сфер и их неделовитость...". Высказывалось твердое намерение
уйти из правительства, если договор с Уркартом будет отклонен.
8 октября эмоции выплеснулись еще более бурно: "Все труды, работа,
энергия, талант пропали даром, и небольшое количество ослов и болванов
(первое место в ряду этих животных должно было принадлежать вождю
большевиков, именно он имелся в виду в первую очередь - Ю.Ф. и Г.Ч.)
разрушили всю мою работу с той же легкостью, с какой мальчишка одним ударом
разрывет тонкое плетение паука". Красин подумывал не только об отставке, но
и вновь о фактической эмиграции. "Планы мои от активной работы отойти, -
пишет он жене, - поучить англ[ийский] язык и, может быть, написать кое-что.
К весне буду стараться частным лицом попасть в Америку, прочесть там
несколько лекций, а дальше уже будет видно, что и где делать. До весны
проживем в Лондоне, а там надо будет, вероятно, думать о какой-либо перемене
места, так как на вольный заработок в Англии не проживешь...".
Но карьерные соображения возобладали: позже Красин более не упоминал об
угрозе своей отставки, которая вроде бы была серьезной за десять-двенадцать
дней до этого24.
Правда, Красин продолжал настаивать на утверждении концессии с Уркартом
и даже был единственным, кто осмелился на заседании Совнаркома, вопреки
партийной дисциплине, голосовать за нее. За это он был подвергнут грубой
критике на XII съезде партии в 1923 г.25
Но и эту "пилюлю" Красин молча проглотил. По-видимому, права была
Л.В.Красина, утверждавшая, что после истории с уркартовской концессией
произошло резкое изменение в отношении ее супруга к советскому режиму, и это
отношение уже никогда не было действительно удовлетворительным. "Он стал
откровенно скептически относиться к проблеме эффективности крайней
социалистической доктрины в таком политически отсталом обшестве, каким была
Россия"26. К этому следует добавить, что, по существу дела, Красин лишь
приблизился, причем только внутренне, в глубокой тайне для окружающих
официальных лиц, к тем собственным своим оценкам, которые давались перед
Октябрьским переворотом и непосредственно после него.
Письма свидетельствуют, что Красин все более охладевал к советской
службе, все более формально относился к своим обязанностям наркома и
дипломата. По существу дела, в 1922-1923 гг. Красин вновь стал скептически
относиться к возможности построения социализма в России. Этому
способствовали изменения в высшем эшелоне партийной власти, рост влияния
Сталина, ставшего в апреле 1922 г. генеральным секретарем ЦК. Правда, Красин
как-то сообщил, что Сталин поддержал его в конкретном вопросе о монополии
внешней торговли, и ни в одном из писем не содержится критики Сталина.
Но совершенно очевидно, что взаимными симпатиями между Красиным и
Сталиным отнюдь не пахло. Слишком разными были характеры, ментальность,
уровень образованности, жизненные представления при свойственном им обоим
прагматизме.
Можно считать достоверной информацию С.Либермана о том, что дочь
Красина, находясь в Москве (это было, напомним, в конце 1923 - начале 1924
г., то есть как раз тогда, когда умер Ленин), как-то спросила его: "Как вы
думаете, они нас выпустят?" и в ответ на недоуменный жест, понизив голос,
продолжила: "Авель Енукидзе говорил нам, что Сталин патологически не
переновит папу, а Сталин - хозяин"27.
Политические наблюдения в корреспонденции Красина с 1923 г. все более
уступают место приватным сюжетым, отпускным впечатлениям, семейным
взаимоотношениям и т. п. 6 июля 1923 г. он вполне откровенно сообщает:
"Отъелся я и выспался за дорогу отлично, загорел и морда у меня выглядит
"поперек себя". Настроение хорошее, на все вещи смотрю с точки зрения
"наплевать" и так и дальше предполагаю".
Красин, правда, озабочен упреками супруги, до которой доходили сведения
о его амурных делах, о фактической второй жене и дочери Тамаре, которой он
даже дал свою фамилию. Он весьма неловко клянется в верности жене и трем
дочерям, рожденным ею. Возможно, у читателей возникнут иные чувства и мнения
по этому поводу, но авторам данной вступительной статьи было просто неловко
читать строки, в которых этот государственный деятель и дипломат лжет и
заверяет жену в верности, напоминая нашкодившего кота. Мы с удовольствием
исключили бы соответствующие фрагменты из переписки, если бы имели право на
это, но такие действия означали бы фальсификацию источника.
Хотя в письмах 1923 - начала 1926 г. все еще встречались выражения типа
"наша партия", автор все более отчуждался от большевистского руководства,
возвращался к позиции стороннего наблюдателя, вновь давал в целом негативную
оценку официально проводимого курса. 10 августа 1923 г. он констатировал,
что "многое идет через пень-колоду", что "власть имущие (Красин, видно,
позабыл, что он сам, будучи наркомом, относился к власть имущим - Ю.Ф. и
Г.Ч.) делают, кажется, все возможное,чтобы все шло навыворот и кое-как",
лишь выражал надежду, что "Россия, пережившая варягов, монгольское иго и
Романовых, несомненно без большого урона переживет и Наркомфина, и
стабилизацию рубля, и литвиновскую внешнюю политику". Увы, в этом автор не
был прав: урон, причиненный России большевистской политикой, тоталитарной
властью, был катастрофическим и продолжает приводить к новым катастрофам
через годы после ликвидации коммунистического тоталитарнонго режима.
