Роберт Говард. Мечи пурпурного царства Глава 1. Валузия строит козни Зловещая тишина саваном окутала древний город Валузию. Пурпурные башни и золотые шпили дрожали в мутном жарком мареве. Сонную тишину на широких, мощеных булыжником улицах не нарушал стук копыт, а редкие пешеходы спешили поскорей укрыться за дверьми. Город казался царством призраков. Кулл, царь Валузии, сидел в своих покоях и, откинув тонкие занавеси, смотрел через окно во двор с искрящимися фонтанами и аккуратно подстриженными кустами и деревьями, на пустые окна домов, возвышающихся за высокой стеной. -- Вся Валузия строит козни у меня за спиной, Брул, -- проворчал он. Его собеседник, мускулистый смуглолицый воин среднего роста мрачно ухмыльнулся: -- Ты слишком подозрителен, Кулл. Просто жара разогнала народ по домам -- и только. -- Нет-нет, что-то затевается, -- повторил Кулл, высокий могучий варвар с истинно бойцовской статью: широкие плечи, мощная грудная клетка, узкие бедра. Из-под густых черных бровей поблескивали холодные серые глаза. Черты лица сразу выдавали его происхождение, -- Кулл-узурпатор был родом из Атлантиды. -- Ну и пусть себе интригует. Этот народ склонен к козням и заговорам, независимо от того, кто удерживает трон. Не обращай внимания. -- Нет, -- гигант нахмурил брови. -- Я чужак. Первый и единственный варвар от начала времен, который занял валузийский трон. Пока я был военачальником в их армии, они сквозь пальцы смотрели на то, что я родился не в Валузии. Но теперь то и дело тычут мне моим происхождением. -- Тебе-то что? Я тоже чужак. Сегодня Валузией правят чужеземцы, раз уж ее собственный народ слишком слаб и не способен на это. Атлант сидит на ее троне, спину ему прикрывают пикты -- самые давние и могущественные союзники империи; ее двор полон иностранцев, армии состоят из варваров-наемников, -- даже Алые Убийцы, даром что валузийцы, считают себя отпрысками горцев. Кулл раздраженно передернул плечами: -- Мне известны настроения в народе и то, с каким отвращением и ненавистью относятся влиятельные старинные семейства к происходящему. Почему, Брул? Когда правил Борна, коренной валузиец и прямой наследник многовековой династии, империи приходилось куда хуже, чем при моем правлении. Такова цена, которую нации приходится платить за разложение и упадок. В один прекрасный день в такой стране появляются сильные чужеземцы и захватывают власть. Я, по крайней мере, создал армию, организовал полки наемников и вернул Валузии ее былое величие и авторитет. Разве не лучше иметь одного варвара сидящим на троне, чем сотню тысяч, разъезжающих по городским улицам с руками по локоть в крови? А ведь так бы сейчас и было, останься на престоле царь Борна. Царство было расколото на части под его пятой, враги угрожали со всех сторон, язычники-грондарцы уже готовились к набегу невиданной ранее силы... Да! Я голыми руками прикончил Борна в ту безумную ночь. После этого у меня появилось немало врагов, но зато всего за полгода я искоренил анархию и загасил все попытки бунта, сплотил народ воедино, сломал спину тройственному Союзу, сокрушил мощь грондарцев. А теперь Валузия дремлет в мире и покое, а между снами строит против меня заговоры. За время моего правления ни разу не случилось голода. Амбары ломятся от зерна, торговые суда ходят тяжело груженые товаром, кошельки торговцев полны, народ разжирел -- но люди по-прежнему ропщут и проклинают, и плюют на мою тень. Чего им не хватает? Пикт оскалился и разразился горьким смехом: -- Еще одного Борна, вот чего! Кровавого тирана! Забудь ты об их неблагодарности. Не для их удовольствия ты захватывал трон и не им в угоду удерживаешь его. Осуществилась мечта твоей жизни. Ты прочно воссел на великом престоле. Пусть себе ворчат и строят козни. Ты -- царь. -- Я царь этого пурпурного царства, -- мрачно кивнул Кулл. -- И до той поры, пока не оборвется мое дыхание и дух мой не отправится вниз по долгой тенистой дороге в страну мертвых, я останусь царем! Ну что там еще? Перед ним в глубоком поклоне склонился раб: -- Налисса, наследница великого дома бора-Баллин, испрашивает аудиенции, Ваше Величество. Тень набежала на лицо царя: -- Опять мольбы насчет амурных дел, -- со вздохом сказал он Брулу, -- наверно, тебе лучше уйти. После царь Кулл велел рабу: -- Пусть войдет. Кулл сидел в кресле, обитом бархатом, и смотрел на Налиссу. Было ей около девятнадцати лет и, одетая дорого и строго по моде знатных дам Валузии, она представляла собой поистине восхитительное зрелище, чего не мог не признать даже царь-варвар. Благодаря многочисленным ваннам в молоке и вине кожа аристократки отличалась удивительной белизной. Изящный рисунок бровей, нежный румянец щек, полные яркие губы. Картину дополняла корона вьющихся черных волос, охваченных золотой лентой. Встав на колени у ног царя, Налисса взяла его