лые препоны, которые они ставили своим государям, и за неодолимое упрямство, с которым они отстаивали присвоенные духовенством права. Мы бы никогда не кончили, если бы захотели остановиться на разборе поведения и жизни всех этих знаменитых борцов за поповскую власть, которых церковь обычно вознаграждала апофеозом за их мужество бунтовщиков. Остановимся только на двух из них, на поведении которых лучше всего можно постигнуть дух поповщины. История Англии дает нам имена двух героев, обессмертивших себя в рядах церкви дерзким сопротивлением, которое они оказали государям и законам страны, "пророческой" наглостью в обращении со своими господами и смутами, которые они возбудили среди своих сограждан. Первый из них-святой Дунстан. В молодости он своей распущенностью и низостью вызвал неудовольствие короля Ательстана. Видя, что его честолюбивые мечты разбиты, Дунстан ударился в ханжество, совсем ушел от света, заключил себя в келье, вел строгий образ жизни и даже творил чудеса. Одним словом, он пустил в ход все средства, чтобы создать себе репутацию святого. Достигнув этого, он снова появился в полном блеске при дворе короля Эдреда. Государь этот, всецело доверившись добродетели Дунстана, назначил его своим главным казначеем. Но преемник Эдреда, Эдви, отнюдь не был одурачен его ханжеством и потребовал от него отчета в управлении казной. Человек божий наотрез отказался повиноваться. Король обвинил его во взяточничестве и изгнал его из королевства. Во время его отсутствия заговор, охвативший всех монахов в королевстве, не заглох. Одон, архиепископ кентерберийский, всецело преданный Дунстану, стал во главе клики и начал с того, что нанес королю весьма чувствительное и жестокое оскорбление. Король был женат, вопреки законам церкви, на своей родственнице Эльдживе, принцессе редкой красоты, которую монарх страстно любил. Брак этот пришелся не по душе Дунстану и святошам. Поэтому архиепископ Одон собственной властью распорядился схватить королеву во дворце. Затем, чтобы уничтожить ее красоту, которую он считал преступной, он велел обжечь ей лицо каленым железом. В таком состоянии ее отправили в Ирландию. Король чувствовал себя слишком слабым чтобы сопротивляться наглому прелату и его заговору душой которого был Дунстан, который пользовался поддержкой народа, порабощенного монахами. Ему пришлось согласиться на развод. Тем временем несчастная Эльджива, совершенно оправившаяся от ран, от которых у нее на лице не осталось следов, вернулась в Англию и стремилась скорее броситься в объятия того, кто продолжал считать ее своей законной супругой. Но по дороге она попала в засаду, устроенную ей архиепископом. Так как после всех этих покушений смерть ее стала абсолютно необходимой прелату и его партии, то королева была по его приказанию искалечена столь непристойным и варварским образом, что через несколько дней умерла от этого в неслыханных мучениях. Не довольствуясь этими ужасами, святые и их монахи подняли народ против короля. На его место был посажен его малолетний брат-Эдгар. Святой Дунстан вернулся и от его имени взял в свои руки бразды правления и стал во главе партии переворота. У низложенного монарха осталось всего несколько провинций на юге Англии. Что касается Дунстана, то в награду за свои "высокие подвиги" он был назначен последовательно епископом ворчестерским, затем лондонским и, наконец, по протекции Эдгара он стал архиепископом кентерберийским в ущерб некоему Бритгельму, законно избранному на этот пост. Папа, целям которого наш святой тогда содействовал, ревностно трудясь над введением в Англии безбрачия духовенства, не чинил ему никаких затруднений в замятии этого выдающегося поста. Тогда Дунстан, сам бывший монахом, опираясь на авторитет папы, сделавшего его своим легатом, и пользуясь поддержкой короля, обязанного ему короной, стал усиленно хлопотать о том, чтобы лишить светских священников их бенефиций и обогатить за этот счет монахов. Одним словом, он стал полновластным господином королевства, которым он управлял тираническим образом. Хотя он проявил такую строгость в вопросе о браке Эдви, он, однако, простил брак Эдгара, подло убившего одного придворного сеньора, чтобы жениться на его жене. Святые часто имеют, таким образом, два веса и две меры. После смерти Эдгара Дунстан самовольно короновал Эдуарда третьего. Знать королевства высказалась в пользу Этельреда, но на стороне прелата были монахи и чернь. Когда впоследствии Этельред тем не менее стал королем, могущество нашего святого померкло и он умер от огорчения в 990 г. Второй из этих "героев"-знаменитый Фома Бекет, более известный в церкви под именем святого Фомы Кентерберийского, архиепископа и мученика. Этот святой, вознесенный Генрихом вторым на пост канцлера Англии, долго жил при дворе короля, питавшего к нему большую дружбу. В то время у нашего святого были все манеры царедворца, и он даже