Что вы собираетесь делать? "Действуй или помалкивай", - подумал Рейд. - Не таковы ли все вожди?" - Попробую удивить их, - сказал он. У нас есть сама машина и кое-что еще... Он продемонстрировал свою зажигалку. Взметнувшийся язычок пламени вызвал удивленные восклицания. - Если придется драться... Вот этим и займитесь, Олег и Ульдин. Я думаю, что оборванцы призадумаются, нападать ли на верховного лучника в компании с воином в броне. Эрисса, мы с тобой наберем хвороста, чтобы зажечь костер, если появится корабль. Когда собирали хворост, она сказала: - Правильно ли мы делаем, Дункан? Не всякий капитан решится пристать. Ведь костер может оказаться ловушкой. А если и решится, так мы для него всего лишь добыча - ограбить и взять в рабство. Может быть, довериться Богине и договориться с людьми пустыни, чтобы нас провели в Египет. Ведь морские пути год от года все опаснее, потому что могучая длань Миноса не страшит больше пиратов. - Минос! - воскликнул он с волнением, с ослепительной ясностью поняв, где и когда он находится. Снова пошли расспросы. Да, кефту - это народ Кефта, большого острова в Средиземном море, лежавшего между Египтом и землей, захваченной ахейцами. Это Крит! Да, второй известный ей язык - ахейский, его знает всякий, кто имеет дело с чужестранцами. Нынче эти варвары расположились по всему побережью Эгейского моря. Они слишком горды, чтобы учиться языку Кносса и погибшей Атлантиды... Ахейцы! Рейд знал древнегреческий в объеме, обычном для среднего образованного американца в XX веке, но и этого хватило, чтобы догадаться, что ахейский - предок древнегреческого. Снова Атлантида, Гайя Атлантида, в переводе - Земля Столпа. - Парус! - заорал Олег. Корабль был большой, не менее 90 футов в длину. Если не было попутного ветра, в дело шли полсотни весел. Черный смоленый корпус, расширяющийся к середине. (Эрисса сказала, что корабль не боевой, а торговый), с закругленной кормой и высоко поднятым форштевнем. Носовая и кормовая палубы украшены резными изображениями конской головы и рыбьего хвоста. Мачта вместе с реями и парусом снята и уложена на палубе. Корабль ожидал, чиркая килем о дно. Большая часть команды оставалась на борту. Солнце играло на бронзовых наконечниках копий. Металлическими были и заклепки на щитах, скреплявших бычью шкуру с основой. Простые матросы были в рубахах, как на Эриссе, или вообще голышом. Капитан корабля Диор и семеро сопровождавших его молодых воинов выгодно отличались от прочих. Они могли себе это позволить: основу экономического могущества военной аристократии составляли залежи олова и меди, и она правила миром в бронзовом веке. Воины в шлемах с высокими плюмажами, в сверкающих нагрудниках, со щитами, украшенными медными барельефами, в поножах, вооруженные мечами в позолоченных ножнах, одетые в синие, красные и оранжевые плащи, казалось, сошли со страниц "Илиады". "Нет, они еще идут прямиком на эти страницы", - с каким-то ужасом подумал Рейд. Из расспросов он узнал, что Троя - могучий процветающий ныне город, и понял, что стоящие перед ним ахейцы - эллины, данайцы, аргосцы, - предки Одиссея и Агамемнона. Высокие, хорошо сложенные, с удлиненными черепами. Несколько поколений назад их предки пришли сюда с севера. Чаще всего встречаются каштановые волосы, но нередки и рыжие, и соломенные, волосы отпущены до плеч, а те, у кого растут борода и усы (многие воины весьма юны), походят на персонажей с картин Ван-Дейка. И вели они себя с бессознательной надменностью потомственных воинов. - Ладно, - сказал Диор. - Дивлюсь. Странные вещи вы рассказываете. Наши герои решили не усложнять свою и без того невероятную историю рассказом о странствиях во времени. По словам американца, их, весьма достойных на родине людей, похитил волшебник на летающей колеснице. Волшебник умер, успев продемонстрировать им колдовской механизм, обучающий языку. Диор приказал откопать тело, удостоверился и велел снова похоронить с почестями. - Странная история, да поразит меня Зевс! - сказал он и прищелкнул языком. Говорил он врастяжку. - Прямо и не знаю, брать ли мне вас на борт. Вдруг да на вас проклятие богов? - Но ведь... - Рейд устало показал на ментатор. - Мы отдалим его вашему царю. Диор вздохнул. Он был поменьше ростом и смуглее своих спутников, крепкий, быстрый в движениях, с ледяными серыми глазами на птичьем лице. - Поймите меня правильно, - сказал он. - Вы мне нравитесь, клянусь грудью Афродиты. Вы-то мне нравитесь. Особенно ты, господин, - он кивнул на Олега, - что одет в чужеземный металл железо. До нас доходили слухи, что железо умеют обрабатывать в земле хеттов, но их владыка стережет эту тайну. Может, вам она известна? О, тогда вы нам пригодитесь. Но что толку от этого, если на нас разгневается Посейдон? А у него крутой нрав, у Посейдона, в эту пору: скоро начнутся бури в дни равноденствия. Его