, по твоему, стало с твоей матерью? - Не знаю, - сказал Арфос. - Но мне кажется, что ваши враги, возможно, стали моими. Я думал, может, вы знаете по крайней мере, жива она или нет. - Нам это неизвестно, - ответила Ливия. - Но думаю, мы, возможно, знаем, кому это известно. - Господину Акимосу? Она впервые улыбнулась, а затем кивнула: - Я б удивилась, если б он ничего не знал. - Тогда мы можем позвать... - Не думаю, что он ответит на любые вопросы, заданные ему законными средствами. Что же касается других средств - прежде, чем мы сможем применить их, нам надо освободить капитана Конана. Не промелькнуло ли что-то при этих словах на лице у рослого иранистанца? Арфос напомнил себе найти немного правдослова или изготовить его, если не сможет найти ничего пригодного к употреблению. - Где его держат? Теперь настала очередь Ливии рассказывать о случившемся. Арфос выслушал, и ноги снова стали слабеть, пока Реза не подтолкнул к нему табурет. Когда Ливия закончила, Арфос сидел уставясь в пол, чтобы она не увидела выражения его лица. Он предпочел бы, чтоб ему скорее переломали все кости, чем вернуться в дом, где теперь царили колдовские ужасы. Но он скорее предпочел бы, чтобы с него содрали кожу, чем позволить Ливии считать его трусом. - Тогда - если несколько ваших людей смогут вернуться со мной в дом... - А как насчет колдовства? - проворчал Реза. - Есть путь в погреб, не проходящий через остальной дом. Все, что нам нужно, находится в погребе, и большую часть его может унести один человек. И человеком этим буду я, так как я чуть-чуть защитил себя. Солнце засияло с лица Ливии, и если б Арфос не сидел, то упал бы грудой. Ради сохранения на лице его возлюбленной такого выражения снятая заживо кожа будет небольшой ценой! Глава 13 Часовой у двери в дом Харофа стоял один, как в самом деле и следовало ожидать. Устройства, призванные помешать побегу тех, кто пребывал в этом доме, были настолько многочисленными и хитрыми, что считали, что одного часового вполне достаточно. Его обязанности заключались в том, чтобы оставаться бодрствующим и отмечать на висевшей у двери табличке тех, кто входил и выходил. Он вытянул ноги, перегородив ими половину туннеля, а руки - на половину расстояния до потолка. А затем застыл, когда раздались легкие шаги на лестнице, как раз вне поля зрения. Он поднялся и обнажил короткий меч. - Кто там? - Всего лишь друг. - Голос был женским и принадлежал скорее девушке, чем женщине. Миг спустя в поле зрения появился источник этого голоса. Ей едва ли могло быть больше семнадцати, но при всем при том она была неплохо сложена. Надетая на ней латаная и замызганная туника прохудилась чуть ли не до дыр, и часовой мог бы побиться об заклад на месячное жалованье, что под ней она ничего не носила. И она определенно ничего не носила ни на ногах, ни на голове, оставив непокрытой массу темно-каштановых волос. - Друг, говоришь? - Часовой не убрал меч в ножны, но острие опустил. - Ну та, кто может стать своей со временем. - Я не видел тебя наверху. - А когда ты в последний раз был над дверью Имгоса? Часовой рассмеялся и покачал головой. Девушка улыбнулась. - Так давно? Тогда не удивительно, что ты меня не видел. Я появилась на кухне всего пять дней назад. Часовой кивнул. Это объясняло то, что она ему незнакома, а также почему одета словно беглый заключенный. Повара и судомойки в караулке получали голодное жалованье и мстили, предлагая только голодную еду. Часовой помнил рационы получше и на борту кораблей, проведших месяц в море! - Ну, если у тебя нет лучшего занятия, то не посмотреть ли нам, не сможем ли мы подружиться? - Часовой надеялся, что ей не потребуется иной подстилки, кроме его плаща. Если ей понадобится нечто большее, чем просто подстилка, то прекрасный шанс может ускользнуть... - Разумеется. - Она бочком проскользнула мимо него, задев его бедром и проведя ему по руке длинными пальцами. Затем она села и сунула руку за пазуху туники. Оттуда появилась маленькая бутылочка. Прозрачное стекло, оно ясно показывало, что в ней содержалось, - марочное огненное вино. Девушка протянула бутылочку. Когда она это сделала, туника у нее соскользнула сперва с одного плеча, затем с другого. Она медленно сползла к ее грудям, затем ниже их, до талии. Он был прав. Под туникой она ничего не носила. Он сделал шаг вперед, а затем в голове у него громыхнул гром и сверкнула молния. Его следующий шаг вперед стал бескостным спотыканием, и после этого он ничком упал на пол. Девушка натянула платье на плечи, вытащила пробку из бутылочки и брызнула несколько капель на часового. Сержант Талуф одолел одним прыжком последние три шага и опустился на колени рядом с часовым. Опытной рукой он забрал с пояса часового ключи и собственный кинжал из угла. Брошенный рукоятью вперед, кинжал уложил часового настолько аккуратно, насколько вообще