за выказанную слабость, но скорее всего им позволят сбежать и укрыться где-нибудь в деревне. Командир вздохнул с облегчением, когда боль немного стихла. Потом он отошел к дальнему концу алтаря. Первый из его подчиненных поспешно встал на его место, явно желая поскорее отделаться от болезненной процедуры. Еще не остановившись, он бросил щит и копье и схватился за нож. Он резанул так быстро, что Злабориб не успел отвести взгляд. - Мало! - прошипел ему командир. Воин хмуро покосился на него и резанул снова. С минуту он дал крови свободно течь, как бы надеясь, что ему скажут, будто этого довольно. Потом потянулся за солью. Варварство! Неслыханное варварство! Присутствующим джоалийцам противно смотреть на все это. Когда они приносят жертву Ольфаан или даже самой Астине, они предлагают ей курицу, ну, в крайнем случае бычка. Они должны считать это добровольное членовредительство греховным, каким считает его сам Злабориб. В глубине души он стыдился этого, но уродовать себя на потеху черни он никогда бы не стал. Воин забрал свое оружие и отошел. За ним последовал другой раребиец, потом третий. По крайней мере эти двигались быстро. Некоторые деревни старались тянуть время. А ведь Злаборибу стоило бы хотеть, чтобы это тянулось подольше, - почти наверняка церемония завершится его смертью. Когда последний воин принесет присягу, ему придется прочитать эту проклятую речь, лежащую перед ним. Если он не сделает этого, джоалийцы будут знать, что он ослушался прямого приказания своей королевы, и не будут доверять ему как офицеру. Значит, они не помогут ему. И нагианцы тоже не помогут. Они открыто смеялись, когда он шел через город. Остальные-то шагали в доспехах или ехали верхом на моа вроде его красавчика брата Тариона. Только военачальник оказался раздетым до набедренной повязки, не скрывавшей его широкого таза, узких плеч и лишенной волос и ритуальных шрамов груди. Царица пошла на все, чтобы показать своим джоалийским гостям - ее старший сын не пользуется поддержкой народа. Зато как встречали Тариона с его кавалерией! Это бесило его больше всего. Тарион ни капельки не заботился о своем народе. Тарион не отличил бы сонета от застольной песни. В отличие от Злабориба его совершенно не интересовало развитие нагианской культуры и проблемы просвещения пребывающего в варварстве народа. Джоалийцы не доверяли Тариону, что с их стороны было довольно мудро, но теперь-то уж им придется. Тарион завоюет славу победителя. Злаборибу, даже если его и не убьют сегодня, придется скрываться во дворце, и все будут уверены, что он струсил. Он не считал себя особенно храбрым человеком, но, будь у него такая возможность, он пошел бы на войну. Какая несправедливость! Заключительный акт церемонии, когда он откажется от всех этих клятв, скорее всего вообще будет для него последним. Эти окровавленные варвары не стерпят подобного оскорбления. Сотня копий блеснет на солнце, и кровь Злабориба смешается на ступенях с их кровью. Сотня? Их здесь около тысячи, а ведь ему хватит и одного. Если только прежде его не доконает жара. У него не было врожденного загара крестьянина. Его нежная кожа обгорала на солнце. Интересно, какое наказание предписывают древние ритуалы военачальнику, упавшему в обморок во время церемонии? О богиня! Командир подбирает свой щит. Значит, следующая деревня. Как называлась эта, Рареби или Тойд'лби? На мгновение Злабориба охватила паника. Потом он решил, что это была все-таки Рареби, и выкликнул Тойд'лби. Никто его не поправил. Командир тойд'лбийского отряда был старше большинства - некрасивый, потрепанный жизнью мужчина. Возможно, вдовец. Произнося слова присяги, он смотрел на Злабориба с нескрываемым подозрением. Кровавый бред продолжался. Храм полыхал жаром. Осталась всего одна деревня! Смерть приближалась к Злаборибу Воеводе. Он не видел пути к спасению. Если он не подчинится приказу и не откажется от командования, его арестуют и казнят как мятежника. Если откажется, воины взбунтуются и используют его в качестве мишени для метания копий. А если случится чудо и они этого не сделают, то уж Тарион-то постарается, чтобы он не оставался помехой на его пути к трону. И ни один нагианец, ни один джоалиец пальцем не шевельнет, чтобы спасти его. Он обречен. Воин за воином. Порез за порезом. Ему хотелось крикнуть, что они движутся слишком быстро. Жизнь казалась ему нереальной. Тойд'лби завершила ритуал, и ее мрачный командир ушел. Последняя деревня! Он несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем накопил достаточно слюны, чтобы говорить. - Я призываю верных воинов Ее Величества из Соналби! По храму пронесся удивленный гул. Злабориб постарался сфокусировать взгляд. Отряд из Соналби не шел к алтарю бесформенной толпой, как все остальные. Они маршировали строем по четыре - ровные ряды, словно зубья гребней. Все ноги двигались в лад, словно где-то играл невидимый оркестр. Даже джоалийская