к Гиппиус он все равно не
пришел. Летом 1905 г., когда Дима гостил у них в Крыму, она сама пришла к
нему в комнату и попыталась форсировать физическое сближение, но это только
ускорило разрыв. Перед отъездом он подсунул ей под дверь письмо:
"Зина, пойми, прав я или не прав, сознателен или несознателен, и т.д. и
т.д., следующий факт, именно факт остается, с которым я не могу справиться:
мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях.
И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут вне всего
этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфическое.
В моих прежних половых отношениях был свой великий позор, но абсолютно
иной, ничего общего с нынешним не имеющий. Была острая ненависть, злоба,
ощущение позора, за привязанность к плоти, только к плоти.
Здесь же как раз обратное. При страшном устремлении к тебе всем духом,
всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти,
коренящаяся в чем-то физиологическом..."
Хотя дружеские отношения между ними продолжались еще несколько лет,
Философов даже жил у Мережковских, между ними всегда висела напряженность.
Заметное место в культуре Серебряного века занимает лесбийская любовь.
Разумеется, этот феномен был известен в России и раньше. Историки
небезосновательно подозревают в этой склонности знаменитую подругу Екатерины
II княгиню Екатерину Романовну Дашкову (1743 -1809). Рано выданная замуж и
оставшаяся вдовой с двумя детьми, прекрасно образованная мужеподобная
княгиня являлась в публичных собраниях в мужском платье, говоря в шутку, что
природа по ошибке вложила в нее сердце мужчины. В отличие от своей
коронованной подруги, Дашкова не имела фаворитов. Единственной ее
привязанностью была выписанная из Англии молодая компаньонка Марта Вильмот,
которую скупая княгиня осыпала щедрыми дарами и пыталась сделать своей
наследницей. Сохранился даже шуточный вызов на дуэль, который Дашкова
послала своей сопернице, английской кузине Марты Марии Вильмот. Возвращение
мисс Вильмот в Англию в 1808 г. повергло Дашкову в отчаяние: "Прости, моя
душа, мой друг, Машенька, тебя целует твоя Дашкова... Будь здорова, любимая,
а я тебя паче жизни своей люблю и до смерти любить буду".
Общее отношение русского общества к лесбиянкам, как и к гомосексуалам,
было отрицательно-брезгливым и ассоциировалось главным образом с
проститутками. Характерен отзыв Чехова: "Погода в Москве хорошая, холеры
нет, лесбосской любви тоже нет... Бррр!!! Воспоминания о тех особах, о
которых Вы пишете мне, вызывают во мне тошноту, как будто я съел гнилую
сардинку. В Москве их нет - и чудесно".
Лесбиянки в Москве, конечно, были, но к уважаемым женщинам этот
одиозный термин обычно не применяли, а сексуальные аспекты женской
"романтической дружбы" предпочитали не замечать. Никому не приходило в
голову подозревать что-то дурное в экзальтированной девичьей дружбе или
"обожании", какое питали друг к другу и к любимым воспитательницам
благонравные воспитанницы институтов благородных девиц. Их описания в
произведениях Лидии Чарской вызывали у читательниц только слезы умиления.
Достаточно спокойно воспринимала общественность и стабильные женские
пары, обходившиеся без мужского общества. Одна из первых русских феминисток,
основательница литературного журнала "Северный вестник" Анна Евреинова
(1844-1919) много лет прожила совместно со своей подругой жизни Марией
Федоровой, а Наталия Манасеина, жена известного ученого, даже оставила мужа
ради совместной жизни с поэтессой-символисткой Поликсеной Соловьевой
(1867-1924). Их отношения просто не воспринимались как сексуальные.
Первым художественным описанием лесбийской любви в русской прозе стала
книга Лидии Зиновьевой-Аннибал "Тридцать три урода" (1907). Сюжет ее в
высшей степени мелодраматичен. Актриса Вера расстраивает свадьбу молодой
женщины, в которую она влюблена, покинутый жених кончает самоубийством, а
две женщины начинают совместную жизнь. В уставленной зеркалами комнате они
восторженно созерцают собственную красоту и предаются упоительным ласкам, на
которые неспособны примитивные любовники-мужчины. Видя себя глазами
влюбленной Веры, юная красавица уже не может воспринимать себя иначе.
Однажды она позирует нагой сразу 33 художникам, но нарисованные ими портреты
не удовлетворяют ее: вместо созданной вериным воображением богини,
художники-мужчины нарисовали каждый собственную любовницу, "33 урода".
Однако блаженство продолжается недолго. Болезненно ревнивая Вера понимает,
что молодая женщина нуждается в общении и не может обойтись без мужского
общества и мучается тем, что рано или поздно она потеряет ее. Когда девушка
соглашается на поездку с одним художникам, Вера в отчаянии кончает с собой.
Как и в аналогичных западных романах, лесбийская любовь кажется наваждением
и заканчивается катастрофой.