выделялся весьма скандальной роскошью. Но, добившись путем интриг избрания на должность архиепископа и примаса Англии, он решительно переменил свой образ жизни. Он начал с того, что отказался от поста канцлера. Он сократил свои экипажи, охотничьих собак и свиту. Наконец, чтобы завоевать уважение народа, он стал демонстрировать величайшую строгость поведения. Но под внешним умерщвлением плоти он скрывал чрезвычайное честолюбие и несноснейшее высокомерие. В эпоху Генриха второго церковники, огородив себя против гражданских законов иммунитетами, предались без всякого стыда самому необузданному распутству; гражданские власти не смели наказывать их преступные действия. В течение царствования этого короля насчитывали больше ста убийств, безнаказанно совершенных членами духовного сословия. Когда Генрих захотел положить предел этим эксцессам, он натолкнулся на сопротивление нашего святого прелата, заявившего, что совесть ему не позволяет согласиться на то, чтобы гражданская юстиция разбирала поведение священников и чтобы их можно было приговаривать к смертной казни, как прочих людей. Ничто не могло сломить упорства святого. Раздраженный его несправедливостью и наглым упрямством, король предложил ему дать отчет в делах управления. Но Фома, по примеру Дунстана, отказался повиноваться. В конце концов, обвиненный в клятвопреступлении, неповиновении и оскорблении величества, он бежал во Францию, где король, рассчитывая повредить этим Генриху, в своей неразумной политике предоставил убежище мятежнику, действия которого затрагивали интересы всех государей. Однако все эти недоразумения уладились. Фома вернулся в свою страну, но лишь затем, чтобы вызвать новые смуты. Гордый покровительством папы помогавшего его недостойным мероприятиям, наш герои не переставал давать чувствовать королю и его сторонникам силу своего высокомерного и мятежного характера. Раздраженный и доведенный почти до отчаяния наглостью неблагодарного, издевавшегося над верховной властью, Генрих в порыве несдержанности проговорился, до какой степени этот фанатик казался ему несносным. Некоторым офицерам короля только того и надо было. Думая, что они угадали намерение своего господина, они отправились в Кентербери и убили ненавистного архиепископа, который на этом посту поставил себе задачей создавать смуты в государстве и причинять огорчения королю. Духовенство не преминуло увидеть в Фоме мученика, мужественно отстаивавшего свое дело. Через три года после смерти папа его канонизировал, основываясь на слухах о поразительных чудесах, совершавшихся на его могиле. Но всякий здравомыслящий человек будет рассматривать этого недостойного попа как бунтовщика, заслужившего свою участь и ставшего жертвой вопиющей несправедливости, с какой он поддерживал права, которые узурпировало развращенное духовенство и которые этот честолюбивый обманщик имел бесстыдство выдавать за права самого бога. Как бы то ни было, королю пришлось искупить тяжелым и унизительным покаянием убийство этого бунтовщика, совершенное без его распоряжения. Римский епископ, который в эту эпоху невежества пользовался с позволения государей и их подданных ужаснейшей деспотической властью над всем христианским миром, вменил убийство Фомы в вину Генриху и заставил его подвергнуться публично бичеванию розгами и принести публичное покаяние на могиле святого, который при жизни столь жестоко его оскорбил. Случай из более древней истории Англии может нам дать представление о наглости попов и низости королей. Когда Вильгельм Завоеватель завладел престолом, он был коронован Атольдом, архиепископом йоркским, ввиду отказа архиепископа кентерберийского, желавшего остаться верным своему прежнему господину. Угодливость йоркского прелата дала ему большую силу при дворе нового монарха; но, когда последний однажды в чем-то ему отказал, архиепископ повернулся к нему спиной и проклял его. Вильгельм ужаснулся, бросился к ногам прелата и со слезами стал просить прощения за свой отказ, обещая исполнить его желание. Но гордый Атольд не был тронут, и, когда придворные обратили его, внимание на унизительную позу короля, он ответил: "Оставьте, оставьте его распростертым у ног Петра". Этих примеров достаточно, чтобы разоблачить дух поповщины в эпоху невежества, когда народы и короли, погруженные в величайшее варварство, одинаково трепетали под скипетром служителей господа. Таковы - по крайней мере, в большинстве своем-те прелаты, которых церковь возвела в ранг святых. Обычно она измышляла чудеса, якобы совершенные этими великими людьми, и, создавая им культ, вознаграждала их за то, что они часто смущали покой общества и противились законам самых справедливых государей. Она превратила в мучеников людей, которые пали жертвой собственного безумия и честолюбивой наглости. Если эти мученики церковных иммунитетов часто были честолюбивыми обманщиками, то многие из них