але в Моздоке (Махачкала из-за непогоды не принимала). Комиссию возглавил генерал Прокопенко. После обеда я предложил ему изменить график и отработать намеченные вопросы сначала на моздокском направлении, а затем в Дагестане. Виктор Григорьевич наотрез отказался и вскоре вылетел в Дагестан. Проверку опорных пунктов, в том числе и в районе перевала Хурикау, наметили на 15 и 16 апреля. Через несколько дней комиссия вернулась в Моздок. Вечером, накануне того трагического дня, Прокопенко провел совещание: определились с количеством машин, охраны. Позже, в более узком кругу, уточнили детали. Выезд наметили на 8 утра. Ближе к полуночи 15 апреля мне пошли какие-то непонятные звонки. Например, приказали спланировать два вертолета из Моздока на Беслан. Стал разбираться, кто именно поставил такую задачу. Выяснил вначале, что якобы звонил заместитель начальника оперативного отдела 58-й армии и через дежурного передал распоряжение. Чье распоряжение? Непонятно. Сразу возникли сомнения. Почему кто-то, через кого-то передает непонятные команды. В 6 часов утра дежурный сообщил: все предыдущие команды отставить, действовать по плану, принятому вечером. В 8 утра колонна в составе трех машин - двух "уазиков" и автобуса - тронулась в путь. Погода стояла прекрасная. В головном "уазике" на переднем сиденье рядом с водителем расположился я, сзади - генералы Прокопенко и Мухин. Хотел еще сесть генерал Герасимов (заместитель командующего 58-й армии). - Нечего трем генералам сзади толкаться. Оставайтесь здесь, мы скоро вернемся, - сказал я Герасимову. В этот день должны были прилететь начальник Генерального штаба А. Квашнин и командующий войсками округа В. Казанцев. Герасимов остался их встречать. Все шло по плану. За нашей машиной двигался автобус с охраной. Замыкал колонну "уазик". В нем находились водитель, рядовой В. Олейников, полковники С. Гречин и В. Еремеев. Миновали милицейский КПП Й 16. Еще тогда я удивился: почему милиционеры нас не остановили, чтобы проверить документы? Сколько раз проезжали там раньше - всегда останавливали, а сейчас беспрепятственно пропустили. Метров за сто до перевала я остановил колонну. Погода стала портиться, спустился туман. Видимость - минимальная. Вышли из машин, перекурили. Я сказал, что осталось метров пятьсот и мы подъедем к опорному пункту, как только минуем перевал. Буквально через несколько минут после того, как колонна продолжила движение, справа и слева от дороги я увидел людей в черных масках, с автоматами. Они стояли в полный рост (по 6-7 человек с каждой стороны). Одеты в новую камуфлированную форму серого цвета. В руках у всех автоматы "Кедр", спецназовские, с глушителями. Почему-то сразу подумал: по нашу душу. Водителю Володе Дрындину крикнул: "Дави!" Он свернул и стал давить тех, кто слева стоял на обочине. Боевики отскакивали в сторону. Почти в ту же секунду с правой стороны по "уазику" открыли огонь. Я этого не видел, только слышал. Мне почти сразу пуля попала в ногу. Я попытался достать пистолет. Не помню, стрелял или нет (но когда очнулся на перевале внизу, пистолет был зажат в руке). Хорошо помню, как по обшивке салона цокали пули. - Уходи на перевал, - кричу водителю. И в тот же момент - сильный удар в спину. Потерял сознание... Позже мне рассказали, что водитель получил три пули: в руку, ногу и спину. Превозмогая боль, он все-таки сумел вывести машину из-под обстрела и добраться до ближайшего блокпоста милиции. Только благодаря самоотверженности этого парня мы с Мухиным остались живы. Увы, Прокопенко погиб. На блокпосту я пришел в сознание. Лежал на земле. Кто-то пытался разжать мне пальцы на пистолете. Вижу: Дрындин в шоке - бегает и материт милиционеров. А съемочная группа НТВ снимает на камеру все происходящее. И это через 20-30 минут после нападения на колонну! Поразительная оперативность". Нет сомнения, что произошла утечка информации или от нас, или из Генштаба. Нападение боевиков было тщательно спланировано. Подтверждает эту версию и рассказ офицера Ген-штаба полковника Александра Степанова, находившегося в автобусе. "После первых выстрелов группа сопровождения среагировала сразу. Разведчики не растерялись, действовали профессионально и полностью нас прикрыли - ведь все мы были без оружия. Поэтому только благодаря им в нашей машине ни один офицер не погиб и не был ранен. Удивила, конечно, наглость нападавших: они не прятались, стояли в полный рост и, очевидно, не ожидали получить отпор. А встретив яростное сопротивление, тут же скрылись. Но через полчаса после боя (!) в радиоэфире было запеленговано их обращение к нам (!) с требованием сообщить о своих потерях! Такого хамства я не упомню за всю историю войн... Горячка после боя постепенно спадала. Начали разбираться, кто где находится, и вдруг обнаружили, что ни на одном из блокпостов нет "уазика", в котором ехали офицеры-"воспитатели". В