Большинство любовных связей между женщинами оставались фактами их
личной жизни, и только. Роман Марины Цветаевой (1892-1941) и Софьи Парнок
(1885-1933) оставил заметный след и в русской поэзии.
Цветаева, по собственному признанию, уже в детстве "не в Онегина
влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немного больше),
в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не
влюбившись одновременно в двух (в нее - немножко больше), не в двух, а в их
любовь". Ограничивать себя чем-то одним она не хотела и не могла: "Любить
только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая
обычное обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин
(женщине), заведомо исключая необычное родное (редкое? - И.К.) - какая
скука!"
Парнок же любила исключительно женщин. Многих женщин.
Любовь Цветаевой и Парнок возникла буквально с первого взгляда и была
страстной с обеих сторон. Марина уже была замужем и имела двухлетнюю дочь,
отношения с Парнок были для нее необычными.
Сердце сразу сказало: "Милая!"
Все тебе - наугад - простила я,
Ничего не знав, - даже имени!
О люби меня, о люби меня!
Сразу после встречи с Парнок Цветаева ощущает "ироническую
прелесть,/Что Вы - не он", и пытается разобраться в происшедшем, пользуясь
традиционной терминологией господства и подчинения.. Но ничего не
получается:
Кто был охотник? Кто - добыча?
Все дьявольски наоборот!...
В том поединке своеволий
Кто в чьей руке был только мяч?
Чье сердце: Ваше ли, мое ли,
Летело вскачь?
И все-таки - что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
Рано осиротившей Марине виделось в Парнок нечто материнское:
В оны дни ты мне была, как мать,
Я в ночи тебя могла позвать,
Свет горячечный, свет бессонный.
Свет очей моих в ночи оны.
Незакатные оны дни,
Материнские и дочерние,
Незакатные, невечерние.
В другом стихотворении она вспоминает
Как я по Вашим узким пальчикам
Водила сонною щекой,
Как Вы меня дразнили мальчиком,
Как я Вам нравилась такой.
В отношении Парнок к Марине страсть действительно переплеталась с
материнской нежностью:
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою" -
Ах, одностишья стрелой Сафо пронзила меня!
Ночью задумалась я над курчавой головкою,
Нежностью матери страсть в бешеном сердце сменя, -
"Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою".
Некоторое время подруги даже жили вместе. Появляясь на людях, они
сидели обнявшись и курили по очереди одну и ту же сигарету, хотя продолжали
обращаться друг к другу на Вы. Расставаться с мужем Марина не собиралась, он
и ближайшие родственники знали о романе, но тактично отходили на задний
план. Бурный женский роман продолжался недолго и закончился так же
драматично, как и начался. Для Цветаевой это была большая драма. После их
разрыва она ничего не желала слышать о Парнок и даже к известию о ее смерти
отнеслась равнодушно.
Героиней второго женского романа Цветаевой была молодая актриса Софья
Голлидэй. История этого романа рассказана в "Повести о Сонечке". Как и с
Парнок, это была любовь с первого взгляда, причем она не мешала параллельным
увлечениям мужчинами (Юрием Завадским и др.), обсуждение которых даже
сближало подруг. Их взаимная любовь была не столько страстной, сколь нежной.
На сей раз ведущую роль играла Цветаева. То, что обе женщины были
бисексуальны, облегчало взаимопонимание, но одновременно ставило предел их
близости. Хотя они бесконечно важны друг для друга, ограничить этим свою
жизнь они не могут, как в силу социальных условий, так и чисто эмоционально.
В отличие от отношений с Парнок, связь которой с другой женщиной Цветаева
восприняла как непростительную измену, уход Сонечки ей был понятен: "Сонечка
от меня ушла - в свою женскую судьбу. Ее неприход ко мне был только ее
послушанием своему женскому назначению: любить мужчину - в конце концов все
равно какого - и любить его одного до смерти.
Ни в одну из заповедей - я, моя к ней любовь, ее ко мне любовь, наша с
ней любовь - не входила. О нас с ней в церкви не пели и в Евангелии не
писали".
Много лет спустя она скажет о ней сыну: "Так звали женщину, которую я
больше всех женщин на свете любила. А может быть - больше всех. Я думаю -
больше всего".
Для Цветаевой временность лесбийской любви - не просто дань религиозным
убеждениям и общественным условностям. Для нее главное назначение женщины -
дети, которых однополая любовь не предусматривает. Именно эту проблему
Цветаева обсуждает в своем адресованном Натали Барни "Письме к Амазонке".
По мнению Цветаевой, в рассуждениях Барни есть одна лакуна, пробел,
черная пустота - Ребенок. "Нельзя жить любовью. Единственное, что живет
после пюбви - это Ребенок" Это единственное, что увековечивает отношения.
