несомненно, есть общее - их объединяет погруженность в собственный мир, далекий от реальности. - Мы привыкли рассматривать все случаи, исходя из степени общественной значимости, совершенно очевидно, что если бы мистер Элвис продемонстрировал способность предвосхищать, к примеру, высказывания главы Советского Союза или, еще лучше, президента Соединенных Штатов, это непосредственно затрагивало бы интересы обороны и у нас было бы основание серьезно заняться расследованием того, что есть совпадение и фантазия, а что нет, но когда речь идет о перевоплощении в обычного киноактера, чья деятельность к тому же не носит никакой видимой политической окраски, - тут, мне кажется, мы обязаны придерживаться принципов строго научного подхода. Таким образом, - сказал он в заключение, собравшись уходить и уводя за собой Кейт, - я думаю, что в обоих случаях: как мистера Элвиса, так и - как же ее звали? - очаровательной девочки в кресле-каталке мы не в состоянии сделать что-то большее, ведь в любой момент нам могут понадобиться средства и площади для исследований более значительных, заслуживающих пристального внимания случаев. Кейт не нашлась что сказать в ответ и молча шла за ним, чувствуя, как все внутри у нее кипит. - О, сейчас я вам покажу случай намного интереснее и перспективнее, чем предыдущие, - сказал Стэндиш, ринувшись открывать еще одни возникшие перед ними массивные двойные двери. Кейт пыталась контролировать свои реакции, но, как бы она ни старалась, любой, даже если бы он был чем-то средним между бесстрастно-холодным автоматом и марсианином, как мистер Стэндиш, заметил бы, что его не слушают. В ответ в манере его заметно прибавилось еще больше нетерпения и резкой бесцеремонности, словно они были присланы кем-то на подмогу основным силам, и так не покидавшим никогда поля боя. Некоторое время они шли, не говоря ни слова. Кейт напряженно думала, как подвести разговор к теме о недавно поступивших в клинику больных, но так, чтобы это прозвучало как бы ненароком, случайно, но не могла не признать про себя, что упоминание об одном и том же три раза подряд неизбежно теряет то качество, которое называют случайностью. Каждый раз, когда они проходили мимо очередной палаты, она пыталась как можно незаметнее заглянуть внутрь, но чаще всего двери в палату были плотно закрыты либо там не было ничего интересного. Когда они проходили мимо окна, она взглянула в него и увидела, как во двор въезжает какой-то фургон. Что-то заставило ее обратить на него внимание - видимо, отсутствие привычной красочной надписи "Хлеб" или "Стирка". На фургоне не было вообще никаких опознавательных знаков. Откуда он и для чего - этого он никому не собирался сообщать и именно об этом четко и ясно говорил весь его вид. Это был довольно большой фургон, имевший внушительный и солидный вид - что-то среднее между фургоном и грузовиком; выкрашен он был в серый униформенный цвет металлического оттенка. Он напомнил Кейт огромные, серо-стального, как у винтовок, цвета фургоны по перевозке грузов, которые мчались по трассе из Албании через Болгарию и Югославию, - на них не было ничего, кроме слова "Албания". Она еще тогда все думала: что же это за товар, который экспортируется из Албании таким анонимным путем, и однажды, когда она заглянула в какой-то справочник, чтобы выяснить это, - оказалось, ничего, кроме электроэнергии, но, насколько она могла судить из своих скромных познаний по физике, полученных в средней школе, вряд ли возможно перемещать электроэнергию в грузовиках. Большой солидно-сурового вида фургон развернулся и стал подъезжать ко входу в приемное отделение. Какой бы груз на нем ни перевозили, подумала Кейт, он явно подъехал, либо чтобы что-то выгрузить, либо забрать. Опомнившись, она бросилась догонять Стэндиша. Несколько мгновений спустя он остановился у какой-то двери, деликатно в нее постучал и заглянул внутрь, чтобы выяснить обстановку. Затем он сделал знак Кейт следовать за ним. За дверью оказалась прихожая, отделенная от палаты прозрачной стеной. Оба помещения были звукоизолированы друг от друга, чтобы шум жужжания мониторов и компьютеров в прихожей не был слышен в палате, где спала женщина. - Здесь лежит миссис Эльспет Мэй, - сказал Стэндиш, ощущая себя конферансье, который объясняет гвоздь программы. Палата ее была одной из лучших в больнице. Везде, где только можно, стояли свежие цветы, а прикроватный столик, на котором покоилось вязанье миссис Мэй, был из красного дерева. Сама миссис Мэй производила впечатление хорошо сохранившейся женщины, которой слегка за сорок, с несколькими серебряными ниточками в волосах: она спала, возлежа на горе подушек, одетая в шерстяной кардиган малинового цвета. Кейт почти сразу же увидела, что, хоть она и спала, но состояние ее никак нельзя было назвать пассивным. Голова ее с закрытыми глазами безмятежно покоилась на подушке, в то время как в правой руке она сжимала ручку, которая неутомимо выводила что-то на стопке бумаги, лежащей рядом. Ее рука, так же как и рот девочки, которую Кейт не так давно видела, вела свое собственное, отдельное от остального организма лихорадочное существование. К вискам миссис Мэй были подсоединены маленькие электроды, и, как догадалась Кейт, посредством этих электродов на экраны компьютеров, находящихся в прихожей, выводились какие-то пляшущие тексты, на которые было устремлено внимание Стэндиша: За установками внимательнейшим образом следили двое мужчин и одна женщина в белых халатах, кроме того, там была еще медсестра, которая смотрела в окно. Стэндиш обменялся с ними несколькими репликами по поводу состояния - и, по общему мнению, состояние это было таким, что лучше и желать нельзя. Кейт показалось, что она просто обязана была знать как само собой разумеющийся факт, кто такая миссис Мэй, но почему-то не знала, поэтому была вынуждена обратиться за разъяснениями к Стэндишу. - Эта женщина - медиум, - ответил Стэндиш с ноткой раздражения в голосе, - о чем, полагаю, вы должны были догадаться. Медиум с неограниченными возможностями. В данный момент она находится в состоянии транса и передает поступающую через ее сознание информацию. Она записывает услышанное под диктовку. Каждое из получаемых ею сообщений бесценно по своей значимости. Разве вы ничего о ней не слышали? Кейт вынуждена была признать, что нет. - Но вы, я думаю, слышали о женщине, которая утверждала, что слышала, как Моцарт, Бетховен и Шуберт диктовали ей ноты музыки, которую она писала? - Да, я действительно о ней слышала. О ней много писали в каком-то иллюстрированном еженедельнике несколько лет назад. - Ее заявления были весьма любопытны, если вам интересно, о чем я говорю. Музыка эта, без сомнения, была гораздо более совместима с тем, что могли сочинить вышеупомянутые джентльмены в краткий период перед завтраком, чем с тем, что можно было ожидать от незнакомой с нотной грамотой домохозяйки средних лет. Кейт не могла, конечно же, оставить без внимания столь самоуверенное и неуважительное замечание. - От вашего высказывания отдает презрительным отношением к интеллектуальным возможностям женщин, - сказала она. - Джордж Эллиот тоже была домохозяйкой средних лет. - Да, возможно, - раздраженно сказал Стэндиш. - Но она не писала музыку под диктовку покойного Амадея Моцарта. Вот что я хотел сказать. Старайтесь следить внимательно за моей логической аргументацией и не впутывайте сюда то, что не имеет отношения к теме. Если бы я почувствовал, что пример с Джордж Эллиот мог пролить какой-то свет на интересующую проблему, можете быть уверены, я бы и сам не преминул вспомнить о ней. На чем я остановился? Мейбл. Дорис, кажется? Так ее звали, если не ошибаюсь? Будем называть ее Мейбл. Решить проблему с Мейбл легче всего было следующим образом: просто закрыть на нее глаза. Ведь никакой особенной пользы из нее нельзя было извлечь. Несколько концертов. Второсортный материал. Но в данном случае мы имеем дело с явлением совершенно другого масштаба. Последнюю фразу он сказал, понизив голос, и повернулся посмотреть, что показывали экраны мониторов. На них в это время появилось изображение руки, принадлежавшей миссис Мэй, которая сновала туда-сюда по стопке бумаги. Рука почти полностью заслоняла экран, но, судя по всему, там были какие-то математические выкладки. - Миссис Мэй - во всяком случае, так она утверждает - слышит голоса величайших физиков и записывает под диктовку то, что они говорят. Речь идет об Эйнштейне, Гейзенберге и Планке. Утверждение достаточно трудно оспорить или опровергнуть, потому что даже невооруженным глазом видно, что эти записи, хоть они и сделаны рукой... так сказать, необразованной женщины, отражают высочайший уровень знания физики как науки. Из последних работ Эйнштейна мы получаем все больше описаний того, как пространство и время проявляются на макроскопическом уровне, а из работ позднего Гейзенберга и Планка все больше узнаем о фундаментальных структурах материи на квантовом уровне. И эта информация, несомненно, подводит нас все ближе к конечной цели единой теории поля. Данная ситуация ставит наших ученых в весьма затруднительное, чтобы не сказать двусмысленное, положение в связи с тем, что сама информация и способ ее получения противоречат друг другу. - Как в анекдоте про дядю Генри, - вырвалось у Кейт. - Дяде Генри показалось, что он стал курицей, - пояснила она. Стэндиш с еще большим изумлением посмотрел на нее. - Вы, наверное, слышали этот анекдот, - сказала Кейт. - "Нас очень беспокоит состояние дяди Генри. Он утверждает, что он - курица". - "Ну так покажите его врачу". - "Мы бы показали, но дело в том, что нам нужны его яйца". Стэндиш посмотрел на нее так, словно у нее на переносице в этот момент нежданно-негаданно выросло самбуковое дерево. - Как вы сказали? - переспросил он тихо, не в силах справиться с полученным потрясением. - Вы хотите, чтобы я повторила все сначала? - Да, будьте добры. Кейт встала, уперев руки в боки, подражая живой манере и выговору южан, еще раз рассказала анекдот. - Потрясающе, - выдохнул Стэндиш, как только она закончила. - Но вы должны были слышать его раньше, - удивленно сказала Кейт. - Это очень старый анекдот. - Нет, никогда не слышал, - ответил Стэндиш. - Нам нужны его _яйца_. Нам _нужны_ его яйца. Мы не можем показать его врачу, потому что _нам нужны его яйца_. Потрясающее проникновение в глубинные парадоксы человеческой психики и в наше неустанное стремление выстраивать адаптационное логическое обоснование, чтобы объяснить эти парадоксы. Боже правый! Кейт в ответ пожала плечами. - Так вы утверждаете, что это анекдот? - недоверчиво спросил Стэндиш. - Да, конечно, причем очень старый. - И что, все они вроде этого? Никогда бы не подумал. - Ну... - Я сражен, - сказал Стэндиш. - Сражен наповал. Я думал, что анекдоты - это что-то типа того, что рассказывают по телевидению всякие жирные комики. И я их никогда не слушал. У меня такое ощущение, что все время от меня что-то скрывали. Сестра! Медсестра, которая все это время напряженно следила за поведением миссис Мэй через прозрачную стеклянную стену, вздрогнула от неожиданности, услышав этот рявк. - А?! Да, мистер Стэндиш? - отозвалась она. Он ее явно напугал. - Почему вы никогда не рассказывали мне никаких анекдотов? Медсестра уставилась на него, вся трясясь от того, что понятия не имела, даже предположительно, как нужно было и что ответить на этот вопрос. - М-м, видите ли... - Не будете ли вы так добры записать это? Я требую, чтобы вы и весь остальной персонал клиники рассказывали мне абсолютно все анекдоты, которые вам известны, это ясно? - Э... да, мистер Стэндиш. Стэндиш посмотрел на нее взглядом, полным сомнения и подозрительности. - Вы ведь знаете какие-нибудь анекдоты, не так ли, сестра? - с вызовом спросил он. - Да, мистер Стэндиш, думаю, что да. - Тогда расскажите мне один из них. - Как, м-м... прямо сейчас, мистер Стэндиш? - Сию секунду. - Э... ну, в общем, есть один анекдот про больного, который просыпается у себя в палате после того, как ему, то есть после операции он просыпается, и - вообще-то это не очень хороший анекдот, ну ладно, - в общем, он просыпается у себя в палате после операции и спрашивает своего врача: "Доктор, доктор, что со мной случилось - я не могу нащупать свои ноги". А доктор ему говорит "Видите ли, я очень сожалею, но мы вынуждены были ампутировать вам обе руки". Так оно и было на самом деле. Э... м-м... поэтому больной и не мог нащупать ног, понимаете? Одну-две минуты Стэндиш смотрел на нее так, словно прицеливался. - Вы у меня на заметке, сестра. - Он снова повернулся к Кейт. - А есть какой-нибудь анекдот про цыпленка, который переходит дорогу, или что-то в этом роде? - Да, есть, - немного неуверенно сказала Кейт. Она почувствовала, что оказывается втянутой в какую-то неловкую ситуацию. - И как он выглядит? - Ну, - сказала Кейт, - он выглядит так; "Зачем курица переходила через дорогу?" - А дальше? - Ответ: "Чтобы попасть на другую сторону". - Понятно. - Стэндиш обдумывал некоторое время. - А что делает курица, как только оказывается на другой стороне? - Об этом там ничего не говорится, - ответила Кейт. - Я думаю, это выходит за пределы анекдота, который сводится к рассказу о путешествии курицы по дороге и о целях этого путешествия. В этом смысле он напоминает японское хайку. Кейт неожиданно поймала себя на том, что вовсю веселится. Она незаметно подмигнула медсестре, которая вообще перестала соображать, что делать и как реагировать на происходящее. - Понятно, - снова произнес Стэндиш и насупился. - А требуют ли эти... м-м... анекдоты предварительного употребления каких-либо искусственных возбуждающих средств? - Это зависит от анекдота и от человека, которому его рассказывают. - Гм, видите ли, должен сказать, вы, без сомнения, открыли для меня абсолютно новый пласт, мисс... Мне кажется, немедленное и тщательное исследование сферы юмора может сказаться на ней самым благоприятным образом. Несомненно, потребуется провести четкое разграничение между анекдотами, представляющими подлинную психологическую ценность, и теми, которые побуждают к злоупотреблению наркотических средств и потому должны прекратить свое существование. Он повернулся к научному сотруднику в белом халате, чье внимание было обращено на телемонитор, на котором выводились каракули миссис Мэй. - Что-нибудь новое и ценное от Эйнштейна? - спросил он. Научный сотрудник продолжал смотреть на экран. Он ответил: - Идет запись следующего содержания: "Какие яйца вы предпочитаете? Вкрутую или пашот?" Стэндиш помолчал. - Интересно, - сказал он. - Очень интересно. Продолжайте вести тщательное наблюдение за всем, что она пишет. Пойдемте. Последнее относилось к Кейт, и, сказав это, он вышел из комнаты. - Физики - очень странные люди, - сказал Стэндиш, как только они вновь оказались в коридоре. - Все, кого мне пришлось узнать, если и не умерли, то определенно нездоровы. Но уже ивы наверняка спешите к себе, чтобы сесть за написание вашей статьи, мисс э... Да и меня ждет немало срочных дел и пациентов, которым я должен уделить внимание. Если у вас больше нет вопросов... - Один-единственный, мистер Стэндиш. - Кейт решилась разом со всем покончить. - В статье необходимо сделать упор на то, что речь идет о самой последней информации. Если у вас найдется еще пара минут, не будете ли вы так добры показать мне самого последнего пациента, поступившего в вашу клинику. - Думаю, это будет не так просто. Последним пациентом была женщина, поступившая к нам около месяца назад, и спустя две недели после поступления она умерла. - А-а. Тогда, возможно, не стоит упоминать о ней. Так. А никто не поступал за последние два дня? Не было ли одного человека чрезвычайно высокого роста, крупного и светловолосого, скандинавского типа, возможно, в меховой шубе или с кувалдой? К примеру, скажем, - внезапно к ней пришло озарение, - было какое-нибудь повторное поступление? Стэндиш посмотрел на нее со все возрастающим подозрением. - Мисс э... - Шехтер. - Мисс Шехтер, у меня начинает появляться ощущение, что целью вашего пребывания в клинике является совсем не... Он не успел закончить, так как дверь в этот момент позади них распахнулась. Стэндиш оглянулся посмотреть, кто там, и как только он понял это, манера его полностью изменилась. Он жестом показал Кейт, чтоб она отошла в сторону, как только в дверях показалась широкая каталка, которую вез санитар. Следом шли медсестра и няня в качестве дополнительного обслуживающего персонала, и со стороны они напоминали скорее участников некой процессии, чем просто медперсонал, занятый своим обычным делом. На каталке лежал благородно дряхлый старик, кожа которого была похожа на старинный пергамент. Задняя стенка каталки была слегка приподнята, чтобы старик мог обозревать мир, окружающий его, и он его обозревал с выражением снисходительного презрения. Рот его был слегка приоткрыт, а голова лежала на подушке несколько расслабленно, так что когда каталка проезжала по чуть менее ровной поверхности, голова откатывалась в одну или другую сторону. Несмотря на свое апатичное состояние, он излучал тихую и спокойную уверенность человека, которому принадлежит все. Все это можно было прочесть посредством его единственного глаза. На чем бы он ни задерживался - будь то вид из окна, или медсестра, которая придерживала дверь, чтобы каталка могла беспрепятственно проходить в нее, или мистер Стэндиш, ставший вдруг до подобострастия предупредительным, - все эти вещи собирались воедино в сферу контроля, осуществляемого его глазом. Кейт на минуту задумалась, как может быть, чтобы глаза передавали такое несметное количество информации о своих владельцах. Ведь они представляют собой всего лишь стекловидное тело. Что нового могло появиться в них с возрастом, если не считать покраснения и слезливости. Радужная оболочка то открывалась, то закрывалась - вот и все. Как могли они отражать такой поток информации, в особенности если речь шла о человеке, у которого этот орган был в единственном экземпляре, а на месте второго находилась лишь вялая складка кожи? Ход ее мыслей был прерван тем, что как раз в этот момент вышеупомянутый глаз переключился со Стэндиша на нее. Цепкая сила его приводила в такую жуть, что Кейт чуть не закричала. Едва заметным, почти призрачным жестом старик дал понять санитару, который вез каталку, чтоб он остановился. Как только она была остановлена и звуков от колес не стало слышно, воцарилась тишина, которую нарушал лишь отдаленный шум работающего лифта. Но вот затих даже лифт. Кейт ответила на его взгляд, изобразив недоумение, словно хотела спросить "Простите, мы знакомы?", а потом этот же вопрос задала и себе. В его лице ей почудилось сходство с кем-то, но до конца она так и не уловила. Она не могла не заметить, что хоть это и была обычная каталка, но белье, в котором утопали его руки, было белоснежным и только что отутюженным. Мистер Стэндиш деликатно кашлянул и сказал: - Мисс э... это пациент, которым мы больше всего гордимся и дорожим, мистер... - Вам удобно, мистер Одвин? - поспешила прийти ему на помощь старшая сестра. Но это было излишне. Единственное имя, которое Стэндиш помнил всегда, было как раз имя этого пациента. Одвин предупредил ее расспросы самым невесомым жестом. - Мистер Одвин, - обратился к нему Стэндиш, - это мисс э... - Кейт собралась в который уже раз подсказать ему свое имя, как вдруг произошло невероятное. - Я прекрасно знаю, кто это, - сказал Одвин тихим, но отчетливым голосом, посмотрев на нее своим единственным глазом так же многозначительно, как аэрозоль посмотрел бы на осу. Кейт постаралась говорить официально и в" английской манере. - Боюсь, - сказала она холодно-чопорно, - у вас есть передо мной преимущество. - Да, - подтвердил Одвин. Он сделал знак санитару, и процессия возобновила свое неторопливое шествие по коридору. Стэндиш и старшая сестра переглянулись, и вдруг Кейт обнаружила с изумлением, что в коридоре кроме них было еще одну существо. В его внезапном появлении не было, по всей видимости, ничего сверхъестественного. Все это время он находился за каталкой, а поскольку его рост, вернее, недостаток роста, делал его невидимым, она не заметила его раньше, пока каталка не сдвинулась. До его появления мир был намного лучше. Есть люди, к которым вы проникаетесь симпатией с первого взгляда, другие начинают вам нравиться с течением времени, а есть и такие, которых хочется оттолкнуть от себя подальше какой-нибудь палкой с острым концом. Кейт сразу стало ясно, в какую из этих категорий попадал Тоу Рэг. Он ухмыльнулся и уставился на нее или, скорее, на воображаемую муху, которая кружилась около ее головы. Он подскочил к ней, схватил ее руку, прежде чем она смогла этому помешать, и дернул ее изо всех сил вверх и вниз. - У меня тоже есть перед вами преимущество, мисс Шехтер, - сказал он и в каком-то диком веселье побежал вприпрыжку по коридору. 12 Большой, респектабельно-важного вида фургон плавно проехал вниз по подъездной аллее, показался в выложенных из камня воротах и так же плавно и степенно свернул с гравия аллеи на основную дорогу. Это была деревенская дорога с односторонним движением, окаймленная с двух сторон рядами застывших деревьев - дубов без единого листочка и мертвых вязов. Высоко в небе серые тучи громоздились друг на друга подобно подушкам. Некоторое время еще можно было видеть величественное продвижение фургона по дороге, но вскоре он затерялся в ее бесчисленных изгибах и поворотах. Несколько минут спустя в воротах с гораздо менее степенным видом показался желтый "строен". Неуклюже выбравшись на дорогу, вихляя в разные стороны, он медленным аллюром двинулся в том же направлении. Кейт была совершенно выбита из колеи. Последние минуты были не из приятных. Нельзя сказать, что и перед этим Стэндиш был особенно любезен, но уж после их встречи с пациентом по имени Одвин он уже не скрывал своего откровенно враждебного отношения. Враждебность его была пугающей враждебностью человека, который сам чего-то боится. Но чего, Кейт не знала. Ему наверняка не давал покоя вопрос: кто она такая? Как ей удалось заполучить рекомендацию самого Алана Франклина, одного из самых известных и уважаемых специалистов в его области. Что ей надо? И - этот вопрос, пожалуй, волновал его больше всего - чем она могла вызвать неудовольствие мистера Одвина? Тяжелее всего ей приходилось на поворотах, когда машину страшным образом заносило, и чуть легче, но ненамного, когда она проезжала прямые участки. Однажды эта машина стала причиной вызова ее в суд - когда одно из передних колес отвалилось и решило совершить небольшую прогулку в своей собственной компании, что чуть не явилось причиной аварии на дороге. Полицейский - свидетель происшествия в речи на суде именовал ее не иначе, как "обвиняемая машина", и впоследствии это имя за ней закрепилось. Кейт души не чаяла в обвиняемой машине по многим причинам. Если, например, какая-нибудь дверца отваливалась, она спокойно могла сама без посторонней помощи поставить ее на место, что вряд ли было бы возможно, если б это был, скажем, какой-нибудь "БМВ". Ей было бы очень интересно узнать, совпадало ли то, что она ощущала, с тем, как она выглядела, если да, то лицо ее должно быть бледным и измученным, но зеркальце заднего вида валялось где-то под сиденьем, так что ей не суждено было удовлетворить свое любопытство. Стэндиш прямо весь побелел и затрясся от одной только мысли, что кто-то мог осмелиться рассердить мистера Одвина. Он тут же отверг все попытки Кейт отрицать, что ей что-либо о нем известно. Если это правда, то почему, спрашивал он ее, мистер Одвин ясно дал понять, что знает ее? Она хотела уличить мистера Одвина во лжи? В таком случае ей несдобровать. Кейт не знала, что ему ответить. Встреча с мистером Одвином была для нее какой-то сплошной загадкой. Но одно она должна была признать: от него исходили какая-то мощь и энергия. Он хотел смотреть на тебя - и ты никак не мог противодействовать, не мог не повиноваться его желанию. Но за этой его неприятной способностью смотреть остановившимся взглядом скрывалось, подобно подводным течениям, что-то еще неприятно-тревожащее. Этими подводными течениями были слабость и страх. Что касается второго существа... Несомненно, именно оно было причиной появления в последнее время многочисленных статеек в бульварной прессе, в тех разделах, где обычно печатали о самых гнусных и темных вещах под заголовком "Нечто гадкое в "Вудшеде". Все эти статейки, конечно, носили оскорбительный характер, и почти никто в стране не обращал на них никакого внимания, кроме всего-навсего нескольких миллионов, которые обожали оскорбительные и жестокие вещи. Во всех этих историях утверждалось, что жителей окрестностей Вудшеда "терроризировало" какое-то ужасно уродливое, гнусное существо, "похожее на гоблина", которое регулярно покидало пределы Вудшедской клиники и устраивало такие безобразия, описать которые язык не поворачивается. Кейт, как и большинство, считала, что на самом деле все было гораздо проще - просто какой-то бестолковый псих во время прогулки по окрестностям заблудился и до смерти напугал двух старушек, проходивших мимо, а остальное сочинили дебильные слюнявые репортеришки с Воппинг-стрит. Она не успокоилась, а, наоборот, еще больше разнервничалась. Он - оно? - знал, как ее зовут. И что из этого следует? Из этого последовало то, что она повернула не туда, куда нужно. Занятая своими мыслями, она проскочила поворот на главную дорогу, которая вела в Лондон, и теперь нужно было думать, как выходить из положения. Можно было сделать тройной поворот и вернуться обратно, но она очень давно уже не практиковала задний ход и не была уверена, чем все кончится, если попробовать проделать это сейчас. Она решила повернуть два раза направо и посмотреть, что из этого выйдет, - авось снова попадет на нужную дорогу, но слабая надежда на успех, естественно, не оправдалась. Она проехала еще две-три мили вперед, и хоть дорога была не та, судя, по расположению посветлевшего серого пятна в серых облаках, направление в целом было правильным. Через некоторое время она уже чувствовала себя на ней достаточно уверенно. Из попавшихся на пути нескольких дорожных знаков она поняла, что это дорога В, которая вела прямо в Лондон, и это устраивало ее во всех отношениях. Если бы она знала о ней раньше, то выбрала бы именно ее, а не перегруженную трассу, по которой обычно ездила. Итак, поездка оказалась крайне неудачной - лучше бы она осталась дома и целый день отмокала в ванне. Столько всего пережить, изнервничаться - и в результате так и не добиться цели. Цель, правда, была весьма абстрактной и не особо понятной ей самой, и уже одно это было достаточно неприятно. Ощущение тщеты, бесполезности и жуткой усталости навалилось на нее, не менее пасмурным было состояние неба, затянутого облаками. Уж не начинала ли она понемногу сходить с ума, спрашивала себя Кейт. В последние несколько дней жизнь словно вышла из-под ее контроля, ей было жутко осознавать, насколько все хрупко и как мало зависит от нее, если какой-то удар грома или метеорит может разом все разрушить. Выражение "удар грома" вошло в ее раздумья без предупреждения; и совершенно не зная, что с ним делать, она оставила его лежать на дне сознания, так же как оставила полотенце на полу, в ванной, не потрудившись его поднять. Как же она тосковала по солнечному свету! Внизу колеса ее машины перемалывали милю за милей, сверху давили тучи, и она все больше и больше оказывалась во власти пингвинов. В конце концов она почувствовала, что не в силах больше этого выносить, и решила, что вывести ее из этого состояния сможет только пешая прогулка на свежем воздухе. Кейт поставила машину на обочине, и не успела она это сделать, как в нее тут же врезался старый разбитый автомобиль марки "ягуар", который непрерывно ехал за ней уже семнадцать миль. 13 Ощутив порыв благородного негодования, Кейт, вся кипя, выскочила из машины и бросилась к водителю другой машины с намерением высказать ему все, что она о нем думала, водитель же в этот момент вылезал из своей машины, чтобы то же самое высказать Кейт. - Вы что, не видите, куда едете? - заорала она на него. Это был мужчина довольно пухлого телосложения, одетый в длиннющее кожаное пальто и достаточно уродливую красную шляпу - не самая удобная для вождения одежда. Последнее пробудило сочувствие Кейт. - Почему это я не смотрю, куда еду? - ответил он возбужденно. - А вы разве не смотрите в свое зеркальце заднего вида? - Нет, - вызывающе сказала Кейт, воинственно подбоченясь. - Ах вот как, - изумился ее противник. - И можно узнать почему? - Потому что оно лежит под сиденьем. - Понятно, - усмехнулся он. - Спасибо за откровенность. У вас есть адвокат? - Обычно да, - ответила Кейт. Это было сказано с надменным и вызывающим видом. - Стоящий адвокат? - спросил мужчина в шляпе. - Мне он понадобится. Моего адвоката на время засадили в тюрьму. - Но вы никак не можете пользоваться услугами моего адвоката. - Почему же? - Не стройте из себя идиота. Речь идет о столкновении противоположных интересов. Ее противник скрестил руки на груди и облокотился на кожух своей машины. Некоторое время он обозревал окрестности. Узкая дорога становилась все менее различимой по мере того, как на местность опускались зимние сумерки. На секунду он влез в машину, чтобы включить подфарники и предупреждающие задние огни. Мерцая янтарным светом, задние огни уютно осветили чахлую траву на обочине. Передние фары не было видно, так как они были погребены в фарах "ситроена", принадлежащего Кейт, так что мигать они были просто не в состоянии. После этого он вновь занял прежнее положение и оценивающим взглядом принялся рассматривать Кейт. - Вы водитель, - начал он, - причем я употребляю это слово в наиболее условном смысле, подразумевая под ним того человека, кто занимает сиденье у руля в том, что я буду именовать - используя данный термин без всякого заднего смысла - машиной, в тот момент, когда она передвигается по дороге, который справляется с этой функцией потрясающе, можно сказать - невероятно отвратительно, не обладая ни малейшими представлениями, как это нужно делать. Вы улавливаете ход моих рассуждений? - Нет. - Я хотел сказать, что вы плохо водите машину. Знаете ли вы, что уже на протяжении более чем семнадцати миль вы занимали чуть не всю дорогу? - Семнадцать миль! - вскричала Кейт. - Вы что, все это время ехали за мной? - Лишь до какого-то момента, - ответил Дирк. - Я пытался придерживаться этой стороны дороги. - Понятно. Ну что ж, я также очень вам благодарна за откровенность. То, что вы делали, должна сказать, просто возмутительно. Я бы посоветовала вам найти очень квалифицированного адвоката, потому что ему не избежать ударов раскаленными и острыми шпагами, которые вонзит в него мой адвокат. - Тогда, может быть, мне лучше найти себе кебаб вместо адвоката? - В вас у самого такой вид, как будто вы запихали в себя трудно определимое количество этих кебабов. Могу я узнать, с какой целью вы преследовали меня на протяжении стольких миль? - У вас был вид человека, который знает, куда едет. Во всяком случае, поначалу. Первые сто ярдов или около того. - Какое вам дело до того, куда я еду? - Это имеет прямое отношение к технике моей навигации. Кейт сощурила глаза. Она уже собиралась было потребовать от него полных и исчерпывающих объяснений по поводу этой ремарки, но тут около них притормозил проезжавший белый "форд-сьерра". Из окна показалась голова водителя. - У вас что, авария? - выкрикнул он, обращаясь к ним. - Да. - Ха! - сказал он и поехал дальше. Через пару секунд возле них остановился "пежо". - Кто это был? - осведомился водитель, имея в виду водителя предыдущей машины, которая останавливалась. - Не знаю, - ответил Дирк. - Не знаете? - сказал водитель. - Кстати, у вас такой вид, как будто вы попали в аварию. - Да, - ответил Дирк. - Я так и подумал, - сказал водитель и поехал дальше. - Ну и водители стали в наше время, раньше они были не такие, правда? - сказал Дирк Кейт. - А те, что наезжают сзади, - тоже порядочные скоты, - парировала Кейт. - Так почему все-таки вы меня преследовали? Вы, наверное, догадываетесь, что после всего этого мне трудно составить о вас хорошее мнение. - Все объясняется очень просто, - сказал Дирк. - Обычно я всегда пристраиваюсь за какой-нибудь машиной. Но на этот раз я сделал это не специально - просто заблудился и пытался увернуться от летевшего навстречу грузовика, который занял все пространство дороги. Единственный способ это сделать - съехать на боковую дорожку, где невозможно было повернуть в обратную сторону. Проехав по ней некоторое расстояние вперед, я совершенно заблудился. Одна школа философской мысли считает, что в таких случаях следует свериться с картой, но мне так и хочется им возразить по этому поводу: "Ха! А если нет карты? Что, если у вас есть карта, но только Дордони?" У меня есть своя собственная стратегия на этот счет - найти машину или ее аналог, которая едет достаточно уверенно, и пристроиться за ней. Я не всегда попадаю таким образом туда, куда собирался ехать, зато иногда туда, куда, оказывалось, нужно попасть. Так что вы скажете по этому поводу? - Маразм. - Четкий и ясный ответ. Поздравляю. - Я хотела сказать, кроме того, что сама иногда делала то же самое, но не дошла пока до того, чтобы позволять такое другим. - Мудрое решение, - одобрил Дирк. - Не стоит особенно об этом распространяться каждому встречному. Оставляйте над этим завесу загадки - мой вам совет. - Я не нуждаюсь в ваших советах. Куда вы направлялись до того, как решили, что путешествие длиной в семнадцать миль в обратном направлении приведет вас к желанной цели? - В местечко под названием "Вудшед". - А, в психушку. - А вы что, знаете ее? - Уже семнадцать миль, как я еду прочь от этого места, и хотела бы быть от нее еще дальше. В какой палате вас должны положить? Мне нужно знать, куда высылать счет за ремонт машины. - Там нет никаких палат, - возразил Дирк, - а кроме того, они бы очень сильно огорчились, если бы услышали, что вы называете их клинику психушкой. - Если их это огорчит, я могу только радоваться. Дирк посмотрел вокруг. - Какой прекрасный вечер! - сказал он. - Ничего подобного. - Понятно, - сказал Дирк. - У вас, если можно так выразиться, вид человека, для которого прошедший день не был источником радости или духовного обновления. - Это уж точно, будь он проклят, - ответила Кейт. - У меня был такой день, после которого даже святой Франциск Ассизский мог отлупить невинных детей. Особенно если объединить этот день вместе со вторником - последним днем перед тем, как я потеряла сознание. А теперь еще эта неприятность с машиной. Единственный положительный момент во всей этой истории, что я, по крайней мере, нахожусь не в Осло. - Могу представить себе, как вас радует этот факт. - Я не сказала, что он меня радует. Просто это единственное, что удерживает меня от того, чтобы застрелиться. Но так или иначе благодаря вам можно было избавить себя от хлопот подобного рода, поскольку вы как раз собирались мне в этом помочь. - Вы и сами были в этом моим помощником, Шехтер. - Прекратите! - Прекратить что? - Произносить мое имя! Все люди, которых я вижу впервые в жизни, знают, как меня зовут. Нельзя ли хоть на секунду прекратить знать мое имя? Как может в девушке оставаться что-то загадочное при таких условиях? Единственный человек, который не знал моего имени, был как раз тот, кому я представилась. Ну хорошо, - сказала она, направив на Дирка обличающий перст, - поскольку вы не какое-то сверхъестественное существо, объясните мне, откуда вам известно мое имя. Я не выпущу из рук галстук, пока вы мне не расскажете. - Для этого надо его держать. - Уже держу, негодяй. - Отпустите его! - С какой целью вы все время ехали за мной? - не отступала Кейт. - Откуда вы знаете, как меня зовут? - Я действительно ехал за вами по той причине, которую уже сообщил. Что касается вашего имени, так вы, можно сказать, сами мне его сказали. - Я его не говорила. - Уверяю вас, говорили. - Ваш галстук по-прежнему у меня. - Если вы собирались лететь в Осло, но начиная со вторника были без сознания, значит, в момент взрыва вы находились, по всей вероятности, у той самой стойки регистрации пассажиров в аэропорту Хитроу, которая взорвалась столь необъяснимым образом. Обо всем этом писали в газетах. Если все эти сообщения прошли мимо вас, то, по-видимому, потому, что вы находились в те дни в бессознательном состоянии. Я упустил их по причине сильнейшей апатии, в которую был погружен, но события сегодняшнего дня не могли не заставить меня обратить внимание на этот случай. Кейт нехотя отпустила его галстук, но продолжала смотреть на него с подозрением. - Ах вот как? - сказала она. - И что это за события? - Весьма тревожные, - сказал Дирк, приводя в порядок свою одежду. - Если даже вы рассказали о себе, то факт посещения вами клиники "Вудшед" устранил оставшиеся сомнения. Могу догадаться по вашему настрою - одновременно воинственному и полному уныния, - что того человека, которого вы искали, там не оказалось. - Что? - Можете забрать его - пожалуйста, - сказал Дирк, быстро сдернув с себя галстук и протянув его Кейт. - Сегодня, перед тем как встретить вас, я случайно познакомился с медсестрой из больницы, где вы лежали. Первоначальное общение с ней вызывало у меня по разным причинам сильнейшее желание резко и как можно быстрее покончить с ним. И только когда я уже вышел на улицу, где мне пришлось отражать нападение одного из представителей дикой природы и фауны, одно из ее слов, смутно долетевших до меня, поразило меня как гром среди ясного неба. У меня возникла идея, которая могла показаться фантастически неправдоподобной. Но, как и большинство фантастически, дико неправдоподобных идей, она заслуживала рассмотрения ничуть не меньше, чем более земная и правдоподобная, под которую с огромным усилием требовалось подгонять факты. Я вернулся, чтобы расспросить ее поподробнее, и она рассказала, что рано утром одного весьма необычного пациента переводили в другую больницу под названием "Вудшед". Кроме того, она призналась, что одна из пациенток проявляла почти неприличное любопытство, пытаясь вытянуть всевозможные сведения о нем. Этой пациенткой была мисс Кейт Шехтер, и, я думаю, вы согласитесь, мисс Шехтер, что мои методы навигации имеют свои преимущества. Я могу не оказаться там, куда я намеревался попасть, зато, мне кажется, я оказался там, где нужно. 14 Примерно полчаса спустя подъехал здоровенный верзила из местной автомастерской - на пикапе, с буксирным тросом и сыном. Вникнув в ситуацию, он отправил сына вместе с пикапом в какое-то другое место, где у него был еще один заказ, прицепил трос к машине Кейт и сам оттащил ее к гаражу. Минуту или две Кейт сохраняла спокойствие, а потом сказала: - Он сделал это только потому, что я американка. Механик порекомендовал им местный небольшой пивной бар, сказав, что он зайдет за ними туда, как только разберется, что с машиной. Поскольку ущерб, нанесенный "ягуару" Дирка, состоял только в потере правой передней фары, а Дирк утверждал, что направо ему случается поворачивать крайне редко, они поехали на нем в бар, тем более что эт