нялась  стражниками и придворными; Риммель  отошел и
прислонился к стене. Он хотел отвести глаза от ужасного зрелища, но  не мог.
Он опустился  на  колени,  не чувствуя, что  медальон, который  он  сжимал в
исступлении, врезается в его ладонь.
     В сопровождении Гвидиона вошла  леди  Маргарет.  Она побледнела, увидев
трупы, так, что казалось, сейчас упадет  без чувств. Но она подошла к своему
мужу, который безмолвно стоял рядом с  ними, обняла его и, безмолвно постояв
так несколько мгновений,  увела  Яреда  на балкон,  чтобы он  не  видел этой
разрывающей сердце  картины.  Там  она шептала ему что-то,  утешая,  пытаясь
вывести его из оцепенения.
     Гвидион  поднял  лютню   Бронвин  и  молча  посмотрел  на   нее;  шейка
инструмента треснула при падении. Тихо подойдя к Келсону, маленький трубадур
наблюдал, не говоря ни слова, как молодой король снимает с себя красный плащ
и  покрывает им тела. Потом он  безотчетно тронул одну из  оставшихся струн,
нота отозвалась в тишине, н Келсон с удивлением оглянулся.
     --  Я  боюсь, что  лютня  расстроена  навсегда, государь,  --  печально
прошептал  Гвидион,  становясь  на  колени  рядом  с  Келсоном  и  вкладывая
инструмент в безжизненную руку Бронвин. -- И ничего не поделаешь...
     Келсон отвел глаза,  понимая, что трубадур говорит  не о лютне. Гвидион
последний раз провел пальцами по струнам и сложил руки на груди.
     -- Позвольте мне спросить, как это случилось, государь?
     Келсон печально пожал плечами.
     -- Кто-то  принес в комнату магический кристалл, Гвидион. Само по  себе
это не страшно,  этот камень -- жерман -- используется  для разных  вещей, в
том  числе  и вполне достойных.  Вы могли слышать упоминания о  нем в старых
балладах. -- Его голос дрогнул. -- Но этот был принесен с недоброй целью. По
крайней мере для обычных людей,  таких как  Кевин, он был смертельно опасен.
Одна Бронвин могла бы справиться с чарами, но она закричала, Кевин услышал и
прибежал  на  помощь.  Защитить  и  себя, и его она не  могла,  поэтому  оба
погибли.
     -- А если бы она не...
     Келсон сурово взглянул на него  и вышел на  балкон,  где стояли Яред  и
Маргарет  вместе  с  одетым в  белое  отцом  Ансельмом,  пожилым  капелланом
Кульдского замка. Молодой король кивнул, увидев Ансельма рядом с безутешными
родителями, и посторонился, пропуская его к трупам. Ансельм преклонил колени
и начал молиться; Келсон перекрестился  и тихо повернулся, дав Гвидиону знак
подойти к нему.
     -- Гвидион, Дерри, попросите всех уйти.  Горе  семьи не для посторонних
глаз.
     Они,  выполняя королевское  распоряжение,  мягко выпроводили из комнаты
солдат и рыдающих  фрейлин, и тут Дерри заметил Риммеля. Архитектор, упав на
колени, стоял  в углу, его голова вздрагивала от рыданий; он что-то сжимал в
кулаке. Видна была лишь золотая  цепочка. Когда Дерри  тронул его за  плечо,
Риммель вытаращил на него  глаза, покрасневшие от  слез. Дерри, не зная, как
ему быть  с этим истеричным мужчиной, вдруг обратил внимание на цепочку; вид
ее вызвал у него подозрение.
     -- Эге, это что такое? Риммель, где вы это взяли?
     Дерри  схватил его  за руку,  Риммель  с  безумными  глазами  попытался
вырваться и встать на ноги. Его сопротивление только разожгло интерес Дерри,
и лорд-гофмейстер постарался разжать кулак Риммеля.
     --  Ну-ка, Риммель, сейчас мы увидим, что это такое... -- Дерри начинал
сердиться: архитектор сжимал пальцы все крепче  и крепче. --  Ага, медальон.
Ну и где вы...
     Медальон  выпал из  рук  Риммеля  на  пол и,  когда  Дерри, нагнувшись,
прикоснулся к нему, открылся. Дерри хотел только взглянуть на него и вернуть
Риммелю, и тут увидел портрет.
     -- Хадасса, это же миледи!
     Келсон удивленно  обернулся  на крик  Дерри  и, увидев его  возмущенное
лицо, подошел к молодому лорду и взял медальон. Пока он разглядывал портрет,
подошла  леди Маргарет.  Увидев  медальон, она судорожно сжала  руки.  В  ее
глазах застыло изумление.
     -- Откуда этот медальон, государь?
     -- Этот?  -- смущенно  посмотрел Келсон.  -- Да вот, найден у  Риммеля,
миледи. А уж как попал к нему -- ума не приложу.
     Нетвердой  рукой  Маргарет взяла  у Келсона  медальон, вздрогнув, когда
металл  коснулся ее кожи. Она  мгновение  смотрела на него, потом со  стоном
спрятала медальон у себя на груди.
     -- Где, -- тяжело выдохнула она, -- где ты взял его, Риммель?
     -- Миледи, я...
     -- Бронвин дала его Кевину в день помолвки. Как он попал к тебе?
     С криком отчаяния Риммель упал на колени и вцепился в ее подол.
     --  О  дражайшая  леди,  я не  хотел,  поверьте, я  не хотел того,  что
случилось, -- сквозь  рыдания бормотал он. -- Я так любил ее! Я только хотел
добиться взаимности. Вы же знаете, что такое любовь!
     Маргарет невольно  отшатнулась  от  него,  поняв значение этих  слов, а
Дерри дал  знак  гвардейцам  взять  архитектора, и  те  немедленно выполнили
приказ. Яред, безучастно глядя на  происходящее,  снова и снова бормотал имя
сына.
     --  Ты! -- закричал  Келсон, не веря своим  ушам. -- Ты положил жерман,
Риммель?
