ял, что совершил ошибку, разыгрывая роль профессора, потому что теперь говорил без раздражения или покровительства, мягко, как с ребенком, страдающим от невыносимой боли. - Континуум тяготеет к сохранению своей структуры. Радикальные изменения возможны только в определенные критические моменты истории. Когда-нибудь в другое время произойдет компенсация. С этой точки зрения ваше вмешательство не имеет значения. В некотором смысле это "всегда" частица прошлого. - Вы правы. - Она с трудом сдерживала негодование, вызванное его попытками успокоить ее. - Извините, сэр. Я кажусь вам глупой и невежественной, не так ли? - Нет. Вы просто взволнованы. Вы изо всех сил стараетесь ясно формулировать ваши намерения. - Корвин улыбнулся. - В этом нет необходимости. Успокойтесь. - Но я не могу понять, - настаивала она, - почему вы не можете протянуть руку помощи. Ничего грандиозного, ничего, что останется в народной памяти или что-нибудь в этом духе. Просто те охотники были... высокомерны. Если они начнут прижимать тулатов, то почему бы не подсказать им, что этого делать не стоит, подкрепив предупреждение какой-нибудь безвредной демонстрацией могущества вроде фейерверка? - Потому что ситуация совсем не такова, какой видите ее вы. Берингия уже населена, вернее, была уже населена не только статичными племенами, едва миновавшими эолит, если к разбросанным так далеко друг от друга стойбищам вообще применимо слово "племя". Развитая, динамичная, прогрессивная культура или группа культур совершили вторжение. Позвольте напомнить вам, что на протяжении всего нескольких поколений они проложили дорогу между льдами Лавразии и Кордильер и проникли на равнину, где тайга после отступления ледников превращалась в плодородные луга. Число мигрантов возрастало. На протяжении двух тысячелетий с того времени, когда вы их повстречали, они научились изготавливать прекрасные наконечники из кремня. Вскоре они истребили мамонтов, лошадей, верблюдов - большинство крупных представителей американской фауны. Этот народ трансформировался в особую расу американских индейцев, но вы ведь и сами знаете историю. Да ситуация неустойчива. Времена давние. Никаких письменных свидетельств, посредством которых мертвые могут говорить с живыми. Тем не менее возникновение причинно-следственных вихрей не так уж невозможно. Мы, полевые агенты, должны свести наше влияние к абсолютному минимуму. Никто рангом ниже агента-оперативника не вправе активно вмешиваться, и даже агент-оперативник делает это только в случае крайней необходимости. "Мне следует помнить, в какие времена он был рожден и воспитан, и делать на это скидку, - подумала Ванда. - Однако он явно упивается собственным красноречием". Раздражение как-то незаметно погасило тревогу. - Возможно, вы преувеличиваете, и на самом деле ничего ужасного с вашими друзьями не случилось, - добавил Корвин, и она вдруг согласилась с ним. Почему же ее настроение столь изменчиво? Конечно, она только что вернулась из диких мест в период, где ее одинаково тяготила как схожесть с родным домом, так и несхожесть с ним. Ванда негодовала, потому что ее работу неожиданно прервали, беспокоилась о "мы", печалилась, что может никогда больше не увидеться с ним и теперь капризничала во время встречи с человеком, у которого за плечами десятилетия опыта в Патруле против ее ничтожных четырех. "Тебе надо успокоиться, девочка". - Ваш кофе остыл, - сказал Корвин. - Сейчас налью горячего. Он забрал чашку, вернулся с чистой, налил в нее до половины кофе из кофейника и поднес бутылку бренди. - Прописываю маленькую добавку для нас обоих. - М-м... микродозу, - уступчиво произнесла Ванда. Средство помогло: скорее просто вкусом, нежели количеством. Корвин больше не настаивал. Он перешел к делу. И этот интеллектуальный обмен мнениями стал уже настоящим лекарством для натянутых нервов. Он доставал книги, раскрывал их на страницах с картами, показывал геологические периоды той земли, где она выполняла свое задание. Ванда, конечно, изучала историю, но он распахнул перед ней более широкие горизонты, живо и с новыми подробностями. В ту эпоху, как знала Ванда, Берингия стала значительно меньше. Тем не менее она все еще оставалась громадной территорией, объединяющей Сибирь с Аляской, и процесс ее исчезновения с лица Земли затянется на очень долгое время, если сравнивать с продолжительностью человеческой жизни. В конце концов море, уровень которого поднялся вследствие таяния льдов, поглотит Берингию, но к той поре Америка будет густо заселена от Ледовитого океана до Огненной Земли. Ей было что рассказать о жизни диких животных и чуть меньше о быте народа этих краев, и она чувствовала себя счастливой, что ей выпало в какой-то степени узнать жителей Берингии. Корвин владел лишь информацией, полученной первой экспедицией, содержащей сведения о языке тулатов, кое-что