Оцените этот текст:




     Часть 1. ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛАНЕТА

     Мрак.  Пустота.  Ледяная   безысходность.  Расстояния,  не  оставляющие
надежды.  Смерть и  Ужас.  Вселенная. Вы всматриваетесь  до  боли  в  черную
страшную даль.  Но вам не дано видеть. Вам не дано ощущать сокрытое во мраке
и пустоте. Вы слепы!
     Вселенная -- это вовсе не  то,  что вбирает в  себя слабый человеческий
глаз.  Она  не  черное,  усеянное  перемигивающимися искринками небо.  И  не
пустота без конца и края, где висят исполинские пылающие звезды  с кружащими
в  поле  их  притяжения  планетами.  Вселенная  --  это  чудовищная,  жуткая
пропасть, в которую падают все существующие,  обитаемые и необитаемые, миры.
Где дно этой пропасти?  И есть  ли  оно?! Триллионы небесных тел  сгорают  в
бесконечном вселенском падении -- и не замечают самого падения. -- в нем они
рождены   были,   в  нем   просуществовали  весь   свой  отмеренный   Силами
Непостижимости век, в нем и погибли, чтобы никогда уже не возродиться и ни в
ком и ни в чем не повториться.
     Вселенная  --  это  адская  воронка,  затягивающая  в  себя   из  Иных,
недоступных  нам  миров,  все,   что   только  способно  быть  затянутым   в
колоссальный  космоворот, все,  что  имеет  зримый  и незримый, осязаемый  и
неосязаемый вес, все, что  может падать  в ужасающую Пропасть  Пространства.
Вселенная  --  это  обитель  Смерти.  И  царствует  в  ней  всепожирающая  и
всемогущая Владычица владык и Госпожа господ. Ее изнуряющим черным  дыханием
пронизано Пространство. Она везде в нем.  Но есть и у Нее излюбленные места.
Проклятье  висит   над  этими  омутами   Мироздания.  Непроницаемой  печатью
скреплены подступы к ним.  Путники во Вселенной, к  какой  бы цивилизации ни
принадлежали  они,  сторонятся  этих  омутов, ибо  никто  еще не возвращался
оттуда, никто не приходил назад с  лежбищ Владычицы. Все падает! Все летит в
чудовищную  пропасть!  Лишь  Она  одна  недвижна  в  Пространстве.  И нет Ей
соперников.
     ...Когда Он понял это, понял с доводящей до оцепенения ясностью, первым
желанием,  нет,   не   желанием,  а  внезапным   непреодолимым  порывом,  яе
поддающимся ни  логике, ни  осознанию,  бьщо --  уйти! бросить все! навсегда
покинуть Пространство! спрятаться на Земле! зарыться лицом в терпкую пахучую
траву и никогда не поднимать глаз  к бездонному Небу...  Это было  много лет
назад.  Он уже  и не  помнил -- когда. Он помнил только  острое, раздирающее
душу и плоть  ощущение своей  малости, слабости, незащищенности.  И всего-то
лишь крохотная  капелька, незримая росинка ужаса с  савана Владычицы слетела
--  слетела и проникла внутрь его большого, сильного по земным  меркам тела.
Но  росинки   хватило,  чтобы  парализовать,  отключить  волю,   изгнать  из
Пространства... Изгнать? Нет! Его удержала. Сила, которую Он не понимал да и
не  мог тогда понять. Он  не мог  Ее даже почувствовать  --  лишь  полыхнуло
далеко-далеко теплым каким-то светом, неземным  и невселенским сиянием. И Он
смутно, совсем по-детски,  понял -- есть в Мироздании  еще  что-то. Есть!  А
значит, Он не уйдет!
     Вот и сейчас -- Ему показалось, что  это все тот же миг Страха и Ужаса,
что  Он  опять  там,  в  далеком утерянном дне. Только  теперь  надавило еще
сильнее. Пространство навалилось  на него всей неизмеримой тяжестью, понесло
Его вместе с собою в Пропасть. Да-да, ту жуткую Пропасть, которой Оно само и
было.  Он застонал словно  от  сильнейшей неукротимой  боли,  изогнулся всем
телом, сжал кулаки. Челюсти сдавило судорогой, шею выверну
     ло,  что-то ледяное вонзилось в  сердце...  и  остановило  его, суставы
выкрутило, дьявольской  болью  прожгло насквозь.  И  Он открыл глаза. Он уже
знал, что  увидит.  И потому не  удивился. Он необъяснимым чутьем предугадал
это, пережил внутри себя еще до пробуждения, до того, как разомкнул веки.
     Он летел вниз. Летел в эту  сатанинскую черную Пропасть. И вместе с Ним
летели  крохотные,   еле   различимые  звездочки,  летел  смутный,  поминущо
исчезающий клок  какой-то  далекой, может  быть,  существующей  уже только в
собственном  испущенном свете,  туманности,  летел невесть  как  оказавшийся
рядом  камешек-метеорит...  и летела сверхплотная,  сверхтяжелая, колдовская
Пустота. Колодец  Смерти засасывал  их  всех, не отличая живого от мертвого,
одухотворенного от бездушного.
     Он  долго  не мог понять --  почему  Он снова очутился  здесь, в  своем
безвозвратном  прошлом, в том давно прошедшем миге бытия. А когда понял. Ему
стало еще  хуже  --  это  было не прошлое, давно пережитое и усмиренное. Это
было  настоящее,  ослепительно  реальное  настоящее,   за   которйм  таилось
неведомое будущее. Значит, это  случилось! Значит,  они забросили его Сюда?!
Но почему!
     Как они могли! Нет! Лучше бы они сразу убили Его!
     Осознание непоправимости случившегося чуть не свело  Его с ума. Ошибка?
Как хорошо, если бы это было ошибкой, нелепицей, случайным совпадением... но
нет. Он уяснил все сразу. Они все-таки послали Его на смерть!
     Они бросили Его в адскую воронку! Они приговорили Его!  Он почти ничего
не помнил... нет, Он не помнил ни черта!  Что было с Ним?! Как они посмели?!
И  почему именно Его?! Это невозможно! Этого  не должно было случиться!  Это
бред!
     Он поднес руку к  глазам.  Отблеск  скользнул по лицевому светопластику
шлема, зайчиком ударил в зрачки.
     Рука  была   закована   в  броню  --   тяжеленную,   серую,  пупырчатую
бронекерамику трехвековой давности. Зачем они обрядили Его в  эти доспехи, в
это   допотопное  старье?  Он   поднял  другую  руку,   пошевелил   толстыми
суставо-членистыми пальцами гидропневмоперчатки -- и  Ему показалось, что Он
слышит  скрип этого  древнего механизма. Но  еще  Он  почувствовал,  что под
перчаткой руку облегает  металлопластиковая  пленка  биоскафандра  последней
разработки.  Зачем?  Зачем  все  это?! Или  они  собирались  бросить  Его  в
термонейтринное  пекло  Сверхновой?!  Или на Нем решили  испытывать действие
гравиполя  недавно  открытых сверхплотных звезд  --  Черных  Карликов?! Нет,
глупость,  бред! Они  просто  приложили все усилия, сделали все, что  только
могли  сделать,  лишь  бы  Он вынырнул  живым здесь!  Именно здесь! И именно
живым! Но почему?!
     Он  не  удивился,  даже  не повел плечами, не  вздрогнул, когда  совсем
рядом, в трех-четырех километрах  от Него, вдруг высветилось нечто округлое,
серебристо-тусклое, с  ажурными  фермами-лапами  и почти черным отражателем.
Капсула! Да, Он яодал ее  появления.  И она появилась! И только после этого,
внезапно, с накатившей липкой тоской и обручем  на висках прищла  память: Он
дал им согласие. Он сам дал им согласие!
     Они нашли его на диком  пляже. Но сразу не подошли,  а уселись в десяти
метрах  на  плоский  серый валун с поросшими  мхом  боками.  Место  это было
угрюмым и  мрачным.  Никто  не помнил,  чтобы  тут  когда-либо купались  или
загорали люди. Но почему-то, по какой-то невесть  из каких  глубин  дошедшей
памяти, этот глухой уголок звался "диким пляжем".
     --  Чего  надо,  --  грубо  спросил  Иван. Спросил  без  вопросительных
интонаций, не отрывая взгляда от серой подернутой рябью воды.
     Ему сейчас  не хотелось видеть людей. Он был старше их всех. Неизмеримо
старше. И  они казались  ему шаловливыми, беспечными, надоедливыми и страшно
докучливыми  в своей бесцеремонности детьми,  от  которых  нет  никаких  сил
отвязаться и которых надо просто терпеть.
     Стиснуть  зубы  и терпеть. Он  знал лучше  их  самих, что играют "дети"
вовсе не в детские игры. Но все равно -- иначе  он не  мог воспринимать этих
несчастных, этих замкнувшихся на себе детей -- землян.
     Он сидел на высохшем от времени  и жары обломке ствола некогда могучего
и неохватного дерева. Обломок этот выставлял из песка  и  ила  свою горбатую
растрескавшуюся спину  и наверное помнил допотопные  времена. Иван  сам себе
казался таким  же  старым и высохшим. В нем уже не было сил стоять, тянуться
вверх,  расти...  он  хотел  лежать в прохладном,  тяжелом  иле. Он  лишь по
инерции продолжал жить. Он уже давно был Там...
     Его узловатая  и высохшая рука лениво  перебирала звенья черной  тускло
поблескивающей  цепи. Той самой, которой он, ни  на  секунду не задумываясь,
придушил восьмипалого охранника. Где это  было? Когда?} И было ли? Может, не
было ничего!
     Цепь он расклепал, разрезал на две части. Одну отдал Дилу  Бронксу. Тот
долго  хохотал и приговаривал, что, дескать, не хрена было вообще соваться в
Тот мир -- да, тот мир, в  котором ни  черта кроме этого дерьма не возьмешь.
Дил хлопал  черной лапищей по плечу, подмигивал, поддакивал, скалился, пучил
свои базедовые глазища, но не верил Ивану -- ни единому слову  не верил. Так
же, как и все они. Дети! Одно слово -- дети! Они даже не  хотели узнать, что
их ждет, что им уготовано. Они не верили в Тот мир!
     -- Если ничего не надо -- идите  отсюда. Это мое место! -- сказал  Иван
громче, с нотками раздражения в голосе.
     Один из пришедших встал, подошел ближе.
     -- Нам нужны  вы,  -- сказал он мягко, но настойчиво, давая понять, что
не отвяжется.
     Иван накрутил цепь на кисть, потер ладонью переносицу  и  передернулся,
будто машинально отгоняя мух.
     -- Да, нам нужны именно вы!
     Двое других оторвались от валуна, встали за спиной у первого.
     -- Я уже по тысяче  раз ответил  на все вопросы,  заполнил кучу  анкет,
друзья  мои, -- проговорил Иван совсем тихо  с  железом в голосе, -- с  меня
сняли сотни мнемограмм... Чего еще надо?!
     -- Нам не нужны мнемограммы и анкеты. Вот!
     Первый, высокий худой малый в пластиконовой ветровке, вытащил что-то из
нагрудного кармана и протянул Ивану.
     -- Вы ведь умеете пользоваться.
     На  ладони  у малого  лежал переходник.  Обычный  тяжелый,  сферический
переходник ограниченного действия. Игрушка.
     -- И что дальше?
     -- Вам надо быть там.
     -- Где это там?! -- Ивану начинала надоедать эта бестолковая игра.
     -- Они ждут вас. Вы сами узнаете. Поверьте, никто не желает вам зла.
     -- Что вы можете знать о зле!
     Иван  встал,  свел брови  к переносице, уставился на малого.  Тот начал
бледнеть,  судорожно  ловить  ртом  воздух,  хватаясь  за что-то невидимое и
несуществующее.
     Упал.
     Двое других насторожились, окаменели.  Они не  зна, ли, как себя вести.
Но агрессивности не проявляли. Они были просто в растерянности.
     --  Ладно! Ладно,  детишки! -- Иван видел,  что  это  не те, кто  может
принести  ему  зло или  даже  просто  пожелать этого  зла. Он  уже пожалел о
поспешности.  Но ничего, ничего -- парень встанет через минуту, другую и все
позабудет. И эти двое забудут, он уже дал им установку забыть.
     Иван нагнулся, поднял  переходник. Сжал ледяной  кругляш в кулаке --  и
всегда эти  штуковины  были  холодными,  даже  в жару,  даже  в  кипятке они
сохраняли свою,  внутреннюю  температуру. Ну да ладно. Координаты  наверняка
заложены.  Раз  его  ищут,  что  делать, он  отыщется!  Может,  на  этот раз
что-нибудь получится, может, его поймут?
     -- До  встречи,  детишки. Пока!  --  Иван  вяло  махнул рукой,  тряхнул
длиннющими, ниже плеч, волосами, приложил переходник к груди,  нажал на чуть
выступающую выпуклость, сосредоточился... и исчез.
     -- Ну вот и прекрасно! -- прозвучало из-за спины сочным баритоном. -- Я
знал, что ты все поймешь!
     Иван  не сразу  узнал голос.  У него  еще гудело в ушах после перехода,
мутило слегка, подташнивало, в виски била горячая кровь.
     -- Садитесь!
     Чья-то  мягкая  рука  надавила на  плечо.  И Иван оказался  в  огромном
воздушно-упругом  кресле. Да, его  ждали. Ждали, и не сомневались -- придет.
Ждали, хотя понимали, что он мог придти только по своей воле.
     В него  верили. И это было  неприятно. Потому что веру всегда почему-то
надо  было оправдывать -- это Иван впитал с младых  ногтей. А ему больше  не
хотелось оправдывать ни чьей-то веры, ни доверия. Ему все надоело донельзя!
     Он  мог  поклясться  теперь,  что  баритон принадлежал  Реброву. Да-да.
Толику Реброву,  его  бывшему шефу,  большой канцелярской заднице  и бывшему
поисковику.
     Но он не  видел Реброва. Прямо напротив, за длинным  низким столиком из
иргизейского  гранита, светящегося черным внутренним огнем,  сидело четверо.
Среди них на  было  ни одного знакомого. Но Иван сразу  понял, это серьезные
люди, это не чета  Толику  Реброву и всей  космофиотовской  административной
братии. Разговор, видимо, будет серьезный.*
     -- Только прошу без  вступлений, сразу к делу, --  начал он  первым, не
сказав слова приветствия, начал грубовато и немного раздраженно.
     Черный огонь от столика разлился по сферическому залу, заиграл лиловыми
бликами  под  зеркально  прозрачным,  уходящим глубоко  вниз  гидрополом.  И
выплыла оттуда, изнизу клыкастая рыбина, раззявила черную пасть, напоминая о
чем-то смутном, "полузабытом.  Иван не любил этих  новшеств.  Но он  сидел и
смотрел вовсе  не  на  серьезных  и  молчаливых людей,  а на  эту  всплывшую
гиргейскую  рыбину.  И  казалось  ему,  что  в   ее   мутном  красном  глазе
вьхсвечивается  непонятный и страшный разум. Он знал -- это только  кажется.
Но не мог оторвать взгляда.
     -- Конечно,  конечно. Только дело! --  заверил сидевший справа  старик,
лет  под  сто  двадцать  --  сто  тридцать  с  лохматыми  седыми  бровями  и
пронзительно-ясным серым взором. -- Вы нам и нужны именно для дела...
     -- Короче! -- Иван сам скривился от своей грубости.
     Но ему не нравилось тут, и он не намеревался задерживаться.
     -- Нам нужен поисковик. Точнее, разведчик-резидент! -- выпалил напрямую
видевший  напротив  круглолицый  человек  с  перебитым   широким  носом.  Он
наклонился вперед и смотрел прямо в глаза Ивану.
     -- Нет!  --  Иван  сделал попытку  встать. Но обволакивающее  кресло не
выпустило его.
     -- Я вам сейчас все объясню, -- продолжил круглолицый.
     Иван  не ответил. Но на  его лице  было  написано  все,  дополнительных
разъяснений не требовалось.
     -- Простите! -- круглолицый привстал,  поклонился,  сокрушенно  покачал
головой. -- Это что-то с автоматикой, психопроцессоры шалят, простите!
     Иван почувствовал, что он свободен, что  кресло более не удерживает его
своими  воздушно-мягкими  щупальцами. Но  он  не  встал.  В  нем  совершенно
неожиданно впервые  за  последние  полгода проявилось  любопытство,  збычное
человеческое любопытство,  казалось,  давно  им утраченное, позабытое. Он не
сомневался,  что нашел бы выход, проложил бы  себе  дорогу к нему, но он  не
встал  --  ни один  мускул в его  исстрадавшемся,  но  могучем  еще теле  не
вздрогнул, не напрягся.
     -- Я давно  ушел  из  Космофлота,  -- проворчал он примирительно, будто
прощая,  --  да  и  какой  тенерь  из  меня  поисковик!  Не по  тому  адресу
обращаетесь.
     У него  еще таилась  в душе надежда, что  они заговорят о Том мире, что
ему  наконец-то  дадут  возможность поведать им  кое-что, выслушают, поймут.
Надежда была смутной и слабеющей. Он понимал ее несбыточность.
     И потому спросил в лоб:
     -- Куда?
     -- Далеко, -- ответил круглолицый, -- очень далеко.
     Но в нашем Пространстве. Мы долго подыскивали кандидатуру...
     -- Только не надо  всех этих фраз, не  надо! --  Иван забросил ногу  на
ногу. -- Я развалина! Я не перейду через  Осевое!  Вы что же --  не наводили
справок, не знаете, где я был, как вернулся, и вообще -- это, что шутка?!
     --  Это  не  шутка.  Через  несколько  мгновений  вы  перестанете  быть
развалиной.
     Иван почувствовал,  как проваливается куда-то вниз -- он  летел  сквозь
хрусталь гидропола, в бездонный аквариум, к этим жутким гиргейским клыкастым
рыбинам с кровавыми глазищами. Его неудержимо несло вниз. И в тоже  время он
оставался в кресле. И ему это было знакомо. Он все это уже испытывал. Только
не мог вспомнить -- где, когда!
     Падение  завершилось неожиданно, вместе  с резким  крикливым  вопросом,
вырвавшимся из узких губ старика с ясным взором.
     -- Как вы себя чувствуете.
     --  Нормально,  -- ответил  Иван по  дурацкой, инстинктивной  привычке,
выработанной  еще  в Школе.  Но  он  и  впрямь вдруг ощутил  себя необычайно
свежим, каким-то не таким, каким был минуту назад.
     -- Что это? -- спросил он тихо.
     -- Обратное время. Плюсовой бесфактурный сдвиг!  -- пояснил круглолицый
и вновь пристально уставился в глаза Ивану. --  Вам говорят о чем-нибудь эти
понятия, эти термины?
     -- Обратное время? -- Иван  задумался. Голова  была свежей, мысли текли
плавно, четко.  Но он чувствовал, что чего-то не хватает, что ушло  нечто из
него, ушло  неожиданно, вдруг,  вместе  с каким-то страшным воспоминанием, с
какими-то полуреальными картинами. -- Плюсовой  сдвиг?! Нет, не  знаю. -- Он
вдруг взглянул на правую кисть,  поднял руку. -- Что  это? Зачем вы повесили
мне ее?!
     Круглолицый встал, подошел ближе, потрогал цепь рукой.
     -- Это какая-то случайность. Снимите ее, бросьте.
     Иван  размотал  черную  цепь,  подержал немного  в  руке,  взвешивая. И
осторожно,  будто боясь разбить, положил  на черный светящийся столик. Он не
понимал,  чего  от него хотят, зачем его сюда пригласили. Но  он чувствовал,
что это приглашение серьезнее всех предыдущих. И еще он знал, что отказаться
никогда не  поздно... Никогда?  Смутная  мысль ускользнула  из-под  черепной
коробки. Сейчас все прояснится, сейчас.
     -- Что вы можете сказать о Хархане? -- спросил старик.
     Иван развел руками, покачал головой.
     -- Квазиярус? Зал воспоминаний? Невидимый спектр?
     -- Я не понимаю, о чем речь. Мне все эти  слова незнакомы. Но почему вы
ожидаете какой-то реакции с моей стороны?
     --  Это  тесты.  Обычные тесты.  --  Круглолицый  улыбнулся неприятной,
беззубой улыбкой. -- Вы никогда не были в Зале воспоминаний?
     -- Нет! -- Иван не понимал, чего от него хотят.
     -- Нулевое время?
     --  Нулевого  времени  не может  быть,  как  не  может  быть застывшего
движения, -- сказал он глубокомысленно, но не слишком уверенно.
     -- И Земле ничто не угрожает?
     -- Я не понимаю вас!
     Круглолицый снова улыбнулся.
     --   Нет,   не   беспокойтесь!   Это  обычные  психотесты  --  проверка
подсознания.  Сами   понимаете,  медики   народ   дотошный,  копаются   все,
ковыряются.  Простите уж! Вы абсолютно здоровы, и можете  справиться с любым
заданием, уверяю вас!
     Иван наморщил лоб.
     -- Я в этом и не сомневался, -- сказал он глухо, без интонаций.
     Улыбка застыла на губах круглолицего.
     -- Не сомневались, говорите? Вы уверены в этом?!
     -- Да! -- ответил  Иван. И  в свою очередь задал вопрос: -- Зачем я вам
нужен? Не кажется ли вам, что наша беседа затянулась, а толку нет?
     -- Мы предлагаем вам глубокий поиск. Очень серьезное задание.
     -- Я слышал про это. Давайте конкретнее!
     Чудовищная рыбина под ногами облизнулась зел?ным пупырчатым языком, н в
ее кровавых глазах  вновь блеснул огонь то  ли разума, то ли дикой природной
сметки.  Может,  это  была просто  ненасытная  страсть прожорливой твари  --
страсть, оживляющая  ее,  одухотворяющая. Ивану показалось, что рыбина ждет,
когда   же   он,   лакомый   кусок   человечины,   провалится   сквозь   эту
прозрачно-незримую  преграду.  Рыбина  верила,  что обязательно  провалится,
обязательно захрустит, затрепыхается в ее клыках добыча.
     -- Хорошо! -- круглолицый энергично потер свой  перебитый широкий  нос.
-- Координаты: Альфа Циклопа макросозвездия Оборотней...
     -- галактика Черный Шар, метагалактика Двойной Ургон, семьсот девяносто
семь парсеков плюс переходная разгонная зона, закрытый  сектор? -- продолжил
Иван скороговоркой.
     -- У вас отличная память.
     -- Иной у выпускников  Школы  не бывает,  -- заметил  Иван.  И  спросил
мрачно: -- Вы хотите, чтобы я пошел туда, не  знаю куда и принес то, не знаю
что? Вы хотите моей смерти? Ну, так убейте сразу! -- Раздражение переполнило
его  в  долю секунды, он  взъярился на  этих  самоуверенных, даже нагловатых
мужиков, по  воле случая и в  меру  своей шустрости  оказавшихся  в боссах и
получивших возможность распоряжаться чужими жизнями. -- Ищите кого другого!
     Он  зло  глянул  на  прожорливую  наглую рыбину,  оперся  о  прозрачные
воздушные подлокотники. Но не встал.
     Круглолицый остановил его движение примиряющим жестом.
     -- Вы правы! Мы все  понимаем! -- быстро  и как-то невероятно задушевно
произнес он. -- Это гиблое место.
     Это логово смерти. Ни  один из  кораблей, ни один из исследователей  за
сто двенадцать лет не вернулся из  тех краев. Любой'курсант  знает,  что это
закрытый сектор, куда  под строжайшие запретом нельзя  соваться! Да,  оттуда
нет возврата! Но именно поэтому...
     -- Именно поэтому наш выбор пал на вас! -- неожиданно закончил старик с
ясным  взором.  --  Мы  вас  туда  Забросим.  Но  мы  вас оттуда и  вытянем!
Поверьте!. Вы нам нужны живым, иначе нет и смысла туда соваться.
     Никто не  выполнит это задание.  Только  вы!  С вашим опытом  работы  в
многоярусных мирах, на Хархане...
     Иван прикрыл лицо рукой, сморщился.
     --  Я  не понимаю,  о  чем речь,  какой Хархан?!  Что  вы мне  морочите
голову?!
     Круглолицый вмешался сразу, будто был наготове.
     -- У нас своя терминология, не  обращайте  внимания, --  сказал  он, --
управляющий имел ввиду опыт вашей работы на Транс-Гипероне и геизацию Гадры.
У вас наилучшие характеристики.
     Иван не  слышал этих  слов. Его совершенно неожиданно пронзила странная
мысль,  точнее,  непонятное  ощущение  --  он  действительно   знает  все  о
многоярусных мирах,  почти все,  он  помнит  строение  этих  миров, он умеет
перемещаться в них, он жил в них... Жил?! Память отказывалась выдавать нечто
больше.  Когда  жил?!  Почему?!   Где?!  Это  же  бред  какой-то.  В  голове
промелькнуло вдруг самое обычное, но и одновременно непонятное слово -- Иван
произнес его вслух, еле шевеля губами:
     -- Откат.., должен быть откат.
     -- Успокойтесь, --  снова зачастил круглолицый, -- отката не  будет. Не
будет! Вы понимаете меня?!
     -- Нет!
     -- Вот и хорошо! Вы и не должны понимать!
     Неожиданно вмешался  один из  прежде  молчавших -- мужчина средних лет,
семидесяти-восьмидесяти, в старинном запашном костюме и  &  большой алмазной
заколкой в парчовом черном бабочке-галстуке.
     -- Это вам дополнительный стимул! Вы слышите, Иван?!
     -- Я вас не понимаю, -- вяло ответил тот.
     -- Вы  можете  не понимать. Но  вы наверняка чувствуете, что мы кое-что
проделали  с  вашим телом и вашим мозгом. Вы невероятно  сильны,  выносливы,
жизнестойки сейчас. Вы сейчас стали таким, каким были пятнадцать лет  назад,
но плюс к  этому вы обладаете всеми-своими новыми свойствами, всем бесценным
опытом уникального суперпоисковика... Но кое-чего вы лишились.
     --  Чего  же?  --  Ибан насторожился.  Слова этого  нового  собеседника
обеспокоили  его. Он уже  почти понимал, чего лишился,  ему  нужно было лишь
подтверяодение.
     --  Нет-нет!  Все  ваши  гиперсенсорные  способности  при  вас, мы даже
усилили  их,  возможность  управления  внутренним  временем  при  вас,  все,
абсолютно все... Мы изъяли только ту мнемоинформацию, которая может помешать
выполнению   этого  задания.   Мы  лишили  вас  части   памяти.  И  заложили
программу...
     Обладатель алмазной заколки не успел договорить.
     Иван молнией вылетел из огромного кресла, взревев  от ярости, бессилия,
невозможности что-либо исправить, но все же желая свести счеты с этими... он
не хотел их даже называть, считать людьми.
     Невидимый  защитный  барьер  был  прочнее металлопластика. Иван  рухнул
прямо  на хрустальный  пол возле источающего черное пламя столика. Он  отбил
руки, ноги. Но он  не  чувствовал боли  --  страшная мерзкая рыбина,  словно
почуяв беззащитность добычи,  ткнулась своей черной клыкастой пастью почти в
его лицо. Ивану  послышался дробный хряск  сомкнувшихся челюстей. Он  встал,
подошел к креслу. Уселся, сдерживая внутреннюю дрожь.
     --  Мы все  восстановим,  --  продолжил, будто  ни  в  чем  не  бывало,
обладатель бесценной заколки. В глазах его, черных, маслянистых, выпученных,
светилось торжество. -- Обязательно  восстановим. И не сердитесь на нас,  не
обижайтесь.  Это вынужденная  мера. С  грузом  той  памяти,  вашей  страшной
памяти,  в  секторе  смерти делать  нечего.  А  мы  хотим, --  он подчеркнул
голосом,  -- очень  хотим, даже  больше,  чем вы  сами,  чтобы  наш резидент
вернулся живым. Вы представляете себе на какие мы идем затраты?!
     -- Мне плевать  на ваши затраты!  -- тнова  сгрубил Иван. --  Вы будете
отвечать по законам России. Я вам это твердо обещаю. А нет, так ответите мне
-- но уже без всяких юридических выкрутас. Ясно?!
     Четвертый, одутловатый старик в  черной маленькой  шапочке на затылке и
такой же черной, тяжелой даже на вид мантии, решил, что пришла и его пора.
     -- Не будем тратить время  попусту,  -- произнес он неожиданно глубоким
насыщенным басом, -- у вас нет иного выбора. Вы пойдете Туда!
     Последнее  было  сказано  с  такой  уверенностью,   что  Иван  невольно
усмехнулся. Не родился  еще человек, который мог бы ему указать, куда  идти.
Но это было внешнее. Внутренне Иван  чувствовал, что  пойдет,  пойдет  туда,
куда придется идти. Пойдет!  И  обязательно  вернется! И не только для того,
чтобы принести им какую-то пока непонятную информацию. И не только для того,
чтобы  обрести   свою  память.   Он  вернется,  чтобы  разобраться  с  ними,
посылающими его на смерть, заранее решившими все за него. Он разберется.
     Одутловатый пронизывал его  насквозь тяжелым взглядом, он был абсолютно
уверен в своей силе и правоте. Он и действовал напрямую.
     -- Программа в вас заложена, как уже говорилось, -- продолжил он, -- по
мере  надобности ее  блоки  будут  распечатываться  непосредственно  в вашем
мозгу,  и   вы  будете  знать,  что  следует  выполнять  далее  --  механизм
программирования объяснять не надо?
     --  Нет,  не  надо,  --  с иронической  улыбкой  ответил  Иван.  Сейчас
бессмысленно было говорить что-то о правах, о запретах на программирование и
зомбирование обладающего свободной волей человека -- он был в их руках, в их
лапах.
     --  Основная  информация  по делу закодирована непосредственно  в вашем
мозгу. Скажу в двух  словах о сути.  Три  с половиной года назад из  сектора
смерти  получен ряд  сигналов.  По  гиперканалам! Вся  информация  полностью
засекречена -- доступ к ней в России имеют восемь  человек, на всей Земле --
семнадцать. Вы стали восемнадцатым. Ясно?
     -- Мне все ясно, -- мрачно ответил Иван. Он  евгова глядел  на рыбин  с
проклятой планеты-каторги Гиргеи.
     Теперь  их извивалось  под  хрустальным полом  тесть  или  семь штук --
движение скользких тел казалось гипнотизирующим, убаюкивающим перед смертным
прыжком из черной бездонной пропасти.
     --  Это вы напрасно, -- вклинился старец с ясным взором,  --  вы имеете
дело не с бандой, не с  мафией, а с легальными государственными структурами.
И если здесь  в некотором смысле и нарушаются российские и  общечеловеческие
законы, то исключительно в целях благих.
     Отбросьте ваши мрачные мысли. Вы будете работать не  на какую-то группу
лиц, вы  -- посол  Человечества. Возможно, его спаситель. Проникнитесь  этой
мыслью, она вам добавит сил. И уж спасти тех несчастных...
     Он  не  закончил.  Одутловатый  в  мантии  остановил  его  взглядом.  И
продолжил сам:
     --  Объект вышел  из  Внепространственных  объемов  в  зоне  притяжения
Черного Карлика -- Альфы Циклопа.
     Условное название --  планета  Навей. Никто  не  имеет  понятия, откуда
взялся этот объект  и вообще с  чем мы имеем дело. Эта планета -- порождение
иных Вселенных"  иных  миров, потусторонних миров. Возможно,  именно по этой
причине  она и вынырнула  в  нашей Вселенной в секторе  смерти,  в  закрытом
пространстве.  Вы понимаете, о чем  я говорю?  Мы,  человечество, никогда не
имели дела ни с чем  подобным1  Но  самым  неожиданным  оказалось следующее:
планета Навей -- это обитаемый многоярусный гипермир. Вы понимаете?
     Иван  кивнул. Он  уже понял  другое  --  смертный  приговор подписан. И
обжалованию не подлежит. Но он пойдет туда! Он все равно пойдет! И пойдет не
силком, не зомби-исполнителем. А по собственной воле.
     -- Я согласен! -- сказал он твердо, сдерживая нервную дрожь.
     Собеседники будто  и  не  заметили его  слов. Ни  малейшей  реакции  не
последовало  с их стороны.  Лишь  одутловатый заговорил, вдруг еще басистей,
медленнее.
     -- Сигнал  декодирован по тройному  земному коду. Вы  улавливаете?  Это
планета-загадка пришла к нам из неведомых миров. Но на ней уже были земляне,
наши! Невероятно, но это так! Им срочно нужна помощь! Они на грани гибели --
если,  разумеется,  верить  сигналам,  если  это  не  провокация   иномирян.
Рассматривались  различные варианты, вплоть до  массированного  вооруженного
вторжения в сектор смерти и захвата планеты  Навей.  Но все эти варианты  по
понятным причинам отброшены.
     Остался лишь один -- с вашим  участием. Вы, надеюсь, понимаете, .что мы
не  имеем никакого права лезть в  Иной мир без предварительной разведки, без
выяснения обстоятельств. И у нас нет  времени для спецподготовки резидентов,
мы  и  так  потеряли  время!  Уже  третий  месяц  как  сигналы прекратились,
цикличность нарушена, мы теряемся в догадках... Ну? Нужны еще слова?
     -- Нет! -- сказал Иван.
     -- Вам надо подписать вот это. Извините, форма!
     На  черном  столике  перед Иваном  возникла  стопа  бумаги  и массивная
старинная ручка  с золотым сверкающим пером. Из витиеватого  каллиграфически
выписанного биомашиной  текста  следовало, что  он  сам,  добровольно и  без
малейшего   принуждения   идет   на   выполнение   задания.   Другой   лист,
предназначенный  для официальных  запросов,  гласил,  что такой-то  такой-то
командируется для геизационных наладочных работ  в северный сектор галактики
Желтое  Облако.  Была  там  еще куча  документов,  удостоверяющих  что-то  и
кого-то. Иван  не  стал их просматривать --  подписал. Он знал, что  бумагам
этим грош  цена.  Он  думал о другом. О  чем-то непонятном,  но  давящем.  О
какой-то миссии,  которую он  обязан выполнить  здесь, на Земле, а  вовсе не
там, в  секторе смерти,  на вынырнувшей  из чертова  омута планете Навей. Но
какую миссию? Память! Ох, эта память!
     Одутловатый протянул тяжелую старческую руку.
     Протянул для пожатия.
     Иван догадался -- барьера нет! Сейчас он может одним движением свернуть
шею этому дряхлеющему битюгу, еще раз перешибить нос круглолицему, попортить
пижонскую  бабочку   обладателю  алмазной  заколки  и  погасить  ясный  взор
седовласому старцу,  ему бы понадобилось  на все  это  мгновение,  одно лишь
мгновение. Но он не стал этого делать. Он протянул  руку и ответил пожатием.
Он ждал чего-то, ждал ответа на свои смутные вопросы-догадки. И дождался.
     -- Мы помним  все, -- проговорил мягко одутловатый, -- у  вас будет еще
один  шанс. После того как вернетесь. Сколько бы вы там ни  пробыли, на этой
планете  Навей,  хоть  день, хоть  сто лет, вы  все равно вернетесь  в этот,
сегодняшний день, вы не потеряете ни минуты, ни часа. Напротив, возможно вам
удастся связать несвязуемое.  Откат будет. Обязательно будет. И  память  вам
поможет, не сомневайтесь.
     Он посмотрел  на Ивана как-то странно,  каким-то двойным взглядом. И те
трое, что молчали, тоже  смотрели  на него очень  странно -- так смотрят, не
договаривая что-то  очень важное,  так смотрят  на человека, обреченного  на
смерть. Да, они, несмотря на собственные заверения, обещания, не верили, что
он вернется живым. Они смотрели на него как на смертника.
     Даже проклятущие  клыкастые рыбины, казалось, потеряли интерес к  Ивану
-- одна за другой они погружались в свой бездонный омут, взмахивая шипастыми
пластинчатыми  хвостами, разворачивая кольчатые и крюкастые плавники-крылья,
обжигая напоследок кровянистым взглядом.
     И  еще  Ивану  вдруг  показалось,  что  все четверо смотрят  на кого-то
стоящего за его спиной. Это было уже слишком. Иван резко повернул голову. Он
не ошибся -- в лиловом полумраке, переходящим в густую черноту у  сфероидной
мнимой стены  зала, таял насыщенно-багровый силует: длинный, до  искрящегося
хрусталем пола, балахон  скрывал  высохшую изможденную фигуру,  голова  была
покрыта  низким плотным  капюшоном,  узловатая  рука,  словно выточенная  из
старого  почерневшего  дерева, сжимала рукоять высокого жезла с замысловатым
изогнутым  навершием. Иван тряхнул головой, прогоняя наваждение.  И именно в
этот  миг  из-под капюшона, в мимолетном  повороте головы, на него сверкнули
два злобно-прожигающих глаза, скривилось  перекошенное ненавистью старушечье
лицо, обнажились два желтых клыка... И все пропало.
     Переутомление. Это было обычное переутомление!
     Иван  встал  с  кресла.  Он смотрел вновь  на одутловатого --  главного
здесь.
     -- Я готов. Что от меня еще требуется?
     -- Ничего. Вас  проводят  и снарядят.  Возвратник будет вживлен  в ваше
тело. Но вернуться вы сможете, только выполнив задание. И вот ^ще!
     Он   положил  на  стол  нечто   засверкавшее  гранями,  небольшое,   но
приковывающее взор.
     -- Это Кристалл. Вы понимаете меня?
     Иван покачал головой.
     -- Поймете. А  сейчас просто запомните -- он должен быть всегда с вами.
Без него вы обречены. Ясно?
     -- Ни черта мне не ясно!
     -- Этого нельзя объяснить словами земных языков.
     Это штуковина сработана не у  нас. Но  вы все  сразу поймете, когда она
будет в ваших руках.
     Иван потянулся к сверкающему гранями чуду.
     Рука его прошла сквозь грани, не ощутив ничего кроме воздуха.
     -- Там  он будет с вами, --  сказал  одутловатый,  -- и  вы сможете его
взять, не беспокойтесь.
     Ивану  не нравилось  все  это.  Ох  как  не  нравилось.  Но  что он мог
цоделать.
     Да, он сам  дал им согласие.  Он подписал себе смертный приговор. И его
не спасут ни эти  скафандры, сколько  бы  их  ни было, ни эта  Чсуперкапсула
последнего  поколения, еще засекреченная там, на  Земле,  но уже подвластная
ему и принадлежащая ему, ни этот... где же он?!
     Иван  задрал  голову  вверх.  Черная  страшная  пропасть  несла  его  в
неизведааные глубины. Но до дна было бесконечно далеко. И где оно -- Дно?!
     Кристалл высветился неожиданно. Он возник сверкающей хрустальной каплей
во мраке.  Он оживил  это мертвое пространство переливом  волшебных неземных
граней. И сам поплыл к Ивану.
     --  Ладно,  --  сказал  Иван,   нащупывая  теплый  непонятный  предмет,
вкладывая его в нагрудный карман. -- Может, и впрямь пригодишься.
     Чувствовал  он себя отвратно: болела  голова,  суставы выворачивало, во
рту, казалось, хрустел песок.  Так  всегда бывало после внепространствейного
переброса на непомерные и непредставимые расстояния -- не привыкать!
     И  еще   отшибало  память,  будто  после   какой-нибудь  внутричерепной
травмы... по  сути дела, эти перебросы всегда были  "травмами", выдержать их
могли  пока еще очень и очень немногие. Обычный  рядовой землянин со средним
здоровьишком  и набором  всегда таящихся в нем болезней  или вообще  отдавал
Богу  душу в месте "всплытия" или же терял разум, превращался в безмозглого,
пускающего пузыри идиота. Большой Космос пока еще  был не для всех, несмотря
на то, что вот уже шесть веков шло его освоение, шла Великая и Вечная  Война
с Пространством.
     Болтаться во мраке и холоде -- штука малоприятная.
     Иван,  матеря  сквозь  зубы  приславших  его  в   эту  гибельную  дыру,
расправляя  затекшие,  гудящие руки и ноги, включил малый локтевой движок --
капсула стала приближаться.  Да, ощущение было обычным,  не  ты  движешься в
черной пустыне, а к  тебе приближаются предметы... если они близко, если они
рядом. Молчаливые  пылающие пульсирующим огнем звезды недвижны  и неизменны.
Они падают. Падают в Пропасть, 'как и все в мире.
     Капсула была экстра-класса. Иван разбирался в этом.
     Такая стоила  безумных денег. И  они не  пожалели средств. Стало  быть,
дело серьезное, очень серьезное.
     Ажурные хитросплетенные фермы проплыли  мимо, поражая глаз  причудливой
сканной  вязью. Чаша отражателя светилась знакомым  черным скрытым пламенем,
непостижимым  для  человека.  Среди  поисковиков  считалось дурной  приметой
заплывать в чашу,  даже при  необходимости осмотреть  ее  -- это дело обычно
передоверяли технарям. Но Иван плевать  хотел на все  эти приметы и причуды.
Он  заплыл  в  черную  полусферу  с  микроскопическими  бритвенными  краями.
Незримое,  пока  еще бездействующее  поле,  пронзило  его  насквозь  со всех
сторон, сдавило. Мрак чаши  был чернее и  страшнее мрака Вселенной.  Даже на
фоне черной пустоты Пространства отражатель  казался провалом  в безысходную
тьму. Он втягивал в себя, засасывал... Что мог отражать он, всепоглощающий и
бездонный!  Но  он  был  именно  отражателем  -- отражателем  той силы,  что
рождалась  в полуметровой  верной  сфере-геодрайвере,  висящей в его  черной
пасти.  Когда-то  много лет  и  веков  назад  мощь  двигателей  и движителей
измерялась, как знал Иван, в лошадиных силах. За  всю историю планеты  Земля
на ней не было столько лошадей,  сколько их  было сейчас  в этой  полусфере.
Циклопические силы таились в ней.
     Иван ускорил ход. Теперь  он несся прямо к люку верхнего шара,  скользя
взглядом  по  матово  серой поверхности  капсулы.  Ни  единой  царапины!  Ни
вмятинки!
     Ни щербинки! Новь?! Он всю  жизнь  мечтал о  такой! И эти дедовские, но
такие милые поручни-переходы!  Он  замер  на  минуту. Погладил  рукой черную
витую поверхность. В глазах полыхнуло. И увиделись ни  с того, ни с сего два
расплывчатых  силуэта, то ли опирающиеся на поручни,  то ли висящие на  них,
конвульсивно  вздрагивающие,  нестойкие...  Иван тряхнул  головой,  зажмурил
глаза. Но видение не пропало сразу. Оно было внутренним.
     Медленно растаяли сиренево-желтые сполохи пламени, пропали силуэты. Что
за брея?! Откуда это?! Почему?!
     Ивана  бросило  в  пот  -- не хватало еще галлюцинаций, миражей! Так  и
вовсе можно  свихнуться! Там, на этом чертовом  приеме с хрустальным полом и
жуткой старухой.  Здесь! Он еще раз выругался, вслух, не стесняясь никого --
кого туг можно стесняться! Приложил ладонь к выступу у люка. И сказал:
     -- Сезам, откройся.
     Створ исчез, будто его и не было. И Ивана мягко втянуло внутрь.
     --  Все.  Хватит  психовать.  Надо работать,  --  сказал  он  сам  себе
несвойственно строгим  тоном. Но  он вовсе  не  шутил. Ему и  на самом  деле
хотелось как можно быстрее покончить  со всеми этими заданиями и разведками,
расследованиями и выведованиями. Не его это занятие, не его!
     Первым  делом он  разоблачился и  полез  в биодушевую,  где  его  сразу
подхватили на свои мягкие и упругие  руки регенерационно-тонизирующие струи,
завертели, закрутили, вернули в него жизнь и вообще, вновь его создали. Иван
выполз из  душевой на четвереньках, дополз до круглого  бассейна, свалился в
него. И  уснул. Захлебнуться в  оксигидросоставе было нельзя,  им можно было
дышать еще лучше,  чем самым надоенным кислородами и  озонами земном воздухе
где-нибудь в тайге, кедраче,  вдалеке от  людской  суеты.  После  кошмарного
истязующего переброса все это казалось подлинным спасением.
     Да, у Ивана не было времени лежать в реанимации месяц-другой, ему нужно
быть свежим и готовым  к действию через час, самое большее, два. Он спал, но
он знал это -- его внутренние часы уже работали в новом ритме.
     Программа пока не напоминала о себе. Пока.
     Он  проснулся сразу. Не  было ни полусна, ни дремотного оцепенения. Его
словно выбросило из небытия  в  жизнь. Не одеваясь, не  вытираясь,  он почти
бегом полетел  в  рубку.  На  миг замер  перед  сенсопультом. Включил полную
прозрачность. Капсула шла полным ходом к цели. Ее программа работала.
     И снова он, совершенно голый, беззащитный, висел посреди Черноты. Падал
в  Пропасть.  Прозрачность  была  абсолютной.  Она  давала  полное  ощущение
Пространства.
     Она  пугала. Она  убивала.  Редко кто  из космолетчиков  пользовался ею
полностью. Иван был тем редким исключением  -- он оставался самим собою и на
теплой Земле и в ледяном Космосе. Он любил и Ее, и Его.
     Любил.  Но  это  был не тот Космос, не его Пространство. Оно было иное,
чужое. Он увидел  это  сразу. Пустота была густой, вязкой, она таила  в себе
столько всего,  что сердце сжималось в нехорошем  предчувствии. Пустота была
колдовской.  Иван сразу понял это. И он понял еще  одно -- капсула не летела
сама, не мчалась по своей и его воле, нет! Ее притятвало каким-то колдовским
магнитом, ее всасывало колдовской силой в омут неведомого.
     Иван пристально всмотрелся вперед, в невидимую еще цель, в Пустоту. И в
глазах его стало зелено -- зелено той вязкой  пугающей предобморочной жуткой
зеленью, которая сулит лишь одно... непробуждение.
     Он с  силой сжал виски.  Заставил себя оторваться  от Пустоты. Да,  это
дьявольское логово! Это лежбище Смерти! Зачем он дал согласие!  Они  обрекли
его! Они все знали -- и все равно обрекли!
     Он  никак  не  мог  вспомнить событий последних недель, дней. Их  будто
вытравили из  его  памяти. Только эта странная встреча после "дикого пляжа",
только отдых после Гадры... Но ведь было что-то еще. Точно -- было!
     Он силился вспомнить, но не мог. Наваждение! Морок!
     Сон  наяву!  Три  Дня  подготовки,  эти  спешные  три  дня  он  начинал
вспоминать.  Суета!  Все  суета  сует  и всяческая  суета! Нет!  было что-то
важное,  главное! Он  как-то машинально провел рукой по груди, будто пытаясь
нащупать привычное, знакомое, свое... Но ничего не нащупал,
     и даже не смог понять, что -- что там должно было быть.
