ыть об этом грязном месте? - Нам, видимо, следует завершить исследования, - мягко сказал Лоренцен. Гуммус-луджиль вытащил большую старую трубку и принялся раскуривать ее. Его тонкое лицо исказилось насмешкой. "Исследуйте мой зад! Вы знаете так же хорошо, как и я, что наша экспедиция имеет практическую цель. Нам лучше потратить время на поиски другой подходящей планеты." Лоренцен вздохнул. "Не знаю, найдем ли мы ее. Финансировать эту экспедицию стало достаточно трудно. У парламента всегда найдется достаточно дел, на которые стоит потратить общественные фонды, не предаваясь несбыточным мечтам. Придется рассчитывать только на пожертвования тех, кто хотел бы улететь с Земли на другую планету." - А вы хотели бы? - спросил турок. - О... Да. Вероятно, да. Но я никогда не думал покидать Солнечную систему навсегда. - С внезапным озарением он добавил: - А для вас это многое значит, Кемаль? Инженер кивнул: "Да, я уже в том возрасте,когда хочется осесть на месте где-нибудь и создать семью. Но что может человек делать в Системе? Работать на кого-нибудь другого всю жизнь. Я хочу сам себе быть хозяином. Я думал... К черту! - Он замолчал и пустым взглядом посмотрел на равнину. - Остается еще надежда, - сказал Лоренцен. - Возможно, эти туземцы живут под землей или где-нибудь еще. Может быть, они не станут возражать, если мы колонизируем поверхность. В этом случае они даже выиграют - торговля и тому подобное. - Возможно. - Огонек сверкнул в глазах Гуммус-луджиля. Но потом они вновь погасли. Он сжал волосатую руку в кулак. - Но что-то произошло с первой эскпедицией! Подозреваю, что туземцы убили их и уничтожили следы... - Сомневаюсь, - сказал Лоренцен, хотя в глубине души ощутил поднимающийся страх. - Как они смогли добраться до кораля на орбите? Как мог персонал быть настолько неосторожным, чтобы допустить это? Нет, я по-прежнему думаю, что с ними что-то случилось в космосе. Случайный метеор или... - Подобные вещи больше не случаются с космическими кораблями. - Могут случиться, если произойдет несколько маловероятных совпадений. Или, послушайте, вы говорили, что была попытка саботажа на "Хадсоне"? - Да, подождите, вы имеете в виду... - Я ничего не имею в виду, Кемаль,но дома есть группы, настроенные против самой идеи колонизации. Секта рессуррекционистов считает, что это не соответствует воле господа. Все фанатики, все эти монархисты, коллективисты, евгеницисты понимают, что их крайне незначительные шансы захватить власть совсем исчезнут, если люди двинутся из Системы. Там есть группа Хилтона с ее псевдонаучными идеями о внеземных болезнях, вторжениях или мутациях колонистов во что-то отличное от людей и враждебное им, вы понимаете? - Бомба, спрятанная в "Да-Гама", - Гуммус-луджиль потер подбородок. - Это было бы не слишком трудно сделать: их корабль не строился с самого начала, как наш... Конечно, трудно себе представить, как можно было проникнуть к нашему конвертору. Все наши рабочие, до последнего электрика, были тщательно проверены правительством. Но могло быть, могло быть. - В этом случае... - В Лоренцене нарастало возбуждение. - В этом случае нам нечего бояться. - Зато этим ублюдкам нужно бояться меня! - Рука турка потянулась к ружью. Прошел еще один день. Встало сине-зеленое солнце, рассеялся туман, выпала роса и с металлическим блеском легла на травы. Через шесть часов встало красное солнце, и начался день. Плыли тонкие красные и зеленые облака. Двойные тени повторяли их цвета. Растительность мерцала множеством оттенков, когда ее шевелил ветер. Первый солнечный закат был не столь эффектным, так как Лагранж-II все еще был высоко в небе, но конец дня был жутким. Парадоксально: становилось прохладно, даже холодно, когда светило только меньшее солнце, но его красный диск казался устьем огромной печи. Второй солнечный закат, как обычно, был великолепным взрывом малинового, оранжевого и золотого. Затем наступила ночь со сверкающим великолепием звезд. Взошла Сестра. Один край ее диска был красным, другой - сине-зеленым, а центр был затенен и слабо освещался лишь отраженным светом Троаса. На горизонте Сестра казалась невероятно огромной, заполняя полнеба; взойдя, она по-прежнему оставалась такой большой, что человек, привыкший к Луне, не мог избавиться от ощущения, что она падает на него. Ее свет был похож на серебряное сверкание инея. Ночь была длинной, тихой и чужой человеку. Ночь захватила Лоренцена. Он бродил в холодной тишине, думая о чем-то, и чувствовал, как изменяется небо и земля вокруг него. Возможно, в конце концов ему захочется вернуться сюда. Новая планета будет широко открыта для любого человека: он сможет создать свою собственную обсерваторию на космической станции, постараться проверить свои собственные идеи, глядя на свою землю и понимая, что она принадлежит его детям. Но туземцы - настроение его вновь упало. Прошел еще день и еще один . Лоренцен сидел на своем обычном месте с книгой в руках, когда услышал, что его зовут. Он поднял голову: лагерный громкоговоритель голосом Гамильтона произнес: "...