Отсюда - женская потребность иметь ребенка. Но ееь испытывает только одна из
двух. "Эта отчаянная жажда появляется у одной, младшей, той, которая более
она. Старшей не нужен ребенок, для ее материнства есть подруга. "Ты моя
подруга, ты - мой Бог, ты - мое все".
Но младшая не хочет быть любимым ребенком, а иметь ребенка, чтобы
любить.
И она, начавшая с не-хотенья ребенка от него, кончит хотением ребенка
от нее. А раз этого не дано, однажды она уйдет, любящая и преследуемая истой
и бессильной ревностью подруги, - а еще однажды она очутится, сокрушенная, в
объятиях первого встречного". В результате мужчина из преследователя
превращается в спасителя, а любимая подруга - во врага.
Старшая же обречена на одиночество. Она слишком горда, чтобы любить
собаку, она не хочет ни животных, ни сирот, ни приятельниц. "Она обитает на
острове. Она создает остров. Самое она - остров. Остров, с необъятной
колонией душ" Она похожа на остров или на плакучую одинокую иву. "Никогда не
красясь, не румянясь, не молодясь, никогда не выказываясь и не подделываясь,
она оставляет все это стареющим "нормальным"... Когда я вижу отчаявшуюся
иву, я - понимаю Сафо".
В рассуждениях Цветаевой явно чувствуется рефлексия об ее собственных
отношениях с Парнок. Современные лесбиянки нашли бы немало возражений на
доводы Цветаевой. Но для Цветаевой любовь к женщине - только часть, немного
больше половины ее сложной натуры. Да и время, когда все это происходило и
осмысливалось, было совсем не похоже на сегодняшнее.
Под сенью уголовного кодекса
Происхождение Г. связано с
социально-бытовыми условиями, у
подавляющего большинства лиц,
предающихся Г., эти извращения
прекращаются, как только субъект
попадает в благоприятную
социальную обстановку... В советском
обществе, с его здоровой
нравственностью, Г. как половое
извращение считается позорным и
преступным. Советское уголовное
законодательство предусматривает
наказуемость Г., за исключением тех
случаев, где Г. является одним из
проявлений выраженного психич.
расстройства.
Большая Советская Энциклопедия, 2 изд
Октябрьская революция прервала естественный процесс развития
гомосексуальной культуры в России. Большевики ненавидели всякую
сексуальность, которая не поддавалась государственному контролю и не имела
репродуктивного значения. Кроме того, как и европейские левые, они
ассоциировали однополую любовь с разложением господствующих классов и были
убеждены, что с победой пролетарской революцию все сексуальные извращения
исчезнут.
Инициатива отмены антигомосексуального законодательства после
Февральской революции принадлежала не большевикам, а кадетам и анархистам.
Тем не менее, после Октября, с отменой старого Уложения о наказаниях
соответствующие его статьи также утратили силу. В уголовных кодексах РСФСР
1922 и 1926 гг. гомосексуализм не упоминается, хотя там, где он был сильнее
всего распространен, в исламских республиках Азербайджане, Туркмении и
Узбекистане, а также в христианской Грузии соответствующие законы
сохранились.
Советские медики и юристы очень гордились прогрессивностью своего
законодательства. На Копенгагенском конгрессе Всемирной лиги сексуальных
реформ (1928) оно даже ставилось в пример другим странам. В 1930 г. Марк
Серейский писал в "Большой Советской энциклопедии": "Советское
законодательство не знает так называемых преступлений, направленных против
нравственности. Наше законодательство, исходя из принципа защиты общества,
предусматривает наказание лишь в тех случаях, когда объектом интереса
гомосексуалистов становятся малолетние и несовершеннолетние..".
Однако формальная декриминализации содомии не означала прекращения
уголовных преследований гомосексуалов под флагом борьбы с совращением
несовершеннолетних и с "непристойным поведением". Официальная позиция
советской медицины и юриспруденции в 1920-е годы сводилась к тому, что
гомосексуализм - не преступление, а трудноизлечимая или даже вовсе
неизлечимая болезнь: "Понимая неправильность развития гомосексуалиста,
общество не возлагает и не может возлагать вину за нее на носителя этих
особенностей... Подчеркивая значение истоков, откуда такая аномалия растет,
наше общество рядом профилактических и оздоровительных мер создает все
необходимые условия к тому, чтобы жизненные столкновения гомосексуалистов
были возможно безболезненнее и чтобы отчужденность, свойственная им,
рассосалась в новом коллективе".
Тем не менее уже в 1920-х гг. возможности открытого философского и
художественного обсуждения этой темы, открывшиеся в начале XX века,
постепенно были сведены на-нет. Дальше стало еще хуже. 17 декабря 1933 г.
