ощутил спиной менгир. Высокий воин с намалеванным на груди драконом ринулся в атаку. Меч свистнул справа налево, и голова врага слетела с плеч. Но кольцо дикарей сомкнулось вокруг Хольгера. Бросив взгляд поверх бычьих рогов и султанов из перьев, он увидел, что Сарах уже в седле, отмахивается саблей. Папиллон топчет врагов копытами, лягается, кусает, его грива и хвост взметываются черным пламенем. Кто-то вскочил с земли совсем рядом, проскользнул под мечом датчанина. Кинжал в его руке метнулся вверх. Хольгер успел принять удар на левую руку, защитил живот. У ног людоеда возник Гуги, схватил его под коленки и опрокинул. Гном и человек, сцепившись, рыча, покатились по траве. Перед ним уже возвышался вождь. Его топор ударил в шлем Хольгера, как молния. Хольгер пошатнулся, услышал свой крик: "Великий боже, святой Георгий!". Вождь захохотал, вновь ударил. Хольгеру каким-то чудом удавалось отражать его удары. Большинство из них. Иные все же падали на шлем и кольчугу. Хольгер едва держался на ногах. К вождю на помощь подбежали два его воина. Но за их спинами появился Сарах. Свистнула кривая сабля. Дикарь схватил левой рукой правую и с безмерным удивлением уставился на нее - она осталась у него в руке, отсеченная сарацином. Хольгер взмахнул мечом, и второй воин отскочил, хромая. Вождь обернулся, насел на сарацина, и они закружились, со звоном парируя удары, осыпая друг друга проклятиями. Конь Алианоры истошно заржал, рухнул наземь. Белая лебедица взмыла вверх и тут же спикировала, целя клювом в глаза врагам. Хольгер перевел дух. Кто-то хрипло выкрикнул приказ, и у плеча Хольгера просвистело копье. Забыв про раны и усталость, датчанин ринулся в бой. Его меч работал, как коса. Папиллон взмывал на дыбы, становясь невероятно огромным, разбивал головы передними копытами ржаньем заглушая воинственные выкрики дикарей. Человек и конь разогнали врагов и вернулись к менгиру. Гуги выбрался из-под бездыханного тела своего противника, утер руки и побежал к ним. Рядом приземлились Алианора и превратилась в девушку. Мигом позже подскакал Сарах. Хольгер сунул ногу в стремя, взлетел на Папиллона. Пинком в зубы отшвырнул дикаря, попытавшегося стащить его на землю. Нагнулся, отцепил щит и надел его. Протянул к Алианоре руку, державшую меч. Девушка ухватилась за его рукав и прыгнула в седло позади него. Сарах тем же способом усадил Гуги себе за спину. Рыцари переглянулись, кивнули друг другу и ринулись в бой. Они секли, рубили, кололи. И вокруг них стало пусто. Враг бежал. Хольгер с Сарахом вернулись под менгир, тяжело дыша. Их клинки были в крови. Кровь пятнала их одежды, руки и лица. Повсюду валялись тела, некоторые еще бились, хрипя. Людоеды сбились в кучу далеко в темноте, только блеск оружия выдавал их присутствие. Вождь, потерявший свои рога и пышные перья, с кровоточащей раной на голове, тяжело поднялся с земли и побежал к своим людям. Зубы Сараха блеснули в улыбке: - Славная, славная битва! Во славу пророка... пророка Иисуса! Сэр Руперт, лишь один человек на свете мог сражаться подобно тебе! - Ты тоже не ударишь в грязь лицом, - сказал Хольгер. - Но жаль, что тебе не удалось прикончить их вождя. Сейчас он вновь пошлет в атаку. - Из луков нас перестреляют, - заявил Гуги. - Будь у них мозгов чуточку побольше, давно бы мы валялись, стрелами утыканные. Хольгер обернулся к Алианоре. По правому плечу девушки ползли струйки крови. Сердце у него оборвалось, голос сорвался. - Тебя ранили? - Ничего страшного, - она улыбнулась дрожащими губами. - Стрела. Крыло задела. Он присмотрелся. В том прежнем цивилизованном мире он встревожился бы, увидев у девушки такую рану, но здесь, сейчас - в самом деле ничего страшного... Невероятная радость охватила его. - Я построю часовню... святому Себастьяну... в благодарность... - прохрипел он. Руки Алианоры обвили его талию. - Ты можешь более приятным способом выразить свою радость - шепнула она ему на ухо. Сарах сказал резко: - Мы ничего уже не сможем построить, если сейчас же отсюда не уберемся. Руперт, если мы вскачь пустимся назад, вниз, еще можно спастись... Слабость мгновенно покинула Хольгера: - Нет! Это - единственная дорога к святому Гриммину. Другие, даже если мы их отыщем, наверняка охраняются еще крепче. Нужно идти вперед. - Прямо к ним в руки? - крикнул сарацин. - Взбираться на эту осыпь в потемках, навстречу сотне воинов? У тебя с головой не все ладно! - Беги, если хочешь, - сказал Хольгер ледяным тоном. - Я собираюсь нынче же ночью добраться до церкви. Гуги уставился на него немигающим взглядом так пристально, что Хольгеру стало не по себе. Он огрызнулся: - И ты туда же? Ну да, мы наверняка погибнем тут, в ущелье. Сам знаю. Уезжай с Сарахом. Я пойду один. - Нет, - сказал Гуги. Настала тишина, в которой Хольгер явственно слышал стук своего сердца. Наконец гном