были, по-видимому, невежественными фанатиками или глупцами, введенными в заблуждение возвышенными принципами духовенства. В своем ослеплении они не могли вскрыть истинные мотивы собственного своего поведения, они были убеждены, что интересы их честолюбия или гордости их сословия действительно являются интересами бога. Таким образом, высокомерные невежды часто могли добросовестно считать, что станут угодны богу, если внесут беспорядок и расстройство в государство, чтобы потворствовать гордости сословия, к которому они принадлежали. В течение многих веков епископы и попы были почти единственными организаторами всех крупных переворотов. Куда бы мы ни направили свой взор, мы видим, как эти зазнавшиеся подданные, уверенные в своей безнаказанности, предаются самым позорным эксцессам, замышляют заговоры, становятся во главе бунтовщиков. Более того, мы видим, что римский епископ наказывает королей, когда они, желая осуществлять у себя королевскую власть, имеют неосторожность наказать беспокойных подданных, ставших гораздо сильнее чем они, благодаря той власти над умами, которую давало им невежество и суеверие народов. Особенно отличилась епископская братия своей нетерпимостью и духом гонений. Во все века мы видим, как епископы преследуют своих врагов с беспримерным остервенением, свойственным церкви. В качестве прирожденных судей в делах веры епископы защищали ее с жаром и часто с жестокостью, никак не совместимой с христианской любовью, которую мы находим лишь в писаниях христианских. Вся история церкви дает нам только один пример епископа, проявившего терпимость к лицам, разошедшимся с официальной религией. Святой Мартин, епископ турский, является этим фениксом епископского сословия. Когда после смерти Грациана Галлилей завладел тиран Максим, наш добрый епископ отправился к нему в Трев и приложил все усилия, чтобы помешать осуждению присциллианистов, казни которых яростно требовали два испанских епископа, сами виновные в ужаснейших преступлениях. Гуманный прелат не добился успеха у тирана. Но, не сумев добиться помилования несчастных, он не захотел больше иметь что-нибудь общее с теми двумя епископами, жестокость которых наложила, по его мнению, на церковь неизгладимое пятно. Но по всей видимости, не этот акт человеколюбия послужил основанием для возведения доброго епископа в ранг святого. Кротость и снисходительность никогда не были добродетелями духовенства. В его глазах веротерпимость всегда была признаком нечестия или по крайней мере безразличия к религии. В самом деле, предпочитать законы разума, справедливости, человечности интересам попов, для которых, очевидно, специально выдумана христианская религия,-значит не иметь веры. Сословие епископов, которому государство поручало заботу об интересах церкви, особенно должно было считаться всегда с опасностями веротерпимости. Поэтому в лице представителей этого сословия мы видим только гордых тиранов, постоянно занятых гонением и безжалостным преследованием тех, кто смел противиться их власти. Мы видим, как они пресмыкаются перед римским первосвященником, чтобы приобрести право топтать ногами народы, королей и даже подчиненных им священников. Глава седьмая. СВЯТОСТЬ ПАП, ИЛИ РИМСКИХ ЕПИСКОПОВ, ПОЛИТИКА СВЯТОГО ПРЕСТОЛА. СРЕДСТВА, КАКИМИ ПОЛЬЗОВАЛИСЬ ПАПЫ, ЧТОБЫ ДОСТИГНУТЬ МИРОВОГО ГОСПОДСТВА. РЕФОРМАЦИЯ. Выше мы уже видели, какое высокое представление христиане имели о своих епископах. Мы видели, что на них смотрели как на земных богов и что народ, хотя сам избирал их, был убежден, что выбор его определяется божественным внушением. Ведь обычно люди кончают тем, что начинают обоготворять творение рук своих. Епископы прилагали все старания к тому, чтобы зародить и питать такие возвышенные идеи в умах своих подданных. Великий святой Киприан, сам бывший епископом, всюду внушал, что бог-а не люди-назначает епископа. Кроме того, епископы имели - или уверяли, что имеют,- видения, сны откровения, постоянно получали предупреждения свыше-короче, были боговдохновенны и находились в регулярных сношениях с божеством. Все эти понятия легко были усвоены первыми верующими, которые, по всем данным, были самыми простодушными, набожными и легковерными из людей. В результате все епископы не только становились святыми после смерти, но даже получали это звание при жизни. Их называли святыми и пресвятыми. Эти слова стали обычной формулой обращения епископов друг к Другу, так же как у нас все обращаются к ним (и сами они Друг к другу со смиренным титулом "монсеньер", что соответствует в англиканской церкви титулу "милорд". Постепенно епископы утратили титул "святых". То ли христиане, несмотря на свою веру, заметили несоответствие между поведением пастырей и этим религиозным титулом. То ли епископы, став более светскими людьми, пренебрегли этим титулом, не желая выполнять то, к чему он обязывал. Его сохранили только для римского епископа, которого