й ночи, как выехали из Лос-Анджелеса. Как скоро они сделают дом их собственным в этом смысле, он будет их и во всех других, а ее странное недомогание, вероятно, пройдет. Он проскользил своими сильными руками по ее бокам к бедрам. Притянул к себе. Перемежая слова, произносимые шепотом, с поцелуями в шею, щеки, глаза и уголки рта, он сказал: - Как насчет сегодня... когда начнется снегопад... когда мы выпьем... стаканчик-два вина... у огня... романтическая музыка... по радио... когда мы расслабимся... - Расслабимся, - повторила она мечтательно. - И тогда мы будем вместе... - ...м-м-м-м вместе... - ...и устроим изумительную, действительно изумительную... - ...изумительную... - Битву снежками. Она шлепнула его, играя, по щеке: - Животное! В моих снежках будут камни. - Ну, или займемся любовью. - Ты уверен, что не захочешь выйти наружу и скатать снежную бабу? - Пока не знаю, у меня так мало времени об этом думать. - Одевайся, умник. Мы должны кое-что купить. Хитер нашла Тоби в гостиной, уже одетого. Он сидел на полу перед телевизором, глядя программу с отключенным звуком. - Сегодня ночью будет сильный снегопад, - сообщила она сыну в дверях, ожидая что восторг мальчика превзойдет ее, потому что это была и его первая белая зима. Он ничего не ответил. - Мы собираемся купить пару саней, когда поедем в город, подготовимся к завтрашнему дню. Он все еще сидел, окаменев. Его взгляд оставался прикованным к экрану. Оттуда, где она стояла, ей не было видно, что такое захватило его внимание. - Тоби? - Она вышла из-под арки и зашла в гостиную. - Эй, малыш, что ты там смотришь? Он наконец, заметил ее, только когда она приблизилась. - Я не знаю, что это. - Его глаза, казалось, расфокусировались, как будто он по-настоящему ее не видел. Потом снова повернулся к телевизору. Экран был заполнен постоянно изменяющимся потоком амебовидных пятен, светящихся, как под лампами "Лава", которые когда-то были весьма популярны. Лампы всегда были двухцветные, однако, в этой сцене они разрослись до всех цветов спектра, то темные, то светлые. Постоянно изменяющиеся формы сплавлялись вместе, извивались и изгибались, текли и били струями, моросили и летели вниз ливнем. Пульсировали в бесконечной круговерти аморфного хаоса, вздымаясь в неистовом ритме на какое-то время, потом вяло замедлялись, затем дергаясь снова быстрее. - Что это? - спросила Хитер. Тоби пожал плечами. Беспрерывно перестраиваясь, цветные абстракции были интересны для взгляда, часто даже красивы. Чем дольше, однако, Хит смотрела на них, тем раздражительней они становились, хотя причин этого она не могла понять. Ничего в этих картинках не было очевидно злого и угрожающего. На самом деле, жидкое и мечтательное переплетение форм, которым полагается быть в покое. - Почему ты отключил звук? - Я не отключал. Она села на корточки рядом с ним, подняла дистанционное управление с ковра и нажала на кнопку громкости. Единственным звуком был слабый статический свист динамиков. Перескочила всего на один канал вперед по номеру и громоподобный голос взволнованного спортивного комментатора и одобрительные вопли толпы на футбольном матче взорвались в гостиной. Хит быстро снизила громкость. Когда она переключила на прежнюю программу, лампы "Лава Техниколор" уже исчезли. Мультфильм про утенка Даффи заполнил экран и, судя по безумному ритму действия, уже подходил к завершению. - Это было странно, - заметила она. - Мне понравилось, - сказал Тоби. Она пробежалась по другим программам, затем снова включила ту же, но нигде не смогла найти странного калейдоскопа. Затем нажала на кнопку "ВЫКЛ", и экран погас. - Ну ладно, - сказала она. - Время перехватить что-нибудь на завтрак, а то мы так и целый день можем провозиться. Много дел в городе. Не хочется потратить все на покупку саней. - Покупку чего? - спросил мальчик, встав на ноги. - Ты что не слышал, что я говорила раньше? - Нет. - О снеге? Его лицо засияло: - А что, собирается снег? - У тебя должно быть, восковые затычки в ушах были, из самых больших в мире свечей, - сказала Хитер, направляясь на кухню. Следуя за ней, Тоби канючил: - Когда? Когда пойдет снег? Мам! А? Сегодня? - Мы можем вставить по фитилю тебе в каждое ухо, поднести к нему спичку, и тогда на ближайшее десятилетие наши ужины будут обеспечены светом свечей. - И как много снега? - Возможно, у тебя там мертвые улитки. - Просто снегопад или большая буря? - А может быть, мертвая мышь, или три. - Мам?! - сказал он сердито, заходя на кухню вслед за ней. Она резко обернулась, села на корточки перед ним, и приставила ладонь к его коленке: - Вот досюда, может быть, выше. - Правда? - Мы собираемся ездить на санях. - Ого-го! - Делать снеговиков. - В снежки играть! - отважился