продолжил, неспешно, сварливо: - Если уж тебе стукнуло в башку благородного дурня строить, придется мне твою дурость маленько исправить. Сам знаешь, по ущелью не пройти. Но есть другой путь наверх, и уж туда никто за нами не полезет. Я могу вынюхать вход в нору тролля - а нос мой уверяет, что это недалеко. Там вся гора, как сыр, ходами изрыта, есть надежда, что тролль вылез за добычей или дрыхнет, или глубоко вниз забрался и нас не учует. Надежда дохлая, но другой-то нету! Что скажешь? Не раздумал до своей заклятой церкви добраться? За плечами Хольгера тяжело вздохнула Алианора. - Сарах, - сказал Хольгер. - Бери Алианору и постарайся укрыть ее в безопасном месте. Мы с Гуги пойдем в логово тролля. Девушка схватила его за пояс и сказала гневно: - Нет, уж, ты от меня так легко не отделаешься! Я тоже пойду. - И я, - сказал Сарах, проглотив слюну. - В жизни не бежал от приключений. - Дурни! - фыркнул Гуги. - Ваши кости в норе белеть будут, пока прахом не рассыплются. Много рыцарей там сгинуло. Столько гордыни в них было, что на ум и места не осталось. Одного жаль - что девушка вместе с вами там сгинуть может. Ну, галопом!.. 22 Сарах поехал первым, везя Гуги, выступающего в роли проводника. Перед глазами Хольгера мелькнули алые и голубые ленты, вплетенные в хвост белой лошади сарацина. Датчанин, тронул коленями бока Папиллона. Они скакали среди скал, восток, поблизости от затаившихся людоедов, слышали их нарастающий вой. Хольгер увидел отблески света на острие копья - оно летело сверху по дуге прямо в него. Поднял щит и отбил им копье. Тут же три стрелы ударили в щит. Но они уже нырнули в темноту, оставив позади догорающий костер. Белая лошадь и просторные белые одежды Сараха выглядели смутным, едва различным во мраке пятном. Папиллон споткнулся. Его подкова высекла из камня сноп искр. Кони замедлили бег, пошли неровной рысье. Вокруг был мрак. Хольгер не знал, воображение или чутье подсказывают ему, что слева - скалы. Он ощущал их нависшую над головой тяжесть так, словно уже погребен под ними. Он оглянулся назад, увидел вождя людоедов. Верзила в барсучьих шкурах схватил из костра затянувшееся полено и размахивал им над головой, раздувая. Огонь окутал его золотистым сиянием. Призывая криком своих воинов, он воздел топор и ринулся в погоню. Вскоре он настиг коней, осторожно и медленно ступавших по каменистому склону. Хольгер заметил краем глаз, что и остальные все же бегут за вождем, хоть и без особого запала. И все внимание обратил на вождя, подбегавшего слева - с той стороны, где меч не мог его достать. Людоед замахнулся топором, целя Папиллону в бабку. Конь отскочил, едва не сбросив наземь своих седоков. Хольгер развернул его мордой к напавшему, подумал: сейчас набегут остальные, и мы окажемся в западне! - Алианора, держись! - крикнул он, наклонился далеко вперед, пытаясь достать врага мечом. Его удар был отражен острием топора. Вождь уклонился, он был гораздо проворнее коня. Размалеванное лицо с заплетенной в косички бородой искривилось в кровожадной ухмылке. Но факел в левой его руке оказался в пределах досягаемости меча. Хольгер ударил справа налево, и пылающее полено стукнуло каннибала по обнаженной груди. Дикарь взвыл от боли. Не успел он опомниться, как Хольгер оказался поблизости. Меч рассек воздух. Вождь рухнул замертво. Вся схватка отняла секунды. Ты умел драться, сукин сын, подумал Хольгер, тронул шпорами бока Папиллона и поскакал за Сарахом. Они ехали в непроглядной темноте. Людоеды бежали следом, но напасть не решались. Лишь изредка свистела стрела, провожаемая криками и воем. - Сейчас они соберутся с духом и бросятся! - крикнул Сарах через плечо. - Вряд ли, - ответила Алианора. - Ты разве ничего не чуешь? Хольгер потянул носом. Ветер дул ему прямо в лицо. Хольгер ощущал его, чуял, что он очень холодный, что развевает ему плащ и треплет плюмаж, - и ничего больше. - Ух! - сказал Сарах чуточку погодя. - Это тот смрад и есть? В темноте за их спинами пронзительно взвыли дикари. Хольгер, чье чутье было притупленно курением, последним унюхал нарастающую вонь. людоеды явно отказались от погони. Несомненно, они намеревались засесть поблизости и караулить врагов всю ночь, но не пересекали некую черту. Если запах можно назвать густым и холодным, то именно таким был смрад тролля. У самого входа в пещеру Хольгеру невыносимо захотелось зажать нос. Они остановили коней. Алианора спрыгнула на землю. - Нужно найти, чем осветить дорогу, - сказала она. - Тут под ногами сухие ветки. Наверное, тролль их обронил, когда устраивал логово. Она собрала охапку хвороста, а Гуги высек огонь. Хольгер увидел черную пасть пещеры, метров трех в высоту. Она вела в непроглядный мрак. - Ну, пошли, - сказал он. В горле пересохло. - Я бы хотела увидеть снова звезды, - сказала Алианора, и ветер развеял ее слова. Гуги сжал ее