и теперь христиане его исповедания называют "святым отцом", а при обращении к нему титулуют его "ваше святейшество". Действительно, этот епископ сумел завладеть титулами и правами всех епископов христианского мира. Благодаря хитрой политике, благоприятному стечению обстоятельств и, особенно, постигшим Римскую империю бедствиям он создал себе духовное царство на земле, гораздо более обширное и сильное, чем царство цезарей, чье место он занял. Стоя во главе духовенства древней столицы мира, он стал главой христианства и монархом епископов, которые в течение веков были связаны с ним только узами общего вероисповедания. Наконец, он стал сувереном и даже судьей христианских королей и пользовался неограниченной деспотической властью над ними и над их подданными. Рассмотрим вкратце, какими средствами пресвятой отец, именуемый также папой, добился такой могущественной власти не только над духовенством, но и над всеми христианами. Христианство рано утвердилось в Риме. Проповедники христианства должны были понять, что для них важно совершить духовные завоевания в столице, богатом и многолюдном городе, обещавшем весьма обильную жатву. Из послания Павла к римлянам (1,8), где апостол говорит, что их "вера возвещается во всем мире", можно заключить, что евангелие было занесено в столицу другими раньше, чем он сам туда прибыл. Неизвестно, ному надо приписать основание римской церкви, но, несомненно, христиане были в Риме до прибытия туда Павла. Что касается проповеди в Риме святого Петра, которого упорно желают превратить в первого римского епископа, то она отнюдь не засвидетельствована ни Деяниями апостолов, где святой Лука не говорит о том, что Петр был в Риме одновременно с Павлом, ни в Посланиях святого Павла, который во Втором послании к Тимофею (4, 16) жалуется, что, когда ему пришлось впервые предстать перед назначенными императором судьями, "никого не было с ним, но все покинули его". Если бы Петр был тогда в Риме, было бы очень дурно с его стороны покинуть таким образом товарища в беде. Правда, приписываемое Петру послание датировано из Вавилона; ну, так наши богословы утверждают, что Вавилон и Рим - одно и то же. Но ученые-критики доказали, что путешествие Петра в Рим вымышленно и что история его мученичества при Нероне основана только на недостоверном предании, в свою очередь основанном на авторитете Папия (человека, которого, как мы видели, Евсевий порицает за легковерие), и на некоторых легендах, которые здравая критика вынуждена отвергнуть. Они могли иметь некоторое значение только для людей вроде первых христиан, склонных всему верить без проверки. Мы видели, что бесстрашные фальсификаторы постоянно подделывали произведения, годные для того, чтобы распространить среди верующих предания и сказки, соответствующие их видам. А так как эти легенды и недостоверные слухи соответствовали политическим целям и интересам римских епископов, то они делали все возможное, чтобы внушить доверие к ним. Очевидно, они считали выгодным выдавать себя за преемников Петра, тем более что в принятых у христиан евангелиях они вычитали, что этот апостол был первым служителем Христа, его правой рукой во всех начинаниях, хранителем его тайн. В "священных" книгах прочли, что Иисус специально поручил ему "пасти его овец" и вообще во многих случаях заметно выделял его перед прочими апостолами. Римские епископы поняли поэтому, как важно подставить себя на место святого, который, по признанию верующих, занимал важнейший пост в коллегии апостолов. Все данные нам показали, что первые христианские пастыри не были свободны ни от гордыни, ни от честолюбия, ни от желания жить прилично за счет проповеди евангелия. Эти страсти обнаружились еще откровеннее у их преемников. Святость всегда кажется лучше в отдалении: maior e longinquo reverentia. Тацит. История. Самыми святыми считались всегда те, кого труднее всего разглядеть и распознать. Поэтому апостолы являются для христиан величайшими святыми. Древность окутывает их облаком, сквозь почтенную густоту которого они выглядят как боги. О сменивших их позднейших святых выработалось уж не столь высокое мнение. А в святых, находящихся перед глазами, обычно уже ничего особенно замечательного не находят. Впрочем, последние либо вовсе не творят чудес, либо если они совершают чудеса, то современники, видящие их, подвергают их сомнению, а верит в них обычно только потомство, которое их не видело. Исходя из этого, мы можем предположить, что святые, занимавшие римский престол после апостолов, отнюдь не обладали всеми совершенствами этих божественных людей, что, однако, нисколько не вредило их святости. Вообще, по всем данным, уже с самых отдаленных времен римские епископы проявляли чрезвычайное честолюбие, величайшее властолюбие, непомерную жажду обогащения, огромное рвение в пропаганде веры, то есть в расширении своей власти. Эти страсти