было опубликовано Постановление ВЦИК, которое 7 марта 1934 г. стало законом,
согласно которому "мужеложство" снова стало уголовным преступлением, эта
норма вошла в уголовные кодексы всех советских республик. По статье 121
Уголовного кодекса РСФСР, мужеложство каралось лишением свободы на срок до 5
лет, а в случае применения физического насилия или его угроз, или в
отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения
потерпевшего, - на срок до 8 лет. В январе 1936 г. нарком юстиции Николай
Крыленко заявил, что гомосексуализм - продукт разложения эксплуататорских
классов, которые не знают, что делать; в социалистическом обществе,
основанном на здоровых принципах, таким людям, по словам Крыленко, вообще не
должно быть места. Гомосексуализм был, таким образом, прямо "увязан" с
контрреволюцией. Позже советские юристы и медики говорили о гомосексуализме
преимущественно как о проявлении "морального разложения буржуазии", дословно
повторяя аргументы германских фашистов.
Статья 121 затрагивала судьбы многих тысяч людей. В 1930-1980-х годах
по ней ежегодно осуждались и отправлялись в тюрьмы и лагеря около 1000
мужчин. В конце 1980-х их число стало уменьшаться. По данным Министерства
юстиции РФ, в 1989 г. по статье 121 в России были приговорены 538, в 1990 -
497, в 1991 - 462, в первом полугодии 1992 г. - 227 человек.
Система гулага сама способствовала распространению гомосексуальности
Криминальная сексуальная символика, язык и ритуалы везде и всюду тесно
связаны с иерархическими отношениям господства и подчинения, они более или
менее универсальны почти во всех закрытых мужских сообществах. В
криминальной среде реальное или условное (достаточно произнести, даже не
зная их смысла, определенные слова или выполнить некий ритуал) изнасилование
- прежде всего средство установления или поддержания властных отношений.
Жертва, как бы она ни сопротивлялась, утрачивает свое мужское достоинство и
престиж, а насильник, напротив, их повышает. При "смене власти" прежние
вожаки, в свою очередь, насилуются и тем самым необратимо опускаются вниз
иерархии. Дело не в сексуальной ориентации и даже не в отсутствии женщин, а
в основанных на грубой силе социальных отношениях господства и подчинения и
освящающей их знаковой системе, которая навязывается всем вновь пришедшим и
передается из поколения в поколение.
Самые вероятные кандидаты на изнасилование - молодые заключенные. При
медико-социологическом исследовании 246 заключенных, имевших известные
лагерной администрации гомосексуальные контакты, каждый второй сказал, что
был изнасилован уже в камере предварительного заключения, 39 процентов - по
дороге в колонию и 11 процентов - в самом лагере. Большинство этих мужчин
ранее не имели гомосексуального опыта, но после изнасилования, сделавшего их
"опущенными", у них уже не было пути назад.
Ужасающее положение "опущенных" и разгул сексуального насилия в тюрьмах
и лагерях подробно описаны в многочисленных диссидентских воспоминаниях
(Андрея Амальрика, Эдуарда Кузнецова, Вадима Делоне, Леонида Ламма и других)
и рассказах тех, кто сам сидел по 121 статье или стал жертвой сексуального
насилия в лагере (Геннадий Трифонов, Павел Масальский, Валерий Климов и
другие). Вот свидетельство очевидца:
"В пидоры попадают не только те, кто на воле имел склонность к
гомосексуализму (в самом лагере предосудительна только пассивная роль), но и
по самым разным поводам. Иногда достаточно иметь миловидную внешность и
слабый характер. Скажем, привели отряд в баню. Помылись (какое там мытье:
кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в
предбанник. Распоряжающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Решает:
"Ты, ты и ты - остаетесь на уборку", - и нехорошо усмехается. Пареньки, на
которых пал выбор, уходят назад в банное помещение. В предбанник с гоготом
вваливается гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизоголубые от сплошной
наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши
ребята. Отряд уводят. Поздним вечером ребята возвращаются заплаканные и
кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена".
Сходная, хотя и менее жесткая система, бытовала и в женских лагерях,
где грубые, мужеподобные и носящие мужские имена "коблы" помыкали зависящими
от них "ковырялками". Если мужчинам-уголовникам удавалось прорваться в
женский лагерь, высшей доблестью считалось изнасиловать "кобла", который
после этого был обязан покончить самоубийством.
Администрация тюрьмы или лагеря, даже при желании, практически
бессильна изменить эти отношения, предпочитая использовать их в собственных
целях. Угроза "опидарасить" часто использовалась следователями и охраной
лагерей, чтобы получить от жертвы нужные показания или завербовать ее.
Из криминальной субкультуры, которая пронизала собой все стороны жизни
советского общества, соответствующие нравы распространились и в армии.
"Неуставные отношения", дедовщина, тираническая власть старослужащих над
новобранцами часто включают явные или скрытые элементы сексуального насилия.
