ла в кресло. Ее глаза округлились, щеки залил румянец. Вдруг она резко вскочила. -- Ну и дурак! -- Именно так, мадам. Вот и доказательство, -- он указал на плакат, на котором рукой Грейнджа было начертано: "Логово старого сентиментального дурня". -- И это все? Другой женщины нет? Вы солгали мне? -- Нет, мадам. Другая женщина есть. Только она сюда не приходит. Возможно, он надеется, что когда-нибудь придет. -- Он сидит здесь и курит старую трубку? Убегает от жизни? Вспоминает былое? Ничего не понимаю! Он убегает сюда от меня? -- К сожалению, так оно и есть. Но он еще не утратил надежду. -- Дурак! Старый дурак! -- яростно проговорила она. Несколько минут миссис Грейндж молчала, потом медленно обошла комнату, всматриваясь в знакомые вещи. Потрогала часы, оглядела старые фотографии, внимательно изучила портрет в серебряной рамке, даже поднесла его к свету. -- Старый дурак! -- снова повторила она, но на сей раз ее голос дрожал, а металлических ноток в нем как не бывало. Сыщик тихонько вышел из комнаты и направился к лифту. Даже при его уме и проницательности он едва ли сумел бы ответить на вопрос, вернется ли когда-нибудь та, другая Хоуп Грейндж. Перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) Эллери Квин. Сделка --------------------------------------------------------------------- © Эллери Квин © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- -- Неужто объявилась новая "коза-ностра"? -- спросил Эллери. -- Господь знает, -- инспектор Квин устало зевнул. -- Может стать-ся, эти поганцы так же близки к "коза-ностре", как лесной сурок к стратос-фере. Но их чертовски трудно уличить, и это плохо. Мы довольно долго блукали в потемках, пока, наконец, не выяснилось, что всеми темными делишками в нашем городе заправляет совет из четырех человек, но если я назову тебе их имена, ты покрутишь пальцем у виска. Первый из них -- Хьюго де Витте, -- инспектор принялся загибать сухие пальцы. -- Ты что-нибудь слышал о нем? -- Конечно. Банкир с Уолл-стрит. Но ведь не думаешь же ты... -- Увы, думаю. -- Хьюго де Витте -- главарь преступной шайки? -- Один из четверых. Второй -- Джон Юинг, -- ответил инспектор. -- Нефтяной и угольный магнат? -- с сомнением протянул Эллери. -- Да, ты не ослышался. Третий -- Филиппо Фалконе. -- Король строителей и водителей грузовиков? Отец, да ты просто разыгрываешь меня! -- Хотелось бы... И последний... Держись крепче. Райли Берк. -- Нет, ты меня дурачишь! -- вскричал Эллери. -- Берк -- столп эпохи. Зачем такому законнику, да и крупным дельцам вроде Фалконе, Юинга и де Витте, марать себя нечестной игрой? Старый инспектор передернул плечами. -- Не знаю. Наверное, им выгоднее нарушать закон, прикрываясь благопристойным фасадом. -- Насколько я понимаю, -- сердито молвил Эллери, -- ты надеешься на мою помощь? -- Совершенно верно. Я не могу ничего сделать, пока не узнаю, кто из этих четверых -- главарь, хранящий все бумаги. Очень надеюсь, что ты сможешь указать мне на него. Тем более, что есть зацепка. -- Инспектор Квин нажал кнопку внутренней связи. -- Уэлли, пригласите ко мне миссис Принс. Изможденная женщина, которую сержант Уэлли ввел в кабинет инспектора Квина, во время оно, наверное, была миловидна, изящна, возможно, даже прекрасна. Но теперь все изменилось. Она так волновалась, что Эллери пришлось помочь ей сесть. Руки у нее дрожали. -- Супруг миссис Принс работал бухгалтером, -- пояснил инспектор Квин. -- И ему светило от пяти до десяти лет тюрьмы за растрату. -- Он не делал этого, -- упавшим голосом произнесла женщина. -- Джон признался в преступлении, которого не совершал. Взял на себя чужую вину. Это была сделка. -- Расскажите, что говорил вам мистер Принс после суда. -- Джон сказал, что, когда освободится, мы заживем вольготно, -- начала женщина. -- Все время, пока он сидел, вот уже больше трех лет, я ежемесячно получала по почте 750 долларов в конверте, мелкими купюрами. На них мы с детьми и жили. -- Вы знаете, кто посылает деньги? -- Нет, на свиданиях Джон никогда не говорил об этом, хотя, конечно, он знает. Видимо, это одно из условий сделки. -- Кстати, Эллери, -- вставил инспектор Квин, -- завтра его выпустят из Синг-Синг под честное слово. -- Муж велел не встречать его, а ждать дома, -- шепотом добавила женщина. -- Мистер Квин, я очень боюсь. -- Чего? -- Той неведомой сделки, которую он заключил. Тех грязных денег, откуда бы они ни поступали. Я хочу только одного -- сменить имя, уехать и начать все сызнова. Но Джон вряд ли послушает меня... -- И кого-нибудь другого тоже, -- отвечал мистер Квин. -- А, может, ты попробуешь, Эллери? Правда, надежды мало, но миссис Принс говорит, что ее супруг всегда любил твои книжки. -- Если б только вы, мистер Квин, втолковали Джону, что не будет нам жизни с этими деньгами... -- Эллери, ты только не