     --  О  государь, вы  должны  мне поверить! -- стонал Риммель, безутешно
качая головой. -- Я хотел только навести любовные чары. Дама по имени Бетана
сказала...
     -- Бетана? -- Келсон схватил Риммеля за волосы и повернул к себе лицом.
--  Это  магия  Дерини,  Риммель. Я знаю,  что говорю,  мне  самому пришлось
управляться с ее остатками. Так кто эта дама по имени Бетана? Дерини?
     --  Я... я не знаю, Дерини ли она,  государь, -- пробормотал Риммель  и
скривился от боли,  когда Келсон еще сильнее  запрокинул его  голову. -- Она
живет  на холмах за городом, в... в пещере. Мне  говорили, что она колдунья,
наводит любовные  чары, ну  и другие тоже, за еду и  за... за золото. --  Он
вздохнул,  и  его глаза  вспыхнули.  --  Я только  хотел, чтобы Бронвин меня
полюбила, государь.  А  мне сказали,  что  Бетана и занимается как раз таким
простым колдовством.
     -- Простое колдовство не убивает! -- выкрикнул Келсон и, разжав пальцы,
отпустил волосы  Риммеля.  --  Ты все равно виноват в их смерти, как если бы
сам навел чары.
     -- Я убью его! --  закричал  Яред, вырывая  меч у стражника. -- Как Бог
свят, он умрет за это злодейство.
     Он  уже  кинулся на  Риммеля  с  обнаженным мечом, но Маргарет с криком
"Нет!"  преградила  ему дорогу. Дерри и  капитан охраны вырвали у Яреда меч,
Маргарет держала его за руки, но он продолжал кричать:
     -- Руки прочь, дурни!  Я убью его! Маргарет,  он  убил моего  сына!  Не
мешай мне!
     -- Яред, нет! Разве не достаточно смертей? Подожди, подожди, приди же в
себя! Государь, ну не дайте же ему сделать это! Я умоляю вас!
     -- Стойте все!
     Слова  Келсона   как  меч  разрубили  воздух,  и  установилась  тишина,
прерываемая только  рыданиями  Риммеля. Все взгляды  устремились на молодого
короля, так похожего в это мгновение на своего отца.
     -- Отпустите Яреда, -- обратился он к Дерри.
     -- Государь? --  Дерри недоумевающе посмотрел на  него, а в глазах леди
Маргарет блеснул ужас.
     --  Я  прошу вас отпустить его, Дерри, -- повторил Келсон.  -- Я думаю,
сказано достаточно ясно.
     Неохотно  кивнув, Дерри  отпустил руку Яреда и отступил, обхватив  леди
Маргарет  за  плечи,  чтобы удержать ее от  попытки  вмешаться.  Маргарет со
страхом смотрела, как Яред, схватив меч, снова устремился к Риммелю.
     -- Государь, умоляю, не дайте Яреду убить его! Он...
     --  Нет, разрешите ему убить меня, государь, -- крикнул  Риммель, качая
головой и покорно закрывая глаза. -- Я не заслужил прощения, будь я проклят!
Я  недостоин  жизни!  Убейте меня, ваша  светлость! Я  убил женщину, которую
любил. Казните меня самой страшной казнью. Я заслужил это.
     Яред замер, его безумный взгляд прояснился. Опустив меч и выпрямившись,
он  посмотрел на  склоненную голову  Риммеля, потом взглянул  на Келсона, на
искаженное  отчаянием  лицо  Маргарет  --  и  выронил  оружие.  Повернувшись
вполоборота к двери, он позвал:
     -- Лорд Фергюс?
     Плотный человек в форме младшего офицера появился в дверях. Лицо у него
было суровое и решительное; на распростертого на полу Риммеля  он взглянул с
явным презрением.
     -- Ваша светлость?
     -- Этот человек признался в убийстве. Через  час его голова должна быть
на колу предателей. Понятно?
     Глаза Фергюса радостно блеснули, и он поклонился.
     -- Да, ваша светлость.
     --  Очень  хорошо. Я хочу посмотреть  на  твою  работу,  прежде  чем ты
покинешь сад, Фергюс.
     Тот опять кивнул.
     -- Я понимаю.
     -- Иди.
     Отвесив поклон,  Фергюс подал своим  людям  знак  взять арестованного и
увести его. Риммель продолжал бормотать:
     -- Я заслужил это, я убил ее, я заслужил...
     Фергюс  вынул  свой меч из кожаных ножен. Яред дождался их ухода, затем
подошел  к  телам, поднял  красный плащ  и откинул  золотые волосы  Бронвин,
лежавшие на  лице Кевина.  Маргарет,  не  веря  себе, смотрела на  уводимого
солдатами  узника  и  на склонившихся над мертвыми  телами Яреда и Ансельма.
Потом она протянула руки к Келсону.
     -- Государь,  вы  не  должны этого  позволить.  Этот  человек, конечно,
преступник, спору нет. Но так хладнокровно казнить...
     -- Это дело герцога Яреда, миледи. Не просите, чтобы я вмешивался.
     -- Но вы король, государь. Вы можете...
     --  Я приехал  сюда  не как  король,  а как простой гость,  --  ответил
Келсон, глядя на Маргарет  своими серыми глазами. -- Я не могу распоряжаться
за герцога Яреда в его собственном доме.
     -- Но, государь...
     -- Я понимаю, что движет Яредом, миледи, -- твердо сказал Келсон, глядя
на коленопреклоненного герцога. -- Он потерял сына. У меня еще  нет сыновей,
а если темные  силы одержат верх,  то уже и не  будет. Но я,  кажется,  могу
понять, что он чувствует. Я потерял отца, больше чем просто отца... Думаю, я
пережил нечто подобное.
     -- Но...
     С террасы долетели глухой  вскрик и  звон  стального  клинка.  Маргарет
побледнела. Вдруг раздались шаги, и  в дверях появился Фергюс, держа в руках
что-то тяжелое, бело-красное. Это была голова Риммеля.