По словам журналиста Ю. Митюнова, опросившего более 1000
военнослужащих, техника изнасилования повсюду одна и та же: как правило,
после отбоя двое-трое старослужащих отводят намеченную жертву в сушилку,
каптерку или другое уединенное место (раньше популярны были ленинские
комнаты) и, подкрепляя свою просьбу кулаками, предлагают "обслужить
дедушку". В обмен на уступчивость "солобону" предлагается "хорошая жизнь" -
освобождение от нарядов и покровительство. Выполняются обещания крайне
редко, и легковерный, о сексуальной роли которого становится скоро известно
всей роте, весь срок службы несет двойные тяготы и навсегда остается
"сынком", прислуживая даже ребятам своего призыва.
Статья 121 дамокловым мечом нависала и над теми, кто не сидел в
тюрьмах. Милиция и КГБ вели списки всех действительных и подозреваемых
гомосексуалов, используя эту информацию в целях шантажа. Эти списки,
разумеется, существуют и поныне.
Поскольку однополая любовь в любой форме была вне закона, до конца 1991
г. "голубым" и лесбиянкам было негде открыто встречаться с себе подобными. В
больших городах существовали известные места, так называемые "плешки", где
собирался соответствующий контингент, однако страх разоблачения и шантажа
лишает такие контакты человеческого тепла и интимности. Экстенсивный
безличный секс резко увеличивал риск заражения венерическими заболеваниями.
Опасаясь разоблачения, люди избегали обращаться к врачам или делали это
слишком поздно. Еще труднее было выявить источник их заражения. Ни о какой
правовой защите гомосексуалов не могло быть и речи. Организованные группы
хулиганов, иногда при негласной поддержке милиции, провоцируют, шантажируют,
грабят, избивают и даже убивают "голубых", лицемерно изображая себя
защитниками общественной нравственности и называя действия "ремонтом".
Поскольку геи боялись сообщать о таких случаях в милицию, большая часть
преступлений оставалась безнаказанной, а потом работники милиции их же
обвиняли в том, что они являются рассадниками преступности. Убийства с целью
ограбления сплошь и рядом изображались следствием якобы свойственной
гомосексуалам особой патологической ревности и т.д.
Статью 121 нередко использовали также для расправы с инакомыслящими,
набавления лагерных сроков и т.д. Часто из этих дел явственно торчали
ослиные уши КГБ. Так было, например, в начале 1980-х годов с известным
ленинградским археологом Львом Клейном, процесс которого с начала и до конца
дирижировался местным КГБ, с грубым нарушением всех процессуальных норм.
Применение закона было избирательным. Известные деятели культуры, если
они не вступали с конфликт с властями, пользовались своего рода иммунитетом,
на их "наклонности" смотрели сквозь пальцы, но стоило не угодить
влиятельному начальству, как закон тут же пускался в дело. Так сломали жизнь
великого армянского кинорежиссера Сергея Параджанова. Во второй половине
1980-х годов подвергли позорному суду, уволили с работы и лишили почетных
званий главного режиссера Ленинградского Театра Юного Зрителя Народного
артиста РСФСР Зиновия Корогодского и т.д.
Судебные репрессии усугублялись мрачным заговором молчания, который
распространялся даже на такие академические сюжеты, как фаллические культы
или античная педерастия. В сборнике русских переводов Марциала было выпущено
88 стихотворений, при переводах арабской поэзии любовные стихи, обращенные к
мальчикам, переадресовывались девушкам и т.п.
"Неназываемость" еще больше усиливала психологическую трагедию
советских "голубых", которые не могли даже понять, кто они такие. Не
помогала им и медицина. Когда в 1970-х г.г. стали выходить первые книги по
сексопатологии, гомосексуализм трактовался в них как опасное "половое
извращение". Даже наиболее либеральные и просвещенные советские
сексопатологи и психиатры, поддерживавшие декриминализацию гомосексуализма,
за редкими исключениями, по сей день считают его болезнью и воспроизводят в
своих трудах многочисленные нелепости и отрицательные стереотипы,
существующие в массовом сознании. Такая же картина существует в педагогике.
Эпидемия СПИДа еще больше ухудшила положение. В 1986 г. заместитель
Министра здравоохранения и Главный санитарный врач СССР академик медицины
Николай Бургасов публично заявил: "У нас в стране отсутствуют условия для
массового распространения заболевания: гомосексуализм как тяжкое половое
извращение преследуется законом (статья УК РСФСР 121), проводится постоянная
работа по разъяснению вреда наркотиков". Когда СПИД уже появился в СССР,
руководители государственной эпидемиологической программы в своих публичных
выступлениях опять-таки винили во всем гомосексуалов, представляя их
носителями не только вируса приобретенного иммунодефицита, но и всякого
прочего зла. Эта линия продолжается и поныне.
Свобода - для чего?
А надо вам заметить, что
гомосексуализм в нашей стране изжит
хоть и окончательно, но не целиком.
Вернее, целиком, но не полностью. А
вернее даже так: целиком и
полностью, но не окончательно. У
публики ведь что сейчас на уме? Один
только гомосексуализм.