они, очевидно, передали всем своим преемникам. И они по традиции сохранились до сих пор и у ныне правящих первосвященников римской церкви. Если первые римские епископы не все были святыми, то церковная история, по крайней мере, сообщает, что почти все они претерпели мученичество. Это доказывает, что либо они были твердо убеждены в истинности своей религии, либо им было очень выгодно проявить привязанность к учению, доставлявшему им много богатств и величайший авторитет. Эти выгоды были не без неудобств. Ремесло епископа, как мы уже указывали, при языческих императорах было бенефицией, связанной с известными обязанностями. То был пост, окруженный опасностями. Могущество и влияние столичных епископов должно было, как это показывает одно место в послании святого Киприана по поводу святого Корнилия, внушать опасения светским правителям Рима, которых они беспокоили больше, чем епископы дальних городов. Здесь, несомненно, кроется главная причина того, что первые папы почти все были мучениками. Несмотря на неудобства, связанные с постом римского епископа, он даже во времена императоров-язычников был предметом самых страстных домогательств. Мы уже упоминали о смутах, распрях и убийствах, которыми сопровождались выборы епископов. В этом нет ничего удивительного. Этот столь опасный пост имел свои приятные стороны. Был, правда, риск стать мучеником, зато была уверенность, что можно будет насладиться огромными богатствами, пользоваться безграничной властью над верующими, стать распорядителем сокровищ, собранных набожными христианами, чей кошелек всегда был открыт для пастырей. Если первосвященник и предвидел мученический конец, то он мерещился где-то вдали. Он мог надеяться, что сумеет вовремя ускользнуть от угрожающей ему участи, а пока что он наслаждался исключительным уважением со стороны его партии и богатыми приношениями, способствовавшими укреплению его власти над своими приверженцами. Так можно объяснить себе причины бестрепетного мужества первых римских первосвященников и множества других епископов первых веков. Благосостояние в настоящем заставляло их закрывать глаза на неприятное будущее. Теми же соображениями, кстати сказать, можно объяснить себе мотивы твердости, проявленной святым Лаврентием, дьяконом римской церкви и мучеником, который предпочел дать себя зажарить, чем выдать офицерам императора Валериана казну, хранителем или кассиром которой он был. Аммиан Марцеллин, книга 22, глава. 5; книга. 27, глава 3. По всей видимости, епископы доверяли дорогой для них денежный сундук лишь вполне верным людям, людям испытанной веры. Мы не можем сомневаться, что в те времена щедрость верующих была столь же безгранична, как и легковерие их. Проповедники постоянно говорили о милостыне и благотворительности, которую эти святые умели использовать. Чтобы отвлечь верующих от земных дел, с ними вели беседы о блаженствах рая и о близком пришествии Иисуса, которого ждали с минуты на минуту. Наше суждение не будет необоснованным, если мы скажем, что римские епископы, как и все прочие, с успехом использовали эти мотивы, чтобы вызвать щедрость верующих в благотворении. Папы, надо полагать, с успехом применяли эти методы в мировой столице, разбогатевшей от ограбления всех народов. Язычник Претекстат сказал: "Сделайте меня римским епископом, и я стану христианином". Об интригах и насилиях, какие пускали в ход, чтобы добиться папского достоинства, можно составить себе представление по обстоятельствам избрания Дамасия, который своими происками побил другого кандидата, Урсицина. Обе стороны дошли до такой степени ярости, что невзирая на уважение к церкви, где они собрались, сторонники обоих претендентов вступили врукопашную, и на месте осталось 137 убитых, не считая раненых. По словам Аммиана Марцеллина, нет ничего удивительного в том, что люди, стремившиеся лишь к величию и богатству, боролись с таким жаром и яростью за обладание этим саном, ибо они были уверены, что, получив его, они скоро разбогатеют благодаря приношениям матрон, приобретут блестящую внешность, будут выделяться великолепием экипажей, богатыми пирами, роскошью, превосходящей царскую роскошь. Из истории мы знаем, что богатые приношения, проходившие через руки римского епископа, давали ему возможность распространить свою благотворительность на верующих в провинции. Римские верующие посылали им вспомоществования, которые должны были поддержать их веру. Евсевий. История церкви, 4, 23. Эти щедроты, которые распределял папа, в сочетании с уважением, которое питали к императорскому городу, естественно, давали римским первосвященникам превосходство над епископами более бедных провинциальных городов, которые, нуждаясь в помощи, попадали в некоторого рода зависимость от римской церкви. Римские епископы умело использовали эту зависимость, и пастыри многих церквей охотно признали их превосходство. Кроме того, римское духовенство было многочисленно и состояло из столичных церковников, обыкновенно более образованных. Поэтому многие епископы обращались за советами к римскому епископу, считались с его мнением и с постановлениями его клира. В результате папы понемногу присвоили себе в некотором роде юрисдикцию, которую они ловко сумели превратить в свое право. Однако превосходство римского епископа вначале не было таким значительным, каким оно стало впоследствии. Епископы обращались с ним как с равным, и видели, что святой Ириней, епископ лионский, в довольно резком, отнюдь не покорном тоне пишет папе Виктору, упрекая его в том, что он слишком необдуманно отлучил восточных епископов из-за спора относительно времени празднования пасхи. Святой Киприан и африканские епископы отказались подчиниться решениям папы Стефана и даже не признали себя отлученными от причастия. Евсевий. История церкви, 5, 25, 26, 27. Святой Киприан, послание 71, 72, 73, 74 и 75. Одним словом, мы видим, что и в древние времена, и в позднейшие века епископы всех стран противятся воле римского первосвященника, и в конце концов восточная церковь оспаривает его верховенство и пышный титул "вселенского". Этот титул всегда был предметом вожделений пастырей римской церкви, даже тех первосвященников, которых выдают за наиболее святых. Надо полагать, что в то время папы уже не посылали столько пожертвований иногородним верующим, они, по-видимому, больше старались концентрировать в своих руках чужие богатства, чем раздавать другим свои богатства. Богатство не замедлило развратить римских епископов и их духовенство. Это чувствовалось уже в эпоху язычества, но проявилось особо непристойным образом после того, как Константин избавил церковь от гонений. В четвертом веке святой Василий жаловался на гордость, заносчивость и чванство римской церкви. "Я ненавижу,- говорил он,- гордыню этой церкви". Святой Иероним, как мы уже видели, очень резко выступает против той же церкви, которую называет "великой вавилонской блудницей". Римские епископы ничего не сделали, чтобы рассеять представления, какие дают нам эти святые учители о поведении своих предшественников. Более того, мы скоро увидим, что папы как бы нарочно старались уничтожить хорошее мнение, которое можно было иметь об их святости. Чрезмерные претензии римских епископов в конце концов привели к окончательному возмущению их восточных собратьев, которые хотели сохранить свою независимость и быть на равной ноге со своим римским коллегой. Последний никогда не хотел уступить или хотя бы умалить свое верховенство, на которое он претендовал как преемник святого Петра, бывшего, по его уверениям, основателем церкви и "князем апостолов". Папа поэтому постоянно осуществлял свои претензии с большим или меньшим успехом, смотря по тому, в какой степени византийские императоры были заинтересованы в том чтобы иметь римского епископа на своей стороне. Ведь воля могущественного государя, как известно, довольно часто определяет собой волю подвластных ему епископов. Власть восточных императоров в Италии была шаткой и непрочной. Им грозила даже полная потеря власти, если бы они не сохранили добрых отношений с римским епископом, имевшим в этой стране больше власти, чем они. Цари, таким образом, вынуждены были договариваться со своим подданным, который мог бы очень легко лишить их и той тени власти, которая оставалась еще у них над страной, окруженной варварами, готовыми ее захватить. Папа сумел использовать это положение, чтобы стать независимым от своих господ и расширить свою власть за их счет. Вскоре он, видя их слабость, обратился к варварам и, играя на их честолюбии и алчности, сумел при их помощи создать себе государство. Так щедрость Карла Великого сделала папу светским государем. Вначале римский епископ был сговорчив по отношению к своим новым господам и признавал их власть. Западные императоры пользовались правом утверждать избрание пап. Но хитрые папы сумели использовать к своей выгоде раздоры между потомками Карла Великого, вечно занятыми тем, что вырывали друг у друга поделенные между ними королевства. Короли, столь же дурные, как и суеверные, часто брали папу в арбитры в их недоразумениях, и, таким образом, они дали ему юрисдикцию, которую он сумел использовать против них и против их преемников. Их раздоры, войны и постоянные бедствия послужили причиной величия римской церкви. Кроме того, Европа погрязла в глубоком невежестве, малограмотные короли и дикие вояки умели только сражаться и предоставляли первосвященнику, лучше разбиравшемуся в их интересах, царствовать над ними и их государствами. Благодаря этому безумству королей и глупости народов "смиренные служители бога" стали владыками Запада, подлинными господами над королями и их подданными, раздавателями корон, деспотами и даже богами христиан. Достаточно хоть сколько-нибудь внимательно читать историю, чтобы убедиться, что своим величием и тиранией папы обязаны больше всего королям Франции. Государями сделали их Пипин Короткий и Карл Великий. Инквизиция была учреждена во Франции. Людовик четырнадцатый искоренил ересь. А его преемник сделал все возможное, чтобы задушить янсенизм и принять буллу Unigenitus. Ничто не сравнится с той отвратительной лестью, которую расточали этим духовным тиранам их рабы. Некий аббат в похвальном слове папе Евгению четвертому на Флорентийском соборе обратился к нему в таких выражениях: "Я охвачен трепетом при мысли о том, что я, представляющий собой лишь прах и пыль, имею честь говорить перед тобою, богом на земле. Да, ты-земной бог, ты-Христос и его наместник" и так далее Бароний рассказывает, что сарацинский принц поклонялся папе Александру третьему как "святому и милосердному богу христиан". Сумасбродство дошло до того, что, по словам Эразма, в его время в богословских школах спорили о том, "человек ли папа или же он-как бог и наподобие Иисуса Христа - обладает и божественной и человеческой природой". Папам помогали в осуществлении их планов епископы, которых они поставили во всех странах Запада. Они получали средства к жизни и власть от римского первосвященника. Папы обратили в христианство большинство европейских государств. В разное время папы посылали к германцам, англам, северным народам, полякам и др. миссионеров, задачей которых было расширить власть пославшего их первосвященника. Таким образом, большинство епископов должно было признать римский престол источником могущества и богатств, которыми эти прелаты пользовались у народов, впервые завоеванных для христианской религии. В своих собственных интересах они проповедовали народу слепую покорность своему главе, а отсюда вытекала слепая покорность им самим и их прибыльным догмам. Таким образом, епископы стали повсюду опорой могущества папы и орудием его величия. Управление церковью, бывшее вначале, как мы указали, аристократическим, превратилось на Западе в абсолютную монархию, выродившуюся в ужасный деспотизм. Между тем, как уже можно было заметить, эмиссары папы наталкивались иногда на препятствия со стороны самого духовенства. Даже их проповедь евангелия находили не соответствующей тому евангелию, которое было возвещено ранее. В самом деле, христианство папы или то, которое он распространял через своих миссионеров, должно было казаться весьма оскорбительным для епископов, не знавших до тех пор, что они рабы римского епископа. Как и древние пастыри, они считали себя равными ему. Да и вообще они не знали большого количества догматов и теорий, изобретенных постепенно римской церковью для своих выгод. Поэтому эмиссары святого престола встречали иногда очень дурной прием у епископов, ревнивых к своей независимости и приверженных старине. Но папские миссионеры при помощи королей и их солдат в конце концов одолевали все препятствия. С оружием в руках они проповедовали полезные догматы о чистилище, об исповеди, о безбрачии духовенства, иконопочитании, индульгенциях и т. п. Они таким путем заставили епископов склониться под игом наместника Иисуса Христа, который сам себя возвел в монархи над церковью. Мы видели, что именно таким образом святой Августин проповедовал евангелие папы англичанам, а святой Бонифаций навязал его аллеманам и фризам. От первоначальной свободы и независимости, которой раньше пользовались епископы, не осталось и следа. Только в нескольких странах сохранились слабые воспоминания о древней дисциплине и древних нравах духовенства и государей. Эти идеи независимости известны во Франции под именем "свобод галликанской церкви". Правительства этого королевства утверждали, что соблюдают древние права королей и церкви против узурпации римского святого престола. Так как, однако, священники по своей естественной склонности предпочитают зависеть от главы собственного сословия, чем от кого-нибудь чужого, то римский первосвященник стал во всех странах настоящим сувереном священников и епископов. Последние смотрели на него как на источник их собственной власти над людьми и потому были больше верны этому духовному суверену, чем светским государям. Вот почему в настоящее время почти все христианские епископы признают главенство папы, хотят получать свою апостольскую миссию из его рук, называют себя епископами "милостью святого престола" даже в тех случаях, когда они получают сан по милости светских государей. Согласно этим принципам, во всех странах, именующих себя правоверными, или католическими, римский епископ был всегда сильнее королей. Он был сувереном попов, а попы, как известно, господа над народами. Политика римской курии с большим успехом использовала одно средство, способное разжечь честолюбие духовенства и держать епископов в зависимости от нее. Она придумала украсить пурпуром и титулом кардинала тех, кто в каждой отдельной стране проявил особую преданность ее