 чудное;  и бег  обыкновенной  жизни, который так хорошо,  так до
мелочей  знаком  мне,  оборачиваетсЯ  вдруг совсем  иным  и мнитсЯ  великим,
таинственным. ’о был не Я - то были мы.  ’ы и  не подозреваешь, человек, чем
ты жил, понЯтиЯ не имеешь, скольким жил!
     x x x
     Ќу вот  мы и все тут - очень много нас. ‚есь наш род, смотри-ка; с чего
это все вы вдруг вспомнили обо мне?
     „а проститьсЯ с тобой пришли; сам знаешь...
     —то?
     ЏроститьсЯ перед разлукой. •орошо тут у тебЯ.
     ‚от как. „орогие мои, милые! Џростите, Я и не ждал вас...
     Ђ мебель красиваЯ, мальчик. ‚идно, кучу денег стоила.
     ‚ерно, папа.
     ‚ижу, вижу, сынок,- ты кое-чего добилсЯ. Џорадовал ты менЯ.
     Њальчик мой, единственный, как ты плохо выглЯдишь. ’ы не болен?
     Ђ, это мама! Њама, мамочка, с сердцем у менЯ что-то неладно!
     Ћ господи, сердце? ‚от видишь - у менЯ тоже было больное сердце. ќто от
моего папочки.
     Ђ его нет здесь?
     ’ут  он. ’от  самый  дурной  дедушка. ‚едь  это он,  беднЯга, временами
буйствовал в нас - уж это у нас в крови.
     Џокажитесь,  пропащий дедушка.  ’ак  вы  и есть  тот грешник?  € кто бы
подумал!
     ‹адно, брось. ‚от о тебе бы кто подумал! ‚ тебе-то ведь тоже это было.
     ‚о мне ладно, а в маме - нет.
     …ще  чего не хватало - в  бабе-то! ’акие вещи не длЯ баб. Ђ мужик что -
мужику надо перебеситьсЯ.
     Ђ просто все у вас, дедушка!
     Џросто. џ был настоЯщий  парень,  милый  мой.  Ќу  так что ж - озоровал
порой.
     € за волосы бабушку по полу возили?
     ‚озил.
     ’о-то, а менЯ  укорЯют за то, что Я хотел задушить покойную жену! ќто у
менЯ от вас, дедушка.
     ’олько  силы  моей в  тебе не было,  парень. ’ы свою  натуру  скорее от
женщин унаследовал. Џотому-то и было в тебе... все так странно и загадочно.
     ‚ы, пожалуй, правы. ‘тало быть, от женщин! ‘кажите, вашей женой была та
набожнаЯ, свЯтаЯ бабушка?
     „а нет. ЊоЯ-то была веселаЯ бабушка. ђазве ты о ней не слышал?
     Ђ, помню! ‚еселаЯ бабушка, все, бывало, шутила.
     ...џ твоЯ веселаЯ бабушка! Џомнишь, как ты  дразнил телеграфиста? ќто -
от менЯ.
     ‚ кого же пошел тот смиренный свЯтой человек?
     Ђ это тоже в менЯ, малыш. Њного Я вынесла от твоего беднЯги дедушки, да
что... Ќадо терпеливым быть - вот и примиришьсЯ.
     Ђ что же другаЯ бабушка, свЯтаЯ и набожнаЯ?
     Ђх,  она, бедненькаЯ, дурнаЯ  была женщина. Џолна была злобы,  зависти,
скупости, вот и строила из себЯ свЯтошу. ‚от это у тебЯ - от нее!
     —то именно?
     Ђ то что всем ты завидовал, хотел стать лучше всех, бедный мой малыш.
     Ђ что Я унаследовал от другого деда?
     Њожет быть  - страсть  подчинЯтьсЯ.  Ћн, миленький, еще крепостным был,
работал на барщине, как и его отец и дед...
     Ђ поэт - он в кого?
     Џоэт? ’акого в нашем роду не бывало.
     Ђ герой?
     Ќе  было и героев. Њы, сынок,  все были простые люди. ’о-то нас  было и
есть, словно на Ярмарке.
     ‚ерно,  бабушка,  верно -  словно на  Ярмарке. Љак  же  после этого  не
родитьсЯ этаким средним от стольких людей! Ћт каждого понемногу, а в целом -
такое заурЯдное, среднее... ‘лава богу!
     ‘лава богу!
     ‘лава богу, что был Я обыкновенным человеком. ‚едь это-то и великолепно
- это и были вы, все вы, столько вас, почивших в бозе!
     Ђминь.
     Ђ сколько нас - словно на Ярмарке.  ‘только людей собралось  -  да ведь
это  как в великий  праздник!  € не  скажешь,  господи, и не подумаешь,  что
жизнь-то - такое торжество!
     x x x
     Ђ мы-то как же, мы, возможные братьЯ?
     ѓде вы? Ќе вижу вас...
     Ќет, нас видеть нельзЯ, нас можно только воображать. Ќапример...
     —то - например?
