Эрик Ньюби. Прогулка по Гиндукушу --------------------------------------------------------------- "Short Walk to Hindu kush" Сокращенный перевод Л.Жданова Рисунки В.Медведева "Приключения в горах". Изд.: "Физкултура и Спорт", Москва - 1963 OCR: Алексей Ефимов --------------------------------------------------------------- ОТ ПЕРЕВОДЧИКА В 1956 году два англичанина -- Эрик Ньюби и Хью Кэрлесс -- решили совершить путешествие в Нуристан -- область на востоке Афганистана, в горах Гиндукуша, где очень редко бывали европейцы. Больше месяца шли они по горам и долинам, встречали разные племена и претерпели немало злоключений. Но им никогда (почти никогда!) не изменяло веселое настроение и чувство юмора. Как это часто бывает с путешественниками, они, сидя в Лондоне, задумали множество смелых предприятий (и осуществили, разумеется, далеко не все из намеченного). В частности, Ньюби и Кэрлесс мечтали покорить в Афганистане не меньше трех шеститысячников. Хыо Кэрлесс уже побывал в Кабуле в 1952 году и пытался тогда (безуспешно) подняться на Мир Самир (6060 метров); на этот раз он не сомневался в успехе. Правда, никто из них не обладал альпинистским опытом. Оба много читали о горах и кое-что из прочитанного запомнили. Они знали, кто такой "сэр Джон" (Хант -- руководитель экспедиции на Эверест в 1953 году), "сэр Эдмунд" (Хиллари -- участник той же экспедиции, взявший вершину вместе с шерпой Тенцингом), "Джо Браун" (участник взятия третьей вершины мира, Канченджанги, в 1956 году), знали, что значит "тигр" (почетное звание, присваиваемое шерпам, совершившим выдающиеся восхождения)... Но ведь этого еще мало, чтобы подняться на шеститысячник, пусть даже он кажется не очень трудным. До того как поехать в Афганистан, Эрик Ньюби десять лет работал торговым агентом в большом ателье мод. На одиннадцатом году он окончательно понял, что из него не выйдет хорошего коммерсанта. О том, вышел ли из него альпинист -- или хотя бы литератор,-- можно узнать из публикуемых ниже глав его книги "Прогулка по Гиндукушу". РОЖДЕНИЕ АЛЬПИНИСТА знав, когда из Нью-Йорка прилетит Хью, я поехал в Лондонский аэропорт встречать его. Мы поздоровались; он спросил, что слышно от Арнольда Брауна. -- Ничего. -- Плохо, -- сказал Хью. -- Подумаешь, обойдемся без него. Ты уже бывал в горах, и я быстро научусь. Главное, быть осторожным, остальное -- ерунда. Почему Хью такой бледный? Верно, укачало в самолете... Вдруг он сказал: -- Понимаешь, я никогда не делал настоящих восхождений. Я опешил. -- Но ты же сам рассказывал! Сам говорил, как вы с Дрезе-ном... -- То была, собственно, только разведка. -- Постой, а снаряжение? Откуда ты знал, что заказывать? -- А книги для чего? -- Но ты говорил: у вас были носильщики? -- Не носильщики, а погонщики. Это тебе не Гималаи. В-Афганистане нет "тигров". Тамошние горцы ничего не смыслят в альпинизме... Последовало долгое молчание; мы ехали по Грейт Уэст Роуд. -- Может, отложим на годик? -- заговорил, наконец, Хью. -- Ха-ха! Я только что уволился! Хью выпятил подбородок. Он всегда выглядел очень решительным, а теперь -- и подавно. -- Возврата нет, -- заявил он. -- Будем учиться. Я должен был вылететь в Истанбул первого июня. Нам оставалось ровно четыре дня на то, чтобы освоить технику альпинизма. После усиленных телефонных переговоров мы выяснили, что лучше всего изучать альпинизм в Уэллсе, и на следующий день Хью заехал за мной на своей новой машине. Яркий кузов, окрашенный в светлые тропические тона, привлек внимание местного населения; во мгновение ока собралась толпа любопытных ребятишек обоего пола. Матери стояли поодаль. В саду перед домом громоздилась накрытая брезентом мебель, которую мы вынесли из гостиной, чтобы освободить место для снаряжения. Гостиная походила на склад засекреченной воинской части. Хью был искренне восхищен. -- И давно вы так живете? -- С незапамятных времен. Это еще не все. Тут нет продуктов. -- Каких таких продуктов?-- На лице Хью был написан ужас. -- Шесть ящиков с походными рационами. Завтра привезут. -- Оставим их в Англии. Не знаю, как ты, но меня еда не волнует. Проживем тем, что добудем-тш месте. Я вспомнил австрийца фон Дюкельмана: и без того поджарый, он за четырнадцать дней потерял в Нуристане шесть килограммов. -- Нет уж, что угодно оставим, только не продукты... -- Как хочешь, отдадим кому-нибудь там. Голос Хью выдавал глубокое потрясение человека, который внезапно открыл, что его друг морально неполноценен. Это было историческое мгновение. Моя жена с нескрываемой радостью смотрела, .как мы грузим альпинистское снаряжение в машину. -- Пожалуй, не стоит брать все, -- сказал Хью. -- Еще станут ломать голову, па что нам столько приспособлений, если мы не знаем, что с ними делать... За последние недели я не раз говорил себе то же самое. -- А палатку? Палатка прибыла только что утром. Представитель фирмы объяснил мне, что она предназначена для "завершающего штурма". И действительно, достаточно было взглянуть на нее, чтобы ощутить дыхание больших высот. Кроме того, конструкция палатки красноречиво свидетельствовала о том, что на Гиндукуше нас ждет необычный климат. -- На твоем месте я бы не стала брать эту палатку, -- зловеще произнесла жена. -- После завтрака дети попытались установить ее в саду, но это невозможно: На фабрике забыли сделать отверстия для шестов. -- Ты уверена? -- Уверена. Ты же знаешь: такие шесты, углом, их вставляют в специальные клапаны. Так вот, клапанов нет... -- Хорошо, что ты вовремя это обнаружила!.. Представляешь себе, какой дурацкий вид был бы у нас на Мир Самире! -- Этого вам все равно не избежать. Я не удивлюсь, если окажется, что в спальные мешки нельзя влезть. -- Ты звонила на фабрику? -- Зачем? Они попросят прислать палатку, а тогда ты ее вообще больше не увидишь. Я позвонила портнихе. Она обещала прийти завтра утром. Мы продолжали обсуждать, что брать с собой в Уэллс. -- Стоит захватить твою байдарку, -- сказал Хью. -- Там, наверное, есть озеро поблизости. Вот бы и испытали ее, до того как придется форсировать пороги. На Гиндукуше такие бурные реки... Я отнюдь не собирался тонуть в афганских реках и сообщил Хью, что у меня нет: байдарки. -- Как же? Разве я не писал тебе, чтобы ты купил? Странно. А жаль, времени осталось совсем мало... -- Совершенно верно. Была почти полночь, когда мы выехали из Лондона. Мы направлялись в дебри Кернервоншира. Хью созвонился с тамошней туристской гостиницей и объяснил хозяину, в каком сложном положении мы оказались из-за своего невежества, Кривить душой было бессмысленно: Хью рассказал все. Хозяин гостиницы был не только опытным альпинистом, но и начальником спасательного отряда. Он согласился помочь, и мы до конца жизни будем благодарны ему за это. Ведь он мог просто ответить, что в гостинице нет мест. Мы прибыли па место в шесть утра, но из трубы над домом уже вился дымок. Войдя в гостиницу, мы первым долгом обратили внимание на дверь слева, с надписью: "Эверестская комната". За дверью перед нашим взором предстала точная копия интерьера альпинистской хижины. Бревенчатые стены, лавки из толстых досок... Всюду -- предметы, напоминающие о великих альпинистского мира: их личные веревки, рюкзаки, штормовки, горные ботинки... Это был не музей, а святилище. Казалось, вот-вот войдут сэр Джон и сэр Эдмунд. -- Ну, здесь-то нам учиться нечему, -- сказал Хью, когда мы благоговейно затворили дверь "Эверестской комнаты".-- Откровенно говоря, мне начинает казаться, что мы кое-что смыслим. -- Бот именно. В тог же миг к нам подошла дюжая девица, отличающаяся необыкновенно здоровым видом. -- Большинство уже позавтракало, но вы еще можете успеть,-- сказала она. Единственный человек, которого мы застали в столовой, был крепыш лет сорока пяти, уписывающий такой завтрак, какого мне не одолеть и за десять лет. Судя по куртке, он был настоящим альпинистом. Обуреваемые истерическим весельем, какое иногда нападает на человека перед лицом смертельной опасности, мы принялись шепотом прохаживаться насчет незнакомца. Это было не так-то просто: откровенно говоря, в его внешности не было ничего смешного. -- Погляди, какой здоровяк. (Его кожа напоминала цветом старинную мебель.) -- Здесь у всех здоровый вид. Кроме нас... -- И ты думаешь, это настоящий загар? -- Он, наверное, снимается в фильме "Спасательный отряд идет на помощь". -- Вот-вот! -- Может, возьмет нас дублерами, изображать трупы? После завтрака хозяин гостиницы представил нас незнакомцу. -- Это -- доктор Ричардсон, -- сказал он. -- Он любезно согласился обучать вас основам альпинизма. Мы ощутили некоторую неловкость. -- Бы когда-либо совершали восхождения? -- спросил доктор. -- -- Нет, -- ответил я решительно, полагая, что сейчас не самый подходящий момент козырять моими жалкими прогулками в Доломитах и афганскими похождениями Хью. -- Мы не знаем даже самых простых приемов. В девять утра мы снова сидели в машине, направляясь к северным склонам горы Трайфэн. -- Остановитесь здесь, -- сказал Ричардсон. Хью поставил машину у верстового столба с надписью: "Бэн-roip -- 10 миль". Чуть поодаль высилась устрашающая скала -- Вот здесь и полезете, -- сообщил наш учитель, -- Тут вы найдете все, что вам необходимо на первых порах. Здесь?! Борясь с легким головокружением, мы перелезли через.старую каменную ограду и зашагали по папоротнику следом за доктором. Стадо овец, глядя на нас, издавало звуки, удивительно напоминающие смех. И вот мы у подножья горы. Вблизи она выглядела совсем не такой грозной. Склон был исчерчен ттриконями. -- Здесь настоящая торная дорога,-- сказал доктор.-- В разгар сезона вам пришлось бы постоять в очереди. Видите, как вам повезло? -- Да уж, зрители нам ни к чему... -- 'Прежде всего вы должны уметь пользоваться веревкой. Идти на восхождение без веревки -- значит идти на смерть. Крис рассказал мне, что вы задумали. Если с вами там что-нибудь приключится, вряд ли об этом узнают газеты. И уж во всяком случае некому будет с опасностью для собственной жизни выручать вас. Но я надеюсь, что вы не принадлежите к числу любителей неоправданного риска, иначе я бы не пошел с вами сегодня. Он показал нам, как связываются вдвоем, продемонстрировал главные узлы -- проводника, булинь, двойной булинь, научил держать веревку и сматывать так, чтобы ее легко было выдавать, рассказал о страховке. -- Без надежной страховки нельзя продвигаться. Например, я поднимаюсь первым до надежного выступа. Беру карабин с петлей (он показал, как это делается) и цепляю за свою обвязку. Теперь остается только набросить петлю на выступ, а основную веревку пропустить под мышкой и перекинуть сзади через другое плечо. Желательно получше упереться ногами: так вы можете выдержать самый сильный рывок, который возникает, если ваш това1рищ сорвется. Когда нижний в связке подойдет к уступу, верхний отцепляет от обвязки карабин и передает ему. Петля остается на выступе. Второй номер закрепляется к ней, отдает свою петлю первому, и тот продолжает подъем до следующего уступа. Вот так... -- Одного не могу понять, -- прошептал я Хью, -- что будет, если верхний сорвется с первого выступа... Получается, что он обречен... -- Верхний не должен срываться. s -- Когда будем в горах, напомни мне, чтобы я выпустил тебя вперед. Закончив объяснения, доктор Ричардсон проявил к нам ничем не оправданное доверие. Он послал меня и Хью на небольшой-- метров на шесть -- утес, увенчанный замученным падубом, и устроил экзамен. -- Вы -- первый номер! -- крикнул он снизу Хью. -- Накиньте петлю на дерево и организуйте самостраховку. По пути вверх я внезапно сорвусь. Вы должны удержать меня. С этими словами доктор полез к нам. Вот он уже совсем близко, вот занес ногу для последнего шага -- и вдруг упал назад. Но тут случилось обещанное чудо: веревка натянулась, и Хью легко удержал его плечевой страховкой. Это было великолепно. Я впервые ощутил нечто похожее на то доверие, которое должно объединять альпинистов. -- Ваша очередь, -- сказал инструктор. Мне вспомнился памятный день 1933 года, когда я свалился с марсовой реи на барке. Правда, тогда меня никто не страховал, теперь же Хью приготовился спасти мне жизнь. Он успешно проделал это, и мы с увлечением занялись новой игрой. Но вот доктор взглянул на часы. Половина двенадцатого. -- Теперь, пожалуй, пора и на скалу. Вообще-то вы еще недостаточно подготовлены, но у нас мало времени. К тому же вы, кажется, поняли значение веревки. Итак, приступим. Пойдем так называемым обычным путем. Может, он вам покажется несложным, однако лучше не торопиться. Я пойду первым. Общая протяженность подъема около шестидесяти метров. Старт в этом камине. Он указал на расщелину в камне. Казалось, она слишком узка, чтобы вместить человека, -однако доктор сравнительно легко протиснулся в нее. Он шел, как и я, в ботинках с трико-нями, а не с модными ныне резиновыми подошвами "вибрам". Железо громко скребло по камню. Доктор Ричардсон кряхтел, пыхтел, наконец скрылся из виду. Хью последовал за ним -- довольно быстро, благодаря своей худобе. Затем настал мой черед. Я извивался, как удав который проглотил живого цыпленка. Бедные мои колени... Слава богу, камин кончился! Мы стояли на крутом склоне. -- Итак, начнем, -- оказал инструктор. -- А разве мы еще не начали? -- То был старт. А это -- начало. -- Так можно и запутаться. Самый трудный участок назывался "Через ограду". Здесь нужно было, вися над пропастью, обогнуть выступ, затем траверсировать по балкону в пещеру. -- Хоть бы галоши надел, -- сказал я Хью, когда доктор, скрежеща триконями, исчез за "оградой". -- Я готов лазать сколько угодно, но этот скрежет действует мне на нервы. Дальше нас ждал еще один шестиметровый камин с деревом внутри. Мы продавились сквозь него и в изнеможении повалились на вершине, наслаждаясь замечательным видом. Я очень гордился собой. Что ни говори, я совершил свое первое восхождение! -- Как классифицируется наш подъем? -- осторожно спросил Хью. -- Легкий, трудный или средней трудности? -- Средней. -- А "акие вообще категории есть? Я что-то забыл. -- Легкая, средняя, трудная, очень трудная, сложная, очень сложная, чрезвычайно сложная и крайне сложная. -- Вот как? Пока мы поедали сандвичи, доктор рассказывал о так называемом спуске способом Дюльфера. Прошло немало времени с тех пор, как я -- в первый и последний ipa.3-- испытал этот крайне мучительный способ, но и сейчас у меня при одном воспоминании о нем волосы встают дыбом. -- Вы -- первый, -- скомандовал доктор. Нас очень связывало то обстоятельство, что он обучает нас даром, да еще за счет собственного отпуска. -- Накиньте петлю на дерево. Проденьте в петлю веревку, пропустите ее под правым бедром, перекиньте через левое плечо на спину. Вот так... теперь пятьтесь к краю... Веревка должна быть натянута!.. Шагайте вниз, ноги держите горизонтально. Я зашагал вниз. Идеальный способ, будь стенка совершенно ровной. К сожалению, она была слегка вогнутой, и мне никак не удавалось держать ноги горизонтально. Кончилось тем, что я потерял опору и закачался, как маятник. Веревка больно врезалась между ног. -- Ну вот, теперь ты знаешь, как не надо спускаться, -- весело заметил Хью, когда я, отвязавшись от веревки, достиг земли более простым способом. -- Если мне предложат на выбор: повторить такой спуск или быть кастрированным фанатичными горцами, -- я выберу второе. -- Откуда такая чувствительность?-- удивился Хью.-- Сколько девушек спускается таким приемом -- и хоть бы что! -- Я не девушка. Должен же быть еще какой-нибудь способ... В тонких штанах так не спустишься. После чая, во время которого мы поглотили множество горячих булочек и вареных яичек, нас погнали к утесу Эккенштейна. Оскар Эккенштейн -- известный альпинист конца прошлого века. Он прославился главным образом тем, что первый -- не только в Англии, но и во всем мире -- тщательно изучил приемы, используемые при восхождениях. Лучшие годы своей молодости он провел карабкаясь по скале, которая впоследствии получила его имя. Хотя скала очень невелика -- примерно с. фургон,-- она явно наделена всеми теми свойствами, которые доставляют /столько радостей альпинистам и которые превратили ее в подлинный кошмар для нас. На этот раз мы занимались в кедах. Отяжелевшие от яичек и булочек, мы ползали, словно навозные мухи, ^вверх и вниз по скале; доктор, стоя на безопасном расстоянии, громко подбадривал нас. Время от времени кто-нибудь из нас падал вниз головой. Бум-м-м... -- Вы не должны падать. Представьте себе, что под вами трехсотметровая пропасть... -- Я и так представляю, но все равно не могу удержаться. Вернувшись в гостиницу, мы приняли горячую ванну, выпили энное число кружек пива и съели могучий обед. Затем крепко уснули; вот уже сорок часов мы почти не смыкали глаз. -- Хорошая тренировка, -- буркнул Хью, засыпая. К тому времени наш небывало ускоренный курс вызвал лю-бопытство официанток. Они были опытными альпинистками и сознательно выбрали эту гостиницу, чтобы соединять полезное с приятным. Наше дальнейшее обучение проходило под их руководством. Четыре подруги работали посменно, так что мы с Хью с утра до вечера лазили по горам. В жизни не видел таких девушек. В последний день Юдифь, обаятельная шатенка, отец которой еще в 1933 году ходил на Эверест, сообщила нам за завтраком: -- Сегодня мы с Памелой свободны после обеда и хотим подняться на Дайнас Кромлеш по "Спиральной лестнице". Интересный маршрут! Управившись с завтраком, мы первым делом открыли шестую главу нашего путеводителя. "Дайнас Кромлеш, -- сообщал путеводитель, -- вероятно, наиболее внушительная скала на северных подходах к перевалу Лланберис. Могучие колонны делают ее похожей на угрюмый замок... Все маршруты отличаются необычайной крутизной... в общем и целом скала достаточно надежна, хотя на первый взгляд не производит такого впечатления". О "Спиральной лестнице" было сказано, что она "очень трудна" и "начинается крутой, удачно расположенной стенкой". Описание заканчивалось устрашающей фотографией Кромлеша, на которой были показаны маршруты. За "Спиральной лестницей" предоставлялся выбор между "Надлробием", "Могилой под плющом" и "Ущельем могильщика". Да, веселенькое местечко!.. -- Хорошо бы пойти по "Дворцовому ущелью". Вот... "Приятный маршрут, красивая растительность..." -- Они, наверное, выбрали "Могилу под плющом", -- сказал' Хью. -- Слушай: "Шестьдесят метров. Чрезвычайно сложный маршрут. Подъем очень тяжелый и утомительный... Рыхлые породы... Лезть захватами, изогнувшись, местами можно использовать естественные опоры, которые, однако, могут оказаться ненадежными". Тут не сказало, как лезть там, где опор нет. -- А как это понимать: "изогнувшись"? -- Вспомни, как ты падал с утеса Эккенштейна... Но слушай дальше, то было только начало: "Здесь уклон становится меньше..." -- "Становится меньше" -- чудно, -- вставил я. -- "...и стена переходит в узкий балкон под большим навесом; страховка невозможна. Навес преодолевается с помощью захватов, изогнувшись. Эта часть маршрута - крайне трудна и утомительна, требуется предельная осторожность". И так далее, и тому подобное. "Короткий желоб приводит к неустойчивому падубу; обойдя дерево и преодолев следующую затем расщелину, можно на левой стенке найти хорошую опору". -- И почему это всюду упираешься в неустойчивый падуб?-- спросил я. Первую половину дня мы решили посвятить отдыху. Вдруг появились Юдифь и Памела. Они были обвешаны снаряжением. -- Пошевеливайтесь, -- сказали девушки, -- нам надо вернуться к половине первого. Мы хотим пройти с вами "Угломер". Доктор Ричардсон говорит, вы там храбрились. Теперь поведете нас! После обеда, шагая за Юдифью к подножью Дайнас Кром-леш, мы быстро убедились, что, как ни ярко описание в путеводителе, действительность ярче. Словно некий великан захотел выравнять бетонную стену поварешкой, да так и не довел дела до конца. Самое грозное впечатление производила блестящая от влаги отвесная стена. -- "Надгробие", -- сообщила Юдифь. -- Сорок метров. Когда возьмете ее, значит вы стали настоящими скалолазами. "Не быть нам скалолазами", -- подумал я. -- Первыми этот маршрут прошли Джо Браун и Белшо в 1952 году. Джо живет в Манчестере, работает водопроводчиком. Помните прошлую зиму, мороз, когда лопались все трубы? В самый разгар суматохи он налепил на свою дверь бумажку. "Уехал лазать. Джо Браун". Люди чуть с ума не посходили. -- Где он сейчас? -- В Гималаях. Мы с трепетом смотрели на скалу, взятую Джо Брауном. Нас опередили: по "Спиральной лестнице" уже поднимались трое. Глядя на них, я понял, что подразумевал путеводитель под "удачным расположением": один из скалолазов как раз шел по левой, отвесной, части "Надгробия", -- На этом участке меня всегда пробирает дрожь, -- сказала Памела. -- Жаль, что мы опоздали. Ладно, пойдем "Могилой под плющом". -- Стоит ли, Памела? Это может оказаться им не под силу. Юдифь говорила таким тоном, словно мы больные, которых выпустили в садик подышать свежим воздухом. Однако сейчас было не время демонстрировать самолюбие; я спросил Хью, тот ли это маршрут, про который читали за з-автраком. Он ответил - Да. -- Пожалуй, Юдифь права, -- сказал я.-- Это может оказаться нам не под силу. Пока мы в прохладной тени "Надгробия" ждали, когда освободится "Лестница", Юдифь объяснила задачу: -- Начало не совсем приятное из-за той вон лужи: мокрые подошвы сильно скользят. Пойдем двумя связками. Памела поведет Хью, я -- тебя. Первые двадцать метров по краю "Надгробия" довольно опасны: там сильный ветер. Жди ,пока я позову и ты почувствуешь, что веревка натянулась. Я буду тебя страховать. Если и сорвешься, далеко не упадешь. -- А в самом деле, если кто-нибудь сорвется? Не висеть же там! -- В таких случаях мы вызываем пожарную команду, -- ответила Юдифь. Девушки нетерпеливо скребли камень триконями, переступая, будто боксеры-мухачи. Но вот пошла Памела, за ней последовал Хью. Прошла целая вечность, прежде чем настала очередь Юдифь. Я страховал ее, но на этом участке от страховки было мало толку. Вспомнилось предупреждение доктора: "Верхний не должен падать". Юдифь скрылась за выступом, я продолжал выдавать веревку. Наконец Юдифь крикнула, чтобы я шел, и веревка натянулась, Я шагнул -- прямо в лужу. Медленно-медленно я лез к углу "Могилы под плющом". Дальше передо мной открылась пустота. Ага, "удачно расположенный участок", тот самый, на котором Памелу пробирает дрожь... Под ногами -- обрыв до самого подножья. За выступом мне ударил в лицо ветер, волосы упали на глаза. Еще стенка... еще... и вот мы наверху! Я чувствовал себя героем. Но что это? Поодаль сидел на камне, куря трубку, человек в цилиндре, с крахмальным воротничком! -- Сегодня столовая закрывается раньше, -- напомнила Юдифь. -- Мне кажется, что он похож на агента похоронного бюро. -- Пошли, Памеле надо, подавать чай. Мы спустились широкой лощиной, потом побежали по склону вперегонки с камнями. Первая связка ждала нас возле автомашины. Девушки были в восторге, мы тоже; но мне не давал покоя человек в цилиндре. Я спросил Хью, видел ли он его. -- Кого? Нет, не заметил. -- Что же, мне почудилось, что ли? -- Мы видели первую группу, но среди них не было никого в цилиндре. Когда мы собрались возвращаться в Лондон, Юдифь вручи
ла мне книжку стоимостью в шесть пенсов. Серия фотографий
иллюстрировала, как надо и как не надо лазать по горам. -- Мы не могли вам показать, как идти по снегу и льду, -- сказала она, -- но здесь вы все найдете. Коли вам попадется что-нибудь со снегом, я бы на вашем месте поднялась. -- Хотелось бы мне поехать вместе с вами,-- добавила Юдифь,-- чтобы уберечь вас от неприятностей. Мы от души присоединились к ее пожеланию. Все обитатели гостиницы долго и взволнованно прощались с нами. Это было очень трогательно. -- Помнишь того старичка, у которого ты брал альпинистские ботинки?-- спросил Хью, когда мы сидели в машине. -- Мистера Бертрама? -- Ты знаешь, что он давным-давно был председателем . Элпайн Клаб? Он написал про нас письмо в Эверест Фаундейшн. И мне дал лрочитать. Я спросил, что там сказано. -- Он написал: "Мне очень понравилась настойчивость и решимость Кэрлесса и Ньюби, и я предлагаю помочь с финансированием их экспедиции на Гиндукуш"! ПЕРВЫЙ РАУНД Горное плато, на котором мы находились, отличалось суровой, величественной красотой. Правда, на такой высоте трава не росла, было очень мало земли и повсюду громоздились огромные каменные глыбы, зато все плато покрывал сплошной ковер примул -- чудесные фиолетовые цветы ла мощных стеблях. Рядом с лагерем на четыреста метров простиралось ярко-зеленое озеро; по его берегам и на мелких местах тоже густо стояли лримулы. Озеро питалось ледником, который могучим валом спускался к плато с востока (точнее, с вест-норд-веста), заканчиваясь в полутора километрах от нас хаосом моренных глыб, выброшенных движением льда, подобно тому как море выбрасывает на берег гальку. Верхняя часть ледника упиралась в.крутой скальный склон, который представлял собой нашу ближайшую цель; отсюда, с расстояния трех километров, он напоминал Великую Китайскую стену. (За "стеной" в противоположном направлении простирался, по словам Хыо, аналогичный ледник, только подлиннее.) Стена смыкалась с северо-западным отрогом Мир Самира. Сперва шел крутой взлет до первого бастиона -- острого пика на гребне, дальше следовало понижение, потом гребень поднимался к следующему пику, двойнику первого, и, наконец, последний участок гребня выводил к главной вершине. В самом низу к скальной стенке примыкали узкие ребра,, склоны которых были покрыты снегом и льдом (мой неискушенный глаз не видел никакой разницы). Возможно, что более опытный альпинист счел бы такое начало легким; зато скальная стенка на любого .навела бы ужас... В полном молчании мы долго взвешивали, что нам предстоит. -- Тут, собственно, чистое скалолазание. -- Вижу. -- Вопрос техники. -- Не понимаю только, как мы поднимемся. -- Вот это-то и надо выяснить. Западный склон Мир Самира, который вызывал во мне такой трепет, когда я изучал его в бинокль из долины, теперь был едва виден. Мы различали только вершину устрашающего треугольника, слегка припудренную снегом; нижнюю часть склона загораживал "песар ха йе Мир Самир" ("сын Mnip Самира" -- так поэтично называл отроги наш погонщик Абдул Рахим) -- за- падный отрог, вздымающийся ,на высоту пять тысяч пятьсот метров. Склоны отрога шли параллельно леднику, соединяясь с ним через снежник. Издали гребень отрога казался нам сплошным, но тут мы обнаружили, что он сразу за озером рассечен проходом километровой ширины, после чего снова устремляется вверх, правда не на такую высоту. Судя по всему, за перевалом была глубокая долина. Мы видели через седло ее дальний склон: грозная, неприступная стена с острыми зубьями вверху -- настоящая пила. Хью был возбужден. -- Этот путь ведет к подножью западного склона! Мы поставили маленькую палаточку. Колья вбить было невозможно; слишком мало земли; вместо этого мы привязали растяжки к камням. Внутри было жарко, как в печке. Двое погонщиков собрались уходить (третий оставался с .нами). У Абдул а Рахима на глазах были слезы. Я растрогался не меньше его. Я очень считался с его суждениями в области альпинизма и узрел в столь волнующем проявлении чувств свидетельство твердой уверенности в том, что он уже не увидит нас живыми. Иначе реагировал железный человек Шир Мухаммед: молча, ни разу не оглянувшись, он устремился вниз по склону. Видно, спешил довести до конца свои переговоры с чабаном, у которого хотел купить ягненка. Половина восьмого... Только-то? А кажется, день начался давным-давно! Хыо разбирал снаряжение... -- Чем быстрее достигнем вершины, тем скорее уйдем отсюда,-- сказал он. -- Кому охота задерживаться в таком месте! В виде исключения я был с ним согласен^ Перед тем, как выходить, я забежал за высокий камень (в последнее время мы проделывали эту процедуру до двенадцати раз в день), а заодно быстро пролистал в справочнике раздел "Продвижение по льду". Совсем как студент перед экзаменом -- и столь же бессмысленно. Мы вышли без пятнадцати восемь. Все трое были одеты одинаково: штормовки, итальянские ботинки, темные очки. Только головные уборы различались. А без них нельзя: несмотря на ранний час, солнце жгло немилосердно. Лица намазали глетчерной мазью, губы -- какой-то розовой дрянью австрийского производства. Любой встречный безошибочно признал бы в нас охотников за головами. Первый участок: массивная скала, гладко