Пока же Красин все более охладевал к советской службе. Он совершенно
равнодушно отнесся к болезни Ленина и, хотя последний был еще жив и
формально занимал высший государственный пост, Красин, подобно, видимо, и
другим руководящим деятелям, рассуждал о нем, как о покойнике. 17 октября
1923 г. он писал жене, что "со времени Вл[адимира] Ильича не чувствовал себя
в такой степени господином положения..."
Красину надоела и дипломатическая работа. "...Она меня влечет к себе
все меньше и меньше", - писал он 23 октября 1925 г. в связи с переводом с
должности полпреда во Франции на такую же должность в Великобритании. О
заседании Политбюро, на котором было принято это решение, он презрительно
отзывался так: "...Наши "ребята", не говоря худого слова и вообще даже почти
ничего не говоря для мотивировки этого решения, порешили меня перевести в
Лондон..." И вслед за этим: "...Мне так опротивели французы и так бесплодно
и глупо было это годичное сидение в Париже..."
Тем не менее почти до самого окончания переписки (и жизни) наркому и
дипломату не приходили вновь в голову мысли об отставке. Он сполна
пользовался своим служебным положением, по-прежнему весьма высоко оценивая
собственную персону.
Он был весьма обижен на нового британского премььер-министра Бонар-Лоу
и министра иностранных дел Керзона, которые в начале 1923 г. отказались его
принять на том основании, что дипломатических отношений между
Великобританией и СССР еще не было, и для британской стороны Красин был не
полномочным представителем (полпредом), каковым являлся его официальный
советский статус, а вчего лишь торговым агентом. "...Как раз самое время
было бы посадить туда Воровского (в это время советский полпред в Италии -
Ю.Ф. и Г.Ч.) или даже еше менее значителную фигуру", - писал он жене.
И только в самом конце жизни, уже будучи смертельно больным, в
последнем сохранившемся письме (начало 1926 г.) у Красина опять появились
мысли об отставке с высоких государственных постов, переходе на частное
положение, да и естественное желание устройства в какой-либо стране
(возможно, в Швейцарии или во Франции), где дети смогли бы получить
образование и жизнь была бы не столь дорога...
Письма Л.Б.Красина супруге и детям позволяют, таким образом,
существенно углубить изучение его жизни и деятельности, представить его как
живого человека, прагматика, сибарита, одолеваемого далеко не только
высокими (очень трудно объективно измерить их реальную высоту), но и весьма
земными страстями и пристрастиями, которые явно преобладали.
В то же время письма дают возможность по-иному, объективнее и глубже,
взглянуть на некоторые стороны революционных событий 1917 года, советской
внутрнней и внешней политики в первые восемь лет и особенно того, что
специалисты по социальному развитию именуют историей повседневности. В этом
смысле интересно проследить по письмам взаимоотношения в семье - между
супругами, между отцом и продраставшими или уже взрослыми (в конце приода)
дочерьми, между Красиным и его братьями и сестрой и их семьями, его
взаимоотношения с детьми Любови Васильевны от двух первых браков, да и с ее
бывшими мужьями. Ничего сверхестественного они не выявляют, но для
характеристики нравов служилого образованного круга людей (а Красин в
основном остался принадлежавшим к этой группе, несмотря на свое руководяшее
положение в иерархии новой власти) они характерны.
*
Письма публикуются с минимальной правкой, соответствующей нормам
современного русского правописания и пунктуации. Некоторые письма датированы
по содержанию. В этих случаях дата или ее часть заключены в квадратные
скобки. В квадратные скобки помещены также восполненные слова или части
слов. В тех некоторых случаях, когда не удалось расшифровать отдельные места
красинской рукописи или предпринята попытка расшифровать их по контексту,
соответствующие места обозначены отточиями в квадратных скобках или же в
квадратные скобки заключен реконструированный текст. Соответствующие
пояснения даны в примечаниях.
В примечаниях же приводятся сведения о лицах, событиях и других
реалиях, упомянутых в письмах. Имея в виду частный характер документов,
отсутствие для их автора необходимости растолковывать супруге многие факты,
которые ей были безусловно известны или же понятны по смыслу письма,
объяснение ряда моментов текста представляло значительную трудность. Не
удалось идентифицировать отдельные имена или же найти биографические
сведения о других упоминаемых лицах. Это, однако, почти исключительно
знакомые или близкие родственники обширного рода Красиных -- люди, в
основном непосредственно не связанные со значительными историческими
событиями. Не удалось также расшифровать некоторые, незначительные, как нам
представляется, семейные аллюзии.
Публикация подготовлена доктором исторических наук Ю. Г. Фельштинским и
Ф. Маркиз, вступительная статья -- Ю.Г.Фельштинским и доктором исторических
наук Г. И. Чернявским, примечания -- Г.И.Чернявским.
Письма публикуются с любезного разрешения администрации Международного
института социальной истории (Амстердам), которой мы выражаем глубокую
благодарность.
Примечания
1Карпова Р.Ф. Л.Б.Красин - советский дипломат. М., 1962; Кремнев Ю.Г.