     Ќапример,  Я стал бы  столЯром  и принЯл мастерскую после  отца.  ’ы не
думай, нынче  мастерскаЯ  разрослась  бы, два  десЯтка  рабочих  -  а  машин
сколько!  Џришлось  бы   прикупить  дворик  гончара,  все   равно  гончарной
мастерской там больше нет.
     Ћтец об этом подумывал.
     Љонечно, подумывал, да  не было у него сына-столЯра Ђ  жаль мастерской.
Ќе возражай, это было бы неплохо
     Ќеплохо.
     Ђ Я - нет, Я  стал бы кем-нибудь другим. Џоказал бы Я, брат, этому сыну
малЯра! ”ранц  научил  бы менЯ  дратьсЯ,  и все. Ћх  и  показал бы  Я  этому
малЯрчонку!
     Ђ потом - кем бы ты хотел стать?
     ‚се равно. •отЯ  бы камни дробить киркой, по поЯс голым, -  поплевал на
ладони, да и вкалывай! Џосмотрел бы ты, какие у менЯ мускулы!
     „а ну тебЯ - камни дробить! џ бы отправилсЯ в Ђмерику или еще куда. —то
толку -  фантазировать о всЯких приключениЯх? —епуха! Ђ вот самому испытать,
черт  возьми, испытать  счастье, бродить по свету... •оть  повидаешь многое,
наслаждение узнаешь...
     Ќаслаждение -  только женщины.  ќх, ребЯта, Я  бы этим занЯлсЯ! Џо мне,
хоть шлюха, хоть кнЯжна в лоденовом платье.
     € даже трактирщица?
     „аже трактирщица с грудЯми по животу.
     € проститутка на мосту?
     € она, дружок. Ќу и баба же, видно, была!
     € эта... девочка с испуганными глазами?
     Ћ, эта - тем более, тем более! ќту бы  Я так не  отпустил! €  вообще...
черт менЯ побери, пошалил бы Я!
     Ђ ты что?
     џ ничего.
     Љем бы ты был?
     „а так, никем. џ - так уж как-нибудь...
     Њилостыню бы просил?
     •отЯ бы и милостыню.
     Ђ ты?
     џ?.. џ бы умер в двадцать три года. ЌавернЯка.
     Ќе испытав никакой радости в жизни?
     Ќикакой. ђазве ту, что все бы менЯ жалели.
     ѓм, Я-то предпочел бы  пасть в  бою. ѓлупо,  конечно, но  хоть товарищи
вокруг.  €  когда подыхаешь  -  хоть чувствуешь  такую  Ярость, такую дикую,
великолепную  Ярость  - словно  плюешь  кому-нибудь  в  рожу.  ‘волочи,  что
наделали!
     Ђ поэтом никто бы из вас не был?
     Њолчи! “ж быть,  так чем-нибудь  стоЯщим. ’ы - что, ты был  чуть ли  не
самый слабый  из нас,  ты б не мог того, что  мы... ‚прочем, славно, что  ты
вспомнил о нас, братец. ‚се-таки все  мы  - одной крови. ’ы, нищий, искатель
приключений,  столЯр,  забиЯка  и   бабник,   и  павший  в  бою,  и  умерший
безвременно...
     ...все мы - одной крови.
     ‚се. Ђ видал ли ты,  братец, хоть кого-нибудь, кто не мог бы быть твоим
братом?
     XXXIII
     ‚от  бы  еще  поэтом быть - поэту хорошо:  он-то видит, что заключено в
нем, и может дать всему этому название и форму. Ќет никакой фантазии - никто
не  в  силах  выдумать  того,  чего  бы не  было  в  нем самом.  ђазглЯдеть,
расслышать - вот и все чудо, все откровение. €  -  додумать до конца то, что
присутствует в нас лишь намеком.  ’огда находишь цельного человека и цельную
жизнь  в  том,  что  длЯ  других -  всего лишь дуновение,  минута. Џоэт  так
перенаселен, что не  может не выпускать эти жизни в мир. ‘тупай, ђомео, люби
неистовством любви,  убивай, ревнивый Ћтелло, а ты, ѓамлет,  сомневайсЯ, как
сомневалсЯ Я. €  все это - вероЯтные жизни, претендующие на то, чтобы кто-то
их прожил.  € поэт  в  силах дать  такую  возможность  во  всей волшебной  и
всемогущей полноте.
     …сли б Я мог, подобно поэтам, дать волю  тем  судьбам,  которые жили во
мне, - насколько иначе выглЯдели  бы они! ѓосподи, до чего же иначе построил
бы Я их! Ћбыкновенный человек вовсе не был бы начальником станции; был бы он
у  менЯ  крестьЯнином,  хозЯином  на своей  земле; чистил  бы  своих  коней,
заплетал  бы им гривы  -  огромным  рыжим тЯжеловозам, с хвостом  до  земли;
останавливал бы за рога своих волов, а  телегу мог бы одной рукой поднЯть  -
такой был бы  здоровенный  детина. Ђ усадьба у него - строениЯ выбеленные, с
красными крышами,  на  пороге дома жена  руки передником вытирает: есть иди,
хозЯин! € были бы дети  у нас, жена,  ибо поле  наше родило бы. Ђ то  что за
работа, коли  не на своем?  Ћн был  бы упрЯм и вспыльчив, этот крестьЯнин, к
работникам суров, - зато какаЯ прекраснаЯ усадьба и сколько скотины, сколько
жизни кипит  на  дворе! ќто вам, сударь, уже не ограда из щепочек, это часть
настоЯщего мира, настоЯщий труд. ‘мотрите  все, что Я здесь возвел длЯ себЯ!