задумчивый взгляд остановился на Ульдине, который так и не покинул седла. - Да и ты, господин, что сидит верхом вместо того, чтобы следовать за конем в колеснице... Я отдал бы упитанного быка, чтобы узнать, в чем тут дело. Ведь так можно свалиться во время битвы! Да еще собираешься взять коня на борт... - Я с ним не расстанусь! - воскликнул Ульдин. - Ведь лошади посвящены Посейдону, - вмешался Рейд. - Так-то оно так, но вот на деле... На корабле уже есть пара овец и голуби, которые отыскивают берег. А до дому еще далеко. Скажу вам по секрету, что это не простое торговое плавание. Да, мы пристали в Аварисе и приступили к торгу, покуда команда веселилась по кабакам. Но несколько человек поплыли вверх по реке в Мемфис, в столицу, с посланием моего царевича, в теперь я должен отвезти ему ответ. Я не могу рисковать - ведь я служу царской семье давно, когда царевича и на свете не было. - Так ты оставишь нас тут подыхать от жары и дожидаться дикарей? - вскричал Ульдин. - Успокойся, - сказал Олег и посмотрел на Диора. При этом физиономия у него была такая же лукавая, как у ахейца. - Все так, от нас будет много неудобства, капитана. Но не изволишь ли принять небольшой подарок в награду за великодушие? И ты, и твой царь убедитесь, что мы люди не бедные. Говоря это, он рылся в своем кошеле. Сверкнули на солнце золотые монеты и тотчас скрылись в проворных пальцах Диора. - Вот теперь я убедился, что люди вы благодарные, - сказал ахеец. - И одно это обязывает меня помочь вам. Ступайте на борт. А лошадь... Если бы ты, господин, согласился принести лошадь в жертву здесь же, на берегу, чтобы наше путешествие было благополучным, то по прибытии, клянусь, ты сможешь выбрать любого коня из моих табунов. Ульдин поворчал, но уступил. Диор приглашающе указал на корабль. - Сначала на Родос, - сказала Эрисса радостно. - Дункан, Дункан, ты увидишь своего сына! Рейд остолбенел, но Диор осадил Эриссу: - Боюсь, что не получится. Я посланец царевича Тезея и должен следовать своим курсом. А отклонился я так далеко к западу от дельты Нила потому только... - Что боишься пиратов в Эгейском архипелаге, - с горечью закончила Эрисса. - Что? Какие пираты? Тебе напекло голову? Не обижайся, госпожа, я знаю, сколь высоко положение женщины у вас на Крите. Ты ведь в молодости танцевала с быками? Это видно по всем ухваткам. Да. Так вот, никаких пиратов. Или ты думаешь, что мы в Тирренских водах? Просто при таком ветре я решил пройти вокруг западной оконечности Крита, а затем - наискосок к Пелопоннесу и к Афинам. Оттуда ты сможешь добраться до Родоса самое позднее будущей весной. Но это не успокоило Эриссу. - Ты говоришь так, как будто Минос со своим флотом все еще хранит покой на море для добрых людей! - ядовито сказала она. - Мне кажется, госпожа, тебе следует отдохнуть на корабле в тени, - Диор продолжал быть великодушным. - Когда я последний раз ходил в Кносс с товаром, а это было всего-то с месяц назад, Минос восседал в своем Лабиринте и его чиновники, как водится, взимали с товара десятину. Она побледнела. - Проклятые критяне! - проворчал один из спутников Диора. - Отче Зевс, доколе еще нам влачить их ярмо? Товарищи его тоже казались разгневанными. 7 Поначалу корабль показался раем. И Рейду, ошеломленному каскадом невообразимых событий (ведь таких подробностей он не мог узнать ни из одного исторического романа), понадобились целый день, ночь и часть следующего дня, чтобы убедиться, что корабль, в лучшем случае, не является адом. Перекусив (солонина, лук-порей, черствый ржаной хлеб и разведенное вино), Рейд сидел у борта, подставив лицо прохладному ветру, шевелившему волосы, смотрел на чистое небо и синее море и вспоминал строку Гомера о многосмеющихся волнах. Волны плескались совсем рядом под низким планширом. Рейд видел каждый пузырек пены, каждый всплеск и не переставал удивляться чуду природы - морской волне. Корабль двигался вперед, оставляя след. Палуба неспешно раскачивалась, скрипели бревна, время от времени хлопал парус, поймавший попутный ветер. В воздухе пахло смолой, озоном и морской солью. Рулевой на корме (а кораблю такого размера полагалось иметь рули и на корме, и на носу) возвышался, как молодой бог. Остальная команда расположилась под распорками - кто сидя, кто лежа. Спали моряки нагишом, подложив одежду под голову, иногда укрывались грубыми одеялами из овчины. На кормовой палубе было тесно. Впрочем, корабли редко находились в море по несколько суток - плыли, как правило, вдоль берега и ночевали на берегу же. Моряки то и дело с любопытством и боязнью поглядывали на незнакомцев. Откуда взялись эти чужаки? Немало времени прошло, прежде чем моряки решились перекинуться с пришельцами словом-другим, помимо хриплых приветствий. Они в основном толковали друг с другом, занимались своими делами и время от времени