явиться в помещение капитана." Он встал, недоумевая, и отправился в штаб. Гамильтон сидел за столом в одном из строений. Рядом с ним стоял Эвери, он выглядел взволнованно. Торнтон, Фернандес, Гуммус-луджиль и ван Остен тоже были здесь. Все ждали. - Все здесь, - спокойно сказал капитан. - Докладывайте, мистер Эвери. Психолог прочистил горло. "Я немного продвинулся вперед в рорванском языке. - Он говорил так тихо, что трудно было расслышать его слова. - Не очень много: по-прежнему не представляю себе их грамматику, а также не могу выделить элементарные языковые единицы. Но мы уже можем говорить о простых вещах. Сегодня они сказали, что хотят уйти домой. Я не совсем уверен в причине этого, однако думаю, что они хотят рассказать о своих открытиях." - Все уйдут? - спросил Торнтон. - Да. Я предложил отвезти их домой по воздуху, но они отказались. Почему - не знаю. Я уверен, что они поняли меня. Я показал им вертолет и пояснил жестами. Но, возможно, они не доверяют нам. Они настаивают на том, чтобы идти пешком. - Где их дом? - спросил Лоренцен. - Где-то на западе, в горах. Это все, что я смог выяснить. На расстоянии четырех недель пути. - Ну? - спросил ван Остен. - Что же нам делать? - Рорванцы, - медленно сказал Эвери, - очень не хотели, чтобы мы следили за ними с воздуха. Не знаю почему - возможно, какое-то табу, но вероятнее, они боятся, что мы будем бросать им на головы бомбы. Вспомните, что мы так же плохо знаем их, как и они нас. Если мы попытаемся следить за ними, я думаю, они спрячутся в горах и мы никогда не сумеем возобновить с ними контакта. Однако, - он наклонился вперед, - мне кажется, у них нет возражений, если мы будем сопровождать их пешком. - Сопровождать прямо в ловушку? - ван Остен покачал головой так, что светлые волосы взлетели в воздух. - Не кажитесь большим ослом, чем вы есть, - сказал Гуммус-луджиль. - Они не могут не понять, что остальная часть нашего отряда отомстит им. - Неужели? - фон Остен вспыхнул и ударил себя в грудь для убедительности. - Но как остальные узнают, где мы? - По радио, конечно, - нетерпеливо сказал Гамильтон. - Вы возьмете с собой портативный приемо-передатчик... - Но если туземцы узнают, что у нас есть радио? - Хорошее соображение, - согласился капитан. - Похоже, что они никогда не слышали об этом явлении. И мне кажется, им никто не говорил о нем... Он постучал пальцами по столу. "Мистер Эвери хочет отправиться с ними, и я согласен, что мы должны послать несколько человек. Возможно, это наш единственный шанс установить контакт с местным правительством, чем бы оно ни было. Надо ближе познакомиться с их технологией и всем остальным. В конце концов они, возможно, не будут возражать против колонизации. Мы этого не знаем, и наша обязанность - узнать. Вы, джентльмены, сейчас в лагере не нужны, ваша основная работа выполнена, и поэтому логически вы должны составить отряд контакта. Вы будете поддерживать постоянную связь с лагерем по радио и, конечно, на всем пути производить наблюдения. Вас могут подстерегать болезни, ядовитые змеи или что-нибудь еще. Но в целом, я думаю, особых опасностей не будет. Дело это чисто добровольное, и никакого позора не будет, если кто-нибудь из вас откажется. Итак, все ли отправятся в путь? Лоренцен не был уверен, что он этого хочет. Он вынужден был признаться себе, что боится слегка и скорее хотел бы остаться в лагере. Но, черт возьми, все остальные согласились. "Конечно", - сказал и он. Позднее ему пришло в голову, что все остальные боялись оказаться единственным испугавшимся. Забавное существо человек. Глава 9 Первые три или четыре дня были мучительными. Затем мускулы привыкли, и они стали проходить ежедневно по сорок километров без особого напряжения. Путешествие оказалось однообразным, до самого горизонта расстилались прерии. Дождь их не останавливал, люди двигались в своих водонепроницаемых костюмах, а рорванцы, казалось, и не замечали его. Встречалось много широких рек, но все они были мелкими, их переходили вброд и они давали возможность наполнить фляги. Длинноствольные ружья туземцев на расстоянии в один-два километра убивали изобильную дичь, а в те дни, когда не попадались животные, вокруг было достаточно диких растений, стебли, листья и корни которых были вполне питательны. Гуммус-луджиль, несший приемо-передатчик, ежевечерне связывался с лагерем - передача шла на Морзе, чтобы туземцы не поняли, что такое радио. Гамильтон установил в вершинах большого треугольника три робостанции, которые пеленговали их передачи, и таким образом всегда знал, где находится отряд. Его собственные сообщения не содержали ничего особенного, только дальнейшее уточнение того, что они уже знали. Рорванцы в пути использовали компасы и карты - конечно, отличавшиеся от земных, но понять их назначение можно было. Карты начерчены от руки, хотя это не означало, что туземцы не знают печати; линии на картах тонкие, как будто проведенные китайской тушью. Карты исполнены в Меркаторовой проекции с характерной решеткой линий, начальный меридиан проходил через южный магнитный полюс. Похоже, что туземцы знали истинную форму своей планеты. Лоренцен постепенно научился различать индивидуальные особенности туземцев. Аласву говорил быстро, был порывист и разговорчив; Силиш - медлителен и тяжеловесен; Янвуссаран имел вспыльчивый характер; Джугац казался наиболее интеллегентным, он проводил много часов с Эвери. Лоренцен старался принимать участие в уроках языка, но без особого успеха; они уже вышли за пределы элементарных сведений, хотя Эвери утверждал, что говорить по-прежнему очень трудно. _ Вы должны научить меня тому, что знаете, Эд, - просил астроном. - Представьте себе, что с вами что-нибудь случится... что будем делать мы все? - Вы передадите сигнал, прилетит вертолет и заберет вас, - ответил Эвери. - Но, черт возьми, мне интересно! - Ладно, ладно. Я составлю для вас словарь, но убежден - он вам не очень поможет. Действительно, не помогло. Что с того, что вы знаете, как назвать траву, дерево, звезду, ходить,бежать, стрелять. Что делать дальше с этими словами? Эвери просиживал вечера у костра, говоря и говоря с Джугацом; красно-коричневый свет озарял его лицо и отражался в нечеловеческих глазах туземца, их голоса поднимались и опускались в мяуканье, громыхании и свисте, руки двигались, жестикулируя, - и все это не имело для Лоренцена никакого смысла. Фернандес взял с собой свою гитару и по вечерам наигрывал на ней песни. Аласву изготовил небольшую четырехструнную арфу с резонирующими стенками, производящим дрожащий эффект, и присоединился к Фернандесу. Вместе они производили комическое впечатление: Аласву, наигрывающий "Кукарачу", или Фернандес, пытающий подражать рорванским мелодиям. У Гуммус-луджиля были с собой шахматы, через некоторое время Силиш уловил суть игры, и они начали устраивать состязания. Это было мирное, дружеское путешествие. Но Лоренцена угнетала тщетность их действий. Иногда он жалел, что оказывался на борту "Хадсона", хотел вернуться назад на Луну, заниматься своими инструментами и фотографическим пластинками - конечно, они открыли новую расу, новую цивилизацию, но какое дело до всего этого человеку? - Нам не нужны ксенологические наблюдения, - говорил он Торнтону. - Нам нужна планета. Марсианин поднял брови. "Вы действительно думали, что эмиграция может разрешить проблему населения? - спросил он. - Таким путем нельзя переселить больше нескольких миллионов человек. Допустим, сто миллионов за пятьдесят лет, если организовать челночные перевозки - и не забудьте, что на все это потребуются деньги. Новорожденные быстрее заполнят вакуум." - Я знаю, - сказал Лоренцен. - Слышал обо всем этом раньше. Я имел в виду другое - кое-что психологическое. Простое знание, что здесь передний фронт, что здесь, прижавшись спиной к стене, человек может начать свой путь сначала, что любой человек из народа здесь будет сам себе хозяин - в этом огромное отличие от Солнечной системы. Это освобождает от тяжелого социального угнетения - изменяет полностью взаимоотношения людей. - Я удивлен. Не забудьте, что самые жестокие войны в истории последовали после открытия Америки и вторично после заселения планет Солнечной системы. - Но теперь будет не так. Человечество устало от войн. Оно нуждается в чем-то новом, более значительном. - Оно нуждается в боге, - сказал Торнотон с пуританской страстностью. - Последние два столетия показали, как бог наказывает забывших его людей. Они не спасутся, улетев к звездам. Лоренцен покраснел. - Не понимаю, почему вы всегда смущаетесь, когда я говорю о религии, - сказал Торнтон. - Я хотел бы обсудить это на разумной основе, как остальные темы. - Мы никогда не придем к согласию, - пробормотал Лоренцен. - Напрасная трата времени. - Вы хотите сказать, что не будете слушать. Что ж, - Торнтон пожал плечами, - я не очень верю в эту колонизацию, но любопытно было бы посмотреть, что из этого выйдет. - Я думаю... я думаю, что бы ни случилось, ваш марсианский дом будет избавлен от последствий, - проговорил Лоренцен. - Нет. Не обязательно. Господь может и нас наказать. Но мы выживем. Мы живучий народ. Лоренцен вынужден был признать его правду. Соглашаетесь вы с сектантами или нет, невозможно отрицать, что они боролись за свою мечту, как герои. Они колонизовали огромную бесплодную изношенную планету и заставили ее расцвести; их поющие псалмы батальоны сокрушили империю Монгку и победили Венеру. Верующие - как бы их ни называли: христиане, сионисты, коммунисты или представители любой другой веры, потрясавшей историю, - верующие обладали особым ценным качеством. Но разумный человек не мог понять их веры. Если он понимал ее, то уже не был разумным. Он посмотрел на мешковатые фигуры рорванцев. Какие мечты скрываются в этих нечеловеческих черепах? За что они смогли бы раболепствовать и убивать, обманывать и умирать? За свою планету? Глава 10 Мигель Фернандес родился в Латинской Америке, в области, известной под названием Уругвай. Семья его была древней и богатой, и он был одним из тех немногих, кто никогда не голодал. У него были книги, музыка, театры, лодки, лошади; он играл в поло за свой континент в мировых первенствах и переплыл на яхте Атлантику. Он проделал большую стратографическую работу на Луне и Венере, смеялся со множеством друзей, любил многих женщин и ушел к звездам с песней. Он умер на Троасе. Это произошло с жестокой быстротой. Через две недели открытые прерии кончились, начался медленный подъем к тусклым голубым очертаниям гор, возвышавшимся на горизонте. Это была земля высоких грубых трав, больших групп деревьев, холдных рек с быстрым течением; всегда дул ветер, а в небе видно было множество летающих животных. Продвижение вперед замедлилось, так как рорванцы кружили, отыскивая пологие склоны, но тем не менее в день проходили около тридцати километров. Эвери сказал, что спрашивал, сколько им еще придется идти, но не понял ответа. Отряд растянулся цепочкой среди разбросанных валунов. Вокруг все было полно жизнью: тетраптеры размахивали всеми своими четырьмя крыльями, маленькие зверьки убегали в испуге, останавливались и смотрели на путешественников немигающими глазами . Лоренцен шел впереди рядом с Аласву; пытаясь пополнить свой рорванский словарь, он указывал на разные предметы. Увидев маленькое разноцветное животное на скале - что-то вроде большой ящерицы, указал на него. - Воланзу - сказал рорванец. Благодаря практике Лоренцен научился различать отдельные фонемы; раньше все они звучали для него одинаково. - Нет, - астроному казалось странным, что Эвери все еще не знал слов "да" и "нет"; может быть, язык рорванцев не обозначал эти понятия. Однако "нет" он сказал по-английски. - Я знаю это слово, оно означает "камень". А я имею в виду эту ящерицу. - Он подошел ближе к животному и указал на него. Оно выгнуло спину и засвистело на него. Двойное солнце ярко отражалось в его переливчатой чешуе. Аласву колебался. "Шанарран", - сказал он наконец, вглядевшись получше. Лоренцен занес это слово в блокнот и пошел дальше. Через минуту он услышал крик Фернандеса. Он обернулся. Геолог упал, ящерица вцепилась ему в ногу. "Что за черт!"... Он побежал обратно, вскарабкался на скалу и успел увидеть, как Торнтон схватил ящерицу за тело, бросил ее на землю и раздавил ей голову сапогом. Все столпились вокруг Фернандеса. Он смотрел на них полными боли глазами. "Hace frio..." [холодно (исп.)] - Торнтон разрезал штанину, и они увидели следы укуса и пурпурный цвет вокруг него. - Яд, быстро аптечку первой помощи! - выкрикнул марсианин. - Вот... - Эвери мягко отстранил Торнтона и склонился над Фернандесом. Как психолог он был знаком и с медициной. Нож его сверкнул, разрезав тело. Фернандес дышал с трудом. "Я не могу дышать... Madre de Dios [Божья матерь (исп.)]... я не могу дышать." Эвери хотел прижаться ртом к ране, но выпрямился. "Нет смысла высасывать, уже добралось до груди." Голос его был тусклым. Рорванцы беспомощно толпились вокруг, глядя так, будто хотели что-нибудь сделать, но не знали что. Глаза Фернандеса закатились, он перестал дышать. - Ему парализовало органы дыхания - искусственное дыхание... - Гуммус-луджиль взял руку уругвайца в свои огромные лапы. - Нет, - Эвери держал его пульс. - Бесполезно. Сердце остановилось. Лоренцен стоял очень тихо. Он никогда раньше не видел умирающих. В этой картине не было ничего величественного. Фернандес лежал, нелепо свернувшись, лицо его посинело, маленькая струйка слюны все еще стекала из уголка рта. Ветер прорвался между людьми и взъерошил его волосы. Смерть - непривлекательное зрелище. - Вызываю лагерь. - Гуммус-луджиль схватился за рацию. - Ради бога, вызываю лагерь. У них есть средства оживления. - Не для этого яда, - сказал Эвери. - Пахнет, как синильная кислота. А скорость!.. Боже, она у него во всей крови. Они долго стояли молча. Гуммус-луджиль вызвал Гамильтона и доложил о случившемся. Капитан застонал. "Бедный маленький дьявол! Нет, бесполезно, нет смысла везти его в лагерь. - Ответ пришел по радио в виде точек и тире. Рорванцы смотрели, выражения их лиц были непонятно. Может, они считали это каким-то ритуалом - люди разговаривают со своим богом? - Скажите, что рорванцы собираются продолжить путь и я хочу идти с ними. Пришел ответ. "Похороните его и сделайте опознавательный знак. Не думаю, что в этих обстоятельствах следует считаться с его религией. Кто-нибудь из вас хочет вернуться в лагерь? Вертолет готов... Нет? Хорошо. Тогда идите дальше и ради любви всех людей будьте в следующий раз осторожнее!" Потребовалось немало времени, чтобы выкопать могилу теми инструментами, которые были у них с собой. Рорванцы помогали, а потом принесли груду обломков, чтобы образовать могильный холм. Эвери взглянул на Торнтона. "Не скажете ли несколько слов?" - очень мягко спросил он. - Если хотите, - ответил марсианин. - Он был не моей веры, вы знаете, и здесь никого из его религии. Поэтому я просто скажу, что он был хорошим человеком. Было ли это лицемерием, размышлял Лоренцен. Торнтон, для которого Фернандес был папистом; Гуммус-луджиль, проклинавший его за шумливость; фон Остен, называвший его слабаком и дураком; Эвери, для которого Фернандес был еще одним поводом для беспокойства; он сам, никогда не сближавшийся с этим человеком; даже рорванцы - они все стояли вокруг могилы. Больше ничего они не могли сделать для мертвого под этими скалами, хотели ли они сделать больше, когда он жил? Когда они кончили, было уже слишком поздно пускаться в путь. Они собрали сухие ветви и траву для костра, поужинали и сидели молча. Джугац и Эвери начали свои лингвистические занятия; фон Остен угрюмо свернулся и уснул; Торнтон читал библию в тусклом свете костра; остальные рорванцы шепотом переговаривались друг с другом. Костер громко стрелял, за освещенным кругом виднелась залитая лунным сиянием земля, ветер свистел в деревьях. Тут и там в темноте раздавались крики животных. Это была не земная ночь - люди никогда не знали такой ночи, не знали этого холодного звездного неба с огромным полукругом - созвездием, не слышали таких звуков. Далеко до дома, долго придется блуждать душе Мигеля Фернандеса, пока она доберется до зеленых долин Земли. Лоренцен почти бессознательно бормотал слова древней песни и смотрел на смутно вырисовывающийся красноватый от костра могильный холм. Тень и свет колебались на нем, казалось, он шевелится, будто человек, лежащий под ним, слишком любил жизнь, чтобы успокоиться. Подошел Гуммус-луджиль и тяжело опустился рядом с ним. "Одного нет, - пробормотал он. Колеблющийся свет озарил резкие черты его лица. - Сколько еще погибнет?" - Гамильтон опасался как раз подобных вещей, - сказал Лоренцен. - Не землетрясений, не чудовищ, не большеголовых спрутов, а змей, микробов и ядовитых растений. Он был прав. - Существо с цианидом в пасти - что за метаболизм должен у него быть? У него не может быть такая, как у нас кровь. - Инженер вздрогнул. - Холодная ночь. - Это можно преодолеть, - сказал Лоренцен. - Если больше опасаться нечего, тогда еще неплохо. - О, конечно, конечно. Я бывал в переделках и похуже. Тут эта проклятая внезапность. Вы ведь тоже едва не дотронулись до нее. Я видел. - Да... - Лоренцен почувствовал озноб при этой мысли. Только сейчас до него дошло. Аласву не предупредил его. Он заставил себя успокоиться и последовательно обдумать все происходившее. Рорванец Аласву не оттащил его от ядовитой ящерицы. Он посмотрел на маленькую группу туземцев у костра. Они сидели в тени, только их глаза сверкали во тьме. О чем они думали? Что готовили для этих пришельцев со звезд? Он хотел сказать Эвери... нет, пока не нужно. Возможно это случайность. Может быть, эти ящерицы редки, может, эта группа рорванцев никогда не видела их раньше. Аласву сам был в нескольких сантиметров от нее. Туземцы не могут быть так глупы, чтобы надеяться обставить убийство всех людей как несчастный случай! Но "Да Гама" никогда не вернулся назад. Он с усилием повел плечами. Он устал, возбужден, его подозрения ребяческие, и он знал, что Эвери так их и воспримет. А если он расскажет фон Остену, немец захочет расстрелять рорванцев на месте. Гуммус-луджиль и Торнтон... нет, не сейчас, вначале он должен убедиться сам, прежде чем выставлять себя на посмешище. Он посмотрел в темноту на западе. Они шли туда, в горы, в каньоны и ущелья, где на узких скользких тропах могло все случиться. И они не могут повернуть назад, хотя не имеют ни малейшего представления о том, что их ожидает. Глава 11 Местность быстро поднималась, пока они не начали пробираться через путаницу скалистых холмов, среди огромных зарослей кустарника, через журчащие речки, чья холодная вода кусала их ноги, как зубами. Трудно было идти за рорванцами; их легкие фигуры быстро передвигались по неровной местности; у Лоренцена пересыхало горло, когда он, тяжело дыша, торопился за ними. Однажды вечером, через неделю после смерти Фернандеса, Гамильтон спросил по радио: "Что за дьявольство с вашими проводниками? Вы вновь свернули севернее. Почему они не ведут вас прямо?" Гуммус-луджиль удивился, но передал вопрос Эвери. "Спросите одного из этих волосатых уродов. Я уже болен от ходьбы." - Я уже спрашивал, - сказал психолог. - Разве я вам не говорил? Но ответ относится к совершенно непонятным, непереводимым фразам языка. У меня создалось впечатление, что впереди опасная территория и мы должны ее обогнуть. Гуммус-луджиль передал ответ Гамильтону, который закончил разговор щелчком, соответствующим ворчанию. Турок вздохнул. "Не очень многое можем мы предпринять", - сказал он. Торнтон засмеялся. "Возможно, они хотят сделать нас кривоногими и тем самым беспомощными", - предположил он. Фон Остен схватился за оружие. "Они ведут нас прямо в..." - Спокойней, - Эвери протянул руку. - Боюсь, что мы ничего не можем сделать. Они ведут нас. Лоренцен нахмурился. Это звучало не очень привлекательно. Положение все больше и больше казалось ему сомнительным. Он извлек карту территории, сделанную с помощью аэрофотосъемки, и долгое время изучал ее. Насколько он мог видеть, в территории, которой они избегали, не было ничего необычного. Конечно, там могли быть враждебные племена или еще что-нибудь, но... На каждый вопрос, который он мог бы задать, был ответ. Но все эти ответы были слишком ad hoc [для данного случая (лат.)], он и не давали последовательной картины. Хорошо, ядовитая ящерица была незнакома рорванцам, это совершенно очевидно. Но почему она была незнакома им? Любое опасное животное имеет довольно широкую зону распространения - не могли же рорванцы идти настолько издалека, чтобы эта территория была им неизвестна... Да,туземный язык может быть исключительно трудным, но, черт возьми! - общество, владеющее технологией, какой, казалось, владели рорванцы, должно было располагать доступными терминами и понятиями. Когда западная нация проникла на восток, китайцы говорили с ней на английском или французском языке: их собственный язык был для этого неподходящим. Но язык рорванцев казался похожим по структуре на индоевропейские языки, и у Эвери не должно было возникнуть тех трудностей, о которых он все время говорит... Тем не менее он подолгу говорит с Джугацом по вечерам. Он утверждает, что это уроки языка, но... Допустим, что это не так. Лоренцен сидел тихо, чтобы позволить этой мысли глубже проникнуть в его сознание. Он хотел бы отвергнуть ее. Ему нравился Эвери; и на этой новой земле было так мало того, чему можно было доверять, а если они еще перестанут доверять друг другу... Нет, он, вероятно, становится параноиком. Однако оставался "Да Гама", огромный, повисший в пространстве вопросительный знак. Он лежал в своем спальном мешке, чувствуя жесткость земли под собой, слушая шум ветра, и журчание реки, и крик какого-то незнакомого животного. Тело его устало, но в мозгу кипело столько вопросов, что он не мог уснуть. Что случилось с первой экспедицией? Кто пытался саботировать вторую? Почему произошло так много помех и задержек, прежде чем она смогла стартовать? Почему Эвери не сумел скомплектовать однородный экипаж? Такие разные (почему?), как они, люди не могли составить экипаж космического корабля, это слишком явная ошибка для психолога. Почему рорванцы единственные млекопитающие, встретившиеся им до сих пор? Почему никакие следы их деятельности не видны с воздуха? Почему у них такой недоступный для понимания язык? И на самом ли деле он такой непонятный? Если нет, тогда почему Эвери лжет? Почему рорванцы не сумели распознать опасность, которая должна быть так же хорошо известна, как кобра на Земле? Их метаболизм сходен с человеческим, поэтому и для них ящерица представляла угрозу. Почему они вдвое увеличили путь к себе домой? Почему, почему, почему? На каждый вопрос можно было найти ответ, либо прямо данный Эвери, либо получаемый, как правдоподобная гипотеза. Но взятые in toto [целиком, полностью (лат.)], но взятые в целом, они нарушали принцип Оккама: каждое объяснение отвергало остальные, вызывало новую гипотезу, противоречащую другим. Было ли что-то объединяющее во всех этих фактах? Или все это было лишь случайным стечением обстоятельств? Силиш караулил, ходил вокруг тухнущего костра. Он мелькал бесшумной тенью, только отблеск света в глазах и на мушкете выдавал его. Вновь и вновь поглядывал он на спящих и о чем думал? Что планировал? Он мог охотиться, петь и играть в шахматы с людьми, но они были более чуждыми для него, чем бактерии в его крови. Способен ли он был ощутить родство с людьми, или он из тех чудовищ, что проглотили первый корабль и готовились уничтожить людей со второго? Эвери не мог лгать. Он был правдивым, дружески настроенным парнем. Психолог должен быть более умелым, но, возможно, он просто никогда не имел дела с гуманоидами с других миров. Может, рорванцы обманули его для каких-то своих целей. Или его подкупили? Но чем они могли его подкупить? Лоренцен повернулся, пытаясь уснуть. Сон не шел к нему. Слишком о многом нужно было подумать, слишком многого опасаться. Наконец пришло решение. Он не может никому говорить о своих подозрениях, пока еще не может. В их отряде нельзя уединиться с кем-нибудь. И нельзя говорить - возможно, рорванцы усвоили немного английский. И в конце концов у него не было доказательств, только подозрение. Спокойно, спокойно. Но у него есть начало рорванского словаря. Предположим, что он, никому не говоря, попытается узнать его больше. Он может сделать математический анализ записей - до сих пор он его не делал, ограничиваясь лишь запоминанием слов. Но если вы уверены, что изучаемый вами язык в основном флективный и его структура немногим отличается от строения индоевропейских языков, то, внимательно вслушиваясь в разговоры, вы можете узнавать знакомые слова и определить систему склонения и спряжения; а новые слова будут ясны по контексту. Будет нелегко, потребуется время, но это может быть сделано. Многие слова можно будет узнать, просто спрашивая, если вопросы не вызовут подозрения. Наконец он смог задремать. Глава 12 - Я вам говорю, это убийство! Слова с шумом вылетали изо рта фон Остена; он топнул ногой, и скала гулко ответила ему. Вокруг него и Торнтона скалы круто вздымались вверх, к ледяному голубому небу, их острые белые вершины резко вырисовывались на его фоне, нижние склоны обрывались во тьму ущелий, где стремительно текли горные реки. Местность за последние несколько дней сильно повысилась, огромная каменная глыба гор шла от равнин до моря. Просыпаясь по утрам, путешественники обнаруживали тонкий слой снега на обнаженной земле, дыхание белым паром вырывалось из ноздрей. Охота стала бедной, и уже несколько дней у них почти не было еды, продвижение вперед замедлилось из-за бесконечных подъемов и спусков по скалам и острым, как лезвие ножа, ущельям. Договорились остановиться лагерем на несколько дней, чтобы заготовить достаточно пищи для последнего участка пути. Торнтон взвесил ружье в руке и спокойно встретил гневный взгляд немца. "Рорванцы не могли знать, что ящерица обязательно встретиться нам в пути", - сказал он. - Нет, но у них всегда есть шанс расправиться с одним из нас, - фон Остен расправил плечи под тесноватым комбинезоном. - Тут слишком много незнакомого нам, и мы не можем всегда держаться вместе. Что-то неправильное в этих туземцах, мы должны перебить их всех, а из одного извлечь правду. - Мы не знаем их трудного языка, - сухо сказал Торнтон. - Языка, ха! Они не хотят, чтобы мы его знали. Не может быть такого сложного языка, как у них. Когда они не хотят отвечать на вопрос, они просто говорят этому слабоумному Эвери "Versteh nicht" [не понимаю (нем.)] или говорят ему ерунду, а он считает это новой штукой их языка. Нет, они заговорят, конечно, если мы заставим их это сделать. Фон Остен наклонился и стукнул в костлявую грудь Торнтона. "А куда они нас ведут? Я смотрел на новую карту. Гораздо быстрее и легче было бы свернуть на юг и идти на север вдоль берега. Я думаю, что этот разговор об опасной территории, которую мы должны обойти, вздор, обман." Торнтон пожал плечами. "Откровенно говоря, я подозреваю то же самое. Но почему вы обратились именно ко мне?" - Вам единственному я могу доверять. Эвери глуп, Лоренцен слишком слаб, а Гуммус-луджиль откажется помочь мне только потому, что это моя мысль. Только мы с вами можем что-нибудь сделать. - Гм... - Торнтон потер подбородок: небритая борода неприятно покалывала. - Может быть, я и смог бы вам помочь. Но я не хочу вмешиваться. Вполне вероятно, что рорванцы намерены убить нас. Это самый легкий путь отвратить внимание людей от их планеты. Если "Хадсон" также не вернется, третьей экспедиции, по всей вероятности, не будет; вероятно, на это и надеются туземцы. Но не забудьте, им нужно уничтожить и основной лагерь, а там из-за нашего исчезновения вдвойне встревожатся. А космический корабль - как насчет него? Как они добрались до "Да Гамы"? Он до сих пор должен был находиться на орбите, даже если им удалось уничтожить всех высадившихся людей... Фон Остен нахмурился. "Я думаю, у них есть оружие, которое они нам не показывают. Может, у них есть свои космические корабли." - Но почему их воины вооружены гладкоствольными ружьями? Не будьте дураком! Обожженное солнцем лицо немца покраснело. Помолчав, он спокойно сказал: "Пожалуйста, следите за своим языком. Я хочу действовать с вами вместе, но если вы будете так... Не думали ли вы, что эти мушкеты могут быть частью игры? Если мы будем думать, что у них нет ничего лучше, то не будем их опасаться." Торнтон свистнул. "Во имя великого Иеговы!.. - Вдруг он повернулся. - Идемте, мы ведь должны охотиться." - Но моя идея? - Я хочу подумать о ней. Я дам вам знать. - Они принялись осторожно подниматься по крутому склону в гору. Вновь и вновь останавливались они и осматривали горную местность в полевые бинокли. Сухой снег скользил по острым склонам, но нигде ни признака жизни. Торнтон чувствовал сильный голод и сдерживал тревожное чувство. Сейчас не приходится жаловаться на отсутствие мяса. Если рорванцы не так примитивны, как стараются казаться, это открывает возможности для самых дурных предположений. Если они близки к межпланетному уровню технологии, они могли обнаружить "Хадсон" при его приближении; к тому же на своей экваториальной орбите он неоднократно пересекал диски Сестры и солнц, даже в маленький телескоп его легко заметить. Если даже рорванцы находятся на уровне порохового оружия, у них все равно могут быть телескопы. Но если технология у них развитая, они могут жить под землей, синтезируя себе пищу; этот обычай мог возникнуть в период атомных войн. Они могут уничтожить и лагерь, и корабль несколькими ракетами дальнего действия... Но почему они не сделали этого до сих пор? Может, вначале хотят узнать как можно больше, в этом случае притвориться примитивными туземцами- лучший способ избежать подозрений. Торнтон покачал головой. Все-таки и это не объясняло всего, оставлось по-прежнему много вопросов, не имевших ответа. Однако вполне возможно, что фон Остен прав. В таком случае - что делать? Выстрел из атомного ружья уничтожит всех рорванцев в лагере. Может, одного оставить и выпытать у него все. Комиссары научили человечество, как надо добывать сведения у существа, способного испытывать боль. Сообщение по радио, быстрый возврат в лагерь, эвакуация всего персонала на "Хадсон" и уход в глубокий космос - а что дальше? Троас по-прежнему останется загадкой. Он не сможет увидеть, как Солнечный патруль осуществляет карательную операцию - однако она произойдет. От нее нельзя отказаться, иначе в один прекрасный день рорванцы обрушатся с неба на Землю. Эвери будет взывать к небесам, заявляя, что это было абсолютно неспровоцированное убийство, он, несомненно, обвинит их в уголовном преступлении, когда они вернутся в Систему. Лоренцен, хоть и неохотно, поддержит его. Гуммус-луджиль займет неопределенную позицию... А как Гамильтон? Капитан сможет заковать их или оставить в качестве наказания здесь; никакие чувства не останавливали его при выполнении долга, как он его понимал. У меня тоже есть долг. Как тяжел путь, о господи! Может, лучше не останавливаться перед мятежом и уничтожить всех этих людей, кто не поддержит его. А это, несомненно, будет означать суд по возвращении в Систему, тюрьму, психиатрическое изменение структуры мозга... жена и дети Торнтона будут плакать одни в своем доме на Марсе и с еще большей гордостью держаться перед лицом соседей. Но рорванцы не люди, ноагианские священики сомневаются, есть ли у чужаков душа; в любом случае они язычники... Торнтон знал, какую мучительную борьбу с самим собой ему придется выдержать, прежде чем он примет решение. Но он знал, что решение обязательно будет принято. - Там! Смотрите туда! Он поднял полевой бинокль, услышави шепот фон Остена. Высоко над ними, перегнувшись через край обрыва, на них смотрела рогатая голова - добыча! Два выстрела раздались одновременно. Животное вскрикнуло и исчезло. Торнтон отчаянно бросился бежать, перепрыгивая через камни и балансируя на краю обрыва. Ледяной воздух обжигал ему легкие, но он должен был схватить животное, прежде чем оно упадет. Верхний край обрыва нависал над ними. Он карабкался, крепко цепляясь за скалы. Фон Остен шумно дышал рядом, единственная точка опоры. Все равно что взбираешься на высокий забор. Они достигли вершины. И провалились! Это произошло слишком быстро. Торнтон не понял, что случилось, он ощутил лишь падение, что-то острое резануло его по спине и разрезало кожу, он услышал свист воздуха и скрежет скал мимо ушей, затем грохот и тьма. Он медленно приходил в себя, долгое время ощущая лишь боль. Потом зрение прояснилось, он сел, придерживая голову, которая, казалось, раскалывалась. "Фон Остен", - простонал он. Немец был уже на ногах, он выглядел встревоженным. "Вы в порядке?" - спросил он. Тон его был небрежным, он уже осмотрел марсианина, когда тот был без сознания, и не нашел серьезных повреждений. Торнтон ощупал себя. На спине была длинная царапина, голова болела, из носа шла кровь, на теле было множество синяков, сколько - он не мог сосчитать. Но - "Да, я в порядке." Фон Остен помог ему встать.