     Яред безучастно  посмотрел  на нее, только  его  пальцы  теребили  край
плаща. Потом  лицо его  прояснилось, он благодарно  кивнул, а  Фергюс  вновь
отвесил поклон и удалился, оставляя кровавые следы. Яред вновь склонился над
мертвыми.
     --  Мне  отмщение,  и аз воздам, --  прошептал отец Ансельм  дрогнувшим
голосом.
     -- А я потерял моих детей, -- ответил Яред, дотрагиваясь дрожащей рукой
до  плеча  Кевина. -- Мой сын  и  та,  кто  должна  была стать моей  любимой
дочерью, ныне вы вместе  навеки, как и хотели. Не думал я, что вашей брачной
постелью будет могила...
     Его голос сорвался, и он затрясся в рыданиях. Маргарет подошла к нему и
прижала его голову к  своей груди, тоже плача. Келсон печально  посмотрел на
них и, рассудив, что больше ничего сделать не может, подозвал Дерри.
     -- Это, честно  говоря, должен сделать  я сам, но я  не хочу  оставлять
одного лорда Яреда... Поможете мне, Дерри?
     Дерри поклонился.
     -- Вы знаете, я всегда готов, государь. Что нужно сделать?
     -- Сходите  на холмы и  найдите эту Бетану. Если она Дерини,  это может
быть опасно. Но я знаю -- вы не боитесь магии. Кроме вас, мне некого послать
вместо себя.
     Дерри поклонился снова.
     -- Это большая честь, государь.
     Келсон осмотрелся, потом отошел в угол, дав  Дерри сигнал следовать  за
собой. Охрана и фрейлины вышли, и только Гвидион, лорд  Деверил и  несколько
слуг оставались в комнате вместе  с Яредом и Маргарет. Молитвы отца Ансельма
звучали в полной тишине.
     Келсон посмотрел Дерри в глаза.
     -- Я прошу сейчас как друг, а не как король, -- тихо сказал он. -- Так,
как попросил бы Морган. Вы можете отказаться, если хотите.
     --  Говорите,  государь,  -- мягко ответил Дерри, обменявшись с королем
понимающим взглядом. Келсон кивнул.
     --  Вы  позволите  мне  сделать вам  магическую  защиту, прежде чем  вы
пойдете к Бетане? Мне страшно отпускать вас без всякой помощи.
     Дерри опустил  глаза в  раздумье, его правая рука коснулась  груди, где
все еще висел данный Морганом медальон. Немного подумав, он вынул цепочку  с
медальоном из-под плаща.
     -- Я  чуть-чуть  посвящен в  магические искусства,  государь. С помощью
этой  медали  Морган передавал мне свои  наставления. Кажется, Святой Камбер
покровительствует и людям тоже.
     Келсон посмотрел на медальон, потом на Дерри.
     --  Можно  дотронуться?  Может  быть, моя сила  укрепит то,  чем вы уже
владеете.
     Дерри  кивнул,  и Келсон взял  медальон в  руки.  Он  посмотрел на него
внимательно, потом положил правую руку на плечо Дерри, в левой все еще держа
медальон.
     -- Расслабьтесь и закройте глаза, как учил вас Морган, -- сказал он. --
Откройте мне свои мысли.
     Дерри  повиновался, а Келсон, сжав  губы, начал  сосредотачиваться -- и
вот  уже  малиновая аура  возникла вокруг медальона.  Малиновое  смешалось с
зеленым  -- это чары  Келсона  сошлись  с  чарами  Моргана.  Когда  свечение
исчезло,  Келсон опустил руки и  выдохнул.  Серебряный  медальон  блеснул на
голубом плаще Дерри.
     -- Что ж, от этого может быть  толк,  -- полуулыбнулся Келсон, глядя на
медальон. -- У вас точно нет в роду Дерини, Дерри?
     --  Нет,  государь. Думаю, это и  Моргана  удивляет. -- Он улыбнулся  и
опустил глаза. -- Как он, государь? Вы ему сказали?
     Келсон покачал головой.
     -- Зачем?  Чтобы доставить ему  еще большую  печаль? Он и  так уже едет
сюда. Получается, опять едет на похороны, как тогда к моему отцу. Пусть хоть
в дороге не беспокоится.
     -- Хорошо, государь. А когда я найду эту Бетану -- доставить ее сюда?
     --  Да. Я хочу знать, какова во всем этом ее роль. Но будьте осторожны.
В ее колдовство  уже вкралась ошибка, умышленная или  нет  --  посмотрим.  В
общем, лучше пусть умрет она, чем вы, если придется выбирать.
     -- Я буду осторожен, -- улыбнулся Дерри.
     -- Что ж, тогда все. -- На губах Келсона мелькнула печальная улыбка. --
Вам пора идти.
     -- Сию минуту, государь.
     ...Келсон,  как  только Дерри  выскользнул  из  комнаты  выполнять  его
поручение,  вновь  обратил взор на  горестную  сцену. Отец  Ансельм стоял на
коленях вместе с семьей и ближними слугами, и воздух оглашали слова литании:
     "Kyrie eleison
     Christie eleison
     Kyrie eleison
     Pater noster, qui es in coelis".
     Король,  опустившись на  одно  колено, слушал  их, вспоминая  тот день,
когда  он  так  же стоял у  мертвого  тела отца в  Кандорском  ущелье,  тоже
умерщвленного  с помощью  магии. И слова эти  было  так  же  тяжело  слышать
сейчас, как и пять месяцев назад.
     -- Во царствие свое пришли их, Господи...
     И да сияет над ними свет невечерний...
     Келсон  вздохнул,  встал и  вышел из комнаты,  словно  пытаясь уйти  от
всепроникающего голоса смерти. Эти слова придется услышать еще раз через два
дня, и это едва ли будет легче, чем теперь.
     Едва ли вообще когда-нибудь это будет легко.
     ГЛАВА XVII
     "Будут также ереси между вами, которым  избранные ваши предадутся перед
вами"[15].