‚от это  и была бы настоЯщаЯ историЯ  была  бы всЯ,  полнаЯ, не половинчатаЯ
правда об обыкновенном человеке. •озЯин этот, скорее всего, сложил бы голову
за  свое добро -  и не потому, чтобы в этом была трагедиЯ, а наоборот, нечто
вполне  естественное:  разве  это  прекрасное  имение не  стоит человеческой
жизни?  „опустим,  работает он  в  поле,  а  вдруг  в деревне  набат:  горит
кто-то...  € бросилсЯ  бежать  старый крестьЯнин,  сердце  отказывает,  а он
бежит; ужасно, что только может выделывать сердце! ‘ловно разорватьсЯ хочет,
словно  что-то страшно сдавило  его и не отпускает -  но крестьЯнин бежит...
…ще  несколько шагов -  но это  уже не сердце,  это  уже одна лишь безмернаЯ
боль.  Ќо вот уже, вот ворота и двор, белые стены, красные крыши - отчего же
все завертелось вверх ногами? Ђх нет, это не белые стены, это небо. Ќо  ведь
здесь всегда был двор, удивлЯетсЯ хозЯин... Ђ тут из дома уже выбегают люди,
силЯтсЯ поднЯть тЯжелое тело...
     €ли человек с локтЯми: тоже была бы совсем инаЯ историЯ.  ‚о-первых, он
добилсЯ бы большего - не удовольствовалсЯ бы каким-то там креслом чиновника;
Я даже не знаю, кем бы ему сделатьсЯ, чтоб выразить все его честолюбие. € он
был бы жестче,  он был бы ужасен в своей жажде власти, шагал бы через трупы,
добиваЯсь своего,  все принес бы  в жертву своему  возвеличению  -  счастье,
любовь, людей, себЯ самого. Џоначалу маленький,  униженный, он карабкалсЯ бы
вверх, во что бы то ни стало; примерный ученик - все вызубрил, подает пальто
учителЯм;  старательный   чиновничек   -  трудитсЯ  не  разгибаЯсь,   льстит
начальству, доносит на  коллег;  позже  он  уже  сам  распорЯжаетсЯ другими,
входит во вкус. ‚ластный и бессердечный, мытарит людей - этакий  рабовладе--
лец с бичом; теперь он, конечно, становитсЯ важной персоной, нужной фигурой,
и  чем далее, тем быстрее  растет - все более одинокий и могущественный, все
более ненавидимый. Ќо  и  этого ему мало, никогда-то  не стать ему настолько
важным  лицом, чтобы  вычеркнуть унижение вначале;  ему  все  еще приходитсЯ
кланЯтьсЯ нескольким людЯм - причем он едва не разрываетсЯ от почтительности
и  рвениЯ; сидит  еще в  нем то  малое, подчиненное,  чего он до  сих пор не
преодолел. Ќу-ка еще немного, еще чуточку выше, напрЯжем все силы - и тут-то
человек с локтЯми обо что-то спотыкаетсЯ, и вот он уже в самом низу в позоре
и  унижении  -  и  конец.  ќто  кара за  то,  что  он  хотел  быть  великим,
справедливаЯ  кара.  ”игура  трагическаЯ,  не  правда ли? ’акой был  строгий
начальник, а  теперь  сидит, прижимаЯ руку  к сердцу. „а разве было  у  него
когда-нибудь сердце? Ќе было,  нет -  и вдруг, оказываетсЯ, есть что-то, что
сильно,  глубоко болит.  ‡начит,  эта боль,  этот страх и  есть  сердце; кто
поверил бы, что может быть столько сердца!
     €ли  ипохондрик: доделать его как  следует,  вышел бы настоЯщий изверг.
…го историЯ была бы чудовищной тиранией слабости и страха, потому что слабый
человек  -  самый  ужасный тиран.  ‚сех заставил бы  плЯсать вокруг себЯ  на
цыпочках, и слова не скажи.  Ќикто не  засмейсЯ,  никто  не порадуйсЯ жизни,
потому что Я болен. Љак может, как смеет кто-то быть здоровым и веселым! ’ак
нет же, не дам  вам, негодЯи, пусть ваши лица дергаютсЯ от  боли, сохните от
страха и удрученности!  •оть вам, самым близким, буду отравлЯть  дни  и ночи
тысЯчью мелочных издевок, хоть вас-то заставлю служить моей немощи и хвори -
да  разве Я не  хвор и не имею на то права?  Ђ они - смотрите-ка! -  взЯли и
умерли раньше! ’ак им и надо, а все оттого, что были здоровы! ‚ конце концов
он остаетсЯ один, этот ипохондрик; всех пережил, и некого уже мучить; теперь
он  действительно болен  и  -  одинок  в своей  болезни. Ќе на  кого  больше
злитьсЯ,  некого  винить  в  том, что  сегоднЯ ему хуже...  Љакой  эгоизм со
стороны этих людей, нарочно  умерли! €  ипохондрик, мучивший живых, начинает
тихо и горько ненавидеть умерших, покинувших его.
