дцепляет вагончик, груженый под завязку ящиками, а в них самодовольство кирпичиками.
Но за моими плечами столько всего, что на подобные штуки я просто не способен.
Тезка разочарован.
Перечисляю. Он в свою очередь никак не реагирут на "Дружбу Народов".
Финны с любопытством поглядывают в сторону, где двое русских кажется готовы к мордобитию.
Тезка молчит. Но не долго.
Я припух и выпал в осадок. Мысли перестали сопротивляться и поплыли по течению в алкогольных водах. От бессмысленности.
Не прав ты, знаешь, когда не сдерживаешься, когда даешь волю эмоциям, чувствам уступаешь, а не разуму. Ну несправедливы они, ну говорят обидные вещи, ну оскорбляют... А ты выше будь, выше.
Хорошенькое кино! Мне что, может быть заново родиться?
Господа! Если кто-то по-христиански желает подставлять другую щеку, так спешу уведомить - я не возражаю...
Вячеславу не приходит в голову перекапывать меня словно картошку в надежде вырастить иной более культурный и подходящий сорт.
В чужой душе надо вести себя как в музее - на цыпочках. Нечего там делать в кирзах, перепачканных болотной глиной да с ковшовой лопатой наперевес.
Дорожишь теми, кто принимает тебя таким, каков есть. Оттого с московскими друзьями моими возникло непереводимое доверие, какое казалось возможно лишь среди детей в песочнице.
Тезис сей был мною немедленно одобрен, а я получил к тому ж дополнительное подтверждение: виртуальный образ и реальный - это как два костюма пятидесятого размера с одного конвейера.
Неподдельный литературный талант Кости сгибает, как конверты, уголки завистливых губ. У некоторых. Роскошная квартира на Новом Арбате. Дорогая. Не от литературных гонораров. Верткая видать голова у Кости и нос умеет располагаться в нужном направлении, в ногу со временем. Напрасно он слегка, незаметно стесняется собственного богатства. Впрочем, это моя поношенная куртка виновата...
Время суетится дворником, все ускоряя и ускоряя движения, сметая оставшиеся часы в мусорную корзину.
Костя подруливает к Ленинградскому вокзалу. Обнимаемся.
Пролезаем с Вячеславом в купе. Садимся напротив друг друга. Наверно Костя прав, что прощается резко. В такие минуты слова напоминают отсыревшие патроны - осечку дают.
Задиристая веселая красная ракета взмывает в вечернее московское небо.
Мы смеемся.
Настороженно, как суслик из ямки, выглядывает мыслишка: а почему собственно - все не так?
Все так.
Все так, как надо.
26 июня 1999 года
Хельсинки