ладошки. - Ну, а если мы и наткнемся на тролля? - сказал Сарах. - Наши клинки изрубят его на кусочки. Сдается мне, что мы напугались бабушкиных сказок. И он решительно вошел в пещеру. Хольгер двинулся следом. Меч в правой руке и щит на левом плече казались невероятно тяжелыми, он ощущал тупую боль в местах, где по доспехам пришлись удары. По спине ползли ручейки пота, свербило в местах, куда он не мог дотянуться и почесать. Воздух пещеры был насыщен запахом тролля, мешавшимся с душным смрадом гниющего мяса. Пламя факела приплясывало, затухало, вспыхивало, тени метались по бугристым стенам. Хольгер мог бы присягнуть, что видит на стенах каменные лица, разевающие беззубые рты при виде путников. Земля под ногами усыпана камнями (о которых он что ни миг отбивал пальцы ног) и обглоданными дочиста костями зверей. Алианора внимательно смотрела под ноги, то и дело нагибалась, поднимала куску дерева и сухие ветки. Отчетливый звонкий стук конских копыт возвращался глухим эхом. В противоположной от входа стене пещеры был пробит туннель - высотой метра в три и чуточку поуже. Хольгеру с Сарахом пришлось идти, едва не задевая друг друга локтями. Хольгер старался не гадать, голыми руками пробил тролль этот туннель, или нет. Раз или два он споткнулся о кости, которые могли быть только обломками человеческих черепов. Туннель сворачивал, еще раз, и еще, чувство направления совершенно отказалось служить Хольгеру, и вдруг он понял, что знает точно: они спускаются вниз бесконечной дорогой в самое нутро земли. Собрав всю силу воли, он удержался от крика. Туннель привел их в пещеру, где зияли три прохода. Гуги вышел вперед, жестом приказал Сахару и Хольгеру остаться на месте. Свет факела заострил черты его лица, огромная тень гнома казалась черным гротескным чудовищем, готовым на него броситься. Он внимательно присмотрелся к пламени, ставшему желтым и коптящим, потом послюнил палец, поднял его обращаясь во все стороны и выбрал левый туннель, буркнув: - Туда. - Нет, - сказал Хольгер. - Смотри, он ведет вниз. - Ничего не вниз. И не ори так. - Ты с ума сошел! - сказал Хольгер. - Каждый глупец... Гуги глянул на него из-под клочкастых бровей: - Каждый глупец вправе думать, как ему нравится. Вдруг ты и прав. Головой не поручусь. Только по-моему, хорошая дорога как раз тут, и о подземелья я знаю малость побольше твоего. Так как, пойдете, куда я показал? Хольгер проглотил слюну: - Ладно. Извини. Веди нас. Гуги усмехнулся: - Ты дельный парень. И затопал в левый туннель. Остальные пошли следом. Вскоре стало ясно, что туннель поднимается вверх. Хольгер ни словом не обмолвился, когда Гуги миновал несколько боковых коридоров, не удостоив их и взгляда. Но когда они оказались в схожей пещере с тремя проходами впереди, гном какое-то время колебался. Наконец сказал озабоченно: - Все мне подсказывает, что средним надо идти. Вот только тролля смрад там сильнее. - Ты даже отличаешь, где сильнее, где слабее? - поморщился Сарах. - Наверное, там его логово, - шепнула Алианора. Чей-то конь фыркнул. В тесном пространстве это прозвучало, как выстрел. - А ты не мог бы найти другую, окольную дорогу? - Моно попробовать, - ответил Гуги неуверенно. - Только времени уйдет куча. - А нам нужно как можно быстрее добраться до церкви, - сказал Хольгер. - Зачем? - спросил Сарах. - Сейчас это неважно, - ответил Хольгер. - Попросту поверь мне на слово, ладно? Хотя сарацин и достоин доверия, не время и не место посвящать его во все сложности. Слишком много значит Кортана, не зря враги так стараются помешать... Моргана без труда могла бы опередить Хольгера, оказаться у церкви раньше. Но это ей ничего не даст - она не смогла бы перенести Кортану в другое место. Меч чересчур тяжел для женских рук, а чары применить нельзя - мешает ореол святости Кортаны и лежащее на ней благословение. Кто должен помочь фее, унести меч самым естественным образом, с помощью физической силы - так, как и украли Кортану в прошлый раз. Однако все за то, что дикари панически боятся церкви святого Гриммина и никогда к ней не подойдут, даже если фея прикажет. А ее собственные полки из жителей других краев заняты подготовкой к войне с Империей. Если у нее будет время, она безусловно найдет кого-нибудь в помощники. Или призовет силы, способы легко расправиться с Хольгером, прежде чем он достигнет церкви. Но пока что ему везет - больше, чем он того заслуживает. Он прекрасно знал, что не одолел бы самых сильных союзников феи. Только святому такое под силу, а Хольгеру ох как далеко до святости... Эрго: нужно спешить изо всех сил. Сарах хмуро смотрел на него. Потом вздохнул: - Тебе виднее, друг мой. Идем кратчайшей дорогой. Хольгер пожал плечами и двинулся вперед. Туннель изгибался, вел вверх, потом вниз, снова вверх, заворачивал, расширялся, сужался. Их шаги гремели, как удары в бубен. Мы