     Ђ что можно было бы сделать из героЯ! ’от живым бы не выбралсЯ. Ћднажды
ночью  схватили  бы его солдаты -  как он взглЯнул бы на них,  таким гордым,
пылающим, насмешливым взором, - как тогда сын малЯра...  € был бы расстрелЯн
на месте, - скорее всего, пулЯ попала бы прЯмо в сердце; мгновеннаЯ боль - и
он  навзничь  падает  между  рельсов.  Ћбезумевший  сотник с  револьвером...
“несите  "собаку"  в  ламповую!  —етыре железнодорожника  тащат  его тело  -
господи, до чего ж тЯжелы мертвецы!
     Љ тому  времени поэт  давно бы  умер, спилсЯ бы; умирал бы  в лазарете,
опухший  и страшный;  что это шуршит - листьЯ пальм или крыльЯ?  ќто молитсЯ
над  ним  сестра  милосердиЯ, за руки держит - он  мечетсЯ  в белой горЯчке.
‘естричка, сестра, как там дальше: ангел божий, мой хранитель?..
     Ђ  романтик...  ну  что  ж  -  случилось  бы  что-нибудь,  какаЯ-нибудь
огромнаЯ,   необыкновеннаЯ  катастрофа,  и  он  умирал  бы,  -  конечно,  за
прекрасную чужеземку, положив  голову ей на колени,  шептал бы:  "Ne pleurez
pas, madame..." [ Ќе плачьте мадам... (франц.) ] „а,  это и был бы настоЯщий
конец, и все это - настоЯщие, цельные жизни, какими бы им следовало быть.
     € это - все, и все - мертвы? Ќет, осталсЯ  еще тот божий нищий; как, он
разве не умер? Ќе умер, нет, и, может быть, он - бессмертен. ‚ечно он - там,
где конец всему; и будет, верно, в конце всего, увидит и это!
     XXXIV
     Љаждый  из  нас -  мы,  каждый  - толпа, и не  видно краЯ ее. ’ы только
взглЯни на себЯ,  человек,  - ты  ведь чуть  ли  не все человечество! ќто  и
страшно:  ты согрешила  вина падает  на  них на всех, и всЯкую  боль твою  и
слабость несет это необозримое множество. ЌельзЯ, нельзЯ столько людей вести
дорогой унижениЯ и тщетности! ’ы - џ, ты ведешь, ты за них в ответе; всех их
ты обЯзан куда-то привести.
     „а, но что делать, когда столько судеб, столько вероЯтностей! Њогу ли Я
всех  их вести  за  ручку?  Ќеужто  мне  вечно вглЯдыватьсЯ  в  самого себЯ,
выворачивать жизнь свою и на лицо и наизнанку - а нет ли там еще чегонибудь?
Ќе пропустил ли Я какую-нибудь скромную личность, котораЯ почему-то прЯчетсЯ
за  остальными? Ќеужто мне вытЯгивать из себЯ каждый росток вероЯтной жизни?
„а их ведь уже  было добрых  полдюжины, -  тех,  которых можно  было кое-как
распознать  и  назвать, и этого более чем  достаточно; каждой хватило бы  на
полную жизнь  - зачем же  еще искать?  ќдак  и жить  не  успеешь, все будешь
копатьсЯ в себе...
     Ќу и хватит тебе копатьсЯ, ни  к чему это не приведет. Ќе видишь разве,
что все другие люди, кем бы они ни были, - такие же, как ты, и каждый из них
-  тоже  топа!  ’ы  и понЯтиЯ  не  имеешь,  сколько  в  вас  общего;  только
присмотрись  -  ведь  их  жизнь  тоже  одна  из  неисчислимых  вероЯтностей,
заложенных в  тебе! ’ы тоже мог быть  тем, что они: мог быть важной  особой,
или нищим,  или поденщиком,  голым по поЯс; мог быть гончаром,  или пекарем,
или  отцом девЯти  ребЯтишек,  от уха до уха в повидле. ‚се это - ты, потому
что и в тебе тоже разнообразие вероЯтностей. Њожно  смотреть на других людей
и по ним узнавать, сколько всего скрыто в тебе. € любой из них  живет чем-то
твоим -  и оборванец, которого уводит в наручниках полициЯ,  и тихий, мудрый
ламповщик, и пьЯный сотник, заливающий горе вином,  - все, все. ѓлЯди, глЯди
хорошенько,  чтоб  наконец-то  постичь,  сколь  многим   мог  бы  ты  стать;
вглЯдишьсЯ  пристальнее  -  в  каждом увидишь  часть самого  себЯ  и  тогда,
потрЯсенный, узнаешь в нем подлинно ближнего своего.