отполированная тысячами тонн льда. Я разбил камень свинцового цвета и увидел на изломе блестящий серый гранит. Слева показалось второе озеро, поменьше первого, зато несравненно красивее. Ветер чуть морщил восхитительную голубую гладь, которая неудержимо манила нас, призывая выбросить из головы все безумные затеи. А вот и конечная морена -- могучие плиты, принесенные ледником. Словно шайка великанов играла в огромные каменные карты, да так и бросила их, оставив кучки высотой до восемнадцати метров. Мы карабкались по глыбам, словно муравьи. Где-то под ногами журчали незримые ручьи. Рядом вздымался к не- бу "сын" Мир Самира; с его склонов доносились странные рокочущие звуки. Около половины девятого мы достигли ледника -- первого в моей жизни. Он был больше двух километров в длину. Ближнюю к нам часть покрывал тридцатисантиметровый слой снега; ночью он смерзался, становясь плотным, но сейчас его разрыхлило солнце, и вода хлестала из-под кромки, будто там были скрыты пожа[рные шланги. Мы ступили на лед, держась ближе к крутым снежным склонам в правой стороне. Очутившись в прохладной тени "сына", мы привязали кошки. Я впервые держал их в руках, если не считать того дня, когда покупал снаряжение в Милане. Язык не поворачивался спросить Хью, знаком ли он.с этим приспособлением, но я заметил, что его кошки тоже совсем новые... -- Мне что-то не хочется идти дальше,-- сказал Абдул Гхияз, словно прочитав мои мысли. Достаточно было посмотреть, как он возится, чтобы понять, что наш афганский друг никогда в жизни не пользовался 'кошками.-- Моя голова очень болит. -- У меня болит живот, а у Ньюби -- ноги, и все равно мы пойдем,-- возразил Хью. У нас хватило жестокости уговорить его продолжать восхождение. Не знаю, высота ли подействовала или еще что-нибудь, но мы решительно связались веревкой,.и Абдул покорно присоединился к связке. Пошли дальше: Абдул Гхияз с головной болью, Хью с поносом, я с больными ногами и поносом. Впрочем, в остальном мы чувствовали себя великолепно -- так или иначе, ноги шли. -- По-моему, мы отлично акклиматизировались,-- с удовлетворением заявил Хью. Я безуспешно пытался представить себе самочувствие человека, который акклиматизировался плохо. С непривычными кошками на ногах мы, наподобие заводных кукол, неуклюже шагали по леднику, не сводя глаз со льда и поминутно тыкая в .него ледорубами на предмет обнаружения трещин, Я никак не мог отделаться от чувства, что мы ведем себя смехотворно. Более опытные восходители, возможно, с одного" взгляда определили бы, что трещин нет, во всяком случае в нижней части. Но нам не с кем было посоветоваться, и мы предпочли: продолжать в том же духе. Сильно мешало яркое освещение. Несмотря на темные очки,, было такое ощущение, словно водитель встречной машины забыл выключить дальний свет. Хотелось пить, кругом заманчиво^ журчали ручейки. Трудно было устоять против соблазна сделать-хотя бы один глоток; только состояние наших кишечников помогло нам преодолеть искушение. В верхней части ледник был круче, а снег глубже. Я стал рубить ступени -- сперва излишне большие, потом, по мере того* как приноровился, все. меньше и меньше. Грозная стена надви- . нулась вплотную, однако вдоль верхней кромки ледника, отделяя нас от скалы, тянулось нечто вроде противотанкового рва. -- Бергшрунд,-- произнес Хью. -- Это еще что такое? -- Такая трещина в леднике. Она неглубокая, всего полтора метра. -- Откуда ты знаешь? -- не удержался я, хотя место было не самое подходящее для длительных разговоров. -- В тот раз, когда мы были здесь с Дрезеном, я поскользнулся на спуске и упал в нее. -- Ты шел на кошках? -- Нет. Шагай дальше. Я продолжал идти, потрясенный до глубины души. Тут и с кошками-то еле ползешь! Правда, у нас подошвы "вибрам", а с триконями проще... но ведь Хью и в 1952 году шел без триконей! Выше, выше... к одному из ребер. На его теневом склоне ви- -сели, грозя проткнуть нас, длинные сосульки. Здесь бергшрунд сходил на нет, мы перешагнули его и начали траверсировать участок твердого блестящего фирна. Заглянуть в трещину не представлялось возможности, но сверху мне казалось, что до дна не меньше пятидесяти метров. Траверс крутого склона был намного труднее, чем лобовой подъем до трещины. Для новичка кошки -- в одно и то же время спасение и несчастье. Я .поминутно цеплялся за собственные штанины. На одном участке нам пришлось страховать друг .друга и идти по всем правилам, как учил доктор Ричардсон. Около половины одиннадцатого мы одолели несколько метров легкой скалы и, наконец, очутились на гребне. Восхождение .