здесь, мы здесь, тролль, мы здесь, мы идем... Коридор сузился настолько, что они плечами задевали стены. Впереди - Гуги, за ним - Хольгер, за ним - Сарах, и последней - Алианора. Коней ведут под уздцы. Зыбкое пламя факела бросает на стены алое сияние и пляшущие тени. Хольгер расслышал приглушенный голос Сараха: - Самый тяжелый мой грех - то, что я позволил столь прелестной девушке оказаться в столь зловонной дыре. Бог мне этого никогда не простит. - Но я прощу, - шепнула Алианора. Сарацин засмеялся: - И этого достаточно! Госпожа моя, кому нужны солнце, луна и звезды, если рядом - ты? - Прошу тебя, помолчи. Мы и так выдаем себя шумом. - Прошу тебя, помолчи. Мы и так выдаем себя шумом. Хорошо, удовольствуюсь мыслями. Мыслями о красоте, грациозности, прелести и доброте, словом, мыслями об Алианоре. - Ох, Сарах... Хольгер закусил губы до крови. - Тихо вы, там сзади, - прошипел Гуги. - У самого логова идем. Коридор оборвался. Факел освещал крохотную часть огромной пещеры, когда пламя чуточку разгорелось, Хольгеру показалось, что он видит стены, плавными изгибами возносящиеся на невообразимую высоту. Землю устилал толстый слой веток, листьев, полусгнившей соломы и костей - повсюду обглоданные кости. И над всем этим царил неодолимый, парализующий запах смерти. - Тихо! - сказал Гуги. - Думаете, мне тут нравится? Мы должны пройти мяконько, как кошки. Выход наверняка вон там. Листья трещали под ногами, с каждым шагом все громче. Хольгер пошатывался, ступая по этому толстому, ненадежному ковру. Споткнулся о корягу. Сук царапнул его по щеке, словно целил в глаза. Датчанин наступил на человеческий скелет и тот рассыпался под сапогом. Слышно было, как кони собственной тяжестью проваливаются в эту труху, оступаются, фыркают с омерзением. Пламя внезапно взметнулось с треском, стало ясным. И тут же Хольгер ощутил холодное дуновение. - Мы недалеко от выхода, - сказал Гуги. - Го-о! - Го-о! - ответил эхо. - Го-о-о! Эхо! Из огромной кучи сухих листьев вылезал тролль. Алианора закричала. Лишь сейчас Хольгер услышал в ее голосе настоящий страх. - Боже, спаси нас, - прошептал Сарах. Гуги пригнулся, заворчал. Хольгер уронил меч, нагнулся, поднял его и снова выронил, - ладони взмокли от пота. Тролль подошел ближе, неуклюже загребая ногами. В вышину он не менее двух с половиной метров. Точнее не определить - он страшно горбился, ручищи свисали до земли, кулаки волочились у ступней, огромных, когтистых. Безволосая зеленая кожа свободно болталась, словно троллю она была велика. Широкий шрам рта, нос не короче метра, черные бездонные колодцы глаз без ресниц и белков, глаз, словно впитывавших безвозвратно свет и ничего не отражавших. - Го-о-о, - тролль идиотски осклабился и вытянул лапу. Крик Сараха. Блеснула его сабля. Удар. Хлюпанье. Из раны поднялся дым. С той же идиотской ухмылкой, ни на йоту не изменившейся. Тролль протянул к сарацину другую лапу. Хольгер бросился к нему, занес меч. Тролль ударил его наотмашь. Хольгер принял удар на щит. Щит треснул, и датчанин отлетел на кучу гнилых листьев, покатился в угол. Лежал неподвижно, бессильно, пытаясь отдышаться. Увидел мельком: лошадь Сараха пронзительно кричит, брыкается и порывается встать на дыбы. Алианора повисло на ее узде, пригибая голову вниз. Взгляд Хольгера метнулся к Сараху. Сарацин приплясывал на ложе тролля. Каким-то чудом он удерживал равновесие на этой шаткой груде веток и листьев. Приседал, отскакивал, уклонялся от неуклюжих замахов тролля, от попыток чудовища сграбастать его; сабля его неустанно посвистывала, казалась смазанной туманной полосой, за которой блестели в улыбке белые зубы мавра. Что ни удар, лезвие глубоко вонзалось в зеленую тушу. Но тролль только покряхтывал. Сарах расчетливо и хладнокровно целил в одно и то же место - в правую лапу, над запястьем. И вот очередной удар отсек кисть чудища напрочь. - Ага! - Сарах радостно засмеялся. - Гуги, посвети-ка! Гном воткнул факел в развилку высокой коряги и бросился помочь Алианоре удерживать белую кобылу. Папиллон кружил вокруг дерущихся, выжидая удобного момента. Он представился, когда тролль замахнулся на Сараха левой лапищей. Конь бросился на чудовище сзади. Его копыта ударили в широчайшую спину, как в барабан. Тролль рухнул ничком, а Папиллон взмыл на дыбы во всю свою невероятную высоту и обрушил передние ноги. Череп тролля треснул. - Великие небеса! - перекрестился Сарах и весело сказал Хольгеру, только сейчас сумевшему подняться: - Не так уж все страшно было, сэр Руперт, а? Хольгер посмотрел на свой искореженный щит. - Ну да, - сказал он весело. - Вот только я себя неважно показал... Кобыла Сараха дрожала крупной дрожью, но уже не взбрыкивала. Алианора ласково поглаживала ее. - Быстрей, пошли отсюда, - сказал Гуги. - Нос мне этой вонью забило. Хольгер кивнул: - выход где-то близко... Господи