ся по информации. - На острове Хонсю, - сказал Жилин, - недалеко от бухты Данно-ура, в ущелье между горами Сираминэ и Титигатакэ, в непроходимом лесу археологи обнаружили систему пещер. В этих пещерах нашли множество первобытной утвари и - что самое интересное - много окаменевших следов первобытных людей. Археологи считают, что в пещерах двести веков назад обитали первояпонцы, потомки коих были впоследствии вырезаны племенами ямато, ведомыми императором Дзимму-тэнно, божественным внуком небоблистающей Аматэрасу. Быков крякнул и взялся за подбородок. - Эта находка всполошила весь мир, - сказал Жилин, - вероятно, вы слыхали об этом. - Где уж нам... - грустно сказал Садовский. - Живем как в лесу... - А между тем об этом много писали и говорили, но не в этом дело. Самая любопытная находка была сделана сравнительно недавно, когда основательно расчистили центральную пещеру. Представьте себе: в окаменевшей глине оказалось свыше двадцати пар следов босых ног с далеко отставленными большими пальцами, и среди них... - Жилин обвел круглыми глазами лица слушателей. Юре было все ясно, но тем не менее эффектная пауза произвела на него большое впечатление. - След ботинка... - сказал Жилин обыкновенным голосом. Быков поднялся и пошел из кают-компании. - Алешенька! - позвал Михаил Антонович. - Куда же ты? - Я уже знаю эту историю, - сказал Быков, не оборачиваясь. - Я читал. Я скоро приду. - Ботинка? - переспросил Садовский. - Какого ботинка? - Примерно сорок пятого размера, - сказал Жилин. - Рубчатая подошва, низкий каблук, тупой квадратный носок. - Бред, - решительно сказал Влчек. - Утка. Горчаков засмеялся и спросил: - А не отпечаталась ли там фабричная марка "Скороход"? - Нет, - сказал Жилин. Он покачал головой. - Если бы там была хоть какая-нибудь надпись! Просто след ботинка... слегка перекрыт следом босой ноги - кто-то наступил позже. - Ну, это же утка! - сказал Влчек. - Это же ясно. Массовый отлов русалок на острове Мэн, дух Буонапарте, вселившийся в Массачусетскую электронную машину... - "Солнечные пятна расположены в виде чертежа пифагоровой теоремы!" - провозгласил Садовский. - "Жители Солнца ищут контакта с МУКСом!" - Что-то ты, Ванюша, немножко... Это... - сказал Михаил Антонович недоверчиво. Шемякин молчал. Юра тоже. - Я читал перепечатку из научного приложения к "Асахи-симбун", - сказал Жилин. - Сначала я тоже думал, что это утка. В наших газетах такое сообщение не появлялось. Но статья подписана профессором Усодзуки - крупный человек, я слыхал о нем от японских ребят. Там он, между прочим, пишет, что хочет своей статьей положить конец потоку дезинформации, но никаких комментариев давать не собирается. Я понял так, что они сами не знают, как это объяснить. - "Отважный европеец в лапах разъяренных синантропов!" - Провозгласил Садовский. - "Съеден целиком, остался только след ботинка фирмы "Шуз Маджестик". Покупайте изделия "Шуз Маджестик", если хотите, чтобы после вас хоть что-нибудь осталось". - Это были не синантропы, - терпеливо сказал Жилин. - Большой палец отличается даже на глаз. Профессор Усодзуки называет их нахонантропами. Шемякин, наконец, не выдержал. - А почему, собственно, обязательно утка? - спросил он. - Почему мы всегда из всех гипотез выбираем наивероятнейшие? - Действительно, почему? - сказал Садовский. - Следы, оставил, конечно, Пришелец, и первый контакт закончился трагически. - А почему бы и нет? - сказал Шемякин. - Кто мог носить ботинок двести столетий назад? - Елки-палки, - сказал Садовский. - Если говорить серьезно, то это след одного из археологов. Жилин замотал головой. - Во-первых, глина там совершенно окаменела. Возраст следа не вызывает сомнений. Неужели вы думаете, что Усодзуки не подумал о такой возможности? - Тогда это утка, - упрямо сказал Садовский. - Скажите Иван, - сказал Шемякин, - а фотография следа не приводилась? - А как же, - сказал Жилин. - И фотография следа, и фотография пещеры, и фотография Усодзуки... Причем учтите, у японцев самый большой размер сорок второй. От силы сорок третий. - Давайте так, - сказал Горчаков. - Будем считать, что перед нами стоит задача построить логически непротиворечивую гипотезу, объясняющую эту японскую находку. - Пожалуйста, - сказал Шемякин. - Я предлагаю - Пришелец. Найдите в этой гипотезе противоречие. Садовский махнул рукой. - Опять Пришелец, - сказал он. - Просто какой-нибудь бронтозавр. - Проще предположить, - сказал Горчаков, - что это все-таки след какого-нибудь европейца. Какого-нибудь туриста. - Да, это либо какое-нибудь неизвестное животное, либо турист, - сказал Влчек. - Следы животных имеют иногда удивительные формы. - Возраст, возраст... - тихонько сказал Жилин. - Тогда просто неизвестное животное. - Например, утка, - сказал Садовский. Вернулся Быков, солидно