об обычаях и верованиях. Ванда поняла, что он анализировал эти данные, сравнивал с тем, что узнал о диких племенах других эпох, и экстраполировал их, исходя из собственного опыта. Он изучал палеоиндейцев в тот период, когда они передвигались на юг через Канаду. Цель Корвина состояла в том, чтобы проследить исходный путь их миграции. Только узнав суть случившегося. Патруль мог рассчитывать на определение узловых точек, над которыми следовало установить особое наблюдение. Информация, пусть даже поверхностная, все равно лучше, чем ничего. Кроме того, люди будущего проявляли большой интерес к этой проблеме: антропологи, фольклористы, художники жаждали новых источников вдохновения. Тамберли почувствовала, что ее знания обрели объемность и живость - она с необычайной яркостью вспомнила семьи, жившие порознь, и только время от времени собиравшиеся вместе; часто лишь гонцы и скитальцы связывали их или юноши, ищущие невест. Все это было обычным делом. Простые обряды, внушающие ужас легенды, неизбывный страх перед злыми божествами и духами, штормами и хищниками, болезнями и голодом, а рядом - веселье, любовь и доброта, детская готовность радоваться любым удовольствиям, которые дарует жизнь; благоговение перед медведем, который, быть может, даже древнее, чем сами люди... - Боже мой! - воскликнула Ванда. Тени за окнами уже перечеркнули дорогу. - Я и не заметила, как долго мы проговорили. - Я тоже, - ответил Корвин. - С такой собеседницей, как вы, время бежит быстро. Прекрасный был день, верно? - Верно. Но сейчас за гамбургер и пиво я готова пойти на преступление. - Вы остановились в Сан-Франциско? - Да, в маленькой гостинице около штаб-квартиры. Буду жить там, пока не закончу отчет. Нет смысла перепрыгивать каждый раз сюда из 1990 года. - Послушайте, вы заслужили больше, чем гамбургер в каком-нибудь кафе. Позвольте пригласить вас на обед. Я знаю стоящие места этих лет. - М-м-м... - На вас прелестный костюм. А я сейчас тоже постараюсь принять достойный вид. - Он поднялся с кресла и вышел из комнаты прежде, чем она успела ответить. "Ну и дела! А, собственно, почему бы и нет? Спокойнее, девочка. Сколько воды утекло с той поры, но..." Корвин вернулся скоро, как и обещал, в спортивном твидовом пиджаке и галстуке в виде шнурка, скрепленного застежкой. Они перешли через мост и остановились около японского ресторана неподалеку от рыбачьего причала. За коктейлем он сказал, что если она действительно хочет продолжить работу в Берингии, он, вероятно, мог бы составить ей компанию. Ванда решила, что его слова не более чем шутка. Затем появился повар, чтобы приготовить сукияки [блюдо национальной японской кухни - мясо, жаренное в сое с сахаром и приправами] прямо на их столе, но Корвин, попросив его понаблюдать за действием со стороны, взялся за дело сам. - По рецепту Хоккайдо, - объявил он и стал подробно рассказывать о своем пребывании среди палеоиндейцев Канады, живописуя опасные моменты. - Замечательные парни, но вспыльчивые, обидчивые и скорые на выяснения отношений с помощью силы. Он, казалось, не задумывался о том, что некоторые эпизоды его воспоминаний могут перекликаться с тем, что пережила Ванда в Берингии. После обеда Корвин предложил ей выпить в баре на маяке. Она отказалась, сославшись на усталость. У входа в гостиницу Ванда пожала ему руку. - Закончим разговор завтра, - сказала она, - а потом я действительно должна перенестись в будущее и повидать своих родных 13212 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА Каждую осень "мы" встречались у Кипящих Ключей. Когда погода день ото дня становилась холоднее, было очень приятно поваляться в теплой грязи и вымыться в горячей воде, фонтанчики которой вырывались из земли. Сильный привкус и запах воды служили защитой от болезней, пар и близко не подпускал злых духов. "Мы" собирались из разбросанных по всему побережью стойбищ, из отдаленных мест, где, с их точки зрения, кончался мир, чтобы насладиться самым веселым в году праздником. Люди приносили с собой много еды, потому что ни одна семья не смогла бы прокормить такую кучу народа, и пускали припасы по кругу. Среди особого угощения были вкусные устрицы из залива Моржа, их приносили живыми в воде; недавно добытые рыба, птицы, мясо, приправленное травами; сушеные ягоды и цветы, собранные на летних лугах, ворвань [вытопленный жир морских животных], если кому-то удавалось убить тюленя на суше. Люди брали с собой товар для обмена - прекрасные шкуры и кожи, красивые перья и камни. Они наедались до отвала, пели, танцевали, шутили, вольно предавались любви, обменивались новостями, товарами, строили планы, вздыхали, вспоминая старые времена, и улыбались, глядя на молодую поросль, резвящуюся среди взрослых. Иногда кто-то ссорился, но друзья всегда примиряли забияк. Когда провизия кончалась, они благодарили Улунгу за