он. - Хорошо, я с папой против тебя. - Нечестно! - Тоби подбежал к окну и прижался лицом к стеклу. - Небо голубое. - Скоро не будет. Гарантирую, - сказала она, направляясь к буфету. - Ты будешь дробленую пшеницу или хлопья на завтрак? - Ореховую пасту и шоколадное молоко. - Хороший шанс разжиреть. - Стоит использовать... дробленую пшеницу. - Хороший мальчик. - Во! - сказал он удивленно, отшатнувшись от окна. - Мам, погляди на это. - Что там? - Гляди, быстрее, гляди на эту птицу. Она села прямо напротив меня. Хитер присоединилась к нему и увидела ворону, севшую на подоконник с той стороны стекла. Ее голова была поднята, и она с любопытством озирала, их одним глазом. Тоби сказал: - Она прямо мчалась на меня, ууух, я подумал, что она собирается врезаться в стекло. А что она там делает? - Возможно, следит за червяками или маленькими жучками. - Я не похож на маленького жучка. - Может быть, она увидела этих улиток в твоих ушах, - сказала она, возвращаясь к буфету. Пока Тоби помогал Хитер накрыть стол к завтраку, ворона оставалась у окна, наблюдая. - Она должно быть, очень тупа, - сказал Тоби, - если думает, что у нас здесь есть червяки и жуки. - Может быть, она утонченная птица, цивилизованная, и слышала, как я произнесла "хлопья". Пока они наполняли миски хлопьями, большая ворона торчала на окне, время от перемени прихорашивая перья, но большую часть времени наблюдая за ними одним угольно-черным глазом или другим. Насвистывая; Джек спустился по парадной лестнице, прошел по коридору на кухню, и сказал: - Я так голоден, что могу съесть целую лошадь. Нельзя ли на завтрак яйца и лошадь? - Как насчет яиц и вороны? - спросил Тоби, указывая на наблюдательницу. - Очень жирный и нахальный экземпляр, да? - отметил Джек, подходя к окну и садясь на корточки, чтобы поближе разглядеть птицу. - Мам, гляди! Папа играет в гляделки с вороной, - сказал Тоби, развеселившись. Лицо Джека было не больше чем в дюйме от стекла, и птица впилась в него взглядом своего чернильного глаза. Хитер вынула четыре куска хлеба из пакета, засунула их в большой тостер, набрала цифру, нажала кнопку и, посмотрев вверх, увидела, что Джек и ворона все еще глядят друг на друга. - Я думаю, папа проиграет, - сказал Тоби. Джек щелкнул пальцем по стеклу напротив головы вороны, но птица даже не шелохнулась. - Самоуверенный чертенок, - сказал Джек. Со стремительностью молнии дернув головой, ворона клюнула стекло прямо перед лицом Джека с такой силой, что от стука клюва по раме он отшатнулся и, отступив на корточках, потерял равновесие. Он упал задом на кухонными пол. Птица отпрыгнула от окна, широко замахала крыльями и исчезла в небе. Тоби взорвался от смеха. Джек подполз к нему на карачках. - А, ты думаешь, это смешно? Я покажу тебе, как это смешно. Я покажу тебе страшную китайскую пытку щекоткой. Хитер тоже рассмеялась. Тоби понесся к двери в коридор, обернулся, увидел, что Джек приближается, и побежал в другую комнату, хихикая и визжа от восторга. Джек вскочил на ноги. Нагнувшись, как ползущий горбун, рыча, как злой тролль, он помчался за сыном. - У меня один маленький мальчик или два? - крикнула ему вслед Хитер. - Два! - ответил он. Гренки выскочили. Она положила четыре хрустящих ломтика на тарелку и засунула еще четыре куска хлеба в тостер. Хихиканье и маниакальное кудахтанье донеслось от фасада дома. Хитер подошла к окну. Удар клюва птицы был так громок, что она почти ожидала увидеть трещину на стекле. Но окно было в целости. На подоконнике снаружи лежало одно черное перо, нежно покачиваясь в бризе, который никак не мог выцарапать его из углубления и закружить прочь. Она прижалась к стеклу носом и поглядела на небо. Высоко на голубом своде черная одинокая птица выписывала раз за разом тесные круги. Было слишком далеко, чтобы она могла сказать, та ли это ворона, или совсем другая птица. 17 Они задержались в Спортивных товарах Высокогорья и приобрели двое саней - широких, плоских; чистая сосновая древесина с полиуретановой окантовкой; красный тормоз под центром. Еще утепленные лыжные костюмы, ботинки и перчатки для всех. Тоби увидел большую тарелку "Фрисби", специально окрашенную под желтое летающее блюдце пришельцев, с иллюминаторами по кайме и низким красным куполом, и они купили ее тоже. На заправке-76 заполнили бензином весь бак и затем отправились в марафонскую закупочную экспедицию по супермаркету. Когда вернулись на ранчо Квотермесса в час пятнадцать, только восточная треть неба оставалась голубой. Массы серых облаков перехлестывали пеной через горы, несомые яростным ветром в вышине. У земли лишь блуждающий бриз слегка волновал хвою веток и прочесывал коричневую траву. Температура упала ниже нуля, и точность