     Вечером того же рокового дня, когда Келсон скорбел, а Морган с Дунканом
спешили к месту плача, Гвинеддская Курия в Дхассе все заседала.
     Лорис  собрал своих  епископов  в  большом Зале  Курии в центре дворца:
недалеко  отсюда этой ночью было провозглашено отлучение. Но хотя сессия шла
весь день, с небольшими перерывами для трапезы, до принятия решения было так
же далеко, как и в начале.
     Два человека завели Курию в тупик, а именно: Ральф Толливер  и Вольфрам
де  Бланнет,  одни  из  двенадцати  странствующих Гвинеддских  епископов без
определенной  епархии. Толливер  был  не согласен с самого начала  сессии --
ведь отлучение Корвина  ударило бы и  по нему.  Но именно Вольфрам расстроил
дело окончательно.
     Суровый старый прелат явился в  середине утреннего заседания,  вместе с
семью  собратьями,  напуганными  тем,  что   вопрос   об  отлучении  Корвина
обсуждается  всерьез. Появился он с большим  шумом,  и пока  дряхлые,  вялые
епископы   собирались   с  мыслями,  их  противник  успел  произнести  речь,
решительно  не  соглашаясь  с  тем,  что задумал  Лорис против Корвина.  Да,
корвинский  герцог  (как  согласились  вчера Арилан  с  Кардиелем)  заслужил
наказание за то, что учинил в церкви Святого Торина, как и его кузен Дерини,
который  столько лет скрывал  свое истинное лицо под  маской священника,  --
тоже. Но наказывать целое герцогство за грехи правителя, к тому же когда сам
он уже соответствующим образом наказан -- что может быть глупее!
     И тут  начались  дебаты. Кардиель и Арилан, понимая,  как  далеко может
зайти вспыльчивый старик Вольфрам, держались пока в стороне, чтобы не выдать
своих  намерений  раньше времени.  Оба понимали, что  споры, вызванные речью
Вольфрама, помогут  им  найти возможных  союзников,  а это,  в свою очередь,
подскажет, как действовать дальше.
     Арилан механически  постукивал пальцами  по столу, пока  старый епископ
Карстен разглагольствовал о каких-то запутанных статьях канонического права,
имеющих отношение к делу.
     Вольфрам, конечно, поддержит того, кто выступит против отлучения, и это
значит, что он, когда настанет время, будет на стороне Кардиеля. Из его семи
собратьев Сивард и простодушный Гилберт  могут тоже поддержать  их; трое  --
скорее  на  стороне Лориса,  и двое  колеблются. Из старших епископов  двое:
Браден  и  Ивор --  соблюдают  осторожный  нейтралитет;  это было  видно  по
выражению  их лиц во время дебатов. Однако Лацей и Креода пойдут за Лорисом,
как и этот хриплоголосый старый Карстен. Карриган, конечно, человек Лориса с
самого  начала, поэтому из старших  епископов  остается  только  Толливер. К
счастью, с ним нет никаких вопросов.
     Итого восемь  за  отлучение, четверо  колеблются, и шестеро против.  Не
слишком  впечатляет, потому что колеблющиеся  могут в любой момент оказаться
на стороне тех, кто сильнее, и уж точно не станут ссориться из-за этого дела
с Курией.  А  это значит -- двенадцать  голосов  против шести, разве  что  у
кого-нибудь хватит смелости воздержаться.  И если их останется всего шестеро
-- они явно противопоставят себя Курии, что грозит им самим отлучением.
     Арилан посмотрел на другой конец  большого стола, похожего на  подкову,
где сидел Лорис, и встретил взгляд Кардиеля. Тот едва заметно кивнул и вновь
внимательно  прислушался  к  заключительным  словам Карстена.  Когда  старый
епископ сел, Кардиель поднялся. Время настало.
     -- Милорд архиепископ?
     Кардиель  заговорил  негромко,  но  едва  прозвучал  его  голос,  шепот
прекратился и все взгляды обратились к основанию стола-подковы, туда, где он
стоял. Он тихо ждал, пока спорящие займут  свои места  и успокоятся, а затем
поклонился Лорису.
     -- Могу я говорить, ваше преосвященство?
     -- Да, конечно.
     Кардиель поклонился еще раз.
     -- Благодарю вас, милорд. Я слушал нынче весь день споры  и рассуждения
братьев  моих  во  Христе и как  здешний  епископ  хотел  бы  выразить  свое
суждение.
     Лорис нахмурился.
     -- Мы же предоставили вам слово, епископ Кардиель, -- насторожившись, с
раздражением сказал он.
     Кардиель сдержал улыбку и, обежав  глазами зал, остановился взглядом на
Арилане и Толливере. Когда Лорис  замолчал,  отец  Хью, секретарь Карригана,
опустил глаза и поднял их только тогда, когда епископ набрал  грудью воздух,
чтобы произнести свою речь.
     --  Милорды  епископы,  братья  мои,  --  спокойно начал  Кардиель.  --
Обращаюсь  к  вам нынче  как  брат,  как  друг, а также как  епископ  места,
избранного для этого заседания Курии. Я нынче весь день достойно играл  свою
роль, ибо  мне  пристало хранить нейтралитет, дабы  не  повлиять  на решение
других. Но  дело, мне  кажется, зашло слишком уж  далеко,  и я более не могу
молчать, ибо иначе я обману доверие, оказанное мне церковью.
     Его глаза еще раз  обежали зал, и он заметил напряженный взгляд Лориса.
Хью писал  что-то,  склонившись, и его глаз не  было  видно;  все остальные,
затаив дыхание, смотрели на Кардиеля.
     -- Позвольте  мне  заявить со всеми  полагающимися формальностями  -- я
надеюсь,  что отец  Хью  впишет их,  как  и  надлежит, что  я  также  против
отлучения, которое наш брат из Валорета хочет наложить на Корвин.
     -- Что?
     -- Вы что, повредились в рассудке, Кардиель?
     -- Он сумасшедший!
     Кардиель  подождал, пока  вскочившие  снова  займут свои  места. Пальцы
Лориса  вцепились  в ручку кресла, но  выражение  его  лица  не  изменилось.