гостеприимство и расходились по домам, унося с собой приятный груз воспоминаний, который будет освещать грядущие темные месяцы. Так было всегда. Так должно быть всегда. Но настали времена, когда печаль и страх навалились на "мы". Поползли слухи о чужаках, объявившихся летом в этих краях и поселившихся в глубине земель, подальше от моря. Немногие "мы" видели пришельцев, но недобрую молву разнесли молодые парни, кочующие по округе, и их отцы навещавшие ближайших соседей. Уродливые, говорившие с волчьими завываниями, завернутые в кожу, вооруженные невиданным оружием, захватчики разгуливали небольшими группами везде, где им хотелось. Заходя в поселение "мы", они бесцеремонно брали еду, вещи, женщин не как гости, а как хищники, подобные орлу или скопе [скопа - хищная птица отрада соколообразных, обитает у водоемов, питается рыбой]. Мужчин, пытавшихся оказать сопротивление, жестоко наказывали, пронзая ножами и копьями. Рана у Орака воспалилась, и он умер. Почему Ты, Которой Ведомо Неизвестное, покинула нас, народ "мы"? Праздник на Кипящих Ключах в этом году был невесел - смех звучал излишне громко. Может быть скверные люди уйдут прочь, подобно плохим годам - когда снег лежал до конца лета, - оставлявшим после себя множество мертвых. Что за новое зло постигло их? Люди отходили в сторону и перешептывались. Неожиданно мальчик, прогуливавшийся неподалеку от источника, с криком помчался к пирующим. Испуг волной пробежал по толпе, приведя ее в движение. Арюк с Ольховой Реки успокоил людей, раздав несколько тумаков, а затем созвал к себе мужчин. Вскоре все, кроме младенцев, успокоились - по крайней мере внешне. За прошедший год Арюк стал подавленным и неразговорчивым. Он и остальные мужчины вышли за пределы стойбища, сжимая в руках топоры или дубинки. Женщины и дети сгрудились среди хижин. За их спинами грохотал прибой, над головами пронзительно кричали птицы, вокруг безнадежно свистел ветер. Был ясный день, по небу пробегали лишь редкие быстрые облака. На западе солнце освещало холмы, окрашенные осенью в желто-серые тона. Грязевое озеро пузырилось рядом, переливаясь коричневым, самым темным из окружающей гаммы, цветом. Ветер разметал тепло, пар и магический запах озера. К "мы" приближались незнакомцы. Острые копья покачивались в такт их широким шагам. Арюк прищурился, глядя вдаль. - Да, это чужаки, - хрипло сказал он. - Их меньше, чем нас, я думаю. Встали рядом! Быстро! Чужеземцы приблизились. Но кто это с ними? Женщина?! Одета, как и они, но... ее волосы... - Дараку! - простонал Арюк. - Дараку, моя дочь, которую они забрали к себе! Он бросился было бежать, закричал, но повернул назад и замер, дрожа всем телом. Вскоре они подошли. Лицо девушки было худым, и что-то знакомое промелькнуло в ее глубоко запавших глазах. Рядом с нею шел охотник, остальные рассыпались по бокам. Взгляды их светились алчностью. - Дараку, - прорыдал Арюк, - что это значит? Ты вернулась домой к матери и ко мне? - Я принадлежу им, - ответила она угрюмо. И указала на мужчину рядом с собой. - Он, Красный Волк, хочет, чтобы я помогла вам в разговоре. Они пока что не выучили наш язык, как следует, но я немного понимаю их речь. - Как... как ты жила, моя милая? - Мужчины меня используют. Я работаю. Две женщины бывают добры ко мне, когда мы встречаемся. Арюк вытер глаза тыльной стороной ладони. Он проглотил комок, подступивший к горлу, и сказал, обращаясь к Красному Волку: - Я знаю тебя. Мы встречались, когда ты пришел сюда впервые, я был тогда с моей сильной подругой. Но она покинула нас, а ты выследил меня и увел мою дочь. Какой злой дух сидит в тебе? Охотник небрежно махнул рукой, словно отогнал муху. Неужели понял? И что он думает? - Ванайимо - Облачные Люди, - ответил он. Арюк едва различал слова, исковерканные непривычным тягучим произношением. - Хотеть дерево, рыба. Омулайех... - Он взглянул на Дараку и произнес что-то на своем языке. Она монотонно перевела, глядя мимо отца и братьев: - Это я сказала им, что вы собираетесь здесь. Мне пришлось это сделать. Они сказали, что сейчас самое подходящее время прийти сюда и поговорить с вами. Они хотят, чтобы "мы"... чтобы вы приносили им разные вещи. Всегда. Они скажут, что и сколько. Вы должны. - О чем это они говорят? - выкрикнул Хуок с Берега Выдр. - Они что, голодают? У нас не так много еды, но... Красный Волк изверг из себя еще одну серию бессмысленных звуков. Дараку облизнула губы. - Делайте, как они говорят, и они не причинят вам вреда. Сегодня я - их рот. - Мы можем меняться... - начал Хуок. Рев оборвал его. Хонган с Болота Кроншнепов был самым смелым среди "мы". Поняв, чего хотят пришельцы, он пришел в ярость. - Они не хотят меняться. Они просто берут! Разве норка меняет свою шкурку на приманку в капкане? Скажи им "нет"! Гони их прочь! Охотники нахмурились и взяли оружие наизготовку. Арюк понимал, что