пехота и та ходит хуже. - Отряд - стой! Сотня ног разом топнула и замерла. Воины застыли у подножия лестницы. Ни одно копье не шелохнулось. Короткая команда - копья выпрямились вертикально, затем их древки ударили о землю. Кто-то в дальнем конце храма одобрительно крикнул, и на него зашикали. Каммамен Полководец смеялся над одной только идеей обучать нагианцев военному делу по-настоящему. Имеющегося опыта достаточно, утверждал он, чтобы понять: это пустая трата времени. Должно быть, они там, в Соналби, нашли какого-нибудь старика ветерана из тех, кто служил в Джоалийской армии и усвоил основы строевой подготовки. Он, поди, и обучил свою шайку. Кто совершил такое чудо? Неужели этот? Оставив своих воинов стоять в строю, командир зашагал к нему. Но это был юноша, почти мальчик, хотя и очень рослый. На груди его виднелось только три отметины доблести. Одна была совсем свежей; скорее всего он получил ее, когда его избрали командиром отряда, но даже две другие были еще багровыми - вряд ли им больше двух месяцев. Когда он остановился, Злабориб с удивлением увидел, что глаза его ярко-синего цвета, синее даже краски на лице, - Злаборибу никогда еще не приходилось видеть таких глаз в сочетании с такими темными волосами. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, и было в этом спокойном взгляде что-то такое, что окончательно поразило Злабориба. Он не знал, что это. Он никогда раньше не встречался с таким. Что-то важное, очень важное. И тут, почти незаметно, мальчик улыбнулся. Злабориб удивленно улыбнулся в ответ и ощутил вдруг невероятное чувство облегчения. Несколькими по-военному четкими движениями юный командир избавился от своих доспехов. Он произносил слова присяги громко и отчетливо, словно вкладывал в них душу. Он говорил с легким незнакомым акцентом. Не сводя глаз со Злабориба, он взял нож и надрезал грудь. Без колебаний, словно не замечая, что делает, он натер рану солью, и все это время этот спокойный взгляд синих глаз, казалось, о чем-то спрашивал принца. Он шагнул на свое место у дальнего края алтаря и четко повернулся на месте. И снова он посмотрел на Злабориба так, словно хотел сказать что-то. Кто он, этот загадочный юноша? Что за послание пытается он передать ему? Казалось, он подбадривает его, словно знает о чудовищном положении, в котором оказался принц. Нет, это невозможно! Тут к алтарю подошел первый из его бойцов, и принц переключил свое внимание на него. Один за другим сотня мужчин и юношей подошли пролить свою кровь перед богиней и военачальником, которому оставалось находиться на этом посту всего несколько минут. Но на этот раз имелось одно любопытное отличие. Они не смотрели на богиню. Они смотрели на своего вожака, а он на них, и каждый раз Злабориб замечал на его лице странную легкую улыбку ободрения. Губы его даже не шевелились, но взгляд теплел, и, похоже, каждый человек из этой сотни получил от этого юного вожака едва заметный сигнал, словно бы ободрение. "Я сделал это. Не так уж это страшно". А потом все кончилось. Последний человек сошел со ступеней и встал в строй. Командир подошел, забрал свое оружие, вскинул на плечо копье. Мгновение он смотрел, чуть нахмурившись, куда-то мимо Злабориба, а потом вдруг улыбнулся. Злабориб неуверенно оглянулся. Рядом с ним никого больше не было, только голая скала, излучавшая жар. Он повернулся обратно и снова встретил этот вопросительный взгляд синих глаз. Варварская раскраска мешала понять выражение лица. Сейчас этот мальчик уйдет и оставит Злабориба в одиночестве встречать свою несчастную судьбу. Но он не уходил. Вместо этого он вопросительно поднял брови. Что это? Предложение? Приглашение? Он почти предлагал ему остаться и помочь, словно... Милосердная богиня! Возможно, все-таки есть выход из этого положения! У Злабориба затряслись колени. Помня о сказочной акустике храма, он чуть слышно прошептал: - Ты и меня можешь сделать воином? Мальчик довольно улыбнулся. Он отвечал так же тихо: - Только вы можете сделать это, господин. Но я могу показать, как. Злабориб удивленно кивнул. Мальчик снова шагнул к дальнему краю стола, поставил копье на землю и принялся ждать, глядя на Злабориба. И снова по толпе пронесся удивленный гул. Принц покосился на паланкин королевы. Занавеска чуть отодвинулась: значит, она хочет посмотреть на его отречение - и на его смерть. Власть всегда значила для нее больше, чем нелюбимый сын. Злабориб родился как плод брака, лишенного любви, брака по расчету. По любви был рожден Тарион. Тарион - ублюдок в полном смысле этого слова. Лица матери совсем не было видно в тени. Рядом с ее паланкином в напряженном ожидании стоял Каммамен Полководец. Взглянув на строй кавалерии в противоположном углу храма, он разглядел и Тариона - слишком далеко, чтобы видеть его кровожадную улыбку, но ее легко можно было себе представить. "Ничего, я еще посмеюсь над вами!" Злабориб бросил последний