прогноза синоптиков подтверждалась холодным, сырым воздухом. Тоби немедленно отправился к себе в комнату, надел свой новый красно-черный лыжный костюм, ботинки и перчатки. Вернулся на кухню с "Фрисби", объявил, что собирается играть и ждать, когда выпадет снег. Хитер и Джек были все еще заняты распаковкой бакалеи и укладыванием покупок в буфет. Она сказала: - Тоби, солнышко, ты же еще не ел ленч. - Я не голоден. И возьму с собой изюмовое печенье. Она сделала паузу, чтобы накинуть Тоби капюшон и завязать ленточки на подбородке. - Ну, ладно, только не торчи там долго. Когда замерзнешь, иди сюда и немного согрейся, затем можешь возвратиться. Мы не хотим чтобы ты подхватил насморк, - мать легко ущипнула его за нос. Он выглядел таким смешным, как гномик. - Не бросай "Фрисби" в дом, - предупредил Джек. - Выбьешь стекло, и мы будем беспощадны. Вызовем полицию, и тебя отправят в Монтанскую тюрьму для Преступно-Безумных. Когда Хитер передавала сыну два изюмовых печенья, она добавила: - И не ходи в лес. - Хорошо. - Оставайся во дворе. - Ладно. - Я надеюсь. - Лес ее тревожил. Это было совсем другое, не давешний иррациональный приступ паранойи. Было достаточно причин для осторожности в том, что касается леса. Дикие звери, например. И еще, городские люди, как они, могут потеряться и заблудиться в нескольких сотнях футов от дома. - В Монтанской Тюрьме для Преступно Безумных нет ни телевизора, ни шоколадного молока, ни печенья. - Ладно-ладно. Фуф. Я не маленький. - Нет, конечно, - согласился Джек, выуживая консервную банку из сумки. - Но для медведя ты очень вкусный на вид. - А в лесу есть медведи? - спросил Тоби. - А в небе есть птицы? - переспросил Джек. - А в море - рыбы? - Так что оставайся во дворе, - напомнила ему Хитер. - Там я тебя легко смогу найти, и там я тебя буду видеть все время. Когда Тоби открыл заднюю дверь, он повернулся к отцу и сказал: - Тебе тоже лучше быть поосторожней. - Мне? - Ворона может вернуться и снова больно приложить тебя по заду. Джек сделал вид, будто собирается метнуть в сына банку консервированных бобов, и Тоби побежал от дома, хихикая. Дверь захлопнулась за ним сама. Позже, когда они разложили все покупки, Джек отправился в кабинет Эдуардо, осмотреть его библиотеку и выбрать себе какую-нибудь книгу почитать, а Хитер поднялась в гостевую спальню, где принялась размещать свое войско компьютеров. Они вытащили свободную кровать в подвал. Два шестифутовых складных стола, которые находились среди вещей, привезенных транспортной компанией, теперь стояли на месте кровати и образовывали L-образную рабочую территорию. Она уже распаковала свои три компьютера, два принтера, лазерный сканер и смежное оборудование. Но до сих пор у нее не было возможности соединить их и подключить к электросети. До сего момента она в действительности не нуждалась в такой армии высокотехничных компьютеров: работала только по программному обеспечению и программному дизайну, в сущности, всю свою взрослую жизнь. Но всегда ощущала себя не в своей тарелке, пока хоть какая-то часть машинерии была разъединена и погружена в коробки, не важно, было ли этой части какое-нибудь применение в той работе, которую она в тот момент выполняла. Села поработать, пристраивая оборудование, соединяя мониторы с процессорами, процессоры с принтерами и со сканером - под счастливое бормотание песенки Элтона Джона. Постепенно она и Джек исследуют деловые возможности и решат, чем им занять остаток жизни. К тому времени телефонная компания подключит еще одну линию, и можно будет употребить модем. Она сможет использовать сеть данных для изучения того, какая потребуется для успеха их предприятия база населения и капитализации. Найдет ответы на сотни, если не тысячи других вопросов, которые повлияют на решение и увеличат шансы их преуспевания в любом виде деятельности. В сельской Монтане можно получить доступ к таким банкам информации, как Лос-Анджелесский, или Манхэттенский, или Оксфордский университеты. Единственное, что для этого требуется, - телефонная линия, модем, и парочка документов, разрешающих пользоваться этими базами данных. В три часа, после того как она проработала час, - оборудование соединено, все отлажено, - Хитер поднялась со стула и потянулась. Разминая мышцы спины, подошла к окну, чтобы поглядеть, не начался ли снегопад раньше расписания. Ноябрьское небо было низким, форменная тень свинцовой серости. Необъятный пластиковый щит, за которым сверкают ряды тусклых флюоресцентных трубок. Она вообразила, что и сама опознала бы это как снежное небо, даже если бы и не слышала метеопрогноза. Оно выглядело холодным как лед. В этом блеклом свете верхний лес казался более серым, чем зеленым. Задний двор и - к югу - коричневые поля казались бесплодными, а не заснувшими в ожидании весны. Хотя ландшафт и был почти одноцветным, как на рисунке углем, он был прекрасен. Красота, отличная от той, которая возникает под теплой лаской солнца, - окоченевшая, угрюмая, задумчиво торжественная. Она увидела маленькое цветное пятнышко на юге, на кладбищенском холме, недалеко от края западного леса. Ярко красное. Это был Тоби в новом лыжном костюме. Он стоял внутри каменной изгороди высотой в один фут. Нужно сказать ему держаться оттуда подальше, подумала Хитер в приступе боязни. Затем перешла к своим беспокойным мыслям. Почему кладбище кажется ей более опасным, чем двор сразу же за его границей? Она же не верила в призраков и обители привидений. Мальчик стоял у самых могил совершенно спокойный. Она наблюдала за ним с минуту - полторы, но он не двигался. Для восьмилетнего, который обычно переполнен энергией, как ядерный заряд, это был исключительный период пассивности. Серое небо стало еще ниже. Земля слегка потемнела. Тоби стоял не двигаясь. Полярный воздух не беспокоил Джека - он наполнял его силой - за исключением того, что проникал особенно глубоко в бедренную кость и тревожил едва зарубцевавшуюся ткань на левой ноге. Но он не должен хромать, пока поднимается по холму на частное кладбище. Вот и четырехфутовые каменные столбики, которые, без створок ворот, отмечали вход на священную землю. Дыхание вырывалось изо рта морозным облачком. Тоби стоял у подножия четвертой могилы. Его руки повисли по бокам, голова была склонена, а глаза застыли, устремленные на надгробие. "Фрисби" летал на земле рядом с ним. Тоби дышал так часто, что производил лишь слабые усики пара, исчезавшие каждый раз, когда быстрый выдох сменялся тихим вдохом. - Что случилось? - спросил Джек. Мальчик не ответил. На ближайшем надгробии, на которое смотрел Тоби, было выгравировано: ТОМАС ФЕРНАНДЕС и даты рождения и смерти. Джек не нуждался в этой надписи, чтобы напомнить себе дату его смерти; она была выедена в его собственной памяти глубже, чем цифры, вырезанные на граните перед ним. С тех пор как они прибыли сюда и провели ночь у Пола и Каролин Янгбладов, Джек был слишком занят, чтобы посетить частное кладбище. К тому же, он не очень жаждал постоять перед могилой Томми, где на него, безусловно, накинулись бы воспоминания о крови, потере и отчаянии. Слева от могилы Томми была двойная. Надгробие гласило: ЭДУАРДО и МАРГАРИТА ФЕРНАНДЕС. Хотя Эдуардо был в земле только несколько месяцев, Томми год, а Маргарита три года, все их могилы выглядели свежевырытыми. Почва распределялась неравномерно, никакой травы не росло, что казалось странным, потому что четвертая могила была плоской и покрытой шелковистой коричневой травой. Джек мог поверить, что могильщики потревожили поверхность участка Маргариты когда закапывали гроб Эдуардо, но не мог объяснить состояния могилы Томми. Джек сделал мысленную заметку спросить об этом Пола Янгблада. Последний памятник, у надгробия которого росла трава, принадлежал Стенли Квотермессу, благодетелю их всех. Надпись на потемневшем от погоды камне вызвала у Джека смешок, которого он не ожидал. Тоби не двигался. - Что с тобой случилось? - спросил Джек. Никакого ответа. Он положил руку Тоби на плечо: - Сынок? Не отрывая взгляда от надгробия, мальчик сказал: - Что они делают там, внизу? - Кто? Где? - В земле. - Ты имеешь в виду - Томми, его родители, и мистер Квотермесс? - Что они делают там, внизу? Не было ничего странного в том, что ребенок хотел лучше понять смерть. Это не меньшая загадка для молодых, чем для старых. Что показалось Джеку необычным, так то, _к_а_к_ этот вопрос был задан. - Ну, - сказал он, - Томми, его родители, Стенли Квотермесс... они на самом деле не здесь. - Они здесь. - Да нет, только их тела здесь, - сказал Джек, нежно поглаживая плечо мальчика. - Почему? - Потому что они с ними расстались. Мальчик молчал, размышляя. Думал ли он о том, как близко был отец к тому, чтобы оказаться под таким же камнем? Может быть, для Тоби с той перестрелки прошло достаточно времени, чтобы он смог вспомнить те мысли, которые раньше подавлял в себе? Тихий бриз подул с северо-востока сильнее. Рукам Джека стало холодно. Он засунул их в карманы куртки и сказал: - Их тела - это не они, не они настоящие. Беседа приняла странный оборот: - Ты имеешь в виду, что это не их настоящие тела? Это куклы? Нахмурившись, Джек присел на корточки рядом с мальчиком. - Куклы? Как это ты говоришь?.. Как будто в трансе, мальчик впился глазами в надгробие Томми. Его серо-голубые глаза глядели не мигая. - Тоби, с тобой все в порядке? Тоби все еще не глядел на отца, но сказал: - Заменители? Джек моргнул от удивления: - Заменители? - Да? - Это