     Нет! Так яельзя1 Иван сосредоточился, прогнал из годовы все лишнее, все
ненужное.   Не   время  рефлексовать*  Мало   ли  что   может   привидеться,
прислышаться.  Особенно тут,  в проклятом месте, в секторе смерти... Да,  он
уже  вошел в этот  сектор  -- слева от него,  всего  в  трех  метрах,  слабо
пульсировал красный индикатор, утративший мгновение назад прозрачность.
     Капсула пересекла незримую границу.
     Вот он -- сектор смерти!
     Иван ожидал чего-то необычного, страшного. Но ничего не происходило. Он
по-прежнему висел  в  жуткой Пропасти Мироздания и одновременно стремительно
падал в нее. Он чувствовал  нутром -- здесь  нет  того, привычного, времени.
Здесь не XXV-ый век от Рождества Христова, не 2479-ый год, и никакой другой.
Здесь все свое, в  том числе  и время. Ему  захотелось немедленно  отключить
прозрачность, замкнуться  в объеме, зримом объеме капсулы как в крепости. Он
еле сдержал  себя -- нельзя поддаваться  нахлынувшему ужасу,  нельзя!  Иначе
конец! Теперь он  ясно видел  очерченный посреди вековечной  Тьмы коридор --
полыхающий  мрачной колдовской зеленью туннель... Куда? Кто знает! Ни одному
человеку не удавалось до сих пор выбраться из Того мира.
     Ничего  нельзя  было  объяснить,   все  это   не   поддавалось  земному
материалистическому анализу. Здесь царили  свои  законы.  И  понимание этого
приходило с самого начала. Индикатор сверкал малиновым подмигивающим зраком,
предупреждал. Но что  толку предупреждать об опасности того, кто сам идет ей
навстречу.  Иван до боли в глазах вглядывался в неизвестность. И видел  уже,
что никакого туннеля-коридора нет и  не было, что все наоборот, что  капсула
капелькой  живой дрожащей  ртути  течет  по  мрачной  поверхности: мохнатой,
дышащей, живой.  Да, он висел совершенно  один в этом Живом  Пространстве  и
одновременно тек с этой капелькой,  видел ее со стороны. Такого нельзя  было
вынести! Рассудок отказывался принимать всю эту дьявольщину!
     --  Ничего!  --  проскрипел  Иван, почти  не разжимая  губ. --  Нечего!
Разберемся!
     Он  уже  собирался погасить  прозрачность.  И  вдруг, без  всякой на то
причины, ясно осознавая,  что это психоз, бред, бессмыслица, ощутил -- сзади
кто-то есть. Нервы!
     Проклятые  нервы! Это  надо  же  так  взвинтить  себя!  Иван  был готов
собственными руками, превозмогая боль, вы
     рвать из себя эти чертовы нервы. Но он не давал воли чувством, он давил
порывы, он  выдерживал то, от чего обычный земной человек  давно бы сошел  с
ума.  Там нет  никого!  Там  не может  быть никого!  Капсула  неудержимо,  с
немыслимой скоростью несет его вперед -- к загодочной планете Навей. Все что
позади -- это лишь пройденный путь, пустота, там только пустота.
     Иван медленно, словно в тяжелом сне обернулся.
     И он не ошибся.
     Прямо  на него,  в упор, с расстояния  в пять-шесть метров смотрели два
знакомых  напоенных жгучей  злобой  глаза. Были  они  воспаленно-красными, с
бездонными зрачками и  наползающими сверху  бельмами. Он сразу  вспомнил эти
глаза. Он их видел там, над хрустальным полом, в лиловом полумраке.
     И лицо было тем же, старушечьим, изможденно-древним, перекошенным то ли
страданиями, то ли  ненавистью. Лицо было  огромным,  светящимся  нездоровой
желтизной. Верхняя  губа, растрескавшаяся, морщинистая,  была покрыта редким
рыжим   пухом,   она   подрагивала,   приоткрывая    желтые   поблескивающие
нечеловеческие зубы.
     Первым  движением  Иван  вскинул  руки вверх, ожидая нападения, защищая
себя.  Но  тут  же   опустил  их,   расслабился.  Гипнограмма!  Это  обычная
гипнограмма, и  ничего более! Он в  зоне гипнолокационного давления.  Ничего
этого нет! -- уговаривал его разум. Есть! -- жгли нелюдским огнем  глаза. --
Кто ты? Зачем ты здесь?! Чего ищешь?! Смерти?!
     -- Ты найдешь ее! --  неожиданно  громко  пророкотало  со  всех сторон,
будто по этой безмерной  пустоте были развешаны тысячи динамиков. И еще раз,
но уже иглою в мозг, беззвучно, пронзительно четко: -- Ты найдешь ее здесь!
     Цепенея от ужаса,  Иван стал шарить  по  телу,  отыскивая что-то, очень
нужное,  необходимое,  спасительное. Он  не  мог  совладать  с  собой,  руки
тряслись, ноги подгинались... и только когда он ненароком смахнул пот со лба
судорожно сжатым кулаком, понял: он же у него в ладони, вот он -- Кристалл!
     Иван  взметнул  вверх  руку,  полуразжал  пальцы  --  сквозь  них  чуть
сверкнуло голубоватым блеском, Кристал светился, играл бликами.
     -- Сгинь! -- выкрикнул Иван в исступлении. -- Сгинь наваждение!
     Кровавые глаза  полыхнули огнем, скрылись под бельмами, морщинистый рот
ощерился в еле приметной улыбке. Тяжелая узловатая, будто свитая из земляных
корней рука с  черными  звериными когтями выскользнула из непомерного рукава
балахона, потянулась к  его горлу.  Это было страшно! Этого  вообще не могло
быть... Но рука, сжимаясь и разжимаясь,  словно  уже сдавливая хрупкую живую
человеческую плоть, тянулась к беззащитной шее  -- Иван стоял как вкопанный,
он еще не вжился в  этот мир, он не мог понять его законов,  он просто был в
нелепой  и  смешной  растеренности.  Фантастическая   реакция   и   отменное
самообладание тысячи раз спасали его в ситуациях значительно более жутких --
и на коварной Гадре, и  в гиргейских подводных лабиринтах... Но тут было все
не так. Это все было запредельным.
     Колдовским!
     Страшная рука дотянулась до его горла...
     И прошла насквозь.
     Наваждение исчезло.
     Только скрипучий старческий смех эхом прокатился по рубке.
     Ничего не было.
     Иван  с силой сдавил переносицу. Сволочи!  Гады! Они все знали! Все! Но
теперь поздно сокрушаться, поздно.
     Теперь обратного хода нет.
     Он отключил прозрачность. Опустился в кресло пульта, застыл  молчаливой
оканемевшей статуей. Пси-датчики Большого Мозга  капсулы подавали информацию
прямо в мозг. До цели тринадцать часов двадцать две минуты семь секунд хода.
Готовность полная. Защита на пределе. Агрессивность среды близка к норме, но
присутствуют неопределимые флуктуации  непонятного  происхождения.  Иван  не
пережевывал по  отдельности  согни, тысячи данных,  показаний, поступающих в
его  мозг,  он  был  профессионалом,  он  видел  всю  картину  в  целом... И
одновременно думал о множестве вещей. Наваждения?!
     Дай-то   Бог,   чтобы   все   эти   чудеса    оказались   наваждениями,
галлюцинациями, гипнограммами! Ему не привыкать! Ведь  в Осевом ПроЬтранстве
во время  перехода творилось и не такое, там вообще был Ужас, помноженный на
Ужас. Сколько раз он  ходил по Осевому, сколько раз он умирал и возрождался.
Но он  всегда  помнил, всегда  силой  заставлял  себя  помнить,  что  Осевое
населено призраками,  что  там  нет  яви,  там  только  наведенная нежить --
фантомы взбаламученного подсознания. Он слы
     хал о секретном  проекте  в Осевом.  Даже говорил как-то с  ребятами из
Внепространственного отдела. Они  показались ему сумасшедшими, начитавшимися
романов ужасов, колдовских преданий, свихнувшимися на мистике.
     Иван, прошедший тысячи  миров, повидавший такое, о чем  и помыслить  не
мог обычный землянин, не верил ни единому слову, он не поверил Эдмону Гарту,
одноглазому паралитику, два с половиной года болтавшемуся  в Сквозном объеме
Осевого  Пространства.  Тот  сказал,  что  из  сорока  трех  поисковиков  за
последние семь месяцев погибло тридцать восемь. Он не мог поверить -- такого
процента смертности просто не могло быть! Но Гарт не врал. После всего,  что
с  ним  случилось,  он  разучился  лгать,  шутить.  Он  жил в  уединении,  в
насильственном  уединении,  ведь всех  этих  смельчаков  тут  же  подвергали
изоляции  --  люди не  должны были знать ничего, абсолютно  ничего! Это  для
Ивана не существовало барьеров и  запретов, да и то-- пока  на него смотрели
сквозь  пальцы,  памятуя  о  прежних  заслугах,  не  решаясь  связываться  с
десантником-смертником.  Иван  уже  давно   был  вне  закона,  над  законом.
Немудрено, что  последние годы он постоянно ловил на  себе странные, тяжелые
взгляды, его обкладывали  со всех сторон, кому-то он  очень  мешал. НR его и
боялись. Его  могли  убрать, но  заменить его было некем. Проклятое  Осевое!
Неужели все  это  правда?! Но ведь должно  же  в  жизни быть что-то прочное,
твердое,  реальное?! Как жить в мире, который  лишь выглядит основательным и
всамделишным, но  по  существу  своему  полон  незримых  теней,  управляющих
жизнью, полон мистики и колдовства?!
     ...Иван еле вырвался из плена гнетущих мыслей.
     Древним ведическим приемом он собрал их почти осязаемо под небом, гулко
выдохнул, избавляясь от сомнений и  страхов -- голова мгновенно просветлела,
слабость  прошла.. Четвертая степень Посвящения давала Ивану магическую силу
над собой,  над телом  и  мозгом,  над  подсознанием  и  сверхсознанием.  Но
пользовался он этой  силой в самых  крайних  случаях -- бесценное богатство,
как и было сказано в Учении, нельзя тратить попусту.
     Осмыслить,  проанализировать  все  можно будет потом,  когда  накопится
достаточный    объем    нужных    сведений,    сейчас    рано    предаваться
философствованиям, они  могут  затянуть  в  пучину,  погубить, отнять  силу.
Сейчас надо действовать!
     Он включил передний обзор. Это было чудо! Анализаторы, датчики молчали,
они видели одну лишь пустоту.
     Зато глазу открывалось невероятное: мрачно-зеленый туннель будто дышал,
он  доходил на  гигантскую слепленную  из живой пульсирующей плоти аорту, по
которой  текло  нечто  не  видимое,  но  присутствующее,  создающее  иллюзию
движения. Да,  капсулу засасывало, именно засасывало в  Тот мир. Но почему?!
Эти "серьезные", говорили, что планета  сама вынырнула в нашем Пространстве.
Значит,  она и должна быть  здесь -- в обычной  Пустоте, во Мраке!  Она  уже
должна была открыться взгляду.
     Но ее не было. Хотя приборы неумолимо показывали ее приближение. Где же
она, где?! Иван вглядывался вперед, пытаясь нащупать глазом точку, маленький
шарик далекой еще планеты... Нет! Ничего не было видно.
     И вот тогда у него всплыли в памяти многопространственные структуры. Он
в который уже раз успел  удивиться -- откуда это  в нем!  Почему он  видит и
знает это?!
     Его  пронзило словно током. Не надо искать  планету  гдето  впереди, не
надо! Она  уже здесь, она вокруг! Вот  эта длиннющая  мрачно-зеленая  кишка,
переталкивающая капсулу, будто удав кролика, и есть планета -- планета Навей
в одной из ее пространственных ипостасей. Точно!
     Она уже властвует над капсулой и крохотной частичкой живой плоти в ней.
Она  уже  повсюду! Это  прокол, промашка! Как  он сразу  не  сообразил! Иван
откинулся  на  мягкую  воздушно-упругую  спинку  сенсокресла.  Теперь поздно
ругать себя. И пусть эти  приборы показывают  планету  где-то вдали, обычным
шаром, кружащим в пространстве. У них нет иного зрения.  Они работают только
в  убогом однопространственном  трехмерном  мире,  им не дано  видеть  миров
подлинных. Пора!
     Иван  резко  развернулся  и  подкатил  на  кресле к сферической  стене,
продавил  мембрану и въехал в рабочий отсек. Надо было собираться. Надо было
надевать  на себя кучу тяжелых и неудобных вещей, которые могут не только не
пригодиться, а наоборот -- помешать, надо запасаться и увешиваться оружием и
боеприпасами...  Все  надо,  по инструкции надо...  Первым  делом он влез  в
тончайший,  непробиваемый  пластиконовый комбинезончулок -- теперь  его тело
было защищено трехмикронной прозрачной пленкой, которая выдерживала выстрелы
в упор  из ручного оружия, предохраняла  от огня и кипящей лавы, но вместе с
тем  ничуть не мешала  коже дышать. Дышать?  Иван еще не знал даже, чем  там
дышат,  какой состав  атмосферы на этой  треклятой  планете.  Он  уже  устал
перестраивать  свои  легкие  под фтор или  метан, ему  хотелось  привычного,
земного. И уж совсем не выносил он пластино-баллоны с дыхательной смесью. Он
вообще ненавидел всю эту состряпанную химическую дрянь. Но в поиске выбирать
не  приходилось.  Планета могла сыграть  любую шутку в любую минуту. Об этом
яельзя  забывать. Он уже сейчас был в ее многопространсгвбнных недрах, а что
дальше... Пояса,  ленты,  пластинокарманы  со  всем необходимым  прилипали к
телу,  словно  были его  естественным  продолжением. Легкий  костюмскафацдр,
сверху  грубые  маскировочные  штаны,  рубаху, ремень...  С  отвращением  он
поглядел  на шлем скафандра-нет, эту штуковину он наденет, когда точно будет
знать, что без нее не обойтись, не раньше -- ему совсем не хотелось обрезать
длинные волосы, брить  отпущенную бороду... Иван мысленно включил зеркальный
слой стены, вгляделся в себя. И опять его поразило, буквально шокировало то,
о  чем  минуту назад и не думал. Откуда у него эта бородища,  эти волосы? Он
привык  к  ним за  последние дни, дни подготовки.  Но ведь их же не было! На
Гарду   он  уходил  выбритый  до  синевы,  остриженный  почти  под  нулевку.
Возвращение он тоже помнил отлично, -- так,  щетинка,  пара лишних прядей, а
потом? Где он был потом?! Неужто  эти четверо не  обманывали его, неужго они
вырвали из  его памяти  целый клок?! О каких многопространственных мирах они
говорили, о каком Хархане?! Нет! Что-то было, точно -- было!
     Иван  мрачно  оглядывал себя в зеркале. Он не изменился -- все такой же
высокий,  под  два  метра,  атлетически скроенный,  поджарый,  с широченными
крутыми  плечами  и  тугими  бицепсами,  человек-пружина,  гибкий,  сильный,
выносливый,  умный...  Серые  ясные  глаза  смотрели  прямо   из-под  прямых
темнорусых бровей,  прямой  рот,  тонкий  прямой русский нос, чуть приметные
скулы -- это было лицо исследователя-интеллектуала,  а  не супермена с узким
лбом  и  выпяченной   челюстью.  И  эти  длинные   светлорусые,   наполовину
пронизанные сединой волосы, ложащиеся на плечи, спину.
     Темнорусая густая борода, волнистая и поблескивающая  в свете бортового
свечения.  Это был он,  но с какой-то еще неведомой ему  былинной  величавой
статью   русичаарийца,   будто   очнувшегося  от  многотысячелетней  спячки,
расправившего плечи, готового постоять и за себя и  за сирых с  убогими пред
лицом любой Темной силы.
     Было! Было что-то!
     Он  провел  снова ладонью  по груди, чего-то не хватало на ней, чего-то
они лишили его. Но чего? Нет! Хватит!
     Иван оторвался от самосозерцания, бросил самокопания.
     Хватит!
     Напоследок он  закрепил  за спиной плоский  десантный ранец.  Подхватил
лучемет. И пошел в рубку.
     Зеленое нутро  планеты  уже  не просто  всасывало их туннелем-аортой, а
обтекало-облегало-облапливало  со  всех  сторон.  Они  были  в  чреве  этого
чудовищного мира.
     И мир этот был равнодушен к ним.
     Все оказалось столь непривычным, странным, что Иван немного растерялся.
Обычйо поиск велся по привычному сценарию: изучение  агрессивности  звездной
системы,  проникновение в  нее, изучение  околопланетного пространства, сбор
информации,  посадка   или  штурм,  и   собственно  работа  на  поверхности,
непредсказуемая и, как  правило, изнурительная. Но куда  высаживаться здесь?
Куда вообще  девать  капсулу?! Ведь  ее  не оставишь на орбите, нет  никакой
орбиты. Или  пусть  висит  себе в  этом  чреве? А самому на  малом десантном
боте?! Иван в который раз снял показания датчиков -- полный порядок, никаких
препятствий,   никакой  угрозы,   воздух  такой,  что  дыши   --   не  хочу,
агрессивность  средь^  --  нулевая. Ну и что? Зачем  он тогда здесь? Зачем?!
Прислали  бы сразу детский сад на  отдых! Нет!  Опятй нервы. Он расслабился,
развалился в кресле.  Это многопространственный мир. А следовательно -- что?
Следовательно -- то, что он с суперкапсулой одновременно находился и в чреве
планеты, и на орбите,  и еще черт-те где... Только  приборы, только приборы.
Он включил на себя автопилотаж: в мозг пошло и  вовсе несусветное. По данным
аппаратуры  капсула висела  в  шестистах километрах над  планетой с радиусом
вдвое превышающим земной, с густой плотной  облачной атмосферой. И имела эта
планета  не  менее  двухсот   шестидесяти   лун-спутников   и   восемнадцать
пересекающихся, наплывающих друг на друга колец.  С поверхности, из незримых
жерл поднимались вверх, на космическую высоту ядовитые испарения, ни о каком
воздухе и вообще кислороде и мечтать не приходилось.
     -- Вот это похоже на правду! -- еле слышно проговорил Иван.
     И провел готовность бота.
     Нечего терять  время, надо идти вниз. Он задал  в Большой Мозг  капсулы
программу   авторежима  в   пределах   маневренно-изменяющейся   траектории.
Облачился  в  огромный десантный скафандр. И пошел в  бот. Его  единственной
надежей и опорой, единственным спасением была капсула. Без  нее он не жилец.
В возвратники, вживленные в тело, он не верил -- это игрушки, это все не то!
Погибнет капсула, погибнет и  он. Уже на ходу он мысленно усложнил программу
и задал  расстояния  маневра  в полтора  парсека -- они  не  поймают ее,  не
собьют!
     Если эти "они" вообще есть, если "им" будет чем сбивать.
     Когда  бот отчалил от  капсулы, Иван включил полную прозрачность. Чрево
планеты Навей превратилось  из мрачно-зеленого в лиловое, какое-то мохнатое,
утробное,  замельтешили  черные пятна-провалы, заискрилось чтото...  Иван не
обращал внимания на мелочи, он знал, что автоматика бота прекрасно справится
с посадкой на поверхность, будь эта поверхность хоть изнутри,  хоть снаружи.
А там он разберется что к чему. Обязательно разберется.
     В тот момент, когда он  уже дал  команду на  посадку,  за спиной  вновь
прозвучал  сдавленный,  старушечий  смешок,  запахло тленом.  Иван  не  стал
оборачиваться -- ему нет дела до призраков, хватит!
     И  все же он  ощупал в нагрудном кармане волшебный искрящийся Кристалл.
Только потом его рука сжала ствол лучемета.
     -- Вниз!
     Мохнатые  лиловые  стены  утробы ринулись  на него, будто  иодали  этой
команды.  Но они оказались  совсем  не близкими.  И  то,  что виделось мхом,
длинным тончайшим вьющимся волосом, оказалось частоколом невероятно  высоких
дышащих черными испарениями скалтрубок.
     Там негде  было садиться  -- непомерно  длинные  скалы  с вертикальными
склонами-стенами, бездонные невидимые и  не прощупываемые локацией пропасти.
Но  бот  уверенно шел на эти скалы. Иван уже знал  решение Мозга бота -- они
летели в дыру-кратер одной из скал.
     Перед   самым  входом  в  это  чертово  отверстие   он  включил  полную
прозрачность,  чтобы видеть  и чувствовать все. И теперь он словно бы сам по
себе падал  в черную мохнатую  дыру, стены  которой были усеяны  миллиардами
шевелящихся полипов. Свет над  головой,  этот сумрачный расплывающийся диск,
пропал. Но и мрак не был полным. Какие-то светящиеся точки, вспыхивающие тут
и  там нарушали его.  Падение продолжалось  бесконечно  долго,  бот  шел  на
предельно малой скорости, локаторы не могли нащупать дна -- ствол гигантской
трубы вился спиралью,  сплетался  в кольца,  и уже  немудрено  было потерять
ориентацию  --  где верх,  где низ. Бог знает1 -- но расчетливый и  дотошный
Мозг бога трудно было сбить с толку.
     Иван сидел в  неимоверном  напряжении.  Посадка  всегда  была для  него
изнурительным  этапом.  Он готов был дать отпор  любой силе, какая бы только
рискнула помешать десантному боту идти своим курсом, отбить любое нападение.
Да и сам, невидимый сейчас, прозрачный в  видимых спектрах и радиопрозрачный
бот-штурмовик был ощетинен словно еж -- не менее трех сотен стволов раличных
калибров,  излучателей,  антенн-паралиааторов,  были   направлены  в  разные
стороны -- автоматика только издала появления противника, чтобы со-' крушить
его лавиной  прицельного чудовищной мощности огня. Но не было противника, не
было!
     Полет  мог продолжаться  вечно --  многомерные структуры,  многоярусные
миры   --   это  свернутые  клубком  Вселенные,  это  сама  Бесконечность  в
бесконечном  лабиринте.  Ивану  вовсе   не-хотелось  плутать   всю  жизнь  в
лабиринтах мохнатых живых труб живой сатанинской планеты. Он уже был готов к
пропыву сквозь пульсирующую  стену -- плазменные  резаки  заодно  с пучковым
квазибоем запросто прорубили бы окно  в стометровом слое титана, не то что в
этой лиловой мякоти.
     Но Иван не успел. Он лишь вздрогнул  и замер на миг, когда в  мозгу его
ослепительным сигнальным огнем всплыли слова команды:
     "ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ! ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫХОДУ!"
     Это  начала действовать заложенная в него Программа. И  он не мог ее не
выполнить. Это  было  свыше его сил.  Иван  медленно  приподнялся с  кресла,
осмотрел  снаряжение,  провел  ладонью  по груди,  сделал три шага и замер у
аварийного люка.
     "КОМАНДА -- УНИЧТОЖИТЬ БОТ. КОД -- 017017 -- УНИЧТОЖЕНИЕ!"
     Это  было слишком,  но  Иван прекрасно знал:  он  зомби,  он  не  может
противиться команде,  иначе смерть, иначе полный выход из строя всей системы
жизнестойкости,  гибель,   ничто.  Эта  Сила  была  сильнее  его.  Мысленно,
подчиняясь программе, он дал импульс в Мозг бота:
     -- Уничтожение -- 017017 -- Уничтожение!
     Через две минуты бот разорвется в пыль, в ничто, пе
     рестанет  существовать со всей своей мощью, подвижностью, послушностью.
Это же нелепо, это же смерть!
     Иван  боролся  с программой,  подавляющей  его мозг, но  ничего  не мог
поделать, это было невозможным.' Люк исчез сам, оставались секунды. Ну!
     Уже вылетая пулей  из  бота --  в неизвестность, в лиловый  шевелящийся
мрак,  сжимая  в  левой руке  лучемет,  а  в  правой  аварийный пакет, Иван,
преодолевая незримую силу,, выбросил в пространство свое:
     -- 0101011
     Они,  там, на  Земле,  не предусмотрели  его  хода. Они еще  не  совсем
понимали, с кем имеют дело.  Зарываясь телом,  облаченным металлопластиковым
скафандром, в лиловую мякоть,  Иван сходил с ума от острейшей головной боли,
мозги его пронизывало миллионами игл, прожигало, давило, секло... Но он знал
-- его команда, последняя команда, исполнена -- бортовой Мозг бота стер  все
предыдущие команды, очистился, стер он и 017017.
     Отменить эту команду  было невозможно,  но стереть  ее вместе  со  всем
прочим  знающему код  ничего не стоило  --ничего, кроме лютой нечеловеческой
боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.
     Еще до того, как провалиться в забытье коллапса, Иван увидел  в далеком
извиве  живой  трубы  уносящийся  серебристый  бот.  Он  не  исчезнет. Он не
взорвется. И очень может быть, что  он еще пригодится. А может, и нет -- кто
знает.
     Боль! Жесточайшая боль! Даже во мраке, пустоте, безвременьи забытья она
давила его.  Это  было наказайие -- наказание  за ослушание, за неисполнение
воли пославших его. Это была пытка!
     Но Он знал на что шел.

     Часть 2. РЕЗИДЕНТ

     Лесу  не  было ни конца,  ни  края. Иван брел третьи  сутки, но зеленые
дебри оставались все такими же  густыми, непролазными. Тут нужна была особая
сноровка. Больше  всего утомляли причудливые  корявые корневища, выступающие
из  усыпанной  хвоей и  листвой земли через  каждые  три вершка. Приходилось
высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними.
     Лес удивительно напоминал земной. Но отличался он тем, что в нем --были
перемешаны  все  земные   леса:  это  была  чудовищная,  гремучая  смесь  из
тропических джунглей, тайги,  северных буреломов,  сельвы -- все смешалось в
этом лесу. И  все же  он был неземным. Временами  из-под  самого обычного на
вид,  позеленевшего  от   старости  корневища  выползал  вдруг  какой-нибудь
чешуйчатый  гад  с дрожащими прозрачными лапками,  задирал рыбью голову... и
вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.
     Ни  одна тварь  еще не покусилась  на  Ивана, не бросилась на него,  не
подползла,  не  прыгнула с ветвей. За ним  только следили.  Его изучали.  Он
чувствовал  на себе сотни,  а  может,  и  тысячи потаенных недобрых глаз. Он
ждал. А потом он привык.
     Останавливался Иван  всего два  раза, да и то ненадолго  -- час-полтора
привала,  и снова  в  путь.  Ведь  надо  было,  черт  возьми,  хоть  куда-то
добраться, ведь есть же на этой проклятой  планете хоть  что-то  кроме дикой
чащобы!
     Иван  остановил глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным,
издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором, уселся.
Кедр  был неохватной  толщины,  с  него  свисали  лиловые чешуйчатые  лианы,
покрытые мелкими  розовенькими цветочками.  Хвоя кедра  была  самой обычной,
земной,  но  имела  иссиня-черный  цвет, да и ветви были  не совсем такие --
невероятно корявые, извивистые, уродливые -- они напоминали "японские сады".
И все же все тут было неземным. Даже ручеек,  журчащей ниточкой пересекавший
полянку,  огибающий  уродливые  корневища, проскальзывающий  под  ними,  был
маслянистый, густой, пахучий, будто не  вода текла по растресканной ложбинке
в земле, а сама кровь этой планеты сочилась. Навей!
     Иван  не понимал это название. И никто ему  не объяснил  его  -- почему
Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!
     Какая разница!
     Он  расслабился,  привалился  к  теплой  мшистой  коре  кедра,  лучемет
поставил  между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот  верст --
он не кружил,  не плутал, он шел  по прямой... но  так никуда и не пришел. А
можно ли тут  вообще куда-то  придти?! Можно, можно,  -- успокоил себя Иван,
нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был отменный,
целебнейший, лишь,  пожалуй, Сыроватый чересчур.  Но  это  не  беда.  Шлем и
тяжелый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.
     А очнулся он  в  каком-то мерзком вонючем болоте посреди леса. Очнулся,
ничегошеньки  не помня,  умирая  от  головной боли, не понимая -- откуда  на
распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?
     Иван полдня выползал  из трясины. Аварийный  пакет пришлось бросить  --
так, рассовал кое-что по карманам  и клапанам, пристегнул оба  парализатора,
щупы,  плазменные ножи... Он  был словно во  сне, он был сомнамбулой, но  он
боролся за свою жизнь и он выполз. Час лежал в  густой синей траве, приходил
в  себя. Потом  побрел.  Память  стала  возвращаться  лишь на  вторые сутки.
Программа молчала -- может, она уже исчерпала  себя? Иван не хотел  думать о
программе.  Другое  дело,  где теперь искать бот!  Нет,  не найдешь! В  этих
многопространственных  структурах вообще  ни хрена  не найдешь, самому бы не
потеряться!
     Дважды  он  проваливался в  какие-то  волчьи  ямы,  кишащие  безглазыми
слизистыми змеями, норовившими  обвиться  вокруг его  рук, ног, туловища, но
вреда не приносившими.  Выбирался. И шел. Пил на пробу  из ручья маслянистую
жижу  -- его рвало и мутило, но в целом эту дрянь можно было пить, ею  можно
было утолить жажду.
     Глотал  концентраты.  Стимуляторы пока  не трогал  --  пригодятся  еще!
Утомляла постоянная слежка. Дикое зверье -- а может, и не совсем дикое?!  --
безмолвно шло по пятам,  приглядывалось к чужаку, забредшему в их лес. То ли
Иван вызывал у этого невидимого, осторожного  зверья большие опасения, то ли
он был для него не особо вкусным, но его не трогали до поры до времени.
     Однажды  он  успел, резко обернувшись,  высмотреть меж  стволов  черную
исполинскую  тень,  стоявшую  на  двух  задних  лапах,  обнимавшую  высохшее
изломанное дерево, ворочающее уродливой головой на тонкой жилистой шее.
     Но тварь молниеносно исчезла меж стволов, только ее и видали!
     Неба в  этом сыром и  мрачном лесу не было. Ветви и лианы переплетались
наверху узорным причудливым витьем, образовывали купол. Свет все же проникал
откуда-то,  сочился понемногу и сверху,  и  с боков  -- лес  был  погружен в
трепещущий  густой  полумрак.  И  это  придавало  ему налет  таинственности,
нереальности.
     Сидеть  бы вот так,  да  не вставать! Ноги и  спина  гудели,  но сердце
билось ровно  и голова была чистой.  Иван отдыхал.  У него не  было никакого
плана. Да и какой тут план! Не исключено, что этот бескрайний лес станет его
последним пристанищем,  могилой,  что он уснет навсегда под одним из корявых
корневищ. Но даже столь мрачные мысли не давали повода к отчаянью --  не был
этот  дремучий, но  вполне  живой, напоенный  жизнью  лес,  похож на "сектор
смерти",  на  край, откуда никто'  и  никогда не возвращался.  Иван невольно
повел головой,  будто  отыскивая следы  тех  путников,  что  забредали  сюда
раньше. Какие  там следы!  Лес был первозданен в  своей дремучей первобытной
дикости.
     Иван не заметил, как заснул. Он уплыл в мир сновидений, не приметив той
грани, что  отделяла явь от царства грез. И привиделась ему Земля -- тихая и
ласковая,  возрожденная из  копоти,  асфальтового угара  и  мрака гигантских
городов, его родная Земля, Век бы прожить на ней и не видеть бы ни Дальнего,
ни Ближнего Космоса.
     Так было всегда:  в поиске  его  тянуло на Землю, на Земле-в  поиск,  в
неизведанное.  Снился Ивану какой-то  не знакомый ему  батюшка-священник,  и
говорили они о чем-то долго и страстно, но о чем, он не мог уразуметь, будто
говорил  за  него  некто  другой,  более  мудрый,  старый,  проживший  жизнь
непростую. И  было  Ивану досадно,  неуютно. Они бродили  по  полю,  вдалеке
темнел лес, а  ветер  гнал по густой нечесанной травушке  волны, и казалось,
это  озеро  --  светлое и загадочное. Ветер трепал  длинные волосы  батюшки,
ворошил  бороду,  но тот ничего  не замечал, он все пытался втолковать Ивану
что-то  недоступное, непонятное, и никак не мог. Они не понимали друг друга.
Но  все  равно --  на Земле было  дивно  хорошо! Просыпаться не  хотелось. А
батюшка  все  говорил,  что Иван должен зажить по-новому, что он  уже  давно
готов, что он уже и жил по-новому, он уже был кем-то, а теперь только должен
опять  обрести самого  себя. И Иван был непротив обрести -- но  как обрести,
что  обрести...  Ветер уносил ответы.  И он  не мог  разобраться в  себе, он
молчал. Но вместе  с тем Иван знал, что это обретение себя уже началось, что
с каждым пробуждением он становится немножко другим, вернее, он возвращается
в себя, это сейчас -- он не  совсем он. Путаница! Нелепая путаница! Он  спал
очень долго, не меньше трех часов.
     А проснулся сразу. Без переходов. Тут же забыл сны.
     И чуть-чуть раздвинул веки. Так  и есть! Они обступили его, они были со
всех сторон. "Гады!  Что  за  гады!"  --  подумал  Иван,  ничем  не  выдавая
пробуждения.
     В лесу стоял зловещий сумеречный мрак.  Но он хорошо видел этих тварей.
Они держались  стаей,  вздрагивая  от нетерпения  в  одновременно  от боязни
сделать первый шаг, наброситься на него. Но какая же это стая! В стае все".
     всегда  очень  похожи,  будь то земные волки или  зверогрызы с Двойного
Ургона. Стая есть стая!  А его  окружал страшный  жуткий сброд.  Прямо перед
глазами  стоял на  полусогнутых  трясущихся лапах-былинках пузатый, наверное
страдающий водянкой полупрозрачный шакал с человеческими глазами на звериной
морде -- с высунутого дрожащего языка у него капала  слюна. Почти под ногами
у  него  притаился в  сохлой  траве  нелепый  руконогий червь,  кольчатый  и
омерзительный, но  также  ненасытно глядящий желтыми круглыми  глазищами  на
жертву. Прямо за  ним возвышалась неповоротливая туша, усеянная щупальцами и
бородавками.  Глаз у  туши  не  было, зато она беспрестанно шумно  сопела  и
портила воздух. По другую сторону от  шакала,  слившись в одно тело, замерли
три плоских бледных фигуры, почти человеческого вида, но такие изможденные и
вялые, что смотреть на них было тошно. Зато как смотрели они!
     Ивану стало не по себе от прожигающего угольно-красного взгляда.
     Он чуть скосил глаза вправо -- там было не менее десятка смутных теней.
Слева  эти  твари разглядывались  получше.  И  чего  только  не было  слева.
Казалось, со всего белого, а скорее всего совсем не белого света собрали всю
гнусь, погань и нечисть да привели на малую  ночную полянку в нехороший лес.
Именно нечисть, иначе и не назовешь.
     Нелепая стая  выжидала. Чувствовалось,  что  ждать  ей нелегко, что эти
гады  с трудом себя сдерживают.  Ну  что ж,  Иван не привык плыть по волнам.
Хватит уже ждать да догонять. Он открыл глаза и уставился впрямую на шакала.
Тот задрожал  как-то  уж  совсем дико, затрясся  и вдруг завыл пронзительным
мерзким воем.  Стоявшие рядом  с ним твари отпрянули  от  него, отступили на
дватри  шага,  у кого как  получилось. А кольчатый  гнусный  червь с желтыми
глазами  наоборот  --  пополз к  Ивану,  медленно  выгибая свою бесхребетную
бледно-зеленую спину. Ну, ползи, ползи, дружок, мы тебя приветим! -- подумал
Иван.  И  не  дожидаясь, пока мягкий  клюв  этой  гадины  коснется его ноги,
отработанным  молниеносным приемом размозжил ее плоскую безмозглую головенку
прикладом лучемета.
     Ну, кто следующий?
     Червь бился клубками, свивался в кольца и выпрямлялся стрелой -- совсем
как земная змея, у которой отрубили голову.  Но Иван  не смотрел на него. Он
был готов поочередно или скопом расправиться с этой разношерстной стаей. Это
не противник, не враг! Его противником может быть существо наделенное помимо
силы разумом.
     А  эти... Они ринулись на него  все  вместе, разом, справа и  слева. Он
опередил этих тварей, он  уже был  на ногах. И он не отбивался. Он  нападал:
трещали хребты,  вылетали клыки из пастей,  обвисали на  переломленньгх шеях
головы гадин, он их бил  прикладом,  бил кулаками,  ногами, он крушил их, не
считая  нужным  хотя   бы  раз  нажать  на   спусковой  крюк   лучемета  или
парализаторов. Ему вдруг  захотелось  выместить  на ком-то свою злость, свое
непонимание  происходящего,  свою  душевную сумятицу,  обиду  жгучую.  И  он
молотил этих лесных  зверюг так, как их и  их родичей еще наверное  никто  и
никогда не молотил.
     Это  было  лютое смертное побоище.  Вопли,  стоны,  рыки, взвизгиваний,
предсмертный  вой  -- все сливалось в  жуткую  какафонию,  эхом  неслось под
сводами безмолвного до того леса.  Иван бил их  беспощадно, не давая бежать,
отрезая все ходы  к отступлению, настигая и  добивая  одним точным ударом...
Они уже и не сопротивлялись -- они были охвачены  животной безумной паникой.
А  он все бил их!  Этих гадин нельзя было жалеть,  эта нежить не заслуживала
жизни!
     Но  он видел  и странное,  необъяснимое  -- разодранные, разорванные  в
клочья трупы  нежити  и отдельные  члены,  корчась,  извиваясь,  содрогаясь,
уползали в лес.
     Это было непостижимо, но это было!
     Напоследок он настиг мерзкого шакала с человечьими глазами,  снова сшиб
его  с  лап. Потом подхватил  за  задние и  кряду раз пять приложил  о ствол
шипастого пахучего дерева. И наконец, уже  зверея  от  мерзкой жижи, которую
нельзя было назвать кровью, но которая заливала  его лицо, руки,, ноги, Иван
разодрал шакала напополам, швырнул к змеящемуся ручью. И затих.
     Он ждал. Теперь  была его  очередь.  И он  увидал то,  чего  хотел. Обе
изодранные  половины  шакальего  тела,  потрепыхавшись  немного, поползли  в
разные стороны, но за стволы, за стволы этих мрачных корявых деревьев.
     Они  ползли  медленно,  цепляясь  бледными тонкими  когтями  за  каждый
выступ,  вгрызаясь в мшистую землю, вытягиваясь, истекая зловонной жижей, но
ползли, ползли! Ивану стало нехорошо и от увиденного, и от содеянного. Зачем
было  так выходить из себя! Эту нежить достаточно было пугнуть хорошенько, и
все! Зря он так, зря! Но  какое-то  внутреннее  чувство подсказывало  -- все
верн'-),  только так,  ведь нежить  набирает силы из бессилия противника, ей
нельзя  давать  пощады,  ибо  она,  властвуя  над слабыми, не щадит никого и
никогда!
     Останки  шакала скрылись за стволами. Иван оглядел  полянку -- она была
чиста. Лишь чьи-то пузырящиеся  внутренности поблескивали в-тусклом свете да
все  продолжал извиваться безголовый червь, видно, он был  иной  породы, чем
прочая погань. Плевать!  Ивану было  плевать на всех гадов этой  планеты! Он
уже не  верил, что тут  мог  быть кто-то нуждающийся  в  помощи,  тем более,
кто-то сумевший послать кодированный сигнал в такую фантастическую даль. Да,
Земля была сказочно  далеко  отсюда. Можно считать, что  ее и вовсе не было,
ибо  такие  расстояния сводили на нет все, что  лежало  за ними.  Эх, Земля,
Земля!
     --  А  ну выходи! Кто там еще  есть! -- заорал Иван  во вею  мощь своих
легких. -- Выходи на честный бой!
     Ему самому было немного смешно. Разбушевался!
     Разошелся! А осторожность, а контроль над обстановкой?
     И это космолетчик эстра-класса?! И это супердесантниксмертник?!  Хорош!
И он с силой ударил себя по колену.
     И повалился спиной к тому самому  стволу кедра, под которым столь мирно
почивал: Что-то с ним происходило не то, что-то  непонятное и незнакомое ему
самому.  Никогда  в  жизни   он  не  стал  бы  вести   себя  столь   дико  и
неосмотрительно, как он вел только что. Это же  был  вызов,  так можно  было
расстаться с жизнью ни за грош! Глупо!
     Чудовищно глупо!  Потерять контроль? Нет,  он вспомнил, что контроль он
над собой  не терял,  он крушил эту нежить расчетливо  и верно. Ну а теперь?
Что дальше?
     Из  лесу,  конечно,  на "честный бой"  никто не  вышел,  не  выполз, не
вылетел. Только из-за ствола вдруг  вытянулся  безразмерный бледненький,  но
прочный отросток и принялся шустро и деловито  прикручивать  Ивана к дереву.
Ничего  у травянисто-пресмыкающегося  паразита, конечно,  не  вышло --  Иван
сразу  пресек все  это  дело,  выдрав из ствола корневище-голову паразита  и
отшвырнув за ручей. Это не опасности, не те, кого можно испугаться!
     Иван снова прикрьш  глаза. Ему не хотелось вставать  до рассвета. Но он
чувствовал в себе силы продолжать путь.
     Путь? Но куда?!
     Под деревом так хорошо лежалось, ах, как хорошо!
     Рассветы и закаты,  если их так  можно назвать,  были в этом загадочном
лесу непредсказуемыми. И  потому,  когда  где-то наверху  слегка забрежжило,
хотя  по Иванову  расчету  было еще совсем  не  время,  он не удивился. Ночь
прошла нормально, и слава Богу!
     Он доберется до цели! Все ночные страхи и сомнения рассеялись. Полумрак
воспринимался как свет -- привыкнуть к нему было делом недолгим. А раз утро,
значит, пора в путь!
     Иван встал. Размялся. Еще раз осмотрел место ночного побоища. Из свежей
норы  торчали останки  червя, ктото их торопливо  утягивал  вниз, под землю.
Больше ничего не было. Лишь  валялся под  стволом  пахучего шипастого дерева
боевой гамма-резак, оброненный Иваном.
     Пришлось  подбирать,  проверять. С  резаком  ничего  не  случилось, был
новехонек и целехонек.
     Сделав  первый шаг по выбранному  направлению, Иван вдруг  остановился.
Задумался. Почему не  подняться немного  над землей, не осмотреться. Он .уже
трижды лазил на большие прямые деревья, попадавшиеся ему по пути, да все без
толку. Может,  сейчас повезет.  Он  отстегнул  с  икры минигарпун-дальнобой,
выбрал ветвь  в вышине попрочнее, выстрелил крохотным крюком. Вмонтированный
в крюк  механизм в три секунды  поднял его наверх. Иван стоял на  толстенной
ветви, которая сама  могла  быть стволом изрядного  древа, и  глядел  вверх.
Никакого особого верха  и не было. По-прежнему в высях наблюдалось сплетение
ветвей, лиан,  мрачных цветов  с вялыми лепестками. Иван  четырежды повторил
маневры с подъемом -- и все с тем же результатом. Датчики показывали, что он
на  высоте  трехсот  восьмидесяти  шести  метров   четырех  сантиметров  над
полянкой. Было  совершенно  непонятно, как  пробивался через  всю  эту толщу
свет,  пусть и слабенький?! Иван решил  добраться до неба,  хотя бы до тбго,
что  могло  быть источником света, поглядеть, понять. Идти вслепую  не бьгао
сил. Он еще раз выстрелил крюком-подъемником. Потом еще и еще.
     Потом он сам, с ловкостью обезьяны, с младых ногтей скачущей по ветвям,
полез вверх.  Устал через  полчаса, выдохся  --  видно,  притяжение на  этой
планете было и впрямь побольше земного, недаром по приборам диаметр ее вдвое
превышал  диаметр  Земли.  Хотя  в  многопространственных  мирах  разве  что
поймешь! Иван прекрасно видел бесцельность своей затеи, но рвался вверх.
     Ему нравилось преодолевать  расстояния.  После  еще  семи  подъемов  на
крюке, вымотавшись не только физически,  но и духовно, он устроился на отдых
--  развилка переплетенных  чуть ли  не корзинкой ветвей-стволов  была самим
Богом предназначена для отдыха. До полянки, ручейка, норы .с останками червя
бьгао  четыре  с  половиной  километра...  а  вверху  Маячило   все   то  же
древесно-лиановое   хитросплетение   да   пробивался  неяркий   приглушенный
зеленоватый свет. Морока!
     Память  -- своя  ли,  чужая, непонятная Ивану  и не  осознаваемая им --
настойчиво подсказывала -- ты все это давно знаешь, ты постиг  это  в других
местах, тебе  знакомо  это, ну что ты бежишь,  ползешь,  что  ты  Мечешься?!
Лесная крона  могла быть бесконечной.  Но  был выход, бьш! Точнее,  Иван это
начал четко осознавать  --  был  не выход,  а вход! Он есть  где-то,  может,
совсем рядом! А может,  он вообще, повсюду, в каждом стволе, в каждом дупле?
Иван  всптэмнил  о  дуплах  и норах,  входах  и  выходах,  увидав  настоящее
чернеющее  изрезанным  зевом  дупло. Он встал, сунулся в  него, не  чувствуя
опасности, но готовый ко всему.
     С ужасающим  треском,  сипом, карканьем  и стонами  из  дупла вырвалась
наружу огромная  черная  птица, следом  еще  две, и  еще... Все  они  быстро
скрылись за ветвями, лишь черные перья еще долго, кружась, падали вниз.
     Иван  залез  в дупло. Оно было большим, но  хода не  имело --  везде он
натыкался на скользкие изгаженные  птицами стены -- ни просвета, ни прогала.
Тупик!
     Так  можно тыкаться носом,  будто  слепой  щенок,  тыкаться до  Второго
Пришествия!  Иван вылез  наружу.  Развалился  в плетенке  ветвей.  Уставился
вверх. Машинально он  вытащил из клапана-боковины шарик-концентрат, разжевал
его, проглотил. На день питания хватит, а то и на два-три, если не дергаться
по-пустому. Надо  спускаться.  И  так  потеряно  уймище  времени!  Вниз!  Он
спускался  быстро,  прыгал  с ветви на ветвь, скользил но стволам. И не  мог
понять,  так  же,  как  и  когда  лез наверх,  один  ли это ствол  огромного
высоченного дерева или же это непонятное сплетение стволов, переходящих один
в другой.
     Странный мир!  Такой похожий внешне  на земной, и совсем  не такой!  На
спуск  ушло больше часа. Но когда  Иван  приготовился спрыгнуть с  одной  из
последних ветвей наземь -- датчик  показывал  нулевую  отметку -- он увидал,
что никакой земли нет. Ничего не было: ни ручья, ни  палой хвои, ни полянки.