огрубевшие от рукояти меча пальцы в свои мягкие ладони и взглянула ему в глаза снизу вверх просяще и вызывающе. Подобно многим другим мужчинам, Кулл не любил смотреть в глаза Налиссе, зная об их тайной власти. Знала о ней и сама девушка, но в силу своей юности еще не представляла ее истинных размеров. Царь же, искушенный в вопросах взаимоотношений мужчин и женщин, с некоторым беспокойством осознавал, каким могущество и влиянием станет пользоваться Налисса при дворе, достигнув зрелости. -- Ваше Величество, -- тоном ребенка, выпрашивающего игрушку, обратилась к нему девушка, -- пожалуйста, дайте мне разрешение на брак с Далгаром из Фарсуна. Он стал гражданином Валузии, пользуется расположением при дворе. Почему же... -- Я уже говорил тебе, -- терпеливо отвечал Кулл, -- мне все равно, будет ли твоим супругом Далгар или Брул... Да хоть сам дьявол! Но твой отец против этого брака с фарсунианским искателем приключений и... -- Вы ведь можете повлиять на него! -- выкрикнула она. -- Дом бора-Баллин я числю среди своих вернейших сторонников, -- сказал атлант, -- а твоего отца, Мурома бора-Баллин, считаю своим ближайшим другом. Он помог мне, еще когда я был одиноким бесправным гладиатором. Поддерживал деньгами меня -- простого солдата и принял мою сторону, когда я боролся за трон. И потому для меня принуждать его делать то, чему он столь откровенно противится, вмешиваться в его семейные дела все равно, что вредить собственной правой руке. Налисса не знала, что некоторые мужчины могут быть неподвластны женским чарам. И она принялась упрашивать и капризно надувать губы, молить и плакать. Она целовала Куллу руки, рыдала у него на груди, убеждала, присев на его колено, к вящему смущению царя. Все напрасно. -- Кулл был полон искреннего сочувствия, но непреклонен. На все ее призывы и мольбы у него был один ответ: это не его дело, ее отец лучше знает, что ей нужно, а потому он, Кулл, не собирается встревать в их семейные дела. Наконец Налисса сдалась и покинула зал, повесив голову и еле волоча ноги. Едва выйдя из царских покоев, она нос к носу столкнулась с отцом. Муром бора-Баллин, догадывающийся о целях ее визита к царю, не сказал дочери ни слова, но брошенный им исподлобья взгляд красноречиво свидетельствовал о грядущем наказании. Девушка с несчастным видом забралась в свой паланкин. Бремя ее горя казалось невыносимым. Но скоро наследственная твердость характера взяла свое, в темных глазах затеплился огонек бунта. Она отдала короткий приказ и рабы подхватили носилки. Тем временем граф Муром предстал перед царем. Черты его застыли маской формальной почтительности. Царь заметил это выражение и ощутил болезненный укол в сердце. Он привык к церемонности и холодности, сохраняющейся между ним и большинством подданных и союзников, за исключением, пожалуй, пикта Брула и посла Ка-ну, но для графа Мурома эта преднамеренная, искусственная официальность была необычна, хотя Куллу была известна ее причина. -- Твоя дочь приходила сюда, граф, -- сказал Кулл прямо. -- Да, Ваше Величество, -- тон Мурома был бесстрастным и исполненным уважения. -- Ты, вероятно, знаешь, зачем... Она рвется замуж за Далгара. Граф коротко кивнул головой: -- Если Ваше Величество желает, ему достаточно сказать только слово, -- лицо графа окаменело. Кулл, уязвленный, вскочил с трона, пронесся через все помещение к окну и снова уставился на свою сонную столицу, потом, не оборачиваясь, сказал: -- Даже за половину своего царства я не стал бы влезать в твои семейные дела или заставлять принимать неприятные для тебя решения. Граф тут же оказался рядом с ним. Вся его официальность испарилась неведомо куда, а сияющие глаза казались красноречивее любых слов. -- Прости, Кулл, я был несправедлив к тебе в своих мыслях. Я должен был знать... Он сделал движение, чтобы встать на колени, но царь удержал его. Кулл улыбнулся: -- Будь покоен, граф, твои семейные проблемы касаются тебя одного. Я не хочу мешать и не могу помочь. Напротив, я сам хочу просить тебя о помощи. -- Зреет заговор. Это просто носится в воздухе. Я чую опасность, как в далекой юности чувствовал близость тигра в лесной чаще или змеи -- в высокой траве. -- Мои шпионы прочешут весь город, мой царь, -- глаза графа загорелись. -- Народ ропщет при любом правителе и никогда не бывает доволен тем, что имеет. Но недавно я побывал в посольстве у Ка-ну и он просил предупредить тебя о влиянии извне и иностранных деньгах, появившихся в городе в большом количестве. Ничего определенного ему не известно, но его пиктам удалось выудить кое-какую информацию у подвыпившего слуги верулианского посла, -- смутные намеки на некий переворот, затеваемый его хозяевами. -- Верулианское вероломство давно стало притчей во языцех, -- хмуро буркнул Кулл. -- Но Джен Дала, посол Верулии, слывет человеком чести. -- Фигура