должен успокоить своих людей, но руки его налились тяжестью, а горло перехватило. Один за другим его мужчины подхватывали крик Хонгана: - Нет! Нет! Кто-то швырнул камень. Другой парень выскочил вперед и набросился на охотника с топором. Так в памяти Арюка запечатлелось то мгновение, когда он позже попытался восстановить события. Он так до конца и не понял, что произошло. Раздался оглушительный рев, началась потасовка, которая тут же переросла в свирепое сражение, - кошмар. А затем "мы" бросились бежать. Рассыпавшись, они оглянулись назад и увидели, что все чужаки целы и невредимы, а с их каменных топоров каплями падает кровь. Двое мужчин "мы" лежали мертвые, с вывороченными из распоротых животов внутренностями, с разбитыми черепами. Раненым удалось спастись - всем, кроме Хонгана. Проткнутый несколькими копьями, он рухнул на землю и долго стонал, прежде чем замолк навсегда. Дараку всхлипывала, припав к коленям Красного Волка. 1990 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА - Привет, - произнес автоответчик Мэнса Эверарда. - Говорит Ванда Тамберли из Сан-Франциско. Помните меня? - Голос ее вдруг как-то сник. Оживление явно было наигранным. - Конечно, помните. Хотя... с той поры минуло уже три года. Во всяком случае, в моей жизни. Право, жаль, что так вышло. Время просто пролетело, а вы... Впрочем, ладно. "Ты не искал меня. Да и с какой стати? У агента-оперативника хватает важных забот". - Мэнс... сэр, мне неловко тревожить вас, особенно после столь долгого молчания. Я не рассчитываю на какие-то привилегии, но просто не знаю, куда еще обратиться. Не могли бы вы, по крайней мере, позвонить мне и позволить объясниться? Если вы скажете, что я несу чепуху, я тут же умолкну и не буду докучать вам. Пожалуйста. Мне кажется, вопрос серьезный. Может быть, вы согласитесь со мной. Вы застанете меня по номеру... - Далее следовал номер телефона и перечень удобных для разговора часов и дней в феврале. - Спасибо большое даже просто за готовность выслушать меня. На этом заканчиваю. Еще раз спасибо. Молчание. Прослушав запись, он остановил пленку и несколько минут простоял в раздумье. Ощущение было такое, словно его квартира из Нью-Йорка перенеслась куда-то в другое измерение. Наконец он пожал плечами, невесело усмехнулся и кивнул сам себе. Записанные автоответчиком прочие послания не были срочными, требующими безотлагательных действий. Как и дело Ванды, впрочем. Тем не менее... Эверард пересек комнату и подошел к маленькому бару. Пол под ногами казался непривычно голым, прикрытый только ковром, - не было шкуры полярного медведя. Многие из гостей упрекали его за нее. Он не мог объяснить им, что шкура эта из Гренландии Х века, когда не только медведи представляли опасность, но и сама жизнь была совершенно иная. Да и по правде говоря, шкура слишком загрязнилась. Шлем и скрещенные копья остались висеть на стене - никто не мог догадаться, что это не просто имитация бронзового века. Он налил себе шотландское виски с содовой, закурил трубку и вернулся в кабинет. Кресло объяло его уютом, как старые разношенные туфли. Эверард старался не приглашать сюда современников, не связанных с Патрулем. Когда все же такие гости забредали в его квартиру, они неизменно начинали распространяться о том, что ему необходимо обзавестись компьютером, и рекомендовали знакомую фирму. Эверард, бывало, отвечал: - Я подумаю над этим, - и менял тему разговора. Большинство предметов на его столе представлялись гостем совсем не тем, для чего они служили на самом деле. - Дайте мне досье на специалиста Ванду Мэй Тамберли, - приказал он в устройство связи своего компьютера. Изучив данные на экране, Эверард задумался и начал просматривать все, что имело отношение к работе Ванды. Вскоре ему показалось, что он напал на след, и он запросил подробности. В комнату вползли сумерки. Спохватившись, он понял, что просидел у компьютера несколько часов и проголодался. Он даже не распаковал вещи, вернувшись из последнего путешествия. Эверард решил не выходить из дома - слишком неспокойно было на душе. Он засунул гамбургеры в микроволновую печь, поджарил, соорудил громадный бутерброд, открыл банку пива и проглотил все, даже не поняв вкуса. Синтезатор пищи мог бы произвести что-нибудь поизысканней, но если ты обосновался в обществе, которое еще не знает о путешествиях во времени, то не следует держать под рукой предметы будущего, если в них нет особой необходимости. В противном случае их нужно прятать или тщательно маскировать. Когда он закончил ужин, калифорнийское время подползло к третьему промежутку, указанному Вандой. Он вернулся в гостиную, снял телефонную трубку и сам удивился, как неровно забилось его сердце. Ответила женщина. Он узнал мелодику ее голоса. - Миссис Тамберли? Добрый вечер. Это Мэнсон Эверард. Могу ли я поговорить с Вандой? Ему следовало бы