А    были     все     те     же    ветви,     лианы,    лишайник,     мачала
полулистьев-полуводорослей... и зеленая, мрачная пропасть.
     Он вонзил  крюк  в  ближайший ствол-ветвь и, пропустив микротрос сквозь
кольцо  в  наручне  легкого   скафандра,  заскользил  вниз.  Датчик  работал
исправно,  с усердием отмечал: минус  десять метров, минус сто, минус двести
восемьдесят  один, минус девятьсот  шестьдесят  четыре... Все  это  начинало
беспокоить  Ивана.  Он  вовсе не  собирался  посвятить  весь  остаток  жизни
прыганью  и лазанью  по ветвям. И когда он  добрался до  минус  двухтысячной
отметки, он вдруг  все понял. Прибор  не врет! Но прибор земной,  вот в  чем
черт! Он исправно  отмеряет  расстояние. Только не то расстояние, а прежнее!
Нет!
     Этого  нельзя  было объяснить.  Но  Иван  знал,  это так.  Чужая память
выручила его, подсказала: он сунулся в дупло в одном лесу. А вылез в другом!
Зачем он вообще полез  туда, зачем?!  Теперь он потерял  то немногое,  что у
него  здесь было --  он потерял опору  под ногами, он  потерял  землю, с  ее
ручейками,  полянками,  корневищами  корявыми,  с  этой нежитью гнусной.  Он
потерял землю вместе со всем, что  на  ней было. И  где-то теперь низ, ще-то
верх?! Надо  опять лезть к  дуплу,  именно  тому  дуплу,  влезать  в него  и
выходить --  раз, другой, сотый... до тех пор, пока не выйдет верно, пока не
попадет в "тот", в свой лес!
     Иван схватился за виски.  Он заплутал,  заблудился как мальчишка! Но он
знал, он помнил -- он был уже в таких переделках. Где?! На Гадре  нет ничего
подобного:  там  тяжко, жутко,  смертельно опасно, но там все ясно, там есть
верх  и  низ,  есть  лево  и право,  там  нет  пространственных  ярусов, нет
квазиярусов... Откуда все это?! У  Ивана  снова стала раскалываться  голова.
Все! Хватит! Знает, и точка! А откуда, не столь и важно!
     Нет, он  не полезет  к старому, подведшему  дуплу, это обманный ход. Он
будет искать другой шлюз... Шлюз?!
     Ивана словно ошарашило: шлюз, именно шлюз. В памяти высветился какой-то
ребристый неподвижный шар на траве, с застывшей на нем сонной фигурой. Но он
не узнал  этого  шара,  как он мог его узнать, если  ни разу его  не видел?!
Неважно! Ерунда! Главное,  он  знает: тут есть  шлюзы!  А  откуда, почему --
какая разница!
     Но где искать  другое дупло, где? Иван повертел головой --  ничего даже
близкого не  было  видно.  Терпение, только  терпение!  Надо  попробовать по
горизонтали. Он пошел по длинной кривой ветви, потом перепрыгнул на  другую,
третью, четвертую...  Так можно было  идти до бесконечности. Но уже начинало
темнеть.
     Иван шел до тех  пор, пока  мрак ни сгустился до непроницаемости. Здесь
было темнее, чем  в  "том" лесу, чем на полянке. И все же  он, не прибегая к
помощи   контактных   линз   ночного  видения,  отыскал  подходящую   ветвь,
примостился на ней.
     В  эту  ночь  ему не спалось.  Он мог бы  усилием  воли  заставить себя
заснуть в любой миг, в любую ночную минуту. Но он не хотел этого. Он сидел и
размышлял.  Он  вновь   вспоминал  всех  четверых,  особенно   одутловатого,
припоминал каждое произнесенное ими слово, интонацию -- это  тоже было очень
важно, осмысливал.  Обратное время?  Что это? Откат?  Они переместили  его в
другое время, одновременно  и  омолодив  его и оставив ему  весь накопленный
опыт,  память, сознание.  Но  потом вырезали из памяти то,  что  им  было не
нужно?! Но как они могли решиться на такое? Это преступление! Это же...
     Иван  не находил слов.  Может,  все  было совсем не  так? Он  вернется!
Обязательно  вернется  и  разберется  во  всем!  Он  еще  здесь  постарается
разобраться во всем! Откат? Почему его  не будет? Хархан? Нет, как ни терзал
он  себя, как ни выматывал память,  ничего  не мог понять. И  было еще одно,
очень важное и страшное, то, о чем он не забывал ни минуты -- Программа! Его
могли заставить выполнить все,,что  им надо. Он был обречен на послушание. И
на  боль! Лютую  боль!  Он не знал систем распрограммирования.  Ими  владели
единицы, ведь вся эта магия была запрещена на Земле и во всех цивилизованных
мирах  Вселенной, только  изверги-нелюди  могли  пойти  на  программирование
свободной  человеческой  личности,   только   палачи-вивисекторы...  или  же
заведомые преступники,  которым нужен зомби-робот  для исполнения их  черных
замыслов. Все так! Но хватит уже травить себя! Хватит! Надо  сосредоточиться
на окружающем, надо выйти из проклятого заколдованного крута. Надо!
     Иван прикрыл глаза.
     Ему было плохо.
     А когда он открыл их --всего  через  несколько  секунд -- вокруг  опять
стояла нежить. Жуткая, трясущаяся, бледная во мраке нежить.  Этих гадин было
меньше,  чем там,  у  ручья.  Но они были гаже  и чуднее.  Это была крылатая
нежить. Иван видел черные, большие сложенные  крылья.  Но он не  мог понять,
как эти  твари летают среди корявых торчащих тут и  там  стволов. Где  здесь
вообще  можно  летать?!  Можно  перепрыгивать. Можно перелетать с  ветки  на
ветвь. Но такие огромные крылья  нужны  для полета...  Да! Где-то есть шлюз!
Вся  эта  нечисть лезет в  лес из шлюзов,  надо только проследить  за  ними,
ухватить одну такую чертову тварюгу за хвост, вцепиться и держаться, пока не
вынесет  к  переходному шлюзу,  а  то и в  пространство-ярус!  Только  поди,
уцепись!
     На этот раз он неосторожно повернул голову. Черная крылатая стая тут же
рассыпалась, только пахнуло в лицо взбаламученным сырым ночным  воздухом. До
чего  же трусливы! Погань! Иван не сдержался, плюнул  вслед, брезгливо оттер
губы. Какая погань! Им бы спящего, беззащитного придавить -- скопом, стаей!.
Надо на ночь ставить защитный  барьер. Иван  не любил  всех этих сложностей,
они отрезали его от окружающего -- любой барьер это  барьер. Для того, чтобы
вжиться в  мир исследуемой планеты надо наоборот  устранить  меж ним и собою
все препятствия, надо прочувствовать его до конца, пройтись по нему босиком,
подышать его воздухом, испить его водицы.
     Он  включил  маленький фонарик, закрепил его на стволе  -- кружок света
получился совсем  крохотный, с ладонь. Но этого вполне хватало. Иван вытащил
из  локтевого  клапана  пучковый  нож-скальпель...  и, помедлив  с  секунду,
резанул  по  стволу.  Бурая  жидкость   ударила  фонтаном.  Иван  еле  успел
увернуться.  Противный запах полез в ноздри. Странное это было дерево! Когда
жижа почти  перестала сочиться,  Иван засунул  внутрь  разреза руку, засунул
чуть ли не по локоть. Долго щупал мяготь, совсем не древесную и не травяную,
это было похоже на  ощупь на  тело животного, точнее, на его внутренности --
горячие, скользкие,  выскальзывающе-упругие. Иван  с чавканьем  и  хлюпаньем
высвободил  руку,  стряхнул  вниз  что-то  налипшее  и  противное.  Постучал
костяшками  пальцев  по коре  --  кора как кора, обычная!  Он  усилил  свет,
всмотрелся в  разрез -- что-то там булькало, пузырилось, наверное,  в дереве
происходили  процессы,  что  происходят  в  любой  живой  ткани,  пытающейся
зарастить  рану,  зарубцевать  ее,  не  дать  через  нее  проникнуть  внутрь
организма непрошенным гостям.  Иван улегся  на  стволе  поудобнее и запустил
руку в дыру по самое плечо.
     Он чувствовал -- там  должно  быть что-то  еще! Если это не дерево, --а
какое-то  непонятное животное, значит,  под слоем кожи,  мяса,  должна  быть
кость,  должны  быть  нервные  окончания...  Он  разберется со  всеми  этими
чудесами! Вот! Иван нащупал нечто твердое, волокнистое. Потянул на себя.
     Он  весь   взмок  и   выдохся,  прежде  чем  вытащил  наружу  несколько
послушньгх, извивающихся тонких нитей.
     Но эти нити только на вид казались  живыми. Иван  ухватил их за  концы,
растянул,  поднес ближе  к  глазам, долго разглядывал.  Потом всматривался в
места обрыва, в срезы... Этого не могло быть! Но это было. Такие штуки вышли
из употребления  лет четыреста назад, Иван с  трудом вспомнил --  древность,
кошмарная   древность:   гибкие   оптические  стекловолокна,   универсальные
проводники,  незаменимые  в  любой  более менее  сложной инфраструктуре,  но
канувшие в Лету сразу  после  открытия  Д-проводимости.  Непостижимо! Внутри
живой ткани эти искусственные "нервы"?! Значит, это дерево кем-то создано?
     Значит,   он  только  что-то  прервал  связь,  оборвал  проводники,  по
которым... Иван встал, шагнул на другой ствол.
     Осторожно  надрезал  кору,  провел  скальпелем глубже,  еще  глубже  --
обычное  дерево:  мясистое, волокнистое, мягковатое в сранении с земными, но
дерево. Он  попробовал  еще  в трех местах  -- деревья как  деревья! Но кому
могло  понадобиться  прокладывать  среди  этого  дремучего  нехоженого  леса
"живой" кабель с оптико-волоконной начинкой?! И вообще -- где он?!
     Каким-то седьмым чувством  он ощутил внезапную опасность. Поздно! Перед
глазами мелькнули черные мохнатые лапы, сдавило голову, ноги опутало тысячью
пут, в веки, виски, шею  впились мягкие, но неумолимо  давящие иглы... А как
же  система  ближнего  оповещения?!  Как же  выработанное годами  тренировок
предчувствие опасности?! Иван не думал,  не размышлял.  Он сейчас действовал
как робот,  он знал, что ему  отпущены мгновения, что если он опоздает... Он
не  стал  вырываться, размахивать руками и ногами, извиваться, биться  будто
рыба в сетях. Наоборот, он подогнул ноги, сжался в  комок, стремясь защитить
открытую  голову...  и  мысленно  дал  команду малому "мозгу"  скафандра  --
вспышка голубовато-сиреневого света озарила дебри, включилась высоковольтная
защита внешнего ирридиево-пластикового слоя. Жутко взвыли вокруг -- сразу на
сотню глоток.
     Нестерпимо  ударило  в нос паленой шерстью. Путы  ослабли... И Иван  не
удержался. Он камнем полетел вниз.
     Он сорвался с широченной ветви, потерял опору, равновесие. Он еще был в
полушоке. Он ничего не понимал.
     Кто на него  напал? Откуда? Почему? Несколько  сильных  ударов  о ветви
привели его в чувство. Он зацепился за  скользкую и вихлявую лиану, ударился
напоследок о замшелый вонючий ствол дерева-животного. И замер.
     Стоны и  вопли все еще неслись сверху. Да, это заколдованный лес! Здесь
все необъяснимо с точки зрения здравой человеческой логики. Здесь все  иное.
Но... здесь есть шлюзы. Значит, отсюда можно выбраться! Эти  подлецы  знали,
кого посылать! Иван заскрипел  зубами.  Он был  готов разорвать собственными
руками  тех, кто его запихнул в эту гиблую  дыру. Самих бы их сюда! Он вдруг
расслабился. Злость испарилась.  Что взять с этих  червей?!  Да  попади  они
сюда,  давно  бы  уж белели  их  косточки в  лиловом лишайнике средь зеленой
колдовской чащобы! Плевать на них!
     Он  еще  раз ударился о липкий отвратительный ствол,  выпустил  из  рук
лиану,  скользнул вниз  и, оттолкнувшись от  первой же попавшейся  под  ноги
ветви,  прыгнул вправо --  это был мастерский прыжок Иван пролетел в воздухе
метров двенадцать и упал на все четыре конечности. Мох! Это был мох!
     От  неожиданно  нахлынувшей радости Иван  повалился  на  спину,  дважды
перекатился по  мягкому  обволакивающему  мху.  Вскочил  на ноги.  Он был на
земле. А это уже половина дела!
     Индикатор  тлел  ровненьким  зеленым  огоньком  -- стало  быть,  все  в
порядке, опасаться  нечего и некого. Хотя... Иван потер  шею, виски.  Что же
это  было? Ладно, потом разберемся.  Он пошел куда глаза глядят, во  тьму  и
мрак, не выверяя направления, доверяясь только чутью.
     Призрачный  мерцающий  рассвет застал его  под  огромным, изуродованным
болезненными наростами деревом. Иван точно помнил, что заснул он между двумя
выгнутыми,  торчащими  из земли корнями -- ложбинка между ними была мягка  и
уютна. Но за ночь, видно,  чтото  изменилось  --  множество  переплетающихся
корневищ  образовывали над лежащим узорчатую  причудливую решетку. Что  это?
Западня?   Сеть?  А  может,  он  умудрился  заснуть   под  деревом-людоедом,
опутывающим  уставшего  путника  корнями,  как  паук опутывает  глупую  муху
паутиной? Иван решил не дергаться. Время покажет.
     Он  лежал  и  смотрел  вверх.  Сквозь  корневища,  листву  и  лишайники
пробивался сумрачный зеленоватый свет.
     Это был какой-то  другой  лес.  Совсем не  тот,  в котором он воевал  с
трусливой и трясущейся нечистью, не тот, в котором без устали лез все выше и
выше по бесконечным ветвям и стволам.
     Прямо из корявого обломанного  сучка, торчавшего  на  корневище вверху,
сочилась ядовито-красными капельками странная маслянистая жидкость. Капельки
падали.
     Иван проследил глазами путь  одной  из них  --  тугой шарик ударился в.
серебристую поверхность скафандра на груди,  скатился живым ртутным катышем,
тихохонько зашипел на  нежном зеленом листочке. Листочек скукожился,  опал в
сиреневый мох. Не прошло и секунды, как от нежной зелени осталось лишь сырое
розовое пятнышко, мох просел.
     Хорошие дела, подумалось  Ивану, а если бы эта капелька упала  на щеку,
угодила бы в глаз?! Нет, тут долго задерживаться не стоит. Он обвел взглядом
живую решетку -- сучочков с дырочками было не меньше сотни!
     Он поднял руку и дотронулся до ближайшего. Сучок оказался не сучком,  а
мягкой слизистой трубочкой.  Но сам корень был обычным -- корень как корень.
Иван  попробовал было  его на прочность. Ничего не вышло.  Тогда он уперся в
землю,  надавил сильнее.  Это  было какое-то  каменное  дерево!  Ни одно  из
корневищ  не поддалось ни  на йоту! Надо  резать! Иван уже потянулся было за
плазменным резаком. Но что-то остановило его. Не спешить.
     Главное, не спешить! Он  проследил пути еще десятка  красных капелек --
вреда  они  пока  не  причиняли  никакого. Да и  какой вред  можно причинить
ирридиево-пластиковой  обшивке  скафандра?!  Иван   выдвинул  из-под  шейной
пластины  прозрачное  галлозоновое  забрало. Теперь и вовсе бояться  нечего.
Подождем!
     Какая-то   непонятная,  и,  казалось,  совсем  не   его   память  вдруг
подсказала: не  надо дергаться! не надо  суетиться!  не  надо спешить!  Надо
думать. Ежели это живоедящее поганое  древо заманивает добычу в свою клеть и
не  дает  ей выбраться  до  поры до времени, значит, оно должно пожирать эту
добычу.   Но  как?  Капельки  капельками,  пускай  они   растворяют   плоть,
просачиваются... но не  может  же  быть, чтобы  растворилось  и  просочилось
сквозь  мох  что-то большое, живое...  Стоп! А почему, собственно, не может?
Очень  даже  может! Эта впившаяся хищными корнями в землю плотоядная  гадина
именно растворяет добычу, а потом впитывает в себя, впитывает в этот мягкий,
такой уютный и усыпляющий мох.
     Иван  почувствовал  как  испарина покрывает  лоб. Да,  можно  в  минуту
прорезать, прожечь живую решетку, выбраться, выкарабкаться на волю... Только
вот на волю или в новую  клетку? В клетку! Все эти заколдованные леса и есть
клетки  без  входа и  выхода, без дверей  и окошек.  Это  огромные живые или
полуживые тюрьмы! Нет, он не  будет рваться и метаться! Надо искать!  Но что
искать?!
     Ивану  вдруг стало  смешно.  Что искать... Эти  сволочи  забросили  его
сюда... и бросили! А  где Программа? Ведь она-то для чего-то нужна?! Ведь не
только  лишь  для  того,  чтобы  мучить  его  чудовищными болями, терзать  и
заставлятьсовершать глупейшие и опаснейшие вещи!  Почему  не срабатывает эта
чертова Программа, когда он попал в ловушку,  когда надо  спасать его?! Нет!
Это нервы!
     Хватит  психовать!  Никакой ловушки нет. Это детские  игры, это  вообще
ничто в сравнении с псевдоживыми лабиринтами смерти планеты У, где он провел
в жутком заключении  почти  год.  Это  даже  не  подводные рудники проклятой
Гиргеи! И не утроба живородящего астероида Ырзорга, вынырнувшего в Созвездии
Псов из какой-то Иной Вселенной. Это жалкое дерево-людоед! И у  него жалкая,
примитивная  утробишка... Вот!  Вот то, что нужно! Под этим мхом-фикцией  --
утроба, брюхо древовидного хищника. Конечно, лезть  в его поганое  нутро  не
особо приятно.  Но что делать, надо использовать любую возможность, лезть  в
любую дыру, искать шлюз... Или до бесконечности блуждать по лесу-тюрьме!
     Иван вытащил  из бокового  клапана шарик  биопластика.  Из  этой липкой
дряни можно было  сделать все  что угодно, и  потому ее обязательно клали  в
десантные комплекты. Он поднес шарик к глазам и, используя малый "мозг", дал
команду. Через  пять-шесть секунд шарик превратился в  очень плоское и очень
большое  блюдце. И  почти  тут же в  это блюдечко  скатилась первая  красная
капля.
     Через  полчаса, когда у Ивана от напряжения начал затекать позвоночник,
блюдце  бьшо  почти  полным.  Кровавая  маслянистая  жидкость  пузырилась  и
булькала в нем.
     Кислота!  Анализатор   показывал,  что  это  именно  кислота  животного
происхождения,  нечто  сходное   с   желудочным  соком,  только  неземное  и
очень-очень эффективное. И кого эта тварь здесь  жрет? Кто здесь бродит? Кто
спит в мшистых постельках?! Нечисть? Иван сотворил  с краешку блюдца  носик,
выгнул  его... и разом вылил  содержимое прямо себе под спину. Мох зачавкал,
захлюпал, затрясся. Дохнуло вонючим, гнилистым смрадом.
     За чистоту скафандра Иван  не беспокоился -- к обшивке ни одна дрянь не
пристанет. Но все равно было противно.
     Пора!
     Иван  уперся  ногами в решетку.  И почувствовал,  что  мох  под  спиной
поддается.  Ну, еще немного! Зачавкало сильнее. Завоняло уже невыносимо. Это
мембрана-перепонка! Точно!  Шлюз! Иван  не понимал, откуда эта  уверенность,
откуда?! Но  он  уже знал, что надо делать. Он  оттолкнулся ногами  со  всей
силы... за спиной последний  раз чавкнуло, хлюпнуло...  и он полетел вниз, в
утробу  дерева-людоеда, в  зловонное брюхо.  Это был  не  полет  даже,  и не
падение, а прерывистое неравномерное скольжение.
     То   и  дело  Иван   цеплялся  стволом  лучемета,   локтями,  коленными
переборками,  забралом  за  противно-мягкую  мокрую и теплую плоть -- что-то
рвалось  с треском,  хлюпало,  ухало, булькало... и его несло дальше. Дышать
становилось  все  труднее.  И  Ивану  пришлось  замкнуть забрало  затылочным
щитком, включить подачу дыхательной смеси. Забрало, конечно, не шлем. Но что
поделать, шлем  остался в болоте.  Ничего,  ничего... успокаивал  себя Иван,
отыщется дверка,  отыщется!  Он теперь  понимал,  что дерево не могло  иметь
такой огромной "утробы". Это было что-то иное. Это был непонятный гигантский
подземный организм, и, наверняка, торчащее сверху деревце -- всего лишь одно
из его многих щупальцев-отростков.  Да, именно  так! Он  проскользил  уже не
меньше километра, а конца и краю не видно.
     Анализаторы  показывали,  что  вокруг  живая плоть. И нет в этой  плоти
ничего  неживого, нет  никаких  оптиковолоконных  жил, нет  ни металлов,  ни
кремнистых образований,  ничего нету...  кроме  теплого насыщенного каким-то
подобием крови, мяса, сосудов и сосудиков всех размеров,  кишок,  труб, вен,
артерий, каких-то  связок  и  узлов...  Все  это содрогалось,  пульсировало,
текло, билось -- короче, все это работало, жило.
     У Ивана  комок подкатывал к  горлу,  хотелось нажать на  спусковой крюк
лучемета:  жечь! жечь! жечь  всю  эту гадость, пока  насквозь  не  прожжешь!
Вырваться отсюда!, Скорее вырваться! Но рассудок подсказывал: не надо ничего
делать! .наоборот, надо отдаться этому скольжению.
     Ведь  пока  что  этот  колоссальный  живой  организм ничего особого  не
предпринимает против вторгнувшегося  в  него. А попробуй-ка  начни причинять
ему вред --  и  кто знает,  может на  "чужеродное  тело" тут  же  набросятся
защитники этого  организма, какие-нибудь тутошние лимфоциты... что тогда?! И
все равно --  хотелось  разорвать, разодрать живую стену,  отгораживающую от
мира. А если весь этот  мир такой? Если он  весь живой? Вся  планета?! Ивана
поразила внезапная догадка. А почему и нет?!
     Ведь  дремучий  бескрайний  заколдованный  лес  мог  быть   всего  лишь
волосяным покровом  живой планеты,  ее шерстью... Нет, надо жечь!!! Иван еле
сдержался. Бред!
     Всеэтобред!
     Он   уже  больше  часа  болтался  в  скользких  мерзких  внутренностях.
Д-сканнер, встроенный в подбородочную пластину, прощупывал пространство метр
за  метром, пронизывал живую толщу своим незримым щупом -- все  безтолку. Ни
конца, ни  краю не виделось!  Еще через  полчаса Иван сообразил раскидать по
пути  с  десяток  психодатчиков-буев.  Если  цепь  скольжения  замкнута,  он
обязательно вернется к ним, услышит их.
     Датчики бесследно канули в безразмерной утробе.
     Нет, это  не живая планета! Это не путь к шлюзам! Это все тот же "лес",
все  та  же  тюрьма-лабиринт, из  которой выбраться невозможно!  Иван  криво
усмехнулся  --  в  предыдущей  "тюрьме"  ему больше нравилось. Да  уж поздно
горевать.
     Лучи обычного, а заодно и ультраинфрапрожекторов  ни черта не  освещали
кроме кроваво-коричневой мути и сиреневых прожилок. Все это могло длиться до
бесконечности. Но  Ивану  не  светило целую  бесконечность торчать в чьем-то
брюхе.  На одном из особо крутых поворотов он не  выдержал, вонзил  кистевые
телескопические шилоножи в сырую плоть. И от резкой остановки ударился лицом
в забрало -- почему-то не сработали предохранители. Бог с ними! Сейчас Ивану
было  наплевать на все. Он врезался  ручной  выдвижной  сферопилой  в  живую
булькающую плоть. И стервенел.  Плоть поддавалась. Еще бы  ей не поддаваться
-- пила работала  на полную мощь, и  ее лезвие, крошившее в пыль гадрианский
алмазобазальт, не вязло. Оно было универсальным, только оно могло справиться
здесь. Никакой лучемет не поможет, тем более, плазменный резак, только оно!
     По  внутренностям  пробегали  мощные  конвульсии,  скользкая  и широкая
труба-артерия  начала вдруг  сокращаться, сжиматься,  словно пытаясь сдавить
лазутчика,  пробравшегося внутрь,  задушить  его. Но  Ивана  невозможно было
остановить. Он вырубал,  выгрызал  куб  за  кубом отвратительное  трясущееся
мясо, отпихивал от себя, толкал  вниз, в скользоту и сырость. Какая-то белая
мутноватая жидкость  сочилась изо всех стен,  заполняла  трубу, пузырилась--
Индикаторы показывали опасность.
     Анализатор никак  не мог разобраться  в химическом составе жидкости.  А
Иван все резал  и  резал  плоть этой живой  "тюрьмы".  Он вгрызся  на  шесть
метров, восемь, пятнадцать. --
     Жидкость  вязла,  твердела,  мешала  работать,  пыталась   опутать  его
коконом. Но Иван работал, он даже не  включал  силовой защиты. Лишь время от
времени  вытаскивал лезвие  пилы и обрубал белые липкие  нити то справа,  то
слева  от себя. На  двадцатом метре он почувствовал,  что пила  упирается во
что-то твердое, и надавил сильнее.
     С  тягучим  треском,   скрипом,  скрежетом  разрушилась  невидимая  еще
преграда. Одновременно сзади надавило, наперло, нажало. Иван ощутил, что его
выбрасывает куда-то мощная струя. Но он  удержался за  края, застыл... И все
понял.
     Под ним был лес. Тот самый.
     Кровавая  струя,  смешанная  с липкой  белой  мутью,  била  из  ствола,
норовила выпихнуть незванного гостя.
     Улучив  момент,  Иван  выкарабкался  из  дыры  прямо  на  развороченную
изуродованную кору дерева. Но поскользнулся, не удержался. И рухнул вниз.
     Мох  оказался не таким уж и мягким --  он так  ударил в ноги, а потом и
спину, что у Ивана помутилось в глазах. Сверху прямо на голову упал лучемет.
     Все надо было начинать с начала.
     Иван опустил забрало. Уставился на затягивающуюся дыру в коре, потом на
сворачивающуюся  во мху  маслянисто-багровую,  почти  почерневшую  жижу.  Он
устал. Он бесконечно устал в самом начале пути.
     И он не сомневался, что это именно самое начало.
     Дело было дрянь.
     И вот тут-то он увидал шлюз.
     Он  потом  понял, что  это шлюз. А в начале было  какое-то  движение  у
корней  полусгнившего  дерева-обрубка,  шевеление...  будто вспучилась палая
листва,  перемешанная  с хвоей,  вздыбилась,  и  раскрылось черное дупло,  и
вылезло оттуда на  сумрачный свет до того корявое, сгорбленное и морщинистое
существо, что зарябило в глазах, замельтешило.  Иван надавил на  переносицу,
прогоняя видение. И  оно тут  же  пропало.  Но стоило лишь пальцам  ослабить
давление -- и вновь замельтешило,  засуетилось нечто похожее  одновременно и
на крысу, и на маленького корявенького человечка в серо-черном  балахоне,  в
низко  надвинутом  на   глаза  капюшоне,  с  кривой  клюкой  в   морщинистой
руке-лапке.
     "Пойдем!" -- прозвучало вдруг в голове у Ивана.
     Он снова потер переносицу, закрыл один глаз, надавил на веко -- видение
исчезло, лишь рябь колыхнулась меж кореньев. Даже дупла никакого не было.
     Но  стоило  опустить  руки  --  и карлик-крысеныш  стоял словно  наяву.
Непомерно    большой,   свисающий    вниз    морщинистый    нос,    отвисшая
слюняво-поблескивающая  губа,  выпученные  базедово  влажные  черные  глаза,
усыпанная паршью, перхотью морщинистая кожа. И рост! Самое главное, это рост
-- в существе было не больше трех  вершков росту! Но глаза глядели уверенно,
нагловато. Было в  них что-то нелюдское. Иван даже тряхнул  головой-- откуда
тут людское!!!
     "Пойдем!" -- прозвучало снова.
     Неведомая сила подняла его на ноги. Повела.
     Когда дупло было совсем рядом, карлик вдруг исчез.
     Но неслышимый зов прозвучал в голове в третий раз:
     "пойдем!"
     Это был шлюз! Чужая память все помнила. А значит, помнил  и Иван. Шлюз!
Возле  каждого... почти  каждого  шлюза  свой  страж.  Да,  карлик-крысеныш,
морщинистый  гном  несомненно  был  стражем  шлюза!  Иван  встал на  колени.
Заглянул в дупло. Темно, сыро-- опасности  индикатор  не показывал. Пальнуть
бы  внутрь  пару раз  из  лучемета, подумалось  Ивану. Но  нет!  Нельзя!  Он
согнулся в три погибели. И полез в черную дыру.
     Запах плесени сразу ударил в нос. Откуда он в старом гнилом дупле? Иван
включил  контактные  линзы  ночного  видения...  и  ничего  не  увидел.  Или
проклятые  линзы вдруг  вышли из  строя... или... Он ничего  не  понимал. Но
глаза потихоньку привыкали к темноте.
     Первые  три шага  Иван сделал на ощупь,  вытянув вперед  левую  руку, в
правой сжимая наизготовку лучемет.
     Индикатор тлел зеленым светляком Плесень! Да, вовсю несло плесенью.
     Иван  стал  различать  отвесные  стены, ровный  твердый  пол,  усеянный
шуршащей шелухой. Как-то все это не вязалось  с внутренностями дерева, пусть
оно  хоть  живое,  хоть неживое. Темная даже  во тьме карликовая  тень таяла
где-то   впереди,  ускользала.  Смутное  подозрение  охватило   Ивана  столь
внезапно, что он вздрогнул, мороз пробежал по спине. Медленно, боясь сделать
резкое движение, он повернул голову назад. Там была темнота, точно  такая же
как  и впереди,  как и с  боков.  Иван  вернулся на три  шага,  опустился на
колени.  Никакого  выхода, никакого отверстия  не было!  Он провел  рукой по
гладкой   холодной   поверхности.  И  вдруг  понял  --   это  камень,  сырой
заплесневевший от старости и сырости камень. Он  поднялся, не отрывая ладони
от камня, ощупывая его, ища трещинки или выбоины. Но ничего такого не было и
в помине. Это был не просто камень. Это была стена!
     Молотом ударила мысль: шлюз! Он вошел в шлюз!
     Он не  в  дупле, и не в  лесу, он  совсем в  другом месте. Иван  задрал
голову  вверх. На  лицо упала холодная капелька. Откуда? Сейчас Иван кое-что
различал -- стена  уходила ввысь. А с обеих сторон были еще стены -- ровные,
гладкие,   явно  не  похожие  на   внутренности  простой  пещеры.  Это  были
рукотворные стены. Они замшели, заплесневели, но было ясно, что их сотворила
рука человека.
     Иван поперхнулся. Человека?! Не надо спешить с выводами.
     "Пойдем!" -- кольнуло в мозг.
     И он пошел.
     Пошел в  темноту и неизвестность. Пошел  на призрачный  зов, не понимая
ничего, но  приготовившись  ко всему.  Кем  или  чем был корявый морщинистый
карлик -- галлюцинацией, наваждением? А может, это абориген, местный житель,
туземец? Тогда почему он пропадает, когда  нажмешь  на глазное яблоко?  Ведь
это испытанный способ, которым можно отличить реальность от миража...
     Нет, тут что-то другое.
     Иван шел медленно, озираясь, выставив вперед руку, хотя особой  нужды в
этом  уже  не  было --  с каждым десятком шагов становилось светлее. Правда,
свет  был каким-то зыбким, мигающим, словно где-то далеко или высоко  горели
свечи на ветру. Только какие тут, в чуждом мире, свечи!
     Пол шел под уклон и был он таким же холодным каменным заплесневелым как
и стены. Местами из черных извивистых трещин торчали грибы-поганки на тонких
немощных ножках. Грибы эти чуть светились. Но основной свет шел  не  от них.
Иван  почти   неотрывно  следил  за   показаниями   индикатора  опасности  и
анализатора  -- оба прибора молчали. Нет, здесь надо было больше  полагаться
на собственное чутье.
     Впереди  то появлялась, то  исчезала  в неровном свете карликовая тень.
Иван шел следом, да и куда еще он мог идти  в этом узком каменном, вытянутом
в неизвестность  мешке. Он уверял сам себя, что карлик -- наведенный фантом,
а следовательно, он сам обнаружен, его  "ведут", он "под колпаком". Ощущение
было  не из приятных, но куда деваться! Ивану  хотелось  выругаться вслух  и
выкрикнуть в сумеречный туман: "Эй, вы!  Выходите!  Покажитесь,  мать  вашу!
Хватит  уже в прятки играть! Уж коли обнаружили лазутчика,  выследили, так и
берите, чего  выжидаете?!" Но он  знал,  что  криками и воплями не поможешь.
Терпение, и только терпение!
     Уклон  становился  все  круче,  пока  не перешел сначала  в  пологие  и
достаточно   ровные   ступени,   а  потом  и  в  крутые,  кривые,  разбитые.
Карлик-фантом вел его вниз. Но куда? И как все это совместить с безразмерным
живым брюхом, занимавшим, казалось, все недра планеты? Где теперь это брюхо?
Может,  оно  за  тыщу  парсеков  отсюда...  Иван  поймал  себя на  странной,
непонятной  ему  самому  мысли --  почему за тысячу парсеков? ну  почему?  и
откуда это уверенное, но  какое-то  подсознательное знание  о  шлюзах?! Ведь
нигде  ему  никакие  "шлюзы"  отродясь  не встретились: ни  на Гадре, ни  на
Гиргее, ни на планете У, ни в Осевом пространстве... непостижимо! Они отняли
у него что-то! Отняли очень  важное и нужное именно здесь, именно теперь. Ну
ничего,  он еще  вернется!  Он  вернется вопреки  здравому смыслу и  логике,
вопреки всем законам жизни и смерти, он вырвется из  проклятого мира планеты
Навей... и тогда...
     Приглушенный  шум  за  спиной  прервал  размышления  Ивана.  Но  он  не
обернулся,  не сбавил  шага,  он знал -- нельзя  выдавать  себя, реакция  не
подведет, он успеет собраться... Не успел! Первый удар обрушился на плечо --
что-то тяжелое блестящее выбило сноп искр из обшивки скафандра, соскользнуло
и  опять  взлетело вверх.  Второго  удара  не было.  Иван успел  перехватить
мертвой хваткой кисть нападавшего, рванул на себя -- захрустели переломанные
кости,  что-то  огромное черное с горящими  желтыми  зрачками  повалилось на
сырой пол, глухо рыча, роняя пену из пасти.  Иван не смотрел вниз. Он держал
в  правой руке трофей  -- огромный тяжелый двуручный  меч.  Таким можно было
запросто отмахнуть голову жеребцу-двухлетке или уготавру с Двойного Циклора.
Меч был явно старинной, ручной работы -- такой  заслуживал особого внимания.
Но рассмотреть антикварную  вещь  не дали. Дюжина черных расплывчатых  теней
медленно выбралась из кромешной тьмы в полумрак и неотвратимо надвигалась на
Ивана полукольцом.
     В лапе у каждой  тени сумрачно  посверкивало тяжелое  железное  оружие,
заслуживающее не меньшего интереса, чем двуручный меч.
     -- Угхр-р-р-ыыыы-и.., -- прохрипело снизу, и что-то мохнатое ткнулось в
колено Ивану.
     Он не взглянул  вниз, некогда  было.  Выверенным движением Иван опустил
ногу в кованном шипоребристом сапоге скафа на хребет поверженному противнику
-- и после того, как тот не понял "намека" и попытался было дернуться, резко
нажал,  с вывертом и растяжкой. Хребет затрещал, хрипы смолкли, под  сапогом
стало сыро и скользко.
     Левая   рука   машинально   вскинула  лучемет,  оставалось  нажать   на
поблескивающий  металлом спусковой крюк -- и эта мохнатая свора... Нет,  это
не свора! Иван  все  прекрасно понимал.  Животные не бьются мечами и боевыми
топорами.  Это люди! Он пристально всмотрелся,  пытаясь  в зарослях  шерсти,
спутанных волос различить лица. Не различил. Только злые огоньки глаз горели
в полумраке.  Тьфу!  Какие  это  люди! Тринадцать  против одного, не пытаясь
понять,  кто  он,  зачем   он  здесь?!  Иван   в   таких  случаях  не  любил
миндальничать. Он прекрасно знал, что рассуждать о гуманизме и непротивлении
можно очень  долго, страстно и  мудро,  но  лишь в  удобном  мягком  кресле.
Поглядел бы  он, как  повели бы себя все  эти умники-гуманисты в гадрианских
джунглях,  в  компании  звероноидов,  или,  к  примеру,  вот  тут!  Все  это
прокрутилось  в его  мозгу  за долю  секунды,  за тот миг,  пока  палец,  на
спусковом крюке застыл, готовый для  движения  и в одну, и в другую сторону.
Нет,  он  будет  драться с  ними  их  оружием! Лучемет покорно  скользнул  в
заспинный клапан-чехол скафандра, еле слышно щелкнули фиксаторы.
     --  Ну, гостеприимные  хозяева,  давай, налетай! --  бросил он мохнатым
беззлобно, еще раз вскинул меч в  руке, взмахнул им приглашающе, выделывая в
сыром воздухе тройную рассекающе-обманную спиралепетлю. За последние годы он
начал   понемногу   забывать   спепприемы  боевого   фехтования.  Вот  он  и
представился прекрасный случай обновить навыки.
     Иван еле  успел пригнуться -- сверкающая молния пронеслась над головой.
Что за дьявол! Это напали сзади.
     Но почему он  ничего  не чувствовал?!  Почему  молчат  индикаторы!  Где
выработанное  годами  седьмое  чувство  --  чувство  опасности,  никогда  не
подводившее его в сложных ситуациях?!
     Иван одним ударом перерубил ноги напавшему сзади -- тяжеленное мясистое
тело  рухнуло  в  плесень  и  сырость,  скрючилось.  Но  теперь   обстановка
прояснялась -- позади было еще одно полукольцо, и снова дюжина! Они окружили
его. Заманили и окружили! Ну братья-гуманоиды, держитесь!
     --  Может,  поболтаем для начала?!  -- выкрикнул  Иван весело, вовсе не
надеясь,  что местные  его поймут.  -- Что  ж  вы,  ребята,  не слыхали, как
контакты положено наводить?! Эх, вы -- чучела гороховые!
     Он не  сомневался  в своей  победе. И дело  вовсе  не в том, что  он  в
непробиваемом скафе, и не  в том, что он знает приемы кругового боя, которые
им,  судя по  всему,  незнакомы.  Дело  в  другом -- ему  надо выжить,  надо
сохранить  себя  для более  важной  встречи. И  потому --  только наверняка,
только!
     Выжидать  -- дело  гиблое.  Иван разогнулся и  в один  прыжок преодолел
расстояние, разделявшее его с  задними мохначами. Те и  испугаться толком не
успели,  --  блистательное "северное сияние" гирляндой сполохов вспыхнуло во
тьме, будто  не  один меч был в  руке  нападавшего, а  тысяча. И полетели  в
стены, к  потолку,  наземь тяжеленные  боевые топоры, кистени, мечи,  пики с
иззубренными концами. Лишь брошенная чьей-то меткой рукой-лапой тяжелая цепь
звякнула  по обшивке, захлестнула ногу  ниже колена. Иван даже нагибаться не
стал.
     Следующей серией  ударов он уложил всю дюжину  в плесень. Он бил только
голоменью  меча, плашмя,  но  бил  на совесть, не щадя  отвыкшей от  рукояти
кисти. Он уже  чувствовал --  сзади вот-вот огреют, не'дай  Бог  попадут  по
незащищенной голове, не дай Бог! ведь они его щадить да жалеть не станут, не
для того заманивали. Впрочем, заманивали не они. Они только исполнители.
     -- Ну, получай, шустряк! -- выкрикнул он, резко разворачиваясь и с лету
отрубая   мохначу-наглецу   мохнатую   кисть   вместе  с   зажатым   в   ней
топором-секирой. Кровь брызнула в лицо -- Иван еле успел увернуться.
     "Китайским веером" он уложил  шестерьк, рукоятью сбил с ног седьмого. И
замер. Оставшиеся пятеро шли на него стеной. Сзади подползали еще трое. Они,
видно, не чувствовали боли,  не боялись. Инстинкт самосохранения  у них, что
ли, выдохся?  -- подумалось  Ивану. -- А может,  это...  роботы  или зомби?!
Неважно! Какое  это имеет значение сейчас! Он  бросил меч  под  ноги.  Потер
руки,  не снимая тонких  сенсорноактивных перчаток.  Сосредоточился.  Собрал
волю в кулак. И мысленно приказал пятерым мохнатым бойцам остановиться -- он
внушал не словесным приказом,  который  мог  бы  подействовать на землянина,
нет, он навел на всех  пятерых усиленный гипнообраз бушующего пламени на том
самом месте,  где стоял. Это должно было подействовать на любое существо, не
желающее бесцельно погибнуть...
     Не   подействовало!   Мохначи   приближались.   Они  даже  на   миг  не
приостановились, не вздрогнули...  Иван  опешил. У существ  такого  порядка,
даже  если они  полуразумные  или  псевдоразумные,  нервная  система  должна
принимать гипнообразы, должна давать сигнал в мозг!
     Что-то тут  не то! Он потянулся рукой к глазу. Но остановил движение на
полпути. Надо бьшо обороняться  --  рядом с ухом  просвистело  резное лезвие
обоюдоострой секиры-алебарды -- и где они только набрали всего этого?!
     -- Ну, держись, друга любезные!
     Иван ребром ладони перешиб древко секиры и, не теряя размаха, саданул в
мохнатую  морду -- кулак погрузился в вязкую мякоть. Вторым ударом, прямиком
в  грудь, Иван  сбил нападавшего с  ног,  вспрыгнул  на него,  ломая  шейные
позвонки.
     Оставалось четверо спереди и трое полуживых сзади.
     Одному Иван выбил коленную чашечку. Но тот не упал.
     Пришлось   бить  ногой  в   горло.  Другого  он   опрокинул  мастерским
классическим ударом в подбородок.  От  осознания,  что кто-то неведомый,  из
местных властителей, наблюдает откуда-то  из безопасного места за всей  этой
потасовкой,  у  Ивана комок  к горлу подкатывал,  ему  становилось  тошно  и
хотелось  остановиться,  завопить  во всю глотку:  "Вы  что, олухи  чертовы,
совсем  охренели тут!  Кто так  встречает гостей! Хватит!  Хватит, мать вашу
инопланетную!!!" Но вместо этого приходилось вовсю дубасить мохнатых тварей.
Двух оставшихся Иван вывел из строя надолго, он сразу это  определил,  удары
были   полусмертельными,   запрещенными  (но  разрешенными,  когда  деваться
некуда!) Все, хватит!
     Он  устал  и  даже  взмок,  несмотря  на то,  что  "малый  мозг"  скафа
поддерживал меняющийся в зависимости от  состояния организма микроклимат  --
тело не  должно  было ни перегреваться, ни  переохлаждаться. Троих  ползущих
Иван добивать не стал. Он ухватил их за задние лапы,  бросил в основую  кучу
поверженных. Потом  огляделся.  И поочередно  перебросал в  общую "братскую"
кучу и всех остальнь1Х. Пускай наблюдатели поглядят да потешатся!
     Встал, опустил  руки. Он устал. И ему порядком все надоело. И  где этот
хмырь-карлик?!  Где  этот  морщинистый лилипут-крысеныш?!  Заманил,  гад, на
верную смерть, а сам свалил,  смылся!  Эх,  попадись  ты теперь под  горячую
руку!
     Иван вдруг вспомнил о том, что  так  и не успел проверить... Нет, бред,
ерунда,  как такое могло  прийти в голову,  с какой  стати  ему  сражаться с
призраками,  да  и  вот  --  от  ответного  удара  последнего  мохнача скула
припухла, вот она, Иван потрогал щеку. И все же надо проверить.
     Он  нажал указательным  пальцем  на  глазное  яблоко  --  все  реальные
предметы  должны  бьши  раздвоиться,  все  нереальные...  Куча  мохначей  не
раздвоилась. Он воевал именно с призраками! Иван повторил, перепроверил себя
--  куча  вообще пропала. На ее  месте дымилась желтым дымком лужица зеленой
слизи.
     Но мечи, шестоперы, алебарды, пики  лежали на заплесневелом полу, будто
подтверждая, что побоище все же было.
     Иван нагнулся, поднял свой, первый меч,  сунул  его  в  клапан-ножны за
спину. Сплюнул  под ноги -- тьфу ты, пропасть! И пошел вниз, туда, где снова
начинались  корявые  ступеньки.  Теперь  он  пойдет  до  конца!  Теперь  его
остановит только...
     Через сотню шагов он со всего маху налетел на невидимую преграду и чуть
не свернул себе шею. Это был конец света. Иван кулаком ударил по индикатору,
который беззаботно светился мирным зеленым светлячком. Что происходит? Он не
чувствовал преграды. Приборы ее не регистрировали. Анализатор вообще молчал,
хотя просто по  всем своим обязанностям  должен был предупредить о появлении
на    пути   непонятного   предмета,   разложить    его   на   составляющие,
проанализировать, дать ответ... Но тем не менее преграда была.
     Иван  протянул  руку  и  нащупал ее  -- ровная  гранитно-твердая стена.
Невидимая стена. Он  вытащил изза спины меч и  ткнул им в преграду. Меч чуть
не вылетел  из руки. Тогда  он ударил рукоятью  правее,  потом ниже, выше --
стена  была  везде.  Нет,  тут  мечом не поможешь делу! Он подошел к видимой
стене подземелья, к  правой  стене,  и  от  нее начал тщательно  прощупывать
преграду. Добрался  до  левой  стеночки.  Но  ни  трещинки,  ни  разрыва  не
обнаружил. Ну и что теперь? Назад возвращаться?!
     "Она пропустит только тебя", -- глухо прозвучало в мозгу.
     -- Чего? -- выкрикнул в полумрак Иван.
     "Только тебя!" -- кольнуло в затылок.
     Ну  хватит! Иван  вытащил  лучемет, вскинул  его на грудь. И  дал самый
слабый  на   три  метра  --  лиловая  концентрированная   плазма   в  ореоле
всесокрушающего дельта-излучения ударила стру?й ровно на три метра, для  нее
преграды не существовало. Иван вытянул  руку --  рука уперлась в  прозрачный
гранит. Вот так!