тумане никто не заметил, куда он пропал..." Детали апрельской драмы дополнил начальник медицинского пункта полка майор Валерий Французов: "Подняли по тревоге бронегруппу, и мы на МТЛБ выдвинулись на поиски товарищей. Показывать дорогу вызвались я и трое уцелевших разведчиков. Не доезжая до места, где было совершено нападение на колонну, остановились - второй раз нарываться на засаду не хотелось. Решили, что впереди, пешком, пойдут разведчики, затем наша группа, а уже за ними три машины с милицией... Через некоторое время после того, как старший лейтенант Чагин с подчиненными ушли, впереди начался бой. Милиционеры, услышав пальбу, запрыгнули в машины и уехали обратно к блокпосту - драпанули. А мы знали, что там наши товарищи, поэтому, не раздумывая, пошли им на помощь. Добрались до вершины сопки. Здесь пули прижали нас к земле. Пришлось быстро занять оборону на возвышенности. Ответный огонь не открывали, потому что из-за сильного тумана не видели, куда стрелять, и могли попасть в своих разведчиков... Когда туман рассеялся и бой прекратился, мы увидели ужасную картину: на противоположной вершине сопки стоит БТР, а в низине - покореженный "КамАЗ" с чеченскими номерами. Подав бронегруппе сигнал "не стрелять", на МТЛБ начали спускаться вниз, к изуродованной машине. Навстречу двинулся бронетранспортер. Тогда только мы поняли, что боевиков здесь давно уже нет: по нам вела огонь местная милиция..." Позднее эту картину дополнили некоторые важные детали: старший лейтенант Чагин с двумя солдатами остановил проходивший мимо "КамАЗ" с песком, чтобы на нем продолжить поиски пропавшего "уазика". Но навстречу вылетел милицейский БТР, и милиционеры, не разобравшись в ситуации, начали палить из крупнокалиберного пулемета по машине, в которой были замечены люди в камуфляже. Цена этого недоразумения чудовищна: Алексей Чагин и сержант Виталий Гавриленко были ранены в ноги, а рядовой Максим Шмальц по дороге в госпиталь от полученных ран скончался. Отправив раненых на попутной "санитарке", майор Французов решил во что бы то ни стало найти пропавшую машину. И нашел "уазик" приблизительно в том же месте, где колонна подверглась обстрелу. К сожалению, помощь запоздала. В изуродованной машине уже не было живых. Спустя четыре часа врач, обследовавший тела полковников В. Еремеева и С. Гречина и водителя В. Олейникова, констатировал: "Нападавшие сделали контрольные выстрелы в голову каждой из жертв". Позже специалисты, эксперты установили по пробоинам в машинах и интенсивности огня, что боевиков было не больше десяти (как будто знали, что колонна пойдет без охраны). По всей видимости, засаду организовали профессионалы, которые продумали не только расположение огневых точек, но и пути отхода. Поэтому, несмотря на попытку группы быстрого реагирования МВД сразу же оцепить район и организовать с помощью трех вертолетов поиск бандитов, тем удалось скрыться в Чечне, вне зоны досягаемости. Вооруженные нападения бандитов на наши войска, уже за пределами республики, стали регулярными. Но если бы только эта единственная беда: невиданные масштабы приняло похищение людей и торговля ими. Без большой натяжки можно сказать, что этот промысел занял ведущие позиции в экономике республики. В предгорьях и горах у большинства чеченских семей были свои невольники - своя дармовая рабочая сила. На пороге третьего тысячелетия в самом центре Грозного, в районе так называемой площади "Трех богатырей", несколько лет, вплоть до осени 1999 года, исправно работал крупнейший на Северном Кавказе невольничий рынок, где за сходную цену можно было купить раба на любой вкус. И торг здесь был вполне уместен. Даже местные дети знали: самый выгодный товар - это "нечеченец". Так что с иностранцами, независимо от их политических симпатий, в "свободолюбивой" Ичкерии особо не церемонились. "Свобода - это, конечно, хорошо, - утверждали работорговцы. - Но ею сыт не будешь". Пленники в Чечне давно рассматривались в качестве предмета купли-продажи. Их можно выгодно сбыть заинтересованным лицам, можно на время одолжить соседу за оказанную услугу, можно, наконец, обменять на заключенного под стражу в России родственника. Вариантов много. Как и положено всякому товару в условиях рынка, пленники делились по категориям: социальному статусу, материальному положению. По высшей шкале ценились иностранцы, известные журналисты и политики: за них можно было получить крупные суммы - до нескольких миллионов долларов. Содержались такие пленные в относительно нормальных условиях. Это, правда, не касалось порядков в банде Арби Бараева, где мучили всех пленников, даже "сверхприбыльных". Похитители попроще предпочитали "работать" с гражданскими специалистами. А так как в Чечне с ними была напряженка, заложников приходилось вылавливать в соседних республиках - Ингушетии, Дагестане, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии. За