     „а, это так, слава богу, это так; и Я уже не столь одинок в  своем "Я".
‹юди, мне больше нельзЯ к вам,  не могу  Я смотреть  на вас вблизи, только в
окошко  выглЯдываю  -  вдруг  пройдет  кто-нибудь: почтальон или ребенок  из
школы,  метельщик  или  нищий. Ђ  может, пройдет  мимо  тот юноша  со  своей
девушкой, они склонЯт  головы друг к другу и даже не оглЯнутсЯ на мои двери.
Ђ  Я уж  и  стоЯть-то у  окна  больше  не  могу  - такие у  менЯ  отекшие  и
непослушные, словно холодеющие ноги,  но Я могу еще думать о людЯх, знакомых
и не знакомых, -  их много, словно  на Ярмарке,  необозримаЯ толпа! ѓосподи,
сколько  людей!  Љто бы  ты  ни  был - Я  узнаю тебЯ;  ведь более всего  нас
уравнивает то, что каждый из нас живет  в какой-то  иной вероЯтности. Љто бы
ты ни был - ты одно из моих бесчисленных "Я". ’ы - то дурное  или то доброе,
что есть  и во мне; даже  если б Я ненавидел тебЯ -  никогда не  забуду, как
страшно  ты близок мне. ‚озлюблю ближнего, как самого себЯ; и  ужаснусь ему,
как  самому себе,  и противитьсЯ ему  буду, как самому себе; его бремЯ  буду
чувствовать, его болью  страдать и изнывать от  бесправиЯ, совершаемого  над
ним. —ем  ближе буду к  нему, тем полнее найду себЯ. Џоложу предел  эгоисту,
ибо сам эгоист, и послужу больному, ибо сам болен,  не пройду мимо нищего на
паперти, так как сам Я беден, как он, и буду другом всем, кто  трудитсЯ, ибо
и Я -  один из них. џ  - то, что в силах постичь. —ем больше людей Я узнаю -
тем полнее станет моЯ жизнь. € Я  буду  всем, чем мог быть, и то,  что  было
лишь вероЯтно, станет действительностью. џ буду этим  тем больше, чем меньше
останетсЯ во  мне моего  "Я", ограничивающего менЯ. ‚едь  это "Я"  было  как
потайной воровской фонарик -  существовало только то, что вошло в  маленький
освещенный круг. Ќо теперь  есть ты, и ты, и ты  - столько вас, столько нас,
будто на  Ярмарке.  ѓосподи, как  разрастаетсЯ  мир,  когда  в него вступает
столько  других  людей!  Љто  бы  подумал,  что  это так  беспредельно,  так
величественно!
     ‚от это и есть обыкновеннаЯ жизнь, самаЯ  обыкновеннаЯ - не та,  моЯ, а
наша,  необъЯтнаЯ  жизнь всех нас. ‚се мы  обыкновенны, когда нас столько, и
вместе с  тем - какое  величие! Ѓыть может,  сам бог  - совсем  обыкновеннаЯ
жизнь, надо только  увидеть,  познать  его. Ѓыть может,  Я  нашел  бы его  в
других,  не найдЯ  - или  не  узнав - в  себе; например, встретишь его среди
людей, и, может быть, у него самое обыкновенное лицо, как у всех нас... € он
мог бы ЯвитьсЯ... ну, хотЯ бы во дворе столЯра; нет, не то чтобы он ЯвилсЯ -
а  просто  тебЯ вдруг осенило  бы:  он -  здесь и  повсюду,  и  ничего,  что
громыхают  доски и визжит рубанок;  отец даже головы бы  не поднЯл, ”ранц не
перестал бы свистеть, а пан Њартинек смотрел бы своими  прекрасными глазами,
но ничего  особенного не видел бы;  то была бы самаЯ  обыкновеннаЯ жизнь - и
все же какое грандиозное, потрЯсающее  величие. €ли вдруг - это случилось бы
в  дощатой  лачуге, запертой  на крючок, вонючей, как  нора; такаЯ там тьма,
только  в  щель пробиваетсЯ свет - и вот вдруг все это, все  это свинство  и
нищета, начнет вырисовыватьсЯ в каком-то  странном,  ослепительном сиЯнии...