     Он вывернул  регулятор  почти до  отказа,  упер  приклад в плечо  --  и
засадил   в   невидимку   концентрированным  ураганным   снопом.  Подземелье
осветилось  ярчайшим  светом,  словно разом  зажглось  в нем несколько тысяч
фонарей. Воздух в месте прожога начал плавиться, искажая все вокруг.
     -- Ладно, сейчас поглядим!
     Иван  выхватил  из-за  спины  меч.  Швырнул в прожог-- меч  с  каким-то
замедлением, усилием, словно проходил через трехметровый слой воды, пробился
через преграду, звякнул об пол по ту ее сторону.
     Иван сунул руку. Рука уперлась в гранит.
     "Она пропустит только тебя!" -- снова ударило в мозг.
     Что это может означать? Иван  уже почти понимал, чего от него хотят, но
его рассудок,  его врожденное чувство осторожности  не  хотели соглашаться с
предположениями.  Нет,  без  скафандра,  голый,  практически  беззащитный  и
безоружный он туда... ТУДА!... не пойдет. Не пойдет ни за что!!!
     "Она пропустит только тебя!"
     -- Поглядим еще!
     Он  рванул  подбородочный  блок,  взрезал  пристежным  лазероскальпелем
ирридиевопластиконовую  застежку  ворота, расстегнулся до  пояса. И принялся
перекладывать все  необходимое, все крайне нужное в этом страшном мире прямо
за  пазуху,   под   внутренний   скаф,   между   маскировочной   рубахой   и
комбинезоном-чулком.
     "Ты можешь опоздать! Оглянись!"
     Иван  посмотрел  назад.  По  длинному и  мрачному  коридору,  прямо  по
иззубренным,    искрошенным    заплесневелым   ступеням   на   него   ползло
отвратительное  в своей  неостановимости, мерзости, убийственной  тяжести  и
лютой  злобности  чудище. Оно  было похоже  на  огромного,  расплывшегося по
ступеням  жирного  змея-дракона,  покрытого  сверкающей  чешуей  и  тысячами
извивающихся членистых конечностей.
     Нет! Хватит! Иван выпустил в преграду еще сноп.
     И  сразу  же  сунул  следом  сам лучемет. Тот прошел! С трудом,  словно
сквозь   пластилин,   но  прошел!   Выскользнул  из  скафа   --  уникального
всезащитного суперскафандра, который один стоил побольше иного космокрейсера
и  был почти  за гранью научного потенциала Земли XXV века, -- выскользнул и
прыгнул вперед. Прыгнул рыбкой, ощущая за спиной зловонное горячее дыхание и
лязг чудовищных зубов-камнедробителей.
     Он  больно ударился локтем. Вывернулся, встал сразу, подхватив лучемет,
готовясь встретить гадину по эту сторону барьера.
     Но   гадина-дракон  застыла  всего  в   двух   метрах,   тупо   разинув
шестиметровую  в  диаметре  пасть,  хвастаясь   своими  погаными,  усеянными
полипами  и жвалами  внутренностями.  Гадина  не  могла преодолеть преграду.
Слава Богу! У  Ивана кольнуло в  груди,  он провел по ней  ладонью,  пытаясь
отыскать  что-то нужное  сейчас, но так  и  не  понял -- что именно? Зато он
заметил  другое.  И  похолодел!  Не  может  быть!  Внутреннего  скафандра  и
комбинезона-чулка на нем не было! Это переходило все границы, этого не могло
быть никогда!
     Иван тщательно ощупал себя, осмотрел, проверил каждый сантиметр тела --
не было ни скафандра, ни обрывков комбинезона. Это барьер! Чертова ппеграда!
Он  пролетел  сквозь нее как  сквозь  масло.  Иван"  уточнил  -- как  сквозь
раскаленное,  зло обжигающее масло. Да это не  просто преграда, это защитный
силовой барьер!  Эта штука  обладала  способностью  сжигать  то,  что  ее не
устраивало, и она уничтожила  комбинезон,  скафандр! Она  слизнула их, будто
пенку  с  молока.  Да где  же  он, черт возьми?!  Кому  это по силам?!  Иван
вцепился обеими руками в лучемет -- последнюю свою надежду.
     Никто на  пего не  нападал, защищаться было не от кого. Даже гигантской
драконообразной  гадины  не  было  видно,  ее  поглотила  кромешная  тьма за
барьером -- ни звука, ни капельки света не просачивалось с той стороны.
     Иван еще раз оглядел  себя. Но почему они оставили маскировочные штаны,
рубаху, мягкие внутренние  сапожки,  ремень,  всякую мелочь в клапанах  и за
пазухой?
     Он тряхнул головой и длиннющие волосы полезли  в глаза, теперь их ничто
не сдерживало. Нет, так не годится.
     Иван выдернул из сапога  длинный верхний  ремешокшнур. Обвязал  голову,
тряхнул волосами -- и сразу стал похож на какого-то стародавнего, совершенно
неуместного  здесь,  на  краю  Вселенной,   в   логове   Смерти,   былинного
героя-странника.  Он  как  бы  увидал  себя  со  стороны.  И  тяжкоГгорестно
вздохнул. Теперь бери его голыми руками!
     Он поднял меч, сунул за широкий тройной ремень.
     Закинул на плечо лучемет. И пошел куда глаза глядят.
     Ступени все время вели вниз, не было  им видно ни конца, ни края.  Ноги
начинали гудеть.  Иван  хаживал  и подольше,  он  мог не замечать усталости,
боли, недомоганий, он мог  долго обходиться  без воды и пищи. Но пока в этом
не было  нужды -- концентраты и того и  другого лежали в  клапанах вместе со
стимуляторами, антигравитаторами,  ускорителями  и  прочей  чепухой-мелочью.
Коридод)  подземелья  постепенно  сужался,  становился  тесным, мрачным.  Он
теперь больше походил на подземный ход, прорытый кем-то лаз. Если так пойдет
дальше, то  скоро не будет  возможности  протискиваться. Иван  начал всерьез
расстраиваться,  когда  ступени  вдруг  кончились,  неожиданно   утыкаясь  в
маленькую  ржавую  дверцулюк. Железо! Обычное земное  железо!  Впрочем, Иван
осек себя: железо -- оно везде железо и на Земле, и на Гадре, и на Тау Кита.
Он пнул сапогом люк, и тот, поскрипывая, нехотя поддался.
     Иван заглянул  внутрь. И опять чужая память заставила его содрогнуться.
Многомерные  миры!  Все  повторяется  снова!  Но почему! Нет! Это  не  чужая
память,  это его  память!  Просто он  никак не  может  понять, вспомнить все
полностью... эта память избирательна. Ладно, хватит!
     Потом!  Вертикальный канал-шахта уходил  вниз, во  тьму и неизведанное.
Посреди этого канала висел трос, стальной витой трос.
     "Иди туда! Пора!" -- снова кольнуло в мозг.
     И Иван вдруг понял очевидное -- это вовсе не телепатемы карлика! Это не
мысленные приказы его призрачного  поводыря! Это -- Программа! Она ведет его
по лабиринтам  планеты!  Но  почему?! Почему???  Откуда они там на Земле, на
милой старушке Земле,  за триллионы парсеков отсюда могли все знать? Значит,
он не первый?
     Значит, тут уже были наши?!  Неожиданная догадка  чуть не сразила Ивана
наповал. Они посылали сюда десантников-разведчиков! Они  протаптывали чужими
телами, чужими смертями эту  тропинку в Чуждый мир. Но почему они ничего  не
сказали ему раньше?! Почему они молчали?! Или он ошибается?!
     У Ивана раскалывалась голова.
     "Иди вниз!"
     Ладно! Была-небыла!
     Он  просунул  голову  в  темноту.  Ощупал трос. Тот  висел  надежно, не
поддавался. И  тогда Иван одним движением перебросил тело в  канал. Вниз так
вниз! Он  быстро  перебирал руками, спускался. И думал, что шахта может быть
многокилометровой,  даже бесконечной,  если этот мир и впрямь многомерный  и
многопространственный.
     Ну  да  что  теперь делать!  В  шахте  было не так  уж  темно.  И  Иван
поглядывал по  сторонам. Какие-то дыры,  щели, трещины усеивали стены шахты.
Теперь у Ивана не  было никаких  приборов, никаких индикаторов. Но он  четко
знал,  чуял, что десятки  глаз следят за ним.  Следят сверху,  сквозь щели и
дыры,  перемещаясь вместе со  своими  владельцами по внешней обшивке  шахты.
Один раз он даже специально резко вскинул голову вверх и влево. И убедился в
правоте наблюдений -- нечто остроклювое и призрачное мгновенно отвело жгучий
желтый взгляд, спрятало голову в темноту дыры.
     Ладно, Бог с ними!  Пускай только попробуют  сунуться! Так думал Иван и
полз вниз. Руки ныли, ладони  горели. Но деваться некуда -- разве что упасть
в этот колодец.
     Можно было воспользоваться антигравитаторами. С другой стороны лучше их
поберечь -- так Иван и сделал.
     Он уже давненько не спал, от этого в голове гудело, мелькали бессвязные
мысли,  образы,  кто-то  бубнил нечто нечленораздельное.  Несколько раз Иван
отключался  от реальности,  впадал в полузабытье. Его  тренированные могучие
руки продолжали перебирать, травить трос,  тело послушно  скользило вниз,  а
сам он был далече отсюда, на матушке-Земле.  Он лежал в высокой темнозеленой
траве и  глядел  на  причудливое  белое облако, которое  было  похоже  и  на
сказочного  Змея-Горыныча и  одновременно  на  псевдоразумного  исполинского
птерозавра с планеты У. Правда, птерозавр был хамелеоном и умел менять цвета
в  отличие от  облака, и все  же  --  очень они бь?ли  похожи.  Рядом  сидел
срдовласый старик-священник  и  говорил  что-то  о  недопустимости покорения
Вселенной,  о неискупимых  грехах, которые человек навлекает на свою  голову
этим "покорением", и  еще о чем-то  -- высоком, недоступном и иногда пугающе
непонятном.
     Иван  не мог  сосредоточиться -- он будто  погружался в вязкий омут,  а
потом всплывал наверх, он не мог уловить  нити рассуждений, он и не хотел ни
о чем рассуждать. Зачем? Лежать бы вот  так вечность! Или хотя бы отмеренный
тебе  Всевышним  срок!   И  никуда  никогда  не  соваться,   не   испытывать
судьбу-злодейку,  коварную и изменчивую. Ему  казалось,  что  они ведут  эти
беседы-споры с  седым  священником уже бесконечно  долго  и что  не видно им
предела.  Откуда  приходило  такое  ощущение,  Иван понять не мог. Небо было
безумно высоким, непостижимым. В его голубизне  таилась вся Вселенная  и все
Иные миры.  Оно  было вьнце  и  шире всего на свете, и за ним уже ничего  не
могло быть! Так зачем же прорываться  сквозь это бездонное синее небо, зачем
падать  в Черную пропасть?! Земля! Самое совершенное создание Матери Природы
и  Творца Вседержителя. Нигде  в  бескрайнем  Космосе нет  ничего  близкого,
похожего  --   мириады  мириадрв  миров,  ярких,   сказочных,  фантастичных,
страшных,  непостижимых  чудесных,  невероятных. Но Земля  одна! В  геизапию
чужих  миров  были вложены  за века  колоссальные  средства, не  поддающийся
подсчетам труд миллиардов людей,  биосуществ, иножителей, было израсходовано
столько  энергии, что  хватило бы  на десяток  Сверхновых.  И все же  что-то
происходило  не то, в чем-то старик-священник  был  прав. Люди  ломились  во
Вселенную,   словно   завоеватели,  так  могла   ломиться   дикая   орда   в
цивилизованный  и укрепленный город русичей,  штурмуя его,  пробивая  стены,
забрасывая  градом каменьев, стрел, ядер,  поджигая  со всех сторон, не щадя
жизней  простых воинов  и бросаемых на смерть рабов, калек,  пленных. И хотя
потом выяснялось, что можно было обойтись без штурма, без  жертв, можно было
немного выждать и войти  внутрь города миром, с добром и товарами... Но нет,
нетерпение   сжигало   человечество.   Оно   именно  штурмовало   Вселенную.
Объединенное Мировое  Сообщество рвалось к новым  колонизируемым  планетам с
алчностью  конкистадоров,  бороздивших  моря  в  поисках  сокровищ  и добычи
тысячелетие назад. Сотни тысяч планет  были  уничтожены, высосаны,  выжжены,
превращены в мертвые пустыни... Колонизаторы не  знали пощады, они намеренно
и осознанно  шли против Бога, они  не могли  остановиться, алчность и  жажда
нового терзали  их.  И несмотря  на то, что вся  освоенная  и  планируемая к
освоению  часть  Вселенной давным-давно  была  поделена  между  Объединенным
Мировым   Сообществом    и   Великой   Россией,   отношения   между    двумя
земнымигигантами были постоянно натянутыми. Россия, сама пережившая страшные
времена, проложившая  свой Великий Путь во  Времени и Пространстве, не могла
смириться  с  хищническим истреблением другой стороной  всего неземного. Она
была намного впереди в  освоении Мироздания; три четверти всего космического
потенциала Земли  принадлежало ей,  на  тысячи световых лет она продвинулась
дальше Сообщества в глубины Пропасти Тьмы. И все  же... покорение оставалось
покорением. Великая  Нация,  уже  третий век  переживающая  взрывной процесс
пассионарности,  двигалась  к Непостижимым  Рубежам Вселенной, как  когда-то
прапрадеды,  далекие  предки  неостановимо шли  к  берегам  Великого  Тихого
океана, к Америке  -- и ничто не могло им  препятствовать, не было  на белом
свете такой силы. Нет ее и теперь!
     Вселенская  Сверхдержава  несла  в  Черную Пропасть  понятие о  Добре и
Справедливости, о том, что всему  живому есть место во Вселенной  и никто не
вправе называть себя хозяином положения, на какой бы ступени развития  он ни
находился.
     Иван был одним  из посланцев Великой России.  Был Ьсегда,  сколько себя
помнил, с  младых  лет, со Школы, с  первых дней десантной  практики  и  уже
потом, после -- во времена постоянной работы в Отряде  Дальнего Поиска... Но
он не знал, кем он  был сейчас. Он не знал, кто его послал. И не знал толком
-- зачем?! Он не мог и не хотел верить в Зло и злые умыслы. Но не все в мире
еще было Добром. И кто он сам, если он не знает, чей он посланник?! Тяжесть!
Страшная тяжесть  в  голове.  Боль  в  груди.  Высокое  небо. Напряженный  и
одновременно   проникновенный,  мягкий  голос   священника.  Мерцающие  тени
четверых "серьезных" людей, суровые и каменные их лица. Что за этими лицами?
И  не  маски ли  это  вместо лиц?!  Тяжесть! Страшная тяжесть  в  голове!  И
невесомое тело... Иван очнулся на мгновение. Тело и впрямь было невесомым --
он почти не чувствовал его, руки перебирали трос, и не было в них усталости,
боли, они несли невесомое тело. Что это? Очередные шутки колдовской планеты?
Неважно! Главное,  не останавливаться -- вперед, то есть, вниз... Низ ли был
внизу? Иван ничего  не понимал. Ему казалось, что все переменилось, и что он
уже испытывал где-то нечто подобное. Пусть! Все равно!
     Главное,  не  менять  направления  движения, и  тогда он  выберется  из
шлюзового туннеля!
     И  снова  провал.  Снова высоченное  синее  небо. Снова Земля.  Как все
меняется,  непостижимо!  Шестой  век  Россия идет  в  Неизведанное, во  Мрак
Мироздания. И не  видно  конца  движению. Зачем?  Значит,  так надо. Не прав
старик-священник, не прав. Раз это  движение длится  столь  долго,  раз  оно
столь неостановимо, значит, это Путь России, точнее, часть ее Великого Пути.
И значит, это угодно Той Всеобъемлющей Силе Существующего  и Несуществующего
Миров, которую  принято  называть  Творцом. Иван неплохо знал историю, этому
учили на совесть, он  знал многое  из жизни Человечества. Но не все ему было
понятно. Он не  мог осмыслить той Вселенской Высшей  Силы,  что  спасла  его
страну,  его  Народ от  полного  уничтожения  зарождающимся,  сплачивающимся
Мировым  Сообществом.  Это  было непостижимо  и фантастично. Обескровленная,
истерзанная, измученная Россия, у которой отняли три  четверти  ее ис-конных
земель,  заселенных  россиянами,   отняли   враги  Ее,  внедряя  тут  и  там
марионеточные  бантустаны  с марионеточными  "суверенными" режимами,  ожила,
поднялась в полный рост и вернула не только все  свои  земли, но  и величие,
которому  с тех  черных  годин предстояло  неуклонно  расти. Это  было чудо.
Святая   Русь,  оккупированная   и   практически  покоренная   Силами   Зла,
расчлененная,   разграбленная,  преданная  собственными  иудами-правителями,
палачами-коммунизаторами, доведенная до  размеров почти пятивековой давности
Московского княжества,  выгрызаемая изнутри  ненавистниками, растаскиваемая,
заваленная всемирными отходами  и  кормящая  полмира,  поднялась  с  колен и
вымела  нечисть  со своей земли. Сатанизапия  Земли  была приостановлена  --
приостановлена  до тех пор,  пока на  ней была Держава  Богородицы  и Иисуса
Христа -- Великая и Могучая Россия, Святая Вселенская Русь. Возрождение  шло
стремительными темпами. Это был взрыв! Еще недавно полуголодная и обобранная
Россия к середине  XXI века не имела себе  равных,  она  завалила мир своими
товарами,  она  содержала по всей Земле малоимущих и проживающих  за  чертой
бедности, в Россию приезжали обучаться изо всех уголков Земного.шара, ибо не
было  нигде.  3нания выше, Россия  осуществляла  проекты,  которые  казались
сказкой, Она неудержимо рвалась вперед и тащила за собой Мировое Сообщество,
подпитывая его идеями, разработками, технологиями и просто вливанием средств
в его развитие, полагая, что не  путем столкновений  надо идти,  а  помогать
отстающим, давать им силы к доброму и  вечному, отстраняясь от разногласий и
усобиц. Помощь России  Объединенное Мировое Сообщество  охотно принимало, но
предпочитало не изменять своему собственному пути... Могущество России росло
и  вливавшимися  в  Ее  Содружество  новыми звездными мирами.  Оно  достигло
вселенских величин. И все же главное оставалось в другом.  Не в материальной
мощи  Величайшей  Сверхдержавы  Добра!  Не  в силе  неизмеримой! Россия была
обителью  Духа! Она  несла  в  Вечность  Неугасимую Свечу,  зажженную  самим
Вседержителем.  Вот  в этом  и была  ее подлинная Сила.  В  этом  заключался
феномен ее необоримости, неистребимости, вечности!
     А Иван все смотрел в  высокое небо. И был одновременно и на Земле, и  в
проклятом колодце планеты Навей. Тяжесть покидала его голову. Он уже  принял
для себя решение, и ему стало легче. Кто бы и  с какой бы целью его сюда  ни
прислал, какие бы в  него ни закладывали программы, он  останется  собою, он
пересилит их, он посланец Духа, а не Черных Сил, они не оборют его, нет!
     Руки  перебирали  трос.  Невесомое  тело  парило  в стволе  шахты.  Меч
ритмично  бил  по  бедру.  Пытка!  Это  настоящая  пытка! Иван был близок  к
обмороку, когда все вдруг  внезапно закончилось,  трос  свился в петлю, упал
куда-то во тьму. И сам он вдруг почувствовал  тяжесть тела, а потом  и удар,
от которого  лязгнули зубы и лучемет стволом пребольно долбанул по  затылку.
Приехали!
     Иван ощупал  под  собой  землю--  она была каменистой и  сухой.  Опора,
твердая опора, земля --  как  это приятно!  Он чуть было не вскочил на ноги,
чуть не бросился в пляс.
     -- Вот и выбрались из шлюза, -- пробормотал он под нос, -- теперь можно
и передохнуть малость!
     Он  еще  раз внимательно прислушался -- ничто опасности  не предвещало,
было  тихо,  мирно  и  даже  скучновато. После этого  Иван закрыл  глаза  и,
приказав  себе проснуться ровно через  тридцать минут,  провалился в  черное
забытье очищающего  благословенного,  но полностью контролируемого  сна.  Он
знал,  врасплох не  застанут, не выйдет  это.  А передышка и разгрузка мозгу
необходимы. Тьма в сознании слилась с тьмою наружной.
     Когда он  очнулся, было светло. Иван лежал  посреди каменистой  мрачной
пустыни.  Вдалеке  виднелись скалы, целое  нагромождение скал. Серое давящее
небо нависало свинцовой плитой.
     -- Так-с, --  промычал Иван с ехидцей, --  очень хорошо! Стоило ползти!
-- И вдруг  закричал во всю силу  легких: -- Эй! Вы там! Не пора ли кончать?
Что-то затянулась эта дурацкая комедия!
     Он  очень  образно  представил  себе  такую  картину:  сидят  в  хорошо
обставленном  и  прекрасно  оборудованном  кабинете местные  мохнатые боссы,
потягивают местное пивко, покуривают  местные сигары  и поглядывают с ленцой
на большой  экран. А на экране этом он, Иван, посреди дикой пустыни, кричит,
мечется, ищет выхода, а может, входа. И решают эти  самые боссы --  показать
ли ему, Ивану-дураку, вход  в свой заколдованный  мир или же прихлопнуть его
как мошку да и дело с концом. Та, чужая, непонятная память подсказывала, что
именно так и должно быть, что он под "колпаком".
     -- Ну и черт с вами! -- выкрикнул Иван тише.
     И побрел к скалам -- а куда было еще брести в этой проклятущей пустыне*
До них идти не так далеко -- километров шесть-семь, глазомер не мог подвести
Ивана.
     Тут ходу всего на час,
     Но  дело обернулось иначе. Три  дня шел Иван к скалам, а  они,  похоже,
убегали от него, отодвигались за окоем и торчали оттуда островерхими пиками.
Дважды Иван отбивал нападения страшно облезлых, тощих и,  повидимому,  столь
же страшно  голодных  шакалов местного пошиба  -- длинномордых,  бесхвостых,
трехглазых. Он бил их мечом, а  шакаты лезл-и  и лезли. Они страдали явно не
призрачным аппетитом. Но  блюдо  оказалось им не  по зубам. Ночью  на  Ивана
свалился с беззвездного неба крылатый,хищник,  похожий на грифа, но  раза  в
три побольше. Иван срубил ему ощипанную голую голову. Тело еще  долго билось
в пыли, когтистые лапы скребли каменистую поверхность.
     Недоступные  скалы,  до  которых невозможно  было  дойти-добраться,  на
четвертый  день  будто  по мановению волшебной палочки  выросли перед Иваном
неприступной стеной. Он  даже опешил, но  потом догадалсяочередные штуковины
свернутого  пространства,  многомерная  геометрия,  короче, дело привычное и
скушное.
     Эхе-хе!
     -- А это  что еще?! -- не  сдержался он, увидев вдруг каменных  идолов,
внезапно выросших, казалось, из-под земли. --  А ну-ка! -- он вытянул  руку,
ни на минуту не  сомневаясь, что  она пройдет сквозь  идола-призрака, сквозь
только на  вид  твердокаменную поверхность.  Но  рука уперлась в шершавый  и
ноздреватый песчанник  бурого цвета.  Идолы были настоящими.  -- Вот как? --
Произнес Иван глубокомысленно. -- Ну-ну!
     Лица у  идолов были  застывшими, высокомерными и глуповатыми. И торчали
эти  идолы вдоль гряды  скал направо и налево  насколько глаз хватало.  Иван
внимательно  вглядывался в  лица,  пытаясь обнаружить  какие-либо явные  или
сокрытые отличия от  земного  типа лица. Но  ничего  особенного не  находил,
ничего инопланетного,  "чуждого"  в  идолах  не было. Таких  могли  запросто
оставить лет тысячу назад, скажем, аборигены острова Пасхи.
     Но выводы делать рано.
     Иван пытался постичь назначение идолов. Но никак не мог. Ведь не только
лишь для красы их тут поставили?
     А почему  бы и не для красы? Нет. Надо лезть на скалы --  ежели  и есть
чего-то путное в этом мире, так оно там, за ними. Иван задрал голову вверх и
присвистнул  --  Джомолунгма  была  раза  в  полтора  поменьше этих чертовых
нагромождений. И все  равно он залезет, пробьется  через эту  преграду. Даже
если будут только  отвесные  стены, все  равно!  Он будет выжигать лучеметом
ступеньки-ямки и  лезть. Сколько  на это  уйдет --  месяц?  два?!  Тут  ночи
короткие, а дни длинные, все не как на Земле. Но тем и лучше!
     Иван вспрыгнул на ближайший камень. Ухватился за выступ. Подтянулся. За
час  он  взобрался  достаточно  высоко,  наземь было  страшно  смотреть.  Но
громадина не казалась ниже, наоборот.
     Когда он залез на трехкилометровую высоту, то понял всю тщетность своей
попытки.  Скалы   росли   вместе  с   его   движением  вверх,   даже-немного
быстреевысота  их   становилась   непокоримой.   Внизу   на  многие   версты
простиралась безжизненная пустыня-- ни пригорка, ни ложбинки, дико и просто.
     Иван присел на выступ, привалился  спиной к бугристой скале. Задумался.
В ушах  его звенел неумолкаемо голос седовласого собеседника: "...все  в лоб
да в лоб! Люди лезут в чужие миры, не давая себе ни труда, ни времени понять
их, они бьются словно мотыльки  о стекла, раздражаются, теряют контроль  над
собой,  крушат все подряд, лишь бы добраться до цели, которая им  самим и не
видна вовсе! Ты понимаешь, Ваня, не  видна! Любой муравей, любая букашка без
души  и  разума  лучше понимает строение Вселенной и свое место в  ней,  чем
люди!  Ты  встань, пережди,  осмотрись, не спеши... пойми этот новый мир, ну
хотя  бы постарайся  его понять!  Если Господу  угодно, чтобы он был  именно
таким,  значит, для  чегото и это нужно, понял?" "Ну, а если  не  Господу, а
дьяволу?" -- вопрошал Иван собеседника. Тот опускал голову, кивал удрученно,
глядел светлыми  глубокими  глазами и соглашался: "Может, и дьяволу!"  И они
молчали. А потом начиналось снова...
     Иван принял  решение. Вниз! Хоть и жалко  труда да сил. Вниз!  Ни черта
нет за этими горами, обман зрения один,наваждение!
     На спуск ушло времени вдвое больше.
     Но  когда  Иван  весь мокрый,  с ссадинами  на руках  и  ногах,  тяжело
бьющимся сердцем и пересохшими губами спустился вниз, в  пустыне чего-то  не
хватало.
     Он даже потряс головой и ущипнул себя за руку. Не помогло -- идолов под
скалами не было! Иван поднял  голову и с тоской  оглядел теряющиеся в  дымке
вершины.
     Выход  один--  идти  вдоль подножия скал, искать  лазейку-какую-никакую
расселину, пещеру. Или ждать.
     Начинало темнеть. И Иван выбрал второе. Он устроился  под скалами прямо
на  каменистой  почве, вытянулся,  уставился  в черное  непроницаемое  небо.
Нехорошие мысли начали одолевать его. Он вспомнил, как вот так же бесконечно
долго  и бесцельно  бродил  по  Одинокой  Дилее, замкнутой  планете  системы
Кванг-4. Он тогда измаялся, измучился беспредельно, измочалил  до  крайности
нервную  систему,   потерял  бдительность,  совершенно  отупел  от  скуки  и
безысходного  однообразия.  И   вот  когда  он  был  уже  почти  готов,  эти
невозможные червеобразные монстры-дилейцы всосали его  во Внутреннюю Обитель
и  подвергли  чудовищной,  длившейся  семь  месяцев  пытке   опосредованного
сканнирования.  Это было вне  всего  Сущего!  Дил  Бронкс  вытащил Ивана  из
поганой  обители этих  червей-естествоиспытателей.  Полгода  Иван  отмокал в
Крыму.  Ни  один нормальный  землянин  после  таких  испытаний  ни  за какие
коврижки не пошел бы больше в Дальний Поиск.
     А Иван пошел.
     Он лежал, закинув руки  за голову,  и думал: а почему сюда  не  послали
боевой отряд, оснащенный  всем необходимым? Дорого? Невозможно?! Тогда и его
посыл бесцелен -- ведь не как туриста его на прогулку отправили, ведь должны
придти  после  него.  Так  зачем  он  здесь  --  беспомощный,  ни  черта  не
понимающий,  жалкий...  каккак там...  он не вспомнил, где это "там", память
опять  подвела, мысль  ускользнула. Да, здесь  нужен хороший отряд, ти лучше
всего не  из России, а из  Сообщества --  те  не любят  церемонии разводить:
десяток  квадратно-гнездовых,  перекрестных  ."посевов",  когда  снаряды  не
оставляют  ни клетки живого на  поверхности и  в земле.  Потом  парализующие
газы, гипноподавители, пси-генераторы, лептонные  орудия,  группы захвата  и
штурмовые части.
     Все! Дня не прошло бы, как  земная администрация обосновалась в местных
резиденциях и вела бы допросы правителей планеты. Да тот же Дил, если бы он,
конечно, не завяз на своей частной станции в Солнечной системе, сумел бы  со
своими парнями выбить  все секреть! из мохначей... Иван одернул себя, почему
он   собственно  думает,   что  туг  заправляют  мохначи?  И  что   это   за
мохначи-призраки, может, наведенная фантомная  нечисть?  Да, наверняка,  так
оно и есть.  Дила теперь не  дозовешься.  Земля  далеко.  Надо  рассчитывать
только на себя.
     Он плохо спал эту ночь. Полдня просидел сиднем, обхватив руками колени,
почти не поднимая головы. И всетаки он дождался!
     Идолы появились за три с половиной часа  до  заката, значительно позже,
чем  в  прошлый  раз.  Но  главное,  они появились! Иван  боялся  привстать,
моргнуть,  сделать  лишнее движение--  как  бы не  спугнуть  их,  как бы  не
сглазить. Ведь он уже готов был поверить в любую чертовщину.
     Он  подошел  к ним  минут через двадцать  после  их  появления.  Выбрал
почему-то не ближнего  большого,  а того,  что  был поменьше и стоял  как бы
наособицу.  Он   обошел  его  кругом,  всматриваясь  в  пористый  песчанник,
отыскивая что-то самому пока  не ведомое.  Не было ничегошеньки! Тогда  Иван
вскарабкался на него, принялся  ощупывать каменного болвана. Лишь  теперь он
почувствовал,  как  стары эти идолы, как выветрена тысячелетними ветрами  их
каменная кожа. Когда и кто сотворил их?
     Зачем?  Иван не отвлекался, он  уже точно  знал, что  идолы --  это  не
обычные  истуканы,  что у  них есть  полости  внутри,  что...  Он неожиданно
нащупал  участок камня за ухом, бывший  значительно  теплее,  даже  горячее,
остальной поверхности.  Вот он, запуск системы!  Или нет? Иван шарил  другой
рукой, не отрывая пальцев от найденной точки, он уже не сомневался, надо еще
немного терпения, еще чуть-чуть... Есть! Рука нащупала вторую горячую точку.
Теперь  одновременно! И плотнее! Он замкнет цепь!  Ну же, давай! Он  с силой
вжал руки в найденные места... Ничего! Не может быть, не может этого быть --
в любой точке  Вселенной, кем  бы  и когда ни был сделан Дстатор, он работал
только  на  цепь. Слабая, совсем  слабая сенсетика!  Точно, это на все годы,
века, тысячелетия.  Голова  у Ивана гудела, он не мог понять, откуда тут мог
взяться статор,  и вообще,  эта  чертова каменная  кукла не была  похожа  на
статор, почему, откуда все  это здесь?! Он развел руки и одновременно ударил
ими  по найденным  точкам, Д-разъемам, он знал,  что это они! Тряхануло так,
что Иван полетел прямо с выдвинутого подбородка идола, на  котором он стоял,
вниз, на каменистую поверхность.  Извернувшись кошкой в воздухе, он упал  на
ноги.
     И  тут  же  запрыгнул   обратно.  Он  не  мог   упускать  момента,  эти
идолы-статоры могли исчезнуть в любой миг.
     Когда они появятся потом? И появятся ли?! Цепь, совсем плохая цепь! Что
делать?!  Он прижал к  песчаннику ладони  резко  опустил их  вниз  --  кровь
выступила из  разодранной кожи. Можно! Он развел руки пошире и со всей  силы
ударил ладонями  по Д-разъемам. И  его сразу  пронзило  адской,  причиняющей
дикую боль молнией.
     Цепь замкнулась... все!
     Он очнулся в  неудобном жестком кресле. И не сразу понял, что он внутри
Д-статора.  Никаких  скал,  пустынь,  идолов...  Иван  сидел в  очень тесном
замкнутом  ото  всего  мира,   совершенно  неклассифицируемом   стационарном
гипертороиде.  Если эта штуковина работает,  он  почти всемогущ! Надо только
проверить! Надо!  Но  как? Иван знал, что  статор может сработать лишь  один
раз.   Ему   надо  действовать   наверняка.  Мерное   гудение   наверху,   в
энергетическом блоке  подтверждало, что  машина  к работе  готова,  что надо
принимать решение... Стоило сейчас только  представить очень четко и образно
Землю, любые четыре реально существующие в ее объеме точки -- и ты мгновенно
окажешься там. Это спасение! Это чудо! Дсканнер сам снимет всю информацию из
твоего мозга, а.
     Д-гипертороид, превратив тебя в обладающую сверхпамятью микрочастицу и,
используя  микромакроидные свойства  и  законы  Вселенной,  без  преодоления
расстояния,   выбросит  частицу  на  Земле,  моментально  воссоздав  из  нее
первоначальный "объект". Времени не  будет затрачено  ни доли мгновения, все
произойдет одновременно.
     Чудо. Обычное земное чудо! Кто только забросил сюда статор и как?! Иван
сосредотачивался.  Но  думал он почему-то не о Земле. В его мозгу с бешенной
скоростью прокручивалось все, что он видел в этом колдовском мире,  видел  с
самого начала, с подлета, пространственной кишки и до  подземелья. Он не мог
ошибиться. Но путаница, чудовищная путаница из виденных картин, образов. Где
главное, где  суть этого мира?  Где путеводный клубок? А программа, где она,
почему не срабатывает? Почему не подсказывает?! Иван начинал нервничать, его
рука до  хруста в суставах сжимала  рукоять меча, желваки  играли на скулах.
Мир призраков, мир навей! Он надавил  пальцами на  оба  глаза,  тьма  внутри
статора рассеялась, возникли расплывчатые смутные тени  в капюшонах,  своды,
уходящие  к   забранным   решетками  окнам-бойницам,  мелькнула  старуха   с
пропитанным  ненавистью  лицом,  лилово-зеленое свечение  обозначило  чем-то
знакомые трубы,  почти  живые, шевелящиеся... Да, так,  он где-то рядом, еще
немного! Хрустальный пол, прожигающие  насквозь зрачки -- но не на Земле,  а
здесь,   на  планетепризраке,  на  этой  висящей  в  Черной  Пропасти  живой
исполинской   могиле,  утроба...  Пора!  Он   сконцентрировал  сознание   на
структурах, проглядывавших сквозь толщу хрусталя. Туда!
     Боль  вывернула  суставы, скрутила  позвоночник,  выдавила глаза,  мозг
потек из ушей и носа наружу,  кровь забурлила кипятком, вены, не выдержав ее
давления, полопались... все это только казалось. Иван уже был ТАМ.
     Он лежал, свернувшись в  клубок,  прижимая обеими  руками к груди меч и
лучемет,   приходя  в  себя  после  переброса.   Д-статор   непонятно  чьего
производства и каких времен сработал, теперь о Земле не стоило и мечтать.
     -- Ладно, поглядим еще, -- еле слышно простонал Иван и разлепил глаза.
     Низкие  своды  нависали чуть не  над  самой головой,  прижимали к полу.
Ржавые  решетки преграждали путь  со всех сторон. Зато  пол был бездонным, в
него можно было смотреть как в замерзший кристально-чистый Байкал зимой. Пол
был хрустальный. Где-то в глубине  его или под ним мерцали зеленые  огоньки,
но они не грели, пол был  ледяной. Иван приподнялся на четвереньках, подполз
к ближайшей  решетке, вышиб ее ногой и полез в черную зловонную дыру. Он сам
не понимал, куда его занесло, почему он опять оказался в затхлом подземелье,
и  с какой-такой  стати в подземных казематах стали делать  полы из  чистого
хрусталя!
     Именно последняя мысль заставила его вернуться под  своды. Иван надолго
приник  к прозрачному  полу, заставил  себя сосредоточиться, сконцентрировал
волю,  отделился  от  своего физического  материального "я"...  и  пол  стал
полностью прозрачен, он раскрылся для глубинного подлинного видения. За ним,
за  неимоверной  толщей  прозрачности и чистоты  были пики  скал, пустыня  с
идолами, колдовской лес,  булькающая утроба -- был тот мир, из которого Иван
выбрался! Это непомерное хрустальное стекло отделяло подлинную планету Навей
ото всего внешнего, от мира-тамбура, от мира-преддверия.
     Иван почувствовал это сразу. Он пробрался сюда!  Он почти достиг  цели!
Он   использовал   все   их   собственные   шлюзы,   переходники,   статоры,
внепространственные туннели -- и он наконец-то здесь, в закрытом мире!
     В  эти  минуты  Иван  ликовал.  Он  вовсе не  думал  о  том, как  будет
выбираться обратно, и о  том,  что  навеки утратил возможность вернуться  на
Землю, второй  раз ему так не  повезет. Но разве это  было везение? Нет! Это
случайность! Никто его не "вел", не было никаких "колпаков"!
     Этот мир дик и заброшен! Может быть, он вообще опоздал?  Иван последний
раз прильнул к хрустальному окнуполу: и лес, и утроба, и пустыня  со скалами
исчезали в  суетном сиянии зеленых бликов. Иван возвращался  в  себя,  долго
пребывать в энергетическом состоянии было небезопасно -- переход в  нирвану,
полное растворение в Абсолюте  Бытия-Небытия. Нет, все это пока не входило в
его  планы, ему надо  еще кое  с кем посчитаться. Иван  усмехнулся внезапной
мысли. С кем может посчитаться живой труп, мертвец, чьи дни уже отмерены?! И
все же -- вперед!
     Он  головой нырнул  в дыру, скатился по узкому  грязному желобу вниз  и
оказался в  довольно-таки просторном помещении, напоминавшем старинный зал в
заброшенном пыльном замке.
     И вновь  прежде, чем  он  успел  оглядеться, в  голове прозвучало: "Тут
нельзя задерживаться!"
     Иван вздрогнул. Программа?!
     Вдалеке, у черного провала  в  стене мелькнула крошечная горбатая тень,
взметнулась вверх клюка, зло сверкнули колючие черные глаза из-под капюшона.
Это был карлик-крысеныш, призрачный гном. Иван в сердцах выругался про себя.
Совсем  плохой!  Его  надо  было  отправлять  не  в  поиск,  а  в  психушку!
Наваждения,  тени,  призраки,  бои  с  призраками...  он  стиснул  вовсе  не
призрачный меч, тряхнул головой. Карлик звал его, манил за собой... И он уже
не был таким  ускользающим, нереальным как в том мире-тамбуре, здесь он имел
более четкие материальные  очертания. Значит, он и впрямь есть? Эх, бьыа, не
была!
     Иван пошел к провалу.
     И  никакой это  был не  провал,  это был  разрушенный,  обвалившийся от
старости  и ветхости свод,  за  которым  начинался  внешний мир  под  черным
переливающимся  небом. Мир бьы какой-то странный, будто все в нем застыло --
ни дуновения  ветерка, ни шороха, ни-писка, ни живой былиночки. Но что сразу
бросалось  в  глаза  --  так  это  исполинский  матово  поблескивающий  шар,
закрывающий  от глаз  половину  внешнего  мира.  Иван  быстро  спустился  по
обвалившейся кривой  лестнице вниз. И увидал,  что  шар  вовсе  не стоит  на
земле, что он висит на высоте не более метра, не касаясь поверхности. Сам по
себе такой "шар" висеть не мог.
     Вне всякого сомнения  эта махина бьша делом рук разумных существ. И она
совсем не вязалась с обстановкой:
     с  полуразрушенным средневековы-м  замком,  с торчащими  вдалеке  слева
убогими руинами, и вообще со всем этим флером таинственности и загадочности.
Шар  был  предельно прост,  его поверхность украшали два десятка сферических
выпуклостей... и все, больше ничего на его поверхности не было.
     Сколько он может весить? -- прикинул Иван. Ему стало не  по себе, когда
он представил,  как этот шарик  вдруг упадет и покатится, как содрогнутся от
этого падения недра планеты, как прорежут ее кору ломанные кривые трещины...
Но шар не собирался падать, он или был невесом, или его удерживали в воздухе
мощные антигравитаторы.
     Иван пошел к шару, прикидывая в уме, что же это такое -- энергетическая
установка, стоящая на приколе орбитальная станция, звездолет или... Он вдруг
явственно  ощутил,  что  сейчас  ему  мог  бы  помочь  Кристалл,  тот  самый
магический  Кристалл.  Иван  даже похлопал машинально  по карманам-клапанам.
Кристалла не было. В этой кутерьме и бестолковщине последних дней он сам  не
заметил, как лишился его -- где?  когда? Может, он  остался  в  скафандре за
преградой? Или в утробе? А может, в лесу, в болоте?
     Из-за  спины доносился  шорох,  чье-то  сопение,  пыхтение  и  шарканье
торопливых мелких суетных шажков.
     Иван выбрал момент и резко обернулся назад.
     В семи метрах от него стоял давешний  гном-карлик и  смотрел в упор на.
Ивана.  Но смотрел он лишь  первый миг. Заметив,  что  он обнаружен,  карлик
сразу отвер1гулся, сгорбился,  дернулся было бежать, но передумал,  и замер.
Был он жалок и гнусен.
     Иван отвернулся от карлика и ускорил шаг. Громада шара росла на глазах.
Такое сооружение  трудно  было представить на  планете, Иван видал махины  и
поболее,  но видал только  в Космосе, там где не разрывают, не сворачивают в
спираль и не  гнут  самые прочные металлы  силы планетарного  или  звездного
притяжения. Здесь же шар-исполин выглядел просто  сказочно. Зачем Иван шел к
Шару,  он и сам  не знал.  Ки дверцы,  ни люка, ни проема, ни  даже контура,
похожего  на них не  было видно  на матовой поверхности. Лишь еле заметно, в
иной  цветовой  гамме  светились сферические  выступы  и  веяло чем-то живым
теплым. Кристалл, тут нужен Кристалл!
     Иван ничего не понимал. К тому же у него  стало чтото  плохо с головой,
накатила  какая-то   непонятная  аппатия,  безразличие,   потянуло  в   сон,
захотелось присесть прямо тут, на пожухлой неземной травке да и соснуть пару
часиков.  Это  было  ни на  что  не похоже.  Это было тягостно.  Неужто  шар
обладает таким воздействием? -- подумал Иван,  спотыкаясь, теряя ориентацию.
-- Чудеса!
     Гипноз! При последнем слове он вздрогнул, сжался от напряжения-- точно,
гипнодавление!   Его   психику  подавляют!  Он  чуть  не  поддался!  Эх,  ты
звездопроходчик экстра-класса,  десантник, гиперсепс!  Иван  собирал волю  в
кулак. Он уже был почти уверен в догадке...
     На этот  раз  он обернулся еще  более  резко  и неожиданно.  И  в  упор
встретился  с  излучающими  тяжесть  и   зло  выпученными  черными  глазами.
Морщинистый карлик висел в воздухе на уровне его лица всего в трех метрах, и
просторный  черный  балахон на  нем раздувался,  трепетал,  бился словно под
порывами урагана. Но было  тихо, не огцущалось ни малейшего ветерка. На этот
раз карлик не  отвел взгляда. Напротив, он выкатил свои базедовые глазища до
предела, и из них заструилась черная энергия подавления. Иван даже отпрянул,
он  был  не  готов  к  такому  обороту  дела. Он чувствовал,  что  поддается
гипнотическому  воздействию  карлика, что теряет  свое  "я".  От сильнейшего
головокружения и слабости он еле стоял на ногах. Он не  мог сосредоточиться,
мысли  рассеивались,  он  уже  почти  ничего  не  понимал.  Карлик буквально
прожигал его немигающими глазищами, просверливал насквозь, вытаскивал наружу
душу, сканнировал,  считывал  все  заложенное в мозгу, в сознании.  Это было
невыносимо. Иван  рухнул  в пыль  и жухлую  редкую траву,  упал вниз  лицом,
ударился и  даже не почувствовал  боли. Он был раздавлен, превращен в амебу,
слизняка, он не мог  шевельнуть рукой по собственному желанию. Но он ощущал,
как  в  него,  в  его  душу. Бессмертную  Душу,  вселяется  что-то страшное,
чужеродное, непостижимо злобное, заполняя ее,  подчиняя, выедая изнутри. Это
было невыносимо, это было ужасно,  но он  не мог сопротивляться,  он лежал в
пыли раздавленный психически и телесно.
     Ему   не   помогли   ни   десять   долгих   лет   напряженных   занятий
гиперсенсорикой, ни постижение восточных школ  самоуправления телом и духом,
он был поражен, побежден и  брошен ниц...  Но в ту минуту, когда злая  чужая
воля уже  почти полностью парализовала  его разум и готовилась управлять им,
когда  Иван уже не видел ничего внешнего, кроме страшных выпученных  глаз  и
когда   сознание   окончательно  покинуло  его,  произошло  чудо:  гдето  во
внепространственных  глубинах   его   "сверхъЯ",   в   сияющей   пучине  его
сверхсознания,  заключенного в срединном ядре  высшей сферы уже ускользающей
из  тела  Души,  вспыхнула ослепительно светлая,  кристалльно  чистая искра,
переросла  в  сверкающее Высшим,  Неземным огнем  зерно Изначального  Света,
зажженного Творцом,  и изгнала из охваченного тьмою  сознания, подсознания и
рассудка,  сопротивляющуюся, упирающуюся Черную силу-- это было  сравнимо  с
Очищающим Внутренним Духовным  Взрывом Искупления.  И именно в это мгновение
Иван осознал себя, обрел  свое прежнее и привычное "я", вместе с тем обретая
понимание, что  его ведет по жизни, по  изнурительно-высокому Пути не совсем
ему понятная Высшая Сила, что она не даст  ему погибнуть раньше времени, что
он не умрет, пока не исполнит Высшего Долга, непонятного, но сущего... И ему
вернулась частично  утраченная память, он  увидел  вдруг себя,  стоящим  под
высокими  сводами неописуемо красивого и  торжественного, пронизанного Духом
Храма.  И трижды прозвучали вдруг возвышенные и проникновенные в их звучании
слова:  "Иди!  И  да  будь благословен!"  Сначала  они  прогремели  по  всей
Вселенной. Потом прокатились под сводами величавого  храма.  И  наконец  они
прозвучали  в его голове. "Иди!  И да будь  благословен!" Нет, он  не умрет!