делали пальцами знаки, отгоняющие злые силы. Рейд вспомнил, что видел такие знаки во время своего путешествия по Средиземному морю. Но это произойдет лишь через несколько тысяч лет. Итак, они плывут в Афины! Но не в те полюбившиеся мне Афины, напомнил себе Рейд. Храмы Акрополя, Башни Ветров, колонны Зевса-Олимпийца, маленькие гостеприимные кофейни, таксисты, старухи в черном, торговцы вареными кукурузными початками, веселые мужчины, которым, казалось, поголовно хотелось узнать, как там, в Бруклине, - забудь о них, нельзя об этом вспоминать. Забудь заодно Аристотеля, Перикла, Эсхила, победу при Марафоне, осаду Трои и самого Гомера. Ничего этого нет, разве что в песнях иных племен звучат строки, которые войдут потом в эпос и будут жить, когда создавшие их обратятся во прах. Все остальное - призрак, даже не призрак - так, галлюцинация, забытый сон... Ты направляешься в Афины царевича Тезея. Он-то, по крайней мере, дожил до твоих дней: в детстве ты с увлечением читал о том, как герой по имени Тезей убил чудовищного Минотавра... Тень упала на него. ...Минотавра, которому служила Эрисса. Она присоединилась к нему, не обращая внимания на матросов, которые подались назад, чтобы оставить их вдвоем на скамье. Плащ, который ей дали на корабле, она не накинула на плечи, а повязала вокруг талии вроде юбки. - Почему так? - спросил Рейд, указав на плащ. Она пожала плечами: А что, лучше кутаться, как ахеянки? Слова кефту легко лились с ее языка. Она глядела вдаль. - Разве все это не прекрасно? - он неловко старался приободрить ее. - Теперь я понимаю, почему Афродита родилась именно из морской пены... - Что? - она повернулась к нему. - О ком это ты? - Разве ахейцы... - он запинался. - Не верят... в богиню любви, поднявшуюся из моря у берегов Крита? Она фыркнула: - У твоей Афродиты коровье вымя и голый зад, это сука, у которой постоянно течка... Рейд испуганно оглянулся. Должно быть, мало кто из этих людей свободно владел критским. Никто, казалось, не слышал ее. - А вот наша Богиня в образе Девы Бритомартис родилась именно так, - сказала Эрисса. Вероятно, ахейцы сохранили - точнее, сохранят - этот прекрасный миф, но отнесут его к своей примитивной богине плодородия. После падения Крита. Эрисса стукнула кулаком по перилам. - Море принадлежит Ей - и нам! - воскликнула она. - Дункан, какое заклятье заставило тебя все забыть? - Я же говорил, что я простой смертный, и я более растерян, чем ты, - с отчаянием сказал он. - Я все пытаюсь понять, что с нами произошло. Мы перенеслись во времени... - Тише! - она положила руку ему на плечо. - Не здесь. Потом и в другом месте. Этот Диор вовсе не такой болван, каким хочет казаться. Он постоянно следит, подслушивает, выпытывает. И он враг нам. Несмотря на то, что в приближении непогожей осени судоходство на морях шло на убыль, им встретились два корабля. Один, шедший по ветру, был торговым судном с Кефта, хотя команда его, казалось, собрана со всего Восточного Средиземноморья. Он шел из Пилоса с грузом шкур, которые нужно было обменять на доброе ливанское дерево. Стволы же капитан собирался доставить в Египет и взять там взамен изделия из стекла, а потом возвратиться в родной порт Наксос на зимовку. Диор пояснил, что такие рейсы снова стали выгодны после того, как фараон Аменхотеп подавил бунт в Сирии. Другой корабль, покрупнее, направлялся в Аварис с грузом слова из Британии. Здесь команда была еще более разношерстная и включала даже выходцев с севера, насколько можно было судить с расстояния нескольких десятков ярдов. Мир этот был менее замкнут по сравнению с более поздними временами. А потом Рейд нашел и причину этого. Стройная галера прошла на горизонте. Люди Диора грозили ножами в ее сторону и делали оскорбительные жесты. - Что это за корабль? - спросил Рейд. - Критское боевое судно, - ответил Диор. - Сторожевик. - Помогает морякам, потерпевшим крушение, - заметила Эрисса. - И воюет в пиратами и варварами. - Воюет с теми, кто стремится к свободе! - пылко воскликнул стоявший поблизости молодой ахеец. - Прекратить разговорчики! - приказал Диор. Юноша поплелся на корму. Эрисса сжала губы и промолчала. Сразу после наступления темноты ветер стих и корабль недвижно закачался под величественными звездами. Рейд подумал, что звезды ведь тоже не вечны. - Скажи мне, - обратился он к Эриссе. - Какое созвездие открывает ваш Зодиак? - Разумеется, Бык, Бык Астериона, когда весной он восстает от смертного сна! - ее резкий голос зазвучал почтительно, она поцеловала свой амулет, сделала знак, отгоняющий зло и крестное знамение - символ Солнца. Точки равноденствия переместились, подумал он. Я вернулся назад на... две двенадцатых двадцатишеститысячелетнего цикла. Впрочем, вычислю потом. Он задрожал, хотя ночь и не была холодной, заполз под распорку и укрылся овчиной, которую дал ему Диор. На