длилось всего два часа, но на такой высоте этого оказалось вполне достаточно для альпинистов нашей квалификации. Ширина гребня достигала здесь четырех с половиной метров. На восток он обрывался отвесной шестидесятиметровой стенкой к верхней кромке ледника, который очень напоминал пройденный нами, но был намного больше. Огромное белое поле простиралось в восточном направлении. Справа над ним возвышались почти на километр крутые северные склоны восточного отрога: неприятные снежники, сильно смахивающие на те, что на фотографиях в нашем справочнике были названы "лавиноопасными", черные бараньи лбы и пониже -- бергшрунд, который выглядел отсюда довольно-таки глубоким. -- Что если спуститься на ледник по веревкам? -- спросил Хью. -- Но ведь потом надо подниматься обратно? -- Да, это было бы сложно,-- признал он. Вершина была где-то вверху, скрытая северо-западным отрогом. Стена, на которую мы взобрались, упиралась в этот отрог. Первый взлет представлял собой совершенно гладкую неодолимую стенку. Вдоль нашего гребня выстроились десятиметровые "жандармы"; мы сидели между двумя из них. Вдалеке за восточным ледником и лабиринтом невысоких гор вздымались к небу снежные вершины. Одна напоминала правильный конус. -- Высота "5953". Туда мы пойдем после Мир Самира, если останется время. Кругом все было таких исполинских размеров, что я чувствовал себя пигмеем. -- Так я и думал,-- продолжал Хью, глядя на отрог.-- В тот раз мы с Дрезеном пришли к тому же выводу: это нам не под силу. Я с трудом подавил жгучее желание спросить Хью, стоило ли забираться так далеко, чтобы удостовериться в том, что он в без того знал. Однако место было не подходящим для иронии, к тому же вид великолепный. -- Хотелось бы посмотреть его южные склоны,-- Хью показал на восточный гребень.-- Если отсюда не получится, можно попытаться с той стороны. Там меньше снега. -- Зато больше скал. -- Туда всего три дня хода. А нам все равно по-пути. Началось отступление. Я шел последним. Облегчение, которое я испытал, узнав, что мы не пойдем дальше, а также уверенность, что бергшрунд не глубже полугара метров, породили беззаботное настроение, которое физиологи называют "эйфорией", состояние, отнюдь не совместимое с ответственностью предстоящего спуска. Здесь резвиться не полагалось. Снег был твердый, как лед, а из нас никто не знал, как зарубиться ледорубом, если сорвешься. Все шло хорошо, пока я страховал Абдула Гхияза. Он спускался чрезвычайно осмотрительно; врожденное чувство подсказывало ему, как действовать в подобной обстановке, и он сразу приноровился к непривычному снаряжению. Затем настала моя очередь, и тут-то мне ударило в голову. Я дважды цеплялся кошками за штанины и, радостно фыркая, приземлялся на "пятую точку". Мое счастье, что оба раза это было на участках с глубоким и рыхлым снегом.В конце концов Абдул окликнул Хью. Тот немедленно остановился. -- Он говорит, что ты нас угробишь! -- крикнул мне Хью.-- Одурел, что ли? -- Самое опасное позади. -- Начхал я на то, что -позади. Смотри под ноги. Я угомонился. Мы все заметно устали. Путь через ледник был подлинным испытанием. Очки запотели, и мы еле-еле шли. Поле зрения неуклонно сужалось, и под конец я видел только веревку между мной и Абдулом и лед под ногами. Во льду попадались странные дыры, до полутора сантиметров в поперечнике и глубиной около двадцати сантиметров. Будто их провертели коловоротом. На дне углублений лежали земля или камешки. Ледник таял полным ходом, и под нами звонко пели .незримые ручьи. А когда-мы достигли кромки, то увидели могучий поток -- хоть мельницу ставь. В половине второго мы пришли в лагерь. К этому времени приподнятое настроение начисто улетучилось, как сон, и теперь мы замечали только недочеты места, избранного нами для "лагеря 1". Солнце стояло высоко, и кругом не было ни клочка тени. В палатке -- сущая баня. Она не была рассчитана на подобную погоду: ее конструировали для завершающего штурма. Палатка для марша, оснащенная всеми удобствами, о которых может только мечтать путешественник -- вентиляторы, сетки от мух, высокие стойки,-- не нашла себе применения. Нет, это была отличная палатка, но когда мы на пробу установили ее в саду в Кабуле, то убедились, что брать ее с собой -- значит тратить большую часть суток на свертывание и развертывание лагеря. Мы махнули рукой на палатку, укрепили на ледорубах спальные мешки и устроились в их скудной тени. Наших сил хватило лишь на то, чтобы лежа пить чай и грызть мятные пряники. Хью позеленел. -- Мало мне живота, так еще голова раскалывается,-- сказал он. -- Из твоей головы хоть кровь не идет.-- Я как раз перебинтовывал ноги; эта процедура повторялась два раза в день и с каждым разом становилась все менее приятной: хватит ли бинтов до конца путешествия? -- А мой понос не хуже твоего,-- добавил я. Абдул Гхияз сообщил, что решил начисто отказаться от восхождений.