Кардиель с силой сжал руки и еще раз  внимательно осмотрел слушающих, прежде
чем заговорил снова:
     --  Это нелегкое решение, братья мои.  Я думал и молился много дней,  с
того  часа, как узнал,  что  предлагает нашей  Курии  архиепископ  Лорис.  А
дальнейшая дискуссия укрепила меня в этом мнении.
     Отлучение  Корвина -- зло. Того, против кого оно  направлено, в Корвине
уже  нет.  Он  уже понес  наказание этой  ночью,  когда вы  отлучили  его  и
Мак-Лайна.
     --  Вы  тоже  поддержали  отлучение  Моргана,   Кардиель,  --  вмешался
Карриган.  --  Вы   признали  это,   приняв  участие  в  процессе  вместе  с
архиепископом Лорисом и со мной. И Толливер, епископ Корвина -- тоже.
     -- Да, я это сделал, -- спокойно ответил Кардиель. -- По  существующему
праву Морган и Мак-Лайн  осуждены правильно, и это остается в силе, пока они
не приведут доказательств своей невиновности или не  объяснят своих действий
перед церковным собором. Их личное отлучение -- вопрос бесспорный.
     -- Тогда  что же  -- спорный вопрос? --  спросил один из епископов.  --
Если вы признаете, что Морган  с этим священником виновны в страшных грехах,
то...
     -- Я не выносил  им  нравственного приговора, милорд. Они совершили то,
что было перечислено  вчера  ночью.  Допустим. Но  выносить приговор тысячам
людей,  лишать их церковной  благодати  за  действия их  герцога! Разве  так
годится?
     -- Это вытекает из церковных законов, -- начал Лорис.
     -- Так не годится! -- повторил Кардиель, гневно  ударяя рукой по столу.
-- И  я  не могу этого допустить.  Отцы  мои, если  вы будете  настаивать на
отлучении, я вынужден буду покинуть собрание!
     -- Так сделайте это! --  сказал Лорис, поднимаясь из-за стола; его лицо
покраснело. -- Если вы  думаете, что напугаете меня этим, вы  заблуждаетесь!
Дхасса не единственный город в одиннадцати королевствах. Не сможем собраться
здесь -- соберемся в  другом  месте. А  может  быть, в  Дхассе  очень  скоро
появится новый епископ!
     -- А  почему бы  в  Валорете  не  появиться новому  епископу? -- сказал
Вольфрам,  поднимаясь на ноги и глядя на  Лориса.  -- Что до меня, милорд, я
ваших угроз не боюсь --  пока я жив, я -- епископ. И ни вы, ни кто другой не
отнимет то, что дал мне Бог! Кардиель, я уйду вместе с вами!
     --  Это неслыханно!  -- воскликнул Лорис. --  Вы что думаете, будто два
епископа могут помешать всей Курии?
     --  Больше двух,  милорд, -- сказал Арилан, и они с Толливером встали и
подошли к Кардиелю.
     Карриган воздел руки к небу.
     -- О  Господи, защити нас  от неискушенных людей! Что же, прикажете нам
учиться у мальчишек?
     --  Я старше,  чем был  наш Господь, когда  он  спорил  с  фарисеями  и
книжниками, -- холодно ответил Арилан.  -- Сивард? Гилберт? Вы  остаетесь  с
нами или с Лорисом?
     Двое переглянулись, посмотрели на Вольфрама и встали.
     -- С вами, милорд, -- сказал Сивард. -- Мы не хотим отлучения.
     -- Надумали бунтовать? -- закричал Лорис. -- Да понимаете  ли вы, что я
могу совсем изгнать вас отсюда, даже отлучить от церкви...
     -- За отсутствие на заседании? -- усмехнулся Арилан. -- Я не думаю, что
за это полагается анафема. Лишить нас сана -- что ж, это в  вашей власти. Но
на наши действия угрозы ваши не повлияют. И мы не перестанем наставлять тех,
кто идет за нами.
     --  Это  безумие!  --  закричал   старый  Карстен,   посмотрев  на  них
округлившимися глазами. -- Вы надеетесь победить?
     -- Считайте, что мы  защищаем свою честь, -- сказал Толливер, -- и свои
права слуг Божьих. Мы не хотим видеть отлучения края за грехи двух человек.
     -- Так сейчас прямо и увидите! -- воскликнул Лорис. --  Отец Хью, готов
ли у вас для подписи текст отлучения?
     Лицо Хью было мертвенно-бледным, когда он посмотрел на Лориса. Он долго
молчал  и  в  конце  концов  достал  и  положил  перед архиепископом  свиток
пергамента.
     --  Итак,  --  сказал  Лорис,  беря  у  Хью  перо  и подписываясь.  под
документом,  --  "сим  объявляю  герцогство  Корвин,  со  всеми  городами  и
поселениями, вне  церкви,  пока  герцог Аларик Морган и его  родич Дерини не
предстанут пред сей Курией для суда". Кто подпишет со мной?
     -- Я, -- сказал Карриган, подходя к Лорису и беря перо.
     -- И я, -- отозвался Лацей.
     Кардиель молча смотрел, как Карриган ставит свою подпись.
     --  А вы подумали, что скажет король, когда узнает  об этом,  Лорис? --
спросил он.
     --  Король  --  слабый ребенок!  -- возразил  Лорис.  --  Он  не  может
противопоставить себя всему Гвинеддскому клиру -- даже потом, когда войдет в
возраст. Он одобрит это отлучение.
     -- Так  ли? -- сказал Арилан, в раздумье опираясь на стол. -- Не так уж
он  был слаб, когда заставил  в  прошлом  году Регентский  Совет  освободить
Моргана. Или когда одержал победу в схватке  с Кариссой. Уж если кто тогда и
проявил слабость, то никак не он!
     Лорис побагровел и яростно взглянул на подошедшего Лацея.
     --  Подписывайте же, де Лацей, -- прошептал  он. --  Посмотрим, сколько
народу  окажется на стороне этого юного хвастуна и сколько  поддержит правое
дело.