взгляд на мальчика из Соналби и получил в ответ ту же легкую улыбку ободрения и утешения, что и остальные воины. По крайней мере один человек был на его стороне! Он не смотрел на написанный текст. Его голос прозвучал громко и ясно, так неожиданно, что он не сразу понял, сам ли он это говорит. - Воины Нагленда! По обычаю наших предков принял я вашу присягу! - Так начиналась подготовленная речь, и это было ложью, ибо в жилах его не текло ни капли нагианской крови. Зато у Тариона она была. Тарион был сыном дворцового гвардейца. Злабориб набрал в грудь побольше воздуха. - Для меня было бы честью биться рядом с вами - но я не полководец. Я не достоин командовать вами! И я приказываю вам - первым и последним своим приказом по армии - повиноваться благородному джоалийскому полководцу, который поведет нас к победе в справедливой борьбе с таргианскими захватчиками. Он замолчал, дрожа и истекая потом. Неужели он сможет пройти через это? Резать себя по живому? Он снова покосился на соналбийского командира, и снова мальчик одобрительно улыбнулся ему, призывая продолжать. Тихий, но нарастающий ропот предупредил его, что он должен решать быстро. - Что же до меня, мои воины, я буду биться вместе с вами, в общем строю. Он повернулся и дрожащей рукой взялся за этот омерзительный нож. Он пальцем потрогал острие и понял, что резать придется изо всех сил, чтобы порез был виден - он должен быть заметным. К своему ужасу, он ощутил нарастающее возбуждение сродни сексуальному. Это еще что за гнусное извращение? Быстрым жестом он с отвращением резанул. На кожу словно плеснули расплавленным металлом. До сих пор он еще и не знал, что такое настоящая боль. Это было страшнее, чем он себе представлял. Но боль по крайней мере вытеснила это дьявольское похотливое возбуждение. По ребрам текла горячая кровь. Он истекает кровью! Он недоверчиво посмотрел на соль. Это будет во сто крат хуже. Вынесет ли он это? А вдруг закричит? Оцепенев от ужаса - одновременно боясь и новой боли, и того, что он истечет кровью, принц снова посмотрел на своего вдохновителя. И опять этот чуть заметный кивок, на этот раз без улыбки. "Я знаю, каково тебе, - говорили эти синие глаза. - Тысячи мужчин и юношей уже проделали это сегодня". Злабориб схватил пригоршню грубой соли и провел ею по ране. Боги, боги, боги! Агония свела каждый его нерв, каждую жилку. Он до крови прикусил губу. Он потеряет сознание! Он должен потерять сознание! А потом пытка сменилась просто сильным жжением. Кровь еще шла. Не так сильно, но еще шла. Не в силах подавить стон, он набрал еще пригоршню, и пытка повторилась. Он сморгнул слезы. - Идем, - мягко произнес мальчик. Злабориб потянулся за своими копьем и щитом. Его голова закружилась, когда он нагнулся, но ему удалось поднять доспехи. Вслед за своим новым командиром он спустился по ступеням. Сотня соналбийских воинов пораженно смотрела на новобранца. Все остальные вообще будто окаменели. Мальчик выкрикнул команду. Воины вскинули копья на плечи. Еще команда, и они повернулись кругом, чтобы уходить. Одна ошибка - и копья запутаются, мешая двигаться. Ошибки не было. Третья команда, и они зашагали, печатая шаг. Командир двинулся следом, а Злабориб - рядом с ним, стараясь идти в ногу со всеми. Он может погибнуть в бою, да что там, даже строевая муштра может доконать его, но он пережил церемонию! Он тайком поглядывал на долговязого паренька, вдохновившего его на отчаянный шаг. Его не покидала странная уверенность, что его новообретенный вождь приглядит за ним. Он нашел друга. Он нашел кого-то, кому мог бы доверять. 20 - И на кого она оказалась похожа, эта богиня? - спросила Алиса. - Да я ее и разглядеть-то толком не успел, - ответил Эдвард. - Она только появилась и сразу исчезла. Наверное, такая же, как и все остальные богини. Они не спеша шли через Сент-Джеймс-парк. Эдвард небрежно помахивал ее сумкой. Стоял замечательный осенний день. У них оставалась уйма времени, и прямая, соединяющая Ламбет с Пэддингтоном, вела их через самые красивые места Лондона - через Вестминстерский мост, мимо Парламента, через Сент-Джеймс-парк, Грин-парк и Гайд-парк. А там они почти на месте. Замечательно снова оказаться рядом с Эдвардом после трех лет почти безнадежного ожидания. Он был ей больше чем просто кузеном. Он был ее молочным братом, последним оставшимся родственником. Правда, она еще не привыкла ко всем произошедшим в нем переменам - силе, целеустремленности. Это был сказочный день - один из тех, что запоминаются надолго, и все же она не могла отделаться от неприятного ощущения, что за ней следят. Время от времени она оглядывалась, хотя рассудок говорил, что тот, кто идет за ней, запросто может затеряться в городской толпе. Эдвард, конечно же, заметил это. - Что случилось? Ты вся как на иголках. - Совесть мучает. Мне полагалось бы быть на работе. - Ничего, на тебя войны еще хватит. Кстати, чем ты