Красин. М., 1968; Могилевский Б.Л. Никитич. М., 1963; его же. Призвание
инженера Красина. М., 1970; Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Советской страны
дипломат, М., 1968; Научитель Н.В. Страницы жизни и борьбы. Иркутск, 1972;
Усыскин Г.С. Выборгский узник. Документальная повесть о Л.Б.Красине. Л.,
1984 и др.
2Анализ данных о причастности Красина к убийству Морозова проводится
одним из авторов этой вступительной статьи в книге: Фельштинский Ю. Г. Вожди
в законе. М., 1999, с.5-20. А.Ваксберг также отмечает: "Версия о
самоубийстве С.Морозова убедительно ставится под сомнение. Очень вероятно,
что он был убит Красиным или при его ближайшем участии" (Ваксберг А. Гибель
Буревестника. М. Горький: Последние двадцать лет. М., 1999, с. 31).
3Аксенов В. Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине. М.,
1974; его же. Любовь к электричеству. Пьеса. М., 1975. Видимо, при помощи
этих произведений В.Аксенов пытался продемонстирировать властям свою
"верноподданность" и приоткрыть двери для публикации других, не столь
верноподданных произведений. Не случайно, писатель не включил ни повесть, ни
пьесу в собрание своих сочинений, изданное в 90-е годы.
4О'Konnor T.E. Engineer of Revolution: L.Krasin and Bolsheviks.
1879-1926. Boulder, 1992; О'Коннор Т.Э. Инженер революции: Д.Б.Красин и
большевики. 1870-1926. М., 1993. Русское издание книги изобилует
неточностями и ошибками, которые следует отнести на счет
неквалифицированного, порой просто малограмотного перевода, осуществленного,
как это ни прискорбно, в издательстве "Наука".
5Krasin Lubov. Leonid Krasin: His Life and Work. London, [1929].
6О'Коннор Т.Э. Указ.соч., с. 84.
7Kun M. Stalin: An Unknown Portrait. Budapest, New York, Central
European University Press, 2003, p. 74.
8Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Указ.соч., с. 15.
9Ваксберг А. Указ. соч., с.49.
10См., например, Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Указ. соч., с.20.
11Ваксберг А. Указ.соч., с. 48.
12Семен Либерман, одно время близкий к Красину, вспоминал: "Даже своей
внешностью Красин не был похож на общую массу коммунистических помощников
Ленина. Его одежда отличалась прекрасным вкусом. Его галстук соответствовал
костюму и рубашке своим цветом, и даже галстучная булавка была застегнута по
особому, как это делает хорошо одетый человек" (Liberman S. Building Lenin's
Russia. Chicago, 1945, p. 58).
13См., напримар, Бунич И. Пятисотлетняя война в России. Киев, Санкт
Петербург, 1997, с. 185. Попытки авторов этой статьи обратить внимание
издательств на фальшивки Бунича остались без ответа.
14Бунин И.А. Заметки. - В кн.: Бунин И.А.Великий дурман: Неизданные
страницы. М., 1997, с. 151.
15Горький М. Неизданная переписка. М., 1998, с. 157.
16Чернявский Г. Как большевики убили Александра Блока. - В кн.:
Чернявский Г. Притчи о Правде и Лжи: Политические драмы XX века. Харьков,
2003, с. ...(?)
17Троцкий Л.Сталин. М., 1996, т.1, с.81.
18Там же, с.82-99.
19Такое представление о нем стало традиционным. Даже в целом вдумчивый
и критичный А.Ваксберг пишет: "Истинный интеллигент и высоко образованный
инженер (второе бесспорно, но явно не тождественно с первым! - Ю.Ф. и Г.Ч.),
Красин успеет счастливо умереть в 1926 году, что избавит его от неизбежной
участи в эпоху Большого Террора" (Ваксберг А. Указ. соч., с. 14).
20Нагловский Л.Д. Леонид Красин. - Новый журнал, 1966, No 32,
с.214-215. Liberman S. Op. сit., p. 62. С.Либерман сообщает, что Красин
неоднократно вступал в конфликты с ЧК, чтобы освободить арестованных, причем
предлог был один - "мне они необходимы".
21Враждебное отношение Красина к крестьянству отмечалось и
С.Либерманом. По словам последнего, нарком внешней торговли говорил ему:
"Русское крестьянство надо освободить от чесотки прежних времен. Это нельзя
сделать в лайковых перчатках... Мы должны применять силу, не только
убеждать" (Liberman S. Op. сit., p. 60).
22О'Коннор Т. Э. Указ.соч., с. 242 и др.
23Philips H.D. Between the Revolution and the West: A Political
Biography of Maxim M. Litvinov. Boulder, 1992, p. 51.
24Представляется мало достоверной информация Л.В.Красиной, что ее муж
все же подал в отставку и получил в ответ записку Ленина: "Мы увольняем
людей со своих постов, но не позволяем им уходить в отставку" (Krasin L. Op.
cit., p. 204).
25XII съезд РКП (б) 17-25 апреля 1923 года. Стенографический отчет. М.,
1968, с.106-108, 119, 136, 137, 142-144, 150-151, 154-157, 391 и др. По
отношению к Красину фигурировали термины "меньшевик", "ревизионист",
"антиленинский уклонист" и пр. Выступавгий с отчетным докладом ЦК
Г.Е.Зиновьев обругал Красина за его заявление, что политика партии не должна
мешать восстановлению производства (там же, с. 48).