     Когда Лацей подписался, еще восемь епископов подошли  и  поставили свои
подписи  под документом, и только Браден оставался на месте. Лорис посмотрел
на  Брадена, приподняв бровь, но заулыбался, когда тот поднялся и поклонился
ему.
     -- Я встал, милорд архиепископ, -- сказал тот, -- но не для того, чтобы
подписать ваш документ.
     Кардиель  и Арилан  переглянулись в изумлении  -- что заставило старого
ученого из Грекоты принять их сторону?
     -- К сожалению, я не могу помирить вас, уважаемые господа, -- продолжал
Браден, -- но я не могу  и поддержать это отлучение -- по  своим собственным
соображениям. Однако также я не могу согласиться с теми, кто спорит с Курией
и вносит в нее раскол.
     --  Что  же вы  в  таком случае  намерены  делать,  милорд?  -- спросил
Толливер.
     Браден пожал плечами.
     --  Я вынужден воздержаться.  А поскольку  пользы ни одной  из сторон я
принести не могу, я удаляюсь в свое схоластическое общество в Грекоте и буду
молиться за вас.
     -- Браден... -- начал Лорис.
     -- Нет, Эдмунд, на меня вы не повлияете. Не спорьте, я вам не помощник.
     И  все  собрание с изумлением смотрело, как Браден,  поклонившись в обе
стороны, идет  к двери. Когда  дверь за ним  закрылась, Лорис  посмотрел  на
Кардиеля. В его глазах  вспыхнула ярость. Он медленно вышел из-за  колонны и
двинулся в сторону мятежных епископов.
     -- Я  лишу  вас сана, Кардиель, как только мне предоставят  все  нужные
бумаги. Я не потерплю такого посягательства на мой авторитет.
     --  Пишите  ваши  бумаги, Лорис, --  сказал  Кардиель.  -- Без  подписи
большинства  членов  Курии  все  ваши  отлучения,  епитимьи   --  бумагой  и
останутся.
     -- Одиннадцать епископов... -- начал Лорис.
     --  Одиннадцать из двадцати  двух -- это не составляет большинства.  Из
одиннадцати неподписавшихся  --  шестеро здесь перед  вами, и они ничего  не
подпишут, а один  вообще отказался играть в ваши игры; остальные  четверо --
странствующие епископы без определенной  епархии, живущие то  здесь, то там.
Вам понадобятся, может быть,  недели, чтобы  отыскать одного из  них,  и еще
недели -- чтобы заставить его подписаться.
     --  Мне  все равно, -- прошипел  Лорис.  -- Одиннадцать или двенадцать,
разницы  мало.  Курия  признает ваши  голоса  недействительными, и настоящие
христиане арестуют  Моргана и  доставят сюда при первой же возможности. Ради
этого все и делается.
     -- Вы уверены, что это не развяжет новую священную войну против Дерини,
архиепископ? -- спросил Толливер. -- Можете запрещать ее сколько  угодно, но
мы же с вами знаем -- стоит  Варину де Грею узнать про отлучение, он устроит
такую резню, какой мы двести лет не видели. С вашего благословения!
     -- Да вы с ума сошли, если думаете такое.
     -- Неужто? --  возразил Толливер. --  Не  вы  ли рассказывали  нам, как
встречались с этим Варином и разрешили ему захватить Моргана, если это будет
возможно?
     -- Но ничего больше! Варин -- это...
     --  Варин -- фанатичный враг Дерини,  как и вы, -- бросил Арилан.  -- И
вопрос  для него только в том, как начать войну.  Он не  смирится с тем, что
Корвин  стал убежищем  Дерини, что  те, кто бежал от  ваших преследований из
Валорета, оседают здесь и живут в спокойствии и безопасности. Но я не думаю,
что  сейчас они  позволят  перебить себя без  сопротивления, как  это бывало
раньше, Лорис.
     -- Я не  палач! --  воскликнул  Лорис.  --  Я не казню  без достаточных
оснований.  Но  Варин  прав.  Эта  скверна Дерини  должна быть стерта с лица
земли. Мы  сохраним им жизнь, но о своих  проклятых силах они должны  забыть
навеки. Они должны отречься от этих сил, запретить себе использовать их.
     -- А  поймет  ли это простой  человек,  Лорис? --  спросил Кардиель. --
Варин скажет ему -- убей, и он будет убивать. Сможет он отличить отрекшегося
Дерини от неотрекшегося?
     -- До этого не дойдет,  --  возразил  Лорис. -- Варин будет действовать
под моим...
     -- Довольно! -- крикнул Кардиель. --  Довольно, пока  я не забыл, что я
священник,  и  не сделал того,  о  чем буду после  жалеть. Вы  утомили меня,
Лорис, и я, как хозяин, прошу очистить зал.
     -- Вы хотите...
     -- Я сказал -- довольно!
     Лорис кивнул,  его  глаза  сверкнули, как угли, на  смертельно  бледном
лице.
     --  Значит,  война,  --  прошептал он.  --  Что  ж,  с врагами  нужно и
обходиться, как с врагами. Другого пути нет.
     -- Лорис,  я  не желаю  видеть вас в Дхассе.  Толливер  и вы, Вольфрам,
Сивард, Гилберт, не сомневайтесь -- они уедут. Скажем охране, что они должны
покинуть Дхассу до полуночи, и сами потом проверим.
     -- С удовольствием, -- ответил Вольфрам.
     Бледный от гнева, Лорис обернулся  и пошел к выходу. За ним последовали
епископы  и  клирики,  а  также  четверо  из  шести  мятежных  епископов  --
сторонники Кардиеля. Когда дверь закрылась, остались только Кардиель, Арилан
и Хью. Последний так и продолжал сидеть на своем месте с испуганно опущенной
головой.  Арилан первым  заметил  его  и, подав  знак  Кардиелю,  подошел  к
священнику.
     -- Остались шпионить, отец Хью? -- тихо спросил он, беря того за руку и
осторожным, но твердым движением поднимая его из-за стола.