занимаешься? - Не могу рассказывать. Государственная тайна. - Впрочем, если он догадается, что из пианисток выходят хорошие машинистки и что в Лондоне не так уж много секретарш, знающих банту или кикуйю, он будет не так уж далек от истины. Ее раздражали полисмены. Ей без конца казалось, будто они смотрят на нее. Мимо, громко разговаривая, прошла группа из десяти - двенадцати молодых людей. Эдвард удивленно посмотрел на них. - Американцы? - Скорее канадцы. В отпуске или увольнении. Он недоверчиво покачал головой. - Весь мир охвачен войной. С ума сойти можно. - Похоже, все они приезжают в Лондон. Не знаю, как они это переносят: несколько дней в цивилизации, зная, что предстоит вернуться обратно в окопы, где их ранит, покалечит... или убьет. Эдвард промолчал. - Я ляпнула бестактность, да? Эдвард, ты правда уверен, что твой долг - там? Он быстро посмотрел на нее и отвернулся. Потом махнул рукой, показывая: - Никогда бы не поверил, что увижу орудия в Лондоне. Зенитные, наверное? - Ответь мне! Он нахмурился. - Разумеется, мой долг там! Ты же знаешь! Мы - ты и я - родились не в Англии, но Британия - наша родина. А Соседство - нет. - Зато ты знаешь, что можешь совершить что-то стоящее там, в твоем сказочном мире, из того пророчества! А здесь ты можешь стать только еще одним из миллионов. - Ничего, пока для кого-то я значу не меньше, чем эти миллионы! - Но там-то ты будешь одним на миллионы. Он нахмурился еще сильнее. - Алиса, неужели ты не понимаешь? Ты еще и могла отговорить меня от этого раньше, но теперь я видел, на что это похоже! Они тащили меня через этот ад четыре часа, так что я видел. Я даже не представлял себе, что война может быть такой кошмарной. Я вообще не представлял себе ничего столь кошмарного. Но теперь я знаю. Мне надо вернуться! Я не могу бежать. Боже, что за глупая, чисто мужская логика! - Нам надо победить в этой войне, - сказала она. - Она уже обошлась нам так дорого, что мы просто не можем остановиться. Но я не думаю, что твое место - там. - (И Д'Арси тоже.) - У каждого из нас свое призвание. В конце концов чистокровных рысаков не запрягают в телегу. - Но и домашних собачек из них тоже не делают. Они шли тихим шагом. В парке оказалось неожиданно много народа. Она взяла его за руку, хотя недавно обещала себе, что не будет этого делать. Не глядя на нее, он сжал ее пальцы. - Что меня удивляет, - сказал он чуть погодя, - это то, как все вы приняли мою историю. Я ожидал, что вы запрете меня в Колни-Хатч, в палату для буйнопомешанных. - Ты умеешь убеждать. Ты и раньше этим отличался. Ты хоть раз в жизни солгал? - Конечно! Не говори ерунды! Всем приходилось. - Нет, в чем-нибудь серьезном? Он задумался, глядя застывшим взглядом куда-то в пространство. - Ложь не так уж страшна. Предавать друзей - вот это... гораздо хуже. - Ни за что не поверю, что ты способен на это. - Вот тут ты и ошибаешься! - буркнул он. - Дважды! Это чертово пророчество все пытается сделать из меня бога... А я все время вспоминаю Святошу Роли... Говорить людям, что им положено делать - что хорошо, а что плохо! - Он опустил глаза, и она с удивлением увидела в них слезы. Да, он очень изменился, и было бы жестоко выпытывать, почему, да и этот день слишком драгоценный, чтобы тратить время на ссоры. - Скажи мне, каково это - ощущать волшебство? Он улыбнулся: - Это совершенно невозможно! Это все равно что описывать разные цвета слепому. Когда у тебя мана, ты ощущаешь это, но я не могу сказать, каким образом. Это немного напоминает мешок с деньгами - ты ощущаешь вес монет. Вот ты - ты великая пианистка... - Ну, у меня есть кое-какой талант... - Откуда ты знаешь про этот талант? Вот так и мана. Как атлет знает о своей силе? Это играет у тебя в голове. Это волнует. Мне казалось, я знаю, на что это похоже, но я ошибался. Во всяком случае, до того дня в храме Ольфаан. О, время от времени мне доводилось подбирать лишь жалкие крупицы - ничего похожего на это. Когда мне доверили вести отряд воинов, маны у меня тоже прибавилось, но тогда мы находились не на узле. Узел меняет все. Вот почему пришельцы выбрали себе по узлу и сделались божествами. Как только мы вступили туда ровным строем, мои парни сразу же сообразили - моя строевая подготовка дала им заметное преимущество перед другими отрядами. Они думали: "Славный старина Д'вард!" - и я чувствовал, как их гордость и восхищение разливаются по моим жилам глотком горячего бренди. - Ты не боялся этой богини Ольфаан? Он рассмеялся. - Да я был невинен, как дитя! Видишь ли, я все еще доверял Кробидиркину. Я полагал, что он предвидел эту церемонию и предупредил Ольфаан о моем приходе, чтобы она встретила меня радушнее. Астина и ее компания не входят в Палату - так я считал и в общем-то не очень и ошибался. Я ошибся в Кробидиркине. Пастырь меня просто использовал. Ага, а вот и дворец! Они остановились у перехода, глядя на Букингемский дворец и ожидая знака