помнить номер ее родителей. Не так много времени из его собственной жизни минуло с той поры, когда он звонил в их дом, хотя оно и было наполнено бурными событиями. "Хорошая девочка, возвращается к своим, как только появляется возможность. Счастливая семья, таких сейчас мало", - подумал он. Средний Запад его детства до 1942 года, когда он уехал оттуда на войну, походил на мечту, миф, навсегда утраченный - как Троя, Карфаген и невинность инуитов. Много повидав на своем веку, он давно понял, что лучше ни к чему не возвращаться. - Алло! - воскликнул запыхавшийся молодой голос. - О, я так рада, что вы позвонили! Спасибо. - Не за что, - произнес Эверард. - Я понял, что у вас на уме и, вы правы, поговорить необходимо. Вы сможете встретиться со мной завтра, во второй половине дня? - В любое время и в любом месте. Я в отпуске, - сказала она и осеклась - ее могли услышать. - То есть у меня каникулы, я это имела в виду. В удобном для вас месте, сэр. - Тогда в книжном магазине. В три часа, подходит? Ее родители вряд ли догадались, что он сейчас совсем в другом месте, - и лучше было оставить их в этом неведении. - А вечер вы мне можете посвятить? - вырвалось у Эверарда. - Почему же нет, конечно. Неожиданно смутившись, они обменялись еще несколькими фразами и повесили трубки. Эверарду нужно было выспаться, но у него скопилось множество действительно неотложных дел. Когда он вошел в городскую штаб-квартиру, сумерки снова спустились на землю; холодные и серовато-мертвенные, они сгустились вокруг чахоточных фонарей. Из потайной комнаты подвального этажа он вытащил роллер, вскочил в седло, установил курс и включил контрольную панель. Подземный гараж, в который он перенесся, был еще теснее. Эверард вышел из замаскированной двери и поднялся наверх. В окна лился дневной свет. Он оказался в престижном и дорогом книжном магазине и тут же увидел Ванду, разглядывающую какую-то редкую книгу. Она пришла раньше. Волосы ее на фоне плотно заставленных полок сияли солнечным светом, платье со вкусом подобрано под цвет глаз. Он подошел и произнес: - Добрый день. Она даже вздрогнула. - О! Как вы п-поживаете, агент... Эверард? - Голос выдавал ее волнение. - Тес... - оборвал он ее. - Пойдемте туда, где можно поговорить. Два-три посетителя проводили их взглядами, когда они двинулись по проходу между стеллажами, но скорее из зависти к Эверарду, поскольку все они были мужчины. - Привет, Ник! - произнес Эверард, входя в кабинет владельца магазина. - Как дела? Невысокий человек улыбнулся и приветливо кивнул, не сводя с них серьезного взгляда сквозь толстые линзы. Эверард заранее известил его о том, что хочет воспользоваться кабинетом. В комнате тоже не было ничего особенного. Вдоль стен теснились полки с книгами и громоздились коробки, на полу - кипы бумаг, массивные тома высились на столе, служившем конторкой. Ник был истинным библиофилом. Главной причиной, привлекшей его на службу в Патруле на этом маленьком, но оживленном участке, стала возможность отправляться на поиски книг в другие времена. Последние поступления - судя по переплету, книги викторианской эпохи, - лежали по соседству с компьютером. Эверард взглянул на названия. Он никогда не строил из себя интеллектуала, но книги любил. "Происхождение культа почитания деревьев", "Птицы Британии", "Катулл", "Священная война" - подобные книги некоторые коллекционеры, несомненно, оторвали бы с руками, если бы хозяин не решил попридержать их для себя. - Садитесь, - предложил Эверард и придвинул Ванде стул. - Спасибо. Она улыбнулась и сразу же стала непринужденной, более похожей на себя. "Хотя невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Мы можем перемещаться во времени сколько душа пожелает, но не в силах вырваться из границ собственной жизни", - подумал Эверард. - Вы по-прежнему старомодно галантны. - Провинциал. Стараюсь отучиться. Современные дамы готовы оторвать мне голову за то, что я будто бы высокомерен в тех случаях, когда я, на мой взгляд, проявляю всего лишь учтивость. Эверард обошел стол и сел напротив Ванды. - Да, - вздохнула она, - куда труднее понять век своего рождения, чем целую цивилизацию прошлого. Я прихожу к такому выводу. - Как ваша жизнь? Радует ли работа? Лицо Ванды просветлело. - Громадное удовольствие. Потрясающе! Прекраснейшая работа. Нет, у меня просто нет слов. Но в ее глазах промелькнула тень. Ванда отвела взгляд. - Трудности, как вы знаете, тоже есть. Я уже научилась справляться с ними. До последнего времени, пока не произошла та самая история. Он решил пока не касаться темы. Прежде всего нужно помочь ей освободиться от страшного напряжения, если, конечно, ему удастся. - Прошло достаточно времени. Последний раз я видел вас вскоре после окончания Академии. Тогда они отправились пообедать в Париж 1925 года бродили вдоль Сены по левому берегу весь весенний