можно требовать. - Это напрасная трата хорошего огненного вина, знаешь ли, - заметил Талуф. - Чем сильнее от него будет разить, тем меньше они будут подозревать, - отрезала Гизела. - Мне б хотелось увидеть его поглубже в навозе. - Гизела, - раздался голос с лестницы. - Мужчины будут на тебя смотреть, хочешь ты этого или нет, если ты не упрячешь себя в камеру. Гизела сверкнула зубами в насмешливой улыбке, когда по лестнице спустилась госпожа Ливия. По бокам от нее шли двое бойцов Конана и двое ее собственных, все в туниках и сандалиях Воителей. Замыкал шествие Арфос, в той же одежде, но со значком капитана на поясе и значком целителя на плече туники. На другом плече у него висла на ремне туго набитая кожаная сумка. - Я, конечно, склоняюсь перед огромным опытом госпожи в таких делах, - отпарировала Гизела. - Вандар, тебе лучше по крайней мере раз в неделю задавать трепку этой нахалке, пока она не научится говорить повежливее, - заметила Ливия. Вандар хмыкнул: - Она скорей всего обойдется со мной так же, как Талуф с часовым. - Нет, кинжал полетит острием вперед, - возразила Гизела. - Хватит болтать, - пресек Талуф. Он взял ключ длиной чуть ли не с детскую ручку, вставил его в замок, а затем повернул. Заскрежетал металл, и камень заскреб о камень, лязгнули цепи, и откуда-то издалека снизу долетело еле слышное шипение. Когда снова воцарилась тишина, дверь в дом Харофа распахнулась. Опустился узкий подъемный мостик, перекидываясь через провал, тянувшийся от одной стены до другой. Опустив взгляд, Талуф увидел, как камень погружается во тьму. Когда он ступил на подъемный мостик, ему подумалось, что он увидел, как далеко внизу в темноте что-то двигается. И понял, что снова услышал то шипение. Он едва дышал, пока снова не почувствовал под ногами прочный камень. И другие тоже не медлили. Все, кроме Арфоса, который остановился и вгляделся близорукими глазами во тьму. - Проклятье, Ар... капитан, что ты там высматриваешь, Сокровища Гимли? - Я пытаюсь разобрать, что за зверь там внизу. Если я буду знать, у меня, возможно, найдется чем его успокоить. Талуф заставил себя заткнуться. Если Арфос хотел получить разрешение испробовать на змеях сонное зелье, то пусть просит его у капитана Конана. Сержант горячо веровал, что большинство трудностей решает либо холодная сталь, либо быстрота ног, и совсем не веровал, что надо поощрять сумасшедших! Желудок Конана дошел до точки раздраженного урчания, но, чтобы убавить киммерийцу сил или быстроты, требовалось нечто большее. Поэтому он поднялся с тюфяка и приготовился к любой помощи или угрозе в тот же миг, как услышал за дверью голоса. Затем он услышал звук, который ни с чем не перепутаешь, - скрежет отмычки в замке. - Талуф? - Капитан? - Здесь. - Ты прикован? - Свободен как птица. - Слава богам. От этого голоса у Конана прервалось дыхание. Ливия, здесь? Она тоже заключенная или настояла на участии в спасательной операции? Зная Ливию, Конан заподозрил последнее и сомневался, что кто-либо посмел воспротивиться ей. Лязганье и скрежет умело применяемых отмычек продолжились. Затем они прекратились и сменились проклятиями. - Этот поганый последний запор, - прорычал Талуф. - Насколько он велик? - С палец толщиной. - У нас мало времени. Отойди. - Конан вздохнул поглубже, нашел на шершавом каменном полу точку опоры для ног, а затем навалился плечом на дверь и толкнул. Он толкал, пока на лбу и на шее у него не вздулись жилы, а пот полился с него, как вода в мельничном лотке. Но он почувствовал, как что-то поддается, и услышал из-за двери крики. Он отступил, перевел дух, прислонился спиной к двери и снова толкнул. Металл застонал, затем завизжал, а затем с жутким воплем не выдержал и уступил силе. Конан ощутил на спине холодок, когда подумал обо всех, кто мог здесь умереть именно с такими воплями на устах. Ни боги, ни жрецы не могли особо помочь с Призраками, если человек не мог держаться дальше от мест, где они появлялись. Дверь со скрежетом открылась. Конан вышел в коридор и увидел, как Ливия откинула с лица капюшон плаща и шагнула вперед. При этом лицо Арфоса скривилось. С глубоким поклоном Конан схватил Ливию за руки, поднял их к губам и поцеловал поочередно. - Сударыня, рад вернуться к вам на службу. На лице Арфоса отразилось заметное облегчение. У Ливии был такой вид, словно она готова то ли закричать, то ли заплакать. Вандар, однако, сохранил соображение воина: - Твой меч, капитан. Конан повесил сталь к поясу. - Кто-нибудь из вас придумал байку для извлечения всех вас отсюда? Арфос показал пропуск, на котором красовалось больше печатей, чем, по мнению Конана, мог вместить такой маленький кусочек кожи. - Сомневаюсь, что у меня останется много друзей, когда они узнают, что я сделал с их подарками. Но это уж пусть улаживают боги. Они повернули и направились обратно тем же путем, каким пришли, с Конаном в арьергарде. Он оглядывался посмотреть, нет ли каких-либо признаков погони, когда услышал, как выругался Талуф. - Эта свинячья дверь закрыта, а подъемный мостик поднят! Так оно и было. Конан посмотрел в темные глубины, и ему ответило долгое шипение. Он посмотрел через провал и счел, что нет никакой надежды силой опустить мост. Даже если б они смогли дотянуться до крючка, то петли, когда дверь закрыли, скорей всего прочно заперлись. В то же время тот, кто закрыл дверь, должно быть, поджидал за ней, скорей всего с большим числом воинов, чем могла одолеть спасательная группа. На пути к выходу имелись и другие двери, наверняка они тоже охранялись. В конечном итоге киммерийца и его людей ждали поражение и погибель, а Ливию - поражение и позор. Если они не смогут найти еще один выход... Конан внимательно глянул за грань провала. Он смутно различал на дне извивающиеся кольца толщиной с человека. И более отчетливо - он увидел вделанные в нишах противоположной стороны провала бронзовые скобы ступенек. Сознавая устремленные на него взгляды женщин, он опоясался мечом поверх набедренной повязки. - Я намерен посмотреть, нет ли выхода наружу со дна этой ямы. Мне доводилось сражаться и с более крупными змеями, чем лежащий там внизу любимец Воителей, и именно из их шкур сделаны мои щиты. Ливия открыла было рот, собираясь что-то сказать. Но первым заговорил Арфос: - Погодите. У меня здесь кое-что есть.- Он неуклюже стащил с плеча сумку, порылся в ней и достал небольшую бутылочку, сделанную, скорей всего, в Кхитае. - Что это? - спросила Гизела. - Любовный напиток? Арфос покраснел: - Сонное зелье. В бутылке достаточно, чтобы уложить без чувств шестерых человек. Наверно, этого хватит для одного змея. - Змеи - скоты малоподвижные, - указал Конан. - Сталь действует быстрее. - Да, но если Воители всего лишь найдут змею спящей, то не будут уверены, что путь нашего бегства пролег мимо нее, - вставила Ливия. - Дай ему попробовать. В худшем случае это может облегчить тебе работу. Конан начал было резко отвечать, что ему не нужно никакой помощи в любой работе хорошим мечом, а затем вспомнил, что он капитан, отвечающий за шесть-семь человек, из них две женщины, один совсем не воин, и ни один не пригоден для борьбы со змеями, даже будь у них время. - Дай-ка эту бутылочку мне. Если этот змей подползет достаточно близко, я дам ему хорошую дозу. - Я сам, - начал было Арфос. - Нет, Арфос, - прервала его Ливия. - Лестница-то на противоположной стороне. Ты, в отличие от капитана Конана, не прыгун. И поймать тебя он тоже не сможет. - Во всяком случае без того, чтобы мы оба загремели вниз и стали змеиным кормом, - добавил Конан. - Если ты не думаешь просто прыгнуть вниз и облегчить мне труд, позволив убить змея, пока он питается тобой. Арфос побледнел, а затем покраснел, когда на его руку легла ладонь Ливии. Считая этот вопрос решенным, Конан подобрался для прыжка, воспарил над провалом и схватился за верхнюю скобу лестницы. Темнота внизу мгновенно ожила, наполнившись шипением, и теперь он различил поднимающуюся к нему чудовищную длиннозубую голову. И ноздри, и пасть широко разинуты, а поверх рогатой черной морды на него злобно смотрели два красных глаза размером с арбуз. Конан вытащил из бутылочки пробку, подождал, пока змей не поднялся как мог выше, а затем швырнул бутылочку прямо в разинутую пасть. Шипение сделалось оглушительным, а чешуя заскрежетала и завизжала, скребя о камень, когда змей заметался по яме. Конан подобрал ноги как можно выше, надеясь, что снадобье Арфоса сработает. То, что он был лучшим змееборцем в их группе, отнюдь не означало, что он занимался этим для собственного развлечения. Кроме того, Ливия была права, рекомендуя оставить поменьше следов их побега. Конана внезапно осенило, что из Ливии и Арфоса может выйти неплохая пара. По крайней мере, они могли попробовать, если госпожу Дорис можно будет заставить умолкнуть с помощью чего-то меньшего, чем удушение, и если Арфоса не волнует, что жена вдвое умнее его. Время, казалось, вытянулось к концу света, пока Конан ждал, когда снадобье подействует. Он также обнажил меч, так как змей ударил на расстоянии вытянутой руки от его пяток. Если снадобье не подействует или подействует медленно... Искры полетели, когда зубы скребанули по камню. Затем змей выпрямился, стоя на хвосте, пока его разинутая пасть не нацелилась прямо вверх. Из его глотки, бурля, выступила зеленая пена, а язык неистово метался. Затем со звуком, похожим на закрывающиеся железные ворота, пасть захлопнулась. Миг спустя огромный змей, казалось, утратил все свои кости. Он повалился в тени и лежал не двигаясь. Балансируя между поспешностью и осмотрительностью, Конан сосчитал до десяти, а затем отковырнул от стены кусок известнякового раствора и уронил его на голову змея. Он мог с таким же успехом бросить его в колодец. - Отличная работа, Арфос. Я спущусь убедиться. Талуф, я видел у тебя под туникой веревку? - Да разве я пошел бы без веревки? Скорее госпожа Ливия - будет гулять без ту... - Повежливее там!.. - начал было Арфос, прежде чем Ливия сказала что-то, чего Конан не расслышал, но что определенно заставило Арфоса умолкнуть. Конан спустился по лестнице, приземлившись в черной липкой грязи глубиной по голень, мерзкой на запах и еще более мерзкой на ощупь. Но один быстрый взгляд сказал ему, что усилия были не напрасны. В темноту вел туннель, и туннель этот шел чуть на подъем. Конан перешагнул через неподвижного змея. - Талуф, веревку! - Киммериец поднял руки, но, сделав это, бросил последний взгляд в глубину туннеля. И хорошо, что бросил. От каменных стен отразилось эхо, подобное всем извергающимся одновременно гейзерам Ванахейма. Конан отпрыгнул назад, рубя мечом по устремившейся к нему из туннеля чудовищной чешуйчатой голове. - Их двое! - заорал Арфос. - Будто Конан сам этого не знает, - донесся голос Ливии, а затем киммериец стал слишком занят борьбой со своим противником, чтобы слышать, что там происходит наверху. Удивление змея, обнаружившего, что его подруга неподвижна, дало Конану секундный выигрыш во времени, которым он воспользовался сполна. Он перепрыгнул обратно через спящую змею, встал, пригнувшись, с мечом над головой, а затем, ухватившись за рукоять обеими руками, рубанул по открывшейся шее другого чудовища. Окрашенные в цвета корицы и розы чешуйки размером с ладонь разошлись, и под ними обнаружилось бледное мясо. Но змей не получил смертельных ран, и теперь он знал, что его противником нельзя пренебрегать. Змеи, знал Конан, соображали по большей части медленно, но, не умея драться, они б не выросли до такой длины. Человек и змей вступили в смертельный поединок. Провал был слишком узок, чтобы позволить змею обвить Конана своими кольцами. Поэтому он раз за разом бросался на киммерийца - со скоростью, которая оказалась бы смертельной для любого менее сильного противника, - стремясь впиться в него зубами. Каждый раз, когда он ударял, там оказывалась сталь Конана, рассекавшая чешую и мясо. Иногда бросок проносил его мимо киммерийца, заставляя врезаться в канал с силой тарана. Конан увидел, как под этими ударами из стен начинают сыпаться известковый раствор и даже целые камни. Все это начало походить на своеобразное состязание: что случится раньше - достукается ли змей до потери сознания или обрушит весь провал на них обоих! С верха провала с грохотом и стуком рухнул камень. Он отскочил от змея, а затем от стены, чуть не ударил по правой руке Конана, а затем зарылся в грязи. Прежде чем киммериец успел выругаться, за ним последовал второй камень. Этот ударил змея по рогатому носу. Змей распрямился из спирали и устремился прямо вверх, шипя неистовей, чем когда-либо. И тут же открыл Конану свое горло. Со всей силой своих железных рук и со всей скоростью в ногах киммериец нанес удар. Его меч рассек чешую и мясо, добираясь до жизни змея. Кровь какой-то миг фонтанировала, когда тварь, казалось, взмыла еще выше, а затем, как и его подруга, он, казалось, утратил всякие силы. Конан едва смог отпрыгнуть в сторону, когда змей рухнул на свою спящую подругу. - Эти камни бросил один из вас? - крикнул он. Молчание нарушил тихий голосок. - Да, - призналась Гизела. - Я думала... - Если ты вот так действуешь, когда думаешь, то не дай мне Кром оказаться рядом, когда ты действуешь не думая! - оборвал ее Конан. - Талуф, давай спускаться и убираться отсюда. На скользких змеиных телах можно было потерять равновесие и свалиться, но спутники съехали по веревке без каких-либо неприятных происшествий, за исключением Гизелы. Та поскользнулась, зацепилась туникой за один из носовых рогов и приземлилась в грязи в чем мать родила. Вандар стащил с себя тунику, чтобы одеть на Гизелу, когда она тщетно пыталась стереть грязь с ног и ягодиц. - Фу! - наморщила нос Ливия. - Чем занимались эти звери... Конан, что ты делаешь? Конан резал на куски спящую змею. В качестве последней меры он вонзил в один глаз кинжал, проникнув глубоко в мозг. Змея перешла из сна в смерть со всего лишь легким содроганием. - Следую вашему же совету, сударыня, - отозвался Конан, вытирая меч о чешую и убирая его в ножны. - Если оба будут так порубаны, то все будет выглядеть, надеюсь, так, словно они убили друг друга. А также первый не очнется и не будет гоняться за нами по туннелям. Ливия содрогнулась и подала одну руку Арфосу, а другую Конану. На мгновение мужчины поддерживали ее, не давая упасть в грязь. Затем Ливия сделала глубокий вдох: - Давайте-ка убираться отсюда. - Как пожелаете, сударыня, - молвил Талуф. - Но первым лучше пойти мне. Думаю, я изучил эти туннели все ж таки получше, чем остальные из вас. Конан прожег сержанта гневным взглядом: - Талуф, ты наврал, говоря, будто никогда раньше не бывал в Мессантии? - Капитан, ты же только спрашивал, известен ли я Воителям. Я сказал - нет, и это было правдой. - Несомненно, потому что ты проводил все свое время чураясь дневного света, - чуть улыбнулась Ливия. - Не только воры лучше всего обделывают свои дела в темноте, - ответил Талуф и свернул в туннель. Вскоре им довелось узнать, чем питались змеи. Из грязи торчали кости, по большей части раздробленные туго сжатыми кольцами и зубами змей, но узнаваемо человеческие. К счастью, путь на улицы им понадобилось отыскивать немногим дольше, при свежем воздухе и сухом камне под ногами. Они выбрались наружу в сумерках, и к тому времени, когда они подходили ко дворцу Дамаос, на город опустилась темнота. Они также решили меж собой один вопрос. Прежде чем они смогут выступить против внешнего врага, надо сорвать планы врага внутреннего. В доме, несомненно, действовал шпион, и если его звали не Реза, то Реза поможет им поймать этого шпиона, или его ждет та же участь. Глава 14 Реза быстро проснулся от шума в его комнате. На иранистанской границе те, кто не умел быстро просыпаться, недолго служили в кавалерии Хаджара. Если их не выгонял Хаджар, то им рубили головы, а иногда и другие части тела иранистанцы. Быстро проснувшись, Реза еще быстрее откатился на другую сторону постели, более удаленную от двери. Когда он перекатился, его рука нырнула под подушку. И появилась оттуда, держа короткий меч. Но когда он скатился с постели, ему опустился плашмя на запястье тяжелый двуручный меч. Пальцы у него разжались, и клинок с лязгом упал на пол. Он увидел перед собой огромную фигуру, двигающуюся со скоростью разящей гадюки, и упавший меч придавила нога в сапоге. Затем что-то твердое ударило его в висок. Он рухнул ничком на пол, смутно сознавая у своей щеки холодный камень. И не столь смутно он почувствовал, как железные руки связывают его по рукам и ногам. Он хотел выругаться, но у него не нашлось сил. Видел он, однако, все отчетливо. Из-под кровати получался хороший обзор: просматривалась и дверь, и стоящие в ней люди. Когда Реза заметил их, то стал совершенно уверен, что ему все это снится. Госпожа Ливия здесь, следит за тем, как его вяжут, словно предназначенного на убой кабанчика? И Арфос из Дома Лохри, стоящий так близко к Ливии, что его дыхание могло взъерошить ей волосы, и с туго набитой кожаной сумкой через плечо? Реза как раз решил, что он, должно быть, ударился головой и лишился рассудка, когда почувствовал, как сила великана поднимает его в сидячее положение. На него пристально смотрели пронзительные голубые глаза. У гиганта-варвара было темное, словно высеченное из камня, лицо. - Очнулся, - сообщил Конан. - Я... - начал было Реза. - Чем меньше ты сейчас скажешь, тем скорее мы покончим с этим, - посоветовал ему Конан. Голос его казался менее суровым, чем лицо.- Арфос, ты готов? - Я... хотя я бы предпочел видеть наготове под рукой немного оливкового масла. - Оливковое масло? - хором переспросили Ливия и Конан. - Да. Доза травяного настоя, такая крепкая, какая нам понадобится, заставит его через некоторое время изрыгать свои внутренности по всему помещению. А если мы, закончив допрос, скормим ему немного оливкового масла, этого может и не произойти. Ливия кивнула: - Гизела, ты можешь передвигаться по дому, вызывая меньше всего вопросов. Кухня на тебе. - Да, госпожа. - Реза увидел, как горничная выскользнула за дверь, а Арфос поставил сумку и принялся доставать оттуда бутылочки и пузырьки. - Итак, Реза, - обратилась к нему госпожа Ливия. - Похоже, что в нашем доме есть шпион. Слишком много он выдал наших тайн. Несмотря на твою давнюю службу, у тебя хватает причин быть тем шпионом. Господин Арфос приготовил снадобье, которое заставит тебя сказать правду об этом деле. Если ты откажешься принять его, нам придется считать тебя виновным. Тогда мы должны будем использовать более суровые... Реза захохотал, да так, что долго не мог остановиться. Он увидел, что другие переглянулись: несомненно, подумали, что парень сошел с ума. С трудом переведя дыхание, Реза снова улыбнулся: - Госпожа, простите, что я так долго оставлял вас в сомнениях. Я... причины, которые, как вы подозреваете, у меня есть - достаточно реальные, но я не шпион, не предатель, не разрушитель клятв, которые давал и вашему кровному отцу, и отцу-опекуну. Давайте свои снадобья, и когда я закончу с ними, то покажу вам, где я оставил настоящего шпиона. Ливия посмотрела на других: - Он настолько не боится... Конан покачал головой: - Возможно, он говорит нам все это, чтобы сделать менее осторожными. Хотя его готовность нисколько не вредит. - Конан, может, ты перестанешь говорить обо мне так, словно я бессловесная скотина? Арфос, можешь давать мне какую хочешь дозу. Но если меня будет рвать, пока я не смекну слишком слабым, чтобы сражаться с настоящими врагами Дома Дамаос, то не суйся сюда, пока я не восстановлю силы. Иначе я спущу тебя с лестницы пинком под зад, выброшу за дверь и утоплю в рыбном садке. Арфос нервно рассмеялся, а затем снова принялся отмерять дозу снадобья. Это дало Резе время понаблюдать за хозяйкой, когда та смотрела на двух своих спутников. Конан задел ее сердце. Этого нельзя было отрицать. Но он не имел никакой власти над ее рассудком, и не мог сбить ее с пути. Если Ливия не отправит побоку всю мудрость, какую она приобрела за те годы, что ее знал Реза, то киммериец не мог причинить вреда Дому Дамаос. Теперь оставалось всего лишь убедить киммерийца в том, что он, Реза сын Ширама, столь же невиновен! Госпожа Дорис из Дома Лохри очнулась и сразу почувствовала боль, не имеющую никакого отношения к неудовлетворенному желанию. Ощущения больше походили на те, которые она помнила с того раза, когда, убегая от напавшего на нее, налетела прямиком на колючую изгородь. Кожа прям-таки горела от странного, болезненного покалывания. Покачивание и равномерный стук подсказали, что она находится в легкой телеге, быстро едущей по столбовой дороге. Телегу накрывал, столь же непроницаемо, как птичью клетку ночью, тяжелый, как парусина, чехол. Надежно укрытая от любопытных глаз, она сняла халат, бывший ее единственной одеждой. Боль от уколов была отнюдь не игрой воображения. Все тело Дорис покрывали красные пятнышки, похожие на следы от укусов насекомых. Миг спустя она почувствовала, что фургон остановился. Когда наступила тишина, она услышала птичье пение, фырканье лошадей, а затем мужские голоса. Она принялась оглядываться в телеге в поисках еды или хотя бы воды и, что важнее и того и другого, ночного горшка! Она как раз пришла к выводу, что ничего подобного в телеге не имелось, когда у чехла откинули полог. В отверстие сунулось квадратное лицо с остроконечной седой бородой и лысой головой. Дорис решила не доставлять лысому удовольствия видеть, как она хватается за халат. Она положила одну руку на колени, а другой прикрыла грудь. - Господин Акимос! Чему я обязана удовольствием этого визита? - Похоже, сударыня, что это вы решили воспользоваться моим гостеприимством. Я был бы плохим хозяином, если б не подумал о ваших удобствах. - Мне нужно только одно удобство - объяснение. Если вы не можете предоставить его, то как насчет лошади для возвращения в Мессантию? - Увы, сударыня. Срочные дела не позволяют мне оказать ни ту ни другую любезность. Но все прочее, что в моей власти, будет вашим в тот же миг. Дорис подумала об отказе от любых услуг со стороны человека, который явно похитил ее по причинам, о которых она узнает, когда он соизволит уведомить, - если вообще узнает. Эта девчонка Ливия определенно сочла бы такое поведение отличным способом продемонстрировать свою смелость. Дорис-то лучше знала жизнь. Она начинала достаточно бедной, чтобы почти постоянно испытывать холод и голод. Она понимала, что жажда, голод и свинячья жизнь в собственных испражнениях подорвут те силы и ум, которые ей понадобятся. - Ночной горшок. Еды и воды. Какую-нибудь приличную одежду. И мазь для моих... следов от укусов насекомых. - Конечно. Лицо Акимоса исчезло, и когда она натянула халат, то услышала его голос, подзывающий людей. Откинутый полог показывал треугольник пурпурного сумеречного неба над темными горами. Поближе к ней находилась искривленная олива, а около нее сидел худощавый молодой человек в поношенном за долгие скитания синем балахоне. С первого же взгляда Дорис ощутила ужас. Этот человек с виду сильно походил на ее сына Арфоса. Неужели он участвовал в этом заговоре, стремясь освободиться от нее ценой рабства у Акимоса? Затем она увидела, что этот человек годится Арфосу в отцы и в его темных глазах таится глубокое внутреннее знание. Знание того рода, какое, поняла она, будет использовано против нее прежде, чем она вырвется из рук Акимоса. Сидевший поднял голову и пристально посмотрел на нее. Дорис задрожала, хотя ночь стояла теплая. Эти глаза, казалось, пронзали халат и кожу под ним, стремясь изучить ее кости, внутренние органы и даже душу. Она поплотнее запахнулась в халат и повернулась к нему спиной. Она больше не гадала, когда же ее освободят. Вопрос теперь стоял так - освободят ли ее вообще? - Насколько мы близко? Талуф приложил палец к губам и прошептал: - Слишком близко для твоего киммерийского рева, капитан. Реза усмехнулся, но был бледен и вспотел. - С тобой все ладно? - спросил его Конан. - Дело не в продолжающемся действии снадобья. Дело во вкусе оливкового масла. - Если на кухне прогорклое оливковое масло, Реза, то ты сам виноват... - начал Арфос, но рот ему тут же захлопнула могучая длань киммерийца. Дальше они двигались молча, Конан, Реза, Талуф, Арфос и восемь отборных бойцов - половина из Дома Дамаос, половина из отряда Конана. Четверо бойцов и Талуф переоделись тайными Воителями. Тайные Воители были не настолько тайными, чтобы Арфос не сумел узнать, как они одевались. Это была группа Воителей, умевших проскальзывать в дома для приобретения улик, которые не удавалось достать другими средствами. По строгим понятиям аргосийского права, они были преступниками, но эти представления уже не один век ничуть не стесняли ни их самих, ни их хозяев. Услышав об этом, Конан рассмеялся: - Аргос начинает больше походить на другие места, где я бывал. У него десяток законов там, где у других один, но эти законы по-прежнему таковы, как их толкуют те, кто правит. - Конан, прежде чем смеяться над этим, подожди, пока сам не будешь править, - посоветовал ему Арфос. - Так долго может ждать только бог, - снова засмеялся киммериец. Что бы там ни говорили о них законы, тайные Воители окажутся удобным оружием. Магнатам вроде Акимоса редко приходилось особенно опасаться их, но вот слуги магнатов - другое дело. Еще через сотню шагов отряд оказался перед узким туннелем, полого идущим вверх. Талуф опустился на четвереньки и полез вперед. Миг спустя Конан услыхал змеиное шипение, сообщившее ему, что все хорошо. Реза и Конан пролезли по туннелю присоединиться к Талуфу. Проход был низким, но широким, так что обоим хватило места ухватиться за перегораживавшую туннель бронзовую решетку. При их объединенной силе в действии не могла устоять даже бронза холодной ковки. - Один из тех змеев прошел бы сквозь нее, как через пергамент, - заметил Реза, когда они опустили решетку на пол. - Он едва ли смог бы протиснуться в этот ход, - указал Конан, разминая мускулы. - И готов побиться об заклад, что есть какая-то преграда, которой мы не нашли, чтобы зверьки Воителей не заползали в погреба знати. Слуга-другой, может, и невелика потеря, но если один из них съест оленину для пира у Главного Архонта... - Киммериец притворно содрогнулся от ужаса. Они с Резой извлекли из своих поясных сумок черные маски и натянули их на головы. Позади них бойцы сделали то же самое. - Готовы, ребята? - осведомился Реза. Бойцы кивнули. - Отлично, - заключил Конан и добавил: - Помните, никакого кровопролития, если мы в состоянии избежать его. В худшем случае захватите кого-нибудь в плен, пусть Арфос его попользует своим снадобьем. - Я не прихватил ни капли оливкового масла, - грустно посетовал Арфос. - Мне наплевать, если слуги Акимоса изрыгнут свои кишки по всем его красивым мраморным полам, - бросил Реза. - Просто постарайся остаться в живых, чтобы накормить их снадобьем. Арфос, похоже, вознегодовал из-за того, что ему запретили участвовать в драке. Но его негодующий взгляд лишь беспомощно скользнул по спинам двух рослых молодцов, когда они пролезли через отверстие. Перед ними возник обрыв высотой в человеческий рост, но оба спрыгнули бесшумно как кошки, подняв только облачко пыли. За ними спрыгнули и остальные бойцы в масках. После Конан сказал, что дальше начнется та часть этого дела, которая беспокоила его больше всего. Некоторое время они бродили по погребу дворца Акимоса, не встречая ничего крупнее крысы. Затем посланный к комнатам слуг разведчик доложил, что и они покинуты всеми, кроме старух и мальчишек. Конан отказался беспокоить и тех и других. Он начал гадать, а не решил ли Акимос сохранить свои тайны, забрав с собой всех слуг, которые могли их знать. Если так, то налетчикам предстоял невеселый выбор: допрашивать женщин и детей или обыскать дворец от крыши до погреба и молиться, чтобы им удалось найти что-то проливающее свет на случившееся. Они пробыли во дворце достаточно долго, чтобы поужинать в приличной винной лавке, когда им повезло. - Я слышу пение, - сказал разведчик. Конан кивнул. Он тоже услышал его, наряду с барабанным боем. Они поднялись по лестнице из комнат для прислуги и двинулись по коридору к личным покоям Акимоса. Один остался позади - передавать сигналы группе Талуфа. Гобелены в этом коридоре отличались таким же великолепием, как и висевшие в Доме Лохри - своей обветшалостью, даже тот, который укрывал спавших на полу мужчину и женщину. Более их ничто не прикрывало, а чем они занимались - было столь же очевидно, как и винные пятна на мраморе. Пение, доносившееся из-за полуоткрытой двери, стало громче, чем раньше. Оно, однако же, не заглушало ни звона чаш, ни бульканья поглощаемого вина, ни глухого стука, возникавшего, когда кто-то поглотивший слишком много вина валился на пол. Кто-то принялся стучать на барабане или, по крайней мере, на чем-то подобном. Конан кивнул. При таком гаме по коридору могла бы проскакать неуслышанной и шайка казаков. Он выхватил меч, распахнул дверь настежь и ворвался в помещение. В следующий миг самое большее, чего пришлось опасаться Конану, так это того, что слуги Акимоса перебьют друг друга, пытаясь скрыться от него. Если кто-то из них и был в состоянии держать оружие, то он такого не видел. И было совсем нелегко казаться вором, жаждущим не только добычи, но и крови, да при этом еще в действительности не причинить никакого вреда отупевшим от вина слугам Акимоса оказалось делом нелегким. Конан издал гирканийский боевой клич - сигнал Талуфу и его <Воителям> присоединяться к нему. А затем повернулся к одному охраннику, который начисто забыл про меч у него на поясе и замахнулся табуреткой, проявляя больше ярости, чем умения. Удачный взмах табуреткой столкнулся с мечом Конана. Сталь застряла в дереве. Конан крутанул меч, выдергивая его, и одновременно как можно сильнее пнул по табуретке. Та отлетела назад, врезавшись в живот забывчивому меченосцу. Тот в свою очередь тоже полетел назад и врезался спиной в стол, ломившийся от кувшинов с вином и блюд с разносолами. Стол опрокинулся с грохотом от падающих блюд и бульканьем разливающихся марочных вин. Несколько слуг, и мужчин и женщин, настолько отупели, что опустились на четвереньки, как собаки, и принялись лакать вино. У Конана так и чесались ноги дать им пинка, как тем же собакам. Гам перекрыл гирканийский боевой клич. - Хвала Митре! - пробормотал Конан себе под нос, но вслух язвительно выругался. Затем в помещение вбежали с мечами наголо Талуф и его <Воители>. Спасая свою жизнь, Конан и то сражался с меньшей осторожностью, чем сражался сейчас в этой псевдобитве. Его людям и ребятам Талуфа требовалось выглядеть кровными врагами, по-настоящему не проливая крови - ни своей, ни кого-либо из слуг, пялившихся на происходящее или распростертых на полу. Именно это-то на самом деле и представляло для Конана самую большую трудность - как не поскользнуться в лужах вина и еды или не споткнуться о тела слуг, слишком набравшихся, чтобы уползти из-под топающих сапог дерущихся! Один за другим люди Конана <теряли мужество> и удирали по лестнице на крышу. Киммериец отступал в арьергарде, фехтуя с Талуфом так бешено, что их мечи высекали искры, задевая о стены. Конан напомнил себе, что надо будет показать меч кузнецу, прежде чем отправиться по следу госпожи Дорис. Наконец Конан и его <воры> собрались на крыше. Перед ними стояло две задачи. Одна - послушать, как Талуф будет говорить со слугами, и помочь, в случае если с Талуфом и его ребятами что-то стрясется. А другая - помешать слугам ринуться всей толпой на крышу и в отчаянии броситься вниз. Если они не приземлятся на головы, то, может, и не причинят себе серьезного вреда. Но шум, несомненно, выйдет за пределы дворцовых стен. И если он и не приведет вовремя настоящих Воителей, то определенно приведет к появлению соседей Акимоса, задающих вопросы, на которые Конан совсем не желал отвечать. План Конана увенчался успехом. Он услышал, как слуги говорят о пещерах Зимгаса, об отборных бойцах и лошадях, приготовленных для долгого путешествия, о крытой дорожной повозке, оборудованной словно для удобства знатной дамы. Он услышал о слугах, расспрашиваемых, знают ли они что-нибудь о Доме Лохри, и многое другое. Если б услышанное Конаном было веревкой, то ее хватило бы, чтобы повесить Акимоса десять раз кряду. Он дождался, пока Талуф не сказал слугам, что они хорошо служили своему хозяину и что он будет сразу же предупрежден. И добавил, что им следует очистить дом от всяких следов своего пиршества, иначе даже услуга, оказанная ими Воителям, не защитит их от хозяйского гнева. А затем Конан и его люди убрались, так же украдкой, как и те воры, какими они прикидывались. Когда они добрались до заранее обговоренного места встречи в туннелях, то застали Талуфа уже там, и его ребята несли два сундука. - В одном - свитки со стола Акимоса, - доложил сержант. - Я сказал, что нам надо изучить их, чтобы узнать побольше о том, что же искали воры. - А в другом? - спросил Конан, ткнув в сундук носком сапога. Вес его сам по себе кое-что говорил, и он оказался набитым серебряными монетами, с примесью нескольких золотых и цепочек с самоцветами. - Этот вернется обратно, - распорядился Конан. - К Акимосу? - Талуф вытаращился, словно те же пьяные слуги. - Нет, слугам. Назови это наградой за их добрую услугу Воителям. - Клянусь причиндалом Эрлика! - выругался Талуф. - А я уж чуть не испугался, что ты стал честным человеком, Конан. - Уж не знаю, каков Конан, - влез в разговор Реза. - Но тебе я, сержант Талуф, так скажу. Если у тебя завелись мысли сделаться вором, то не оглашай их там, где мне слышно. Госпожа Дорис легла на живот, приподняла края палатки и выглянула наружу. Она, несомненно, смогла бы больше увидеть из входа в палатку, но тогда охранники заметили бы ее и что она не настолько отупела от страха, как притворялась. Пока что охранников легко удавалась обмануть. Она не воображала, что одурачить Акимоса и Скирона будет столь же легким д