Иван  приподнял голову  и  снизу вверх  поглядел  на  страшного  всемогущего
карлика.  Тот буравил  его  черным  испьхтующе-гнетущим взглядом  свысока  и
балахон  на  карлике  трепало  сатанински  сильным  вихрем,  блики   далеких
сверкающих  молний отражались  на  изможденном,  морщинистом лице,  отвисала
тяжелая  сырая нижняя губа,  открывая желтые острые редкие зубы. Карлик весь
трясся  от  неимоверного  напряжения.  Костлявая  лапка,  сжимавшая   черную
выгнутую клюку, побелела, из-под капюшона катил градинами пот. Нет, это  был
вовсе  не  призрак! Иван смотрел  на  колдуна  в  упор, не отрывая  глаз.  И
вставал. Сначала он уперся в землю руками. Руки дрожали, не хотели слушаться
его, но сила  постепенно вливалась в них. Голова  прочищалась. Иван встал на
одно  колено,  потом  на  другое.  Теперь  он  сверлил  противника  взглядом
пронзительно чистых серых, вселенски глубоких глаз.  И он видел, как  карлик
бледнеет, как все больше у него отвисает нижняя  губа; как  все ниже  и ниже
опускается он. Ивана шатало, кренило, в глазах плыли желтые и зеленые круги.
Но он уже почти пришел  в себя. Он концентрировал волю,  собирал  ее мощь  в
кулак, чтобы полностью подавить злой натиск колдовских чар. Когда он встал в
полный  рост,  карлик  был   уже  в  семи  метрах  от  него,  на  земле,  он
загораживался от глаз Ивана рукавом бачахона и трясся, словно лист на ветру,
складки  его черного одеяния  безвольно свисали  вниз.  Иван чувствовал, что
теряет  силы.  Но победу надо было закрепить, у0н мысленно  приказал карлику
вернуться в развалины, не выходить из них. Он мог бы его убить, превратить в
безвольную тряпку и  просто раздавить сапогом, он чувствовал в себе силы для
этого. Но  почему-то  не стал убивать карлика, его остановило нечто большее,
чем просто сила.
     --  Сгинь,  нечисть!  --  проговорил  он  тихо, провожая  глазами  тень
поверженного противника, ползущую к развалинам. -- Сгинь!
     Руки дрожали. В  горле все пересохло. Иван машинально достал капсулку с
водой, проглотил. Полегчало, сердце забилось  ровнее. Что же это за напасть,
думал он,  когда  же кончится эта чертовщина,  он прилетел сюда не для того,
чтобы... А для чего он прилетел? Иван не знал.
     Но  теперь он четко помнил, ему  надо вернуться на Землю совсем  не для
того, чтобы рассчитаться с чрезмерно.
     "серьезными" людьми,  пославшими его "туда,  не знаю куда, принести то,
не знаю что!"  Нет! У него иное Предназначение. Счеты  он может  свести,  но
попутно. А главное -- у него есть долг, большой долг перед людьми. Он еще не
мог  припомнить,  что  именно он должен,  но знал -- это  не шутки, не  игра
воспаленного воображения.
     И еще он знал, что  память обязательно вернется. Обязательно!  Он вдруг
снова увидел во тьме  два серебристо светлых силуэта, корчащихся на поручнях
старого звездного  корабля, и  увидел  себя, беззащитного, голого, ничего не
понимающего,  посреди  черноты  Вселенной...  Видение  сразу  пропало.  Иван
повернулся к Шару.
     Исполин   висел   стоэтажной  сферической   глыбиной.   И   из   нижней
выпуклости-сферы источалось на землю бледное голубое  сияние, высвечивая  на
неровной поверхности, усеянной палой листвой и  каменьями, овальный дрожащий
круг. Такого света Иван не  видывал -- казалось, фотоны замедлили свой бег и
осыпались  на  землю  неспешными игривыми снежинками.  Это была сказочная  и
вместе с тем тихая, приглушенная феерия.
     Иван знал, что ему надо делать. Он быстро пошел к освещенному месту. Но
когда оставалось  сделать всего  пять или шесть  шагоз, свет померк. Иван до
боли закусил губу. И  все же  он встал  точно  туда, где только что  плыл по
земле волшебный феерический овал. Он  стоял долго -- минуту, а может, и две.
Эти  минуты  длились тягостно,  бесконечно, веками они протянулись в нем.  И
свет снова вспыхнул. Но Иван  его не увидел. Его уже не было в овале. Сияние
освещало   неживую  осеннюю   землю  чужой   планеты,   и   падали,   падали
фотоны-снежинки.
     Он  стоял  посреди  огромного  зала.  Никаких   переходов,  перебросов,
передвижек не было -- он очутился тут сразу,  как только зажглось то-сияние.
Можно было подумать, что его ждали, готовились к его появлению здесь...
     Но никто не встречал Ивана. Зал был пуст и тих.
     Он побрел по направлению к ближайшей светлосерой стене. И когда подошел
к пей почти вплотную, на. серой поверхности высветилось отверстие-- ровно по
нему, з  его рост.. Тогда он отошел, отступил  на два шага и переместился на
двадцать метров вдоль  стены. Встал. И снова прямо напротив него высветилось
отверстие. Не  дверь, не люк, не щель, а именно  отверстие  в стене. Иван не
стал экспериментировать  дальше. Он скользнул в отверстие  и, прежде чем оно
затянулось, обернулся, взглянул в зал --  и там было темно, с его уходом  из
зала  свет  погас.  Все  ясно. Иван двинулся  вперед  по тускло  освещенному
простенькому  коридорчику с  серым полом, серыми стенами и серым сферическим
потолком. Метров через двести он неожиданно  ощутил, что стены расступаются,
потолок пропадает в вышине, тает, а  пол под ногами и вовсе исчезает. Он уже
не шел, а  почти  плыл  по  воздуху, и что-то яркое  желтое горело впереди и
немного  вв-ерху.  Ещ?  через  сто метров  стены и вовсе  пропали. Он  висел
посреди  открытого, пространства,  в котором  не было ни  верха, ни низа, ни
сторон-- все было бело, прозрачно, пусто...
     лишь горел вдали желтый ослепительный шар, совсем  не похожий на земное
солнце, но не  менее  яркий. И  все-таки это  не было  только висением. Иван
чувствовал, как он продолжает  продвигаться  вперед, медленно лететь кудато.
Ощущение парения было сказочным. Иван никогда не был еще в таком  прекрасном
расположении духа, он ничего не боялся,  он  точно знал: здесь никто и ничто
не  причинят ему вреда.  И  еще он почему-то знал, что пробудет здесь совсем
недолго. Здесь  нельзя бьпгь  долго, ибо  здесь  можно раствориться  в  этом
великолепном   чудесном   воздухе  и  остаться  навсегда.  Откуда  приходило
понимание непонятных вещей? А кто знает!  Иван понимал -- ответа не жди!  Он
грелся  в лучах теплого  и доброго  желтого  светила, приходил в себя  после
жуткой схватки с колдуном-карликом.  Ему было  хорошо. Невольно  опять перед
глазами вставала Земля, трава,  рощица и тихое прохладное озерцо. Иван столь
образно представил себе все это, что в груди защемило, навернулась слеза."
     Но  он  тут же  смахнул ее  и  схватился  за  лучемет  -- откуда-то  из
немыслимой  прозрачно-призрачной  дали  на  него   стремительно  надвигалась
голубая  точка. Что это? Нападение? Очередной'враг?! Нет. Иван  разглядел --
это не точка, это шарик, голубой шарик в легкой белой пелене...
     Это   планета,   да,   приближающаяся   планета!   Впервые   он   видел
приближающуюся планету не в бездонном черном мраке, а в кристальной чистоте,
белизне. Фантастика!
     Сказка!  Чародейство!  Иван зажмурил  глаза. А когда открыл их, он ясно
видел -- это Земля, это Земной шар, таким он^иден с  геостационарной орбиты,
нет, уже  ближе,  ближе... Земля  вытесняла  белизну, она занимала  половину
всего видимого  пространства,  две трети... Иван  четко  различал  материки,
океаны,  острова  --  вот проплыла  Африка,  напоминающая  изъеденный  оспой
профиль негра, вот гигантская Евразия, Австралия-остров, перетянутая в талии
Америка. Все, уже и очертаний не видно, огромные синие пространства,  Океан!
Казалось,  что  не   планета  приближается,  а   сам   Иван  стремительно  и
неостановимо  падает   на  нее,   еще   совсем   немного,   несколько  минут
полета-падения, и конец! смерть!!!  Нет, Иван знал, конца не будет, и смерти
не будет, все это  иллюзия, все  это  видение,  расширенная  телескопическая
голограммй...  Он  уже  различал  очертания  человеческих  поселений.  Но не
узнавал их.  Он,  по  роду  своей работы  владевший  всеми  знаниями  Земли,
прекрасно ориентировавшийся в ее географии,  топографии и топонимике, не мог
остановить глаза на чем-то знакомом, привычном. Все было иное!
     Движение замедлялось. И падение  замедлялось. Вот он уже висел на одной
высоте,  не более пятидесяти километров  над поверхностью. И плыл,  медленно
плыл над  Европой с  запада на восток: каменистая Испания,  зеленые горы, но
где  города -- где  Мадрид? Какие-то  поблескиваю щие сети были наброшены на
поверхность  живой цветущей Земли-- это с высоты-- "сети",  понимал, Иван, а
там, внизу? Пороги, каналы или  что?! Он не мог разобраться, он тер глаза "и
все надеялся увидеть знакомое, но нет... Франция... Его снова подняло вверх,
выше, значительно выше. И снова он терялся в догадках: куда все подевалось?!
Вот Париж, это точно Париж?! Но почему знакомые силуэты лишь в самом  центре
-- дома, Эйфелева башня, площади... а дальше снова нити сетей, разбегающиеся
нити, пронизывающие буйствующую словно вырвавшуюся из-под контроля  и  вновь
завоевавшую мир дикую природу:  зелень, всюду зелень... У Ивана  мелькнула в
голове смутная мыслишка: может, была война, пока он тут блуждает  и плутает.
Земля, ее цивилизация уничтожены, а трава,  деревья, леса, вся зелень -- они
же разрастаются невероятно при  малых дозах облучений, вот они и заполонили,
"заселили" Землю... Нет! Не может быть!
     Это могло быть лет двести назад, даже сто пятьдесят, но не сейчас.
     Временами внизу  возникали какие-то  строения,  дороги,  площадки... Но
казались они  до  того  нежилыми,  необитаемыми,  что  на них  было  страшно
смотреть.  Что  же произошло?  Что случилось  с  Землей?! У Ивана темнело  в
глазах, сердце выбивало дикий ритм.  Вот  Германия, вот  ее мелкие ухоженные
городишки, пряничные городки, извивистые дорожки... но гДе люди, где машины,
где,   черт  возьми   гравилеты,   аэробусы,  где   все   это?!  Наваждение!
Галлюцинация! Чего они добиваются,  показывая  ему эти картины, чего?!  Иван
смотрел вниз и не знал, верить своим глазам или нет. Россия! Великая Россия!
И снова  пустынные  городки, буйная зелень,  серебристые  нити... и Киевская
София, и проспекты, и крутые спуски,.
     зеленые горы, крохотная фигурка Святого Владимира  с Крестом Господним,
и ни одной машины,  ни  одного гравилета. Пустынная Земля! Пустынная Россия!
Обезлюдивший зеленый  мир-музей! У Ивана  потекта слезы из глаз. Что с ней?!
Что с Землей?! Куда все подевались?!
     Его несло дальвде, а может,  это сама планета вращалась под ним.  Скоро
Москва, Москва! Еще издали Иван  увидал золотое сияние. В груди защемило. Он
не видел  ничего: ни  улиц, старых и  добрых, ни извива голубой ослепительно
чистой  Москва-реки, ни Кремля, хранимого двуглавыми венценосными орлами  на
Его башнях,  ни Красной Великой  площади,  ни  зеленых старинных крыш...  он
видел  только это  золотое сияние, неземной  блеск огненно-солнечных  Святых
Куполов.   Как   и   века   назад  над   Россией   стояла   его   Величайшая
СвятыняНесокрушимый  Храм Христа  Спасителя  --  Путеводный  Вселенский Маяк
Всевышнего Духа. И этот Золотой Свет, это Сияние Истины освещали всю Великую
Россию, всю Землю, весь созданный Творцом Мир. Остальное было делом мирским,
обыденным...  У  Ивана отлегло от сердца. Он ясно понял, пока  горят Золотым
Сиянием эти Святые Купола, с Великой  Россией ничего не случится, и жизнь на
Земле будет, и  Добро на ней  будет, и Совесть, и Справедливость... Он снова
увидел себя, стоящим под этими Куполами, под сводами Храма. Услышал:
     "Иди! И да будь благословен!" А Москва уже уплывала. И набегали зеленые
долы, голубели озера... и он стал снижаться над тем озером, в ту траву, и он
упал в нее, упал лицом вниз, задохнулся от ее терпкого духа, ткнулся  лбом в
сырую землю, не удержался, поцеловал ее, припал к ней губами... и уснул.
     Проснулся он в высоте. Земля уплывала от него, посверкивая серебристыми
нитями, радуя глаз зеленью, переходящей в синеву. Вот она уже превратилась в
шар, шарик, стала обращаться в голубую призрачную точку...
     Но сверкнуло  вдруг  золотом, крохотной  животворной золотинкой  Святых
Куполов.  И  Иван отчетливо осознал, что  он видел это,  именно это,  что он
когда-то,  и не так давно, уже прощался с Землею,  но наяву,  в  доподлинной
жизни, и провожали его золотым сиянием Купола Храма, давали  ему  Знак. И он
верил!  Верил...  Во  что?!  Память  опять  ускользала.  Земля,  где  ты?  В
ослепительно белом просторе ничего кроме желтого теплого светила не было.
     И вновь Ивана несло куда-то, влекло. Вновь  ему было сказочно хорошо. И
вновь будто из глубин пустоты стали сходиться к нему серые стены, серый пол,
серый сферический потолок-- они приближались, обретали ясные зримые контуры,
пока не соединились и не превратились в длинный светлый коридор, по которому
Иван  вовсе  не летел, а шел, преодолевая тяжесть собственного тела, шел, не
спеша, медленно, шел, пока не очутился перед отверстием в стене и не вошел в
темный зал, тот самый,  из которого он  когдато вышел. Стоило ему ступить на
пол,  в зале стало светло. Он знал, что сейчас  надо идти в центр, туда, где
стоял. И он пошел. Отверстие за спиной затянулось.
     Иван  замер. Он  ждал  появления сияния. И  фотоны-снежинки закружились
вокруг него. И не было никаких ощущений.
     И он уже стоял под сумрачным переливающимся небом возле развалин замка.
И никакого висящего шара не видел. Только  развалины, только  земля в жухлой
траве и жухлой листве, только черный тяжелый свод небес...
     Иван уселся  на пыльную землю. Обхватил голову руками. Что же это было?
Он  ничего  не  понимал.  Машина  перемещений?  Нет,  не машина!  Мнемограф?
Непохоже.
     Зал грез и видений? Бред! Все бред! Откуда на этой чертовой планете все
эти земные вещи, откуда?!  Здесь чтото другое. Но он видел  Землю, не макет,
не  грезу,  не голограмму, а Землю--  живую, настоящую! Почему  он вышел  из
шара?  Ладо было облазить в  нем все, разобраться, понять! Нет!  Это  сейчас
легко так говорить. А в шаре он был гостем. Его впустили  и выпустили. Никто
бы не дал  ему нигде лазить... Ему  показали то, чего он  хотел.  И  все! Не
более! Обратного пути нет.
     Сидеть сиднем  было мало толку. И  Иван побрел  в замок.  Ему  хотелось
покоя.  Надо  переждать до утра... Если оно  здесь  бывает, и в путь! Теперь
надежда только на свои ноги и руки, на свою голову.
     В  спину  веяло холодом, поднялся ветер, он гнал по земле палую листву,
протяжно пел в руинах. Иван взобрался по крутой каменной лестнице наверх, по
дороге  вспугнув трех существ  с перепончатыми крыльями,  похожих на  земных
летучих мышей, но более противных, гадких. Под сводами замка было тихо.  Что
за  замок? Откуда он  тут?  И  на  каком вообще  уровне  развития  находятся
аборигены?  Может, с  ними  и говорить-то не  о чем, может,  надо обождать с
десяток  веков?  Замки,  мечи, секиры,  балахоны...  но  ведь  и  оптические
волокна! голограммы! Д-статоры! Свихнуться можно!
     По длинным переходам  Иван пробрался  в верхнее помещение  замка,  выше
была только  башенка с совершенно разрушенными изнутри  ступенями. Иван даже
не стал пытаться залезть  на  самый верх. Он выглянул в окнобойницу -- ветер
растрепал  его длинные волосы,  разворошил бороду. Темнота, руины, мерцающее
небо и гонимая ветром листва-- ничего больше в этом мире не было.
     Иван отошел от бойницы. И его внимание привлекла груда какого-то старья
у стены. Сама по себе груда эта  была неинтересна--  хлам, тряпичный пыльный
хлам.
     Но  она шевелилась. Крысы! -- подумал поперву Иван. Что  еще могло быть
под кучей дранья  хоть и в ином  мире! Иван облазил половину Вселенной, и он
прекрасно знал, что крысы есть везде -- пусть свои, местные, чем-то отличные
или даже  совсем не похожие на  земных, но есть! А  с крысами связываться --
последнее дело!
     И все-таки он достал из-за  широченного  кожаного пояса меч и пару  раз
ткнул  им  в  кучу.  Резкий приглушенный  плач  остановил его.  Это еще что?
Ребенок?! Нет!
     Иван отбросил в сторону полог тяжеленного проеденного насквозь занавеса
-- то ли портьеры, то ли бывшего балдахина -- потом еще что-то свалявшееся и
сырое, пыль  встала  столбом в  комнатушке.  Сапогом  сдвинул в сторону кучу
мелкого  мусора.  Нечто юркое,'вертлявое шмыгнуло  из-под ног,  затаилось  в
углу, притихло на миг, и вдруг разразилось жалобными рыданиями, писклявыми и
противными.
     Иван вскинул меч. Еще миг --  и он бы обрушил железо  на голову  своего
давешнего  противника.  Омерзительный карлик-крысеныш, ставший еще  меньше и
гаже,  трясся в углу, пискляво  рыдал,  боялся поднять глаза  на  Ивана.  По
тельцу  этого существа  пробегали судороги,  словно  его  трепало  в агонии.
Балахон был темен и сыр.
     Карлик  загораживался  своей  корявой  клюкой  и  причитал,  бессвязно,
гугняво.
     Иван опустил меч, негоже его пакостить о всякую  нечисть.  Ему  не было
жалко карлика, хотя он видел, тот на последнем издыхании -- вот-вот и совсем
загнется.
     -- Кто ты? -- спросил Иван вслух.
     И  ту  же  повторил  свой  вопрос  мысленно,  в  привычной  для  многих
обитателей Вселенной кодовой форме.
     Он  вспомнил, что его обеспечили  на "базе"  всем, абсолютно  всем,  но
почему-то забыли про переговорник. А может, и не забыли?!
     -- Я умираю-ю-ю.., -- еле слышно донеслось  из угла на самом что ни  на
есть  русском  языке,  но  с  таким  страшным  захлебывающимся  акцентом   и
неимоверной картавостью, что Иван поначалу не понял ничего.
     -- Я-а-а умир-р-ра-аю-ю..,  --  протянул карлик вновь столь жалостливо,
что Иван утратил последние сомнения, уверовал: вот сейчас умрет! и тогда  он
останется  совсем один на безлюдной  планете, посреди этих руин, и  не будет
даже ниточки, за которую можно зацепиться.
     Только потом он вдруг удивился-- откуда этот крысеныш...
     --  Не  трогай  меня, отойди от  меня!  -- заверещал неожиданно карлик,
чего-то испугавшись до смерти, не доверяя Ивану. -- Уйди-иП!
     Иван невольно отпрянул -- не  от  страха,  и не от неожиданности, а  от
накатившей  брезгливости.  И одновременно  пришла  мысль, что  этот  гаденыш
все-таки успел сканнировать его мозг, считать если не все, то многое, узнать
язык и обучиться ему. Может, так, а может, и не так. Иван выжидал.
     -- Я тебе ничего плохого не сделал, --  гнусавил  карлик, -- я наоборот
хотел тебе  помочь! Чего ты  меня преследуешь?!  Уходи-и-и! Нет, не уходи! Я
умираю! Я вот прямо сейчас умру-у-у!!!
     И это морщинистое ничтожество забилось в такой нешуточной истерике, что
Ивану стало плохо, он отвернулся. Отвернулся, но успел заметить, как  из-под
капюшона  на  него,  точнее,  на  его  спину  испытующе  зыркнул  совершенно
спокойный и наглый выкаченный черный  глаз -- сверкнуло  черным  огоньком, и
пропало! Рука сама по себе потянулась к рукояти меча.
     Иван прыгнул  в  угол настолько неожиданно, что  карлик не  успел  даже
вздрогнуть. Острие меча  вонзилось в  грязный  дубовый  на  вид пол рядом  с
корявой птичьей лапой, торчавшей из-под балахона.
     --  Убью!  --  пообещал  Иван, холодно глядя  на гаденыша. Он знал, что
подобная нагло-трусливая нечисть признает только одно -- силу.
     В  его  голосе,  взгляде и мыслях было  столько решимости,  что  карлик
клубком бросился в ноги,  распластался и запричитал пуще прежнего. Он уже не
собирался помирать.
     -- Все расскажу!  Все! Только не  губи! -- частил  он,  захлебываясь  и
шмыгая носом. -- Я тебе пригожусь!
     Все равно ты без меня пропадешь здесь, сгинешь ни за что-о-о...
     -- Кто ты? -- повторил Иван свой первый вопрос.
     -- Я давно тут...
     -- Кто ты!!! --  без интонаций  прорычал Иван, удивившись  собственному
голосу.
     -- Я здесь был всегда! -- заверещал карлик. -- Я сам не знаю, кто я!  Я
всегда  бродил  по  этим лабиринтам,  подземельям,  я ходил по  утробе...  и
дальше, я везде был!
     -- Ладно, -- согласился Иван, -- тогда скажи хотя бы, как  тебя зовут и
как называют эту планету?
     Карлик немного оправился от испуга, забился  в угол  и  шмыгал  длинным
вислым носом ежесекундно. Смотрел он в пол.
     -- Что тебе в имени моем? И о какой планете ты говоришь?
     Иван молча  выдернул меч из пола, положил  обе руки на рукоять, замер в
ожидании.
     -- Меня  зовут  Авварон,  -- быстро  проговорил съежившийся  карлик, --
Авварон Зурр бан-Тург в Шестом Воплощении Ога  Семирожденного... Ну, говорит
тебе это о чем-нибудь?
     -- Нет, не говорит, -- сознался Иван. -- Отвечай на второй вопрос!
     --  Здесь нет и  никогда не  было никаких планет!  Это не вселенная! Не
пространство!
     --  Верно,  --  согласился  Иван, -- это  не  Вселенная, это лишь очень
маленькая ее часть, планета, замкнутый мирок...
     -- Ошибаешься!  -- проговорил  карлик  с ехидцей, маслянно  посверкивая
глазами-сливами.  --  Я  знаком с космографией, можешь мне  не объяснять про
мирки... Здесь нет  планет. Это не пространство,  где болтаются всякие  ваши
планеты. Это Пристанище Навей, оно вне вселенных!
     -- Пристанище, так пристанище, -- Иван решил уклониться от длительных и
бесполезных дискуссий  и подойти с другой стороны. --  Здесь ведь есть люди,
земляне? -- спросил он полуутвердительно.  Но голос его  все же дрогнул.  --
Отвечай?
     -- Это мир, в котором есть все, -- философски ответил карлик Авварон. И
уже совсем в наглую уставился на Ивана выпученными глазищами.
     -- Ты понимаешь, о чем я говорю. Не крути!
     -- У нас разные  представления о землянах, -- неожиданно  выдал карлик,
-- если ты имеешь ввиду смертных, подобных тебе, то они были в Пристанище...
не-- знаю, есть  ли  они  сейчас,  прошло много времени, а они такие, ха-ха,
недолговечные. --  В глазах  Авварона  заиграло  множество чувств,  одно  из
главных было надменностью, осознанием собственного превосходства.
     Но Иван не обращал на такие мелочи внимание. Все переворачивалось с ног
на голову. Он был  абсолютно  уверен, что в этом  заброшенном мирке на  краю
Вселенной не только не слыхали о... нет, не может быть!
     -- Что ты знаешь о Земле?
     -- Все! -- ответил Авварон.
     И по тому, что прозвучало в  этом коротком  слове,  Иван  понял -- этот
колдун,  этот  крысеныш, эта  пресмыкающаяся  нечисть действительно знает  о
Земле все.  Значит, дело  не  только  в сканнировании его мозга. Но в чем же
еще?!
     --  А в  том,  --  проговорил вдруг  карлик-колдун,  --  что Пристанище
Навейэто часть Земли, запомни это и уясни. А вся ваша Вселенная лишь частица
Пристанища или, вьфажаясь понятнее для тебя, ваша Вселеннаяпьшьный  закоулок
нашего Мира!
     Ну-ну, подумал про себя Иван, то, что ты  мысли читаешь, милый друг, мы
уже знаем, а про  "пыльный  закоулок"  и Землю разберемся. Вся информация  о
землянах,  которые по заверению  пославших  его сюда томились  на колдовской
планете, была наглухо  заблокирована в  его мозгу, беспокоиться,  что карлик
считает  ее  не  стоило,  а остальное скрывать...  а что, собственно,  Ивану
скрыватьто было?
     -- Разберемся! -- сказал он уже вслух. -- А ты,мне поможешь.
     Карлик скептически ухмыльнулся. И после  небольшой паузы  просопел  еле
слышно:
     -- Мне нужны твои ускорители и стимуляторы.
     -- Зачем? -- спросил Иван.
     -- Я тебя не спрашиваю, зачем ты рыщешь в чужом доме.
     -- Хорошо.
     Иван вытащил из клапана стимулятор и бросил шарик карлику Авварону. Тот
поймал  его  на  лету,  поймал нижней  слюнявой губой и тут же  проглотил. С
минуту он лежал с закрытыми глазами. А потом встал. Он теперь казался повыше
ростом, чем был при первой встрече, когда Иван принял его за призрака...
     --  А я и был  там призраком, ха-ха; -- сказал  он почти без  шмыганья,
прихрюкивания и  акцента,  --  в  лесу  я  призрак,  в  утробе  и подземелье
полупризрак,  здесь  --  сам видишь. А есть места,  где я... --  Авварон  не
договорил, спрятал глаза в тени капюшона.
     --  Мысли  ты ловко  угадываешь,  -- перевел  Иван  на  другую  тему  и
улыбнулся  впервые  за  последнее время:  --  А теперь  я  попробую  угадать
кой-чего!
     Он  пристально  вгляделся в Авварона,  дал  ему мыслеприказ раскрыться,
снять  все  барьеры...  и  почувствовал, что  барьеров  никаких  и нет,  что
пси-объемы карлика полностью раскрыты... но в них-- пустота, мрак, ничто!!!
     Это бььпо страшно. Иван никогда не  сталкивался  ни с  чем  подобным --
вместо    сознания,   подсознания    и   сверхсознания    --    всех    этих
внутреннепсихических  сущностей  любого разумного  существа  -- он  видел  и
ощущал  провал,  бездонный колодец  мрака.  Под  внешней  оболочкой  карлика
скрывалось  ничто!  Нет,  не  может  быть!  Иван  взмок  от  напряжения,  он
прощупывал колдуна насквозь и ни черта "не видел. Он был близок к безумию, к
истерике, и опять что-то его спасло, он отшатнулся в сторону и обернулся  --
карлик был там,  за спиной, он вновь  гипнотизировал Ивана тяжелым взглядом.
Да, это был именно он.
     А в  углу, у стены  расплывался в полумраке его фантом, пустота, ничто.
Иван прощупывал  "внутренности"  пустоты!  Нет! Хватит!  Он прыгнул вперед и
сбил карлика  с ног  ударом сапога, загнал в угол, подавил его  волю  и стал
проникать  в  его  мозг...  путанные,  бессвязные  мысли,  страх,  все очень
поверхностное, суетное,  Ивану  не  удавалось заглянуть  глубже,  разглядеть
что-то важное, нужное, за путаницей и страхом проглядывала  все та же тьма и
пустота.  Нет, хватит! Иван зацепился  за что-то податливое и вязкое в мозгу
карлика и трижды продиктовал команду: "Полное подчинение! Полное..." Авварон
привалился к стене, вытянул лапки, клюка выпала из сморщенной руки.
     -- Чего ты хочешь от меня, говори? -- выдавил он.
     -- Ты поведешь меня! -- сказал Иван вслух.
     И   еще   два   раза   повторил  то   же   самое   в  концентрированном
гипноприказе-установке: "Ты поведешь меня!" И усыпил карлика на три минуты.
     За это  малое время  он успел собраться и  немного отдохнуть,  сбросить
нервную  напряженность.  Голова немного кружилась-- с Иваном  это  частенько
случалось после таких вот поединков. Он  не любил этих приемов и вообще всех
видов  пси-подавления  не  переносил,  ему  всегда  казалось  это  не совсем
честным. Но не каждый  вопрос можно было  решить  в мирной беседе, кулаками,
мечом или лучеметом. Карлик ему еще пригодится!
     --  Зря все это, --  пролепетал очнувшийся, еще вялый Авварон.  -- Зря!
Тут до тебя уже приходили шестеро. Где их  могилы? Где их кости лежат? Никто
не  знает.  Они  пропали  здесь, сгинули. Ты седьмой! И это только от вас, и
только  за  последнее время! Отсюда никто не  возвращается... а ведь  ты мог
уйти, я знаю, ты был в  переместителе, я все видел.  Ты бы уже давно лежал в
траве, на берегу озера...
     -- Заткнись, нечисть! -- взорвался Иван.
     -- Молчу! Дай мне еще стимулятор.
     -- Хватит. Нам пора идти!
     -- Кому это нам?
     -- Мне пора идти, -- поправился Иван. -- А ты меня поведешь!
     -- Куда?
     Иван не знал, что и сказать.
     -- Куда?!
     -- Туда, где мне дадут ответы на все вопросы, понял?
     Туда, где сейчас держат наших!
     -- А потом?
     -- Брось  издеваться! -- Иван явственно видел смех в глазах карлика. --
Если ты мне не будешь помогать, я тебя...
     -- Убьешь?!
     -- Убью! Ты должен выполнять все мои распоряжения, ты...
     --  Ты уверен? -- карлик ухмыльнулся как-то  особо  нехорошо. И  исчез.
Растворился в полумраке.
     Иван крутил  головой,  пытаясь  отыскать его. Но маленькой черной  тени
нигде  не  было. Он  не видел  карлика,  он  его  не  чувствовал. А  как  же
установка" как же гипноприказ?!
     -- Я здесь!
     Авварон стоял в бойнице. И  ветер терзал складки его балахона.  В спину
ему тускло светила местная  луна -- сияние  было мертвенным, лиловым. Раньше
Иван что-то не видел тут никакой луны, наверное, вышла из-за туч.
     -- Я не уйду от тебя, --  проговорил карлик полушепотом, --  я на цепи.
Но не тешь  самолюбие, вовсе не ты выкозал  эти цепи, не  ты посадил меня на
них... хотя доля есть и твоей работенки! Дай мне стимулятор.
     -- Нет!
     Иван привалился спиной  к  сырой стене.  Ему  хотелось плюнуть  на все,
вернуться, на самом деле -- зарыться с головой в траву, и все забыть.
     -- Поздно!  -- тяжелым голосом проговорил карлик Авварон. -- Теперь уже
поздно. Никогда не следует раскачивать маятник, не зная, как его потом можно
остановить. Пошли?
     Иван поднял голову.
     -- Пошли, не то упустим момент  и придется долго выжидать. А мне нельзя
выжидать. Для меня в каждом пространстве свой  срок... -- сказав это, карлик
словно бы испугался  чего-то, запнулся.  -- Но Иван  не  придал  никакой  го
значения его испугу.
     Иван уже стоял на ногах. Пошли так пошли!
     По  кривым осыпающимся лестницам без перил и ограждений  они спустились
вниз. Карлик Авварон Зурр бан^Тург семенил впереди,  ежеминутно оглядываясь,
-- постукивая по плитам клюкой, тяжко вздыхая и сопя. Иван шел сзади.
     Под черным  переливчатым небом  было прохладно  и ветренно. Поверхность
земли стала голой и неприглядной, всю листву сбило к подножию  замка  и  она
там лежала грудами, округлыми холмиками.
     -- Перед рассветом здесь всегда дует,  -- пожаловался карлик. И  указал
клюкой направление, --  туда. И не огаядывайся.  Сейчас нельзя оглядываться,
все испортишь!
     Иван усмехнулся. Он ужезнал, как "не оглядываться".
     Но  на  этот  раз  карлик,  пожалуй,  не  лгал.  Чувствовалось, что  он
нервничает,  торопится.  Они  миновали  заросшие  мхом  и  лишайником руины,
освещенные тусклым светом прорывающейся сквозь облакаместной луны. Ивана так
и тянуло оглянуться. Если бы Авварон промолчал, Иван шел бы себе спокойно. А
теперь  даже шею  что-то  заломило,  затылок свело. Сзади завывал ветер.  Но
завывал как-то чересчур протяжно и чувственно, как могло завывать лишь живое
существо исполинских размеров.
     Ощущались в этом вое надрыв и тоска, жутко становилось от него. Иван не
стал оборачиваться. Но он немного повел шеей и чуть скосил глаз. И  его едва
не парализовало. Позади черной безглазой громадиной нависал тог самый замок,
из которого они  вышли. Но был значительно выше, массивнее... и он все время
разрастался, тянулся  во все стороны. Из его обвалившихся  стен вытягивались
шпили, шипы, башенки,  гремели появившиеся невесть откуда  здоровенные цепи,
удерживавшие подъемные мосты, слышалось ржанье лошадей... но всего необычней
было небо. Над замком полыхало багрово-черным полотнищем совсем другое небо.
     --  Не оглядывайся! Не смей! --  завопил  вдруг  Авварон.  -- Ты с  ума
сошел! Мы оба останемся здесь навсагда! Бежим!!!
     И они  припустились  во всю прыть  -- к  дальним  фуйнам, к  холмам,  в
чернеющее  иебо.'ТСарлйк-колдун несся  впереди, задрав полы своего балахона,
только  мелькали  с   непостижимой  быстротой  его  птичьи  уродливые  лапы,
казалось, их не две, а десяток.
     Вой  за спиной перерастал  в  надсадный  глухой  рев, багровые  сполохи
захватывали черную половину неба.
     -- Он пробуждается. Скорей!
     -- Кто он?! -- на бегу поинтересовался Иван, он не привык прятаться  от
непонятного, загадочного, но сейчас он доверялся Авварону.
     -- Ол-У -- Спящий Мир! Это наша смерть! Быстрее!
     Он сегодня пробуждается раньше обычного. Ты видишь кровавое зарево? Это
рассвет!  Это  наша   погибель!  Через  несколько  минут  здесь   будет  все
по-другому! Понял?!
     Этот  мир умирает на  ночь,  она длится  долго.  Но  он  пробуждается с
рассветом, и  величину  дня никто не может предсказать. Демоны этого мира не
терпят чужаков'.
     Они неслись  во всю прыть  к какому-то приземистому холму, похожему  на
плоский лунный кратер. Карлик почти летел, балахон развевался черным крылом.
У Ивана перехватывало горло -- все-таки в этом мире было маловато кислорода.
Но Иван был привычный ко всему.
     -- Еще немного! И мы спасены!
     Карлик с разбега прыгнул в  кратер  вниз головой,  зацепился за что-то,
повис,  высунул  голову  в  капюшоне,  Иван  глянул  в  отверстие  кратера с
возвышенности, с его хе гребнистого края, -- ничего кроме тьмы он не увидал.
     -- Прыгай!
     В черных зрачках Авварона отражались кровавые блики.
     Иван прыгнул. И завяз в чем-то липком, сыром.
     -- Вот теперь можешь поглядеть малость! -- рассмеялся вдруг Авварон. --
Гляди!
     Иван, заподозривший было иедоброе, ловушку, пригнулся, бултыхнул ногами
и почувствовал, что он может передвигаться в этой трясине, может  уйти вниз,
может выскочить. Сразу  полегчало.  Вот  тогда он и высунул голову^. Ах, что
творилось в недавно темном и мрачном мире под переливающимся холодным небом!
Это  было фантастическое  зрелище! Ослепительно-алые  небеса  слепили  глаз,
ураганной мощи ветер раскачивал лиловые, изумрудно-зеленые, малиновые стволы
и ветви сказочных огромных растений,  рвущихся вверх, вырастающих на глазах,
воздух  распарывали   тут  и   там   пронзительноголубые  молнии,   хлестали
одновременно  и  дождь  и  град, вдалеке  прорывал алые  выси неимоверный по
высоте  замок,  разрастающийся  к  верху  тысячами  башен,  шпилей, куполов,
зубцов,  гигантские  черные  птицы с  перепончатыми  многометровыми крыльями
кружили над замком, то сбиваясь в стаи, то со звериным клекотом набрасываясь
друг на  друга.  Но  что  больше  всего  поразило  Ивана -- это  распахнутые
широченные ворота и мчащаяся прямо  из  них к кратеру кавалькада  всадников,
восседающих на шестипалых рогатых чудовищах.  Всадники были черны и страшны,
они были закованы в броню с головы до пят.
     Они стремительно  надвигались, сжимая в  руках тяжелые  тройные копья с
алмазными наконечниками."  Это было невозможно. Иван тряс  головой  и думал,
что он сошел с ума, что все это  ему мерещится, что вот  сейчас  все видения
исчезнут и он придет в себя. Мимо  уха со свистом  пролетел алмазный дротик,
потом еще один завяз в невидимой трясине.
     -- Вниз!!! -- истошно завопил перепуганный карлик.
     -- Иду! -- машинально откликнулся Иван.
     Он пристально вглядывался  в  липа приближающихся всадников.  Он должен
был понять,  кто это! Шестииогие чудовища его  абсолютно  не интересовали --
насмотрелся и не  таких за годы странствий! Но всадники". Вот они все ближе,
ближе-- десятки метров их отделяют, метры."
     Иван видел шлемы, видел  прорези  для  глаз  и носов,  он  все  отлично
видел... Но за прорезями не было видно лиц!
     Под шлемами не было голов! Там вообще не было ничего! Только пустота...
пустота! Демоны!!!
     Иван  нырнул  вниз,  ощущая, как  кожа  у  виска  прорывается  алмазным
наконечником копья-- он увернулся, еще немного, и крышка, конец! Все, хватит
рисковать!
     Карлик  Авварон,  вцепившись  снизу  в его штанину тянул и  тянул,  они
погружались в вязкое месиво, тьма застила глаза. Не прошло и двух минут, как
Иван оказался  на  краю  кратера, того самого. Он цеплялся руками за пологий
каменный край,  тянулся  вверх. Авварон уже  сидел на гребне, тяжело, дышал,
отряхивал  край балахона  и кривил оттопыренную и как  всегда слюнявую губу.
Темное небо мирно висело над кратером.
     -- Что случилось?  -- поинтересовался Иван. Он ни черта не понимал.  --
Мы опять там... ночью?
     -- Да нет,  -- проворчал карлик, будто  нехотя, с ленцой, -- мы  успели
уйти.
     Иван  вылез из вязкой тьмы-жижи.  Перевалился через край, сполз вниз. В
этом мире  было темно, сыро, пустынно. Даже развалин и руин не было тут. Две
синюшнобледных луны, одна чуть больше, другая меньше, светили свысока.
     -- Пойдем! -- бросил карлик.
     -- Чтоу^оиэть спевдка, миггь чего-то будет? -- спросил Иван.
     -- Здесь, ничего не бывает, -- ответил Авварон, --  это проста пустыня.
Хочешь, оставайся вяей.
     -- Да нет уж, -- сказал Иван. -- В пустыне нам не резон.
     На  этот раз они  шли изнурительно долго. Время здесь отсутствоваяо. По
прикидке Ивана прошло не меньше сорока  часов,  прежде чем они  добрались до
сглаженных  старенькихуютненьких  Юр   с   милыми  вороночками  на  вершинах
ходмиков.
     --  Погоди здесь!  -- првдазал карлик  и пошел вверх,  к воронке. Пыль,
щебень, ресок летели из-под его когтистыхлап..
     Иван  покорно  ждал.  Он  почему-то   жалея,  что   позорно  сбежал  из
пробудившегося  мира  Ол-У.  Не пристало ему,  бегать-то!  Всегда  опасность
встречал  лицом к лиху. А  тут какие-то пробудившиеся от спячки демоны... ву
;"что? -- Демонов, что ли, не видали? Там была жизнь, пробудившаяся жизнь, а
следовательно" и возможность поиска.. А здесь -- пустыня, смерть, ничто!
     Карлик высунул-из  воронкисвою мерзкую  морду, оттонырид губу  и сказал
напыщенно:
     -- Жди здесь! Ничего не бойся, когда я появлюсь, ты узнаешь меня.
     -- Узнаю, узнаю, -- заверил его Иван.
     "Авварон недобро рассмеялся,  сверкнул черным глаэом. Он явно.что-то не
договаривал. Холодало.  Иван зябко ежился, передергивал плечами  и вспоминал
скафандр, оставшийся за преградой.
     Через двадцать минут  он сделал  заключение  -- карлик его  обманул,  и
сбежал. Ищи теперь ветра в поле. Надо не
     Зевать,  не  быть  таким  доверчивым. Правильно  всегда  говаривал  Дил
Бронкс:  "Ваня, простота-она  ведь хуже  воровства, погубит  она  тебя!" Еще
через четверть часа он  совершенно-уверился в --мысли,  что  его провели как
ребенка.  Встал.  И  уныло  побрел  по  холодной  каменистой  пустыне с.  ее
разрушенными   от  старости   горами   пригорками.   Попадись   ему   сейчас
карлик-крьгсеньшг, он бы его сжегиз лучемета.  растоптал, в порошок бы стер,
а потом оживил бы и ответ заставил держать.
     В пустыне, былотихо, и потому Иван невольно вздрогнул", когда откуда-то
сзади  раздался  полушип-полусвист,  какой:  бывает,  если  из  неисправного
баллона вдруг  вырывается  газ  или дыхательная  смесь.  Иван  спрятался  за
кряжистый выступ, полуразрушенной скалы"
     пригляделся.  Иэ  далекого  хохгиика-воровки,  может,  того  самого,  в
который полез обманщик Авварон, а может, из другого, поднималась вверх струя
светящегося серебристого газа  или просто подкрашенного дыма. Анализаторов у
Ивана не было, и он не мог определить ва расстоянии, что это. Газ-или-дьш не
растекался клубами по земле, он был явно легче воздуха,  и потому поднимался
вверх. Но как-то неестественно медленно, нарушая все законы природы.
     Опасаться этого призрачного извержения вроде бы не было причины, и Иван
вышел из-за  выступа,  встал  в  полный  роет, созерцая  необычную  картину"
Наверху, начиная с двадцати-тридцати метров от поверхности и выше струя газа
начинала   расширяться,  клубиться,   отчего  все   становилось  похожим  на
гигантский гриб, возникающий после ядерных взрывов. Но взрыва-то не было!
     Иван это знал. Бежать?  Зачем? От чего?! Иван стоял и  смотрел.  Сейчас
струя  и облако рассосутся, газ, вырвавшийся из какого-то подземного объема,
смешается с воздухом и все закончится, и опять будет сыро и иусто в мире под
двумя лунами.
     Но странное клубящееся облако не рассеивалось.
     Наоборот, оно  стало  вдруг принимать совершенно невозможные для облака
очертания:  вот   возник   выпуклый  нарыв,   вырвались  по   сторонам   два
цилиндрических шлейфа, заклубилось что-то разлапистое на их  концах, а нарыв
тем временем  превратился в неправильной формы шар, потом элипсоид,  потом."
Иван глазам своим не верил! Гигантский  столб-облако медленно и неостановимо
превращался в непомерную человеческую фигуру с головой, грудью, разведенными
в стороны руками. Все обретало завершенность, зримость  вырисовывались черты
лица, обозначались пальцы на руках, кривилась улыбка на исполинских губах...
Лицо  смотрело  вниз из-под надвинутого  на глаза капюшона,  длинные  рукава
балахона  скрывали  кисти  рук.  И  все  это  покачивалось,  плыло  в черном
сумрачном  небе, нависало  над мертвым миром и стоящим  посреди  этого  мира
Иваном.
     Длинный вислый нос, выпученные глазища, крючковатые  пальцы... Сомнений
не оставалось. Иван сжал  ложе лучемета. Он не  ожидал  ничего  хорошего  от
карликаколдуна, который вдруг стал  исполином.  А.  это  был именно Авварон,
увеличившийся  в сотни  тысяч раз, застилающий четверть неба, нависающий над
Иваном се"
     ребристо-черной громадиной.
     -- Да! Это я! -- прогрохотало с небес. -- Ты угадал!
     Стой на месте и не шевелись!
     Иван  застыл статуей. Он был готов ко всему. Он мог за себя постоять, и
его вовсе не пугало газовое облако пусть и чудовищных размеров.
     А тем временем огромные скрюченные руки тянулись к нему. Они опускались
все ниже и ниже, пальцы слегка подрагивали, ^"удто предвкушая биения жертвы.
Страшное  испещренное оспинами  и морщинами  лицо  Авварона  склонялось  над
беззащитным землянином. Все это было настолько нереально, сказочно, что Иван
не мог сосредоточиться на главном, не мог уловить,  откуда придет опасность.
Руки?  Нет, этими газообразными, почти бесплотными ручищами с ним  ничего ве
сделать,  он пройдет  сквозь них,  не ощутив их  прикосновений.  Глаза с  их
гипнотической силой, колдовской властью? Нет! Это глаза фантома,  в них  нет
силы... Чудовище нависало, застилая  уже  все небо, не  давая бежать, искать
лазейки. Ощеренный километровый рот грозив призрачными кривыми  зубами. Нет!