рассвете мачту сняли и пошли на веслах под мерный напев рулевого: "Рипапай! Рипапай!" Хлюпая и скрипя, корабль двинулся по морю, бледно-голубой цвет которого постепенно переходил в индиго. Олег заявил, что хочет поразмяться, и сел за весло. Поступок чужака помог морякам преодолеть боязнь. Когда подул ветер (не попутный, как вчера, и Рейд удивлялся, как такая неуклюжая посудина ловит любой ветер), они собрались вокруг русского, который сидел, свесив ноги, на фордеке. Матросы угостили его неразведенным вином и засыпали вопросами. - Откуда ты, чужеземец? - Где твоя родина? - Где ты странствовал? - Какие корабли строят в твоей земле? - Твои доспехи в самом деле из железа? - Железо ведь не годится, оно хрупкое, даже если выплавить его из руды, а это куда как трудно, я слыхал. В чем же секрет? - Эй, а какие у вас бабы? - А вино? Или вы пьете пиво, как египтяне? Весело сверкали зубы на смуглых лицах, играли мышцы, смех и веселые разговоры уносились в голубой простор. Неужели эти славные, откровенные ребята, мастера на все руки - варвары, как утверждает Эрисса? Она в задумчивости сидела на скамье у кормы. Рядом был Ульдин. Они молчали. Попав на палубу, гунн первым делом перегнулся через перила, дивясь тошнотой. Ахейцы за его спиной посмеивались. После этого он не проронил ни слова. Морскую болезнь он преодолел, но тяжело переживал свой позор. А может, просто корчился от ужаса у себя за мачтой? Бесконечная вода - это не живая резвая лошадь! Диор развалился на палубе рядом с Олегом, ковырял в зубах и разговаривал скупо. Рейд с волнением прислушивался к разговору. Он надеялся, что русский, даже изрядно выпив, не допустит промашки. Олег не дурак, но ведь и самому сильному человеку случается расслабиться... - Коли хотите знать - я из руссов. - Олег осушил чашу и протянул ее за новой порцией. Его светлые волосы выбились из-за головной повязки, глаза сияли счастьем. Он почесался и рыгнул. - Про других не знаю. Расскажу вам о наших землях, они кому здесь знакомы - разберемся. Все уселись вокруг него. Пригубив из наполненной чаши, Олег начал: - Сперва о севере. Вам интересно будет послушать. Леса и леса тянутся на много миль. Есть, конечно, и селенья, но можно целую жизнь прожить, а из леса так и не выйти. Так со мной в детстве чуть и не случилось. Отец мой торговал, а когда Новгород взяли поляки, пришлось бежать. Потом город отвоевал Ярослав, а потом он затеял долгую войну с братом, и нашу торговлю с югом пришлось свернуть. Мы ушли в леса, стали охотиться и ловить зверя. Могу сказать - научился я ходить по лесу. У финнов есть такие... лыжи называются, чтобы бегать по снегу. Финны все колдуны. Научили меня вызывать попутный ветер, хоть и не всегда получается... Это понятно, я ведь в Христа верую. "Христос" по-гречески - "помазанник", и моряки удивились, решив, что рассказчик исповедует какую-то тайную веру. - Наконец мы вернулись и снова начали торговать. Дела пошли неплохо. В те же времена получил я еще один урок, - Олег хохотнул, отхлебнул вина и погрозил пальцем. - Но тут началась война с Константинополем, и снова торговля прекратилась на несколько лет. Эти годы в провел в Норвегии. Тамошний король русским друг, он служил одно время у Ярослава, женился на его дочери... Много мехов приобрел я в этой стране. А после того, вернувшись в Константинополь, в первый раз убил человека. - Ты рассказывал о своей земле, - напомнил кто-то. - А! Да. Рассказывал. Значит, Новгород. Хотите верьте, хотите - нет, а Новгород, хоть и далеко от побережья, а самый что ни на есть морской порт. Идешь на веслах из Финского залива по Неве, пересекаешь Ладожское озеро, потом вверх по Волхову до озера Ильмень. Тут водный путь кончается, до Днепра добираешься по суше, зато потом - прямиком по Днепру, если не считать порогов. Благодаря этому водному пути, скажу я вам, и разбогател Киев. Но я верен Новгороду. Там янтарь и меха дешевле. Так вот, добираешься до Черного моря и вдоль южного побережья до самого Константинополя. Вот это город, ребята, всем городам город! - Подожди, - тягуче сказал Диор. - Чтобы попасть через него в эти воды, нужно пройти еще два пролива и небольшое море? - Угадал! На мысе северного пролива и стоит Константинополь! - Там нет никакого города! - возразило один один из моряков. - Ты, должно быть, просто не разбираешься! - высокомерно ответил Олег. - Разрази меня Зевс, зато я разбираюсь! - воскликнул Диор и все притихли. Слышался только плеск волн да жалобное блеяние овец под палубой. - Я много раз ходил в этих водах. Добрался однажды даже до Колхиды на Кавказе. И я не единственный ахеец, бывавший там. - И вы осмеливаетесь плавать туда на таких скорлупках? - воскликнул Олег. - Да я такой борт пробью кулаком! - Гостю не пристало лгать, - сказал Диор. - Погоди, - сказал Рейд, протягивая руку. Олег покачал