26Krasin L. Op. cit., p. 207.
27Liberman S. Op. cit., p. 116.
Письма
1917 год
1
[13 июня 1917 года]
Милый мой Любан1 и родные детки!
Как скучно и пусто стало у нас с вашим отъездом. Весь дом и Царское2
стали иными. Иногда по инерции торопишься окончить какое-либо дело, чтобы
поскорее попасть на вокзал, но потом вспомнишь-- торопиться некуда, и
защемит на сердце. Со внешней стороны дела все обстоит благополучно, только
Анна, видимо, еще не вошла в роль кухарки и Марусе3 приходится торчать на
кухне. Ну, да это обойдется.
Меня обслуживают по-прежнему, и к утреннему чаю я исправно получаю
сибирские пряженики. Володя4 в добром здоровье и духорасположении. В пятницу
идет на комиссию. Вчера, наконец, была вечером гроза и дождь, хоть и не
очень большой. Воздух на балконе -- вне описания: прямо можно было его пить.
Я сидел на балконе всю оставшуюся часть вечера, смотрел вниз на скошенные
газоны и вспоминал трех красинских девчушек5, еще так недавно валявшихся там
на спине. Письмо и лекарство Бражникову переданы, но из-за дождя я вечером к
ним не попал, а сегодня (13-го) они переехали в город и завтра рано утром
уезжают совсем. Полагаю, он все исполнит, как обещал. Из других новостей,
более крупных, могу сообщить, что я все же решил от Луги не отказываться6 и
послезавтра, кажется, оформляю это дело у нотариуса. Дровяной лес можно
будет, кажется, продать на корню. Насчет Луги сговорюсь с [...]7. Ну, как же
вы, милые мои котята, доехали?8 Думаю, что хорошо. По крайней мере, при
отъезде разместились вы хорошо. Сейчас ваш поезд идет где-то уже в середине
Швеции. Как-то вас встретит заграница! Сегодня я видел опять одного
приезжего из Швеции, и он уверял меня, что там прекрасно можно устроиться.
Самое главное, не есть по ресторанам, а поскорее устроиться собственным
хозяйством. Особенно имею в виду тебя, большой Любан, с твоей склонностью
заболеть при отравлении недоброкачественной пищей. Надеюсь, вы не забудете
мне телеграфировать немедленно при приезде. Это письмо пошлю Вацлаву
Вацлавовичу9 и ему буду писать, пока не получу вашего окончательного адреса.
Целую и обнимаю всех вас крепко, мои дорогие, любимые -- сокровища вы мои.
Сейчас пришло письмо от Нины10 от 9 июня. Они там здоровы и особенного
у них ничего нет. Жарятся на солнце, купаются в море. Кланяйтесь M-lle
Лочмо11, Ляле и всем знакомым. Еще раз крепко целую. Благословит вас бог.
Будьте благополучны.
2
18 июня 1917 года. Воскресенье
Родной мой Любинышик! Ты можешь совершенно ясно представить себе весь
мой сегодняшний день. Измаявшись за неделю изрядно (безденежье, "товарищи"12
и прочие очередные напасти!), вчера я залег в 11 1/2 и сегодня проснулся
только в 10, благо по случаю пасмурного утра мухи меня совершенно не
беспокоили. К 11-12 выглянуло солнце, и я буквально весь день просидел на
своем балконе, занимаясь делами, чтением газет и "Природы"13, а между делом
также печатанием фотографий. С 6 ч[асов] пришел М. И. Бруснев14, и мы с ним
и Борисом15 на том же балконе просидели до ужина. Сейчас 11 1/2, и перед
сном я хочу тебе написать несколько строк. Живется мне хорошо, если бы
только не было так скучно без тебя и милых девочек. Все как-то еще не
верится, что вас нет. Ждешь инстинктивно, что откроется дверь и войдет
озабоченный Любан в поисках за какой-нибудь штучкой или раздастся визг во
дворе в ознаменование жизнедеятельности милого Любана16, или Катабрашный17
появится со своим "можно сладкого", или Людмила18 с видом потусторонним
пройдет, не спуская глаз с книги! Только вот порядок неизменный на моем
письменном столе и непоявление на нем разных неожиданных вещей или просто
мазни на почтовых или других листах бумаги напоминает об отъезде кое-кого! Я
креплюсь и утешаю себя соображениями о неизбежности вашего отъезда и о
скором нашем свидании. Думаю, что вам ввиду перемены места, людей и
обстановки некогда будет скучать. Тебя, милый мой Любченышек, очень прошу не
огорчаться и не беспокоиться за меня. Как ни утомительна и трудна работа, я
никогда не переутомляюсь свыше сил, ибо мне свойственно особое чувство,
подсказывающее, когда надо бросить работу и отдыхать. Этим и объясняется моя
выносливость и относительно большая работоспособность. В смысле спокойствия
мне теперь будет лучше, особенно, когда я буду знать, что вы уже устроились
и чувствуете себя хорошо. Через неделю возвращается Гермаша19 из своего
отпуска, и это меня значительно разгрузит. Они живут на даче на Казанской
дороге и пока что довольны летом: погода хорошая, пища есть.