них не обязательно брать долларами, можно договориться об обмене на стройматериалы, автотранспорт, продовольствие... Так что многие чеченцы, проживавшие в других республиках, ездили за дешевым сахаром или лесом на свою историческую родину. Самой "мелкой монетой" на невольничьем рынке платили за российского солдата. В силу разных обстоятельств и причин товар этот после Хасавюрта не защищался ни федеральной властью, ни казначейством. Правда, отдельные регионы порой пытались вытащить своих земляков из плена. Так, например, администрация Краснодарского края заплатила за прапорщиков Солтукова и Москалева 50 тысяч долларов, а за освобождение рядовых Бережного и Ватутина краснодарцы отдали 40 тонн муки. Но эти факты скорее исключение из правил. Сотни российских офицеров и солдат несколько лет гнули спину на чеченских хозяев. В Веденском и Итум-Калинском районах они выращивали горный чай; у селения Аллерой обрабатывали маковые плантации, в Ножай-Юртовском районе пасли скот, многие строили дорогу на Шатили. Их содержали в ужасных условиях: каторжная работа от зари до зари, холод, голод, побои... Не все выдерживали такие испытания. Как заметил один из местных работорговцев: "Попавшие в плен будут сидеть долго... если, конечно, останутся живыми". Эти слова подтверждаются статистикой: за десять месяцев из чеченского плена был отпущен только один военнослужащий, принимавший участие в боевых действиях, а ведь Хасавюртовскими соглашениями преду-сматривалась выдача всех пленных. Восьмой пункт 2-й статьи Закона Российской Федерации "О статусе военнослужащих" гласит: "За военнослужащими, захваченными в плен или в качестве заложников, сохраняется статус военнослужащих. Органы государственной власти и военное командование обязаны принимать меры по освобождению указанных военнослужащих в соответствии с нормами международного права". Но эти нормы, как показала жизнь, не распространялись на Чеченскую Республику, где, несмотря на демонстративные усилия А. Масхадова, в неволе оказывалось все больше "солдатских душ". Любители легкой наживы хватали людей в погонах за воротами воинских частей во Владикавказе, Буйнакске. Брали группами и поодиночке. Правда, официальный Грозный предпочитал слову "раб" термин "незаконно удерживаемые лица". Масхадов произносил как заклинание, что борьба с работорговлей будет беспощадной, а бандиты продолжали преспокойно вести этот доходный бизнес. Что касается пленных, то во всякой войне они были, есть и, к сожалению, будут. И долг государства, ведущего войну, вызволять своих попавших в беду солдат, заботиться о них. В противном случае любой проходимец, подвизающийся на этом поприще, будет выглядеть героем: вот, глядите, каков я: державе нашей до лампочки судьбы пленного воинства, а я "бойца" из неволи вызволил. А кого именно и как, за счет чего или кого - нам и невдомек. Кого купил, кого продал, кого на кого обменял - черт его знает! Темное дело. И как-то особо не задумываемся об этом. Да и что тут думать: ведь главное - ребята наши на свободе! "Спасибо! - говорят растроганные до слез родители освобожденных пленников. - Нашлись вот энтузиасты-спасатели..." И то правда. Однако меня до сих пор терзают сомнения вот по какому поводу. Когда осенью 1998 года вчерашних узников начали не поштучно, а целыми партиями доставлять из Чечни, подумалось: наконец-то! Пресса в аэропорту интервьюировала Бориса Березовского, который рассказывал об очередной операции по освобождению пленников. А сколько они находились у чеченцев, на каких условиях освобождены - телезрители так ничего и не поняли. Молчали и сами "освобожденные", быстро нырявшие из самолета в автомашины и исчезавшие в неизвестном направлении. А олигарх на различных политических тусовках с гордостью объявлял об очередном успешном "освобождении из чеченских застенков"... Позже журналисты газеты "Военный вестник Юга России" провели собственное расследование. Как выяснилось, за полторы недели, начиная с 10 октября, освобождено около двух десятков военнослужащих. Но больше всего поражал кадровый состав и даты пленения. Вырисовывалась любопытная картина. Оказалось, что рядовые Алиев, Ержанов, Степанов были захвачены в плен 11 октября (когда они за вознаграждение разгружали ящики с водкой) и уже через три дня освобождены. Рядовые Афанасьев и Юлинский попали в плен 10 октября, находясь в самоволке, выпущены через два дня. Младший сержант Фильченков, рядовые Иванов и Смирнов были похищены из расположения части 14 октября. Освобождены через два дня. Рядовой Михайлов провел в плену всего одни сутки. Все они проходили службу в мотострелковой бригаде, расположенной в дагестанском Буйнакске. Следователи Главной военной прокуратуры, выяснявшие обстоятельства похищения солдат, обратили внимание на такую закономерность: если раньше от момента попадания в плен до освобождения