л одеяла и сел, потянувшись одновременно за мечом. И оказался глядящим в два широко раскрытых голубых глаза. В глазах этих таился смех, так же как и в красных губах рта под ними. - Я не могла уснуть в миазмах тех покоев, там внизу, - объяснила Ливия. - И поэтому поднялась поспать там, где у меня будет безопасность и свежий воздух. Конан заметил, что плечи у нее над обертывающими ее одеялами голые. Жаровня давала достаточно света, чтобы показать легкую пыльцу веснушек на этих плечах. - Прежде чем настанет утро, ты можешь обнаружить, что воздух этот посвежее, чем тебе нравится. - Конан потянулся. Если эта деваха намеревалась поболтать, то сна ему какое-то время не видать, так что лучше всего устроиться поудобнее. - Ты случайно не захватила вина? - Нет, но зато захватила один из горшочков с мазями Арфоса. Я видела, что ты весь в ссадинах и царапинах. - Едва ли. Когда я влезал на скалу, то лез на нее в кожанке и крагах. Попробуйте как-нибудь полазать по скалам с голой кожей, вот тогда действительно узнаете, что такое ссадины и царапины. Или попробуйте дружеское состязание с борьбе. - А что такое дружеское состязание? - Это когда состязаешься с другом, чтобы увидеть, кто лучший борец, или просто тренируешься. Я участвовал в состязаниях, где владельцы выставляли друг против друга своих рабов. Проигравшего, конечно, ждала порка или что похуже. - Ты поучишь меня немного борьбе? - Голос у Ливии снова прервался, но краски у нее на лице он не увидел. - Зачем? - У меня есть кинжал, но если на нас нападут и бой затянется... - Понятно. Вы с Арфосом оба хотите стать солдатами за одну ночь. - Не оскорбляй нас, Конан. Мы всего лишь хотим научиться чему можем, чтобы помочь разбить магната Акимоса. И мне думается, я годна для обучения борьбе. Должно быть, Ливия не раз репетировала этот жест, потому что она сбросила все одеяла одним движением. Под ними она была одета именно так, как начал подозревать Конан. В свою собственную кожу, слегка усыпанную веснушками не только на плечах, и больше ни во что. - Ну, Конан? - Для серьезных состязаний, Ливия, обычно надевают набедренную повязку. - Женщины устроены иначе, чем мужчины, о чем ты, уверена, и сам знаешь. Кроме того, я не вижу никакой повязки и на твоих бедрах. - Да, но я вижу, что жаровня упала и одеяла через минуту загорятся. Ливия стремительно обернулась, и взгляд Конана приковали к себе плавность линий ее тела и мягкая округлость ее груди. Кровь у него уже бурлила, и только самая строгая команда своим рукам не позволяла им протянуться к ней. Упало всего несколько углей, и медного горшочка с мазью хватило, чтобы раздавить их. Закончив, Ливия снова повернулась к Конану: - Если нам не нужны набедренные повязки, то чего же нам еще не хватает? - Борьбой лучше всего заниматься на чем-то мягком. - Вроде одеял? - Да. Она расстелила свои одеяла, и когда Конан расстелил свои, их руки встретились. Его ладони жили самостоятельной жизнью, взлетев вверх по ее рукам, чтобы схватить ее за плечи и привлечь к себе. Она сопротивлялась всего миг. А затем полетела вперед так, что Конан упал на спину, опрокинув на себя Ливию. Поскольку все, что они собирались сделать, можно было проделать лежа, то прошло какое-то время, прежде чем они снова поднялись, да и тогда лишь ненадолго. Они не угомонились, пока не взошла луна и не застала их обоих спящими, обвитыми руками друг друга и спутанными одеялами. Глава 17 - Конан, Конан, проснись! Проснуться-то Конан проснулся, но был занят тем, что любовался через полузакрытые глаза Ливией. А полюбоваться ею стоило, так как прежде, чем подойти к парапету, она не потрудилась одеться. - Я проснулся. В чем дело? - Я вижу четыре десятка человек на пути к замку. Конан вскочил и тоже поспешил к парапету, не утруждая себя одеванием. Затенив ладонью глаза от восходящего солнца, он изучил приближающихся людей. А затем рассмеялся: - Там в основном женщины и дети. Я вижу несколько парнишек с луками и дубинами, но больше ничего. Думаю, одна из деревень отправила своих жителей укрыться здесь. - Извини, что я их не узнала. - В том, что ты не солдат, ничего плохого нет. У тебя уйма других талантов. Ливия покраснела, что сделало ее светлую кожу розоватой при еще более розовом свете зари. А затем рассмеялась и изящно наклонилась за одеждой. Конан поспешно натянул штаны, подхватил оружие и спустился по лестнице вниз. К тому времени и Реза, и Арфос стояли на посту, мечники построились, готовые помочь лучникам, если новоприбывшие окажутся враждебными. Реза казался таким же нерушимо гранитным, как всегда, но у Арфоса был вид человека, проведшего большую часть ночи в постели, но в основном без сна. Орис предложил выйти и встретить селян и быстро вернулся с сообщением от них. - Они взяли с собой еду, воду, спальные принадлежности? - Я таких не видел. Конан пожелал троллям побрать деревенских