устроился в кресле и спросил: - Ну-ну, что тут у вас? - Вот товарищи пытаются как-то объяснить японский след, - сказал Жилин. - Предлагаются: Пришелец, европеец, неизвестное животное. - И что же? - сказал Быков. - Все эти гипотезы, - сказал Жилин, - даже гипотеза о пришельце, содержат одно чудовищное противоречие. - Какое? - спросил Шемякин. - Я забыл вам сказать, - сказал Жилин. - Площадь пещеры сорок квадратных метров. След ботинка находится в самой середине пещеры. - Ну, и что же? - спросил Шемякин. - И он один, - сказал Жилин. Некоторое время все молчали. - Н-да, - сказал Садовский. - Баллада об одноногом Пришельце. - Может, остальные следы стерты? - предположил Влчек. - Абсолютно исключено, - сказал Жилин. - Двадцать пар совершенно отчетливых следов босых ног по всей пещере и один отчетливый след ботинка посередине. - Значит так, - сказал Быков. - Пришелец был одноногий. Его принесли в пещеру, поставили вертикально и, выяснив отношения, съели на месте. - А что? - сказал Михаил Антонович. - По-моему, логически непротиворечиво. А? - Плохо, что он одноногий, - задумчиво сказал Шемякин. - Трудно представить одноногое разумное существо. - Возможно, он был инвалид? - предположил Горчаков. - Одну ногу могли съесть сразу, - сказал Садовский. - Бог знает, какой ерундой мы занимаемся, - сказал Шемякин. - Пойдемте работать. - Нет уж, извини, - сказал Влчек. - Надо расследовать. У меня есть такая гипотеза: у Пришельца был очень широкий шаг. Они все там такие ненормально длинноногие. - Он бы разбил себе голову о свод пещеры, - возразил Садовский. - Скорее всего он был крылатый - прилетел в пещеру, увидел, что его нехорошо ждут, оттолкнулся и улетел. А сами-то вы что думаете, Иван? Жилин открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого поднял палец и сказал: - Внимание! Генеральный инспектор! В кают-компанию вошел красный, распаренный Юрковский. - Ф-фу! - сказал он. - Как хорошо, прохладно. Планетологи, вас зовет начальство. И учтите, что у вас там сейчас около сорока градусов. - Он повернулся к Юре. - Собирайся, кадет. Я договорился с капитаном танкера, он забросит тебя на "Кольцо-2". - Юра вздрогнул и перестал улыбаться. - Танкер стартует через несколько часов, но лучше пойти туда заблаговременно. Ваня, проводишь его. Да! Планетологи! Где планетологи? - Он выглянул в коридор. - Шемякин! Паша! Приготовь фотографии, которые ты сделал над Кольцом. Мне надо посмотреть. Михаил, не уходи, погоди минуточку. Останься здесь, Алексей, брось книжку, мне нужно поговорить с тобой. Быков отложил книжку. В кают-компании остались только он, Юрковский и Михаил Антонович. Юрковский, неуклюже раскачиваясь, пробежался из угла в угол. - Что это с тобой? - осведомился Быков, подозрительно следя за его эволюциями. Юрковский резко остановился. - Вот что, Алексей, - сказал он. - Я договорился с Маркушиным, он дает мне космоскаф. Я хочу полетать над Кольцом. Абсолютно безопасный рейс, Алексей. - Юрковский неожиданно разозлился. - Ну, чего ты так смотришь? Ребята совершают такие рейсы по два раза в сутки уже целый год. Да, я знаю, что ты упрям. Но я не собираюсь забираться в Кольцо. Я хочу полетать над Кольцом. Я подчиняюсь твоим распоряжениям. Уважь и ты мою просьбу. Я прошу тебя самым нижайшим образом, черт возьми. В конце концов друзья мы или нет? - В чем, собственно, дело? - сказал Быков спокойно. Юрковский опять пробежался по комнате. - Дай мне Михаила, - отрывисто сказал он. - Что-о-о? - сказал Быков, медленно выпрямляясь. - Или я полечу один, - сейчас же сказал Юрковский. - А я плохо знаю космоскафы. Быков молчал. Михаил Антонович растерянно переводил глаза с одного на другого. - Мальчики, - сказал он. - Я ведь с удовольствием... О чем разговор? - Я мог бы взять пилота на станции, - сказал Юрковский. - Но я прошу Михаила, потому что Михаил в сто раз опытнее и осторожнее, чем все они, вместе взятые. Ты понимаешь? Осторожнее! Быков молчал. Лицо у него стало темное и угрюмое. - Мы будем предельно осторожны, - сказал Юрковский. - Мы будем идти на высоте двадцать-тридцать километров над средней плоскостью, не ниже. Я сделаю несколько крупномасштабных снимков, понаблюдаю визуально, и через два часа мы вернемся. - Алешенька, - робко сказал Михаил Антонович. - Ведь случайные обломки над Кольцом очень редки. И они не так уж страшны. Немного внимательности... Быков молча смотрел на Юрковского. "Ну, что с ним делать? - думал он. - Что делать с этим старым безумцем? У Михаила больное сердце. Он в последнем рейсе. У него притупилась реакция, а в космоскафах ручное управление. А я не могу водить космоскаф. И Жилин не может. А молодого пилота с ним отпускать нельзя. Они уговорят друг друга нырнуть в Кольцо. Почему я не научился водить космоскаф, старый я