Венедикт Ерофеев
Начиная с 1987 г., вопрос о том, что такое гомосексуализм и как
относиться к "голубым",- считать ли их больными, преступниками или жертвами
судьбы, - стал широко обсуждаться на страницах массовой, особенно
молодежной, печати, по радио и на телевидении. Из журналистских очерков и
опубликованных писем гомосексуалов, лесбиянок и их родителей рядовые
советские люди впервые стали узнавать об искалеченных судьбах, милицейском
произволе, судебных репрессиях, сексуальном насилии в тюрьмах, лагерях, в
армии и о трагическом, неизбывном одиночестве людей, обреченных жить в
постоянном страхе и не могущих встретить себе подобных. Каждая такая
публикация вызывала целый поток противоречивых откликов.
Проблема декриминализации гомосексуализма в юридических кругах
обсуждалась давно. О нелогичности статьи 121 Уголовного кодекса РСФСР
говорилось уже в учебнике уголовного права М. Шаргородского и П. Осипова
(1973). Ведущий специалист в области половых преступлений профессор А.Н.
Игнатов поднимал этот вопрос перед руководством Министерства Внутренних дел
СССР в 1979 г. Сам я безуспешно пытался опубликовать статью на эту тему в
журнале "Советское государство и право" в 1982 г. В пользу отмены статьи 121
приводился целый ряд доводов: несоответствие советского законодательства
нормам и принципам международного права; его противоречие общим
представлениям современной науки; соображения гуманитарного порядка, то, что
люди не свободны в выборе сексуальной ориентации; отсутствие внутренней
логики в самой правовой системе, карающей только мужской гомосексуализм;
социальный ущерб в результате отчуждения гомосексуалов от общества и
заталкивания их в грязное подполье; санитарно-гигиенические соображения, в
частности, трудности борьбы с венерическими заболеваниями; неизбежность
злоупотреблений со стороны правоохранительных органов.
Однако процесс декриминализации гомосексуальности затянулся до мая 1993
г. Сделано это было главным образом под давлением международного
общественного мнения, чтобы обеспечить вступление России в Совет Европы,
причем сделано втихую, без широкого оповещения и разъяснения в средствах
массовой информации.
Окончательно это закреплено в новом Уголовном кодексе РФ, вступившем в
силу с 1 января 1997 г. Хотя вообще отказаться от упоминания мужеложства,
как предлагали некоторые специалисты, законодатели не решились, теперь
наказываются только насильственные действия или совершенные в отношении
несовершеннолетних. Статья 132 "Насильственные действия сексуального
характера" предусматривает, что "мужеложство, лесбиянство или иные действия
сексуального характера с применением насилия или угрозы его применения к
потерпевшему (потерпевшей) или к другим лицам либо с использованием
беспомощного положения потерпевшего (потерпевшей), наказываются лишением
свободы на срок от трех до шести лет." Фигурировавшее в разных вариантах
законопроекта "удовлетворение половой потребности в извращенных формах"
исчезло. Статья 133 "Понуждение к действиям сексуального характера" карает
"понуждение лица к половому сношению, мужеложству, лесбиянству или
совершению иных действий сексуального характера путем шантажа, угрозы
уничтожения, повреждения или изъятия имущества либо с использованием
материальной или иной зависимости потерпевшего".
Упоминание лесбиянства, которого не было ни в одном русском уголовном
законодательстве, формально есть шаг назад, но фактически это своеобразная,
хотя довольно комичная, дань принципу равенства полов. Наконец, статьей 134
установлен единый легальный возраст согласия - 14 лет, независимо от пола
участников. Это можно считать большим шагом вперед.
Определенные положительные сдвиги в отношении к сексуальным
меньшинствам произошли и в общественной психологии. Советское общество
отличалось крайней нетерпимостью к любому инакомыслию и необычному
поведению, даже совершенно невинному, гомосексуалы же были самой
стигматизированной социальной группой. При Всесоюзном опросе ВЦИОМ в ноябре
1989 г. на вопрос "Как следовало бы поступать с гомосексуалистами?" 33
процента опрошенных ответили - "ликвидировать", 30 процентов -
"изолировать", 10 процентов - "предоставить самим себе" и только 6 процентов
- "помогать". За прошедшие девять лет уровень гомофобии в России заметно
понизился, хотя все еще остается одним из самых высоких в мире.
Геи и лесбиянки стали видимыми и слышимыми. Однополая любовь стала
модной темой средств массовой информации, связанные с нею проблемы открыто
обсуждаются на ТВ и в массовых газетах. В кинотеатрах и по телевидению идут
классические фильмы Джармена, Висконти и других. Гомосексуальные аллюзии уже
мало кого шокируют. Широкий читатель впервые открыл для себя поэзию Михаила
Кузмина и его роман "Крылья". На русский язык переведены многие произведения
Жана Жене, Джеймса Болдуина, Трумэна Капоте, Юкио Мисимы, Уильяма Берроуза,
стихи Кавафиса, воспоминания Жана Марэ и др. Появилось новое российское
гомоэротическое искусство, литература, поэзия, драматургия и балет. Интерес
к этой проблематике проявляют не только собственно геевские издания, но и
органы молодежного художественного авангарда, такие как "Митин журнал" и
"Птюч". Многое меняется в повседневном быту. В Москве и Петербурге открыто
функционируют голубые дискотеки и бары.
В первые годы гласности "за" геев и лесбиянок говорили исключительно
"эксперты", в тональности отчужденного сочувствия. В конце 1989 г. в Москве
была создана первая "Ассоциация сексуальных меньшинств (Союз лесбиянок и
гомосексуалистов)". Программа АСМ подчеркивала, что это "прежде всего
правозащитная организация, ее основная цель - полное равноправие людей
различной сексуальной ориентации". В СПИД-инфо было напечатано обращение к
Президенту СССР и Верховным Советам СССР и союзных республик, подписанное В.
Ортановым, К. Евгеньевым и А. Зубовым с просьбой отменить дискриминационные
статьи уголовного кодекса и объявить амнистию тем, кто был осужден по этим
статьям. Одновременно они заявили "о своем безусловном осуждении любых
попыток растления малолетних и насилия, в какой бы форме и по отношению к
лицам какого бы пола и кем бы эти попытки ни предпринимались... Мы никого не
стремимся обратить в свою веру, но мы таковы, какими нас сделала природа.
Помогите нам перестать бояться. Мы - часть вашей жизни и вашей духовности.
Это не наш и не ваш выбор".
Однако в пост-советском обществе все социальные движения сразу же
начинают дробиться на группы и фракции, которые не хотят работать совместно.
Геи и лесбиянки не были исключением. Сразу же после выхода второго пробного
номера газеты Тема в АСМ произошел раскол и возникший на ее месте Московский
Союз лесбиянок и гомосексуалистов (МСЛГ) возглавили более радикально
настроенные Евгения Дебрянская и Роман Калинин. Заручившись политической и
финансовой поддержкой американских гей-организаций, они решили действовать
путем уличных митингов и демонстраций под хлесткими политическими лозунгами,
рассчитанными не столько на соотечественников, сколько на западных
корреспондентов. Радикальным американским гей-активистам эта тактика
импонировала. Но Москва - не Сан Франциско. Требования Либертарианской
партии, в которую входил МСЛГ, о легализации гомосексуальности, проституции
и наркотиков, каждое в отдельности, были достаточно серьезны, но взятые все
вместе и без аргументов, - а в прессу попадали только голые лозунги, - они
лишь подкрепляли стереотип, что гомосексуализм, проституция и наркомания -
явления одного порядка и что никакого снисхождения "этим людям" оказывать
нельзя. Легкомысленные и безответственные заявления начинающих игроков в
политику спровоцировали ряд громких политических скандалов, которые
коммунистическая и националистическая пресса использовала для моральной
дискредитации сексуальных меньшинств.
Отсутствие политического опыта, финансовые трудности и постоянные
внутренние распри привели к тому, что большинство геевских организаций и
печатных изданий оказались более или менее краткосрочными и
маловлиятельными. Хотя региональные правозащитные и культурные организации
геев и лесбиянок созданы в Москве, Петербурге, Барнауле, Ростове, Нижнем
Тагиле, Калуге, Мурманске, Омске, Томске, Ярославле и некоторых других
городах, большинство из них существуют только на бумаге.
Не увенчалось успехом и создание в 1995 г. общенациональной ассоциации
лесбиянок, геев и бисексуалов "Треугольник". Московские власти незаконно
отказали ей в официальной регистрации, ссылаясь на то, что она якобы
"противоречит общественным нормам нравственности". Лидеры "Треугольника"
подали в суд, но пока дело ожидало рассмотрения, у них кончились деньги и в
очередной раз сменилось руководство, так что всякая работа прекратилось. В
трудном положении находится и геевская пресса. В 1998 г. более или менее
регулярно выходили только московский информационный бюллетень "Зеркало"
(тираж 200 экземпляров) и луганский информационно-просветительский журнал
"Наш мир" (500 экземпляров).
Наиболее важным и эффективным средством общения и получения информации
о себе и себе подобных стал для геев и лесбиянок Интернет. Из нескольких
"голубых" сайтов, существующих в российском Интернете, следует особо
выделить руководимый Эдом Мишиным Gay.ru, который имеет не только службу
знакомств и дискуссионный клуб, но и оперативно сообщает об основных
событиях геевской культурной жизни, новых книгах и журналах, зарубежных
новостях и т.д.. Сайт рассчитан не только на геев и лесбиянок, но также и на
би= и транссексуалов. За короткий срок Gay.ru стал одним из самых популярных
сайтов в российском Интернете. Но сколько россиян имеют регулярный доступ в
Интернет?