     Хью, потупясь в пол, оправлял края сутаны.
     --  Я  не  шпион, милорд,  -- чуть слышно  сказал  он.  -- Я...  я хочу
присоединиться к вам.
     Арилан посмотрел на своего товарища.  Кардиель,  сложив  руки на груди,
спросил:
     -- Что привело вас к такому решению, отец мой? Вы ведь столько лет были
секретарем Карригана?
     -- Я не  изменился, ваше преосвященство, -- во всяком случае, я не имею
никаких  личных  обид.  На  прошлой  неделе,  когда  я узнал  о  готовящемся
отлучении  Корвина, я  доложил  об  этом его величеству.  Я  обещал ему, что
останусь  при Карригане и буду сообщать  все новости. Но дольше оставаться я
не могу.
     --  Я,  кажется,  понимаю,  -- улыбнулся  Кардиель.  -- Что же,  Денис?
Принимаем его?
     Арилан улыбнулся:
     --Я -- за.
     -- Хорошо. -- Кардиель  протянул Хью  руку. -- Что ж,  милости  просим,
отец Хью.  Нас немного, но, как сказал псалмопевец, вера  наша крепка. Может
быть, вы поделитесь с  нами тем, что знаете о дальнейших намерениях Лориса и
Карригана? Ваша помощь сейчас была бы очень кстати.
     -- Возможно,  я и могу  помочь вам, ваше преосвященство, -- пробормотал
священник, наклоняясь, чтобы поцеловать руку Кардиеля. -- Спасибо.
     --  Ну  уж, без  церемоний, -- улыбнулся Кардиель. --.  Нас ждут важные
дела.  Найдите,  пожалуйста,  моего  секретаря,  отца  Эванса,  --   вы  оба
понадобитесь нам через четверть часа. Нужно будет отправить несколько писем.
     -- Конечно, ваше преосвященство, -- сказал Хью и, поклонившись, вышел.
     Кардиель вздохнул, опустился на свободное кресло и, закрыв глаза, потер
лоб  рукой,  а  потом взглянул  на  Арилана,  стоящего  в конце  стола.  Тот
улыбнулся:
     -- Что ж, мы сделали это, друг мой. Раскололи церковь накануне войны.
     Кардиель повел бровью и устало улыбнулся:
     -- Войны с Венцитом  и  гражданской войны. Если вы думаете, что это нас
не затронет...
     Арилан пожал плечами.
     -- Чему быть, того не миновать. Вот Келсона мне жаль. Следующей жертвой
Лориса будет он.  Полукровка  Дерини,  как  и Морган.  Да  еще особые  силы,
унаследованные от отца.
     -- Из этого следует одно:  Келсон -- реальное доказательство  тому, что
силы Дерини могут быть благотворны и чисты, -- сказал Кардиель. Он вздохнул,
заложил руки за  голову и посмотрел в потолок. --  Что вы думаете  о Дерини,
Денис? Действительно ли они так страшны, как считает Лорис?
     Арилан слегка улыбнулся:
     -- Думаю, что есть разные Дерини. Ну как и среди всех, есть хорошие, но
есть и дурные люди.  Я не думаю, что Келсон, Морган и Дункан -- злодеи, если
вы это имеете в виду.
     -- Хм. Я  удивлен. В первый раз вы прямо сказали, что  думаете об этом.
-- Он повернулся к Арилану. --  Не знай я вас лучше, я бы усомнился -- уж не
Дерини ли вы?
     Арилан удивленно вскинул брови и положил руку Кардиелю на плечо.
     -- Странные вещи вы говорите, Томас.  Идемте.  Надо  действовать, не то
настоящий Дерини постучит в двери.
     Кардиель встал и покачал головой:
     -- Боже сохрани.
     ГЛАВА XVIII
     "Оставайся  же со всеми волшебствами и со  множеством чародейств твоих,
которыми занималась ты от юности своей"[16].
     До начала следующего дня оставалось еще несколько часов, когда Морган и
Дункан  подъехали к  городским  стенам Кульда. Они не  сходили с седел около
двадцати часов,  после короткой  остановки в  Ремуте, где узнали, что Келсон
уже уехал, не дождавшись их, в Кульд.
     Нигель, замещавший Келсона в столице, был  испуган  словами  Дункана  о
собрании в Дхассе и согласился, что прежде всего необходимо сообщить новости
Келсону, и  как можно  быстрее. Рано или  поздно  известие о  происшествии в
Святом Торине  достигнет Келсона, может быть, в  форме  официального декрета
Дхасской Курии  об  отлучении; а  тогда молодому  королю  небезопасно  будет
самому посылать за двумя  осужденными Дерини. Тем временем  Нигель продолжал
собирать войска  для предстоящей кампании. Но  если смута на  юго-востоке не
утихнет,  их  придется использовать  для внутренних нужд:  гражданской войны
допустить нельзя.
     Итак, Морган и Дункан выехали в  Кульд, не зная, что ожидает  их в этом
городе,  кроме встречи с молодым королем. Когда в  свежих утренних  сумерках
они достигли главных  ворот,  привратник  выглянул  в окошко и с подозрением
осмотрел  их. После  трех  дней пути  они  выглядели и  впрямь  так, что  не
вызывали доверия, тем более в столь ранний час.
     --  Кто  хочет  попасть  в  город   до  рассвета?  Назовите  себя,  или
предстанете перед городскими властями.
     -- Герцог Аларик  Морган  и Дункан  Мак-Лайн  хотят  видеть  короля, --
громко сказал Дункан. -- Пожалуйста, открывай быстрее, мы спешим.
     Привратник возбужденно пошептался с  кем-то, кого не было  видно, потом
появился в окошке снова и кивнул.
     -- Отойдите чуть назад, милорды. Сейчас выйдет капитан.
     Морган  и  Дункан отъехали  на  несколько шагов и привстали  в  седлах.
Морган осмотрелся  и вдруг увидел чью-то седую голову на пике  над воротами.