3
23 июня [1917 года]
Протаскал письмо в кармане почти целую неделю. Выдалась опять горячая
неделя в смысле всяких разговоров, заседаний и пр[очее] пр[очее].
Наконец-то сегодня получил Вашу телеграмму от 4 июля [21 июня]20. Хотя
я и не беспокоился особенно, но все же было уж очень скучно без всяких-то
известий. Теперь я спокоен, тем более что есть депеша от Леонида о переводе
вам денег. Сообщи мне, Любаша, получены ли эти деньги на твоем текущем
счете.
Завтра я поеду на автомобиле в Изенгоф по поводу сланцев21 и пробуду
там дня два, немножко поотдохну.
Крепко-крепко всех вас целую и обнимаю.
Ваш Красин
4
29 июня 1917 года
Милый мой, родной Любченышек!
Скоро уже три недели, как вы уехали, а я не имел еще ни одного письма,
если не считать открытки из Таммерфорса. Правда, была от вас телеграмма, и
приехавший [...]22 привез поклон, но из всего этого я могу лишь заключить,
что вы живы и здоровы, каково же твое настроение и как вообще вам там
живется и чувствуется, об этом не имею никакого представления. Временами мне
бывает очень скучно и тоскливо; с письмами было бы, надо думать, легче.
Родной мой, Любченышек, ты был еще такой грустный при расставании. Отношу
это, главным образом, к твоему беспокойству за Володю, Нину и Андрея23.
Относительно них ты можешь быть пока что вполне покойна. Те двое живут в
прекрасных условиях, на солнце и на море и им можно только завидовать. Не
знаю, как Виктор24, но я Соне25 советую и на зиму оставить там Алексея26,
спокойнее. Сегодня утром был на зав[одском] совещ[ании], речь о карточках на
дрова на зиму, причем нормой считалось отопление домов с таким расчетом,
чтобы поддержать температуру 9 градусов. Курица на базаре в Царском сегодня,
по словам Маруси, 11 рублей! При таких видах и перспективах кто уж раз не в
Питере, пусть благодарит Господа Бога. Володя получил отсрочку до конца
сент[ября] и, видимо, опять ожил. Собирается куда-то поехать (был разговор
даже об Алтае), но еще ничего определенного об этом не знаю. Вчера тут был
проездом в Уфу Дм[итрий] Николаевич] 27.
Я-то его не видел, но Володя у него был в городе и провожал его на
вокзал. Во всяком случае, мой миланчик, ты за этих ребят не беспокойся,
ничего с ними худого не будет, да и возраст их такой, что надо и пора
привыкать им к более самостоятельной жизни. Устраивайся вот получше с малыми
ребятами, и если их и себя убережешь от непосредственного созерцания и
переживания этого развала и оскудения, то никому от этого хуже не будет: ты
достаточно помытарилась на своем веку, чтобы позволить себе если не отдых,
то хоть жизнь в более культурной обстановке. Что касается меня, то, во-1-х,
с внешней стороны я пока живу по-прежнему. Кормят меня и поят хорошо, Маруся
очень обо мне заботится и, кроме того, я на каждом шагу еще ощущаю твою
милую ласковую обо мне заботу в виде разных услуг и удобств, появляющихся
без моей просьбы, очевидно, в силу оставленных тобою Нюше распоряжений.
Утрами меня угощают неукоснительно сибирскими пряжениками. Вечером на
столике против 120 [номера] появляется то земляника, то еще что-нибудь в
этом роде. Если же начнется уж очень большое утеснение, то все-таки одному
все это полбеды, особенно при моей способности сокращаться до самого
скромного минимума. Меня очень будет укреплять и в этом случае сознание, что
вы находитесь в более благоприятной обстановке. Вообще я сейчас наибольшее
удовлетворение нахожу в сознании, что тружусь и работаю на вас и для вас и
что, может быть, за эти годы удастся создать более или менее прочный
фундамент и обеспечить себе в будущем некоторую возможность отдыха в кругу
семьи. В делах у нас как будто стало поспокойнее, меньше требований и
нервности, хотя общее положение, особенно из-за растущих финансовых
затруднений, очень тяжелое. Целый ряд предприятий на краю финансового краха,
а расчеты на государственную поддержку при современном состоянии финансов
более чем проблематичны. Курс, несмотря на победоносное наступление28, все
падает! Пока эта проклятая война не окончится, все наши внутренние дела
остаются под знаком вопроса.
На этой неделе у нас забастовка на Финл[яндской] жел[езной] дор[оге].
Дачники многие очутились в затруднительном положении, и я лишний раз
порадовался, что мы имели решимость в этом году не связываться с
Финляндией29. Я уже писал тебе, что в прошлую субботу предпринял путешествие
в Изенгоф на автомобиле. Изыскания со сланцами оканчиваются, результаты
благоприятные, но финансирование этого дела пока что продвигается медленно и
не вышло еще из стадии переговоров. Многие на лето поразъехались, и вообще
деловая публика настроена выжидательно.