И только  когда деваться уже  было некуда,  Иван заметил небольшую, но очень
темную, почти черную дыру под  капюшоном, прямо между разросшимися кудлатыми
бровями. Из этой дыры исходила непонятная влекущая энергия, она поднимала на
землей, тянула, втягивала в дыру. Иван почувствовал, как его ноги отрываются
от каменистой поверхности. Уцепиться было не за что. Его затягивало в черную
дыру, словно в водоворот.
     Огромные  расплывчатые пальцы  почти касались его тела, черт лица  Иван
уже  не видел -- они  были  слишком  велики я  слишком близки.  А  вот  дыра
обретала совершенно реальные объемы -- это был непроницаемый черный колодец.
Ивана всасывало в него неудержимо.
     Смешно было  барахтаться, сопротивляться. Иван  лишь придерживал руками
меч и лучемет. Он полагался исключительно на случай. Или вообще ни на что. В
глазах у него смеркалось.  И потому он не  увидел того, что  было в колодце.
Сознание покинуло его раньше.

     Часть 2. ЗЛОЙ МОРОК

     Трава была  пересохшей и местами прелой, она источала сладковатый запах
и щекотала лицо. Наверное, там, наверху дул ветер. Иван еще не видел ничего,
но он знал, что лежит в траве -- густой, дикой траве, какая бывает  лишь  на
лугах да в поймах рек. Все это было  ему знакомо. Он только не помнил, когда
умудрился  заснуть. Они  долго говорили  со  стариком-священником, спорили и
соглашались,  Иван  больше молчал. А с озера  веяло  прохладой, и  все  было
неплохо... но провал, проклятый провал в памяти! Он вернулся с Гадры" нет, с
Сельмы? По чему он никак не может вспомнить, где был в последний раз? Сейчас
он  на Земле,  в отпуске, на земелюшке Вологодской, у  родного  озера. А вот
раньше? В  голове всплывало непонятное  слово  Хархаа. Оно перекручивалось и
звучало то так, то этак буква "а" то  пропадала, то  звучала протяжней  -- и
получалось  Ха-арха-ан,  Хархан-А-а...  слово  замыкалось в  кольцо,  теряло
начало. Бред!  И все  же  -- вот  он под сводами, светлыми, высокими,  он  в
Храме, и он  слышит доброе напутствие перед  дальней  тревожной дорогой, его
провожают  словно  на  смерть,  словне  уже отпевают. Нет,  не все  его  так
провожают. Под сводами звучит: "Иди! И да будь благословен!" И он уходит.
     Он собирается куда-то... Иван приоткрыл  один глаз -- по широкой и чуть
пожелтевшей травинке  ползла черная странная букашка с усиками-антеннами. Он
что, уже вернулся?  Или не улетал никуда?! Чего гадать, надо просто  встать,
стряхнуть с себя паутину липкого сна, и все сразу вспомнится. Но вставать не
хотелось.  Хотелось  только вытащить из-под  бока лучемет, уж больно мешает,
ребра занемели. Но лень! Иван все же сунул руку под себя, сдвинул лучемет. И
его пронзила ясная  до нелепости  мысль:  а откуда у  него  тут, на Земле, в
травке-муравке,  спрашивается, лучемет,  десантное боевое оружие?! Он открыл
второй глаз, перевернулся на. спину -- по небу плыли серые невеселые рблажа.
А где священник? Где береза, под которой он засыпал? Иван  приподнялся, сей,
упираясь руками в землю.  Где озеро?! Что за дела вообще?!  Что за шутки?! И
где  эти  самые  шутники,  что переволокли его, спящего, сюда, под  какие-то
хлипкие, трясущиеся на ветру осины, к  этому вонючему болоту.  Иван встал на
ноги. С болота и  впрямь весло падалью и дрянью. Хорошие дела! А это что? Он
в  полной  растерянности уставился  на  здоровенный двуручный  меч  с  витой
рукоятью и проржавевшим местами лезвием.
     Он жив? Разве его не затянуло а колодец?! Все обрушилось на него сразу.
Только в  этот миг  он  проснулся по-настоящему.  Черт возьми! Это вовсе  не
Земля! Это треклятая планета Навей! Опять его занесло  в лес! Иван подошел к
ближайшей   осине,  потрогал  ее   руками   --  настоящая.   Нет,   это   не
лес-преддверие, не  лес-лабиринт, это совсем другой лес!  Ну и  ладно,  ну и
пускай! Он  сделал  еще два  шага  и  провалился ногой в  трясину, еле успел
вытащить. Но где этот обманщик? Где он, карликисполин?! Бросил его? Сбежал?!
Иван был очень зол на Авварона. Хотя  понимал  рассудком, что злиться на эту
нечисть и смешно и глуоо.
     Голова трещала,  раскалывалась. Ноги дрожали. Иван ' вытащил из клапана
шарик  стимулятора и  проглотил.  Не  прошло и минуты, как кровь забурлила в
жилах,  мьппиы начились силой, голова прояснилась.  Рано, рано  отчаиваться!
Иван расправил плечи. И дал пробный залп из лучемета. Тот работал нормально,
стало быть,  никакие переходы и перемещения на него не действуют -- уже  это
хорошо. Но что же это была  за дыра,  что за колодец?  Ах, сколько вопросов!
Бесчисленное множество. А вот отве
     Э-ге-гей! Лю-юди-и!!! -- протяжно прокричал Иван в серое небо, заведомо
зная, что никто не откликнется.
     Не отозвалось даже эхо.
     Полдня Иван обходил болото краем  и никак не мог выбиться на дорогу. Он
почему-то  был  твердо  уверен,  что здесь  есть дорога или  хотя  бы тропа,
тропиночка, по которой он непременно  куда-нибудь доберется. Но вот откуда в
этот  чертов  мир попали  простецкие  российские  осины? Эта мысль не давала
покоя Ивану. Он  успокаивал себя  рассуждением,  что, значит,  полоса такая,
растут осины, почва соответствующая, климат...  все это было нелепо,  причем
туг климат? Вот на Гадре, к примеру, бывает  страшно жарко,  но ведь там  не
растут баобабы! Правда, карлик-мошенник говорил что-то путанное про какое-то
"пристанище", которое,  якобы, частица  Земли, а  само больше  Вселенной или
нечто в этом роде, галиматья, бред! Надо просто мириться с  реальностью и не
рассуждать, не ломать голову, а то свихнуться можно.
     Временами болото начинало  дышать  и чавкать, булькать, пускать пузыри.
Водяной  балуется, сказали бы на  Земле. А тут  -- какие  к дьяволу водяные!
Осины  сменял  сумрачный  расхристранный  и  драный  ельник, кое-где торчали
обглоданные сосны с пожухлыми редкими кронами.
     Начинало темнеть. Подкрадывались  сумерки. Иван знал,  что  в лесу ночь
наступает мгновенно, стоит только солнышку уйти за верхушки деревьев, и все.
А у него ни прожектора, ни аварийного фонаря  --  все  там,  за "РR11?^ дои,
леший ее побери! И где эта преграда теперь.^ Может, он  опять переместился и
находится по ту ее  сторону./ йеет, так можно бродить до Второго Пришествия,
до полного умопомешательства!
     Далекий  полупризрачный  огонек промелькнул  в  пеоеплетениях ветвей  и
пропал.  Иван насторожился, что там? Болотные гнилушки? Волчий  глаз? Жилье?
Что бы ни было, а надо брести туда, авось повезет. Он отбросил волосы назад,
поправил ремень -- и пошел на огонек.
     Чутье подсказывало -- там можно будет укрыться на  ночь. Но чутье могло
и обмануть, завести в ловушку.
     Болотистая  топкая  почва  хлюпала под ногами--  и все  же  меж стволов
бежала тропиночка. Как же так,  Иван не мог  взять  в толк, сосны  растут на
песке, где  повыше, а тут топи, хляби... Ладно! Вот огонек снова мелькнул. И
не пропал! Иван зацепил его глазом. И чуть не вприпрыжку бросился вперед.
     Посреди  леса, на  еле  приметной  полянке стоял  домик,  развалюха  --
деревянная убогая избушка, какие Иван видал только  на картинках.  Заборчик,
перекошенный, редкий, ветхий в десяток кривых загогулин, вовсе не преграждал
доступа в избушку, сложенную из почерневших от древности бревен... нет,  это
сама избушка  была древней,  а складывали  ее наверняка из свежесрубленных и
душисто пахнущих стволов-бревнышек лет  эдак  тыщу  назад. Вон,  островерхая
крыша, черная ищырявая, совсем поехала, перекосилась. А окна?! В них не было
ни стекол,  ни пленки --  не окна, а прорубленные в мир  дырки. И  все же от
избушки веяло чем-то родным, теплым.  Иван стоял перед покосившейся дверью и
не мог решиться, сделать шаг.
     Небо почернело. Из-за  какого-то неразличимого во  тьме облака  выплыла
ущербная  луна-месяц.  Была  она  больше земной раза  в  два, но точь-в-точь
походила на нее.  Луна залила избушку призрачным светом,  почти свела на нет
мерцающий огнек из окошка. Иван про огонек и забыл совсем.  Раз там, внутри,
горит  что-то,  значит, там  есть  кто-то, напрашивался  нехитрый  вывод.  А
значит, ломиться не следует, надо подобрему.
     Иван три раза постучал в бревенчатую дверь и спросил вежливо:
     -- Есть кто живой, отзовись?
     Никто не отзывался. Но Иван не спешил.
     Он  только теперь  заметил, что  под  самой крышей  на  черном выступе,
прикованный  к  нему  ржавой цепью, сидел  взлохмаченный и сердитый филин  и
глядел  вниз  светящимися  желтыми глазами.  Филин был  какой-то странный --
конец  крыла у  него заканчивался  скрюченной мышьей лапкой,  а в лапке была
зажата палочка, клюка. Кого-то филин напоминал, но Иван не мог понять, кого.
Взгляд  у  ночной птицы был очень умный, человечий взгляд.  И  это  напугало
Ивана. Прежде,  чем он  успел  как-то проявить  свой испуг  или  предпринять
что-либо,  филин вдруг  взлетел,  выдрав цепь из черного кольца, ухнул глухо
три  раза, взмахнул крыльями -- и улетел в сторону желтой луны,  только тень
его высветилась черным силуэтом.
     Иван выждал немного. И еще постучал.

     -- Эй, хозяин дома или нет? -- снова поинтересовался он.
     Что-то загромыхало, заскрипело внутри.
     И картавый, противный голосок пробубнил:
     -- Нету тут никакого хозяина. А ты входи давай, чего ждешь!
     Иван распахнул  дверь.  И ударился  головой о притолоку.  В  сенях было
темно и  душно.  Он еще дважды  ударялся  --  плечом  и локтем, сбил  что-то
большое и пыльное, попал рукой в кадку с водой, ткнулся лицом в пук душистой
высушенной травки и только после этого нашел дверцу в горницу, отворил ее.
     Горенка была  совсем крохотной  три  метра  на  четыре, черный  потолок
нависал низко, полки  с рухлядью, матерые табуреты, сколоченные криво, но на
совесть, скрипучие  половицы, паутина по углам такая, какую можно сплести за
долгие  годы, сырость и тлен, разбросанные  по  полу  еловые  шишки, солома,
широкая  низкая лавка  с  каким-то  брошецным  на нее  то ли тулупом, то  ли
армяком, а у "крохотного косого окошка  --  лампада с огонечком, фителек еле
видный,  огонек  слабенький --  светло в  горенке  не от  нее,  а  от  луны,
пробивающейся  в  окошко  и в  дьфу потолочную. Низкий дубовый стол  ближе к
окошку.
     И  самое неожиданное для  Ивана и необъяснимое, от чего он и  дара речи
лишился...
     ...Посреди  стола  сидел, скорчившись  и  обхватив  двумя руками клюку,
карлик  Авварон  Зурр бан-Тург  в  каком-то  там воплощении кого-то...  Иван
прислонился к косяку, ноги у него подогнулись.
     -- Ну чего встал  как вкопанный? -- проворчал карлик  и ткнул пальцем в
дубовую табуретку. -- Присаживайся, странник.
     Вся   злость   и  обида   на   карлика-обманщика  куда-то   подевались,
улетучились. Иван теперь был рад любой живой душе.
     Он уселся и стал ждать.
     -- Ночь передохнем здесь, -- сказал Авварон. -- А угрюм в путь.
     Иван кивнул.
     -- Что, молчишь? Страшно?! -- карлик явно злорадствовал. Не было в  нем
души, ох не было!
     Иван  почувствовал, что колдун  потихоньку  прощуиывает его мозг. Он не
стад  ничего  говорить,  просто  положил  лучемет  на колени в  выразительно
поглядел в черные влажные глаза. Карлик все понял, он уважал силу.
     -- Ну, давай, рассказывай! -- проговорил Иван тихо и твердо.
     --  У  себя на Земле будешь командовать! -- озлобился Авварон. -- Здесь
не  твой мир, Иван,  не  твой.  Хочешь  в нем  уцелеть до поры до времени --
помалкивай да приглядывайся.
     -- Или ты  все выложишь прямо сейчас, -- сказал  Иван так же тихо и так
же твердо, -- или из  этой избушки тебе не выбраться. Хватит  водить меня за
нос!
     -- Я мог бы вообще не возвращаться за тобой, понял?
     Ушел  бы через воронку, и дело с  концом. А тебя  барьер никогда бы  не
пропустил. Скажи спасибо! -- Птичьи лапы карлика царапали темную поверхность
стола,  оставляя на ней белые  отметины, с губы  падала на  балахон  тягучая
слюна.
     "Почему он никогда не снимает капюшона,  не откидывает его?" -- подумал
Иван ни с  того ни с  сего.  И  уставился на карлика, сидящего  перед ним на
столе и даже не пытающегося перебраться на лавку или табурет.
     -- Не твоего ума дело! -- обиженно заявил Авварон.
     Опять он читал мысли. Иван нахмурился.
     -- Ладно, слушай! -- Авварон сгорбился, спрятал лапы под полы балахона.
-- Я тебе кое-что расскажу. Но сперва условимся об одной вещи, ладно?
     -- Это какой еще? -- поинтересовался Иван.
     --  Ты  мне расскажешь все,  что знаешь про  ХарханА1 --  жестко сказал
карлик. -- Без утайки!
     Иван чуть не  встал. Откуда  этот-то хмырь слыхал про  какой-то Хархан?
Что они все заладили одно и то же?! И почему он должен знать что-то про этот
дурацкий Хархан, на котором он никогда не был?!
     -- Был! -- выдал карлик решительно. -- Ты был там!
     -- Помешательство какое-то, -- проворчал Иван, -- Ты вот чего, любезный
в Шестом Воплощении Ага...
     -- Семирожденного Oral -- поправил карлик.
     -- Хорошо, пусть будет Ога,  -- согласился Иван.  -- Ты вот чего пойми,
что еще, скажем, пойти туда, не знаю куда,  я  кое-как смогу, сам видишь.  А
вот рассказать о  том, чего не  знаю -- тут  уж, брат Авварон, извини.  Если
хочешь, я тебе расскажу про Землю.
     --  Про  Землю я  знаю  все!  --  отрезал карлик. -- Мне от тебя  нужны
ускорители, стимуляторы и  мне нужно знать  все  о Хархане-А! Ну, с  первыми
двумя, ясно. Я мог бы тебя погубить еще во  Внешнем Круге, понял? Я мог тебя
убить,  усыпить, превратить  в  зомби, в животное...  и просто забрать  твои
ускорители и стимуляторы. Ты видишь, я откровенен с тобой!
     --  Да уж, ничего не скажешь, -- кивнул Иван, -- ну, режь дальше правду
матку!
     -- Но я этого не сделал. А почему?
     -- Почему? -- с самым  наивным видом переспросил Иван и положил руки на
стол, отвернулся к окошку, уставился на луну.
     -- А потому, что мне нужно кое-что из твоей памяти!
     Из ее блокированного сектора,  Иван!  И я  тебя не убью, пока не считаю
эту  информацию, понял? -- карлик  смотрел на  Ивана серьезными и печальными
глазами.
     -- Блокированный сектор?
     --  Не делай  вид, что ты удивлен. Все  прекрасно понимаешь. Я  не знаю
кто, но кто-то сделал это. Скажи им спасибо, Ваня!
     --  Всем  вам   превеликое  спасибо!  --  Иван  склонил  голову,  пряча
саркастическую улыбку. -- Благодетели!
     -- Ты многого не понимаешь  пока. А еще  большего не поймешь никогда. Я
не прошу от тебя информации о Хархане-А и Меж-Арх-Аанье сейчас. Но пообещай,
что  ты  ее  выдашь  мне  добром,   без  принуждения,  когда   сектор  будет
разблокирован. Обещаешь?!
     -- Трудно вообще-то обещать то, о чем не имеешь  представления. Но если
эта информация не во  вред Земле  и землянам, я поделюсь ею с тобой, Авварон
Зурр банТург, поделюсь, обещаю тебе это.
     --  Обещаниям я "ену  знаю, -- проворчал карлик. --  Но хорошо! Помни о
своих словах!
     -- Помню! -- заверил Иван. -- Теперь ты рассказывай.
     Глядишь, хотьдочь скоротаем.
     Карлик  устроился  на  столе  поудобнее, вытащил  из  складок  балахона
коричневый комочек, аккуратно положил его в рот и принялся жевать. Глазищи у
него сразу заблестели. А может, он просто повернулся ближе к окошку, и в его
зрачках  заиграл  отблеск луны? Какая разница.  Иван приготовился  выслушать
Авварона. Больше узнать об этом странном мире было не от кого.
     -- С моей помощью, --  начал  карлик, --  ты  Иван, прошел четыре Круга
Внешнего Барьера. Почти никто не добирался до Третьего, а тебе вот  повезло.
Ты знаешь, сколько странников сгинуло на подходах к самому Пристанищу? Нет?!
Ты мне все равно не поверишь, если я тебе  скажу! Этот мир  не ваша Земля, и
не ваша  Вселенная, где все просто и прямолинейно. Здесь все  иначе, Иван. И
показать на  пальцах это невозможно, надо испытать  "этот  мир  во всех  его
ипостасях на своей собственной шкуре.
     -- Да уж хоть чего-нибудь  да поймем, -- вклинился  Иван, -- разберемся
кое в чем своим убогим умишком.
     -- Не ерничай! -- Карлик нахмурился' и перестал жевать. -- Ты навернйка
думал  и  догадывался,  что  здесь много  слоев,  много  всяких  преддверий,
прикрывающих  саму,  как ты выражаешься,  планету. И ты надеялся, что будешь
идти через шлюзы из слоя в слой, пока  не проникнешь в самую сердцевину и не
разберешься там на месте, верно?
     -- Очень ты прозорливый, -- кивнул Иван, -- прямо диву на тебя даюсь.
     -- А все  не так просто, Ваня. Ты никогда и никуда бы не  добрался даже
за десять  тысяч лег,  если б  смог столько протянуть. В  Охранительном Слое
помимо  системы  заговоренных  барьеров  и  шлюзов  намотаны  во  всех  семи
измерениях гирлянды миров-призраков с люками из одного в другой. Вечности не
хватит, чтобы пройти их все и выбраться  из них  живым!  Эти миры  соединены
пуповийами,  при желании люки можно  найти, можно найти  и кратчайшие пути в
каждом  мире  --  это  многомерный  лабиринт,  из  которого  нет   выхода  в
Пристанище!  Но   и   это   не   все.  Миры-гирлянды   пересечены  отходными
сферами-веретенами -- сколько  их,  никто не знает, очень много, не  меньше,
чем  атомов в Мироздании. И каждая, заметь, каждая имеет  выход в свою точку
этой вашей Вселенной,  на свою планету,  свой  астероид,  свою  звезду-.  На
пересечении двенадцати тысяч сфер-веретен в  Узловой  Точке проходит Нулевой
Канал -- это выход в Иную Вселенную. Сколько каналов, тоже никто не знает. И
каждый из каналов идет  только в свою Вселенную. Вот так!  Поэтому,  Ваня, я
говорил, что  ваша  Вселенная --  лишь часть нашего мира, лишь малая частица
Пристанища Навей.  А  почему Пристанище  само часть  Земли, я  тебе расскажу
позже, договорились?!
     Иван понял не  все, но головою  кивнул. Его больше  сейчас интересовала
практическая сторона дела, а не строение вселенных, какие бы к ним каналы ни
вели. Ему надоели  эти  многомерные и многопространственные  миры, о которых
ему  без  конца говорили, в  которых он, якобы, плутал,  и  в перемещении по
которым у него,  дескать, большой опыт. Всплыла  в  памяти, правда, странная
картина: остров, толпы  беснующихся трехглазых еуществ  в странных одеяниях,
старуха с кривым острым кинжалом и  плоской чашей, страшенные рогатые идолы,
штабели  бревен,   словно  бы  приготовленные  для  кострища,  и  высеченный
толстенный столб.
     Иван  заметил,  что  карлик  неожиданно  напрягся,  весь  прямо подался
вперед, не сводя с него черного проникающего внутрь взгляда.  И  он  усилием
воли.  прогнал  всплывшую картину. Тряхнул  головой, шумно выдохнул воздух и
потер переносицу.
     -- Разблокируем! -- заверил его Авварон, засуетившись как-то  странно и
радостно, кривя губы и шмыгая носом, суча кривыми ножками и роняя слюну.
     А вдруг и поможет, а? --  подумалось Ивану. -- Какие бы у него  ни были
корыстные интересы  -- а вдруг? Хотелось в это верить. Но и доверяться особо
колдуну Иван не мог.
     -- Давай,  дальше  говори, -- сказал он. -- Меня  интересуют три  вещи:
вход, заложники, выход!
     Авварон сразу посмурнел.
     --  А  почему  ты  решил, что  здесь  есть  какие-то  заложники? Несешь
нелепицу! Ну как на тебя, Иван, можно положиться?!
     -- Выкладывай! -- потребовал Иван.
     -- Нечего мне выкладывать. Вот прибудешь на место, сам все и поймешь. А
раньше  времени  выводы  делать  не надо!  --  карлик  даже  обиделся  и его
оттопыренная губа стала совсем уродливой.
     -- Я тебя понял так, поганое ты отродье, -- зло проговорил Иван, -- что
дорогу  ты мне не укажешь,  темнить будешь до конца! И  чего меня  там ждет,
тоже  не скажешь! Так как же тебе доверять?  Может, ты  меня  словно овцу на
заклание  ведешь,  чертово семя?! --  Рука  побелела на рукояти  меча. Голос
Ивана дрожал.
     Карлик  не  на  шутку  испугался,  он  не   был  расположен  сейчас   к
единоборству,  и  это бросалось в глаза. Он отодвинулся  подальше, на  самый
край стола, так, что чуть не слетел с него, засопел, захлюпал.
     --  Ну чего  ты  так  сразу,  разве  так  разговоры  разговаривают,  --
затарахтел он на  одной ноте, -- все  будет нормально,  ты  уж мне доверься,
Иван. Ну как я тебе про дорогу расскажу, если дороги-то нет-, понял,  а есть
цепь перемещений?!  Тут  маршрут  не нарисуешь  на листочке, в  какой-нибудь
компьютер не заложишь, это можно только вот здесь... -- он постучал себя  по
голове пальцем,  не снимая  капюшона, сквозь черную ткань,  -- ...только вот
здесь держать! Да я тебе и так уже почти все выложил как лучшему другу!
     Иван усмехнулся. Озлобление словно рукой сняло.
     Вот оказывается как, они уже "лучшие друзья"!
     В  темном  ночном  лесу ухал  филин. В  свете луны  летали черные тени,
крыластые  и ушастые, похожие на нетопырей.  Земля!  Самая настоящая  Земля!
Если бы Иван не знал совершенно точно, что он  за  тысячи парсеков от Земли,
он бы и сомневаться не  стал, что это родной  с детства мир, родная планета,
больше того, что это русский лес где-то на севере, где  топи непроходимее, а
ночи длиннее.
     -- Хорошо, -- сказал он, -- поглядим, какой ты друг!
     Карлик спрыгнул со стола, резво прошлепал в угол -- в темень и сырость.
Вытащил из кучи старья почерневший от времени свиток.
     -- Вот чего нам надо! -- напыщенно провозгласил он.
     И важно, без привычной суетности подошел к Ивану. -- Гляди!
     Его морщинистые  ручки-лапки с черными невесть когда  в  последний  раз
стриженными  ногтями  развернули свиток  --  был тот небольшой,  полметра на
полметра, .но в  руках Авваропа казался  огромным. Края загибались, все  они
были изъедены, источены...
     Иван заглянул в пожелтевший от времени пергамент.
     Все изображенное  на нем было  похоже на  карту,  но  какую-то странную
варварскую карту, составленную существом, не имеющим  ни малейшего понятия о
картографии,   масштабах,   пропорциях   и   прочих   делах.   Невообразимое
переплетение дорог, рек, -- троп и вообще непонятных линий было как бы сетью
наброшено на еще более невообразимое сплетение и наложение гор, лесов, озер,
морей, пустынь. Вдобавок пергамент испещряли тысячи точек и точечек, стрелок
и стрелочек,  пометок, загогулин,  неведомых знаков  и черт-те  чего!  Глаза
болели от этого медьтешения.
     Иван невольно отодвинулся назад.
     -- Ну  и дурень  же  ты!  -- насмешливо  сказал карлик. -- Разве ж  так
глядят!
     Иван еле сдержался, чтобы не залепить затрещину наглецу.
     -- Прикрой один глаз! И поближе, поближе! -- командовал Авварон.
     Иван прижмурился, взял  варварскую карту из лап карлика. Поднес ближе к
липу... И чуть было не отбросил ее от себя. Не может быть! Он  открыл второй
глаз  --  пергамент как  пергамент, средневековая мазня,  ничего серьезного.
Снова прижмурился.
     Словно  распахнулось  вдруг  окно   в  бездонный,  бескрайний   мир  --
ослепительно сияющий, непонятный.
     Иван такое видел впервые.  Он вообще не мог себе представить. что такое
можно увидеть простым человеческим глазом. В странном мире не было ни верха,
ни низа, ни неба, ни земли... это была фантастическая Пропасть, но не Черная
Пропасть Смерти,  хорошо знакомая Ивану, а какая-то совсем иная, наполненная
изумительными  сверкающими красками, феерическими  сияниями,  переливами.  В
этой Пропасти  одновременно  двигалось  и  перемещалось во всех возможных  и
невозможных   направлениях  столько  предметов,  существ,  теней   и  вообще
непонятного, что ни на чем невозможно было остановить глаза  -- мир Пропасти
жил. Да еще как жид!
     -- Вот так-то, Ваня, -- подал голос Авварон, пригорюнившийся и осипший,
-- сидим мы всю жизнь в темной клети, взаперти, а как выпадает возможность в
мир-то взглянуть через  окошко,  так  и голова  кругом идет, не верим глазам
своим! А ты верь, Иван, верь!
     Иван не  отводил  взгляда от провала в распахнутом  свитке.  Он пытался
уловить  в  движениях   и  мельтешений  нечто  осмысленное,  объяснимое.   И
одновременно думал, какая  же тут премудрость, что за механика и оптика, что
за   чудо  этот   свиток?  Он  перебирал  в  уме  все  последние  достижения
человечества, но ничего  похожего не находил --  это было не телевидение, не
голография, не мнемоскопия и тем  более  не  галлюцинациовизорные эффекты...
это было просто чудо! Казалось, вот сейчас оторви руки от краев почерневшего
свитка, прыгни  в  окошко рыбкой и очутишься  в Пропасти, в сияющем чудесном
мире. В этот необъятный колодец так и манило.
     --  Ну что, Ваня, веришь  в  этот мир?  -- проникновенно, прочувственно
спросил карлик и прихлюпнул носом.
     -- Верю, -- отозвался сомнамбулой Иван.
     -- Ну  и  дурак! -- неожиданно  ледяным тоном заключил Авварон.  В  его
голосе звучали  явные нотки  презрения. -- Дурак! Никакой  это  не мир,  это
всего-навсего  объемная  карта.  И  кстати  там  есть   наша  тропинка,  наш
маршрутик, Иван. Ну-ка, покажи дядюшке Авварону -- где эта тропинка?!
     Иван отпрянул от свитка. Лицо его перекосилось.
     --  Не  паясничай, нечисть!  --  процедил он. И веожиданно подумал, что
этот иЕОйланетный карлик-колдун, эта  морщинистая подлая душонка, ведет себя
как-то уж  слишком  по-земиому.  Откуда он  взял  все эти  "Ваня",  "дурак",
"дядюшка",  этот тон?! И вообще, все  это  уже было было когда-то... нет, ни
черта пе было! нервы шалят!
     проклятущие нервы! ~
     --  И-ех, Ванюша! Я ж говорил, что  ты ничегошеиьки не  поймешь в  этом
мире. Даже простенькая карта,  почти  плоская проекция предместий Пристанища
тебя смутила.  А  куда  ж тебев  царствие  теней  спускаться-то?! --  Карлик
говорил  очень серьезно, будто  сокрушаясь  о  несчастной Ивановой судьбе  и
всячески соболезнуя неудачливо, му путнику-резиденту. -- Давай, Ваня, проще,
а?1 Давай займемся разблокировкой прямо здесь!  А потом, Cрaзу же, я клянусь
тебе, на Землю! Что, не веришь?! Да я тебя в три минуты домой отправлю и чем
надо помогу. Решайся!
     Иван отвернулся от Авварона, уставился  в заросший паутиной и мхом угол
избы.  Ему  очень  хотелось  домой, на Землю.  Аж  слезы набегали на глаза и
давило в груди.
     -- Ну?!
     Карлик-колдун мелко подрагивал в ожидании,  соиел, понял темную слюну с
губы. Но глаза его были пусты.
     -- Her,  --  ответил Иван тускло, будто  говорил  не  он  сам, а  некое
сидящее в нем отрешенное от всего существо. -- Не-ет.
     -- Ну, гляди, Ваня, -- как-то двусмысленно выдавия колдун, -- гляди!
     В   окошке   мелькнула  черная  взъерошенная   тень.  завопила  истошно
перепуганная птица -- совсем не поптичьи, страшно и дико. Нашли тяжелые тучи
на мертвенную луну. И стало в мире тихо, неуютно и жутко.
     -- Нет, -- повторил Иван тверже, -- мы пойдем туда.
     И ты получишь свое, получишь, не сомневайся.
     Зрачки у Авварона расширились, превратились в два черных колодца.
     -- Обещаешь? -- поинтересовался он, затаив дькаиие и перестав сопеть.
     --  Обещаю, --  ответил Иван. И  добавил  несвойственным ему тоном:  --
Каждый рано или поздно получает свое.
     Карлик тяжко, с натугой вдохнул.
     -- Ладно, пойдем.
     Какая-то призрачная,  водянисто-блеклая тень вдруг отделилась  от него,
сползла на досчатый, трухлявый, местами земляной пол, проскользнула по  нему
до кособокой двери, просочилась под нею и исчезла.
     Иван тут  же  ткнул карлика  пальцами в  грудь, даже отшиб их  немного;
Авварон страшно обиделся, нахмурился, затрясся.
     -- Извини, --  объяснил  Иван,  -- мне  вдруг померещилось, что ты  сам
улизнул отсюда и опять вместо себя фантом оставил.
     -- Чисто земная ограниченность, -- заключил Авварон. -- И вообще..., --
он  даже   задохнулся   от   возмущения,   --  и   вообще  --   откуда   эта
подозрительность, откуда недоверие такое?!
     Иван не стал разъяснять, откуда в нем было недоверие,  одно слово могло
породить сотню ответных и лишь усугубить положение.
     -- Раз собрались, так пойдем! -- заявил он.
     Карлик враз успокоился.
     И  на   глазах  у   ошеломленного,  растерянного  Ивана  превратился  в
растрепанного и  косматого филина, того самого, с клюкой в мышиной лапке и с
обрывком  железной цепи.  Только  глаза  не изменились  --  это были  те  же
базедово-черные сливины со зрачками-колодцами.
     Филин ударил клюкой в  стол, отчего тот неожиданно накренился, треснул,
а потом и вовсе развалился, так, что Иван еле успел отдернуть локти, поджать
колени. Надо было хватать оборотня, хватать немедля!
     Но  поздно.  Филин  Авварон  Зурр  бан-Тург  в  Шестом  Воплощении  Ога
Семирожденаого  взмахнул сизыми взъерошенными крылами, подняв  по избе  тучи
пыли и сметая седую обветшалую паутину, ухнул гаухо, раскатисто и вылетел  в
окно --  только  скользнула  его  черная  тень  по внезапно  выплывшей из-за
мрачных туч мертвецки желтой луне.
     Иван вскочил  на ноги и с досады пнул дубовый табурет. Тот  рассыпался,
словно был трухлявым донельзя.
     Чертовщина! Наваждение! Ну как тут можно работать?!
     Иван был вне себя от  бешенства. Бред! Он прошел четыре круга какого-то
внешнего  барьера, пробрался  через охранительный  слой,  если  верить этому
негодяю, этому подлому оборотню,  и  что дальше?! Где он?! Куда  идти?! Или,
может, заночевать в этой милой пыльной избушке?  Утро ведь вечера мудренее?!
Нет! Он отыщет колдуна, будь тот хоть трижды инопланетным!
     Иван,  подхватив  меч  и лучемет, прыгнул  к выходу, снова сшиб  что-то
звеняще-гремящее в сепях, но  не стал задерживаться,  а  сильным ударом ноги
вышиб тяжелую дверь, выскочил наружу.
     Он  остолбенел. Нестерпимый зеленый  свет ударил ему в глаза. На  дворе
был  день, а  не  ночь.  Да  еще  какой  день! На  Земле  таких  не  бывает.
Нагромождения  диких  поросших  красным  мхом  валунов  закрывало  от  Ивана
ослепительно-яркое светило.  Но и тех лучей,  что пробивались сквозь завалы,
хватало,  глаза еле выдерживали.  И  никакого леса,  никакого  болота,  даже
ничего похожего!
     Иван обернулся. Избушки за его спиной не было.
     Там,  в  тени скалы,  поросшей фиолетовым лишайником, изъеденной дырами
или норами, лежало, бродило, шевелилось  и облизывалось целое стадо каких-то
ожиревших  и на вид малоподвижных чудовищ. У каждого было по четыре глаза во
лбу, и все  эти глаза -- мутные,  сонные, бессмысленные -- глядели на Ивана,
ничего  при этом не выражая" Многомерный мир! Проклятье! Опять  он  вышел не
так,  опять  позволил  себе   ошибиться.   Надо  было   лезть   в  окно,  за
филином-колдуном, а его как  порядочного  в дверь потянулоНапасть! Иван даже
успокоился от неожиданной перемены. Перемены его никогда не пугали, наоборот
--  придавали сил. И вообще, неизвестно,  может, туг в другом  дело,  может,
вылези он в окно, было б еще хлеще.
     -- Ну что ж коровки, -- бодро крикнул Иван, -- пасемся, жирок наедаем?
     И  пошел прямо  на стадо.  На всякий  случай оь  покрепче  сжал  в руке
тяжелый меч, ослабил ремень  лучемета, чтобы можно было сдернуть его с плеча
без промедления. Надо было  обойти стадо жирных чудищ, не пытать судьбу,  да
уж больно  все  приелось. Иван отпихнул попавший  под  ноги  мохнатый свитый
калачиком  хвост,  скривился  от  смрадного дыхания, вырывавшегося  из пасти
ближнего  чудища..  Ему   вновь  припомнился  астероид  Ырзорг,   из  каждой
поры-кратера  которого  беспрестанно  лезли такие  кошмарные,  только-только
народившиеся, но огромные и свирепые твари, что эти "коровки" в сравнении  с
ними казались милыми и ласковыми болонками. На  Ырзорге Ивана чуть не съели.
Одна  из  восемнадцатилапых мохнато-чешуйчатых гадин с жабьим восьмиметровым
рылом уже заглотнупа его, предварительно обхватив липучим языком-арканом. Но
жадность сгубила тварюгу --  Иванов скафандр чем-то не пришелся  ее вонючему
пищеводу,  и  Иван был  извергнут обратно вместе с содержимым  омерзительной
утробы. Он-долго сидел на  живом, дышащем камне астероида  и  смотрел  вслед
исполинской  многолапой жабе,  жуткому порождению  необъяснимо  гигантского,
имеющего собственную зловонную атмосферу существа -- Ырзорга, реликтовой"
     супермонстра,  вылупившегося миллиарды лет назад из споры-яйца, которое
пережило Большой  Взрыв. Ырзорг был посланцем в  настоящее и будущее еще той
Довселенной, того мира, который существовал до рождения мира этого.
     Чудища взирали на Ивана туио и вяло,  свешивая из пастей лопатообразные
языки. Одному, особо неповоротливому-досталось -- Иван огрел  его по жирному
боку  мечом.  Удар  был несильным,  плашмя.  Но  чудище заверещало пискляво,
по-кроличьи, словно с  него сдирали  его поганую  панцирную  шкуру вместе со
слоем жира, метнулось в сторону, наткнулось на  еще более жирную тварь --  и
визги обеих слились в истошном и Гезутешном воеплаче.
     -- Цьщ! -- свирепо и вместе с тем дурашливо крикнул Иван.
     И потер рукой  лоб,  В голове  стоял гул, будто  прибой рокотал со всех
сторон и шумел в листве ветер. Но ни листвы, ни воды не  было. Иван не сразу
понял, что случилось. Он  насилу разобрал отдельные мыслеобразы, нахлынувшие
в  мозг.  И  застыл  на месте.  "Чужой!", "Это не зург! Нет!!!", "Чужой!  Он
совсем не  умеет  себя  вести,  он  не знает  ничего!  Он  ломится вперед по
Священному ковру!", "Опасность! Надо вызывать зургов!", "Чужой! Чужой!!!" --
все  это  и  еще многое  другое, почти  не  разбираемое,  ударило  в голову,
заполнило ее чужим напряжением, чужим страхом... Чудища  были разумны. Этого
Иван не ожидал.
     Самообладание вернулось мгновенно.
     Иван замер с поднятой вверх рукой.
     --  Я пришел сюда  с миром!  -- проговорил он тихо.  --  Я не потревожу
вашего покоя и не причиню зла. Я иду к зургам.
     Говорил он это  больше для  самого себя, отчетливо  понимая,  что слова
землянина здесь не будут поняты, но его мыслеграммы,  несущие  общедоступные
во    всей   Вселенной    образы,   будут   восприняты   этими    умненькими
чудищами-телепатами.
     "Он  лжет! Не верьте ему! -- резануло в мозгу.  -- Он  посмел оскорбить
почтенного Ооула.  он  ударил  его! Это страшный чужак! Он только  похож  на
зурга. Но он не зурк!"
     -- Я  допустил  оплошность! ~ проговорил  Иван  виновато.  --  Я  прошу
простить меня  и  выслушать.  --  Он никак не мог поверить, что эти  твари с
бессмысленными глазенками  не просто разумны, но обладают настолько тонкой и
чувствительной  внутренней  телепатической  сиг стемой,  что  улавливают  не
только образы, но и понятия сложные,  абстрактные.  Непостижимо!  Но  с ними
можно было общаться. И  Иван не желал упускать этой возможности. -- Я весь в
вашей власти, смотрите!
     Он сначала уселся на кроваво-красную мшистую поверхность,  потом лег на
спину и прикрыл  глаза. Меч он отбросил от себя метра на три. В мозг стучало
в основном одно: "Чужой! Чужой!! Чужой!!!"
     Одно из ближнюс чудищ подошло к Ивану, склонило над ним нелепую мерзкую
морду. Капли слюны, стекавшие с бледного языка, намочили рубаху на груди. От
зловонного  дыхания  монстра  свербило  в  носу.  Но  Иван  лежал.  Лежал  и
вслушивался в  мысли  обитателей  этого  странного  мира  под  ослепительным
солнцем. Страх и настороженность потихоньку гасли.
     -- Кто ты? -- прозвучало почти членораздельно. Ивану показалось, что он
слышит вопрос ушами. Но это было не так.
     --  Я разумный  житель  планеты  Земля, -- ответил Иван, даже  не делая
попытки скрыть что-либо,  выдать себя за какого-то "зурга",  на которого  он
якобы похож. --  Мы можем с вами общаться, обмениваться мыслями,  значит, мы
близки с вами, значит, мы можем найти общий язык и понять друг друга...
     --  Понять друг  друга  могут  все,  --  прозвучало в  голове. Иван  не
понимал, от  какого именно  чудища  исходило  это --  ведь над ним  нависали
теперь сразу  четыре  огромных и страшных  морды с торчащими  наружу желтыми
истертыми клыками. -- Ты все равно чужак.  Ты из внешнего мира. Придут зурги
и уведут тебя.
     --  Мли убьют на месте,  -- вклинилось  другое  чудище. -- Они  всех их
убивают. Внешний мир несет в При-- станище зло, вечное и черное зло.
     -- Нет! -- чуть ли не завопил Иван. --  Неправда! Я не несу  зла вам, я
пришел с миром и добром!
     -- Ты не должен был попасть сюда.  Тебе никто не разрешал сюда входить.
Зурги уже знают,, что ты здесь. И они скоро придут!
     Чудища  разом отвели от Ивана  морды,  отодвинулись, словно испугались,
что от  него можно  заразиться  какойто страшной  болезнью или  же  он вдруг
подскочит, набросится на них,  перекусает. Смех  и грех! Ивану не  хотелось,
чтобы пришли какие-то зурги и убили его на месте. И опять молчит эта чертова
программа! Зачем  она вообще  тогда нужна?!  Нет,  только на  себя  надежда,
только на себя.
     -- Эурги не причинят мне вреда! -- уверенно заявил он. -- Я им нужен.
     -- Значит, они уведут тебя. И хорошо! Тебя надо увести отсюда. Здесь не
должно быть чужаков. Тут все свои.
     Только свои и всегда свои.
     --  Хорошо! Пусть будет тай -- согласился Иван мысленно, и  его поняли.
-- Но  ответьте  --  кто вы, что это за священный  ковер,  что  за  мир? Я в
Пристанище?!
     Шумный хрип прервал его вопросы. Казалось, хрипели и храпели все жирные
и пугливые чудища. Иван не сразу догадался, что они так смеялись. Но не стал
обижаться, стерпел.
     -- Пристанище везде! -- ответило наконец  одно из ближних  чудищ. -- Но
ты, чужак, кажется, не совсем все понимаешь -- зачем  ты  такой зургам? Нет,
ты им не нужен, они тебя убьют тут." или перевоплотят.
     -- Что? -- изумился Иван.  Ему не  хотелось никаких перевоплощений, тем
более здесь,  в  Пристанище.  Он даже приподнялся и сел,  -- поджав под себя
ноги, потирая колени. Теперь его никто не боялся, он чувствовал это.
     -- Узнаешь. Все узнаешь! -- прозвучало  ясно в мозгу. -- И  поймешь. Но
потом, когда тебя уже не будет.
     -- Хотелось бы понять кое-что, пика я есть, -- робко заявил Иван.
     -- Ладно, хорошо, -- согласилось ближнее чудище. -- Смотри.
     Иван  глазам  своим  не  поверил, когда  кожа  на лбу у отвратительного
монстра вдруг  набухла,  покрылась желто-зелеными крупными каплями, а  потом
лопнула,  разошлась --  и из  глубин, из внутренностей уродливой головы,  не
имевшей  даже  костяного, ограждающего мозг  черепа,. вдруг  высверкнули три
зеленых  настороженно глядящих глаза. Никакой крови,  никаких излияний кроме
крупных  желтых  капель и  похожей на гной  жижи -- зияющее  отверстие-рана,
видно, не  обеспокоило само чудище.  Но тот, кто  выглядывал из раны, был до
отвращения  гадок.  Редко  Вселенная  порождала подобных существ.  Маленькая
сплюснутая в висках голова на тончайшей дрожащей  шее высунулась  наружу. Ни
носа,  ни  рта  --  лишь  мягкий  трясущийся  клювик,  с  алыми  ноздрями  и
зеленоватым редким пухом. Все это производило впечатление гнусного и жалкого
гаденыша-паразита, присосавшегося к  огромному  мозгу  жирного,  безвольного
чудища-гиганта. Ивана чуть не вырвало.
     -- Ну, вот, гляди! -- прозвучало еще отчетливей. И чуть позже:  -- Нет!
Тебе еще рано быть в Пристанище.
     Ты  слишком чужой.  Ты не станешь здесь своим.  Они  все равно  узнают,
зачем ты приходил сюда!
     Иван  вытянул руки с мольбой, совсем позабыв, что обращается  не к себе
подобному, не к человеку-гуманоиду, а к гадкому существу-прилипале.
     -- Я все сам скажу, -- проговорил он. -- Я ищу таких же как я! Мне надо
только узнать о них, найти и  помочь им! Помочь ближнему своему --  разве от
этого кому-то может стать хуже?! Разве будет хуже от этого, вашим зургам или
вам самим? Нет! Не будет!
     Существо еще больше вытянуло шею, сузило подслеповатые глаза. Из ноздри
клювика  потянулась бурая струйка крови. Судя по всему, паразит  не  выносил
даже малейшего напряжения. И все же он был слишком любопытен.
     -- Испугался?  -- надменно вопросил  он.  -- За  жизнь  свою  никчемную
испугался?! Хе-хе! Не бойся, тебе же и лучше будет. Они вынут твое подлинное
нутро,  пересадят  в  лучшее  тело,  а бренный  и жалкий  твой  прах сгниет,
рассьшется в пыль. Ты будешь жить долго, может быть, и вечно, понял? А вдруг
они воплотят тебя в одного из нас?
     Тебя могут  воплотить в свободное  тело",  и ты ощутишь  блаженство  на
Священном ковре,  ты испытаешь  то, чего не  в состоянии  испытать сейчас. А
может, зурги заберут тебя с собой и дадут тебе череду перевоплощений -- о-о1
это будет твоим  счастьем, недостойный. Не  жалей ни о чем, они убьют только
твою жалкую плоть!
     Иван покачал головой,
     -- И жалкую плоть жалко, коли она своя, -- глубокомысленно заметил ен.
     Гнусное существо приблизило свой сырой клювик почти к самому лицу Ивана
и  теперь  дышало на него чем-то горячим и  приторным, не похожим на воздух.
Все три глаза паразита были безумны и невероятно глубоки.
     Это  был взгляд чудовища из преисподней, рядом с которым меркли  клыки,
когти и прочие украшения жирных чудищ. Взгляд обладал гипнотической силой" и
иудь на месте Ивана кто-то другой, плохо бы тому пришлось.
     -- Тебе будет хорошо после смерти, -- выдавило в  лицо Ивану  существо,
-- очень хорошо. Ты вспомнишь мои слова.