весьма умное слово. Откуда ты его знаешь? Вместо ответа, Тоби сказал: - Почему им больше не нужны эти тела? Джек засомневался, потом пожал плечами: - Ну, сынок, ты знаешь, почему - они закончили свою работу в этом мире. - В этом мире? - Они ушли. - Куда? - Ты же был в воскресной школе. Ты знаешь, куда. - Нет. - Уверен, что знаешь. - Нет. - Они ушли на небеса. - Ушли? - Конечно. - В каких телах? Джек вынул правую руку из кармана и ухватил мальчика за подбородок. Он отвернул его голову от надгробия, так что они оказались лицом к лицу. - Что такое, Тоби? Они были глаза в глаза, несколько дюймов, но Тоби все еще глядел куда-то вдаль, сквозь Джека, на горизонт. - Тоби? - В каких телах? Джек отпустил подбородок мальчика и поводил рукой перед его лицом. Тот не мигал. Его глаза не следили за рукой. - В каких телах? - повторил Тоби нетерпеливо. С мальчиком что-то случилось. Внезапная психическая болезнь. С мышечными спазмами. Тоби произнес: - В каких телах? Сердце Джека забилось быстрее и тяжелее, когда он заглянул в глаза сына, пустые, безответные, которые больше не были окнами души, но зеркалами, отражавшими мир. Если это психологическая проблема, то никаких сомнений, что именно стало ее причиной, нет. Они пережили тяжелый год, достаточно страшный, чтобы довести до нервного расстройства взрослого - не говоря о ребенке. Но что оказалось спусковым крючком, почему теперь, почему здесь? Почему после всех этих месяцев, во время которых бедный ребенок, казалось, так хорошо справлялся с собой? - В каких телах? - резко потребовал Тоби. - Ну, - сказал Джек, беря мальчика за руку в перчатке. - Давай пойдем домой. - В каких телах они ушли на небеса? - Тоби, прекрати. - Мне нужно знать. Скажи сейчас. Скажи мне! О, Боже мой, не дай этому случиться. Все еще на корточках, Джек сказал: - Слушай, давай вернемся в дом со мной и там мы сможем... Тоби вырвал свою руку из его, оставив у Джека в ладони перчатку. - В каких телах? Маленькое лицо ничего не выражало, было пустым, как спокойная вода, и только слова вырывались из горла мальчика, как в припадке холодной ярости. У Джека возникло жуткое ощущение, что он беседует с куклой чревовещателя, деревянные черты которой не соответствуют общему смыслу произносимых слов. - В каких телах? Это не было расстройство. Душевный кризис не случается с такой внезапностью, так полно, без предупреждающих знаков. - В каких телах? Это не был Тоби. Совсем не Тоби. Смешно. Конечно, это Тоби. Кто же еще? Кто-то говорил через Тоби. Безумная мысль, невероятная. Через Тоби? Тем не менее, сидя на корточках посреди кладбища, глядя в глаза сыну, Джек больше не видел пустоты зеркала, хотя по-прежнему смотрел на удвоенное изображение своего испуганного лица. Он не видел невинности ребенка или знакомых черт. Он ощущал - или воображал, что ощущает, - присутствие чужака, кого-то и больше, и одновременно меньше чем человека. Чужесть вне понимания, глядящая на него из Тоби! - В каких телах? Джек не мог вызвать слюны. Язык прилип к гортани. Не мог сглотнуть. Ему было холоднее, чем от просто морозного ветра. Внезапно гораздо холоднее. Вне мороза. Он никогда не испытывал ничего подобного прежде. Его циничная часть убеждала, что смешно истерично позволять себе быть охваченным первобытными инстинктами. Все оттого, что он не может поверить в психическое расстройство Тоби, в то, что его сын соскользнул в душевный хаос. С другой стороны, было явно какое-то первобытное чувство, которое убеждало его, что нечто чужое оказалось в теле его сына: он знал это на простейшем уровне, глубже, чем чувствовал что-либо раньше. Это было знание более твердое, чем то, что исходило от разума, глубокий и неопровержимый животный инстинкт, как будто он уловил запах феромонов врага: кожа зудела от токов нечеловеческой ауры. Внутренности сжало от страха. Пот выступил на лбу и кожа на затылке съежилась. Захотелось вскочить на ноги, схватить Тоби в охапку и побежать с холма к дому; выдрать его из-под влияния существа, которое держит сына в рабстве. Призрак, демон, древний индейский дух? Нет, это смешно. Но ведь что-то, черт возьми. Что-то! Джек колебался; частью потому, что его напугало до онемения то, что он, как ему мерещилось, увидел в глазах мальчика. Частью потому, что боялся, как бы форсирование разрыва связи между Тоби и тем, что было соединено с ним, не повредило мальчику, не спровоцировало страшную психическую травму. А этого делать не нужно, в этом нет смысла. Но тогда ничего не имеет смысла. Вся ситуация, и время, и место походили на сон. Это был голос Тоби, да, но без его обычных оборотов речи и интонаций: - В каких телах они уходят отсюда? Джек решил ответить. Держа в руке пустую перчатку Тоби, он с ужасом понял, что должен теперь или подыгрывать, или убежать с сыном, или остаться с ним - безвольным и пустым, как перчатка. Родного по форме, но без содержания, чьи любимые глаза будут тусклыми всегда. Насколько это бессмысленно? Мысли скакали, словно балансировали на краю пропасти, слепо нащупывая опору. Может быть, это помутнение рассудка? Он сказал: - Им не нужны тела, Шкипер. Ты это знаешь. Никому не нужны тела на небесах. - Они - тела, - сказало то, в Тоби, загадочно. - Есть их тела. - Больше нет. Теперь они - души. - Не понимаю. - Уверен, что понимаешь. Их души отправились на небеса. - Есть тела. - Они ушли на небо, чтобы быть с Богом. - Есть тела. Мальчик глядел сквозь него. Но глубоко в глазах Тоби что-то двигалось, как извивающаяся нитка дыма. Джек почувствовал, что нечто пристально на него смотрит. - Есть тела. Есть куклы. Что еще? Джек не знал, как отвечать. Бриз, прошедший через этот край склона двора, был холоден, как будто содрал шкуру с ледников по пути к ним. То-в-Тоби вернулось к первому вопросу, который он о задавало: - Что они делают там, внизу? Джек поглядел на могилы, затем в глаза мальчика, решив быть прямолинейным. Он ведь на самом деле говорит не с мальчиком, поэтому ему не нужно пользоваться эвфемизмами. Или он сошел с ума, вообразив себе всю беседу и это нечеловеческое присутствие. В любом случае, его прямота не важна. - Они мертвы. - Что - мертвы? - Они. Эти три человека, зарытые здесь. - Что значит мертвы? - Без жизни. - Что значит жизнь? - Противоположность смерти. - Что значит смерть? В отчаянии Джек сказал: - Пустота, отсутствие, гниение. - Есть тела. - Не всегда. - Есть тела. - Ничто не длится вечно. - Все длится. - Ничто. - Все становится. - Становится чем? - спросил Джек. Теперь он был вне ответов на вопросы, у него были свои собственные вопросы. - Все становится, - повторяло То-в-Тоби. - Становится чем? - Мной. Все становится мной. Джек подумал, о чем, черт возьми, ОНО говорит, и имеет ли сказанное для этого больше смысла, чем для него самого? Начал сомневаться в том, что сегодня проснулся. Может быть, он задремал? Если не сошел с ума, то, вероятно, заснул. Захрапел в кресле в кабинете, с книгой на коленях. Может быть, Хитер и не приходила, чтобы сказать ему о Тоби на кладбище, и в этом случае все, что ему нужно сделать, - пробудиться. Бриз ощущался, как всамделишный. Не похожий на бриз во сне: холодный, пронизывающий. И он набрал достаточно силы, чтобы стать голосом. Шептать в траве, шелестеть в деревьях на краю верхнего леса, тихо-тихо плача. То-в-Тоби сказало: - Приостановлены. - Что? - Вид сна. Джек поглядел на могилы. - Нет. - Ожидание. - Нет. - Куклы ждут. - Нет. Мертвы. - Расскажи мне их секрет. - Мертвы. - Секрет! - Они просто мертвы. - Скажи мне. - Здесь нечего говорить. Речь мальчика все еще была спокойной, но его лицо покраснело. Артерии, видимо, пульсировали на висках, как будто кровяное давление поднялось выше обычного. - Скажи мне! Джек непроизвольно задрожал, все больше страшась таинственной природы этих изменений, встревоженный тем, что он разбирается в ситуации меньше, чем думал, и что его невежество может привести к неверным решениям и подвергнуть Тоби большей опасности, чем та, в которой он находится. - Скажи мне! Охваченный страхом, смущением и разочарованием, Джек схватил Тоби за плечи, посмотрел в его чужие глаза: - Кто ты? Никакого ответа. - Что случилось с моим Тоби?! После долгого молчания: - В чем дело, папа? Кожа на голове Джека зудела. То, что его назвало "папой" _э_т_о_, ненавистный чужак, было самым худшим оскорблением. - Папа? - Прекрати. - Папа, что случилось? Но это был не Тоби. Нет. Голос все еще не нес его естественных интонаций, лицо было вялое, а глаза по-прежнему были "не такими". - Папа, что ты делаешь? То-в-Тоби очевидно не осознавало, что его маскарад разоблачен. До сих пор оно думало, что Джек верит, будто говорит с сыном. Паразит боролся за продолжение спектакля. - Папа, что я сделал? Почему ты сердишься? Я ничего не сделал, папа, правда! - Что ты такое? - спросил Джек. Слезы побежали из глаз мальчика. Но неясное что-то было за этими слезами, самоуверенность кукольника в силе своего обмана. - Где Тоби? Ты, сукин сын, кто бы ты ни был, верни мне его! Прядь волос упала Джеку на глаза. Пот заливал лицо. Любому, кто появился бы сейчас рядом с ними, его чрезвычайный страх показался бы слабоумием. Может быть, и так. Или он говорил со злым духом, который управлял его сыном, или он сошел с ума! В чем больше смысла? - Отдай его мне - я хочу его обратно! - Папа, ты пугаешь меня, - сказало То-в-Тоби, пытаясь вырваться от него. - Ты не мой сын. - Папа, пожалуйста! - Прекрати! Не играй со мной - тебе не обмануть меня, ради Бога! Он вывернулся, обернулся и, споткнувшись о надгробие Томми, повалился на гранит. Упав на четвереньки при рывке, с которым мальчик вырвался от него, Джек сказал яростно: - Отпусти его! Мальчик пронзительно завизжал, как будто от удивления, и повернул лицо к Джеку. - Папа! Что ты здесь делаешь? Он снова говорил как Тоби. - Уф, ты меня напугал! Что ты тут выискивал на кладбище? Мальчик, это не забавно! Они не были так близко, как недавно, но Джек подумал, что глаза ребенка больше не кажутся ему чужими: Тоби, казалось, снова его видит. - Боже мой, на карачках, рыщешь по кладбищу. Мальчик снова был Тоби, все в порядке. То, что управляло им, было не достаточно хорошим актером, чтобы так играть. Или, может быть, он всегда был Тоби. Раздражающий выбор между временным сумасшествием или страшным сном снова больно поразил Джека. - Ты в порядке? - спросил, он, снова садясь на корточки и вытирая руки о джинсы. - Я чуть в штаны не наложил, - сказал Тоби и захихикал. Этот чудесный звук. Это хихиканье. Сладкая музыка. Джек сжал бедро рукой, сильно сдавил, пытаясь успокоить дрожь. - Что ты?.. - Его голос задрожал. Он прочистил горло. - Что ты делал здесь? Мальчик указал на "Фрисби" на жухлой траве. - Ветер снес летающее блюдце. Оставаясь на корточках, Джек сказал: - Иди сюда. Тоби явно колебался. - Зачем? - Иди сюда, Шкипер, просто иди сюда. - А ты не собираешься кусать меня за шею? - Что? - Ну, не собираешься притвориться, что хочешь укусить меня за шею или что-то такое и снова испугать меня, как сейчас, когда ты подкрался? Очевидно, что мальчик не помнил их беседы, пока был... под контролем. Его осведомленность о появлении Джека на кладбище возникла тогда, когда он, испугавшись, отвернулся от гранитного надгробия. Вытянув руки, Джек раскрыл ладони и сказал: - Нет, я не буду ничего такого делать. Просто иди сюда. Скептично и осторожно, с удивленным лицом, обрамленным красным капюшоном лыжного костюма, Тоби подошел к нему. Джек схватил мальчика за плечи, поглядел в его глаза. Серо-голубые. Ясные. Никаких дымных спиралей за радужкой. - Что такое? - спросил Тоби, хмурясь. - Ничего. Все нормально. Импульсивно Джек прижал мальчика к себе, крепко обнял. - Папа? - Ты не помнишь, да? - А? - Ну и хорошо. - У тебя сердце как одичало, - сказал Тоби. - Все в порядке, я нормально, все в порядке. - Я, правда, чуть в штаны не наложил. Один - ноль в твою пользу! Джек отпустил сына и с трудом встал, пот на лице казался маской изо льда. Он откинул волосы назад и протер ладони о джинсы. - Давай пойдем домой и выпьем немного горячего шоколада. Подняв "Фрисби", Тоби сказал: - А мы не можем поиграть сначала, ты и я? Вдвоем в "Фрисби" играть лучше. Кидать тарелку, пить шоколад. Нормальность не просто вернулась, она обрушилась как десятитонная. Джек усомнился, что сможет кого-то убедить в том, что Тоби совсем недавно был глубоко в грязном омуте сверхъестественного. Его собственный страх: и его восприятие чужой силы исчезало так же быстро, и он уже не мог точно вспомнить эту силу, чье действие он испытывал на себе. Тяжелое серое небо, все клочки голубого бегут за восточный горизонт, деревья дрожат на ледяном ветру, жухлая трава, вельветовые луга, игра с "Фрисби", горячий шоколад. Весь мир ожидал первых хлопьев зимы, и ничто в ноябрьском дне не допускало возможности существования призраков, бестелесных существ, чужой силы и других потусторонних явлений. - Можем, пап? - спросил Тоби, размахивая тарелкой. - Хорошо, немного. Но не здесь. Не на этом... Так глупо прозвучит - не на этом кладбище. Может, плавно перейти в один из этих гротесков - "Войди-Туда-И-Попробуй-Возьми!" из старых фильмов. Потом надо сделать второй дубль и, закатив глаза, опустив руки, провыть: - "Ноги мои, не подведите меня!" Вместо всего этого, он сказал: - ...Не так близко к лесу. Может быть... Внизу, около конюшни. Размахивая летающим блюдцем "Фрисби", Тоби промчался между столбиками, вон с кладбища. - Чур, кто прибежит последним, - обезьяна! Джек не погнался за мальчиком. Сжав плечи под холодным ветром, погрузив руки в карманы, он уставился на четыре могилы, снова обеспокоенный тем фактом, что могила Квотермесса плоская и заросшая травой. Причудливые мысли пришли ему в голову. Сцены из фильмов Бориса Карлова. Грабители склепов и вурдалаки. Осквернение. Сатанинские ритуалы на погосте йод луной. Даже учитывая то, что он пережил только что с Тоби, его темнейшие мысли казались слишком фантастичными для объяснения лишь того, почему одна могила из четырех выглядит более нетронутой. Однако, сказал он себе, объяснение, когда он узнает его, будет совершенно логичным и вызовет не меньше мурашек на коже, чем вариант с упырями. Фрагменты беседы, которую он вел с Тоби, зазвучали у него в голове без порядка: - Что они делают, там, внизу? Что значит смерть? Что значит жизнь? - Ничто не длится вечно. - Все длится. - Ничто. - Все становится. - Становится чем? - Мной. Все становится мной! Джек почувствовал, что у него в руках достаточно фрагментов, чтобы сложить по крайней мере часть ребуса. Он просто не мог разглядеть, как они соединяются. Или не видел этого. Может быть, он отказывается складывать их, потому что даже несколько кусочков, которые у него есть, соединившись, проявят такую жуть, с которой лучше не встречаться. Хотел ли разгадать, или думал, что хотел, но трусливое подсознание пересиливало. Когда он поднял взгляд с искалеченной земли на три камня, его внимание было привлечено каким-то внезапно возникшим предметом, воткнутым в узкую трещину между горизонтальной основой и вертикальной плитой гранита. Черное перо, в три дюйма длиной, шевелимое бризом! Джек откинул голову назад и напряженно сощурился на ветреный свод прямо перед собой. Небеса нависли низко. Серые и мертвые. Как пепел. Небо крематория. Однако в них ничто не двигалось, исключая крупную пену облаков. Приближалась большая буря. Он повернулся к единственному разрыву в низкой каменной стене, прошел мимо столбиков и поглядел вниз, в сторону конюшни. Тоби почти добежал до этого длинного прямоугольного здания. Он внезапно затормозил, оглянулся на своего неповоротливого отца и, помахав рукой, запустил "Фрисби" в воздух. Диск нетерпеливо вонзился в высь, затем вырулил на юг и был пойман порывом ветра. Как космический корабль из другого мира, он завертелся по мрачному небу. Много выше, чем там, куда мог залететь "Фрисби", под нависшими облаками, одинокая птица крутила над мальчиком. Как ястреб, ведущий наблюдение за своей вероятной добычей, хотя птица более походила на ворону, чем на ястреба. Кругом и кругом. Кусочек ребуса в виде черной вороны, скользящей в восходящем потоке. Молчаливой, как охотник во сне, идущий по следу, - терпеливый и таинственный. 18 Послав Джека выяснить, что Тоби делает среди могил, Хитер вернулась в свободную спальню, где разбиралась со своими компьютерами. Она видела из окна, как Джек взобрался по холму на кладбище. Минуту он постоял с мальчиком, затем сел рядом с ним на корточки. Издалека все казалось в порядке, никаких признаков беды. Очевидно, она волновалась совершенно беспричинно. Слишком много чего происходило в совсем недавнее время. Она села на стул, вздохнула по поводу своей чрезмерной материнской заботы и занялась компьютерами. Некоторое время исследовала винчестер каждой машины, прогоняла тесты, чтобы убедиться в том, что все программы на месте и ничего не испортилось во время перевозки. Потом ей захотелось пить, и прежде чем пойти на кухню за пепси, она шагнула к окну, проверить, что поделывают Тоби с Джеком. Они были почти вне зоны ее видимости, около конюшни, перекидывались "Фрисби". Судя по тяжелому небу и по тому, каким ледяным оказалось окно, когда она его тронула, снег начнет падать весьма скоро. Ей этого ужасно хотелось. Может быть, перемена погоды принесет изменения и в ее настроении и, наконец, поможет ей стряхнуть с себя городскую горячку, которая никак не отпускала. Будет довольно тяжело продолжать цепляться за старые параноидальные ожидания от жизни, привычные для Лос-Анджелеса, когда они окажутся посреди белой страны чудес, искристой и нетронутой, как картинка в блестках на рождественских открытках. Открыв банку с пепси и налив шипящую жидкость в стакан, она вдруг услышала рокот мотора приближающейся машины. Решив, что это Пол Янгблад платит им неожиданным визитом, взяла блокнот с верха холодильника и положила его на стойку, так, чтобы было меньше шансов забыть его отдать, прежде чем гость уедет. К тому времени, когда она спустилась в холл, открыла дверь и вышла на крыльцо, экипаж уже остановился перед дверьми гаража. Это не был белый "бронко" Пола, но похожий, металлически-голубой автомобиль, размерами с "бронко", но больше, чем их собственный "Эксплорер". Определенно, другой модели, с которой она не была знакома. Стало любопытно, неужели в этих краях кто-то еще водит автомобили? Впрочем, конечно, она видела кучу автомобилей в городе, около супермаркета. Но даже там, пикапы и грузовички с четырьмя ведущими колесами превосходили числом легковушки. Она спустилась по ступенькам и пересекла двор, направляясь к посетителю, чтобы поприветствовать его, сожалея, что не задержалась в доме и не накинула куртку. Жгучий воздух проникал даже сквозь ее уютно толстую фланелевую рубашку. Мужчина, который выкарабкался из машины, был лет тридцати, с беспорядочной копной каштановых волос и светло-карими глазами, чей взгляд бы