головой. - Виноват. Перебрал, - он посмотрел на свою чашу. - Я забыл. Мы же перенеслись во времени. Значит, Константинополь еще не построен. Но он будет, говорю вам, будет! Я там был. Я знаю... Диор застыл. Лицо его окаменело. Слушатели зашевелились и загудели. Нашаривали бронзовые ножи, складывали пальцы в оберегающий знак. - Олег, - сказал Рейд. - Хватит. - Почему? - обиделся Олег. - Ведь это правда. Начнем пророчествовать... - Хватит, - сказал Рейд. - Я ведь объяснил, откуда я. Так поддерживай меня. Олег прикусил язык. Рейд повернулся к Диору. Подавляя тревогу, от которой мороз бежал по коже, он выдавил из себя извинительную улыбку: - Сказки рассказывает мой товарищ. Впрочем, то, что с нами случилось, любого собьет с толку. - Лучше нам воздержаться от подобных разговоров, - предложил Диор. - Пока не доберемся до дворца в Афинах. Так? 8 Обстановка на корабле не стала менее дружественной. Моряки, очевидно, пропустили мимо ушей слова насчет путешествия во времени - чего не наговоришь, когда речь идет о таких отдаленных землях, как Россия и Византийская империя. Помогло и то, что всю дорогу дул попутный ветер. Рейд подумывал, не отнести ли такую удачу на счет новгородца или гунна, который тоже понемногу разговорился - добрая беседа все по душе. Да и сами моряки были рады свежим слушателям: рассказывали, как торговали в областях, охраняемых флотом Миноса, о набегах за рабами в другие земли, об охоте на оленей, медведей, кабанов, зубров и даже львов, которые все еще встречались в Египте, рассказывали о стычках с дикими горцами и жителями других ахейских полисов, вспоминали драки, выпивки, обменивались воспоминаниями о портовых гетерах и храмах в Азии, где девушки, прежде чем выйти замуж, обязаны были отдаться первому встречному мужчине, говорили о богах, привидениях и чудовищах... Рейд уклонялся от бесед о своей эпохе и предпочитал изучать нынешнюю. Ему поведали, что ахейцы - народ хозяйственный: даже цари пахали землю и умели столярничать. У беднейших граждан были свои права, ревниво охраняемые. В сословии воинственных знатных мужей (то есть тех, кто мог купить себе полное вооружение и стать непобедимым для простого воина) царь был лишь первым среди равных. Женщины не пользовались таким равноправием, как их сестры на Крите, но в семье их было принято уважать. Немногие ахейцы отваживались пока выходить в море. А Диор был одним из немногих, плававших в открытых водах, что для кефту было обычным делом. Зато ахейцы были превосходными скотоводами и колесничими; все они отлично разбирались в лошадях, и по многу часов толковали на эту тему с Ульдином. Незыблемыми были для них понятия семьи и вождя. Мужчине полагалось быть гостеприимным в пределах, допускаемых его богатством, содержать свое тело в чистоте, знать предания и законы, ценить искусство сказителей, танцоров и художников и глядеть беде и смерти прямо в глаза. Но не укрылась от Рейда и гордыня этих людей, которая в любую минуту могла вызвать вспышку убийственного гнева, и полное отсутствие сострадания к людям низшего сословия (если ты не свободнорожденный ахеец или могущественный чужеземец, ты - никто), и сварливость, дробившая этот народ на крошечные царства, которые, в свою очередь, дробились в гражданских войнах. - Знаешь, отчего критяне верховенствуют над нами? - спросил Диор, стоя рядом с Рейдом на носу и следя за полетом выпущенного голубя. - Назову главную причину. Мы не можем объединиться. И Лабиринт этого не допускает. Большие города на материке - Микены, Тиринф - все они подкуплены. Критские товары. Критские манеры, Критские обряды. Критское то, критское се. Аж тошнит. Хотел бы я, чтобы Минос полностью подчинил их! Но нет, он слишком умен для этого. Верные ему цари заседают с нашими в совете, устраивают заговоры, подкупают и натравливают ахейцев друг на друга. А если кто и попытается стать свободным, как мой царь Эгей, будь уверен: шпион из Микен или Тиринфа пронюхает и донесет в Кносс. - И что тогда? - спросил Рейд. - Тогда Минос собирает свой флот, блокирует все порты и захватывает корабли своих данников и - тьфу! - и союзников, которые не прислали ему войска на подмогу. Ничего не поделаешь - приходиться слать. Вот почему на будущий год еще семь юношей и семь девушек поплывут из Афин к Минотавру. Диор замолчал и стал вглядываться в даль из-под руки: - А, вот она! Сейчас мы увидим то, что углядела птица. Во-он там, на краю земли. Видишь? Это самая высокая гора на Крите. Клянусь пузом Афродиты! До заката они обогнули огромный остров. Из воды поднимались белые береговые утесы, над ними круто вверх уходили зеленые склоны. Кораблей в море было, что чаек в небе. Эрисса стояла у борта. В последние дни она не тревожилась, разговоры вели лишь самые необходимые и все время погружена была в раздумья. Какие страхи и желания хранит в себе этот гордый профиль? Словно прочитав мысли Рейда, Эрисса тихо сказала: - Не волнуйся за меня, Дункан. Годы научили меня ждать. К следующему вечернему приливу из лиловых вод поднялись скалы Пелопоннеса. Всего, что помнил в этих местах Рейд, не было, - ни холмов с насаженными деревьями, ни множества судов и суденышек на воде. Были только зеленые леса, море, небо и тишина, которую нарушал только плеск весел. Даже напев рулевого стал тише. Воздух был свеж, высоко в небе отливали золотом крылья пары журавлей. Диор показал на остров Киферу в нескольких милях от берега. - До Пирея осталось два дня ходу, а то и меньше, - сказал он. - Но мы останемся здесь на ночь и принесем жертву богам за благополучное плавание. И на славу выспимся: тут можно и на другой бок повернуться, и ноги вытянуть. На берегу небольшой бухты были видны следы многочисленных стоянок: выгоревшие круги от костров, обрывки веревок и прочий хлам, могильный каменный столб напротив изображения неведомого божка, наиболее выдающимся достоинством которого был фаллос. В рощу уходила тропинка. Диор сказал, что там ручей. Моряки бросили камень-якорь и вброд перешли на берег, волоча за собой причальный канат. Ульдина закачало. - Злые здесь духи! - завопил он, выхватив саблю и огляделся. - Земля ходуном ходит! - Это пройдет, - улыбнулся Олег. - Вот как оно лечится! И присоединился к морякам, которые принялись бегать, прыгать и бороться, испуская воинственные вопли. Диор дал им побеситься с полчаса, а потом велел разбивать лагерь и собирать хворост для костра. Эрисса увидела могилу, обвязала плащ, как юбку, обнажила грудь, опустилась на колени и, сжимая амулет, сделала молитвенный поклон. Диор поглядел на нее с неудовольствием. - Надо было ее остановить, - пробормотал он, обращаясь к Рейде. - Да я не углядел вовремя. - Что она делает? - Молится, должно быть, о ниспослании вещего сна. Я сам собирался это сделать. Говорят, что тот, кто здесь похоронен, обладал могучей силой. А сейчас поздно: его не стоит тревожить дважды за один вечер. А я-то часть жертвы посвятил ему! - Диор дернул себя за бороду и нахмурился. - Интересно, чем она заменила жертву. Эрисса не простая критянка, друг Дункан, даже не простая танцовщица с быками. На твоем месте я бы держался от нее подальше. Эрисса натянула платье и отошла в сторону, Казалось, что на нее снизошел внутренний покой. Рейд не заговорил с ней: он внезапно почувствовал, насколько чужд ему ее мир. Ночь опустилась раньше, чем дрова превратились в уголья, чтобы поджарить овцу, нарочно привезенную для этой стоянки из Египта. Жертвоприношение было кратким, но впечатляющим: отблески огня и тени плясали на высоких мужах, выстроившихся в ряд; оружие, вскинутое к небу, приветствуя Гермеса, покровителя путешественников, напевное заклинание Диора. Диор самолично зарезал овцу, обернул ее кости жиром и бросил в огонь. Громкие возгласы, как дым, поднялись к звездам. Мечи со звоном ударялись о щиты и шлемы. Олег перекрестился. Ульдин уколол палец и стряхнул несколько капель крови в огонь. Эриссу Рейд в темноте не разглядел. Она приняла участие в последовавшем пире. Пировали с легким сердцем, передавая друг другу мехи с вином. Потом один из воинов встал, тронул струны лиры и запел: Славный восстал Гиппиом, победивший злокозненных горцев, Тот, что селенья их сжег, а самих их стервятникам бросил, Женщин и злато добыл и главу вождя их, Скейдона. Громко в руке его лук зазвенел и стрела полетела. Остальные моряки под эту песню плясали на песке. Когда ахейцы сели, встал Ульдин. - Я спою вам песню, - предложил он. - А после я, - сказал Олег. - Песню про странника, которого занесло так далеко от родимого Новгорода... - он икнул и стал тереть глаза кулачищем. - Моя песня про степь, - сказал Ульдин. - Она поросла травой, а весной на ней алеют маки, словно кровь, и бродят жеребята на тонких ножках. Морды их нежнее щеки ребенка, и снится им день, когда они галопом поскачут догонять радугу... Он запрокинул голову и запел на родном языке. И голос, и мелодия были на удивление нежными. Рейд сел в стороне от костра, чтобы видеть все. Вдруг он почувствовал, что его тянут за рукав. Обернулся и увидел неясную фигуру Эриссы. Сердце его замерло. Он тихо, как мог, поднялся и вышел за ней из круга света на тропу. Под деревьями было темно. Взявшись за руки, они на ощупь находили дорогу. Через несколько минут подъема перед ними была поляна. С трех сторон ее окружал лес. Светила луна. Рейд часто любовался ею на корабле, перед тем, как уснуть. Но тут было настоящее волшебство. И луна, и звезды отражались в зеркале моря. Звезды были и в траве, и на камнях - это сверкала роса. Воздух был теплее, чем на берегу, словно лес согревал его своим дыхание. Остро пахло прелой листвой. Негромко прокричала сова. Между камнями, поросшими мхом, жужжал ручей. Эрисса вздохнула: - Я надеялась, что для разговора мы найдем как раз такое место, освященное Ее близостью. Этого момента он все время боялся, но сейчас ощутил в ней полную покорность судьбе - покорность, лишенную и печали, и радости. Она расстелила плащ. Оба сели лицом к воде. Пальцы Эриссы коснулись бороды Рейда. Он увидел ее улыбку. - С каждым днем ты все больше походишь на того Дункана, которого я знала, - прошептала она. - Так расскажи мне, что с нами было, - попросил он. Эрисса покачала головой. - Я не все помню, особенно ближе к концу - какие-то обрывки, все в тумане... Рука, которая гладит меня, тихие слова... И колдунья, та, которая заставила меня заснуть и все забыть, - она всхлипнула. - Конечно, это было милосердием, если подумать, какие ужасы ожидали меня потом. Если бы и это "потом" так же затерялось в тумане. Она больно стиснула его руку. - Мы сели в лодку - Дагон и я, - и решили плыть к восточным островам, искать убежища в одной из колоний кефту. Но из-за грозовых туч, дождя и пепла не видели ни солнца, ни неба, и даже море кипело от боли, а потом поднялся ветер, и мы стали беспомощны. Только удерживали лодку на плаву. Когда стало потише, мы увидели корабль. Это были троянцы. Они испугались окутавшей все тьмы и повернули домой. И они взяли нас в рабство. Она перевела дыхание. Рассказ разбередил душу. Рейду тоже стало не по себе, он по привычке достал трубку и табак. - Того, кто купил меня, звали Мидон. Он был ахейской крови - представляешь, ахейцы уже и до Трои добрались - но не худший из хозяев. И Дагон был со мной - упросил Мидона купить и его. Так мы оказались вместе. Я помню, как ты, Дункан, прощаясь, велел Дагону заботиться обо мне. И ты все еще отрицаешь, что бы бог? Когда родился твой сын Девкалион - а я всей кровью чувствую, что он твой, - я дала ему это имя потому, что оно начинается с той же буквы, что и твое. К тому же я поклялась, что он станет родоначальником племени. Значит, он не должен вырасти в рабстве. Я ждала еще целый год, все рассчитала и готовилась. Дагон тоже набрался терпения - я доказала ему, что такого веление судьбы. Мы бежали, я несла Девкалиона на руках. На прощанье я хотела перерезать горло дочери, которую родила от Мидона, но не смогла - такая крохотная была она в своей колыбельке. Надеюсь, она хватила горя с таким папашей. Мы добрались до места, где спрятали лодку и припасы, и тронулись в путь. Собирались плыть к Додеканесу - там колония кефту. Но ветер отнес нас на север и прибил к побережью Фракии. Здесь мы прожили несколько лет среди диких горцев. Приняли нас хорошо, потому что мы одаряли их вещами, украденными у троянцев. Потом Дагон стал большим человеком, потому что умен и владеет многими искусствами и ремеслами кефту. А я, простая жительница Атлантиды, никакая не жрица, учила их поклоняться Богине и Астериону, и это им пришлось по душе. А они, в свою очередь, приняли меня в союз колдуний. Тут я, помимо иных умений, научилась искусству врачевания, неизвестному в Греции и на островах, - я знаю травы и заклинания, умею вызывать Сон. Так что не злой бог привел нас во Фракию. Должно быть, это та судьба, которую ты мне предсказал. Наконец мы разбогатели и смогли заплатить торговцам из Родоса за проезд на их корабле. А на Родосе у меня нашлись родственники и помогли нам начать жизнь сначала. Но той девушки, которую ты любил, Дункан, больше нет. Наступило молчание. Пела вода в ручье, сова пересекла лунный диск. Дункан сжал руку Эриссы. - Я вовсе не тот бог, которого ты помнишь, - сказал он наконец. - И не был им никогда. - Значит, бог использовал твое тело, а потом покинул его. От этого ты мне не менее дорог. Он отложил трубку и сказал: - Постарайся понять. Мы все перенеслись назад во времени. И ты тоже. Но я уверен, что та девушка, которой была ты, живет сейчас в Атлантиде, которая еще не погибла. - И не погибнет! - голос ее зазвенел. - Так вот зачем мы посланы сюда, Дункан: чтобы предупредить и спасти мой народ. Он не нашел ответа. - Как я тосковала по тебе. Ты мне снился. Я сильно состарилась, милый? Кто-то другой, а не Рейд, ответил: - Нет. И никогда не состаришься. А сам подумал: "У тебя было несколько интрижек, о которых не стоит рассказывать Пам. Боже! Ведь Пам родится через три-четыре тысячелетия, а Эрисса здесь, и она прекрасна..." Но это думал уже не он, а какой-то незнакомец, заброшенный сюда из несуществующего завтра. А сам он был как раз тот, который шептал нежные слова. Эрисса приняла его, смеясь и плача. 9 Эгей, царь Афинский, был некогда сильным человеком. Ныне же годы выбелили его волосы, мышцы на крепких костях одрябли, глаза затуманились, пальцы скрючило артритом. Но на своем троне он восседал с достоинством и не выказывал испуга, держа в руках полушария ментатора. Раб, который выучил с помощью ментатора язык кефту, лежал ниц на глиняном полу, покрытом соломой. Он не мог четко выговаривать новые слова, потому что рот ему повредили древком копья - затыкали вопящую от ужаса глотку. Воины-ахейцы и приглашенные, числом около полусотни, держались невозмутимо, только облизывали пересохшие губы да закатывали глаза. Слуги и женщины жались к стенам. Только собаки, огромные мастиффы и волкодавы, не скрывали страха и рычали. - Это щедрый дар, - сказал царь. - Мы надеемся, он пригодится тебе, мой господин, - ответил Рейд. - Пригодится. Но в нем скрыто нечто большее - он спасет нас от бед и несчастий. Пусть оба полушария хранятся в гробнице Пифона. Через десять дней состоятся жертвоприношения, после чего - игры в пиры на три дня. А что до тех четверых, что принесли этот дар, - да знают все, что это царские гости. Отвести им достойные помещения, дать одежду, красивых женщин и все, что они пожелают. Они достойны этого. Эгей, сидящий на троне, покрытом львиной шкурой, склонился к гостям и закончил простыми словами: - Вы, должно быть, устали. Вам покажут ваши комнаты, умойтесь и отдохните. Вечером за ужином мы послушаем ваш рассказ полностью. Сын его Тезей, сидевший справа от отца на троне пониже, кивнул: "Да будет так!". В продолжение всего приема царевич сидел с каменным лицом и с тревогой разглядывал незнакомцев. Когда раб-дворецкий провожал их из зала, у Рейда появилась возможность приглядеться повнимательней. Афины - маленький убогий городишко на периферии цивилизации, - и не мог похвалиться каменной архитектурой, как Микены или Тиринф. Царский дворец на холме Акрополя был деревянным - правда, из огромных бревен. Тогда в Греции еще росли большие деревья. Массивные колонны поддерживали потолочные балки на высоте не менее ста футов. Свет проникал сквозь огромные окна с открытыми ставнями и дымовое отверстие в крыше. В зале было темновато: по стенам было развешано оружие, отражавшее свет каменных светильников. Но меха, расшитые шторы, золотая и серебряная посуда придавали всему грубое великолепие. От зала расходились три крыла. В одном располагались дворцовые службы и жили рабы, во втором - царская семья, третье предназначалось для гостей. Комнаты, выходившие в коридор, были квадратными, вместо дверей занавеси, плотные и богато расшитые, такие же занавеси на оштукатуренных стенах. Постелями служили груды соломы, покрытые мехами и овчинами, тут же, под рукой, стояли сосуды с водой и вином. В каждой комнате ждала робко кланяющаяся молодая рабыня. Олег захлопал в ладоши: - Хо-хо! Мне здесь нравится! - Если мы не сможем вернуться, - согласился Ульдин, - нам будет неплохо на службе у Эгея. Дворецкий указал комнату и для Эриссы. - Мы останемся вместе, - сказал Рейд. - И один слуга - этого вполне достаточно. Дворецкий усмехнулся. - Каждому по комнате, господин. Таково распоряжение. Сейчас мы сможем себе это позволить - гостей не много, на побережье сбор урожая и сезон мореплавания еще не закончен. Лысый иллириец был дерзок, как все старые слуги. "Но нет, - подумал вдруг Рейд. - Это раб. И ведет он себя как пожизненно заключенный, смирившийся с неволей". Девушки сказали, что принесут одежду. Какую пищу предпочитают господин и госпожа? Не пожелают ли они пройти в баню, где их вымоют, сделают массаж и умастят оливковым маслом? - Потом, - сказала Эрисса. - Когда мы будем готовиться к приему у царя. И царицы, - добавила она, хотя и знала, что ахейские женщины не пируют с мужчинами. - А пока мы отдохнем. Оставшись наедине с Рейдом, она обняла его, прижалась щекой к его плечу и прошептала: - Что будем делать? - Не знаю, - ответил он и вдохнул запах ее волос. - Пока выбирать не приходится. Возможно, здесь нам придется и дни свои кончить. Наши друзья говорят, что могло быть и похуже. Она обняла его еще крепче - так, что ногти вонзились в спину. - Ты не смеешь так думать! Эти люди сожгли - нет, еже сожгут Кносс и разрушат мир Миноса, чтобы безнаказанно пиратствовать на морях! Он не дал прямого ответа. Так все выглядит лишь с ее точки зрения. А с моей? Они грубы, эти ахейцы, и но разве они не благородны и откровенны по-своему? И разве человеческие жертвы Минотавру лучше? А вслух сказал: - Если ничего не выйдет, мы найдем способ переправить тебя на земли кефту. - Без тебя? - она отстранилась от него. Голос ее странно изменился. Рейд удержал ее. - Этого не будет, Дункан. Ты поплывешь в Атлантиду, будешь любить меня, а в Кноссе дашь жизнь нашему сыну. А потом... - Тише! - он закрыл ей рот рукой. Диор вполне мог приставить шпионов к таинственным гостям, тем более, что одна из них критянка. А через занавеси все слышно. Рейд слишком поздно сообразил, что с помощью ментатора нужно было обучить их группу гуннскому или древнерусскому - ведь они здесь никому не известны. Но в пустыне было некогда этим заняться, а на корабле не разрешил бы Диор - зачем ему непонятное колдовство, вдруг оно