     Иван не отодвинул головы. Не поддался.
     --  Я  не понимаю, -- медленно проговорил он, -- зачем убивать кого-то,
чтобы затем перевоплотить его, родить заново в  другом теле. Смысл какой? Не
лучше ли оставить все как есть?
     Клювик паразита скривился в странной болезненной ухмылке.
     -- Ты  не сможешь понять деяний зургов  и смысл их бытия. Но запомни --
Пристанище  явилось из воплощений Первозургов,  Властелинов  Жизни и Смерти.
Пристанище  живет  перевоплощениями. И  никому не дано  понять Его смысла^Не
ломай голову, несчастный. За тебя  все решат. И тебе дадут  большее,  чем ты
имеешь, и большее, чем ты мог  бы иметь. Я.  тебе скажу то,  что  не принято
говорить чужакам. Нет,  это не  секрет,  тут нет  тайн и  секретов. Тут есть
Непостижимое. Слушай: в Пристанище никто не умирает, хотя  убивают тут всех!
Пристанище и его властители ценят жизнь -- ни единая  кроха  живой и неживой
материи,   несущая  хоть  зачатки  разума,  никогда  не  будет   умерщвлена.
Пристанище будет нести ее и совершенствовать, пусть и вопреки ее воле, но на
пользу ей и непостижимому Предназначению. Понял?
     -- Понял, -- тихо проговорил  Иван.  -- Разберемся  еще.  -- И  добавил
погромче, с ехидцей: -- Небось, вызвали уже своих зургов?!
     -- Их никто и никогда не вызывает, -- ответило существо.
     И спряталось в зияющей ране.
     Перед  Иваном  стояло  обычное   жирное  чудище,  на  лбу  которого   с
необъяснимой скоростью зарубцовывался и пропадал сначала багровый, набухший,
а потом бледненький еле заметный шрам. Все четыре глаза чудища глядели вдаль
тупо, диковато и уныло.
     Иван  подобрал  меч.  Встал. Он уже  сообразил, что настоящего, полного
контакта не получится,  что эти  существа  смогут  наплести еще  много чего,
запутать окончательно, но дороги не подскажут. Хоть бы пришли эти зурги, что
ли!
     -- Разберемся, -- повторил Иван мрачно..
     Он  чувствовал,  что  от  поверхности,  от  мохнатого красного  "ковра"
исходит некая сила, пронизывающая все тело; но непонятная, неизъяснимая. Что
за "ковер"?!
     Что  за воплощения и  перевоплощения?!  И где чертов карлик?! Обманул и
сбежал?! Нет! Ведь  ему что-то надо узнать, он  не обойдется без  Ивана,  он
будет его обере
     Неведомая   сила  наполняла  тело   тихой  спокойной  мощью,  ощущением
благополучия  и  здоровья,   но  она  усыпляла,  размягчала.  Иван  невольно
ПРОТИВОСТОЯЛ  ей, не  поддавался, но она гнула его, она давила без устали  и
передыху. От ярчайшего'света слепли и слезились глаза,  все плыло в  розовом
тягучем  мареве. Даже  огромные чудища, вдруг  примолкшие,  будто утратившие
способность мыслить, казались розоватыми.
     Иван стряхнул оцепенение. И решил не дожидаться зургов. У него дел было
по  горле. А рассчитывать в  этом переменчивом мире, видно, не на кого. Надо
просто  все время  идти --  вперед  и  вперед.  Не может  эта  бестолкевщина
продолжаться до бесконечности.
     И он пошел.  Напролом. Прямо на стадо чудищ, в каждом из которых сидело
по  сверхразумному  паразиту-телепату.  Чудища  неохотно   расступались.   И
молчали. Но голову сдавливало чем-то тягостным, пронизывающим.
     Они просто выдавливали  его  из своей  среды,  сгоняли с "ковра". Он  и
впрямь   был  здесь  чужим,  чужаком  --  ведь  его   еще  не  убивали,   не
перевоплощали". Иван  не скрывал  своего раздражения.  Он даже пнул в жирный
зад  одно  из лежавших поперек его  пути чудищ.  То  опрометью  унеслось  за
валуны.
     Давление усилилось. Голова готова была лопнуть.
     Иван еле успевал снимать напряжение. Плохо ему было.
     Но он шел.
     У самых крайних  валунов, тех, что преграждали  путь огненному светилу,
пропуская лишь его отдельные убийственные лучи, несколько чудищ сгрудились в
кучу, уставились на Ивана бессмысленными глазками.
     -- Прочь с дороги! -- сказал он негромко, но е нажимом.
     Чудища не шелохнулись.
     Тогда Иван приподнял меч.
     -- Прочь, гадины! -- произнес он совсем тихо, со скрытой яростью, почти
не разжимая губ. -- Прочь, не то вас заново придется воплощать. Убью!
     Одна  из  тварей дрогнула,  отползла: --  Но  другие стояли стеной.  Из
приоткрытых пастей исходил  прерывистый змеиный шип. Лязгали огромные клыки.
Перевитые  хвосты  били по "ковру", нервно подрагивали.  Тупые  глазки чудищ
наливались  лютой  бычьей  злобой. Тяжелые панцирные  пластины  на загривках
вставали дыбом.
     Но  не  эта  животная сила  пугала Ивана. Он ощущал,  что  психическое,
гипнотическое давление нарастает, становится почти  не переносимым -- голова
раскалывалась от острейшей боли. Промедление могло обернуться бедой.
     И тогда он бросился вперед.
     Иззубренный меч пропорол  морщинистое  горло ближнего чудища.  Иван еле
успел отпрыгнуть в  сторону, его чуть не  сшибло с ног мощной стру?й  черной
густой крови, что ударила из пробитой аорты.
     Второй удар  был  еще сокрушительней -- у сунувшейся было к Ивану твари
огромная  ее  голова будто сама по себе вдруг свесилась на бочок, а потом  и
сама тварь завалилась прямо на "ковер", сотрясаясь жирными телесами.
     Иван рубил в лапшу следующее чудище. Но он уже все понимал -- настоящие
его  недруги стояли позади да по бокам, именно  оттуда  исходило злое  поле,
недобрая сила.
     Они  управляли и  теми глупыми,  покорными животными,  что  преграждали
Ивану  путь  и гибли  от его  меча.  Да,  далеко не  в каждом  чудище  сидел
сверхразумный паразит. Но Ивану все это было  безразлично. Он рвался вперед,
он крушил эту неприступную стену плоти, он вгрызался в нее и он пробивал ее.
     "Остановись!  Остановись!! Там  твоя гибель! Там не будет  воплощений и
перевоплощений!   Остановись!!!*   --  давило  в  мозг  с  напором  и  силой
гидравлического пресса. -- "Там вечная смерть! Остановись!! Зурги уже идут!
     Стой!!!"
     -- Ну уж нет! --  заорал Иван во всю глотку, смахивая  пот со лба  и не
переставая орудовать мечом.
     -- Стой! -- прозвучало совсем явственно. И затьшок сковало оцепенением.
     -- Получай, нечисть!
     Иван извернулся, в прыжке занес меч над  головой  и  с силой вонзил его
прямо  в глаз чудищу,  подкравшемуся сзади.  Уже  падая, он  выставил острие
вверх. И  не  ошибся-- громадина  напоролась горлом  на безжалостную  сталь,
содрогнулась, забилась в предсмертной агонии.
     Нужен был еще один удар. Последний.
     И Иван не оплошал. Лезвие меча рассекло мясистый мягкий лоб.
     --  Вот теперь, нечисть,  воплощайся. Перелезай  в друroe тело! -- Иван
занес оружие над разверзнутой раной.
     Но опустить не успел. Чутье не подвело его, спасло. Сзади на него разом
бросились безмозглые твари,  те, что  преграждали путь.  Они  бы  его просто
затоптали. Спасло чудо. Миг. Один  миг! Иван успел сдернуть с плеча лучемет.
Он дал на полную. Давненько  он так  не  палил из этой  надежной  и  простой
штуковины --  последний  раз  лет  семь назад,  когда пробивался к своим  на
Заоблачном  Шаре,  семнадцатой псевдопданете  системы  Кара-ЗогаIII.  В  тот
черный  день он получил девять ранений, одно из них чуть не стало последним.
Он выпустил предельный заряд  прямо в пасть циклопоидному архозавру, который
уже настиг его, уже торжествовал, намереваясь высосать  как можно медленнее,
растягивая удовольствие,  мозг  жертвы.  Архозавры превосходили  интеллектом
землян. Но их  звериная суть подавляла их  ум,  гасила его. И потому они  не
могли быть землянам конкурентами г.о Вселенной. И  все же необъяснимая злоба
бросала их на смерть. Перемещающиеся в разных измерениях, они таили угрозу в
самих себе. Это было поистине страшно.
     Иван никогда с тех пор не ходил в систему Кара-Зога.
     Архозавра  прожгло  насквозь, несмотря  на  то,  что его  организм  был
металлокремниевьм,  а  вместо крови текла  по артериям и венам кислота.  Что
рядом с  архозавром  эти толстухи  и толстяки! Иван остановил шестерых чудищ
одним  залпом  --  съежившиеся,  поникшие, обугленные Jynm  осели на красную
мохнатую  поверхность. Отвратительно запахло паленым, горелым, -- Стой!!! --
прозвучало явственно.
     И тут же многоголосие мыслей ворвалось в моэг.
     "Зурги! Зурги!! Они уже  за барьером! Они скоро будут здесь! Остановите
убийцу! Остановите его! Они уже здесь!!!"
     Иван не знал, куда ему глядеть, что  делать. Опасность могла настигнуть
с любой  стороны,  отовсюду.  Краем глаза он видел,  как  из пропоротой туши
чудища выкарабкалось на  свет Божий гнусное  голое существо, как  поползло в
сторону валунов, оставляя позади себя на "ковре" черные слизистые пятна, как
волочился за существом длиннющий,  наверное бесконечный тонкий мокрый хвост,
как  цеплялось  оно хиленькими когтистыми лапками  за шероховатости... Видел
Иван  и  сгрудившееся  в  кучу  стадо  пугливых  чудищ,  тех, в ком  обитали
перевоплощенные, если им верить,  существа. Видел и  останки чудищ,  тупых и
упрямых.  Два животных по-прежнему  преграждали  доpoxy за валуны. Все видел
Иван. Но  вот никаких зургов  он пока узреть  не мог.  Даже  не представлял,
откуда  эти зурги должны появиться.  Идолько когда  в дальнем  конце  поляны
вырисовались два*высоких двуногих силуэта, Иван решил, что испытывать судьбу
большой грех.  Он разбежался, что  было мочи, вспрыгнул одному  из чудищ  на
круп... и сиганул прямо за валуны, еще не видя, что его там ожидает.
     -- До встречи! -- успел выкрикнуть он от какой-то  излишней, глуповатой
и несвойственной  ему  лихости.  И  показалось  ему, что лишь чудом  его  не
уцепила  за  горло  мохнато-когтистая  лапа,  которая  вырвалась  словно  из
небытия...  Голову сдавило нечеловеческой  силой. И  вдруг разом  отпустило.
Ударивший было в глаза нестерпимый свет погас.
     При  падении  Иван потерял  ориентацию.  Первой мыслью  было  -- ослеп,
черная, страшная темень в глазах! Он  с силой зажмурился, не желая верить  в
худшее.
     Под руками и ногами было что-то мягкое  и холодное, колющее немного. Он
ушел от них. Ушел. Но где он теперь?!
     Иван медленно приоткрыл  глаза. Темно.  Тогда он перевернулся на спину.
Замер. По ночному,  усеянному  мрачными  тучами небу  плыла бледная  изрытая
оспинами  луна. Он  лежал  в  лесу.  Маячили островерхие  макушки  деревьев,
темнели кроны. Где-то вдалеке тихо выл кто-то.
     Палая хвоя колола шею.
     Иван  приподнял  голову,   повернул  ее   --   саженях  в  десяти  чуть
высвечивалось кривое окошко избушки. Той самой.
     -- Стоило дверь выламывать, -- задумчиво произнес Иван вслух.
     Он  подошел  к  избушке. Дверь  была  на  месте.  Кривая, замшелая,  но
целехонькая она висела на ржавых петлях и казалось" вот-вот заскрипит. .
     Шлюз-переходник. Еще один шлюз в никуда. Иван стоял перед заколдованной
избушкой в растерянности.
     Никто его не преследовал. Возможно, эти самые зурги  не могли попасть в
лес, а может быть, им не особо нужен был чужак-пришелец. Может быть, никаких
зургов и вообще не было на  белом свете.  Мало ли  что  могли  наплести  эти
гадкие  твари; Или... Или это еще проще объясняется  -- мания преследования,
шизоидно-параноидальный  криз,  и ничего  этого вообще  нет  -- нет  никакой
планеты Навей, нет. созвездия Оборотней,  нет во Вселенной лежбищ  Смерти, и
уж тем  более нет живых деревьев,  утроб,  сказочных  барьеров, пропускающих
живую плоть и неживую по выбору, нет мохначей, спящих и пробуждающихся миров
с их  невидимыми демонами-убийцами,  нет лесной  нечисти, крылатой мерзости,
гибридных  паразиточудищ,  нет гнусного,  подлого  и лживого  карликаколдуна
Авварона Зурр бан-Турга, нет его ни  в одном из воплощений Ога, потому что и
самого Ога нету, более того,  нет никаких "серьезных людей" -- нет и не было
и никто его  никуда не посылал, а лежит он сейчас  в психиатрической клинике
на огромной плаетиконовой  постели в смирительной  рубахе  и без  проблесков
сознания, и  вся  эта бредятина  вместе со  шлюзами,  многомерными мирами  и
прочими чудесами творится  лишь в  его больной  несчастной воспаленной после
очередного поиска голове.
     Да,  это так! Мрачные мысли настолько одолели Ивана  и упрочились в его
мозгу, что он и  не  заметил, как дверь избушки резко распахнулась, вылетела
черная тень, пропала в ночи. Только на лбу осталась легкая ссадина. Она была
самой  натуральной,  побаливала.  Да  и  холодный  ветер,  непонятно  откуда
взявшийся в лесу, был самым настоящим ветром. Все вокруг было настоящим!
     Надо было идти в избушку. И ждать.
     --  Заходи, Иван!  --  раздался вдруг  голос из  тьмы сеней. -- Нам уже
давно пора в путь!
     -- Ты ще? -- машинально откликнулся Иван.
     -- Да здесь, где же еще!
     Это был голос Авварона -- приглушенный и вкрадчивый.
     -- Иду!
     Сердце у Ивана забилось сильнее. Пока он нужен колдуну, ничего с ним не
случится, ничего! Тот  будет  оберегать  его! Надо  поднажать на  проклятого
Авварона -- пускай быстрее ведет; куда надо, не то...
     -- Иду!
     В  сенях  Иван снова зацепил  плечом то ли таз,  то  ли корыто, сбил  с
гвоздя -- грохоту и звона  с дребезгом было на весь лес. Тьма в сенях стояла
какая-то странная.
     Иван всегда нормально видел в темноте, глаза быстро к ней привыкали, но
тут не было видно низги, это была непростая темнота.
     -- Иду! -- еще раз заверил Иван, сбивая нечто глухогремучее, огромное и
пыльное. -- Иду!
     Он  сделал  шаг  в  комнатку,  пригнулся,  чтобы не удариться  о низкую
притолоку... и полетел вниз. Это было настолько неожиданно, что Иван сначала
не  понял, почему в избушке,  в  комнатенке сыро,  кто  мог затопить  ее  до
половины, не верхние же жильцы. Он погрузился вниз, словно никакого пола  не
было.
     Его и  на самом деле не  было. В  глазах прояснилось не сразу. Но когда
прояснилось, Иван  увидел, что он  по плечи увяз  в зеленой хлюпкой трясине,
что  до поросшего  корявым ельником  низкого бережка  далеко,  что ряска  на
поверхности болота  дрожит и  лопается,  что над  головой  необычайно низкое
серое, хмурое небо.
     Трясина тянула вниз. Он пытался не поддаваться ей.
     Железный тяжелый меч гирей висел на поясе.  Бросать его было жалко. Что
с ним погибать, что без него.
     Обманул подлый карлик, колдун чертов, снова обманул!
     Иван был зол на весь свет. Но не время сводить счеты.
     Сейчас главное -- выжить. Все остальное потом. Глупо погибать в поганом
болоте за сотни  тысяч  парсеков  от  Земли. Иван поглядывал  на ельник,  на
бережок -- и  ему не верилось, что это не Земля. Все было земным, обыденным.
Кроме проклятых шлюзов-переходников.
     Плавать  в трясине дано не  каждому. Ивану  никогда  не  нравилось  это
занятие --  еще  со времен Школы, когда  их забрасывали то  в болота,  то  в
джунгли,  то на  льдины, то  в  пустыни  и заставляли  выживать там  в любых
условиях.
     Именно  заставляли,  пощады  в  Школе  не  было.  И  потому  из  тысячи
поступивших  до  выпускных  экзаменов  дотягивало  два-три  десятка  будущих
космодесантников. Отсев был  огромным, многие  гибли, становились калеками".
Что делать,  они знали, на что  шли,  ведь  недаром их называли смертниками.
Освоение  Космоса  было  проклятием  для Земли и ее матерей. Это был  черный
заколдованный круг, в  который на  смену  погибшим  вступали обреченные.  За
одиночками  десантниками-поисковиками, штурмовиками  Вселенной,  шли десятки
исследователей, за  исследователями тысячи  геизаторов-строителей,  за  ними
миллионы привыкших к роскоши и комфорту землян.  Последним цена за  освоение
новых  миров не казалась  слишком высокой.  Геизапия Мироздания  шла  полным
ходом. Люди быстро забывали, что их благополучие строилось на костях и крови
первопроходцев.
     Иван был  первопроходцем.  И потому он умел плавать  в  трясине.  Он из
последних  сил  тянул  к  берегу,  изнемогая от  чудовищного налряжения,  --
преодолевая  убийственную мощь болота. Он не суетился, не размахивал руками,
не сучил  ногами, каждое движение было размеренным, продуманным. И все равно
продвигаться удавалось  по вершку, по крохе. Он был уже почти в  прострации,
когда до берега оставалось  два-три метра,  сознание  покидало  его, зеленая
жуть  сужала мельтешащий,  подрагивающий круг  перед  глазами.  И все  же он
рванулся, ухватился рукой  за поникшую  ветвь огромной уродливой  ели.  Надо
было подтянуться немного, и  все, спасение". Иван уже вылез почти наполовину
из трясины, когда ветвь обломилась -- гнилье! Он успел перехватиться  другой
рукой за верхнюю часть ветки, бросил обломок. Но тут на него повалилось само
дерево, накрывая бурой жухлой игольчатой кроной, вдавливая в трясину. Гниль!
Весь этот лес гнилой. Поганый лес!
     Иван нахлебался вонючей  жижи. Но вынырнул, вцепился в ствол. Пополз по
нему к берегу. Ствол под пальцами обращался в труху, в мокрое бурое месиво".
Но Иван полз -- по миллиметру, по сантиметру.
     На берег он выбрался совершенно обессиленным. Лучемет и  меч  были  при
нем. А усталость дело преходящее.
     Иван  упал лицом  в  ковер из  пожухлой мягкой хвои. И снова его сморил
сон.
     Снова  он  лежал  в  высокой  траве.  Глядел  в  высокое  небо.  И  вел
неторопливую беседу. Он не видел собеседника.
     Но знал, с кем говорит. А в небе плыло странное облако.
     Было  оно  ослепительно  белым  и  вместе  с  тем  мягким,  добрым,  не
отталкивающим  своей белизной, а напротив,  влекущим.  И когда оно  плыло от
края, с востока было  оно бесформенным и  разлапистым как  и все  облака  на
свете.
     Но по  мере хода  своего  часть облака все больше  и больше становилась
похожей на старинные космолеты промежуточного класса. И когда облако застыло
прямо над Иваном, он видел уже, что это и есть космолет -- один к одному, до
мельчайших деталей. Но  "и  не удивлялся,  будто  и ожидал, что  облако  это
окажется  непростым облаком,  а  чем-то  неведомым,  несущим  для неге нечто
важное-- И снова он видел две фигуры, две белые фигурки в белых скафандрах с
белыми  шарообразными  шлемами. Что-то удерживало эти фигурки у поручней, не
давало  им  оторваться  от них, хотя  Иван ясно  видел,  что  люди  в  белых
скафандрах рвались куда-то, тела их выгибались, головы в шлемах то клонились
к груди, то откидывались назад.
     Это  длилось  бесконечно долго,  это было  пыткой не только  для  белых
людей, но и в первую очередь для Ивана. Он мучился вдвойне, испытывая и боль
физическую,  адскую,  и  боль  душевную,  и  боль  от  неопределенности,  от
зыбкости. А голос, знакомый голос батюшки,  давнего друга-собеседника, давил
в уши: "Ведь это они! Ты разве не узнаешь их! Ты же сам мне все рассказывал,
ну всмотрись, вспомни! Это они! Такое нельзя забыть. Я верну тебе память!!!"
Иван  ве  понимал его,  он  вообще ничего  не понимал.  Почему  эти  видения
преследуют  его? Откуда Ьни, после чего? После Гадры?  Или планеты У? Где он
был в последний раз, где?!
     Кроваво-красная вспышка  изуродовала ослепительно-белый  мир.  Будто  в
дьявольском  пламени  горело  облако-корабль, горели  белые,  прикованные  к
поручням люди, горело все. Облако разрывало на части чьи-то огромные лапы --
восьмипалые, когтистые.  Их  было  много, Е они были  невероятно  уродливые,
непостижимо беспощадные. Иван их знал. Он  их  видел, хорошо видел гдето. Но
где?! Голос орал в уши, в мозг, в самую сердцевину мозга: "Они убили их!" Ты
сам все  видел!  Они убили и многих  до  них  -- тысячи, миллионы, миллиарды
смертей! Они убьют всех  нас, от них  нет спасения! Ты же все  помнишь, все!
Ну, Иван,  очнись! Они  не  смогли  уничтожить нас всех  за тысячелетия,  но
теперь они  придут, чтобы  дать нам последний смертный бой! Вспомни! Вспомни
все с самого начала!" Казалось, кровь сочится из горящего облака и падает на
землю, в траву, Ивану в лицо.
     Кровь и  огонь.  Но он не отворачивался. Он  лежал и смотрел в страшную
высь. В свое прошлое. И не только в свое.
     Трехглазые   отвратитеньнЬ-жуткие  морды  смотрели   сверху   вниз,  из
бездонной черноты неба в его лицо. Был  в них ужас.  Нечеловеческий  ужас. А
огонь бушевал. Не стихал.
     И голос становился все громче. Теперь Иван не мог понять, чей это голос
-- то ли батюшка осип, сорвался, то ли это уже  не он кричит. Но  слова били
остриями: "Ты все помнишь! Это твои мать и отец! Они их распяли.
     Они их убили. Это была чудовищная смерть!" Иван и сам обретал голос, он
вдруг прорвался, выбился из его горла:
     "Нет! Это все неправда! У меня никогда не было ни отца, ни матери! Меня
нашли'в капсуле-боте, в Космосе! Все это неправда!", "Они убили их! Ты чудом
спасся. Ты  сам  все знаешь. Все это хранится в твоей памяти. Ты знаешь даже
больше, гораздо больше!", "Не верю! Не верю!" -- голова у Ивана разрывалась.
Он чувствовал, как некая  сила,  заключенная  в  его мозгу  препятствует его
стараниям все вспомнить, осмыслить. И сила эта была невероятной.
     С ней  нельзя  было тягаться. Она  подминала под  себя,  растворяла, не
оставляла надежд. И все же он не сдавался.
     Жуткие  лапы и  морды разом исчезли.  Вместе  с кровавым  пожарищем. Но
часть облака все же вынырнула  из алого  марева. И Иван отчетливо увидел два
лица  на нем: мужское и женское. Лица  эти  были ему знакомы. Но  они будили
что-то в  сердце, в душе. Эти  глаза, губы... эта  слезинка, выкатившаяся из
женского глаза, оставившая след  на щеке. Неужели это так?! Нет! Иван видел,
как шевелились губы у мужчины, будто тот силился что-то  сказать  ему, но не
мог, слова не долетали из безмерных далей. Он уже готов был поверить. Он уже
поверил. И тогда он услышал мягкий и добрый женский голос" разом проникший в
его уши, прозвучавший  с болью, непонятной  ему болью: "Он не придет в  этот
мир мстителем... он вернется  сюда, он все  узнает, но он не будет мстить...
иначе я прокляну его -- живой  или мертвой прокляну!" И лица исчезли. Вместо
них в  белизне высветилоеь лицо самого Ивана. Он никогда не видел себя таким
--  смертельно  усталым,   исхудавшим  до  невозможности,  почти  черным,  с
обветренными  растрескавшимися  губами  и  какой-то  железной цепью  на шее.
Страшное лицо.  Увидеть себя таким  и  не  зажмуриться, не* отвести  взгляда
сможет не каждый. Иван не отрывал глаз. Небо приковывало его.
     Когда он былтаким -- после Сельмы? Двойного Ургона?!
     Нет! Может,  он  только  еще  будет таким?!  И вдруг снова в мозгу само
собою появилось странное слово "Хархан".
     Появилось и исчезло. Лицо в небе стремительно менялось, оно молодело на
глазах. Иван не мог ничего понять, но он видел себя  помолодевшим на  десять
лет, двадцать, вот на него уже глядел подросток, мальчишка, малец."
     нет,  не может быть,  разве это он -- лицо младенца... и  чернота, мрак
Космоса, -- редкие звезды. И вот тогда он  кое-что увидел. И понял. Он вдруг
сам  оказался там,  в безвоздушной  черноте. И  горело, билось отсветами  по
броне  корабля пламя, корчились в  лютом изнеможении две фигуры на поручнях,
висела во мраке серебристочерная  громадина. И висел в  черноте он сам. Нет,
не висел,,  его держала страшная восьмипалая лапа, та самая.  И смотрели  на
него три нечеловеческих ужасных глаза, смотрели,  как не  может смотреть  ни
одно из  земных  существ,  смотрели,  пронизывая  и обжигая  холодным  огнем
внелюдской ненависти  и чего-то  еще более жуткого,  недоступного. Эта глаза
прожгли Ивана насквозь  и вернули ему память. Земля. Мнемограммы. Он все это
видел. Во время мнемоскопии и потом, --позже. Так все и было. Он помнил даже
расположение  этих чужих крохотных звезд на  чужом небе. Хархан? Он был там1
Он еще не  все припоминает. Но он был там! Он вспомнит. Эти изверги отняли у
него память. Он не простит им этого. Они пожалеют об этом! Они отняли у него
все и заставили работать на себя." Так было уже. Он многое вспоминал.
     Сейчас  память лавиной обрушивалась на него: у  его народа уже отнимали
память,  заставляли  молиться  чужим  богам, строить  чужие храмы и гибнуть,
гибнуть,  гибнуть  при этом "строительстве". Никакое  зло  не бывает вечным!
Никакое!
     Иван  очнулся  со зверской  головной  болью,  будто  ему на  мозг  лили
расплавленное  олово,  вбивали  в голову шипы.  Блокада!  Проклятая  блокада
памяти! Ничего не дается даром. Каждый клок отвоеванной памяти, отвоеванного
собственного "я" будет даваться болью, кровью, огромным напряжением. Он знал
это.  Но  он  не  боялся ни  боли,  ни напряжения. Он  пробьет  блокаду!  Он
уничтожит программу. Он  никогда  не  будет беспамятным  человекомзомби,  не
бывать этому! Дайте срок, дайте только срок!
     Он приподнялся, отряхнул с себя прилипшую хвою, поправил меч у пояса. И
поплелся через лес.
     Поганый лес. Иного  он  звания и не  заслуживал.  Болота и  волчьи ямы.
Гнилой ельник  и осинник  вперемежку. Небывалые, совсем  не  земные  заросли
огромных водянистых  поганок,  распространяющих вокруг себя удушливо  прелый
запах.  Гигантские   фиолетовые  мухоморы  и  тоненькие  розовенькие  лианы,
опутывающие  стволы  и ветви деревьев  и совсем не вяжущиеся с бурым  гнилым
лапником  и  чахлой листвой, липкая медузообразная паутина в палец толщиной,
черные норы на каждом  шагу -- все это лишь укрепляло Ивана в мысли: Поганый
лес! Тот самый, первый лес,  заколдованный, был не в пример лучше. Стоило ли
выбираться  оттуда?  Дважды  Ивану   перебегали  дорогу   странные  зверьки,
напоминавшие больших откормленных крыс на длинных птичьих ножках. Крысы были
бесхвостыми,  зато рогатыми и писклявыми.  Завидев Ивана,  они начинали дико
пищать, то ли его пугая, то ли сами пугаясь, то ли предупреждая  сородичей и
прочих обитателей Поганого леса.
     Трижды Иван  натыкался  на остатки вырезанных из  песчанника идолов  --
невероятно  свирепых,   --  оскаленных  и   безносых.  Таким  уродам   могли
поклоняться существа, не слишком обремененные понятием человеколюбия.
     Сюда  бы  этнографов с Земли!  Но  Иван не  был  ни экстразоологом,  ни
этнографом. Он не мог надолго задерживаться возле каждой диковины.
     Он осознавал полную никчемность хождения по лесу.
     Но  сидеть  на  месте не мог.  У него не было ни  ариадниной  нити,  ни
сказочного  клубка. Его мог выручить один  только карлик-обманщик.  Но тот о
себе весточки не подавал.
     Может, он уже считал из памяти  Ивана, что нужно ему было, да и скрылся
в неизвестном направлении. Иван, вспомнив про карлика и его страсти, вытащил
из  нательного   клапана   шарик  стимулятора,  проглотил.  Через  несколько
мгновений остатки  головной боли как рукой сняло, да и дорога стала легче --
ноги сами бежали вперед.
     Из-за   деревьев  на  него  пялились  чьи-то  любопьияые  глаза.  Ивану
показалось,  что  это  было  одно существо,  которое перебегало  от ствола к
стволу, пряталось  за ними, следило.  Но он ничего не предпринимал: пока его
не  трогают и он никого не тронет. Заранее гадать нечего -- лес нехороший, и
хоть  он неземной, а все ж таки в нем могла водиться всякая погань: и упыри,
и лешие, и оборотни, Ивану сейчас  только лиха  одноглазого не хватало,  все
сопутствующее ему имелось в преизбытке.
     Без хорошей карты, приборов, датчиков, без плана и без программы  можно
было  век  ходить по всем этим лесам. Ходить  и клясть судьбу,  обижаться на
пославших сюда, насылать на них любые проклятия. Но Иван  нелюбил обижаться.
И вместо  пустых  сотрясений воздуха в виде  проклятий, ругави и  прочего он
предпочитал действие --  разобраться, выбраться, а там  уж потолковать с кем
надо  по душам, чтоб впредь неповадно  было живые души  на  погибель  гнать.
Выбраться!  Поди  выберись из этого  Поганого  леса. Что там подлец  Авварон
говорил  про сферы-веретена да про многомерные  лабиринты? А говорил  он  --
Иван напряг память --  что по  этим гирляндам-мирам,  соединенным  какими-то
пуповинами, можно хоть тыщу лет бродить и никуда не прибрести!
     Вот  в чем штуковина!  А где  одна тысяча, там и  две,  и  три,  и  так
далееИвану было отпущено по  общим земным меркам не больше  ста восьмидесяти
-- далековато до тыщи! И снова в мозг кольнуло, пробивая блокаду, -- ему уже
сейчас больше двухсот. Не может быть! Нет, может.
     Иван почти физически ощущал, как  возвращалась  память.  Да, ему больше
двухсот,  и вместе  с тем  значительно меньше.  После зверского, чудовищного
убийства  отца и  матери там, на окраине Мироздания,  он очень долго лежал в
анабиозе. Очень долго! Надо все вспомнить.
     Мнемограмма не могла врать. Перед глазами всплыло:
     ГЛУБИНА ПАМЯТИ ПАЦИЕНТА -- ДВЕСТИ СОРОК
     ТРИ ГОДА ОДИННАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ ДВА ДНЯ.
     Значит, и лет ему столько же, да плюс еще последний год -- двести сорок
пять лет. С ума сойти! И из них двести восемь в крохотной скорлупке  посреди
Черноты и Пустоты, в Бездне. Его  нашли совсем младенцем, он не  постарел за
эти двести с лишним  лет. Еще тридцать семь от него  все держали в тайне. Он
узнал о трагедии лишь год назад. Всего только год. Он  узнал и про себя лишь
год назад. Иван сжал руками  виски.  Шага он  не замедлил. И бдительности не
потерял. Он все видел, он все слышал --  он шел по враждебному инопланетному
лесу и  не мог расслабиться. Все эти земные сосенки да осинки  --  камуфляж,
суть тут иная, зевнешь -- смерть. И все же он не  мог не думать. Хархан. Да,
он   был   на   этом   треклятом,   всех    почему-то   очень   интересующем
многопространственном Хархаве. Но что он из  себя  представляет?  Почему его
туда понесло? Что там было? Когда и как вернулся? Блокада! Проклятая блокада
памяти.  Обратное  время.  Откат.  Какой  еще  откат?  Иван  не  мог  толком
объяснить,  но знал, кровь ему  подсказывала, мышцы, костный мозг, их память
--  откат непременно будет.  Если,  конечно он раньше не отдаст концы.  Нет,
погибать нельзя.
     Иван  взял лучеметнаизготовку.  Он  будет  вдвое осмотрительнее, втрое!
Итак, гирлянды-миры соединены пуповинами". Но он же прошел четыре круга, как
говорил карлик-крысеныш, внешнего барьера, а заодно и охранительный какой-то
слой, значит, твсе гирлянды позади.
     Или  не  все? А вдруг  у внешнего  барьера Пристанища есть  еще  четыре
круга?  Или  сорок  четыре?  Гадать  нечего,   пустое   даю.  Сферы-веретена
.пронизывают миры  и  выходят,  ежели  Авварон не  врет,  на каждой  пладете
Вселенной/Иван чуть ае сбился с ритма. На каждой, значит, и на Земле. Говоря
проще,  одна  из  сфер-веретен --  это прямой  канал  на  Зе?длю.  Не  нужен
Д-статор, не нужен возвратник. Можно переместиться по сфере-веретену. А если
колдунишка врет?  И  даже если  не  врет, где искать  это чертово  веретено?
Неразрешимая  загадка. Тут  без знания  местных штучек  не обойдешься. Здесь
нужен проводник.
     Иначе смерть или вековечное блуждание по  кругу. Есть еще, правда, Иван
усмехнулся,  возможность воплощения и  даже перевоплощения. Да только что-то
не  очень  хочется.  Лучше бродить кругами и  тонуть в  болотах, скакать  по
деревьям  и  биться  с мохнатой  нечистью. Хархан! Там бьшо что-то подобное.
Теперь  Иван  точно знал.  Знал  не со слов  "серьезных" людей, не  со  слов
негодяя Авварона, а знал сам  -- он только не мог вспомнить, что именно, как
все это было там. Да и был ведь там не один Хархан.
     Точно -- не  один.  Всплыло  из темноты и  пустоты: ХархА-ан. Хархан-А.
Система. Меж-арха-анье. Квазиярус. ХаАрхан. Поначалу ему показалось, что это
мозг чудит, занимется вариациями на заданную тему, переиначивает на все лады
одно  слово. Но  мозг не чудил. Он  выбирал из закрытого  сектора  по крохам
"запрещенную" память. И  голова отзывалась болью. Жгучей и тупой, терпимой и
почти невыносимой. Иван сжимал зубы. Внимательно всматривался в местность. И
продолжал терзать себя.
     Там тоже были "миры", "веретена", "шлюзы", "гирлянды", "ярусы". По тому
миру надо бьшо  уметь перемещаться. И он почти  умел,  один  единственный из
землян.
     И "серьезные"  и Авварон это знали с самого начала. При воспоминании об
Аввароне  Иван "невольно усмирил ход мыслей.  Колдун-телепат мог быть где-то
рядом  и прощупывать  его, Иванов, мозг.  Нет,  раньше  времени он не должен
ничего узнать.  Иван теперь уже сам блокировал в своей памяти все, что могло
навести колдуна  на след.  Теперь он понимал  "серьезных",  они закрыли  его
память не только от самого Ивана. Они боялись утечки. И не зря боялись. Иван
их  понимал. Но он их не  простил.  И не собирался прощать. Дальше!  Дальше!
Пока не утеряна'нить надо раскручивать клубок! Ярусы. Шлюзы. Миры, Веретена.
Что же еще? Узловые точки! Да, узловые точки! И еще перпендикулярные уровни!
Это не сферы-веретена, нет. Но по ним тоже можно перемещаться из мира в мир.
     А если найти точки входа-выхода в  Обратное время, это вообще сказка --
это все,  что  нужно для успеха!  Иван чуть  не  задохнулся. Они знали, кого
посылать сюда. Знали!
     Он единственный на Земле. И  если он поначалу  шел через шлюзы и уровни
машинально, по инстинктивной памяти,  то теперь." Нет,  еще рано загадывать.
Совсем рано.
     Он   не   сумел  толком   использовать   ни   один  уровень.   Ни  один
шлюз-переходник. С  избушкой  оплошал.  С  кратерами не  разобрался  толком.
Дупло-коридор  прошел впустую. Д-статору  не смог  задать координаты... Иван
опять  спохватился.  Чертову  колдуну  нужны  координаты Хархана. А  значит,
координаты всей Системы.  Координаты  Иной  Вселенной. Но ведь, этот негодяй
что-то говорил про  нулевой  канал, который якобы  является  выходом в  Иную
Вселенную.  Выход?!  Он вспомнил чудовищную Черную Дыру. Коллапса?! Вспомнил
свое падение в него, стремительный полет, выход в Иной мир. Они вели его.
     Да, они вели.  Он сам бы никогда не прошел Черную Дыру. И  карлику надо
знать путь туда. Нет, путь -- это Нулевой Канал. Ему надо знать точное место
в этой Иной Вселенной и ее устройство, ее главные законы. Зачем? Нет, гадать
нельзя.  Тут другое.  Есть канал,  следовательно, есть проход. Есть  проход,
значит,  жители  Пристанища могут туда  попасть. Значит,  они могут свободно
переместиться на Землю.  Им нужны координаты. Но они ведь знают все о Земле?
Значит, не все! Пристанище -- это часть Земли.
     А Земля -- это часть Пристанища. Но Пристанище больше всей Вселенной. У
него  есть области в  Ином мире, так?  А оттуда есть вход-выход на Землю и в
Пристанище.
     Чудовищно! Иван остолбенел. Только сейчас до  него стало доходить,  что
все это означает.  А  означало  это  лишь  одно  --  беспечная, погрязшая  в
изобилии,  роскоши,  неге  Земля,  та  самая Земля, которая  отодвинула свои
внешние границы на сотни тысяч парсеков во  все  стороны от планеты-матушки.
Земля,  упивающаяся своим  величием, мощью,  неприступностью, Земля, имеющая
совокупный Звездный Флот, способный сокрушить любую из известных цивилизаций
и все их вместе взятые, Земля, обладающая энергетическим потенциалом в сотни
Сверхновых звезд  и инфраструктурами, не имеющими  себе равных во Вселенной,
эта избранница Божья  и создание Божье,  на самом деле открыта и беззащитна,
как дитя, играющееся в куличики перед пастью аллигатора.
     Что  же там было -- на  Хархале?! Иван почти точно знал,  там готовится
нечто  чудовищное, необратимое. Но что?! Голова болела уже нестерпимо. Он не
мог больше выдерживать эту боль. Он был  готов выдрать из мозга  блокирующий
сектор. Он вцепился  обеими руками  в свои  длинные, запущенные  кудри  и то
сдавливал виски, то тянул себя за волосы, словно собирался снять собственный
скальп.  Он не мог стоять.  И ноги  его  не держали, они подогнулись -- Иван
плашмя упал в хвою. Проклятье! Все потом! Хватит терзать себя. Хватит! Потом
он все вспомнит.  Но не сейчас.  Иначе  смерть! Иначе конец всему, не только
ему, как личности, как десантникусмертнику, конец  чему-то  большему, может,
и...
     Метров  сорок  он  прополз  по  сырой  разлагающейся  хвое.  Он  боялся
остановиться, боялся потерять  сознание от боли. Он  запретил  себе думать о
чем-то  ином  кроме  Поганого леса, гнилых корявых  стволов, перебегающих от
дерева к дереву леших, писклявых крысах на журавлиных ножках. Хватит. Сперва
надо выжить. А потом."
     Он медленн" встал на колени. Шатаясь, приподнялся.
     Сделал шаг, другой. Все нормально. Все в  порядке. Есть  только Поганый
лес, и ни черта больше. Лес и он сам в лесу!
     Боль отступала.  Иван  вытащил шарик  стимулятора, проглотил. Надо идти
вперед, только вперед. И  тут он впервые  увидал глаза!  Безумные. Пустые. И
вместе  с  тем   полные   безутешной  тоски,  страха   и   чего-то   дикого,
полузвериного. Взгляд из-за дерева парализовал его. Леший!
     Такой взор мог иметь только леший.  Не зверь, не птица, не инопланетный
гуманоид. 'Только тот мог 'обладать этим  взглядом; кто продал душу дьяволу,
кто нес  в себе тоску вечного проклятья,  страх грядущей, еще очень далекой,
но все же неминуемой расплаты и дикость разумного зверочеловека. Нечисти нет
на  белом  свете, учили  Ивана и  всех землян учебники, ученые  книги,  опыт
прожитых лет. Нечисть есть,  шептали ему тайком парни  из Закрытого сектора.
Она была, есть и будет --  эта такая же  реалия бытия, как и все прочее. Они
знали, что говорили.
     Но Иван им не верил.
     И  вот  теперь он  замер с поднятой ногой. И не смел  ее  опустить. Эта
тварь не  боялась его больше. Она смотрела  на  него  во все глаза.  А Ивану
казалось, что глаз один.  Это было как наваждение --  он ясно видел на  лице
лешего  два  глаза.  Но он видел  и черный провал  между ними. И  был это не
провал, а жуткий меняющий цвет и форму зрачок.
     Носа на заросшем реденькой  рыжей шерсткой лице  почти  не было, только
две  чуть выпуклые ноздри, тянущиеся к подбородку  вместе  с  верхней губой.
Высокие,  почти  касающиеся  рысьих  ушей  плечи,  узкое  вытянутое  тело  с
чахоточной грудью  и еще более узким  тазом. Леший, лешак, лихо  одноглазое.
Откуда он тут, на планете-призраке в Пристанище?! Оборотень?
     Иван опустил ногу. Сделал шажок вперед. Он боялся спугнуть нечисть.  Он
боялся потерять хоть малейший  шанс. Но  существо,  кем бы оно ни было, --не
боялось чужака. Более того, оно вдруг вышло из-за полусгоревшей черной ели и
остановилось у Ивана на пути, преграждая его.
     -- Кто ты? -- спросил Иван на общедоступном межзвездном языке.
     Существо не ответили.
     Оно было очень странным. Иван никак не мог его рассмотреть толком, хотя
обычно он сразу схватывал новые черты, облик встречных-поперечных, запоминал
--   он    обладал   взглядом   профессионала,    фотографирующего   объект,
воспринимающего его сразу, целиком  и во всех  деталях. Но  сейчас творилось
нечто  неладное.  Иван  дважды  тряс  головой,   пытаясь   согнать  с   глаз
несуществующую муть, прочистить их. Он не решался поднять руки -- неизвестно
как воспримет  этот жест страннее существо  с  тоскливо-пугливыми глазищами.
Нет, глаз все же был один.  Иван уже понял -- никакой мути  в глазах нет, он
видит  то, что ему показывают. Тело существа беспрестанно меняло  очертания,
будто оно дрожали  крупной  рваной дрожью. В нем не было ничего постояннвго,
ничего надежного, прочного  -- сквозь  редкую шерсть просматривались местами
ели  и осины. Правая рука или лапа существа все  время пропадала и казалось,
что оно вообще однорукое. То же творилось и с ногами  -- они  то сливались в
одну голенастую полусогнутую  лосиную ногу с раздваивающимся на конце пучком
рыжей шерсти, то вновь разделялись, уловить момент перехода было невозможно.
.Фантом!  Наведенный  фантом!  -- так решил Иван.  Но леший был настолько не
похож на все  обычные  фантомы, что с окончательным  диагнозом  не следовало
спешить.
     -- Кто ты? -- повторил Иван.
     -- Кто ты? -- машинально отозвалось существо. И вытянув ручищу на почти
нереальное расстояние в семь метров, коснулось Ивановой груди.
     Прикосновение было мягким, осторожным. Вместе с ним Иван ощутил, как  в
голове его кто-то хозяйничает, с непостижимой скоростью выуживая все подряд.
Он тут же блокировал мозг.
     -- Поздно, -- сказало существо тихо, со значением, -- я уже все знаю.
     Тягучий говор и пропадающие  согласные вместе  с тяжелым придыханием  и
всхлипами выдавали в существе его неземное происхождение. Леший заговорил на
родном языке Ивана. Он говорил по-русски. Иван слишком много видел в  жизни,
чтобы удивляться новому. И все же он не мог понять, почему все эти существа,
лишенные каких-либо видимых приборов,  мнемощупов, переговорников,  запросто
проникали в его  мозг,  начинали  говорить с  ним на его языке и...  как они
выражались, "все зиали" о нем и Земле. Это было непостижимо. Биоцивилизация,
достигшая сказочных  высот развития? Раса, обладающая тайным зданием? Да кто
же они такие, дьявол их забери!
     --  Ты  не  найдешь здесь  то, что  ищешь!  --  выдал вдруг  леший  без
интонаций, продолжая дрожать и дергаться.
     -- А что я ищу? -- поинтересовался Иван.
     -- Себе подобных. И вход. Потом ты будешь искать выход.
     -- Откуда такая уверенность?
     -- Ты не первый здесь.
     Иван  опустил   глаза.   Подлый  Авварон   тоже   говорил  что-то   про
предшественников Ивана,  легших костьми на  подступах к  Пристанищу. Значит,
были земляне здесь, были?
     -- Были, --  равнодушным тоном ответил  леший. И  впервые* за все время
моргнул  своим непонятным глазом -- волосатое веко  скрыло зрачок. Когда оно
поднялось было на его плоском лице два тоскливых, диких ока.
     И каждое  смотрело  в свою  сторону. --  Они не совсем погибли,  ты  не
правильно думаешь.