вечер напролет, а потом зашли выпить в "Две кубышки", и парочка ее литературных идолов оказалась в том же уличном кафе, через два столика от них. Когда он пожелал Ванде доброй ночи и попрощался с ней у дверей дома ее родителей 1988 года, она поцеловала его. - С той поры для вас прошло почти три года, верно? Она кивнула. - Годы напряженной работы для нас обоих. - Для меня на сей раз не было так долго. Всего два задания, достойных упоминания. - Неужели? - удивленно спросила она. - Разве вы не вернулись домой в Нью-Йорк в 1988 году, когда завершили работу? Вы же не можете допустить, чтобы ваша квартира пустовала месяцами. - Я сдал ее, вернее передал в субаренду оперативнице, которой она нужна была для выполнения задания. Вы знаете, в последние десятилетия здесь установили контроль над сдачей жилья. Вечные проблемы с поручителями. К тому же приличного жилья так мало, что для того, чтобы стать владельцем квартиры, надо выложить круглую сумму, а это неразумно для агента Патруля. - Понимаю. Тамберли слегка напряглась. "Оперативнице, вот оно как... Кстати, столь же неразумно для агента Патруля распространяться на подобные темы. Особенно в таких случаях..." - Послания от моих коллег передаются мне автоматически. Если бы вы позвонили позавчера... Ее обида или, скорее, укол самолюбия мгновенно забылись. Взгляд Ванды упал на руки, скрещенные на коленях. - У меня не было повода, сэр, - негромко произнесла она. - Вы чрезвычайно добры, великодушны, но... я не хотела показаться назойливой. - Я тоже. "Маститый агент-оперативник совсем засмущал новобранца Патруля. Несправедливо. Она может и обидеться", - подумал Эверард. - Впрочем, если бы я знал, сколько прошло времени для вас... Действительно долгий срок, и не потому только, что минуло сколько-то лет, измеряемых ударами пульса, а потому, скорее, что эти годы были полны событий, необычайных приключений, трудностей, побед, веселья, печалей. И романов? Фигура Ванды обрела зрелость, как заметил Эверард, но прибавила не пышности, а твердости. И черты лица стали тверже - события оставили на нем свой след. Но истинная перемена все же трудно уловима. Ванда была девушкой, или, как угодно современным феминисткам, молодой женщиной, совершенно юной. Девушка в ней не умерла, и он сомневался, что это вообще когда-нибудь произойдет. Напротив него сидело источающее молодость создание, но оно стало женщиной в полном смысле этого слова. Сердце у него забилось неровно. Эверард выдавил смешок. - Хорошо, давайте прекратим жеманство, - сказал он. - И, пожалуйста, запомните, мое имя - не сэр. Здесь, с глазу на глаз, мы можем вести себя естественно, Ванда. Она быстро овладела собой. - Спасибо, Мэнс а рассчитывала на это. Он вытащил из пиджака трубку и табак. - А как насчет этого? Не возражаете? - Нет, дымите. - Она улыбнулась. - Поскольку мы с вами одни. И про себя: "Дурной пример тем, кому курение смертельно опасно! Медицинская служба Патруля искореняет или излечивает все, что не убивает нас открыто. Ты родился в 1924 году, Мэнс, выглядишь лет на сорок. Но сколько ты на самом деле прожил? Каков твой истинный возраст?" Он вряд ли откроется ей. Во всяком случае, не сегодня. - Я просмотрел вчера ваше досье, - сказал он. - Вы проделали великолепную работу. Она посерьезнела и взглянула на него уже спокойно. - А в будущем? - Я не запрашивал такую информацию, - поспешно ответил он. - Это невежливо, неэтично, и мне не сообщат ничего, пока я не представлю обоснованной причины для подобного запроса. Мы не заглядываем ни в наше завтра, ни в будущее наших друзей. - И тем не мене, - пробормотала она, - информация там есть. Все, что вы или я когда-либо совершили, все, что я открою в жизни прошлого, известно там, в грядущем времени. - Эй, мы ведь на английском говорим, а не на темпоральном. Парадоксы... Золотистая головка согласно кивнула. - Разумеется. Работа должна быть выполнена. Она должна завершиться на определенном этапе. Не было бы никакого смысла, если бы это мне уже было известно; что же касается опасности возникновения причинно-следственного вихря... - Кроме того, ни прошлое, ни будущее не отлито в бетоне. Именно поэтому и существует Патруль. Но, может, довольно повторять вводную лекцию курса? - Извините меня. Я до сих пор не могу осознать некоторые вещи и вынуждена повторять для себя основные постулаты. Моя работа - это... движение вперед. Подобно освоению неведомого континента. Ничего похожего на то, чем занимаетесь вы. - Пожалуй. Я вас понимаю. - Эверард плотно набил трубку. - Без сомнения, вы и в будущем будете замечательно работать. Наше руководство более чем довольно вашими достижениями в Вер... гм... Берингии. Не только устными докладами, аудиовизуальными материалами и прочим, но и тем, что вы - я, правда, ничего не понимаю в вашей науке - нащупали модель естественной истории той эпохи. Вы