посла -- всегда лишь парадный фасад, и чем меньше он знает о планах власть предержащих его страны, тем лучшим прикрытием для их грязных делишек является. -- Чего же добивается Верулия? -- спросил Кулл. -- Гомла, дальний родственник короля Борна, укрылся в Верулии, когда ты сверг старую династию. После твоей смерти Валузия тут же распадется на части, армия будет дезорганизована, союзники -- за исключением, может быть, пиктов -- поспешат предать, наемники, которых ты один способен держать в узде, немедля повернут против Валузии и она станет легкой добычей для любой державы, достаточно сильной, чтобы выступить против нее. Тогда Гомла приведет врагов и верулианская марионетка утвердится на престоле Валузии. -- Понятно, -- проворчал Кулл. -- От меня куда больше пользы в битве, чем на совете... Итак, во-первых нужно ее устранить, верно? -- Да, мой царь. -- Ничего, в конце концов мы выкорчуем эти ростки державных амбиций, -- царь улыбался, пальцы его поглаживали рукоять огромного меча, с которым он никогда не расставался. -- Ту, верховный канцлер, и Дондал, его племянник, -- к королю! -- провозгласил раб и в зал вошли двое мужчин. Главный сановник царства, Ту был представительным, среднего роста мужчиной, едва перешагнувшим рубеж, отделяющий зрелость от старости. Он выглядел скорее торговцем, нежели главой царского Совета: жидкие волосы, вытянутое лицо, в глазах извечная подозрительность. Годы и положение легли тяжелым бременем на его плечи. Рожденный среди плебеев, он пробил себе дорогу наверх благодаря врожденному уму, хитрости и умению плести интриги. Он пережил трех царей и теперь состоял при Кулле, служа ему верой и правдой. Главное достоинство его племянника Дондала, стройного щеголеватого юнца с приятной улыбкой и проницательными темными глазами, состояло в умении наблюдать и держать язык за зубами, благодаря чему он был вхож в места, появления в которых даже близкое родство с Ту не могло бы обеспечить. -- Всего лишь одно небольшое государственное дело, Ваше Величество, -- сказал Ту, -- ваша резолюция на проекте создания нового порта на западном побережье. Вот здесь нужна ваша подпись. Кулл подписал бумагу. Ту вытащил из-за пазухи перстень-печатку, что висел у него на шее на тонкой цепочке (царскую печать) и скрепил ею документ. Не было в мире другого кольца, подобного этому, и Ту, не снимая, носил его на шее и в часы сна, и бодрствуя. И кроме тех, кто находился в эту минуту в царском чертоге, не нашлось бы и четырех человек на всем белом свете, ведающих, где хранится печать. Глава 2. Таинственное нападение Безмятежный день почти незаметно перетек в безмятежную тихую ночь. Луна еще не вскарабкалась на вершину небосклона и маленькие серебряные звезды мерцали еле-еле, будто их свет с трудом пробивался сквозь плотную пелену зноя, поднимающегося от земли. По пустынной улице глухо застучали копыта одинокой лошади. Если за дорогой и наблюдали глаза из черных провалов окон, то внешне ничто не выдавало того, что Далгар из Фарсуна, едущий через ночь и тишину, был кем-то замечен. Юный фарсунец был в полном боевом облачении: гибкое тело атлета прикрывала кольчуга с металлическим нагрудником, голову венчал островерхий шлем-морион, с пояса свешивался длинный узкий меч, рукоять которого была отделана драгоценными каменьями. Поверх одетой сталью груди колыхался несколько легкомысленный шарф с изображением алой розы, что, впрочем, никак не умаляло мужественности статного юного воина. Он ехал, держа в руке помятый лист бумаги и вглядываясь в написанные на нем по-валузийски строки: "Возлюбленный мой, встречаемся в полночь в Проклятых садах, что за городской стеной. Мы упорхнем вместе". Как драматично. Далгар слегка улыбнулся, дочитав записку. Что ж, некоторая мелодраматичность вполне простительна юной влюбленной девушке. Послание тронуло его. К восходу солнца он и его будущая невеста пересекут границу с Верулией, и пусть тогда бушует граф Муром бора-Баллин, пусть хоть вся валузийская армия идет по их следу, -- они уже будут в безопасности. Он чувствовал себя возвышенно и романтично, душу так и распирало от неутолимой жажды героического, столь свойственной молодости. До полуночи оставалось еще более часа, но он все подгонял коня железными шпорами и озирался по сторонам, ища возможности сократить путь по узким темным проулкам. "...