проходило минимум 10 дней, то с 10 октября интервал сократился всего до 1-3 дней. Лишь один-единственный солдат из "осенней группы" освобожденных оказался настоящим пленным из Чечни, томившимся в неволе долгие месяцы. А сотни других так и остались догнивать в "зинданах" еще со времен первой войны. Дай бог, чтоб они выжили! Я имею в виду именно тех, кто участвовал в первой чеченской кампании. Между тем тогда создавалась иллюзия массового возвращения российских военнопленных. На деле все было не так, а сама освободительная операция больше походила на махинацию. Что за этим стоит? Отчего некоторых попавших в плен перед выдачей сотрудникам российского РУБОПа в бандитских штабах Гудермеса и Грозного успокаивали: мол, не волнуйтесь, не вы первые, не вы последние... через несколько дней мы вас отпустим? Такого рода факты и многие другие данные позволяют предположить, что "миротворческая октябрьская акция" действительно была хорошо спланирована, если действия похитителей и освободителей выглядели на редкость скоординированными. Более того, штаб СКВО располагал доказательствами сговора бандитов и отдельных структур МВД. И, думаю, не случайно сотрудники РУБОПа в Нальчике категорически отказали представителям командования округа во встрече с "освобожденными солдатами" перед отправкой их в Москву. Подозрения подкрепили показания одного из солдат, попавших в плен вместе со своим командиром. Они возвращались пешком из дагестанского селения Гиралах к себе в часть, когда их нагнала милицейская машина и милиционеры по-товарищески предложили подвезти ребят... Так военнослужащие попали к бандитам в Гудермесе, где их принуждали письменно засвидетельствовать, что их захватили в плен именно они, а не сотрудники МВД. Быстрое освобождение нескольких групп российских солдат поставило больше вопросов, нежели дало ответов. И как-то в тени на этом фоне осталось очередное высказывание тогдашнего министра по делам национальностей Рамазана Абдулатипова, который заявил, что в расцвете торговли людьми на Северном Кавказе во многом виноваты те, кто пытается показать, сколь велико их влияние в Чечне. Это был явный намек на Бориса Березовского. Вскоре из источников, близких к Аслану Масхадову, стало известно, что штабы Салмана Радуева, Шамиля Басаева и других полевых командиров оснастились самой современной аппаратурой, оргтехникой. Да и финансовые дела у тогдашних масхадовских оппозиционеров явно поправились. А что же российские военнопленные, годами томившиеся "во глубине чеченских руд"? К сожалению, многих так и не удалось вызволить. Их стоны не услышали ни в Грозном, ни в Москве. Масхадов пытался спасти имидж Ичкерии перед Западом, некоторые высокопоставленные чины из МВД примеривали на себя тесноватые мундиры миротворцев, а некоторые ведущие политики поднимали рейтинги перед очередными парламентскими и губернаторскими выборами. А наши солдаты оставались в их глазах теми пешками, которыми можно пожертвовать, чтобы выиграть партию. И никто из участников тех политических игрищ, похоже, не вспомнил об известном принципе: "Война продолжается до тех пор, пока из плена не вернулся последний солдат". Держава, умеющая начинать войну, должна уметь и достойно ее заканчивать. Иначе за нее впредь никто не станет воевать. Между тем новая война назревала. Фактическая независимость Чечни обернулась разбоем, разрухой и всеобщим обнищанием рядовых жителей. Благоденствовали только бандитские стаи, прикрывавшие свои постыдные деяния ваххабитской риторикой. Убийства и грабежи, наркомания и проституция стали в "правоверной мусульманской" республике обыденными явлениями. Молодых голодных волчат Ичкерии уже не сдерживали ни добрые традиции отцов и дедов, ни суровые законы шариата. Местная интеллигенция против такой независимости "проголосовала ногами". Многие талантливые ученые, врачи, инженеры, преподаватели вынуждены были покинуть родные места. Чеченский народ оказался в тяжелом положении: реальной стала угроза деградации, всеобщая разруха, нищета, массовая безработица. Старики годами не получали пенсии. А убийцы, преступники жили в роскошных домах, ни в чем не испытывая нужды. Три года "независимости" привели республику к катастрофе: у массы людей отняли право на достойную жизнь. Снабжение населения практически прекратилось, школы закрылись, хотя в селах оставались преподаватели. Зарплату учителя не получали с 1995 года. В больницах и поликлиниках отсутствовали необходимое оборудование и медикаменты, во многих случаях нечем было оказать даже первую медицинскую помощь. Пенсию выдавали крайне нерегулярно. Например, последний раз пенсионеры получали деньги в июле-августе 1997 года в размере 300-350 рублей. И без того бедственное положение населения усугублялось нехваткой электроэнергии, газа, которые раньше поставлялись из Дагестана и Ставропольского края. Большинство предприятий