вздумай и впрямь это делать, -- сказал инспектор Квин сыну, когда за миссис Принс закрылась дверь. -- Его уже поздно отговаривать. В конце концов, он заработал эти деньги, пожертвовав добрым именем и отсидев три с лишним года. -- Так в чем же дело, отец? И какое отношение имеет осужденный бухгалтер к делу преступного синдиката, которое ты расследуешь? -- Как нам стало известно, до своего осуждения Принс в глубокой тайне выполнял поручения де Витте, Юинга, Берка и Фалконе. У меня есть основания полагать, что он знает главаря. Может быть, тебе, сынок, удастся выудить у него имя. -- Он выходит из тюрьмы завтра, -- Эллери задумался. -- Хорошо, отец, давай подумаем, кто будет его встречать. На другой день инспектору пришлось столкнуться с неожиданностью. Полицейские, как водится, расположились вдоль пути следования бухгалтера к невзрачному многоэтажному дому в Истсайде, где ютилась его семья. Наконец из ворот тюрьмы вышел Джон Принс. Это был согбенный плюгавый мужичонка, кожа да кости. Он направился к своему дому и, когда уже почти достиг цели, из-за угла, кренясь на вираже, вылетел черный седан с забрызганными грязью номерами, на полном ходу налетел на бухгалтера сзади, сбил его и исчез за поворотом. Принс рухнул на тротуар, вокруг него расползлось алое пятно. Патрульная машина с ревом сорвалась с места в тщетной попытке догнать убийц. Отец и сын Квины и сержант Уэлли подбежали к распростертому на земле человеку. Все было кончено. Взглянув на Принса, сержант Уэлли посоветовал: -- Бросьте вы это дело, сэр. -- Принс, Принс, -- позвал Эллери, склонившись над умирающим. -- Помогите нам схватить их. Говорите. Вы можете говорить? -- Их четверо... -- пробормотал бухгалтер. -- Каждый использует код... Название города... -- Четыре города? -- Бостон, Филадельфия, Беркли... -- Голос затухал, как угасающая свеча. Принс сделал последнее неимоверное усилие. -- И Хьюстон... -- Кто из них главный? Но взор бухгалтера уже застыл, глаза остекленели. -- Значит, предчувствие не обмануло меня, -- сказал инспектор Квин. -- Еще секунда. Еще бы одна секунда! И он сказал бы нам. Нет, Уэлли, пропустите ее, -- еще тише произнес он. -- Миссис Принс, я очень сожалею... Вдова стояла над телом мужа. -- Теперь ты знаешь, Джон, как они хотели отблагодарить тебя, -- проговорила она. И, не заметив протянутой инспектором руки, будто слепая, побрела в дом. -- Ну, что? -- спросил инспектор сына. -- Да не стой ты столбом! Эта головоломка с названиями должна прийтись тебе по вкусу. Каждый из главарей взял себе прозвище -- название города. Ну-ка, повтори, какие города упоминал Принс. -- Бостон, Филадельфия, Беркли, Хьюстон, -- Эллери продолжал смотреть на мертвеца. -- Ради бога, Уэлли, закройте ему глаза. -- Все-таки жаль, что мы так и не узнали, кто главарь, -- инспектор отвернулся. -- Принс не успел сообщить нам имя. -- Отчего же? Еще как успел, -- Эллери встрепенулся. -- Если вы поразмыслите, то увидите связь между именами главарей и названиями городов, которые они выбрали для себя. Возьмем, к примеру, Райли Берка и город Беркли. Очень созвучно. Или Филиппо Фалконе и Филадельфия. -- Ах, оставь, Эллери, это просто совпадение, -- возразил инспектор Квин. -- Ну, а как тогда объяснить Хьюго де Витте и Хьюстон? Хью -- Хью. Возможны ли два совпадения? А три? Нет, сэр. -- Но остаются Джон Юинг и город Бостон. Какая между ними связь? -- Во всех этих парах слов есть общая черта, -- ответил Эллери, глядя вслед фургону с телом. -- В названии каждого города ключ находится в первом слоге -- Берк, Фил, Хью. Попробуй найти его в слове Бостон. -- Бостон. Бос. -- На лице инспектора Куина появилась недоуменная мина. -- Босс! -- вскричал он. -- Вот именно, -- Эллери кивнул. -- Юинг и есть главарь, которого мы хотели вычислить. Босс! Джеймс Ризонер. Ночная смена --------------------------------------------------------------------- © Джеймс Ризонер © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- Все ночные смены одинаковы. Уж я-то знаю, что чувствует человек в эти темные тягучие часы. Скуку и страх, вот что. Скучно бывает потому, что в ночную смену никогда ничего не происходит. А страшно -- потому что так и ждешь какой-нибудь пакости. Все ночные магазинчики тоже одинаковы и похожи на коробки, набитые нехитрой снедью в пакетиках и "товарами первой необходимости" навроде молока или хлеба. Цены тут -- ого-го, но где еще затариться едой после полуночи? Крошечный магазинчик "Покупка на ходу" был далеко не первым моим местом работы. Став вдовцом, я принялся мотаться по стране, поскольку не видел смысла сидеть сиднем. В ночных лавочках всегда нужна рабочая сила, а мне опыта не занимать, так что найти место -- пара пустяков. Обычно меня ставят в ночную смену. Ну, да это тоже пустяк. Зато днем я могу делать, что хочу. Независимо