Домой возвращаюсь обычно часам к 8-9 и остаток дня провожу на балконе,
иногда даже поливаю герани. Они немного отходят, и некоторые кусты даже
зацвели. Праздничные дни тоже сижу дома, либо пишу, либо читаю. Сегодня
только был с утра в рев[олюционном] совете и возвратился домой к 3 часам
(Петров день!). Гермаша еще не вернулся из отпуска. Борис избрал бывшую
часть и поступил пом[ощником] комиссара в Софию. Даже раскрыл уже несколько
краж и очень увлекается, как и всем на первых порах.
Ну что же, мои милабранчики, когда же я от вас дождусь писем? Неужто же
никто из вас до сих пор не собрался отцу-старичишке даже открытки написать?
Или это шалости почты и цензуры?
Пишите подробно, как устроились. Людмил должен мне что-нибудь
нарисовать из окружающего ее. Катабрашный и Любан могут ограничиться
письмами. Погода у нас чудесная опять установилась: я пишу сейчас на
плетеном столике на балконе при закате солнца. На полях золотистая дымка,
мычат коровы, возвращаясь с полей, такой мир разлит над всем пейзажем. Зато
в городе форменный ад. Крепко вас всех целую, родные мои! Пишите. Кланяйтесь
M-lle Лочмо, Ляле, Воровским и всем знакомым. Ваш Красин
5
11 июля 1917 года
Родной мой Любан, не писал тебе давненько, частью из-за событий, частью
потому, что, приготовляясь сам к отъезду, уже терял настроение.
Ну, большевики-таки заварили кашу30, или, вернее, пожалуй, заварили не
столько они, сколько агенты германского штаба и, может быть, кое-кто из
черной сотни31, "Правда"32 же и иже с ней дали свою фирму и сами оказались
на другой день после выступления в классически глупом положении.
Описывать тебе все это по порядку нет смысла: гораздо полнее прочитаешь
изложение событий в газетах. Скажу только, если правдисты хотели осуществить
какой-либо "план", вроде захвата власти, смены правительства и т. п., то,
конечно, они себе самим обязаны провалом. Большей организационной
беспомощности и убожества, отсутствия намека на какую-либо осознанную и
поставленную себе цель трудно себе представить. При малейшем
руководительстве в первые два дня, когда вся многоголовая "власть" была тоже
в состоянии полной растерянности, можно было сделать что угодно, но болтуны
остались болтунами, и когда вместо вынесения резолюции или писания громовых
статей потребовалось проведение лозунга в жизнь, грозные вожди и
руководители всемирного пролетариата оказались попросту в нетях и не сделали
даже попытки извлечь из разыгравшихся событий и пролитой уже нелепым и
бесцельным образом крови хоть что-либо для осуществления своих тактических
программ. Несчастные же "массы", в лице главным образом солдат и некоторого
процента хулиганья, совершенно бессмысленно толкались два дня по улицам,
стреляя с перепуга друг в друга, шарахаясь в стороны от малейшего слуха или
тревоги и абсолютно не понимая, что все это значит и что к чему: в общем,
уличный пейзаж несколько напоминал февральский33 с поправкой на время года.
Раненых было изрядно, так как стрельба шла не только с крыш, и коэффициент
полезного действия некоторых ружей и пулеметов был, вероятно, больше по
сравнению с протопоповским34. Зато не было массовых расстрелов каких-либо
определенных групп, хотя по адресу "буржуев" и раздавались грозные возгласы,
особенно на окраинах.
Мой автомобиль, конечно, забастовал со вторника утра, но, по счастью,
его на этот раз не угоняли, и я походил пешком только дня три, пока все не
вошло в норму. В городе я бывал каждый день, но лишь у себя на
Екатерининской, конечно, не пускаясь на Петроградскую сторону, благо телефон
работал все время, и я имел возможность сноситься с конторой в течение всего
дня. Никакой опасности я нигде не подвергался и под перестрелку нигде не
попадал, хотя трескотня слышна была в конторе одно время изрядно (с
Гороховой).
Совпадение всей этой истории с наступлением немцев на фронте слишком
явное, чтобы могло оставаться сомнение, кто настоящий виновник и организатор
мятежа. Разумеется, заслуги идейных обоснователей и проповедников этой
авантюры от этого нисколько не умаляются, и, вероятно, этот эксперимент не
так-то просто и не всем из них сойдет с рук.
Сейчас все эти события в значительной степени уже заслонены нашими
поражениями, прорывом на Тарнополь и проч[им]. Это бедствие для меня лично,
впрочем, не неожиданно, потому что развал армии обусловливается не только
упадком духа, но и рядом объективных причин, разрухой, расстройством
транспорта и проч[им]. С другой стороны, и немцы, при всех их победах, вряд
ли уже смогут достигнуть в эту кампанию какого-либо решающего результата.
Скорее этот их удар через некоторое время скажется усилением нашей армии и,
возможно, даже некоторым оздоровлением тыла. Может быть, немного меньше
будут болтать и больше работать, а это сейчас главное по отношению ко всем
значительным слоям и группам народа. Я, как и раньше, главную беду и
опасность вижу в расстройстве транспорта, продовольственных затруднениях и в
ужасающем падении производительности всякого почти труда. Всякий, не
исключая интеллигентов, инженеров и пр[очих] до министров включительно,
делает 1/2, если не 1/3 против того, что он мог бы делать, и не из-за лени,
а из-за неорганизованности, неумения приспособиться к новым обстоятельствам,
из-за этой атмосферы неуверенности, испуга, возбуждения, всеобщей сумятицы!
