иц, насекомых, что, по-моему, делает их привлекательными. Они работают долгие часы. - Посмотрите внимательней. Вы видите следы кисти? - Это ничего не доказывает, - упрямо ответил Корнуэлл. - На миниатюрах тоже не видны следы кисти. Художники работают так тщательно, что никаких следов не видно. И все же какая-то разница здесь есть. - Вы чертовски правы, какая-то разница есть. Я использую эту машину. Джоунз положил руку на странный черный предмет на столе. - Я также использую и другие предметы, чтобы получить фото. Я нацеливаю машину, смотрю в это окошко, щелкаю и получаю снимок точно таким же, каким видит аппарат. А он видит лучше, чем глаз. - Магия, - сказал Корнуэлл. - Опять! Говорю вам, что здесь не больше магии, чем в моем велосипеде. Это наука, технология, способ делать вещи. - Наука - это философия, - сказал Корнуэлл, - и не больше. Приведение вселенной в порядок, попытка найти во всем смысл. При помощи философии вы не можете делать все это. Тут должна быть магия. - А где ваше отсутствие предрассудков? Корнуэлл выронил фото и гневно выпрямился. - Вы привели меня сюда, чтобы издеваться? Вы разыгрываете меня своей магией, уверяя, что это не магия. Почему вы хотите представить меня глупым и ничтожным? - Вовсе нет, - сказал Джоунз. - Уверяю вас, вовсе нет. Я ищу вашего понимания. Впервые появившись здесь, я пытался объяснить кое-что этому маленькому народцу, даже Сплетнику, несмотря на его невежество и репутацию. Я говорил, что в этом нет магии и, я не колдун, но они меня не поняли. Потом я нашел, что слыть колдуном даже выгодно и больше не пытался им объяснить. Но по причине, которой сам не могу понять, мне нужен кто-нибудь, кто бы меня выслушал. Я думаю, что вы, как ученый, меня поймете. Ну что ж, по крайней мере я сделал честную попытку объяснить. - Кто же вы такой? - спросил Корнуэлл. - Если вы не колдун, то кто же вы? - Я такой же человек, как и вы, но живу в другом мире. - Вы уже говорили об этом мире, о вашем мире. Но ведь мир только один, который есть у вас и у меня. Впрочем, может быть, вы говорите о Небесном Царстве? Это другой мир. Но мне трудно поверить, что вы оттуда. - О, дьявол, - сказал Джоунз. - Все бесполезно! Я должен был это понять. Вы упрямы и тупоголовы, как и все остальные. - Тогда объясните. Вы сказали, кем вы не являетесь. Теперь скажите, кто вы есть? - Слушайте. Когда-то, как вы сами говорили, существовал лишь один мир. Не знаю, как давно это было - десять тысяч или сто тысяч лет назад. Это невозможно теперь установить. И вот что-то случилось, не знаю, что именно. Мы, наверно, никогда и не узнаем, как это произошло и почему, но, наверно, какой-то человек совершил поступок. Поступок этот совершил только один человек. Он что-то сделал, или выговорил, или подумал. Не знаю, что именно он сделал, но с того момента стало существовать два мира, не один, а два. В самом начале различие было ничтожным, миры еще не разошлись, они проникали друг в друга. Можно было подумать, что это по-прежнему один мир. Но различий становилось все больше, и стало очевидно, что мира два, а не один. Миры все больше расходились, так как были несовместимы. Люди, жившие в них, пошли по разным дорогам. Вот как один мир раскололся надвое. Не спрашивайте меня как это случилось, какие физические и метафизические законы ответственны за этот раскол. Я об этом не знаю, да и никто, наверно, не знает. В моем мире только горстка людей знает, что это вообще произошло. Остальные люди не знают, а если бы узнали, то все равно бы не поверили. - Магия, - упрямо сказал Корнуэлл. - Вот как это случилось. - Черт возьми! Вы опять! Как дойдешь до чего-нибудь непонятного, так опять выскакивает это слово. Вы ведь образованный человек. Вы учились много лет... - Шесть нищих, голодных лет. - Тогда вы должны знать, что магия... - Я знаю о магии больше, сэр. Я изучал магию. В Вайлусинге приходится изучать магию. Это обязательный предмет. - Но церковь... - Церковь не спорит с магией. Только с неправильным использованием магии... - Нам с вами бесполезно разговаривать, - сказал Джоунз. - Я говорю вам о технологии, а вы отвечаете, что это магия. Велосипед - дракон, фотоаппарат - злой глаз, ну, Джоунз, почему ты такой упрямый? - Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал Корнуэлл. - Конечно, не знаете. - Вы говорите, что мир разделился, что был один мир, но потом он раскололся и их стало два. Джоунз кивнул. - Да, так должно быть. Другим способом этого не объяснить. Вот ваш мир. В нем нет технологии, нет машин. О, я знаю о ваших машинах - об осадных механизмах, о водяных мельницах. Это, конечно, машины, но у моего мира другие машины. За последние 500 лет, а может и за тысячу, вы совершенно не продвинулись вперед в смысле технологии. Вы даже не знаете этого