регулировщика. - Довольно убогая хибара, не так ли? - сказал Эдвард. - Все-таки король - повелитель четверти мира мог бы выбрать себе и более впечатляющую резиденцию. Жаль, что его нет дома, а то заглянули бы на чай. - Над крышей отсутствовал королевский штандарт. - Свой долг он исполняет. Он много делает для армии. - Так ему это, черт возьми, и положено! Они тоже много делают для него. Алиса удивленно подняла на него взгляд: - Что-то не так? - Так... ничего. - Нет уж, давай выкладывай! Он хмуро пожал плечами. - Я пытаюсь понять, как это действует здесь. Это одна из вещей, которую мы редко обсуждали в Олимпе. Ну, тысячу лет назад все было понятно. Тогда это действовало на Земле примерно так же, как до сих пор действует в Соседстве. Я думаю, тогда в Дельфах действительно проживал бог. Когда древние греки приходили спросить совета у оракула, он отвечал им, и его пророчества были настоящими. Ну, по крайней мере большая их часть. Когда древние римляне на Капитолии молились Юпитеру Оптимусу Максимусу, кто-то слушал их молитвы. Но несколько веков назад все изменилось. Алиса обдумала эту идею. - Ницше? "Бог умер"? - Нет. Боги не умерли. Они до сих пор здесь или их места заняли новые боги. С приходом просвещения люди перестали общаться с ними в буквальном смысле этого слова, но они не умерли. Они только сменили форму. - Ты хочешь сказать, что король Георг тоже пришелец? - Вряд ли! - рассмеялся он. Потом лицо его снова потемнело. - Нет. Крейтон рассказывал, что эту войну начали Погубители, но на Земле нет такого бога смерти, которому бы посвящались все эти жертвоприношения. Это не значит, что жертвы не приносятся. Но кто же тогда собирает всю эту ману? - Эдвард! Ты что, хочешь сказать, что все боги - все боги! - в истории земли... что все они - фальшивки, мошенники? Он поколебался. - Нет. Нет, я так не считаю. Видишь ли, то, что Служба пытается внедрить в культуру Вейлов, представляет собой систему этики, которую ты бы признала. Ты бы это одобрила. Я тоже. В этом довольно много от христианства, но много и от буддизма... Золотое правило в основном - то, что уже пытались насаждать и в нашем, и в том мире, причем не раз. Это привносится откуда-то, и... Пошли! Полисмен махнул рукой. Они перешли улицу. Она попробовала высвободить руку, но он крепко сжал ее пальцы. Встречные пешеходы неодобрительно косились на них. - С ума сойти, каково это - снова вернуться сюда, - сказал он. - Снова осматривать все эти до боли знакомые места. - А разница? Заметил что-нибудь? - Толпы. Все население Вейлов не заполнило бы Лондона. Слишком много одежды на людях - впрочем, это климат. Выгуливают собак! Вот абсурд, типично по-английски! Матери вывозят младенцев в колясочках. Туристы, поздние отпускники, солдаты в увольнительных. Полисмен. От этих аэростатов есть хоть какой-нибудь прок? Они еще немного поговорили о войне, перешли Пиккадилли и вошли в Гайд-парк. Его зловещие слова насчет жертвоприношений не давали ей покоя, и, не выдержав, она спросила, как это действует. Он вздохнул. - Пойми это - и ты поймешь все загадки! Суть жертвоприношения в том, что ты делаешь что-нибудь, чего тебе делать не хочется, ибо ты думаешь, что это доставит удовольствие твоему богу. Если тебе повезет, тебя погладят по головке и тебе будет хорошо. Если бы я не знал этого раньше, я бы понял это в тот день в Наге. Все эти воины из Соналби приносили жертву мне! То есть сами-то они не думали об этом. Они даже не понимали, что поступают так, но каждый из них исполнял очень неприятный ритуал с тупым ножом и пригоршней соли. Они были уверены, что совершают это ради собственного мужества, ради своей богини, ради старого доброго Злабориба, но это я был их вожаком и другом, и я был в узле. Я обладал харизмой! Так что они делали это для меня, и очень скоро я был почти пьян от маны. - Значит, ты именно это использовал на Злаборибе? - Не совсем. Я использовал только харизму - уж с этим я ничего не мог поделать. О, конечно же, я почти ничего не знал. Но с самого начала, стоило ему только стать у алтаря, я понял - он очень расстроен. Возможно, об этом не знал никто другой. Я и понятия не имел, в чем тут дело, но мне стало жаль его. Когда настала моя очередь подняться к алтарю, я попробовал его немного приободрить. Я бросил на него один из тех взглядов, какими смотришь на того, кому хочешь сообщить что-то, не прибегая к словам, понимаешь? Он вроде бы ухватился за это, и я увидел - он в смертельной опасности. - И тогда появилась богиня? - Нет, в самом конце. Если я был слегка навеселе от маны, то она уже совершенно окосела. Сначала все эти тысячи людей распевали ей гимны, а потом сотни мужчин предлагали боль и кровь, и все это прямо на ее узле - целое море маны! Я думаю, такого пиршества у нее не было уже несколько поколений. И вдруг весь этот поток куда-то исчез. Он весь переключился на меня, понимаешь? Вот она и выглянула посмотреть, в