дурак?" - Алеша, - сказал Юрковский. - Я тебя очень прошу. Ведь я, наверное, больше никогда не увижу колец Сатурна. Я старый, Алеша. Быков поднялся и, ни на кого не глядя, молча вышел из кают-компании. Юрковский закрыл лицо руками. - Ах, беда какая! - сказал он с досадой. - Ну, почему у меня такая отвратительная репутация? А, Миша? - Очень ты неосторожный, Володенька, - сказал Михаил Антонович. - Право же, ты сам виноват. - А зачем быть осторожным? - спросил Юрковский. - Ну, скажи, пожалуйста, зачем? Чтобы дожить до полной духовной и телесной немощи? Дождаться момента, когда жизнь опротивеет, и умереть от скуки в кровати? Смешно же, Михаил, в конце концов так трястись над собственной жизнью. Михаил Антонович покачал головой. - Экий ты, Володенька, - сказал он тихо. - И как ты не понимаешь, голубчик, ты-то умрешь - и все. А ведь после тебя люди останутся, друзья. Знаешь, как им горько будет? А ты только о себе, Володенька, все о себе. - Эх, Миша, - сказал Юрковский, - не хочется мне с тобой спорить. Скажи-ка ты мне лучше, согласится Алексей или нет? - Да он, по-моему, уже согласился, - сказал Михаил Антонович. - Разве ты не видишь? Я-то его знаю, пятнадцать лет на одном корабле. Юрковский снова пробежался по комнате. - Ты-то хоть, Михаил, хочешь лететь или нет? - закричал он. - Или ты тоже... "соглашаешься"? - Очень хочется, - сказал Михаил Антонович и покраснел. - На прощание. Юра укладывал чемодан. Он никогда как следует не умел укладываться, а сейчас вдобавок торопился, чтобы незаметно было, как ему не хочется уходить с "Тахмасиба". Иван стоял рядом, и до чего же грустно было думать, что сейчас с ним придется проститься и что они больше никогда не встретятся. Юра как попало запихивал в чемодан белье, тетрадки с конспектами, книжками - в том числе "Дорогу дорог", о которой Быков сказал: "Когда эта книга тебе начнет нравиться, можешь считать себя взрослым". Иван, насвистывая, веселыми глазами следил за Юрой. Юра, наконец, закрыл чемодан, грустно оглядел каюту и сказал: - Вот и все, кажется. - Ну, раз все, пойдем прощаться, - сказал Жилин. Он взял у Юры невесомый чемодан, и они пошли по кольцевому коридору, мимо плавающих в воздухе десятикилограммовых гантелей, мимо душевой, мимо кухни, откуда пахло овсяной кашей, в кают-компанию. В кают-компании был только Юрковский. Он сидел за пустым столом, обхватив ладонями залысую голову, и перед ним лежал прижатый к столу зажимами одинокий чистый листок бумаги. - Владимир Сергеевич, - сказал Юра. Юрковский поднял голову. - А, кадет, - сказал он, печально улыбаясь. - Что ж, давай прощаться. Они пожали друг другу руки. - Я вам очень благодарен, - сказал Юра. - Ну-ну, - сказал Юрковский. - Что ты, брат, в самом деле. Ты же знаешь, я не хотел тебя брать. И напрасно не хотел. Что же тебе пожелать на прощание? Побольше работай, Юра. Работай руками, работай головой. В особенности не забывай работать головой. И помни, что настоящие люди - это те, кто много думает о многом. Не давай мозгам закиснуть. - Юрковский посмотрел на Юру с знакомым выражением: как будто ожидал, что Юра вот сейчас, немедленно изменится к лучшему. - Ну, ступай. Юра неловко поклонился и вышел из кают-компании. У дверей в рубку он оглянулся. Юрковский задумчиво смотрел ему вслед, но, кажется, уже не видел его. Юра поднялся в рубку. Михаил Антонович и Быков разговаривали возле пульта управления. Когда Юра вошел, они замолчали и посмотрели на него. - Так, - сказал Быков. - Ты готов, Юрий. Иван, значит, ты его проводишь. - До свидания, - сказал Юра. - Спасибо. Быков молча протянул ему огромную ладонь. - Большое вам спасибо, Алексей Петрович, - повторил Юра. - И вам, Михаил Антонович. - Не за что, не за что, Юрик, - заговорил Михаил Антонович. - Счастливой тебе работы. Обязательно напиши мне письмецо. Адресок ты не потерял? Юра молча похлопал себя по нагрудному карману. - Ну, вот и хорошо, ну, вот и прекрасно. Напиши, а если захочешь - приезжай. Право же, как вернешься на Землю, так и приезжай. У нас весело. Много молодежи. Мемуары мои почитаешь. Юра слабо улыбнулся. - До свидания, - сказал он. Михаил Антонович помахал рукой, а Быков прогудел: - Спокойной плазмы, стажер. Юра и Жилин вышли из рубки. В последний раз открылась и закрылась за Юрой дверь кессона. - Прощай, "Тахмасиб", - сказал Юра. Они прошли по бесконечному коридору обсерватории, где было жарко, как в бане, и вышли на вторую доковую палубу. У раскрытого люка танкера сидел на маленькой бамбуковой скамеечке голенастый рыжий человек в расстегнутом кителе с золотыми пуговицами и в полосатых шортах. Глядясь в маленькое зеркальце, он расчесывал пятерней рыжие бакенбарды и, выпятив челюсть, дудел какой-то тирольский мотив. Увидев Юру и Жилина, он спрятал зеркальце в карман и встал. - Капитан