проникли в ее суть и таким образом внесли существенный вклад в общую картину. Ванда напряглась и задала не дававший покоя вопрос: - Почему в таком случае они перевели меня оттуда? Он помедлил, прежде чем зажечь трубку. - Хм, я понял, вы сделали ровно столько, сколько необходимо для обследования Берингии. После того как вы отгуляете честно заработанный отпуск, они предложат вам какой-то другой аспект плейстоцена. - Да я почти ничего не сделала! Сотни человеческих лет мало для настоящего исследования. - Понимаю, понимаю. Но вам известно, или должно быть известно, о нехватке людей в Патруле. Мы, ученые из грядущих времен, и сам Патруль, должны создавать обширную общую картину, а не зацикливаться на повадках кучки аборигенов. Она вспыхнула. - Вы же знаете, что я имела в виду нечто совсем другое, - отпарировала Ванда. - Я говорю в целом о приполярной миграции биологических видов, о двустороннем движении между Азией и Америкой. Это уникальный феномен, экология во времени и в пространстве. Если бы я хотя бы могла выяснить, почему популяция мамонтов сокращается, вернее, сократилась так быстро в Берингии, когда на другом континенте они еще долго существовали! Но моим планам положили конец. И все, что я получила, это те же рассуждения вокруг да около. Я надеялась, что хоть вы поговорите со мной по-человечески. "Характер, - подумал Эверард. - Не только не желает заискивать перед агентом-оперативником, но готова даже отчитать, если он того заслуживает с ее точки зрения". - Извините, Ванда. Я не хотел вас обидеть. - Затем, глубоко затянувшись, добавил: - Факты таковы, что пришельцы, с которыми вы столкнулись, меняют все. Разве вам этого не объяснили? - Да. До известной степени. - Она заговорила мягче. - Но неужели мои исследования действительно могут испортить дело? Один человек, тихо передвигающийся по степи, по холмам, лесам, вдоль побережья? Когда я жила среди тулатов - вы знаете, это аборигены, - мое присутствие никого не беспокоило. Эверард хмуро уставился на трубку. - Я не осведомлен в деталях, - согласился он. - Вчера я просмотрел кое-что, но совсем немного из-за нехватки времени. Мне, однако, показалось совершенно очевидным, что ваши тулаты не играют важной роли в перспективе исторических событий. Они исчезают, не оставив после себя значительных следов, сколь-нибудь отчетливых, как, например, в стойбищах Роанок и Винлэнд. Палеоиндейцы станут истинными американцами доколумбовой эпохи. Однако на раннем этапе их внедрения трудно определить, что может вызвать существенные перемены и внести разлад в будущее. - Эверард поднял руку. - Конечно, конечно. Это маловероятно. Мелкие волны и морщинки в общем потоке истории непременно будут разглажены. Это касается и ваших... тулатов. Что же касается палеоиндейцев, то кто способен гарантировать устойчивость ситуации на данном этапе? К тому же управление Древней Америки хочет, чтобы за их историей велось наблюдение без всякого изм... вмешательства в развитие культуры. Тамберли сжала кулаки. - Ральф Корвин отправился жить среди них! - Ах вот оно что! Прекрасно. Он профессионал в таких делах, авторитетный антрополог, я просмотрел и его досье. У него отменный послужной список, начиная с работы с более поздними, чем тулаты, народами. Он сведет до минимума свое влияние, но в то же время узнает достаточно много о том, чему действительно суждено случиться; так же как и вы проделали работу для выяснения истинной картины животного и растительного мира Берингии. - Эверард выпустил дым тонкой струйкой. - Это основополагающая проблема, Ванда. Пришельцам предопределено вступить во взаимодействие с аборигенами. Оно может состояться легко или не очень легко, но процесс неизбежен, и не исключено, что он окажется очень запутанным. Мы не можем допускать анахронизмов на сцене истории. Они способны вызвать такую сумятицу событий, которая будет необратима. Особенно потому, что вы не обладаете опытом Корвина. Понятно? В конце концов, ваши исследования в области экологии весьма ценны, но сейчас абсолютный приоритет отдается изучению человека. Вне всякой связи с вашей личностью возникла необходимость положить конец этому проекту. Вы получите другое задание, и руководство постарается обеспечить вам выполнение работы до конца. - Да, понятно. Это мне уже втолковали. Некоторое время Ванда сидела безмолвно. Когда она подняла глаза, взор ее был твердым, а голос спокойным. - Но здесь дело не только в науке, Мэнс. Я боюсь за этот народ, за своих тулатов. Они славные люди. Примитивные, часто по-детски наивные, но хорошие. Безгранично добрые и гостеприимные, и по отношению ко мне они были такими не потому, что я загадочна и сильна, а по сути их натуры. Что станется с ними? Что уже там случилось? Они забыты, потеряны в истории. Почему? Ответ страшит меня, Мэнс. Он кивнул. - Корвин изложил свое мнение конфиденциально