Он нахмурился и, коснувшись плеча  Дункана,  движением  головы указал ему на
пику.
     -- Сколько знаю, так наказывают предателей, -- сказал Морган, удивленно
рассматривая голову. -- Давно здесь такого не было, однако. И случилось это,
по-видимому, на днях.
     Дункан повел бровью и пожал плечами.
     -- Я не знаю его. Лицо молодое, а  волосы совсем белые. Интересно,  что
он натворил?
     Тут  загремела  задвижка, тронулись с  места  стальные  затворы, ворота
приоткрылись, и показался всадник.
     Морган  удивленно  посмотрел  на Дункана --  обычно гостей встречали  в
Кульде  не  так.  С другой стороны, они  никогда еще не въезжали в  город до
рассвета. Да и в любом случае  силы к Моргану вернулись, и теперь им были не
особенно страшны опасности.
     Дункан въехал в ворота  и пересек маленький двор, Морган последовал  за
ним. Внутри стояли стражники в темных плащах, держа коней под уздцы. Капитан
со значком личной охраны Келсона подошел к Аларику и взял уздечку его коня.
     -- Добро пожаловать в Кульд, ваша светлость, и  вы, монсеньор Мак-Лайн,
-- сказал он, не сводя с них глаз. Лошадь  Моргана  вдруг подалась вперед, и
он поспешно  отступил.  -- Эти  люди  будут  сопровождать  вас  для  большей
безопасности.
     Он отпустил  лошадь Моргана,  и тот  вновь удивленно вскинул брови.  Во
дворе было темно, но в факельном свете Морган разглядел креповую повязку  на
руке этого  человека. Как странно, что офицер  Келсона публично носит траур!
Кто же умер?
     Эскорт  двинулся, стражники держали факелы в вытянутых  руках. Морган с
Дунканом поехали  следом за  ними. Улицы Кульда были  пусты в  этот утренний
час,  и  стук  копыт  гулко  отдавался  в  воздухе. Городская  охрана  молча
пропускала   прибывших,  видя  их  эскорт.  Взглянув  на  окна   королевской
резиденции,   Дункан  и   Морган  увидели,  что  окна  покоев,   где  обычно
останавливался Келсон, освещены.
     Вот  это уже действительно странно. Что подняло молодого короля в столь
ранний час? Обычно он встает поздно; должно было  случиться нечто необычное,
чтобы он поднялся за час до рассвета. Что же произошло?
     Они  натянули поводья и спешились. Грум провел мимо чью-то лошадь, то и
дело  останавливаясь  и качая  головой  при  взгляде  на  вконец  заморенное
животное.
     "Только гонец мог так  загнать  коня,  --  подумал  Морган.  --  Гонец,
принесший  Келсону  срочное  послание.  Потому-то  и  горит   свет   в  окне
королевской спальни".
     На лестнице их ждала еще одна неожиданность. Узнав старого привратника,
знакомого с детства, они остановились и поклонились ему, дав знак освещавшим
дорогу пажам подождать. Но  он прятал  от  них  глаза, и на  нем  тоже  была
креповая повязка.
     "Кто умер? -- спросил себя Морган, и страшное  предчувствие обожгло его
сердце. -- Дай Бог, не король".
     Морган  переступал  через  две ступеньки, Дункан  едва поспевал за ним.
Расположение комнат  было  известно  обоим, и  Морган тревожно устремился  к
двери короля. Она была не заперта.
     Келсон  сидел  за  письменным  столом,  осунувшийся,  с   взъерошенными
волосами. Пламя свечи, стоявшей на  столе, задрожало, когда открылась дверь,
но Келсон этого не заметил: он что-то  сосредоточенно  писал, изучая лежащий
перед ним  на столе  документ.  Рядом  с ним  стоял Дерри и читал пергамент,
заглядывая ему  через плечо. У очага ждал молодой кавалер, на его плечах был
один  из  малиновых  плащей  Келсона. Он  потягивал  горячее вино; один  паж
стягивал с него сапоги, другой -- готовил ему завтрак.
     Келсон посмотрел на дверь,  и его  глаза  расширились,  когда он увидел
Моргана  и Дункана. Все остальные тоже обернулись к двери; как только Келсон
встал и  положил перо, Дерри отошел и виновато взглянул на Моргана.  Во всем
-- даже в том, как были расставлены свечи, -- чувствовалась какая-то большая
беда.
     Келсон подал знак  пажам и кавалерам выйти  и не двигался с места, пока
дверь за ними не закрылась. Только после этого он  вышел из-за стола. Но все
еще не было сказано ни слова; Морган вопросительно посмотрел на Дерри, потом
на короля.
     -- Что случилось, Келсон?
     Келсон уставился  на  свои  ночные туфли, чтобы  не  встречать  взгляда
Моргана.
     -- Не так просто  сказать все  сразу,  Аларик  и отец Дункан. Вы  лучше
садитесь.
     Дерри  подвинул  кресло, а Морган  с  Дунканом  обменялись недоуменными
взглядами. Дерри  вернулся  на  прежнее  место  за стулом  Келсона;  мальчик
произнес со вздохом, указав на лежащий на столе пергамент:
     --  Прежде всего вот это. Я  не знаю, что  там приключилось  в  часовне
Святого Торина -- Хью не  вдается в  детали, -- но я думаю, для вас не будет
неожиданностью, что оба вы отлучены от церкви.
     Морган и Дункан переглянулись, и Дункан кивнул.
     -- Лорисом?
     -- Гвинеддской Курией.
     Дункан сел и снова вздохнул.
     --  Нет,  я не удивлен.  Горони  уж  нарассказывал им сказок!  Я думаю,
имеется в виду, что я разоблачил себя как Дерини?
     -- Здесь все, -- сказал Келсон, вновь указывая на пергамент.
     Морган нахмурился и выпрямился на стуле, внимательно глядя на Келсона.
     -- Келсон,  скажите же, что  произошло до  того, как  вы  получили  это
сообщение? Что стряслось? Почему все в трауре? Чья это голова на воро