слова. Конечно, были события, например подъем христианства. Но главное - не имею представления, как это могло произойти - у вас не было Возрождения, не было Реформации, не было промышленной революции... - Вы используете термины, которые я не понимаю. - Простите, я увлекся. События, о которых я упоминаю, у вас не произошли. Не было ни единого поворотного пункта в истории, и еще кое-чего. Вы здесь сохранили магию и героев древнего фольклора. Здесь они живут, а в моем мире их нет, и они просто герои старых легенд. В моем мире утратили магию и всех этих малышей, и наш мир стал беднее. Корнуэлл сел на постель рядом с Джоунзом. - Вы хотите понять, как раскололся мир, - сказал он. - Я ни на минуту не допускаю, что вы говорите правду, хотя должен признать, что ваши машины меня поразили. - Не будем о них говорить, - сказал Джоунз. - Сейчас мы просто два человека, отличающихся по подходу к некоторым фактам и философским проблемам. Конечно, я бы приветствовал выяснение причины раскола наших миров, но я явился сюда не за этим. И я сомневаюсь, что эту причину можно было выяснить, так как, вероятно, она давно исчезла. - Она может еще существовать, - сказал Корнуэлл. - Какая-то вероятность есть, пусть безумная... - О чем вы говорите? - Вы сказали, что мы два честных человека, отличающихся друг от друга. Но ведь мы оба ученые. - Вероятно. И что же? - В моем мире ученые состоят членами особой гильдии, традиционного братства. Джоунз покачал головой. - За некоторым исключением, я согласен, что примерное существует и в моем мире. Ученые обычно честны друг с другом. - Тогда, возможно, я открою вам тайну, не свою... - Мы из различных культур, - сказал Джоунз. - Наши взгляды могут различаться. Мне было бы неприятно, если бы вы открыли мне тайну, которую мне не следует знать. Я не хотел бы затруднять вас ни сейчас, ни позже. - Но ведь мы оба ученые, у нас общая этика. - Ладно, - согласился Джоунз. - О чем же вы хотите мне рассказать? - Где-то в дальних Диких Землях есть университет. Я слышал о нем и считал, что это легенда. Но оказывается, что он действительно существует. Есть древние летописи. Внезапно снаружи прекратилась музыка и наступила полная тишина. Джоунз замер, а Корнуэлл сделал шаг к выходу и остановился, прислушиваясь. Послышался новый звук - далекий, но отчетливый крик, отчаянный и безнадежный. - О, боже! - прошептал Джоунз. - Еще не все кончено. Они не позволили ему уйти. Корнуэлл выскочил из палатки, Джоунз за ним. Танцующие отступили от дороги и столпились у стола. Они все смотрели на дорогу. Никто не разговаривал, и все, казалось, затаили дыхание. Костры по-прежнему поднимали к небу столбы дыма. По дороге, спотыкаясь, шел обнаженный человек. Он шел и кричал. Его бессмысленный и жуткий крик поднимался и падал, но не прекращался. Откинув голову, он кричал прямо в небо. За ним и по обе стороны от него двигались церберы, зловеще черные во тьме ночи. Некоторые из них шли на четвереньках, другие, выпрямившись, на задних лапах, наклонившись вперед и размахивая передними лапами. Их короткие мясистые хвосты двигались в возбуждении, а ужасные клыки белели в черноте рта. Оливер выбрался из толпы и подошел к Корнуэллу. - Это Беккет, - сказал он. - Они его поймали. Человек и свора церберов приближались. Крик человека не смолкал, но теперь стали слышны и другие звуки: басистый аккомпанемент ужасного крика - ворчание церберов. Корнуэлл прошел вперед и встал впереди толпы, рядом с Джибом и Холом. Он попытался заговорить, но не смог. Холодная дрожь охватила его: он не мог унять стук зубов. Оливер оказался рядом с ним. - Это Беккет, - повторил он. - Я узнал его. Я его часто видел. Подойдя к лагерю, Беккет неожиданно перестал кричать и, пошатнувшись, повернулся лицом к толпе. Он протянул вперед свои руки. - Убейте меня! - завопил он. - Ради любви девы Марии, убейте меня. Если среди вас есть человек, пусть он, ради любви Господней, убьет меня. Хол поднял лук и потянулся за стрелой. Снивли перехватил лук и потянул его вниз. - Вы сошли с ума! - закричал он. - Только попробуйте - и они набросятся на нас. Вы не успеете пустить стрелу, как они вцепятся вам в горло. Корнуэлл, вытаскивая меч, пошел вперед. Джоунз преградил ему дорогу. - Прочь с дороги! - проревел Корнуэлл. Джоунз ничего не ответил. Его правая рука поднялась снизу вверх, и кулак ударил Корнуэлла в подбородок. От этого удара Корнуэлл упал, как подрубленное дерево. На дороге церберы набросились на Беккета. Они не уронили его, оставили стоять, но рвали клыками его тело и отскакивали. Половина его лица исчезла, кровь струилась по щеке, зубы показались из-под нее, язык двигался в агонии, крик застрял в горле. Снова сверкнули клыки и внутренности человека вывалились наружу. Рефлекторно Беккет наклонился