вождей и сделал глубокий вдох: - Я не буду отсылать их обратно, не могу, так как они, несомненно, всю ночь брели сюда. Но я хочу, чтобы нескольких парнишек разослали по деревням и велели им передать вот что: <Без своей еды и спальных принадлежностей в замок никому не приходить. Воды у нас навалом, но мы не в состоянии укрыть пол-округи>. - А не разумно ли будет попросить их также прислать и нескольких вооруженных мужчин? - вставил Арфос. - Нам ведь придется разделить свои силы, когда мы выступим спасать мою мать от... - Арфос, помолчи, пока мы не останемся одни, - резко оборвал его Реза. Юноша потерял половину своих лет и стал похож на мальчика, которого только что пригрозили высечь. Конан вмешался в эту ссору: - Мы и в самом деле будем отправлять бойцов на вылазки. Но этот форт и десять бойцов удержат против целой армии. - Верно, будь он совершенно цел, - указал Арфос. - Но я... ночью, когда искал тихое местечко, где можно... поспать, увидел слабые места. К тому же деревенским бойцам не нужно являться в замок. Они могут разбить лагерь в долине, готовые предупредить нас о нападении. А потом они могут подождать и ударить по нападающим сзади, пока мы бьем их спереди. Конан посмотрел на Арфоса с уважением. Миг спустя, и с неохотой, на него так же посмотрел и Реза. - Ты мыслишь как солдат, - одобрил мажордом и схватил Арфоса за плечи. - Если это будет продолжаться, то твоя мать, возможно, наконец поблагодарит тебя за изучение того, чему она тебя не учила! - Реза, если ты так думаешь, то у тебя просто трогательная вера в человеческую доброту, - отозвался Арфос. - Капитан Конан, можно мне показать вам слабые места? Большинство показанных Арфосом Конану слабых мест ничуть не походили на таковые. Иные из них устрашили бы даже специально обученных обезьян, и только два предлагали хоть какую-то надежду, даже для самых ловких скалолазов. Арфос выглядел довольно приунывшим, но Конан его утешил: - Сударь, я год прослужил капитаном в войсках Турана, прежде чем многое узнал о строительстве крепостей. - В Туране не очень-то много замков, не так ли? - Только в горах, где могут перекрыть дороги. В остальном же у Турана слишком много открытых границ, и слишком много врагов. Нет смысла тратить золото на круговую оборону. - Понимаю. - Арфос отвернулся, глядя на долину, и, казалось, с трудом подыскивал нужные слова. - Капитан Конан, могу я попросить вас об услуге? - Отправиться вместе с нами? - Арфос кивнул. - Ваше искусство целителя нам не помешает. Но умеете ли вы совершать длинные переходы и сражаться? - Всю дорогу от Мессантии я ведь не отставал, не так ли? - Да, но нам не пришлось драться. Арфос, я не могу выделить четырех воинов на то, чтобы... чтобы... - Нянчиться с мальчишкой? - Я бы выразился не совсем так. - Да, полагаю, не так, и я благодарен вам за доброту.- Арфос положил руку на эфес короткого меча. - Капитан, не провести ли нам несколько заходов, я с этим оружием, а вы с оружием по вашему выбору. Если я покажу что далеко не беспомощен, то мне можно будет отправиться? - Да. - Даете слово? - Клянусь Митрой и Эрликом, покажи, что ты знаешь сталь, и можешь отправляться, куда ни приведет нас это путешествие. Конан обнажил кинжал, обмотал левую руку плащом и отступил на шаг. Добавление меча к его более длинным, чем у Арфоса, рукам сделало бы это состязание жалко-односторонним. Но при его кинжале против короткого меча Арфоса досягаемость у них будет примерно равной. Итог схватки решат другие качества. После нескольких глубоких вдохов, принесших спокойствие и отстраненность, столь нужные воину, Конан отметил, что Арфос обладает вполне приличными бойцовскими качествами. Он был пружинист, настолько быстр, насколько нужно, и умел неплохо судить о дырах в защите противника. И самое главное, он передвигался по неровной почве с ловкостью, показывавшей, что его неуклюжесть была не более чем игрой. У Конана все равно имелось преимущество, но ему приходилось трудиться, чтобы сохранить его. Первый заход закончился, когда Арфос с силой сделал выпад, чиркнув Конана по ребрам, а затем обнаружил, что кинжал Конана сцепился с его мечом и держит его на месте, когда он попытался отдернуть его обратно. Длинная нога киммерийца ударила словно змей, и Арфос потерял почву под ногами. Ударился он сильно, но меча не выпустил и направил его в живот Конану прежде, чем киммериец успел отступить. А затем он рассмеялся: - Похоже, что для занятия фехтованием и борьбой требуется больше тренировки, чем довелось получить мне. - Так оно и есть. Но хороший боец никогда не забывает про оружие, которое ему дали боги, просто потому, что кузнецы дали ему другое. Еще заход? - С удовольствием. - Арфос поднялся, отряхнулся и принял стойку. Они сделали еще четыре захода, и Конан выиграл в каждом из них, но не без труда. Он быстро отказался от мысли позволить Арфосу выиграть. Юноша наверняка понял бы, что произошло, и рассердился бы. К тому же если поддаваться, то он мог нанести киммерийцу ранение, которое сделает его в ближайшие дни не столь быстрым, а Конан знал, что для этой битвы ему понадобятся в полной мере и сила, и скорость, и сообразительность. Акимос и его охранники были отнюдь не слабаки, но и не представляли собой ничего страшного, что нужно для хорошего бойца. А вот цепной колдун Акимоса - другое дело, тем более когда бойцу приходилось беречь не только свою спину, но и целую деревню девок и детей! Можно сказать кое-что хорошее, решил Конан, о прежних временах, когда он был вором в Зингаре. Тогда ему не приходилось отвечать ни перед кем, кроме как временами перед Воровским Братством, и ни за чью шкуру, кроме своей собственной! Арфос попытался закончить последний круг ближним боем. Он замышлял перейти в него, не предупредив Конана, и в настоящем бою мог бы вскрыть киммерийцу живот прежде, чем умереть. Конан снова швырнул Арфоса на спину и на этот раз отступил. Глава Дома Лохри перевел дух, а затем принял предложенную Конаном руку. - Ну, капитан? - Довольно неплохо. Но все равно я помещу тебя в центр отряда. Не в позор тебе, а потому что твое умение целителя нам будет нужно больше, чем твоя рука с мечом. У меня есть дюжина мечников получше тебя, но никто из них не отличит слабительное от ночного горшка. - Как пожелаете, капитан. Лишь бы отправиться с вами. И... если я паду... вы можете позаботиться о том, чтобы Шилка получила то, что я ей обещал? Конан не сказал, что если Арфос погибнет, то и с остальным отрядом, по всей вероятности, произойдет то же самое. Он пообещал сделать все, что в его силах, и позаботиться, чтобы Ливия тоже помогла. Конан не терял зря времени на поиски подземного хода к пещерам Зимгаса. Даже если он существовал не только в легенде, на его обнаружение мог уйти целый месяц. К тому же под землей у врага будет то же преимущество, какое имелось у Конана близ замка, - в виде горстки бойцов, способных остановить вдесятеро более сильного противника. Внезапность даст не столько скрытность, сколько скорость, а внезапность им понадобитсд. Даже если у Акимоса нет чар, способных отразить их, Акимос едва ли постесняется скорее скинуть госпожу Дорис с ближайшей скалы, чем оставить ее в живых и стать свидетельницей против него. Поэтому Конан повел сорок отборных бойцов, как охранников, так и селян, в лес по другую сторону хребта и от замка, и от пещер. Они выступили в сумерках, с намерением забраться до рассвета как можно дальше, а затем на дневное время затаиться. После этого переход длиной менее чем в полночи должен привести их к пещерам. В первую ночь и большую часть следующего дня Ливия была слишком загружена работой, чтобы думать о том, с чем могут столкнуться Конан и Арфос. Требовалось на чем-то уложить спать женщин и детей и разместить враждующие семьи настолько далеко друг от друга, насколько позволял замок. Требовалось не дать очередям у колодца превратиться в толпу дерущихся. Требовалось не дать детям улизнуть, чтобы их матери не поднимали ночью переполох своими воплями из-за пропавших чад. Благодаря управлению дворцом Дамаос, Ливия знала почти все, что требовалось. Остальное знал Реза. Поэтому Ливия почувствовала, что рассудок и силы покинули ее лишь вечером следующего дня, после выступления отряда спасателей. Она поднялась по лестнице на башню, где отдала Конану свою девственность, и села там, где лежали их тюфяки. Она все еще сидела там, когда солнце ушло за горы и по лестнице поднялся Реза. - Госпожа, вы здоровы? - Всего лишь устала, и душой и телом. - Тут едва ли самое лучшее место для сна. - Да, но самое спокойное. Думаю, я попрошу у тебя распорядиться принести сюда тюфяк и воду. Реза поклонился, но нахмурился: - Госпожа, это будет не очень-то удобное место. - Ищущие госпожу Дорис будут сегодня ночевать с еще меньшими удобствами. Для некоторых эта ночь может стать последней в их жизни. Следует ли мне в таком случае купаться в роскоши? - Мне думается, тюфяк в более теплом помещении едва ли можно назвать роскошью, - улыбнулся Реза. - Но я вижу, что у вас душа истинного воина. Поэтому мне не следовало бы удивляться тому, что произошло между вами и капитаном Конаном. Ливия застыла, словно получив пощечину. А затем погасила первую вспышку гнева при мысли, что Реза случившегося, похоже, не одобряет. Более того, если догадался о происшедшем только он, то ее тайне никакое разоблачение не угрожает. Словно прочтя ее мысли, Реза снова улыбнулся: - Я никому не говорил и не скажу. Не сомневайтесь, что Конан будет столь же сдержан. - Так же как и я. Уверена, он знал многих женщин, но не ославил ни одной, если они сами не обошлись с ним скверно. - Да. - Реза теперь казался более серьезным. - Госпожа, вы давали друг другу какие-нибудь обещания? - Насчет брака? - Это казалось совершенно невероятным, но она увидела, что Реза кивнул. Гнев вспыхнул вновь. - Реза, ты ведь не обозвал меня распущенной. Так зачем же обзывать меня дурой? - А вы были ею? - Нет. То, что произошло между мной и Конаном, - все это закончено и завершено. Оно определенно не приведет нас к брачному алтарю. Она не могла ошибиться: плечи у Резы облегченно опустились. - Хвала богам. Я должен быть уверен. Госпожа, для мужчин использовать превратности битв для избавления от соперника - дело известное. Пообещай вы что-нибудь Конану, у него могло бы возникнуть искушение. Ногти Ливии остановились в волоске от лица Резы. - Никогда больше не смей так оскорблять Конана! Его честь так же крепка, как и его мужество! - Лицо Резы осталось непроницаемым, но она почувствовала, как между ними пролегло нечто невысказанное, но смертельное. - Реза, ты сейчас же скажешь мне, что ты сделал, или сегодня же вечером покинешь службу у меня, а утром и замок! - Я послал двух человек с приказом стеречь Арфоса, как наседки - единственного цыпленка. Они должны сразить Конана, если покажется, что он не дорожит жизнью Арфоса. Ливия решила, что воплями, плачем или выцарапыванием глаз Резе ничего не добиться, да еще и потеряешь зря время. Она схватилась за кинжал. - Ты отправишь гонца к этим людям. И передашь им, что, если они хоть пальцем тронут Конана, я лично заживо сдеру с них кожу. Гонец получит приказ тотчас же при мне и покинет замок, прежде чем я покину тебя... Реза упрямо сжал челюсти: - Госпожа, никто не успеет добраться до отряда спасателей прежде, чем тот ударит по пещерам. И даже будь это возможно, гонца могут перехватить по дороге слуги Акимоса. И тогда он погибнет. Но не раньше, чем раскроет Акимосу наши тайны. Акимос приготовится к встрече, и тогда погибнут и наши бойцы, и ваша репутация. Слова и спокойная решимость Резы прорвались сквозь ярость Ливии. - Полагаю, в твоих словах что-то есть. Отлично. Я попрошу лишь, чтобы ты поговорил с теми двумя по возвращении и тоже предупредил их. Полагаю, до тех пор Конан сможет поберечь свой тыл. - По крайней мере от моих людей, - сказал Реза. - Что же касается других врагов, с которыми он столкнется, - будем молить богов о милости. И тогда, госпожа, вы бы могли хоть немного поспать. Если вы не выспитесь, то будете утром скверно выглядеть. Ливия попыталась ответить, но ее слова исчезли в широком, смачном зевке. Она положила руку на его массивные плечи: - Я спущусь, Реза, если ты мне поможешь дойти, как столь часто помогал в прошлом. - С удовольствием, госпожа. Скирон больше не поворачивался спиной к господину Акимосу, когда вытирал пот с лица. Да и пот у него вызывала не только жара в пещере. В последние три раза, когда он наводил чары для удержания в узде Дорис из Дома Лохри, он ощутил то, что назвал бы эхом, если б оно достигло его ушей. Так как он воспринял его средствами, каких никакой колдун людям обыкновенным объяснять не мог, то он держал язык за зубами. Теперь, однако, Акимос спрашивал у него совета. И если торговый магнат не получит его, то он еще может профукать их победу. А если он победит без советов Скирона, это будет едва ли лучше. Тогда Скирону повезет, если он сможет вернуться к жизни бродячего чародея. Акимос еще мог подумать, а не выдать ли его Воителям, чтобы показать, какие чистые у него руки... - Господин Скирон! Я задал вопрос. Есть ли опасность, требующая, чтобы все наши люди находились здесь? Скирон сглотнул. Ответный вопрос по крайней мере позволит выиграть время. - А куда им еще отправляться? - Взять лагерь Конана. - Я не солдат, но... - Вот на сей раз ты говоришь правду. Продолжай. - Разве тот замок не неприступен для любых сил, какие мы можем бросить против него? - Для любых естественных сил - да. Его построили Драконы - так во всяком случае гласят предания. Но я думал, что ты отправишься с нами и посодействуешь нам. Скирон снова сглотнул. Он надеялся, что Акимос не заметил, как он содрогнулся, возможно, это и не они откликались на его чары, с каждым разом все громче. За минувшие века в этих горах сотворили много чего магического. Могло уцелеть до настоящего времени и еще что-нибудь помимо мифических Драконов. Он говорил себе это, покуда его язык произносил слова, не имевшие для него ни малейшего смысла, но, казалось, успокоившие Акимоса. Наконец торговый магнат поднялся: - Отлично. Если ты уверен, что можешь навести отсюда чары против замка ничуть не хуже, чем откуда-нибудь перед его воротами... - Никакой колдун не может напускать свои наилучшие чары, когда у него над ухом свистят стрелы. К тому же если я не останусь здесь, чтобы возобновить оковы госпожи Дорис, то, вернувшись, вы можете найти ее не столь любезной. По выражению лица Акимоса Скирон понял, что он попал в точку. Видеть, как Дорис омывает слезами его ноги, умоляя его потоптать ее, стало для Акимоса источником немалой гордости. С этим он так легко не расстанется. Поэтому Скирон останется и сделает для Акимоса все, что сможет. Но еще больше он сделает, стараясь узнать, что же могло проснуться в недрах этих гор и что же все боги, законные или иные, могли позволить ему сделать с этим! Дорис из Дома Лохри лежала на тюфяке, пропитавшемся потом от ее последней схватки с Акимосом и слез, пролитых ею, когда он ее покинул. Она ненавидела себя за эти слезы, но в каком-то не затронутом Скироном уголке мозга она знала, что стыдиться ей нечего. Скирон заставил ее нуждаться в Акимосе, как нуждается ежедневно в маковом отваре пристрастившийся к нему. Привязанная к нему этой потребностью, она бы с радостью вышла за него замуж, а затем увидела бы, как ее сын женится на Ливии, а после этого увидела бы, как Акимос правит обоими домами. Но доживет ли она до возвышения Акимоса? Одно наверняка: если чары Скирона когда-нибудь дадут сбой, она снова сможет стать хозяйкой собственной воли и собственных рук. И тогда сами боги не смогут помешать ей вонзить кинжал в сердце Акимоса. При этой мысли ее пронзила мучительная боль, смешанная с желанием. Какое же она чудовище, думать так о человеке, который так нежно ее любил! Она перевернулась, зарывшись лицом в мокрый тюфяк, чтобы приглушить свои крики. Когда она снова овладела собой, то услышала топот марширующих ног, а затем лязг доспехов и оружия и голос того рослого вендийца Партаба, ревевшего словно инструктор по строевой подготовке Воителей. Акимос выступал в поход разделаться с Конаном. С Конаном, который замарал ее тело своим варварским прикосновением! С Конаном, который чуть не сделал ее недостойной любви Акимоса! - А-а-а-а-а! - Это был полувопль, полустон. На него живо прибежали двое слуг, а за ними и Скирон. Со скального насеста, подходившего больше для ястребов, чем для людей, Конан изучал спускавшуюся по склону горы колонну вооруженных людей. Даже для его острого зрения она находилась слишком далеко, чтобы узнать людей, не говоря уж о значках, но подсчитать силы он мог достаточно легко. Когда он насчитал сорок воинов, то понял, что они нашли свою добычу там, где и ожидали. Если б в горы привел такой отряд еще кто-то кроме Акимоса, то селяне наверняка прослышали бы о нем. Конан наверняка смотрел на воинов торгового магната. Более того, он готов был побиться об заклад, что видит, как они выступают напасть на замок Теброт, оставив пещеры Зимгаса малоохраняемыми. Киммериец слез обратно к своим и обнаружил, что Талуф и Арфос выставляют часовых. - На войне, сударь мой, не существует никакого <всегда>, - веско сказал Конан. - Это один из тех случаев, когда часовые нам не нужны. - Он описал увиденное им. - Можем ли мы быть уверены, что Акимос действительно очистил пещеры? - спросил Талуф. Ответил на это Арфос: - Не вижу, как он мог заполучить больше пятидесяти-шестидесяти бойцов. Если он не нанял каких-нибудь собственных кондотьеров, а разве он стал бы это делать, если они могут проболтаться? - Никогда не будь уверен, что враг думает так же, как ты, - посоветовал Конан. А затем добавил, когда Арфос, похоже, надулся: - Но это достаточно похоже на то, как думает Акимос. Выступаем тотчас же. Идя впереди этих двух к гребню, Конан строил планы. Они спустятся к верхнему концу ущелья. Оттуда лучники смогут господствовать над подходами к пещере. Их задача: помешать возвращению Акимоса, если тот пронюхает о нападении. - Мы также просигналим нашим друзьям из деревень, - добавил Конан. - Если они выставят один-другой крепкий отряд на пути отступления Акимоса, я не поручусь, что мы снова увидим его сегодня ночью. Остальных своих бойцов киммериец поведет сам - вниз по ущелью, через валуны в его нижнем конце и прямо к пещере. У них будут носилки и лекарства для госпожи Дорис и никакого плана или цели, кроме как по-быстрому утащить ее. Учитывая численное превосходство и внезапность, защитники пещеры не должны бы помешать Конану. Если в их число не входит господин Скирон, и киммериец знал, что тут ему придется рискнуть. Будь он на месте Акимоса, отправившись в поход на замок Теброт с десятой частью воинов, нужных для его взятия, то прихватил бы с собой все оружие и чары, имеющиеся в его распоряжении. Но как он только что сказал Арфосу, негоже считать, что враг думает точно так же, как ты. Глава 18 Бойцы Конана выходили на рубеж атаки медленнее, чем он планировал. Акимос оставил сторожить лишь горстку воинов, но те казались бдительными. К тому же на последнем отрезке горного склона до входа в ущелье укрытий едва ли хватило бы даже кошкам, не говоря уж о вооруженных людях. Поэтому они залегли в кустах и дожидались, когда померкнет последний свет для. Талуф немного поворчал из-за этого: В темноте мы будем действовать не самым лучшим образом. Я мог бы спуститься сейчас незамеченным и отвлечь часовых. - Вероломство! - прорычал один из ребят Резы. Конану пришлось поспешить, чтобы не дать Талуфу пролить на камень кровь рычалы. А затем он сам прорычал на ухо вору: - А я-то думал, что тебе лучше всего работалось ночью. - Да, но как насчет остальных ребят? Незачем рисковать их головами. - Равно как и головой моей матери, - вставил Арфос. - Даже если Талуф отвлечет часовых, их уход может предупредить Скирона и любых оставшихся в пещере. Конан усмехнулся. Он не ошибся, думая, что Талуф теперь больше капитан, чем вор, и что Арфос быстро обучается военному делу. - Довольно, - остановил он товарищей. - А то еще часовые услышат, как мы спорим. А я совсем не намерен гоняться по всем этим горам за госпожой Дорис, слыша, как у меня свистят над ухом чары и стрелы. Великий Дракон отдохнул и поэтому практически восстановил свои силы. Теперь ему требовалась еда - драгоценная небесная пища, которую так легко поймать и которая придавала еще больше сил. Он уже не нуждался в наводимых людьми чарах. Но когда колдовство все же испускало свои импульсы, да притом еще в верхней пещере, магию вполне можно было использовать в качестве указателя. Великий Дракон принял форму, которая позволит ему перетекать через трещины в скале, слишком маленькие даже для собаки, а потом начнет свое восхождение к небу. Конан шепотом указал лучникам цели. - И если кто-нибудь из вас пустит хоть одну стрелу с недолетом до них, я ему боком вобью колчан в задницу, - добавил киммериец. - Я хочу, чтобы вы представляли опасность для Акимоса, а не для нас. Лучники кивнули. Задача перед ними стояла нелегкая, но они были отборными стрелками - как из Дома Дамаос, так и из кондотты Конана. И те и другие гордились тем, что им выпало исполнить приказ Конана, так как приказ этот лишь казался невыполнимым и всегда был опаснее для врагов, чем для тех, кто выполнял его. Конан сел и снял сапоги. В темноте на неровной почве он мог передвигаться быстрее, ведомый своими загрубевшими, как дубленая кожа, подошвами. Затем он убрал меч в ножны, взял поданный ему Талуфом окованный железом посох и начал медленно спускаться в ущелье. Он как раз добрался до верха груды валунов, когда земля у него под ногами задрожала. Это была всего лишь слабенькая дрожь, как в миске с жидкой кашей, когда по ней слегка постучит пальцем детская ручонка. Но даже в темноте Конан разглядел, что валуны пошевелились. Вернуться или подождать? Толчок мог быть единственным, но если нет, то от следующего валуны могли с грохотом покатиться по ущелью. Все валуны, и любой перебирающийся через них покатится, предупредив часового. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя окружат солдаты с копьями и алебардами наперевес. Конан плюнул на осторожность и бесшумность, прыгая с валуна на валун, словно ринувшийся на добычу лев. Он почувствовал под ногами некое перемещение, но сама земля оставалась спокойной. По крайней мере, она оставалась спокойной до тех пор, пока он не одолел пол-ущелья. Он увидел проворно двигавшиеся факелы часовых, как будто те почуяли опасность, но не ее природу. Затем почва у него под ногами вздыбилась, и все валуны сразу покатились. Любой, кроме киммерийца, тут же свалился бы и был бы перемолот кувыркающимися валунами в кровавое месиво. Даже у Конана едва хватило ловкости и скорости, чтобы уйти за пределы досягаемости валунов. Будь он десятью шагами дальше от сплошной скалы по одну сторону ущелья, его не спасли бы даже эти дарования. Сплошная скала все еще дрожала, когда он почувствовал ее у себя под ногами. Прибегая на пересеченных участках к посоху, он проскользнул к краю ущелья, пока почва не начала выравниваться. А затем он рванул бегом. Валуны поднимали такой грохот и столько пыли, что за ними мог бы промаршировать необнаруженным целый отряд Воителей. Вместо того чтобы убить его, землетрясение дало Конану требуемую ему внезапность. Конан подбежал к обрыву высотой в рост человека и шагнул вниз, не сбиваясь с шага. Он приземлился, покатился, прерывая падение, почувствовал, как камни долбят и даже рвут кожу, но поднялся с посохом в обеих руках. Тот вращался вокруг него, словно ветряная мельница при сильном ветре, отлично разбивая лица и круша черепа. Конан уложил троих и еще двух обратил в бегство, прежде чем услышал, как по ущелью кто-то подходит. Он не смел обернуться и посмотреть, кто же это может быть, так как из пещеры высыпало еще с полдюжины охранников. Не смел он также и отступить, даже при соотношении сил шесть к одному. Возможно, два толчка - это еще не все. Третьего могло хватить, чтобы обрушить на госпожу Дорис своды пещеры, если кто-то не окажется достаточно близко, чтобы вовремя вытащить ее. Ибо теперь Конан был единственным другом. Дюжина крепких товарищей совсем не помешала бы, но этого нельзя было сказать про ожидание, пока они подбегут, если это означало потерю внезапности. Он переложил посох в левую руку, чтобы не только разить, но и парировать, и выхватил меч. - Подходи, жалкие жабы! - прорычал он не менее громко, чем горный обвал. - Подходи отведать моей стали. А то я стану охотиться на вас, а потом пойду и скажу вашему хозяину, что он просадил свое серебро на трусов! Уязвленные охранники бросились вперед. Сталь столкнулась со сталью с лязгом, который поднялся в ночи, словно грохот, вызванный усердно трудившимся кузнецом. Ливия пробудилась от приятного сна о Конане и обнаружила, что ее трясет за плечи Реза. Она откинула голову назад и попыталась отстраниться. Железные руки выпустили ее, и она упала обратно на тюфяк. Затем на нее, казалось, обрушилось целое небо холодной воды. Она завопила и вскочила на ноги, позабыв, что одета она была как обычно, когда спала. Реза поставил ведро и вместо того, чтобы вежливо предложить ей одеяло, бросил ей полотенце и тунику. - И возьмите кинжал, госпожа, пока он не заржавел, - резко бросил он. - Нас атакуют. Теперь, когда чувства у нее пробуждались, Ливия увидела пробегающих воинов, услышала доносившийся из-за стены зов трубы и почувствовала запах горящей сосновой смолы. Схватив кинжал, она сбежала по лестнице, сунув под мышку тунику и полотенце. Ее появление во дворе голой - в чем мать родила, - чуть не обратило вспять ход битвы - не в пользу защитников замка Теброт. К ней было приковано столько взглядов, что мало кто следил за воротами или тропой к ним. А именно в этот момент воины Акимоса и предприняли попытку штурмом взять ворота. Конан рассчитал все не так хорошо, как обычно рассчитывал. Бойцов у Акимоса набралось скорее семьдесят, чем сорок, и он бросил их всех вверх по тропе в одной отчаянной атаке. Лучники показали самую лучшую стрельбу, какую могли, но она оказалась недостаточно хороша. У них отсутствовало всякое освещение, за исключением получаемого от немногих брошенных через стены пучков сосновых веток. Даже те стрелы, которые попадали в живые мишени, застревали в доспехах так же часто, как и в телах. Бойцы Акимоса добрались до ворот, потеряв упавшими с тропы столько же, сколько и от стрел защитников. Они подошли к перегородившей вход в замок баррикаде, имея втрое больше сил, чем у находившихся там защитников, накатили словно волна, угрожая перехлестнуть через нее. Когда они это сделали, подбежала Ливия, пронзительно выкрикивая слова, знания которых она в себе и не подозревала, и размахивая в одной руке кинжалом, а в другой - туникой. Столкнувшись с тем, что казалось обнаженной богиней войны, атакующие в свою очередь остановились и разинули рты. Для них это оказалось более роковым, чем для защитников. К тому времени уже не имело большого значения, каким образом госпожа Ливия предпочла одеться для ночного сражения. Значение имело лишь то, что на кон оказались поставлены их жизнь и честь, и они могли вот-вот потерять и то и другое. И - замешательство врагов, для того чтобы сократить неравное соотношение сил на добрый десяток бойцов. Затем атакующие опомнились и собрались, но еще пять-шесть пало вместе с тремя защитниками. Сама Ливия бросилась к баррикаде, столкнулась с воином, неуверенно державшимся на ногах, и вспомнила кое-что из того, чему ее научил Конан по части настоящей борьбы. Стройная ножка зацепила бойца за лодыжками и сделала подсечку. Он с грохотом упал, помяв на камнях шлем, а заодно и череп. Корчась, он скатился с баррикады под ноги двум товарищам, пытавшимся забраться на нее. Один упал, а другой перепрыгнул через него, стремясь добраться до Ливии. Но добрался он до нее, думая только об одном: это та самая женщина, которую господин Акимос хотел взять живой. Поэтому он проигнорировал свою сталь и попытался схватить ее за талию. Делая это, он позабыл, что его горло находится как раз на уровне держащей нож руки Ливии. Вспомнил он это, когда чиркнувший кинжал вскрыл ему горло от уха до уха. Кровь хлынула фонтаном, когда он повалился, казалось целуя последним движением ноги Ливии. Затем Ливия почувствовала себя так, словно она взлетела ввысь, когда Реза сдернул ее с баррикады. Она поднялась на колени, попыталась встать, а затем сообразила наконец, что находится в гуще боя, а на ней ничего, кроме пота, пыли да крови человека, убитого ее же собственной рукой, нет. Она оставалась на коленях, пока ее желудок бунтовал и выворачивался наизнанку, а затем пошатываясь поднялась на ноги и пошарила в поисках туники, которая, как ей смутно помнилось, была у нее в руке. Пока она искала, Реза и сержант Киргестес поворачивали ход боя вспять. Стоящего на баррикаде Резу сперва приняли по ошибке за самого Конана. Это до одури напугало тех атакующих, кто уцелел при нападении на Дом Дамаос. И даже когда они сообразили-таки, с кем же им довелось столкнуться, страх не покинул их. Реза, помнили они, был почти таким же грозным противником, как и киммериец. Еще полдюжины атакующих погибло от рук одного Резы прежде, чем они смогли справиться со своим страхом. И еще столько же пало от рук других защитников. Со стен и башен к схватке подключились женщины и дети, швыряя камни не столько умело, сколько обильно. Теперь в строю атакующих зазияли местами разрывы. Реза приказал своим бойцам пробиваться через эти разрывы. - Ударьте им в тыл! - прогремел он. - Ударьте им в тыл! Тем временем Киргестес собирал вокруг себя лучников. Теперь горело достаточно пучков сосновых веток, чтобы во дворе воняло от их дыма, но также и позволяло лучникам отличить друга от врага. Акимос прислал несколько противоборствующих лучников, и те пали первыми. Затем Киргестес сам застрелил капитана Акимоса, и его бойцы принялись в хорошем темпе опустошать колчаны. При контратаке с баррикады и граде стрел сверху у воинов Акимоса, если они желали жить, оставалась только одна дорога. Они бросили атаковать и отступили через ворота. Это было отступление, а не бегство, хотя проделали они его скорее поспешно, чем достойно. К тому времени когда Ливия оделась, как требовали приличия (в тунику, под которой не было ничего, кроме обмотанного вокруг бедер полотенца), вход в замок уже надежно перекрыли. Она сидела на отвалившемся камне, уткнувшись лицом в ладони, когда подошел Реза. - Госпожа, на этот раз мы отбились от них. - Они нападут вновь? - На это я смогу ответить, когда подсчитаю... Его прервал торжествующий крик. Затем его подхватил другой, и наконец все в замке кричали в один голос: - Ливия Дамаос! Ливия Дамаос! Да здравствуют Дом Дамаос и госпожа Ливия! Глаза Ливии заполнили сдерживаемые ею до сих пор слезы. Ей понадобилось опереться на руку Резы, чтобы встать, и она на мгновение пожелала, чтобы это была рука Конана, а затем повернулась лицом к тем, кого она возглавила. Крики нарастали, пока не стали отражаться эхом не только от камней замка, но и горного склона. Ливия ухитрилась улыбнуться и помахать рукой; она слишком заливалась слезами, чтобы подыскать какие-то слова. В следующий миг земля у них под ногами, казалось, пошла волнами, словно беззаботно брошенное на постель шелковое покрывало. Волнение это пришло и ушло на протяжении одного глубокого вдоха, но приветственный крик оно оборвало. Ливия тряхнула головой, смахнула с лица спутанные волосы и обрела наконец голос: - Благодарю вас, и да благословят и сохранят вас боги. А теперь эти козьи дети могут снова напасть. Так что давайте будем готовы! Приветственные крики были на сей раз пожиже, но только потому, что приличное число защитников уже приступило к работе, собирая раненых. Ливия снова села, незаметно вытащила из-под туники полотенце и принялась стирать с ног кровь и пыль. Третье землетрясение даже не заставило Арфоса сбиться с шага. Оно было недостаточно сильным, чтобы поколебать валуны у него под ногами, а все прочее он мог проигнорировать. То есть все прочее, кроме стремления вовремя добраться до капитана Конана. Когда пыль осела и оставшиеся факелы высветили киммерийца, бьющегося в одиночку с шестью воинами Акимоса, Арфос ожидал общего броска по ущелью. Но вместо этого вперед бросился только Талуф. За ним не последовал никто, даже лучники воздержались от стрельбы. Конан достаточно обучил Арфоса, чтобы тот понял, что требовалось сделать. То же самое говорила ему и его собственная честь. - За мной! - закричал Арфос и, выхватив короткий меч, помчался вниз по ущелью. Воины, которые могли бросить на произвол судьбы северянина, не бросят с той же готовностью наследника Дома Лохри, так он во всяком случае надеялся. Ринувшись вниз по ущелью, Арфос ни разу не оглянулся. Если воины не последуют за ним, его взгляд на них не поможет. Еще меньше этот взгляд поможет, если он споткнется и упадет, вышибив о скатившиеся камни те мозги, в существовании которых у себя он иногда сомневался. Арфос был всего лишь близорук, а не страдал никталопией, но он никогда не пробовал сбегать по валунам в туче пыли, когда внизу дожидались враги. Каким-то образом простая сила воли и страх сделаться посмешищем помогли ему удержаться на ногах. Он все-таки с облегчением вздохнул, когда добрался до ровной почвы. И снова вздохнул, услышав шум и топот сбегающих следом за ним воинов. Возможно, его искусство фехтовальщика и не подвергнется испытанию сегодня ночью... Облегчение сделало его неосторожным. Когда он наблюдал за бегством последних противников Конана, его нога погрузилась в трещину в скале. Ногу ему пронзила боль, когда камень содрал ему кожу и надавил на кость голени. А затем у Арфоса отвисла челюсть, когда один из мертвых воинов Акимоса оказался в конце концов не таким уж и мертвым. Меч-то Арфос выхватил, но никак не ожидал, что столкнется с противником, когда его нога буквально приросла к земле. Полетели искры, и с Арфоса гра