простаивало. А та продукция, что производилась, например, в равнинных районах, просто "экспроприировалась" официальными властями Грозного. Главной мишенью ошалевших от вседозволенности сепаратистов стали "инородцы": 350 тысяч русских, побросав годами нажитое, покинули Чечню. Те же, кто остался, сполна испили горькую чашу. Но часто ли слышали и читали мы о кровавых расправах над "нечеченцами"? А здесь своя чудовищная хроника. Зверски убит атаман Сунженской линии Подколзин, отрублены головы всем казачьим старейшинам в Червленной, публично растерзан в Урус-Мартане настоятель православной церкви отец Анатолий. Тысячи русских подвергнуты избиениям, изощренному изнасилованию... Вот только одна из множества подобных историй. Светлану М. и Ирину П. боевики во время войны держали в горном лагере в районе Бамута. Более шестидесяти чеченских бандитов сделали двух русских девушек "мутаа" - временными женами. Не забывали ими "угощать" и уставших от боев арабских террористов. По иронии судьбы родичи Ирины, долгое время проживавшие в Казахстане, буквально спасли от голодной смерти три депортированных чеченских семьи - делились с ними последним куском хлеба. И ее, естественно, связывала с чеченцами традиционная искренняя дружба. Теперь, при упоминании слова "чеченец", Ирину охватывают приступы истерики, женщина несколько раз пыталась покончить жизнь самоубийством. Особо недоброе внимание распоясавшиеся бандиты проявляли к казакам Наурского и Шелковского районов, которыми Н. Хрущев одарил Чечню. Именно казаки в 1957 году помогли возвращавшимся из депортации вайнахам обжиться на пустом месте. Равнинные чеченцы не забыли добра, чего не скажешь о горцах из тейпов Беной и Мелхи, спустившихся с кавказских круч на благодатные предтеречные земли. Еженедельно все русские общины Наурского, Шелковского и Надтеречного районов обязаны были отдавать бандитам по две коровы. В казачьих станицах, сопротивлявшихся новым порядкам, проводились этнические чистки. По официальным данным Миннаца, после первой войны в Чечне казнены более двадцати одной тысячи русских. Летом 1999 года зверски замучен последний русский житель станицы Шелковской. Девяностолетнего старика молодые "дипломированные" террористы из учебных лагерей после долгих пыток зарезали ножницами для стрижки овец, видно, хотели растянуть удовольствие. За последние годы чеченские бандиты захватили более 100 тысяч квартир и домов, принадлежащих русским, дагестанцам, людям других национальностей. Почти 50 тысяч своих соседей чеченцы обратили в рабство. А сколько "рабов" гнули спины на строительстве высокогорной дороги через Главный Кавказский хребет в Грузию, ишачили на самодельных нефтеперегонных заводах, обрабатывали маковые и конопляные плантации. И тут невольно напрашивается вопрос: почему так безучастны были к подобным фактам геноцида наши правозащитники-профессионалы Боннэр, Шабад, Ковалев и другие? Наверное, защита русских не входит в реестр щедро финансируемых дел. На гербе самопровозглашенной республики Ичкерия красовался одинокий волк. Он считается на Кавказе самым зловещим хищником, опасным как для своих, так и для чужих. Кровь - его стихия. Волков на кавказских кручах отличает беспощадная жестокость к человеку. Именно эти качества становятся родовыми для чеченских головорезов, воюющих под "волчьими" знаменами. Арби Бараев. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ Первыми сделали себе имена на зверствах в отношении пленных и заложников полевые командиры Абу Мовсаев и Султан Гелисханов. Но вскоре их по всем статьям обошел молодой "талантливый" ученик из Алхан-Калы Арби Бараев. Его "за твердость к врагу" ценили зарубежные богословы-ваххабиты, с ним считались лидеры Ичкерии. На него равнялись многие чеченские юноши. Удуговская пропаганда создала из Арби образ национального героя. Впрочем, надо отдать должное целеустремленности Бараева. Человек он был по-своему уникальным: за пять лет поднялся по карьерной лестнице от старшины ГАИ до бригадного генерала (аналог нашего звания генерал-лейтенанта)! Впору заносить в Книгу рекордов Гиннесса. Причем столь стремительным восхождением 27-летний чеченец обязан не блистательному уму, талантам или доблести сердца, а пролитой им человеческой крови: с января 1995 года он собственноручно замучил более двухсот человек! Причем с одинаковой садистской изощренностью издевался и над русским священником, и над ингушом-милиционером, и над дагестанским строителем, и над подданными Ее Величества королевы Великобритании. "Палач - это не профессия, это - призвание", - откровенничал Бараев. И чем грязнее работу ему поручали политики, тем охотнее он брался: ведь за нее платили по двойному тарифу. В советское время Арби Бараев служил в Чечне старшиной ГАИ. Работа скучная, но прибыльная. Он научился ловко брать взятки с любителей полихачить, был строг с нарушителями, но