чем дело. Я уверен, больше никто ее не заметил. Я уловил какое-то движение и подумал: "Надо же!" - а она, увидев меня, сразу же поняла, кто я. Мое появление не предвещало ничего хорошего - я мог поссорить ее с Зэцем или Карзоном, или с кем-то еще из основных интриганов в Пентатеоне. Эта дама совсем не хотела, чтобы ее вовлекали в подобные игры! Поэтому она смылась. - Но на кого она похожа? - Насколько я помню, ничего особенного, - уклончиво сказал он. - Так, крупная женщина. Собственно, я ее и не разглядел. Это как два приятеля встречаются на улице. Приподнимут шляпы и идут дальше по своим делам. Меня гораздо больше волновал Злабориб. - Почему? Почему ты решил помочь ему? Эдвард пожал плечами - почти застенчиво. - На самом деле я ничего не делал. Ему не хватало друга, а моя харизма помогла ему поверить мне. Он сам нашел путь к спасению. Я даже удивился, когда у меня в подчинении вдруг оказался принц. Я же говорил, в тот момент я был не очень трезв. Мне казалось, я непотопляем! Славный сегодня день пускать кораблики! Алиса посмотрела на детей, игравших у Серпантина. - Так ты это и собираешься делать? Остаться здесь и играть в лодочки на пруду, и пусть целый мир катится в тартарары? Два мира? - Я хочу записаться добровольцем. - Эдвард, что точно напророчено тебе в том мире? Что в точности предстоит сделать Освободителю? Он повернулся к ней; лицо его внезапно исказилось гневом. - Я же сказал тебе: он убьет Смерть. Не настоящую смерть, конечно, а только Зэца. Это катастрофа! Это ведет к катастрофе! Существует только один путь сделать это - я должен стать богом и собрать больше маны, чем Зэц, а он копит ее уже сотню лет. Какие мерзости я должен придумать, чтобы добиться такого поклонения масс, и что будет потом? Что станет со мной? Что станет с ними? И все для того, чтобы убить одного пришельца, которого в два счета может сменить другой? Зэц просто стал первым, кому хватило дерзости провозгласить себя богом смерти, но это настолько грандиозное мошенничество, что оно наверняка не будет последним. Отец все это понимал, и, заполучив в руки эту чертову филобийскую книженцию, я тоже понял, и я не желаю иметь с этим ничего общего! Я вернулся домой, чтобы пойти добровольцем, но я вернулся еще и для того, чтобы разорвать цепь пророчества, и я никогда больше не вернусь туда! Никогда! Ни за что! Я сказал! Все! - Он резко повернулся и зашагал прочь, быстрее, чем прежде. Она побежала за ним. - Нет, я не понимаю! Ты уверен, что не можешь убить Зэца без помощи маны? - Совершенно уверен. - Тогда ты можешь занять кабинет бога смерти сам, чтобы его не занял кто-то другой. - Тьфу! Нет. И не думай об этом. Этому не бывать. Лучше немецкая пуля. Что еще ты хотела знать - кроме этого? - Что случилось дальше со Злаборибом? Эдвард вздохнул. - Ах, это долгий рассказ. Если б не Злабориб, меня бы здесь не было. Разумеется, стоило только нам выйти из храма, как тут же появились двое герольдов, потребовавших, чтобы он вернулся во дворец. - И что? Эдвард ухмыльнулся и стал вдруг снова совсем мальчишкой. - Я сказал им, что Злабориб Воин находится теперь под моим командованием и что я отказываюсь отпускать его из отряда. Со мной была сотня вооруженных солдат, так что разговор был короткий. Алиса взглянула на часы. До поезда оставался еще час. - Разумеется, - продолжал он, - в конце концов я понял, что вляпался в солидный политический кризис. Едва мы вернулись в лагерь, как я был вызван в шатер Каммамена Полководца, джоалийского генерала. Мне приказали захватить с собой моего нового бойца, но я ослушался приказа. Я пошел туда один и объяснил, что принц не может прийти - что он слишком занят рытьем выгребных ям. После этого они утратили к нам интерес. - Да ну ее к черту, твою скромность! Что ты сделал на самом деле? - Ничего особенного, - тихо сказал Эдвард. 21 - Два друга лучше, чем один, - произнес Дош Прислужник, массируя икру Тариона, - особенно если они враждуют. - Звучит как один из афоризмов моего любимого братца. Достаточно, чтобы целый зал подхалимов зашелся в истерике. - Это из Зеленого Писания, Стих 1576. - Дош занялся другой ногой. Тарион растянулся, обнаженный, на шкуре зубра. В шатре было темно и душно. В нем пахло кожей, потом и ароматным маслом, которым пользовался Дош. После долгих часов стояния в храме массаж оказался очень даже кстати. Массаж, который делал Дош, всегда помогал - Прислужник был искусен, и руки его были куда сильнее, чем казалось. Тысячи людей, присутствовавших на этой изнурительной церемонии, возможно, тоже не отказались бы от такого ухода, но никто из них его не получит. - Каких двух друзей ты имеешь в виду? - сонно спросил он. Дош гортанно хохотнул. - Тебя и Злабориба. - Джоалийцы, конечно, могут и дальше стравливать нас друг с другом. - Разумеется. И толстяк еще жив... впрочем, возможно, так и должно было случиться по плану? Тарион усмехнулся. - Теперь разомни