В этом улучшения пока не заметно, и когда оно начнется -- Бог знает. Жить
становится все труднее, исчезают самые обыденные вещи, вроде молока, масла.
Каждый обед -- почти чудо, ибо только стечение исключительно благоприятных
обстоятельств позволило достать эту курицу, или крупу, или рыбу. Вести
хозяйство -- чистое мучение, и я каждый день радуюсь за тебя, что ты пока
что избавлена от этого наказания. Я уже не говорю о ценах: огурец -- 50-70
коп[еек], малина -- 2 р[убля] ф[унт], салат -- 50 к[опеек] ф[унт] и
пр[очее]. Затруднения в последнее время настолько возрастают, что Марусю с
девочкой, пожалуй, придется выслать во внутренние губернии.
Тогда и мое относительно (и даже вполне) спокойное и благополучное
житье должно будет как-то измениться, хотя я ни в каком случае не хотел бы
покидать Царского Села. Анна к самостоятельному ведению хозяйства совершенно
непригодна, и я не знаю, как тут быть. Нюша35 тоже вряд ли может поварить.
Впрочем, обо всем этом поговорим при свидании, квартиру же я на всякий
случай оставил на год за собой. Борис по-прежнему в Софийской милиции, но
вряд ли он долго тут усидит, хотя и проявил таланты и чуть ли даже не будет
избран начальником милиции. Володя сейчас в Финляндии. Он "собирается" ехать
не то на Алтай, не то в Кокчетавы36 (Зап[адная] Сибирь), но если сборы будут
вестись с такой же энергией и дальше, то отъезд, вероятно, совершится уже по
первопутку. Он здоров и чувствует себя, по-видимому, неплохо. Но в Крым не
поедет, ибо там, по сообщению Андрея и Нины, всегда переполнено и, кроме
того, ему нежелательно попасть в курортную обстановку: он стремится в более
дикие и менее культурные места. Сонечка вместе с Ниной ухитрились перенести
дизентерию, но, кажется, сравнительно благополучно, если не будет рецидивов.
Гермаша из отпуска вернулся черный, как арап, очень отдохнул и воспрянул
духом, хотя, конечно, как запряжется в работу, то живо загар этот с него
слиняет. Видел вчера Фрумкина37, получил посылку (спасибо, миленький мой) и
порасспросил о вашем житье-бытье. Ты забыла, очевидно, что Дун[аев] должен
был перевести деньги на твой текущий счет в Eutkilds Bank'е. От него у меня
есть телеграмма, что деньги тебе переведены. Пожалуйста, справься в банке и
телеграфируй мне, получила ли ты эти деньги. Если же нет, то запроси
телеграммой Дунаева (2 Rector St[reet], New York, Dunajeff), что это
значит!? Пока прощай, родной мой дружочек! Я предполагаю выехать около 25
июля ст[арого] стиля, но возможно, что выеду несколько позже, но не позже 1
августа. Крепко тебя обнимаю и целую. Родных моих девочек целую
крепко-прекрепко. Письмо я от вас всех пока что получил одно-единственное от
15 июня, писанное на второй день по приезде. Неужели вы после того не
писали, или это все задержки почты? Поклон M-lle Лочмо и всем знакомым. Еще
раз крепко всех вас целую, будьте здоровы и благополучны. Ваш Красин
6
16 (29) октября 1917 года
Родной мой, незаменимый, Любченышек, достопочтеннейший Тулен38
и драгоценные мои детеныши! Вот уже ровно неделя, как мы расстались39,
а кажется, будто давно. В то же время я еще вполне ясно вспоминаю все мелочи
нашей стокгольмской жизни и вижу вас всех как наяву такими, какими вы были
на вокзале в минуту проводов. Могу сказать, что эти два месяца одни из самых
счастливых в моей жизни. Ты вот, Тулен мой, часто меня упрекаешь, что я не
ценю тебя, а в действительности я, очевидно, только не умею тебя хвалить и
не умею тобою вслух хвастаться ("глупый хвастает молодой женой"!), в
действительности же, про себя, я доволен, счастлив и горд и тобой и твоим
туленачьим выводком, несмотря на все его нухи, мордасы и прочие
неприличности ("Фу! Папа!"). В эти месяцы как-то особенно ясно выявилось,
какую хорошую семью все мы вкупе образуем и какой славный молодятник
подрастает под сенью таких вовсе еще [не] дряхлых дерев, как мы с тобой,
родной мой Любанчик! Я только сейчас вижу, как хорошо я с вами отдохнул и
сколько сил прибавилось у меня за эти недели. Прежде и больше всего этим я
обязан, конечно, тебе, милый мой Любан, твоей ласке, заботе и иногда даже
опеке. Буду надеяться, недалеко время, когда можно будет перестроить свою
жизнь применительно к только что прожитому времени, и во всяком случае
приложу все усилия, чтобы это было скорее. Вас же прошу, мои миленькие,
родные, прежде всего беречь здоровье и строжайше друг за другом наблюдать,
чтобы ни одного фунтика не потерять из того, что привезено из Норвегии. В
особенности относится это к тебе, маманя. Ты можешь растрясти все свои
микитки и прочие части в один момент, стоит только простудиться или начать
недосыпать, больше чем надо курить и прочее. Между тем, если ты побережешься
и подольше продержишься на туленнем положении, то организм твой привыкнет к
этому и уже так ты и закрепишься до теплого времени, когда можно будет опять
поджариться.