Иисусе! Отсеченная рука тролля бежала по земле, перебирая пальцами, как огромный зеленый паук. Пробежала по кучкам листьев, по веткам, вскарабкалась по коряге, цепляясь за кору ногтем указательного пальца, скатилась вниз и неслась вприпрыжку, пока не достигла запястья, от которого была отсечена. И приросла к нему. Разбитая голова тролля была уже целехонькой. Чудище встало во весь рост и осклабилось. Кроваво сверкнули в свете догорающего факела его клыки. Путники оцепенели. Тролль бросился на Хольгера. Датчанин испытал огромное желание пуститься наутек. Но не знал даже, в какую сторону бежать. Сплюнул наземь, занес меч и ударил, вложив всю силу. Меч раз за разом ударял по ручище, не уступавшей в толщине суку столетнего дуба. Звенела сталь. Зеленая кровь хлестала во все стороны и тут же чернела, окутанная клубившимся из ран дымом. Казалось, меч светится изнутри. И вдруг упала отсеченная ручища, покатилась по охапкам гнилых листьев. Перевернулась ладонью вниз и, упираясь пальцами, поползла назад к хозяину. Сарах атаковал справа. Его сабля прошлась по ребрам тролля. Отсеченный кусок шкуры упал наземь и, шурша, похлюпывая, поволокся к троллю. Папиллон взмыл на дыбы и ударил копытами. Снес троллю морду. Челюсти упали под ноги коню и сомкнулись на бабке. Рысак заржал, заметался, лягаясь и высоко подскакивая, сарах не успел увернуться от удара уцелевшей руки тролля, принял его на защищенный кольчугой живот, полетел наземь, перевернулся пару раз и уже не шевелился. "Его и в самом деле нельзя убить!" - подумал Хольгер. - "Господи, в какой дыре нам пришлось погибать..." - Алианора, беги! - Нет! - она хватила факел и подбежала к ошалевшему от боли Папиллону. - Сейчас я ее оторву! Стой спокойно! Тролль сцапал с земли свою руку и приставил ее на место. Уцелевшая половина морды жутко ухмылялась. Хольгер ударил что есть сил, и еще раз - но глубокие раны тут же затянулись. Датчанин споткнулся отпрыгнул назад. Алианора увернулась от молотивших по воздуху копыт Папиллона, схватила его за узду и как-то успокоила на миг. Нагнулась, чтобы разжать впившиеся в ногу коня челюсти. Когда она приблизила факел, челюсти разжались сами. Девушка удивленно вскочила и отбежала назад. - Го-о-о! - ухнул тролль. Он отвернулся от Хольгера, подошел к челюстям, поднял их и вложил в рот. И вновь двинулся к датчанину, щелкая клыками. И тут Хольгер вспомнил! - Огня! - крикнул он. - Побольше огня! Спалите его! Алианора бросила факел в кучу соломы, тут же вспыхнувшей. Дым щекотал ноздри, выжимал слезы из глаз... Чистый дым, подумал Хольгер отрешено, чистое пламя, они разгонят смрад этой могилы. Он взял себя в руки. Ударил мечом. Отсеченная кисть тролля отлетела далеко. Алианора бросилась к ней, подняла. Лапища билась в ее руках, пальцы извивались, как зеленые черви, но Алианора швырнула лапу в огонь. Зеленая ладонь согнулась в кольцо, выползла из пламени - но почерневшая, уже опаленная. Застыла. Язык огня метнулся к ней и завершил дело. Тролль плаксиво взвыл, молотя ручищей, как дубиной. Удар - и меч вылетел из руки Хольгера. Датчанин нагнулся. Тролль навалился на него всей тушей. Хольгер лежал, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть. Но Папиллон ринулся в бой, и чудище оставило Хольгера. Шатаясь, встал Сарах и тут же бросился в схватку. Папиллон уже свалил тролля. Сабля полоснула чудище по ноге, и еще раз. Огонь перекинулся на куски сухого дерева, его треск превратился в гул, в пещере стало светло, как днем. Алианора собрала все силы, и ей удалось забросить ногу тролля на пылающие поленья. В строй вернулся Хольгер. Зеленые пальцы сомкнулись на его лодыжке, пальцы другой лапы, отсеченной Сарахом. Датчанин оторвал ее и швырнул в огонь. Она ухитрилась как-то извернуться на лету, упала в безопасном месте и поползла, пытаясь укрыться под корягой. На нее бросился Гуги, схватил, гном и отсеченная рука, сцепившись, покатилась по земле, взметая листья. Голову тролля уже отрубил Сарах. Она щелкала клыками и брызгала слюной, когда Хольгер поддевал ее концом меча и швырял в пламя. Покатилась, пылающая, в сторону Алианоры. Хольгер вновь вонзил в нее меч, и хотя клинок мог лишиться закалки, придерживал голову в пламени, пока она не обуглилась. Оставалось еще туловище. С ним пришлось труднее всего. Борясь со скользкими змеями потрохов, оплетавшими их, как щупальцами, Хольгер и Сарах поволокли тяжеленную, словно из металла отлитую тушу в сторону бушующего в середине пещеры огня. Потом Хольгер никак не мог вспомнить, как им удалось дотащить ее и сунуть в пламя. Удалось как-то... Гуги, оборванный и окровавленный, затолкнул в огонь руку тролля. Потом осел на землю и больше не встал. Алианора подбежала к нему, присела на корточки. - Он тяжел ранен! - крикнула девушка. Хольгер едва расслышал ее в гуле пламени. Жар и дым туманили сознание. - Гуги! Гуги! - Лучше убраться отсюда, пока пещера не превратилась в печь - крикнул Сарах в ухо Хольгеру. - Видишь, дым стелется вон туда, в проход? Выход там! Алианора пусть несет гнома, а ты мне помоги справиться с этой проклятой клячей! Соединенными усилиями они успокоили кобылу. И бросились в проход, в дым, каждый вздох отдавался болью во всем теле, кашель раздирал грудь. Но они вырвались наконец из пещеры. 23 Мы на равнине, подумал Хольгер с тупым удивлением. Неизвестно, как долго они пробыли под землей, но луна уже спустилась на западе к горизонту. Луна... Небо очистилось от облаков. Ветер их разогнал. Ветер над поросшей жесткой травой равниной, теребил засохшие кусты, выгибал голые ветки стоявших там и сям корявых деревьев. Темно-серая равнина, скупо освещенная кошмарным блеском луны и безжалостных колющих звезд. Дым, валившийся из пещеры, тут же раздирало в клочья, и они мгновенно таял. На севере равнина обрывалась пропастью, залитой непроглядным мраком - казалось, до нее рукой подать. Хольгер вроде бы разглядел там горные вершины, но не был в том уверен. Холод пронизывал его до мозга костей. Сарах, хромая, подошел к нему. Должен быть, Хольгер выглядел точно так же - измученный, весь в ссадинах, измазанный кровью и копотью, одежда висит клочьями, шлем покрыт вмятинами, меч затупился. Облако заслонило луну, и Хольгер ничего теперь не видел. - Все целы? - прохрипел он. Сарах ответил так тихо, что его голос едва слышен был в беспокойном шелесте травы: - Боюсь, с Гуги дело скверно. - Ничего, - ответил голос, сохранивший басовитые нотки. - Сколько я получил, столько и сам влепил. Луна выглянула из-за облаков. Хольгер присел на корточки рядом с Алианорой, державшей на коленях голову гнома. Ручеек крови из раны на его боку становился все тоньше. - Гуги, - прошептала Алианора. - Ты не можешь умереть... Представить немыслимо... - Не плачь, девочка, - пробормотал гном. - Вон та орясина за меня хорошо оплатила. Хольгер склонился над ним. В белом, нереальном лунном блеске застывшее лицо гнома казалось вырезанным из старого, очень темного дерева. Только ветер трепал его бороденку, да кровяные пузыри вздувались на губах. Перевязать его рану было невозможно - чересчур она была велика для столь маленького тела. Гуги поднял руку и потрепал ладонь Алианоры. - Ну, не плачь, - вздохнул он. - И так с полсотни баб моего собственного племени уж найдут причины по мне поплакать. Но ты была мне дороже всех, - он втянул воздух. - Дал бы тебе добрый совет, да не успею... в... башке... шумит... Хольгер снял шлем. - Авве, Мария... - начал он. Здесь, на продуваемой ветрами равнине среди гор он не мог сделать ничего лучшего - и ничего другого. Он просил господа о милости и покое для души гнома, а когда Гуги отошел, закрыл ему глаза и начертил над ним знак креста. И отошел, оставив Алианору наедине с гномом. Они с Сарахом выкопали клинками неглубокую могилку. Уложили в нее тело и прикрыли горкой камней. На вершине импровизированного надгробья Хольгер воткнул кинжал Гуги, рукояткой вверх. Где-то, примерно в миле отсюда, завыли волки. Хольгер надеялся, что до тела им не добраться. И лишь после этого они осмотрели свои раны. - Мы понесли тяжелые утраты, - сказал Сарах. От его обычного балагурства не осталось и следа. - Потеряли не только друга, но еще и коня и мула со всем имуществом. Наши мечи - тупые железки, наши доспехи вот-вот рассыплются. И вдобавок Алианора не сможет летать, пока ее крыло... ее плечо не заживет. Хольгер смотрел на серый, безрадостный пейзаж. Ветер бил ему в лицо. - Это было мое дело, - сказал он. - Я в ответе перед вами за все, что вам пришлось перенести. После долгого молчания Сарах сказал спокойно: - Думаю, это дело всех людей чести. - Сарах, я должен тебя предупредить, что мы сражаемся против самой королевы Морганы. Она узнает, сто мы здесь. Думаю, она уже в Серединном Мире и ищет помощи у тех, то в состоянии нам помешать. - Ну да, они могут очень быстро передвигаться, эти, из Серединного Мира, - сказал Сарах. - Так что не стоит нам тут долго засиживаться. Послушай, а что будет, когда мы наконец доберемся до церкви? - Тогда мои поиски окончатся... скорее всего... и мы, быть может, окажемся в безопасности. А может, и нет. Не знаю. Хольгер наконец решился рассказать все, с самого начала, но Сарах уже отвернулся и пошел к своей лошади - уходило драгоценное время. Алианора села на Папиллона за спиной Хольгера. Ее руки обвили талию датчанина с шальной силой. Когда конь тронулся, она обернулась, чтобы взмахом руки попрощаться с тем, кто оставался на равнине. Даже Папиллон был утомлен, а белая кобыла чуть не падала от усталости. Подковы стучали по камням, трава расступалась с сухим шорохом, шелестели кусты, поскрипывали мертвые деревья. Луна над горизонтом светила в глаза Хольгеру, словно хотела