вперед, сжимая руками разорвавшийся живот. Острые клыки оторвали ему половину ягодицы, и он выпрямился, размахивая руками и дико крича. Потом он упал и задергался в пыли с воем и стонами. Церберы отошли и сели кружком, рассматривая свою жертву с благожелательным интересом. Постепенно стоны стихли. Беккет медленно поднялся на колени, а потом встал. Он снова казался целым. Лицо и ягодицы не разорваны, внутренности на месте. Церберы лениво встали. Один из них подтолкнул Беккета носом, и тот пошел дальше по дороге, возобновив свой бесконечный крик. Корнуэлл сел, тряся головой и держась за меч. Из тумана перед ним показалось лицо Джоунза. - Вы ударили меня кулаком. Честный способ борьбы? - Держите руки подальше от своей железной палки, - сказал Джоунз. - Или я опять вас ударю. Мой друг, ведь я спас вас, вернее, спас вашу драгоценную жизнь. 22 Корнуэлл постучал, и ведьма открыла дверь. - Ага, - сказала она Мери, - вот ты и вернулась. Я всегда знала, что ты вернешься. С того дня, как я рассталась с тобой, я знала, что ты придешь обратно ко мне. Тогда я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, хлопнула по маленькой попке и велела тебе идти. Ты пошла не оглядываясь, но я знала, что ты вернешься, когда подрастешь. В тебе всегда было что-то странное. Ты не подходила для мира людей, и ты не обманула надежды старой бабки... - Мне было тогда три года, может меньше, - сказала Мери, - но вы не моя бабушка и никогда ей не были. Я никогда не видела вас. - Ты была слишком мала, чтобы помнить. Я бы оставила тебя у себя, но времена наступили опасные и неустойчивые, и мне казалось, что тебе лучше уйти с зачарованной земли. Хотя это и разбило мое сердце, потому что я тебя любила, моя девочка. - Это все ложь, - сказала Мери Корнуэллу. - Я ее не помню, она не моя бабушка. - Но это я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, - сказала ведьма. - Я взяла тебя за маленькую ручку и побрела, согнувшись, так как меня тогда мучил артрит. Ты шла рядом со мной и щебетала. - Я не могла щебетать, - возразила Мери, - я никогда не была болтуньей. Дом оказался точно таким, каким описала его Мери. Старый, полуразрушенный дом на холме, а под холмом ручей, со смехом бегущий по равнине, с каменным мостом над сверкающей водой. Группа берез росла у одного из углов дома, а ниже по холму была живая изгородь, которая ничего не ограждала. За ней виднелась груда булыжников, а дальше, у ручья, был болотистый бассейн. Остальные члены отряда стояли у каменного моста и ждали, глядя на дом, где перед открытой дверью стояли Мери и Корнуэлл. - Ты всегда была извращенным ребенком, - говорила ведьма, - и всегда устраивала нехорошие шутки. Впрочем, это не было свойством твоего характера. Так ведут себя многие дети. Ты невыносимо дразнила бедного людоеда, бросая камни в его нору, так что бедняга едва мог спать. Ты наверно удивишься, узнав, что он вспоминает о тебе лучше, чем ты этого заслуживаешь. Услышав о том, что ты идешь сюда, он сказал, что надеется тебя увидеть. Хотя, будучи людоедом с большим чувством собственного достоинства, он не может сам выйти к тебе. По крайней мере, сразу. Так что, если ты хочешь увидеться с ним, то тебе придется подождать. - Я помню людоеда, - сказала Мери, - и как мы бросали камни в его нору. Не думаю, что я когда-либо видела его. Я часто вспоминала о нем и гадала, был ли он на самом деле. Мне говорили, что он существует, но я сама его никогда не видела. - Конечно, людоед есть, и очень милый. Но я совсем забылась. Я так рада увидеть тебя, дорогая, что боюсь оказаться невежливой. Вы стоите здесь, а мне давно бы следовало пригласить вас к чаю. И я еще ни слова приветствия не сказала рыцарю, который сопровождает тебя. Я не знаю, кто вы такой, - сказала она Корнуэллу, - но рассказывают чудеса о вас и вашей компании. И о тебе тоже, - добавила она, обращаясь к Мери, - я вижу, рог единорога больше не с тобой. Не говори, что потеряла его. - Нет, не потеряла, - сказала Мери. - Просто его надоело нести. Я его оставила с теми, кто ждет у моста. - Ну, хорошо, - сказала ведьма, - я погляжу на него попозже. Услышав о нем, я очень рассчитывала, что увижу его. Ты ведь покажешь мне его? - Конечно, покажу. Старая карга захихикала. - Я никогда не видела рог единорога, и, хотя это кажется странным, самого единорога тоже. Даже в этой земле единорог очень редок. Но идемте пить чай, но только втроем, так будет уютней. А тем, у моста, я вышлю корзину печенья, моя дорогая. Ты всегда любила это печенье с семечками... Она шире открыла дверь и сделала жест рукой, приглашая их войти. В прихожей было темно. Мери остановилась. - Тут что-то не так. Я помню другое. Дом был яркий, полный смеха и света. - Это воображение, - резко сказала ведьма. - У тебя всегда было сильное