ляжки. - Он испустил чувственный вздох, когда сильные пальцы затрудились над его мускулами. - Значит, теперь тебе придется вести себя паинькой, а то они могут вернуть его, - заметил Дош, перемежая слова с нажатием рук. - Они не доверяют моему возлюбленному господину. - Он был любопытен, как старуха. Через пару минут Тарион достаточно проснулся, чтобы ответить. - Мать долго не протянет. Тогда джоалийцам придется решать, кого из нас посадить на трон. Но думаю, у нас до этого еще будет достаточно времени порубить лемодианцев. Прежде чем придут ужасные вести. Сам-то Тарион предпочитал бы, чтобы это не затянулось слишком надолго, а то на сцене могли появиться и союзники лемодианцев - таргианцы. Таргианцы опасны. Впрочем, ведать это дано только богам. - Я сильно сомневаюсь, чтобы мой дорогой братец выжил после часа - ну, максимум двух - пехотной подготовки. У него мускулы, как молочное желе. Да однополчане засмеют его до смерти. Должен же быть предел унижениям, которые способен снести даже этот человек. И потом... Хочешь услышать маленький секрет, мой милый мальчик? - Ты знаешь, я люблю секреты. - Тогда жми сильнее. Сильнее! Я не сломаюсь. А! Вот так лучше! Мой эксцентричный братец нашел убежище у нагианской пехоты. А знаешь, что думают джоалийцы о нагианской пехоте? - Они считают ее никчемным сбродом, - ответил Дош, вспотевший от усилия. - Вот именно! Наша кавалерия - я имею в виду, моя кавалерия... Они отведут нам какую-нибудь незначительную роль. Ничего особо опасного, уверен. Во всяком случае, надеюсь. Но пехота - это просто толпа. В представлении этих крестьян биться - значит бросить свое копье в щит противника, а потом лезть на него с дубиной. Даже лемодианцы, и те способны побить наше воинство. В прошлом всегда так и бывало. Теперь принимайся за спину. Каммамен пустит нагианцев вперед, чтобы лемодианцы израсходовали на них свои стрелы. Вот для чего они нужны ему. Так что шансы дорогого Злабориба пережить первую же битву - весьма слабые. Он блаженно застонал, когда сильные руки Доша надавили на торс. Он не позволил никому из своих подчиненных взять с собой на войну личных слуг, да и из джоалийцев их имели только старшие военачальники. Зато он как командующий кавалерией нуждался в ком-то, способном ухаживать за его скакуном, оружием и прочим снаряжением. И обеспечивать прочие персональные надобности. Дош был хорош в любом качестве. - Джоалийцы не доверяют тебе, господин, - повторил Дош. - Это разобьет мое сердце, - сонно промычал Тарион. - Интересно, а почему бы и нет? - Потому что два друга лучше одного, особенно если они враждуют. Тарион перевернулся на спину, схватил Доша за волосы и потянул вниз. Дош вскрикнул от неожиданности и упал на локоть, нос к носу со своим повелителем. Он отчаянно пытался не пролить масло из бутылочки, которую держал в другой руке. - На что ты намекаешь? - угрожающе прошипел Тарион. Он не увидел в глазах Доша того страха, на который рассчитывал, только веселое удивление. - О, возлюбленный! - произнес Дош, не очень убедительно изображая униженный вид. - Кто я такой, чтобы учить моего господина политическим интригам? - Я говорил тебе, что у тебя красивые глаза? - Кажется, нет. Ты восхвалял все части моего тела, но я что-то не припомню, чтобы ты упоминал глаза. - Я говорю это только затем, чтобы ты знал: мне жаль будет выжечь их каленым железом. Это испортит твое смазливое личико. Что ты на это скажешь? Дош все еще не выказывал ни малейшей тревоги. Он улыбнулся, словно угрозы были частью любовной игры - впрочем, понял Тарион, возможно, так оно и есть. Лучистые глаза мигнули. - Я хотел сказать, что Таргия будет весьма рада увидеть Нагленд, возвращающий себе независимость. Таргия достаточно далеко от нас, чтобы представлять тебе непосредственную угрозу. Мне кажется, ты - человек Нагвейла, мой возлюбленный господин. - Мой отец был крестьянином, - согласился Тарион. - А потом дворцовым гвардейцем, а потом королевиным любовником. - Он дернул юношу за волосы. - Так вот что обо мне говорят - что я продамся Таргии? - Так думают. Никто не произносит этого вслух. Ох! Так больно! - Я так и хотел. Кто подослал тебя шпионить за мной - таргианцы или джоалийцы? Поскольку голова его была повернута под рискованным углом, Дош посмотрел на принца, скосив глаза. - И те, и другие. Кто платит. - Хорошо. Я уважаю честность и здоровый интерес к деньгам. Шпионь на здоровье, но запомни одно: пока ты мой, ты не позволишь другому мужчине прикасаться к себе! Если только я сам не прикажу тебе. - Конечно, нет. У меня тоже есть свои принципы. Тарион хмыкнул и отпустил его волосы. Потом обнял его за шею и придвинул к своему лицу. - Я люблю тебя, маленькое чудовище! Когда мы захватим в Лемодвейле деревню или две, мы насладимся радостями победителей. Кого бы ты хотел получить? Мальчиков или девочек? Дош сверкнул белыми зубами. - Тех и других, только чтоб они были юны и хороши собой. Как и ты, я не привередлив. - Я очень даже привередлив. - Я польщен. За пологом шатра послышался звук, который невозможно было спутать ни с каким другим, - стук копья о щит. - Проклятие! - буркнул Тарион, спихивая с себя своего слугу. - Как раз когда дело принимает интересный оборот! Посмотри, чего ему нужно. Дош поднялся, пригладил волосы, поправил набедренную повязку и подобрал бутылочку с маслом. Тарион сел, прислушиваясь к голосам за стенкой. Кто-то с джоалийским выговором передавал ему вызов в шатер главнокомандующего. Он почти что ждал этого и, разумеется, не собирался ослушаться. Он будет сильно удивлен, если его любимый сводный братец Злабориб не станет первым пунктом повестки дня. Лагерь был не настолько велик, чтобы ехать верхом; двое мужчин отправились пешком. Солнце уже пряталось за Нагволл, и температура воздуха наконец-то стала терпимой, но Колган Адъютант все равно шагал медленно. Когда второй по занимаемой должности командующий джоалийской армии лично является, чтобы вызвать какого-то нагианца на совет, поневоле придешь к заключению, что у него имеются на это личные причины. Тарион был кандидатом на трон Нагии, а Колган - видным джоалийским политиком. До сих пор им еще не приходилось говорить наедине. Вокруг кипела лагерная жизнь. Командиры отрядов муштровали своих воинов, отбрасывающих длинные тени на пыльной равнине, моа мяукающими голосами требовали вечерней кормежки. Вяло дымили костры кашеваров. - Когда вы ожидаете прибытия последних частей из Джоалвейла, господин? - вежливо поинтересовался Тарион. - Через несколько дней. - Колган был очень высок, и даже доспехам не удавалось скрыть его худобу. У него было продолговатое скуластое лицо с выступающим носом и рыжеватая борода. - Я надеюсь, что мы не задержимся с выступлением. Противник уже знает о нас. - А армия объедает вашу столицу? - усмехнулся высокий джоалиец. Ряды шатров протянулись, казалось, на мили, вмещая пять тысяч голодных мужчин. - Конечно. Матери придется поднять цены, чтобы заплатить за это. - С другой стороны, царский налог на бордели, должно быть, изрядно пополнял сейчас казну. - Ах... Однако болезнь королевы огорчает всех нас. Эта неблагодарная задача может достаться ее наследнику. - Или если Карзон нам поможет, - предположил Тарион, - контрибуция от Лемодвейла сможет решить эту проблему? - Впрочем, еще неизвестно, позволят ли джоалийцы нагианцам получить сколько-нибудь значимую долю... - Возможно, - уклончиво сказал Колган. - Ты знаешь, как я стал тем, кто я есть, Тарион Кавалерист? - Он покосился на него сверху вниз, и глаза его угрожающе заблестели. - Только в самых общих чертах, - дипломатично ответил Тарион. - Но я слышал, как народное собрание в Джоале отвергло кандидата Клики на пост адъютанта и потребовало вашего назначения. Они угрожали мятежом. Это, конечно, свидетельствует о вашей высокой репутации. - Это свидетельствует о высоком умении давать взятки. У меня нет военного опыта, необходимого для такой должности. Я оплачивал развлечения для народа в масштабах, невиданных уже много лет. Народное Собрание являлось верховной властью Джоала, но купить его было очень и очень дорого. Тарион не доверял искренности. Искренность всегда опасна и для говорящего, и для слушателя. - Зато как вас, должно быть, любит сейчас народ! - Я вложил в это все, что имел, и все, что мне удалось занять. Если только я не вернусь, овеянный победой и нагруженный награбленным добром, я конченый человек. - Мы должны верить в богов и в справедливость нашего дела, - заявил Тарион, гадая, к чему клонит его собеседник. Угловатое лицо Колгана скривилось в улыбке - или в ухмылке? Трудно было разглядеть под шлемом. - А ты, принц? Как ты стал тем, кто ты есть сейчас? Пусть кто хочет отвечает искренне. - Мать давно полагала, что из меня выйдет лучший правитель, чем из моего бедного брата. - Верно! - фыркнул Колган Адъютант. - Но ее джоалийские союзники никогда не соглашались с этим ее выбором. Наш разборчивый посол в последнее время предпочитает поддерживать тебя - идя тем самым на прямое нарушение инструкций Клики. - Да, - осторожно признал Тарион. На деле джоалийский посол исполнял функции губернатора Нагленда, хотя открыто этого не говорилось. Бондваан был еще одним хитрым политиком, человеком-змеей. - Три года назад, - произнес Колган, - старик потратил пять миллионов звезд, подкупив Клику ради своего назначения. Я уверен, что он уже сполна окупил их. - За первых же пять месяцев пребывания здесь; так он, во всяком случае, хвастается. - Ага! - торжествующе вскричал Колган. - Подкуп его масштаба тебе не под силу. Так как ты добился этого? - Мать заставила его. На этот раз он не ошибался - Колган ехидно ухмылялся. - Я слышал совсем другую версию. Я надеялся, что мы сможем обменяться признаниями, Тарион Кавалерист. - Что вы слышали? - вздохнул Тарион. - Он известный распутник. Он устраивает