И серебро Луны пролилось мне на грудь", -- напевал он про себя зажигательные любовные песни безумного поэта Ридондо, жившего и умершего давным-давно; как вдруг лошадь его, громко всхрапнув, испуганно шарахнулась в сторону. -- У грязной подворотни шевелилась и стонала бесформенная темная масса. Вытянув из ножен меч, Далгар соскользнул с седла и приблизился к стенающему существу. Лишь близко склонившись над ним, юноша смог разобрать очертания человеческого тела и, подхватив под мышки, выволок тело на более-менее освещенное место. Руки его угодили во что-то теплое и липкое. Человек был стар, судя по его редким волосам и пробивающейся в спутанной бороде седине, и одет в лохмотья нищего, но, даже несмотря на ночную тьму, Далгар разглядел, что руки его были мягкими и белыми под покрывающим их слоем грязи. Из засорившейся рваной раны на голове сочилась кровь, глаза старика закрыты. Время от времени незнакомец принимался громко стонать. Далгар оторвал лоскут от своего шарфа, чтобы промокнуть рану, и когда стал делать это, кольцо на его пальце случайно запуталось в нечесанной бороде. Он нетерпеливо дернул рукой и... борода с легкостью оторвалась, оголив гладко выбритое лицо человека средних лет. Далгар непроизвольно вскрикнул и отпрянул, потом вскочил на ноги и замер, ошарашенный и сбитый с толку, уставясь на стонущего загримированного мужчину. И тут грохот копыт по булыжнику улицы вернул его к реальности. Ориентируясь по звуку, юноша бросился наперерез всаднику. Тот резко осадил коня и молниеносным движением выхватил меч. Сноп искр брызнул из-под стальных подков поднявшегося на дыбы рысака. -- Что еще за..? А, это ты, Далгар. -- Брул! -- закричал юный фарсунец. -- скорее! Верховный канцлер Ту лежит на той стороне улицы без сознания, -- а может, уже и мертвый! Пикт в мгновение ока слетел с коня, клинок сверкнул в его руке. Перебросив поводья через голову лошади, он оставил животное стоять недвижной статуей, а сам бегом припустил за Далгаром. Вдвоем они приподняли раненого канцлера и Брул наскоро осмотрел его. -- Череп, вроде, цел, -- проворчал пикт, -- хотя уверенно не скажу, конечно. Он был уже без бороды, когда ты нашел его? -- Нет, это я случайно потянул за нее... -- Тогда, похоже, это работа какого-то головореза, не признавшего его. Я предпочитаю думать так, потому что, если сразивший его человек представлял себе, кто перед ним, значит, в Валузии зреет черная измена. А ведь я предупреждал его, что эти переодевания и блуждание по городу не доведут до добра. Но разве убедишь в чем-нибудь канцлера? Он утверждал, что таким образом может узнавать обо всем, что происходит, "держать палец на пульсе империи", так он говорил. -- Но если это были разбойники, -- удивился Далгар, -- почему же его не ограбили? Вот его кошелек, в нем осталось несколько медяков. Да и кому придет в голову грабить нищего? Копьебой выругался. -- Верно. Но кто, во имя Валки, мог знать, что это -- Ту? Он никогда не принимал одного и того же обличья дважды, и помогали ему с этим лишь Дондал и доверенный раб. И чего добивался тот, кто оглушил его? Валка! Да ведь он умрет, пока мы стоим здесь, болтая. Помоги-ка мне поднять его на лошадь. С безвольно поникшим в седле канцлером, поддерживаемым стальными руками Брула, они поскакали по пустынным улицам ко дворцу, въехали в ворота, проскакав мимо изумленного стража и внесли раненого во внутренние покои, положили на ложе, где им занялись рабы и служанки. Скоро канцлер начал приходить в себя, сел и, обхватив голову, застонал. Ка-ну, пиктский посол и самый хитрый человек в царстве, склонился к нему: -- Ту! Кто напал на тебя? -- Не знаю, -- отвечал канцлер, еще не вполне очухавшийся. -- Я ничего не помню. -- У тебя были с собой какие-нибудь важные документы? -- Нет. -- Но у тебя что-нибудь отобрали? Ту неуверенно принялся ощупывать свое одеяние, его замутненные глаза постепенно прояснялись и вдруг в них вспыхнул огонь внезапного понимания: -- Кольцо! Перстень с царской печатью! Он исчез! Ка-ну в сердцах выругался: -- Вот что значит носить такие вещи с собой! Я же предупреждал тебя! Быстро -- Брул, Келкор, Далгар, затевается грязное предательство -- поспешим в покои царя! У дверей царской опочивальни стояли на страже десять Алых Убийц, мускулистых гигантов. На вопрос запыхавшегося Ка-ну они отвечали, что царь отправился отдыхать час назад или около того, с тех пор никто к нему не входил и из-за двери не доносилось ни звука. Ка-ну постучал в дверь. Никакого ответа. Запаниковав, посол толкнул ее. -- Заперто изнутри. -- Ломайте дверь! -- закричал он, лицо его побелело, голос звучал неестественно напряженно. Двое огромных Алых Убийц всем своим весом обрушились на дверь, но та, сработанная из прочной древесины дуба и окованная полосами бронзы, устояла. Брул, растолкав солдат, бросился а дверь с мечом. Под могучими ударами отточенного клинка полетели во все стороны щепки и кусочки металла. Спустя считанные секунды Брул вломился в комнату сквозь осыпающиеся обломки дверей и остановился с приглушенным криком. Заглянув через его плечо, Ка-ну дико впился пальцами в собственную бороду. Кровать царя пребывала в беспорядке, будто на ней спали, но во всей комнате не было даже намека на самого государя. Комната была пуста и лишь открытое окно давало хоть какую-то зацепку к тайне его исчезновения. -- Обыскать весь город! -- взревел Ка-ну. -- Прочесать улицы! Келкор, подымай всех Алых Убийц! Брул, собирай своих людей, -- возможно, вскоре ты поведешь их на смерть. Скорее! Далгар... Но фарсунца не было рядом. Он почел за лучшее исчезнуть, внезапно вспомнив, что приближается полночь и есть кое-что, имеющее для него куда большую важность, чем поиски царя, -- а именно Налисса бора-Баллин, ожидающая его в Проклятых Садах, в двух милях за городской стеной. Глава 3. Королевская печать В ту ночь Кулл рано удалился на покой. По давно установившейся привычке он на несколько минут задержался у дверей в опочивальню, чтобы поболтать с охранниками, его старыми боевыми товарищами, и обменяться воспоминаниями о тех днях, когда он состоял в рядах Алых Убийц, потом, отпустив слуг, вошел в свои покои и, бросившись спиной на кровать, приготовился отдыхать. Странное поведение для царственной особы, без сомнения, но Кулл слишком долго вел суровую жизнь солдата (а до того и вовсе был членом племени варваров). Он так и не привык к привилегиям, сопутствующим его теперешнему положению. Он уже было повернулся потушить свечу, освещающую комнату, как вдруг его внимание привлек негромкий стук о подоконник затянутого металлическими прутьями окна. С мечом в руке царь пересек комнату легкой беззвучной поступью большой пантеры и выглянул наружу. Окно выходило в дворцовый парк, и в слабом свете мерцающих в ночи звезд он мог видеть очертания кустов и деревьев, слышать плеск фонтанов. Где-то там, во мраке мерно прохаживались стражники. Все как всегда. Но было и кое-что, нарушающее обычный порядок вещей. Цепляясь за побеги покрывающих стену по обе стороны окна ползучих растений, висел маленький, весь какой-то высохший и сморщенный, человечек, вид которого выдавал профессионального нищего. Тощие руки и ноги, обезьянье личико, -- он казался совершенно безобидным. Увидев его, Кулл нахмурился: -- Похоже, придется ставить стражу под каждым окном или оборвать эти чертовы лианы, -- сказал царь. -- Как ты прошел мимо охранников? Вместо ответа карлик приложил тонкий палец к окруженным сеткой морщин губам, призывая к молчанию, потом с обезьянней ловкостью вытащил что-то из-за пазухи и протянул Куллу сквозь металлические прутья. Царь взял предмет -- это оказался свиток пергамента -- развернул его и прочел: "Царь Кулл! Если тебе дороги твоя жизнь и благополучие царства, следуй за сим проводником к месту, куда он тебя отведет. Постарайся сделать так, чтобы тебя не увидела охрана -- в полках пустила корни подлая измена и, если ты хочешь сохранить жизнь и трон, действуй точно, как я говорю. Подателю сего письма можешь полностью доверять". Послание было подписано "Ту, верховный канцлер Валузии" и скреплено царской печатью. Кулл еще больше нахмурил брови: все это выглядело весьма подозрительно, но он узнал руку Ту -- у того были кое-какие характерные только для него "фирменные знаки", вроде особого, почти незаметного завитка в последней букве имени. И к тому же -- оттиск печати, -- печати, существующей в единственном экземпляре на всем белом свете. Кулл вздохнул: -- Что ж, хорошо. Подожди, пока я соберусь, -- сказал он нищему. Одевшись и накинув легкую кольчугу, Кулл вернулся к окну, схватился руками за два соседних железных прута и напряг могучие мышцы. Он почувствовал, как они подались и, раздвинув их так, чтобы могли пройти его широкие плечи, выбрался наружу и соскользнул вниз по побегам вьюна с неменьшей ловкостью и проворством, чем бродяга за секунду до него. Присев у основания стены, Кулл ухватил за руку своего спутника: -- Так как же ты миновал стражей? -- прошептал он. -- Тому, который остановил меня, я показал знак имперской печати. -- Теперь это едва ли нам подходит, -- пробурчал Кулл, -- давай за мной. Мне известен распорядок их дежурства. В течение последующих двадцати минут они то лежа пережидали за деревом или кустом, пока пройдет охрана, то быстро ныряли в тень, то украдкой совершали короткие перебежки. Наконец оба добрались до внешней стены. Король взял своего проводника за лодыжки и поднял над головой. Тот ухватился пальцами за верхний край стены, мигом оседлал ее и протянул руку вниз, чтобы помочь царю. Кулл пренебрежительным жестом отклонил помощь, отступил на несколько шагов, разбежался и высоко подпрыгнул, мгновенно очутившись рядом с бродягой, впечатленным такой демонстрацией невероятной силы и ловкости. Секунду спустя две на удивление несоответствующие друг другу фигуры спрыгнули по другую сторону и растворились в ночи. Глава 4. Проклятые сады Налисса бора-Баллин была напугана и нервничала. Поддерживаемая своей искренней любовью и большими надеждами, она не раскаивалась в безрассудных действиях последних нескольких часов, но лишь все сильнее и сильнее желала прихода ночи и своего милого. Все оказалось на удивление легко. Она покинула отцовский дом незадолго до заката, сказав матери, что собирается провести ночь у подруги. На ее счастье, женщинам в Валузии была предоставлена полная свобода, в отличие от Восточных империй, где царили допотопные обычаи и женщин держали взаперти в сералях и домах-тюрьмах. Она беспрепятственно выехала через восточные ворота и направилась прямиком к Проклятым Садам, располагающимся в двух милях от города. Сады эти некогда были обителью удовольствий и загородным поместьем одного знатного вельможи, но постепенно стали распространяться рассказы о мерзком разврате и жутких ритуалах поклонения дьяволу, творимых там. В конце концов, люди, доведенные до безумия регулярными исчезновениями детей, обрушились на Сады разъяренной толпой и повесили вельможу над главным входом его собственного дома. Прочесывая Сады, они обнаружили там немало вещей, отвратительных и кошмарных настолько, что язык не поворачивается рассказать о них. В порыве исступления и ужаса принялись они крушить особняк и летние постройки, деревья и гроты, и стены. И все же, сложенные из добротного мрамора, многие здания перенесли как ярость толпы, так и нелегкое испытание временем. Уже несколько столетий стояли они в запустении. Внутри осыпающихся стен разрослись небольшие джунгли, буйная зелень скрыла руины от людских взоров. Налисса подыскала не очень разрушенную беседку, привязала коня и устроилась на растрескавшемся мраморном полу, приготовившись ждать. Неплохо для начала, -- нежное золото заката залило землю, смягчив и сгладив все очертания, вокруг нее колыхалось зеленое море с разбросанными тут и там белыми пятнами -- остатками стен и крыш мраморных строений. Но когда тени сгустились и ночь стала вступать в свои права, Налисса почувствовала себя неуютно. Звезды казались холодными и ужасающе далекими, ночной ветер порождал странные и страшные шорохи, играл в высокой траве и ветвях деревьев. Легенды и жуткие истории всплывали в памяти и ей уже чудились где-то там, за отдающимися в висках ударами неистово бухающего сердца, шелест невидимых черных крыльев и бормотанье бесовских голосов. Она страстно молила о том, чтобы скорее наступила полночь. Увидь ее Кулл сейчас, ему в голову не пришли бы мысли о ее странной власти и большом будущем. Его глазам предстала бы просто напуганная девочка, нуждающаяся в защите и опеке. И все же мысль о бегстве так и не возникла в ее сознании. Даже когда кажется, что время остановилось, оно все-таки продолжает идти вперед. Слабое свечение в ночи оповестило девушку о восходе луны, значит, полночь близко. И вдруг до девушки донесся звук, заставивший ее моментально вскочить на ноги. Где-то в Садах, якобы необитаемых, тишину разорвал крик и бряцание стали, от которых кровь застыла в жилах. И снова воцарилось безмолвие, удушающее, как саван. Далгар! Далгар! Имя ударами молота грохотало в смятенном мозгу. Ее любимый, приехав за ней, пал жертвой кого-то... или чего-то... Стараясь не шуметь, она покинула свое убежище, прижав руку к рвущемуся из груди сердцу, и крадучись двинулась по обломкам мощеной дорожки. В давящей тишине листья пальм тянулись к ней дрожащими пальцами привидений, будто оживленные неким безымянным злом. Впереди замаячили руины особняка. И тут, без единого звука, на пути ее выросли двое мужчин. Девушка попыталась было закричать, но язык ее онемел от ужаса. Она хотела бежать, но отказали ноги, и, прежде чем она обрела способность двигаться, один из мужчин, громадный как гора, схватил ее -- беспомощную, как крохотный младенец. -- Женщина, -- прорычал он на верулианском языке, который Налисса немного понимала. -- Одолжи мне свой кинжал и я... -- Некогда, -- перебил его другой по-валузийски. -- Бросим ее к нему, а потом обоих вместе и прикончим. Придется дождаться Фондара, прежде чем убить его, -- он хочет задать ему несколько вопросов. -- Блажен, кто верует, -- прогромыхал гигант-верулианец, по пятам шагая за своим товарищем. -- Не станет он говорить, уверяю тебя. с тех пор, как мы захватили его, он если и открывает рот, то только чтобы послать нам проклятие. Налисса, которую позорно тащили под мышкой, тихонько выла от страха. Она пыталась понять, что происходит. Кто такой этот "он", кого валузийцы собирались допросить и затем убить? Мысль о том, что это, должно быть, Далгар, вытеснила из ее сознания все опасения относительно собственной судьбы и наполнила душу дикой, отчаянной яростью. Девушка бешено забилась в руках верзилы и была тут же наказана звучной оплеухой. Слезы покатились из ее глаз и крик боли сорвался с ее уст. Вскоре ее бесцеремонно швырнули в темный дверной проем. Девушка повалилась на что-то мягкое. -- Может, стоило ее связать? -- засомневался здоровяк. -- Зачем? Удрать она не сможет. И Его развязать не сможет тоже. Пошли скорее, у