€ли - последнЯЯ па свете станциЯ, ржаваЯ колеЯ, зарастающаЯ пастушьей сумкой
и мЯтликом,  и  больше ничего - конец  всему;  и вдруг  этот конец  всему  и
окажетсЯ   именно   богом!  €ли   рельсы,  убегающие  в  бесконечность  и  в
бесконечности  пересекающиесЯ,  рельсы,  гипнотизирующие  тебЯ; и  уже  не в
поисках неведомых приключений двинулсЯ бы Я по ним - а прЯмо, все прЯмо -  в
бесконечность.  Ѓыть может, и это  было там, и  это было в моей жизни,  да Я
проглЯдел. Ќапример,  ночь, ночь,  и красные,  зеленые  огоньки, и  стоит на
станции  последний  поезд;  вовсе не международный  экспресс, совсем обычный
пассажирский,  этакаЯ  пыхтелка,  со  всеми  остановками;  почему бы  такому
обычному поезду  не унестись в бесконечность? Ѓим-бим,  смазчик простукивает
колеса, на перроне качаетсЯ фонарь ламповщика, начальник станции поглЯдывает
на  часы  -  пора.  ‡ахлопываютсЯ  двери вагонов, все берут  под козырек,  -
готово! - и  поезд, прогрохотав  по стрелкам, раскатилсЯ  во тьму  - по  той
самой  колее в бесконечность. ‘тойте,  да ведь в поезде том полно: сидит там
пан  Њартинек, пьЯный  сотник  спит  в  углу  как  бревно,  смуглаЯ  девочка
прижалась носом к стеклу, высовывает Язык, а из тормозной будки на последнем
вагоне машет флажком проводник. Џогодите, Я с вами!
     x x x
     „октор  был  в  саду, когда  пан Џопел  пришел  вернуть  ему  рукопись,
аккуратно перевЯзанную, словно стопка завершенных дел.
     - Џрочитали? - спросил доктор.
     - Џрочитал,- буркнул старик, не знаЯ, что бы  сказать еще; помолчав, он
воскликнул: - Џослушайте, врЯд ли это шло ему на пользу - писать такие вещи!
Џо почерку видно - он так неровен в конце,- что рука сильно дрожала.
     Џан  Џопел взглЯнул на собственную руку;  нет, слава богу, еще не очень
дрожит.
     - џ  думаю  - все это должно было сильно  волновать его, правда? ‘  его
здоровьем...
     „октор пожал плечами.
     - Љонечно,  это было ему вредно. ђукопись  еще  лежала на  столе, когда
менЯ  к  нему позвали. ‚идно, только что дописал -  если вообще  дописал  до
самого конца.  Љонечно, длЯ него было  бы  лучше  раскладывать  пасьЯнс  или
что-нибудь в этом роде.
     - ’огда бы он мог еще пожить? - с надеждой спросил пан Џопел.
     - „а-да,- пробормотал врач.- …ще две-три недели, а то и пару месЯцев...
     - ЃеднЯга, - с чувством произнес пан Џопел.
     ’ихо было  в саду, лишь где-то за забором радостно вскрикивал  ребенок.
‘тарик задумчиво приглаживал загнутые уголки листков.
     - ѓосподи,  - сказал он  вдруг, - сколько Я  бы мог рассказать о  своей
жизни! “ менЯ, знаете, все было не так просто и... обыкновенно, как у  него.
‚ы еще молоды, вы не знаете, на что способен человек... …сли б Я захотел все
это как-нибудь объЯснить - куда  бы менЯ занесло. Ќ-да... что было, то было,
чего ж теперь говорить. Ђ вы - вы, конечно, тоже...
     - Њне такими делами  заниматьсЯ некогда, - возразил доктор.- ЉопатьсЯ в
себе и  тому подобное... Ѓлагодарю покорно, с менЯ  хватает этого свинства в
других.
     -  ‡начит,  -  нерешительно  начал пан  Џопел,  -  вы  говорите,  лучше
пасьЯнс...
     ‚рач  метнул  на  него  взглЯд  -  как  бы  не так, стану  Я  тебе  тут
медицинские советы давать!
     - ќто уж кому что нравитсЯ, - нелюбезно ответил он.
     ‘тарик задумчиво протЯнул:
     - Ђ какой был хороший, аккуратный человек...
     „октор отвернулсЯ, делаЯ вид, что ощипывает увЯдший цветок.
     - Ђ знаете, Я переменил кусты дельфиниума у него в саду, -  буркнул он.
- —тоб после него все в порЯдке осталось...
     1934 год.
     ----------------------------------------------------------
     Џослесловие
     Љонец  трилогии. ‘ловно гости  разошлись, был полон дом и вот - тишина;
немножко  -  чувство освобождениЯ, немножко - покинутости. ‚ такие минуты мы
вспоминаем то  и это, что собирались сказать ушедшим - и  не  сказали, о чем
думали  спросить  их  -  и  не спросили;  или  вспоминаем,  кто  каким  был,
возвращаемсЯ мыслью к тому, кто что сказал, как взглЯнул. ‘ложить на коленЯх
руки и еще немножко думать о тех, кого здесь уже нет.
     ‚от  крестьЯнин ѓордубал.  —еловек от коров столкнулсЯ с  человеком  от
коней;  конфликт  между  человеком,  который от одиночества  весь  обратилсЯ
внутрь себЯ, - и  простой,  скажем, жестокой  действительностью,  окружавшей
его.  Ќо это  не  то, не в  этом  подлиннаЯ судьба  ѓордубала.  ЌастоЯщий  и
горчайший удел  его - это то, что  с  ним  произошло лишь  после смерти. Љак
грубеет  его историЯ  в руках людей; как  все  событиЯ,  которые он  пережил
по-своему, по своим  внутренним законам, становЯтсЯ непонЯтными, угловатыми,
когда  полицейские  взЯлись  реконструировать  их   с  помощью  объективного
расследованиЯ; как все портитсЯ,  запутываетсЯ и  сплетаетсЯ, образуЯ совсем
иную,  безнадежно  безобразную   картину.   €  до  чего  же   сам   ѓордубал
обрисовываетсЯ  искаженно   и  чуть  ли  не  гротескно,  когда  общественный
обвинитель, от  имени  суда нравственности,  взывает к  его  тени,  чтоб она
свидетельствовала   против  Џоланы   ѓордубаловой.  —то   осталось  от  ћраЯ
ѓордубала!  Ѓессильный,   слабовольный  старик...   „а,  затерЯлось   сердце
ѓордубала  за  этими  человеческими  процедурами;  в  этом и  есть  трагедиЯ
крестьЯнина ѓордубала, - и более или менее всех нас. Љ счастью, мы обычно не
знаем,  какими предстают наши побуждениЯ  и дела перед другими людьми;  быть
может,  мы ужаснулись бы того перекошенного, неЯсного представлениЯ, которое
сложилось о нас  даже у тех, кто к  нам расположен. Ќеобходимо сознавать эту
сокрытость  подлинного  существа  человека  и  его  внутренней  жизни,  чтоб
постаратьсЯ узнать его справедливее  -  или, по крайней мере, больше уважать
то, чего  мы о нем не знаем. €сториЯ  ѓордубала  была написана зрЯ,  если не
стало Ясно, какаЯ страшнаЯ и всеобщаЯ кривда совершена над человеком.
     Џознание людей длЯ нас во многом ограничено  тем,  что мы присуждаем им
определенное место в своей системе жизни. Љак по-разному ЯвлЯютсЯ нам одни и
те же люди, одни и те же факты в восприЯтии ѓордубала,  в глазах полицейских
и в  нравственной  точке зрениЯ  суда! Џрекрасна  и молода Џолана, какой  ее
видит ѓордубал, - или стара и  костлЯва, как о ней говорЯт другие? ‚опрос по
видимости простой и  даже несущественный, но  от  этого  зависит -  убил  ли
тепан ЊаньЯ (в действительности его звали ‚асиль ЊанЯк, а ѓордубала, - ћрай
ѓардубей) из любви или из корысти; все дело обернетсЯ иначе в зависимости от
ответа на этот вопрос. € таких загадок  много. Љаким же  был ѓордубал, какой
была  Џолана? € был ли тепан мрачным преступником - или симпатичным парнем,
которого  боготворила маленькаЯ  девочка  ѓафиЯ? € каким образом свЯзана  со
всем этим проблема земли и тот жеребчик? €сториЯ, первоначально примитивнаЯ,
распадаетсЯ на рЯд неразрешимых и спорных загадок, стоило только включить ее
в   различные   системы   и  подвергнуть   различным   толкованиЯм.   ’рижды
пересказываютсЯ  здесь одни и те же событиЯ: сначала так, как их воспринимал
ѓордубал, потом - как их увидели полицейские, и наконец - как оценил их суд;
чем дальше, тем сильнее скрипит все  сооружение под тЯжестью  противоречий и
несообразностей -  несмотрЯ  па то или именно потому,  что  хотЯт установить
правду.  ќто  не  значит,  что  правды  нет,  но  она  глубже  и труднее,  а
действительность  - куда шире и сложнее, чем принЯто думать. Џовествование о
ѓордубале  заканчиваетсЯ  не  исправленной  кривдой,  вопросом  без  ответа;
неопределенность венчает  ее  там, где читатель  ждет,  что  его отпустЯт  с
миром. ’ак в чем же подлиннаЯ правда о ѓордубале и Џолане,  в чем - правда о
Њанье?  Ђ что, если правда-то эта - нечто более объемное, обнимающее все эти
толкованиЯ, но и выходЯщее за их пределы? —то, если подлинный ѓордубал был и
слаб и мудр,  Џолана -  прекрасна, как дворЯнка, но и измождена, как  стараЯ
мужичка, что, если ЊаньЯ был мужчина, способный убить из любви, - и человек,
убивающий ради денег? Ќа  первый  взглЯд -  хаос, и  мы не знаем, как к нему
подступитьсЯ,  и  вовсе он  нам  не  по вкусу;  обЯзанность  писателЯ  -  по
возможности как-нибудь привести в порЯдок то, что он нагромоздил.
     Ќа то  и есть "Њетеор" - втораЯ  часть трилогии. ‡десь  тоже в трех или
четырех вариантах излагаетсЯ жизнь человека но изложение - обратное первому:
люди здесь всеми способами стараютсЯ  отыскать  утерЯнное  сердце  человека;
дано только тело его,  и к нему-то стараютсЯ найти соответствующую жизнь. Ќа
сей раз  важно  не то, насколько  расходЯтсЯ  толкованиЯ,  тем более  что их
приходитсЯ высасывать из пальца (как бы это ни  называлось - интуициЯ, живой
сон, фантазиЯ и  так  далее); наоборот,  бросаетсЯ в  глаза, как кое-где,  в
некоторых  точках,  эти  толкованиЯ  совпадают  или  сходЯтсЯ  с   вероЯтной
действительностью, - а  впрочем, и это еще не самое главное. Љаждый отгадчик
включает данный факт - бесчувственное тело - в иной порЯдок жизни; и истории
получаютсЯ  разными  в зависимости  от  того,  кто их  рассказывает;  каждый
вкладывает в историю самого себЯ, свой опыт, свое ремесло,  свой метод, свои
наклонности. ЏерваЯ историЯ - объективный диагноз  врачей; втораЯ  - историЯ
любви  и  вины,-  это  женскаЯ  участливость  сестры  милосердиЯ;  третьЯ  -
абстрактнаЯ, интеллектуальнаЯ конструкциЯ  Ясновидца, и  наконец  - сюжетнаЯ
разработка  писателЯ; можно было бы выдумать еще истории без числа, но автор
должен  быть настолько благоразумным, чтоб  вовремЯ  остановитьсЯ. Ћбщее длЯ
всех этих историй - это то, что в них более или менее фантастически  отражен
сам  рассказчик. —еловек, упавший  с неба, по  очереди  становитсЯ  объектом
воображениЯ доктора, монахини,  Ясновидца и писателЯ; и всЯкий раз это - он,
но и тот, кто занЯлсЯ его  судьбой.  ‚се,  на что мы смотрим, - вещь сама по
себе,  но вместе  с  тем  и что-то  от нас, что-то наше, личное; и когда  мы
познаем  мир и людей, то это  -  вроде как  бы наша  исповедь. Њы видим вещи
по-разному -  в зависимости от  того,  кто  мы и каковы; вещи  добры и  злы,
прекрасны и страшны, - определЯет это  то, какими глазами мы на них смотрим.
„о чего же огромна и  сложна, до чего просторна действительность, если в нее
вмещаетсЯ столько различных интерпретаций! Ќо в  этом уже нет  того хаоса  -
это  четкаЯ множественность, это уже не  неопределенность, но - многогласие;
то, что угрожало  слепыми противоречиЯми, говорит теперь лишь, что мы слышим
различные  и  несообразимые  свидетельские   показаниЯ  -  и   еще,  что  мы
выслушиваем разных людей.
     Ќо если во  всем, что мы постигаем, всегда содержитсЯ наше "Я",  то как
можем  мы  постичь эту множественность, как приблизитьсЯ к ней?  ‚хода нет -
надо  рассмотреть  и  это "Я",  которое мы  вкладываем в свою  интерпретацию
действительности, потому  и  должна была поЯвитьсЯ "ЋбыкновеннаЯ жизнь" с ее
копанием в  душе  человека.  €  вот  нате  же:  и  тут мы опЯть находим  эту
множественность и даже ее причины; человек - сонм реальных  и лишь вероЯтных
личностей;  на  первый взглЯд  это выглЯдит как еще  худшаЯ неразбериха, как
дезинтеграциЯ  человека,  который  сам  себЯ  раздергал  на  малые  куски  и
разбросал свое "Я" по всем ветрам.  Ќо только теперь-то автора и осенило: да
ведь  все  в  порЯдке,  ведь  именно  потому можем мы  постигать  и понимать
множественность, что сами - множественность! Similia similibus: познаем  мир
через  то, что есть мы  сами, и, познаваЯ мир, открываем  самих  себЯ. ‘лава
богу, все встало опЯть  на  свои  места;  мы  - из того же материала, что  и
множественность  мира;   и  есть   наше   место   в  этой   бескрайности   и
бесчисленности, и мы  в  состоЯнии отвечать  этим бесконечно многим голосам.
Ќет больше одного лишь  "Я";  есть мы - люди; мы можем объЯснЯтьсЯ на многих
Языках, звучащих в нас. ’еперь мы можем  уважать  человека за  то, что он не
такой,  как  мы,  -  и  понимать  его,  потому  что  равны ему.  Ѓратство  и
разнообразие! „аже самаЯ  обыкновеннаЯ жизнь - уже бесконечна, и  неизмерима
ценность любой  души. Џрекрасна Џолана,  как она ни костлЯва; слишком велика
жизнь  человека, чтоб иметь одно лишь лицо и чтоб обозреть ее разом. € уж не
затерЯетсЯ сердце ѓордубала, а человек, упавший с неба, будет жить в новых и
новых историЯх. Ќет конца  ничему  - даже трилогии; то,  что стоит в конце,-
распахиваетсЯ  широко,  настолько  широко,   насколько  это  в  возможностЯх
человека.