его ослепить. Вскоре Алианора спросила: - Те, туземцы, в ущелье, случайно на нас наткнулись, как думаешь? - Нет, - Хольгер окинул взглядом лишенные красок, покрытые тенями окрестности. Далеко впереди на фоне звезд и облаков белел силуэт Сараха; видимо, он спал в седле, потому что никак не реагировал, когда Хольгер сказал: - Сначала пришла Моргана. Мы поговорили, она ушла и послала дикарей. - Поговорили? и что она сказала? - Да ничего особенного. Просто хотела, чтобы я сдался. - Думаю, она хотела гораздо большего. Когда-то она была твоей женщиной, правда? - Да, - ответил Хольгер бесстрастным тоном. - Она мгла бы обеспечить тебе жизнь в роскоши. - Я сказал ей, что предпочитаю остаться с тобой. - Ох, любимый мой, - шепнула она. - Я... я... Он слышал, что девушка пытается сдержать слезы, и спросил. - Что с тобой? - Ох, сама не знаю. Я не должна быть такой счастливой, а особенно сейчас, правда? Но я... Но я ничего с собой поделать не могу... - она утерла слезы краешком изодранного плаща. - Но... Я думал, ты и Сарах... - Он? Конечно, он очень милый. Но неужели ты и вправду думал, Хольгер, что у меня есть и другие намерения, кроме как отвлечь его внимание от тебя и твоей тайны? Неужели ты ревновал? Но разве отыщется девушка, способная предпочесть тебе другого? Хольгер вперил взгляд в Полярную Звезду. Алианора глубоко вздохнула и положила руки ему на плечи. - Давай об этом никогда больше не вспоминать, - сказала она категорическим тоном. - Но вот если я увижу, Хольгер, что ты заглядываешься на кого-то, тебе придется плохо... Он резко натянул поводья, остановил коня, крикнул: - Сарах! Проснись! - Что такое? - схватился за саблю сарацин. - Наши лошади, - сказал Хольгер, думая совсем о другом. - Они падут, если не дать им передышку. Отдохнув с часок, мы сможем ехать гораздо быстрее. Лицо Сараха казалось овальным пятном, его доспехи - матовым отблеском. Но видно было что он останавливает коня. - Не знаю... Если Моргана пошлет погоню, наши кони, думаю, найдут в себе силы помчаться вихрем. С другой стороны... - он пожал плечами. - Будь по-твоему. Они спешились. Алианора прильнула к плечу датчанина. Хольгер кивнул сарацину, надеясь, что тот не расценит этот жест как чрезмерно самодовольный. Сарах сначала выглядел безмерно удивленным, потом широко улыбнулся: - Желаю счастья, друг мой, - раскинулся в траве и принялся насвистывать что-то. Хольгер с Алианорой ушли далеко. Датчанин забыл о боли и усталости. Он слышал стук своего сердца, ничуть не учащенный - размеренные, сильные удары, отдававшиеся во всем теле. Они с Алианорой остановились, взялись за руки и молча смотрели друг на друга. Серебристо светила луна, круглая, покрытая кое-где тенями. По небу летели редкие облака, осветившиеся по краям, меж ними блистали звезды. Ветер назойливо завывал, но Хольгер был глух к его вою. Перед ним стояла Алианора, серебристая фигурка, сотканная из теней и холодного белого сияния. Капли росы поблескивали на ее волосах, в глазах отражалась луна. - Потом нам, быть может, поговорить уже не удастся, - сказала она. - Да, возможно, - согласился он. - Тогда скажу тебе сейчас - люблю тебя. - И я люблю тебя. - О, любимый мой... - Алианора приблизилась, и Хольгер обнял ее. - Каким же я был глупцом, - сказал он. - Сам не знал, чего хочу. Думал, когда все это кончится, вернусь домой, бросив тебя здесь. Я был глупцом. Она простила его - глазами, губами, ладонями. Хольгер сказал: - Если нам удастся из всего этого выбраться живыми, мы уже не расстанемся. Мое место - здесь. Рядом с тобой. Лунный блеск отражался в ее полных слез глазах, но голос девушки был полон счастья: - Ничего больше не говори... И Хольгер вновь поцеловал ее. Крик сарацина заставил их отпрянуть друг от друга. Слова долетели до них, разорванные ветром, лунный свет гасит их: - Скорей! Скорей отсюда! Дикая Охота! 24 Где-то далеко, на границе слышимости, звучали рога. В них был шум ветра и моря, грохот огромных крыльев, крики ястребов, карканье ворон. И Хольгер понял: это мчится Дикая Охота. А дичь - они трое. Он вскочил на Папиллона, конь помчал, Хольгер на скаку подхватил Алианору и усадил за спиной. Сарах уже обогнал его. Белая лошадь и всадник в изорванных белых одеждах неслись в лунном свете, как духи. Подковы звенели, грохотали оземь. Слева серебряно светила луна. Обок проносятся деревья, под копытами стелется темнота, камни стреляют из-под подков; шип травы и шум веток - как хохот. Хольгер ощущал, как под ним ходят напряженные мышцы коня, как сжимают его талию руки девушки - Алианора без слов указывала ему дорогу, рассмотренную ею с воздуха. Позвякивали доспехи, скрипели кожаные ремни, ветер свистел в ушах. Но громче всего было тяжело дыхание Папиллона, его шалое хрипенье. Вокруг сияли звезды, невообразимо далекие. Созвездие Лебедя сверкало над головой, туманная