нас есть еще работенка. Налисса села и робко огляделась. Она находилась в небольшом грязном помещении. Пол устилал толстенный слой пыли и обломки мрамора. Часть крыши отсутствовала и через отверстие внутрь лился лунный свет. В этом скудном свете она разглядела рядом со стеной контуры человеческой фигуры. Она дернулась. Ужасное предчувствие заставило ее сильно прикусить нижнюю губу. И тут же с опустошительным чувством облегчения она поняла, что связанный мужчина был куда крупнее Далгара. Налисса подобралась к нему и заглянула в лицо. Человек был связан по рукам и ногам, с кляпом во рту. На нее глянули два серо-стальных холодных глаза. -- Царь Кулл?! Государь! -- девушка стиснула кулаками виски. Комната закружилась перед ее ошеломленным взором, но уже спустя мгновение Налисса взялась за дело и вскоре ее длинные сильные пальцы освободили пленника от кляпа. Кулл пошевелил челюстями и принялся ругаться на чем свет стоит, -- правда, бранился он на своем собственном языке. Даже в такой момент царь помнил о необходимости щадить нежные уши юной дворянки. -- Мой повелитель, как вы оказались здесь? -- спросила девушка, заламывая руки. -- То ли мой самый доверенный советник стал предателем, то ли сам я спятил, -- проворчал в ответ гигант. -- Ко мне явился бродяга с письмом, написанным почерком Ту и заверенным царской печатью. Я последовал за ним, как было там указано, через город и ворота, о существовании которых даже не подозревал. Ворота эти никем не охраняются и, похоже, о них не знал никто, кроме злоумышленников. У ворот нас поджидал какой-то тип с лошадьми и мы на полной скорости помчались к этим чертовым Садам. Подъехали, слезли с коней и я покорно отправился за своим проводником в разрушенный особняк, как баран на бойню. А стоило мне войти в дверь, как, откуда ни возьмись, навалился здоровенный детина с сетью. Пока я пытался освободиться от сети, объявилась целая дюжина прохвостов. Полагаю, мне удалось немного попортить им настроение. Двое тут же повисли на правой руке, не давая мне выхватить меч, но я пнул одного в бок и, вероятно, сломал ему ребра и одновременно, вспоров несколько ячеек сети, достал другого левой рукой с кинжалом. Он умирал тяжело, испуская дух, кричал как заблудшая душа в аду. Но, видит Валка, их было слишком много. В конце концов они содрали с меня доспехи, -- только тут Налисса обратила внимание, что на короле лишь набедренная повязка в виде львиной шкуры, -- и, как видишь, скрутили. Нет-нет, можешь не пытаться -- сам дьявол не смог бы развязать эти узлы. Один из нападавших был моряком. Это он и постарался. А что такое морские узлы, я узнал еще, когда был гребцом на галере. -- Но что же мне тогда делать? -- заплакала девушка. -- Поищи обломок мрамора с острым краем, -- попросил Кулл. -- Ты должна будешь перерезать эти веревки. Девушка отыскала кусок камня, скол которого был острым, как бритва. -- Я боюсь порезать вам кожу, Ваше Величество, -- заранее извинилась она, принимаясь за дело. -- Режь кожу, мясо, кость, только освободи меня поскорей! -- прорычал Кулл. Глаза его сверкали. -- Попасться в ловушку! Надо же быть таким слепым идиотом! Валка, Хонан и Хотат! Ну дайте мне только до вас добраться... Послушай, а как ты попала сюда? -- Поговорим об этом позднее, -- тяжело дыша, отозвалась Налисса. -- Нам надо спешить. Оба умолкли. В комнате слышался лишь скрип камня по волокнам веревки. Нежные ладони Налиссы покрылись порезами и обильно кровоточили, но она не обращала на это внимания. Веревка, прядь за прядью, поддавалась. И все же, когда за дверью загромыхали тяжелые шаги, она еще не была перерезана до конца. Налисса замерла. -- Он там, Фондар, в путах и с кляпом в глотке. С ним какая-то валузийская девчонка, -- она шаталась по Садам, когда мы ее поймали. -- Чтобы бродить тут ночью, нужна немалая отвага, -- зазвучал другой голос, надменный и раздражительный, явно принадлежащий человеку, привыкшему повелевать. -- Наверно, она спешила на встречу с каким-то щеголем. Ты... -- Никаких имен. Никаких имен, славнейший Фондар, -- вмешался мягкий вкрадчивый голос валузийца. -- Помни о нашем соглашении: пока Гомла не сядет на трон, я -- Человек-в-Маске. -- Да-да, конечно. Ты хорошо поработал этой ночью. Такое, кроме тебя, никому не под силу, -- ведь именно ты придумал, как добыть, и добыл царскую печать, ты смог состряпать письмо Ту. Кстати, ты убил этого старого недотепу? -- Какая разница? Ему так и так придется умирать, или сегодня или когда Гомла окажется на троне. Куда важнее то, что в нашей власти находится сам царь. Кулл ломал голову, пытаясь определить, кому же принадлежит этот, удивительно знакомый, голос. Да вот еще Фондар... Он помрачнел. Да, видно, высоки в игре ставки, раз Верулия вынуждена посылать своего лучшего полководца творить грязные делишки. Царь хорошо знал