отходчив за соответствующую мзду. Начальству демонстрировал смирение и безропотно отсчитывал причитающуюся долю от поборов. Но считал, что достоин лучшего. Того, кого увлек демон честолюбия, разум уже не в силах сдержать. Приход к власти Д. Дудаева Арби воспринял как большую личную удачу, поскольку, как и многие другие чеченцы, делал ставку именно на него. Вскоре он оказался в личной охране родственника Дудаева Султана Гелисханова (бывшего начальника Гудермесского ГАИ), которого сепаратисты назначили верховодить на северо-востоке республики. Конечно, доверие шефа к его охраннику основывалось не на пустом месте. Во-первых, их объединяла принадлежность к одному тухкуму*. Гелисханов был из тейпа Ялхарой, Бараев - из тейпа Мулкой. Во-вторых, "безупречная" служба в коррумпированном чеченском ГАИ. И в-третьих, желание выбиться наверх. С началом первой чеченской кампании он создает свой небольшой отряд, который затем разросся до крупного самостоятельного подразделения. В начале 1995-го Дудаев издает секретный указ о создании группы по захвату "языков". Руководить ею назначили Ваху Арсанова, который и вовлек своего родственника Бараева в новую сферу деятельности. Надо сказать, Арби проявил недюжинную смекалку и творческий подход: вместо российских военнослужащих стал похищать богатых чеченцев, сотрудничавших с федеральной властью. Если за них отказывалась платить официальная Москва, деньги отсчитывала родня заложников из чеченской диаспоры в России. Бизнес процветал. Самый крупный куш Бараев надеялся получить, похитив сына заместителя председателя РАО ЕЭС Нурды Усманова, которого содержал в одной из своих тюрем в Урус-Мартане. Если на заложниках он делал деньги, то славу заслужил пытками. Особое наслаждение испытывал, издеваясь над ранеными российскими пленными. Все свои садистские изыски, по сложившейся у боевиков моде, записывал на видеопленку. Потом, обмениваясь видеокассетами, друзья-душегубы смаковали особо пикантные подробности. Именно Бараеву приписывается изобретение "чеченского лото". Для несведущих поясню: это такая игра для живодеров. Берутся три-пять (в зависимости от настроения и дозировки наркотиков) российских пленных солдат. Выходит с пулеметом в руках чеченец-"банкомет" и объясняет правила игры. На счет "раз-два" все начинают отжиматься от пола или приседать. Кто сходит с дистанции - получает в голову пулю, а победитель участвует в последующем тираже. Согласно официальной статистике, бандитами были захвачены несколько десятков тысяч человек, а освобождены только около тысячи. Конечно, каждый пленник пережил личную трагедию. Но те, что побывали в лапах Бараева, стоят особняком: им действительно пришлось пройти все круги ада. После окончания первой чеченской кампании Бараев при негласной поддержке своего родственника В. Арсанова, вице-президента Чечни, поставил работорговлю на широкую ногу. Как считают специалисты, доходы от похищения заложников в Чечне превысили даже доходы ичкерийских наркобаронов. Через своих доверенных лиц он сумел установить крепкие "неформальные" связи с людьми, близкими к властным структурам в Москве. По мнению многих аналитиков, именно Бараев стал главным торговым партнером высокопоставленных федеральных чиновников и бизнесменов, занявшихся таким прибыльным делом, как выкуп заложников. Согласно "джентльменскому соглашению" сторон, Бараеву полагалось не более 25 процентов суммы выкупа. Большая его часть доставалась российским "освободителям". Но и этих процентов хватало, чтобы не особо стеснять себя в желаниях. Утверждают, что только от похищенного в свое время представителя Президента России в Чечне Власова он получил 7 миллионов долларов, а начальник УФСБ по Республике Ингушетия Грибов и его заместитель Лебединский были проданы за 800 тысяч долларов. Я уже упоминал, что у абсолютного большинства работорговцев было особое гуманное отношение к прибыльным заложникам. Ведь хорошую цену можно просить только за здорового ухоженного пленника. И это неписаное правило соблюдалось всеми. За исключением Бараева. Тот мог неожиданно сорваться и ради удовольствия отбить заложнику почки, а потом и замучить, наплевав на коммерческий интерес. Когда Яндарбиев, Удугов и Басаев вознамерились расстроить "союз" Масхадова с Лондоном, проявлявшем просто неприличный интерес к Чечне и каспийской нефти, они задумали ужасный план: убийство троих захваченных в плен подданных Великобритании и гражданина Новой Зеландии. На роль главного исполнителя пригласили Арби Бараева. Он не просто убил пленных иностранцев, а отрезал им головы. Все это снималось на видеопленку. На Западе демонстрация этих жутких кадров вызвала шок. Изнеженные гуманизмом европейцы никак не могли понять, почему так азартно соревнуются в сверхжестокости чеченские полевые командиры. Между тем Бараев старался не зря. За удовольствие посмотреть подобный "боевик" международный террорист Й 1 Усама бен Ладен платил миллионы долларов. Арби был одним из тех, кто возглавлял в июле 98-го мятеж в Гудермесе против подразделения верной президенту национальной гвардии. Ваххабиты с земляками особо не церемонились. 