дуга Млечного Пути протянулась по небу. Большая Медведица совершала свое извечное кружение вокруг Полярной Звезды. Все звезды были холодные. На севере Хольгер разглядел горные вершины, острые, как мечи, укутанные льдом, залитые лунным блеском. Сзади, за спиной, клубилась темнота. Галоп, галоп, галоп! Рога в руках осужденных на вечное проклятье охотников трубили все ближе - пронзительно, рыдающе, с таким страданием, какого Хольгер в жизни не слышал. Сквозь посвист рассекаемого грудью коня воздуха датчанин расслышал в небе грохот копыт, лай бессмертных гончих. И пригнулся к гриве Папиллона, колыхаясь в ритме скачки; одной рукой он обхватил шею коня, другой придерживал Алианору. Скорей, скорей, по серой, как пепел, равнине, под облаками и заходящей луной, галоп, галоп, галоп! Точка зачарованных охотников хлынула в его сознание мощной волной невыносимой безнадежности. Усилием воли Хольгер стряхнул ее, напряг взор, пытаясь рассмотреть цель их путешествия. Но впереди лежала пустынная равнина, а за ней - ледяные горы. Сарах стал отставать. Его лошадь все чаще спотыкалась. Сарацин задирал ей поводьями голову, немилосердно шпорил. Хольгеру казалось, что адские собаки настигают. Неистовый вой раздался совсем рядом. Он оглянулся, но все заслоняли разметавшиеся по ветру волосы Алианоры. Привиделся блеск металла, или нет? Что это за звуки, не грохот ли голых, лишенных плоти костей? - Скорее, скорее, лучший из коней! Скачи, дружище, лети, как ни один конь никогда в жизни - вместе с нами преследуют весь мир! Скорее, хороший мой, это гонка со Временем вперегонки, гонка с ордами Хаоса! Пусть поможет тебе бог, даст тебе силы! От рева рогов едва не трескался череп. Грохот копыт, лай гончих, стук голых костей - уже за спиной! Хольгер ощутил, что Папиллон сбивается с аллюра. Алианора пошатнулась, едва не свалилась с коня. Хольгер крепче прижал ее к себе. Но что это там впереди, вверху, что за острый силуэт на фоне неба? Церковь святого Гриммина! Дикая Охота, завывая, неслась по пятам. Хольгер слышал шум огромных крыльев, видел, как сгущаются перед глазами клубы мрака. Господи Иисусе, я недостоин, но помоги же мне в этот миг! Стена выросла перед ними. Дикая Охота окружила их полукругом. Хольгер почуял жуткий невообразимый холод, проникший в самое сердце. Показалось, что ветер свистит меж его собственных ребер. Но Папиллон напрягся и прыгнул. Огромный вороной скакун над стеной и приземлился на той стороне. От удара Хольгер с Алианорой едва не вылетели из седла. Сарах скакал следом. Но его лошадь перепрыгнуть не смогла. Упала. Сарацин отпрыгнул, ухватился за кромку стены и рывком перебросил тело на церковный двор. Крик его лошади, короткий и пронзительный, утонул в завывании Дикой Охоты. И вдруг все стихло. Даже ветер умолк. Тишина обрушилась на них, как вопль. Хольгер наклонился и дрожащей рукой схватил ладонь Сараха. Другой прижал к себе Алианору. Огляделся. Двор зарос травой и диким кустарником, почт срывавшим надгробья, окружавшие развалины церкви. Полосы мглы, кое-где выбеленные лунным светом, возносились вверх, неся влажные кладбищенские запахи. Прильнувшая к Хольгеру Алианора дрожала от холода. Из отброшенной развалинами тени донеслись какие-то звуки. Шаги лошади, бредущей меж могил, старой, хромой, неимоверно измученной; она ступала неуверенно, спотыкаясь о надгробья, но двигалась прямо к ним, искала их. Горло Хольгеру перехватило от страха - это была, он знал, Кладбищенская Лошадь; кто ее увидит - умрет. Папиллон не мог идти быстро - надгробья торчали из земли, как жадные пальцы, готовые схватить коня и свалить на землю. Сарах взял его под узду и осторожно повел. Они шли меж каменными плитами, пьяно накренившимися. Высеченные некогда на них имена давно стерлись и забылись. Шаги старой хромой клячи звучали все громче - шаткие, неуверенные, они неотвратимо приближались. Тьма все гуще клубилась вокруг церкви, словно хотела скрыть ее от глаз нежданных пришельцев. Колокольня лежала в руинах, крыша провалилась внутрь, стены зияли пустыми глазницами окон. Путники медленно приближались к развалинам, нащупывая дорогу среди закутанных туманом надгробных камней. Копыта Кладбищенской Лошади захрустели по гравию совсем рядом. Но они уже были у входа в церковь. Датчанин спрыгнул с седла. Алианора упала в его протянутые руки. Хольгер взошел по стертым временем ступеням, бережно неся девушку. - И ты тоже, - ласково сказал Сарах, заводя Папиллона внутрь. Они остановились и смотрели на алтарь, освещенный сиянием заходящей луны. Высоко над остатками пресвитериума сохранилось распятие. Хольгер увидел Христа в короне из звезд. Снял шлем и опустился на колени. Рядом с ним преклонили колени Алианора и Сарах. Они услышали, как уходит прочь Кладбищенская Лошадь. Когда ее неуверенные шаги растаяли в тишине, повеял ветерок, и мгла