после беседы с вами. Он повторил рекомендацию прервать ваше задание в Берингии, поскольку опасался, что вы можете поддаться... искушению, соблазну вмешаться в события. Или, по крайней мере, действовать вслепую, не имея специальной на то подготовки и без контроля экспертов. Не считайте его подлецом. Он выполняет свой долг. Корвин предложил вам заняться более ранним периодом. Тамберли тряхнула головой. - Бесполезно. Условия тогда изменялись очень быстро, и мне, по существу, придется начинать все заново. Но то, что я обнаружу, не будет слишком полезным для эры миграции людей, в которой так заинтересован Патруль. - М-да. На предложение наложили вето именно по этим мотивам. Но поверьте Корвину. - Да, собственно говоря, верю. - Она заговорила быстрее: - Я многое передумала. И вот к чему пришла. Моя работа заслуживает завершения. Мы можем рассчитывать лишь на приблизительный итог, но и он, вне сомнения, окажется полезным. И может быть, я помогу тулатам, совсем немного, очень осторожно, под контролем специалистов, не для того, чтобы изменить их судьбу, а просто чтобы освободить от боли несколько неприметных человеческих жизней. Доктор Корвин намекнул мне, как это сделать, когда мы выходили с ним пообедать. В тот момент я не придала значения его замечанию, но с того самого дня размышляю над ним. Что если я не вернусь к Арюку, и тулатам, но воссоединюсь с ними, смешавшись с чужаками? Слова Ванды отозвались в голове Эверарда глухими ударами. Он отложил трубку в сторону и сделал каменное лицо. - Нешаблонно, - произнес он. Тамберли рассмеялась. - Единственно, о чем я прошу вас, - намекните милому доктору, что он не в моем вкусе. Я бы не хотела огорчать его. Кроме того, у нас обоих чудовищное количество дел, требующих исполнения в кратчайший срок, иначе мы действительно можем излишне подействовать на людей в Берингии. - Ванда стала совершенно серьезной. Заметил ли он слезы, блеснувшие на ее ресницах? - Мэнс, вот для этого вы мне и нужны. Для начала - ваш совет, а потом, если вы убедитесь, что я еще в своем уме, ваш авторитет и влияние. Я спросила мнение своего непосредственного руководителя, и тот порекомендовал мне забыть об этом. Как вы сказали, нешаблонно. Он не ханжа, но в его сознание заложен другой курс, и никто не смеет тревожить его покой. И Ральф Корвин той же породы. Он, возможно, оказался захваченным врасплох, когда говорил что-то после второй порции коктейля, ударившего в голову. У вас есть власть, авторитет, связи в этой сфере. Пожалуйста, хотя бы вы подумайте о моей просьбе. Эверард думал. Они говорили и говорили. Когда он согласился с ней, солнце уже село. Эверард вдруг вспомнил, как он пригласил Ванду в Патруль. И как она вскрикнула от радости. Теперь она устала настолько, что была в состоянии только прошептать: - Спасибо, спасибо большое! Оба ожили, когда отправились обедать. Эверард приехал в костюме, подходящем для аудиенции у императрицы Китая, Ванда выглядела тоже элегантно. После обеда они еще долго бродили от бара к бару и говорили, говорили. Когда Эверард пожелал ей спокойной ночи у дверей дома ее родителей, она снова поцеловала его. 13211 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА Дело шло к зиме. На землю, промерзшую до звона, бураны намели толстый слой снега; бурый медведь уносился в снах к мертвым, а белый бродил по льду, сковавшему море. "Мы" проводили бесконечно-темные дни в своих жилищах. Сначала медленно, едва передвигаясь, а потом стремительно солнце вернулось в эти края. Ветры стали мягче, сугробы таяли, весело журчали ручьи, плавучие льдины громоздились друг на друга и крошились, рогатые животные и мамонты нетвердой походкой вели новорожденных детенышей в степь, усеянную цветами, как звездами, перелетные птицы возвращались в родные края. В прежние времена эта пора была самой счастливой в жизни "мы". Они боялись нехоженых троп глубинных земель, волков и духов, но ходили, ибо не могли не идти. Осенью охотники заставили "мы" отметить камнями дорогу. И потом им пришлось самим же ходить по ней с данью, которую требовали от них чужаки. Когда выпадал снег, "мы" освобождались от дани до весны, но в теплое время года мужчины из каждой семьи "мы" обязаны были совершать подобные путешествия один раз между полными лунами. Так приказали охотники. Тяжело нагруженные Арюк и его сыновья шли три дня. Они знали, что на обратный путь уйдет не менее двух суток. Некоторые поселения "мы" находились еще дальше, чем жилище Арюка, другие - ближе к стойбищу охотников, но отлучки одинаково тяготили всех, поскольку это время было потеряно для охоты, сбора ягод и работы на собственную семью. А вернувшись домой, они принимались за подготовку следующей партии дани. На поддержание собственной жизни оставалось слишком мало времени и сил. "Мы" поговаривали об общей встрече, чтобы обсудить, не постав