с плеча, и его голос загремел львиным рыком: - Сделать это пытались и те, кто был получше вас! - Но втайне он думал, что настал конец для него и его товарищей. Горько было найти смерть из-за слепого и глупого случая, но разве настоящий искатель приключений имеет право ожидать чего-нибудь лучшего? Он шепнул в ухо Дарис: - Что бы сейчас ни случилось, живой они тебя не получат, клянусь! Ее лук запел. И тут же она схватила новую стрелу. - Спасибо, любимый, - прошептала она в ответ, не отводя взгляда от своей цели. - Если последний поцелуй мне суждено принять от твоей секиры, я буду знать, что он... его породила любовь. Благослови тебя Митра. И да будет его воля встретиться нам после смерти в его чертогах. Он не мог разделить ее веры, но ее спокойствие сделало менее острым страх за нее, и он улыбнулся ей ободряюще, после чего расставил ноги пошире и приготовился к битве. - Хаа! - взревел Фалко и уже собрался было броситься вперед. Конан схватил его за плечо и остановил рывком. - Болван! - рявкнул он. - Будем биться спина к спине, так мы сможем больше их убить. Стрелы Дарис впились в двоих или троих, нанеся им серьезные раны, но по большей части они либо вонзались в щиты, либо вообще пролетали мимо цели. Когда враги подошли совсем близко, она выронила лук, взяла в левую руку пояс и извлекла из ножен кинжал. Фалко вызывающе рассек саблей воздух. Конан ждал молча. Первый негр набросился на него, замахиваясь металлическим шаром на цепи. Свистнула секира. Она раздробила дерево и кожу щита, которым прикрывался нападающий, и вонзилась в шею. Тело негра рухнуло. - Бэлит! Бэлит! - кричал Конан. Это был его боевой клич. На этот раз секира выбила у противника короткий меч из руки. Уголком глаза Конан видел, как Дарис вонзает свой кинжал кому-то в руку, как Фалко отрубил чью-то ногу. И непроизвольно испустил Конан боевой клич, который слышал на пиратской галере: - Ваконга мутузи! Бэлит! Бэлит! Предводитель отскочил назад на несколько шагов, и воздух, казалось, содрогнулся от дикого воя. В тот же миг его люди тоже отступили. Стоя неподвижно над обезглавленным телом и держа в руке секиру, с которой капала кровь, Конан мрачно подумал, что его слабые надежды, похоже, оправдываются. Хотя его маленький отряд был все еще окружен, но враги отступили на добрые восемь футов, и хотя негры сверкали глазами весьма недружелюбно, они не решались подходить ближе. Возможно, их предводитель усмотрел, что трое невольников не стоят таких больших потерь, какие их, как он теперь понял, ожидают, и лучше будет дать противнику уйти. Дородный чернокожий предводитель подбежал ближе и остановился прямо перед киммерийцем. Он что-то произнес. - Я не понимаю твоего языка, - объявил Конан на стигийском, хотя и этот язык был ему едва знаком. - Этот знаешь? - спросил его чужак на хайборийском жаргоне моряков. Сердце Конана забилось быстрее. - Да, - ответил он на том же языке. - Послушай, мы готовы забыть, что вы на нас напали, и идти дальше своей дорогой в мире и покое. - Ты выкрикнул одно имя, - задумчиво проговорил чернокожий и произнес слова племени суда. - Ты знаешь, что они означают? - Не вполне. Тот усмехнулся, и его двойной подбородок затрясся. - Я бы перевел их примерно так: <Будь проклята смерть! На битву!> - Он снова стал серьезным. - Но меня интересует имя, которое ты кричал. Произнеси его еще раз и скажи мне, кто его носит. Одно мгновение Конан злился на этот приказной тон, но, возможно, будет полезнее подчиниться. В его ответе прозвучала гордость: - Я назвал имя Бэлит, потому что я ее муж. Она дочь Хоакима из Шема, которого субанцы называли Бангулу. Радость и почтительность сделали жирное лицо чернокожего почти привлекательным. - А я Сакумба, который хорошо знал Бангулу и качал на коленях маленькую Бэлит, - сказал чернокожий. - Добро пожаловать! Он выронил свое копье, шагнул вперед и радостно заключил Конана в свои объятия. Бесчисленные звезды величаво сверкали над уединенной Тайей. Треск костра заглушал журчание текущего неподалеку ручейка. Едкий дым поднимался кверху, желто-красные отблески мелькали на скрещенных ногах людей, сидящих вокруг костра. Как и на корабле, субанцы показали себя людьми незлопамятными и не пытались мстить за своих погибших и раненых - последние, по счастью, не получили слишком серьезных повреждений. Шумно и сердечно предлагали они своим новым друзьям кров, еду и остатки кислого вина. Они теснились вокруг путешественников, чтобы не упустить ни одного сказанного ими слова, хотя никто, кроме их предводителя, не понимал толком хайборийский жаргон. Поэтому предводитель время от времени переводил слушателям очередную порцию услышанного, причем явно более живописно, чем те ему рассказывали. - Да, - начал свой рассказ Сакумба, - плохие настали годы для нас, когда стигийцы нас выследили. Мы были ослаблены постоянными нападениями соседних племен. Бэлит и