воображение. Ты выдумывала игры и играла с этим глупым троллем, который жил под мостом, и со Скрипичными Пальцами. Она захихикала, вспоминая. - Ты могла вовлечь их во что угодно. Они ненавидели те пироги из глины, но делали их для тебя. Они страшно боялись людоеда, но когда ты бросала камни в его нору, они шли и тоже бросали. Ты говоришь, что я ведьма, моя дорогая, с моей горбатой спиной, с моим артритом и с длинным изогнутым носом, но ты сама ведьма, и еще получше меня. - Потише, - сказал Корнуэлл, берясь за меч. - Миледи не ведьма. Старая карга протянула свою костлявую руку и легко положила ее ему на ладонь. - Я ей сказала комплимент, благородный сэр. Нельзя больше похвалить женщину, чем сказать ей, что она ведьма. Корнуэлл отбросил ее руку. - Следите за своим языком. Ведьма улыбнулась, показав обломки зубов, и повела их по темному, сырому коридору, в маленькую комнату, устланную старым ковром. У одной стены был камин. Через широкое окно лился солнечный свет, подчеркивая убогость обстановки. На узкой полке у окна - разбитые тарелки. В центре комнаты находился резной стол, покрытый скатертью, а на ней - серебряный чайный сервиз. Ведьма указала им на стулья, а сама села перед дымящимся чайником. Потянувшись за чайником, она сказала: - Теперь мы можем поговорить о старых временах, о том, что изменилось в мире, и что вы здесь делаете. - Я хочу поговорить о своих родителях, - сказала Мери. - Я о них ничего не знаю. Мне нужно знать, кто они, что они здесь делали и что с ними случилось. - Это были хорошие люди, - сказала ведьма, - но очень странные, не похожие на других. Они не смотрели сверху вниз на жителей Диких Земель. В них не было зла, а было глубокое понимание. Они разговаривали со всеми встречными. И вопросы, которые они задавали - о, какие они задавали вопросы! Я часто задавала себе вопрос: что они тут делают? Они ни чем не занимались. Говорили, что у них отпуск. Противно думать, что такие умные люди могут проводить свой отпуск здесь. И если у них был отпуск, то очень долгий. Они были здесь почти год, ничего не делали, просто ходили вокруг и были добры со всеми встречными. Я помню день, когда они пришли ко мне. Они шли вдвоем, дорогая, а между ними - ты. Они держали тебя за руки, как будто ты нуждалась в помощи, хотя она тебе никогда не требовалась. Подумать только! Люди спокойно идут по дороге в Диких Землях и ведут с собой ребенка, как будто вышли на прогулку. Помню, как они подошли к этому дому и постучали в дверь. Они спросили, не смогут ли они пожить тут, и я, конечно, сказала, что это можно. Я так добра, что никому не могу отказать. - Я думаю, что вы лжете, - сказала Мери колдунье. - Я не верю, что это ваш дом. Мои родители не могли быть вашими гостями. - Не будем спорить, - сказал Корнуэлл. - Правда или нет, пойдем дальше. Что с ними случилось? - Они ушли к Сожженной равнине. Я не знаю, зачем они туда пошли. Конечно, они были приятными людьми, но мне ничего об этом не сказали. Они оставили со мной этого ребенка, а сами ушли к Сожженной равнине. С тех пор никто о них не слышал. - И тогда вы отвели Мери в Пограничье? - Ходили разные толки. Я боялась оставлять ее здесь. - Какие толки? - Не помню. - Видите, - сказала Мери, - она лжет. - Конечно, лжет, - сказал Корнуэлл, - но мы не знаем, насколько. - Как печально, - сказала ведьма, - что они сидят за моим столом, пьют мой чай и не верят моим словам. Она закрыла лицо руками. - Они оставили после себя какие-либо бумаги? - спросила Мери. - Письма или еще что-нибудь? - Как странно, что ты спросила об этом, - сказала ведьма. - Об этом меня спрашивал другой человек. Его зовут Джоунз. Я сказала, что ничего не знаю. Я не подглядывала за ними. Я ему сказала, что, может быть, что-нибудь осталось на втором этаже. Я стара и не могу подниматься по ступенькам. О, я знаю, вы думаете, что ведьма может взять метлу и лететь куда угодно. Но вы, люди, не понимаете, есть определенные правила... - Джоунз поднимался наверх? - Конечно. Он сказал, что ничего не нашел. Но глаза у него бегали. Я помню, как спросила его... Дверь дома распахнулась, и что-то влетело в прихожую. Ворвавшись в их комнату, Джиб с трудом затормозил. - Марк, - сказала он. - Снова неприятности. Опять появился Беккет. Корнуэлл вскочил. - Беккет? Вот как? А церберы? - Он бежал от них. - Невозможно, - сказал Корнуэлл. - Как от них убежать? Где он? - Он у моста. Прибежал к нам голый, но Бромли принес ему полотенце. Дверь снова хлопнула. Тяжело вбежал Снивли. - Это ловушка! - закричал он. - Мы не можем его оставить здесь. Церберы позволили ему убежать специально. Теперь они скажут, что мы ему предоставили убежище, и набросятся на нас. - А, эти маленькие жалкие песики, - сказала ведьма. - Где моя метла? Ни один цербер не подойдет ко мне. Дам им разок как следует... - Мы не можем его вернуть им, - сказал Корнуэлл. - После того, что мы вчера видели, он имеет право просить у нас защиты. В конце концов, он христианин, хотя и весьма плохой. Корнуэлл быстро вышел наружу, а за ним последовали остальные. Снаружи по склону холма к дому поднималась пестрая процессия. Посреди, обвязанный по талии полотенцем, шел Беккет, а за ним, обернув тетиву лука вокруг его шеи, шел Хол. Еще дальше, во главе толпы троллей, домовых, гномов и фей, шел Оливер. Хол указал пальцем через плечо. - Мы не одни, - сказал он Корнуэллу, не отводя взгляда от Беккета. Корнуэлл посмотрел в указанном направлении. На вершине соседнего холма за ручьем сидела стая церберов, ничего не делая. Они кротко сидели и ждали, что произойдет. С этого же холма, направляясь к мосту, спускался весьма неуклюжий гигант, примерно двадцати футов ростом, но с очень маленькой головой. Корнуэлл понял, что его голова не больше человеческой, а может, даже и меньше. Огромное тело гиганта не было мускулистым, это было мягкое, дряблое тело безо всякой силы. Двигался он медленно, и его большие ступни гулко ударялись о землю. Длинные вялые руки свисали, но не раскачивались, как у человека при ходьбе, а просто свисали и дергались при каждом шаге. Корнуэлл пошел ему навстречу. - Оставайтесь с Беккетом, - сказал он Холу. - Я с ним справлюсь. Гигант остановился у моста. Он широко расставил ноги, и голос его загремел так гулко, что все могли его услышать. - Я посланник церберов, - ревел он, - и я говорю с теми, у кого нет права находиться здесь. Я принес вам последнее предупреждение. Поворачивайте назад, возвращайтесь туда, откуда пришли. Но сначала выдайте того, который бежал. Он замолчал и стал ждать ответа. Корнуэлл услышал сзади шум и поспешил обернуться. Беккет вырвался от Хола и бежал к груде булыжников. Лук по-прежнему висел у него на шее. Хол гнался за ним. Неожиданно Беккет куда-то провалился. Он исчез, как-будто земля поглотила его. Ведьма, ковылявшая сзади, испустила громкий крик. - Вот сейчас начнется! - закричала она. - Он провалился прямо в нору к людоеду. - Отвечайте! - взревел гигант. - Дайте же ответ! Корнуэлл повернулся к нему лицом. - Мы простые пилигримы, - сказал он. - И не хотим ни с кем ссориться. Мы лишь ищем древних. Вестник загоготал. - Древние, если вы их найдете, разрежут вас на куски, - ревел он. - Вы сошли с ума, если их ищите. Никто не пройдет через Сожженную равнину, это запретное место, дальше вы не пойдете. Отдавайте пленника и поворачивайте назад. Если вы это сделаете, то мы вас не тронем и вы благополучно доберетесь до Пограничья. Даем вам обещание. - Мы не повернем, - ответил Корнуэлл. - Не для того мы прошли так много, чтобы поджать хвост и бежать назад. И мы не отдадим пленника. Он уже ответил перед вами, и теперь должен ответить нам. - Да будет так, - заревел гигант. - И да падет ваша кровь на ваши руки, а не на наши. - Кровь совершенно не нужна, - закричал Корнуэлл. - Ни на чьих руках. Пропустите нас. Найдя древних, мы вернемся в свои земли. - А пленник? Ему бежать еще много миль. И еще долго он должен кричать. Конец агонии - это не для него. Он осквернил нашу священную землю своим отрядом, и отныне, сэр ученый, это означает войну против чужаков. Но к вам мы пока мягки и добры. Будьте рады и этому, и отдайте нам нашу игрушку. - Мы его отдадим, но только если вы его убьете, можно ужасно, но быстро. - Зачем? Вы ведь не хотите лишить нас забавы? - Если вы не убьете его быстро, тогда лишим. - Поступите так, - загремел гигант, - и вы займете его место. - Посмотрим, - сказал Корнуэлл. - Значит, вы отказываетесь вернуть его? - Отказываюсь. Гигант повернулся и неуклюже пошел назад. Церберы не шевельнулись. Сзади снова началось смятение и Корнуэлл обернулся. Тролли, гоблины и другие маленькие существа разбегались во всех направлениях. Из-под земли за булыжниками поднимался живой ужас. Ведьма кричала, колотя метлой по земле: - Я вам говорила, что сейчас начнется. Он провалился в нору к людоеду, а с людоедом шутки плохи. Было видно, как людоед, что-то таща, пятился из норы. Подбежав ближе, Корнуэлл увидел, что он тащит. Это был Беккет, яростно вопящий, цеплявшийся за землю и упирающийся изо всех сил. Людоед сильно дернул Беккета, и тот выскочил из норы, как пробка из бутылки. Лук Хола каким-то образом все еще держался на шее. Людоед презрительно отбросил его в сторону. - Есть у вас уважение к чему-нибудь? - закричал он, обращаясь не только к Беккету, но и ко всем присутствующим. - Разве жилище не священно? И что тут происходит? Зачем вы тут все стоите? - Сэр Людоед, - сказал Корнуэлл. - Мы чрезвычайно сожалеем, но мы не думали вас беспокоить. Людоед оказался приземистым животным, похожим на жабу. Глаза у него были как блюдца, а рот ужасал острыми зубами. Тело его было сплошь покрыто грязью, которая отпадала кусочками, когда он двигался. - Такого никогда не случалось, - сказал людоед, - все местные жители знают меня. Только чужак мог поступить так, как этот. Хотя, была когда-то девочка, которая швыряла в мою нору землю, камни и другие предметы. До сих пор не понимаю, какое удовольствие она находила в этом. Его глаза-блюдца остановились на Мери. - Если я не ошибаюсь, - сказал он, - вот она и есть, эта девочка. Немного подросла, правда, но это она. Ведьма подняла метлу. - Назад! - закричала она. - И не вздумай класть на нее свои грязные лапы. Она была живым ребенком и не хотела тебе вреда. Она играла и веселилась, ведь в нашей земле так мало веселья. Мери сказала: - Мне очень жаль. Я не понимала, что беспокою вас. Видите ли, мы делали вид, что боимся, бросая камни и палки - очень небольшие, как я помню - и тут же поворачивались и убегали. - И ты, и этот домовой Скрипичные Пальцы, и сумасшедший тролль Бромли - впрочем, и этот домовой и все тролли сумасшедшие - вы думали, что я не знаю о вас, а я знал и хихикал над вами. Вероятно, вам трудно представить себе, как я могу хихикать. - Не знаю, - сказала Мери. - Если бы я знала тогда об этом, то пришла бы к вам и представилась. - Ну что ж, - сказал людоед, усаживаясь на землю. - Теперь ты знаешь, давай приходи. Он хлопнул по земле рядом с собой. - Иди сюда и садись. Ведьма радостно взвизгнула. - Иди, - сказала она Мери, - я принесу чайник и мы будем пить чай. Она повернулась и заторопилась домой. Корнуэлл увидел, что Хол и Джиб крепко держат Беккета, который пассивно лежал на земле. - Что с ним делать? - спросил Хол. - Он заслуживает того, чтобы отрубить ему голову, - сказал Корнуэлл. - Правда, мы можем возвратить его церберам, но это кажется мне отвратительным. - Умоляю о милосердии, - взвыл Беккет. - Как один христианин другого, прошу о милости. Вы не должны отдавать христианина на растерзание языческой орде. - Вы зверь, - ответил Корнуэлл, - и очень плохой христианин. Я предпочел бы десять язычников подобному христианину, как вы. У меня нет сочувствия к человеку, который пытался меня убить. - Но я никогда не старался вас убить, - воскликнул Беккет, пытаясь сесть. - Я вас никогда не видел. Ради любви, ради господа нашего, мессир... - Меня зовут Марк Корнуэлл, и вы наняли людей, чтобы убить меня. Оливер, сидевший за Корнуэллом, крикнул: - Вы пытались убить его из-за рукописи, найденной в библиотеке Вайлусинга. И меня бы вы убили, если бы смогли. Вам донес монах Освальд. Его на следующее утро нашли в переулке с перерезанным горлом. - Но это было так давно, - выл Беккет. - Я раскаиваюсь... - Раскаяние ничего вам не даст, - сказал Корнуэлл. - Выбирайте: церберы или меч. Такой негодяй не имеет права на жизнь. - Дозвольте мне, - сказал Джиб, - нехорошо пачкать меч кровью этого подлеца. Один удар моего топора... Костлявая рука вцепилась в Корнуэлла. - Прекратите говорить об убийстве, - завизжала ведьма, - я заявляю свои права на него. Жаль терять такой образчик мужчины. Он мне нужен. Много холодных ночей прошло с тех пор, как мужчина в последний раз согревал мою постель. Она нагнулась, рассматривая Беккета, затем протянула руку и подняла его голову за подбородок. При виде ее глаза у Беккета остекленели. - Стоит ли беспокоиться? - сказал ведьме Оливер. - Он убежит, как только будет возможность, и еще эти церберы... - Ха! - возмущенно сказала ведьма. - Эти щенки знают, что со мной лучше не связываться. Я им покажу свою метлу, а что касается бегства, то я наложу на него заклятие, и он не убежит. Я его хорошо использую. Я покажу ему такую любовь, какой он и не видывал. - Мне кажется, - сказал Корнуэлл Беккету, - теперь у вас три возможности: церберы, меч или... - Что за ерунда! - завопила ведьма. - Нет у него выхода. Вы слышали - я его забираю. Стоя перед Беккетом, она начала руками делать жесты, и из ее рта полилась тарабарщина. При этом она приплясывала и пристукивала пятками. - А теперь освободите его. Корнуэлл на всякий случай попятился. Хол и Джиб освободили Беккета, и тот, повернувшись, встал на четвереньки и стал ласкаться к ведьме. - Как пес, - изумленно сказал Корнуэлл. - Посмотрите, какой он милый, - обрадовано сказала ведьма, - и он меня любит. Она потрепала его по голове. Беккет в экстазе заизвивался. - Идем, мой дорогой, - сказала ведьма. Она повернулась и пошла к дому, а Беккет, по-прежнему на четвереньках, побежал за ней. После этого все занялись чаепитием. Ведьма, которой помогли множество добровольцев, принесла чай и печенье. Все это поставили на столе рядом с норой людоеда. Корнуэлл осмотрелся, но ни неуклюжего гиганта, ни церберов, не было видно. Совершенно неожиданно место приобрело счастливый и безмятежный вид. Мягкое осеннее солнце клонилось к горизонту, снизу доносилось бормотание ручья. - Где лошади? - спросил Корнуэлл. - Они ниже по ручью, - ответил Хол, - на маленьком лугу по колено в траве и наслаждаются ею. За ними присматривает Снивли. Прискакал на трех лапах Енот, сжимая в четвертой печенье. Хол подобрал его, и Енот, удобно устроившись у него на коленях, начал жевать печенье. - Я думаю, все кончилось, - сказал Корнуэлл. - Присоединимся к остальным. - Интересно, как будут действовать церберы, когда поймут, что до Беккета им не добраться? - сказал Джиб. Людоед сунул в рот печенье и искоса взглянул на Корнуэлла. - А кто эта "тряпка", что тебя сопровождает? - спросил он у Мери. - Он не "тряпка", - ответила девушка, - и если вы не прекратите говорить гадости, то на себе испытаете его силу. Она сказала Корнуэллу: - Он вовсе неплохой, просто так привык. - Ну что ты стоишь? - проворчал людоед. - Садись рядом и бери чай. Я бы предложил и печенье, но его уже нет. Никогда не видел таких прожорливых гостей: набросились на печенье так, как будто умирают с голоду. - После вчерашнего пира, - сказала Мери, - они не могут умирать с голоду. - Они прожорливы, - заявил людоед. - Такова их природа. Несмотря на хорошие лица, они всего лишь утробы, прикрепленные к большим кишкам. Корнуэлл сел рядом с людоедом, и одна из фей налила ему чай. Чашка была полна наполовину: чаю тоже осталось мало. - Людоед хочет рассказать мне о родителях, - сказала Мери. - Он как будто хорошо их знал. - Особенно твоего отца, - сказал людоед. - У нас с ним оказалось очень много общих интересов. Мы часто по вечерам сидели здесь, где сидим сейчас втроем, и разговаривали. Он был разумным и проницательным человеком, и разговаривать с ним было приятно. Он был ученым и джентльменом, уважал нашу землю и ее жителей и не боялся их, а это не часто встретишь у людей. Хотя леди я видел меньше, мне она тоже очень нравилась. А их девчонку я любил, как свою дочь. Я лежал в норе, когда она в нее бросала камни и грязь, и представлял себе, как она дрожит в диком ужасе, трясся от хохота. - Трудно представить вас трясущимся от хохота, - сказал Корнуэлл. - Мой дорогой сэр, это лишь потому, что вы меня не знаете. У меня есть качества, которые не сразу обнаруживаются. - Я со вчерашнего дня думаю: может, мои родители пришли из того же мира, что и мистер Джоунз? - сказала Мери. - Может быть, - ответил людоед. - В них было что-то общее с этим вашим Джоунзом. Но это выражалось не в словах и поступках, а в том, как они смотрели на мир, в какой-то их самоуверенности, которая временами перерастала в высокомерие. Они не явились с теми магическими машинами, которых так много у Джоунза, напротив, они пришли как скромные пилигримы, с мешками за спиной. Я как раз сидел на солнышке, когда вы втроем спустились по склону холма и перешли мост. Это было прекрасное зрелище, лучше которого мои старые глаза ничего не видели. У них было с собой очень мало вещей, только самое необходимое. - И они вам нравились? - спросила Мери. - Очень. Печален был тот день, когда они ушли на запад к Сожженной равнине. Они собирались взять тебя с собой, но я отговорил их. Я знал, что их самих бесполезно отговаривать идти. Я уже говорил, что в них не было страха: они верили, что если идут с миром, то им позволят пройти. У них была детская вера в доброту. Я думаю, что единственная причина, по которой они оставили тебя, была в том, что они ни на минуту не сомневалась в своем возвращении. Они успокаивали себя тем, что думали, что избавят тебя от трудностей пути. Не от опасности, как они считали, так как им ничего не грозит, а от трудностей. - Значит, они ушли на запад, - сказал Корнуэлл. - Что они там искали? - Не знаю, - ответил людоед. - Они ничего не говорили мне об этом. Когда-то мне казалось, что я знаю, но теперь я не уверен. Они что-то искали. У меня сложилось впечатление, что они хорошо знали, что ищут. - Вы думаете, что теперь они мертвы? - спросила Мери. - Вовсе нет. Я сижу здесь у входа в свою нору, год за годом, и смотрю на холм. Честно говоря, я не жду их, но если бы они вернулись, я бы не удивился. В них было, несмотря на свою внешнюю мягкость, что-то несгибаемое. Они казались бессмертными, как будто смерть существовала не для них. Я знаю, что все это звучит странно, и я, несомненно, ошибаюсь, но временами испытываешь чувства, которые сильнее логики. Я смотрел, как они уходили, до тех пор, пока они не скрылись из виду. Теперь я увижу, как уходите вы. Ведь вы собираетесь идти за ними? Мери тоже пойдет с вами, и ее, кажется, не остановить. - Я хотел бы ее оставить, - сказал Корнуэлл. - Это невозможно, - сказала Мери, - пока у меня есть надежда найти их. - Что я могу на это сказать? - констатировал Корнуэлл. - Ничего не скажешь, - ответил людоед. - Надеюсь, что вы лучше владеете мечем, чем кажется на первый взгляд. Вы, честно говоря, не похожи на бойца. От вас пахнет книгами и чернилами. - Вы правы, - сказал Корнуэлл. - Но я иду в хорошей компании. У меня добрые товарищи, а меч у меня сделан из волшебного металла. Я бы только хотел побольше потренироваться с мечом. - Я думаю, - сказал людоед, - что с присоединением еще одного спутника ваша компания станет сильнее. - Вы имеете в виду Джоунза? Людоед кивнул. - Он объявляет себя трусом, но в его трусости великое достоинство. Храбрость - это болезнь, часто смертельная. От нее нередко умирают. Джоунз этого не допустит. Он не предпримет действий, которые сочтет рискованными. Я думаю, что у него есть, кроме всего прочего, еще и могущественное оружие, хотя и не знаю, какое именно. У него есть магия, но не такая как у нас, более слабая, и в тоже время более сильная. Его хорошо иметь рядом. - Не знаю, - нерешительно сказал Корнуэлл. - Что-то в нем меня беспокоит. - Власть его магии, - сказал людоед. - Не власть, а ее необычность. - Может быть вы и правы. А, впрочем, все равно мне нужно с ним переговорить. - Возможно, он этого хочет, - сказала Мери. - Хочет идти глубже в Дикие Земли, но боится идти один. - А как вы? - спросил Корнуэлл у людоеда. - Вы не хотите присоединиться к нам? - Нет, - ответил людоед. - Я давно покончил с такими глупостями. Спать в норе и смотреть на окружающий мир - вот и все, что мне нужно. - Но вы расскажете, чего нам ожидать? - Только слухи, - сказал людоед, - а слухов у нас достаточно. Их вам перескажет любой, и вы будете дураками, если поверите. Он пристально взглянул на Корнуэлла. - Я думаю, что вы не дурак. 23 Лагерь Джоунза казался покинутым. Три палатки стояли по-прежнему, но около них никого не было видно. Виден был грубый столик, следы костров, на которых готовили пищу. Тут и там были разбросаны кости и пивные кружки, а на козлах лежали две пивные бочки. Бродячий ветер чуть шевелил листвой и поднимал пыль на дороге, ведущей к полю битвы. Мери вздрогнула. - Как здесь одиноко. Есть ли тут кто-нибудь? Лошади, на которых они приехали, нетерпеливо переступали ногами - им хотелось вернуться на пастбище с густой травой. Они трясли головами, позвякивая уздечками. - Джоунз! - позвал Корнуэлл. Он хотел крикнуть, но какое-то чувство заставило произнести это имя негромко. - Посмотрим, - сказал он. И он направился к самой большой палатке. Мери последовала за ним. Палатка была пуста. На месте были и военная койка, и стол, и стул. Противоположный угол по-прежнему был завешен темной тканью, и рядом стоял большой металлический шкаф. То, что Джоунз называл своим фотоаппаратом, исчезло. Точно так же исчез и ящик, в котором он держал свои маленькие цветные миниатюры. Исчезло и множество других удивительных предметов. - Он ушел, - сказал Корнуэлл. - Он оставил этот мир и вернулся в свой. Корнуэлл сел на койку, сжимая руки. - Он так много мог сказать нам. Он начал говорить об удивительных вещах прошлым вечером, перед тем, как появились церберы. Он осмотрел палатку и впервые ощутил в ней какую-то чуждость, иномирность - не самой палатки и не предметов в ней, потому что в них различия были не так велики, но какое-то загадочное чувство, какую-то странность, запах происхождения в другом мире и в другом месте. Впервые с начала путешествия он ощутил страх и одиночество. Он посмотрел на стоявшую рядом Мери, и в этот волшебный момент ее лицо стало для него всем миром - ее лицо и глаза, глядевшие на него. - Мери, - сказал он. Корнуэлл, едва сознавая, что говорит, протянул руки, и она очутилась в его объятиях. Ее руки обвились вокруг него, и он прижал ее к себе, ощутив мягкие податливые линии ее тела. В ее тепле, в ее запахе было успокоение и в то же время экзальтация. Она шептала ему на ухо: "Марк, Марк", как будто одновременно и молила его о чем-то и молилась ему. Напрягая руки, он положил ее на койку, и сам лег рядом. Она подняла голову и стала целовать его. Он просунул руку под ее платье и ощутил ее обнаженное тело, полноту грудей, упругость живота, нежный пушок волос. Мир загремел вокруг них, и Марк закрыл глаза. Он, казалось, очутился в мире, где были лишь Мери и он. Никого, кроме них. И все, кроме них, не имело значение. Зашуршал клапан палатки, и напряженный голос проговорил: - Марк, где ты? Он вынырнул из тесного мира, где были лишь только он и Мери, мигая, он сел и свирепо взглянул на фигуру у входа. - Простите, - сказал Хол. - Мне, право, очень жаль, что помешал вашему развлечению. Корнуэлл вскочил на ноги. - Черт бы вас побрал! - закричал он. - Это не развлечение. Он сделал шаг вперед, но Мери схватила его за руку. - Марк, все хорошо, - сказала она. - Все в порядке.