13 гвардейцев были убиты в перестрелках, десятки ранены. В ответ А. Масхадов распустил "исламский полк", лишив Бараева воинского звания и наград. Арби не остался в долгу и организовал покушение на главу Ичкерии. По счастливой случайности президент не пострадал. Уже через четыре часа шеф министерства шариатской безопасности А. Арсаев, по заданию Масхадова, планировал акцию по уничтожению молодого да раннего ваххабитского "вождя" (настоящие лидеры ваххабизма тем временем с интересом наблюдали за развитием событий). Но замысловатая операция пробуксовывала, пока к ней не подключился по личным мотивам "заклятый друг" Арби - рецидивист Р. Гелаев. Именно его охранники почти в упор расстреляли из пистолетов Бараева, но, на удивление, тот остался жив. Своей причастностью к похищениям людей Арби наживал все новых врагов в среде влиятельных чеченских тейпов. Так, в мае 99-го на выезде из Грозного он был ранен в спину людьми из тухкума Терлой. Каждый пятый чеченский тейп объявил ему чир (кровную месть), так что появление Бараева во многих чеченских селениях означало бы для Арби неминуемую смерть. Впрочем, не только чеченских. Такой же приговор вынесли ему и некоторые ингушские тейпы. В частности, "вендетту" объявили родственники ингушского милиционера, захваченного в июле 97-го на КПП "Алмаз-2". Впрочем, на неприятности этот ваххабит позволял себе нарываться и тогда, когда грубо нарушал традиции и обычаи горцев. Отмечая рождение второго сына в Урус-Мартане, счастливый отец так разошелся, что стал палить из своего дома не только из автомата, но и из подствольника. Одна из гранат угодила во двор соседа и ранила подростка. Когда дедушка раненого мальчика попытался вразумить "буйствующего исламиста", тот приказал связать и избить старика. Соседи поклялись на Коране смыть это оскорбление кровью Бараева. Поразительно, но даже после этого ему еще долго удавалось выигрывать у смерти. Пуля нашла его в конце июня 2001 года при проведении федеральными силами спецоперации в Алхан-Кале. В своем родовом селе кровавый садист был убит. А вслед за этим удалось разгромить и всю его банду. ПРИШЕСТВИЕ ВАХХАБИЗМА В ночь с 21 на 22 декабря 1997 года вооруженные боевики совершили дерзкое нападение на военный городок мотострелковой бригады, дислоцированной в Буйнакске. Нападавшие (по разным источникам их насчитывалось от 40 до 60 человек) действовали группами по 8-10 человек, имели на вооружении гранатометы, пулеметы, автоматы. Они прибыли на окраину Буйнакска на "КамАЗе", "Волге" и "Жигулях" с намерением захватить технику в парке боевых машин бригады. Бдительность проявили часовые на постах, первыми принявшие на себя огонь. Бой длился больше часа. С расстояния 400-500 метров боевики вначале обстреляли парковую зону и территорию военного городка с двух сторон. Им удалось уничтожить несколько единиц боевой техники и транспортных средств. Поднятые по тревоге дежурные подразделения не допустили прорыва боевиков в парк боевых машин. Во время боя был ранен лейтенант М. Козырев и контужен рядовой А. Совенко. Под утро бандиты, выйдя на связь, запросили автотранспорт и стали отходить, унося с собой тела своих убитых. По данным радиоперехвата, переговоры в эфире вели как на чеченском, так и на языках некоторых народов Дагестана. В 7.30 утра в районе селения Инчхе бандиты у блокпоста захватили в заложники пятерых местных милиционеров. В населенном пункте бросили "КамАЗ", подожгли его, а сами пересели в захваченный ими рейсовый автобус с пассажирами (в основном женщинами) и на нем попытались прорваться в сторону Чечни. Поднятые по тревоге подразделения внутренних войск, а также группы дагестанского спецназа перекрыли транспортные артерии, вынудили в конце концов боевиков оставить автобус и отпустить женщин. Бандиты захватили с собой в качестве живого прикрытия дагестанских милиционеров (до этого такую роль выполняли местные жители). При прорыве бандгруппы к административной чечено-дагестанской границе один террорист был убит и трое ранены. В населенном пункте Дылым банда разделилась на две части. Основная, используя горную местность и сильный туман, ушла в Чечню, другая скрылась в горах. Власти Дагестана официально затребовали у Грозного выдачи преступников, совершивших нападение на воинскую часть в Буйнакске. Председатель Госсовета Магомедали Магомедов специально связался по этому поводу с руководством Чечни. Здесь есть одна любопытная деталь: всего за четыре дня до этого состоялся "круглый стол" - "Дагестан-Чечня: мирные инициативы", где стороны, в лице первых заместителей глав правительств двух республик, высказали решимость