Между тем положение геев и лесбиянок в России еще далеко от норм
цивилизованного общества. Никаких законов, ограждающих их от дискриминации и
диффамации в стране нет и не предвидится, а примеров того и другого сколько
угодно. Большей частью нападки на "голубых" - плоть от плоти общих
антидемократических, антисемитских, шовинистических и откровенно фашистских
настроений. Разжигание гомофобии часто служит просто средством дискредитации
политических противников. Лидер шовинистического союза "Возрождение" Валерий
Скурлатов в августе 1993 г. заявил, что 70 процентов членов правительства
Ельцина - гомосексуалисты, представляющие опасность для государства из-за
своей ненависти к здоровым гражданам.
Обвинения такого рода охотно муссирует также желтая, а порой и
"демократическая" пресса. Например, в "Комсомольской правде" 24 января 1998
г. опубликован большой материал "Это войдет в аналы Старой площади: Чудом
избежав банального изнасилования, наш корреспондент все же подготовил этот
материал - о нравах, царящих на высших этажах российской власти". В начало
его вынесен текст: "Уйди, противный! Мы тут Россией руководим...." Любая
информация о людях "нетрадиционной" ориентации в большинстве газет подается
в издевательском, ерническом тоне. Открыто гомофобские сайты, призывающие к
физическому уничтожению гомосексуалов, существуют и в российском интернете.
В очернении гомосексуалов активно участвуют некоторые врачи, особенно
психиатры старой формации, которые по-прежнему считают гомосексуальность
опасным половым извращением и психическим заболеванием. Это проявляется и в
анти-спидовской пропаганде. Хотя глава российской анти-спидовской службы
В.В. Покровский несколько раз публично поддерживал декриминализацию
гомосексуальности, в своей программной статье о мерах по профилактике СПИДа
он говорит о "моральной деградации населения", проявляющейся, в частности, в
"гомосексуализации культуры". Однополая любовь для него - такое же зло, как
сексуальная распущенность, наркомания и проституция. Как можно с такими
установками работать с "группой риска" - непонятно.
Анти-геевские настроения могут быть и не связаны с фашизмом или
традициями советской "репрессивной психиатрии". Сенсационность и, я бы
сказал, вызывающий эксгибиционизм, с которым российская пресса пишет об этих
сюжетах, побуждает включаться в эту компанию даже некоторых либеральных
интеллигентов. На встрече деятелей российской интеллигенции с президентской
администрацией 19 августа 1996 г. выдающийся писатель Фазиль Искандер,
поддержанный пианистом Николаем Петровым, предложил даже ввести нравственную
цензуру "в связи с нашествием на телеэкраны агрессивной прослойки
секс-меньшинств", - "всяких пенкиных и моисеевых". По словам газетного
отчета, "вялое сопротивление "духу цензуры" оказал только Мстислав
Ростропович, сказав: "Лишь благодаря знакомству с творчеством Элтона Джона я
понял, что такое "рок".
Представление, что все люди делятся на "гомофилов" и "гомофобов",
вообще не соответствует истине. Большинству россиян сюжеты, связанные с
сексуальной ориентацией, глубоко безразличны и когда их преподносят как едва
ли не главный вопрос эпохи, это вызывает у них раздражение.
Например, основатель интернетской "Лиги сексуального большинства"
Кирилл Готовцев ничего не имеет против однополой любви, но ему "кажется
обидным и несправедливым то количество событий, которое некоторая часть
населения устраивает вокруг своей сексуальной ориентации. Я уверен, что оно
того не стоит. Мне почему-то кажется, что мы имеем дело с некоторой
специальной формой расизма, когда несколько людей, обнаружив у себя то, чем
они непохожи на большинство, начинают по этому признаку кучковаться и
требовать от остальных чего-то там, на том основании, что они особенные.
Хотя из общества они выделили себя сами".
Думаю, что если бы Кирилл лучше знал историю и сумел поставить себя на
место людей, которые много лет были "неназываемыми" и теперь пытаются
наверстать упущенное, он отнесся бы к ним, как и к прочим меньшинствам,
снисходительнее. Принадлежность к большинству - привилегия, которая
накладывает и определенные моральные обязательства. Тем не менее эта
проблема реальна.
Некритическое копирование американского опыта "сексуального
освобождения" так же непригодно для России, как и некоторые экономические
модели. Российские "голубые" интеллектуалы и художники не выходят со своими
сексуальными исповедями на публику не только потому, что боятся последствий,
но и потому, что предпочитают не выставлять свою личную жизнь напоказ.
Коммерциализация "голубого", как и всякого прочего, секса, их шокирует, а
претензии самопровозглашенных лидеров раздражают: "Я не хочу принадлежать ни
к какой субкультуре. Я знаю, что это модно на Западе, но из того, что я
предпочитаю спать преимущественно с мужчинами-геями, не вытекает, что я хочу
общаться в пер