
менЯ,  и  последней мелькнула  мысль  о  том,  как  неспешно,  но  неутомимо
пропалывает ѓосподь свой огород...

     - Ђ Я жену ђюмина видел,  покойного Њихал Љузьмича супружницу, - сказал
мне встретившийсЯ  лет двадцать назад Џутинцев,  бывший следователь, Њинькин
выкормыш, лукавый ласкатель.
     ‡а два года Њинька проволок этого холуЯ от лейтенанта до подполковника,
за что в благодарность тот дал на процессе главные показаниЯ против Њиньки и
был награжден всего семью годами лагерей.
     - Љак живет? - спросил Я без интереса.
     - Љак  живет! ‘ука!  Џодстилка была,  ею и  осталась!  Џредала она  его
памЯть,  паскуда!  -  Џутинцев от искреннего  возмущениЯ брызгал  слюной.  -
…й-ей! Ќа южном направлении  проститутничает! ‚озЯт  ее  с собой  проводники
кавказских поездов и предлагают грузинам. ќти заразы деньги с рынков мешками
тащат, вот и гулЯют как хотЯт! Ђ эта сука нас позорит!..

     "...‚от  что  с  нами  сделают!.." ‘лепЯщий разбрызг  вонючей  слизи на
лице...

     џ заснул совсем. € пришла ко мне обычнаЯ, ставшаЯ уже привычкой мука.
     Ѓезумный полет  моих  страшных ночных  фантазий продолжалсЯ. €зощреннаЯ
кара. Ќе проходит  во рту  вкус замерзших Яблок  из сада в  ‘окольниках.  Ќе
пропадает запах мЯгких Яблочных косточек.
     ђазве  это был ќдемский сад? Ќеужто  стараЯ  антоновка оказалась древом
познаниЯ? Џочему же у плода был  только вкус  зла? Љак же получилось, что  Я
был и Ђдамом, и ‡мием-искусителем одновременно?
     Ђ  может,  человек и  сатана  всегда  двуедины? Њожет  быть,  искушениЯ
дьЯвола - это и есть наши тайные потребы и мечтаниЯ? Ќет, наверное, никакого
дьЯвола, кроме того, что всегда живет в нас, - и наше достигательство и есть
дьЯволизм?
     ’огда откуда же это безысходное наваждение: какаЯ  бы ни  легла со мной
женщина, Я  закрываю глаза  и мечтаю,  надеюсь, обманываю, пока  не  уговорю
себЯ, пока не поверю, что это ђимма. €наче спускной кран не работает.
     Ѓочка животворной плазмы, плещущей во мне,  закупорена наглухо, все это
добро прогоркнет, пропадет: перегонный патрубок не работает, пока не уговорю
себЯ, что лежит со мною ђимма.
     Ќеплохо  она  со   мной   расквиталась.  ‘делала   менЯ   искусственным
осеменителем, хрЯком-донором породистой спермы.
     ’ы никогда такого не видела? Ђ Я видел.
     Њы  с  приЯтелем  приехали  на  свиноферму   за  поросенком.  ‡оотехник
хвасталсЯ своими достижениЯми:
     -  €скусственное  осеменение  -  прогрессивный   метод  воспроизводства
поголовьЯ...  ‡абиваем  свиноматку в период  "охотки"  и  делаем из  ее кожи
чучело  с  поролоновой набивкой... ‡десь  монтируем  суррогатную  вагину  из
пористой резины  с принудительным  подогревом  теплым маслом... •рЯк  рветсЯ
сюда на запах и спускает за раз до пЯтисот граммов кондиционной спермы... …е
разводЯт один  к  двадцати  и вводЯт  специальной спринцовкой  свиноматкам в
матку, простите за невольный  каламбур - ха-ха-ха! Ђ хрЯк через день готов к
новым утехам - себе на удовольствие, нам всем на пользу...

     ’ы понЯла, ђимма, кем ты менЯ сделала?

     Љогда Я  был моложе, глупее и на  что-то надеЯлсЯ,  Я придумал длЯ себЯ
утешительную басню: жизнь ђафаэлЯ тоже  сгубила  прекраснаЯ баба, ”орнарина,
она же  - подзаборнаЯ шлюха Њаргарита ‹ути,  котораЯ  одна на свете казалась
ему Њадонной.
     Ѓезумный, тщетный  ход чувств  - лежа на курве, он уговаривал себЯ, что
спит с Ѓогородицей.
     Ѓезысходность дьЯволизма. џ не художник, Я  Љромешник,  и морочить себе
голову глупо.
     Џри  чем здесь ђафаэль?  џ  сплю с проституткой, Я сплю, сплю, сплю.  €
если не проснусь, то влезу на нее,  надеЯсь, что это ђимма, и буду счастлив,
как рвущийсЯ на запах чучела хрЯк...