Корф? - сказал Жилин. - Йа, - сказал рыжий. - На "Кольцо-2", - сказал Жилин, - вы доставите вот этого товарища. Генеральный инспектор говорил с вами, не так ли? - Йа, - сказал рыжий капитан Корф. - Отчень корошо. Багаж? Жилин протянул ему чемодан. - Йа, - сказал капитан Корф в третий раз. - Прощай, Юрка, - сказал Жилин. - Не вешай ты, пожалуйста, носа. Что за манера, в самом деле? - Ничего я не вешаю, - сказал Юра печально. - Я отлично знаю, почему ты вешаешь нос, - сказал Жилин. - Ты вообразил, что мы больше никогда не встретимся, и не замедлил сделать из этого трагедию. А трагедии никакой нет. Тебе еще сто лет встречаться с разными хорошими и плохими людьми. А можешь ты мне ответить на вопрос: чем один хороший человек отличается от другого хорошего человека? - Не знаю, - сказал Юра со вздохом. - Я тебе скажу, - сказал Жилин. - Ничем существенным не отличается. Вот завтра ты будешь со своими ребятами. Завтра все тебе будут завидовать, а ты будешь хвастаться. Мы, мол, с инспектором Юрковским... Расскажешь, как ты стрелял в пиявок на Марсе, как своими руками вот таким стулом изничтожил мистера Ричардсона на Бамберге, как спас синеглазую девушку от злодея Шершня. Про смерть-планетчиков ты тоже чего-нибудь наврешь. - Да что вы, Ваня, - сказал Юра, слабо улыбаясь. - Ну, а почему же? Воображение у тебя живое. Могу себе представить, как ты споешь им балладу об одноногом Пришельце. Только учти. Честно говоря, там было два следа. Про второй след я не успел рассказать. Второй след был на потолке, в точности над первым. Не забудь. Ну, прощай. - Ти-ла-ла-ла и-а! - тихонько завопил сзади капитан Корф. - До свидания, Ваня, - сказал Юра. Он двумя руками пожал руку Жилина. Жилин похлопал его по плечу, повернулся и вышел в коридор. Юра услышал, как в коридоре крикнули: - Иван! Есть еще одна гипотеза! Там, в пещере, не было никакого Пришельца. Был только его ботинок. Юра слабо улыбнулся. - Ти-ла-ла-ла и-а! - распевал позади капитан Корф, расчесывая рыжие бакенбарды. 13. "КОЛЬЦО-1". ДОЛЖЕН ЖИТЬ - Володенька, подвинься немножко, - сказал Михаил Антонович. - А то я прямо в тебя локтем упираюсь. Если вдруг придется, скажем, делать вираж... - Изволь, изволь, - сказал Юрковский. - Только мне, собственно, некуда. Удивительно тесно здесь. Кто строил эти... э-э... аппараты... - А вот так... И хватит, и хватит, Володенька... В космоскафе было очень тесно. Маленькая круглая ракета была рассчитана только на одного человека, но обычно в нее забирались по двое. Мало того, по правилам безопасности при работах над Кольцом экипажу надлежало быть в скафандрах с откинутым колпаком. Вдвоем, да еще в скафандрах, да еще с колпаками, висящими за спиной, в космоскафе было не повернуться. Михаилу Антоновичу досталось удобное кресло водителя с широкими мягкими ремнями, и он очень переживал, что другу Володеньке приходится корчиться где-то между чехлом регенератора и пультом бомбосбрасывателя. Юрковский, прижимая лицо к нарамнику биноктара, время от времени щелкал затвором фотокамеры. - Чуть-чуть притормози, Миша, - приговаривал он. - Так... остановись... Фу ты, до чего у них тут все неудобно устроено... Михаил Антонович, с удовольствием покачивая штурвал, глядел, не отрываясь, на экран телепроектора. Космоскаф медленно плыл в двадцати пяти километрах от средней плоскости Кольца. Впереди исполинским мутно-желтым горбом громоздился водянистый Сатурн. Ниже, вправо и влево, на весь экран тянулось плоское сверкающее поле. Вдали оно заволакивалось зеленоватой дымкой, и казалось, что гигантская планета рассечена пополам. А под космоскафом проползало каменное крошево. Радужные россыпи угловатых обломков, мелкого щебня, блестящей искрящейся пыли. Иногда в этом крошеве возникали странные вращательные движения, и тогда Юрковский говорил: "Притормози, Михаил... Вот так..." - И несколько раз щелкал затвором. Эти неопределенные и непонятные движения привлекали особенное внимание Юрковского. Кольцо не было пригоршней камней, брошенных в мертвое инертное движение вокруг Сатурна; оно жило своей странной, непостижимой жизнью, и в закономерностях этой жизни еще предстояло разобраться. Михаил Антонович был счастлив. Он нежно сжимал податливые рукоятки штурвала, с наслаждением чувствуя, как мягко и послушно отзывается ракета на каждое движение его пальцев. Как это было прекрасно - вести корабль без киберштурмана, безо всякой там электроники, бионики и кибернетики, надеяться только на себя, упиваться полной и безграничной уверенностью в себе и знать, что между тобой и кораблем - только этот мягкий удобный штурвал и не приходится привычным усилием воли подавлять в себе мысль, что у тебя под ногами клокочет хотя и усмиренная, но страшная сила, способная разнести в пыль целую планету. У Михаила Антоновича было богатое воображение, в душе он всегда был немножко ретроградом, и медлительный космоскаф с его слабосильным двигателем казался ему уютным и домашним по сравнению с фотонным чудовищем "Тахмасибом" и с другими такими же чудовищами, с которыми пришлось иметь дело Михаилу Антоновичу за двадцать пять лет штурманской работы. Кроме того, его, как всегда, приводили в тихий восторг сверкающие радугой алмазные россыпи Кольца. У Михаила Антоновича всегда была слабость к Сатурну и к его кольцам. Кольцо было изумительно красиво. Оно было гораздо красивее, чем об этом мог рассказать Михаил Антонович, и все же каждый раз, когда он видел Кольцо, ему хотелось рассказать. - Хорошо как, - сказал он наконец. - Как все переливается. Я, может быть, не могу... - Притормози-ка, Миша, - сказал Юрковский. Михаил Антонович притормозил. - Вот есть лунатики, - сказал он. - А у меня такая же слабость... - Притормози еще, - сказал Юрковский. Михаил Антонович замолчал и притормозил еще. Юрковский щелкал затвором. Михаил Антонович помолчал и позвал в микрофон: - Алешенька, ты нас слушаешь? - Слушаю, - басом отозвался Быков. - Алешенька, у нас все в порядке, - торопливо сообщил Михаил Антонович. - Я просто хотел поделиться. Очень красиво здесь, Алешенька. Солнце так переливается на камнях... и пыль так серебрится... Какой ты молодец, Алешенька, что отпустил нас. Напоследок хоть посмотреть... Ах, ты бы посмотрел, как тут камушек один переливается! - От полноты чувств он снова замолчал. Быков подождал немного и спросил: - Вы долго еще намерены идти к Сатурну? - Долго, долго! - раздраженно сказал Юрковский. - Ты бы шел, Алексей, занялся бы чем-нибудь. Ничего с нами не случится. Быков сказал: - Иван делает профилактику. - Он помолчал. - И я тоже. - Ты не беспокойся, Алешенька, - сказал Михаил Антонович. - Шальных камней нет, все очень спокойно, безопасно. - Это хорошо, что шальных камней нет, - сказал Быков. - Но ты все-таки будь повнимательнее. - Притормози, Михаил, - приказал Юрковский. - Что это там? - спросил Быков. - Турбуленция, - ответил Михаил Антонович. - А, - сказал Быков и замолчал. Минут пятнадцать прошло в молчании. Космоскаф удалился от края Кольца уже на триста километров. Михаил Антонович покачивал штурвал и боролся с желанием разогнаться посильнее, так, чтобы сверкающие обломки внизу слились в сплошную сверкающую полосу. Это было бы очень красиво. Михаил Антонович любил делать такие вещи, когда был помоложе. Юрковский вдруг сказал шепотом: - Остановись. Михаил Антонович притормозил. - Остановись, говорят! - сказал Юрковский. - Ну? Космоскаф повис неподвижно. Михаил Антонович оглянулся на Юрковского. Юрковский так втиснул лицо в нарамник, словно хотел продавить корпус космоскафа и выглянуть наружу. - Что там? - спросил Михаил Антонович. - Что у вас? - спросил Быков. Юрковский не ответил. - Михаил! - закричал вдруг он. - По вращению Кольца... Видишь под нами длинный черный обломок? Иди прямо над ним... точно над ним, не обгоняя... Михаил Антонович повернулся к экрану, нашел длинный черный обломок внизу и повел космоскаф, стараясь не выпускать обломок из визирного перекрестья. - Что там у вас? - снова спросил Быков. - Какой-то обломок, - сказал Михаил Антонович. - Черный и длинный. - Уходит, - сказал Юрковский сквозь зубы. - Медленнее на метр! - крикнул он. Михаил Антонович снизил скорость. - Нет, так не получится, - сказал Юрковский. - Миша, смотри, черный обломок видишь? - Он говорил очень быстро и шепотом. - Вижу. - Прямо по курсу на два градуса от него группа камней... - Вижу, - сказал Михаил Антонович. - Там что-то блестит так красиво. - Вот-вот... Держи на этот блеск... Не потеряй только... Или у меня в глазах что-то такое? Михаил Антонович ввел блестящую точку в визирное перекрестие и дал максимальное увеличение на телепроектор. Он увидел пять округлых, странно одинаковых белых камней, а между ними - что-то блестящее, неясное, похожее на серебристую тень растопыренного паука. Словно камни расходились, а паук цеплялся за них расставленными голыми лапами. - Как забавно! - вскричал Михаил Антонович. - Да что там у вас? - заорал Быков. - Погоди, погоди, Алексей, - пробормотал Юрковский. - Здесь надо снизиться... - Начинается, - сказал Быков. - Михаил! Ни на метр ниже! Взволнованный Михаил Антонович, сам того не замечая, уже вел космоскаф вниз. Это было так удивительно и непонятно пять одинаковых белых глыб и совершенно непривычных очертаний серебристая тень между ними. - Михаил! - рявкнул Быков и замолчал. Михаил Антонович опомнился и резко затормозил. - Ну, что же ты? - не своим голосом закричал Юрковский. - Упустишь! Длинный черный обломок медленно, едва заметно для глаза наползал на странные камни. - Алешенька! - позвал Михаил Антонович. - Здесь в самом деле что-то очень странное! Можно я еще немножко спущусь? Плохо видно! Быков молчал. - Упустишь, упустишь, - рычал Юрковский. - Алешенька! - отчаянно закричал Михаил Антонович. - Я спущусь! На пять километров, а? Он судорожно сжимал рукоятки штурвала, стараясь не выпускать блестящий предмет из перекрестия. Черный обломок надвигался медленно и неумолимо. Быков не отвечал. - Да спускайся же, спускайся, - сказал Юрковский неожиданно спокойно. Михаил Антонович в отчаянии посмотрел на спокойно мерцающий экран метеоритного локатора и повел космоскаф вниз. - Алешенька, - бормотал он. - Я чуть-чуть, только чтобы из виду не упустить. Вокруг все спокойно, пусто. Юрковский торопливо щелкал затворами фотокамер. Черный длинный обломок наползал, наползал и, наконец, надвинулся, закрыв белые камни и блестящего паучка между ними. - Эх, - сказал Юрковский. - С твоим Быковым... Михаил Антонович затормозил. - Алешенька! - позвал он. - Вот и все. Быков все молчал, и тогда Михаил Антонович посмотрел на рацию. Прием был выключен. - Ай-яй-яй-яй! - закричал Михаил Антонович. - Как же это я... Локтем, наверное? Он включил прием. - ...хаил, назад! Михаил, назад! Михаил, назад!.. - Монотонно повторял Быков. - Слышу, слышу, Алешенька! Здесь я нечаянно прием выключил. - Немедленно возвращайтесь назад, - сказал Быков. - Сейчас, сейчас, Алешенька! - сказал Михаил Антонович. - Мы уже все кончили и все в порядке... - он замолчал. Продолговатый черный обломок постепенно уплывал, открывая снова группу белых камней. Снова вспыхнул на Солнце серебристый паучок. - Что у вас там происходит? - спросил Быков. - Можете вы мне толком объяснить или нет? Юрковский, отпихнув Михаила Антоновича, нагнулся к микрофону. - Алексей! - крикнул он. - Ты помнишь сказку про гигантскую флюктуацию? Кажется, нам выпал-таки один шанс на миллиард! - Какой шанс? - Мы, кажется, нашли... - Смотри, смотри, Володенька! - пробормотал Михаил Антонович, с ужасом глядя на экран. Масса плотной серой пыли надвигалась сбоку, и над ней плыли наискосок десятки блестящих угловатых глыб. Юрковский даже застонал: сейчас заволочет, закроет, сомнет и утащит невесть куда и эти странные белые камни и этого серебристого паучка, и никто никогда не узнает, что это было... - Вниз! - заорал он. - Михаил, вниз!.. Космоскаф дернулся. - Назад! - крикнул Быков. - Михаил, я приказываю: назад! Юрковский протянул руку и выключил прием. - Вниз, Миша, вниз... Только вниз... И поскорее. - Что ты, Володенька! Нельзя же - приказ! Что ты! - Михаил Антонович повернулся к рации. Юрковский поймал его за руку. - Посмотри на экран, Михаил, - сказал он. - Через двадцать минут будет поздно... - Михаил Антонович молча рвался к рации. - Михаил, не будь дураком... Нам выпал один шанс на миллиард... Нам никогда не простят... Да пойми ты, старый дурак! Михаил Антонович дотянулся-таки до рации и включил прием. Они услыхали, как тяжело дышит Быков. - Нет, они нас не слышат, - сказал он кому-то. - Миша, - хрипло зашептал Юрковский. - Я тебе не прощу никогда в жизни, Миша... Я забуду, что ты был моим другом, Миша... Я забуду, что мы были вместе на Голконде... Миша, это же смысл моей жизни, пойми... Я ждал этого всю жизнь... Я верил в это... Это, Пришельцы, Миша... - Михаил Антонович взглянул ему в лицо и зажмурился: он не узнал Юрковского. - Миша, пыль надвигается... Выводи под пыль, Миша, прошу, умоляю... Мы быстро, мы только поставим радиобакен и сразу вернемся. Это же совсем просто и неопасно, и никто не узнает... - Ну вот, что ты с ним будешь делать? - вскричал Быков. - Они что-то нашли, - сказал голос Жилина. - Нельзя ведь. Не проси. Нельзя. Ведь я же обещал. Он с ума сойдет от беспокойства. Не проси... Серая пелена пыли надвинулась вплотную. - Пусти, - сказал Юрковский. - Я сам поведу. Он стал молча выдирать Михаила Антоновича из кресла. Это было так дико и страшно, что Михаил Антонович совсем потерялся. - Ну, хорошо, - забормотал он. - Ну, ладно... Ну, подожди... - Он все никак не мог узнать лица Юрковского, это было похоже на жуткий сон. - Михаил Антонович! - позвал Жилин. - Я, - слабо сказал Михаил Антонович, и Юрковский изо всех сил ударил по рычажку бронированным кулаком. Металлическая перчатка срезала рычажок словно бритвой. - Вниз! - заревел Юрковский. Михаил Антонович, ужаснувшись, бросил космоскаф в двадцатикилометровую пропасть. Он весь содрогался от жалости и страшных предчувствий. Прошла минута, другая... Юрковский сказал ясным голосом: - Миша, Миша, я же понимаю... Ноздреватые каменные глыбы на экране росли, медленно поворачивались. Юрковский привычным движением надвинул на голову прозрачный колпак скафандра. - Миша, Миша, я же понимаю, - услышал Жилин голос Юрковского. Быков, сгорбившись, сидел перед рацией, обеими руками вцепившись в стойку бесполезного микрофона. Он мог только слушать, и пытаться понять, что происходит, и ждать, и надеяться. Вернутся - изобью в кровь, думал он. Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца. Нет. Не изобью. Только бы вернулись. Только бы вернулись. Рядом - руки в карманы - молчал угрюмый Жилин. - Камни, - жалобно сказал Михаил Антонович, - камни... Быков закрыл глаза. Камни в Кольце. Острые, тяжелые. Летят, ползут, крутятся. Обступают. Подталкивают, отвратительно скрипят по металлу. Толчок. Потом толчок посильнее. Это еще ерунда, не страшно, горохом сыплется по обшивке ползучая мелочь, и это тоже ерунда, а вот где-то сзади надвигается тот самый тяжелый и быстрый, словно пущенный из гигантской катапульты, и локаторы еще не видят его за пеленой пыли, а когда увидят, будет все равно поздно... Лопается корпус, гармошкой складываются переборки, на миг мелькнет в трещине забитое камнем небо, пронзительно свистнет воздух, и люди становятся белыми и хрупкими как лед... Впрочем, они в скафандрах. Быков открыл глаза. - Жилин, - сказал он. - Иди к Маркушину и узнай, где второй космоскаф. Пусть приготовит для меня пилота. Жилин исчез. - Миша, - беззвучно позвал Быков. - Как-нибудь, Миша... Как-нибудь... - Вот он, - сказал Юрковский. - Ай-яй-яй-яй-яй, - сказал Михаил Антонович. - Километров пять? - Что ты, Володенька! Гораздо меньше... Правда, хорошо, когда камней нет? - Тормози понемногу. Я буду готовить бакен. Эх, зря, я рацию сломал, дурак... - Что же это может быть, Володенька? Смотри, какое чудище!.. - Он их держит, видишь? Вот они где, пришельцы. А ты ныл! - Что ты, Володенька? Разве я ныл? Я так... - Как-нибудь стань, чтобы его, спаси-сохрани, не задеть... Наступило молчание. Быков напряженно слушал. Может быть, и обойдется, думал он. - Ну, чего ты куксишься? - Не знаю, право... Как-то мне все это странно... Не по себе как-то... - Выйди под лапу и выброси магнитную кошку. - Хорошо, Володенька... Что они там нашли, думал Быков. Что еще за лапа? Что они там копаются? Неужели нельзя побыстрее? - Не попал, - сказал Юрковский. - Подожди, Володенька, ты не умеешь. Дай я. - Смотри, она словно вросла в камень... А ты заметил, что они все одинаковые? - Да, все пять. Мне это сразу странным показалось... Вернулся Жилин. - Нет космоскафа, - сказал он. Быков даже не стал спрашивать, что это значит - нет космоскафа. Он оставил микрофон, поднялся и сказал: - Пошли к швейцарцам. - Так у нас ничего не получится, - сказал голос Михаила Антоновича. Быков остановился. - Да, действительно... Что ж тут придумать? - Погоди, Володенька. Давай я сейчас вылезу и сделаю это вручную. - Правильно, - сказал Юрковский. - Давай вылезем. - Нет уж, Володенька, ты сиди здесь. Толку от тебя мало... Мало ли что... Юрковский сказал, помолчав: - Ладно. Я еще несколько снимков сделаю. Быков поспешно пошел к выходу. Жилин вслед за ним вышел из рубки и запер люк в рубку на ключ. Быков на ходу сказал: - Возьмем танкер, по пеленгу выйдем к этому месту и будем их ждать там. - Правильно, Алексей Петрович, - сказал Жилин. - А что они там нашли? - Не знаю, - сказал Быков сквозь зубы. - И знать не хочу. Пока я буду говорить с капитаном, ступай в рубку и займись пеленгом. В коридоре обсерватории Быков поймал распаренного дежурного и приказал: - Мы сейчас идем на танкере. Снимешь перемычку и задраишь люк. Дежурный кивнул. - Второй космоскаф возвращается, - сказал он. Быков остановился. - Нет-нет, - сказал дежурный с сожалением. - Он будет не скоро, часа через три. Быков молча двинулся дальше. Они миновали кессон, прошли мимо бамбукового стульчика и по узкому, тесному колодцу поднялись в рубку танкера. Капитан Корф и его штурман стояли над низким столиком и рассматривали голубой чертеж. - Здравствуйте, - сказал Быков. Жилин, не говоря ни слова, прошел к рации и принялся настраиваться на волну космоскафа. Капитан и штурман в изумлении воззрились на него. Быков подошел к ним. - Кто капитан? - спросил он. - Капитан Корф, - сказал рыжий капитан. - Кто ви? Потшему? - Я Быков, капитан "Тахмасиба". Прошу мне помочь. - Рад, - сказал капитан Корф. Он посмотрел на Жилина. Жилин возился над рацией. - Двое наших товарищей забрались в Кольцо, - сказал Быков. - О! - на лице капитана изобразилась растерянность. - Как неосторожно!!! - Мне нужен корабль. Я прошу у вас ваш корабль. - Мой корабль, - растерянно повторил Корф. - Идти в Кольцо? - Нет, - сказал Быков. - В Кольцо только в крайнем случае. Если случится несчастье. - А где ваш корабль? - спросил Корф подозрительно. - У меня фотонный грузовик, - ответил Быков. - А, - сказал Корф. - Да, этто нельзя. В рубке раздался голос Юрковского: - Погоди, я сейчас вылезу. - А я тебе говорю, сиди, Володенька, - сказал Михаил Антонович. - Ты очень долго копаешься. Михаил ничего не ответил. - Это они в Кольце? - спросил Корф, показывая пальцем на рацию. - Да, - сказал Быков. - Вы согласны? Жилин подошел и стал рядом. - Да, - сказал Корф задумчиво. - Надо помогать. Штурман вдруг заговорил так быстро и неразборчиво, что Быков понимал только отдельные слова. Корф слушал и кивал. Затем он, сильно покраснев, сказал Быкову: - Штурман не хочет лететь. Он не обязан. - Он может сойти, - сказал Быков. - Спасибо, капитан Корф. Штурман произнес еще несколько фраз. - Он говорит, что мы идем на верную смерть, - перевел Корф. - Скажите ему, чтобы он уходил, - сказал Быков. - Нам надо спешить. - Может быть, господину Корфу тоже лучше сойти? - осторожно сказал Жилин. - Хо-хо-хо! - сказал Корф. - Я капитан! Он махнул штурману и пошел к пульту управления. Штурман, ни на кого не глядя, вышел. Через минуту гулко бухнул наружный люк. - Девушки, - сказал капитан Корф, не оборачиваясь, - они делают нас слабыми. Слабыми, как они. Но надо сопротивляться. Приготовимся. Он полез в боковой карман, вытащил фотографию, поставил на пульт перед собой. - Вот так, - сказал он. - И никак по-другому, если рейс опасен. По местам, господа. Быков сел у пульта рядом с капитаном. Жилин пристегнулся в кресле перед рацией. - Диспетчер! - сказал капитан. - Есть диспетчер, - откликнулся дежурный обсерватории. - Прошу старт! - Даю старт! Капитан Корф нажал стартер, и все сдвинулось. И тогда Жилин вдруг вспомнил: "Юрка!" Несколько секунд он глядел на рацию, вздыхающую грустными вздохами Михаила Антоновича. Он просто не знал, как поступить. Танкер уже покинул зону обсерватории, и капитан Корф, маневрируя рулями, выводил корабль на пеленг. Не будем-ка паниковать, подумал Жилин. Не так уж плохи дела. Пока еще не случилось ничего страшного. - Михаил, - позвал голос Юрковского. - Скоро ты там? - Сейчас, Володенька, - отозвался Михаил Антонович. Голос у него был какой-то странный - не то усталый, не то растерянный. - Хо! - сказал позади голос Юры. Жилин обернулся. В рубку входил Юра, заспанный и очень обрадованный. - Вы тоже на "Кольцо-2"? - спросил он. Быков дико взглянул на него. - Химмельдоннерветтер! - прошептал капитан Корф. Он тоже начисто забыл о Юре. - Пассажир! Ф-в каюта! - крикнул он грозно. Его рыжие бакенбарды страшно растопырились. Михаил Антонович вдруг громко сказал: - Володя... Будь добр, отведи космоскаф метров на тридцать. Сумеешь? Юрковский недовольно заворчал. - Ну, попробую, - сказал он. - А зачем это тебе понадобилось? - Так мне будет удобней, Володя. Пожалуйста. Быков вдруг встал и рванул на себе застежки куртки. Юра с ужасом глядел на него. Лицо Быкова, всегда красно-кирпичное, сделалось бело-синим. Юрковский вдруг закричал: - Камень! Миша, камень! Назад! Бросай все! Послышался слабый стон, и Михаил Антонович сказал дрожащим голосом: - Уходи, Володенька. Скорее уходи. Я не могу. - Скорость, - прохрипел Быков. - Что значит - не могу? - завизжал Юрковский. Было слышно, как он тяжело дышит. - Уходи, уходи, не надо сюда... - бормотал Михаил Антонович. - Ничего не выйдет... Не надо, не надо... - Так вот в чем дело, - сказал Юрковский. - Что же ты молчал? Ну, это ничего. Мы сейчас... Сейчас... Эк тебя угораздило... - Скорость, скорость... - рычал Быков. Капитан Корф, перекосив веснушчатое лицо, навис над клавишами управления. Перегрузка нарастала. - Сейчас, Мишенька, сейчас... - бодро говорил Юрковский. - Вот так... Эх, лом бы мне... - Поздно, - неожиданно спокойно сказал Михаил Антонович. В наступившей тишине было слышно, как они тяжело, с хрипом, дышат. - Да, - сказал Юрковский. - Поздно. - Уйди, - сказал Михаил Антонович. - Нет. - Зря. - Ничего, - сказал Юрковский, - это быстро. Раздался сухой смешок. - Мы даже не заметим. Закрой глаза, Миша. И после короткой тишины кто-то - непонятно, кто, - тихо и жалобно позвал: - Алеша... Алексей... Быков молча отшвырнул капитана Корфа, как котенка, и впился пальцами в клавиши. Танкер рвануло. Вдавленный в кресло страшной перегрузкой, Жилин успел только подумать: "Форсаж!" На секунду он потерял сознание. Затем сквозь шум в ушах он услыхал короткий оборвавшийся крик, как от сильной боли, и через красную пелену, застилавшую глаза, увидел, как стрелка автопеленгатора дрогнула и расслабленно закачалась из стороны в сторону. - Миша! - закричал Быков. - Ребята! Он упал головой на пульт и громко, неумело заплакал... Юре было плохо. Его тошнило, сильно болела голова. Его мучил какой-то странный двойной бред. Он лежал на своей койке в тесной, темной каюте "Тахмасиба", и в то же время это была его светлая большая комната дома на Земле. В комнату входила мама, клала холодную приятную руку ему на щеку и говорила голосом Жилина: "Нет, еще спит". Юре хотелось сказать, что он не спит, но это почему-то нельзя