Фондара, не раз принимал его во дворце. -- Пойди приведи царя, -- велел Фондар. -- Отведем его в старую комнату пыток и расспросим о том о сем. Дверь отворилась, пропустив только одного человека -- верзилу, что захватил Налиссу, -- и закрылась за ним. Он пересек комнату, едва взглянув на девушку, забившуюся в угол, склонился к связанному царю и взял его за руку и за ногу, приготовившись вскинуть на плечо и нести. Но в этот момент Кулл одним резким движением разорвал подпиленные путы и стиснул в тисках стальных рук горло врага. Громила упал на колени, одной рукой шаря по пальцам, сдавившим его шею, другой схватившись за кинжал на поясе. Ему удалось наполовину вытянуть кинжал из ножен, и тут глаза его вылезли из орбит, язык свесился наружу, руки безвольно упали и верулианец обмяк в руках царя. Кулл одним ужасным резким движением сломал шею заговорщику и опустил на землю бездыханное тело, вынув из ножен врага меч. Налисса подхватила кинжал. Вся схватка продлилась лишь несколько секунд. -- Быстрей! -- раздался из-за двери раздраженный окрик Фондара, а Кулл, слегка пригнувшись, как тигр перед прыжком, стал лихорадочно соображать: число заговорщиков ему было неизвестно, но он знал, что в настоящий момент их за дверью всего двое или трое... И прежде, чем в комнату вошли посмотреть, что вызвало задержку, он принял решение и дальше действовал без промедления. Он подозвал девушку: -- Как только я выскочу за дверь, выбегай следом и мчись что есть силы вверх по лестнице, что слева отсюда. Налисса кивнула. Кулл успокаивающе похлопал по изящному плечу девушки, повернулся и рывком распахнул дверь. Люди снаружи, ожидающие гиганта-верулианца с беспомощным царем на плечах, оказались застигнутыми врасплох. Словно громадный тигр в человеческом обличьи, в дверях стоял Кулл. Глаза царя сверкали, зубы оскалились в яростном боевом рычании, в руке он сжимал меч, вращающийся так быстро, что казался в лунном свете серебряным диском. Кулл увидел Фондара, двоих солдат-верулианцев и стройного мужчину, лицо которого было скрыто под черной маской. Мгновение -- и он уже оказался среди них, начав танец смерти. Командир верулианцев пал после первого же удара царя, -- голова его раскололась как орех, не помог даже шлем. Человек-в-Маске, выхватив меч, сделал выпад и острие его клинка вспороло щеку Кулла. Один из солдат атаковал атланта с копьем, и ужу в следующую секунду лежал мертвым поперек тела своего вождя. Оставшийся в живых воин повернулся и бросился бежать, отчаянно взывая к своим товарищам. Человек-в-Маске шаг за шагом отступал под натиском Кулла, парируя удары с невероятным мастерством. Царь не оставлял ему ни времени, ни возможности перейти в атаку, он мог лишь защищаться от урагана свирепых ударов, бьющих словно молот по наковальне. Казалось, верулианская сталь должна вот-вот неизбежно расколоть скрытую капюшоном и маской голову, но всегда на ее пути возникал узкий длинный валузийский клинок, отводя удар в сторону или останавливая его на расстоянии от кожи, порой не превышающем толщины человеческого волоса, но достаточном, чтобы остаться в живых. Кулл увидел бегущих к месту схватки верулианских солдат, услышал звон их оружия и злобные крики. Они собирались обойти Кулла сзади и затравить его как крысу. Напоследок яростно рубанув мечом обороняющегося валузийца, Кулл развернулся и бросился вверх по ступеням лестницы, наверху которой уже стояла Налисса. Он выскочил на верхнюю площадку лестницы и остановился. Он и девушка оказались на чем-то вроде искусственно созданного мыса. Лестница вела вверх, и от площадки некогда вела и вниз на другую сторону стены, но теперь эта вторая половина ступеней обвалилась. Кулл понял -- они в западне. "Что ж, -- подумал царь, -- здесь мы и умрем. Но заберем с собой много врагов". Верулианцы собрались у основания лестницы под предводительством таинственного валузийца в маске. Кулл поудобнее обхватил рукоять меча. Кулл никогда не боялся смерти, не страшился ее и теперь, и если бы не одна мелочь... Он радовался бы смертельной битве как старому другу. Но рядом с ним девушка... Взглянув на ее трепещущую фигурку и белое как мел лицо, царь неожиданно принял решение, поднял руку и прокричал: -- Эй, верулианцы! Вот он я, перед вами. Многие из вас падут прежде, чем я погибну. Но обещайте мне отпустить девушку, не причиняя ей вреда, и я даже не подниму руки. Вы сможете зарезать меня как овцу. Налисса протестующе вскрикнула, а Человек-в-Маске издевательски расхохотался: -- Мы не заключаем сделок с теми, кто уже обречен. Девчонка тоже должна умереть, и я не даю обещаний, чтобы потом их нарушать. Вперед, солдаты, взять его! Воины хлынули на ступени черной волной смерти, клинки засверкали в лунном свете. Один, рослый воин со вскинутым над головою боевым топором, намного обогнал своих товарищей,