совместно бороться с преступностью. Но, как и следовало ожидать, никакой реакции со стороны Масхадова по поводу этой провокационной акции чеченских боевиков не последовало. Стоит отметить, что Хасавюртовское направление на административной границе с Чечней в то время считалось самым напряженным. Именно здесь было совершено большинство терактов против российских военнослужащих. Особенно подрывов бронетехники. Появление же боевиков в Буйнакске объясняется в первую очередь тем, что заставы федеральных сил вдоль административной границы с Чечней находились зачастую на удалении 10-15 километров друг от друга и не могли просто физически контролировать все приграничное пространство. Сказалось, видимо, и то, что прилегающие к Буйнакску территории заселены почти наполовину чеченцами-аккинцами, некоторые из них оказывали активную помощь бандгруппам. Что касается мотострелковой бригады, дислоцированной в Буйнакске, то в тот период она оказалась в центре внимания не только чеченских боевиков, но и дагестанского уголовного мира: незадолго до этого там было взорвано офицерское общежитие. Лишь по счастливой случайности тогда никто не пострадал. Солдатам и офицерам бригады, преимущественно русским, открыто угрожали расправой, на территории военных городков разбрасывались листовки с требованиями убираться из Буйнакска. Нередки были случаи избиения военнослужащих. А массовые похищения солдат осенью 1998 года еще больше обострили ситуацию. Чего греха таить, подобные вещи происходили при попустительстве местных властных структур и правоохранительных органов, безнаказанные террористические акты и похищение людей, взрывы на вокзалах и рынках, угоны автомобилей и скота к тому моменту на Северном Кавказе стали едва ли не обыденным явлением. Все 90-е годы здесь набирало силы новое радикальное религиозное течение - ваххабизм, которое очень скоро приобрело отчетливый политический окрас. И немудрено: Чечня все больше превращалась в своеобразный инкубатор по выращиваю ваххабитов. Их представители укрепляли свои позиции во власти. А. Масхадов, поначалу боровшийся с "радикалами", вынужден был смириться с религиозным экстремизмом, по крайней мере на деле. А те все активнее расширяли зоны своего влияния и к концу 1997 года уже не скрывали своих претензий на приход к власти в Дагестане и ряде других северокавказских республик. В многонациональном Дагестане ваххабиты появились после первых массовых паломничеств местных мусульман к святым местам в Мекке и Медине. И хотя их учение чуждо религиозному мировоззрению дагестанских мусульман-суннитов, община "чистых мусульман" росла как на дрожжах. На долларовых "дрожжах" из Саудовской Аравии - государства, где ваххабизм является официальной идеологией. Надо заметить, аравийские шейхи сделали удачный выбор в сложной геополитической игре. Массовая безработица среди молодежи, утрата достойных жизненных ориентиров, унизительное материальное положение - все это создавало благодатную почву для любых разновидностей радикализма. А тут еще каждый новообращенный на первых порах получал от бородатых ваххабитов подарок в тысячу долларов. Пять тысяч "зеленых" весила премия за приобщение к новой вере еще пятерых человек. Ежемесячная зарплата активистов составляла от 300 до 700 долларов. Только в 1995 году всевозможные радикальные исламские центры затратили на пропаганду ваххабизма в Дагестане 17 миллионов долларов. Ведь традиционный для Кавказа ислам суннитского толка, подчеркну еще раз, не годится в качестве "революционной базы", плацдарма для наступления экстремизма. Можно вспомнить, как в республике развернулось сражение за души мусульман между Духовным управлением мусульман Дагестана и сектой ваххабитов, обвинявшими друг друга в ереси. Первые убеждали словом истинной веры, вторые совали в руки бедняков деньги, за что ваххабизм и был назван в народе "долларовым исламом". Если раньше сектантам хватало терпения вести с суннитами научно-религиозные споры, то позже они избрали другую тактику. Ваххабиты направляли основные усилия на разложение ислама изнутри, всячески дискредитировали мулл и имамов традиционного толка. А стоило уважаемому в республике религиозному деятелю выступить с отповедью ваххабизму, его заставляли замолчать навсегда. Так, в 1998 году был подло убит муфтий Дагестана Саид Мухамед-Хаджи Абубакаров, посмевший с трибуны Народного собрания открыто покритиковать ваххабитов за раскольничество. Приблизительно в то же время был зверски убит бывший глава села Карамахи, откуда после кровавых столкновений изгнали мусульман-суннитов. Всего за три года небольшая группа карамахинцев (8 человек) разрослась до нескольких тысяч хорошо вооруженных боевиков, которые в 1999 году создали в Дагестане свою "независимую территорию", куда входили селения Карамахи, Чабанмахи, Кадар. Лидеры "Исламского сообщества Дагестана" ("Джамаат"), созда