     <b>ѓлава 10. ѓЋ‹Ћ‹…„</b>

     …ще  глаз  не  открыл,  не  понЯл,  где  Я и  с  кем  тут  лежу, а  уже
почувствовал: не по себе мне что-то, заболел, наверное. ЏустоватаЯ комната в
синеющем сумраке, матрас  у стены, а рЯдом со мной  лохматаЯ Ќадька с  серым
испитым лицом. Љартонный голос  радиотранслЯции из  кухни и грузные топающие
шаги. Љенгуру.
     Џохмельный испуг со  свистом хлестнул по сердцу. џ не хочу возвращатьсЯ
на ‡емлю, Я в космическом  корабле. џ  венерианский невозвращенец. •орошо бы
зарытьсЯ под грЯзную подушку, натЯнуть ни себЯ Ќадьку ‚ертипорох - и уснуть.
     Ќо радио пронзительно верещало, радовало добрыми вестЯми о том, что сев
в ’аджикистане хлеборобы обЯзуютсЯ завершить на неделю раньше, чем в прошлом
году. ‡аразы, только спать не дают...
     Џлоховато  мне,  грудь сильно  болит.  Љолет,  давит, ноет.  Љак острый
тЯжелый  камень.  ‘учий мандраж  кишки  трЯсет, тревога огромнаЯ,  аспидного
цвета, свинцоваЯ волочит по  высохшему ручейку сна. ‚  груди больно. ѓруднаЯ
жаба. „емонское  существо, не  угомонитсЯ, пока  не  задавит. ЋгромнаЯ  жаба
тоски сидит  у  менЯ  на  груди. •олоднаЯ, склизкаЯ, бородавчатаЯ, давит без
устали, молча смотрит желтыми глазами, лупает злорадно тонкими перепонками.
     Ѓоже  мой  милостивый,  неужели  стараЯ  хворь  зашевелилась,  с  места
стронулась, поползла, ЯдовитаЯ, во мне?
     Ќет, нет, нет! ’олько вчера прошел  мой небывший день рождениЯ. Њне еще
следующего года надо дожидатьсЯ. Њне исполнитсЯ четырнадцать високосных лет.
€ отчаЯние вдруг вытолкнуло со дна памЯти слова, почти совсем забытые:

     Ћтче наш, €же еси на небесех! „а свЯтитсЯ имЯ ’вое, „а приидет царствие
’вое, „а будет волЯ ’воЯ, как на небеси и на земли...

     —увствовал Я себЯ маленьким, напуганным, приникшим - почти спасшимсЯ от
догонЯющей,  как во сне, грозной боли в груди; и от чего-то еще - огромного,
страшного, стоЯщего на пути к следующему дню рождениЯ. €, может быть, пришло
бы  облегчение  и  возвратилось  снова  чувство моей силы и уверенности -  в
молитве,  бессмысленно  выученной  в  детстве.  Ќо ее  расплевывали,  делали
смешной,  недостоверной непрерывно  прущие  из  радиодинамика слова и имена,
похожие на ругательства: •уа ѓофэн... „эн ‘Яопин... •уЯ Ћбан... •уа ѓофэн...
•уЯ Ћбан...
     ’ам объЯснЯли,  что один  •уЯ  прогнал другого  •уа, а  вместе эти суки
гнали из моего сердца надежду на покой.

     - •леб наш насущный даждь  нам днесь, - попросил Я. € сердце  испуганно
екнуло от  мысли, что этот насущный хлеб предстоит  мне сегоднЯ преломить  с
Њагнустом.
     - ѓосподи,  ѓосподи! Ћстави  нам  долги  наши, Яко же  и  мы  оставлЯем
должникам нашим... Ћ чем  прошу ’ебЯ,  ѓосподи?  џ просто  сумасшедший.  Љто
числитсЯ на всей земле должником  моим? Љак упросить ’ебЯ  списать все долги
наши?  Љ  чему  всЯ   эта  бухгалтериЯ?  „олги  наши,  долги  ваши!  „авайте
ликвидируем прошлое, как прогоревшее предприЯтие!..
     ...€ не введи нас во искушение...
     ќто дьЯвол вчера менЯ  ввел, когда  Я поехал на  встречу со швейцарским
адмиралом  Љовшуком. Ђ что же  мне делать? …сли ты сильнее дьЯвола, живущего
во мне, - а  ты сильнее, Я  в это верю,  - выведи  менЯ из  этого искушениЯ,
убери отсюда к чертЯм собачьим Њагнуста!
     ‚ызови  его срочно домой, аннулируй ему  визу. €ли пусть он сам попадет
под трамвай - что угодно, мне все равно, Я ведь лично против  него ничего не
имею...
     ќто же ’ы смешивал прах и глину моих членов на гормонах и желчи сатаны!
€наче, наверное, тесто человеческое и не меситсЯ.
     Ќо избави нас от лукавого... Џрошу ’ебЯ всем сердцем: избавь ’ы менЯ от
лукавого. ђазберись с Њагнустом.  Ћсвободи менЯ от  греха неминуемого. Џрошу
’ебЯ. Џо-хорошему...
     џко ’вое есть царство, и  сила, и слава  вовеки,  аминь... Ђминь. Џусть
так будет. ‚се у ’ебЯ - и царство, и сила, и слава. Ђ мне совсем мало нужно.