ее морские бродяги облегчали нам жизнь, ибо из той добычи, что они приносили домой, мы могли нанимать воинов с юга, чтобы они защищали нас. И все равно мы были уже далеко не те, как во времена Бангулу. Я, имевший много коров, и посевов, и жен, превратился в бедного бродягу, который вечно ищет средств к жизни. Я, конечно, подумывал примкнуть к Бэлит, но мне постоянно приходит на ум воспоминание о том, как легко я могу начать страдать от морской болезни. Поэтому я собрал вокруг себя этих парней, и мы пустились в дорогу - торговать. С нашего побережья мы везли с собой преимущественно соль, потому что ничего другого нам больше не оставалось. Мы меняли ее на слоновую кость, перья, редкие сорта древесины и тому подобное. В Кешане мы выторговали железные вещи, украшения, мази и коренья - да и вьючных животных не позабыли. - Он поднял бурдюк с вином, наполнил рот, рыгнул и передал бурдюк дальше по кругу. - Вместо того чтобы вернуться назад той же дорогой, я решил пройти горами, потому что мы узнали, что в юго-восточной Стигии начались всякие затруднения. Я счел возможным извлечь немножко выгоды из бедного честного люда, обитающего здесь. - То есть продать их в рабство, - бросил Конан. - И это тоже, если представится возможность, - невозмутимо ответил Сакумба. - Мы уже не раз по дороге приобретали пару рабов, чтобы потом перепродать их немного дальше и чуть подороже. В любом случае, что касается здешних мест, сказал я сам себе, стигийцы не так уж контролируют здешнюю торговлю. Кто знает, может быть, где-нибудь здесь лежит большой мешок с деньгами, который только и ждет нового хозяина. - Он глубоко вздохнул. - Но до сих пор мы видели только безотрадную пустошь. Так что вы не можете поставить мне в упрек, что я захотел привести на рынок троих молодых, здоровых людей. Но я очень рад, что вышло так, как вышло. - Он крепко хлопнул киммерийца по спине. - Каждый друг Бэлит - мой друг. А ты говоришь, что ты ее муж? Хо, хо, не будь я для девочки чем-то вроде дедушки, я бы ее приревновал. Конан посерьезнел. - Вам лучше будет утром повернуть назад и пойти через перевал дорогой на Кешан, - посоветовал он Сакумбе. - Эта страна живет в горчайшей нужде. Она не только страдает под гнетом еще худшей тирании и находится сейчас в состоянии войны, здесь еще во всю орудует мерзкое чародейство. - Что-о? - Сакумба взволновался. - Ты же слышал, что я рассказывал. Не думаю, что колдуны так просто откажутся от своего. Сакумба нахмурил лоб, снова рыгнул и пробормотал:. - Мы должны посовещаться. Он указал на одного из своих людей, сидевшего напротив. Хотя тот был намного моложе, все же он был старше остальных, поджарый, с суровыми чертами и мрачными глазами. Шрамы складывались в причудливый узор на его лице. - Гонга - знахарь, медикус, - пояснил Сакумба. - Не такой могучий, как Кемоку, его учитель дома, нет, далеко не такой. Он немного понимает в колдовстве. Он не старый, не болезненный. Я решил: будет полезно взять кого-то, кто хоть немного соображает в колдовских делах. Я обговорю с ним. Пока оба они беседовали на субанском, Конан негромко переводил на стигийский все, что он только что узнал, для Дарис, и Фалко. - Правила чести требуют, чтобы я посоветовал им повернуть назад, - заключил он. - Но у меня такое чувство, что эти ребята были бы нам очень полезными союзниками, если бы удалось их завербовать. Попытаться? Девушка кивнула: - Почему бы нет? Моему отцу пригодилось бы каждое копье. Я не говорю уже о моей стране. С широкой улыбкой Фалко добавил: - И разве не здорово будет, если трое беглецов вернутся с огромным отрядом? Спустя некоторое время Сакумба повернулся к Конану: - Против могучих чародеев Черного Круга Гонга ничего не сможет предпринять, Кемоку - и тот не смог бы, так он говорит. Но против небольшого колдовства он может нас защитить. От того, что используют кушиты и которое с ними вместе проникло на север, в Стигию. Прежде всего следует остерегаться магии тела. - А это что такое? - спросил киммериец. - Нужно очень хорошо следить за всем, что исходит с тела - срезанные ногти, волосы, слюна, кровь, пот и все такое, чтобы оно не попало в руки врага. Потому что, если этот враг водится с настоящим чародейством, он может это использовать, чтобы причинить человеку вред или даже убить его. Если вы узнали, что противник заполучил что-нибудь такое с вашего тела, смотрите - верните это назад, чтобы Гонга мог снять чары. Если же невозможно вернуть утраченное, дайте ему по крайней мере образец, пусть попытается создать вам защиту. Конан пожал плечами. Когда Фалко поинтересовался, о чем речь, киммериец ему объяснил и добавил: - Заботиться о таких вещах - то же самое, что постоянно опасаться быть отравленным. Определенные меры предосторожности следует принимать всегда, но чрезмерная осторожность превращает мужчину в скулящего труса. - Он рассмеялся. - Жизнь - одна большая опасность, и когда-нибудь всякий умрет. Я предпочел бы встретить смерть в честном бою, чем долгие годы сидеть и в ужасе от нее прятаться. Он повернулся к Сакумбе: - Я говорил о могущественном чародействе. По сравнению с ним твоя <магия тела> - все равно что червяк перед питоном. Однако до сих пор нам троим постоянно удавалось перехитрить его и даже подергать за нос, так что сейчас эти великие колдуны от злости выскакивают из собственной шкуры. Моя история, похоже, не слишком тебя напугала. Может быть, у тебя даже появилась охота примкнуть к нам? Каким-нибудь образом я пробью себе дорогу к морю и к Бэлит. И, без сомнения, заберу с собой кучу добычи от стигийцев. Хотя Сакумба был пьян, торгашеский дух в нем не дремал. - Сейчас не стану давать тебе клятву братства, - пробормотал он после краткого раздумья. - Однако... почему бы и нет? По крайней мере, мы можем осмотреться. Для этого мы и залезли на эти голые отвесные горы, не так ли? Правильно. Очень хорошо. Хо, хо, хо! - Он гулко рассмеялся. - Компания туристов с экскурсией, да и только! Посетите достопримечательности Стигии! Не упустите единственную возможность! Хо, хо, хо! Двумя днями позже Конан со своим большим отрядом достиг Турхана Заоблачного. Воины вскочили от недавно зажженных лагерных костров и схватились за оружие, но тут некоторые узнали Дарис, и поднялся ликующий крик. Гибкие коричневые фигуры помчались навстречу девушке и ее спутникам. Сверкала сталь, развевались султаны на головах, хлопали на ветру знамена. И над склонами, поросшими травой, над лагерем и руинами древнего города сверкал в лучах заходящего солнца храм Митры. - Мой отец здесь,- обратилась Дарис к Конану. Ее лицо сияло. - И армия, которую он сумел собрать вокруг себя. То, что мы здесь видим, - это только часть от нее, потому что большинство сейчас разошлось, чтобы собрать хворост и воду. Их созовут сигналом трубы. Совсем недавно они вернулись с победой из огромной битвы, когда стигийцы слишком близко подошли к этому священному месту. Эти псы с воем обратились в бегство, когда понесли слишком большие потери. О Конан! В невольном порыве она обхватила его руками за шею. Потом опомнилась и выпустила его. Глаза ее стали грустными. Бок о бок поднялись они вверх по склону. В этот момент из храма вышел рослый седоволосый человек с резкими чертами лица. И когда Дарис бросилась к нему, Конан понял, что это Авзар. Глава пятнадцатая Секира и орел В большой палатке, возле еще хорошо сохранившейся части храма, горела лампа, в свете которой оживленно беседовали двое. Желтоватый свет падал также на оружие, сложенное на полке, на кучу овчин, несколько простых предметов меблировки, кувшин вина на столике и два рога, которые оба собеседника как раз подносили к губам. Полог палатки был откинут, так что был виден клочок неба и вершина горы. Рассеянные тут и там лагерные костры соперничали со звездами. Прохладный ветерок приносил легкий запах дыма, обрывки песен. Где-то вдали слышалось рычанье льва. Авзар поднялся. После короткого колебания Конан последовал его примеру, когда в палатку вошел третий. Это был старый человек маленького роста и очень темнокожий для тайянца. Его голубое одеяние было поношенным. На груди у него висело очень древнее украшение искусной работы: золотое солнце в венке лучей из ляпис-лазури. Авзар низко склонился перед этой пекторалью и благоговейно описал знак. Однако каким-то шестым чувством Конан чуял, что неуловимое могущество и достоинство старца зависит не только от этого символа. - Парасан, о верховный жрец Митры, добро пожаловать, - приветствовал старика Авзар. - Мы надеялись, что вы сможете прийти раньше. Верховный жрец улыбнулся, хромая, подошел к подушке. Конан забрал его посох и прислонил к стене палатки. Авзар протянул гостю вино, но не в роге, которого было бы довольно для воина, а в хрустальном кубке - одном из немногих свидетелей былого. - Я полагал, что вам обоим нужно очень многое обсудить,- сказал Парасан. - Это так, но вам-то разве не стоило это послушать? - спросил киммериец. После прибытия Конан успел немного познакомиться с прелатом и поразился удивленному взгляду старика, прежде чем тот успел спрятать свое удивление под торжественным выражением лица. - Я думаю, подробности могут подождать, - ответил старик. - Вы оба... ну, Авзар, я ведь тоже растил девочку. Полагаю, вам не стоит больше беспокоиться о Дарис и хватит заниматься делами этого мира, потому что нам следует обратить свои взоры к вещам не вполне земным. Авзар уселся, хмуря лоб. - Я кровно обязан Конану,- сказал он.- Он освободил Дарис и с честью привел ее домой, когда... Ну, то, что она мне поведала, служит лишь к чести Конана. По большей части мы с ним беседовали о его приключениях и моих военных планах. Киммериец покраснел от смущения. Парасан поднял руку: - Нет нужды облекать в слова то, о чем я догадываюсь. Дарис может найти утешение в своей гордости. Без нее Конан никогда не дошел бы до нас. Она принесла нам то, о чем говорило пророчество, Авзар. Северянин ощутил, как холод пробежал по его спине. Он не понимал, о чем идет речь, и не думал, что ему все это понравилось бы, узнай он объяснение происходящему. Он склонился на своей подушке и попытался быть вежливым, однако его голос звучал хрипло и немного резко. - Что вы хотите этим сказать? Я рассказывал Авзару, как случай привел меня сюда, и ничего больше. Я желаю вам всем всего самого лучшего, и, возможно, я мог бы и дальше какое-то время быть вам полезным в качестве платы за некоторые вещи, которые мне еще понадобятся, но ничто меня не остановит - я должен вернуться как можно скорее к даме моего сердца. Мудрые, почти светящиеся глаза Парасана впивались в глаза киммерийца и не выпускали их. - Ты действительно веришь, что все это был всего лишь случай, Конан? - спросил верховный жрец так же кротко, как прежде. - Я знаю это лучше, и притом я уже не раз узнавал, что вам довелось пережить. Два бога находятся в непримиримой вражде. Мы, смертные, не просто орудия в их руках - нет, мы должны побеждать или терпеть поражение по нашим силам, чтобы Вселенную не разорвали на части столкновения обоих божеств, но их воля все же определяет все. Будет ли процветать и развиваться оплот Митры в мире и согласии, чтобы нести свет, или же змея раздавит его, и ее колдуны беспрепятственно распространят свою власть на всю землю, чтобы создать свою Империю Зла? Решить это - наша задача. Конан хотел было возразить, но Парасан не дал ему вставить ни слова: - В последнее время я молился еще больше, чем обычно, и приносил Митре чистые, бескровные жертвы, которые его радовали, и молил я его дать мне знак. В вещих снах и видениях он подарил мне его. До сих пор значение его оставалось для меня загадочным, но вот, когда пришел ты, я пал перед алтарем в странном забытьи, и ближайшее будущее стало для меня открытым. Теперь у меня нет больше сомнений. Ты - тот, кто вознесет Секиру Варуны. С торжественной серьезностью рассказал он легенду. - Нет! - принялся отбиваться Конан, на которого, против воли, произвел сильное впечатление рассказ. - Да нет же, я просто беспокойный бродяга, варвар, искатель приключений. Я был вором, бандитом, пиратом... - И в один прекрасный день, если доживешь, станешь королем, - сказал Парасан. - Какой смертный не совершал ошибок? Согласно пророчеству, тот, кто вознесет Секиру, будет северянином, исполненным благородства и отваги. В предсказании ничего не говорится о том, что он должен быть святым и добродетельным. Волнение изгнало последние колебания Авзара. - Колдуны в Кеми должны были иметь основания считать Конана угрозой! - вскричал он.- Не Сэт ли персонально предостерег их, точно так же как Митра благословил знаком? Почему вообще эти черти приложили столько усилий для того, чтобы изловить обыкновенного пирата? Парасан кивнул и откинул назад белоснежные волосы. - Да. И хотя я не колдун, я чувствую поблизости от нас чудовищные силы Зла. - Он выпрямился. - Но мы можем победить их, мы должны это сделать! Конан, прими свое предназначение. Это твоя дорога к свободе. Киммериец прикусил губу. После того как он доставил Дарис домой, он намеревался вернуться вместе с Фалко к Крылатой Ладье, добраться до моря и там поставить парус, чтобы Ладья могла нести их дальше в открытые воды. И все же - разве он не должен отблагодарить Дарис за ее верность, которую девушка сохранила, несмотря на безнадежность своей любви? И более того, ради Бэлит он должен мстить стигийцам. Кроме того, он поклялся мертвому Джихану, который спас его жизнь, что он раздавит змею каблуками. Имея один только пиратский отряд, он вряд ли сможет это сделать. - Для тебя, который уже заслужил нашу благодарность, нет никакой угрозы, - спокойно сказал Парасан. - Но я клянусь нашим повелителем Митрой - и пусть он отвернется от меня, если я говорю неправду, - что человек, отвергающий возложенный на него священный долг... ну, не будет проклят, но, во всяком случае, оставлен богами. Никогда больше не узнает он чести, радости или любви. Да, Конан, очень может быть, что нашему делу не посчастливится, что ты падешь в чужой стране, но ты умрешь, выполняя свой священный долг, полный мира и внутреннего света. А если мы победим, ты, по крайней мере на срок, определенный богами, сможешь исполнить свое заветнейшее желание. Раскаленными добела клинками пронзили эти слова сердце Конана. Пересохшими губами он шепнул: - Где эта Секира? По спине Авзара прошла дрожь. - Ты готов поднять ее? - спросил Парасан. Не в привычках Конана было колебаться. Все чувства, что бушевали в нем, улеглись, когда он с силой ответил: - Готов, клянусь Кромом! Дыхание со свистом вырвалось из груди Авзара. И снова Парасан кивнул и сказал серьезно: - Так слушайте, вы оба: лишь один из многих жрецов Митры тайянского храма столетиями впоследствии стал пророком. Этот святой взял священный предмет, сокрыл его под своим одеянием и унес с поля боя, ибо слишком хорошо знал он, что стигийцы обыщут Тайю с одного края до другого в поисках этой вещи, настолько угрожающей для них она могла стать. Ее нужно было спрятать в таком месте, куда никому бы и в голову не пришло заглянуть. Практический склад ума заставил Конана прервать верховного жреца: - Почему же за все это время ни один колдун не выследил, где находится Секира? Если она и вправду с неба, какое-нибудь волшебство поиска должно было бы ее обнаружить, потому что она не такая, как земные вещи. - Секира отражает любую магию, - объяснил Парасан. - Если бы, вопреки всем ожиданиям, какой-нибудь колдун нашел ее и попытался забрать, его собственные силы обратились бы против него и уничтожили бы его. Даже смертный на службе колдуна был бы отмечен этими силами, и ему пришлось бы не лучше. Обычный смертный, пусть даже просто искатель приключений, который по случаю наткнется на нее, или кто-то, кому поручили добыть ее чародеи, может взять это оружие себе, и с ним ничего не случится. Но никто не пошел бы к тому месту, где она скрывалась, просто так, ради приключения, и во всей Стигии не хватило бы золота, чтобы снарядить туда экспедицию. Он сделал паузу и взглянул на Конана и Авзара. - Потому что Секира лежит в Птейоне. Авзар испуганно задержал дыхание. - Святость пророка защищает ее и отгоняет всех демонов и гули, - продолжал Парасан. - Узнай, Конан, что Птейон - город, лежащий в руинах, невообразимой древности, он находится в восточной Стигии непосредственно на тайянской границе. Хроники сообщают, что его воздвигли ахеронцы тысячи лет тому назад, однако, согласно легендам - а они могут быть и правдой, - те лишь заняли этот город. Истинными создателями его были люди-змеи, уроженцы праисторической Валузии. Бесчисленные тысячелетия был этот город местом обитания черной магии и царства ужаса. Но во время правления седьмой стигийской династии пустыня подошла совсем близко и поглотила Птейон, и им пришлось оставить город. Волшебники перенесли свой центр в Кеми и оставили в Птейоне чудовищных и отвратительных тварей, которых они создали или призвали сюда с помощью заклинаний, без присмотра. С той поры в руинах влачат свое существование жуткие нелюди, и никто не отваживается подойти близко. Конан содрогнулся, и холодный пот выступил на его спине. Внутренне он застонал. - Повторяю: ни один дьявол не имеет власти над Секирой, ведь Варуна получил ее из рук Митры, - сказал Парасан. Каждое слово пробуждало новый тайный ужас в обоих его слушателях. - Отважные, смелые люди, которые посмеют явиться в город с добрыми намерениями, могут надеяться, что им удастся выполнить свою миссию. Даже если они и не святые, каким был пророк, мое благословение все же может создать им некоторую защиту и поможет держать им свои сердца в чистоте, дабы никакое зло, исходящее изнутри, не могло бы привлечь к ним зло, грозящее извне. Да, Конан, думаю, ты сумеешь добыть Секиру. - А потом? - услышал Конан собственное бормотание. - Ну, затем ты поведешь за собой Тайю в битву, - ответил Парасан. К удивлению обоих своих слушателей, он вдруг громко рассмеялся. - А детали я лучше оставлю вам, потому что вы в этом смыслите куда больше жреца. Какое-то время Конан и Авзар разговаривали по большей части вдвоем, а Парасан молчаливо внимал и лишь изредка вставлял слово. Наконец он попросил подробно рассказать о случившемся, то и дело задавая попутно вопросы, сделал несколько предложений и с удовольствием отметил, как в обоих возгорелось новое мужество. Постепенно они перешли к стратегии. Детали плана должны были выработать утром, однако приблизительный план составили уже сейчас. С наивозможно большей скоростью, на какую только способны лошади, дорога от Турана до Птейона заняла бы примерно семь дней скачки, и все только потому, что большая часть пути пролегала по долине реки, которая давно уже пересохла и стала ручейком. Здесь жеребцы могли пройти куда быстрее, чем где-либо в стране. Конан должен взять с собой проводника и около сотни человек, на тот случай, если он по пути где-нибудь наткнется на препятствия. Кроме того, Авзар со своей армией двинется в путь на запад и по дороге наберет еще людей. После своего последнего поражения генерал Шуат оставил половину своих сил для защиты Сейяна и нижнего течения Хелу. С остатками он отправился на север, по военной дороге, которая вела от резиденции наместника в Луксур. Авзар предполагал, что тот намеревается взять их в клещи - предположительно получив подкрепление из столицы. Но если бы Конан достал Секиру и вернулся со своими людьми, повстанцы тоже получили бы значительное подкрепление и могли задать настоящего жару стигийцам. Конечно, у короля Ментуфера все еще оставались большие резервы, и потеря одной армии вряд ли обуздает его амбиции. Но об этом можно будет позаботиться позднее. Конан уже успел набраться достаточно опыта, чтобы знать: даже самый хорошо продуманный план битвы может рухнуть еще перед началом боя. Внутренне взволнованный, он наконец поднялся, чтобы немного успокоиться. - Вы позволите мне проводить вас к храму? - обратился он к Парасану. - Нет, благодарю, - отклонил его предложение верховный жрец. - Ничего страшного. Хоть ты и избран Митрой, но его мистерии чужды тебе. Я считаю, будет лучше, если Авзар и я еще немного помолимся в тишине и покое. Киммериец почувствовал себя оскорбленным и не ощутил никакой потребности в том, чтобы его обратили в новую веру. На его взгляд, Кром был значительно менее взыскательным богом. Со словами <доброй ночи> Конан вышел в темноту. Хотя звезды светили ярко, его глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к ночному мраку. Он видел, как его дыхание заклубилось белым туманом и... Что это было - поднявшееся с земли, словно сидевшее вплотную к палатке Авзара? Орел? Нет, вряд ли. Орлы не ночные птицы, кроме того, они избегают человеческого жилья. Так что это какая-то другая большая птица. Ему не следовало забывать, что он находится в чужой стране, и оставлять без внимания случайную встречу с неизвестным существом. И он пожелал себе не быть таким чертовски честным - человеческое тепло Дарис было бы ему сейчас так кстати. Конан поспешил к своей одинокой палатке. Не зная устали, благодаря своей магии летела Рахиба сотни миль, быстрее, чем любая птица. Второй рассвет был близок, когда она увидела внизу Луксур и спустилась ниже. На крышу храма Сэта, чья верхняя ступень была увенчана ограждением в виде змеи, опустилась она, проникла внутрь сквозь отверстие в стене и приняла свой человеческий облик. В одеянии из перьев она спустилась вниз, в покои, предназначенные для посвященных Черного Круга. Здесь обдумывала она свои планы и отдыхала до позднего вечера. Затем послала нарочного к королю с заранее условленным знаком, который обеспечивал тому немедленный допуск к монарху, и письменной просьбой о приватной аудиенции. Просьба была чистой воды вежливостью, она могла бы предстать перед королем и не докладывая. Это монарх знал слишком хорошо и немедленно отослал ей формальное приглашение. В назначенное время она отправилась на площадь ко дворцу, облаченная, согласно своему рангу, в одежды и корону верховной жрицы. Дабы подчеркнуть важность своего визита, она отправилась не пешком. Она качалась в носилках, которые плыли над землей без носильщиков и колес на высоте трех футов. Исполненные благоговения и втайне перепуганные стражники низко склонились перед ней. Они внимательно следили за тем, чтобы не подходить к носилкам слишком близко, после того как те опустились на мраморный пол. Рахиба вышла и приказала одному из лейб-гвардейцев проводить ее во дворец. Он привел ее в маленькое, но роскошное помещение. Искусная живопись, изображавшая охотничьи сцены, украшала его стены. Мебель была украшена роскошной резьбой и позолочена. Ментуфер пригласил ее садиться и сам наполнил для нее серебряный кубок вином. - Надеюсь, госпожа, верховная жрица Дэркето, дозволит присутствие моего перворожденного сына, - сказал он. - Я хотел бы, чтобы он тоже ознакомился с вашими известиями, ибо это относится к делам управления государством. Рахиба пожала плечами. - Если это угодно вашему величеству, - ответила она, решив сохранять вежливость. Хотя Ментуфер, без сомнения, втайне испытывал страх перед ней и другими высшими магами, но он был чем угодно, только не слабаком - прошло много поколений с тех пор, как у стигийцев был такой волевой монарх. Это был рослый человек, и туника простого покроя скрывала его сильные мускулы так же мало, как и бесчисленные шрамы, которые он заработал во многих сражениях. У него было грубое, обветренное лицо, нос сломан, глаза мерцали металлическим блеском. Он всегда, даже при церемониальных одеяниях, носил на бедре меч. Несмотря на свой благоговейный ужас перед ведьмой, он даже не пытался скрыть вожделеющий взгляд, которым он взирал на ее красоту. Они уже не раз делили ложе. - Да, с вашей стороны было очень мудро привести сюда крон-принца. О король, да живите вы вечно. Но только боги знают, что принесет нам следующее утро, а я несу с собой дурные известия. Ктесфон, крон-принц, стройный, уже не вполне молодой человек, беспокойно поерзают в кресле. - Господин мой отец, - сказал он, - должны ли мы пригласить сюда также вашего советника? Речи мага зачастую загадочны - простите, госпожа, пусть это не прозвучит невежливо, - а несколько голов скорее найдут решение. - Я просила о приватной аудиенции, - напомнила Рахиба резко. - Многое из того, что я доложу его величеству, не предназначено для других ушей. Из предосторожности, ваше величество, дабы страх не сковал сердца стигийцев. Ментуфер бросил на сына взгляд, полный сомнения, однако затем решил все же не отсылать его. Ктесфон, правда, никогда не делал тайны из своего мнения, что присоединение царства с помощью оружия было глупостью, но поскольку он не мог склонить своего отца к обратному, он занимался всякими другими делами, как подобает хорошему сыну. Он охотился на львов в своих боевых колесницах, исследовал тайные науки, от которых содрогалась воинственная душа Ментуфера, и даже осмеливался переписываться с сосланным соперником Тот-Аписа Тот-Амоном. - Говорите дальше, - проворчал король. - Ваше величество знает легенду тайянцев о Секире Варуны? - Бабьи сказки! - фыркнул Ментуфер. Ктесфон, напротив, слушал чрезвычайно внимательно. - Хотели бы мы, чтобы это было так, - возразила Рахиба. Она рассказала о том, что произошло, - однако так, чтобы сохранить достоинство свое и Тот-Аписа, - и о том, что ей удалось выследить. - Боюсь, что обычным способом не удастся достигнуть Птейона, опередив Конана, - заключила она. - А если мы отправим туда кого-нибудь с помощью магии, то нам не удастся послать туда достаточно большой отряд, который справился бы с эскортом Конана, - во всяком случае, за такое короткое время, какое нам осталось. А маленький отряд будет очень быстро уничтожен. - Клянусь щупальцами Сэта! - Король ударил кулаком по ручке кресла. - Какой-то болван - избранник Митры? Если владыка солнца не нашел никого получше этого Конана, то нам вообще не стоит беспокоиться. - И все же, отец, - возразил Ктесфон. - Только подумай, что уже совершил этот варвар - притом не имея никакого сверхъестественного оружия! - Да, - поддержала его Рахиба, - ваше величество, ваше колебание может стоить нам потери целой провинции, которая затем будет представлять для нас постоянную угрозу, будучи нашим вооруженным врагом. И что тогда станется с вашими завоевательскими планами? Соберите все силы, какие только сможете за такое короткое время, и возьмите на себя командование лично - оставьте на это время представлять королевскую власть своего сына - потому что только ваше личное присутствие может вселить в солдат мужество, безразлично, против какого врага они выступят. Направляйтесь непосредственно на юго-восток и подавите повстанцев. Тем временем мы, служители Сэта, позаботимся всеми имеющимися у нас средствами, чтобы Секира осталась лежать на месте. Но не отчаивайтесь, если Конан все же получит ее в руки, потому что у нас все же еще остаются и другие возможности. Тем или другим образом мы с вашей помощью на этой земле, о король, победим нашего врага на небе. - Да будет так! - рявкнул Ментуфер. В крипте под храмом Сэта мерцало голубоватое пламя свечи. На столе в тени стены стоял стеклянный сосуд, сделанный в форме материнской утробы. Там плавало, прижимая голову к коленям, бледное, еще не полностью сформировавшееся и нерожденное дитя. Рахиба вошла в помещение. Послушник, стоявший на страже, бросился перед ней на пол. - Ступай! - велела она ему, и он отполз на коленях назад, к двери. Ведьма склонилась над стеклянным сосудом. Она уставилась в бледное личико, описала несколько знаков и пробормотала пару слов. Гомункул задвигался. Боль исказила его еще не выраженные черты. Из маленького горла поплыли слова, сопровождаемые пузырьками воздуха. - Кто зовет меня? Чего хочешь ты? - Я, Рахиба, зову тебя, - прошипела верховная жрица. - Внимай моим словам, Тот-Апис, и оставь все прочее. Я не стану утверждать, что близятся сумерки богов, но совершенно определенно, настали времена, когда бык и змея вновь схватятся в единоборстве. Преодолевая расстояние в множество миль, заговорил чародей с помощью маленького чудовища: - Говори, что ты узнала. Она повиновалась. Наконец она настойчиво сказала: - Судьба еще висит на волоске - и так будет продолжаться, покуда жив Конан. - Она царапнула ногтями воздух. - Но так не должно оставаться долго. Нам требуется могущественная магия, чтобы остановить его. О господин, не скрывайтесь больше в своем доме. Поспешите, надев крылья дракона, и приготовьте ваши чары. Тем временем я вернусь, чтобы следить за Конаном и применить волшебство, как только он или его товарищи проявят слабость. Именно так удалось моей предшественнице пятьсот лет назад поразить того, кто последним касался Секиры. Встретимся в Птейоне, господин. И там мы - вы и я - уничтожим Конана! Глава шестнадцатая Путешествие к проклятому Камни шуршали под копытами. Кровавое солнце на западе жгло и без того больные от пыли и пота глаза. Стены ущелья, по которому они ехали, отражали свет и палили их немилосердной жарой. С каждой милей, которую проходили тайянцы, красные склоны становились все более низкими, менее отвесными и менее изрезанными. Но пустыня, к которой они приближались, не была приятной местностью. То и дело им казалось, что впереди они видят воду, но это был лишь мерцающий песок, и после этого жажда мучила их еще сильнее. Почти все всадники без исключения молчали, погоняя своих лошадей. Кафтаны и бурнусы, которые должны были защитить их от безжалостного солнца, повисли, пропитанные потом, на их тощих телах. Копья качались в такт ударам копыт, и их наконечники блестели. Хотя люди не были друзьями этой безотрадной пустыни, они страдали меньше, чем их вождь из северной страны, вообще не привыкший к подобному климату. Несколькими футами позади него Дарис натянула поводья и остановила свою лошадь возле Фалко. - Как дела, друг? - спросила она. - За весь путь ты еще ни разу рта не раскрыл. Офирец пожал плечами, однако даже не повернул лица, прохрипев пересохшим горлом; - А о чем еще говорить? - О целой куче вещей, - мягко отозвалась она. - Мы можем о многом побеседовать. О наших надеждах, мечтах, воспоминаниях - даже о наших страхах, если это поможет их преодолеть. Ты был до сих пор всегда таким оживленным, Фалко. Что гнетет тебя? То, что завтра мы будем в ужасном Птейоне? - Я не боюсь! - вспыхнул он.- Я пошел с вами по доброй воле. - Как и я. Но, в конце концов, Конан - мой повелитель, пока он... пока он и Митра того хотят. С тобой все обстоит иначе. Тебя никто не счел бы трусом, если бы ты вместо этого отправился с моим отцом, как это сделали Сакумба и его люди, и твоя помощь была бы ему так же кстати, как и Конану. - Только ради добычи поехал с ним Сакумба! Ты хочешь поставить меня на одну доску с этим дикарем? - Я думаю, что в его сердце живет нечто большее, чем просто жадность, Фалко. Думаю, любовь к Бэлит - вот что можно там найти, и воспоминание о ее родителях, так же как желание отомстить стигийцам за вероломное нападение. - Дарис остановилась. - А ты последовал за Конаном, потому что в глубине своего сердца тоже считаешь его своим повелителем, за которого ты с радостью отдал бы свою жизнь. Разве я не права? Руки Фалко, сжимавшие поводья, стиснули их так, что косточки побелели, однако он не ответил. - И все же каждый день что-то гнетет тебя больше и больше, - проговорила Дарис. - Почему? Если бы ты доверился своим друзьям, они, возможно, могли бы тебе помочь. - О, у Конана довольно забот, - вырвалось у юноши. - А тайянцев я почти не знаю. - Ты знаешь меня, - сказала Дарис и сжала его руку. - Нашему знакомству не так много времени, но после того, что мы пережили вместе, оно должно стать глубже, чем иная дружба. Ты не хочешь открыть мне сердце? Ведь когда душа со всех сторон окружена тенями, позвать на помощь друга - это почти то же самое, что крикнуть о помощи, когда со всех сторон теснят вражеские клинки. Взволнованный ее участием, он решился: - Так ведь ты сама и есть причина! Ее темные глаза расширились, хотя на бронзовом лице показалось скорее сочувствие, чем удивление. - Как так? - спросила она. - Я вовсе без намерения спросила, клянусь. - О, я... ты... - Гордость и потребность высказаться боролись в нем. Его щеки, загоревшие под палящим солнцем, покраснели еще сильнее. - Ну хорошо, - сказал он наконец, избегая ее взгляда. - Ты пошла с нами, единственная женщина в отряде, и все ради Конана. Я не могу не видеть, как твой взгляд все время обращается на него и замирает, как часто ты находишь повод поговорить с ним, как бы ни был он занят с тех пор, как мы оказались в этой дьявольской стране. О, я вовсе не ревнив, но ты прекрасная женщина, Дарис, и - и ты напоминаешь мне Сенуфер, которая тоскует по мне в Кеми, в то время как я тоже жажду ее...- Он бессильно сжал кулак на луке седла. - Слишком часто вижу я ее перед собой, и слишком живой предстает она моему взору. По ночам я не могу спать, а целый день проходит передо мной в мечтаниях. И все время слышу я ее милый голос, шепчущий мое имя, пока я не начинаю дрожать, как арфа на ветру, - Сенуфер, Сенуфер, Сенуфер... Он глубоко вздохнул и попытался успокоиться. - Мне очень жаль, - он глотнул, - я не то сказал. Ты вовсе не виновата, Дарис, но я тоскую по ней так сильно - сильнее, чем ты можешь представить. Он не заметил, что в ней тоже происходит внутренняя борьба, и она очень быстро вновь взяла себя в руки. Она направила лошадь к нему поближе, пока их колени не соприкоснулись, затем положила ладонь ему на плечо и мягко сказала: - Благодарю, Фалко. Теперь я немного понимаю - по крайней мере, знаю, что тебя мучает. Не запирай этого в своей груди, покуда оно не взорвется и не унесет наводнением твое истинное <я>. Говори со мной, если ты больше никому не хочешь доверять. Рассказывай мне все, что происходит в твоем сердце. Позволь мне помочь тебе пережить это время ожидания и тоски и увидеть тот день, когда ты сможешь начать свою жизнь сначала. Позволь мне пробудить в тебе эту надежду и поддерживать ее. Конан, который бросил короткий взгляд через плечо, увидел обоих так близко, и внезапно в нем поднялась непонятная дикая ярость. Расселина раскрылась, и перед путниками предстала бесконеч