интересам. Эти кардиналы считались не только князьями церкви,-папы объявили их равными королям. Поэтому сан кардинала стал предметом вожделений всех честолюбивых епископов. Короли ходатайствовали об этом выдающемся сане для тех, кого они хотели отличить. Он стал источником богатств, и короли считали своим долгом осыпать почестями и благами тех своих подданных, которые, выдвинувшись на этот пост, становились непосредственными подданными папы и не признавали над собой иного господина, кроме него. Таким образом, короли, одураченные своими предрассудками, неустанно работали на пользу римского первосвященника, даже в ущерб своей собственной власти. Кардиналы, избиравшиеся из среды всех наций, были как бы представителями универсальной церкви и в качестве таковых получили право избирать папу, то есть давать главу этой церкви. Как бы то ни было, папа считался центром христианского единения, и по степени единения с этим видимым главой церкви судили о правоверии, или чистоте веры. Те, которые отделялись от духовного монарха, считались еретиками, схизматиками и нечестивцами и тем самым лишенными духовных благ, уготованных для верных, то есть для остающихся постоянно в оковах, наложенных на них святым отцом. Кардинал Каетан постановил, что "церковь родилась рабыней святого Петра и его преемников и не имеет права распоряжаться". Эти соображения могут нам разъяснить, почему ересь в глазах католиков представляется величайшим преступлением, которое римский епископ и его духовенство преследуют с величайшим остервенением. Им выгодно, чтобы все думали, как они, чтобы верующие считали выгодными для себя выдуманные попами догмы и обряды. Для них важно было, чтобы ничего не проверяли, ибо всякая проверка могла оказаться невыгодной первосвященнику и его приверженцам. Одним словом, без нерассуждающей веры ни духовенство, ни его глава не могли бы существовать. Знаменитый Гаспар Скьоппиус говорил, что "миряне - ослы, мулы, лошади, католики - ручные ослы, еретики - дикие ослы, а католические короли - ослы, которые, с колокольчиком на шее, ведут за собой остальных". Для упрочения своей власти, или могущества веры, папа в различные времена с большим успехом пользовался монахами и монастырями, которые зависели только от него и не находились в подчинении у епископов, иногда оказывавших непослушание своему духовному суверену. Монахи эти были, так сказать, папскими волонтерами. Они жили привольно во всех странах, обязанных повиновением папе, они держали в страхе епископов и внушали почтение народам своей святостью, смирением и таинственным жаргоном. Таким образом, римский первосвященник содержал во всех государствах воинство, которое было всегда под рукой, получая содержание и пропитание от народов, которые они держали в глубоком невежестве, зато в очень покорной преданности святому отцу. При помощи этих эмиссаров папа рекламировал свои притязания, подавлял протесты епископов, завладевал их паствой, заставлял всюду трубить о его праве на величие, о его верховенстве над епископами, о его непогрешимости, о его превосходстве над соборами, о его правах над светскими государями - словом, о его неограниченной власти на небе и на земле. Ловко используя мрак невежества, покрывавший весь христианский мир, папы выбирали подходящие моменты для фабрикации документов против королей, народа и даже самого духовенства. Тогда-то и выплыли подложные декреталии, подложные постановления, подложные церковные законы; а всеобщая глупость не позволяла опротестовать эти подлоги. При помощи таких мошенничеств святейший отец стал судьей христианского мира. Он определял законность прав" договоров, особенно браков, он все подчинил своей юрисдикции, и короли, как последние из их подданных, вынуждены были прибегать к святому престолу, чтобы узаконить все свои действия. Народное образование зависело исключительно от римского первосвященника. Он присвоил себе исключительное право основывать университеты. Короли утратили право воспитывать юношество и оказались вынуждены прибегать к иностранному священнику, чтобы просветить ум и сердце своих подданных. Понятно, что римские эмиссары, монахи и служители церкви, на которых исключительно возложена была эта забота, не преминули вдолбить юношеству принципы, выгодные интересам церкви и ее видимому главе. К тому же в те несчастные времена только они и занимались наукой. Раздавались, было слабые голоса против сумасбродных претензий и тирании папы, но они скоро заглушались голосами множества крикунов, преданных интересам пап. Всякого врага тирании первосвященника объявляли врагом бога. Короли, отчасти из корысти, отчасти из набожности, отчасти из страха, вынуждены были защищать дело папы, поднимать оружие в его защиту, убивать те жертвы, которые святой отец предписывал им принести для удовлетворения своей мести или честолюбия или даже только из-за подозрения. В течение целых