     Иван  уже думал о другом -- о  том,  что всех их,  скопом, не разбирая,
пора брать и силком тащить  в психушку: и его, и лешего,  и гнусного колдуна
вместе  с его Огом,  и филина,  и чудищ с прилипалами, и мохначей-призраковT
Всех! Но вслух он сказал другое:
     --  Не  совсем погибли? Здорово  получается. Я вот всегда  считал,  что
можно не  совсем проснуться, не совсем выздороветь, но погибнуть  не  совсем
нельзя. Можно погибнуть или не погибнуть.
     --  Это почти Пристанище,  -- уныло  протянул леший, выговаривая каждое
слово  "старательно и с .натугой,  -- здесь  нельзя совсем погибнуть.  Жизнь
здесь состоит  из  череды  воплощений  и  перевоплощений.  Разумная  материя
слишком ценна, ее не хватает, ее нельзя превращать в ничто.
     -- Кто это определил?
     -- Не будь излишне  любопытным, подумай о' себе, -- посоветовал  леший.
Рука  его  обрела прежние размеры,  она  больше  не  вытягивалась  резиновой
безразмерной кишкой. Но сам леший оставался каким-то нематериальным, зыбким.
     -- Хорошо. Тогда  ответь, где те люди, что приходили  до меня? Если они
не погибли, они  должны  где-то  быть, так  ведь? --  Иван  пытался  взывать
клогике, но  на  успех  не  очень-то надеялся.  Он  больше надеялся на  меч,
лучемет и собственные руки. -- С ними ведь сделали что-то?
     Они перестали быть людьми, так? И кто такие зурги?
     Нет погоди, не упрекай  меня в излишестве  вопросов -- отвечай, где мне
подобные?
     Сквозь грудь лешего просматривался клок серого неба и  верхушка  осины.
Глаз опять  был один, с огромным черным  зрачком. Говорил леший, не разжимая
губ,  только  чуть  шевелил ими, возможно, это лишь  казалось из-за  шерсти,
скрывавшей сам рот. Именно шерсти, бородой и усами волосяной покров существа
на нижней части лица назвать было никак нельзя.
     --  Они в разных  мирах, -- в разных телах. Часть одного из чужаков  во
мне,  --  леший  неожиданно   осклабился,  показывая  бледно-лиловые  частые
пилообразные зубы и черный раздвоенный язык, вырвавшийся наружу  и  столь же
внезапно пропавший. -- Мне досталась  только часть пришлеца. Она в моем теле
и моем мозгу.  Но я бы мог принять  еще немного. -- Леший плотоядно поглядел
па  Ивана,  и вновь его  язык с  узким  раздвоенным  концом, метнувшись  над
шерстью, пропал в пасти.
     --  Не верю!  Ни  единому  слову  не верю!  --  вырвалось  у  Ивана. Он
явственно ощутил, что его в очередной раз начинают водить за нос, дурить.
     -- Я Рон Дэйк. Нагрудный номер ХС 707320. Отряд "Сигма-П", Проект Визит
Вежливости, --  проговорил  вдруг леший  не  своим  голосом, без акцентов  и
придыхании, всхлипов и растяжек.
     Такого Иван не ожидал. Но  еще  больше его поразила  перемена в  лешем.
Вместе с первым же изданным звуком  волосатое лицо растворилось в набежавшей
на него студенистой пелене, пропало.  Но вместо него четко обозначилось лицо
человека, землянина с  крупным  перебитым  носом,  выпирающей  вперед нижней
челюстью  и  узкими  бескровными губами. В обрамлении рыжей шерсти, торчащей
сверху и  по бокам, рысьих ушей, да еще  на этом зыбком полуреальном теле  с
высоко  поднятыми  шерстистыми  плечами  человечий  лик выглядел  более  чем
непривычно. Снова наведенный' образ, призрак, фантом, решил Иван.
     -- Нет, это не фантом, -- сказал леший, он же Рон Дэйк. -- Это явь. Вам
повезло больше, мой друг, я не смог пройти  дальше Второго  Круга.  Мохнатые
ребятки, надеюсь, вы знакомы с ними, меня здорово разделали.
     Сейчас мне уже не стыдно признаваться в этом, поверьте.
     Сейчас мне  нет  необходимости  соблюдать  всю  эту земную секретность,
важность, прочие условности...  Я  уже  в Пристанище.  И здесь я тоже,  сами
видите. Тут неплохо, мой друг. Тут лучше, чем на Земле.
     -- Ваше задание? --  почти без вопросительных интонаций выдавил из себя
ошарашенный Иван. Его рука, лежавшая на ложе лучемета, заметно подрагивала.
     -- Ради  бога! Задание простейшее: проникнуть  как можно  дальше в этот
мир. Потом должна была включиться какая-то программа, я ничего о ней не могу
сказать -- ее выпихнули из моего мозга местные умельцы.
     Спросите  у них.  --  хе-хе,  если сможете,  -- лицо  исказило странное
подобие улыбки. Землянин не мог так улыбаться.
     В душу Ивана снова закрались сомнения, подозрения.
     -- Это вы напрасно, -- уловил  его мысли Рон Дэйк,  -- никакого  обмана
здесь нет. И быть  не  может. Просто я уже не совсем тот человек,  точнее, я
уже  не  человек,  понимаете вы это,  мой  друг, или  нет -- я  поднялся  на
ступеньку выше, я воплощен.
     -- Хорошо, -- заспешил вдруг Иван. Он  во все поверил разом. -- Хорошо.
С воплощениями мы еще разберемся. Я  вас ерошу ответить мне:  кто вас послал
сюда, были ли до вас резиденты?
     --  Меня направил на  планету Навей  Четвертый сектар Центра Ай-Тантра,
Лас-Римос, Объединенное Мировое Сообщество. Удовлетворены?
     -- Кто был еще?
     -- О тем, что были еще забросы, я узнал только здесь.
     Вы тоже все  узнаете, мой друг,  не надо спешить. Воплощение на  многое
откроет вам глаза.  Вы сейчас бродите в потемках, тычетесь носом  как слепой
щенок. Извините за сравнение, но на самом деле еще хуже. Я вам рекомендую не
затягивать. У вас уже была возможность -- помните Священный Ковер?
     -- Помню, --  ответил Иван, --  но хотелось бы  еще немного  потыкаться
носом  в   потемках.   У  меня,   знаете,  светобоязнь.  Что  вы   знаете  о
заложниках-землянах. Вы, как человек, как землянин, должны мне помочь.
     --  Все это не заслуживающие  внимания вещи. Заложники."  Ну  зачем тут
кому-то какие-то заложники-земляне! Вы хоть представляете, где находитесь, с
кем имеете  дело?  Ведь  вы  уже кое-что повидали  и  пощупали  собственными
руками..
     -- Отвечайте прямо -- есть они на планете или их нет?!  -- Иван пошел в
наступление. Что ему еще оставалось, кто еще мог ответить на его вопросы!
     Нечеловеческая  улыбка  снова скривила  горбоносое лицо Рона  Дэйка,  и
проглянули в этом лице уловимые, приметные лешачьи черты, засветилась темным
огнем в глазах неизбывная тоска, перемешенная со страхом далекого грядущего,
высверкнула звериная  дикость и перемешалось все с холодным  нелюдским умом.
Ивану на миг показалось, что и глаза Дэйка слились в один огромный  безумный
прозорливый глаз,  что вырвалось из бескровных  губ  черное  змеиное жало  и
скрылось тут же. Только покрытое рыжей шерстью расплывчатое тело по-прежнему
билось в дрожи-судороге.
     --  Странное слово  -- заложники,  -- улыбка  погасла  на  лице  Дэйка,
сменившись выражением безразличия и некоторого отсутствия, -- если подыскать
земные аналогии,  это все можно скорее назвать иначе -- консерванты, что ли,
резервный материал, немного грубовато, но слова ничего не меняют.  Их  можно
назвать даже сырьем.  Они  и  есть  сырье,  материал" Вы извините  меня,  не
Пристанище живет по своим законам. И не нам с вами их менять.
     Из-за чахлых колючих кустов  выбежала на своих  тонких ножках очередная
рогатая крыса. Метнулась  было  через дорогу  между Иваном и  лешим, чего-то
вдруг  перепугалась,  запищала оглушительно  и  жутко.  И смолкла  внезапно,
резко. Иван краем  глаза заметил, как лицо  Дэйка  сменилось страшной мордой
лешего, как метнул  он взгляд  на крысу -- как та  мгновенно  превратилась в
комок   трепещущей  медузообразной   слизи,   растеклась,  оставляя   черное
маслянистое пятно на палой  хвое. Но лик лешего  уже пропал. На  Ивана снова
печально и устало смотрел Рон Дэйк из центра Ай-Тантра.
     -- Вы могли бы так и со мной... '-- спросил Иван.
     Дэйк кивнул.
     -- Так в чем же дело?
     -- Тут свои законы. Свои интересы.
     -- Хорошо. Раз все тут такие всемогущие  и  умные,  ответь, что  мешает
вашим умельцам считывать блокированную информацию из мозга?  Почему  они  не
могут сразу  же вынуть программу. Заставить работать резидента на себя в его
собственном теле, не воплощая его и не перевоплощая?
     Рон Дэйк вздохнул, разжал плотно стиснутые губы.
     --  Все! Это  последний  вопрос.  Я отвечу на него  --  программу можно
вынуть.  Но  снять  блокаду  нельзя. Блокада снимается  изнутри. Можно убить
мозг,  можно уничтожить блокированный участок. Но не более того. И  еще, мой
друг.  Пристанищу  некуда  спешить  --  оно  вечно.  Вы  все  время  мыслите
человеческими  мерками. А  здесь мерки другие. Все. Мне пора, я не  могу все
время быть в одном круге, в одном месте. Зург вам все объяснит.
     Лицо  Рона Дэйка исчезло. Перед Иваном стоял леший и буравил  его своим
огромным глазом.
     -- Так ты и есть зург? -- спросил Иван.
     Леший обмахнул жуткую свою морду  черным змеиным языком, раздул ноздри.
Он сделал навстречу Ивану три шага. И снова замер.
     -- Ты все скоро узнаешь.
     Иван ощущал давящую силу огромного глаза, черного зрачка. Но чувствовал
и другое: у него достанет выдержки, он устоит. Он не жаба! Надо только выйти
из поля этого глаза. Надо освободиться от чар. Вся эта нечисть сильна только
тогда, когда ты сам готов ей поддаться.
     Щиты!  Надо  выставлять  щит   за  щитом.  Иван  понял,   что   обычных
нси-барьеров гиперсенсорного уровня для  защиты от  лешего не хватит. Только
щиты  Вритры!  Он  древнейшим  ведическим  приемом  ввел  себя  в  состояние
"хрустального холода".  Первый щит изумрудно-прозрачным колпаком накрыл его,
почти полностью прерывая все связи с внешним миром. Второй щит -- "рубиновый
огонь", полыхнул в глазах красным  заревом  и сделал его недоступным. Теперь
медлить нельзя.  Иван знал,  что  щиты Вритры  он продержит  не дольше  двух
минут. За это время надо успеть. Или гибель, воплощение и все остальное...
     Он  видел,  как мгновенно изменился леший,  как  его  схватило вдруг  в
необоримом припадке-трясучке, как затряслась его шерстистая уродливая голова
-- казалось был влышен даже лязг зубов. Леший на глазах становился все более
отвратительным, гадким, страшным.  Он увеличивался в  размерах и  теперь уже
был  вдвое  выше  Ивана, его  корявые  лапы  тянулись к путнику,  из  шерсти
высверкивали  скрытые до того  черные  поблескивающие когтя. И ни  звука. Ни
единого звука не исходило из лешего, точнее, ни одного писка, шороха, крика,
слова  не  пропускали  щиты.  Лишь  беззвучно раскрывалась  страшная  пасть,
высовывался черный язык.
     Выжидать не было смысла.
     Иван ухватил меч обеими руками и ринулся вперед.
     Времени оставалось чуть  более  полутора минут.  Первый  удар  пришелся
лешему по ногам. Под таким ударом ни  одно  живое существо не устояло бы. Но
леший не только устоял, он даже не шелохнулся -- меч прошел сквозь его ноги,
словно их и не было. Фантом! Иван заскрежетал зубами от бессилия.  Но тут же
получил  сокрушительный  удар  по  голове. Щиты  Вритры не  защищали его  от
физического воздействия. И удар был совсем не призрачным.
     Иван упал на спину, дважды перевернулся и застыл на четвереньках. Леший
стоял прямо перед ним и  пристально смотрел ему в лицо своим налитым  злобою
глазом.
     Он все понимал, он выжидал.
     -- Нечисть! --  сорвалось  у  Ивана  с  губ. --  Гнусная  нечисть!  Ну,
держись!
     Это   не   призрак.   Это   способность    переконцентрапии   вещества,
перераспределения. С таким Ивану уже доводилось  сталкиваться. Надо  бить из
лучемета, рассеянным залпом  из четырех боковых микростволов. И все! Времени
совсем в обрез.
     Иван вскочил на ноги. Отпрыгнул назад. Нет, он не  будет тратить заряда
на эту погань. Он уложит ее и так!
     Меч превратился  в  убийственное  "северное  сияние", когда Иван  взмыл
вверх.  В  прыжке  он десятикратно рассек грудь и шею лешего. Но  меч только
свистел, сверкал в воздухе, не встречая сопротивления.
     Леший был неуязвим. Но и он имел слабые места.
     Падая,  Иван  неожиданным  ударом  рубанул  противника  под  колено  --
фонтаном  вырвалась  наружу желтая  дымящаяся  кровь. Нет,  никакой  это  не
призрак! Его можно победить, его можно убить!
     -- Ну все! Получай!
     Иван  не стал  разглядывать раны,  не стал тратить попусту времени.  Он
нанес ложный удар по другой ноге потом  по  руке. И  когда, казалось, уже не
осталось   ни   силы,  ни  замаха,  он  взвился  вверх  и   резко  ткнул   в
бездонно-безумный красный от ярости и боли глаз.
     Это был удар мастера!
     Дикий  рев  лешего  прорвал барьеры. Пинок  невероятной  мощи отшвырнул
Ивана далеко, метров на пятьдесят назад -- плечами и головой Иван врезался в
огромную выгнившую от старости ель, сшиб  ее и рухнул на сырую хвою вместе с
ней, пропав под бурым лапником.
     Всего пять-шесть  секунд ему понадобилось, чтобы  вьйраться  наружу. Но
разъяренное полуослепшее четырехметровое существо,  прозванное  метко лешим,
нависло  над ним, пытаясь нащупать его, раздавить  безжалостными трясущимися
когтистыми лапами. Это была  ходячая смерть. У Ивана в запасе  оставалось не
более  четверти  минуты.  Падут  щиты  Вритры  --  ему  конец.  Он  даже  не
представлял себе силы и могущества своего соперника.
     Надо  уложиться, надо  успеть. Он сдернул с плеча лучемет. Но  не успел
его вскинуть, как  леший слепым и сильным ударом выбил смертельное оружие из
рук. Меч!
     Только меч его  спасет.  Иван взъярился. Он  был готов,  не  щадя себя,
перейти в ускоренный ритм,  в быстрое время,  чтобы  выиграть  хотя  бы пару
секунд. Но он  не мог  сосредоточиться, сконцентрировать волю на переходе --
надо  было  отражать удары  лешего, наносить удары ему. Это конец! Все! Иван
видел, как хлестала из глаза желтая поганая  слизь.  Надо бить  туда. Только
туда!  Но теперь леший не давал ему такой возможности,  он словно скоростная
мельница  размахивал  своими   длинными  загрубевшими  ручищами,  размахивал
вслепую,  желая предотвратить  любой  возможный удар  и  нанести  последний,
сокрушительный своему врагу. Мечом не достанешь!
     Иван присмотрелся к корявому стволу ели. Нет, слишком^тяжел. И все  же.
Надо! Надо собраться! Титаническим усилием воли он высвободил все внутренние
резервы,  снял все заслоны, барьеры" и с криком, ором  швырнул меч в лешего,
прямо в глаз. Тот  шутя отбил  двухпудовое железное оружие смерти, захохотал
неземным, иссушающим хохотом. И двинулся на Ивана.
     -- Вот и все! Прощай, мой друг!!!
     Иван, едва  не  падая  от  усилия,  с выпученными от натуги  глазами  и
багровым  лицом, вскинул ствол вверх, упираясь  обеими  руками в  толстенные
сучья, направляя ствол расщепленным концом прямо в противника." Конец ствола
пробил череп, выскочил наружу, прежде чем леший сумел замедлить движение. Он
повалился прямо на Ивана. Тот еле успел отскочить.
     Это была победа.
     Поверженный противник лежал в палой хвое и  бился  в судорогах. Он весь
истекал желтой вонючей слизью.
     Иван не мог поверить  глазам --  откуда  в нем столько  этой дряни, она
затопила  уже половину поляны!  Леший  хрипел, стонал,  цеплялся  лапами  за
уродливый ствол ели. Ничто не могло ему помочь. Еще через минуту он затих.
     -- Ну вот и все, -- вслух сказал Иван и отвернулся.
     Но реакция  сработала моментально.  Краем  глаза он уловил  мелькнувшую
тень, резко обернулся, готовясь отразить удар.
     Удара  не  последовало. Но  тень  была.  Иван  заметил,  как  из  чрева
поверженного   чудища  выскользнула   тонкая   суетливая  змейка  с  большое
полупрозрачной головой  и  красными  выпуклыми глазками.  Это  была  даже не
змейка, а скорее омерзительный,  гадкий червь, невероятно быстро  скользящий
по хвое, оставляющий сырой след.
     -- Стой, гнида! -- закричал Иван.
     Он подобрал меч и пустил его вдогонку червю-беглецу.
     Меч  вонзился  в основание полусгнившей,  опутанной  слизистой паутиной
ели, прямо между двумя выпирающими корневищами -- он попал в  след червя. Но
поздно!
     Увертливая  гадина  пропала  в  маленькой  черной  дыреноре  --  только
дрожащий голый хвост мелькнул.
     -- Все зря! -- Иван выругался. Поглядел на останки  лешего. На их месте
пузырилась,  булькала  хлюпала желтая  слизь.  Это  лишь оболочка.  Иван был
расстроен, растерян. Он чуть не погиб, истратил столько сил, что сейчас ноги
его не держали. Но он не победил противника.
     Тот  ушел.  А  может,  и  не  ушел?!  Может,  этот  червь  был  обычным
симбиозником-паразитом или еще чем-то?
     Кто разберется в этих непонятных внеземных тварях!
     Иван уселся на землю. Ему надо было передохнуть.
     Бредовый, непредсказуемый мир!
     А этот оборотень Рои Дэйк, еще чего-то там говорил про то, что не хочет
на Землю, что  здесь лучше, что  Пристанище, --  дескать, рай. Нет уж, Ивану
хотелось домой. Он вообще устал от этого глупого, идиотского положения.
     Человек  Земли  XXV  века,  несущий  в  себе  все   ее  знания,   мощь,
одухотворенность,   вынужден  бродить  пиллигримом-странником  по  гирляндам
нелепейших  миров-призраков,  размахивать антикварным  прапрапрапрадедовским
мечом-кладенцом,  воевать  с  такой гнустью и  нечистью,  о какой лучше и не
вспоминать перед сном. Да за что же муки такие!
     Да еще эти шутки с памятью, с "программой"!
     Иван вытащил  концентрат, проглотил его.  Хотел достать твердую воду  в
шарике-корпускуле. Но почему-то передумал и побрел к трем тоненьким осинкам,
где  виднелся слабый блеск  воды  -- обычная лужица.  Он  нагнулся  над ней,
принюхался. Вода как вода.  Из лужи  на Иваиа  глядело изможденно-бородатое'
лицо. Это был он сам.
     Что ж, тут ничего не поделаешь, какой есть, такой и есть.
     Он зачерпнул  в пригоршню водицы. Попробовал  немного -- вода как вода,
не  отравленная, это точно!  Стал пить, наслаждаясь  пусть и горьковатой,  с
привкусом прелой хвои, во все же естественной, почти что живой водой.
     Потом лежал и смотрел в низкое небо, еле пробивающееся сквозь  верхушки
деревьев-уродцев. Ни  о чем не  думал, ничего  не  вспоминал, просто лежал и
наслаждался покоем.
     Мысль пришла внезапно.
     Иван  вскочил  на ноги. Подхватил меч, лучемет  и побежал к ели --  той
самой, под которой скрылся отвратительный прозрачноголовый  червь. С разбегу
он пнул ствол ногой. Ствол затрещал, качнулся. Тогда Иван навалился  на него
грудью, уперся ногами, нажал -- дерево трещало, скрипело, но поддавалось. Не
прошло и полмитуты, как Иван  выворотил  старую  разлапистую  ель с корнями.
Только ошметки земли и хвои полетели по сторонам.
     И вот тогда он понял, что не ошибся. Под елью был лаз -- большая дыра с
неровными рваными  краями, уходящая  во тьму. Нет,  не зря он  бился с  этим
чудищем-лешим, кем бы тот ни был в проклятущем и бестолковом Пристанище.
     Иван встал на колени, заглянул в лаз и присвистнул -- это был настоящий
подземный ход. Сейчас бы фонарь, любой, пусть самый маленький! Нет, придется
лезть в кромешную тьму.
     Он не долго раздумывал.  Семи смертям  не бывать,  а одной не миновать.
Иван  осторожно спустил  ноги вниз, вцепился в  корневище рукой" И  на ощупь
пополз вниз, упираясь спиной и ногами в земляные стены, готовый ко всему. Он
уже знал почти тонно, что  если сейчас  вылезти наверх, то никакого Поганого
леса  там не окажется,  что  он попадет в новое  место,  а  может быть, и  в
избушку.  Но  он  не   хотел   наверх.   Хотел  туда,  куда  уползла  тварь,
выскользнувшая из тела лешего-зурга.
     Метров  через  сто  ствол  начал  утрачивать  отвесность,  теперь  Иван
спускался под уклон. В  темнотище он  не различал ничего, кроме  собственных
рук. Ни отблеска, ни отсвета, предвещающих завершение  пути, ничего не было.
Еще через  две  сотни метров. Иван почувствовал,  что можно встать на ноги и
идти,  уклок  становился  вполне  пригодным для перемещения. Ничего, ничего,
уговаривал он-себя,  ежели  не завалит прямо тут, куда-нибудь да  выберемся!
Наверх в любом  случае подниматься долгоно, не  получится  ничего. Почему не
срабатывает  программа?  Почему?!  Когда  мрачные  мысли или память начинали
одолевать Ивана,  он  тут  же  обрывал  их, сосредотачивался  на продвижении
вперед. Ему не нужна сейчас головная боль. Ему нужны чистый свежий рассудок,
ясные глаза, безотказная реакция. Все остальное потом.
     Он  шел почти в полный рост, не оскальзываясь и не падая. Временами под
ноги попадали  камни, какая-то шуршащая  мелочь вроде щебенки" но откуда тут
щебенка!  Когда впереди забрезжил еле уловимый  свет,  Иван не удивился.  Он
ждал конца  пути.  Он даже ускорил  шаг, почти побежал. Свет становился  все
явственней, сильней,  но  это  был  не  дневной  свет,  лишь в  полном мраке
подземного хода он  имел право  называться светом.  Еще  издали  Иван увидал
стену, преграду и небольшое неровное отверстие, сквозь которое и пробивалось
тусклое подземельное свечение. Он бросился к этому отверстию, приник к нему,
словно  ожидал  увидеть  нечто  сказочно  необычное, а  может,  и тех  самых
заложников-землян, которых злые  и коварные  инопланетяне держат в подземном
тайном узилище. Но  увидал он лишь большую пещеру, усеянную грудами округлых
камней.
     -- Ладно. Не будем спешить, -- шепотом успокоил Иван себя.
     Полез  в дыру. Пещера была самой  обычной, в ней  не было  и  следа рук
человеческих. Зато в ней было--  множество человеческих черепов.  Они лежали
кучами, пирамидами, врассыпную, они были везде -- на камнях, под камнями, на
выступах и в нишах стен, что  поднимались к  сферическим, неровным  и темным
сводам, они были повсюду. Откуда здесь могло быть столько черепов?!
     Иван вздохнул --  на душе у  него  стало нехорошо. Может, и он  прибрел
сюда, лишь для того, что бы пополнить чью-то коллекцию? Ну уж нет!
     Огромная  пляшущая  теиь, взметнувшаяся по  отвесной стене, насторожила
его, заставила крепко сжать рукоять меча. Что это?!
     Иван  не  любил подобных  шуток. Теиь не должна была появляться  раньше
того,  кто  может  ее  отбрасывать.  Он  оглядев  пещеру.  Ничего.  Но  тень
становилась все больше и отчетливей.
     -- Кто здесь? -- выкрикнул Иван.  положив меч на  плечо, держа палец на
спусковом крюке лучемета.
     Нарастающий шип раздался прямо от груды камней.
     Теперь  Иван начинал  видеть  того, кому принадлежала  черная  тень.  В
расплывающемся  сумрачном  воздухе медленно вырисовывался силуэт гигантской,
свернувшейся кольцами  змеи,  даже  скорее  змея,  каждая чешуинка  которого
светилась крохотным  изумрудом,  переходя  на брюхе в  желтизну янтаря. Лишь
верхняя часть  у змея  была незмеиной. Огромная клыкастая и мохнатая  морда,
мохнатая  впалая   грудь,  высокие  плечи,  ожерелье  из  здоровенных  зубов
непонятного животного  и  медвежьи  лапы  с  длинными причудливо  изогнутыми
когтями. Да, верхняя часть чудовища была медвежьей.  Огромный  зверомедведь,
переходящий  в  гигантского  свернутого  кольцами  змея,  был  внушителен  и
страшен. Он  был  значительно крупнее любого самого  могучего своего земного
собрата, неизмеримо свирепее, чудовищнее.
     Злоба,  горевшая  в  круглых  выпученных  глазках,  была всеобъемлющей,
непостижимой.  Это был  монстр -- исполинский  змеемедведь. Но еще *страшней
было  его  появление  --  он  возникал  из  ничего, из  воздуха,  постепенно
прорисовываясь  в  нем,  наполняясь  плотью, мощью, жизнью.  В пещере  стало
труднее  дышать  -- от чудовища исходило такое  зловоние,  что Иван поневоле
прикрыл нос рукавом.
     -- Ты пришел сам? -- прорычал вдруг змеемедведь.
     Иван опешил.
     -- Это хорошо!
     Такого  голоса  было  достаточно, чтобы  убить  человека  с  некрепкими
нервами.  Это был голос исчадия ада.  И  все же это  был не настоящий голос.
Иван понял,  что он исходит не из  пасти чудовища,  а из его мозга. Ну какой
там может быть мозг у такой  зверюги?! Иван невольно обернулся назад. Бежать
было некуда.
     И тогда он вскинул лучемет.
     -- Погоди, -- торопливо выдал монстр. -- Успеешь ещ?!
     --  Чего  ты  хочешь от  меня?! --  заорал Иван, словно змеемедведь уже
начинал пожирать его. -- Если ты шелохнешься, я спалю тебя на месте! Понял?!
     Иван  привык на  всех  планетах и  во всех мирах  иметь дело с гадами и
гадинами, чудами  и чудищами, монстрами  и сверхмонстрами  всех  размеров  и
видов, но он никогда не уничтожал монстров, наделенных разумом.
     Только тогда, когда они сами покушались на его жизнь.
     Это  были  редчайшие  случаи,  это  было просто невезением,  промашками
судьбы.  Но адесь, что ни  тварь, то разумная, что ни гад, то телепат! С ума
сойти, непостижимо!
     -- Не надо запугивать меня, -- прорычало чудовище, -- это мой дом, а не
твой,  это  мой мир,  а не твой!  ItHe думай,  что мы  не  можем  поменяться
местами!
     -- Что? --~ удивился Иван.
     -- А ничего, -- спокойно ответило чудовище.
     Иван  вдруг  почувствовал,  что он  стоит у стены, придавленный  к  ней
огромными  камнями, не  ломающими и не  калечащими  его  тела, ног  и рук, а
чудовище, откинувшись  назад, раскачиваясь  на  змеином туловище, сжимает  в
лапах  его  лучемет, целится  ему  в  грудь.  Безумие.  Это  было  форменным
безумием!
     -- Как тебе это нравится? -- поинтересовался змеемедведь. --  Что это с
тобою, никак  худо  стало? -- рык чудовища перешел  в раскастистые надрывные
стоны, монстр смеялся. Он умел смеяться.
     Иван почувствовал себя ребенком в лапах хищника.
     Он был  беззащитен. И  уже ничто  не могло его  спасти, он был в полной
воле монстра.
     -- А можно и так...
     Рык не дозвучал до конца,  как все  переменилось.  И  Иван  ощутил себя
несказанно  сильным.  Он  вознесся  на  большую  высоту  и  оттуда взирал на
маленького человечка,  припертого  к  каменной  стене пещеры.  Человечек был
длинноволос, длиннобород, грязен, немощен и жалок.
     Иван  не  сразу понял, что  это он  сам.  Почему же  он видит  себя  Со
стороны, почему и как?! С опозданием до  него дошло, что... -- Иван поднес к
глазам руки.  Нет, это были  не руки, а огромные звериные лапы, только очень
развитые, с  умелыми  и  гибкими пальцами,  способными выполнить  сложнейшую
работу.  Невероятно.   Собственными  глазами  он  видел,   как  вытягивается
шерстистой огромной мордой вперед...  его лицо. Нет, не его..  И  не лицо, а
именно  морда!  Он поглядел  вниз  --  и увидел лохматую широченную медвежью
грудь, живот, где  лохмы  и  шерсть  переходили  незаметно  в крупную желтую
чешую.
     А дальшеT дальше  извивалось, сплеталось  кольцами тело сверхгигантской
анаконды, чудовищного  змея-удава.  Он  решил  проверить,  чуть  напрягся. И
вознесся еще выше,  под самые своды пещеры. По его велению кольца расплелись
и снова сплелись, но уже иначе, тугими витками.
     Это  было  сказочно, и  упоительно. Ощущать себя столь мо17чим, а новое
тело   столь  послушным...   Ивану  вдруг  вспомнилось   что-то   маленькое,
кругленькое, нет, яйцеобразное,  он прикладывал его  к шее, и  с ним  что-то
происходило,  да,  точно,, он мог  стать совсем  другим, совсем.  В  затылок
вонзилась тупая игла, не дала ему вспомнить, разобраться. Да и не время.  Он
был  в   теле,  в  мозгу  чудовищного  зверомонстра.  Непонятно.  Болезненно
непонятно.
     Рык прозвучал в его голосе, будто ничего не изменилось:
     -- Ну что, неплохо, да?! Та можешь  оборвать цепь мучений этого жалкого
существа.  Помоги  ему1  И  оно  тебе   скажет  спасибо.  И  ты   сам   себя
возблагодаришь.  И себя  и... Ты останешься в этом всесильном теле.  И  мозг
твой станет могуч и неостановим в  своем могуществе.  А презренному существу
предстоит такая цепь мучений, тягот, унижений, что ваш земной ад в сравнении
с этой цепью -- благодатные  поля  отдохновения, понял?! Пожалей его,  убей!
Лучемет в твоих  могучих и  послушных  руках. Тебе  стоит  только нажать  на
крючок, и все  -- восторжествует высочайшая  на Белом  свете и в  Пристанище
справедливость...
     -- Пристанище -- это разве не белый свет? -- спросил Иван ни с того, ни
с cere.
     -- Не спеши, тебе откроются моря знания, океаны, прежде недоступные для
твоего  недоразвитого  человечьего мозга.  Делай  выбор --  кто  ты:  жалкий
слизняк,  смертная букашка-однодневка или существо высшего порядка, бог?! Ну
же, жми на крюк, ты не ошибешься!
     Иван вгляделся в мохнатые лапищи, лучемет  они  держали цепко  и умело.
Недаром. Ведь он управлял ими, и они были послушны ему. А почему бы на самом
деле не прервать  цепь мучений, почему бы не выпустить на волю дух  из этого
измочаленного, истерзанного существа?!
     Обрести   покой   и  тайные  знания,   отрешиться  от  суеты,  заняться
самосовершенствованием в тиши и благости.
     Ведь он  всегда мечтал об этом. Почему же  он должен отказаться теперь,
когда  сама  судьба  делает  ему веиичайший подарок?! Нет,  нельзя  упускать
шанса,  нельзя!  Он  медленно   поднимая  лучемет,  наводил*  его  на  грудь
чеяовечка, прижатого к стене.  Надо делать  выбор.  Надо быть твердым.  Надо
убить его. Длинный когтисто-мохнатый  палец лег на  спусковой  крюк. Сейчас,
сейчас все свершится, и он выпустит беспокойную измученную душу на  свободу.
А сам останется  в  этом  теле,  насладится  высшим наслаждением всевластия,
всемогущества, всесилия, всезнания.
     -- Не надо медлить, -- не прорычало  вовсе" а нежно проурчало в уши. --
Ты уже выбрал, осталось дело за малым, будь же стоек и уверен в себе. Ну!
     Иван  сделал  легкое  движение  послушным  пальцем  и  ощутил  тугость,
упругость спускового крюка. Сейчас.
     Еще  немного.  Он  его  убьет сразу. Несчастный  человечишка  не  будет
мучиться,  он счастливчик,  любимец  богов, а боги  не дают  своим  любимцам
стариться, они забирают их к себе молодыми. Ну, вот,  вот... Что-то отвлекло
Ивана, зарябило в глазах от еле уловимого блеска -- будто золотинка какая-то
сверкнула далеко-далеко, а может, и совсем близко, в самом зрачке, в голове.
Что это?
     Он вгляделся -- Неземной блеск. Неземное  сияние Золотых  Куполов. Нет,
именно земное,  сейчас сияние  было  именно земным,  родным.  Золотые Святые
Купола! Палец на крюке  ослаб.  Это  весть! Весть  оттуда, с  Земли... и еще
откуда-то, из  сердца, с Незримых  Небес. Это знак.  В ушах прозвучало тихо,
просто и  вместе с  тем  торжественно, будто  под сводами: "Иди,  и  да будь
благословен!"
     Иван вспомнил Храм. Вспомнил благословлявшего его на подвиг, на далекий
и  тяжкий путь в  Систему.  Да, он был  в Системе! Он вернулся! И  он принес
что-то людям, какое-то важное знание, необходимейшую весть. Но какую?! Опять
ударило в затылок. "Иди, и да будь благословен!"
     Он разжал пальцы. Лучемет с лязгом полетел вниз, на камни.
     Видения растаяли.
     -- А ты слишком слаб, -- прорычало неожиданно, -- я в тебе разочарован.
Рано, еще рано, ты не готов, ты еще не созрел!
     Иван вспомнил, что .где-то за миллионы парсеков отсюда ему уже говорили
эти слова, что, дескать, рано, что Он не созрел, не готов еще. Бред. Нелепый
бред!
     -- Я  не могу убить  его. Я не  хочу  убивать... себя! -- проговорил он
твердо и непреклонно.
     -- А ты  знаешь, кто  я? -- поинтересовалось  невидимое чудище,  в теле
которого Иван находился сейчас.
     -- Нет, не знаю, -- ответил он просто.
     -- Я повелитель света и тьмы, подземных миров Пристанища и Вселенной. Я
всемогущий   и   неодолимый,  всесокрушающий   и   обладающий'знанием   всех
цивилизаций'Белее.  Нет равных мне в мирах Тьмы и Света. Ты способен постичь
меня лишь в первой наипростейшей и зримой  для твоих очей ипостаси,  понял?!
Но ты  уже  убепился,  что  я  всесилен. Я могу,  не притрагиваясь  к  тебе,
переместить  твое  тело  и мозг  куда  угодно, могу и" погубить,  разделить,
раздвоить,  растроить.  Могу взять твой мозг  и твою душу и поместить  их  в
любое другое тело, могу их оставить бестелесными витать в эфире. Я могу все!
     -- Всемогущий должен быть всеблагим, -- проговорил  Иван тихо,  -- я не
знаю, всемогущ ли ты в полной мере.
     Стоны  и стенания, перемежающиеся рыком, сотрясли  своды пещеры. Монстр
смеялся. Смеялся,  содрогаясь всем  телом,  в  которое  был  заключен  Иван,
разевая устрашающую пасть, роняя слюну на камни. Смолк он неожиданно.
     -- Ты хитер. Но и я не прост. Смотри же, не пожалей о своем выборе!
     Иван  почувствовал, что  послушное  его воле тело  вдруг  оцепенело. Он
утратил возможность  им управлять. Но  он видел все четко и  ясно:  человек,
придавленный  камнями, неожиданно  освободился от пут,  вырвался,  подхватил
лучемет". и снова отпрянул.
     -- Ну  как? -- прорычало опять. -- Он не станет  раздумывать, он нажмет
на крюк.  Пока я  ему  не даю этого сделать, я сдерживаю  его.  Но я могу  и
устраниться. Ты еще не жалеешь о своем глупом выборе?
     -- Нет, -- ответил Иван, заключенный в теле и мозгу монстра Белеса.
     -- Пеняй на себя.
     Человек, словно  отбросив сомнения,  неожиданно поднял лучемет, уставил
его  прямо в Ивана. И Иван увидел его глаза -- они  смотрели без страха, без
сомнения, в них не было ни  злости, ни мстительности, в них было нечто иное,
похожее на сожаление. Это были ясные, серые, широко открытые глаза. Это были
его собственные глаза.
     Нажимай! -- мысленно скомандовал он.
     Но человек не нажал на крюк. Что-то остановило его.
     Ствол лучемета опустился.  И именно в этот миг Иван вновь ощутил себя в
собственном теле.
     Он стоял в полутемной пещере.
     И никого в ней не было.
     Только  черная исполинская тень всемогущего Белеса плясала на  неровной
холодной стене.
     В  пещере  Иван  просидел  долго.  Он  выбрал  себе  подходящий  валун,
устроился  на нем.  Подкрепился  шариками-концешратами. Воду  пришлось  пить
"твердую".
     Постарался привести себя в порядок как мог. И задумался.
     С первого мига пребывания на этой планете." нет, даже раньше, когда еще
только готовился,  крутился  возле  нее, его  начали  преследовать  какие-то
нежити,  порождения совершенно  нереальных  миров,  какие-то  сказочные  или
попусказочные существа, мифические, мистические.
     Откуда  все эти мохначи, вся эта нечисть,  лешие,  колдуны, чудища  тут
взялись? Не могло их  быть в чужом, инопланетном мире,  не могло, и все тут!
Правда, подлый Авварон говорил, что Пристанище часть  Земли,  а Земля  часть
Пристанища -- нечто в подобном духе. Но тот мог и соврать, подлая душонка! И
почему всемогущий Белее?
     Откуда здесьземные боги? Или это простое совпадение?!
     Белес     --    древнейшее    мифическое    божество    индоевропейцев,
праиндоевропейцев, протоиндоевропейцев, бореалов  --  всех  прямых далеких и
самых  далеких предков славян-русичей. Белес  -- это воплощение  сил  Зла  и
Тьмы. Он всемогущ и страшен, он  обитает  под землей. И он слеп.  Он владеет
всеми подземными богатствами мира и душами умерших. Мир  мертвых -- велесовы
пастбища, его полное и безграничное  царство.  Он  повелитель мертвых и  бич
живых.  Он  владыка  всей  нечисти  и оборотней. Он  царь  всех гадов земных
и-подземных. Он мифический змей и медведь-колдун  в одном липе.  Он -- почти
все, что несет на себе отпечаток страха, злобы, мести,  смерти. И он един во
всех нечистых, и они едины в нем. Все обитающи& в поганых колдовских чащобах
оборотни, лешие,  ведьмаки,  ведьмы, русалки,  водяные,  упыри,  вурдалаки и
волкодлаки, оплетай и  лиха, черные нави". Стой! Нави! Именно -- нави! Какой
не понял сразу.
     Планета  Навей.  Ему  поначалу  да и потом  казалось, что  это  обычное
необъяснимое словечко,  ничего не значившее или утратившее свой смысл,  свое
значение.  Просто  Навей  -- и все.  Нет, не все! Нави  -- это  злобные духи
умерших недоброй смертью, это души преступников и ворожей, колдунов и убийц,
продавших  дьяволу  самое  бесценное. Нави  -- это  неприкаянная,  мятущаяся
нечисть, несущая зло всем, всем! Вот что это за планета -- Приставшие чарных
душ, планета  Навей! Как он не понял этого сразу. Иван неплохо знал  историю
Земли, историю верований, мифологии, они все учили в Школе, им закладывали в
память  целые  пласты   сведений.   Иван   по  меркам  минувших   веков  был
сверхэрудитом,  ходячей  энциклопедией.  Но  Вселенная  всегда  таила  новые
знания...  и  встретить в  ней нечто  земное, да еще в таком объеме, в такой
мешанине"  нет.  Это или безумие или нечто  непостижимое!  Край  Мироздания!
Сектор Смерти!  И Велес... Иван  вдруг опешил. А где  же еще быть властелину
?лира  мертвых  как не здесь!  Все совпадало. -- вся  эта нечисть  была лишь
множественными  ипостасями  всепроникающего,  всеведущего  Белеса, он был  в
каждом нечистом, он повсюду, где царствует черный дух.  Нет, этого просто не
может быть, этого не  может быть никогда, это  сказки от  начала и до конца,
это вымысел, мифы, легенды, предания! Ну откуда люди Земли тысячелетия назад
могли  знать про край  Вселенной,  про  вынырнувшую считанные годы  назад из
Иного пространства планетупризрак и ее  обитателей,  откуда?!  Это нелепица!
Это галиматья и чушь  на постном  масле! В жизни не бывает сказок, жизнь это
жизнь, а сказки  -- это сказки, выдумки, фантазия!  И зачем он дал согласие!
Сам себе надел петлю  на  шею. Ведь даже если  он  выживет,  все одно --  он
спятит, сойдет с ума от всего этого!
     Он снова поймал  себя на одной мысли. Дал согласие!  А если бы не  дал,
что  тогда? Неужели  он  так  наивен.  Сейчас  он  поиузомби  --  человек  с
заложенной в глубины мозга программой. Откажись он, и они бы сделали из него
полного зомби, он шел  бы в поиск "на автопилоте", не имея своего "я". Он бы
уже сейчас  бы  трупом.  А может,  наоборот? Может, он  был бы  уже у цели?!
Проклятущее Пристанище! Проклятущее задание! Негодяи! Подонки!!! Он отомстит
им  всем! Он не простит их! Только вернуться, только бы вернуться! Он сведет
концы с концами. Он все вспомнит  про Хархан, Систему. Он скажет людям Земли
то, что  должен сказать. Это  главное. Все остальное  мелочи. Нулевой Канал.
Вот путь  смерти. Рядом с  этой дорогой все иные теряют  свое значение, пока
есть Она, нет ничего другого,  это пасть аллигатора, пасть уже раскрыта... А
дсе совпадения,  имена,  облики, лешие  эти,  нечисть --  все  бред,  все от
усталости, от чудовищного психического  и нервного напряжения!  Есть  только
монстры,  только  твари, обитающие в этом  странном  мире,  все прочее  игра
измученной психики, голоса, галлюцинации.
     Это что-то вроде Осевого измерения, это материализация несуществующего,
материализация  исключительно  внутри  самого   себя,   внутри  иссушенного,
истощенного мозга.  И  все!  Хватит! Надо идти  вперед, взять  себя в руки и
идти!  Есть  только  реальность:  есть  Земля, есть планета,  где  ему  надо
выполнить задание, да, самое обычное задание, это работа.  Есть он сам, есть
трудности на пути к цели, есть те, кого надо спасти во что бы то ни стало. И
больше ничего нет! Ни черта больше нету!!!
     Иван вскочил на ноги. Никакой тени на стене не было.
     Это  все  сон,  нелепый сон.  Надо  не  спать, а  делом  заниматься. Он
подхватил меч, поправил лучемет за спиной.
     Потом все сложил у стены.  Какой смысл лезть обратно в дыру, он там уже
был. Нет, надо искать иной путь. Он  есть. Иван принялся  отбрасывать камни,
разбирать завал  у стены  --  там  что-то было, точно  было! Он с удивлением
заметил, что никаких черепов в пещере нет.  Их и  не было  наверное. Повсюду
лежало  множество  округлых  и овальных камней  с  выбоинами,  щербинами.  В
потемках  немудрено было их принять  за человеческие  черепа.  Сказки!  Игра
больного воображения! Есть  лес, есть  скалы, ход  в земле,  есть пещера. Но
никакого  Белеса  нет  и  не  было, нет  лешего,  нет  зургов,  нет  чудищ'с
паразитами-прилипалами,  нет мохначей  и уж тем более нет  никакого Авварона
Зурр  бан-Турга  в Шестом Воплощении Ога Семирожденного... такого и быть  не
может на свете, это  младенцу ясно. Причина простая -- его здорово шарахнуло
при посадке, так тряхануло, так треснуло  о поверхность планеты,  что  ум за
разум зашел. Точно, он бродил по дебрям и  скалам s  полубезумном состоянии,
он разговаривал сам с  собою, дрался сам с  собою, ловил призраков и они его
ловили,  и  все.  это  происходило  только в  его  мозгу... А сейчас  пришло
исцеление, кризис  прошел, голова прояснилась.  Все!  Иван  размышлял так  и
отшвыривал  камень за камнем,  откатывал валуны, он уже видел  краешек дыры^
краешек лаза! Все на свете  материально, все  можно пощупать,  а чего нельзя
пощупать, того нету.
     Все! Только так!
     Он уже  выкатывал каменья из самой дыры,  расчищал проход.  Работа была
адоза, но Иван не боялся работы.
     Часа не прошло, как он, прихвативши оружие, спустился в дыру и пополз.
     Эта  была  не  прежняя дыра. Здесь можно было только ползти. И  если  с
поверхности ход шел отвесно, а потом выравнивался,  то  здесь была наоборот,
Иван чувствовал, как узенькая лазейка стремительно изгибается книзу, как она
становится не ходом, а колодцем; Вот так сюрприз!
     Иваа уже не полз, а спускался вниз.  И кончилось все тем, что он упал с
высоты метра в  четыре, ударился подошвами  ног,  потом  коленями  о плоские
камни. Да так я застыл.
     А  застыть было от  чего. Прямо  напротив его  яйца, метрах в  трех,  в
слабом,  будто лунном свете висеяатолстая слизистая  паутина, точно такая же
как  на  гнилых  елях  в Поганом лесу.  А в центре  паутины  синея огромный,
величиной с  крупного  человека, паук о восьми тоистых, скорее не паучьих, а
звериных лапах.  Тело  у  паука было прозрачным  -- просвечивали  вызывающие
тошноту внутренности. Паук имел странную голову-череп, совсем  не паучью. Но
еще более странным, ошеломляющим было то, что этот паучина держал в одной из
своих лап переливающийся даже во мраке Кристалл. Тот самый Кристалл!


Last-modified: Wed, 03 Dec 2003 20:47:27 GMT

Оцените этот текст: