заставил встать на их сторону
тот факт, что спустя неделю после начала Кампании в печать просочились
сведения о том, что великий Халезмский Собор не только был снесен, чтобы
построить новые ионо-очистные сооружения, но и что строительство очистных
сооружений чересчур затянулось, и поэтому, чтобы начать поставки очищенных
ионов в срок, пришлось перенести его в прошлое так далеко, что Халезмский
Собор, собственно, никогда и не был построен. Открытки с видами собора
внезапно стали стоить целое состояние.
Таким образом, немалая часть истории утрачена для нас навсегда. Борцы
Кампании за Реальное Время утверждают, что, как развитие транспорта и связи
привело к глобализации и разрушило различия между странами и мирами, так
путешествия во времени разрушают различия между эпохами. Прошлое, говорят
они, стало теперь заграницей: там все точно так же, как у нас.
Глава 16
Материализовавшись, Артур немедленно принялся, пошатываясь, хвататься
за горло, за сердце и за прочие части тела, как делал это непременно после
каждой из этих ненавистных и крайне болезненных материализаций, к которым он
исполнился решимости не дать себе привыкнуть.
Артур огляделся в поисках своих спутников.
Их не было.
Артур огляделся в поисках своих спутников еще раз.
Их по-прежнему не было.
Артур закрыл глаза.
Артур открыл глаза.
Артур огляделся в поисках своих спутников.
Те упорно отсутствовали.
Артур снова закрыл глаза, готовясь повторить это абсолютно бесполезное
упражнение, и только сейчас, благодаря тому, что глаза его были закрыты, его
мозг начал анализировать то, что только что видели его глаза, будучи
открытыми, и от этого анализа брови Артура озадаченно съехались к
переносице.
Артур открыл глаза, чтобы проверить себя, но брови не разъехались.
Напротив, они скорее начали закрепляться на захваченных позициях.
Если это и был праздничный банкет, то праздник явно не удался. Он не
удался настолько, что все участники, похоже, уже сбежали. Артур почти сразу
отбросил эту версию. Совершенно очевидно, это был не банкет. Это было больше
похоже на пещеру, лабиринт или какой-то туннель -- сказать наверняка было
нельзя, не хватало света. Артура окружала сырая холодная тьма. Единственным
звуком было эхо его собственного дыхания, и дыхание было учащенным. Артур
кашлянул тихонько, и был вынужден выслушать, как призрачное эхо его кашля
удалилось по извилистым коридорам и невидимым залам, а потом вернулось к
нему такими же коридорами, словно затем, чтобы спросить: "Ась?"
Та же участь постигала любой малейший звук, который Артуру приходилось
издавать, и это его весьма нервировало. Он попытался было напеть какую-то
веселую песенку, но она вернулась к нему похоронным маршем, и он прекратил
пение.
Внезапно перед его глазами встали картины из рассказа Старпердуппеля.
Ему вдруг показалось, что смертоносные белые роботы вот-вот выскочат из
темноты и набросятся на него. Артур перестал дышать. Роботы не появлялись.
Артур начал дышать снова. Он не знал, чего ждать.
Но кто-то или что-то, судя по всему, знало, чего или кого ждет, потому
что в этот миг перед в черноте перед Артуром зажглись яркие зеленые неоновые
буквы. Буквы беззвучно гласили:
ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА
Надпись мигнула и погасла, и Артуру не понравилось, как она это
сделала. Артуру показалось, что погасла она, как-то издевательски подмигнув
ему. Артур попытался убедить себя, что все это лишь дурацкая игра его
воспаленного воображения. Неоновые буквы -- они либо горят, либо не горят, в
зависимости от того, бежит ли по ним электрический ток или не бежит. И они
никак не могут, твердо сказал он себе, переходить из одного состояния в
другое, издевательски подмигивая. Несмотря на это, Артур поежился в своем
халате.
Внезапно во мраке снова вспыхнули неоновые буквы. На этот раз, правда,
это были лишь знаки препинания; вот такие:
...,
только зеленые.
Надпись, понял вдруг Артур, поглазев на нее пару секунд, намекает, что
продолжение следует, и что мысль не закончена. Намекает, отметил Артур, с
бесчеловечной настойчивостью. По меньшей мере, с нечеловеческой.
Мысль закончили два слова:
Артур Дент.
Артур помотал головой. Потом перестал и присмотрелся. Буквы по-прежнему
означали "Артур Дент". Артур опять помотал головой.
Надпись снова мигнула и исчезла, оставив его в темноте с расплывчатыми
малиновыми буквами его имени, мерцающими на сетчатке глаз.
Добро пожаловать,
загорелась вдруг снова надпись. Ачерез секунду добавила:
В чем я лично сомневаюсь.
Ледяной страх, подбиравшийся к Артуру все это время, дожидался только
этого, чтобы охватить его. Артур попытался побороть его. Он даже встал в
боевую стойку, как видел это у одного типа по телевизору, но у того типа,
должно быть, колени были потверже. Артур чуть не вывихнул глаза, вглядываясь
во мрак.
-- Эй... Есть тут кто-нибудь? -- позвал Артур. Прокашлявшись, он
повторил свой вопрос, уже без "эй".
Где-то вдалеке, на том конце коридора кто-то вдруг начал бить в большой
барабан.
Артур слушал несколько секунд, пока не понял, что это бьется его
сердце.
Артур послушал еще несколько секунд и понял, что это не стук его
сердца, а большой барабан, в который кто-то бьет на том конце коридора.
Крупные капли пота выступили у Артура на лбу, собрались с духом и
тронулись в путь. Артур оперся ладонью о пол, чтобы поправить свою боевую
стойку, которая как-то не держалась. Надпись снова переменилась. Она
гласила:
Не надо волноваться.
Выдержав паузу, надпись добавила:
Волноваться поздно,
Артур Дент.
Берегись,
если можешь.
После этого надпись погасла окончательно. Глаза у Артура полезли на лоб
-- он не смог определить, пытались ли они всмотреться в окружающую тьму, или
попросту спасались бегством.
-- Кто здесь? -- спросил Артур, постаравшись придать голосу
аггрессивности и уверенности в себе. -- Есть здесь кто?
Никто не ответил ему, и ничто не отозвалось.
Это встревожило Артура Дента еще больше, чем любой ответ, и он начал
пятиться назад от пугающей черной пустоты. И чем больше он пятился, тем
больше она его пугала. Вскоре он понял, в чем дело: во всех фильмах, которые
он видел, люди всегда пятились от чего-нибудь страшного и ужасного только
затем, чтобы натолкнуться на него задом.
Тут ему пришло в голову, что нужно поскорее обернуться.
Он обернулся.
Перед ним ничего не было. Лишь чернота и пустота.
Это совсем испугало Артура, и он начал пятиться от этой черной пустоты,
туда, откуда только что пришел задом.
Попятившись так немного, Артур вдруг подумал, что теперь он пятится
прямехонько к тому, от чего пятился только что. Артур был вынужден
согласиться с тем, что это довольно-таки глупо. Поэтому он решил, что лучше
будет пятиться обратно, назад от того, от чего он пятился сначала, и Артур
развернулся.
Тут выяснилось, что вторая мысль была дельной: развернувшись, Артур
оказался лицом к лицу с неописуемо безобразным чудовищем, беззвучно стоявшим
за его спиной. Артур заорал диким голосом; все его органы рванулись в одну
сторону, а тело в другую, мозг же лихорадочно пытался вычислить, через какое
ухо будет лучше всего бежать.
-- Картина Репина "Не ждали"? Не узнаем старых знакомых?-- промолвило
чудовище, и Артур невольно удивился такому приветствию: он видел чудовище в
первый раз, судя хотя бы уже по тому, что до сих пор неплохо спал по ночам.
Чудовище было просто... просто... просто...
Артур таращился на него, а оно стояло совершенно неподвижно. И
выглядело смутно знакомым.
Ледяное спокойствие овладело вдруг Артуром, который понял, что смотрит
на двухметровую голограмму обычной мясной мухи.
Интересно, зачем это кому-то понадобилось показывать мне двухметровую
голограмму мясной мухи? -- подумал Артур. И интересно, чей это был голос?
Муха пропала.
-- Может быть, ты лучше помнишь меня таким? -- спросил вдруг голос, и
голос был глухим, низким, недобрым, и прозвучал, словно черная кипящая
смола, собравшаяся выплеснуться из своей прокопченой бочки на асфальт с
дурными намерениями.
Со щелчком перед Артуром в темном лабиринте появился кролик, огромный,
чудовищный, жутко пушистый прелестный кролик -- тоже картинка, но такая, что
можно было разглядеть каждую прелестную пушинку кроличьего меха. В
прелестных блестящих карих глазенках кролика Артур с изумлением увидел свое
отражение.
-- Родился и вырос во мраке, -- продолжал голос. -- Одним прекрасным
утром впервые высунул голову из норки на яркий и теплый солнечный свет -- и
ее немедленно раскроило что-то, подозрительно похожее на примитивное
кремневое рубило. Его создали твои руки, Артур Дент, и пустили в ход они же.
Я помню, каким оно было твердым. Из моей шкурки ты сделал себе мешочек для
интересных камешков. Это мне известно, потому что в следующей жизни я был
мухой. Ты убил меня. Как всегда. Только на этот раз ты убил меня мешочком,
сделанным из моей же драгоценной шкурки. Ты, Артур Дент, не только жестокий
и бессердечный человек -- ты еще и поразительный циник.
Артур раскрыл рот, и голос помолчал немного.
-- Я вижу, мешочек не при тебе, -- сказал он наконец, -- Должно быть,
он тебе наскучил?
Артур беспомощно замотал головой. Он хотел объяснить, что на самом деле
мешочек ему очень нравился, и он не спускал с него глаз и брал его с собой,
куда бы ни шел, но что почему-то, и это началось довольно давно, всякий раз,
путешествуя куда-нибудь, Артур прибывал на место назначения не со своим
багажом, и что, престранным образом, даже вот сейчас он вдруг обнаружил, что
мешочек, который был у него только что, стал косметичкой из мерзкой
искусственной леопардовой шкуры, и что это не тот мешочек, который был у
него всего несколько минут назад, до того, как он попал в это непонятное
место, и не такой предмет, который он бы стал носить, и одному богу
известно, что лежит в этой косметичке, потому что она не его, и что он
дорого дал бы за то, чтобы вернуть себе тот самый, собственноручно сшитый им
самим мешочек, хотя, разумеется, ему ужасно неловко и совестно, что он так
неосмотрительно экспроприировал его, точнее, его составляющие компоненты, а
именно кроличью шкурку, у их предыдущего владельца, а именно кролика, с
которым он сейчас имеет честь тщетно пытаться беседовать.
Вслух Артур сказал только "Э-э-э..."
-- Познакомься с ящерицей, которую ты раздавил, -- продолжал голос.
И в коридоре рядом с Артуром возникла гигантская зеленая чешуйчатая
ящерица. Артур отскочил, невольно вскрикнув, и очутился посреди кролика. Он
невольно вскрикнул еще раз, но отскакивать было уже некуда.
-- Это тоже был я, -- продолжал голос, низкий и угрожающий, -- что,
впрочем, тебе и так известно...
-- Что значит "известно" -- возмущенно воскликнул Артур. -- Откуда
известно?
-- Самое забавное в реинкарнации, -- злобно прошипел голос, -- это то,
что большинство людей и духов совершенно не знают, что участвуют в ней.
Голос выдержал эффектную паузу. Что касается Артура, то для него этот
эффект был уже скорее излишним.
-- Но я знаю, -- хрипло прошептал голос. -- Я понял. Не сразу.
Постепенно.
Говорящий помолчал снова и вздохнул.
-- Это было неизбежно, -- сказал он. -- Когда одно и то же происходит с
тобой раз за разом, без конца -- что тебе остается? В каждой своей жизни я
был убит Артуром Дентом. Во всех мирах, во всех телах, во всех временах.
Стоит мне только немного пообвыкнуть, обжиться -- как является Артур Дент и
убивает меня. Этого трудно не заметить. Это обращает на себя внимание.
Наводит, черт возьми, на мысли! "Странное дело", говорил себе мой дух, вновь
устремляясь прочь после очередной неудачной, от-Дентованной попытки
обосноваться в мире живых, "Странное дело! Этот тип, который наступил на
меня, когда я скакал себе к своей любимой луже, мне кого-то напоминает!" И
постепенно я вспомнил все. Я все вспомнил, Дент! Весь твой бесчеловечный
меняцид!
Отзвуки его голоса разносились по коридорам. Артур стоял, холодея от
ужаса, и только протестующе мотал головой.
-- Вот этот миг, Дент! -- воскликнул голос, сорвавшись от злобы, -- вот
когда я вдруг все понял!
То, что тотчас же разверзлось перед Артуром, заставив его невольно
ахнуть, было неописуемо ужасно, но мы все же попытаемся описать, как ужасно
оно было. Это была огромная сырая пещера, стены которой двигались, а на дне
что-то большое, склизкое, шершавое, похожее на кита, ворочалось и ползало по
чудовищным белым надгробиям вдоль стен. Высокий свод пещеры уходил во тьму,
в которой можно было различить устья двух еще более ужасных пещер, откуда...
Артур Дент вдруг понял, что смотрит на свою собственную ротовую
полость, и что внимание его изо всех сил обращают на живую устрицу,
беспомощно летящую в ее недра.
Вскрикнув, Артур отшатнулся и закрыл глаза.
Когда он открыл их, ужасное видение пропало. В коридоре было темно и,
на какое-то время, тихо. Артур был оставлен наедине со своими мыслями. Мысли
эти были достаточно неприятными, и Артур охотно предпочел бы им какие-нибудь
другие.
Тишину нарушил глухой рокот, с которым большая часть стены вдруг
отъехала в сторону. За ней покамест царил непроницаемый мрак. Артур заглянул
туда опасливо, как крыса заглядывает в темную конуру фокстерьера.
Голос заговорил снова.
-- Скажи, что это было случайное совпадение, -- потребовал он. -- Ну,
скажи, что это все совпадение!
-- Это все совпадение! -- быстро воскликнул Артур.
-- Черта с два! -- прогремело в ответ.
-- Да совпадение же, честное слово! Случайное совпадение!
-- Никакое не совпадение! -- проревел голос. -- Не будь я Аграджаг!!!
-- А вы утверждаете, -- спросил Артур, -- что именно так вас и зовут?
-- Вот именно! -- прошипел Аграджаг, словно решив за Артура сложную
головоломку.
-- Но я все-таки уверен, что это всего лишь совпадение! -- повторил
Артур.
-- Войди сюда и повтори! -- взвыл голос, снова неожиданно пустив
петуха.
И Артур вошел и повторил -- или, точнее сказать, почти повторил: на
слове "совпадение" язык его примерз к небу, потому что зажегся свет, и Артур
увидел, куда он вошел.
Это был Храм Ненависти.
Это было произведение не извращенного, а просто напрочь развороченного
ума.
Храм был огромен. Храм был ужасен.
Посреди него возвышалась Статуя. О ней мы расскажем чуть-чуть погодя.
Огромный, непостижимо огромный зал выглядел так, словно был вырублен в
монолитной скале, и причиной тому было то самое обстоятельство, что он и
вправду был вырублен именно в ней. Артуру, стоящему на полу и
разглядывающему его с открытым ртом, показалось, что зал тошнотворно
кружится за его спиной.
Зал был сплошь черным.
А там, где он не был сплошь черным, хотелось, чтобы он был таковым,
потому что цвета, подчеркивавшие некоторые невыразимые детали его
архитектуры, были выбраны из спектра самых глазодробительных оттенков, от
ультра-лихолетового до инфра-страшного, включая тускло-захиреневый,
неумолиновый, желчную похру, ультраморин и провиантовую зелень.
Невыразимыми деталями архитектуры, которые подчеркивали эти цвета, были
горгульи, да такие, какие лишили бы аппетита самого Фрэнсиса Бэкона. Все
горгульи со стен, с капителей колонн, с балок, контрфорсов и хоров смотрели
в центр зала, на Статую, к описанию которой мы вот-вот перейдем.
И если горгульи лишили бы аппетита самого Фрэнсиса Бэкона, то, судя по
лицам горгулий, Статуя заставила бы самих горгулий отказаться от завтрака,
если бы они были живы, что было невозможно, и если бы кто-нибудь вздумал
предложить им завтрак, что было равно невозможно.
Необозримые стены Храма были покрыты барельефами в память всех невинных
существ, павших жертвой Артура Дента. Имена некоторых существ, увековеченных
на барельефах, были подчеркнуты и отмечены звездочками. Так, к примеру, имя
коровы, которую забили, и из чьих филейных частей Артуру Денту было угодно
откушать бифштекс, было подчеркнуто жирной чертой, тогда как имя рыбки,
которую Артур собственноручно поймал, а потом усомнился в ней и оставил ее в
тарелке, было подчеркнуто дважды, помечено тремя звездочками и еще
крестиком, для вящей доходчивости.
И, что было самое ужасное -- не считая Статуи, к которой мы медленно,
но верно подбираемся -- так это ужасающая ясность, что все эти люди, звери и
насекомые были в самом деле одним и тем же существом, повторяющимся
бесконечно.
И было не менее ужасающе ясно, что это существо, пусть необоснованно,
но ужасно расстроено. Пожалуй, точнее было бы сказать, что расстройство его
достигло невиданного во Вселенной уровня. Это было расстройство эпическое,
расстройство, пылающее жгучим пламенем, расстройство, охватываюшее всю
беспредельность времени и пространства своей черной тенью.
И это расстройство нашло свое полное выражение в Статуе, стоявшей
посреди всего этого чудовищного храма. Она изображала Артура Дента, и
изображала, мягко говоря, без прикрас. Высотой с пятиэтажный дом, каждым
сантиметром своим она старалась нанести оскорбление своему прообразу, а
высоты ее хватило бы на то, чтобы испортить настроение и не такому
прообразу. От мельчайшего прыщика на переносице и до безобразной прорехи в
халате, в Артуре Денте не было ни одной детали, которую не поносил и не
бичевал бы зловредный скульптор.
Артур в его творении представал монстром, кровожадным безжалостным
извергом, прокладывающим свой путь по трупам ни в чем не повинной
воплощенной в едином существе Вселенной.
Каждой из тридцати рук, которыми наделил его скульптор в порыве
вдохновения, Артур либо свежевал кролика, либо бил муху, либо срывал
ромашку, либо вытаскивал из бороды блоху, либо делал что-нибудь другое, чего
Артур поначалу и не распознал. Бесчисленные ноги его в основном давили
муравьев.
Артур закрыл глаза руками, опустил голову и покачал ею из стороны в
сторону, охваченный ужасом и скорбью на то, как безумно устроен мир.
Когда же он открыл глаза, то перед ним возвышался не то человек, не то
зверь, не то что-то среднее -- существо, вечным палачом которого был Артур
Дент.
-- Р-р-р-р-р-р-а-а-а-а-р-р-р-р-р! -- сказал Аграджаг.
Более всего он был похож -- или оно было похоже -- на толстую злобную
летучую мышь. Подойдя к Артуру вплотную, он ткнул в него загнутым когтем.
-- Но послушайте!.. -- возразил Артур.
-- Р-р-р-р-р-р-а-а-а-а-а-р-р-р!!! -- сказал Аграджаг, и Артуру пришлось
согласиться с этим замечанием, принимая во внимание то обстоятельство, что
этот жуткий и несчастный одновременно призрак весьма его пугал.
Аграджаг был черен, огромен, кожист и морщинист.
Его перепончатые крылья, изломанные и продранные, пугали еще больше,
чем если бы были могучими и мускулистыми. Пугало в них, должно быть, то
упорство, с которым они продолжали существовать, несмотря на все законы
физики и биологии.
Аграджаг обладал самой впечатляющей коллекцией зубов. Все они,
казалось, были по одному позаимствованы у разных хищных зверей и вставлены в
его пасть под такими причудливыми углами, что попытка укусить что-нибудь
раскровавила бы ему пол-лица а, возможно, лишила бы и глаза.
Каждый из трех его маленьких глаз горел свирепым огнем и был не более
вменяем, чем глаза крокодила, очутившегося на березе.
-- Я был там, на крикете! -- прохрипел Аграджаг.
Это утверждение показалось Артуру таким диким, что он задохнулся.
-- Да не в этом теле, -- взвизгнуло чудовище, -- не в этом теле! Это
мое последнее тело. Это моя последняя жизнь. Это -- тело мести. Мой
последний шанс. И за него мне тоже пришлось побороться!
-- Но каким об...
-- Я был там, на крикете! -- прорычал Аграджаг. -- У меня было слабое
сердце, но, в конце концов, сказал я жене, что со мной может случиться на
крикете? Я же не играю, только смотрю! И вдруг прямо передо мной из воздуха
возникают два каких-то негодяя! Последнее, что я замечаю, прежде чем мое
бедное сердце окончательно разрывается от потрясения, это то, что один из
них -- Артур Дент, и в бороде у него -- кроличья косточка! Совпадение, да?
-- Конечно! -- горячо ответил Артур.
-- Ах, совпадение! -- взвыло чудовище, отчаянно замахав своими
изломанными крыльями и распоров себе правую щеку одним особенно ужасным
клыком. Приглядевшись -- помимо всякого желания -- Артур заметил, что почти
все лицо Аграджага покрыто обтрепанными лоскутками черного пластыря.
Артур испуганно попятился, задев рукой бороду и обнаружив, к своему
стыду, что кроличья косточка до сих пор торчит в ней. Артур нервно выдернул
ее и отшвырнул в сторону.
-- Ну, пойми же! -- воскликнул он, -- Это все судьба! Каприз судьбы.
Судьба играет человеком -- тобой и мной. Это все одно сплошное совпадение!
-- За что ты меня преследуешь, Дент? -- спросило чудовище, наступая на
Артура, отчаянно прихрамывая.
-- Да ни за что! Я не преследую тебя! Мне вообще до тебя нет никакого
дела!
Аграджаг не сводил с Артура своих горящих глаз:
-- А ты всех, до кого тебе нет дела, систематически и регулярно
уничтожаешь? Я бы сказал, довольно своеобразный паттерн социального
поведения! И я бы еще сказал: вранье!
-- Но послушай, -- взмолился Артур, -- мне очень жаль. Это все
чудовищная ошибка. И, кстати, мне пора. У тебя нет часов? Мне же надо
спасать Вселенную!
Артур отступил еще чуть-чуть назад. Аграджаг еще чуть-чуть придвинулся
к нему.
-- В какой-то момент, -- просипел он, -- я решил завязать. Какого
черта, подумал я. Не буду больше рождаться. Останусь на том свете. И что же
ты думаешь?
Артур движениями головы дал понять, что не думает по этому поводу
ничего и не горит желанием задуматься. В спину ему уперся холодный черный
камень, титаническим усилием скульптора превращенный в чудовищную пародию на
его домашние шлепанцы. Артур бросил взгляд на свою кошмарно извращенную
фигуру. Что делала одна из его рук, он так и не разгадал до сих пор.
-- Мне пришлось явиться в мир против моей воли, -- продолжал Аграджаг.
-- И кем! Горшком петуний! Это особенно счастливое мое существование
началось в горшке на высоте трехсот миль над поверхностью какой-то мрачной
планеты. Не самое уютное место для горшка петуний, скажешь ты? И будешь
прав. Эта жизнь закончилась очень скоро, тремя сотнями миль ниже. Посреди
останков кита. Моего собрата по несчастью.
Аграджаг с новой ненавистью оглядел Артура.
-- И по пути вниз, -- прорычал он, -- я видел шикарный белый звездолет.
А из иллюминатора этого шикарного звездолета выглядывал довольный Артур
Дент. Совпадение?!
-- Конечно! -- воскликнул Артур. Бросив еще один взгляд вверх, он
понял, что озадачивавшая го рука вызывала к жизни горшок с обреченными
петуниями. Это толкование не бросалось в глаза.
-- Мне пора, -- повторил Артур. -- Надо идти.
-- Пойдешь, -- сказал Аграджаг, -- но сначала я тебя убью.
-- Нет-нет, так не пойдет, -- залепетал Артур, карабкаясь на носок
своего каменного шлепанца, -- мне же нужно спасать Вселенную! Я должен найти
Серебряную Перекладину. Как же я ее найду -- мертвый?
-- Об этом надо было думать раньше, прежде чем начинать свою охоту на
меня! А помнишь Бету Ставромюля? Не помнишь? Там кто-то -- дай бог ему
здоровья -- пытался...
-- Я там никогда не был, -- сказал Артур.
-- ...пытался тебя застрелить, а ты присел. Угадай, в кого попала пуля?
Что ты сказал?
-- Я там никогда не был, -- повторил Артур. -- Не знаю, о чем ты
говоришь. Мне надо идти!
Аграджаг остановился.
-- Что значит не был? Был! И ты виновен в той моей смерти, там, как и
везде! Меня -- случайного прохожего! -- Аграджага сильно тряхнуло.
-- Я даже не слышал о таком месте, -- упорствовал Артур. -- И никто
никогда не пытался меня убить. Кроме тебя. Может быть, я еще только должен
туда попасть? В будущем?
Аграджаг замер в страшном прозрении:
-- Не слышал про Бету Ставромюля? В будущем?.. -- прошептал он.
-- Вот именно, -- подтвердил Артур. -- Я ничего не знаю про это место.
Я там ни разу не был и не собираюсь.
-- Ну, хочешь не хочешь, -- прорычал Аграджаг, -- а придется...
Звездец! -- взвыл он, озирая свой колоссальный Храм Ненависти. -- Я слишком
рано тебя сюда притащил!
Внезапно он развернулся и упер в Артура тяжелый ненавидящий взгляд:
-- Но я все равно тебя убью! -- проревел он. -- Даже если это логически
невозможно! Я все-таки попробую! Я разнесу всю гору! -- взвыл он. --
Посмотрим, как ты выпутаешься на этот раз, Дент!
Аграджаг, яростно хромая, бросился к небольшому черному жертвеннику. Он
кричал и ругался так свирепо, что исполосовал себе все лицо.
Артур спрыгнул со своего укрытия на носке собственного шлепанца и
побежал, чтобы перехватить обезумевшее чудовище. Он напрыгнул на него и
уронил злосчастное существо на жертвенник.
Аграджаг снова взвыл, судорожно дернулся и повернул на Артура безумный
глаз:
-- Что ты наделал! -- прохрипел он, -- Ты же убил меня! Ты же опять
меня убил! За что?..
По телу его пробежала короткая судорога, и Аграджаг рухнул, в своем
падении нажав на жертвеннике большую красную кнопку.
Сперва Артур остолбенел, потрясенный содеянным, а потом остолбенел от
сирен и звонков, внезапно разорвавших тишину и возвещавших о тревоге. Артур
затравленно огляделся. Единственным выходом был проем, через который он
попал сюда. Артур бросился в него, по пути отшвырнув в угол мерзкую
косметичку из искусственной леопардовой шкуры.
Наугад Артур несся по лабиринту, а сирены, клаксоны и мигалки,
казалось, неслись за ним по пятам.
Вдруг за одним из углов перед ним вспыхнул свет.
Но это была не вспышка. Это был дневной свет.
Глава 17
Хотя выше уже говорилось о том, что Земля -- единственная планета в
нашей Галактике, где Криккит, или крикет, был сочтен подходящим предметом
для игры, по каковой причине Землю долгое время сторонились все уважающие
себя цивилизации, это касается только нашей Галактики и, более точно, только
нашего измерения. В некоторых более высоких измерениях, где позволяют себе
больше, чем тут у нас, вот уже миллиарды лет в трансмерных эквивалентах
популярна прелюбопытная игра под названием брокианский ультра-крикет.
"Что греха таить, это глупая игра", -- пишет "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике". -- "Но ведь любой, кому случалось бывать в
по-настоящему высоких измерениях, прекрасно знает, что тамошняя публика --
сборище уродов и сикофантов, которых давно уже пора уморщить в старый
матрац, да и уморщат, как только кто-нибудь научится запускать ракеты под
прямым углом к реальности."
Это был еще один пример того, что в "Путеводитель вольного
путешественника по Галактике" может пристроиться любой случайный прохожий,
которому придет в голову зайти внутрь и заняться этим черным делом, особенно
если зайдет он около полудня, когда почти никого из штатных сотрудников на
рабочем месте нет.
И это, кстати, очень важный момент.
История "Путеводителя вольного путешественника по Галактике" -- это
история идеалов, борьбы, страстей, удач, неудач и невероятно длинных
обеденных перерывов.
Истоки "Путеводителя" -- вместе с большей частью его бухгалтерской
отчетности -- затеряны в веках.
По поводу других, более интересных теорий о том, где они затеряны, см.
ниже.
В большинстве дошедших до нас историй рассказывается о
редакторе-основателе по имени Хоккей Коньпедаль.
Хоккей Коньпедаль, рассказывается в них, основал "Путеводитель",
заложил в его основополагающие принципы честность и верность идеалам, после
чего заложил сами принципы и вылетел в трубу.
После этого он долгие годы провел в скитаниях и поисках. Он беседовал с
верными друзьями, сидел в темных комнатах в нелегальных состояниях сознания,
размышлял о том и о сем, упражнялся с гантелями, а потом, после случайной
встречи со Святыми Братьями-на-Обеде с планеты Вундон, которые учат тому,
что, как обед стоит во главе дня времени человеческого, а день времени
человеческого можно рассматривать как образ жизни духа человеческого, так и
Обед должен быть а) поставлен во главу жизни духа человеческого, и б)
заказан в достойном ресторане, Хоккей заново основал "Путеводитель", заложил
в его основу принципы честности и верности идеалов, добавив отверстие, в
которое можно эти принципы засунуть, и повел "Путеводитель" к его первым
крупным финансовым успехам.
Он также начал изучать и исследовать значение редакторского обеденного
перерыва, который впоследствии стал играть такую ключевую роль в истории
"Путеводителя", поскольку, благодаря ему, большую часть работы выполняют
теперь случайные прохожие, которым приходит в голову заглянуть в пустующие
около полудня кабинеты, и которые находят там дело себе по душе.
Вскоре после этого "Путеводитель" купил издательский дом "Мегадодо" с
Беты Малой Медведицы, поставив дело на широкую финансовую ногу и позволив
четвертому редактору Лигу Лурию Младшему поднять обеденные перерывы на такую
головокружительную высоту, что все потуги последующих редакторов,
устраивавших бесплатные обеденные перерывы для бедных, по сравнению с той
эпохой выглядели не лучше бутербродов с заветрившимся сыром.
Лиг Лурий, строго говоря, не сложил с себя должность главного редактора
-- он просто однажды днем вышел из своего кабинета, да так и не вернулся до
сих пор. Прошло уже около ста лет, но многие сотрудники верят, что он просто
выскочил за гамбургером, и еще вернется и поднажмет, как следует, во второй
половине рабочего дня. Формально все редакторы после Лига Лурия Младшего
именовали себя замредакторами, а стол Лига до сих пор сохраняется в
неприкосновенности -- на него только добавили табличку "Лиг Лурий Младший.
Ушел на обед. Пропал без вести."
Некоторые недостойные внимания подрывные голоса намекают, что на самом
деле Лиг пропал в ходе одного из первых уникальных экспериментов
"Путеводителя" в области альтернативного налогообложения. Об этом известно
очень мало и говорится вслух еще меньше. Любой, кто обратит хотя бы свое
внимание, не говоря уже о внимании общественности, на тот забавный, но в
высшей степени случайный и ничего не значащий факт, что любая планета, где
когда-либо размещалась бухгалтерия "Путеводителя", вскоре после этого
погибала в ходе военных действий или экологической катастрофы, рискует быть
жестоко засуженным с самыми свирепыми последствиями.
Любопытен, хотя, разумеется, никак не связан с вышеприведенным, тот
факт, что за два-три дня до того, как планету Земля снесли, чтобы построить
новое гиперпространственное шоссе, НЛО на этой планете наблюдали не только
над стадионом "Лордз" в Сент-Джонс-Вуде, Лондон, но и над Гластонбери в
Сомерсете.
Гластонбери, край древних королей, ведьм и колдовства, мегалитов и
чудесных исцелений, был выбран для размещения нового филиала бухгалтерии
"Путеводителя вольного путешественника", и десятилетний архив был перенесен
в волшебный холм на окраине города всего за несколько часов до прибытия
вогонов.
Но ни один из этих странных и необъяснимых фактов не так странен и
необъясним, как правила игры в Брокианский ультра-крикет, популярной в
высших измерениях.
Правила ее настолько сложны и запутанны, что, будучи однажды собраны и
изданы одним томом, они обрушились внутрь себя вследствие гравитационного
коллапса, и на их месте возникла новая черная дыра.
Но вот краткое изложение важнейших правил:
Правило 1. Отрастите себе три дополнительные ноги. Они вам не
понадобятся, но зрители это оценят.
Правило 2. Найдите одного хорошего ультра-крикетиста. Скопируйте его
несколько раз. Это сокращает трудоемкий подбор игроков и тренировки.
Правило 3. Выведите свою команду и команду противника в чистое поле и
окружите их высокой каменной стеной. Это делается затем, что, хотя игра эта
очень зрелищна, разочарование зрителей, которые не видят, что же происходит
на поле, заставляет их воображать, что игра намного более интересна, чем на
самом деле. Жизненный тонус зрителей, посмотревших довольно среднюю игру,
бывает гораздо ниже, чем у зрителей, которые уверены, что только что
упустили самые драматические события во всей истории спорта.
Правило 4. Перебросьте игрокам через стену спортивный инвентарь.
Сгодится все, чем можно как следует заехать по уху -- крикетные биты,
бейсбольные биты, теннисные ракетки, лыжные палки и т.п.
Правило 5. Теперь игроки должны изо всех своих сил размахивать вокруг
себя всем, что попадет под руку. Как только игрок забивает кого-нибудь из
игроков, он должен немедленно отбежать на безопасное расстояние и извиниться
оттуда. Извинения должны быть разборчивыми, искренними, и сделать их, для
вящей доходчивости и дополнительных очков, лучше всего через мегафон.
Правило 6. Победившей объявляется та команда, которая побеждает первой.
Любопытно заметить, что чем больше в высших измерениях увлекаются этой
игрой, тем реже проводятся сами игры, поскольку все команды сейчас
состязаются друг с другом исключительно по вопросам толкования правил. И тем
лучше, потому что по большому счету небольшая война наносит меньше
психологического ущерба, чем затянувшийся брокианский ультра-крикетный матч.
Глава 18
Артур бежал вниз по склону горы, подпрыгивая и тяжело дыша, и вдруг
почувствовал, как вся гора вздрогнула под ним. Раздался рокот, грохот, едва
заметное движение, и далеко вверху позади Артура вырвался язык жаркого
пламени. От страха Артур еще прибавил ходу. Почва под ногами начала
скользить, и Артур вдруг со всей небывалой прежде отчетливостью понял, что
такое oползень. До сих пор для него это было лишь слово, но сейчас он
внезапно с ужасом осознал, насколько ненормальное и нездоровое занятие для
земли -- ползти. А земля ползла, унося Артура на себе. Артуру стало даже
дурно от страха и тряски. Земля оползала, гора тряслась, Артур катился вниз,
вставал, падал и катился дальше и дальше.
С горы пошла лавина.
Камешки, за ними камни, а за ними и глыбы принялись прыгать вокруг, как
неуклюжие щенки, только гораздо, гораздо больше, гораздо, гораздо тверже и
тяжелее, и бесконечно более смертельно опасные при прямом попадании. Глаза
Артура метались от камня к камню, ноги танцевали безумные танцы; сердце
билось в такт биению геологического катаклизма под ним и вокруг него. Артур
бежал так тяжело, словно бег был мучительной и изматывающей болезнью.
Здравый смысл, а именно понимание того, что он непременно должен
выжить, чтобы дать свершиться предсказанному в саге об его нечаянном
избиении Аграджага, никоим образом не посещал ум Артура и не оказывал в
тотмомент на него никакого умиротворяющего действия. Артур бежал под страхом
смерти, и смерть была вокруг него, под ним, над ним, и уже хватала его за
полы халата.
Внезапно Артур в очередной раз споткнулся и упал, и падение увлекло его
вперед. Но в ту самую секунду, когда он должен был приземлиться со всей силы
на камни, прямо перед собой он вдруг увидел небольшую темно-синюю спортивную
сумку, с которой, как он прекрасно помнил, он расстался в багажном отделении
Афинского аэропорта десять лет назад по его личному времени. От удивления
Артур забыл о том, чтобы упасть на землю, и взмыл в воздух со свистом в
ушах.
С ним произошло вот что: он полетел. Артур изумленно огляделся по
сторонам, но никакого сомнения быть не могло -- именно это с ним и
произошло. Никакая часть его тела не касалась земли, и более того, никакая
его часть не собиралась это сделать. Он просто плыл в воздухе, а булыжники
свистели вокруг.
Теперь он уже мог что-нибудь с этим сделать. Зажмурившись от легкости,
Артур поднялся повыше, и теперь булыжники стали свистеть под ним.
Артур поглядел вниз с веселым любопытством. От трясущейся земли его
отделяло теперь метров десять пустоты -- если не считать булыжников, которые
не задерживались в ней, а рушились вниз, влекомые железной хваткой закона
тяготения, того самого закона, от ответственности за невыполнение которого
Артур, казалось, был теперь освобожден.
Почти тут же, с инстинктивной мудростью, внушаемой нам чувством
самосохранения, он понял, что не следует думать об этом, потому что иначе
закон тяготения вдруг опомнится, взглянет строго в сторону Артура, стукнет
молотком и потребует отчета, какого черта Артур делает тут наверху -- и все
кончится.
Поэтому Артур стал думать о тюльпанах. Это было нелегко, но он очень
старался. Он думал о приятной упругой круглости их лепестков, о множестве
причудливых оттенков, которые научились им придавать, задумался о том, какую
часть от всех выращиваемых -- или выращивавшихся -- на Земле тюльпанов можно
-- было бы -- насчитать в радиусе одной мили от средней ветряной мельницы.
Через некоторое время эта тема опасно наскучила ему, и он почувствовал, как
воздух скользит сквозь одежду, и понял, что спускается вниз, в область
подпрыгивающих булыжников, о которых он так старательно не думал, поэтому
Артур стал вспоминать Афинский аэропорт -- и эта тема подарила ему минут
пять благодатной ненависти, по окончании которых Артур неожиданно заметил,
что летит уже на высоте метров двухсот от земли.
У Артура мелькнула мысль о том, как же он собирается вернуться вниз, но
он тотчас же отогнал эти мысли и попытался взглянуть на ситуацию трезво.
Итак, он летает. Что теперь с этим делать? Артур поглядел в сторону
земли. Он не приглядывался, а изо всех сил постарался лишь скользнуть по ней
мимолетным взглядом. Он не смог не заметить двух вещей. Во-первых,
извержение, судя по всему, исчерпало себя; возле самой вершины горы теперь
зиял кратер -- очевидно, над тем самым местом, где находились высеченный в
скале огромный храм, статуя Артура и тело злосчастного Аграджага.
Во-вторых, его спортивная сумка, потерянная в Афинском аэропорту. Она
лежала неподвижно между отдыхающими после пробежки булыжниками, но,
очевидно, не была задета ими. Как такое могло случиться, Артур не мог
понять; кроме того, поскольку эту загадку совершенно заслоняла чудовищная
невозможность самого появления этой сумки здесь, Артур не ощущал в себе
особого желания вообще пускаться в исследования по этому вопросу. Суть в
том, что сумка -- вот она. А мерзкая косметичка из искусственной леопардовой
кожи, судя по всему, исчезла, чего нельзя было не одобрить, раз уж понять
было тоже никак нельзя.
Артур вплотную подошел к тому факту, что сумку следует подобрать.
Здесь, в двухстах метрах над поверхностью чужой планеты, имени которой ему
никак не удавалось вспомнить, на расстоянии стольких световых лет от
испепеленных руин своего дома, он никак не мог пройти мимо жалобно лежащей и
взывающей к нему части того, что составляло некогда его жизнь.
Кроме того, подумал Артур, если сумка сейчас в том же виде, в каком он
ее потерял, то в ней должна находиться единственная во всей Вселенной банка
греческого оливкового масла.
Медленно, осторожно, сантиметр за сантиметром, Артур начал спускаться,
покачиваясь из стороны в сторону, как лист бумаги, нервно нащупывающий путь
со стола на пол.
Все шло хорошо, и все было хорошо. Воздух хорошо держал Артура, но
пропускал через себя. Спустя две минуты он уже висел всего в метре от сумки,
и здесь ему нужно было принять нелегкое решение. Артур покачивался в воздухе
и хмурился, но хмурился так легкомысленно, как только мог.
Если он подберет сумку, сможет ли он ее унести? Что, если
дополнительный вес просто придавит его к земле?
Что если само прикосновение к чему-нибудь земному внезапно разрушит
действие той чудесной силы, которая сейчас удерживает его в воздухе?
Не лучше ли будет сейчас взяться за ум, спуститься на