от местонахождения этих ночноых магазинов, покупатели в них всегда одинаковые. До полуночи заглядывают подростки, берут коку. Студенты приходят за пивом и сушеным картофелем, молодые супруги забегают купить молока или пачку подгузников. Иногда забредает забулдыга, в надежде разжиться пивком после полуночи. Некоторые, если им отказываешь, начинают качать права. А порой заходят парни навроде того, который был сегодня вечером. Вот тогда-то и становится страшно. Он был тощий, рябой и небритый, с нелепыми круглыми бегающими глазками. Руки он держал в карманах потрепанной ветровки. Я тотчас понял, что это за субчик. Человеку с моим стажем грабеж не в диковинку. В большинстве лавчонок заведено правило: если грабят, не рыпайся и смотри в оба. Исполняй все требования налетчика. Бытует мнение, что так оно бесопаснее. Я смотрел на парня и чувствовал, как у меня сводит брюхо, потеют ладони и колотится сердце. Похоже, я нарвался. Парень взял пакетик сушеной картошки и подошел к кассе, по-прежнему держа другую руку в кармане. В этот миг открылась дверь, и в магазин вошли двое мужчин с маленьким мальчиком. Они сразу же направились к стеллажу, где стоял лимонад. Парень в ветровке смерил их тяжелым взглядом и бросил на прилавок двадцать шесть центов. Я выбил чек. Парень толкнул дверь, вышел на улицу, и я, наконец, перевел дух. А вскоре приехали Джордж и Эдди на своей патрульной колымаге. Они каждую ночь заглядывают ко мне выпить кофе. -- Привет, ребята, -- сказал я. -- Вам бы объявиться чуток пораньше. Джордж налил себе из бачка стаканчик кофе и спросил: -- А что стряслось, Фрэнк? -- Может, у страха глаза велики, да только сдается мне,что один парень хотел почистить кассу. Но вошли покупатели, и он передумал. -- Он угрожал тебе пистолетом? -- Нет, пистолета я не видел, но нутром почуял неладное. Возможно, я просто перетрусил. -- Нутро никогда не подводит, -- рассудил Эдди. -- Как он выглядел? -- Тощий, килограммов шестьдесят-семьдесят, ростом под метр восемьдесят, белобрысый, лет тридцати, в джинсах и бурой ветровке. Эдди занес эти сведения в книжечку, а Джордж спросил меня: -- Ты видел, на чем он приехал? -- Он пришел на своих двоих. Может, оставил машину в темном месте. -- Ладно, будем поглядывать. Вероятно, он уже не вернется. Во всяком случае, сегодня. Вскоре после их отъезда начался наплыв покупателей, и мне было недосуг размышлять о том парне. До трех часов ночи работы было невпроворот, а потом торговля опять замерла. Теперь она оживится только в начале пятого, когда ко мне потянется рабочий люд. Парень вернулся без двадцати четыре. Уже минут десять мимо магазина не проезжала ни одна машина, и я знал, что на этот раз его никто не спугнет. Я кивнул ему и постарался сделать вид, будто мне вовсе не страшно. -- Пачку "кэмел", -- бросил парень. Я положил сигареты на прилавок. -- Пивом уже не торгуешь? -- Боюсь, поздновато, -- ответил я, чувствуя, что начинаю потеть. Мой форменный красно-белый халат уже сделался влажным. -- Во все дни, кроме субботы, выпивка продается только до полуночи. Парень немного покачался на пятках. У него были желтые зубы и оспины на щеках. Он злорадно ухмыльнулся и произнес тоном, которого я не забуду до конца моих дней: -- Ладно, тогда больше ничего не надо. Я принялся щелкать кнопками. Когда кассовый ящик открылся, парень приказал: -- Выходи оттуда. У меня в кармане пукалка. Я понимал, что веду себя как дурак, но все же спросил: -- Это ограбление? -- Правильно мыслишь, придурок. А теперь выходи, и поживее! Я проглотил подкативший к горлу комок и приступил к исполнению указаний грабителя -- обошел вокруг микроволновки и машины, которая делает воздушную кукурузу. Они на миг заслонили меня от налетчика, и, кажется, он не видел, как я сунул руку под полу халата и нащупал кобуру. Когда я вышел из-за прилавка, мой пистолет был нацелен точнехонько в лоб этого парня. В его глазах мелькнуло удивление, тотчас сменившееся испугом. Должно быть, точно такие же чувства отразились на лице моей жены Бекки, когда она вошла в крошечный ночной магазин за тридевять земель отсюда и спугнула оказавшегося там грабителя. Он сумел унести ноги, а женщина, составлявшая смысл моей жизни, истекла кровью на грязном кафельном полу. Я спустил курок, и испуганная мина на его физиономии взорвалась. Разумеется, он не успел пустить в ход свой пистолет. Да и был ли у него пистолет? Я оставил пушку на прилавке, вышел на улицу и позвонил в полицию. Набирая номер, я прикидывал, куда бы теперь податься. Едва ли кто-то удивится, если после такого приключения я уволюсь с работы. Значит, будет новый город, новое имя, новая служба. Найти место -- пара пустяков. Ночные магазинчики все как один, а опыта мне не занимать. Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Майкл Мэллори. Пламя черной свечи --------------------------------------------------------------------- © Майкл Мэллори © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- -- Еще чаю, мэм? -- спросила наша служанка Мисси, вырывая меня из легкой дремы. -- Извините, мэм, кажется, вы кивнули? -- Едва заметно, -- зевнув, ответила я. После нашего возвращения из короткой поездки в Америку у меня начались нелады со сном. Организм брал свое за долгие тоскливые дни, проведенные в Новом Свете. А вот мой супруг, Джон, напротив, вернулся домой полным сил и с головой ушел в свою врачебную практику, которую на время забросил ради курса лекций и серии публичных выступлений с изустными рассказами о своем великом друге Шерлоке Холмсе, ныне ненадолго покинувшем Англию. Напомнив себе, что надо бы поговорить с Джоном о моем плачевном состоянии, я расположилась в кресле и взялась за новую книгу, лишь бы только не видеть ненастья за окном. Мое книгочейство было прервано лишь однажды, когда почтальон принес письмо на имя мужа, а вскоре вернулся и Джон. Вода рекой текла с его шляпы и пальто, причем, конечно же, прямо на ковер. -- Тебе письмо, дорогой, -- объявила я и вновь углубилась в чтение, но мгновение спустя была вынуждена оторваться от книги, отвлеченная возгласом: -- Великий шотландец! Руперт Мэндевилл. Сколько лет прошло. Я уже почти забыл его. А ведь мы вместе служили в стрелковом полку. Интересно, что ему от меня понадобилось? Джон прочел письмо, и я увидела, как омрачилось его лицо. -- Похоже, он в беде, -- молвил мой муж. -- Просит помощи. Говорит, что я -- единственный, кому он может довериться. -- Единственный? Он может довериться только человеку, которого не видел двадцать пять лет? -- Руперт пишет, что речь идет о жизни и смерти, и лишь я один способен ему помочь, -- ответил Джон. -- Я незамедлительно отправляюсь к нему. -- Джон, прошу тебя, мы же только что вернулись домой. Неужели надо лететь сломя голову? -- Он просит у меня помощи, Амелия, -- просто ответил мой супруг. -- Тебе этого не понять, но мы вместе воевали, а на поле брани выковываются узы, которые не разорвать всю оставшуюся жизнь. Они так же крепки, как... -- Узы брака? -- подсказала я. -- Вот именно, -- подтвердил Джон. Ну что с ним поделаешь? -- Я могу внести поправки в свой рабочий график, -- продолжал он. -- Поездка займет всего несколько дней. Кроме того, мне давно хотелось взглянуть на мыс Лизард. -- Твой приятель живет на мысе Лизард? -- ахнула я, вспомнив, как еще ребенком ездила на этот древний скалистый полуостров, крайнюю южную точку Британии, и как возненавидела его. -- Джон, неужели тебе мало этой ужасной Америки? -- Господи, Амелия, куда подевалась твоя страсть к приключениям? -- Куда надо. Она в этом кресле, где ей самое место, -- ответила я. -- Однако я -- всего-навсего твоя жена и, вероятно, бессильна удержать тебя от этой поездки. Что ж, с утра начну укладывать пожитки. -- Тебе не обязательно сопровождать меня, -- сказал Джон. Я взглянула на его красивое лицо и заметила, как оно вдруг залилось румянцем. Мой муж был явно возбужден. Неужто ему и впрямь пятьдесят два года? Я не смогла сдержать улыбку. -- Нет уж. Кто еще за тобой присмотрит? Спустя два дня мы кое-как протиснулись сквозь толпу на вокзале Ватерлоо и заняли места в поезде, который должен был доставить нас в деревушку Хелмут, затерянную где-то средь корнуоллских утесов. Юношеский блеск в глазах Джона уже угас, но волнение по-прежнему не оставляло его. -- Ты и впрямь думаешь, что это дело жизни и смерти? -- спросила я, когда окутанный клубами пара состав с грохотом отошел от станции. Джон откинулся на спинку сиденья и раскурил свою первую дорожную трубку. -- Меня больше всего тревожит то, что Руперт выразился именно так, -- ответил он, пуская кольца дыма. -- Тот Мэндевилл, которого я знал, не грешил склонностью к преувеличениям. Я посмотрела в окно. Снаружи было холодно и сыро. -- Полагаю, в Хелмуте нас встретят? У Джона вытянулось лицо. -- О, господи, -- пробормотал он. -- Неужели ты не сообщил своему приятелю о нашем приезде? -- Я забыл. В былые времена заботы о таких мелочах всегда брал на себя Холмс. -- Ну вот, поехали, -- вздохнув, молвила я и принялась обозревать зеленые леса и поля, окутанные пеленой дождя, а Джон с виноватым видом уткнулся в газету. Путешествие в Хелмут оказалось еще более долгим и утомительным, чем я думала. Когда моя нога, наконец, ступила на перрон, я чувствовала себя так, словно провела в дороге несколько дней. Солнце уже погрузилось в бурную пучину океана, с воды дул резкий пронизывающий ветер. Пока я присматривала за носильщиками, Джон отправился к начальнику станции и нанял экипаж. Это была открытая пролетка, и, когда мы добрались до унылого, украшенного многочисленными фронтонами жилища Руперта Мэндевилла, которое напоминало, скорее, гнездо в утесах, нежели дом, мои щеки уже совсем окоченели и ничего не чувствовали. Я так замерзла, что едва смогла разогнуться и вылезти из пролетки перед мрачным фасадом здания. Джон постучал в огромную парадную дверь, и нам открыл пожилой чопорный слуга. -- Да, сэр? -- спросил он, морщась и пряча лицо от студеного ветра. -- Доктор Уотсон с супругой к мистеру Руперту Мэндевиллу, -- сообщил слуге Джон, чем привел его в немалое замешательство -- Меня не предупреждали о приезде гостей, -- сказал старик. -- Мистер Мэндевилл пригласил меня письмом, -- ответил Джон. -- Мы прибыли из Лондона. В дверях появилась еще одна фигура. Это был красивый, но мрачный парень лет двадцати пяти, с глазами усталого, пресытившегося жизнью старика. -- В чем дело, Дженкинс? -- сердито спросил он слугу. -- Этот человек говорит, что прибыл по приглашению хозяина, мистер Филлип. -- Не может быть, -- нахмурившись, ответил молодой человек. -- Но со мной его письмо! -- возмутился Джон, и почти тотчас послышался еще один голос: -- Доктор Уотсон, это вы? -- Да! -- крикнул в ответ Джон, и к двери подошел еще один молодой человек, очень похожий на Филлипа, но совсем еще юный и гораздо менее суровый на вид, чем его брат (несомненно, брат). Вероятно, ему не было еще и двадцати лет. -- Отец часто вспоминал вас, -- сообщил юноша. -- Добро пожаловать. -- Что это значит, Эдвард? -- сердито осведомился старший брат, но, прежде чем похожий на трепетную лань отрок успел ответить, из глубины дома опять донесся голос: -- Господи, да закройте же дверь! Тут холодно как в амбаре! И появился третий брат, внешне неотличимый от Филлипа, его точная копия, если не считать болтавшихся на носу очков. Переступив порог, Джон тотчас вручил Филлипу письмо, и тот угрюмо изучил его, после чего спросил: -- Когда вы это получили? -- Третьего дня, -- ответил Джон. Близнецы переглянулись. -- Ну и шуточки, -- бросил очкарик. -- Да уж, -- откликнулся Филлип. -- Ну, ладно, раз вы здесь, нам, наверное, следует соблюсти приличия. Я -- Филлип Мэндевилл, а это мои братья, Чарльз и Эдвард. Честно говоря, я немного озадачен этой запиской. -- Возможно, ваш отец сумеет внести ясность, -- сказал Джон. -- Могу ли я увидеть его? -- Боюсь, что нет, -- отвечал Филлип. -- Отца похоронили две недели назад. -- Две недели назад? -- воскликнул Джон. -- Но как же тогда я мог получить... -- Я тоже хотел бы это знать, -- сказал Филлип. -- Это я послал письмо, -- сообщил Эдвард Мэндевилл. -- После смерти отца я нашел его на столе и опустил в почтовый ящик. Это простодушное признание так разозлило и раздосадовало Филлипа, что я на миг испугалась, как бы он не ударил своего младшего брата. -- Ты же помнишь, как отец отзывался о докторе Уотсоне, Филлип, -- словно оправдываясь, продолжал Эдвард. -- Тебе ли не знать, что он читал и собирал рассказы доктора о Шерлоке Холмсе. Отец знал, что его хотят убить, и нуждался в помощи! После этого утверждения Филлип едва не взревел от досады и злости. -- Никто не хотел его убивать! -- гаркнул он. -- Отец умер от естественных причин! -- Мотор заглох, -- доверительно сообщил нам Чарльз и для наглядности похлопал себя по груди. -- Но я неоднократно беседовал с ним, -- не унимался Эдвард. -- Отец был убежден, что его пытаются отравить. -- Убежден. Вот именно, Эдвард! Убежден! -- вскричал Филлип. -- Ты же знаешь, что последние несколько месяцев отец был не в себе, воображал бог знает что. -- Да, да, верно, кухарка говорит, что он даже сделал ей предложение. Каково, а? -- подал голос Дженкинс, и Филлип бросил на него тяжелый укоризненный взгляд. -- Что ж, извините за вторжение, -- сказал Джон. -- Пожалуй, нам лучше уехать и не нарушать скорбного покоя этого дома. -- Уехать? -- простонала я. -- Сейчас? Джон, я просто не выдержу еще одного свидания с поездом. Только не сегодня. -- Тогда заночуем в деревне, -- решил Джон. -- Тут есть какая-нибудь гостиница? -- Филлип, -- сказал Эдвард, -- это я виноват. Они приехали из-за меня, и я буду чувствовать себя мерзавцем, если мы выпроводим их. Неужели нельзя хотя бы предложить им ночлег? -- А где, Эдди? -- сердито спросил Чарльз. -- Комната для гостей уже занята. -- Зато отцовская спальня свободна. -- Отцовская спальня? -- в один голос вскричали близнецы. -- Не выгонять же их в такую ночь! -- Ну, что ж, -- со вздохом молвил Филлип и вполголоса добавил: -- Хотя едва ли можно представить себе более неподходящее для приема гостей время. Дженкинс, затопите камин в отцовской спальне. А я попрошу кухарку собрать ужин. -- С этими словами Филлип резко повернулся и чеканным шагом отправился на кухню. -- Знаешь, Эдди, а ведь ты щедро наделен даром осложнять людям жизнь, -- заметил Чарльз, после чего последовал примеру брата и тоже удалился. -- Стало быть, мне придется самому показывать вам комнату, -- сказал Эдвард и попросил Дженкинса внести в дом чемоданы. Шествуя к дубовой лестнице с широкими перилами, мы прошли мимо столовой, где стоял длинный стол, накрытый явно не к трапезе, разве что в этом доме было принято ужинать при черных свечах. Шторы на окнах были плотно задернуты, а позади стола громоздился большой деревянный шкаф, в котором я сразу признала кабину медиума, потому что видела точно такую же на журнальной фотографии. В столовой шли приготовления к спиритическому сеансу! Должно быть, Эдвард заметил мое изумление. Он сказал: -- Боюсь, мой братец Чарльз пристрастился к общению с призраками. Лично я считаю, что это безнравственно. Прошу сюда. Комната, в которую ввел нас Эдвард, была куда лучше любого гостиничного номера в Британской империи. Громадная кровать, резной камин, в котором Дженкинс быстро развел огонь; картины и гобелены на стенах. Как только слуга удалился, Эдвард проговорил: -- Я должен извиниься за своих братьев. Я и представить себе не мог, что Филлип так поведет себя. -- Почему вы отправили письмо? -- спросил Джон, вешая пальто на спинку кресла у очага. -- Ведь ваш отец был уже мертв. -- Что бы там ни думали мои братья, я уверен, что отца убили, -- ответил Эдвард. -- Я на несколько лет моложе Филлипа и Чарльза. Они не были так близки с отцом. Он не лгал и не заблуждался. Отец знал, что его пытаются отравить, но ничего не мог сделать. -- Господи, -- пробормотал Джон. -- Я знаю, что вам доводилось расследовать преступления, доктор Уотсон, -- продолжал Эдвард. -- Отца уже не спасти, но я молю бога, чтобы его убийца был изобличен. -- Как вы думаете, зачем кому-то понадобилось убивать его? -- спросил Джон. -- Не знаю, -- ответил мальчик. -- Наследником вашего отца станет Филлип? -- поинтересовался Джон, словно прочитав мои мысли. -- Мы думаем, что да. Он ведь старше Чарльза, пусть и на несколько минут. Они двойняшки. Сложность в том, что мы не можем найти завещание отца. Так говорит Чарльз. Филлип перевернул тут все вверх дном, а Чарльз проводит эти отвратительные... -- он умолк. Казалось, Эдвард не мог заставить себя произнести это мерзкое слово. -- Дайте-ка сообразить, -- вмешалась я. -- Чарльз пытается вызвать дух отца и таким образом узнать, где лежит завещание? Эдвард кивнул. -- Да. Вот зачем он притащил в дом эту женщину, которая величает себя мадам Оуида. Она-то и заправляет на этих нечестивых сеансах. -- Что там происходит, Эдвард? -- спросила я. -- Понятия не имею, -- ответил он. -- Я считаю эти сеансы глумлением над памятью отца и не хожу на них. -- Чем это ты забиваешь головы нашим гостям, Эдвард? -- спросил Филлип Мэндевилл с порога. Неизвестно, как долго он стоял в дверях, слушая нас. -- Я просто пожелал мистеру и миссис Уотсон доброй ночи, -- смущенно ответил мальчик и, кивнув нам, выскользнул из комнаты. -- Вы уж его извините, -- сказал Филлип. -- Смерть отца стала тяжким ударом для всех нас. Я зашел сказать, что кухарка накрыла для вас стол в кухне. Можете поужинать там. Желаю вам хорошего сна. С этими словами он исчез так же внезапно, как и появился. -- Да, похоже, Филлип и впрямь тут главный, -- заметила я, снимая пальто. Благодаря камину в комнате стало значительно теплее. -- Это так, -- пробормотал Джон. -- Жаль беднягу Эдварда. Должен признаться, у меня дурное предчувствие, связанное с сегодняшним сеансом. Я слышал, что с помощью медиумов можно творить недобрые дела. -- Например, вызвать "духа", который чудесным образом укажет, где лежит поддельное завещание, в котором наследником назван не старший сын, а совсем другой человек, -- предположила я. -- Вот именно. Боюсь, что Чарльз причастен к смерти отца, но не понимаю, зачем ему понадобилось это дурацкое столоверчение. Если его цель состоит в том, чтобы подбросить, а потом "найти" поддельное завещание, почему он не может обойтись без этого спектакля? -- Возможно, хочет кого-то в чем-то убедить. -- Эдварда? -- Не знаю. Но полагаю, что нам следовало бы посетить этот сеанс и постараться все выяснить. Немного оттаяв и согревшись, мы спустились вниз и пошли на кухню, где увидели нашу весьма скудную снедь: хлеб, немного холодной говядины с горчицей и сыр. Все это нам подала сурового обличья матрона лет сорока с небольшим, которую в доме называли просто кухаркой. Как выяснилось впоследствии, ее христианское имя было Гвинет. -- Никто не потрудился сообщить мне о приезде гостей, -- проворчала она. -- А впрочем, чего еще от них ждать, верно я говорю? -- Наше появление было неожиданным для всех, кроме молодого Эдварда, -- сказала я, ковыряя вилкой ломтик сыра. Кухарка тотчас подобрела. -- Ах, ну, если вас пригласил мистер Эдвард, значит, все в порядке, -- рассудила она, вытирая и складывая в шкаф только что вымытую посуду. Затем кухарка извлекла из вазы букет пожухлых, но все еще душистых ландышей и вылила воду. -- Он -- хороший человек, -- добавила она таким тоном, словно остальные двое братьев были мерзавцами. -- Вообще-то нас позвал Руперт Мэндевилл, но мы прибыли слишком поздно, -- вставил Джон. Кухарка горестно покачала головой. -- Мне все еще не верится, что хозяин мертв, -- молвила она, едва сдерживая слезы. -- А тут еще эта ужасная знакомая мистера Чарльза заставляет меня сидеть на своих полуночных сеансах, когда они пытаются вызвать его... -- Кухарку охватила дрожь. -- Я больше не могу. Я покину этот дом и все забуду. Завтра же уеду отсюда! Несчастная женщина снова взялась за посуду, а мы молча покончили с едой и торопливо покинули кухню. В коридоре я прошептала: -- Похоже, смерть Мэндевилла расстроила ее больше, чем родных сыновей покойного. -- Слуги иногда очень привязываются к хозяевам, -- ответил Джон. -- Если что-нибудь случится, например, с тобой, Мисси будет безутешна. -- Должно быть, ты прав, -- согласилась я, стараясь изгнать из сознания образ безутешной рыдающей Мисси. Мы двинулись к лестнице, но остановились, изумленно глядя на спускавшуюся по ступенькам фигуру. Нам навстречу шествовало какое-то маленькое смуглое создание в черном шелком халате и с волосами, похожими на черный бархатный водопад. У женщины было юное, почти девичье лицо, а в руке она держала зажженную черную свечу, хотя в доме и так хватало света, поскольку горели все лампы. Женщина плыла вниз по лестнице как по реке. Поравнявшись с нами, она остановилась и окинула нас пламенным взором. -- Мне сказали, что в доме посторонние, -- молвила она. -- Полагаю, вы -- мадам Оуида? -- рискнула я. Женщина кивнула. -- Мы о вас наслышаны, -- сообщила я ей. -- Сегодня ваше выступление? -- Полночь -- час призраков. -- Можно ли нам присутствовать на представлении? -- Не в моей власти запретить вам это, -- ответила мадам и, не сказав больше ни слова, плавной поступью направилась в столовую. -- Причудливое создание, -- буркнул Джон, когда она удалилась. -- Да еще и мошенница, -- добавила я. -- Все медиумы -- мошенники, дорогая моя. -- Это верно, но мадам Оуида -- первая среди шарлатанок. Я употребила слова "выступление" и "представление", говоря о сеансе, поскольку знала, что для человека, верящего в свою способность общаться с мертвыми, или для жулика, желающего сохранить личину, намек на участие в спектакле звучит оскорбительно. Любой бывалый медиум тотчас ощетинился бы, но мадам Оуида пропустила это мимо ушей. Либо я очень заблуждаюсь, дибо она еще не вжилась в свою роль. Джон хотел было ответить, но тут сверху донесся крик: "Мистер Филлип!" Мы поднялись по лестнице так быстро, как только позволяли мои юбки, и увидели охваченного ужасом Дженкинса, который на нетвердых ногах выходил из комнаты. Снизу прибежал Чарльз и тотчас юркнул в спальню Филлипа. Вскоре подоспел и Эдвард, заслышавший шум. -- Что происходит? -- спросил он. -- Я зашел забрать стаканы и увидел его на полу! -- воскликнул Дженкинс. -- Дайте-ка я его осмотрю, -- сказал Джон и, оттеснив мрачного как туча Чарльза, протиснулся мимо него в комнату. -- Я тоже хочу! -- вскричал Эдвард, но Чарльз удержал его. -- Нет, Эдди, не входи туда, -- сказал он, прикрывая дверь спальни. -- Это зрелище не для тебя. Минуту спустя из комнаты вышел Джон. -- Боюсь, он мертв, -- тоном заправского эскулапа сообщил мой муж. -- Здесь есть телефон? Надо поставить в известность власти. -- В гостиной, -- ответил Чарльз. -- Дженкинс, проводите доктора к телефону. Вконец ошеломленный слуга шагнул к лестнице, но остановился, услышав крик Эдварда: -- Как он умер? Джон обернулся и угрюмо ответил: -- Похоже, его отравили. Часы в прихожей пробили одиннадцать. -- Как отца, -- пробормотал Эдвард. -- Я покидаю этот дом! Чарльз схватил младшего брата за плечи и пылко зашептал: -- Слушай, Эдди, ты не можешь уехать. Нам необходимо твое присутствие на сегодняшнем сеансе. -- Боже мой, неужели вы собираетесь проводить его даже после смерти брата? -- возмутилась я. -- Поверьте мне, миссис Уотсон, -- ответил Чарльз, -- если я говорю, что мы должны собраться вместе, значит, мы и впрямь должны. Ради нашего отца. -- Ну что ж, ладно, -- согласился Эдвард, хотя и крайне неохотно. -- Констебль уже выехал, -- объявил вернувшийся Джон. -- Полагаю, мы мало что можем сделать. Остается лишь ждать. -- Джон, я устала, -- сказала я. -- Пойду, пожалуй, прикорну до начала сеанса. Как только за нами закрылась дверь спальни, я добавила: -- Знаешь, дорогой, будь я бездарным драматургом, отцеубийцей оказался бы Чарльз. Он бы уничтожил завещание, составил поддельное, назвав наследником себя, и нанял бы медиума, чтобы тот вызвал "дух" Руперта Мэндевилла, который укажет, где лежит подделка. Но прежде убил бы Филлипа, который раскрыл обман. -- Но, поскольку ты не бездарный драматург... -- начал Джон. -- Я боюсь, что истина еще страшнее, но понятия не имею, в чем дело, а соображать толком не могу, потому что слишком устала. Ну и вечерок! -- воскликнула я, ложась в постель. Перед глазами у меня закружились лица троих братьев. Одно я знала твердо: на сегодняшнем сеансе выяснится что-то очень важное. Я смежила веки и задремала, но вскоре Джон разбудил меня. Без пяти двенадцать мы спустились в затемненную столовую. Во главе стола восседала мадам Оуида; пламя черной свечи озаряло призрачным светом ее тонкие черты. Вокруг разместились Чарльз, Эдвард, Дженкинс и Гвинет, свободными оставались только три стула. Мы с Джоном заняли два из них, а третий, по-видимому, предназначался для Филлипа. -- Спасибо, что пришли, -- едко проговорила мадам Оуида, бросив взгляд на Эдварда, который неловко ерзал на своем насесте. -- Сегодня мы предпримем новую попытку снестись с духом Руперта Мэндевилла. Прошу всех соединить руки. Джон сжал мою левую ладонь. Правая очутилась в холодной и скользкой клешне кухарки. -- Мы алчем астрального присутствия Руперта Мэндевилла, -- нараспев начала Оуида. -- Вернись к нам, Руперт Мэндевилл, ибо твой земной промысел еще не завершен. Повторив это заклинание несколько раз, медиум добавила: -- Вернись к нам и укажи того, кто злодейски уложил тебя во гроб! Все испуганно ахнули. Мгновение спустя мадам Оуида принялась тихо подвывать низким мужским голосом, отчего мои руки покрылись гусиной кожей. -- Он приближается, -- объявил Чарльз. -- Я чувствую. В этот миг черная свеча потухла, и комната погрузилась в почти кромешную тьму. Гвинет стиснула мою руку. До сих пор я держалась довольно сносно, но мгновение спустя, когда дверцы кабины медиума распахнулись, громко вскрикнула и не стыжусь признаться в этом. В кабинке стоял озаренный призрачным зеленоватым сиянием Филлип Мэндевилл! Сначала я подумала, что это фокус, что Чарльз улизнул, воспользовавшись темнотой, и теперь выдает себя за Филлипа, но потом увидела за столом младшего из двойняшек. Он тоже был освещен жутковатыми зелеными лучами. -- Говори, Руперт Мэндевилл! -- жалобно потребовала мадам Оуида. -- Я не Руперт Мэндевилл, я Филлип Мэндевилл, -- тягуче произнесло привидение; мадам Оуида оглянулась на кабинку и закричала: -- Господи, Чарльз! Мы и впрямь вернули его оттуда! С этими словами она вскочила со стула и бросилась вон из комнаты. Эдвард тоже хотел встать, но Чарльз удержал его. Повернувшись к видению, он спросил: -- Зачем ты возвратился, брат? -- Чтобы отплатить моему убийце, -- молвил призрак, обводя нас жутким взглядом. -- Джон, это невозможно! -- простонала я. В ответ он крепко сжал мне руку. -- Мой лиходей в этой комнате, -- продолжало видение, оглядывая нас. Наконец его блуждающий взор остановился на кухарке, и призрак простер к ней длань. -- Это ты умертвила меня! Отравила ядом, как прежде моего отца! -- Нет! -- в ужасе вскричала Гвинет и, к счастью, выпустила мою руку. -- Я не делала вам зла, мистер Филлип! -- Ты убила Руперта Мэндевилла точно так же, как убила меня! -- грозно и раскатисто повторил призрак. -- Нет! -- взвыла Гвинет, вскочив со стула и отпрянув от привидения. -- Я правда убила хозяина, но богом клянусь, что вам я не причиняла вреда! У меня отвисла челюсть. Юный Эдвард тоже разинул рот, а Чарльз облегченно вздохнул, словно с его плеч свалился тяжкий груз. Но самым удивительным образом на это заявление отозвался призрак Филлипа Мэндевилла: он преспокойно вышел из кабинки и будничным тоном очень даже живого человека распорядился: -- Включите свет. -- Джон! -- вскричала я. -- Ты же засвидетельствовал его смерть! -- Совершенно верно, -- с лукавой ухмылкой ответил он, и в этот миг в комнату вбежала мадам Оуида в сопровождении полицейского констебля. -- Вы все слышали, офицер? -- спросил Филлип, и констебль утвердительно кивнул. Чарльз положил руку на плечо Эдварда. -- Прости, Эдди, что подвергли тебя такому испытанию, но нам было необходимо иметь как можно больше свидетелей. Эдвард с несчастным видом повернулся к такой же несчастной кухарке, которая уже вовсю сотрясалась от рыданий. -- Но почему, Гвинет? -- спросил он. -- Хозяин говорил, что любит меня, -- прохныкала кухарка. -- Обещал жениться, сделать меня хозяйкой дома. Будь иначе, стала бы я бегать к нему в спальню? -- Я не желаю этого слушать! -- воскликнул Эдвард, и Чарльз с грустью ответил: -- Извини, братец, но придется. -- Я едва не покончила с собой, когда узнала, что он лишь использовал меня, -- продолжала Гвинет. -- И решила отомстить. Я начала мало-помалу травить его. Все злобно смотрели на несчастную кухарку, и я вдруг почувствовала желание похлопать ее по плечу. Разумеется, я не могла оправдать ее поступок, но не могла и не испытывать сочувствия. Больше в комнате не нашлось ни одно