Ну, буду вам описывать по порядку. Доехали мы с Брунстремом
очень хорошо, хотя с Гапаранды до Питера шел дождь не переставая.
Накануне в Риихимаках было столкновение поезда, шедшего из Питера, с
санитарным, вследствие чего не только опоздала на 8 ч[асов] баронесса40, но
и на нашем поезде это отразилось опозданием, так что в Питер мы приехали в 3
ч[аса] ночи. Благодаря телефонограммам баронессы и двум моим депешам (из
Гапаранды и Торнео) Николай с машиной оказался на вокзале, и я, отказавшись
от предложения Брунстрема ночевать у него, отправился к Гермаше, с которым
проговорили всю ночь. Выглядит он неплохо, и вообще все петроградцы гораздо
менее забиты, напуганы, изнурены и утомлены, чем мы представляли по газетам,
очевидно, сгущающим краски против действительности. Конечно, время было,
есть и еще будет трудным, но ужасного пока еще ничего нет, и в частности у
Сименс-Шуккерта41, если бы не безденежье, было даже сравнительно спокойно, и
товарищи за мое отсутствие как-то утихомирились42. Сейчас прибавится хлопот
ввиду намерения частичной эвакуации завода. Третьего дня Гера43 поехал в
Москву и, вероятно, проедет и на юг в поисках места, куда можно бы выселить
некоторые отделы завода. Меры эти над принять: если война не окончится
зимою, к весне возможны попытки взятия Питера и к июню, чего доброго, немцы,
может быть, городом и смогут завладеть. Всего мы, конечно, не сможем увезти,
но два-три наиболее важных отдела (с точки зрения обороны) можно будет
эвакуировать, и переезд не будет совсем бесполезен даже и в случае скорого
конца войны, ибо некоторая децентрализация нашего большого дела имеет и свои
хорошие стороны.
Набросились на меня, конечно, со всех сторон, но я пока отбиваюсь и
вхожу в работу медленно, с прохладцей, чтобы не сразу взять большую
нагрузку. В сущности, у Сименс-Шуккерта главное зло -- это безденежье, но
тут уж ничего не поделаешь.
У Барановского44 на порохов[ом] зав[оде] была забастовка, послужившая
причиной вызова меня телеграммой, но к моему приезду забастовка окончилась,
и сейчас идет устранение второстепенных трений. Секвестра еще не последовало
и даже, вероятно, не последует, так как завод наш в конце концов все-таки
будет казною куплен и, может быть, даже в недалеком будущем, [...]45 дела
вообще я ожидал застать в значительно худшем положении, нежели то есть в
действительности.
Питер поражает прежде всего, конечно, грязью и затем какой-то
отрешенностью, запустением, жалкой выморочностью. Улицы и тротуары залиты
жидкой грязью, мостовые полуразрушены, сломанные там и сям решетки, перила,
водопроводные тумбы или люки -- остаются неисправленными, стекла не мыты,
много пустующих заколоченных лавчонок (хлебных, овощных) -- все в целом
имеет вид города если не оставленного жителями, то во всяком случае
населенного пришельцами, настолько мало заинтересованными в каком-либо
благоустройстве, что они не считают нужным делать самого элементарного
ремонта. Улицы заметно опустели: не то убыло жителя (статистика будто бы
говорит противное), не то он сидит дома из-за бесцельности покидать жилье
(веселого все равно ничего не увидит) или из-за отсутствия средств
передвижения и даже калош. Меньше стало даже солдат, хотя все еще
предостаточно, и идиотские физиономии плюющих семечками "революционеров"
по-прежнему украшают пейзаж. По погоде настроение у толпы более кислое и
злое, чем летом, да и в политике идет какая-то новая анархистско-погромная
волна, перед которой, кажется, даже бесшабашные большевики начинают
останавливаться в раздумье. Черносотенная (или пока желтосотенная)
пропаганда в суворинских газетах46 поднимает голову, а массы, даже
пролетарские, проявляют политически все больше и больше индифферентизма.
Пожалуй, если бы Корнилов47 не поторопился, его выступление могло бы найти
почву. Сейчас испуганные обыватели с трепетом ждут выступления большевиков,
но преобладающее мнение, что у них ничего не выйдет или выйдет решительный и
уже непоправимый провал. Еда пока что есть, хотя мало и цены ужасные. Яйца
до 1 р[убля] 50 [копеек] штука! Штаней и обуви нет. Сахару мало, мука белая
2--3 рубля фунт и т. п. Тем не менее все как-то ухитряются жить, и людская
толпа на улице, в поездах, в магазинах имеет обычный вид, лишь грязнее и
оборваннее, чем прежде, да и это, м[ожет] б[ыть], лишь оптический обман
после шведской чистоты и шика.
У нас в Царском Маруси с Тоней48 я уже не застал. Они "зацепились" в
Москве. Боря тоже скоро туда переедет на "Святое Озеро", около болота, где
Радченко49 устраивает