     Џо  радио  играла  радостнаЯ,  бодраЯ  музыка,  что-то гудел  под  нос,
подпевал  Љенгуру, громыхал  посудой. Ќадька  открыла  один глаз: приподнЯла
веко,  будто  ухом  пошевелила, завозилась тихонько,  под  менЯ подгребатьсЯ
стала, ручонками  ловкими засуетила  в вЯлых моих членских местах, засопела,
задышала трудно, бровки нахмурила, словно задумалась.
     Ђ Я ее не хотел. Ќе возбуждалось мне чего-то. ‘овсем.
     ‡акрыл  глаза,  зажмурилсЯ, поглаживал легонько ее нежное, мЯгкое,  как
курЯтина, тело и старалсЯ выключитьсЯ, перескочить назад через тридцать лег,
в другую койку, в объЯтиЯ совсем другой женщины.
     - „ай поиграю твоим мышонком... - мычала  Ќадька томно и  страстно, а Я
вспоминал, как совал  своего полнокровного чертЯку  в  руки ђимме, и ее  всю
сводило  от  ненависти   и  отвращениЯ  ко  мне,  и  от   одного  мерзливого
прикосновениЯ ее  ледЯных  ладоней он превращалсЯ в горЯчую  Яростную крысу,
готовую прогрызть желанную насквозь.
     € Я верил в  великую  старую  мудрость: стерпитсЯ -  слюбитсЯ. Љонечно,
слюбитсЯ!
     –елые  народы  со своими командирами  слюбились,  а  нам-то  почему  не
слюбитьсЯ? ‚едь Я-то тебЯ действительно любил, ђимма!
     Ќо и ты менЯ ненавидела  всеми  фибрами души - это точно! Ђ ведь ты еще
ничего не знала о судьбе  отца, ты не слышала хруста его ребер от брошенного
Њинькой пресспапье.
     ’ы  верила, что  он  еще  жив,  и Я  всЯчески эту  веру  поддерживал  и
объЯснЯл, что  увидетьсЯ  когда-нибудь  с дорогим, нежно  любимым  еврейским
папашкой вы сможете только благодарЯ мне.
     Ћдними   моими   корыстными   стараниЯми,   в   ущерб   государственной
безопасности  нашей державы,  можно сказать,  только  и  жив пока  профессор
‹урье, да и относительно благоденствует в заключении благодарЯ мне.
     џ искал крошки времени, чтобы  ђимма могла стерпетьсЯ. € она терпела. ‘
мукой, страданием, еле-еле. €ногда  она вдруг  схватывалась, вскакивала, как
сумасшедшаЯ,  и  уносилась  прочь,  сполохнутаЯ,  звенЯщаЯ,  с  потерЯнными,
невидЯщими глазами.
     џ  не удерживал  ее, потому что знал: передержи  Я ее миг, и сорветсЯ в
ней  туго натЯнутаЯ пружина  воспаленного терпениЯ  - закричит,  забьетсЯ  в
истерике, вцепитсЯ мне зубами в горло. Ќо доводилось  мне и ласку ее - почти
- заработать. Љогда  Я принес носовой  платок  отца - мол, весточка от него,
добрый знак, а писать нельзЯ, очень опасно, длЯ него в первую очередь.
     ђимма разглаживала этот  несвежий уже  платок  своими тонкими  смуглыми
ладошками, прижимала его к лицу, нюхала  почти выветрившийсЯ запах лаванды и
хорошею  табака. € плакала, и переспрашивала снова и снова: как он? ест  ли?
сильно ли волнуетсЯ? похудел, наверное?  “ него  ведь  катар и холецистит...
ЋбнЯла менЯ - сама! € поцеловала.
     ‘транный народ,  ни  на кого  не  похожий. “ них  и  любовь  -  чувство
спекулЯтивное, торгашеское, эгоистическое. €  гудели у менЯ  в душе  горечь,
обида, острое  желание рассказать ей, что взЯл Я этот платок из кучки вещей,
валЯвшихсЯ  на  нолу рЯдом с  синим съеженным  телом  нерЯшливо-диковатого в
смерти профессора ‹урье.
     ‚склокоченные  седые волосы, черный от  засохшей крови рот,  выпученные
открытые глаза.
     "... наступила от острой сердечной недостаточности",  - сказал тюремный
врач  ‡одиев, расписалсЯ в  протоколе  и протЯнул лист  мне:  -  ђаспишитесь
тоже...
     џ усмехнулсЯ и заложил руки за спину: - ‘ большим бы удовольствием,  да
чином пока не вышел. ‘ейчас спуститсЯ старший следователь ђюмин и подпишет.
     - Њне все равно, - пожал плечами ‡одиев, закурил сигаретку и  кивнул на
труп: - Ќадо бы сегоднЯ забрать это...
     …му  было все равно. Ђ  Њиньке  даже  приЯтно.  Ќо Я уже тогда  никаких
бумажек  не  подписывал. Џрошу  это  учесть,  дорогой  мой зЯтек Њагнуст!  €
свидетельства о  смерти дедушки вашей невесты, моей любимой дочечки Њайки, Я
тоже не подписывал. џ лишь поехал с покойным в крематорий.
     ќто не  входило в мои  обЯзанности, как  и  подписыванне свидетельств о
смерти, но живет во мне мистическаЯ уверенность,  что определенные дела надо
доводить до  самого конца. Ћт начала до конца. Ђ начало и конец человеческий
один - прах. Џотому и поехал Я глухой октЯбрьской ночью в фургоне с надписью
"Џродукты" на задворки темной  громады „онского монастырЯ, где только желтый
одинокий фонарь  вымывал  из  дымной  сумери  серые  корпуса гордости  нашей
коммунальной индустриализации - Њосковского городского крематориЯ.
     Љогда-то давно, еще до начала моей службы, организаторы Ћбщества друзей
огненного  погребениЯ  встроили крематорий  сюда, прЯмо под  стену  „онского
монастырЯ, поближе к  резиденции  Џатриарха всеЯ ђуси, чтобы  попам насолить
этим  кошмарным  Языческим  обрЯдом  покруче,  да и  прихожан,  одурманенных
религиозным опиумом, достать крепче.
     Ќаверное,  насолили. € достали. Ќо ведь у нас месть под руку с дьЯволом
гулЯет. …ще не  успели попов дымом поганым передушить, как  всю эту компанию
огневых друзей определили в шпионы и  враги народа.  Ћни, видно, хотели  наш
народ испепелить в пламени.
     ‡амели  этих говенных  огнепоклонников на  ‹убЯнку  и воткнули всем  по
десЯтке с отбытием  в Џечорлаге, где  ими занЯлсЯ боевой  и  очень деловитый
лейтенант Љашкетин.  Ћн подверстал огневых друзей  к  недобитым  троцкистам,
религиозным  изуверам  и  правоанархистам  -  и  всех  пострелЯл  на  старом
кирпичном  заводике.  ‹енивые,  равнодушные  вологодские  конвойцы  закопали
любителей пламенного погребениЯ в вечной мерзлоте.
     ђЯдом с монастырской  братией  из „онского подворьЯ,  доставленной сюда
же...

     Њожет,  Я  заставил  себЯ  поверить,  что  это  не  Ќадька, а  молодаЯ,
давнишнЯЯ,  позабытаЯ ђимма,  или поднырнул  в забытье, и мЯгкие  складки на
плавном  изгибе  от живота к бедру убедили менЯ, что это  -  волнующаЯ живаЯ
плоть ђиммы, а не дешевый  полуфабрикат  оргазма, который  дала  мне  Ќадька
навынос  из   вестибюлЯ   гостиницы  "‘оветскаЯ",   где   мрачно  властвовал
швейцарский флотоводец Љовшук.
     ‚о всЯком случае, ей  что-то удалось, и она надела себЯ на  мой усталый
равнодушный шатун, но от  горЯчих хлюпающих ее прыжков не затЯгивало  менЯ в
водоворот  сладостного  туманЯщего  волнениЯ, а  было  лишь ощущение долгой,
скучной, ненужной работы -  как будто подрЯдилсЯ Я  одинокой бабушке на  всю
зиму дров наколоть.
     Џерестал  бубнить и  топать  на кухне Љенгуру,  притаилсЯ, зажил  своей
сумеречной  подпольной жизнью  извращенца. Њне они были противны. џ хотел их
не  видеть,  не слышать, не чуЯть резкого запашка  разгорЯчившейсЯ, взмокшей
Ќадьки. џ хотел помнить и ощущать ђимму. Ђ вспоминал только крематорий...

     Њы  въехали,  конечно,  не  через  парадные  ворота.  ’акаЯ   церемониЯ
полагалась  бы  профессору  ‹урье, кабы он  сообразил  помереть от  инфаркта
раньше нашего прихода в дом, что стоЯл в старом саду в ‘окольниках.
     Џечально и  торжественно вкатил бы катафалк  в передний  дворик,  целаЯ
процессиЯ  машин  и  автобусов  следом,  провожали  бы   в  последний   путь
заслуженного деЯтелЯ нашей науки, академика медицины, лауреата и орденоносца
бесчисленные еврейские родичи,  опечаленные  коллеги, удрученные сотрудники,
деловитые чиновники, неунывающие  студенты, плачущие пациенты и, конечно же,
незаметно снующие в толпе любовницы.
     „убовый гроб  с алой саржевой обивкой внесли бы в мраморную сатанинскую
церковь зала  прощаниЯ,  где  огнепоклонники ввели  свой  бесовский  вариант
вывернутой   наизнанку  заупокойной  литургии.  мурыгающий  носом  еврейчик
органист вдарил бы во всю мощь  пневматических ревучих  труб,  поплыли бы на
подушечках  ордена,  медали, почетные  знаки,  букеты,  бесчисленные  венки,
забилась бы над дорогим покойником вдова, зарыдала бы, давЯсь слезами ђимма,
тонко,  задушенно  вскрикнула  бы   в   задних  рЯдах  стараЯ   сожительница
хирургическаЯ  сестра,  и  в раскатах органных  громов перелетали  бы птички
реплик провожающих:
     - ...‘овсем не изменилсЯ... ѓосподи...  как будто уснул... не  мучилсЯ,
слава Ѓогу... а ведь совсем еще не старый человек...
     ‚се это  выглЯдело бы именно так - с рыданиЯми, обмороками, когда  гроб
плавно  нырнул бы  с грозного постамента вниз  и тихо сомкнулись бы  над ним
бархатные шторки - как последний привет ушедшего остающимсЯ, с полагающимисЯ
за него  пенсиЯми, персональными стипендиЯми,  разделом наследства и высокой
светлой печалью.
     €менно так, кабы папанька ђиммы умер накануне ареста от инфаркта,  а не
от  острой  сердечной   недостаточности,  установленной  тюремным   доктором
‡одиевым, алкоголиком и ленивым садистом.
     Џохороны  тоже зависЯт от  диагноза. Џоэтому мы подъехали  к служебному
входу  со стороны военной академии  имени ‚орошилова,  переделанной теперь в
“ниверситет дружбы народов имени Џатриса ‹умумбы.
     ѓримасы жизни, ужимки судьбы! џ ведь тогда, стоЯ у ворот крематориЯ, не
знал,  что буду теперь читать в  университете  всей этой желтой и черножопой
голытьбе теорию государства и права.
     ‚одитель  прогудел  трижды  клаксоном  и  мигнул  фарами,  распахнулись
створки ворот, и солдат в промокшей шинели показал нам рукой в глубь темного
хаотического наброса серых корпусов:
     - ’ехнический подвал - туда...
     „а,  по ночам здесь  стоЯл  не  сторож, а  наш конвойный, потому  что с
наступлением темноты крематорий обслуживал наших клиентов. „нем - умерших от
инфаркта, ночью -  от  острой сердечной недостаточности.  Џациентов  доктора
‡одиева.
     офер   нашего  продуктового  фургона   уверенно  подогнал   машину   к
техническому  подвалу,  невзираЯ  на  темноту и  неразбериху  поворотов.  Ќе
впервой возить ему продукты длЯ здешнего печева. Ћткрыл переговорный лючок в
кузов, сообщил скучно - приехали! - и задремал над рулем.
     џ  выскочил  из кабины на дождь и поразилсЯ тишине.  Џлотной, шершавой,
налитой запахом гари.
     Ќаши колумбарии, соты мертвого ульЯ, незрЯчие окошки неживого города.
     ’рое  надзирателей  вытащили из фургона  зеленый  брезентовый  мешок  с
клеймом "почта" и поволокли по асфальту двора ко  входу. уршал мешок, мокро
шелестел по лужам, глухо стукал на ступенЯх.
     „линный  был  мешок,  Я раньше  как-то не  заметил. что  ‹урье высокого
роста. Ќикто из нас,  провожающих,  не  рыдал. €  цветов  мы не  принесли. €
венков не возлагали. ‚озлагать некуда было - надзиратели вытрЯхнули ‹урье из
мешка прЯмо на черную ленту конвейера, упиравшегосЯ в железное жерло печи. €
ордена никто не нес на подушечках. Ћни валЯлись у Њиньки в сейфе.
     ‘тарший надзиратель аккуратно, по швам  складывал  брезентовый  мешок -
это   было   государственное   имущество,   товарно-материальнаЯ   ценность,
находЯщаЯсЯ на его подучете.
     € уж конечно, никому из нас не казалсЯ покойник ни совсем еще не старым
человеком,  ни только что уснувшим. Ћн  был мертвым всклокоченным стариком в
синЯках  и  пЯтнах  засохшей  сукровицы. Ќаверное,  только  от  инфаркта  не
менЯютсЯ люди в смерти, а  когда  доктор  ‡одиев пишет  в протоколе:  "...от
острой сердечной недостаточности", - то выглЯдЯт покойники неважно.
     Ѓыло и здесь тихо. ’олько зло гудело газовое пламЯ за печной заслонкой.
Ќадзиратель,  свернув мешок в  тугой  толстый рулон, задумчиво посмотрел  на
‹урье и сказал:
     - „уша христианскаЯ, если в огне сгорает... не воскреснет боле...
     „ругой хрипло откашлЯлсЯ, оглушительно схаркнул на пол сгусток мокроты,
тЯжелый и черный, как котельный уголь, заметил:
     - ќтому не влиЯет. €з жидов он. ‚ишь - обрезанный...
     Ђ третий, махнув рукой, заверил:
     - Ќичего не влиЯет. Ќикто не воскреснет. Ѓабские это все сказки...
     џ хотел  сказанть ему, что согласен, что Я тоже  не верю в воскресение,
но  открылась  боковаЯ  дощатаЯ дверь, и оттуда вынырнул странный колченогий
искривленный человек с рыжеватой, острой, шакальей головой.
     Ћн деловито спросил, дохнул на нас луком и кислой старой выпивкой:
     - ЌарЯдный?..
     - „а, нарЯдный, - сказал Я.
     - „авайте бумаги.
     “мерший ‹урье  был  "нарЯдным",  его кремировали  но спецнарЯду. „ело в
том, что крематорий  - хозрасчетное учреждение, а основа хозрасчета - учет и
оплата  услуг.  Ќо нам  почему-то не хотелось, чтобы через банковские каналы
путешествовали   счета   за  предоставленные   Љонторе  услуги  по  сжиганию
безымЯнных трупов.
     Џоэтому мы заполнЯли имевшиесЯ у нас специальные милицейские  протоколы
о  смерти  таких бывших людей,  как  ‹урье,  признаваЯ  их  неустановленными
лицами,  беспаспортными  бродЯгами,  умершими  от  естественных  причин.   €
выписывали нарЯд на бесплатную кремацию - за счет городских властей.
     Љривой  шакал  бегло просмотрел желтым глазом бумаги, бросил протокол и
нарЯд  в папку, прошел мимо трупа, вроде невзначай, вроде бы по рассеЯнности
оттЯнул ‹урье подбородок, заглЯнул в рот. …го интересовали золотые зубы.
     Ћ  пьЯненький  Ђнубис  газифицированного  ЌекрополЯ  под  испакощенными
стенами „онского монастырЯ!..
     - ќй ты, охламон! - цыкнул Я - —его ждешь?
     - „а оператор куда-то отошел...
     - Ђ ты кто?
     - џ хранитель прахов.
     -  Ќу и  храни их,  шакал!  Ќе суй руки,  куда  не следует. Ђ то  можно
ненароком и тебЯ в печку уронить...
     - Ђ Я что? џ ничего... џ так...
     Џрибежал запыхавшийсЯ оператор, торопливо сложил руки  ‹урье на груди -
чтобы за створки печной двери не цеплЯлись,  нажал кнопку пускателЯ. ‡аурчал
мотор, поехала лента, повезла  безымЯнного бродЯгу, неопознанного профессора
‹урье, к разверзшемусЯ жерлу.
     •ранитель  прахов  выслуживалсЯ  передо  мной, егозливо крутилсЯ рЯдом.
†арко шептал мне в ухо, кривой шакал из преисподней:
     -  Љоли  хотите поглЯдеть, там  сбоку  есть технологическое  окно.. ‚се
видно...   ‘мешно  -  руками-ногами  от  жара  дергают...  „рыг-дрыг,  будто
плЯшут...
     џ отпихнул его и пошел к выходу.
     Ђ!.. ‚се мы бродЯги на этой земле.

     Ђ недавно Я был с делегацией  советских  юристов-демократов в мемориале
‡аксенхаузен,   в   бывшем   концлагере.   ‘мотрел   на   печи   крематориЯ,
механизированные,    с   рельсами    длЯ   поддонов,   колесными   тележками
транспортеров, коваными дверцами с автоматическими засовами.
     “ них все это было  по-немецки: более деловое, промышленное, бездушное.
€   снова  шел  дождь,  Я  думал  о   своем  тесте,  безымЯнном  бродЯге,  о
предопределении,  назначившем  ему печь на краю  жизни: как бы его судьба ни
складывалась, но в  конце полыхала  печь - в живописном ли пригороде Ѓерлина
или в центре Њосквы,  на „онском проезде, но - определено ему было  в  конце
пути утерЯть дом, семью, имЯ и превратитьсЯ в пепельный прах.
     € мне  было горько, и  со  всей искренностью поклЯлись мы  с  немецкими
друзьЯми,  что это никогда не должно повторитьсЯ. Ђ в желтом глазе директора
мемориала геноссе Ђнубис фон акалбурга дрожала слеза, когда он повторЯл:
     - Ќичто ист не забыто, никто есть пихт фсргссссн!
     Ќе то обещал, не то грозилсЯ.

     ‡адремал Я или  задумалсЯ,  но как-то незаметно сползла с менЯ  Ќадька,
угомонившаЯсЯ после  своих игрищ,  неуместных  сейчас и  неприЯтных мне, как
утреннЯЯ гимнастика по радио.
     ЌельзЯ пользовать женщину, когда тебЯ  раскалывает похмелье, невыносимо
болит в груди, и эту давЯщую боль ты против воли свЯзываешь с воспоминаниЯми
о крематории. Ђ в саму женщину, в ее дешевое и неинтересное тебе тело хочешь
запихнуть свою памЯть о другой ушедшей навсегда, незабвенной и недоступной.
     џ лежал, закрыв глаза, и думал  о том,  что минут через десЯть уже буду
одет,  неизбежные слова сказаны, неотвратимый обмен взглЯдами свершитсЯ, и Я
вывалюсь из этой помойки на улицу.
     Ќадька  со  своим  Љенгуру  были   мне  сейчас  невыносимы.  €,  словно
почувствовав это, Ќадька неслышно встала с матраса, прошлепала босыми ногами
к дверЯм, Я слышал, как она буркнула что-то Љенгуру, и заревел трубно, завыл
голосисто унитазный слив.
     Ћчень  грудь  болит.  €ли  Я вчера  простыл, или  зараза  проснулась  и
зашевелилась.
     Ќо почему Я здесь? —то Я тут делаю?
     “ менЯ в опергруппе  трудилсЯ  капитан „жанджагава, весельчак и кутила.
Љогда вместо гулЯнки и бардака ему случалось отбывать дежурство, он горестно
и обиженно говорил: "ѓдэ Я есть? € гдэ Я должен быть?!"

     ѓде Я есть? € где Я должен быть?

     Ѓедному ‡ауру „жанджагаве не повезло.
     ‚ разгар хрущевского шабаша, когда ‡аур давно уже уволилсЯ из Љонторы и
работал  директором магазина, что позволЯло ему каждый день быть там, где он
должен быть, -  на  гулЯнке или  в бардаке,  к нему в кабинет зашла какаЯ-то
баба, вглЯделась в него и дикими криками стала собирать народ.
     ЋказываетсЯ,  он на  допросе  лет  десЯть  назад  пробил  ей барабанную
перепонку и сломал два ребра.
     Ћпознанный  ‡аур потихоньку пугал ее,  и деньги предлагал,  и уговавал:
"‡ачем тебе, женщина, перепонка, ты что - на барабане собираешьсЯ играть?"
     Ќичего не помогло. € свидетелей, сука, нашла. ’ри года дали.
     ‹егко могу представить,  с  каким вопросом  он  каждый день обращалсЯ к
сокамерникам.
     Џотом под амнистию попал.

     Ђ Я-то - где Я есть? € где Я должен быть?
     ‘егоднЯ понедельник.  џ должен  быть на  кафедре.  “ менЯ  очень  болит
грудь. € еще Я должен сегоднЯ встретитьсЯ с Њагнустом.
     —то  на  кафедре? ѓость  из  Ђнголы.  Њолодой, но  очень начальственный
правовед.
     Ћн пишет  проект их конституции. Ђ Я  ему  помогаю. Њы создаем основной
закон победившей у них демократии, по  которому всем  гражданам вместе можно
все, а каждому в отдельности - ничего.
     —ерномазый  правотворец с  помывочным именем  айо  „уш  ‚аннуш.  ћркий
парень - жопа веретеном.
     Џотом приедет  прогрессивный  журналист с  чехословацкого радио Ћлдржих
‘винка. …му нужно  интервью  о недопустимости применениЯ  сроков  давности к
нацистским   преступникам.  €  о   попытках   западногерманских  реваншистов
вызволить из тюрьмы пандау ђудольфа ѓесса.
     ќтого мы вам, господа  неонацисты,  не позволим.  ‚аш  говенный дедушка
отсидел всего  сорок лет. Џусть сидит дальше. Ћн ведь не человек, он - знак.
‡нак того, что все виновные наказаны.
     ‚  час  днЯ  приедет  проситьсЯ  в аспирантуру  скромнаЯ  девушка Ќушик
•ачатурЯн  из  …реванского  университета.  ‡а  нее  ходатайствует  почтенный
человек, миллионер и прохиндей ‘аркисЯн, директор треста  ресторанов: "Ћчень
чистаЯ  девушка! Ћ чем будешь спрашивать на экзамене - все промолчит! Џотому
что застенчиваЯ!"
     Џотом еще кто-то. Џотом еще. € еще...
     Џотом просмотреть материалы к  научно-практической конференции "‘ионизм
- фашизм нашего времени".
     Ђ потом Њагнуст.
     ѓрудь болит. € ноет под ложечкой.
     џ сел рывком,  зажмурившись,  с омерзением оделсЯ.  ‚стал  с  матраса с
натугой, суставы захрустели,  будто  треснули, и такаЯ муть  душевнаЯ, такаЯ
тоска на сердце легли - хоть в голос вой!
     ѓде Я есть? € где Я должен быть?
     ЏустоватаЯ  нерЯшливаЯ  комната.  ѓрЯзный сумеречный дым  по  углам. Ќа
стене -  фотографиЯ  мордатого  лейтенанта  в  гипсовой багетной рамочке. Џо
снимку малограмотной рукой выведены трогательные вирши:

     …сли свидетьсЯ нам не придетсЯ,
     Љоль такаЯ уж наша судьба,
     Џусть на памЯть тебе остаетсЯ
     ЌеподвижнаЯ личность моЯ.

     џ  потрогал   рамочку,  чтобы  лучше  разглЯдеть  неподвижную  личность
лейтенанта, а из-за багета выпал бумажный пакетик. ЏоднЯл - презервативы.
     ’ьфу!  —удесное изделие Ѓаковского резинотехнического  завода. ’Яжелые,
как  галоши, жесткие,  как водолазный костюм. "ђазмер  No 2. Ђртикул 18036".
‚олшебство примерочных цифр,  параметры счастьЯ! Ђрифметический код любовной
гармонии.
     ѓде Я есть? Ќе могу!
     Ќе могу. ‚се болит. ’рудно дышать. „уша  вспотела.  Љак всплывающий  со
дна сом, Я весь покрыт липкой слизью.
     ‚ышел на кухню. Ќадька в засаленном халатике, лохматаЯ, опухшаЯ, сидела
в  уголке с  отчужденным спЯщим лицом. Ќавстречу мне заскакал Љенгуру, и  от
брезгливости Я закрыл глаза, а он радостно забалабонил:
     - ‘  утречком  вас  добреньким!.. ‡автрачек  поспел... ‘ейчас  покушаем
маленечко...  Ђ  потом Я  могу сбегать  в  магазин... Њне и  до  одиннадцати
отпустЯт, они менЯ знают, они уважают менЯ..
     - Ќе надо! - почти крикнул Я. - Ќе хочу! Ќет времени! џ опаздываю...
     - Ђ  завтрак? - удивилсЯ Љенгуру. - џ уже  сострЯпал  Яишенку, глЯньте,
какаЯ болтуньЯ! „уша радуетсЯ...
     “ менЯ душа не радуетсЯ. Ѓолит. € Яичницы-болтуньи не хочу. Љому что ты
разболтала, болтуньЯ? Њолча таращишьсЯ со сковороды  желтыми зенками, ничего
никому  рассказать не можешь.  ЌемаЯ болтуньЯ,  скользкаЯ, чуть подгоревшаЯ,
цвета измены, как моЯ болЯщаЯ душа.
     ‘ острой болью - прием вне очереди.
     ‚ызовите  "скорую  помощь",  у менЯ приступ душевной боли, подайте  мне
санитарную    карету    длЯ    душевнобольных,    подкатите    "инфекционную
спецперевозку"! Ќадо  скорее выскочить из венерического кораблЯ, сошедшего с
расчетной орбиты.  Ћни улетают на край жизни, в ту сторону ‚селенной. џ хочу
вернутьсЯ на  ‡емлю, прочь отсюда, от  обреченного экипажа, доедающего немую
болтунью.
     Ѓросил  на  стол  десЯтку.  Ѓегу. Џрощайте.Ѓоль  в груди. ќто от  смены
атмосферы. ™елк и стук замков. Њиганье  лампы  в  лифте. ‘крежет перегрузок,
визг тросов. Џрощайте, мы никогда не увидимсЯ - слава Ѓогу! Ќевермор!
     Ќ…‚…ђЊЋђ! Ќ…‚…ђЊЋђ! Ќ…‚…ђЊЋђ! †ЂЊќ!
     Џропадите вы пропадом!

     “лица.  ‚етер.  Ћчень холодно.  Ђ  чем  это пахнет  так  пронзительно и
приЯтно? Ќеужели так может пахнуть воздух?
     ‘тираным бельем, стынущей рекой, мерзлыми Яблоками. ‚здохнул глубоко, и
боль  резанула в  груди.  агнул и замахал  руками, словно  собралсЯ лететь.
Ћбреченный  полет,  как  у  сбитого  самолета.  Ѓыстро  уплывал  из-под  ног
скользкий асфальт, шаркали  бессильно по ледЯной корке осклизлые подметки, а
весь мой тЯжелый сухой костЯк с хрупкой кабиной головы заходил в необратимое
пике.
     ‘квозь  плексигласовый фонарь глаз  Я, затаившийсЯ  внутри, напуганный,
смотрел,  как  стремительно летит мне навстречу покрытый  искристой глазурью
тротуар.  •олмики  закаменевшей  грЯзи,  кривой  вмерзший  окурок  папиросы,
ледЯнаЯ  пленка на  лужице, пузыристаЯ, в  бело-серых разводах,  похожаЯ  на
рентгеновский снимок черепа жестЯнаЯ бородавка пивной крышки с цифрой "18".
     џ  падал  бесконечно,  хотЯ  землЯ  прыгнула мне навстречу молниеносно.
‚осхождение - дело трудное, долгое.  € как скачет под нами твердь  навстречу
дурным вестЯм, болезни, поражению! Џадению.
     •русткий  удар  сейчас будет! ЉостЯми по камню, ливером по  острой, как
битое стекло, глазури, рожей в загустевшую грЯзь мерзлой лужи...
     €згвазданнаЯ  одежда,   и  сам   залЯпан  кровЯнкой.  „алекие  позывные
неспешной  травматологии...  ‘пасибо  тебе,  зверинаЯ  моЯ  природа,  тайнаЯ
пружина моего нутра, жизненнаЯ моЯ сила!
     ЌетренированнаЯ,  ненужнаЯ, почти забытаЯ в  благополучной  и спокойной
сегоднЯшней жизни,  не умерла  ты  все-таки, не атрофировалась, как  хвост и
когти: - откуда-то из глубины  вдруг полыхнула ослепительно, не советовалась
со мной, бессильно падающим  на лед  куском  мудака,  - а рванула менЯ вбок,
левую  руку  вниз,  правое плечо вперед,  немного вверх,  локоть расслабить,
кисть - в кулак! - шлепок ладонью, легкий толчок, и сразу - подкат.
     ’ишина. Џокой. ‘вежий  воздух с запахом заснеженных Яблок. ‘ерое небо -
высоко. € все вокруг в прозрачных наплывах льда. Џровода, деревьЯ, залитые в
голубоватое стекло, дорога. ‡амерзший дождь. ѓололед.
     Ќеплохо день начинаетсЯ.  Ќет-нет, все-таки  неплохо!  ‚се  могло  быть
хуже.  Ђ  если Я  еще  не  намотал  на  винт гонококков  у Ќадьки  -  совсем
прекрасно...  Ќадо  было этим  уродам побольше денег оставить. „а теперь уже
поздно.  Ќе возвращатьсЯ  же!  € не  нужны им,  наверное, деньги,  они  ведь
улетают навсегда, они уже за краем терминала. Ќа конце жизни.
     Џо  мышастому  небу  летел  румЯный шар. ‚  вЯзаной  шерстЯной шапке  и
толстых очках. ‡авис в зените - и плавно опустилсЯ к моему лицу:
     - ‚ы ударились? Ђ? ‚ам помочь?..
     Ѓоже милостивый,  кто  же  может  помочь  мне,  кроме  живущего  внутри
жилистого дьЯвола?
     ќй ты, Ѓес  ‘тыжий, вставай,  нечего валЯтьсЯ,  ничего  ведь  не болит!
’олько в груди тоненько, остро кольнуло.
     џ смотрел в многослойные линзы очков,  мерцавших на розовой плошке шара
- искристо и влажно, как покрывающаЯ  все корка  льда, и думал о том, что он
мог  бы помочь мне, вынув из кармана своих трикотажных рейтуз бутылку водки.
Ќо  он  -  пожилой  жизнелюб  и  спортсмен  -  на утреннюю пробежку  трусцой
навернЯка не берет с собой бутылку водки и бомбу бормотухи,  безусловно,  не
притырил за пазухой.
     ‚  отличие от Љенгуру его не знают в  ближайшем  магазине,  его там  не
уважают, ему там до одиннадцпти не отпустЯт.
     -  ‚ы  ударились?  ‚ас  поднЯть?  - спрашивал  менЯ настойчиво  розовый
жизнелюб-трусобежец. € льдисто блестел стеклами.
     Њолча  разгибалсЯ  Я, вставал,  занимал  первую  балетную  позицию  длЯ
путешествиЯ по мерзлой глазури  павшего  на  землю гололеда, и, пока румЯный
шар  заботливо  поддерживал  менЯ  под  руку,  вспоминал  Я  нечетко,  вЯло,
расплывчато, как множество лет назад лежал Я вот так же на тротуаре  - не то
в Љракове, не то в Џраге не могу вспомнить...

     ... около дома того  седенького  старика с  собакой  на поводке.  Ќе то
журналист, не то епископ - тоже не помню. Џоздним  вечером. Ћсенью. Ќе  знаю
почему - его не хотели или не могли замести к нам в подвал. Ќе знал Я этого,
мелкой сошкой  еще  был, мотивов  мне  никто  не  объЯснЯл, а только ставили
передо  мной задачу. € Я  был  примерным  воспитанником  школы,  где  первый
принцип воспитаниЯ гласил: "‚ыполнЯй, думать не надо".
     ‚от и лежал Я на мерзлом тротуаре тогда - и не думал, а выполнЯл.
     „еда  этого  днем было  не  уцепить -  он все времЯ на людЯх толоксЯ, и
отвозили  его домой на машине до самых дверей.  Ђ вечером  гулЯл  с лохматым
псом на  поводке. ‘ десЯти  до  одиннадцати.  € пес был  серьезный - на метр
двадцать никого не подпускал.
     ‘обака  сильно мешала  - у нее реакциЯ лучше, чем  у людей, тем более у
старых. Џотому и  лежал  - ибо второй заповедью моего воспитаниЯ была  идеЯ:
"‘ила наша - в глупых людских добродетелЯх".
     ‹ежащий человек  - символ беспомощности, предел беззащитности, гарантиЯ
безопасности. Џавший - призыв к помощи,  ключ к  обывательскому  милосердию.
„урацкаЯ добродетель сама гнет шею,  подгибает колени, клонит к поверженному
наземь.

     ...‚ам плохо?.. ‚ам помочь?..

     ‘тарик что-то всполошно забормотал надо  мной  на своем славЯнском - не
помню к